Плач мантихоры

Глава первая «Точка невозвращения»

Ассилоха спасти не удалось. Осознание того, что он уже никогда не вернется с целью выслушать мои извинения, пришло ко мне только на третьи сутки после похорон. В роковой же день я стояла рядом с могилой, смотрела на каменное лицо вампира и не понимала, что происходит. На голубом небе не было ни малейшего облака, задушевно пели птицы и совсем по-летнему пекло солнце. Природа радовалась жизни.

— Как ты, родная? — спросила меня мама, когда я вернулась с похорон. Она встревожено вглядывалась в мое лицо, а я не понимала, что ее так беспокоит.

— Нормально, а что такое? — я улыбнулась и, прищурившись, выглянула в окно, — Такая погода классная, надо Асси позвонить, пригласить погулять. Он же неправильный вампир, не боится солнца. Мама с ужасом взглянула на меня, я же, все так же дурацки улыбаясь, ушла к себе в комнату. Вышла из нее, осознавая себя, я лишь через трое суток. И поехала прямиком на кладбище — умирать рядом с могилой. Такого груза я выдержать не могла. С кладбища меня и увезли в больницу. Пятнадцатую, как и пророчил в шутку Семчук когда-то в другой жизни.

В состоянии крайней измученности я ехала домой с учебы. Из колледжа я ушла, завалив летнюю сессию из-за больницы, так что теперь мне оставалось сдать 11 класс и спокойно поступать. В июле я устроилась на работу и увольняться категорически не собиралась, так что приходилось совмещать вечерний экстернат и офис. Работаю я в Офисной Полиграфии, не так уж и далеко я ушла от сферы своего обучения. Работа очень серьезно заставила меня пересмотреть свои взгляды на жизнь, очень хорошо обломала во мне спесь, гордыню и нетерпимость. Можно сказать, сделала меня другим человеком. В тандеме со смертью Ассилоха, конечно. Вообще, его смерть и больница заставили все раскинуть по своим местам. Я избавилась от депрессии и упадничества, я заставила себя не искать какой-то далекой цели в жизни и просто дожидаться рассветов, а не каких-то изменений в завтрашнем дне. Если сначала я считала, что у меня нет перспектив, затем просто ждала, что что-то само изменится, то теперь я сама пытаюсь как-то сковать свое будущее. Чтобы окончательно но поплыть по течению. В принципе, мне гораздо лучше, чем весной. Не считая убивающего чувства вины.

В больнице я провела почти месяц. Насмотрелась всякого, но дурь из головы выбило уже на второй неделе. Между стремлением к танатосу и желанием оказаться на свободе победила свобода. С диагнозом «нервный срыв» меня выписали. С тех пор мне перестали сниться сны. Вещие, о смерти, об Ассилохе. Любые. Общину я чуть не бросила. Вовремя Кристина остановила. Как бы ни было тяжело, а семья всегда остается семьей. Чего нельзя сказать о друзьях — я оборвала все ниточки с прошлым, забыла дорогу к колледжу и Безродной, телефоны Урша, Ви и остальных. Я начала строить для себя новый мир — мир музыки, менестрелей. То, что когда-то советовал Сергей. Я познакомилась с Джемом, любимым исполнителем, и его компанией — остальными менестрелями и слушателями. Я хожу на все концерты, участвую в каких-то конкурсах, у меня сформировалась новая крепка компания, надеюсь, гораздо крепче той, с первого курса, которая не выдержала испытания малейшими проблемами. Кажется, я даже обрела лучшую подругу. Однако, я потеряла Ассилоха. Вряд ли его могут заменить ребята из Маяка — дворца культуры, в котором проводятся концерты.

В Маяке я познакомилась с Анором и Гилморном, Тэлем и Алисой. Анор и Гил — пара. Поначалу меня коробило это. Впервые я видела мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации. Впрочем, присмотревшись к их отношениям и отметив чрезвычайную нежность и верность, я просто решила на акцентировать внимание на их странностях. В конце концов, это личное дело каждого. Гил — высокий длинноволосый блондин, нежный, умный, предприимчивый и целеустремленный. Учится на мультипликатора, работает в институте имени Склифосовского санитаром и, похоже, не собирается на достигнутом останавливаться. Он чудесно рисует, кажется, именно с этим он собирается связать свое будущее. Анор — хрупкий черноволосый засранец, типаж вечного юноши. Наглый, хамоватый, очаровательный в своей прямолинейности, тоже работает в больнице, правда, другой. И тоже очень хорошо рисует. Но главное, он обладает харизмой, люди идут за ним. Недолго, правда, характер у него тот еще…

Тэль — обладатель густых длинных волос, челка выкрашена синей краской. глаза у него ярко-фиалковые, никогда таких не видела ни у кого. Пишет странные стихи, очень странные. Видит какие-то галлюцинации, вообще очень не от мира сего, но разгадать я его не могу, да и не буду — написано: «Не лезь!». Причем писал явно не Тэль, да и вряд ли он подозревает об этой надписи. Алиса… О ней я могу писать бесконечно. Если бы я была мужчиной, я бы мир положила к ее ногам. Высокая, стройная, имеет внешность фотомодели и талант гениального фотографа. Пишет стихи и рассказы, учится на филолога… Она обаятельная, милая. Она терпеливо выслушивает, сколько мне осталось минут до конца рабочего дня. Пусть даже их 400 с чем-то. Она смеется, когда я ей рассказываю перлы из рабочей и учебной жизни. Даже если они и не очень-то смешные. Она кидает мне в асю стихи и рассказы, когда я готова умереть от скуки на работе или в дороге. Она копирует мне здоровую книгу или дает сборник стихов на все лето. Она всегда говорит мне правду в лицо. Она мне присылает совершенно безумную в своем великолепии музыку. Она для меня нашла все книги Стефани Майер серии «Сумерки», которые ненавидит. И терпеливо перегоняла мне их из .doc в .rtf, потому что виста моя доки не читает, как и кпк. Да, свой старый телефон я разбила на кладбище в тот день, когда меня госпитализировали. Потому что я не могла дозвониться Ассилоху. Теперь я хожу с кпк, который купила на первую зарплату. У меня никогда не было подруги. Друг, Урш, был и есть. А подруги никогда не было. Но сейчас мне кажется, что она у меня есть. И сейчас она конкретно так требовала внимания к себе. На работе у меня случился небольшой аврал. Ситуация, собственно, такова, что трижды в неделю мне приходится после работы уезжать на другой конец Москвы в вечерний экстернат. Когда я устраивалась на работу, Марина, моя начальница, была поставлена в известность о моем распорядке дня на осень и согласилась с ним. Но тогда и людей на фирме работало больше… Кризис нас очень накрыл. Так вот, от некогда большого отдела осталось три человека (я уж не буду говорить, что от фирмы осталось), собственно я, Мариша и Антон, мой сослуживец. У него давно уже есть второй параллельный проект, который позволяет ему как-то держаться на плаву ― в материальном плане наш заработок оставляет желать лучшего, посему уезжает Антон в два. Я тоже. А тут незадача ― и Марины какие-то дела появились, и ей тоже понадобилось уехать в два. Нельзя же отдел пустым оставлять… Вчера я всерьез задумалась о том, чтобы прибегнуть к помощи магов и конкретно так клонироваться дважды, потому как Антон заболел и мне вовсю улыбалась перспектива сидеть в офисе до шести вечера одной. В расчет не бралось, что у меня есть личное дело ― раз, и учеба с четырех ― два. Всю ночь я шлялась по астралу печальным привидением и тоскливо заглядывала в глаза его колдующим посетителям ― кто сможет? Ну хоть на пару-тройку часов, а?

Посетители как-то быстро тушевались и смущенно ретировались куда-нибудь с глаз долой от меня: обо мне и раньше дурная слава ходила, а после смерти Ассилоха меня начали откровенно шарахаться, потому что в руках первые дни я себя не держала. Это в физическом мире решетки и двери способны были мое тело задержать, но ничто не может остановить мой дух ночью, когда я ухожу в астрал. Ох и навела я тогда шороху… Но речь не о том. Короче, помогать мне отказывались, и я уже всерьез собиралась посылать по личному делу Алису вместо меня, но в 11 дня Антон на работу все-таки заявился. Впервые в жизни я была рада его видеть (с первого дня у нас с ним отношения категорически не сложились) и благополучно унеслась с работы в два. Осложнялось все тем, что я не выдерживала темпа работы-учебы-концертов-недосыпания-недоедания и прочего-прочего, что привело к обморокам, головокружениям, дрожащим рукам и дергающемуся глазу. И не надо вот смеяться, я сама сначала хихикала, потом очень не по себе стало.

Личное дело у меня было одно, но зато очень важное ― мне нужно было получить подарок для Асси. У него завтра День Рождения, и плевать мне, что он уже дважды мертв. Это его праздник и я должна вручить ему подарок. Путь мой лежал в гравировальную мастерскую, где меня должен был дожидаться (аха, мои бы мысли Богам в уши) алюминиевый подарочный шильд. 'С Днем Рождения,

Ассилох! Я помню…'. Шильд ― табличка размером с визитку. Я не пишу писем на могилы и стикеров на надгробные камни, если уж я решила его удивить, я должна сделать это со вкусом. Не привезли вовремя мой подарок. Я сидела до половины пятого в офисе (напоминаю, пары у меня с четырех) и тихонько дремала в уголочке, чуть ли не посапывая. Сотрудники гравировальной ходили чуть ли не на цыпочках, не предлагая уже мне кофе ― пожалели, видать, вторую кружку. Ибо на вопрос 'сколько ложечек кофе?' относительно первой я мрачно ответила 'четыре'. А получив подарок, я крепко задумалась, хочу ли я учиться сегодня. По всему выходило, что не особо. Тут стоит отметить, что я впервые в жизни ― лучшая в группе, круглая отличница, активистка, комсомолка и т. д. по тексту. Так что саботаж с моей стороны смотрелся бы минимум странно. Решив, что к метро мне надо в любом случае, а терзаться выбором лучше не одной, а с кем-нибудь еще, я успешно почесала к Алексеевской, на ходу подключаясь к асе с кпк. Алиска, как я и ожидала, оказалась в сети (уж ее-то распорядок конкретно на сегодняшний день я прочно запомнила, рассчитывая время получения ею таблички в случае невозможности моего ухода с работы), я ее загрузила своей дилеммой и спокойно окунулась в музыку и духоту подземки. Это на улице у нас самая чудесная погода на свете ― серое небо, ураганный ветер и дождь. А вот под землей находиться совсем невозможно. Как символично. Шалом, Лисицо, — набрала я стилусом на экране, — скажи, ехать мне на пары или нет? В обморок сегодня падала? Валерьянку пила? — высветился ответ. — Пили домой и спать ложись, тебе еще меня в розовый завтра красить и сапоги со мной выбирать.

