Пастухи наваждений

Глава 1

Арлен поцеловал пальцы матери и отпустил. Она легла, перевела взгляд с него на младшего сына. Одними губами шепнула:

— Ступайте, — и закрыла глаза.

Ветхая фигура, будто выточенная из сухого дерева, замерла между корнями.

У Арлена защемило сердце.

Брат ткнул его локтем в бок: мол, пойдем. Арлен не шелохнулся. Застыл, не отрывая глаз от ее льняного платья — мох расползался по юбке желтыми узорами, сквозь ткань пробился оранжевый клевер.

Мать исчезала в объятиях Леса.

Старики уходили тихо. Всегда. Едва начинали чувствовать, что берут больше, чем отдают. Целовали на прощание детей, обнимали внуков. Привязывали ленту или пояс к ветвям Зеленого Хранителя, ложились у него на землю, укрывались мхом-одеялом. Ждали, пока над ними сомкнутся корни, — и уже не слышали благодарный шелест Леса.

Ни гнева, ни обид, ни сожалений. Это не было данью. Никто не заставлял стариков отдавать Лесу последние годы. Просто издревле повелось так благодарить его за вечное лето, за сытую и спокойную жизнь, за уютный дом под густыми кронами.

В детстве Арлен не понимал, для чего взрослые уходят. Ему было пять, когда отец потерял на охоте руку и попросил мать отвести его к Зеленому Хранителю.

«Лечиться», — подумал Арлен.

Но мать вернулась одна. Села на пороге, прижала к себе обоих сыновей и не отпускала до самого заката.

Тогда-то она впервые и рассказала им о Лесе.

Брат слушал ее с раскрытым ртом, а Арлену легенда показалась несправедливой. Ведь Лес — несокрушимый великан, а люди — хрупкие игрушки. Если Зеленый Хранитель заботился о них, почему не вылечил отца и взял у него остаток жизни? Зачем ему принимать в подарок подобную ничтожную человеческую благодарность?

Лишь повзрослев, Арлен осознал, насколько она важна.

Зеленый Хранитель оберегал деревню от наваждений. Запутывал порождения кошмаров в чаще, топил в болотах, бросал на растерзание хищникам.

Лес был могуч. Однако — не вечен. Поэтому люди сами уходили в его корни и засыпали с чувством бесконечной признательности за подаренное благоденствие. Их искреннее «спасибо», добровольно отданное непрожитое дыхание, превращалось в эликсир долголетия для Зеленого Хранителя.

Неужели Лесу хватало этого?

Мать ответила бы Арлену: «Озеро рождается из капель».

Брат потянул его за руку:

— Пойдем. Все смотрят.

— Погоди, Фелан.

— Старики уходят — обычное дело, — Фелан упрямо наклонил голову.

Арлен со вздохом поднял руку, чтобы растрепать вихры на его макушке, и вдруг удивленно вскинул брови.

В русых волосах брата запутался кленовый лист. Однако не сочный, изумрудный. Другой, каких Арлен прежде не видел: темно-алый и почти багровый, точно свернувшаяся кровь.

Он взял лист двумя пальцами и нахмурился.

— И меня еще «младшеньким» называет! — Фелан закатил глаза, схватил его за запястье и потащил прочь.

— Погоди, ты раньше видел?.. — попробовал остановить брата Арлен, но споткнулся и растянулся на земле.

Фелан разжал пальцы, раздраженно передернул плечами и направился к стайке подростков неподалеку.

У него давно была своя компания. Порой Арлен думал: Фелану неважно, что за ее пределами. Как сейчас, когда мать ушла, а для брата всё словно осталось по-прежнему.

***

Что-то изменилось.

Дело было не в прощании с матерью. Арлен с грустью вспоминал родное лицо — безмятежное, со смеженными веками, окрашенное вечерним золотом, — но не тосковал по ней. Его печаль родилась из любви и теплых воспоминаний.

Дело было в красках. Безбрежно-зеленый гобелен Леса тронули гётит и киноварь, кроны потемнели. С каждым днем Арлен находил в сетях больше желтых и красных листьев.

