Перекрестки времен

Из газеты «Ивнинг Стандарт»:

— Но, шеф, я его ни на секунду одного не оставлял!

— Не верю! — рявкнул шеф полиции. — Говоришь, посадил Фроста в фургон, поставил ногу на подножку, чтобы сделать запись в блокноте, а когда поднял глаза — Фроста не было. Думаешь, что Большое Жюри этому поверит? А может, даже думаешь, что я поверю?

— Честно, шеф, — настаивал Изовски, — я только собрался записать…

— Что записать?!

— Ну, то, что он сказал. Я ему говорю: «Послушайте проф, лучше вам сказать, где вы их спрятали. Вы же знаете, мы их все равно отыщем, дайте только время». А он этак странно, как будто сквозь меня, посмотрел и говорит: «Время… А, время… Да, пожалуй, их можно найти. Дело во времени». Это важное признание, думаю я, и, значит, достаю блокнот. Но я стоял у единственной двери фургона. Вы же видите, я не маленький, мимо меня в дверь не пройдешь.

— И это все, на что ты годен, — с горечью сообщил шеф полиции. — Ты, Изовски, или пьян был, или спятил, или тебя купили. То, что ты рассказываешь, — просто невозможно!

Изовски был честным полицейским, Ио был трезв и в своем уме.

Четырьмя днями ранее студенты курса профессора Фроста по спекулятивной метафизике собрались, как обычно, у него дома на пятничный вечерний семинар. Фрост говорил:

— А почему бы и нет? Почему бы времени не быть не только четвертым, но и пятым измерением?

Говард Дженкинс, упрямый и рассудительный студент с инженерного, ответил:

— Обсуждать это можно, конечно, но вопрос бессмысленен.

— Почему? — спросил Фрост обманчиво мягко.

— Нет бессмысленных вопросов, — перебила Элен Фишер.

— Пусть ответит, — настаивал Фрост.

— Хорошо, отвечу, — согласился Дженкинс. — Люди способны воспринимать три пространственных и одно временное измерение. Так что существуют ли другие — как те, так и эти — для нас вопрос бессмысленный, так как узнать мы это не можем. И не сможем. Поэтому обсуждать наличие других измерений — это безвредная, но бесполезная трата времени.

— Вот как? — сказал Фрост. — А вы не знакомы с теорией Дж. У. Дунна о параллельных вселенных, в каждой из которых свое время? А он инженер, как и вы. И не забудьте про Успенского. Он писал о множестве временных измерений.

— Минуту, профессор, — заговорил Роберт Монро. — Я их читал, но все же думаю, что возражения Дженкинса оправданы. Какой смысл для нас может иметь этот вопрос, если мы физически неспособны воспринимать другие измерения? Это как в математике — можно изобрести любую математическую систему, любой набор аксиом, но если их нельзя использовать для описания каких-то явлений — это лишь сотрясение воздуха, и все.

— Справедливо замечено, — уступил Фрост. — Я дам соответствующий ответ. Научные знания основаны на наблюдениях, либо самого ученого, либо компетентного наблюдателя. Я верю в двухмерность времени, так как сам реально это наблюдал.

Несколько секунд в наступившей тишине было слышно лишь тиканье часов.

Джонкинс сказал:

— Но это невозможно, профессор. Человек физически неспособен воспринимать два временных измерения.

— Спокойно, спокойно, — ответил Фрост. — Человек — а значит, и я, и вы, — способен воспринимать их не одновременно, но по отдельности. Я расскажу вам об этом, но прежде я должен объяснить вам ту теорию времени, которую я вынужден был разработать, чтобы объяснить мой личный опыт. Большинство людей представляет время как колею, по которой они движутся от рождения к смерти так же неотвратимо, как поезд по рельсам. Они инстинктивно чувствуют, что время идет по прямой, прошлое остается позади, а будущее лежит впереди. Однако у меня есть причины считать — быть уверенным, — что время аналогично скорее поверхности, чем линии, и эта поверхность, к тому же, холмиста. Представьте наш путь по этой поверхности времени как дорогу, вьющуюся среди холмов. От дороги беспрерывно отходят ответвления в другие межхолмья. На этих развилках вы принимаете ключевые жизненные решения. Вы можете повернуть направо или налево — и ваше будущее будет совершенно иным. Иногда встречаются возможности сократить путь — места, где, преодолев холм на обочине, вы разом преодолеваете тысячи или миллионы лет — конечно, если вы способны оторвать взгляд от дороги под ногами, чтобы такое место не пропустить.

Время от времени вашу дорогу пересекает другая. Ни ее прошлое, ни будущее не имеют никакой связи с известным вам миром. Повернув на нее, вы можете оказаться на другой планете, в другом пространстве-времени, а от вас и вашего мира не останется ничего, только ваше самосознание продолжит существовать.

Либо, если вы обладаете необходимой интеллектуальной силой и храбростью, вы можете покинуть дороги, или тропы высоких вероятностей, и направиться по холмам времени, пересекая встречающиеся дороги. Вы можете пройтись по ним немного, даже в обратном направлении, и тогда прошлое будет впереди, а будущее — позади. Или вы можете бродить по вершинам холмов — там, где царит предельная невероятность. Я не могу представить, на что похоже это, — может быть, немного на Зазеркалье Алисы.

Теперь о моем личном опыте. В восемнадцать лет мне пришлось принять важное решение. У отца были финансовые трудности, и я решил оставить колледж. Затем я занялся бизнесом, и, в конце концов, в девяносто восьмом меня осудили за мошенничество и посадили в тюрьму.

Марта Росс перебила:

— В девяносто восьмом? Вы хотите сказать, в восемьдесят восьмом, профессор?

— Нет, мисс Росс. Я говорю о событиях, которые на этом временном пути, в нашем с вами времени, не произошли.

— Как так? — непонимающе спросила она, а затем тихо сказала: — Господь все может.

— В тюрьме у меня было время поразмышлять над своими ошибками. Я понял, что не создан для деловой карьеры, и сильно пожалел, что когда-то бросил учебу. Тюрьма как-то по-особому влияет на мысли человека. Постепенно я все дальше и дальше отдалялся от реальности вокруг и все больше и больше уходил в свою внутреннюю жизнь. И однажды мое «Я» покинуло камеру, переместилось назад по временному пути, и я проснулся в своей комнате общежития колледжа — хотя тогда я и не знал, каким образом это произошло.

На этот раз я был умнее. Колледж я не бросил, нашел возможность подрабатывать, получил диплом, окончил аспирантуру и, в конце концов, стал тем, кем вы меня знаете.

Он замолчал и оглядел студентов.

— Профессор, а нам вы можете объяснить, как вы это все проделали? — спросил Монро.

— Могу, — согласился Фрост. — Я много лет над этим работал, пытаясь вновь нащупать те необходимые условия. Не так давно это мне удалось, и я совершил несколько экскурсий в возможное.

До этого момента третья девушка, Эстела Мартин, не вступала в разговор, хотя и слушала очень внимательно. Теперь она наклонилась вперед и сказала напряженным шепотом:

— Расскажите подробнее, профессор Фрост!

— Способ прост. Ключ в том, чтобы убедить подсознание в возможности этого.

— Значит, идеализм по Беркли доказан!

— В какой-то степени, мисс Мартин. Последователю философии епископа Беркли бесконечные возможности двумерного времени доказывают, что разум создает свой собственный мир. Но детерменист-спенсерианец, вроде нашего друга Говарда Дженкинса, никогда не покинет пути максимальных вероятностей. Для него мир механистичен и реален. Ортодоксальная христианка, верящая в свободу воли — наша мисс Росс — смогла бы выбирать из нескольких боковых путей, но скорее всего осталась бы в физическом окружении, похожем на мир Говарда. Я отработал методику, которая позволяет другим путешествовать по хитросплетениям времени так же, как это делаю я. Аппаратура готова, и любой, кто хочет, может попробовать. Собственно говоря, именно по этой причине я проводил вечерние семинары у себя дома — с тем, чтобы, когда время настанет, вы могли бы, при желании, попробовать. — Он встал и подошел к шкафу в дальнем конце комнаты.

— Вы хотите сказать, что это можно сделать прямо сейчас, профессор?

— Да, конечно. Сам процесс включает гипноз и суггестию — внушение. Можно обойтись и без них, но это самый быстрый способ научить подсознание тому, как вырваться из колеи и отправиться куда оно пожелает. Чтобы облегчить ввод в гипнотическое состояние, я использую вращающийся шар. Под гипнозом испытатель прослушивает запись, которая внушает ему нужный временной путь, по которому он затем и следует. Вот и все — очень просто. Что ж, хочет кто-нибудь попытаться?

— А не опасно ли это, профессор?

Фрост пожал плечами:

— Сам процесс неопасен — просто глубокий сон и эта запись. Но мир временного пути, в который вы попадаете, будет так же реален, как и этот мир. Всем вам больше двадцати одного года. Я не понуждаю вас, я лишь предлагаю вам этот шанс.

Монро встал.

— Я рискну, профессор.

— Хорошо. Садитесь здесь и наденьте эти наушники. Кто еще?

— Я, — сказала Элен Фишер.

