Пламя возмездия

Силий улыбался. Он бодро вышагивал по узкой тропке, тянущейся между двумя золотистыми коврами спелой пшеницы. Крестьянина радовало абсолютно все: и жгучее солнце летнего дня, и безоблачное небо, отражающееся в глазах яркой синевой, и даже ленивое комариное облако, также изнывающее, от жары.

Силий нес в поселок добрые вести о богатом урожае, который не прогнулся даже под необузданной силой страшных дождей, окативших поля в середине лета. Этих новостей ждали с нетерпением. Так получилось, что поселок основали далеко от будущих полей, в местности, непригодной для посева. Аквилонцы-основатели были больше охотниками, чем земледельцами. Только через многие годы они поняли, что живут возле плодороднейших земель. Брошенное случайно зернышко обязательно прорастало могучим колосом. Жмени просыпанных на землю зерен вскоре заставляли охотников заворожено наблюдать великолепные золотистые оазисы. В поселении это восприняли, как знак самого Владыки Света — Митра хочет, чтобы аквилонцы занимались земледелием. И охотники, следуя благословению, превратились в крестьян. Не за день. Не за два...

Прошли годы.

Все складывалось хорошо. Земледелие легко давалось аквилонцам, а богатая земля снисходительно исправляла их ошибки, награждая щедрыми урожаями. Вот только одно обстоятельство не давало новоявленным крестьянам покоя и умиротворения. Поля находились довольно далеко от поселения, и аквилонцам трудно бывало сохранить урожай от ненасытных зингарских воришек, саранчой слетающихся на золотистые поля. Многие годы крестьяне безуспешно пытались поймать хотя бы одного, но ловкость воров всегда позволяла им легко вывернуться из любой западни, оставляя за собой лишь обидные пустоты в покрывале из пшеничных колосьев. В конце концов аквилонцы бросили гоняться за призраками и тенями, мелькающими иногда в поле, и просто увеличили посевные площади.

Силий спешил рассказать односельчанам, что в этом году воры практически не тронули драгоценный урожай, а главное — пшеница уже жаждет уборки. Поэтому крестьянин, забыв свою обычную медлительность, шел быстро.

Внезапно Силий замер. Он увидел, что среди колосьев что-то чернеет.

«Вор!» — мысленно вскрикнул крестьянин и решительно сошел с тропы, аккуратно раздвигая перед собой сочные колоски. Бережливое отношение к пшенице отнюдь не мешало ему высказывать в каждом движении ярость и презрение, которые он испытывал при одной только мысли о зингарском отродье, паразитирующем па их, аквилонцев, мирном образе жизни.

Крестьяне ни разу не видели воров, но все, как один, были уверены, что урожай крадут не аквилонцы, а жители Зингары, на границе с которой и разбили когда-то свое небольшое поселение охотники. Поля располагались спорно. Нечеткая граница вполне могла разрезать их пополам. Но аквилонцев это не беспокоило. Они уже давно решили — где, чьи территории. Да и их барону, живущему дальше на север, не было дел до границ. Его волновала лишь своевременная доставка налога на землю — десятой доли урожая. Крестьяне хоть и недолюбливали своего господина, но власть уважали и платили исправно, не забывая и про десятину для служителей Митры.

Силий замедлили шаг, остановился, озадаченно потирая затылок. Перед ним ничком лежал человек в черной рубахе и штанах. Теплая одежда так не сочеталась с дневной жарой, что удивленный крестьянин несколько мгновений никак не хотел обратить внимание на четыре стрелы, торчавшие из спины, руки и ног человека, играя на ветру аккуратным опереньем. Аквилонец невольно отшатнулся, когда понял, что перед ним лежит мертвец. Но любопытство взяло вверх над ужасом и отвращением, и Силий склонился над телом. Присмотрелся и судорожно задержал дыхание, боясь упустить догадку.

Зингарец!

Низкий рост, крепкое телосложение. Крестьянин вынужден был оторвать от земли голову мертвеца, вцепившись в липкие волосы, чтобы посмотреть на лицо. Очень смуглая кожа...

Крестьянин разжал пальцы, отпустив голову зингарца. Резко выпрямился. Взгляд упал на небольшой сверток, лежащий у ног мертвеца. Силий поднял его и с удивлением обнаружил, что тот, разворачиваясь, легко превращается в огромный мешок. По плотной ткани скатилось одинокое зернышко.

«Ворюга!» — зло выкрикнул крестьянин. Сплюнул. Теперь он знал, что предположение его односельчан, касающееся зингарских воров, было верным.

Силий еще некоторое время постоял возле мертвеца, обозревая окрестности — запоминая по расположению далеких деревьев место, где лежал зингарец, и двинулся дальше, в поселок.

Но не успел он сделать и десяти шагов, как наткнулся на странный колосок и остановился. Из земли торчала стрела. Такая же, как и из тела убитого вора. Силий осмотрелся и удивленно поднял брови. Взгляд нашел вокруг десятки стрел. Они виднелись между колосьями по одной и пучками. Только сейчас крестьянин осознал, какому обстрелу подвергся зингарец. По нему стреляло не меньше десятка лучников. Но зачем кому-то обстреливать вора? Ведь он крадет зерно только с полей Силия и его односельчан.

Или причина — в другом?

Крестьянин представил себе картину происшедшей здесь бойни.

Зингарец ночью, о чем свидетельствует относительно теплая одежда, вышел в поле. Но не успел он приступить к своему грязному делу, как его обстреляли лучники.

Наверное, они его с кем-то перепутали. Другого объяснения Силий не находил.

Но с кем они спутали вора? И не бродят ли где-то здесь неподалеку эти неведомые стрелки, готовые перепутать с кем-нибудь и его самого?

«Почему лучники не забрали такие хорошие стрелы? — мысленно удивился крестьянин. — Может, они решили отыскать их при свете солнца? В темноте все-таки найти сложно. Если так, тогда они вернутся!..»

Эта последняя мысль Силию очень не понравилась. Он неуверенно наклонился к длинной стреле, которая даже после того, как вонзилась в землю, сравнялась по высоте с колосками.

Внезапно послышался короткий свист, и перед расширившимися от страха глазами крестьянина в землю вонзилась еще одна стрела.

В дверь тихо постучали. Конан не успел сказать ни слова. Просперо, как обычно, стучал исключительно из привычно аристократических побуждений. Поэтому, исполнив ритуал, тут же распахнул тяжелую дверь королевской опочивальни и вошел внутрь.

— Готов к подвигам? — усмехнулся он, глядя на заспанного короля.

Конан протер глаза огромными кулачищами и, почесав щетину, затянувшую пол-лица, удивленно посмотрел на друга.

— Не рановато ли для подвигов? — осведомился он, нехотя отбросил ногами пушистое одеяло и медленно поднялся на ноги. В голове что-то хрустело и вяло потрескивало, словно умирающий костер. В висках болезненно пульсировали раскаленные угольки, каждым ударом затуманивая воспаленное зрение.

Киммериец некоторое время тщетно пытался расшевелить отекшие мозги.

— Вчера был праздник, — неуверенно сказал он, вспоминая отрывки громких мелодий и столы, ломящиеся от выпивки и яств.

— У тебя великолепная память! — улыбнулся Просперо. — А что ты еще помнишь?

— Хм-м...

— Говорил же, не пей столько. Последний кувшин явно был лишним.

— А в честь чего праздник? — осторожно спросил король Аквилонии, мысленно проклиная дремлющую память.

— Услышал бы тебя сейчас Эпимитреус, — покачал головой Просперо.

— При чем здесь жрец? Неужели я был настолько пьян, что...

— Нет, святыни ты не осквернял. Не успел. Заснул как раз тогда, когда принялся рассказывать о вашей пьянке с Эпимитреусом на горе Голамайра. Ну что, вспомнил, в честь чего ты закатил праздник?

Киммериец кивнул. Головная боль понемногу утихала.

— Победа над слугой Сета. Нелегкая победа, я тебе скажу... Скажи-ка, а мой новый меч уже готов?

— Наконец-то ты станешь похожим на самого себя, — улыбнулся Просперо. — Твое новое оружие проходит испытание в королевских кузнях. К слову, тот обломок твоего старого меча, благословенный самим Эпимитреусом, я поместил в дворцовое хранилище редкостей. Пусть потомки поглядят на оружие легендарного предка, которым тот убил могущественного слугу Сета.

— Потомки? — кисло усмехнулся Конан, наматывая набедренную повязку, расшитую жемчугами и драгоценными камнями. Он все еще не мог от нее отвыкнуть. Да и не хотел скрывать свою невероятную мускулатуру. — Надо еще удержать эту проклятую власть, которую хотят отобрать все, кому не лень.

— После нескольких неудачных заговоров твой авторитет в народе окреп. Ты показал себя сильным. Народ это любит!

Киммериец недовольно посмотрел на пустующие ножны. Без меча он чувствовал себя совсем скверно.

— Я уже давно, еще в Киммерии, понял, что простые люди любят сильных правителей. Да вот беда: яд в бокал сыпет не народ... Все-таки хорошо, что ты так быстро вернулся из Немедии.

— Я повернул своих людей назад, в Тарантию, в тот же миг, когда понял, что неспроста кто-то пытается отделить от тебя верных людей. Да, кто бы мог подумать, что Аскаланте, бывший граф Туны, будет стоять во главе заговора? Больмано, Дион, Громель — еще куда ни шло. Но Аскаланте?!

— Ты забыл Ринальдо, — скривился киммериец. — Поэт неплохо расписался своим острым пером на моем боку.

— Да, к сожалению, мы с Троцеро не успели предотвратить покушение на твою жизнь.

— Зато как мы отпраздновали победу! — усмехнулся король.

Несколько мгновений Силий потратил на размышления. Опасно долгие размышления. И только потом сделал шаг в сторону.

Воздух высвистал очередную стрелу, которая тут же воткнулась в землю в том месте, где только что стоял крестьянин. Рядом с ней вонзилась еще одна, пролетев возле самого уха.

Силий побежал. Быстро, как никогда не бегал даже на ежегодном деревенском состязании. Округлившиеся глаза, застланные пеленой страха, сразу же потеряли тропу. Только слух многочисленными посвистами напоминал крестьянину причину и надобность бега. Колоски легко ломались под отчаянным натиском мчащегося человека, похрустывая в унисон со взбесившимся сердцем. Зерна пшеницы разлетались во все стороны, осыпая бегуна щедрым дождем.

Силий бежал. Он не видел, как десятки стрел втыкались в землю за его спиной. Но неожиданно обострившийся слух улавливал частые щелчки тетивы, не допуская даже мысли об отдыхе.

Лучники стреляли быстро, щедро посылая стрелы вслед жертве. Они оживленно переговаривались, обмениваясь небрежными ухмылками, словно предметом их обсуждения была какая-то безделица, а не бегущий прочь старик, которого так решительно приговорил к смерти их главарь.

— Кто попадет в этого крестьянина, — узловатый палец ткнул в сторону пшеничного поля, — получит на обед баранью ногу!

— А как мы определим, кто именно попал в цель? — обернулся один из лучников. — Мы же стрелы не метим!

— Стреляй, обормот! Больше дела.

— Стрелы жалко.

— Потом соберете. Может, тогда будете точнее стрелять! А пока барашек от вас убегает со скоростью этого крестьянина. Если подстрелите так, что он останется жив и сообщит что-то ценное, тогда все получат по ноге.

— Зачем же сразу так сурово? — Лучник, подавив улыбку, погладил свободной рукой свою ногу.

— По бараньей, болван!

— Жалко барашка...

В подлеске, где прятались стрелки, послышался грубоватый смех. Главарь побагровел.

— Молчать! — рявкнул он от души. Гомон тут же стих. — Если аквилонец уйдет, тогда король заставит съесть вас собственные ноги! О нашем продвижении никто не должен узнать. Всем понятно?!

Воцарилась тишина. Затем луки поднялись и выпустили новый смертоносный рой. Стрелы взлетели к небу и тут же обрушились на крестьянина, которого злая судьба подвела прямо под это роковое покрывало.

Силий почувствовал легкий толчок, отозвавшийся несоразмерной болью.

Он удивленно взглянул на наконечник, торчащий из руки. Следующая стрела пронзила шею, затуманивая взор. Легкие конвульсивно содрогнулись. Сердце вложило в последний удар все силы...

Пшеница раскрыла объятия, принимая бездыханное тело.

— Никогда об этом не слышал, — признался Конан, спускаясь по ступеням, покрытым красным ковром. — Разве Нумедидес делал так хоть раз?

— Нумедидес не пример для подражания, — заметил Просперо.

— И все-таки споры между простыми аквилонцами должны разрешать их сюзерены, а не король.

— Хочешь укрепить свое влияние, стань народным правителем! Аристократия никогда не примет тебя как равного. Смирись. Но им можно противопоставить народную любовь. Это не я придумал, Конан. Так гласит вековая мудрость. Стань народным правителем, и тогда ты без труда сможешь подвергнуть любого врага остракизму.

Киммериец замер, заставив Просперо несколько мгновений балансировать на узкой ступеньке.

— Чему подвергнуть?

— Это из древнетурийского эпоса. Не бери в голову. — Помощник короля махнул рукой. — Вырвалось.

— Что значит «подвергнуть остракизму»?

— Понимай, как «избавиться навсегда».

— Убить, — кивнул король.

— Не совсем. Скорее — изгнать.

Остракизм. Киммериец задумчиво покрутил новое слово в голове. Затем увидел, что Просперо уже успел отворить двери в тронный зал, сделал глубокий вдох и медленно вошел.

Бароны, графы, — они стояли вдоль стен, образуя живой коридор. Конану уже давно надоели эти титулованные бездельники. Половина из них — отъявленные негодяи, прикрывающиеся изысканными манерами. Другая половина — не лучше, но скрывать свои замыслы им тяжелее. И те, и другие постоянно плели вокруг него заговоры. Киммериец чувствовал злобу и зависть, направленные на него острыми стрелами. Лишь на считанных друзей он мог положиться... но что такое единицы против сотни?

