Ответ Сфинкса (сборник)

Ответ Сфинкса

Когда Анечка впервые увидела Чудовище, первая ее реакция была – спасать. И себя тоже.

Чудовище занималось тем, что перерывало свиным рылом двор Анечкиного дома. С высоты седьмого этажа было прекрасно видно, какое оно немаленькое, причем с крыльями. По-собачьи скребло землю лапами и мурлыкало от удовольствия. А еще у Чудовища был хвост, с помощью которого можно было выруливать в нужном направлении.

Желая убедиться, что она – не единственный свидетель этой сцены, Анечка побежала к соседям. На долгий мелодичный звонок никто не отозвался, а когда открыли, Анечка вдруг поняла, что ей нечего сказать, кроме как «доброе утро»: перед ней явилась прекрасная дама в художественно оформленном пеньюаре, очень удивленная. Пришлось узнавать, есть ли у нее горячая вода.

Положение спасла старушка тетя Маша, с дикими причитаниями, матюками и молитвами пикирующая прямо с лестницы:

– Что с вами, тетя Маша, утро доброе?! – спросила ее Анечка.

– Дівчата, мать же його! Та шо ш це таке! Чи я з ума вже зійшла?! Чи ті религиозніки чортові правду говорили…

И тетя Маша зарыдала на Анечкином плече. Видя такую сцену у себя на пороге, соседка в пеньюаре еще больше удивилась, и все узнали, что ее зовут Олей.

– Вы что, в окна никогда не смотрите?! – орала на нее Анечка, перекрывая причитания тети Маши. – Так выгляньте, будьте любезны, что там творится!

Через несколько минут Оля вопила в телефон где-то в глубине комнаты, тетя Маша будила подъезд рыданиями, а Анечка летела вверх по лестнице. На сей раз дверь открыл задумчивый мужик:

– Я с седьмого этажа…

– Ну и что? – спокойно ответил мужик.

– Там, во дворе, говорят, что-то случилось.

– А чего вы ко мне пришли? – в голосе послышалось раздражение. – Это ваши проблемы.

– Извините, но кажется нет, – удивилась Анечка.

– Как это нет? Вы не можете выйти из дому.

Тут Анечка глубоко возмутилась:

– А Вы? Вы можете?

– Я свои проблемы решаю сам, – ответил мужик и просто закрыл у нее перед носом дверь.

– Странно, – подумала Анечка вслух и побрела вниз.

Только она вошла к себе, зазвонил телефон. Незнакомый женский немолодой голос:

– Извините, пожалуйста, Вы из четвертого дома? Это из дома напротив.

– Да.

– Там…

– Да…

– Как Вы думаете, это что такое? Мы тут решили, может, кино снимают, так ведь предупреждать же надо. У меня ребенок в школу ушел. А домой как? Дороги-то нет уже, даже вашего дома не видно.

Анечка снова подошла к окну.

– Вы меня слышите? Алло!

– Да, – с трудом ответила Анечка, – кажется, или конец света, или начало, или что-то в этом роде, или так и надо, или что-то из зверинца убежало! Я не знаю.

– Господь с вами, что вы такое говорите? И не стыдно? У нас дети ведь!

– И у нас. У бабушки.

Анечка не удержала трубку. Когда подняла, трубка уже не гудела. Все, без телефона. Почувствовалась вдруг усталость. Мало того, что невозможно объяснить себе происходящее, так еще и не у кого спросить. Главное – это видит весь дом, и даже соседний. А впрочем, это еще хуже, наверное. Не только видит, а и спрашивает, где делось все то, что во дворе было.

Тем временем, картина за окном изменилась настолько, что звонить стало просто некуда. Чудовище продолжало рыть носом землю обычным способом, однако от двора сейчас уже просто ничего не оставалось. За окном наблюдалось невиданное даже по телевизору. Слева от окна, вырастали какие-то, похоже, джунгли. Справа – что-то, напоминающее лунную поверхность, прямо по центру – город с башнями, и так до бесконечности. А если быстро бегать вдоль окна, но картина получилась еще более странной – гибрид подводного царства с космическим пространством.

Неизменным оставалось только Чудовище, усердно роющее землю носом. Правда, оно стало обрастать усиками на хвосте, как у винограда, которые противно извивались и ощупывали, куда бы отрасти дальше. Эта картина просматривалась на фоне каждого пейзажа.