К ним присоединилась Эстела Мартин. Говард Дженкинс поспешно подошел и сел рядом с ней.

— Ты серьезно хочешь попробовать?

— Совершенно серьезно.

Он повернулся к Фросту:

— Профессор, я тоже участвую.

Последней к остальным присоединилась Марта Росс. Усадив студентов и обеспечив их наушниками, Фрост попросил:

— Вспомните возможные варианты: уйти по развилке в какой-то другой мир; перескочить в прошлое или будущее; или пойти напрямую, разрезая лабиринт вероятных путей дорогой наибольшей невероятности. У меня есть записи для всех вариантов.

Первым вновь был Монро.

— Я сверну под прямым углом в совершенно новый мир.

Эстелла не колебалась:

— Я хочу — как вы выразились? — взобраться на холм обочины и попасть на более высокую дорогу где-то в будущем.

— Я тоже, — сказал Дженкинс.

— Я выбираю путь отдаленных возможностей, — сообщила Элен Фишер.

— Выбрали все, кроме мисс Росс, — сказал профессор. — Боюсь, что вам придется выбрать ответвление в вероятность. Это вам подойдет?

Она кивнула:

— Как раз это я и хотела попросить.

— Прекрасно. Во всех этих записях содержится внушение о необходимости вернуться в эту комнату через два часа нашего здешнего времени. Оденьте наушники. Записи длятся тридцать минут. Я одновременно запускаю записи и шар.

Он направил луч маленького прожектора на сверкающую многогранную сферу и включил ее на вращение. Затем потушил остальной свет в комнате и запустил все записи общим включателем. Искрящийся шар вращался, замедлял вращение и снова менял направление вращения. Фрост оторвал от него глаза, чтобы самому не попасть под влияние световых вспышек, и вышел в холл покурить. Прошло полчаса, раздался удар гонга. Он поспешил назад и включил свет.

Четверо из пяти исчезли. Остался Говард Дженкинс. Он открыл глаза и моргал, щурясь от света.

— Ну что, профессор, похоже, не получилось.

Профессор поднял брови:

— Разве? Оглянитесь.

Говард обвел глазами вокруг.

— А где остальные?

— Где? Где-нибудь, — ответил Фрост, пожиая плечами, — и когда-нибудь.

Дженкинс сорвал наушники и вскочил на ноги.

— Профессор, что вы сделали с Эстеллой?

Фрост мягко высвободил рукав из пальцев Дженкинса.

— Я ничего с ней не сделал, Говард. Просто она в другом времени.

— Но я хотел быть с ней!

— Я и пытался отправить вас с ней вместе.

— Но почему я остался?

— Не могу сказать, — возможно, суггестивное внушение не было достаточно сильным, чтобы преодолеть ваш скептицизм. Но не волнуйся, сынок, мы же знаем, что через пару часов все вернутся.

— Не волнуйся! Легко сказать! И вообще, я не хотел, чтобы она соглашалась на этот идиотский опыт. Но я знаю, ее не переубедишь, так что я хотел отправиться вместе и присмотреть за ней — она же такая непрактичная! Кстати, профессор, а где их тела? Я думал, мы все просто здесь останемся, в трансе.

— Очевидно, вы меня не поняли. Эти другие временные пути реальны, так же реальны, как и наш, здесь. Они ушли на другие пути полностью — ну, как если бы свернули в переулок.

— Но это невозможно, это противоречит закону сохранения энергии!

— Если перед вами факт, его следует признавать — вы же видите, их нет. Кроме того, сам факт этому закону не противоречит; он просто распространяет действие этого закона на вселенную в ее тотальности.

Дженкинс провел ладонью по лицу.

— Может быть. Но в этом случае с ней может произойти что угодно — да ее там просто убить могут! А я ни черта поделать не могу. Пропади пропадом этот проклятый семинар!

Профессор обнял его за плечи.

— Раз ей помочь нельзя, почему бы не успокоиться? К тому же, у вас нет основания считать, что она в опасности. Зачем же себя взвинчивать? Пойдемте на кухню и выпьем пива, пока будем их ждать.

Он мягко подтолкнул его к двери.

После пары бутылок пива и нескольких сигарет Дженкинс немного успокоился. Разговор вел профессор.

— А как вы вообще записались на этот курс?

— Это был единственный курс, который я мог посещать вместе с Эстеллой.

— Я так и подумал. Я разрешил вам посещение по своим причинам. Я знал, что спекулятивная философия вас не интересует, но на подобных курсах ход мыслей студентов порой так свободен и хаотично разбросан, что я подумал, что ваш упрямый материализм поможет удерживать их в неких нужных границах. Вы мне действительно помогали. Возьмите, например, Элен Фишер. Она склонна создавать великолепные логические построения, исходя из совершенно недостаточных данных. Вы помогаете возвратить ее к реальности.

— Честно говоря, профессор Фрост, я так и не вижу необходимости всех этих обсуждений высоких материй. Факты — это по мне.

— Но ведь вы, инженеры, не лучше матафизиков — вы игнорируете все, что не можете измерить на весах. Чего нельзя потрогать, то и не существует. Вы верите в механистическую, детерминистскую вселенную и отбрасываете факты человеческого сознания, человеческой воли, человеческой свободы воли — факты, с которыми вы сами сталкиваетесь напрямую.

— Но это все можно объяснить рефлексами.

— Ну, вы просто как Марта Росс — та, в своем фундаментализме, все может объяснить с точки зрения Библии. Почему бы вам обоим не признать, что существует что-то, вам не понятное? — Он замолчал и прислушался. — Вы ничего не слышали?

— По-моему, слышал.

— Пойдемте проверим. Еще рано, но, может быть, кто-то из них уже вернулся.

Они поспешили в кабинет и застыли на пороге в благоговении при виде непонятного зрелища.

В воздухе у камина парила фигура, облаченная в белое и испускавшая мягкое, перламутровое сияние. Пока они, колеблясь, стояли в дверях, существо обернулось к ним, и они увидели лицо Марты Росс, величественное в чистой и неземной красоте. Раздался голос:

— Мир вам, братья. — Волна покоя и любви нахлынула на них материнским благословением. Марта приблизилась к ним, и они увидели за ее плечами изгибы длинных белоснежных крыльев классического ангела. Фрост начал ругаться себе под нос, монотонно и не переставая. — Не ведайте страха. Я здесь, ибо вы просили меня вернуться. Я здесь, чтобы дать объяснения и помочь вам.

Профессор обрел голос.

— Вы Марта Росс?

— Я откликаюсь на это имя.

— Что случилось после того, как вы надели наушники?

— Ничего. Я спала. Когда я проснулась, я пошла домой.

— И все? А как объяснить вашу внешность?

— Внешность соответствует образу, в котором вы, дети земные, ожидаете увидеть избранников Божиих. Много лет я была миссионером в Южной Америке. И там мне было явлено, что мое земное служение Господу должно закончиться. И я пошла в Град Небесный.

— Вы попали на небеса?

— Неисчислимые тысячелетия пребываю я у подножия Золотого Трона и пою осанны имени Его.

Дженкинс вклинился в разговор:

— Скажи мне, Марта — или Святая Марта, — где Эстела? Ты ее видела?

Сияющее существо медленно повернулось к нему.

— Не страшись.

— Но скажи мне, где она!

— В этом нет нужды.

— Значит, помощи не будет, — ответил он с горечью.

— Нет, я помогу тебе. Внимай же: люби Господа нашего всем своим сердцем, и люби ближнего своего, как самого себя. Это все, что тебе надобно знать.

Говард молчал, не зная, как ответить, но был явно неудовлетворен. Марта заговорила снова:

— Я должна покинуть вас. Да пребудет с вами благословение Господне.

Ее очертания вздрогнули, и она исчезла.

Профессор тронул юношу за руку:

— Давайте выйдем на свежий воздух.

Дженкинс безропотно последовал за ним в сад. Несколько минут они гуляли молча. Наконец Говард задал вопрос:

— Мы что, ангела видели?

— Думаю, да, Говард.

— Это же безумие какое-то!

— Миллионы людей так бы не подумали. Конечно, это необычно, но отнюдь не безумно.

— Но это противоречит всем современным взглядам: небеса — ад — личный Бог — Воскресение… Все, чему я верил, рухнуло. А может, у меня крыша поехала.

— Последнее — вряд ли; это даже невероятно. Я очень сомневаюсь, что вы когда-нибудь увидите рай или ад. Вы будете следовать временным путем, соответствующим вашей натуре.

— Но она казалась реальной.

— Она и была реальной. Я подозреваю, что общепринятые представления о загробном мире действительно реальны для тех, кто в них верит всей душой, как, очевидно, верила Марта. Что до вас, я думаю, ваш путь будет соответствовать вашим убеждениям агностика — за исключением одного момента: когда вы умрете, вы умрете не весь, как бы яростно вы сейчас ни настаивали на том, что так будет. Для любого человека невозможно на эмоциональном уровне поверить в собственную смерть. Подобного самоуничтожения быть не может. Ваше существование после смерти продолжится, но в соответствии с представлениями материалиста.

Но Говард не слушал. Он ухватился за нижнюю губу и нахмурился.