Разноречивые взгляды нобилей провожали правителя до самого трона. Просперо, нацепив на лицо маску невозмутимости, достойную самого Митры, встал по правую руку от короля.

— Я не вижу среди вас Больмано, графа Карабана, и Диона, барона Атталуса, — в глазах киммерийца вспыхнули озорные огоньки. По залу разнесся удивленный шепот. — С чего это они решили не почтить нас своим присутствием?

— Ваше величество, но они же мертвы! — воскликнул чей-то юношеский голос.

— Назовитесь! — приказал Просперо, выискивая глазами крикуна.

— Кандий, баронство Лор.

— Сын барона? — прищурился помощник короля.

— Отец погиб пять дней тому назад. На охоте. Волки...

— Мои соболезнования. Ну, так объясните же нам, барон, причину вашего несдержанного выкрика.

Взор юноши заметался по лицам придворных. Барон пытался понять, в какую интригу его втравили. Но аристократы редко выказывали свои эмоции. Кандий встречал только пустые глаза, смотрящие сквозь него.

— На вчерашнем приеме мне сказали, что граф и барон скончались.

— И как же это произошло? — спокойно спросил король Аквилонии.

— Пали от руки вашего величества, — сказал Кандий. Он поспешил склонить голову, чтобы не выдать свой страх.

На долгие мгновения в зале повисла напряженная тишина. Затем растерянный шепоток сменялся всеобщим ропотом. Придворные не скрывали своего недоумения.

— Кто посмел сказать вам такое? — прокричал кто-то над правым ухом киммерийца. Конан удивленно обернулся. Он и не заметил, когда Публий, главный королевский советник, успел занять место по левую сторону от трона. Рядом с ним гордым изваянием замер верховный жрец. Эта пара смотрелась очень необычно. Худощавая высокая фигура жреца была полной противоположностью тучному королевскому советнику.

— Я, ваше величество! — Паллантид, командир Черных Драгун, резко шагнул вперед.

— Вы ошиблись, достопочтенный Паллантид, — слащаво улыбнулся Публий. Он уже понял, какую игру затеял король, и решил подыграть правителю. — Но, учитывая вашу неискушенность в политике, его величество готов простить вас.

Конан важно кивнул.

— Смею вас заверить, господа, — продолжал главный королевский советник, — что граф Дион, барон Больмано и Громель, командир Черного Легиона, не причастны к заговору. Да и никакого заговора, вообще, не было.

Придворные разом затаили дыхание. В зале воцарилась тишина.

— Король никогда не дал бы ни единого шанса заговорщикам! — подхватил Просперо, одобрительно взглянув на Публия. — Достопочтенные Дион, Больмано, Громель и Аскаланте, бывший граф Туны, помогли королю разделаться с могущественным слугой самого Сета, от которого нас ценой собственной жизни защитил великий Эпимитреус.

На холодных лицах заиграли улыбки. Придворные с радостью приняли такое объяснение. Заговорщики имели среди аристократии слишком много сторонников.

— В дворцовом парке, — прогремел король Аквилонии, — будут установлены пять памятников, в которых ваятели запечатлеют героев...

Тронный зал наполнился оживленным гомоном. Но Конан еще не закончил.

— Отныне всякий, кто будет проходит через парк, будет лицезреть графа Диона, барона Больмано, командира Черного Легиона Громеля, Аскаланте и, — киммериец сделал небольшую паузу, — Ринальдо, величайшего поэта Аквилонии.

Просперо скосил взгляд на сосредоточенное лицо киммерийца. Внешне помощник короля никак не выдал удивления, но мыслями он терялся в догадках.

Аристократия недоверчиво смотрела на правителя. Все прекрасно знали, как Ринальдо ненавидел Конана. И это чувство было взаимным. Самый последний нобиль был уверен в том, что пятый памятник будет изображать самого короля Аквилонии, а не его врага.

Публий мысленно потирал руки. Поступки Конана начали удивлять придворных. А значит, он укреплял свою власть. История всегда давала понять: низвергались лишь предсказуемые монархи.

Просперо склонился к уху киммерийца.

— Ринальдо — любимец народа, — услышал Конан его шепот. — Теперь ты станешь популярен как никогда.

— Я знаю, — улыбнулся король.

— Силий должен скоро вернуться, — сказал старейшина, косясь на барона. — Он отправился проверить поля. Пшеница уже наверняка созрела, так что скоро мы отдадим вам вашу часть.

Крестьяне быстро закивали, боязливо поглядывая на нобиля. Барон приехал на два месяца раньше срока. Старейшина знал причину такому раннему интересу молодого хозяина к урожаю. Не секрет, что их сюзерен — очень азартный человек. Большая часть его состояния, накопленного от продажи зерна в Аргос, всегда шла на покрытие долгов. Азартные игры манили его, словно древние карты, указывающие на богатые клады. В Тарантии, Шикасе, Шамаре и даже в Чондаре он успел проиграть немало серебра и золота, обогатив чужие города и графства.

Крестьянам терпеливо относились к мотовству нобиля, но в тайне побаивались его ненасытного азарта. Ведь не секрет, что долги погубили не одного правителя. И вместе со своими сюзеренами гибли сотни ни в чем не повинных простых людей, загнанные до смерти отчаявшимися должниками. Нобиль боится не заплатить долги. А значит, барон будет всеми силами выбивать из подвластных ему поселений все, чем можно погасить гнев кредиторов.

Односельчане Силия встретили барона и его подозрительно многочисленное военное сопровождение на единственной улице, по сторонам которой и были выстроены небольшие, но опрятные домики жителей поселка.

— Похоже, селянин, ты либо глупец, либо глухой! — скривился барон, резко выпрямившись в седле. Его конь загарцевал перед крестьянами. — Я же сказал, что зерно мне нужно сейчас!

Блестящие на ярком солнце легкие доспехи, в которые был закован нобиль, служили больше для украшения, чем для защиты в бою. Такой тонкий нагрудник не остановит даже кофийский короткий меч. Впрочем, нынешние аристократы давно утратили желание сражаться на поле брани...

— Наши амбары пусты, — признался старейшина. — Как вы помните, достопочтенный барон, прошлый год был на редкость засушливым. Большая часть пшеницы так и не дожила до жатвы.

— Конечно, я помню те жалкие крохи, которые ты назвал моей десятиной! Уверен, ты обманул меня. Эти земли не могут не давать богатый урожай. А если и случится такое, то только по вашей вине. Значит, вы обязаны заплатить штраф — десятину, обычную для урожайного года.

— Мы не имеем власти над природой, достопочтенный господин. И не способны создавать зерно из воздуха.

— Ты что, вздумал смеяться надо мной?! — Барон подъехал к старейшине вплотную, так что старик почувствовал кожей дыхание коня.

— Я просто пытаюсь объяснить...

— Какой-то грязный старик будет меня поучать! — воскликнул нобиль, выхватывая короткий меч... такой же декоративный, как и доспехи, но не менее опасный для дряблой шеи старейшины, чем настоящее оружие. Несколько гневных взмахов, — лезвие просвистело совсем близко от лица крестьянина.

— Я не пытаюсь учить столь разумного и мудрого правителя как вы, достопочтенный барон. Только прошу немного времени. Через десять дней вы получите свое зерно.

— У вас есть два дня! — Нобиль взмахнул мечом. — А пока мы поищем немного зерна в ваших «пустых» амбарах! Кто знает, может статься, мы больше преуспеем в этом неблагодарном деле?..

Брови старейшины сошлись на переносице. Глубокие морщины проявились с еще большей четкостью. Стариком овладел гнев. Опасные слова готовы были в любой миг слететь с его побелевших губ. Но он не успел проронить ни звука. Старейшина, не веря своим глазам, смотрел, как барон внезапно охнул и обмяк, а затем медленно, словно мешок с зерном, вывалился из седла. Его конь тряхнул сбруей и испуганно заржал, поднимаясь на дыбы. Копыта гневно ударились о землю.

— Что случилось? Барон! — испуганно закричал начальник охраны нобиля, ловко соскакивая с коня. Его примеру последовали еще несколько воинов. Они дружно подбежали к лежащему на боку барону, неестественно раскинувшему короткие ноги, и замерли. Из забрала круглого шлема выглядывало оперение стрелы. Острый наконечник, обагренный кровью, торчал с другой стороны шлема.

Начальник охраны затравленно осмотрелся по сторонам. Его взгляд остановился на перекошенном от ужаса лице старейшины. Недолго думая, охранник вытащил саблю и в затяжном прыжке проткнул старческую грудь. Все прочие воины, не раздумывая, последовали за своим командиром, врезавшимся в тесные ряды мирных жителей поселка.

Острое лезвие поднималось и опускалось... беспорядочно, бездумно.

Для опытного воина все было предельно ясно. Барон пожелал от селян немного большую плату, чем обычно, и те предательски убили своего господина. Охранный отряд барона превратился в карателей, которых тот часто посылал для усмирения непокорных крестьян.

С каждым взмахом клинка земля щедро обагрялась кровью. Верещали женщины, орали мужчины, плакали дети. Кто-то пытался бежать, падал, его затаптывали. Кто-то, ведомый непреодолимой жаждой мести, бросался с голыми руками на взбешенных врагов, чтобы в следующее мгновение опуститься перед ними на колени, обливаясь кровью. А воины, взбешенные убийством барона, остервеневшие от резкого запаха чужой крови, яростно размахивали мечами. Они не щадили ни женщин, ни детей, утратив в пылу неравной схватки остатки человечности.

Неожиданно начальник охраны поверженного нобиля споткнулся, взмахнул мечом, пытаясь устоять на ногах. Острие деревянной рогатины проскользнуло над ухом, оцарапав голову. Сабля оказалась точнее. Крестьянин упал, судорожно прижимая руки к груди.

Старый воин взглянул себе под ноги. Перед ним стоял голубоглазый малыш, застывший с широко раскрытыми глазами. Удивленный взгляд ребенка остановился на занесенной для удара сабле. Крупные слезы чертили неровные дорожки на грязных щеках.

Маска нечеловеческого бешенства постепенно покинула лицо охранника.

— Прекратить! — закричал он и медленно опустил багровое от крови оружие. Несколько воинов послушно остановились. Но к притуплённым чувствам двоих из них приказ командир не пробился: они продолжали размахивать саблями". — Прекратить, я сказал!

Удивленные взгляды устремились на него. Воины словно забыли, что у них есть командир. Две сабли расслабленно коснулись острием земли, удерживаемые уставшими руками.

Но крестьяне не собирались так просто прекращать сражение. Двое из них прорвались через редкий строй односельчан. Длинный шест с заостренным концом мелькнул перед глазами изумленного командира и, не давая тому времени опомниться, тут же проткнул живот воина, легко пробив кольчугу. Охранники с ужасом взирали, как два крестьянина поднимают на конце длинной жерди их командира, охрипшего от надрывного крика.

Лишившись вожака, молодые воины не успели вовремя поднять сабли, чтобы отразить гнев крестьян. Рогатина сбила с ног одного, проткнув ему горло. Багор, не пробив кольчугу, отбросил на землю другого. Воина поспешили добить ногами. Даже дети не побрезговали избиением. Вооружившись палками, они сосредоточенно добивали врагов, выискивая их незащищенные места.

Вскоре все было кончено.

Некогда цветущий поселок утонул в стонах и криках. Подвывали раненые. Пронзительно кричали женщины, склонившись над убитыми мужьями. Плакали дети.

— Ну, в чем ваша беда? — спросил Конан, внимательно разглядывая двух аквилонцев, топчущихся перед троном.

Рядом с ними стоял Паллантид и пятеро его воинов, исполняющих обязанности, которые прежде возлагались на солдат Черного Легиона. После предательства Громеля доверие короля к Легиону пошатнулось.

— Наш спор можете разрешить только вы, ваше величество, — склонил голову первый проситель. Светлые волосы и черные глаза выдавали в нем гандерландца.

Второй простолюдин быстро кивнул седой головой, непрерывно пересчитывая складки на своей измятой шапке, которую немногим раньше Паллантид сорвал с его головы и сунул в руки со словами: «Негоже стоять перед королем в шапке, даже если она больше похожа на платок, по которому вдоволь погарцевал боевой жеребец!»

— Выскажите его величеству причину и обстоятельства вашего спора, — строго велел Публий. Сейчас он очень напоминал Конану верховного жреца перед вдохновенной речью. Гандерландец боязливо посмотрел на главного королевского советника, затем скосил глаза на короля. Его взгляд излучал преданность и покорность, граничащую с подобострастием. Нетрудно было угадать, что сейчас чувствует простолюдин, представ перед самыми могущественными людьми Аквилонии.

— Ваше величество, — первый проситель, похоже, проклинал себя за смелость, — у меня есть небольшой земельный надел...

— Запомни, презренный, у тебя нет ничего! — прокричал верховный жрец, выходя из-за спины Публия. — Все в мире принадлежат Солнцеликому Митре! Земли Аквилонии — это божественный дар нашему королю! Поэтому только он вправе провозглашать их своими!

Губы гандерландца задрожали. Хуже гнева Митры мог быть только гнев его верховного жреца. И хоть все знали, что Митра не приемлет кровавых жертвоприношений, холодный взгляд служителя Владыки Света заставлял стынуть в жилах кровь даже самых храбрых аквилонцев.

— Надо велеть жрецу придержать язык, — прошептал Просперо на ухо Конану, — иначе нам никогда не добиться благосклонности народа. Страх — это хорошо; уважение — это сила. Но если перестараться...

— Продолжай, — кивнул киммериец, глядя на просителя.

Гандерландец поежился, осмотрелся, стараясь не встречаться взглядом со жрецом. В глазах второго участника спора он не нашел даже намека на поддержку... только знакомый страх и стремление укрыться от взоров короля и многочисленных придворных.

— Ваше величество, вашей волей я был удостоен небольшого земельного надела... — короткий взгляд на изваяние, которому уподобился верховный служитель Митры. — Но мой сосед утверждает, что граница между нашими... — жрец нахмурился, Конан поднял руку, предотвращая очередную перепалку, — ...землями — неправильная.