Некислое у тебя стремление к учебе, — скривилась я, — от души. Ты тоник купила оттеночный? Нет, я думала, что ты… Убью! — я скорчила гримасу, призванную выразить раскаяние, которое моей собеседнице не дано было увидеть сейчас. Вообще здорово это ― корчить рожи, когда она их не видит. Я тогда полностью уверена, что она мне не накостыляет за них по шее, — ну да ладно, у тебя ведь твой остался? Угу, остался, — я покосилась на ярко-фиолетовую прядь, — однако, ты оптимистка… Проще марганцовки купить. И пластырь, — пришел лаконичный ответ, — без него никак. А его-то зачем? — удивилась я, идя по переходу на зеленую ветку, — что за фантазии? Если обработаешь меня марганцовкой, — мрачно ответила Лиса, — я тебе голову откушу. Будешь потом пластырем фиксировать. Я нервно сглотнула и вышла из аси. Ну ее, после лекций напишу. Я все-таки решила ехать на учебу.

На лекцию я приехала аккурат за десять минут до ее окончания. Английский язык…

Стоит отметить, что группа у нас достаточно дурная ― записано, вроде, 32 человека, а ходит только четверо, считая меня. Остальные, вроде как, работают. Учитывая, что я, как и Настя, тоже работаю, что учиться мне особо не мешает, работают они, наверное, в каких-то очень крутых местах. Ну, или в Мак-Доналдсе сутками, как один из одноклассников, встреченный мной на первой (и пока, надеюсь, последней для него) лекции. Настя же работает в МЧС, что вызывает беспредельное уважение окружающих, и я ― не исключение. Однако же, вполне себе пары посещает. Ее я просила сказать всем преподавателям, что у меня аврал на работе, она же первая и обалдела, увидев меня.

Английский нам преподавала достаточно маразматического вида бабуля, стараниями которой класс был поделен на две неравные части: в первой были Настя, Ксюша и Аня, которые сейчас бабуле сдавали азбуку, а во второй я, усердно пересказывавшая ей тексты на английском. Конкретно на данный момент в аудитории она отсутствовала, посему я взяла у нее со стола учебник, по которому всю эту тьму египетскую читала, уселась за заднюю парту и прикинула, что я буду ей говорить, когда она меня увидит. В класс она зашла за минуту до звонка (выяснилось, что покинула она его через десять минут после начала лекции), отметила меня в присутствующих, поставила пять за работу на уроке и отпустила нас восвояси. До самого школьного забора мы прошли в тупом молчании, только потом заржав так, что на нас начали оглядываться. Да, интересный меня ожидает год… Первая четверть алгебры для меня пролетела незаметно, вторая около доски,

третья в уговорах отпустить нас (или хотя бы не трогать), четвертая ― носом в парту. Вечер пятницы очень расхолаживающе действовал на мое стремление к познанию чего-то нового, а уж когда выяснилось, что последняя пара ― ОБЖ у не менее маразматической бабушенции… Насть, ты ж очаровала бабку на прошлой паре? — тоскливо вздохнула я, — Может, отпросишь нас с этой?

Не, лучше ты, — скривилась девушка, — трепать языком ― твое дело. Мое ― по пожарам шариться. Ну окей, — польщенная, фыркнула я, — тогда просто подтвердишь все мои слова, договорились? Надеюсь, про покушение на правительство там не будет, — вздохнула Настя, — дерзай.

С алгебры нас отпустили еще до звонка. Вообще, математик, крайне инфантильный дядька, наш классный руководитель, часто отпускал нас пораньше. Ему, по большему счету, вообще до фонаря все было. Поэтому в класс ОБЖ и биологии мы вошли со звонком на перемену, учительница как раз поднималась со стула с явным намерением покинуть осточертевшую за день аудиторию.

Здра-а-австуйте, — вихрем пронеслась я ей навстречу. Бабушка аж назад подалась и, подсеченная стулом под коленками, рухнула на него, — А мы из одиннадцатого З, помните нас?

— Конечно помню, эээ, а как вас зовут? — старушка жалобно смотрела на меня косящим глазом.

— Лой, — ухмыльнулась я. — А ее ― Настя, она из МЧС, обещала для вас принести учебные фильмы по парашютному спорту и поведению во время терактов. А у меня для вас замечательная новость: Настя оформила нам пропуска в штаб МЧС! Мы сможем все посмотреть на практике, а не изучать в теории!

— Да вы что? — преподавательница от такой наглости опешила, — вот наглые, и даже не смеются.

Я честно давила в себе ухмылку. Настя квадратными глазами смотрела то на меня, то на мою собеседницу. Я 'незаметно' наступила ей на ногу и она 'отвисла': Да мы серьезно, все пропуска на проходной лежать. А как же урок? — потрясла головой бабуля, — Я не могу вас отпустить…

А я вам, как журналист, статью напишу, — продолжала соблазнять я. — Большую…

Такой реакции не ожидала даже я. Правда, большую? — учительница радостно захлопала в ладоши, заставив вздрогнуть девчонок, а более нервную меня и подпрыгнуть. — Ну хорошо, Лоинька, давайте тогда, идите, идите скорее, а к следующей паре буду очень вас ждать!

— Хороших выходных, — выдавила из себя я, — до свидания…

— И вам, и вам! — улыбалась учительница.

Ну и попала же я…

Итак, я ехала домой. В верных наушниках-чебурашках играла готика, настроение было не по-пятничному усталое, голова болела, и вообще мир ― вредная штука. В первую очередь из-за того, что наушники со мной дольше, нежели тот, приход которого из-за них постоянно оставался незамеченным. 'Нет, тебе точно придется пластырь покупать! Ты когда уже в асю вернешься?' — пришло смс-сообщение от Алисы в тот момент, когда я уже на маршрутку до дома садилась. Я тяжело вздохнула и нажала 'соединиться с сервером'. Я думала, проблемы у меня начались недавно? Фигня, начнутся они сейчас.

Ну наконец-то, ты где была? — сразу же пришло от Лисицы, — ты давно уже должна была быть дома, с тоником и предвкушением завтрашней встречи со мной. На учебе я была, — обалдела я, — как странно, не правда ли? Да, невероятно, — пришел ответ, — Чем планируешь вечер занять? Буду Гарри Поттера пересматривать, — тихонько хихикнула я, представив лицо

Алиски, — На что-то более серьезное моего многострадального мозга уже не хватит.

По-моему, у тебя он вообще усох после этой гадости, — замигал конвертик, — лучше Бергмана пересмотри. 'Седьмую печать'? Нет, спасибо, мне одного раза для полного просвещения хватило, — фыркнула я, — до сих пор костры инквизиции снятся. Я, кстати, приехала, через пять минут выйду в нормальный интернет с ноутбука, а не с этой демо-версии компьютера. До связи.

Я отсоединилась, вышла из маршрутки и медленно пошла к дому. Несмотря на усталость, торопиться не хотелось ― темно, водяная пыль какая-то в воздухе висит, головную боль это хорошо снимает. Все хорошее, правда, быстро кончается. Триста метров кончились даже слишком быстро.

Я поднялась на лифте до своего этажа, зашла в квартиру и прислонилась спиной к двери. Шевелиться не хотелось. Марыся, маленький апельсинового окраска котенок, противно запищала и попыталась забраться по юбке куда-то вверх. Была решительно сброшена. А я пошла смотреть фильм.

Лой, ну сколько можно Гарри Поттера? Ну пять фильмов подряд — перебор! Ну я же скоро перестану разговаривать с тобой! — жалобно вскричал мой внутренний голос,

— ну давай хоть Симпсонов посмотрим, а? А еще лучше критику Добролюбова прочитаем! А? Иди в лес, я еще начну всю серию перечитывать, — злорадно ответила я, врубая «Пуск» на пятом фильме, — и фанфики начну писать, чего доброго. Да хоть обпишись, только не надо больше фильмов! — пошел на компромисс голос,

— Хочешь, на концерт пойдем? Давай узнаем, когда ближайший концерт Канунникова, и пойдем на него, а? Да если я захочу, я сегодня вечером на Кошку-Сашку пойду, — фыркнула я, нажимая паузу, — только зачем? Может, все фильмы пересмотреть заново? Ладно. Открывай ворд, будем фанфы катать, — решительно выдохнул голос, — только прекрати издеваться. Даже слэш? — коварно вопросила я, — Согласен? Даже слэш, — на автомате согласился голос, — А что это? Отлично! Кто будет первыми жертвами? Снэйпа с Сириусом уже заслэшэли, давай Гарри с Роном или Драко? Впрочем нет, — я задумалась, — Дамблдора с Хагрдом? Филча с Флитвиком? Нееет! Я вспомнил, что это! Только не слэш! — в ужасе взвыл голос.

Я молча нажала «пуск» на пятом фильме. Идиллия временно была восстановлена.

Спать я легла рано, не просидев за фильмом и получаса. В окна барабанил дождь, в комнате было холодно, но я лежала под теплым одеялом и мне было хорошо. До некоторых пор. Мне снилось море. Огромные величественные волны лениво облизывали даже на вид острую гальку, серое небо нависало над скалами, одиноко парила чайка. Символично. Я закрыла глаза и представила закат. Оранжевые и малиновые лучи окрашивают воду в карминово-красный цвет, солнечный диск опускается за горизонт, подсвечивая его всей палитрой красок. В небе мечется стая птиц.

— Придумай меня живым…

Я открыла глаза. Серые тучи, серые волны. Чайка в небе. На скале стоит фигура в черном, длинные волосы развеваются на ветру, полы плаща бьются в такт ветру.