Три дня весь подъезд обсуждал происходящее, отчего появлялись все новые и новые подробности. К примеру, что из всех окон вид был разный. Двери не закрывались, люди бегали туда-сюда, пытаясь всех расспросить, хоть что-нибудь понять и хоть что-нибудь узнать обнадеживающее. Только чем дальше, тем все становилось непонятнее и непонятнее. И скоро все это поняли, перестали бегать, а паника начала сменяться отчаянием.

Анечка тупо бродила по квартире и думала, что надо бы навести хоть какой-то порядок. Давно не поливались цветы. Кроме того, надо было придумать, где доставать еду, когда она закончится. Можно было купить у соседей, что-то вырастить в соседней комнате или даже в подъезде. Еще есть неработающий, но вполне исправный телевизор и магнитофон, телефон Анечкин можно как-нибудь починить.

Только неужели это навсегда? А в окно лучше и не смотреть.

Вот в коридоре появилась Оля и внезапно зашлась в рыданиях:

– Он не придет! Не придет! Сидит, как сыч, никого видеть не хочет.

Анечка старалась понять, что она хочет сказать. Оля захлебывалась и глотала принесенную валерьянку. Наконец, стало что-то проясняться.

Сосед сверху, тот самый, что в одиночку способен решить все возникающие на его пути проблемы, как раз тогда в гостях у нее сидел, на рандеву. А самое ужасное проявилось потом, когда выросла между ними стена из неизвестных никому и невидимых энергий. И произошло это все, оказывается, утром, а орала за стенкой Василиса Петровна, соседка, и Олю успокаивать надо, и эту Василису Петровну надо сейчас навестить.

– Она про него знает?

– Да все знают. Мы жениться хотели.

– Сейчас идем к Василисе Петровне сначала, а потом обязательно к нему заглянем. Как зовут, кстати?

– Андрюха. Он никого видеть не хочет, сидит, не выходит со вчера.

– Ну, – ответила Анечка, – идем.

Про себя же ворчливо подумала: «Делать мне больше нечего. Я вот вообще не знаю, где мои. Там, у его матери, даже телефона нет. Дождались, называется, когда поставят!» Только так было легче, не страдать же в одиночку – с ума сойти можно.

– Идем, Олечка, успокоим Василису Петровну. Потом и я с тобой тоже пореву.

– А ты чего?

– А того же. Я тебе потом расскажу, а то матюкаться буду.

Василиса Петровна была дама видная, хоть и в возрасте. И встретила она девчонок с королевским достоинством, будто вовсе и не орала только что. Посадила за стол, пирожками угостила. Расспросила, по обыкновению, что да как. Как погода, настроение, что у кого из окна видно.

– Бедные вы мои! Вот как молодым-то сейчас приходится… Ну, кушайте, вон какие худые да бледные. Смотреть жалко.

– Да мы, Василиса Петровна, собственно…

– Чего уж там! Понимаю. Бедные девочки, в такой беде да совсем одни, и мужа-то нет даже. Только мужчины нынче…

Анечка перебила:

– Давайте, знаете что, Василиса Петровна, о мужчинах потом поговорим, а? Как Вы себя чувствуете?

– Хорошо, детки. Совсем даже неплохо, – ответила Василиса Петровна и принялась мыть посуду.

Оля с Анечкой непонимающе переглянулись, ибо худыми и бледными их назвать было сложно. Конечно, не в лучшем виде, но не до такой же степени.

– Василиса Петровна, а как Вам мое новое платье? – спросила Анечка.

– Сарафанчик этот? Ничего, и расцветочка веселенькая такая. Тебе, деточка, желтенькое всегда шло.

Наступила тишина. Волосы собирались расположиться перпендикулярно горизонту. Ибо сарафанчиков, в том числе, желтеньких, ни на ком не было, а были на Анечке синие штаны и серая рубашка. Оля, не отрываясь, смотрела на Анечку. И все же Василиса Петровна с ума не спятила, и это было заметно.

– А Олино? – продолжала Анечка.

– Ты, милая моя, девочку не обижай! – строго зыркнула в мою сторону Василиса Петровна. – Ей и так досталось уже.