— Документы на землю у вас есть? — вскинул брови Публий, с радостью возвращаясь к излюбленной власти — над бумажками.

— Конечно, — отозвался второй проситель, вынимая из-за пазухи свернутый лист пергамента.

Гандерландец поспешил последовать его примеру.

Королевский советник выхватил документы и, отойдя на свое место, по левую руку от короля, взялся изучать их с аппетитрм настоящего судьи.

— И что вы хотите от короля? — спросил Просперо, поглядывая на Публия.

— Справедливости, — едва ли не хором ответили просители.

Старик покосился на своего противника и добавил:

— Мы надеемся на милость его величества. Пусть он разделит наши наделы королевским решением, чтобы отбросить все распри между нашими когда-то дружными семьями.

— Возмутительно, — неожиданно спокойно произнес королевский советник, закончив изучать пергаменты. — Границы на документах пересекаются. Это непростительная безалаберность, ваше величество. Надо наказать их сюзерена!

Глаза просителей засветились скрытым ужасом. Они хорошо знали своего графа. Как и то, что он с ними сделает, если у него будут неприятности.

— Решать буду здесь я! — строго сказал король, хлопнув по подлокотнику. Несильно, но и этого хватило, чтобы Публий испугано вытянулся в струнку. — Документы мне!

Просперо хотел наклониться к уху Конана, помочь советническим шепотом. Но поднятая рука короля остановила его на полпути.

Киммериец взглянул на два корявых рисунка, очерчивающих границы наделов. Фыркнул.

— Эти участки застроены? — спросил он.

— Нет-нет, ваше величество, — отозвался старик. — У нас там только огороды.

— Земля одинаковая?

— Да, ваше величество.

— Тогда — слушайте. — Он бросил пергаменты просителям. Крестьяне поймали, слегка примяв. Каждый безошибочно схватил свой документ. — Один из вас возьмет пергамент другого и проведет по спорной меже правильную, по его мнению, границу. Потом эту же линию повторит на втором документе. Другой же спорщик получит право выбора документа и, соответственно, надела. Чтобы не затягивать распрю, приказываю: пусть делит старец! Гандерландец получит право выбора земли. Теперь вам некого будет винить, кроме самих себя. Публий, проследи!

— Хорошо, ваше величество! — поклонился советник.

— Свободны!

Просители поспешили удалиться.

Конан постарался скрыть удовлетворение от своего решения, с наслаждением вбирая в себя удивленные взгляды напыщенных аристократов.

— У меня нет слов, — шепнул ему на ухо Просперо.

— Такое с тобой впервые.

Всадники стремительно ворвались в поселок, черной тучей надвинувшись на крестьян. Лучники расступились, давая дорогу.

— Разве это обязательно? — спросил молодой стрелок, печально глядя на резню, учиненную всадниками. Они беспощадно добивали всех жителей поселка, выживших в кровавом недоразумении.

— Это не нам решать. — Командир мельком взглянул на крестьян, испугано сбившихся в кучу. Вокруг них кружили сверкающие сабли, каждым взмахом разрежая строй. — Есть приказ, который они обязаны выполнить!

— Я не стал бы выполнять такой приказ.

— Тогда мне пришлось бы тебя убить.

Молодой воин с трудом сглотнул горькую слюну. Позорно убить, или быть позорно убитым. Не хотел бы он оказаться перед таким выбором.

— А забавно получилось, — улыбнулся другой лучник, обнажая ряд кривых зубов. — Я самого голосистого застрелил, а эти крестьяне, как накинутся друг на друга...

— Да, весьма забавно, — мрачно сказал командир и склонил голову. Он не привык к такой войне.

Надвигающийся гул заставил стрелков обернуться. В поселок входили колонны воинов, торжественно шествующих по пустынной дороге. Лучники знали, что основная часть армии обтекала узкое поселение, разбившись на два широких рукава одной реки.

Впереди строя вышагивал черный конь. Ветер в неуместном веселье играл длинной блестящей гривой. Его всадник скрывался под мощными доспехами, слепящими чистейшей белизной.

— Что-то мы застоялись, — сухо сказал командир лучников, ощупывая тетиву. — Разведчики мы или нет?

— Передовой отряд, — кивнул молодой стрелок.

— Тогда, клянусь Митрой, мы зря теряем время!

Разведчик оглянулся на белого рыцаря. Приподняв забрало, тот с улыбкой наблюдал за расправой, учиненной всадниками над крестьянами.

— Не нравятся они мне, — прошептал Конан на ухо Просперо, почтительно наклонившемуся к киммерийцу. — Клянусь Митрой, в них аквилонской крови меньше, чем во мне.

Помощник короля спокойно посмотрел на двух спорщиков, представших перед троном. Раскосые глаза и смуглая кожа обоих выдавали в них чужаков, пришедших на земли Аквилонии из Гиркании или даже еще дальше с востока.

— Думаю, они гирканцы, — заключил Конан.

— Да, скорее всего, — едва заметно кивнул Просперо. — Хотя и гирканское происхождение сомнительно. Сейчас в мире все так перемешалось. Мало кто жаждет чистоты крови. Они могут быть даже шемитами.

— Можно подумать, ты сам без греха. Да и я не послужу продолжателем аквилонскои династии.

— Не спорю. Но все же...

Внезапно вперед вышел верховный жрец, взмахнув полой великолепного халата, сшитого из тонкого шелка лучшими мастерами Вендии.

— Перед тем как король выслушает вас, ответьте мне па один вопрос. — Глаза жреца загорелись яростным огнем. Конан не хотел бы оказаться на месте ответчиков. — Какой вы веры?

— Для меня есть только один бог, — быстро сказал первый спорщик, вытирая грязным рукавом лоб. — Митра, Владыка Света, Податель Жизни, Хранитель Горнего Очага.

Второй чужак кивнул, присоединяясь к словам противника. Этот был еще совсем юным. Даже не верилось, что он может осмелиться на встречу с королем. Только глаза заставили киммерийца задержать взгляд на едва ли не детском лице. Во взгляде юнца читалась смелость, граничащая с дерзостью.

Жрец еще некоторое время буравил чужаков взглядом, затем удовлетворенно хмыкнул и отошел к трону, став за спиной советника.

— Что бы вы хотели узнать? — спросил Просперо. — Говорите, не тратьте время короля попусту.

Спорщики переглянулись.

— Я долгое время работал на этого купца, — юнец махнул рукой на противника. Конан улыбнулся, его забавляла дерзость тона молодого аквилонца. — Мне понравилась его дочка. Я понравился ей. Мы поженились. Правда, мой дорогой тесть был категорически против. Говорил, что я еще слишком молод. — Юноша презрительно хохотнул. — Шестнадцать лет — это уже старость. Но мы все равно поженились. Тайно.

— Моей дочке двадцать один год, — проворчал купец.

— Ну, и что? — юнец подбоченился. — В постели она еще достаточно хороша. Но не в этом дело. Мне она надоела, и я решил разорвать наш брак.

Просперо посмотрел на несчастливого тестя, краснеющего то ли от злости, то ли от стыда.

— Этот мошенник во время женитьбы заставил мою дочь оформить все документы...

— Никого я не заставлял. Она сама.

— ...И провозгласил себя моим наследником. А посему, теперь, когда моя дочь ему больше не нужна, он хочет уйти из семьи и прихватить с собой половину моего имущества.

— Это правда? — Король поймал взгляд юного мошенника.

— Не вполне. Мой дорогой тесть просто хочет меня выставить в плохом свете. Очернить. Но в целом — все верно: я хочу уйти и забрать свою долю семейного богатства.

— Шустрый малый! Плут! — донеслось со стороны придворных. — Мошенник! Негодяй! Вор!

— Проверьте документы! — приказал Конан. — Публий, Просперо!

— Все в порядке, — вскоре сообщил советник, внимательно изучив пергаменты. Помощник кивнул, соглашаясь.

— Из-за чего ты женился на дочке купца? — Король снова сосредоточил внимание на заносчивом юнце. — Из-за любви? Или денег? И не ври мне, я почувствую и покараю за ложь! Митра свидетель!

Молодой мошенник замялся, затем сделал шаг к киммерийцу и тихо сказал:

— Истинную причину я могу сказать только вам лично, ваше величество.

Конан задумчиво посмотрел на дерзкого юношу.

— Хорошо, подойди.

Паллантид напряженно наблюдал за восхождением молодого жениха, который неторопливо преодолевал широкие ступеньки, ведущие к трону.

— Причина проста, — услышал Конан торопливый шепот склонившегося к нему юноши. — Я должен был добраться до вас. И убить!.. Привет из Хаурана!

Блеснуло лезвие кинжала.

...И вонзилось в спинку трона. Киммериец, не успев даже удивиться, отвел голову за мгновение до предательского удара. Нож лишь срезал локон его черных, как безлунная ночь, волос. Не дожидаясь повторной атаки, Конан резко, без замаха выбросил руку. Юный убийца отлетел от короля, словно камень, выпущенный из пращи. Отчаянно размахивая руками и громко ругаясь, он пролетел двадцать шагов, шумно приземлился и мгновенно затих, ударившись головой об пол.

Воцарилась изумленная тишина. Придворные не слышали слов юноши. Как и не заметили его стремительный удар.

Просперо удивленно смотрел на дыру в обивке трона. Он все еще не мог поверить, что человек способен на реакцию, которую показал киммериец, увернувшись от острого лезвия. Вокруг головы несостоявшегося убийцы быстро растекался кровавый ореол. Придворные наконец заметили в его руке нож и, разобравшись, оживленно обсуждали случившееся.

— Вот как? Привет из Хаурана? — пробормотал король Аквилонии и задумчиво посмотрел на юношу.

— Это самое настоящее покушение на монаршую власть! — воскликнул Публий, когда киммериец пересказал слова убийцы. — Заговор!

— Не спешите, советник, — спокойно сказал Просперо, непроизвольно оглянувшись в поисках слишком - любопытных аристократов. Но его опасения разгорелись напрасно. Придворные уже исполнили приказ Конана и покинули зал. Тело юноши убрали. Пол помыли. Ничто не напоминало о минувших событиях.

— Мне кажется, все не так просто, — продолжил помощник короля. — При чем здесь «привет из Хаурана»?

— Очень похоже на то, что кто-то сводит с вами личные счеты, ваше величество. — Верховный жрец погладил острый подбородок.

— Хауран... — Король напряженно копался в заупрямившейся памяти. — Хауран...

— Ваше величество, — неожиданно произнес Публий, — осмелюсь напомнить, что состязание лучников, которые вы организовали вот-вот начнется. Вас ждут возле стрельбища. Они не смеют начать соревнование без вашего благословения.

— Правильно делают, что ждут, — усмехнулся король. — Ведь я тоже принимаю участие.

— Разве после такого дерзкого покушения ваше величество в состоянии состязаться с лучшими лучниками Аквилонии?

— Его величество и не на такое способен, — сухо сказал Конан, стирая с лица улыбку. — Не меня убили, а я убил. Душевные травмы, почтенный советник, оставьте покойному Нумедидесу.

Зеленеющее свежей травой поле, пропитанное яркими лучами солнца, окружили десятки разноцветных шатров, в которых разместились известнейшие лучники страны. Слуги суетились возле многочисленных щитов, отдаленных от рубежа для стрельбы на разные дистанции. Сейчас стрелки имели возможность размяться. Самый удаленный щит расстояние превратило в крошечную жемчужину, смешав цвета мишени. Несколько лучников отбыли еще до начала соревнований. При всей точности, их выстрелы просто не могли долететь до некоторых мишеней.

Конан, окруженный пестрой свитой суетливых придворных, первым из участников состязания ступил на королевское стрельбище. Зрители, к которым посчастливилось присоединиться и многим простым жителям Тарантии, встретили короля, возвестившего об открытии соревнований, торжествующими криками. Даже те, кто недолюбливал монарха, откликнулись на его появление улыбкой.

Просперо усмехнулся. Идея состязания принадлежала ему.

Тем временем королю вручили лук. Не надо было снискать славу настоящего лучника, чтобы понять силу королевского оружия, выгнувшегося изящной волной.

Киммериец легко растянул тугую тетиву, прижав сверкающее оперение стрелы к виску. Легко повел плечами, приподнимая левую руку. Выстрел распорол тишину приглушенным шипением. Не каждый зритель смог заметить молниеносный полет. Стрела пролетела едва ли не по прямой, намертво впившись в мишень.

Трибуны встретили попадание одобрительным гулом.

— В яблочко, — кивнул впечатленный Публий, который ни разу в жизни не брал в руки лук. Он никогда не мечтал стать воином, оживив силу и власть в словах, — искусство, которым главный королевский советник владел в совершенстве.

— Превосходно, ваше величество, — воскликнул кто-то.

Конан отдал лук Просперо, обернулся.

— Граф, — слегка кивнул киммериец на приветственный поклон. — Всего лишь сто шагов. Это не показатель меткости. Это открытие соревнований. Решили поучаствовать?

— Нет, ваше величество, воспользовался вашим любезным приглашением, как гость. Спасибо, что не забываете обо мне!

— Всегда вам рад.

Король подошел к главному советнику, мало беседующему с каким-то придворным. Улыбка удава мгновенно сползла с лица Публия, уступив место покорности. Его собеседник поклонился монарху и поспешил скрыться среди стрелков, готовящих свое оружие к состязаниям.

— С кем я только что говорил? Помню только, что он граф.

— Граф Фиорд, графство Монара. — Внезапно Публий приблизил губы к уху короля и прошептал: — Я думаю, стрельбище не лучшее для вас место после столь дерзкого покушения. Среди лучников много простолюдинов, которые могут пустить стрелу не в предписанную мишень.

— Если я откажусь от участия, то прослыву трусом. Не в моих правилах отступать перед лицом опасности. Так можно прятаться всю жизнь и умереть, до смерти испугавшись собственной тени.

— Это слишком опасно, ваше величество.