Асси… — всхлипнула я, — не уходи.

Небо за его спиной алело. Свет резал глаза.

— Возьми мое пламя и сжалься, Кровавый бутон моих сил. Я умер, но ты не печалься — Я все тебе простил.

Постой, я сейчас заберусь к тебе, не уходи! — прокричала я, пытаясь перебороть поднявшийся ветер, — я все исправлю, дай мне шанс! Вампир медленно наклонился вперед и упал вниз. Вода алела.

Вскрикнув, я открыла глаза. Только сон. Это просто сон. За окном барабанил дождь, часы показывали ровно полночь. Кажется, Ас говорил, что родился именно в это время. С Днем Рождения, Асси… Только сейчас я обратила внимание на то, как неровно падает свет в комнате.

Перевела взгляд на окно… и трансформировала когти на руках ― на балконе кто-то стоял лицом ко мне. Тусклый свет с улицы обволакивал фигуру, длинные непослушные волосы, пиджак. Да быть не может. Я закрыла глаза, борясь с головокружением, а когда открыла, на балконе уже никого не было. Я, поежившись, вылезла из под одеяла и подошла к балконной двери. Никого. Пришло осознание того, что он все равно жив для меня. У него сегодня День Рождения и он пришел ко мне. Я села на пол и расплакалась. Так я поставила свою первую точку невозвращения.

Глава вторая «Мир зазеркалья»

Как чудесно после бессмысленной и беспощадной рабочей недели проснуться субботним ранним утром, лениво потянуться под одеялом, наслаждаясь предрассветными сумерками и затянутым в тучи небом, уютно закопаться поглубже в плед и одеяло от гуляющего по комнате ветра, высунув наружу только кончик носа и один глаз… Мне тепло, хорошо, нежно, я дышу свежайшим ледяным воздухом, покачиваюсь на волнах полудремы и ленивой неги, чувствую, как по мне медленно крадется маленький невесомый котенок, теплый, живой, тыкается носом мне в переносицу, трется щекой об мою щеку… Устраивается на плече, чтобы заснуть, и, сволочь, начинает громко-громко мурчать! Да, хорошо утро началось… Я, спихнув котенка на диван, вылезла из-под одеяла и мрачно пошла на балкон курить. Спать тоже очень хотелось, но курить почему-то еще больше. Странно, раньше я за собой такого не замечала… Оп-па. Тут кто-то был. Запах почти выветрился, и я точно не могла бы сказать, кто именно, даже если бы оказалась с ним рядом. Но запах был неживым. Либо вампир, либо нежить. И даже не знаю, что сейчас для меня лучше. 27 апреля мы привезли на полигон умирающего Ассилоха, которого Света безуспешно отпаивала своей кровью. Через пять минут после нашего возвращения на полигон ворвались Ассамиты, наглядно показав, что всякие храновские защитные заморочки — фигня против чуть не тысячелетних вампиров. К их чести, они никого не убили, а меня и Свету даже пальцем не тронули. С остальными, правда, так мягко не обошлись… Со мной они не рискнули даже переглядываться, было понятно, что я в их мыслях вызываю четкий диссонанс: с одной стороны, чуть не угробила одного из их лучших бойцов. С другой стороны, я под его защитой и вообще чуть ли не невеста. В общем, Ассилоха увезли, нее дав мне даже словом с ним перемолвиться. Он бился в каком-то полубреду и все звал Ризу, я же обнимала его и шептала 'Я все исправлю, слышишь, все исправлю'. Меня колотила крупная дрожь, невыносимо болела голова и путались мысли, но даже тогда я не могла представить, что больше никогда не увижу Асси.

На следующее утро мне позвонил его напарник и официально пригласил на похороны ассамита. Тот день я совсем не помню, кажется, после этого звонка у меня помутился рассудок, а после самих похорон и сама крыша поехала. Так вот с тех пор ассамиты меня в упор не замечали. Остальные вампиры немного сторонились — наемника в гроб загнала, черт ее знает, что еще учудит, но так не игнорировали. Однако, на контакты тоже не стремились. Теперь ясно, почему я так удивилась? Ну не мог никто ко мне прийти! А если пришел, значит, у меня начинается очередной виток проблем. Тему Ирдиса тогда никто даже не поднял. Волки по-тихому выбрали нового главу, что характерно, не его сына (видимо, подозревали, что недолго ему жить осталось — он был одним из убийц Кристиана), и до сих пор совсем не высовываются. А с главой они правильно поступили, да. Сын Ирдиса, абсолютное ничтожество в астрале, оказался настолько глупым, что высунулся в него через неделю после похорон Асси. Мне тогда, в общем-то, было все равно, кому и за что мстить, я не находила себя от боли и не была способна к рациональному мышлению. Хоронили его в закрытом гробу. Я проснулась в таком состоянии, что меня укатали сильнейшими психотропными средствами, вырубившими меня на трое суток. Глупые, сознание оборотня невозможно запереть в клетке его тела. С тех пор я перестала видеть сны. Сегодня я впервые за долгий срок вновь окунулась в причуды своего сознания. И даже не знаю, хорошо ли это. Больно видеть во сне дорогого человека, вдвойне больно осознавать, что в реальности ты никогда его не увидишь, не обнимешь, не почувствуешь запах его волос… И совсем невозможно видеть родные глаза, которые навсегда сияют лишь во сне по твоей вине. Ты виновата. Ты не смогла все понять и во всем разобраться. Ты послужила причиной его смерти. Ты его убила. Меня начали привлекать зеркала. Я начала видеть в них его отражение. Его глазами на меня смотрели случайные прохожие, его губы шептали мне по ночам что-то, что я не могла понять, его запах, казалось, пропитал собой всю эту осень. Я ходила по ночной Москве, слушая это дурацкое Полнолуние «В твоих руках», ходила по тем улицам, по которым мы вместе гуляли, садилась на те скамейки, на которых он меня обнимал и погружалась в забытье. Его черты лица повторял ручей, цвет воды в пруду являлся жалким подобием его глаз, а лучи закатного солнца не могли быть роднее цвета его губ. Случалось, я включала радио, и каждая строчка мало-мальской осмысленной песни казалась мне тайным посланием от него. Я колола пальцы и пером писала ему письма, окуная ручку в свою кровь. И сжигала, развеивая пепел на ветру, иногда сжигала прямо на ладони, и практически никогда не чувствовала боли, а ожоги сглаживались за час-два. Наверное, он не одобрил бы этого поведения, даже наверняка, но я ничего не могла с собой поделать. Я не контролировала себя. Когда-то давно-давно у меня появилась игра — проходя мимо вывески или витрины видеть свое отражение краем глаза и представлять, что его тоже кто-то видит, причем со зрителем я могла быть даже не знакома. Потом я представляла себе,

словно вижу чужие отражения. В зеркалах, витринах, стеклянных дверях, я слышу их запах, я вижу их тени. Да, тени. Точно так же я читаю по теням. Какие пошлые мысли улетающих желтых листьев, последних теплых лучей и сладкого дождя на губах сейчас приходят в голову Мысли, слова и желания теряют актуальность, а настроение улетает листьями и дыханием. Хочу просто дышать и почаще бывать под дождем. Интересно, а в Раю есть зеркала? А любимая музыка? Я затушила сигарету, включила на кпк случайное воспроизведение и занялась любимым делом: приготовилась придумывать то, чего не может быть на самом деле.

Ох, нет. Тут даже придумывать ничего не надо. Я выключила музыку и легла досыпать.

— Ну как ты там? — Ассилох смотрел на меня грустно и очень серьезно, — совесть не мучает? Мучает… — я подозрительно оглядывала помещение, в котором оказалась. Стены, обитые лиловой тканью, большой мягкий диван, мощный тяжелый стол, напротив него стул, торшер в дальнем углу комнаты, из-за которого все остальные предметы отбрасывали причудливые тени. Фиолетовые портьеры на стене. Без окна. Просто фиолетовые портьеры, — я чуть с ума не сошла, когда узнала обо всем.

— И когда же ты об этом узнала? Да ты садись на диван, не бойся, — сам вампир сидел на стуле, повернув его спинкой вперед и положив на нее подбородок. Тоже, в общем-то, не самая удачная позиция для вскакивания с целью накостылять мне, но с мягкого дивана выкорябываться… А, была-не была, — до того, как убила меня, или после

— Асси… — я запнулась на половине пути, — я не хотела этого. Ты не представляешь, насколько сложно мне было решиться на этот шаг.

— Да, заказывать человека, которого достаточно близко знаешь, сложно, верно? — с непередаваемым выражением лица посмотрел на меня вампир и, после паузы, добавил: — не называй меня так. Ассилох и все. Без всяких издевательств над именем.

— Нда уж, ты как ребенок, — я потерла лоб рукой, — Ассилох так Ассилох, окей. Ты можешь просто выслушать меня, а?

— Могу, только одно условие, — покойный злился, и я его понимаю, сама бы я вряд ли смогла себя так в руках держать, — верни мне кольцо. Повисла пауза. Я задумалась, станет ли он рубить мне палец, если узнает причину моего замешательства.

— Не смогу, наверное, — скривилась я, — как ты думаешь, не слишком жестоко отбирать у меня последнюю память о тебе?

— Сможешь, куда ты денешься, — фыркнул вампир, — раньше надо было думать, память бы не понадобилась.

— Да ты выслушаешь меня или нет?! — сорвалась я, — хватит уже обвинять меня, я сама с этим успешно справляюсь! Сначала разберись в ситуации, а потом уже начинай бичевать!

— Лой, снимай, я не шучу! — разозлившийся Ассилох вскочил со стула (зря я думала, что мне с дивана будет легче встать в момент опасности), но мне было, в общем-то, плевать, что он сейчас будет делать. Да пусть хоть режет, к чему оно все, на самом-то деле?

— Не могу я! — взвизгнув, я сжала виски руками. Все не так, не так, это неправильно, не может быть такого… — Асси… Ассилох… Я не могу снять кольцо. Прости. Твоей новой загробной подружке придется дарить что-то другое.

— Какой подружке? — вампир помотал головой, — напридумывала… Эй, ну ты чего, плачешь, что ли? Давай уже рассказывай. У тебя три минуты. Кольцо пока пусть у тебя побудет, пока я не придумаю, как его снять.

