Утро встретило ярким солнечным светом, в воздухе витал сытный аромат куриного бульона. Проснувшись, Злата сладко потянулась, на мгновение забыв, где находится. Открыв глаза и сонно оглядев помещение, резко смутилась: блаженная улыбка тотчас стёрлась с лица и померкла. Она в покоях главного евнуха; выходит, минувший вечер — не ночной кошмар, а суровая реальность. Благодаря своему спасителю пережила покушение. Да, всё именно так и было. Припомнила, что ещё при выходе из читальни почувствовала неладное, но значения не придала. Нападавший целенаправленно следил за ней и действовал по плану. Вопросы напрашивались сами собой. Кто желал её смерти? Ответа пока нет. Как там оказался Ясин⁈ Богом был послан, не иначе. Внутренний голос молчал, погрузившись в безмолвную задумчивость. Нет слов, чтобы выразить свои чувства. Она запуталась, точно бабочка в липкой паутине хитроумных дворцовых игр. Жить становится всё страшнее, и попробуй отличить, кто друг, а кто враг? Запретила себе впадать в отчаяние — не имеет ни права, ни возможности. В этот момент, сидя за рабочим столом в окружении красивых тканей, Казначей прикидывал на глаз, с какой стороны лучше начать отмерять материал.
— Доброе утро, — оторвавшись от собственных мыслей, поздоровалась она, отдав дань этикету.
— Доброе, дитя. Завтрак перед тобой.
И действительно, на прикроватной тумбочке стоял серебряный поднос с наваристым супом и свежеиспечённой лепёшкой. Еда выглядела аппетитно и пахла так чудесно, что девушка с благодарностью приступила к трапезе. Наблюдая за этим, евнух довольно кивнул и вернулся к своему делу.
Осень на дворе, с ночным ветром уже можно почувствовать дыхание холода. Дамы из Сераля заранее начинают утепляться и делают это с особым фанатизмом. Отдавая дань моде, придумывают новые фасоны у дворцовых портных, стараясь выделиться. Чем выше статус госпожи, тем роскошнее мех украшает её плечи, будь то соболь или лиса. Оно и понятно: дворец плохо отапливается, велик шанс подорвать здоровье. Иначе можно с лёгкостью подцепить воспаление и умереть в страшных муках. Потому все обитатели, в том числе и слуги, готовятся к зиме основательно. Овечья шерсть уже не первое столетие спасает простолюдинов. Из неё мастерицы изготавливают верхнюю одежду с тюркским орнаментом, изображая животных и птиц. Шьют также и головные уборы на разные сезоны, тёплые одеяла и мягкие как облако — матрасы. Позавтракав, Злата убрала в сторону грязную посуду. Помоет позже, как только поймёт, что тут да как. Накануне ей любезно выдали белоснежную сорочку для сна, накрахмаленную, длиной в пол, что болталась на ней как на вешалке. Молча огляделась. Смысла спрашивать гребень у мужчины с короткой стрижкой нет. Злата быстро расчесала волосы пальцами и сразу же заплела в тугую косу. Застелив постель, тихонько, стараясь не мешать, подошла к Гюль Аге. Тот, погрузившись в собственные мысли, был чем-то обеспокоен, растерян, отчего не улыбался. Внутренним чутьём она догадывалась, что является причиной его беспокойства, отчего испытала вину. Столько неудобств доставляет совсем незнакомому человеку, а ведь при первой встрече испытывала к евнуху лютую ненависть, лишь позже осознав, как была не права.
Её внимание привлекли ножницы в руках у Казначея, точнее, «ножнище» если так их можно назвать. От любопытства сделала ещё несколько шагов, чтобы рассмотреть детальнее. Длинные, массивные, с тёмной ручкой. На лезвии красуется надпись османской вязью. Захотелось взять их в руки и рассмотреть получше. В просьбе евнух не отказал, лишь попросил быть аккуратнее. Ножницы, к слову, довольно увесистые, пришлось держать их двумя руками. Она невольно задалась вопросом: «Это же сколько в мужчине силы, что он так лихо ими орудует? Или этот навык приходит со временем?». Не удивительно, что изначально портными были исключительно мужчины, а уж позже появились швеи. Подумав об этом, вернулась к предмету перед собой. Разобрать надпись смогла самостоятельно. Месяцы, проведённые в читальне, не прошли даром.
— «Не будь каждому, кому пожимаешь руку, другом. И не будь каждому», — тут она запнулась, не разобрав почерк.
— «…кто причиняет тебе боль, врагом», — закончил за неё Казначей. — Османская мудрость, — добавил он, пожимая плечами.
— По правде, когда-то я искренне считала, что вы тот, кто причинил мне боль, — рассеянно пробормотала она, вспоминая, как в их первую встречу евнух солгал янычарам. — Я думала, что именно вы отняли у меня свободу.