Как и мать, он растягивал между деревьями веревочные паутинки. Сети поднимались от земли к дуплам, мостами расходились от лавок к мастерским, а от тех — к площадкам на развилках стволов, где баловались дети. Тропинки опутывали поселение, словно ребенок поиграл с пряжей. Люди карабкались по ним, гуляли, отдыхали в бечевочных гнездах.

Арлену нравилась его работа. Сети приносили жителям радость. Время от времени кто-нибудь останавливался и делился с ним тем, что на душе.

В последнее время всё чаще тревожным.

— Холодно, — жаловался пожилой травник. — Ветер пронзительный...

— Возраст сказывается, — успокаивал Арлен.

— Верно...

— Вечереет раньше. Никогда по темноте домой не приходил, — хмурился старшина охотников.

— Увлекся, а? — смеялся Арлен. — В следующий раз не несись за оленем сбивая ноги!

— О, дерзкий! Но прав, думаю... Стрел-то сколько истратил!

— Крона нашего дерева целиком пожелтела, — сказала Имоджена, присев возле Арлена на ветку. Свесила ноги в облаке синих шаровар, перекинула смоляную косу через плечо, принялась теребить кончик. — Прежде подобного не случалось.

— Не переживай. Мама рассказывала, как однажды свернул родник под корнями Зеленого Хранителя. Вода на что-то наткнулась — листья полгода золотились!

— А не врешь? — девушка свела к переносице брови.

Арлен посмотрел в строгие голубые глаза и отрицательно покачал головой.

Он всех успокаивал, особенно любимую Имоджену. Однако его собственное смятение росло.

Погода и время изменились вместе с красками. Арлен и сам обращал внимание, что утра теперь холоднее, а солнце поднимается не столь высоко. В воздухе мелькали первые всполохи беспокойства: пока блеклые, слабые, ощутимые только одиночками, чьи мысли нередко замирали в молчании.

Арлен обходил поселение и с нарастающей тревогой убеждался, что всё становилось другим.

Зато подростки ничего не замечали. Фелан не давал им задумываться о переменах. Рыжие и темноволосые, крепкие и юркие, смешливые и угрюмые — одиннадцать мальчишек и девчонок окружали брата пестрой ватагой. Они паучками перебирались по веревочным тропинкам, играли на деревьях, соревновались в силе и ловкости. Голоса звенели в кронах, рассыпаясь бубенцами смеха.

Взрослые улыбались, когда видели выводок Фелана. Брат и Арлена отвлекал от тяжелых мыслей.

Он поискал Фелана взглядом — и вздрогнул.

Арлен с детства боялся таких картин. С того дня, когда охотники принесли отца из чащи на окровавленном плаще.

Рубаха мигом прилипла к лопаткам от холодного пота, давно не стриженные волосы — ко лбу.

— Зеленый Хранитель!

Позабыв об Имоджене, Арлен подался вперед. Ухватился за канаты, повис на руках и спрыгнул. Едва удержал равновесие — сапоги по щиколотку увязли во влажном мхе. Нелепо замахал руками, выпрямляясь, и помчался к паре охотников.

Они принесли сплетенный из сетей алый кокон и на окраине деревни бережно опустили его на землю. Старший из пары снял с пояса медный рог и затрубил, созывая жителей.

«Темный... почти багровый... — Арлен растолкал вмиг собравшуюся толпу и упал на колени перед коконом. — Нет... Просто кровью... пропитался».

Сквозь ячейки сетей было видно изуродованное лицо с веснушками на лбу и щеках.

Арлен с трудом опознал мертвеца. Тот едва ли напоминал веселого грибника, угощавшего его вешенками. Скорее костяную куклу, безжалостно сломанную в десятке мест. Руки и ноги согнуты под неестественными углами, челюсть набок, грудина свернута спиралью, ребра наружу. От одежды и кожи одни лохмотья, где какие — не разберешь.

Арлен сморгнул слезы.

— Наваждение... — прошептал кто-то за его спиной.

Люди сгрудились вокруг боязливыми тенями. Бледные, жмущиеся друг к другу трепещущие сухие травинки, страшащиеся сломаться под ветром неизвестности.

— Наваждение... — подхватил другой голос. Третий, четвертый, пятый... — Наваждение... наваждение... наваждение...

