Н. ЦИПИС, Г. КОРОТКЕВИЧ
ПЕРЕД ВЕЧНОСТЬЮ РАВНЫ
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
При встрече с неземной жизнью мы можем попросту ее не узнать.
(Мысль академика Колмогорова)
Такая тишина среди нескольких десятков людей наступает, когда они либо очень хорошо понимают происходящее, либо никто из них ничего не понимает. В данном случае, причиной тишины в зале Проблем, где собрался Совет, было второе: тридцать выдающихся умов планеты на несколько секунд лишились дара речи.
— Что это за материал? Что мы смотрели? — раздался наконец голос Куэно, председателя Совета.
— Одна из пленок экспедиции Варро, — ответили ему.
— Варро? Вы здесь, капитан?
— Да, Куэно.
Высокий Варро в форме астронавнгатора прошел креслу председателя.
— Это ваша пленка?
— Она маркирована нашим штампом, но ничего подобного не было с нами... Какие-то бегающие шары, тележки... Нет!
Опять над залом повисла тишина.
В это время на экране появилось лицо диспетчера.
— Прошу прощения у всех членов Совета и у тебя, Куэно. Пленка, только что показанная вам, была запущена с меньшей скоростью. В аппаратной находился маленький мальчик, сын оператора. Это он переключил скорость. Сейчас передача будет повторена.
Лицо диспетчера исчезло, и тотчас на экране появились какие-то неясные, как в мареве, строения... Красноватая почва чужой планеты уходила вдаль, широкой полосой поднимаясь в предгорьях к голубой растительности... Следующий кадр — ракета, не умещающаяся в нем... Потом — одетые в скафандры космолетчики... «Город»-хамелеон, который на глазах у зрителей менял форму и окраску...
Все, что было до сих пор, укладывалось в рамки понятия: «незнакомо». А вот кадр, который больше подходил под категорию: «необъяснимо».
...Археолог экспедиции Крон нагибается над ровным круглым отверстием в «стене» одного из «домов» «города» и вдруг — падает!
Все ясно видели луч, ударивший ему в грудь из отверстия.
Проходит несколько минут...
Крон встает, потирает грудь, идет к вездеходу... Там с излучателем наготове стоит Варро...
— Но ведь он был мертв... — говорит кто-то в темноте зала.
— Да, он был мертв, — слышат присутствующие голос Варро. — Это зафиксировали приборы. Но длилось это недолго.
Опять наступила тишина, и в ней отчетливо прозвучал голос Куэно.
— Диспетчер? Я прошу, чтобы мальчик в аппаратной еще раз переключил скорость. Да, да... Как в тот раз...
***
Радиолокационная карта этой планеты лежала в архивах лет 400 и была извлечена оттуда только благодаря студенту-дипломнику долговязому Крону.
Его дипломная работа касалась археологических раскопок на умерших планетах в секторе А—1Б. В этом секторе нельзя было найти ни одной «свежей», не расписанной десятки раз системы или планеты.
«Все повторяется», — подумал Крон, вспомнив темы школьных сочинений, и решил взять старушку-планету А—1Б48. Сорок восьмой номер он выбрал аналогично номеру своей комнаты.
«Сорок восьмая» оставалась просто старой планетой, пока Крон не сравнил данные дипломных работ 50 последних лет.
— Ошибочки! Ох, как они, черти, давали маху — и все же защищались! — восхищенно думал он. Но вскоре понял, что в «ошибках» была закономерность, и сразу насторожился, посерьезнел. Надо отдать Крону должное: он бывал «серой» личностью до тех пор, пока его не интересовал объект, которым он занимался. Но ежели что... Тут-то он разворачивался вовсю.
Через три месяца Крон, бледный, измученный работой, положил на стол своего руководителя, старого Куэно, всего один листочек белого пластика с красными линиями диаграмм и столбцом расчетов. Известный ученый несколько минут рассматривал данные двухсотлетней деятельности 48-й (на большее парня не хватило), и, подняв глаза, посмотрел на Крона:
— Это, — он помахал пластиком, — по меньшей мере — большое открытие!
Вот тогда-то и была извлечена из архива радиолокационная карта старой планеты. Оказалось, — и именно это было открытием Крона, — что ее радио- и энергетический потенциал вырос за эти столетия в тысячи раз. Этого не замечали лишь потому, что каждый новый дипломник брал современное ему состояние сорок восьмой за исходную точку, не поинтересовавшись тем, что было до него. Сам же по себе объект был малоприметен, сектор относительно изучен и сдан «стационарными» астрономами в архив...
Почему так резко подпрыгнул баланс энергии? Что там произошло? Какой это вид энергии? Катаклизм или цивилизация?..