— Помнишь, ты обратил меня на кладбище? А затем убил Лютомира, а Ирдис дядю, а я подумала, что это Новостной, и убила его, а дядю ты подставил, сказав, что у у трупа Лютомира был он, а не я, — я затараторила, боясь, что вампир передумает.

Не пролившиеся слезы высохли, у меня появилась цель: убедить Аса в том, что я не со зла всю эту кашу заварила, — ты следил за мной, я думала, ты хочешь убить,

изощренно отомстить, потом ты даришь кольцо, мне сказали неправильный перевод, и я испугалась… А потом ты берешь заказ на мою смерть…

— И? Все это ты сказала уже в тот день, когда предала меня, — холодно изогнул бровь вампир, — если больше сказать нечего…

— Да послушай ты! Я знаю, что ты защищал меня, я виделась с Ваней, мне рассказали про кольцо это, про то, что ты правильно поступил…

— Что тебе про кольцо рассказали? — прервал меня вампир.

— Что его дарят лишь любимым, оно означает верность и самопожертвование, и если ты предашь меня, оно расплавится. И что снять я его не могу, потому что мы как-то связаны, типа родственные души… Что-то в этом ключе, — я растерялась — про кольцо я не очень хорошо запомнила.

— Или потому что чувства взаимны. Это тебе говорили?

— Нет, — я покачала головой, — Асси, это сложно.

— Да я не прошу каких-то ответов, мне, в общем-то, все равно, почему оно не снимается, я вряд ли когда-нибудь поверю, что ты хоть сколько-нибудь любишь меня даже как друга. Хотя нет, Меня удивляет это. Обычно, после смерти или предательства одного из пары кольцо просто спадает с пальца.

— Я не предавала… Ассилох, ты жив? — меня оглушило внезапным счастьем, я не знала, что можно сказать.

— Предала, Лой, и знала, что предаешь, — покачал головой вампир, — ладно, у меня больше нет сил на то, чтобы выдерживать твое общество. Как-нибудь еще навещу, думай, как избавиться от моего подарка. И, если уж на то пошло, на память обо мне у тебя есть шкатулка. Разве тебе ее не передали?

— Передали, — растерялась я, — но она закрыта, а ключа нет.

— Будет тебе ключ, — нахмурился вампир, — а вообще, уши бы оторвать тому, кто послушался меня еще при жизни и передал тебе ее. Ну да ладно.

— Ты сказал, что навестишь, — прошептала я, — ты все-таки в этом мире? Жив? Потому кольцо на мне?

— Нет, Лой, — Ас, помедлив, коснулся пальцами моей щеки, — не в этом и не жив. Я в лучшем из миров. Мертв.

Я проснулась.

Сразу после похорон ко мне подошел напарник Ассилоха, тот самый, что пригласил меня на них. Имя его почему-то начисто стерлось у меня из головы, а может, это такая магия у них. Он молча сунул мне в руки сверток и ушел, так и не сказав ни слова. В свертке обнаружилась средних размеров деревянная шкатулка и пояснительное письмо: в нем значилось, что оставил мне это Ассилох. Собственно, это все, что там было написано. Шкатулка была красивой, легкой и гладкой. Отшлифованная, темно-орехового цвета, она не была покрыта глянцем, что мне очень понравилось. На крышке была вырезана чаша, из которой потоком лилась вода. Ну, надеюсь, что вода. Был и красивый аккуратный замочек на боку. А вот ключика не было.

«Я вас не знаю. Я лишь знаю, что вы это читаете. Я не знаю, несчастны вы или счастливы; не знаю, стары вы или молоды. я, в общем, надеюсь, что вы молоды и несчастны. А если вы стары и счастливы, то могу себе представить, как вы заулыбались, увидев фразу 'Он разбил мне сердце'. Вы вспомните, как кто-то разбил вам сердце, И скажете про себя: о да! Я помню это чувство. Но ни черта вы не помните. То есть вы, конечно, можете припомнить приятную, легкую грусть.

Можете вспомнить как слушали музыку и поедали шоколадки, сидя в своей комнате,

Как гуляли в одиночестве по набережной, кутаясь к пальто. Но разве вы можете вспомнить ощущение, когда ешь и будто пережевываешь собственный желудок? Разве вы можете вспомнить вкус красного вина, которым тошнит? Разве вы можете вспомнить, как всю ночь вам снилось, будто он опять рядом, и говорит, и прикасается так нежно, а потом вы просыпаетесь, и вам нужно пережить очередной день. Разве вы можете вспомнить, как вырезали его инициалы на своей руке кухонным ножом? Разве можете вспомнить, как стояли совсем близко от края платформы в метро? Нет? Ну так и заткнитесь, мать вашу».

Я закрыла 'Долгое падение' Ника Хорнби и вышла из автобуса. Очень болела голова, но домой идти не хотелось — 11 вечера, темно, моросит меленький дождь, скорее даже, водяная пыль в воздухе висит, прохладно, опять же… Меня тянуло в вампирский район.

Впрочем, ничего удивительного в этом не было — ходила я туда максимум пять раз в году, но в таком состоянии, что лучше было бы мне дома сидеть. Находится он сразу за железной дорогой, которая пролегает позади моего дома. ЖД пути, действующие и заброшенные, окружает большое количество деревьев, оврагов и всякого мусора. Раньше эти овраги по весне заливало, мы с одноклассницей бегали после уроков туда и катались на импровизированных плотах — поддонах, в которых были зафиксированы пустые пластиковые бутылки и пенопласт. Сейчас уже зимы не такие снежные. Очень-очень давно люди верили в то, что мир заканчивается за рекой. Даже на другом берегу ее живут совсем другие люди, да и люди ли вообще, не духи, принявшие их обличье? Вот за нашей железной дорогой как раз духи, мне кажется, и живут. Мировое зло для меня — вампиры, поэтому именно вампирским район я и назвала.

Внешне он похож на миллионы таких же по всей России. Блочные пятиэтажные дома, грязные дворы и вонючие подъезды. Но энергетика, энергетика… Как девочки-отличницы в мечтах дружат с отъявленными хулиганами, так и я во время величайшего душевного упадка стремлюсь сюда — довести свой декаданс до абсурда и вздохнуть спокойно.

После того кошмарного диалога во сне ложиться вновь я не решилась. Не так, ох, не так я представляла встречу с моим дорогим вампиром. Поэтому волосы Алисы я сегодня красила в час дня. Приехала к ней домой, разбудила, выкрасила ее (а так же половину ванной и свою правую руку) в ярко-розовый, высушила ей волосы… И полчаса пряталась от нее в коридоре, не давая открыть дверь — моя милая хрупкая фотомодель в ярости чуть не прибила меня феном, потому что цвет получился настолько ярким, что даже я опешила. Блондинкой она была, Лиса моя. До сегодняшнего дня. Успокоившись, она терпеливо выслушала мой рассказ про оба сна, а затем я рассказала ей про Ассилоха. Не вдаваясь в подробности, конечно. Пусть Лис и была замечательной и необыкновенной, но, все-таки, человеком. Она изучала энергетику и магию по различной степени сомнительности книжкам и даже чего-то добилась, например, научилась видеть простейших духов и элементалей, но рассказывать ей все начистоту — в первую очередь нечестно по отношению к ней. Она же потом всю жизнь мучиться будет, что не умеет колдовать или кровь пить, знаю я ее. Она не испугается этого. На кладбище она отпускала меня с очень тяжелым сердцем, это было заметно невооруженным взглядом. Да и отпускать не хотела, надеясь, что я не рискну поздно ехать на него — мне нужно было от станции метро 'Улица академика Янгеля' подняться до своей 'Петровско-Разумовской', на ней сесть на пригородную электричку и ехать до Сходненской. А потом еще как-то назад…

Когда я приехала на кладбище, лил дождь. Небо было просто свинцовое, ветер сбивал с ног и бросал волосы на лицо. Мир был абсолютно серым и размытым, словно акварельный рисунок, на который пролили стакан воды. Как только я ступила на святую землю, ливень прекратился, осталась лишь водяная морось. Все вокруг потемнело, а затем зазвонил колокол в церкви… Я прошла до могилы вампира и, испытывая смешанные чувства, остановилась: на ней лежал букет ярко-алых роз.

Я долго, очень долго сидела у него, забравшись с ногами на скамеечку. Тихонько плакала, писала стихи и сжигала, надеясь, что так они дойдут до него быстрее, грела ладонями холодную землю, надеясь согреть его. Когда я поднялась, чтобы положить на могильный камень шилд-подарок, я ключ и нашла, скинув случайно на землю.

Район 'вселенского зла' встретил меня практически абсолютной темнотой. Фонари гасли за моей спиной, уныло и страшно скрипели на ветру качели на детской площадке, но, самое неприятное, меня окружали тени. Длинные черные, серые неопределенной формы, вытянутые жемчужно-серые… Решив не обращать на них внимания, я купила пива и пошла по классическому маршруту — кварталы, мимо стройки, заброшенные непонятные здания, пустырь, шоссе, а потом назад тем же маршрутом.

Что же, до пустыря я дошла вполне спокойно. А потом теней стало появляться все больше и больше, а уверенности в себе у меня становилось все меньше и меньше. Я решила написать смс Лисе, но не успела — она позвонила сама.

— Лой, что у тебя случилось? — услышала я взволнованный голос подруги, — и не отпирайся, я тебя чувствую. Ты с утра была сама не своя, так неужели нельзя было рассказать у меня дома совсем все?

— Алис, помнишь, я про Ассилоха тебе рассказывала? — я попыталась собрать мысли в кучу, — я нашла на кладбище ключ. На камне надгробном лежал.

— Ну, ключ и ключ. Мало ли, гот какой-то потерял, — фыркнула девушка, — теперь, бедненький, бегает, плачет, ищет…

— И часто у нас готы ключи на надгробьях теряют? — скептически спросила я, — по цвету и размеру он вполне подходит к шкатулке, правда, я не проверяла еще…

— Показывал подружке путь к его… Э-э, поясу верности, — хихикнула Алиса. — А если серьезно, то сначала проверь, потом паникуй. Вдруг лишь по виду подходит?