— Как мог это сделать, будучи рабом? — он негодующе всплеснул руками.
Евнух попытался улыбнуться, однако вместо этого морщинистое лицо исказила горькая ухмылка. Последние слова надолго повисли в воздухе, словно неприятный табачный дым. Неосторожно брошенная фраза имела нехороший посыл — та самая правда, которую не принято произносить вслух. Какое бы положение в иерархии Гарема ни занимал тот или иной человек, он всё равно остаётся безвольным рабом. Статус калф и прочих, безусловно, тешит людское самолюбие, ну и как же без мнимого величия.
Злата помогла мужчине распределить ткань для наложниц, которой, как оказалось, недостаточно для всех, а значит, между барышнями будут драки, обиды и проклятия. Подумав об этом, Казначей схватился за голову и заторопился на рынок от греха подальше. Воспользовавшись случаем, Злата смогла убедить мужчину взять её с собой. Одной оставаться по-прежнему небезопасно. Естественно, с условием, что она перевоплотится в парня. Этот трюк с переодеванием давался ей легко и поистине имел успех, раз даже сам султан не раскусил подлога.
Появившийся в горнице Ясин, ничуть не удивившись данной затее, любезно поделился своей одеждой. Он был только рад, что невольница в порядке и готова составить им компанию. Волосы девушке пришлось скрыть под большой папахой, ибо длинноволосые евнухи в гареме — нонсенс.
— А ты не сбежишь, как в прошлый раз? — подозрительно сощурился Гюль Ага.
— Даже в мыслях нет! — честно призналась она.
— Ладно, — махнул он. — Поверю на слово, но чтобы ни звука! — строго пригрозил пальцем. — Запомни: нем, как рыба, зовут Абдул, и ты сын Валида из Карса.
— Забудешься тут, — хмыкнула она. — Уверяю, всё пройдёт в лучшем виде. Я готова на всё, лишь бы глотнуть воздуха за пределами душных покоев.
Прошлый неудачный опыт поездки оставил неприятный осадок, но Казначей намеревался отправиться в безопасную часть города, подальше от наместников и прочих оборванцев, а значит, она сможет сопровождать его в качестве нового евнуха. На пару с Ясином девушка запрягла лошадей в повозку, после чего они отправились в путь. Соблюдая осторожность, она натянула папаху налицо и не поднимала головы вплоть до того, как массивные ворота Топкапы не захлопнулись за ними, оставляя змеиный клубок интриг за спиной.
Прогулка для Златы оказалась интересной экскурсией. Как она узнала от Казначея, Чарши принято называть центр деловой жизни, где на площади купцы ведут свои дела, торговцы настойчиво предлагают товар, а горожане обмениваются новостями. Кто кого замуж выдаёт, на ком сыновей женят, и кто отправился в мир иной. Восточные базары славятся своим разнообразием. Здесь можно найти всё, что душе угодно. Вместе с криком чаек ветер донёс аромат свежезаваренного кофе. Злата буквально остолбенела, он вскружил голову и спутал разум. Она готова была отдать всё на свете, лишь бы вновь почувствовать его крепкий вкус на губах. В прошлой жизни она специально купила кофемашину и закупала зёрна в лучших магазинах города. Настолько была зависима от кофеина. С мольбой девушка взглянула на Гюль Агу, но его, похоже, её реакция только развеселила.
— О Аллах, что мне с тобой делать? — он театрально возвёл глаза к небу. — Хорошо, хорошо. Закончим все дела — и угощу тебя чашечкой этого шайтан напитка.
Гюль Ага поведал о том, что был в Османской империи такой период, когда за любовь к кофе могли казнить. Султан Мурад IV полагал, что публичное распитие его может привести к государственным беспорядкам. Противники напитка сетовали на то, что он опьяняет, а значит, противоречит религии. Считалось, что кофейни притягивали лиц, склонных к безнравственному поведению. Они играли в азартные игры, курили и совершали прелюбодеяния. Ценители традиций и вовсе отвергали всё новое. Вкус горького кофе со временем научились перебивать сладким лукумом, что буквально таял во рту. Девушка заметила на прилавке высокогорный цейлонский чай, ставший для османцев так же, необходим, как и вода. На развес продавали ароматные специи, от чёрного перца до душистого шафрана. В лавке платков и аксессуаров она заметила флаконы с масляными духами, привезёнными из Ближнего Востока: для дам — сладкая ваниль, мужчины же предпочитали терпкий сандал. От изобилия платков захватывало дух — яркие и приглушённые оттенки, с узором и без, шёлк и хлопок, со звенящими монетками и бусинками. Ей приглянулся белоснежный палантин с кружевом по краю.