Совет решил послать звездолет. Капитаном назначили опытного Варро. Крон, естественно, был включен в экспедицию. Так не везло еще ни одному дипломнику.
***
...Красная выжженная равнина. Чахлые кустики голубой ломкой растительности. На горизонте — пологие высоченные горы.
— Не богато для первого раза — звучит в ушах Крона голос Варро. Они стоят у вездехода, похожие на темные глазированные скульптуры, и на красную землю падают их двойные тени. Над планетой два солнца. Красный гигант и ослепительный голубой «карлик». Защитные черные шлемы спасают глаза космолетчиков от неистового «маленького» светила. Звезда льет на «Сорок восьмую» чудовищные потоки света и излучений. Приборы корабля, отмечавшие их интенсивность, стоят на упоре. Еще на подходе к системе астрофизики и энергетики высказали догадку о недавнем аннигиляционном взрыве в данном районе.
...Вездеход шел к горам. «Город» (так условно назвали космонавты этот хаос геометрических фигур) они обнаружили в предгорьях гряды. Вначале Крон подумал, что бронестекло обзорного купола машины запотело: он даже хотел протереть его. Но Варро остановил его и показал на беспрерывно меняющийся пейзаж «города». Археолог понял, что марево реет между фигурами и что это не туман на стекле. Ничего подобного не видел еще ни один из космолетчиков. В легком дрожании марева неуловимо для глаза фигуры менялись, исчезали. Ка их месте появлялись другие — и все это бесшумно, беспрерывно, без четких граней перехода... На глазах творилось волшебство, непонятное, необъяснимое.
— Понаблюдаем. Проверь съемочные аппараты: они должны работать непрерывно, — решил Варро.
Сутки не выпускал командир археолога из машины. Но эти сутки принесли важную новость. «Город»-хамелеон «работал» 20 минут из 20 суточных часов «Сорок восьмой». 20 самых прохладных минут... В часы, когда фигуры застыли причудливым лабиринтом, Крон упросил Варро разрешить ему подойти к «городу»... Варро увидел, как археолог наклонился над круглым отверстием в «стене» какой-то пирамиды и упал навзничь пораженный тонким голубым, почти прозрачным лучом.
Индикатор на левой руке Варро, настроенный на волну датчиков скафандра Крона, загорелся ярким красным огнем и... погас! Смерть! Крон мертв!
...— Не подходите к нему, капитан!—предупредил врач с корабля. — Я уже вылетаю.
...Прошло несколько томительных минут. Красная равнина под косыми лучами чужих солнц стала серой, потом темной. Где-то далеко на горизонте вспыхивали яркие огни. Казалось, из сумерек надвигалось что-то незнакомое, опасное... Варро стало не по себе. Он понимал, что его психика сейчас травмирована, что он должен взять себя в руки — и все же чувство беспокойства не покидало его. Он сидел с плазменным излучателем в руках — и чувствовал себя беспомощным... Как будто кто-то невидимый и намного более могущественный все время следил за ним... и улыбался. От этой мысли Варро вздрогнул и резко повернулся в сторону «города». Точечные огни, — словно там был праздник, — перебегали по контурам меняющихся фигур. И тут железный Варро чуть не совершил того, о чем потом всю жизнь не мог вспоминать без содрогания.
Крон, — мертвый Крон! — встал, потер то место на груди, которое поразил смертоносный луч, и, улыбнувшись, зашагал к вездеходу. Варро только чудом не нажал кнопку излучателя: мысль, что он будет стрелять в мертвого Крона, удержала его. Но мгновение спустя, он понял, что это не галлюцинация. Крон был жив, и об этом неопровержимо свидетельствовал все тот же индикатор. Так же неопровержимо, как несколько минут назад подтверждал обратное...
По пути к кораблю Варро убедился, что Крон ничего не помнит и не знает о происшедшем. Он считал, что споткнулся там, у отверстия... Собрав экипаж звездолета, командир сообщил о том, что через месяц корабль стартует к Земле на целый цикл раньше, чем предполагалось, и он просит всех скорее заканчивать работы.
Целый месяц четыре человека изучали жизнь «города». Снимали, считали, рисовали... Но никто больше не подходил к нему близко...
***
В зале Проблем стояла тишина. Теперь все смотрели — и видели. Глыбы-фигуры «города» неподвижно, монотонно стояли на экране, а на их неподвижном фоне с невероятной скоростью проносились «шары» и «тележки». Потом бесконечно медленно появился Крон, и луч ударил в его грудь. Облачко испарившегося металла от скафандра медленно проплыло вверх. Добрый десяток минут археолог падал на красный песок...