— Не хотела бы я иметь друга, у которого ключ от пояса верности на могиле вампира потерян. Ему ж пояс верности теперь только болгаркой спиливать, — я помотала головой, выгоняя из нее чепуху, — Меня вампирский район зовет. По нему, собственно, я и гуляю, и у меня такое параноидальное ощущение, что не одна. Я вижу тени…

— Мне почему-то кажется, что ощущение «не одна» стоит сделать реальностью. Взять кого-нибудь с собой, я имею в виду. Впрочем, зависит от степени опасности твоих теней. Они агрессивны? Или просто следуют за тобой?

— Пошли гулять? — хмыкнула я, — я потому и позвонила, что мне не по себе. Они даже не следуют за мной, просто окружают. Их слишком много, они выглядывают из-за каждого угла и дерева. Но как-то агрессивно выглядывают…

— Агрессивно выглядывают — это интересно сказано… Они пытаются в тебе взглядами дырку прожечь? Покажи им кулак и посоветуй прогуляться на юг планеты. О! Как ты думаешь, они вспышки боятся? А то я бы поснимала… — мечтательно протянула Лиса.

— Да ну тебя, — хихикнула я, — кстати, это мысль. К сожалению, пленочного фотоаппарата у меня нет, чтобы стопроцентно заснять эту ересь, но попробовать, все же, стоит. Погоди, сейчас поставлю пиво и достану камеру. А насчет взглядов — если бы я испепелялась ими, то давно бы уже не коптила это небо.

— Взгляды — это такая вещь, которая может отличный кадр запороть к чертовой матери… Тьфу ты! Просила же: останавливай, если опять понесет. Давай, жду результатов эксперимента.

— Думаешь, красные глаза будут? — я потихоньку оживала, — да я не хочу останавливать, иначе уже меня куда-нибудь понесет. Или понесут. Вперед ногами. Не бросай меня пока, а? Я поставила пиво рядом с собой и вытащила фотоаппарат.

— Я пока не планировала никого бросать. Да и уверена ли ты, что моих слабых силенок хватит на то, чтобы тебя поднять? Про бросок такого снаряда я вообще молчу…

— Ну и коза же ты, — я, вздохнув, покачала головой — Лиса совсем не умела быть серьезной; фотоаппарат, похрюкав, сфокусировался на сгустке мрака и щелкнул, — так, кадр сделан. Поймала тень…. Лис, я поймала!

— От овцы слышу, — привычно отреагировала Алиса. — Да-а-а? Поймала?! Пришли мне! Хочу!

— Обязательно, — в радостном возбуждении кивнула я, забыв, что девушка меня не видит, и не обращая внимания на железный шелест за спиной, — Ой… Они явно не в восторге от такого обращения…

— Хм. Совет драпать оттуда еще актуален? — деловито поинтересовалась подруга.

— Думаю, вполне… Алис, ты меня слышишь? Алиса! — из динамика послышались помехи, дисплей погас. Тени сгущались…

Я вновь услышала железный скрежет за спиной и обернулась, убирая фотоаппарат и телефон в рюкзак. Банка из-под пива медленно ездила туда-сюда оп асфальту. Ветра не было. Но как такое возможно? Это же тени! Не-ма-те-ри-аль-ны-е! Сзади послышался дикий хохот, мимо меня пронесся жемчужно-серый сгусток тумана, затем на меня полетели и остальные, заключив в пестрый плотный кокон. И хохотали, хохотали, раскатисто и визгливо, зло, с издевкой, глумливо… Они кружились в калейдоскопе и обдавали меня могильных холодом и запахом земли, мне на лицо начали падать снежинки — тени сами по себе — минус. И энергетически, и эмоционально, и, как выяснилось, с точки зрения теплообмена. Не выдержав, я закинула рюкзак на спину и припустила назад в каком-то помешательстве. Очнулась я только от шума проехавшего перед моим носом поезда, меня обдало ветром, но под состав, к счастью, не затянуло. Опять начался крупный дождь. Я шарахнулась назад, поскользнулась на мокрой гальке и, не удержав равновесия, скатилась вниз на пару метров — аккурат до торчащей арматуры перед носом. Ой, как ми-и-ило… В полуметре от меня лежала очень давно и очень прочно мертвая собака. И очень, так сказать, активно заявляла об этом запахом и опарышами. Хм, не лежала, а просто сползла по другой арматуре. Что ж, видимо, мне еще повезло. Я встала, отряхнулась и пошла в магазин — за вином. А потом к дому. Ключ словно жег мне карман.

Дома, подложив котенку еды (сам с ладошку, а ест аки лошадь), и переодевшись в сухое и теплое, я разогрела вино с пряностями, под горячей водой нагрела бутылку, сцедила горячий алкоголь и вылила обратно в бутылку. Научил меня этому один очень интересный человек, сказав, что пьется гораздо вкуснее. Наверное, дело в убеждении, но с тех пор иначе я глинтвейн и не пила. Наконец, оттягивать момент открытия шкатулки стало просто невозможно. Я вытащила ее из шкафа, провела пальцами по ножке вырезанного бокала и осторожно вставила ключ. Он подошел. В шкатулке оказались письма. Первое датировано 27 февраля, последнее 27 апреля. Раз в две недели… И последнее письмо написано в день его смерти.

' Ты знаешь, теперь я окончательно уверен, что ее в тебе ничтожно мало. Риза окончательно стерлась из памяти тех, кто имел несчастье быть с ней знаком,

постепенно стирается и из моей. Не подумай только, что я так легко отступаюсь от тех, кого любил, но везде есть границы. Терпения, понимания, любви. Наверное, вечность окончательно свела ее с ума. Но ты сейчас такая, какой я ее помню в ее лучшие дни. Живая, активная, бойкая, наглая. Такая невыносимая и такая родная. Как ни странно, она была очень чуткой со мной, в тебе нет той чуткости, но ты и не принимаешь меня так, как принимала она. Но разговор не о том. Просто сегодня все изменится. Окончательно. Самый главный злодей будет убит, а добрые герои уедут в рассвет на белом коне. Хм, нет, лучше не надо, они просто уедут куда-нибудь к морю на недельку. Тебя больше никто никогда не тронет, слышишь? Я защищу тебя. Однажды я приду к тебе ранним ранним вечером, но когда твоя мама будет дома. У меня будет два больших букета — букет красных роз для твоей мамы и большой букет сиреневых гиацинтов для тебя. Да-да, я в курсе, что ты ненавидишь цветы. И также я знаю, что ты сходишь с ума по сиреневым гиацинтам.

Мы поговорим с ней, и она, конечно же, не откажет в том, чтобы ты переехала ко мне. Или я тебя украду, слышишь?'

Я сидела на полу, уставившись в стену, и пила вино прямо из бутылки, игнорируя бокал. Дышать становилось труднее с каждой секундой.

'Каждое утро я буду просыпаться и видеть тебя рядом, в своих объятиях. Сонную, милую, такую родную и любимую. Я буду варить тебе какао и приносить в постель, а ты будешь улыбаться мне. Так улыбаться, что сердце будет пропускать удары (впрочем, оно частенько этим грешит без вреда для организма). Я опять лягу рядом, обниму тебя, уткнусь носом в волосы, чтобы ощутить запах карамели и сандала, буду целовать твою шею, ощущая шелк кожи, прикасаясь губами к твоим губам… Я буду возить тебя на лекции, а днем писать смс-ки о своей любви'. Перед глазами все плыло, воздух словно сгустился и не хотел поступать в легкие. Кажется, сейчас мое сердце раздумает биться… 'У нас с тобой будет сын. И не вопи, женщина, я сказал, что будет — значит будет. В конце концов, это не только в наших интересах, но и общинно-клановых. Ты представь, как тысячелетние вампиры в восторге прыгают и хлопают в ладоши — получилось два вида скрестить! Мне обещали, что будут. Сам верховный вампир. Персонально. Я же знаю, что ты хочешь. Не через два года — так через пять. Десять. Пятнадцать. Мы вырастем воина. Главное, чтобы он не унаследовал твой мерзкий характер (смеюсь). Все, любимая, я побежал. Знаешь, куда? На встречу к тебе. Надеюсь, ты скажешь мне сегодня что-нибудь в таком же духе, а то я уже и не знаю, что мне делать с тобой. Я люблю тебя'.

— Не надо было… — прошептала я, чувствуя, как под халатом трансформируется тело в звериное. Слишком тяжело для человека. Я сбросила одежду, открыла окно и прыгнула вниз. Крылья уверенно подняли меня вверх.

*Медвежий Угол

Глава третья «По разные стороны зеркала»

Процент сумасшедших в нашей квартире Увеличится, если ты не придешь. Сурганова

Мне снился сон. Я шла вечером по вампирскому району к высоткам рядом с молодым мужчиной, даже юношей. На виду ему было около двадцати трех-двадцати пяти лет, средний рост, спортивное телосложение, мягкие черты лица и светлые вьющиеся волосы по плечи — я его уже видела раньше несколько раз с девушкой. Влюбленным и счастливым.

Вот только сейчас от его счастья и следа не было, он шел по улице, заметенной снегом, проводил пальцами по заснеженным стеклам автомобилей, оставляя на них длинные ленты следов и резкими движениями вытирал слезы с лица.