— Послушайте, а почему Марта не захотела сказать мне, что случилось с Эстеллой? Не по-дружески с ее стороны.

— Думаю, она просто не знала. Марта последовала по временному пути, который лишь немного отличался от нашего; Эстела решила побывать или в отдаленном прошлом, или в далеком будущем. Фактически, одна для другой не существует.

Из дома послышался голос, чистое контральто.

— Профессор! Профессор Фрост!

Дженкинс стремительно обернулся:

— Это Эстела!

Они побежали в дом, Фрост мужественно старался не отставать.

Но это была не Эстела. В коридоре стояла Элен Фишер, в грязном, рваном свитере и босиком. На щеке был едва заживший шрам. Фрост остановился и внимательно ее оглядел.

— Вы в порядке, дитя мое? — спросил он.

Она по-мальчишески улыбнулась:

— Ага. Видели бы вы того, другого.

— Расскажите!

— Расскажу. А пока — как насчет чашки кофе для блудной дочери? И я бы не отказалась от яичницы и бутербродов — чем больше, тем лучше. Там, где я побывала, питание, мягко говоря, нерегулярное.

— Конечно-конечно, сейчас и займусь, — сказал Фрост. — Но все же, где вы были?

— Дай те девушке поесть, — взмолилась она. — Я ничего от вас не скрою. А чего Говард такой кислый?

Профессор зашептал ей на ухо, объясняя. Она бросила сочувственный взгляд на Дженкинса:

— Значит, ее пока нет? Я думала, что буду последней, ведь меня так долго не было. Какой сегодня день?

Фрост взглянул на часы.

— Вы вернулись по графику. Сейчас как раз одиннадцать.

— Ни черта подобного! Ой, извините, профессор! «Все страньше и страньше» как сказала Алиса. Все уместилось в пару часов. Между прочим, я провела там по крайней мере несколько недель.

Запив последний бутерброд третьей чашкой кофе, она начала:

— Когда я проснулась, меня несло вверх — сквозь кошмар, несколько кошмаров. И не просите это описать, никто не смог бы. И это продолжалось, может быть, неделю; затем вокруг стало проясняться. Не помню, как и что — но когда я смогла видеть отчетливо, я стояла в небольшой бесплодной долине. Было холодно, разреженный воздух был сух и обжигал горло. На небе было два солнца, одно большое, красноватое, другое меньше и такое яркое, что смотреть на него было нельзя.

— Два солнца! — воскликнул Говард. — Это невозможно. У двойных звезд нет планет.

Она посмотрела на него.

— Думай, как хочешь, а я там была. Не успела я все толком рассмотреть, как что-то просвистело над головой, я пригнулась — и больше я того места не видела. В следующий раз я очутилась на Земле — то есть, мне так показалось — и в каком-то городе. Город был большой и кипел жизнью. Я стояла на широкой авеню с интенсивным движением, пытаясь остановить какую-то проезжавшую машину — что-то длинное, похожее на гусеницу с десятками колес. Вышла, махнула рукой, но когда увидела, что там такое было на месте водителя, быстренько передумала. Это был и не человек, и не животное — чтото, чего я в жизни не видела и о чем никогда не слышала. И не птица, не рыба, не насекомое. Бог, придумавший обитателей этого города, не достоин поклонения. Не знаю, что они такое, но они ползали, извивались… а уж воняли! Фу! Я пряталась по тамошним задворкам недели две, прежде чем вервь обрела способность к прыжкам во времени. Я почти отчаялась, так как думала, что та ваша установка на возвращение сюда не сработала. С едой было совсем плохо, и большую часть времени у меня кружилась от голода голова. Подозреваю, что я пила из их дренажной системы. Но спросить было не у кого, да и знать этого я особо не хотела. Я хотела пить!

— А людей ты видела?

— Не уверена. Видела какие-то тени, похожие на людей, сидящих на корточках, образуя круг — где-то в тоннелях под городом — но их что-то напугало, и они бросились врассыпную, прежде чем я смогла подойти ближе и рассмотреть.

— А потом?

— Потом, в ту же ночь, я вспомнила, как сменить временной путь, и сразу же оттуда подалась. Боюсь, что к тому времени дух исканий меня покинул, профессор, мне стало безразлично, как жили те, наверху. На этот раз мне повезло больше. Я снова была на Земле, среди милых невысоких холмов, похожих на наш Голубой хребет. Было лето, и так красиво вокруг. Я нашла ручеек, разделась и искупалась. Это было замечательно. Набрала спелых ягод, съела, легла на солнышке и заснула.

И вдруг я проснулась, как от удара. Надо мной кто-то склонился. Это был мужчина, но красотой он не блистал. Неандерталец! Мне бы сразу убежать, но я пыталась прихватить свою одежду; тут он меня и сцапал. Меня привели в становище как сабинянку — с одеждой под мышкой. Мне там было не так уж плохо. Меня нашел их вождь, и, похоже, он меня считал каким-то странным домашним животным, а не членом своего гарема. Я была наравне с собаками, которые грызлись у кучи костей. И кормили меня достаточно хорошо — если не очень привередничать, а после того, что я испытала во чреве того ужасного города, я не привередничала. Неандертальцы — ребята неплохие в душе, даже добродушные, правда, манеры у них грубоваты, видите? — Она указала на шрам на щеке. — я уже почти решила остаться ненадолго и поизучать их, но однажды сделала ошибку. Утро было холодное, и впервые со своего появления я оделась. Один из молодых самцов меня увидел, и, думаю, впал в романтическое настроение. Вождя в это время не было, и остановить молодого было некому. Так что, не успела я и ахнуть, как он меня сгреб и попытался выразить свою благосклонность. Вот тебя, Говард, целовал когда-нибудь пещерный человек? Какой аромат из пасти, а от тела! Я так растерялась, что не смогла сосредоточиться и прыгнуть во времени, а то бы у него в лапах только воздух остался.

— Боже мой, дитя! Что же вы сделали? — в ужасе воскликнул профессор Фрост.

— В конце концов я его уложила приемом джиу-джитсу — спасибо занятиям по физподготовке, — кинулась к ближайшему дереву и в момент вскарабкалась до вершины. Сосчитала до ста, постаралась успокоиться, и вскоре я снова летела сквозь кошмар, но на этот раз я была только рада этому.

— И попала сюда?

— Совсем нет. Опять неудача! Да, действительно, очутилась я в нашем настоящем и, на первый взгляд, в нужном временном измерении, но что-то было явно не так. Я стояла на южной стороне 42-й улицы в Нью-Йорке. Я сразу поняла, где, так как первое, что я увидела, было здание «Таймс» с бегущей строкой новостей. Но строка бежала назад. Я начала было разбираться, что там написано, но тут увидела, как недалеко от меня изо всех сил бегут два полисмена — спиной вперед и прочь от меня!

Профессор Фрост воскликнул:

— Обратная энтропия! Вы попали на реверсивный временной путь — стрела вашего времени указывала назад.

— Я так и поняла, когда у меня появилась минутка поразмышлять. А тогда мне было некогда. Я была в кольце пространства, свободном от толпы, но кольцо сжималось, причем люди бежали спиной вперед. Фараоны скрылись в этой толпе, толпа побежала прямо ко мне, остановились, и тут все завопили. И как раз светофор сменился, и в обоих направлениях помчались автомобили, все обратным ходом. Тут малышка Элен не выдержала. В общем, я упала в обморок. После этого, как мне казалось, я падала сквозь множество разных мест.

— Минуточку, — вмешался Говард. — А что же произошло до этого? Вы говорили об энтропии, но к чему это — я не понял.

— В общем, — пояснил Фрост, — проще всего представить, что она путешествовала обратно во времени. Их будущее было ее прошлым, и наоборот. Я рад, что она быстро сбежала оттуда. Не уверен, что человеческий обмен веществ может в таких условиях протекать нормально.

— М-да… Ну, рассказывай дальше, Элен.

— Это косое падение, пересечение временных осей было захватывающим зрелищем, если бы я не была так измотана эмоционально. Я просто наблюдала, как кино по сценарию Сальвадора Дали. Я видела, как, подобно штормовому морю, вздымается и опадает суша. Люди меняли форму и превращались в растения — я думаю, что и мое тело иногда изменялось, но я не уверена. Однажды я попала в место, где видела все только изнутри, и ничего — снаружи. А кое что давайте вообще пропустим — то, что я сама представить не могу. Затем я оказалась в точке, где, наверное, было еще одно пространственное изменение. Все предметы выглядели трехмерными, но меняли форму, когда я о них думала. Я обнаружила, что могу проникать взглядом вглубь твердых объектов, когда этого хочу. Когда мне надоело разглядывать интимные тайны камней и растений, я посмотрела на себя. Тоже сработало. Теперь я, наверное, знаю об анатомии и физиологии больше, чем доктор медицины. Мне понравилось наблюдать, как бьется сердце — очень это занятно. Но мой аппендикс был вздут и воспален. Я обнаружила, что могу достать до него и дотронуться — и почувствовала боль. У меня уже были с ним неприятности, так что я решила проделать срочную операцию. И я его отщипнула ногтями. Никакой боли, из раны появилась пара капель крови, и она закрылась.