Конан замер, задумавшись. Ему нужен был совет. Осмотрелся в поисках Просперо. Бесполезно. В глазах рябило от обилия дорогих костюмов. Многие лучники решили пожертвовать удобством при стрельбе ради красоты нарядов. Конан впервые почувствовал себя неуютно. Его простая одежда слишком резко выделялась на общем фоне. Но киммериец быстро успокоился. С чего это королю подражать вассалам?

Взгляд на миг задержался на двоих молодых придворных. На лице Конана заиграла торжествующая улыбка. В подражание королю, они также были одеты очень просто.

— Что прикажете делать, ваше величество? — спросил Публий, вновь привлекая внимание короля.

— Прикажи Паллантиду собрать сотню лучших лучников.

— Но Паллантиду подчиняются только драгуны.

— Я временно вверяю Черный Легион в его руки.

— Хорошо, ваше величество.

Конан задумался: «Не слишком ли он осторожничает?» Но тут же брезгливо отбросил сомнения.

— Пусть Паллантид расставит их так, чтобы каждый участник соревнования был под прицелом хотя бы одного воина. Если вдруг кто-то решит оттачивать свое мастерство на мне, его будет ждать стрела.

— Но лучники могут не успеть. Стрела летит достаточно долго. Мы же не будем их ставить сразу за стрельбищем!

— Даже самому ловкому убийце нужно успеть прицелиться, — ухмыльнулся Конан.

— Воину Легиона тоже нужно будет это время.

— Но его не задержит сознание того, что времени на второй выстрел может и не остаться.

Отборочные туры соревнования Конан решил пропустить.

Слуги выстроили шеренгу щитов на первой дистанции. Согласно правилам соревнований, каждый лучник должен выстрелить три серии по шесть стрел. Всех участников состязания разделили на четыре группы: западную, восточную, южную и северную, согласно представительству.

Первыми стреляли представители западных провинций. Численно преобладали лучники Западной Марки. Но всеобщее внимание пересеклось на жителе других земель. Худощавый боссонец учинил невероятное представление, выстреливая первую серию. Расстояние в сто шагов его совсем не пугало. Сначала единственный представитель Боссонии выстрелил, растягивая тетиву правой рукой. Затем стрелу прижала к виску его левая рука. Зрители ахнули, когда вторая стрела лучника пристроилась в центре мишени бок о бок с первой. Остальные выстрелы были не менее точными. Под конец боссонец продемонстрировал невероятную ловкость, выпустив последнюю стрелу не от уха. Он легко нарушил вековое правило, мудрое правило, ибо так было удобнее продлевать свой взор по стреле до цели. Лучник выстрелил от бедра.

— Впечатляет, — улыбнулся король. Он давно занял место в королевской ложе, которую воздвигли на центральной трибуне стрельбища. Мастера, не мудрствуя лукаво, соорудили все по подобию рыцарского турнира.

— Спасибо, ваше величество, — склонил голову лучник. — С такого расстояния я могу попасть даже стрелой в стрелу.

— С чего же ты не воспользовался своей меткостью?

— Без одного очка, — прокричал от щита судья, посмотрев на боссонца.

— Вот видишь, — сказал Конан, — ты лишился одного очка, которое может решить судьбу трофея не в твою пользу.

Просперо улыбнулся. Его уроки риторики приносили плоды.

— Да, я потерял важное очко, ваше величество. Но сберег стрелы. — Внезапно на хмуром лице лучника заиграла хитрая улыбка. — Посмотрим, что будет в следующих турах, когда я сойдусь с одним из соперников на одной мишени!

— Не нравиться он мне, ваше величество, — прошептал Публий, когда лучник, испросив позволения, отошел прочь.

— Почему? — удивился Конан, изучая резкие и точные движения боссонца. — Я не сомневаюсь, что он отличный стрелок и прекрасный воин. Боссония всегда славилась своими лучниками.

— Отношение между Аквилонией и Боссонией всегда были, мягко говоря, непростыми. С тех пор, как мы оставили их наедине с этими дикарями пиктами, напряжение на западной границе накалилось. Варвары постоянно атакуют боссонские крепости. Несут огромные потери, отступают, чтобы потом собрать новую армию и вернуться. Боссонцы обеспечивают нашу безопасность ценой своих жизней. А королевская милость их обходит стороной. Только в редких случаях гонцы из Тарантим объявляются в Боссонии: когда королю нужны воины.

— Боссонцы защищают, прежде всего, свою безопасность, — заметил Просперо. — Мы не навязываем им свои порядки, и уже за это они должны быть благодарны.

— Не могу с этим не согласиться. Но человеческая природа способствует озлоблению на власть, если та забывает о справедливой милости и благодарности для своего народа. К тому же злость очень усиливает то обстоятельство, что власть исходит не от родных рук.

— Изъясняйся проще, — недовольно покачал головой Конан.

— Боссонцы злятся на нас, потому что ими правят аквилонцы, чужаки для них, — а не сами боссонцы.

— Но я никак их не притесняю. Наоборот, боссонская знать пользуется большим почетом при дворе.

— Я это прекрасно понимаю, ваше величество: Но человеку не свойственно замечать хорошее. Плохое же видится ясно и четко.

— Что ты предлагаешь?

— Ничего невозможного, ваше величество. Просто не помешает усилить наблюдение за боссонским лучником.

— Разве это проблема? — усмехнулся киммериец. — Приставьте к нему еще одного воина Легиона.

— Не думаю, что этого будет достаточно, — пробормотал Просперо. — Там, где не успеет выстрелить один легионер, не успеют и двое.

— Поэтому, — подхватил Публий, — я рекомендовал бы приставить к стрелку более близкую опеку. Меч разит порой быстрее стрелы.

Конан задумчиво провел рукой по волосам, слегка зацепив изящную корону, которую еще Нумедидес одевал во время частых королевских турниров и состязаний.

— Не вижу причины, — сказал он наконец, — по которой я должен противиться вашей осторожности.

Публий кивнул и исчез.

— Я согласен с достопочтенным советником, ваше величество, — внезапно ожил верховный жрец. — Над боссонцем летает какой-то недобрый дух.

— Мылся он давно, — проворчал Конан, которому уже надоели подобные высказывания служителя Митры.

— А? Простите, что вы сказали?

— Спасибо за предостережение, говорю, — отозвался киммериец, пытаясь сдержать свой могучий смех. Благо, это ему удалось. Не пристало королю портить отношения с верховным жрецом.

Тем временем все лучники продемонстрировали свое мастерство на самой короткой дистанции. Слуги засуетились, перетаскивая щиты еще на пятьдесят шагов.

Боссонец, отвечая улыбкой на возросшее внимание публики, снова взял лук и прошел к дистанции. Размеренный шаг не сулил его противникам ничего хорошего.

На этот раз он не показывал чудеса, а спокойно отправлял в мишень одну стрелу за другой. В первой серии он не потерял ни одного очка, кланяясь ликующим трибунам. Во время второй — над стрельбищем сорвался сильный ветер, и две стрелы слегка отклонились от центра щита. Но это, казалось, ничуть не расстроило лучника. Может, он знал, что опережает ближайшего соперника на пять очков. А может, намеренно не выказывал эмоций, давя противников спокойствием.

— Надо любой ценой переманить его из Боссонии, — тихо сказал Конан, взглянув на Просперо. — В Тарантии он с большей пользой послужит Аквилонии.

— Это будет непросто, — покачал головой Публий.

Внезапно боссонец, готовящийся к заключительной серии, резко развернулся и поднял лук. Трибуны разом издали изумленный вздох. Мелькнула тень. Сверкнул металл. Но боссонец извернулся от удара воина элитной охраны короля. Затем вновь вскинул лук и выстрелил.

Воцарилась угрюмая тишина. Конан почувствовал дуновение стремительного ветра и запоздало отпрянул. Чуть выше головы в трон вонзилась стрела. Киммериец, широко раскрыв глаза, несколько мгновений ее изучал. Затем медленно повернулся к лучникам.

Боссонец стоял на коленях, держась за рану. В его левую руку воткнулась стрела с черным оперением — воин Легиона с опозданием, но все-таки поразил цель. Внимание короля привлек колчан лучника, который лежал на земле рядом с луком. Конан отчетливо увидел, что оперение стрел боссонца белое. Поднял глаза. Стрела, вонзившаяся в трон, красовалась красными перышками.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! — пророкотал киммериец и опустил тяжелый кулак на подлокотник.

— Значит, граф Фиорд хотел меня убить, — сказал Конан. — Боссонец увидел это и выстрелил в графа. А раненый Фиорд успел-таки выпустить стрелу, но вместо моего сердца она поразила трон.

— Совершенно верно, ваше величество, — кивнул Публий.

— Что с боссонцем?

— Через неделю будет здоров. С ним сейчас лучшие лекари Тарантии.

— Это хорошо. — Конан раскинул руки, удобнее устраиваясь на королевском ложе. Трудный день, норовивший дважды загнать в могилу, раньше обычного привел его в опочивальню.

— С ним все будет в порядке, ваше величество...

— Слушайте все меня. — Король прикрыл рукой глаза. Просперо, Публий и верховный жрец замерли. — Стрелка, который подстрелил боссонца, повысить в звании. Воина, приставленного к лучнику, выгнать из элитной охраны. Самого боссонца я назначаю новым графом Монара. Я ведь имею такое право?

— Безусловно, ваше величество! — быстро сказал советник. — После гибели Фиорда только вы можете решать, кто займет его место в графстве.

— Это все. Свободны.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату влетел, едва не сбив Просперо с ног, Паллантид.

— Что случилось? — киммериец нехотя открыл глаза.

Командир Черных Драгун остановился в двух шагах от ложа, безуспешно пытаясь успокоить разбушевавшееся дыхание. Затем тяжело сглотнул и выпалил:

— Ваше величество, Зингара идет на нас войной!

— Завтра же я выступаю на юг, — сказал Копан, скользнув взглядом по мрачным лицам. Присутствующие начали оживленно перешептываться.

На этот раз тронный зал была заполнена не только придворными. Офицеры Черных Драгун и Черного Легиона, отчетливо выделялись строгостью одежды на фоне пестрой аристократии. Паллантид решил не выступать в роли посредника, добившись присутствия своих воинов.

Киммериец встал, обсуждение сразу же прекратилось, и быстрым шагом покинул зал.

— Ваше величество, хочу обратить ваше внимание на то, — раздался за спиной голос едва поспевающего за королем советника, — что последнее покушение совершил граф. А это значит, что любой из окружающих вас аристократов может оказаться предателем.

Конан промолчал. Он прекрасно чувствовал витающую вокруг опасность. Поэтому и покинул зал в спешке. Да и неспроста в его длинных волосах теперь прятались два метательных ножа.

— Вы должны усилить охрану, — продолжал Публий. — Прошу меня простить за такие слова, но только так можно иметь хоть какие-то гарантии, что вы дойдете живым до армии противника.

Конан вспомнил окровавленного голубя, который принес вести о нападении Зингары. Этот образ надолго останется в его памяти. Уставшая птица покорно сложила крылья, ссохшиеся от чужой крови, крови хозяина, и умерла на руках короля. Ее крохотное сердечко не выдержало бешеной гонки с ястребами противников.

Вскоре после почтового голубя взмыленный конь, едва перебирая копытами, довез до ворот замка измученного гонца. Он привез печальные вести.

Захватчики быстро продвигаются вглубь Аквилонии, изничтожая малейшее сопротивление жителей страны. Они грабят, насилуют, убивают и жгут. Делают это походя, без долгих остановок. Насытившись же людскими кровью и муками, возобновляют свое быстрое продвижение. Но страдают только малые аквилонские поселения, которые встречаются на пути врага. Вокруг крупных, невзирая на многочисленность воинства, зингарцы прокладывают широкие обходные пути.

— Нужно усилить охрану, — твердил советник.

— Я уже принял кое-какие меры, — бросил Конан и ускорил шаг.

* * *

Небольшая мрачная комната, которую не могли украсить даже яркие гобелены, скрывающие стены, собрала очень необычных гостей.

— Паллантид, ты привел воинов? — Король измерял шагами кабинет своего советника.

Зная страх Публия перед шпионами, Конан решил провести тайное заседание в его кабинете. Здесь даже в воздухе ощущалась уверенность: до чужих ушей не доберется ни один звук.

— Так точно, ваше величество! — выпрямился командир Черных Драгун. Десятки свечей, расставленных по периметру комнаты, придавали собранию особенную таинственность. Их света хватало, поэтому никто не обращал внимания на отсутствие окон. — Все воины подобраны согласно вашим требованиям! Но они все равно очень непохожи...

— Это не так важно. Приведи их!

Паллантид отворил тяжелые двери, которым позавидовала бы даже дверь королевской опочивальни, и впустил в кабинет советника воинов. Легионеры, завидев короля, преклонили колени.

— Девять, — кивнул киммериец. Присмотрелся к могучим воинам. — Великолепно, Паллантид. Даже лучше, чем я мог надеяться. Встаньте!

Легионеры поднялись, выстроившись строгой шеренгой. Все одинаково высокие, стройные, с резко очерченными буграми бронзовых мышц. Лишь некоторые черты лица и волосы заставляли отвергнуть мысль о братьях-близнецах.

Внезапно Просперо посетила догадка. Он изумленно посмотрел на воинов. Затем взглянул на Конана.

— Но... — только и смог сказать он.

— Да, мы очень похожи, — усмехнулся король.

— Теперь я понимаю, — пробормотал советник, — почему воины одеты точно так же, как и вы, ваше величество. Я чувствую, что у вас есть какой-то план. Не хотите ли поделиться хотя бы со своим главным советником?

Конан ответил улыбкой. Он понимал, каково сейчас Публию, привыкшему быть в центре всех событий королевства. Но не собирался вдаваться в объяснения.

— Марионо уже прибыл? — Конан вновь обращался к Паллантиду.

— Чародей? — вскинул брови Просперо.

— Он ждет за дверью, ваше вели...

— Ну так впусти! Не будем заставлять его ждать!

Дверь отворилась во второй раз. Легионеры расступились, давая дорогу сухощавому человечку, скрывающемуся под длинным черным халатом. Голову чародея украшал странный головой убор в виде шара, закрывающий уши и лоб. На угловатом плече висела небольшая сумка, от которой по комнате разливалось головокружительное благоухание.