Он вдыхал морозный холод и влажные прядки челки липли к его лицу, а иногда он резко вздрагивал, когда снежинки падали на его запрокинутое к небу лицо. На темном асфальте отражался оранжевый свет фонарей, проходил водной рябью, рыбьей чешуей, бликами по его неровностями и терялся где-то под машинами. Гибельное очарование. Мужчина был сейчас красив, безумно красив, так, как никогда в жизни. Страшной, неотвратимой красотой надвигающегося цунами, урагана или огня, пожирающего дом. Красотой самоубийцы. Я шла с ним рядом ненавязчивой тенью, не понимая, что происходит. Кажется, это называется осознанными снами? Или нет, я ведь не могу ничего поменять… Ладно, запасаемся попкорном и не дергаемся. Я была с ним, когда он поднимался до четвертого этажа пешком, — почему именно до четвертого? потом он доехал до своего семнадцатого на лифте. Когда он открывал дверь, и старый замок привычно заедал и прокручивался вхолостую, и это не раздражало, как обычно. Потому что сегодня исключительный день. Вместе с ним я шла по квартире, не разуваясь, не снимая вязаного (я знаю, что это подарок его девушки) шарфа. Он провел, не снимая перчаток, по полке шкафа, по корешкам книг, он чувствовал их запах и запоминал его — зачем? Разве долго собирался хранить его в памяти? Сняв перчатку с правой руки, он приоткрыл, а потом захлопнул верхний ящик стола, не посмотрев туда. Он знал, что в нем. Я тоже узнаю. Позже. На подоконнике никогда не было растений, только книги. Они полетели вниз, когда распахнулась створка окна, и я следила за их падением, как за чем-то неотвратимым, в замедленной съемке, долго-долго. Задвижка на окне не поддавалась некоторое время, как и дверной замок, и это привычно саднило в душе. А еще удушающе-спокойно билось в голове, что это все — в последний раз. Замерзшие деревья во дворе, птичий гомон, старушки у подъезда, грязные лестницы и заедающий замок. И он сам — в последний раз. И что все это больше никогда не повторится. И все шло к такому исходу уже давно, просто он не замечал это. А потом он шагнул вниз. И я вместе с ним.

С придушенным воплем я подскочила на диване и, тяжело дыша, уставилась в окно. Туча задумчиво пожирала луну, в ногах у меня лениво урчала кошка, на столе весело подмигивал кпк. Все в порядке, все как всегда. Но всегда ли мне снились незнакомые самоубийцы? Хотя почему незнакомые?.. Парочку эту я видела вместе давно, но очень часто. Приснившийся молодой человек и девушка, которая была младше его года на три-четыре. На редкость счастливая пара, я бы сказала. Девочка, если честно, была не самой красивой из тех, что я видела, не ясно было даже, что в ней юноша нашел. Все в ней было слишком. Слишком плотное телосложение, слишком маленький рот и нос, слишком мягкие черты лица, слишком большие глаза, слишком высокие скулы и лоб, слишком вьющиеся волосы, слишком пухлые щечки и слишком наигранные движения. Слишком, слишком, слишком…. Все по отдельности — красиво, но вместе… Нет, она, конечно, обаятельная, и однозначно взгляд приковывает, но симпатия в к ней мешается с чем-то… да, наверное, с легкой нотой отвращения. Но речь не о том. Нужно было заглянуть в их глаза, чтобы понять, что ему наплевать на ее пухлые щеки и высокие скулы, а ей… хм, наверное, ей тоже могло бы что-то в нем не нравиться. В общем, этой парочке я категорически завидовала. Года два назад я видела их вместе последний раз, затем юноша пропал. А на девушку я и внимания могу не обратить, наверное. Тогда три вопроса: что это было, зачем это было и откуда я знала подробности его жизни? Получить бы еще ответ хотя бы на один вопрос… А потом меня осенило: я не через астрал прошла в сон. Значит, это просто сон. Просто сон про случайного прохожего. Простой кошмар. И вообще, я опаздываю на работу!

Как я уже говорила, продаю я полиграфическое оборудование. Работа интересная, для меня, во всяком случае, но на ней нужно много звонить. Напоминать клиентам, что работают они с нами (некоторые та-а-к талантливо забывают!), что заказы на расходные материалы лучше размещать заранее, что им что-нужно, в конце-то концов. Знакомиться с новыми клиентами, опять же, и вообще, чем больше клиентская база, тем лучше, потому что работаем мы за проценты, и чем больше заказов приходит лично тебе, тем для тебя же и лучше. Поэтому опаздывать совсем не в моих интересах, тем более, на входе у нас электронная система учета времени приход-ухода. Прикладываешь пальчик к прибору, он считывает папиллярные линии и отмечает собственно время. В конце месяца данные передаются начальнику отдела — в моем случае Ирише, а она у нас железная леди… Злится о-очень неприятно. Пытаясь согреться под душем (в комнате — холодильник), покручиваясь под водой, одновременно почистить зубы и не намочить волосы, я с тоской вспоминала, как летала всю ночь с субботы на воскресенье прочь от города, а днем носилась меж древних деревьев в Брянских лесах, пугая населяющее их зверье. К вечеру притомилась, выбила дурь из головы и уже не очень торопясь полетела к дому над самыми макушками деревьев, стараясь не показываться людям. Хотелось курить, но к шкуре карманов не приделаешь. Когда что-то зовет прочь из дома, не стоит бессознательно подчиняться этому, велик шанс того, что это вампир кушать хочет. Или поговорить. А потом все равно кушать. Ночные улицы полны теней и обмана, за каждым поворотом может прятаться обаятельная смерть.

Но если совсем невмоготу находиться дома, когда стены кружатся перед глазам и ощутимо давят, когда пишешь кому-то в icq, а пальцы не попадают по клавишам не из-за того, что руки трясутся, а потому что в голове что-то замкнуло и мозг посылает неправильные сигналы — беги прочь. Беги, пока совсем не собьется дыхание и не заколет в правом боку, пока не начнет болеть горло, так, словно там рана, пока на виски не выступят росинки пота, пока ты не перейдешь на пошатывающийся шаг, а потом не остановишься, согнувшись. И вот уже ноги промочены, на брюках до самого пояса капли грязи — ты так летел, что не видел, куда и на что наступаешь; волосы и тонкая куртка мокрые, потому что ливень — не то, что стоит твоего внимания, вокруг серые слепые надгробия домов, раскисшая земля бесконечных строек и детские площадки, яркими облупившимися пятнами вызывающие диссонанс с окружающим миром. А в душе все та же тянущая боль, зовущая, дергающая и ты делаешь еще шаг и шаг вперед, на ходу прикуриваешь, закрывая сигарету пальцами от дождя, бредешь, наклонив голову вперед, словно прорываешься под дождем. А потом все отступает. И кажется, что в легкие чистый озон поступает, разгоряченное лицо обдувает прохладный ветер, а ты как-то сразу понимаешь, как кратчайшей дорогой добраться до дома. После таких вспышек чаще всего хочется домой, забросить в стирку-сушку мокрую грязную одежду, смыть с волос уличную воду (ну не тот в городе дождь, не тот!), переодеться в домашнюю мягкую одежду и забраться под одеяло. А можно сесть в уютное кресло, заварив какао, и читать хорошую книжку или фильм смотреть. Долго мне пришлось носиться, чтобы почувствовать озон. Настолько долго, что выспаться не удалось практически. Мне не хватает трех часов сна, чтобы полностью отдохнуть. Торопливо одевшись и расчесав благодарно распушившиеся волосы (от влаги вьются сильнее чем обычно), я на ходу обмазала лицо тональным кремом и пудрой, поглядывая в зеркало, чтобы не замазать, например, бровь.

— Опять поздно домой пришла? — подозрительно поглядела на меня мама, готовя вечную яичницу, — или тушь не смыла вчера и она сейчас растеклась?

— Тушь не смыла, — я взглянула на часы и прикинула, что лучше — позавтракать или неторопливо накраситься. Желудок возмутился, значит — красимся. Ибо по утрам есть я так и не научилась, — все, пошла собираться. Черная подводка на верхнее веко, высокие аккуратные стрелки и ярко-сиреневые тени, я учусь быть красивой и оттенять изумрудные глаза. В душе живет глупый страх, что если я перестану усердно ухаживать за собой, то мне опять станет плохо и я попаду в больницу. Значит, буду красивой. Попытаюсь, во всяком случае. Ассилоху бы понравилось. Короткая юбка, обтягивающая водолазка — да, ночные похождения не прошли напрасно, что все эти диеты, которыми я весной заморачивалась, бегать надо больше, хотя бы в зверином обличье. Неизменные высокие сапоги, тонкая мягкая куртка, рюкзак за спину и большие наушники — я готова. Половина восьмого утра, вроде не опаздываю. Включив музыку, я спустилась на лифте, вышла на улицу и окунулась в серую осень. И почувствовала такие свободу и счастье, которых не испытывала давным-давно. Холодный серый ветер обнимал меня, мне было уютно в его плотных неосязаемых руках, я куталась в широкий мягкий шарф и слушала ирландский инструментальный фолк. По асфальту шагалось легко и спокойно, и даже стандартная утренняя сигарета казалось необычайно вкусной. А затем я увидела то, что меня поразило своей красотой: свинцовое небо, гематитово-черный блестящий асфальт отражает странные пучки белого света, моросит меленький дождик, оседающий на шарфе пылью, а над высотками летают вороны, словно над домом воронка как в 'Дозорах' Лукьяненко. От восторга перехватило дыхание, сигарета обожгла мне пальцы и наваждение рассеялось. Чертыхнувшись, я отбросила ее на дорогу и мрачно махнула рукой — подъехала маршрутка. Настроение стремительно падало. Я залезла в салон и села около двери. Вслед за мной зашел гоповатого вида парень и утопал в конец салона, не закрыв за собой дверь.

— Ты дверь планируешь закрывать или как? — обратился почему-то ко мне водитель.

— Я швейцар вам, что ли? — возмутилась я, потянувшись вперед и с грохотом захлопывая дверь.

— Ты ее сорвать хочешь? — разозлился шофер, — холодильник дома тоже закрываешь с треском?

— Я холодильник изнутри никогда не закрывала, — буркнула я, переключая музыку с фолка на тяжелый металл. Начинался новый день…

На работу я все равно немного опоздала, потому что утренние пробки плевать хотели на мой подъем в шесть утра и работу к девяти. Но все равно звонков было море, наверное, за все месяцы, которые я здесь работаю, не было еще такого. Не было времени даже на то, чтобы чаю себе налить, причем не только у меня, а у всего отдела. Окончательно разобралась со всем звонками-заказами-приходами-резервами я только к началу третьего и всерьез взгрустнула — ровно в половину нужно выезжать на учебу, а поесть так и не удалось. Значит, немного опоздаю на учебу, тем более, пять минут ничего не решают. Просто соберусь побыстрее. Я залила теплой водой пакетик ванильного Гринфилда (от черного или зеленого чаев шарахаюсь, аки черт от ладана), порадовавшись тому, что кто-то из коллег освободился раньше и вскипятил чайник, закинула в микроволновку кулебяку с капустой и отправилась к Ире сдавать дела. Та на секунду оторвала взгляд от монитора, сказала распечатать те счета, по которым сегодня приедут получать товар, и не мешать ей работать. Я облегченно вздохнула, пустила на печать нужные документы и, с удовольствием потянувшись на стуле, приступила к обеду, раздумывая о том, кто же так чай этот назвал — Гринфилд. Некий безымянный герой в интернете однажды решил узнать об этом чае побольше, не удовлетворившись простым переводом 'Зеленые поля'. Нет, он докопался до сути, блин, выяснив, что именно так называется элитное кладбище в Нью-Йорке. И, разумеется, выложил это открытие во всемирную сеть. Чтоб ему, герою…

— У тебя такой вид, словно на тебе всю ночь черти скакали, — 'обрадовал' меня подошедший Артем, — спать не пробовала? Клиенты уже пугаются.