— Господи, дитя мое! Ты ведь получить перитонит и умереть!

— Не думаю. Все вокруг было залито ультрафиолетом, а он стерилизует. Меня потом немного лихорадило, но я думаю, что это — от солнечного ожога внутренностей. Да, я не сказала, что передвигаться в том месте я не могла, так как не могла ни до чего дотронуться, только до себя. Все остальные предметы я как бы разрезала. Очень быстро я перестала пытаться и расслабилась. Я чувствовала себя удобно, тепло, меня сморило; так, наверное, чувствует себя медведь в спячке. Прошло много времени — много-много времени. Я крепко уснула и проснулась в вашем большом кресле. Вот и все.

На тревожные расспросы Говарда Элен отвечала, что нигде не видела Эстелу.

— Но почему бы тебе не успокоиться и не подождать? Она ведь, в общем-то, и не опаздывает еще.

Их прервал звук двери, открывшейся из коридора. В комнату прошагал кто-то в коричневой тунике с капюшоном и узких коричневых брюках.

— Где профессор Фрост? А, профессор! Мне нужна ваша помощь.

Это был Монро, но изменившийся почти до неузнаваемости. Раньше он был невысок и строен, но сейчас его рост не превышал пяти футов, он поплотнел и обзавелся могучими плечами. Его коричневый костюм с остроконечным капюшоном, или шлемом, делал его очень похожим на гнома из народных сказок.

Фрост поспешил к нему.

— В чем дело, Роберт? Как я могу помочь?

— Сначала это. — Он показал плечо. Коричневая ткань была разорвана и обуглена, под ней виднелся сильный ожог. — Он просто задел меня, но рану надо обработать, если я хочу спасти руку.

Фрост осмотрел рану, не прикасаясь к ней.

— Вам срочно нужно в больницу.

— Нет времени. Я обязан вернуться. Им нужен я — помощь, которую я могу туда доставить.

Профессор покачал головой:

— Вы нуждаетесь в лечении, Боб. Даже если вы так нужны там, где вы были, вы сейчас на другом временном пути. Время, потерянное здесь, необязательно теряется там.

Монро прервал его:

— Я думаю, что время в моем мире и в этом движется одинаково. Я должен спешить.

Элен Фишер встала между ними:

— Дай-ка я посмотрю твою рану, Боб. Так… Хорошего мало, но думаю, что я справлюсь. Профессор, вскипятите кружку воды. А как закипит, бросьте туда пригоршню чайных листьев.

Она поискала в кухонных ящиках, нашла ножницы и, распоров рукав, подготовила рану к перевязке. Пока она работала, Монро говорил.

— Говард, окажи мне услугу. Бери карандаш и лист бумаги и пиши список. Мне с собой нужно забрать массу вещей, их все можно найти в общежитии. Тебе придется пойти туда вместо меня — меня в моем нынешнем виде просто не пустят. А в чем дело? Ты, что, против?

Элен поспешила объяснить озабоченность Говарда. Монро сочувственно выслушал.

— Да, старик, дела. Но послушай, ожидая здесь, ты ей не поможешь, а меня действительно выручишь и потратишь всего полчаса. Ну как, сделаешь?

Дженкинс неохотно согласился. Монро продолжал:

— Прекрасно! Очень тебе обязан. Сначала зайди ко мне в комнату и забери мои справочники по математике и калькулятор. Из остальных книг возьми себе, что захочешь — Рабле, «Веселые истории». И дай мне твой «Справочник инженера-механика» и любые другие технические справочники, которых у меня нет. Взамен можешь из моих вещей взять, что понравится. Потом зайди к Стинки Бинвильду. Из его книг мне нужны: «Справочник военного инженера», «Химическая война» и все, что у него есть по баллистике и артиллерийско-техническому снабжению. Да, и возьми «Химию взрывчатых веществ», если у него есть. Если нет, найди у кого-нибудь из ребят с военной кафедры — это важно.

Элен ловко обрабатывала его рану. Он поморщился, когда на нее легли теплые чайные листья, но продолжал:

— Стинки держит свой служебный пистолет в верхнем ящике. Стяни его, или уговори отдать. Захвати патронов, сколько можешь — я дам тебе купчую на мою машину, оставишь Стинки. Давай, торопись. Я все расскажу профессору, он тебе потом перескажет. На. Возьми мою машину. — Его рука потянулась за ключами к карману, которого в его новых брюках не было. — Черт! Ключей-то у меня нет!

Элен пришла на помощь:

— Возьми мою. Ключи в моей сумочке на столе, в холле.

Говард встал.

— Ладно, сделаю, что смогу. Если загремлю за решетку, принесите сигарет. — Он вышел.

Элен закончила перевязку.

— Вот! Думаю, этого достаточно! Как ощущения?

Он осторожно согнул руку.

— Нормально. Молодец. Уже не жжет.

— Я думаю, все заживет, если регулярно смачивать раствором танина. Там, куда ты направляешься, чайные листья достать можно?

— Да. И дубильную кислоту. Со мной все будет в порядке. Ну, а теперь, я думаю, что вы заслуживаете объяснений. Сигареты не найдется? А кофе угостите?

— Кончно, Роберт. — Фрост поспешил удовлетворить просьбу.

Монро прикурил и начал:

— Это все почти невероятно. Когда я очнулся от сна, то обнаружил, что одет и выгляжу, как сейчас, и марширую по глубокой длинной траншее. Я был одним из людей в военной колонне по три. Самое странное, что я чувствовал себя вполне естественно. Я осознавал, где был, и почему, а также — кто я такой. То есть я уже не был Робертом Монро. Мое тамошнее имя — Эгор. — Звук «г» он произнес глубоко в горле, а «р» — раскатисто. — Я не забыл Роберта Монро; скорее, я внезапно вспомнил его. У меня была одна личность и два разных прошлых. Это как если бы я проснулся, прекрасно помня виденный сон; только этот сон был реальностью. Я знал, что Монро реален, точно так же, как я знал, что реален Эгор. Мой мир похож на Землю; несколько меньше, но сила тяжести на поверхности почти та же. Люди вроде меня — доминантная раса, и уровень нашей цивилизации примерно такой же, как здесь, но наша культура развивалась по другому, трудному пути. Полжизни мы проводим под землей. Там наши дома и большая часть промышленности. Там тепло и не совсем темно. Есть слабая радиация, но она нам не вредит. И все же, как раса, мы развились на поверхности, и поэтому жизнь только под землей нас не радует, да и для здоровья это плохо. Так вот, сейчас у нас там война, и уже восемь или девять месяцев, как нас загнали под землю. Мы проигрываем войну. На данный момент мы потеряли контроль над поверхностью. Моя раса низведена до уровня паразитов, которых вылавливают и уничтожают.

Дело в том, что мы — не воинственный народ. Собственно, я и не знаю, против кого мы сражаемся, может быть, это существа из космоса. Мы не знаем. Она напали на нас сразу в нескольких местах с гигантских летающих колец, подобных которым мы ничего прежде не видели. Они жгли нас без предупреждения. Многие из нас успели уйти под землю, куда чужие не последовали. Они, кстати, и ночью не действуют — видно, активны только при солнечном свете. Так что ситуация патовая, то есть такой была, пока они не стали пускать отравляющие газы в наши тоннели. Нам не удалось захватить ни одного чужака, поэтому мы не знаем, что они такое. Мы исследовали одно разбившееся кольцо, но узнали мало. Внутри не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы белковую жизнь, и никакой аппаратуры для обеспечения такой жизни. Никаких запасов пищи. Здесь мнения разделились: или это конкретное кольцо управлялось дистанционно, или враги — это какая-то небелковая форма жизни, какие-то силовые поля, или что-нибудь такое же необычное.

Наше основное оружие — луч, который создает стазисное поле и их как бы замораживает. То есть должен — он должен уничтожать любую жизнь, так как действует на молекулярном уровне. Но эти кольца просто временно теряют управляемость. И если не удерживать луч на кольце, пока оно не разобьется, — оно уходит и появляются его друзья, и выжигают наши позиции. Нам больше везет, когда мы минируем их базы на поверхности и подрываем их по ночам. Мы, естественно, сильны в саперных работах. Но нам нужно оружие получше. Вот зачем я послал Говарда. У меня есть пара идей. Если агрессоры просто какие-то разумные силовые поля, может помочь радио. Мы могли бы попробовать забить эфир помехами и, так сказать, «заглушить» их до смерти. Если это не поможет, может помочь старая добрая зенитная артиллерия. В общем, здесь масса технологий и техники, которых у нас нет и которые могут нас выручить. Жаль, что у меня нет времени, чтобы поведать вам взамен что-то из наших знаний.

— Вы твердо решили вернуться туда, Роберт?

— Конечно. Там мое место. Здесь у меня никого нет. Не знаю, как вам объяснить, профессор, но они — мой народ, и мой мир — там. Думаю, что если бы было наоборот, я бы и решил по-другому.

— Ясно, — сказала Элен. — Ты сражаешься за жену и детей.

Он повернул к ней усталое лицо.

