Параллель

Грозовое небо нависло над землей. Иван, озабоченно хмуря свои кустистые брови, вглядывался в черную тучу, закрывшую собой полнеба, – не собирается ли она пролить дождичка и развеять нестерпимую духоту, стоящую уже не один день. "Хоть бы скорее дождаться дождя", – с досадой подумал Иван, подходя к двери магазина.

В мясном отделе была обычная очередь, Иван обреченно встал в ее конец. Безучастно, уставившись в широкую, затянутую сиреневой тканью спину какой-то гражданки, Иван поплыл по течению своих внутренних переживаний.

Все в последнее время шло у него наперекосяк. Жизнь потеряла свою привычную размеренность и стала невыносимо его раздражать. Как картонная коробка от воды, разом расклеились и трудовая жизнь, и семейная. Взять хотя бы работу. Мастер на ивановом заводе озлобился на него за поломку станка, обвиняя в преднамеренном злом умысле и тунеядстве. План, кричит, горит, и вместо того, чтобы работать в поте лица, ты мне тычешь в свой разобранный станок! Знать, говорит, ничего не желаю, чтоб через секунду станок работал! Вот, значит, как. Видали? И нет никакой возможности объяснить ему, что ведь все рано или поздно ломается. Даже человеческий организм – совершенное творение природы – и тот выходит из строя, требует лечения, а порой и замены некоторых органов. Но поди ж ты ему сквозь этот ор что-нибудь объясни. Вот люди! Хорошо, хоть на свете есть еще друзья, с которыми можно посидеть, облегчить свои душевные страдания.

Но и жена не расслышала крика его измученной души, когда он вечером вернулся домой немного позже обычного. Ну, если быть точным, то домой он вернулся гораздо позже обычного. Ну и что же?! Но ни один ураган в мире по силе натиска не может сравниться с его половиной. Когда же дело касается материального ущерба, без которого, как известно, ни одна из мужских посиделок не обходится, то его Манюня становится просто буйной. При мысли об этом Иван невольно потянулся к голове, куда приземлился неопознанный им в потоке ругательств летящий из кухни объект.

Ох, уж эти ссоры! Чего никогда не мог переносить Иван, так это их окаянных. Он мог, что угодно отдать, только бы обойтись без них. И в этом вопросе они коренным образом расходились с женой, которая никак не могла понять, как можно таким пустякам, как несколько душещипательных для твоего противника, цепляющих за живое и повергающих его во временное замешательство выражений придавать какое-то значение, ведь, как известно, все земные блага добываются только в борьбе. И здесь без ссор и ругани просто никуда!

Возникший перед глазами Ивана монумент в виде весов вывел его из задумчивости и вернул к действительности – необходимости общения с суровой продавщицей.

– Мне, пожалуйста, вон той колбаски взвесьте, – Иван робко ткнул пальцем в нужном направлении.

– Гражданин, может быть, вы слепой? – громко предположила продавщица, оценивая Ивана холодным взглядом. – Или вы читать не умеете? Говорите яснее, что вам надо!

– Мне, действительно, не видно, что там у вас на этикетке написано, – оправдывался Иван. – Мне вон той, что справа.

– Господи, что за народ! Никогда толком не скажут, чего хотят. Сколько?

– Полкило.

Вернувшись из магазина, Иван неприкаянно стал слоняться по квартире, размышляя над своей нескладной жизнью. Притронулся к приемнику, который уже второй год собирался починить, включил телевизор. Нет, душевного равновесия все не наступало. Ноги понесли его на кухню, где жена сердито возилась по хозяйству, что-то то и дело швыряя на стол.

– Ну и духота, – осторожно пожаловался он жене.– Прям дышать нечем.

– Хм! – ответила та, красноречиво повернувшись к Ивану спиной.

Иван только пожал плечами, как бы говоря: ну, вот, он все перепробовал, чтобы примириться, не желаете – не надо. "Нет, глупой женщине ни в жизнь не понять, что такое друзья-приятели. Даже и объяснять ни к чему, не в коня корм", – с горечью в душе размышлял Иван, укладывая голову на диванную подушку.

Проснулся он от страшного грохота. Не открывая глаз, попытался сообразить, откуда он идет, но вспомнив свою маету от духоты, решил, что грянула долгожданная гроза с шумом дождя за окном, проникшим к нему сквозь завесу сна. Он открыл еще слипающиеся веки и туманный его взгляд уловил расплывчатые очертания какого-то человека, сидящего в кресле около дивана. В комнате царил полумрак, но его одежда серебрилась, как вода в солнечный день. Что-то было странное в этом серебристом силуэте, нелепо громоздившемся в ивановом кресле. Иван мигом вскочил с дивана, протирая глаза. Но нет, ничего не изменилось: незнакомый субъект оставался на своем месте и, более того, теперь отчетливо были видны его неопределенного цвета глаза в мохнатых ресницах, пытливо изучающие Ивана.

"Черт! Кто это?.. Определенно я его знать не знаю… Может быть, вчера, когда они… Но нет, не припомню… Зачем же он явился?.. Теперь из-за него опять будет скандал. Манюня скажет, что вот, мол, я уже и домой своих дружков приволок", – лихорадочно трудились ивановы мозговые извилины, в то время как он сам столбенел под неотрывным взглядом серебристого субъекта.