Звуки битвы, и он один, в окружении множества врагов. В тяжелых доспехах с размаху описывает широкую дугу перед собой двуручным мечом и ранит сразу нескольких противников. Один из них, кажется, падает и остается лежать на земле. Остальные испуганно пятятся, давая Александру хотя бы полсекунды, чтобы перевести дух и собраться с силами для новой атаки. Он делает вдох, шагает вперед, замахиваясь своим огромным мечом…
…а потом просыпается.
– Да что за бред? – Саша сел в кровати и пытался понять, где он.
Через пару минут окончательно пришел в себя и вспомнил, где он, когда и почему. Уже три месяца Саша работал инженером на колониальной космической станции на планете К814, которая получила по рейтингу пригодности невероятно высокую оценку в 90 баллов из 100, и, чтобы попасть сюда, ему пришлось преодолеть огромнейший конкурс из более чем двух тысяч человек на место. Столь большое число желающих объяснялось тем простым фактом, что до этого ни одна планета не получала оценки пригодности выше 48. Никто не хотел лететь на П475 с ее бесконечным метеоритным дождем. И на С671 с ее средней температурой в -92 градуса Цельсия. Людей приходилось заманивать речами о долге перед человечеством, обещаниями невероятных приключений, ну и огромными контрактами, конечно же. То ли дело К814…
Эта планета была идеальной. Она была второй Землей, с ещё не погубленной экологией и природой. Надеждой человечества на первую действительно жизнеспособную колонию, второй шанс и новую жизнь. Эта планета была невероятно хороша всем, кроме одной вещи. Воздух. В здешней атмосфере было слишком мало кислорода и слишком много углекислого газа. И находились ядовитые для живых существ с Земли вещества. И только-то. В общем, сущие мелочи. В остальном же она была просто идеально пригодна для колонизации и жизни. Но кто же будет обращать внимание на подобную ерунду. Именно поэтому корпорацию Заслон, открывшую технологию сверхсветового прыжка и начавшую эпоху колонизации планет дальнего космоса 50 лет назад, штурмовали желающие улететь на другую планету энтузиасты.
Что же касается К814, то можно подумать, что с таким воздухом колонизировать планету не имело никакого смысла, но химики, биологи и другие учёные давали хорошие прогнозы. Каких-то хотя бы двести-триста лет активной работы, и планета станет пригодной для жизни человечества. И скафандры не будут нужны, и земная жизнь везде будет бить ключом, и яблони будут цвести. Что в конце концов это за срок в масштабах жизни человечества на новой не испорченной ещё планете? Проблема была только в том, что каких-то двухсот-трехсот лет у жителей Земли не было. По прогнозам все тех же ученых оставалось, в лучшем случае, около ста пятидесяти в условиях испорченной экологии, пережившей несколько войн и технологических катастроф.
Ну а пока ученые и инженеры выживали и работали на закрытой станции со сложной системой многоступенчатой фильтрации, очистки и насыщения кислородом воздуха. Совершали мелкие ремонтные работы и брали образцы для изучения при помощи дронов. И искали наиболее эффективные способы укротить этот новый дивный мир, богатый разнообразным растительным царством и практически не обладающий животным.
– Да как же душно здесь все время!
Кислорода на станции было ровно столько, сколько нужно для того, чтобы все были живы и могли работать. И ни каплей больше… В условиях жесточайшей экономии некоторые жаловались на духоту. Но в связи с тем, что сделать ничего было нельзя, большинство просто смирилось, работало и старалось не обращать внимания.
Саше, за его тридцать лет, очень редко снились сны на Земле, и были они какие-то блеклые и скучные, но здесь они снились очень часто. Яркие, красочные, насыщенные сны о битвах, странных существах, буйной природе, магии и красивых девушках. Все как в фэнтези романах, которыми он зачитывался в детстве. Может дело было в духоте, а может в том, что мозгу было необходимо переработать слишком много информации. Саша не знал причины, но привык к своим ночным приключениям и даже расстраивался, когда ему вдруг ничего не снилось. Он посмотрел на часы и понял, что вставать нужно уже чуть меньше чем через час. Разумно решив, что снова ложиться не имеет смысла, он встал с кровати и прошел в ванную. Умылся, посмотрел на свое отражение в зеркале с бледной кожей, черными волосами, впалыми щеками, глубоко посаженными серыми глазами и острым носом. Оделся и пошел в столовую инженерного корпуса. Не
Встретить там в это время кого-то было крайне маловероятно, и Саша был этому очень рад. Он рассчитывал спокойно позавтракать, напиться кофе и приступить к работе. Но все сразу пошло не по плану.
