После разговора с Риэром я укрылась с головой, не в силах прекратить улыбаться, и, перевернувшись, честно старалась опять уснуть. Но отчего-то не выходило. Мало того, что тело наполнилось тоскливой истомой, жаждой немедленно получить его прикосновения, которой не было дела, что существуют такие вещи, как время и расстояние, кроме этого нечто в его вроде бы извечно самоуверенном, насмешливом голосе… царапало, что ли? Создало какую-то неуместную шероховатость в общей гладкости бытия, что осело неприятным давлением в районе затылка, а после стало постепенно сползать по позвоночнику ниже, распространяя заставляющие зябко поежиться щупальца в центр груди, где внезапно обнаружилась крошечная, но отчетливо ощущающаяся зона пустоты. Откуда, блин, ей взяться? У нас все хорошо! В смысле, не просто «все окей, не лучше и не хуже, чем у других пар, проживших вместе уже не один год». Реально хорошо. Лучше, чем я мечтала когда-либо прежде, наблюдая за жизнью окружающих семейных людей. Мы могли цепляться из-за не имеющих особого значения бытовых мелочей, но в итоге наши препирательства, по заведенному издавна обычаю, заканчивались бурным примирением в постели, стиравшим любые ростки взаимного раздражения, и нашему сексу по-прежнему легко стоило присваивать самый высший бал из существующих. И еще десять баллов сверху. Но помимо всего этого у нас еще было по-настоящему общее дело. Не бизнес, не сиюминутная суета ради благосостояния, не гребаное хобби, дабы убить время, а идея, ради которой мы оба готовы были впахивать, не жалея сил. Изменять древние законы и отношение к обращенным со стороны Зверорожденных оказалось задачей опасной, трудоемкой, длительной, нерво- и финансово- затратной, но каждая потраченная на это минута и капля сил стоили этого безусловно и несомненно. И до сих пор я не устаю восхищаться изменениями, случившимися в Риэре, и если бы была религиозной, то молилась бы о том, чтобы так и оставалось, и однажды его альфа-суть не решила уйти в несознанку, и не вернулось изначальное похерестичное отношение к проблемам, что он мог счесть чужими, не входящими в сферу его жизненных и территориальных интересов. Ведь, как ни крути, Зверорожденные на уровне подкорки хранили инстинкты и потребности своей животной природной половины, а у нее весьма практичный подход к вопросам целесообразности выживания слабых и необходимости спасать их и защищать.
– Вот с какого перепугу нужно думать о таком в долбаные четыре утра?! – возмутилась сама на себя и с досадой стукнула по тому месту, где зародилось это противное ощущение, напоминая своему расшалившемуся разуму, что все мои внутренние органы находятся на месте и никаких пустых пространств там нет и быть не может.
Ладно, уснуть, видно, больше не светит, так не смотаться ли в Дом Спасения сейчас, чтобы действительно освободить больше времени на уединение с Риэром, когда он прилетит?
Только вышла из спальни, Барс сразу вскочил с подлокотника монстродивана и, бодро потянувшись для своих уже не юных лет, спрыгнул на пол, деловито направляясь в сторону кухни, намекая на то, что, по его мнению, являлось первейшей моей обязанностью.
– Не-а, доктор сказал, у тебя лишний вес, так что пролетаешь ты пока со жрачкой, дружок! – объявила я ему и торопливо умотала в ванную, потому как, знаете ли, не особенно приятно получать в спину басовитые проклятия голодного котяры, даже если и уверена, что не такой уж он и голодный и на его запасах жира можно пережить краткий апокалипсис, что не есть полезно в его годы. Но все равно, умнее трусливо смыться до того, как от возмущения он не перешел к откровенному вымогательству с заунывными воплями умирающей от истощения баньши, вынудив меня сломаться.
Спустя час я уже открывала пультом ворота, въезжая на территорию, прилежащую к Дому Спасения, зевая во весь рот и кивая Мише, дежурившему сегодня на входе.
– Ты чего в такую рань? – спросил он. – У нас все вроде тихо, без происшествий.
– Риэр сегодня прилетает, – ответила, подавляя очередной зевок, и парень усмехнулся, не нуждаясь в дальнейших пояснениях.