От слова веяло полузабытым детским страхом. Мать часто повторяла Арлену и Фелану, что нельзя уходить далеко от деревни, иначе их растерзают наваждения. Там Лес слабел и не мог защитить от порождений кошмаров, питающихся человеческим ужасом хищных существ.

Легенды рассказывали, как люди бежали от них под защиту Зеленого Хранителя. Однако многие после веков мирной жизни считали наваждения сказками.

— Лес защитит нас! — звонкий голос заставил шепоты смолкнуть.

Арлен сбросил оцепенение и обернулся. Сквозь толпу проталкивался Фелан.

— От любой беды! Как всегда было! — брат взглянул на мертвеца, побледнел, но справился со страхом и уверенно встал между охотниками. — Так и будет! Слышите?!

Кто-то смутился. Кто-то опустил глаза, стыдясь, что усомнился в Зеленом Хранителе. Кто-то насмешливо хмыкнул.

Глава деревни затоптался на месте, не зная, что ответить и то стискивая, то разжимая огромные кулаки.

— ...верно, — припечатал он наконец.

Арлен поднялся с колен и взял брата за руку.

— Ну! Чего стоите? — глава развернулся к людям. — Позаботьтесь о мертвом!

Они начали переглядываться. Охотники склонились над коконом.

Фелан же не двинулся с места, закусив губу и немигающе смотря перед собой. Арлен стиснул пальцы брата, встретившись глазами с подоспевшей Имодженой. Её окружала ватага Фелана. Подростки стояли с решительными лицами совершенно неподвижно, как и предводитель.

Начавшая расходиться толпа рекой струилась мимо них, словно не замечая.

«Лишь бы глупостей не наделали», — подумал Арлен и жестом попросил девушку присмотреть за Феланом.

***

К ночи деревня успокоилась.

Солнце зашло, Фелан посапывал в соседней комнате, но Арлену не спалось. Едва он закрывал глаза, дремота приносила образы истощенных больных людей.

Они шли из неведомых краев, придавленные сланцевым небом. Горными тропами, каменистыми дорогами, по обветшалым мостам над высохшими реками. Мимо пустых полей, сгнивших лесов, разоренных городов. Их подталкивали страх и отчаяние. Каждую ночь беженцы разжигали костры, словно пламя могло подарить надежду или хотя бы разогнать тьму, логово наваждений. У огня укладывали спать детей — величайшую ценность. Каждый ребенок нес в ладанке на шее семечко, мечтая однажды опустить его в плодородную землю и взрастить своим теплом.

Если осталась еще в мире плодородная земля.

Арлен, не выдержав, распахнул глаза. Мать рассказывала легенды о Лесе не затем, чтобы сыновьям снились кошмары.

Он встал, стараясь не разбудить спавшую рядом Имоджену, вышел и сел на ветку.

Полная луна заливала Лес молочным светом. Лучи струились по веревочным перилам, путались в сетях, дрожали разводами на грубой коре ветвей. Белыми монетками танцевали в кронах, скача с листа на лист. Деревню затапливал медленный водопад — поток стекал по стволам и вливался в плотный туман над травой. Дозорные ходили в нем по колено, и свет их факелов уныло ежился от влаги.

Арлен насчитал вдвое больше охраны, чем обычно.

Он подышал на замерзшие пальцы, покосился на висевший у входа в дом фонарь и решился. Глава деревни отказался посылать охотников туда, где нашли грибника, но Арлен не выносил неясности.

Он тихо оделся, натянул сапоги, подхватил светильник с мерцавшим за слюдяным стеклом огоньком и полез вниз. Дерево проводило пригоршней сухой листвы. Одна кленовая звездочка разбилась в труху об угол фонаря. Арлен подумал, что прежде и вправду было по-другому.

Из-за тумана он не сразу нашел место, где охотники днем клали тело на землю. Арлен затаился, пропустил дозорных и двинулся по кровавой тропе.

Приходилось всматриваться в траву и часто останавливаться, чтобы не сбиться с пути во мраке. Фелан бы назвал его неумехой. Он хотел стать охотником: еще малолеткой выучился читать следы и ночью видел не хуже совы. Брат обязательно увязался бы за ним показать мастерство.

Хорошо, что Фелан спал. Попытайся же он вышмыгнуть из дома, Имоджена проснулась бы и никуда его не пустила.