Движение шаров, — они стали принимать другую окраску и слегка вытягиваться в обе стороны, — и тележек стало стремительнее. Их уже трудно было различать... Целые «толпы» их сменялись у тела Крона, и вся эта свистопляска набирала темп... Быстрее и быстрее!.. Пока Крон не встал. Живой и невредимый.
...— Прошу всех завтра собраться здесь к 19 часам и изложить свои соображения, — сказал Куэно, когда прекратилась демонстрация и солнце хлынуло сквозь ставшие прозрачными стены зала.
Ученые начали расходиться, оживленно переговариваясь. Варро и Крон поджидали Куэно: он попросил их проводить его.
***
— Вы оба мои ученики. И сейчас на вашу долю выпало огромное открытие. Может быть, вы еще не осознали всего. Даже наверняка не осознали. Для этого требуются не только знания и факты. Нужны еще и широта взгляда, и опыт, и годы, прожитые в науке... И система мышления, позволяющая взглянуть на факты с новой стороны... Нужен мальчик... Вот что, Варро. Крон, я сейчас кое-что попробую сформулировать... Вроде гипотезы... Приложите к ней все то, что вы видели там, на «Сорок восьмой»... Все мелочи... Все! Нужна теория... Для будущей экспедиции.
В торжественной тишине парка слова Куэно звучали привычно и буднично. И от этого у Крона вдоль спины пробежал холодок. От этого и от восхищения. А Куэно говорил тихо, медленно, словно думал вслух:
— Послушайте, друзья мои, эти слова сказал один писатель эпохи Великой революции... Он был врачом по профессии.
Куэно читал напамять: для его могучей памяти это было нетрудно.
...«Год, неделя, час, секунда... Только мы в нашем сознании воспринимаем их как отрезки времени. Чтобы нанести ответ ударившему человеку, нужно несколько секунд. Спать человек должен каждый день.
Но при соответствующих внешних условиях возможны существа, которым для нанесения удара врагу требуется наша неделя, и другие существа, которые должны спать каждую секунду. Вся нашя многовековая история может вместиться в моргание глаза каких-нибудь существ. И во время одного нашего вздоха протекло многомиллионолетнее существование какого-нибудь мира — микроскопического для нас, а по существу — такого же огромного, как наш: перед вечностью миллион лет и секунда равны».
— Перед вечностью... равны... — Куэно помолчал. Все трое бесшумно двигались по темной аллее. Перед вечностью...
Миллион лет и секунда...
Ученый заговорил снова.
— Вспышка антитела — и каким-то образом (природа это умеет) установилось терморавновесие: появилось новое солнце, давшее жизнь «сорок восьмой». Но излучения его были не совсем обычны, и не совсем обычную, в нашем понимании, жизнь родило это солнце...
Большую часть времени живые существа планеты — а они есть — прячутся от его смертоносных лучей. Они находятся в состоянии анабиоза. Они спят. Жизненный цикл, активная его фаза наступает при удалении ярого светила — когда планета в перигее... И когда наступают серые сумерки...
Да, ничего подобного мы себе и не представляли: движение, физическое движение — нормальное состояние жизни — со скоростью, не различаемой человеческим глазом... Интенсивная жизнь... Они проделали путь, по которому нам еще идти и идти тысячи лет...
Крон! Тебя убили предки твоих же спасителей. Они убили, жили дальше, убивали дальше, воевали, умирали. Их дети немного от них отличались, но внуки — уже больше. Шли годы, сотни, может, тысячи лет. А ты, Крон, лежал убитый... Тысячи лет! Пока они шли, эти «годы», — родилась огромная, умная, ученая цивилизация. Кто они? «Шары» ли, «тележки»? Может, это их медицинские машины, — не знаю. Они оживили тебя, Крон... Впрочем, для них, наверное, нет понятия «смерть». Они вылечили тебя... И пока ты выздоравливал, они умерли, твои врачи, прожив огромную яркую жизнь. Их потомки будут им завидовать: они вылечили тебя... Чужеземца! Вот так убили, когда были глупы: и вернули к жизни, когда поумнели... А ты лежал и ждал, Крон.
Как ты думаешь. Крон, сколько поколений сменилось там, пока я говорю с тобой? Не знаешь? И я не знаю...
Мы много живем, но мы живем медленно. Крон... Нам часто не хватает в жизни мальчика, который заставил бы нас по-другому посмотреть на все. что мы делаем. Спокойной ночи. Крон. Спокойной ночи, Варро. Отдыхайте. Завтра у нас большой день. Хотя... Вряд ли эта ночь будет для вас спокойной. И вряд ли вы сможете отдыхать... Наверное, так и надо...