Пасифая.doc

1

Северный ветер проник в алюминиевый раствор фрамуги и в два невесомых рывка преодолел бледно-серое, заставленное компьютерами помещение, окрыляя листки договоров, четвертинки квитанций, цветные оттиски полиграфических макетов.

Клацнул стальной челюстью дверной замок, и начальница Фаины, заведующая отделом программ по прозвищу Волчица, скрылась в своем кабинете.

Послышался рокочущий звук выдвигаемого ящика – это Волчица полезла в стол за обеденным йогуртом, а может, за винегретом в банке.

C облегчением откинулась Фаина на спинку вертящегося офисного кресла – отбой воздушной тревоги!

Переменилось – с натужно-задумчивого на приветливое – и выражение ее лица. Волчица решила перекусить. Это значит, еще минут пятнадцать не перед кем будет изображать родовые муки старшего менеджера, занятого составлением летнего книжного каталога. В этот полуденный час в отделе программ Фаина была одна.

Пальцы девушки шустро простучали по бывалой клавиатуре со стершимися буквами.

Бодрячком подмигнула из нижнего правого края экрана иконка интернет-соединения.

И вот уже паруса наполнились попутным электронным ветром и броузер понес юзера Prinzessinn на североевропейский портал знакомств.

Вообще-то в немецком слове, означающем принцессу, только одна буква «n» в конце. Но к моменту появления Фаины нормальная Prinzessin среди желающих познакомиться уже была. Как и принцессины с цифрами, тильдами и подчеркиваниями – оказалось, монархическая идентичность по-прежнему пользуется немалым спросом. Фаина, однако, не отступила – приклеила к слову лишнюю букву «n». И вскоре благополучно влилась в число евроженщин со смутными аристократическими претензиями. На русский Prinzessinn можно переводить как Принцессса, через три «с»!

Поначалу среди эгоисток и психопатов ей было сложно. Но за три месяца Фаина привыкла.

Ну вот – «Доска Любви» (так переводила для себя название портала Фаина) загрузилась во всей своей многосложной флеш-красе.

Справа буквенным водопадом – список бездельников, сидящих в лав-чате.

Слева – «мой профиль». Там информация о владельце раздела, его фотографии и личный девиз – какое-нибудь «too old to die young» или замшелая геральдическая классика вроде «veni, vidi, vici».

Посередине «панель управления» – это учет и контроль, так сказать, бухгалтерия сетевой любви. Кому сережку из ушка, а кому и по уху лопатой.

«Моя статистика» – чуток правее. А сверху красным поездом о десяти вагончиках подрагивает на невидимых рельсах список прочих разделов сайта и доступных фич (вроде обзаведения суперстатусом суперодиночки всего за 29.9 евро в месяц).

Фаина впечатала пароль в узкую прорезь – она приходилась в аккурат на ситцевую, с рюшами, грудь фотомодели, она обнималась с новообрященным любимым на заставке – и тотчас рванула в свой профиль, в статистическую партицию. Считать смайлы.

«Ну во-о-от…»

Улов был скудным.

Жалкого вида датский безработный инвалид с ником Brave_Lion, взятым назло правде жизни. Упитанный норвежский пенсионер (на юзерпике он, седенький и румяный, в джинсовом комбинезоне, распяливал пасть «фольксвагена»). Страшный, как смертный грех, бухгалтер неопределенной национальности. И на закуску лобастый жлоб Bibi из Инсбрука (Австрия) – длинные мясистые уши цейлонского будды, пустые глаза коммивояжера, мускулистый торс, омытый лазурно-курортными водами. «Люблю домашних животных и лес зимой», – рассказывает о себе Bibi.

Все четверо посылали Фаине смайлы – хотели познакомиться.

Так принято на «Доске» (впрочем, и на других сайтах знакомств). Посылаешь смайл. Если тебе улыбаются в ответ – быстренько стучишь письмо, дескать, был страшно рад смайлику, поражен красотой, как насчет кофе?

Смайлик солидно экономит время. Если писать сразу, не дождавшись поощрительного смайла, скорее всего вообще не ответят.

С холодным равнодушием Фаина проглядела профили улыбнувшихся, чуть дольше остановившись на фотоальбоме атлетического Bibi (41). (Цифра в скобках обозначала возраст, это Фаина знала еще по опыту чтения немецких таблоидов.) А вдруг какая-то деталь, какой-нибудь художественно безупречный поворот головы откроет ей, что нет, не все так плохо, что это именно он, Он. Ведь бывает, что человек выбирает для своей «визитки» неважную фотографию, которая вследствие работы отлаженных механизмов самообмана кажется ему отчего-то на редкость удачной. В таких случаях фотоальбом способен восстановить справедливость.