— Сон — маленькая смерть, — фыркнула я, покосившись на экран кпк, отражающий не хуже зеркала. Вроде нормально все.

— Умирай почаще, — вежливо посоветовал коллега.

— Тебе того же желаю, — криво улыбнулась я. Нет уж, ну его. Пора уже на учебу.

Я выключила компьютер, отдала Ире счета и в темпе пошла к метро. Проходя рядом с Ленинским проспектом, я, вспомнив один из сотни рабочих приколов, фыркнула в шарф. Дело в том, что находится наш офис на станции метро Белорусская радиальная, и на выходе из подземного перехода справа оказывается шоссе, на другой стороне которого расположено казино Golden Palace. Проблема в том, что идти до нас недалеко, но очень уж запутанно. Так вот однажды мой клиент,

приехавший за товаром в первый раз, потерялся по дороге к нам, а на мой вопрос о том, где он находится, гордое дитя гор, не знающее английского, ответило «Под голодным паласом, да». Правда, коллеги, мне кажется, смеялись больше над чрезвычайно глупым выражением моего лица, нежели над его причиной. Они просто не признаются. Дорога до экстерната пролетела легко, под Deine Lakaien удалось даже немного подремать, но всему хорошему быстро приходит конец — пришлось выходить из теплого метро на улицу, и то ли за день ощутимо похолодало, то ли я пригрелась просто, но до места учебы я неслась, как на крыльях. Зря. Больше никто не приехал. Нет, конечно, преподаватели были. Были представители других групп. Охрана была. Директор. Завуч. Уборщицы. Не было только одноклассников моих! В общем, я пошла назад, убедившись, что никто не приедет. Благо, что преподаватели тоже не особо горели желанием распинаться перед одной учебной единицей и прямо-таки прогнали меня домой. Решив, что все, что ни делается, все, как известно, к лучшему, я купила мороженое 'Фонарик' и неторопливо пошла к метро. Всю усталость как рукой сняло, плечи распрямились, стало тепло и уютно. Давно бы так. Вагон в метро оказался практически пустым, до своей станции я доехала без проблем, маршрутка подошла сразу после после того, как я покурила на остановке, в общем, не жизнь, а сказка. Ага.

— Старые знакомые, — фыркнул 'утренний' водитель, собрав со всех деньги и выруливая на Дмитровское шоссе, — ну рассказывай, остроумная, куда утром торопилась так?

— На работу, куда же еще, — я закопалась поглубже в шарф, и демонстративно надела наушники, показывая, что дальше продолжать разговор не хочу. Тут-то и вылетела гадость — кпк выдал сообщение о том, то я невнимательно к нему отношусь и поэтому он обиженно уходит в себя и вырубился. На самом деле, заявил он, что заряд батареи равен нулю, но, думаю, если бы он выбирал, что сказать, то явно порадовал бы меня первым. Вследствие бурных выходных, он провалялся оные где-то под подушкой и был вытащен на свет божий только за пять минут до выхода на улицу. Этих минут зарядки ему хватило, чтобы продержать заряд лишь до сего момента, но и такого героизма я от него не ожидала. Надо будет завтра зарядное устройство на работу привезти. Водитель между тем покосился на меня и включил какую-то попсовую волну на радио. Сначала заиграло что-то более-менее нормальное, затем что-то забренчало, затренькало и заорало 'Ха-ра-шо! Все будет ха-ра-шо! Все будет ха-ра-шо, я это зна-а-аю!', и я поняла, что утром были еще цветочки… Шофер покачивал головой в такт (весьма устрашающее зрелище, надо сказать, словно у него болезнь Паркинсона) и потихоньку выруливал во дворы, объезжая пробку. У меня заныла голова, в ушах зашумело, и вдруг по радио пошли шумы и помехи, а затем оно и вовсе замолкло. Водитель удивленно посмотрел на него, а затем тишину нарушала красивая музыка и мужской голос:

«Ты не сможешь найти мною спрятанный ключ, Ты не сможешь унять мною созданный дождь. Я гуляю на север, ты бродишь на юг, Мне открыто все то, что ты не найдешь».

Я резко выдохнула, удивляясь тому, как радио могло так сбиться, мы же не выезжали на черту города или в мост какой… Потом я вспомнила теорию 'серого мира' и немного успокоилась, решив послушать, что играет у вампиров.

«И ты никогда не сможешь видеть, как я, Ведь мое тело — огонь, а твое тело — вода. Ты ненавидишь луну, а мне губителен свет, И мы по разные стороны зеркала».*

Чудно, просто чудно. Ключ я нашла, унимать дождь не вижу смысла, а зеркало — не помеха.

И я знаю, куда я теперь поеду. Не домой, нет. Я пойду в район Теней и погляжу, что за вампир разбился там прошлой зимой. И чего он хочет от меня.

Я сосредоточенно шла к дому приснившегося парня и размышляла о том, почему я постоянно нарываюсь на вампиров, которые меня откровенно бесят. Вот хорошо людям — они не пересекаются, потому что ходят по белому миру. Нечисть типа меня ходит и по сумеречному, миру вампиров, упырей, магов и некромантов. Он словно поверх светлого лежит, в некоторых местах словно прорываясь на время. В таких местах можно и вампира увидеть, и молнией в зад получить, и, как получилось у нас сегодня, поймать вампирскую радиостанцию. И люди туда попадают редко-редко. Но если не в прорыве, а в мир самостоятельно — навсегда.

— Так, теперь направо, — пробурчала я себе под нос, выходя к детской площадке, и остановилась, сраженная открывшимся зрелищем, — что за черт! Около подъезда стояла компания из четырех человек. Вернее, человек там был только один, остальные были вампирами. Два молодых, один тридцатилетний во тьме… И… Лиса?! Да, стояла моя подруга. Причем странно так стояла, пошатываясь, словно пьяная. Куртка расстегнута, шарф на плечах, открытое горло… нет, все-таки целует… тот парень приснившийся. Убью. Сотню метров я за пару секунд преодолела, отшвырнув вампира от Алисы, встряхнула ее за плечи и влепила пощечину, — А ну приходи в себя! Вампиры с любопытством наблюдали за происходящим, тот, что к подруге приставал, потер челюсть и удивленно посмотрел на меня, — Закуска?

— Я тебе сейчас такую закуску покажу, придурок! — зашипела я, наматывая Лисе шарф на шею и застегивая куртку, — развоплощу нахрен.

— Нет, нет, — внезапно дернулась у меня под руками Алиса, — не надо, я люблю его, я люблю его гораздо больше своей жизни, не трогай…

— Ты ей что, мозг через шею высосал? — я волком посмотрела на вампира, — что ты ей внушил?

— Да ничего я не внушал ей, — поморщился клыкастый, прощупав мою ауру, — мы при жизни любили друг друга и сейчас любим. Неужели Алиса тебе про меня не рассказывала ничего? Кстати, мы не познакомились. Я Дмитрий, как зовут тебя?

— Лой меня зовут, а про тебя я от нее не слышала, — я помотала головой, пытаясь уложить в нее эти новые странные сведения, — говоришь, раньше любили друг друга? Так зачем сейчас убить ее пытаешься? Подари мне вечную любовь, испей мою кровь, все дела?

— Типа того, — кивнул Дмитрий, — странно, что не говорила, но, думаю, на то были свои причины. Ты лучше скажи, тебе-то зачем она?

— А лучше, по-твоему, на смерть ее отпустить? Нет уж. Пусть лучше со мной дружит, а парня мы ей подберем, — нагло посмотрела я в глаза вампиру и неожиданно увидела в них боль, — живого…

— Зачем тебе иметь ее в друзьях? Ты не сможешь вечно ее защищать, — отвел глаза собеседник и обратился уже к Алисе, — приходи в себя, любимая.

— Друзей не иметь надо, а дружить, — фыркнула я, сжимая Лискину ладонь, — уж как-нибудь справлюсь.

— Димка, откуда ты?.. Лой? Боже, где я? Лой, у меня галлюцинации! — Лиса юркнула за мою спину, — что происходит?

— Все, Дима, пообщались и хватит, видишь, леди страшно, — подал голос старший вампир, — поцелуй ее и пойдем. Просто поцелуй.

— Лисочка… — Дмитрий подошел ко мне, Алиса, у которой прошел первый испуг, доверчиво вышла ему навстречу из-за моей спины и, плача, обняла, — не надо, хорошая моя, не надо, я люблю тебя, мы справимся, все будет хорошо.

— Димочка, я так соскучилась… Не уходи, пожалуйста, не уходи, мне все равно, кто ты, вампир, упырь, зомби, Дима, не уходи, — Лиса плакала на плече возлюбленного, а у меня сердце сжималось от этой картины. Нельзя так тосковать по умершим. Хотя чем я лучше….

— Прости, малыш, надо. Нельзя нам пока вместе, но я что-нибудь придумаю, слышишь? Лунышко мое, мы все исправим, обещаю! — вампир заглянул в глаза Алисе,

— ты мне веришь?

— Верю… — Лиса подняла заплаканное лицо и поцеловала Диму, — верю… Легкий шорох — и мы стоим вдвоем, Лиса с поднятыми, словно в объятии, руками, и я, готовая сквозь землю провалиться.

— Ну рассказывай, подруга, — я потащила Алису к выходу, из моего района ближе к метро, — только без утайки, хорошо?