— Приветствую вас, ваше величество! — поклонился Марионо. — Не верится, что я вам зачем-то понадобился! Король Нумедидес редко тревожил мое скромное горное жилище...

— Времена Нумедидеса прошли! — строго сказал Конан. — Я хочу предложить тебе должность королевского чародея.

Лицо верховного жреца светилось праведным гневом. Он презирал чародеев и плохо умел это скрывать. Встретив удивленный взгляд Просперо, канцлер тут же постарался загнать эмоции вглубь сознания. Он недолюбливал короля, но много больше — боялся его.

— Мне отрадно слышать столь лестно предложение, но я вынужден отказаться, — снова поклонился чародей. — Ничто не заменит мне моих гор, ваше величество.

— Я так и думал, — кивнул Конан. — Тогда — у меня есть просьба. Ты поможешь мне?

— Все что в моих силах!

— Видишь этих воинов?

Марионо на мгновение обернулся.

— Весьма похожи на вас, ваше величество.

— Весьма, но не в точности. Ты мог бы превратить их в моих братьев-близнецов? Не кровных, разумеется.

— Это нетрудно. Тем более — с таким изначальным сходством. — Чародей заглянул в свою сумку. Легионеры удивленно переглянулись. — У меня есть все необходимое. Вот только заклинание продержится всего семь дней.

— Этого более чем достаточно, — торжественно улыбнулся король.

— Но я гарантируют полное сходство. Лицо. Голос. Даже борода будет расти с одинаковой скоростью.

— Великолепно. Когда ты начнешь? У нас мало времени!

— А я уже начал, — улыбнулся Марионо, мысленно перебирая могущественные руны. Затем достал тонкий мелок и, примерившись к размеру комнаты, нарисовал в центре кабинета небольшой круг, в котором мог свободно стоять один человек. Потом, потеснив удивленных легионеров, вывел на полу еще один, много больший. Между кругами мелом равномерно проставил девять крестов.

— Господа воины, каждый станьте на один из этих девяти крестов! — сказал чародей, спрятав мелок. Легионеры неуверенно подчинились. Марионо повернулся к Конану. — Ваше величество, станьте в центральном круге!

— А что если это еще одно покушение? — прошептал верховный жрец на ухо Публия. — Чернокнижник сейчас убьет или заколдует короля и исчезнет. Что тогда?

Сердце советника от подобных мыслей застучало быстрее.

— Смею заверить, — Марионо взглянул на жреца, — что, в отличие от вас, достопочтенный служитель Митры, никакого подвоха в своих действиях я не скрываю.

Киммериец едва заметно улыбнулся, догадавшись о причине этих слов. Верховный жрец заметно побледнел. Он боялся узнать, что скрывается за улыбкой короля.

Чародей застыл. Его невидящий взор был направлен на короля Аквилонии. Побелевшие губы шевелились, но Марионо не издавал ни звука, поглощенный воцарившейся тишиной.

Публий тихо чихнул, испуганно прикрыв рот ладонью. Верховный жрец устало рассматривал гобелены, запечатлевшие самые опасные мгновения охоты на медведя. Просперо сосредоточенно наблюдал за киммерийцем, готовый в любой миг прийти на помощь.

Напряжение росло.

Паллантид внимательно всматривался в лица своих воинов, не желая пропустить магические метаморфозы.

Внезапно свечи разом погасли. Комната погрузилась во тьму, чтобы в следующее мгновение ослепить людей. Свечи снова лизали густой воздух огненными языками.

Публий выпятил прикушенную губу.

Паллантид опустил меч.

Просперо отошел от чародея, опуская занесенную для удара руку.

Служитель Митры оторвал ладони от побелевшего лица.

— Ваше величество? — неуверенно сказал Публий, поочередно всматриваясь в лица десяти королей Аквилонии. — Ваше величество, где вы?

— Великолепно! — кивнул Конан, стоящий в центральном круге. Посмотрел на Марионо, который уже вышел из забытья и с победной улыбкой оценивал плоды своей работы. — Как я могу тебя отблагодарить? Золото? Драгоценные камни?

— Нет-нет, все это меня давно уже не интересует.

— Что же тогда? — нахмурился киммериец. — Говори! Я не привык оставаться в долгу!

— Ваше величество, лучшей для меня наградой будет прогулка по вашему саду. Дайте мне в сопровождение лучшего королевского садовника, который сможет указать мне нужные растения, и вы отплатите сполна.

— Мне трудно понять этот выбор, но пусть будет по-твоему. Публий, проводи гостя!

Советник кивнул и поспешил следом за чародеем, выскользнувшим в приоткрывшуюся дверь. Девять воинов, превратившихся в копии короля Аквилонии, снова выстроились в шеренгу.

— Вы все, — киммериец скользил взглядом по строю своих близнецов, — отправитесь в опасное путешествие. Каждый, в том числе и я, получит свой собственный маршрут. Задание простое и, одновременно, сложное: выжить! Любой ценой! А теперь все, кроме Просперо и этого воина, — король указал на одного из двойников, — покиньте кабинет!

Комната опустела. Киммериец устроился в любимом кресле советника. Нашел в ящике небольшого стола карту Аквилонии и взглянул на легионера.

— Сейчас мы обсудим твой маршрут к Мертвой Долине.

— К Мертвой Долине? — удивился Просперо.

— Вчера я видел сон, — тихо сказал Конан, внимательно рассматривая карту. — Ко мне вновь приходил Эпимитреус. Он долго молчал, а потом сказал: «Враг близко! Мертвая Долина ждет тебя!»

— Это знак.

— Уверен, армии встретятся в Мертвой Долине! И именно ты, Просперо, поведешь туда аквилонские войска! — Киммериец обратил взгляд к близнецу. — Ты, как и все мои двойники, получишь в сопровождение троих спутников. Пойдешь пешим ходом, всадников слишком легко выследить. И запомни, теперь ты — Конан из Киммерии, король Аквилонии!

— Я — Конан из Киммерии, король Аквилонии, — повторил легионер, удивленно прислушиваясь к своему новому голосу.

В то время как зингарцы беспрепятственно и безнаказанно продвигались внутрь Аквилонии, Конан, как и его девять королей-близнецов, с небольшим отрядом следовал тайным маршрутом к Мертвой Долине, у которой, по словам чародеев, и должны были встретиться многочисленные армии Конана и таинственного полководца из Зингары. Но путь им выдался непростой, ибо неизведанные земли можно было встретить даже в могущественной Аквилонии. Не успел отряд добраться до вод легендарного Хорота, как судьба привела Конана к тихому лесу, который не был отмечен ни на одной карте Аквилонии.

Тирам в очередной раз посмотрел на плетеную корзину, в которой возмущенно трепыхались многочисленные хвосты улова молодого кванти. Сегодня у него был на редкость удачный день. Он не просто отыскал новое озеро, он нашел латит — трещину в горе, заполненную вековыми потоками горных водоемов и сотнями дождей, ниспосланными милосердной Валике. Чистые воды озера, которое Тирам наделил названием Тирама, проявив юношескую несдержанность, несли в своих глубинах огромные круговороты всевозможных рыб, не имеющих названия ни на одном языке Хайбории.

Юный кванти всмотрелся в водную гладь, пытаясь рассмотреть дно водоема, но глаза не нашли ответ на этот внутренний вопрос молодого рыбака. Латиты, как уверяли его взрослые, не имели глубин, насквозь пронзая камень, плодородную землю и вечную пустоту, на которой стоит Мир Кванти. Старцы иногда проговаривались о том, что где-то в недрах горных озер спит Агыр, огромное крылатое чудовище с рыбьим хвостом. В чреве Агыра покоятся души умерших. Раз в сотню поколений чудовище покидает мирные глубины латита и устремляется в долгий путь к Царству Мертвых. Там он выпускает истомившиеся души и возвращается, чтобы снова залечь в беспросветные глубины бездонного озера. Предки наставляли Тирама, чтобы держался подальше от латита, пугая гневом Агыра, но молодой кванти был всецело поглощен азартом настоящего рыбака, наследуя любовь к этому занятию у отцов рода, заслуживших своим мастерством уважение старейшин и любовь менее удачливых сородичей, которых улов отца Тирама не раз спасал от голодной смерти.

В пяти локтях под водой сверкнула спина рыбы кабу. Тирам тут же выстрелил, инстинктивно сделав поправку на скорость движения рыбы и время полета гарпуна. Наконечник основного орудия ловли у кванти, сделанный из рыбьей кости, венчал длинную палицу, выточенную юным рыбаком из ветви нари, высокого дерева, чьи вечнозеленые листья возносятся к солнцу на идеально ровных ветвях. Несколько нари росли прямо возле дома Тирама, поэтому он не боялся промахнуться мимо вертких горных рыб. К тому же юный кванти усовершенствовал свой гарпун. Теперь ему не надо было нырять вслед за пораженной рыбой, дабы отправить ее в глубокую корзину. Молодой рыбак привязал к противоположному от наконечника концу палки длинную жилу саблезубого гвакри. Другой конец этой прочной веревки он обмотал вокруг кисти правой руки. Сразу же после выстрела Тирам смотал жилу на локоть, натянул тетиву, толкающую гарпун, и, не теряя даром времени на бесполезные поиски гарпуна, был снова готов к действию. А его корзина пополнилась толстой, в локоть длиной зеленобокой рыбой, отчаянно распушающей высокие плавники, сотканные природой из острых шипов.

Вдруг Тирам замер, пораженный внезапной мыслью. Он должен уже давно быть дома. Ведь именно сегодня старый Нурим поведает свою Историю Жизни. Сегодня ночью он празднует свое семисотое Полнолуние. Кванти, достигший этого возраста, обязан рассказать о своей жизни, дабы очиститься от горестных мыслей, обитающих в его голове, и таким образом подготовить душу для отбытия к Суришу, Богу Смерти. История Нурима будет очень интересной. Тирам знал это по некоторым отрывкам, в которые старец охотно посвящал молодых кванти после кувшина бучи. Юный кванти частенько таскал из отцовского погреба этот крепкий напиток, чтобы в очередной раз услышать приключения старого Нурима. Теперь Тираму не надо рисковать и лезть в глубокую темную пещеру, в которой отец хранил мясо, фрукты и напитки.

Быстро прикрепив гарпун на спине двумя ремнями, обхватывающими худощавое тело юного кванти на груди и талии, Тирам попытался поднять корзину, переполненную рыбой. Под белой кожей отчетливо выделились крепкие мышцы, но улов не сдвинулся даже на палец. Трепыхания и конвульсивное подрагивание рыбин усложняли юному кванти и без того непростую задачу. Время бежало, перед мысленным взором возник старик Нурим, принимающий ритуальное подношение — кувшин бучи и тушеный хмельной корень. Вот-вот начнется рассказ, в котором старый кванти не упустит ни малейшей подробности своей жизни. Даже постыдные поступки станут достоянием племени. Этому помогут буча и хмельной корень.

Тирам вскочил и побежал в сторону поселка. Он решил вернуться к латиту за уловом сразу же после рассказа Нурима. Юный кванти возьмет с собой великана Гарима и крепыша Сурила. Но это будет только после Полнолуния.

Спустившись с горы, петляя по одному ему известным тропам, Тирам спешил домой. Его путь становился все более ровным, пролегая через редкий лес. Поселок приближался. Солнце уже давно скрылось за горой, с которой и спустился молодой рыбак, но небо все еще сохраняло дневную яркость, пробиваясь серыми облачными островками через густые кроны деревьев.

На пути Тирама возникла стена, резко ограничивающая лесные владения. Юный кванти узнал бревенчатый забор, окружающий кладбище, которое примыкало к поселку с северной стороны. Здесь хоронили очищенные от горестных мыслей тела старцев. Ежели кванти умирал до своего семисотого Полнолуния, его тело предавалось огню, дабы не отягощать могущественного Агыра бесполезной и неприятной ношей. Кладбище испокон веков считалось местом священным. Священная Земля, как называли ее кванти. Лишь Чистые Мыслями могли рассчитывать на место среди ухоженных могил.

Будь Тирам на несколько десятков Полнолуний старше, он ни за что бы не сделал того, что сделал сейчас. Он спешил, поэтому дорогу вокруг кладбища посчитал страшной потерей времени. Легко оттолкнувшись от податливой почвы, упругое тело кванти взметнулось к заостренным вершинам бревен забора. Частокол был возведен не для защиты от неведомого противника, а дабы оградить тела умерших кванти от надругательства лесной нечисти, которая не могла ни сломать, ни перелезть, ни перелететь забор, ибо материалом ему послужили стволы молодых оснин, смертельные ночным жителям леса даже при приближении.

Молодой рыбак, забыв и про латит, и про богатый улов, ухватился за заостренный пик, подтянулся и сел между двух бревен, перекинув левую ногу на другую сторону забора. Затем, ловко приподнявшись на руках, спрыгнул на Священную Землю. Слышно было, как Тирам бежит по кладбищу. Внезапно он остановился и попятился, о чем свидетельствовали его приближающиеся шаги.

Но так продолжалось недолго. Звук шагов стих, Тирам остановился. Было хорошо слышно его учащенное дыхание. Казалось, дышит загнанный волк, а не человек. Внезапно возник еще один звук. Кто-то легко, едва касаясь хрустящей травы ратули, шел в сторону юного кванти.

Дыхание Тирама неимоверно участилось. Сердце вырывалось из груди. А он стоял и ждал, не в силах исторгнуть даже стон.

Чужие шаги прекратились, и сразу шагнул Тирам. Он шел медленно, что так не походило на него, спешащего к старому Нуриму.

Внезапно тишину разрубил пронзительный крик. Через мгновение Тирам умолк, захлебнувшись кровью. Он медленно повалился на спину. Гарпун процарапал широкие борозды на спине юного кванти, глубоко впиваясь в молодое тело. Но Тирам этого не чувствовал. Его стекленеющие глаза на миг отразили силуэт какого-то существа и тут же закрылись.

Неподалеку у костра умолк старый Нурим, настороженно осматривая слушателей. Крик прервал его повествование.