Дымка опутывала сапоги Арлена. Ее толстые нити переплетались с корнями; казалось, деревья пьют из пелены влагу или сами наполовину превратились в туман. Лес стал нереальным, химерическим. Поэтому и шорохи позади, и колючее ощущение, будто кто-то впился немигающим взглядом в лопатки, Арлен посчитал вначале игрой воображения.

Десять шагов. Двадцать. Тридцать... Хрустнула ветка.

Арлен резко обернулся — никого.

Он высоко поднял фонарь. Серебристые стволы немо тянулись под своды крон. Ветра не было. Изредка падали листья. Разрезали колонны лунного света и бесшумно ныряли в белесое марево, растворяясь в утекающем времени. Лес на миг показался Арлену больным... уставшим... седым?..

— Постаревшим... — озадаченно прошептал он, вновь находя запекшийся след.

Спустя несколько шагов к Арлену вернулось ощущение взгляда в спину. Затем пришло чувство, что преследователь крадется за ним по пятам. По спине промчалась капля пота.

Он посмотрел назад, но Лес был по-прежнему тих. Только едва заметная тень на долю секунды исказила пятно света — словно ольха качнулась. Арлен зажмурился и помотал головой, пытаясь собраться.

А когда открыл глаза — тень отскочила от его плеча в прореху между двумя кустами. Арлен подался за ней, однако его встретила лишь колыхающаяся листва.

Отказываясь сдаваться, он полез через колючие ветки. Не обращая внимания ни на царапины, ни на бешено задергавшийся в фонаре огонек, ни на внезапный холод, костлявыми пальцами вцепившийся в лицо, — пока что-то не хрустнуло под сапогом. Арлен наклонился и увидел раздавленную корзину грибника. Земля рядом желтела ломкой травой и гноилась тремя полосами распаханного чернозема.

Он судорожно вцепился в фонарь. Арлен не был охотником, но знал, как выглядят следы когтей. Ни одно известное ему животное не обладало такими.

Раздался тихий смех. Арлен завертелся на месте, ища источник. Взгляд выцепил сломанные ветви, иссеченные когтями стволы, коричневое пятно на белой коре одной из берёз — где напали на грибника. Тот кинулся бежать через кусты, сквозь которые пришел Арлен. Размахивал руками, кричал, звал на помощь. Преследователь гнал его, возникая угрожающей тенью то справа, то слева, то прямо на пути — забавлялся. Хотя игра убийце быстро наскучила. Он схватил беглеца, заглянул в зеркала зрачков, высосал жизнь. Потом растерзал пустышку.

Видение схлынуло. Арлен попятился.

— Боишься? — ласково спросила тень.

Наваждение висело в воздухе перед ним: вытянутая полупрозрачная фигура, плавящая внутри себя лунные отблески. Птичья голова с длинным клювом низко наклонена, крошечные глаза полыхали золотом. Трехпалые обезьяньи руки болтались плетьми, ноги заменял змеиный хвост с иглоподобной кисточкой.

— Боюсь, — прошептал Арлен. Свет его фонаря затрепетал в агонии и потух.

Наваждение протянуло к нему руки. Арлен застыл, завороженно глядя в светящиеся глаза. Он осознал, что хотел бы броситься бежать, но ноги будто одеревенели.

Наваждение смотрело вглубь Арлена. Арлен смотрел вглубь наваждения. Он не знал, что видит тварь, но сам различал пугающие картины. Некогда белоснежный город с закопченными башнями. Безвольные мужчины. Бегущие женщины. Прячущиеся в подвалах дети. Ряды насаженных на кол людей. Сокровища, текущие в чужие руки. Отобранные поля и охотничьи угодья. Прекрасная мирная земля, которую один народ выскоблил огнём и жестокостью от другого.

Жаждавшие возмездия восстали наваждениями. Порождения предсмертных кошмаров не делали различий между захватчиками и покоренными. Первые отобрали их дом, а вторые сдались, приняли чужую волю и не заслуживали снисхождения.

— Берегись!

Кто-то толкнул его в поясницу и вырвал из руки фонарь. Арлен упал, краем глаза заметив гибкую женскую фигуру. Спасительница с размаху бросила добычу в наваждение. Оно взмахнуло рукой — когти звякнули по фонарю. Осколки слюды брызнули в разные стороны, и их немедля поглотил туман. Тень взлетела под кроны.