«Вход воспрещен альфам и стервозным сукам!» – гласила ярко-красная надпись на двери в корпус, и это была никакая не шутка. Большинство наших подопечных, находящихся на реабилитации, нуждались в ограждении от той властной энергии, что вольно или невольно излучали альфы вокруг себя. А учитывая, что зачастую именно Зверорожденные бабы проявляли чудовищную жестокость к обращенным, удовлетворяя требования своей подавляемой при самцах агрессии, то и их тут не ждали с распростертыми объятиями.
Так как почти все спали, я поплелась в свой кабинет и погрузилась в море-окиян организационно-хозяйственной работы. Как-то так постепенно сложилось, что я на себя ее взвалила, после того, как Риэр отсек меня от оперативного участия непосредственно в поисках и освобождении. Естественно, я нашла выход своей энергии, нагибая (большей частью в переписке и общению по телефону) альф тех стай, что были пойманы на незаконном отныне использовании обращенных. Оторвать кому-то башку в назидание окружающим – жест, конечно, крайне убедительный и эффектный, но последующих проблем не решающий. Мертвые Зверорожденные бесполезны в финансовом смысле, а главное – не способны усвоить урок на будущее. Теперь же пойманные за руку должны были платить долго и много, столько, чтобы хватало на устройство в жизни их практически рабов и на содержание Дома Спасения. Да и до самих чистокровных засранцев медленно, но неуклонно доходило, что следовать старым традициям – слишком дорогое удовольствие. В районе десяти появилась Маша, заглянув ко мне лишь мельком и тут же умчавшись в детскую половину проведывать тех бедолаг, о которых с самого начала этого нашего проекта заботилась с какой-то почти отчаянной, яростной тщательностью. Так и не добившись от Сая согласия на их общего ребенка, она нашла частично применение своему материнскому инстинкту, но я не слепая и часто замечала тень никуда не девшейся тоски в ее глазах. К сожалению, пока Двоедушный не сдвинется со своей позиции, никакого способа разрешить их ситуацию не существовало. При этом я восхищалась Машей, потому как сама в определенной… ай, блин, в очень весомой степени избегала прямого взаимодействия именно с насильно обращенными детьми. Очевидно, мой материнский инстинкт дремал, был в длительном отпуске, вообще отсутствовал… короче, не важно. Суть в том, что находиться в обществе существ, не достигших определенного уровня зрелости, для меня было некомфортно уже долгое время, и я всеми способами этого избегала, и спасибо господи за то, что есть Маша! Невольно я опять потерла засаднившие ребра, бормоча под нос проклятья, и углубилась в работу.
Телефон зарычал «Раммштайн», установленный на вызовы Риэра. Схватив его, глянула на время и выругалась, перед тем, как ответить. Прижав плечом гаджет, стала торопливо собираться.
– Почему это мне кажется, что ты вовсе не дома, Рори? – заворчал мой мужчина.
– Потому что ты меня прекрасно знаешь? – усмехнулась я, буквально пробегая весь коридор.
– Пупс, я, между прочим, нисколечки не шутил насчет того, чего хочу, как только увижу тебя. И мне вот совершенно плевать на все, что будет вокруг. Где найду – там и войду!
Нет, ну разве не романтик он у меня? Поэт! Я вся просто дрожу. В смысле, кроме шуток, когда он так говорит, я действительно дрожу, изнутри и снаружи, чувствуя себя похотливой оторвой, которой срочно нужен член. Один строго конкретный член и несомненно властный, наглый, дико озабоченный мужик, что к нему прилагается.
– Будто я сомневаюсь! – фыркнула, запрыгивая в машину. – Нет ничего, к чему бы ты относился серьезнее, чем к спонтанному сексу.
– Имея такую требовательную по части потрахаться женщину, было бы безответственно с моей стороны не относиться к вопросам ее удовлетворения серьезно. Если что не так, ты же меня можешь тонким слоем по стене растереть или, что еще хуже, бросить.
– Бросить? – Как будто я представляю себя без него. – Так невелика потеря для тебя! Вернешься к своим прежним играм в сексблаготворительность.
Сказала, и чуть не въехала в зад минивэну, остановившемуся на светофоре передо мной. Мы уже сто лет не шутили на темы его прежней всеобщей доступности, и сейчас что-то снова шевельнулось в том месте за ребрами. Это же не призрак какой-то дурацкой неуверенности? Чушь же!