— Где Тирам? — спросил он, сдвинув седые брови. Пламя костра вдруг уменьшилось вдвое, словно окаченное водой. Через мгновение все погрузилось во мрак.

— Почему я ничего не знаю об этом лесе? — спросил Конан, настороженно вглядываясь в темноту перед собой.

Факел давал довольно много света, но частые стволы аквилонских дубов сводили на нет все попытки короля Аквилонии рассмотреть верткую тропу.

— Думаю, потому что здесь не ступали ноги наших людей, — задумчиво сказал Вашти, поглаживая длинную бороду. В свете факела золотая борода асира утратила блеск, сроднив воина со своими извечными врагами ванирами.

— Тогда откуда здесь взяться тропе? — заметил Даург. Гандерландец обычно шел молча, но сейчас решил вмешаться в разговор.

— Звери? — отозвался Хапри, замыкающий четверку путников. Несмотря на молодость, этот воин успел уже не раз отметиться на поле брани.

— Не думаю, что такие тропы могут проложить звери, — покачал головой Конан. — Лесным тварям не нужны дороги. Но мы теряем время! Вперед! Обнажите мечи, у меня плохое предчувствие.

Предостережение короля Аквилонии было напрасным. Его немногочисленный отряд уже успел ощетиниться острыми саблями, отбрасывающими голодные блики.

Меч Конана грациозно качнулся в могучей руке, и отряд возобновил продвижение к месту будущего сражения.

Опасность пришла не от зверей и не от птиц. Что-то обрушилось из темного неба на путников. Сверкнули угли глаз, захлопали мощные крылья, и, ломая ветви, на людей спикировали огромные летучие мыши.

— Вампиры! — воскликнул Вашти, уклонившись от острых когтей, и рубанул вслед, рассекая тварь пополам. В его горло тут же вцепился совсем крошечный вампир. Но шею асира прокусить было непросто. Вашти перекинул саблю в левую руку, правой схватил вампиреныша и сильно сжал. Что-то хрустнуло, в последний раз дернулись молодые крылья, и асир брезгливо отбросил мертвого кровопийцу в сторону.

Конан сосредоточенно махал мечом, забрасывая своих людей, спиной к спине держащих оборону, кровавыми ошметками лесных вампиров. На фоне ночного неба, озаренного полной луной, мелькнуло три силуэта. Конан крутанул мечом над головой, пригнулся. На землю упали три разрубленных твари, обагрив сандалии Конана новой кровью. В свете гаснущего факела, лежащего у ног. Даурга, кровь превратилась в смолу.

А вампиры все прибывали и прибывали.

Не переставая орудовать мечом, король Аквилонии взглянул на своих воинов. Вашти постоянно вытирал с лица кровь, заливающую глаза. Одна из смертельно раненых тварей напоследок полоснула его когтем по лбу, оставив длинную рваную борозду. Борода асира слиплась от крови. Но руки по-прежнему сохраняли твердость. Вашти спокойно душил, рубил, разрывал отчаянных тварей.

Конан свободной рукой схватил пролетавшего мимо вампира за крыло, воткнул меч в землю и от души врезал огромным кулаком по приплюснутой морде. Глаза твари встретились на переносице, окончательно стерев с уродливой морды человеческие черты.

Внезапно упал Даург, прижимая окровавленные ладони к груди. Хапри тут же встал над ним, отражая нападки осмелевших вампиров. Молодой воин сражался только левой рукой. Правая безжизненно повисла, мешая Хапри уворачиваться от быстрых вампирских когтей.

Факел бросил прощальную искру и потух, захлебнувшись кровью. Все новые и новые твари пикировали с мрачного неба.

— Отступаем вглубь леса! — скомандовал Конан. Он подскочил к лежащему Даургу, разрубив на ходу вампира, примеривавшегося к спине Вашти. Перекинув гандерландца через плечо, словно тот ничего не весил, король увернулся от очередной твари и, подтолкнув шатающегося Хапри в сторону чащобы, помчался в лес.

Вашти не надо было повторять дважды. Отступая в арьергарде отряда спиной вперед, он продолжал отражать атаки вампиров до тех пор, пока его не прикрыла густая крона.

Конан остановился и обернулся.

— Они не оставят нас в покое, — спокойно сказал он. — Если не смогут достать с воздуха, то обязательно найдут на земле. Теперь я знаю, почему никто ничего не слышал об этом лесе.

Вопреки тревогам Конана, вампиры больше не тревожили путников, спокойно пропустив их вглубь леса. Но воины не тешили себя мыслью о том, что затишье продлится долго. Всю ночь отряд сопровождали раскаленные угли глаз, вспыхивающие то тут, то там. Об остановке на ночлег или отдых никто даже не заикался.

— А не идем ли мы прямо в пасть врага? — тихо спросил Вашти у пустоты перед собой, отодвигая с дороги ветку.

Никто ему не ответил. Только громче застонал Даург на плече у Конана, мучаясь в бреду. Хапри угрюмо взглянул на гандерландца, лоб которого густо покрыла болезненная испарина. Затем покосился на куст по правую руку, где краем глаза заметил вспышку двух красных точек. Вампиры не отставали.

— Будем надеяться, что твари как следует усвоили наш урок, — сказал Конан, повернувшись к асиру. — Думаю, им хватит ума подсчитать количество погибших с их стороны и с нашей — и отступиться.

— Пусть только сунутся! — выкрикнул Вашти, потрясая мечом. — Клянусь бородой Имира, они вдоволь напьются собственной крови!

Путь продолжали при свете луны, с трудом пробивающем кроны аквилонских дубов. Факел делал отряд слишком хорошей мишенью. К тому же свет мешал видеть силуэты противника, мелькающие вокруг.

— Куда делись эти твари? — спросил Хапри спустя час быстрой ходьбы. — Уже давно я не вижу их кровожадных глаз.

— Не знаю, — отозвался Конан, аккуратно перекладывая Даурга на другое плечо, — но нам это только на руку.

— Стойте! — внезапно воскликнул Хапри, присев. Меч Конана, словно заколдованный, тут же возник в руке хозяина. Король внимательно осмотрелся, подозрительно ощупывая взглядом каждый куст. Опасности он не заметил.

— Что случилось? — строго спросил он, недовольный ложной тревогой. — Что ты увидел?

Хапри выпрямился, держа в руке светящийся изумрудом цветок.

— Это саприжник, — пояснил он, сминая растение в кулаке. — Его целебные свойства используют лекари Шема для заживления самых страшных ран.

На измученном лице молодого воина заиграла улыбка, но ее скрыла тьма. Хапри был рад своей находке.

— Нам очень повезло, — добавил он, растирая растение между пальцами. — Если бы цветки саприжника не светились в темноте, я их никогда бы не увидел.

Приложив липкую лечебную массу к ране Даурга, молодой воин обильно смазал свою правую руку, которая была, по всей видимости, сломана. Затем Хапри протянул саприжник Конану и Вашти, но те отказались. На киммерийце не оказалось ни единой царапины после боя с вампирами. А рана асира быстро затягивалась, как и у всех уроженцев Асгарда.

Путники двинулись дальше, каждое мгновение ожидая подвоха со стороны вампиров. Но твари не спешили нанести предательский удар.

Объяснение исчезновению вампиров нашлось быстро. Взошло солнце, и ночные жители леса попрятались от убийственных лучей.

А еще через час пути отряд вышел к высокому бревенчатому забору. Недолго думая, решили перебраться через преграду. С Даургом пришлось немного повозиться, но вскоре перед глазами воинов возникло огромное кладбище, усеянное серыми каменными плитами с надписями, сделанными на каком-то странном языке. Утоптанные тропки, соединяющие могилы, свидетельствовали о том, что покойных навещают довольно часто. А значит, неподалеку должно быть селение.

— Смотрите! — воскликнул Хапри, указывая пальцем в сторону ворот, которыми оканчивалось кладбище.

За воротами в небо ударил широкий столб красного дыма.

— Он сможет продолжить путь? — спросил Конан, нахмурившись.

Лекарь прервал перевязку и задумчиво посмотрел на короля Аквилонии, видимо, что-то прикидывая в уме.

— Конечно, — кивнул он наконец. И тут же добавил: — Обязательно сможет. К следующему Полнолунию.

— Мы не можем столько ждать, — покачал головой Вашти, мрачно глядя на Даурга. Гандерландец лежал в центре комнаты. Постелью воину служили три слоя толстых шкур неизвестных Конану и его спутникам животных. Даург буквально утопал в их пышном мехе.

Дом, который путникам уступил старейшина племени кванти, состоял из четырех одинаковых комнат. В каждой стояли лишь кровать из шкур и небольшой стол, сплетенный из ветвей дуба. Сам же дом был сложен из толстых бревен, связанных друг с другом прочными веревками. Такой конструкции Конан еще не встречал, поэтому и приказал Хапри зарисовать и записать метод построения такого дома, что никогда бы не сделал еще десяток лет тому назад.

В полной тишине лекарь закончил свой таинственный танец над Даургом и поспешил удалиться, бросив напоследок:

— Если бы не саприжник, ваш друг был бы уже давно в руках Суриша.

Вашти непонимающе уставился на закрывшуюся дверь.

— Он хотел сказать, что Хапри спас Даургу жизнь, — пояснил Конан.

Асир еще выше вскинул брови.

— Никогда не думал, что услышу такие слова, — сказал он, поглаживая опрятно подбритую и вымытую бороду. — В начале нашего пути мне показалось, что они перегрызут друг другу глотки еще задолго до Мертвой Долины.

— Чистокровный воин хайборийской крови всегда будет презирать полукровок, вроде Хапри. И наоборот, — усмехнулся Конан. — Всегда, но только не в бою.

Хлопнула дверь, отмечая приход молодого воина. Хапри протянул Конану деревянный цилиндр.

— Старейшина подарил нам секреты построения их жилищ, — торжественно сказал он. — Тут внутри свернуты четыре листа дуба с подробным описанием. Кванти перевели все надписи на наш язык. Нам повезло, что мы не первые путники, встретившиеся им. Иначе пришлось бы общаться жестами, словно дикие племена Дальнего Юга.

— Я знаю только один жест, — грозно проворчал Вашти, резко вскинув руку. Малыш-кванти, прильнувший к узкому окну и наблюдавший за чужаками, отпрыгнул, словно ужаленный ядовитым гадом. Огромный кулак асира мог напугать кого угодно. — Совсем недавно они дружно хотели выпустить из нас кишки, а теперь делают подарки.

— Думаю, они хотят загладить свою вину перед нами, — предположил Хапри, потирая правую руку, сжатую между двумя тонкими щепами. — А убить они нас хотели по справедливому подозрению. Как бы ты, Вашти, поступил, если бы нашел на кладбище убитого малыша-асира, а затем, во время ритуального сожжения тела, с огороженного, словно крепость, кладбища к тебе вышли бы четыре воина.

— Я бы их убил, — задумчиво заключил асир.

— Сначала — за осквернение могил моих предков, а потом...

— Хватит! — рявкнул Конан. — Довольно пустословья!

— Я как раз хотел обратить ваше внимание на очень занятный факт, — спокойно сказал Хапри голосом замбулийского разносчика новостей.

— Посмотрите на бревна, из которых сложен этот дом. Вы знаете, что это за дерево?

— Говори! — приказал киммериец, изучая ребристую поверхность стены.

— Старейшина сказал мне, что и частокол вокруг кладбища, и все дома в этом поселении сделаны из оснины. Как я понял, местная разновидность осины. Только намного более действенная. Из оснины не надо делать колья и копья, чтобы охотиться на лесную мразь. Она убивает даже того вампира, который пролетает над ней за облаками!

—Так вот почему исчезли эти твари, когда мы подходили к поселению кванти, — Вашти хотел почесать лоб, но наткнулся на повязку, закрывающую рану. — Ведь не стало их задолго до рассвета.

— К чему ты вспомнил оснину? — спросил Конан. — Кванти очень повезло, что у них такая защита от нечисти. Как мы убедились, в лесу предостаточно отродья.

— Просто меня удивили эти слова старейшины, — сказал Хапри, внезапно смутившись.

— Почему?

— Малыша Тирама, тело которого сжигали на костре, когда мы появились, нашли на кладбище.

— Ну и что? — вмешался Вашти. — Нам-то какое до этого дело?

— Подожди, Вашти! Хапри, продолжай!

— Кладбище окружено осниной.

— Я понял тебя. Там и близко не должно быть вампиров, — кивнул Конан. Несколько мгновений он размышлял. — Но с чего ты взял, что Тирам погиб от рук нечисти? Может, в этом селении есть души, проклятые Кромом. Убийцей мог оказаться и человек.

— Я видел рваную рану, прочерченную на горле юного кванти. Только раз довелось мне созерцать подобную, — палец Хапри указал на высоко вздымающуюся грудь гандерландца. — Даурга ранил вампир. Значит — Тирама убил вампир!

— Или вампирский коготь, — добавил Конан.

— Старейшина сказал, что никто из кванти не сделал бы этого. Слишком мало их осталось. Очень тесна их жизнь. В ней нет места вражде.

— Пусть ты прав, — сказал Конан после короткой паузы. — Чего ты ждешь от нас?

— Мы можем им помочь, — прошептал молодой воин, понимая, что сам не верит в эти слова.

— Хорошо, — кивнул Конан, — оставайся. А мы должны идти к Мертвой Долине.

— Должны. Если только... вы не двойник короля Аквилонии, — внезапно заключил Вашти.

— Я видел вас в сражении с вампирами. Так может сражаться лишь Конан.

Долгие мгновения в комнате было слышно только тяжелое дыхание Даурга.

— Король подбирал себе двойников достойных, — сказал один из десяти Конанов. — Все мы сильны в бою!

— Но как же внешность? — не унимался ас.

— Над нами возводил чары лучший чародей Аквилонии! Всё! Хватит об этом! Конан приказал всем своим близнецам явиться к Мертвой Долине, куда прибудет и он сам. Я не намерен нарушать приказ короля! А вы? Хапри? Вашти?