— Не совсем. Я там холостяк, но заботиться есть о ком — моя сестра командует штурмовой группой, в которой я служу. Да-да, женщины там воюют — они такие же миниатюрные, но сильные, как ты, Элен.

Она легко дотронулась до его руки:

— А как ты получил это?

— Ожог? Помнишь, что я говорил, что мы шли маршем. По тому рву мы отступали после рейда на поверхности. Я уже решил, что мы оторвались, как вдруг на нас спикировало кольцо. Большая часть отряда рассредоточилась, но я — младший техник, работаю стазисным лучом. Я попытался привести свою аппаратуру в боевую готовность, но не успел — попал под их тепловой луч. Еще повезло, просто зацепило. А кое-кого из наших поджарило. Я и не знаю, была ли среди погибших сестренка. Это одна из причин моей спешки. Один из наших техников — его не задело — успел развернуть аппаратуру и прикрыл наш отход. Меня оттащили под землю и доставили в лазарет. Врачи только собрались мной заняться, как я отключился и очнулся в кабинете профессора.

В дверь позвонили, и профессор вышел открыть. Элен и Роберт пошли за ним. Это был Говард, с трофеями.

— Все добыл? — нетерпеливо спросил Роберт.

— Думаю, да. Стинки был у себя, но мне удалось «одолжить» его книги. С пистолетом было сложнее, но я позвонил одному своему другу, тот перезвонил и вызвал Стинки к телефону. Пока он ходил, я увел его пистолет. Теперь я виновен — да еще в краже госимущества.

— Ты настоящий друг, Говард. Когда тебе расскажут, для чего все это, ты согласишься, что поступил правильно? Так, Элен?

— Безусловно.

— Ну, надеюсь, ты прав, — сказал он с сомнением. — Я еще кое-что захватил, на всякий случай. — Он протянул книгу Роберту.

— «Аэродинамика и принципы строительства летательных аппаратов», — вслух прочел Роберт. — Боже мой, вот это да! Спасибо, Говард.

Через несколько минут Монро рассортировал принесенное и закрепил на себе. Он заявил, что готов, но тут профессор его остановил:

— Погодите, Роберт? Откуда вы взяли, что все эти книжки уйдут с вами?

— А почему нет? Я их для этого на себя и нацепил.

— А в первый раз, разве ваша земная одежда прошла вместе с вами?

— Не-ет. — Он нахмурился. — Черт возьми, профессор, что же мне делать? Я же не в состоянии унести в памяти все, что мне нужно знать.

— Не знаю, сынок. Надо подумать. — Он замолчал и уставился в потолок. Элен тронула его за рукав.

— Может быть, я смогу помочь, профессор.

— Каким образом, Элен?

— Очевидно, что я не изменяюсь, когда меняю путь во времени. Куда бы я ни попадала, на мне оставалась одна и та же одежда. Почему бы мне не отвезти все это для Боба?

— Гм, могло бы получиться.

— Нет, я не могу тебе это позволить, — вмешался Монро. — Тебя могут убить или ранить.

— А я рискну.

— У меня идея, — вставил Говард. — Пусть профессор Фрост даст ей установку, чтобы она сразу назад вернулась. А, профессор?

— Ммм… да, пожалуй.

Но Элен протестующе подняла руку:

— Не пойдет. Вдруг это все прибудет со мной назад. Я отправляюсь без всяких установок на возвращение. Мне понравился тот мир в описании Боба. Может быть, я там и останусь. А ты, Боб, брось свое рыцарство. Мне в твоем мире, например, очень нравится идея полного равноправия женщин и мужчин. Отцепляй свою подпругу и давай все крепить на мне. Я иду с тобой.

Когда на ее маленькую плотную фигурку привязали десяток с лишним книг и закрепили ремень с пистолетом, Элен стала похожа на рождественскую елку.

Фрост усадил их обоих рядышком на диване в кабинете. Элен ухватила Боба за руку. Когда завертелся сверкающий шар, Фрост жестом отослал Дженкинса из комнаты, закрыл за ним дверь и выключил свет. Затем он монотонным голосом стал давать установку, вновь и вновь повторяя ее. Через десять минут он почувствовал легкое движение воздуха и замолчал. Он щелкнул выключателем. Диван был пуст, книг не осталось.

Фрост и Дженкинс нервничали и ждали Эстелу. Дженкинс шатался по кабинету, разглядывал вещи, совсем ему неинтересные, и беспрерывно курил. Профессор сидел в кресле и изображал спокойствие, которого не чувствовал. Время от времени они разговаривали.

— Одного не пойму, — сказал Дженкинс. — Почему же Элен смогла побывать в дюжине мест и остаться такой же, как была. А Боб попал в одно, вернулся — ростом ниже, в плечах шире и одет черт-те как. Что, кстати, с его обычной одеждой случилось? Как вы такие штуки объясните, профессор?

— Что? А я их не объясняю, я их просто наблюдаю. Думаю, что он изменился в отличие от Элен, потому, что Элен во всех этих местах была как бы туристом. А Монро принадлежал тому миру, он в него вписался. Кто знает, может быть, Создатель заранее предусмотрел этот его переход.

— А? Господи, профессор, неужели вы верите в Божественное предопределение!

— Ну, не в этих терминах. Но, Говард, скептики-механисты, вроде тебя, меня утомляют. Ваша наивная способность верить, что жизнь взяла и «сама развилась», граничит с инфантилизмом. Вас послушать, так некое счастливое движение в процессе энтропии породило Девятую симфонию Бетховена.

— Так нечестно, профессор. Как можно ожидать, что человек поверит во что-то, что против всех его убеждений, если ему не представить разумное объяснение?

Фрост фыркнул.

— А я думаю, что этого можно ожидать — если человек все видел и слышал сам, или если источник информации абсолютно надежен. Оттого, что факт непонятен, он не становится мене реальным. Конечно, каждому разумному человеку хочется иметь объяснения, но просто глупо отбрасывать факты, если они не укладываются в вашу философию. Что до фактов, с которыми мы столкнулись сегодня, и которые вам так хочется представить в общепринятых понятиях рационализма: вы хотите нащупать какой-то ключ, чтобы объяснить массу фактов, которые ученые давно уже отказываются рассматривать, так как не находят им объяснения. Вы никогда не слышали рассказ о человеке, который обошел вокруг упряжки лошадей? Нет? Около 1810 года Бенджамен Батхерст, британский посол в Австрии, прибыл в своей карете в немецкий город Перлеберг. Карета остановилась у гостиницы, на освещенном дворе. При после были камердинер и секретарь. Он вышел из кареты и, в присутствии зевак и двух сопровождающих, обогнул упряжку. С тех пор его не видели.

— Что случилось?

— Никто не знает. Полагаю, он задумался и, сам того не желая и не зная, попал в другой временной путь. Но существуют буквально сотни подобных случаев, слишком много, чтобы их, смеясь отбросить. Большинство их может объяснить теория двумерности времени, хотя я подозреваю, что часть из них можно объяснить только действием каких-то, еще даже непредставимых, естественных законов.

Говард перестал расшагивать и потянул себя за нижнюю губу.

— Может быть, и так, профессор. Мне сейчас не до размышлений. Взгляните — уже час. Разве ей не пора давно вернуться?

— Боюсь, что вы правы.

— Вы хотите сказать, что она не вернется?

— Похоже, что так.

Юноша вскрикнул и рухнул на диван. Его плечи подрагивали. Вскоре он немного успокоился. Фрост увидел, как шевелятся его губы, и заподозрил, что он молится. Его запавшие глаза с мольбой взглянули на Фроста.

— Неужели ничего нельзя сделать?!

— Трудно сказать, Говард. Мы не знаем, где она. Все, что нам известно, — это что она под гипнотической установкой пересекла какую-то петлю иного будущего или прошлого.

— А если нам попробовать отправиться туда при тех же условиях и отыскать ее?

— Не знаю. У меня совершенно нет опыта в этом.

— Я должен что-то предпринять или я свихнусь.

— Спокойно, сынок. Надо подумать. — он курил и молчал, а Говард с трудом сдерживался, чтобы не заорать, не ломать мебель, вообще не сорваться.

Фрост сбил пепел с сигары и аккуратно положил ее в пепельницу.

— Думаю, один шанс есть. Но слабый.

— Хоть какой!

— Я собираюсь прослушать запись, которую использовала Эстела, и прыгнуть во времени. Делать это я буду бодрствуя, полностью сконцентрировавшись на ней. Возможно, мне удастся установить какую-то мыслесвязь, нащупать какую-то экстрасенсорную нить, которая приведет меня к ней.

Фрост немедленно взялся за приготовления, продолжая говорить:

— Я хочу, чтобы вы оставались в этой комнате, когда я отправлюсь, чтобы на самом деле проверить возможность этого.

Говард молча смотрел, как он надевает наушники. Профессор стоял неподвижно, с закрытыми глазами. Так продолжалось почти пятнадцать минут, затем он сделал небольшой шаг вперед. Наушники со стуком упали на пол. Он исчез.