— Это ручная работа, осторожнее! — с рядовым евнухом продавец не церемонился, зато с Казначеем был весьма мил. — Хранитель султанских покоев, клянусь Всевышним, у меня в магазине есть всё и даже больше для жемчужин прекрасного Сераля! А если нет, то найдём по соседству у моего брата Халида.
Тем временем Злата, притворяясь евнухом, приметила любопытные флаконы размером с дамский мизинец. Внутри виднелся чёрный порошок, похожий на стёртую в пыль золу. К ним в комплекте шли тонкие как игла деревянные палочки. Злата задумчиво поджала губы с немым вопросом на лице.
— Это сурьма, означает «натирание», — раздался позади неё тихий голос Ясина. — Из предания Ибн Аббаса известно, что пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, советовал: «Подводите глаза сурьмой. Потому что сурьма придаёт им блеск и ресницы густеют». Для мусульман это сунна, то, что дозволено Кораном и приносит благо.
— Серьёзно? — шепнула она, заинтересованно.
Красивые ресницы и брови как у восточной принцессы? От такого счастья сложно отказаться. Девушка обрадовалась, но тут же спустилась с небес на землю. В кармане свистит ветер, и свои хотелки придётся убрать в самый дальний угол. Ну нельзя девушкам ходить на рынок без средств — одно сплошное разочарование! Прочитав досаду на её лице, Ясин протянул ей заветную монетку.
— На сдачу купи себе тот шарф, тебе он, кажется, понравился.
И если бы не легенда, которую они придумали, она бы тотчас рассыпалась в благодарностях. Пришлось молча кивнуть и отдать деньги кассиру, вернее, мальчишке лет десяти, сыну продавца. Казначей пополнил кассу мешочком золотых. Они загрузили повозку всем необходимым, а после, как и обещал, Гюль Ага угостил спутников чашечкой кофе. За ним они отправились в специальное заведение. Не скрывая любопытства, Злата осмотрелась. Небольшой мраморный фонтан красовался по центру двора, металлические топчаны стояли в ряд. Они ловко забрались на один из них. Непривычно низкий деревянный стол круглой формы немного смутил, отчего девушка на себе поняла значение слов «сесть по-турецки», ибо по-другому расположиться за ним было крайне неудобно. Среди посетителей не было ни одной дамы, что огорчало. О равноправии тут и не слышали. Если ей не изменяет память, гид Мустафа обмолвился, что женщины стали посещать рестораны только после развала Османской империи. Немаловажную роль сыграл в этом первый президент, революционер и реформатор Мустафа Кемаль Ататюрк.
— Один шекерсиз, и два орта шекерли, — вернул в реальность громкий голос Казначея, что означало: одна чашка без сахара и две со средним сахаром.
Кофе им варили в медной турке на раскалённом песке. Злата смотрела за действом словно загипнотизированная, а потом с невероятным удовольствием попробовала его на вкус. Ароматный, бодрящий, с лёгкой горчинкой. Сладкий рахат-лукум действительно придавал знакомому напитку интересное и необычное послевкусие.
— Только султану о сегодняшнем дне ни слова! — заговорщически подмигнул главный евнух. — Он нашу совместную вылазку не одобрит и будет крайне зол.
Улыбнувшись, Злата быстро закивала. Ну вот, теперь у них уже и общие секреты появились, так и союзниками стать недолго. Уходя, Гюль Ага оставил кофеварку щедрый бакшиш — другими словами, благодарность за хорошее обслуживание. И всё было прекрасно до одного момента. Среди попрошаек у самых ворот Ясин случайно заметил знакомое лицо, однако повзрослевшее и изнеможённое тяжкой судьбой. Жестокие наместники хорошо над ним поработали: на иссохшем, иссечённом рубцами туловище темнокожего раба буквально не осталось живого места. Униженный, закованный в цепях бедолага стоял с протянутой рукой, тем самым зарабатывая себе на пропитание.
— Господин, позвольте, — с надеждой спросил Ясин одобрения.
Как только Казначей кивнул, тот резко остановил повозку и шустро спрыгнул. Спустя мгновение оказался напротив невольника. Сначала попрошайка не узнал Ясина. Позже его большие глаза просияли. Он принялся что-то тараторить на незнакомом ей языке, но и без этого стало очевидно, что эти двое — близкие друг другу люди. Ясин не сдерживал слёз, как и незнакомец. Время поджимало; как только наместник отвлёкся, евнух сунул что-то знакомому, предположительно деньги, после чего вернулся в повозку. Оставшийся путь прошёл в полном молчании. У покоев Гюль Аги, переминаясь с ноги на ногу, их дожидался коренастый мужчина в чёрной одежде. Из его кармана торчал кожаный свёрток.
— Это мой гонец, — прошептал Казначей, смотря вдаль. — Ин ша Аллах, с хорошими вестями.
(Ин ша Аллах — пер. с арабского: «если будет на то воля Аллаха»)