— Прошу прощения за несдержанность, — молодой воин склонил голову. — Я никогда не осмелился бы нарушить приказ, данный королем!

Асир промолчал.

— Значит, ничего не мешает нам продолжить путь, — заключил киммериец.

Внезапно в комнату ворвался пронзительный крик, порожденный в жерновах страха и ужаса. Через чью-то глотку из тела вырывалась душа.

Когда отряд Конана, уменьшившийся на одного воина, выскочил из дома, то узрел перед собой картину, ошеломляющую неожиданностью. Посреди поселка, на бревенчатой центральной площади лежал здоровяк-кванти. Его ноги конвульсивно подрагивали, а из распоротой от уха до уха шеи хлестала кровь.

Вокруг жертвы неизвестного убийцы уже столпился десяток кванти. Среди них был и старейшина. Конан аккуратно отстранил двух седовласых мужчин и положил руку на плечо главы племени.

— Ты видел, кто это сделал, старик? — спросил киммериец.

Старейшина кивнул, не отрывая взгляда от отрока, окутанного кровавой вуалью.

— Теперь ты убедился, что это не мы убили Тирама? — Снова кивок, и мрачное молчание. — Я видел, как ты хотел поверить моему рассказу, когда наша встреча едва не переросла в кровавое побоище. Ты не поверил мне, но разум подсказал тебе, что мы можем убить очень много кванти перед несправедливой смертью от ваших рук. Мне жаль тебя, старик. Если бы я располагал собой, то обязательно помог бы в этом горе. Но мы должны идти, иначе погибнут люди. Очень много людей погибнет напрасно!

— Мне тоже жаль, Конан, — сказал старейшина, печально взглянув на киммерийца. — Я видел убийцу Гарима. Нам будет очень тяжело самим справиться, — старик закашлялся, — с ним. Вернее — с нею. Мы не воинственное племя. Кровавый Лес редко пропускает к нам путников. И даже если они шли со злыми намерениями, то к нам они попадают в таком состоянии, что хотят только одного — выжить. Не знаю, удается ли им выбраться из Кровавого Леса, но нас это никак не тревожит. Мы живем здесь уже много тысяч Полнолуний. Наши предки освоились в этих местах еще до появления вампиров...

— Если мы хотим идти, то лучше отправиться как можно скорее, — прервал старика Вашти, тревожно поглядывая на небо. Солнце уже начало бег к ночи, описав половину своей небесной дуги.

— Прощай, старик, — кивнул Конан и поспешил в дом старейшины.

В их отсутствие кто-то принес в комнату Даурга три корзины с провизией. Вашти откинул грубую ткань, покрывающую еду.

— Рыба, — сказал он, вынув из корзины небольшую сушеную тушку.

— Уходите? — Все взгляды обратились к гандерландцу, который, открыв воспаленные глаза, спокойно наблюдал за бывшими спутниками.

— Кванти позаботятся о тебе, — тихо сказал Конан, неотрывно глядя в глаза воина. — Когда рука твоя будет снова крепко держать саблю, приходи. Если война с Зингарой затянется, для тебя всегда найдется место в строю.

— Я приду, — пообещал Даург и обмяк, вернувшись в мир грез и кошмаров.

Быстро миновав вырубку, отделяющую поселение от леса и защищающую кванти от внезапности нападения вампиров, три воина вновь вернулись под раскидистые кроны дубов.

— Интересно, откуда кванти взяли столько оснины на свое поселение? — нарушил молчание Хапри, доставая саблю из кожаных ножен.

— В дубовом-то лесу, — подхватил Вашти.

Конан промолчал, не желая тратить время на бесполезные разговоры. Впереди был долгий и опасный путь. К тому же ему очень не понравилось, как заколыхались ветви кустарника в двадцати шагах дальше по тропе. Может, это зверь шалит, а может, и...

Но не суждено было мыслям киммерийца обрести завершенность. Вампиры напали так же стремительно, как и при первой встрече с путниками, только в этот раз им не мешали крылья, задевающие за ветви дубов. На воинов напали люди. Так казалось на первый взгляд, но дикие, горящие огнем вечной ненависти, глаза и выпирающие клыки не оставили у Конана никаких сомнений о природе врагов.

Первого нападавшего киммериец не раздумывая проткнул мечом, провернул рукоять и резко выдернул лезвие, оставив в теле твари огромную рану. Но вампир и не думал умирать. Рана затягивалась на глазах. Тогда Конан, не позволяя себе хоть на миг удивиться и отвлечься от боя, рубанул скалящееся отродье сверху наискось, разрубив его от плеча к бедру на две части. Вампир упал, щедро оросив землю ярко-красной кровью.

Конан осмотрелся и заметил тварь, стоящую в десяти шагах. В руке вампир крепко держал рукоять растянутого лука. Стрела вот-вот должна была поразить сердце киммерийца. Но громко завибрировал воздух, пропуская быстро летящий меч. Король варвар метнул оружие прямо во врага. Меч несколько раз перевернулся и воткнулся по рукоять в грудь вампира, сбив того с ног и прибив к основанию дуба. Стрела все-таки успела покинуть тетиву. Дрогнувшая рука лучника направила ее в своего соплеменника, подкрадывающегося к королю Аквилонии со спины. Конан, не теряя ни единого мгновения, бросился за своим мечом.

Громко ругался Вашти, не забывая и ругательства, позаимствованные из других языков Хайбории. Его сабля без устали рубила головы, кулак наносил сокрушительные удары, вдребезги круша зловеще изогнутые клыки вампиров.

Хапри старался изо всех сил, но твари, почувствовав в нем слабое звено сплоченного отряда, наседали на молодого воина много больше, чем на его опытных спутников. Бездействующая рука еще больше усложняла его положение. Вампиры накинулись на Хапри сразу с трех сторон. Четвертый стоял в стороне и пытался совместить стрелу, наложенную на растянутую тетиву, с головой подвижного воина. Одного врага Хапри зарубил быстро. Но второй успел ранить его в предплечье, размахивая коротким мечом со странным обоюдоострым волнистым лезвием. Третий же, атаковавший слева, едва не проткнул ногу воина, присев и прыгнув. Но Хапри отбил его меч и, пригвоздив врага к земле, рванул саблю на себя, словно рычаг, чтобы увеличить рану. Второго вампира молодой воин обманул ложным замахом и рубанул по ногам. Зазвенела тетива и рядом с ухом Хапри пронеслась стрела, на которой лучник-вампир давно мысленно написал имя своего врага. Конан пришел на выручку Хапри, в последнее мгновение перед выстрелом успев проткнуть вампира и рывком поднять того на лезвии меча.

Твари наседали не меньше, чем кровавой ночью. Но сейчас они уже были готовы к ожесточенному сопротивлению противников. В это раз вампиры действовали намного организованней. Все время старались разъединить отряд, чтобы оголить спины воинов. Вместо когтей они дрались намного более опасными кривыми мечами, а некоторые пускали в ход мощные резные луки. Конан понял, что ему не выиграть этот бой. Знай он хоть примерное количество врагов, возможно, попытался бы оценить шансы и продумать дальнейшие действия. Но король не мог так рисковать, что часто себе позволял, будучи просто Конаном, варваром из Киммерии.

Среди нападавших все чаще замелькали лучники. Путникам повезло, что бой проходил в лесу, а не на открытой местности. Иначе, стрелы противника превратили бы воинов в туранских ежей. Здесь же деревья давали укрытие и возможность подобраться к стрелкам, чтобы нанести сокрушительный удар.

— Назад, в поселение кванти! — крикнул Конан, резко развернувшись, чтобы легким взмахом тяжелого меча снести с плеч скалящуюся голову вампира.

Из леса выбирались без ожидаемых проблем. Вампиры, словно только и добиваясь отступления воинов, даже не думали преследовать отряд короля Аквилонии.

Лишь несколько стрел воткнулись в землю у ног спокойно отступающих людей. Они никогда не показывали врагу спину. Конан, Вашти и Хапри отступали с высоко поднятыми головами и оружием. Они шли спиной вперед.

— Ничего, мы наберем в поселке оснины! — выкрикнул Хапри, не отрывая взгляд от леса. — И тогда попробуйте только сунуться!

— У них есть луки, — спокойно сказал киммериец.

К большому удивлению Конана и его спутников, поселок кванти встретил их пустотой. Дома обезлюдели, исчез даже Даург. Улицы дышали ветром одиночества. Протяжно выла голодная собака.

— Думаю, они предают огню тело Гарима, — предположил Хапри, поглядывая на кровавое пятно, частично впитавшееся в деревянный настил центральной площади.

— Уверен, так оно и есть, — согласился Конан, указывая на тонкую струйку погребального дыма, вгрызающегося в небо раскаленным металлом.

Картина, открывшаяся взору воинов, когда они подошли к воротам кладбища, заставила даже киммерийца замедлить шаг. Повсюду лежали разодранные в клочья тела кванти. Земля, частокол, курящиеся бревна погребального костра, на которых лежал Гарим, все было обильно окроплено кровью.

— Кто-то напал на них во время церемонии, — мрачно сказал Хапри, чувствуя, как предательски бунтует желудок.

— Вампиры, — пробормотал Вашти, обнажая саблю.

— Нет, это не вампиры, — отозвался Конан, спокойно закончив осматривать место — нет, не боя — побоища. — Старейшина говорил про женщину. Это сделала она. И я знаю, где ее искать.

Его взгляд устремился в сторону приоткрытых ворот, ведущих на кладбище кванти.

— Женщина? — пробормотал Хапри, с ужасом глядя на кванти, в котором он признал главу рода Тирама. У него были оторваны ноги и одна рука. — Этого не могла сделать женщина!

— Не все женщины рождены лишь для борделя или гарема, — усмехнулся Вашти. Конану знакомо было выражение лица асира. Именно с этой усмешкой, не сулящей ничего хорошего для врага, люди севера шли на самые безрассудные поступки, совершая подвиги, достойные только героев.

— С чего такое пренебрежение к женщинам? — строго спросил Хапри. — Ты свою мать тоже считаешь наложницей или гетерой?

— Я не хотел тебя обидеть, — сухо сказал Вашти, удивленно глядя на собрата по оружию.

— Если бы я не видел тебя в бою, то обязательно назвал бы...

— А где женщины и дети кванти? — громко спросил Конан, прерывая перепалку.

— Может, он скажет? — Хапри указал на худощавую фигуру, бредущую к ним со стороны поселка. Конан узнал длинные седые волосы и отличительную повязку, покрывающую лоб.

Старейшина, едва перебирая заплетающимися ногам, подошел к воинам и, не в силах устоять, сел прямо на окровавленную землю.

— Я просил их не ходить сюда, — забормотал он, покачиваясь из стороны в сторону, словно не в состоянии сопротивляться ветру. — Я приказывал им! Она убила их. Всех. Мне удалось только уговорить мужчин отвести детей и женщин на Серую гору. Там есть осниновая роща. Ваш друг — тоже там.

Старик закашлялся, прикрыл рот рукой. Когда он оторвал ладонь от губ, то увидел на ней крупные пятна крови.

— Я уже не способен сражаться, — продолжил он. — Болезнь и старость разбили мое тело. В горном пути я был бы обузой. Поэтому — остался. Лекарь Нарим вместе с Сурилом повели женщин и детей на Серую гору. Даург с ними.

— Ты это уже говорил, старик, — тихо сказал Конан. — Расскажи нам, что здесь произошло. Нас ведь не было совсем недолго.

— Почему вы вернулись? — спросил старейшина.

— Вампиры, — отозвался Хапри.

— Я так и думал. Она никого не оставит в живых. — Внезапно глаза старика загорелись яростью. — Убейте ее! Если она будет мертва, вас не тронет ни один вампир Кровавого Леса. Она — их богиня во плоти! Твари будут опасаться вас пуще дневного света, который она сделала для них безобидным, поделившись своим колдовством. Только будьте осторожны. Ей не страшна оснина!

Голова старейшины умирающего племени начала клониться на плечо. Глаза закрылись. Конан подскочил к нему, сжал худые плечи.

— Подожди, старик, — быстро сказал он. — О ком ты говоришь?

— Ведьма, — пробормотал Вашти.

— Ведьма-вампир, — прошептал старейшина, не открывая глаз.

— Как так могло случиться, что здесь появилась ведьма? — спросил Хапри, задумчиво глядя на старика.

— Я привел ее в племя много Полнолуний назад, — сказал глава племени, открыв глаза. Его взгляд утратил осмысленность, устремившись куда-то вдаль, за спины воинов. — Как мне казалось, я спас ее от вампиров в лесу. Мы жили вместе до ее семисотого Полнолуния. Затем она внезапно скончалась от одному Суришу известной болезни. Мы похоронили ее на кладбище. Прошло десять Полнолуний, и она явилась ко мне во сне. Старость покинула ее тело в моих грезах, ослепив прежней жгучей красотой. Но как изменилось ее лицо! Глаза горели вампирским огнем. Рот исказила кровожадная улыбка. Ее рыжие волосы колыхались в порывах невидимого ветра. Я не мог проронить ни слова. Только слушал ее странно погрубевший голос.

— Спасибо, старик! — пророкотал низкий женский голос со стороны кладбища. — Ты привел меня к тому могуществу, которое я могла обрести лишь в грезах!

— Именно это и сказала мне Апира, — удивленно пробормотал старейшина, и душа покинула его тело.

Воины стали в линию напротив кладбищенских ворот и обнажили клинки, еще не остывшие от крови вампиров. Конан шел по центру. Ногой толкнув ворота, он первым ступил на землю мертвых.

Апира стояла на одной из каменных плит.

— Зачем вы пришли? — спросила она. Старик не соврал про красоту ведьмы. Прекрасное лицо, окутанное золотистым ореолом. Блестящее в лучах вечернего солнца черное одеяние, обтягивающее тело с головы до пят, не могло скрыть идеальных форм.

— Колдовство, — мрачно сказал Конан.

Вашти кивнул, поняв, о чем говорит киммериец.

— Зачем вы пришли? — спокойно повторила вопрос Апира.

— Убить тебя, — пожал плечами Вашти и тут же схватился за собственное горло.