Фрост чувствовал, как уносится в бесконечное межвременье, предвестье перехода. Он снова подумал, что это похоже на то ощущение парения, которое предшествует обычному засыпанию, и в тысячный раз лениво задал себе вопрос, а не реальны ли события, которые люди видят во сне. «Пожалуй, реальны», — подумал он. Затем, с чувством вин, он спохватился, вспомнив о своей миссии, и изо всех сил сосредоточился на Эстеле.

Он шел по дороге, белой под солнечными лучами. Перед ним были ворота города. Страж уставился на его странную одежду, но позволил ему пройти. Он поспешил по широкой, обсаженной деревьями улице, которая (он это знал) вела из космопорта к Капитолийскому холму. Он свернул на Дорогу Богов и дошел до Рощи Жриц. Там он отыскал нужный дом. его мраморные стены розовели на солнце, окружающие его фонтаны звенели под ветерком. Он повернул к дому.

Древний привратник, клевавший носом, впустил его внутрь. Стройная служанка, почти девочка, проводила его в покои, где ее хозяйка приподнялась на ложе, лениво рассматривая гостя.

Фрост обратился к ней:

— Пора возвращаться, Эстела.

Ее брови удивленно поднялись:

— Ты говоришь на странном и варварском языке, старец, но — о, тайна! — он мне понятен. Что привело тебя ко мне?

Фрост нетерпеливо повторил:

— Я говорю, пора возвращаться, Эстела!

— Возвращаться? Что за праздные речи? Возвращаться куда? И имя мое — Свет звезды, а не «Эс Телла». Кто ты и откуда? — она вгляделась в его лицо, потом, указывая на него тонким пальцем, сказала: — Теперь я узнала тебя! Ты пришел из моих снов. В них ты был Наставником и обучал меня древней мудрости.

— Эстела, а помнишь ли ты юношу из тех снов?

— Снова это странное имя! Да, в них был юноша. Он был прекрасен — прекрасен, высок и строен, как горная сосна. Он часто снится мне. — Она резко повернулась к нему. Длинные стройные ноги сверкнули белизной. — Так что же тот юноша?

— Он ждет тебя! Время возвращаться.

— Возвращаться! Нельзя вернуться в сон!

— Я могу провести тебя туда.

— Что за кощунство! Разве ты жрец, которому позволено искусство магии? И почему священная куртизанка должна следовать в царство сна?

— В этом нет магии. Утрата разрывает сердце юноши. Я проведу тебя к нему.

Она колебалась, глаза отражали сомнение. Затем ответила:

— Возможно, ты смог бы; но почему же я должна оставить мою жизнь славы и почета и пойти с тобой в холодное ничто царства снов?

Он мягко ответил:

— А что говорит твое сердце, Эстела?

Она глядела на него широко раскрытыми глазами и, казалось, была готова расплакаться. Затем она упала на ложе, повернувшись к нему спиной. Приглушенный подушкой голос ответил:

— Покинь меня, старец. Тот юноша жив лишь в моих снах. И в них я буду искать его.

Она не ответила на его дальнейшие увещевания. Вскоре он оставил эти попытки и ушел с тяжестью на сердце.

Когда он вернулся, Говард схватил его за руки и нетерпеливо спросил:

— Ну, профессор? Что? Вы нашли ее?

Фрост устало плюхнулся в кресло.

— Да, я нашел ее.

— С ней все в порядке? Почему она не вернулась с вами?

— Она в полном порядке, но уговорить ее вернуться я не смог.

Говард выглядел, как после пощечины.

— Разве вы не сказали ей, что я жду ее возвращения?

— Сказал, но она мне не поверила.

— Не поверила — вам?

— Дело в том, что она забыла о многом в нашей здешней жизни, Говард. Она считает, что ты ей просто снился.

— Но это невозможно!

Фрост выглядел еще более усталым, чем раньше.

— Не пора ли перестать использовать этот термин, сынок?

Вместо ответа тот сказал:

— Профессор, вы должны доставить меня к ней!

На лице Фроста отразилось сомнение.

— Вы что, не можете это сделать?

— Вероятно, смог бы, если бы ты преодолел свое неверие, но все же…

— Неверие! Я вынужден поверить. Займемся делом!

Фрост не двигался:

— Не уверен, что соглашусь. Послушайте, Говард, там, где сейчас Эстела, все по-другому. Ей там по душе, но я не уверен, что сделаю вам доброе дело, если доставлю вас к ней.

— Почему? Она что, не хочет меня видеть?

— Хочет, думаю, хочет. Я уверен, она встретит вас с радостью, но там все так по-другому…

— Плевать, что по-другому. В путь!

Фрост встал.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему.

Он усадил Дженкинса в кресло и, глядя ему прямо в глаза, заговорил спокойно и размеренно.

Фрост помог Говарду встать и очистить одежду. Тот засмеялся и стряхнул белую дорожную пыль с ладоней.

— Неплохой кувырок, Учитель. Такое впечатление, что какой-то шутник выдернул из-под меня стул.

— Мне не нужно было вас усаживать.

— Пожалуй. — Он вытащил из-под поясного ремня большой странного вида пистолет и осмотрел его. — Повезло, что на моем бластере не сдвинулся предохранитель. А то летали бы мы с вами пылью в атмосфере. Пошли?

Фрост оглядел своего спутника. Шлем, короткая юбка воина, недлинный меч; разнообразное снаряжение закреплено на ремнях. Он сморгнул и сказал:

— Да. Да, конечно.

Когда они свернули в городские ворота, Фрост спросил:

— А вы знаете, куда идете?

— Конечно. Я иду к Свету Звезды, в ее виллу в Роще.

— И вы знаете, чего там ожидать?

— А, вы о том нашем разговоре. Я знаю местные обычаи, Учитель, и я совсем не обескуражен, уверяю вас. Свет звезды и я — мы понимаем друг друга. «С глаз долой — из сердца вон» — она из таких девушек. Но теперь, когда я вернулся из Ультима Туле, она оставит жречество, и мы тут обустроимся и заведем кучу толстых детишек.

— Ультима Туле? А мой кабинет вы помните?

— Конечно. И Роберта, и Элен, и все остальное.

— Вы это называете Ультима Туле?

— Не совсем. Я не могу объяснить это, Учитель. Я просто военный, практик. Так что объяснение я предоставлю вам, жрецам и наставникам.

Они помедлили перед домом Эстеллы.

— Зайдете, Учитель?

— Нет, думаю, нет. Мне нужно возвращаться.

— Вам виднее. — Говард хлопнул его по плечу. — Вы настоящий друг, Учитель. Первенца мы назовем в вашу честь.

— Спасибо, Говард. До свидания, и удачи вам обоим.

— Вам того же. — И он вошел в дом уверенной походкой.

Фрост медленно шел назад, к воротам. В голове теснились мириады мыслей. Казалось, преображениям и комбинациям материи, или мысли, не было конца. Марта, Роберт, Элен — а теперь Говард и Эстела. Должно быть, возможно разработать теорию, которая все это охватит.

Погруженный в размышления, он зацепился каблуком за расшатавшуюся плиту мостовой и неуклюже упал в свое глубокое кресло.

Фрост знал, что будет трудно объяснить отсутствие пяти студентов, поэтому он ничего никому не сказал. Прошел уик-энд, и только тогда их исчезновением заинтересовались всерьез. В понедельник к нему явился полицейский и задавал вопросы.

Его ответы мало что проясняли, так как Фрост благоразумно воздержался от попыток поведать истинную историю. Окружной прокурор заподозрил серьезное преступление, похищение или, возможно, групповое убийство. А то и один из этих культов любви — от профессуры всего ожидать можно!

Во вторник утром он распорядился выписать ордер на арест. Забрать профессора послали сержанта Изовски. Профессор пошел спокойно и влез в черный фургон без возражений. Ободренный его покорностью, сержант сказал:

— Послушайте проф, лучше вам сказать, где вы их спрятали. Вы же знаете, мы их все равно отыщем, дайте только время.

Профессор повернулся, посмотрел ему в глаза, улыбнулся и мягко сказал:

— Время… А, время… Да, пожалуй, их можно найти. Дело во времени!

Затем он спокойно сел в фургоне, закрыл глаза и, как необходимо, спокойно сконцентрировался.

Сержант поставил ногу на подножку, перегородив своей тушей единственную дверь, и достал свой блокнот. Закончив писать, он поднял глаза.

Профессор Фрост исчез.

Фрост собирался повидать Говарда и Эстелу. Но в ключевой момент Он невольно позволил себе вспомнить об Элен и Роберте. В результате он «приземлился» не в том мире будущего, где уже побывал дважды. Он не знал, где оказался — похоже, что на Земле, где-то и когда-то.

Местность была холмистая, покрытая лесами, как где-нибудь в южном Миссури или в Нью-Джерси. Фрост недостаточно хорошо знал ботанику, чтобы понять, знакомые вокруг него деревья или нет. Но времени изучить ситуацию у него не оказалось.

Он услышал крик, затем ответный крик. Неровной шеренгой из-за деревьев вырвались человеческие фигуры. Он решил, что они нападают на него, и лихорадочно огляделся в поисках укрытия. Он не обнаружил ничего подходящего. Но они проходили мимо, не обращая на него внимания. Только один, который прошел ближе всех к нему, бросил на него торопливый взгляд и что-то крикнул. А затем исчез, как и другие.