– Пупс! – рыкнул Риэр прямо-таки зло, но быстро «выключился», перейдя в наш обычный режим бесконечных подколок. – Ты представляешь, сколько это непосильного труда будет? Прежняя клиентская база устарела и утратила актуальность, а пока новую наработаю…
– Риэр-рр! – а теперь вызверилась уже я. Хоть и в шутку, но даже тень мысли, что он мог бы… Нет!
Риэр рассмеялся, посылая дрожь предвкушения по всем моим чувствительным местам.
– Я стал одомашнен и ленив, дорогая, так что всему остальному предпочту качественно ублажать тебя, – протянул он, и я услышала, как завелся движок его внедорожника. – Давай двигай домой, пупс, не хочу я уже с тобой трепаться, мне до смерти охота быть в тебе!
– Слушаюсь и повинуюсь! – ответила, давая ему услышать свой судорожный вздох, рожденный его словами.
– Рори! – абсолютно другим тоном, без единой нотки похоти или игривости. – Осторожнее на дороге!
Покинув напряженный городской трафик, свернула на проселочную дорогу, ведущую к нашему новому поместью. Вдавила педаль до полика, не обращая внимания на зубодробительную тряску на гравийке, уже вовсю позволяя в голове развиваться сценариям нашего с Риэром скорого воссоединения и отпуская бушующую похоть на свободу, поэтому и не сразу заметила мельтешение его черного внедорожника, появившегося в зеркале заднего вида. Машина Риэра догнала мою малышку, как если бы та стояла на месте, и он стремительно подрезал меня, вынуждая затормозить. Выскочил чуть ли не на ходу, широкими шагами направившись в мою сторону, и достиг двери, прежде чем и отстегнуться успела. Ладно, дело отнюдь не в моей нерасторопности, а в том, что я натурально зависла, наблюдая за его приближением. Выглядел он так, что не знай я, как родных, демонов вожделения, что сейчас толкали его нетерпеливую задницу в мою сторону, то могла бы и обделаться от устрашающего оскала, исказившего его лицо. А так… сидела, наблюдая за ним, словно чокнутая поклонница экстрима за тем, как на нее несется десятибалльный ураган, – с улыбкой одновременно идиотской и предвкушающей. Дверца моей машины трусливо взвизгнула, когда Риэр распахнул ее, едва не оторвав, и в мои губы практически врезались его, требовательные, бескомпромиссно жадные, пока он отстегивал тормозящую меня. Не церемонясь ни капельки, мой голодный волчара выдернул меня наружу, прижимая к металлическому боку тачки и тут же запуская обе загребущие лапищи под подол.
– Славатебегосподиплатье, – глухо и слитно пробормотал он, прикусывая шею, беспощадно расправляясь с моими трусиками.
– И тебе привет, дорогой, – захихикала я, но мгновенно осеклась, ощутив, как он вжался пахом между моих гостеприимно раздвинутых ног.
– Расстегни! Сейчас же! – почти гневно рыкнул он, толкнувшись так жестко, что я едва не взвизгнула. Похоже, тут кое-кто оголодал совершенно не на шутку. Хотя, судя по дрожи, сотрясающей меня аж до лязганья зубов, таких двое.
Кажется, я сломала пару ногтей, расправляясь с его ремнем, пуговицей и молнией на джинсах, и даже бормотала что-то о том, что ношение гребаного килта внезапно нахожу необыкновенно привлекательным, но со всхлипом заткнулась, когда Риэр без крошечного намека на жалость прямо-таки вдавил свой член в меня. Громкое «бум» от моего затылка, врезавшегося в стекло машины, когда все тело привычно-шокирующе выгнуло от его охрененного проникновения, стало долбаным салютом, знаменующим это событие. Никогда, зараза, никогда я не смогу воспринимать этот первый миг нашего соединения как нечто обыденное. Принимать его в себя – всегда ошеломляюще, почти до слез больно, если бы не было так невообразимо хорошо. Каждый волосок дыбом, все нервные окончания взрывом в клочья, вразнос, душа насквозь и наизнанку, а ведь это еще даже не оргазм, это только чертово соединение минуса к плюсу, запуск электрического тока, которому не знаю равных.