— Сначала научись защищать себя, — хищно улыбнулась ведьма. — Видели бы вы, как кванти резали себе глотки своими же ножами, вырывали руки и ноги, проявляя нечеловеческое старание и силу. Ты умрешь, рыжебородый! И погубит тебя твоя же сила!

Конан схватил непослушную руку Вашти, душащую хозяина, и с трудом отвел ее от горла асира.

— Ты убила Тирама и Гарима, — проскрежетал Конан, продолжая борьбу с рукой Вашти.

— Ах, это! — вампирша разыграла смущение. — Бывает. Не сдержалась. Жажда мучает...

— Они же дети, — крикнул Хапри.

— Какая разница. Сейчас они дети, через шестьсот Полнолуний — какое нелепое времяисчисление у этих кванти! — станут такими же старыми, как этот тупой старик, лежащий за воротами среди тел своих соплеменников, которых сам и погубил.

Конану надоела бесполезная борьба с колдовством. Размахнувшись, он в полсилы врезал асиру между глаз. Вашти обмяк. Киммериец подхватил его и аккуратно положил на землю.

— Интересное решение, здоровяк, — ухмыльнулась ведьма. — А как тебе это?

Сломанная правая рука Хапри неожиданно схватила левую за раненное в последнем бою с вампирами предплечье и принялась резко дергать. Молодой воин не смог удержаться от крика боли. Конан не колебался. Тяжелый удар поверг Хапри в беспамятство.

Киммериец остался один.

— Вот теперь поиграем честно, здоровяк. А то — три воина на одну беззащитную девушку — это уже групповое соитие, а никак не сражение.

Над кладбищем разнесся громкий смех Апиры. Лес отозвался многочисленными криками ликования. Вампиры были неподалеку, прислушиваясь к своей предводительнице.

— Слышишь? — спросила она. — Это меня приветствует моя армия, которую я поведу в мир людей. И люди поймут, что даже не подозревали о настоящей силе страха!

Конан пошел в наступление. Перехватив меч обеими руками, он медленно двинулся к Апире. Лезвие оружия угрожающе покачивалось из стороны в сторону.

— Хочешь узнать, почему я из обычной ведь мы превратилась в могущественную колдунью? — спокойно спросила вампирша, рассматривая свои длинные ногти. Казалось, она не замечает приближения киммерийца. — Все очень просто. Кладбище находится на Священной Земле. Эти кванти когда-то были сильными и пользовались снисходительностью своих богов. Извини, в историю племени я не очень-то углублялась. Я знала только одно — ведьма, захороненная на Священной Земле, осквернит ее, и земля перестанет быть священной, превратившись в свою полную противоположность. Так и случилось. Я осквернила эту землю, и теперь мое, как ты говоришь, колдовство усилилось этим неисчерпаемым источником Зла. Я доходчиво объясняю? Ох, какой ты непоседливый!..

Конан был уже в двух десятках шагов от ведьмы, когда почувствовал, как ноги сами собой идут назад. Он попытался воспротивиться, но не смог.

— А хочешь узнать, что я собираюсь делать дальше? — продолжала Апира, словно ничего и не произошло. — Как раз сейчас я плету очень полезное заклинание. После его инициации моим кровожадным подопечным станет глубоко наплевать на осину, оснину и прочие людские премудрости, защищающие их нежные шейки от острых клыков. К тому же вампиры будут летать не только в ночь Полнолуния, а когда им захочется.

Киммериец предпринял еще одну отчаянную попытку избавиться от чар. К его большому удивлению, резкий рывок в сторону освободил ноги от власти чужой воли. Ведьма почувствовала неладное. Взглянула на Конана и едва успела увернуться от ножа, метко пущенного киммерийцем в ее безжалостное сердце.

— Ты не так прост, как кажешься, здоровяк, — одобрительно покачала головой вампирша.

— Мне всегда говорили обратное, — бросил Конан, чувствуя, что ноги снова перестают его слушаться.

— Мышцы — это ерунда. Для моих чар они не имеют значения. Я прямо сейчас могу заставить тебя вырвать себе сердце и принести его мне. Ха, хорошая идея! Что ж, здоровяк, ты мне нравишься, но время дороже. Даже мое длительное существование не вечно, а я еще столько хочу сделать!

Киммериец снова рванул в сторону, сбрасывая чары. Не дожидаясь, пока вампирша перенацелит заклинание, Конан, видя в своей свободе слабину ведьмы, побежал, описывая вокруг нее небольшой круг.

— Остановись! — громыхнула Апира.

Киммериец упал, зацепившись за невидимую преграду, но, перекатившись через плечо, тут же вскочил и возобновил бег. Еще несколько раз ведьма ставила ему препятствия, но Конан сразу поднимался и, не сбавляя темп, продолжал движение.

С каждым кругом киммериец приближался к вампирше.

Когда до Апиры осталось всего несколько таких кругов, она поняла, что еще немного — и ей не миновать меча. Переплетения заклинания завертелись в ее голове с еще большим рвением. Ведьма перестала отвлекаться на Конана, всецело сосредоточившись на древней формуле.

Киммериец уже был в пяти шагах от вампирши, когда та победно вскинула руки.

— Ты не успел, здоровяк, — торжественно сказал она, мысленно высвобождая свое заклинание.

Тысячи крыльев захлопали одновременно.

— Ты был близок, как никто, и поэтому мне тебя жаль. Хотя это никак не уменьшает моего желания испить твоей крови.

Внезапно киммериец понял, что проиграл. Если обычные вампиры смогли раскрыть крылья, значит...

Словно проникнув в мысли Конана, ведьма развернула за спиной пару угловатых крыльев, светящихся янтарем, и резкими взмахами ушла от меча киммерийца. Над кладбищем в который раз разнесся ее злорадный смех. Тысячи глоток вторили своей предводительнице.

Конан с мрачным спокойствием наблюдал, как от огромной вампирской стаи отделились полсотни тварей и устремились прямо на него. Широко расставив ноги, киммериец перехватил меч двумя руками и принялся ждать. Он не собирался бежать. Слишком часто он смотрел в бездонные глаза Смерти, чтобы так просто отдать свое тело и дух в руки страха.

Вампиры сделали круг над головой жертвы, присматриваясь. Затем описали круг поменьше, дружно спикировали на киммерийца и...

И начали умирать. Меч бил без промаха, перерубая по несколько тварей за взмах. С первыми пятью десятками вампиров Конан справился быстро. Тогда на него насела уже сотня оскалившихся тварей.

Глаза заливал пот, густо перемешавшийся с кровью бесстрашных созданий Тьмы. На земле, у ног воина, подрагивали, поскуливали и повизгивали десятки изрубленных вампиров. Некоторые, даже лишившись туловища, пытались дотянуться до Конана, но их киммериец яростно втаптывал в землю, не отвлекаясь от боя.

— Ты — не человек! — услышал он восхищенный возглас Апиры. — Стойте!

Атаки вампиров мгновенно прекратились. Конан медленно опустил окровавленный меч. Его грудь тяжело вздымалась и резко опадала, выдавая усталость.

Ведьма летела высоко в небе, описывая широкие круги над головой киммерийца. Голос ее звучал также громко, как и на земле.

— Я решила найти тебе лучшее применение. Ты станешь вампиром! У меня есть для этого заклинание. Теперь есть и желание. Ты будешь моим полководцем и спутником!

— Я так не думаю, — мрачно усмехнулся Конан. Его взгляд устремился куда-то вдаль, за спину Апире. Ведьма резко развернулась. Кончики ее крыльев испуганно затрепетали.

Вампиры беспорядочно заметались по небу, превращенные расстоянием в облако ночной мошкары. Апира зависла в воздухе, не в силах побороть страх. К кладбищу со стороны Серой горы летело огромное чудовище. Размахивая невероятной длины крыльями, оно размеренно покачивало рыбьим хвостом. Плавные взмахи, легкие движения... Чудовище плыло по воздуху. Крокодилью пасть венчали два подвижных отростка глаз, горящих зеленым пламенем. Из зубастой пасти время от времени вырывался длинный змеиный язык. Все тело диковинного существа покрывала темно-зеленая чешуя, играющая разноцветными бликами в лучах вечернего солнца.

Чудовище пролетело сквозь стаю вампиров, сбив на землю не меньше двух сотен тварей, и, резко махая крыльями, приземлилось в тридцати шагах от Конана. Мощные порывы ветра сбили киммерийца с ног, но он тут же встал, опершись на меч.

— Агыр разгневан! — пророкотало чудовище неожиданно знакомым голосом.

— Старик? — вскинул брови Конан, ловя на себе взгляд огромных глаз.

— Встань на мое крыло! — приказало чудовище, распластавшись перед киммерийцем.

Конан подчинился и тут же взлетел в воздух. Описал высокую дугу и опустился на упругую шею Агыра. Здесь его ждал лекарь Нарим, хлопочущий над Даургом, вместе с остатками племени кванти.

— Что произошло? — спросил киммериец, оклемавшись после приземления. Недоверчиво он посмотрел на людей, прячущихся в чешуе чудовища.

— Вампиры, внезапно перестав бояться оснины и обретя крылья, прижали нас к латиту, — отозвался Нарим. — Но из воды выбрался старей... Выбрался Агыр и принес нас сюда.

Визгливо заорал грудной ребенок.

— Ну и что дальше? — спросил Конан. Обернулся и невольно шагнул назад. Прямо на него был направлен немигающий взгляд огромных глаз чудовища, покачивающихся на гибких отростках.

Убей ее! — вспыхнуло в голове киммерийца. — Агыр дал мне это право перед долгой дорогой в Царство Мертвых.

Конан едва успел ухватиться за чешую, когда чудовище несколькими взмахами поднялось в воздух и ринулось на Апиру. Лицо ведьмы исказил ужас. Тысячи вампиров бросились на защиту своей предводительницы. Но Агыр словно их и не замечал. Громко хлопали мощные крылья, разбрасывая мертвых и оглушенных тварей в разные стороны. Визжали раненные, скулили ушибленные.

Агыр поднырнул под ведьму, низко опустив голову. Конан понял, что настал его час. Когда ведьма, растерянно мотающая головой, оказалась всего в нескольких взмахах крыла от киммерийца, он прыгнул.

Взмах.

Удар.

Тысячи глоток наполнились криками боли. А в следующее мгновение небо запылало тысячами холодных факелов. Вампиры, лишившись защиты своей богини, нашли смерть в лучах заходящего солнца.

Вашти медленно открыл глаза. Все болело, словно после недельного празднования одной из побед над ванирами. Поднял голову. Взгляд асира уперся в широкую спину Конана.

— Что случилось? — спросил он.

— Нам пора в путь, — сказал киммериец, рассматривая исчезающую точку, в которую превратился Агыр, уносящий с собой души сотен поколений.

Для племени кванти наступали новые времена.

Выбравшись из Кровавого Леса, Конан и его спутники вышли на равнину, простирающуюся до самого горизонта. Здесь не было вампиров и поселений затерянных племен, но путники все равно шли с опаской, постоянно оборачиваясь и хватаясь за оружие при малейшем шорохе, ибо они прекрасно знали, как называются эти земли.

Стой, Фатих, — прошептал Талиф, настороженно щупая песок носком сандалии. — Ты уверен, что так мы дойдем до Хорота? — Абсолютно, — громко заверил его спутник. Оба олни были еще моложе двадцати весен. Фатих, сын паромщика, выглядел типичным выходцем из Гиркании, хотя и божился, что наполовину хайбориец. Высокий, широкоплечий парень легко бы убедил в этом своих сверстников, если б только не раскосые глаза. Некоторые даже звали его «кхитайцем», но осторожно, ибо Фатих был очень обидчивым и вспыльчивым молодым человеком. Талиф же был уроженцем Аквилонии, смешав в себе с десяток разных кровей колоритных предков. Низкий рост позволил развить неимоверную ловкость, несмотря на явный лишний вес. Глаза Талифа, глядящие на мир из-под густых бровей, всегда светились озорством и жаждой приключений. Кроме последних нескольких часов, когда Фатих завел его в эти безлюдные земли.

— Мы уже несколько часов идем по этой пустыне, а конца ей я и близко не вижу, — раздраженно пробормотал Талиф и поглядел на заходящее солнце. — Еще немного, и будем идти в темноте.

— Тем лучше. Не так жарко.

— Тебе-то что? Худющий. Это я должен на жару жаловаться. Ты лучше скажи мне, сколько нам еще идти до реки?

Фатих остановился, обернулся, прикидывая пройденную часть пустыни. Затем посмотрел вперед.

— Часов двадцать, не больше, — сказал он наконец.

— Сколько? Ты же сказал, она маленькая.

— Ну да. Не месячный переход. Некоторое время шли молча.

— Надо было лошадей парочку украсть, — проворчал Талиф.

— Я этим больше не занимаюсь, — покачал головой Фатих.

— Ой, какие мы честные! А теперь надо париться в пять раз дольше.

— Перестань ныть! — внезапно рявкнул Фатих.

Талиф испуганно вздрогнул, удивленно глядя на закипающего спутника.

— Ладно, молчу, — пробормотал он.

Но тишина длилась недолго.

— Фатих, а у нас воды хватит? — спросил Талиф, прикладываясь к бурдюку.

— Если будешь так много пить, то не хватит.

Солнце коснулось горизонта, окутывая край неба ярко-красной вуалью.

— Но лошадь бы нам не помешала, — проворчал Талиф.

— В этих песках лошади не пройдут. Даже туранские широкостопы. Стой! — Фатих резко остановился, придержав напарника за плечо.

— Ты — чего?

— Видишь песок перед нами? — спросил Фатих.

— Ну?

— Ничего необычного не замечаешь?

— Да что такое, Фатих? Песок как песок. Если только не считать, что он серый, а не желтый.

— Не видишь, значит. — Сын паромщика недовольно сплюнул. — А следовало бы. Перед нами песок более светлый, чем везде.

— Ну и что?

— Зыбучие пески. Слышал про такие?

— Зыбучие? — вскинул брови Талиф. — Это как? Чего они зыбут-то?