— Мы познакомились два года назад, я дружила с Надей, его бывшей девушкой. Она тоже где-то здесь живет. А год назад очень крупно поссорились, плохо расстались… Это потом уже я узнала, что он наркотики принимал и понял, что не может завязать… А тогда… — Лиса махнула рукой, — же не рассказывала об этом никому, не хотела, чтобы кто-то что-то говорил.

— Ясно, — кивнула я, — а ты не знаешь, что было в верхнем ящике его стола?

— Письма ко мне, которые я только после его смерти получила, — вздохнула Алиса, даже не удивившись моему вопросу, — как все похоже в этом мире. Как думаешь, они все письма нам пишут?

— Вот уж не знаю, — пожала я плечами, — наверное, не все.

— А ты чего такая грустная-то? — вдруг спросила подруга, — прям вот совсем-совсем?

— Ну знаешь, «какое волшебное утро!» — думала я, рассекая вдоль дороги к остановке. Абсолютно пустая улица, рассветные сумерки, меленький дождик моросит, серый ветер, все серое-серое, прямо-таки стальное, а в более светлом небе носятся вороны, словно над соседним домом дозоровская воронка. «Какой замечательный день!» — думала я, еле-еле разбираясь с запросами и счетами по работе, очень люблю такую рабочую суматоху и кучу клиентов. «Какой классный вечер» — хмыкнула я, идя от экстерната к метро и грызя мороженое «Фонарик» — я приехала одна из группы, мне понаставили пятерок и отпустили домой с пар. А теперь представь те мысли, которые у меня в голове сейчас бродят, — хмыкнула я целенаправленно таща девушку на выход из района, — сначала парень твой снится, потом шайку-лейку встречаю эту. Что они тебе сказали хоть?

— Что я буду вечно с Димкой, и больше нас уже ничто не разлучит… Он сказал, что нужно просто потерпеть чуть-чуть, а я захотела сразу остаться с ним, — мечтательно протянула Алиса, — я ведь его почти год не видела… А год — это целая жизнь.

— Угу, причем наверняка хреновая, — хмыкнула я, заглушая в себе вопль внутреннего голоса. Мой вампир уже не вернется, ко мне, во всяком случае. И это уже навсегда, и с этим надо смириться, — ты прости уж, но Дмитрий твой — дятел редчайший, зачем он тебя сейчас позвал?

— Он сказал, что раньше у него не получалось звать меня, а у меня не получалось приходить к нему, но теперь все получится, — девушка пришла в себя и дорогу перешла уже по свей инициативе, — тебе сейчас куда?

— В этот дом, — кивнула я на ближайший, — твоя остановка прямо.

— Не провожай, сама дойду, — махнула рукой Лиса, — я могу к тебе обращаться по поводу этого всего? Мало ли что.

— Угу, мало ли что, мало ли кто, мало ли где… Звони в любое время, — вздохнула я, — совсем в любое.

— Я тебе позвоню, когда дома буду, и уже тогда ты мне все расскажешь, — Алиса чмокнула меня в щеку и улыбнулась, — ну пока!

— Пока-пока, — рассеянно попрощалась я, чувствуя, что что-то забыла или упустила. Очень важное… Смертельно важное такое… Нет, наверное, кажется.

Выругавшись, я выключила радио, переоделась в пижаму и залезла под одеяло. Спать хотелось немилосердно, но нужно зайти в астрал, поговорить с одним старым вампиром-князем, попросить, чтобы Лису не трогали. Конечно, подруга-вампир лучше, чем никакой, но что-то у меня с клыкастыми не складывается дружба, как показывает практика.

На уровне было пять вампиров. Один из них — Дмитрий. И ни одного Князя, не говоря уже о том, что мне нужен. Ну ладно, на безрыбье…

— Привет еще раз, отойдем? — я подошла к Диме сзади и тронула за плечо, — очень надо.

— Догадываюсь, — вздохнул вампир. Я обратила внимание на то, как он был похож на Лютомира, и что-то шевельнулось в памяти, — давай в комнату. Комнат в астрале как таковых нет, на уровне вампиров есть подобия комнат, состоящие из голубоватого тумана. В них очень удобно растворяться.

— Слушай, а ты случайно не знал такого человека как Лютомир? — неожиданно задала я пришедший на ум вопрос.

— Случайно знал, — хмыкнул парень, — его друзья меня и обратили, а что?

— Да ничего, — смутилась я, — он говорил как-то, что у него друг живет в нашем районе, вот я и подумала… Похож ты на него, вот и вспомнился.

— Друг… — лицо вампира исказила гримаса, — я его родной брат. Я слышал о тебе от его друзей.

— И теперь ты…? — я мысленно чертыхнулась.

— Не буду я мстить, успокойся, у нас были плохие отношения при жизни, а после его смерти совсем испортились, — Дмитрий улыбнулся, — какая шутка судьбы. Так что ты хотела?

— Попросить за Лису, — сосредоточилась я, — я понимаю, что ты ее любишь, но неужели тебе ее жизни не жалко?

— Она сама этого хочет. И это не обсуждается. Кстати, на тебе самой метка вампира, — облизнулся Леонид, — не нашлось того, кто бы за тебя попросил?

— Он меня защищал, за меня не нужно было просить, — вздохнула я, — а вот ты явно хочешь Лису перетащить к вам. Рано или поздно у тебя хватит на это сил, а она и рада. Не ломай жизнь моей подруге.

— Она любит меня и хочет быть со мной, — помотал головой вампир, — это ее судьба. А кто 'он'? Метка на тебе женская. Ее ставила древняя сильная госпожа.

— Не знаю никаких древних и сильных, — удивленно покосилась я на него, — а от девочки…

— А от девочки отстань, не слышишь, что леди сказала? — услышала я за спиной мягкий и до боли родной голос, — а теперь кыш отсюда, у меня к ней есть разговор.

— Слушаюсь, милорд, — Дима вскочил, уступая место Асслоху и повернулся ко мне,

— Лой?

— Еще успеем поговорить с тобой, — нервно отмахнулась от него я, — рада была пообщаться.

— Иди уже, — Ассилох покосился на Дмитрия и тот растворился в тумане, — ишь, нарисовался… Это кто вообще?

— Да так, знакомый один, — я удивленно посмотрела на Аса, — ты чего, ревнуешь?

— Ага, только и делаю, что ревную, больше заняться то нечем, — скривился призрак. На удивление материальный такой призрак, — ну, рассказывай, куда на сей раз вляпалась.

— Не знаю, приснился он мне, вернее, смерть его. Я его раньше видела с подружкой. — Представь, каково было мое удивление, когда я пришла к его дому, а там он подругу мою общает в компании приятелей, причем она уже курточку на шее расстегивает.

— А, ясно, — наклонил голову вампир, — там, видимо, и присмотрел тебя кто-то. Ну ничего страшного, тогда я спокоен и, пожалуй, пойду.

— Постой, скажи, как ты в астрал попал? — я подавила в себе желание вцепиться в руку собеседника, — все-таки жизнь после смерти есть, да?

— Есть, и зачастую более интересная, чем до. Впереди ведь вечность, — Ас заметил то, как дернулась моя кисть, и скрестил руки на груди, — мертвые спокойно ходят в астрал, просто у нас свои слои, живым недоступные.

— То есть, при желании ты сможешь произвести замещение? — я недоверчиво посмотрела на Ассилоха.

— Смогу, но не стану, мне и так неплохо, — вампир посмотрел мне в глаза и меня обдало холодом — в зеленых зрачках словно сталь плясала. Сразу представился замерзший пруд, в котором медленно тают иголочки льда, — если будешь продолжать искать приключения на хвост, то выйдешь на Линию Крови и сама все узнаешь.

— А мне не очень. И друзьям твоим наверняка тоже. Вернись, пожалуйста, — Грудь сдавило, частицы кислорода словно сжались до невероятных размеров, и приходилось вдыхать часто-часто, чтобы наполнить легкие.

— И у друзей моих все тоже хорошо, а если перестанешь дурью маяться, и тебя отпустит. Но радостно все равно не будет, — Ассилох, казалось, упивался моей болью, — только если ты себя не простишь. Но это ведь так легко, да? Простить себе убийство друга.

— Я тебя вытащу, хочешь ты того или нет, — я сжала кулаки и приказала себе успокоиться, — и тогда у НАС все будет хорошо.

— А я уверен, что все хорошо не будет, — пожал плечами вампир, искоса поглядывая на мои руки. Такое ощущение, что он ждал удара в челюсть. Вполне в моем духе. В духе старой меня. Как странно.

— Не надо пессимизма. Когда-нибудь хорошо будет все и у всех. Ну в крайнем случае всем будет уже все равно, — я говорила и сама себе не верила. Дышать становилось все труднее, легкие начинали болеть. Что за чертовщина…

— Ты уже добилась того, что мне всё равно, — Ас встал с кресла и подошел ко мне, рефлекторно встала и я, — наверное, у тебя все хорошо.

Нервы не выдержали. Я закрыла глаза и ткнулась лбом ему в грудь. Я поняла, что прощения мне никогда не заслужить.

— Успокойся, только плакать не надо, — вздохнул вампир и провел ладонью по моим волосам, — не забывай дышать. И ушел.

Нет, ну какая зараза! Может же, все может… Есть такое понятие — замещение. Более сильный дух в астрале может влезть в тело более слабого. Что же такого хорошего в загробной жизни, если Ас не хочет так с ней расставаться? Как же он меня ненавидит… Нет, ну логика вообще убийственная! На том свете, значит, ему лучше, чем на этом, но он никогда не забудет напомнить мне о том, кто его туда отправил. А еще я поняла, что он очень четко меня предупредил — хватит смерти искать. Дело не в поведении даже, а в настрое — я сама свой дух убиваю и такими темпами скоро на Линии Крови окажусь. Понятие это сугубо вампирское, смысл имеет такой: если человек должен умереть в ближайшее время, он становится потенциальной жертвой для вампира. Таких людей убивать не запрещено, приветствуется даже, потому что смерть бывает грязной — самоубийство, жертва маньяка, какая-нибудь автомобильная катастрофа. Вообще, не знаю, насколько к оборотню это применимо, но к человеку — на сто процентов. Лиса — человек. И она была в Сером мире. Она скоро умрет.