Озадаченный Фрост остался стоять на той самой полянке, на которой приземлился.

Прежде чем он смог хоть как-то осознать происходящее, один из убежавших появился вновь и что-то крикнул, сопроводив слова жестом, который нельзя было не понять: его звали идти с ними.

Фрост заколебался. Человек бросился к нему и чистым приемом сбил с ног. В течение последовавших нескольких секунд Фрост едва ли соображал, что с ним происходит, а когда разобрался, понял, что видит мир вверх ногами; мощный незнакомец бежал трусцой, перебросив его через плечо.

По лицу били кусты; затем дорога пошла вниз и через несколько ярдов его сбросили на землю. Профессор сел и отряхнулся.

Он был в тоннеле, который вел вверх, к свету, и вниз — Бог знает куда. Вокруг него мельтешили незнакомцы, но никто не обращал на него внимания. Двое из них устанавливали какой-то аппарат между остальными и входили в тоннель. Они работали невероятно быстро, закончили свое дело за считанные секунды и отошли назад. Фрост услышал мягкое гудение.

Вход в тоннель, казалось, затуманился. Вскоре Фрост понял причину. Аппарат ткал какую-то паутину от стены до стены, закрывая вход. Паутина утолщалась, пропуская все меньше света, пока не стала непрозрачной. Несколько минут после этого шум не прекращался; странная машина продолжала ткать и утолщать паутину. Один из незнакомцев бросил взгляд на свой пояс, сказал одно слово с командной интонацией, и гудение прекратилось.

Фрост почувствовал, что по группе, как теплое сияние, распространилось облегчение. Он и сам его ощутил и расслабился, инстинктивно ощутив, что они избежали какой-то серьезной опасности.

Человек, отдававший приказы, обернулся, наконец заметил Фроста и подошел к нему, задавая вопросы нежным, но повелительным сопрано. Фрост внезапно понял три вещи: что командир был женщиной, что это она его спасла, и что внешний вид и одежда этих людей очень напоминали преображенного Роберта Монро.

Он широко улыбнулся. Все будет в порядке!

Вопрос повторили с явным нетерпением. Фрост почувствовал, что нужно ответить, хотя он не понимал языка и был уверен, что английского она знать не может. Тем не менее…

— Мадам, — сказал он по-английски, вставая на ноги и отвешивая ей светский поклон, — я не знаю вашего языка и не понимаю вашего вопроса, но подозреваю, что вы спасли мою жизнь. Приношу вам свою благодарность.

Она казалась удивленной и немного раздраженной, но спросила еще о чем-то — по крайней мере, Фросту показалось, что вопрос был другой, хотя уверенности, конечно, не было. Но он оказался в тупике. Он понимал, что языковые трудности были практически непреодолимы. Чтобы найти понимание, понадобились бы дни, недели, месяцы. А эти люди воюют, и им не до бесполезного, ничего не понимающего незнакомца.

Он не хотел, чтобы его выставили на поверхность. Как глупо, подумал он, как все глупо! Вероятно, Монро и Элен были где-то здесь, а он мог умереть от старости, так и не найдя их. Они могут быть где угодно на этой планете. Как американец, сброшенный на Тибете, смог бы заставить себя понять, если единственный переводчик был бы в Южной Америке? Или вообще неизвестно где? Как бы он заставил тибетцев понять, что ему переводчик нужен? Досада!

И все же он должен попробовать. Что там Монро говорил о его здешнем имени? Иган? Нет, Эгор. Точно, Эгор.

— Эгор, — сказал он.

Командир прислушалась.

— Эгор? — спросила она.

Фрост энергично закивал:

— Эгор!

Она обернулась и позвала: «Эгор!» — так же гортанно и с тем же раскатистым «р», как и Монро когда-то. К ним подошел человек. Профессор с надеждой вгляделся в его лицо, но тот был незнакомцем, как и остальные. Командир указата на него и сказала: «Эгор».

Все усложняется, подумал Фрост. Похоже, что Эгор здесь обычное имя — слишком обычное. Затем ему пришла неожиданная идея. Если Монро и Элен попали сюда, возможно, сведения и знания, которые они доставили, сделали их известными.

— Эгор, — сказал он, — Элен Фишер.

Командир сразу же оживилась, ее внимание стало очевидным.

— Илин Фи-ишер? — повторила она.

— Да, да, Элен Фишер.

Она постояла, задумавшись. Было ясно, что эти слова имели для нее смысл. Она хлопнула в ладоши и повелительно сказала что-то. Двое людей вышли вперед. Несколько секунд она быстро говорила с ними. Те двое подошли к Фросту, каждый взял его за локоть, и они повели его куда-то. На мгновение Фрост уперся и спросил через плечо:

— Элен Фишер?

— Илин Фи-ишер! — заверила его командир.

Ему пришлось удовлетвориться этим.

Прошло около двух часов. Обращались с ним нормально, и помещение, куда его поместили, было удобным — но это была камера, по крайней мере, дверь заперли. Возможно, он сказал что-то не то; возможно, эти слоги обозначали здесь что-то другое, а не просто имя собственное.

Комната была пуста и освещалась только тусклым свечением стен, как и все, что он смог пока увидеть в этом подземном мире. Ему уже надоело ждать, и он подумывал, не начать ли шуметь, и принесет ли это пользу, когда услышал шаги за дверью.

Дверь скользнула в стену; он увидал свою спасительницу, с улыбкой на суровом лице пожившего человека. Она сказала что-то на своем языке, затем добавила: «Эгор… Илинфишер».

Он последовал за ней.

Светящиеся коридоры, оживленные площади, на которых он чувствовал любопытные взгляды, лифт, от которого у него сердце екнуло, когда тот внезапно полетел вниз, причем он понятия не имел, что был именно в лифте, и, наконец, похожее на капсулу транспортное средство, в котором их герметично закрыли и которое мчалось куда-то с громадной скоростью, если судить по тому, как увеличился его вес при старте и снова при торможении — везде он следовал за ней, как за проводником, ничего не понимая и не имея возможности понять. Он попытался расслабиться и наслаждаться происходящим, так как его спутница, казалось, не желала ему зла, хотя изящными манерами не отличалась. Она вела себя как человек, привыкший отдавать приказы и не приветствовавший случайного приятельства.

Они прибыли к двери. Она открыла ее и вошла внутрь. Фрост вошел следом и был почти сбит с ног кем-то, кто набросился на него и схватил обеими руками.

— Профессор! Профессор Фрост!

Это была Элен Фишер, одетая в костюм, который здесь носили все. За ней стоял Роберт — или Эгор, его лицо гнома казалось еще шире от улыбки.

Он мягко высвободился из рук Элен.

— Дорогая, — сказал он бессмысленно, — как странно обнаружить вас в этом месте.

— А вас! — ответила она. — Ой, профессор, да вы плачете!

— Нет, совсем нет, — поспешно сказал он и повернулся к Монро: — Рад вас снова видеть, Роберт.

— А я вас вдвойне, — сообщил Монро.

Женщина-командир сказала что-то Монро. Он быстро ответил ей на том же языке и повернулся к Фросту:

— Профессор, это моя старшая сестра, Маргри, актун Маргри, в приблизительном переводе — майор Маргри.

— Она была очень добра ко мне, — сказал Фрост и поклонился ей признательно. Маргри хлопнула в ладоши у пояса и с невозмутимым видом втянула голову в плечи.

— Она отдала вам честь как равному, — объяснил Роберт-Эгор. — Я перевел ваше звание профессора как мог, и она считает, что у вас тот же ранг, что и у нее.

— А что мне делать?

— Отдайте честь и ей.

Фрост так и сделал, но весьма неловко.

Профессор Фрост поведал своим бывшим студентам о новостях последнего времени — хотя слова эти были почти бессмысленны из-за того, что они находились на другой временной оси. Его неприятности с властями вызвали горестное восклицание у Элен:

— Ах, бедняжка! Как они несправедливы!

— Ну, я бы так не сказал, — запротестовал Фрост. — С их точки зрения они действовали разумно. Но боюсь, что мне нельзя возвращаться.

— Вам и не нужно, — заверил его Эгор. — Мы вам здесь больше чем рады.

— Может быть, я смогу помочь в вашей войне.

— Может быть, но вы уже сделали больше, чем кто-то, тем, что помогли сделать мне. Мы сейчас над всем этим работаем. — Эгор обвел рукой комнату. Его вывели из боевых частей и назначили на штабную работу, с тем чтобы он смог приспособить земную технику к здешним нуждам. Ему помогала Элен.

— В мою историю никто, кроме сестры, не верит, — признался Эгор. — Но я смог продемонстрировать достаточно, чтобы они поняли важность доставленного мной, так что они дали мне карт-бланш и просто дышат в затылок, ожидая, что мы сможем выдать. Собственно говоря, они у меня уже занялись реактивным истребителем и ракетами «воздух-воздух» к нему.

Фрост удивился. Как можно сделать так много за такой короткий срок? Может быть, время здесь течет быстрее? Может быть, по времени Эгора и Элен уже прошло несколько недель?