Но нет. Явно не тот случай – на этой фотографии Bibi, снятый в обнимку с престарелым ротвейлером, изо рта которого свисает нить липкой слюны, сам похож на служебную собаку.

А вот он, наш Bibi, на пивной вечеринке. Фотографию резали в фотошопе по живому, притом резали неумелой рукой – от нежелательной спутницы осталось-таки рыхлое плечо и клок ломких блондированных волос, а от вечеринки – темный провал за спиной инженю, там пляшут зловещие хмельные тени.

Затем Фаина обратилась к своей лав-почте.

Усатый, с твердым подбородком турок по имени якобы Андреас (на самом деле, конечно, какой-нибудь Мохаммад, а если не Мохаммад, то тогда уже наверняка Али) на корявом немецком без запятых объяснял Полине, что «ее глаза полные дождя и расцвели в его душе как розы насмерть сразили». В конце Андреас-Мохаммад зачем-то сообщал, что не курит и согласен на переезд.

«Небось всем женщинам без разбора рассылает. Стандартная читка, типа спама про американский английский».

Следующим в списке оказалось письмо от невропатолога из немецкого города Зигмаринген. Доктора звали Робертом.

Он был ее единственным постоянным корреспондентом на «Доске» – Фаина отвечала на его письма более двадцати раз.

На то имелись веские причины. Во-первых, Роберт, как и Фаина, знал, кто такой Достоевский (поначалу Фаине приглянулся его псевдоним – Raskolnikov). Во-вторых, у него было узкое умное лицо, глубокие с печальной сумасшедшинкой глаза дореволюционного бомбиста и блестящие кудрявые волосы. В скобках рядом с его псевдонимом стояло число «35», что в целом отвечало представлениям Фаины (30) о возрасте своего потенциального избранника.

Пожалуй, если бы Фаине действительно нужен был сердечный друг, нервный доктор подошел бы на эту роль. Они могли бы поладить.

По-видимому, нечто подобное чувствовал и Raskolnikov.

Уже после третьей партии словесного бадминтона (они обменивались записками) он как бы невзначай предложил Фаине навестить ее на ее родном Крите, в городке Ретимнон. (На «Доске» Фаина выдавала себя за образованную гречанку, исповедующую греческую ортодоксальную веру и в совершенстве знающую немецкий – это было и оригинально, и безопасно: на Крите она действительно бывала, а желающих поговорить с ней по-гречески категорически не наблюдалось.)

Фаина едва отбоярилась – выдумала срочную командировку в Индонезию.

Она знала: чем наглее ложь, тем легче в нее верится. И действительно – доктор угомонился, перешел на рассказы о работе и курсах китайской кухни, которые посещал. Правда изредка спрашивал, как там в Джакарте с погодой. Фаина шла на немецкий туристический портал «Reise, reise» и копировала оттуда последнюю метеосводку. Разбавляла ее жеманной отсебятиной вроде «из-за низкого давления все время хожу сонная». Доктор давал медицинские советы, сносно (для немца так и просто блестяще) острил и деликатно выправлял ее чуток скособоченные сослагательные наклонения. Интересовался, легко ли выучить греческий.

Фаина открыла письмо Роберта со смешанным чувством. Она приблизительно знала, к чему все идет.

«Ты не поверишь, мой начальник Вольке, к слову, несимпатичный и жадный выскочка, я писал тебе о нем, разрешил мне взять пятидневный отпуск в конце месяца. Напомни, в каком отеле ты остановилась, моя голубоглазая греческая принцесса. Надеюсь, в Джакарте имеются хорошие китайские рестораны…»

«Нужно было врать, что работаю в Новой Зеландии», – вздохнула Фаина.

Впрочем, даже Южный полюс Роберта не отпугнул бы. Потому что внешне симпатичные и внутренне порядочные мужчины регистрируются на порталах знакомств, да еще и как платные пользователи, только в одном случае: когда их одиночество становится состоянием физиологически болезненным, а мечты о настоящей любви, чьи атрибуты внезапность и нетипичность, – жгучими и маниакальными. Когда, как говорят в России, вообще – вилы.