Во-первых, там, за дальним от входа столиком, уже сидел Гройсман, который заулыбался при виде пришедшего и получил в ответ скромный кивок головой. Видимо, он дежурил этой ночью, ведь иных объяснений тому, что он оказался здесь так рано просто не находилось. А во-вторых, кофемашина снова сломалась. Грустно вздохнув, он залил кипятком из титана сублимированную кашу и чайный пакетик, обернулся и увидел, как Гройсман улыбается и машет ему рукой, приглашая сесть рядом с ним. Проигнорировать это, наверное, было бы уже грубо…
– Доброе утро, Саша. Не спится?
– Доброе, Изя. Просто хотел пораньше позавтракать, до основного потока.
– Похвально, похвально. Прийти на час раньше всех, чтобы с удовольствием позавтракать своими заслуженными сублиматами.
Гройсман смотрел на него своими маленькими хитрыми глазами, расположенными на его полноватом лице вокруг широкого носа.
– Ты не в восторге от здешней еды?
– Разве это можно назвать едой? Это не еда, это субстанция, чтобы поддерживать организм и не более того. Жду не дождусь, когда смогу наконец позавтракать нормально. Яичница с беконом, поджаренный пшеничный тост и чашечка ароматного, дерзкого, обжигающего, свежесваренного кофе.
Саша поперхнулся кашей.
– Беконом?
– А что? Ты что-то имеешь против бекона?
– Да обходится он в целое состояние. Да и как-то я думал, что ты, – Саша запнулся, начал подбирать слова и совсем запутался в своих, не до конца отошедших ото сна, мыслях.
Гройсман смотрел на его мучения с нескрываемым удовольствием.
– В общем ты понял о чём я…
– Цена, конечно, существенный недостаток. Ну а в остальном, нет проступка страшнее, чем отказывать себе в удовольствии от хорошей еды. С остальным как-то можно смириться.
– Понятно, – поддержал разговор Саша и продолжил ковырять свою кашу ложкой. – А ты сам то, как здесь оказался так рано?
– Я на дежурстве.
– Ну а почему тогда тут, а не в командном центре?
– Саша, ты меня удивляешь. Хоть раз за ночное дежурство что-то произошло здесь?
– Нет, но ведь может.
– Ну о чем ты? Мы в дальнем конце космоса, на не до конца изученной планете с ядовитым воздухом. Что вообще может пойти не так?
– Действительно…
– Самое страшное, что может произойти – это то, что происходит здесь регулярно. Поломка кофемашины. Вот кстати тебя не удивляет? Здесь собрались лучшие инженеры Земли и они никак не могут окончательно починить кофемашину.
– Ну насколько прямо уж лучшие, не знаю… А так вообще, наверное, мотивации нет достаточной на фоне других задач.
– Если отсутствие нормального кофе это не мотивация, то что вообще может мотивировать этих людей?
– Ну взял бы и починил сам.
– Я не могу.
– Почему?
– Я на дежурстве.
– Ну так ведь…
В это мгновение в столовую зашёл замученный главный инженер Михайлов, страдающий с момента вылета с Земли страшной бессонницей. Что было большим секретом и что знали буквально все работники станции. Он не ожидал здесь никого застать в это время и, увидев двух молодых людей, сидящих за одним из столов, остановился и машинально пригладил свои седые волосы.
– Доброе утро, коллеги.
– Доброе утро, Николай Вячеславович.
Михайлов прошел к кофемашине, понял, что она снова сломана, вздохнул и как-то весь болезненно съежился, так что его даже стало жалко. По станции ходили слухи, что он спит от силы по часу в день с момента вылета с Земли. Но трудно было поверить, что человек в его возрасте может несколько месяцев почти не спать и продолжать активно работать. Правда все, кто должен был отправиться в экспедицию, проходили жесточайшую медкомиссию, так что если его допустили, то со здоровьем у него полный порядок. С другой стороны, кто кто, а он точно заслуживал того, чтобы здесь оказаться, пусть даже и с некоторым закрытием глаз докторов на медицинской комиссии. Он уж точно был одним из лучших инженеров в мире. Вся система фильтрации воздуха и воды для станции была скрупулезно продумана и разработана им буквально за полгода, а впоследствии собрана и доработана здесь на К814. Еще 20-летним мальчишкой он работал практикантом в Заслоне и принимал участие в разработке технологии сверхсветового прыжка. По слухам и легендам, причем самое активное. Без его заочного участия не прошла ни одна экспедиция в дальний космос за все эти годы. Он разрабатывал и специальные защитные костюмы для Б812, позволяющие людям выживать в условиях средней температуры по планете в +75 градусов Цельсия. И защитные куполы от метеоритов для П475. И вот теперь наконец, он сам лично оказался в космосе, насколько значима была именно эта экспедиция. Возможно, именно он придумает здесь что-то, что сможет обуздать природу этой планеты и сделать её полноценно пригодной для жизни людей.