— Имо?.. — выдохнул Арлен, поднимаясь на ноги.

Имоджена не ответила. Она сердито нахмурилась и поворачивалась, светя себе фонарем и разыскивая наваждение. Арлен встал с ней спина к спине. Он чувствовал, что существо не ушло, а затаилось, выжидая момент.

— Что ты тут делаешь?

— Пошла за тобой, — она поджала губы и внезапно мелко задрожала, словно только сейчас поняла, что сделала. — С ума сошел — от деревни уходить? В такое время… То чудище…

Девушка нервно повернулась в сторону качнувшихся веток и вскрикнула. Арлен скосил глаза, но наваждение оказалось стремительнее. Когти блеснули и пропали в тумане: он моргнул — плечо вспыхнуло болью, на рукав брызнула кровь. Кисточка призрачного хвоста насмешливо коснулась его уха.

— Оно играет с нами … — прошипел Арлен и завел руку назад, прижимая Имоджену к себе.

В ответ прозвучал ускользающий смех. Порождение кошмаров сделало круг и нырнуло между деревьев, вновь затаившись. Оно собиралось наиграться с жертвами вдоволь, как с грибником.

Арлен сосредоточился, выискивая хоть намёк на силуэт наваждения, но зрение подернулось дымкой. Порождение кошмаров задурило ему голову и затянуло глаза видениями. Арлену показалось, что он заметил его слева, но противник возник справа.

Вспыхнули искры золотых глаз. Имоджена дернулась, отскочила от наваждения и подобралась. Оно мягко хихикнуло и выстрелило хвостом. Тот плетью обернулся вокруг фонаря, вырвал его из рук девушки и отшвырнул. Искорка теплого света канула в непроглядное марево. Мерцала еще секунду, напоминая заблудившегося в лесу светляка, и потухла окончательно.

— Вернись! — крикнул Имоджене Арлен.

Она подалась к нему, но порождение кошмаров было быстрее. Оно метнулось Имоджене за спину, обхватило обезьяньими руками и повалило наземь. Хвост щелкнул и неожиданно заметался по ее телу, щекоча. Девушка закрутилась в объятиях и захохотала. Только смех, прорвавшийся сквозь стиснутые зубы, наполняло не веселье, а мука. Он становился всё громче и тоньше, пока не превратился в истерический визг. Имоджена выгнулась дугой.

Наваждение уставилось на Арлена и распахнуло клюв:

— Что ты сделаешь, дитя предателей?..

Имоджену скрутили судороги, заставляя ломать саму себя. По ее щекам потекли слезы. Она до крови закусила нижнюю губу, но с первым же всхлипом смех пробился наружу.

— Что — потомок палачей?..

Арлен вдруг представил Имоджену на окровавленном плаще, завернутую в кокон из багровых сетей. Белое лицо, черные волосы в беспорядке, тело изломано, точно ветка бурей. В мыслях пронеслись смерть отца и мать в корнях Зеленого Хранителя; толпа, окружившая мертвого грибника, и неподвижная ватага Фелана. Образы сплавились в единый кошмар.

Арлен часто-часто задышал от страха.

Наваждение довольно булькнуло.

Однако оно рано обрадовалось. Через миг в душе Арлена вскипел безудержный гнев. Он смыл ужас и оставил лишь раскаленную до невозможности ярость.

Арлен подскочил и вцепился в порождение кошмаров, отдирая его от Имоджены. Оно оказалось холодным, склизким и начало расползаться, едва его схватили. Схлынуло с девушки и обволокло Арлена, затекая ему в нос и уши. Он закашлялся, но не разжал захвата — пальцы глубже погрузились в тело-жижу. Наваждение утробно зарычало. Его шея вытянулась, птичья голова повисла на ней шипастым бутоном:

— Выродок! — киркой прянул к лицу Арлена клюв. — Я высосу твою душу и выклюю глаза!

— Не дождешься!

Словно в ответ на слова Арлена корни ближайшего дерева взметнулись и прошили противника насквозь. Наваждение заорало. Режущий уши вопль взвился под кроны, деревья ответили водопадом листвы. Сухая тюль упала вниз, разбив порождение кошмаров, и Арлен отшатнулся.