Ему сообщили, что это было не так, просто соплеменники Эгора, хотя и не обладали многими земными знаниями, были далеко впереди в технологии производства. Для производства практически всего они использовали единственный тип универсальной машины. Они загружали в нее нечто, что было не чертежами, а, скорее, детальной масштабной моделью того, что нужно изготовить. Машина соответственно самонастраивалась и производила задание в натуральную величину. Одна такая как раз и занималась изготовлением фюзеляжей с крыльями для истребителей, причем из какого-то пластика и за одну операцию.

— Мы вооружили их и ракетами, и стазисными лучами, — сказал Эгор. — Сначала заморозим эти кольца, а затем собьем, пока они неуправляемы.

Они поговорили несколько минут, но Фрост видел, что Эгор начинает нервничать. Он догадался о причине и сказал, что, к сожалению, должен уйти. Эгор ухватился за его предложение.

— Увидимся позже, — сказал он с облегчением. — Я попрошу, чтобы вам выделили жилье. У нас действительно запарка. Работаем на войну — я уверен, что вы понимаете.

Этой ночью Фрост заснул, размышляя, как он сможет помочь своим молодым друзьям и их соратникам в борьбе.

Но у него ничего не вышло. Он был образован скорее в теории, причем гуманитарной, чем в практике; он обнаружил, что справочники, которые доставили Эгор и Элен, были для него сложнее любого древнегреческого текста.

Он был окружен почетом и жил в комфорте, так как Эгор подтвердил, что он являлся незаменимым агентом, с чьей помощью планета получила бесценное новое оружие, но вскоре он понял, что был здесь бесполезен — даже в качестве переводчика.

Он был безвреден, но не нужен. «Я здесь пенсионер», — понял он.

К тому же жизнь под землей действовала ему на нервы. Его раздражал вездесущий свет. У него не проходил страх перед здешней радиацией, и заверения Эгора никак этот страх не рассеивали. Война вводила его в депрессию. Эмоционально и по складу характера он не был способен долго переносить нервное напряжение военных действий. Бесполезность его помощи в их борьбе, недостаток общения и праздность только усугубляли его подавленность.

Как-то он зашел в мастерскую Эгора и Элен, в надежде поболтать минутку, если у тех будет время.

Время у них нашлось. Эгор ходил взад-вперед, а Элен следила за ним встревоженным взглядом.

Он кашлянул.

— Э-э… послушайте, что-то случилось? Эгор кивнул, ответил:

— Много чего, — и продолжал шагать.

— Дело вот в чем, — сказала Элен. — Несмотря на новое оружие, мы все еще проигрываем. Эгор пытается придумать, что еще можно сделать.

— Понимаю. Мне очень жаль. — Он пошел к выходу.

— Не уходите. Сядьте.

Он так и сделал, и стал размышлять над этой проблемой. Как это все раздражало!

— Боюсь, что от меня вам мало толку, — наконец сказал он Элен. — Жаль, что Говарда Дженкинса нет здесь.

— Не думаю, что это помогло бы. В наших книжках — сливки современного земного инженерного знания.

— Я не об этом. Я имею в виду самого Говарда, в том образе, в котором он там, где сейчас находится. У них там в будущем есть такая штука, которую они называют бластер. Я так понял, что это очень мощное оружие.

Эгор услышал их разговор краем уха и резко обернулся:

— О чем это вы? Как оно действует?

— Ну, собственно, я не знаю, — сказал Фрост. — Вы же знаете, я в таких вещах слабо разбираюсь. Я полагаю, это что-то вроде луча-дезинтегратора.

— Вы можете нарисовать это? Подумайте, подумайте хорошенько! Фрост попробовал и вскоре, после нескольких попыток, сказал:

— Боюсь, от этого толку нет. Я неясно помню эту штуку, да и понятия не имею, что там внутри.

Эгор вздохнул, сел и провел рукой по волосам.

Через несколько минут унылого молчания Элен сказала:

— А не смогли бы мы достать это?

— Что? Как? А как его найти?

— Вы смогли бы найти Говарда, профессор? Фрост выпрямился на стуле.

— Не знаю, — проговорил он медленно. — Но я попробую!

Впереди был город. Да, и те же ворота, через которые он уже проходил. Он ускорил шаг.

Свет Звезды была рада его появлению, но не особенно этим удивлена. Фрост подумал, что вряд ли что-то вообще может удивить эту девушку не от мира сего. Но Говард с лихвой компенсировал недостаток энтузиазма у жены. Он хлопал Фроста по спине так, что профессор стал опасаться плеврита.

— Добро пожаловать домой, Учитель! Добро пожаловать домой! Я не знал, появитесь вы еще или нет, но у нас все для вас готово. Я специально комнату для вас пристроил, для вас лично, на случай, если вы снова к нам попадете. Как вы считаете? Вы, знаете ли, должны жить с нами. Чего вам возвращаться в этот занюханный университет?

Фрост поблагодарил его, но добавил:

— Я прибыл по делу. Мне срочно нужна ваша помощь.

— Да ну? Рассказывайте давайте, рассказывайте! Фрост объяснил.

— Так что, как видите, я должен доставить секрет вашего бластера к ним. Они в нем нуждаются. Они должны его получить.

— И они его получат, — согласился Говард.

Но вскоре они осознали, что все не так легко. Как ни старался Фрост, он оказался просто не в состоянии впитать технические знания, которые было необходимо доставить назад. Педагогическая проблема, вставшая перед ними, была не проще, чем если бы неграмотного дикаря попросили разобраться в радиотехнике, с тем чтобы он потом объяснил незнакомым с радио инженерам, как построить мощную радиостанцию. А Фрост совсем не был уверен, что ему удастся доставить сам бластер по хитросплетениям Времени.

— Что ж, — сказал, наконец, Говард, — мне просто придется отправиться с вами.

Свет Звезды, которая спокойно слушала, впервые проявила истинную заинтересованность.

— Дорогой! Ты не должен…

— Прекрати! — сказал Говард, упрямо выпятив подбородок. — Здесь дело в обязанности и долге. Не вмешивайся.

Фрост ощутил сильную неловкость, как всегда бывает, когда человеку приходится присутствовать при супружеской размолвке.

Когда они наконец договорились, Фрост взял Говарда за запястье.

— Смотрите мне в глаза, — сказал он. — Помните, как мы это делали раньше?

Говарда била дрожь.

— Я помню. Учитель, вы думаете, что сможете это сделать — и не потерять меня?

— Надеюсь, — сказал Фрост. — А теперь — расслабьтесь.

Они попали в то же помещение, откуда Фрост отправлялся, — обстоятельство, встреченное им с облегчением. Было бы весьма обременительно пересекать полпланеты в поисках друзей. Пока еще он не был уверен, как пространственные измерения сочетались с временными. Когда-нибудь ему придется изучить это, разработать гипотезу и попробовать ее проверить.

Эгор и Говард на светские любезности времени не теряли. Они углубились в техническую абракадабру прежде, чем Элен закончила приветствовать профессора.

Прошло время. И наконец…

— Ну вот, — сказал Говард. — Пожалуй, мы все обговорили. Свой бластер я оставляю как образец. Еще вопросы?

— Нет вопросов, — сказал Эгор. — Я все понял, и мы записали каждое твое слово. Интересно, понимаешь ли ты, старина, что это значит для нас? С этой штукой мы, безусловно, выиграем войну.

— Могу догадаться, — сказал Говард. — На этой маленькой штучке держится мир во всей нашей системе. Я готов, профессор. Я уже весь в нетерпении.

— Но вы же не покидаете нас, профессор? — воскликнула Элен. Это был одновременно и вопрос, и протест.

— Мне нужно доставить его обратно, — сказал Фрост.

— Да, — подтвердил Говард. — Но он останется жить с нами. Не так ли, Учитель?

— Ну нет! — запротестовала Элен.

Эгор обнял ее за плечи.

— Не нужно его уговаривать, — сказал он. — Ты же знаешь, здесь он не чувствовал себя счастливым. Насколько я понял, дом Говарда ему подойдет больше. А раз так, он это заслужил.

Элен подумала, затем подошла к Фросту, встала на цыпочки, положила руки ему на плечи и поцеловала его.

— Прощайте, профессор, — сказала она сдавленным голосом. — Или — а вдруг! — до свидания!

Он погладил ее по плечу.

Фрост лежал на солнышке, грея свои старые кости под горячими лучами. Как все-таки приятно жить здесь! Он немного скучал по Элен и Эгору, но подозревал, что они-то не очень по нему скучали. А жизнь с Говардом и Светом Звезды была ему больше по душе. Официально он был наставником их детей — если и когда он этого хотел. А на самом деле он вел праздную и бесполезную жизнь, отдавшись лени — чего, собственно, он всегда и желал. А время у него было. Время… Время.

И только одно ему хотелось бы узнать: что сказал сержант Изовски, когда он поднял глаза и увидел, что полицейский фургон пуст? Наверное, подумал, что это невозможно.

Но это было неважно. Сейчас ему было лень даже думать об этом. К тому же он хотел вздремнуть. Есть еще время до обеда. Да, Время есть…