В общем, не за Фаиной собирался лететь в Индонезию душка-доктор. Точнее, не вполне за ней. Но за своей мечтой о счастье, которая брезжила сквозь Фаинины небрежные письма. Мечты у Роберта было слишком много.

До Raskolnikov у нее уже был один случай. Сорокалетний вдовец прилетел на Крит из Франкфурта-на-Одере через четыре часа после двадцатиминутной болтовни с бойкой гречанкой в видеочате, о чем сообщил Фаине прямо из аэропорта – типа сюрприз, типа люблю тебя. Пришлось внести торопыгу – его звали по-киплинговски Balu – в черный список. И забыть навсегда.

Славный доктор Роберт тоже теперь «игнор». Жаль. Но что тут поделаешь? Ведь Фаина не в Джакарте. Не на Крите. И при всем желании она… Кстати, ее кажется зовут.

– Фаинушка, что там случилось? – озабоченный голос Волчицы раздался над самым затылком.

Незаметным движением пальцев переключаясь с «Доски» на рабочее окно, Фаина сделала себе выволочку за беспечность. Надо же – не заметить врага на дальних подступах!

К счастью, выражение лица у Фаины было таким кислым, что заподозрить ее в прожигании рабочего времени было трудновато.

– Да вот… Решаю, что с хэдером обложки делать, Дима только что принес… Они тут такого наверстали… Надо бы оживить…

В свободное от сетевых знакомств время Фаина трудилась над летним книжным каталогом, которым, в соответствии с торговой стратегией «Клуба Семейного Чтения», где она служила, предстояло бомбить женщин из русских селений.

Получив бесплатный цветной каталог, усредненная Мария Митрофановна, педагог из поселка Верхняя Шуя, обретала возможность заказать себе разнообразное и занимательное семейное чтение с доставкой по почте (доставка оплачивалась отдельно).

Цветные обложки бестселлеров «Хрен против морщин», «Надежный возврат мужа в семью» и «Тайные связи известных актеров» зазывно ныли с каждой глянцевитой страницы.

Ко многим книгам прилагались подарки от Клуба – бумажные зонтики для коктейлей (на кой хрен, казалось бы, они в Верхней Шуе?), трехслойные салфетки с гортензиями и хромированные двурукие приспособления для открывания винных пробок, сделанные в Китае. Книги с дармовыми зонтиками расходились особенно бойко… Соль шутки была в том, что цены на книги в каталоге были вдвое выше, чем цены в столичных книжных магазинах. Кое-что Клуб издавал сам, кое-что брал на реализацию в крупных издательствах. Предполагалось, что о существовании книжных (а стало быть и о величине «клубной» накрутки) педагог Мария Митрофановна не знала и никогда не узнает. Предположение было по сути своей верным. Клуб преуспевал.

Начальница нависла над Фаиной и, близоруко сощурившись, взглянула на экран.

На обложке каталога исполинскими буквами значилось: «Нас уже 10 000 000!». (И впрямь членами Клуба являлось именно столько женщин русских селений.)

«Если меня спросят, сколько именно конченых идиоток живет в России, я знаю, что ответить. Их ровно десять миллионов», – говорила Фаине менеджер по связям с общественностью по имени Наргиз. Несколько дней назад она уехала в Канаду на ПМЖ.

– По-моему, неплохо, – сказала Волчица и машинально поправила серый шиньон на затылке. – Коды успеха, победы!

– Кажется чего-то не хватает… Надпись выглядит слишком официально, невыразительно. А что если тут сделать звезды? Как вы считаете?

– Звезды?

– Ну да. Такие звездочки. Как будто надпись «десять миллионов» поблескивает. Ну, как золотая, – предложила Фаина.

– Звезды? Великолепно! Таргет-группа вообще любит звезды, драгметаллы… Герру Дитеру тоже должно понравиться.

Фаина прилежно кивнула. Герром Дитером звали иноземного директора Клуба. Считалось, что Фаина робеет перед пятидесятилетним немцем, бывшим офицером Bundeswehr, обладателем классического пивного брюха и тонкого певучего голоса, и именно вследствие смущения говорит сбивчиво и краснеет.

Но Фаина, конечно, не робела.

Да таких Дитеров она, Prinzessinn, десятками вносила в игнор-лист, таким никогда не отвечала на их «любовные приветы», таким не слала смайликов, а с ними надежд на любовь и счастье. А краснела потому что боялась: герр директор об этом догадается.