Наваждение потускнело, превращаясь в бледный дым. Корни лениво пошевелились, разгоняя его, и поползли обратно, утягивая разрозненные завитки.

Арлен уперся руками в землю, потрясенно смотря перед собой.

— Ле-е-ес-с-с-с… за-а-а-а-ащ-щ-щи-и-ити-и-ит… — умиротворяюще разнеслось вокруг.

На коре дерева-защитника проступило лицо, чьи черты показались Арлену знакомыми. Он в замешательстве поднялся и подошел ближе, коснулся пальцами изгибов коры.

— С-сту-у-упа-а-а-а-а-а-ай…

«Отец?.. Мать?.. — Арлен закрыл глаза. — Нет... Пожалуйста, нет!..»

Имоджена медленно встала и заглянула ему через плечо.

— Ты оставила Фелана одного, — отрешенно произнес он. — Ты оставила его одного…

***

Обратно в деревню Арлен мчался быстро как никогда в жизни. Его гнало ощущение обрушившейся беды. Он тащил Имоджену следом, спотыкаясь о камни, сталкиваясь с деревьями. Туман словно налился тяжестью: давил им на плечи и пригибал к земле. На тропинках воцарилась тишина, давящая и неестественная. Ее нарушали лишь стук их шагов, громкое дыхание Арлена и сбивчивые оправдания Имоджены.

Они ворвались под своды деревни. Наверху чернели опутанные веревочной паутиной дома. Ни в одном окне не мерцал свет, фонари горели лишь у пары дверей.

Какое-то сверхъестественное чутье подсказало Арлену, что ничего уже не исправить. Но он все равно заметался по сторонам, ища дозорных. Никого не было видно, и только у Зеленого Хранителя бледно золотилась цепочка огней. Они напоминали венок из желтых одуванчиков, какие девчонки часто плели брату.

— Фелан! — закричал Арлен и побежал туда. — Фела-а-а-а-а-ан!

Не останавливаясь, он пролетел мимо дозорных и в отчаянии уставился на шевелящиеся корни. По земле расползалось лоскутное одеяло яркого мха со звездочками оранжевого клевера. Под ним свернулись калачиками маленькие силуэты: один, два... четыре... восемь... десять… ровно дюжина — ватага и ее предводитель.

Лес принял детей в свои объятия.

— Фелан!.. — простонал Арлен и вцепился в мох, как в ненавистное наваждение.

Привыкшие вязать узлы сильные пальцы отодрали шмат желтой поросли. Показалась светлая голова: смешливая девчонка с крупной родинкой на щеке, подружка Фелана. Или теперь старуха? На глазах Арлена ее кожа сморщивалась, покрывалась пятнами. Волосы поседели, губы выцвели, веки стали ветхими, как старая бумага. Ее добровольно отданные годы утекали в Зеленого Хранителя, пробуждая на его ветвях почки.

Арлен отпрянул, безумно огляделся:

— Фелан! Где ты? — и бросился к следующему холму.

— Да что ты такое творишь? — схватил его старшина охотников.

— Я не позволю забрать брата! — Арлен врезал ему кулаком по лицу и шагнул к могучему стволу. — Слышишь?! Верни!..

Зеленый Хранитель ответил молчанием.

— Арлен! — к нему подбежал глава деревни. — Лес прогневаешь!

— Лес не заберет Фелана! — карие глаза Арлена почернели от гнева. — Сколько мы ему отдавали? Стариков, которым жить и жить! Больных — совсем не безнадежных! Он пиявкой присосался к нам и тянет, тянет, тянет!.. — он задохнулся от ярости.

Арлен вырвал из рук главы факел и швырнул в морщинистый ствол Зеленого Хранителя. Потом подскочил и сам, принялся бить кулаками по жесткой коре. Его попытались оттащить, но безуспешно. Тело Арлена наполнила незнакомая прежде сила. Он валуном врос в землю и продолжал молотить равнодушное дерево, сдирая костяшки пальцев в кровь.

Сердце клокотало у горла, в ушах звенело.

Лес забрал у Арлена отца. Лес забрал у Арлена мать. Лес не мог забрать у Арлена брата, маленького глупого упрямца, всем сердцем верившего в детские сказки!

Он был готов лечь вместо Фелана в ненасытные корни.

— Верни его... верни... — угрозы превратились в рыдания. — Верни!!!

Арлен ударил Зеленого Хранителя в последний раз и, закрыв лицо руками, сполз на землю.

— У те-ебя-я се-ердце-е во-ои-ина... — вдруг тихо проскрипело дерево.

Проклюнувшиеся из-под земли зеленые ростки осторожно коснулись одежды Арлена. Сквозь застилавшие глаза слезы он увидел свежую зелень и молодую кору. Побеги невольно напомнили ему о друзьях Фелана, и горло предательски сжало. Стайка, ватага, свора — они отдали жизни Зеленому Хранителю вместе с братом.

Арлен бессильно опустил руки с осознанием того, что не вправе решать за Фелана. У брата было горячее, смелое сердце, а он — маленький ничтожный человек, испугавшийся наваждения. Арлен подумал, что едва ли смог бы защитить Имоджену без помощи Леса, и со стыдом посмотрел на брошенный в Зеленого Хранителя факел.

Словно услышав эти мысли, ростки оплели его пальцы и запястья, плечи, потянулись к лицу. Арлен ощутил волну нежности и заботы — будто родители вернулись и снова заключили в свои объятия. Она поглотила его горе, ночной холод и сырой туман и повлекла за собой. Голоса жителей деревни растворились в ней и пропали.

Арлен стоял посреди заросшего высокой травой огромного поля и его окружали дети. Они едва держались на ногах, но бледные лица озаряли улыбки. Чувство, что нужно идти не останавливаясь, и бесконечные дорожные костры остались для них позади. Дети ходили по полю, снимали с шей ладанки, вынимали семена и бросали в жирную плодородную землю. Немыслимое дело — из нее сразу поднимались крохотные деревца, расплетаясь косами ветвей. Пышные кроны раскрывались навстречу небу.

От увиденного у Арлена перехватило дыхание. Лес вырастал прямо у него на глазах. Высокий, могучий, непоколебимый. Солнце падало сквозь листву и разбегалось сияющими узорами по траве. Дети ходили между деревьев и смеялись. Их радость — яркая и незамутненная, на которую способен лишь ребенок — заполняла всё вокруг. Они делились ей от чистого сердца и, отдавая ее, таяли, сливаясь в единое целое с Лесом. Тем самым, который на долгие века приютил беженцев.

Дети возвели несокрушимую стену от наваждений. В память о них в центре Леса поднялся Зеленый Хранитель. Великий страж, принимающий любого, готового поделиться частью себя ради спокойного дома для других.

Лес взрастило не колдовство воителей. Он родился из волшебства людей, никогда не подымавших оружия. Они отринули жестокость и простили своих покорителей. Их доброта подарила неистовым воинам место, где те нашли спокойствие и мир.

Так два народа объединились навсегда.

— Прости, — беззвучно прошептал Арлен, открывая глаза. Он сидел перед Зеленым Хранителем, опутанный побегами. Над ним алела крона первого дерева — алела!

Мать сказала бы: «Озеро рождается из капель». Уходя в корни Зеленого Хранителя, люди давали Лесу силу защищать деревню от наваждений. Но любое волшебство со временем иссякает, с какими бы добрыми намерениями не призывалось. Деревья постарели, и им перестало хватать крох человеческих жизней.

По кроне Зеленого Хранителя Арлен увидел: он понял, что Лес начал сам брать больше, чем отдавал. По морщинистому столу прокатилась дрожь, на коре выступили янтарные смоляные капли слез.

— Пора, — сказал Зеленому Хранителю Арлен.

После чего стряхнул с себя ростки и распрямился, развернувшись лицом к жителям деревни. Побеги осыпались ему под ноги трухой. Имоджена широко раскрыла глаза, глядя на него со смесью ужаса и непонимания. Старшина охотников схватился за лук, глава деревни поднял топор...

Арлен вскинул руку, указывая на Лес. Люди обернулись. По толпе пронесся потрясенный ропот.

Казалось, каждое дерево проживало сотни лет за несколько мгновений. Кроны облетали, устилая землю коричневой ломкой листвой. Кора шла трещинами. Ветви клонились к земле, гибкие стволы скручивало старостью. Порыв ветра обломил хрупкие сучки — те упали в пожухшую, пожелтевшую траву. Следом истлела веревочная паутина, которую Арлен сплел собственными руками. Посыпались обрывки канатов, обломки перил. Деревья больше не могли держать вес улиц. Деревня разрушалась дом за домом — словно из всего, что было в Лесу, забрали жизнь.

Однако это больше не имело значения. Прежнее волшебство исчезло. Ему на смену спешило другое — дикое, необузданное... колдовство тех, кто умел сражаться и защищать себя.

— Что ты натворил?.. — выдохнула Имоджена.

За пронизанным ветром и лунным светом частоколом деревьев проступили призрачные силуэты. Повсюду вспыхнули сотни золотых глаз. Воздух наполнился злобным смехом, будто тысячи гремучих змей разом вскинули хвосты. Наваждения закружились в торжествующем танце, теснее и теснее смыкая кольцо вечной осады. Наконец-то стены Леса пали, и порождения кошмаров порезвятся среди мучителей и предателей. Они постепенно приближались: уродцы из тысяч обликов, которым мало разорвать жертву и надо лишить ее еще и разума, заставить бояться каждого шороха.

Люди попятились, прижимаясь к Зеленому Хранителю. Только Арлен остался на месте, потянул носом воздух — он чуял их страх. Его чувства обострились, а мысли куда-то ушли. Тело задрожало в предвкушении чего-то незнакомого, но долгожданного. Он оскалился и зарычал. Потом широко развел руки, ощущая, как жизнь перетекает в него из деревьев. Ему на плечи плащом падала алая листва, лилась рекой под ноги, застилала пожухший клевер.

В тот же миг земля между корнями Зеленого Хранителя вздыбилась, выпуская на волю могучие стремительные фигуры. Их шкуры лоснились мхом, гладкое дерево заменяло им плоть, а отточенные камни — клыки и когти. Они походили на огромных волков, сотворенных неистовой природой. Двенадцать зверей заступили дорогу наваждениям, подобрались, смяв лапами-молотами траву. Вожак повернул голову, посмотрел на Арлена и обнажил резцы.

Имоджена ахнула. Арлен тоже узнал взгляд.

Несколько бесконечных секунд братья смотрели друг другу в глаза. Время для Арлена словно замедлилось — сердце билось размеренно, неторопливо. Бам... бам... бам...

Незримая сила Леса заструилась сквозь него дальше: коснулась Имоджены, опьянила старшину охотников, брызнула в лицо главе деревни — не обошла никого из жителей. Она стерла их страх и заставила взяться за оружие.

— Спасибо, — твердо сказал Арлен. Облизнул пересохшие губы и добавил: — В бой!

Двенадцать волков прыгнули вперед, и Арлен присоединился к ним. Его ноги и руки превратились в лапы, голова вытянулась, зубы стали клыками. Острые когти рассекли траву, громкий рык заставил наваждения смешаться.

Порождения кошмаров заметались среди волков, пытаясь подобраться к людям, но тех оставалось всё меньше. Один за другим жители деревни кидались за стаей и становились ее частью, преображаясь в диких зверей. Время страха закончилось, Лес подарил им возможность сражаться. Призрачная плоть наваждений становилась дымом от ударов лап, пропадала в оскаленных пастях.

Имоджена встала с Арленом плечом к плечу. Рядом торжествующе завыл Фелан.

Постаревший Зеленый Хранитель молчаливо наблюдал триумф волков. Он уступил дорогу следующему поколению. Последние листья сорвались с опущенных ветвей — и по Лесу разнеслась тихая песнь. Почти неслышная, неуловимая, точно рассеянный среди облаков звездный свет. Размытые, мерцающие образы людей возникали у Зеленого Хранителя, и их голоса звучали в унисон.

Здесь были и родители Арлена и Фелана. Однако братья не слышали их — они продожали сражаться.

А призраки пели о том, что нет ничего вечного. Однажды время битвы пройдет, на плодородной земле пробьются новые побеги, и уже волки будут оберегать молодые ростки, как когда-то Лес защищал жителей деревни от наваждений.