– Это почему? – насторожилась Оля.

Василиса Петровна не ответила. Анечка жестом остановила Олин начинающийся монолог и продолжала:

– Да это глупости все. Жизнь одна, и надо ее прожить достойно. Что вам Чудовище? Вам бы жизнь свою устроить. Тебе, Анечка, семью. Да и Олечке бы хоть чего.

– Позвонить от Вас можно? – спросила Оля в задумчивости.

– Нет, девочки. Мне телефон нужен. Вы кушайте. А звонков мне ваших тут не надо. Мне и без звонков хорошо.

Девчонки молча ели пирожки и запивали их чаем. А Василиса Петровна хлопотала над плитой и рассказывала:

– Вот как Чудовище появилось, сразу все непонятно стало. А как раньше жили! Вы вот этого помнить не можете. А теперь только одно и осталось – как позвонит Катя из третьего подъезда, поговорим с ней о том, о сем. Катя человек умный, все про Чудовище сразу понимает, а не говорит ничего только. Одна моя радость Катерина Александровна, как чего – сразу к ней звоню первым делом, всегда она меня успокоит!

– Она что, с Чудовищем борется?

– Бороться не борется, а на двор как-то ходит, живет, как и раньше жила, почти что. И другим людям от нее радость. Детей соседских даже домой поприводила. А как – не знаю, детки. Сами уж учитесь. Я тоже раньше по двору ходила, а сейчас и носа не сунешь, Бог знает что там творится, и говорить не хочется. Вам бы только вот если бы счастья в личной жизни.

– Василиса Петровна, – спросила Анечка, – а как бы с этой Вашей Катериной Александровной пообщаться? Нам очень нужно, очень.

– Это уж я не знаю, – вздохнула Василиса Петровна. – Вы сами с ней разговаривайте.

– А можно ей позвонить?

– Можно, конечно. Только это без меня. Я ее телефон дать не могу, и не просите даже, я ж не телефонная справочная. А вы девочки неглупые, не пропадете. А если чем помочь – так я всегда. Сами знаете, я человек высокой морали. И честность я всегда очень ценила, и доброту человеческую. И Катя потому дружбу мою очень ценит, полдня можем говорить, и скучно не становится.

– А позовете, если позвонит? – у Оли еще имелись иллюзии.

– Если, Оля, даже и позвонит, так это вас не касается. Я очень Катю, Катерину Александровну то есть, ценю и оберегаю. И в обиду никому не дам, чтобы злой человек какой и близко не подошел. Всегда прослежу!

Анечка, не выдержав, заворчала:

– Это Оля – злой человек? Или я, может быть?

– Девочки. Я вас, конечно, понимаю. Я всегда стараюсь всех понимать, вы не сердитесь на меня уже. Может, сказала чего не того, я ж баба дурная, темная, да только зла никому не желаю. Дай вам Бог счастья. Может, когда и заживете получше.

В общем, девчонкам пришлось пойти восвояси ни с чем, если не считать испорченного настроения и сильного удивления. И было над чем подумать.

Во-первых, есть кто-то, кто хоть немного понимает происходящее.

Во-вторых – присутствие Чудовища способно менять вид окружающих предметов. Слава Богу, не у всех.

Андрея ругать они решили после обеда.

Придя домой, Аленка оглядела то, во что была одета. То есть штаны и рубашку. В свете Чудовища Василиса Петровна умудрилась разглядеть в них желтенький сарафанчик.

Еще совсем недавно жизнь казалась такой обыкновенной.

Наконец-то Анечкина собака выползла из-под ванны. Подошла, глядя на нее человечьим взглядом и пытаясь вилять поджатым хвостом. Ну что ей сказать? У Анечки обычная собака, без крыльев. Симпатичный небольшой зверек, сидя перед которым, Анечка может говорить все, что в голову придет. Самое интересное, что ее понимают. К окну близко собака не подходит, тянет носом и ложится подальше.

За окном снова непонятно что – ночь или день, видно только на часах. Впрочем, правильно ли идут часы, тоже никто не знает. Кажется, идут правильно пока. Анечка никогда раньше так внимательно не заглядывала в окно.

За спиной тихонько заскулили. Собака почуяла что-то, хвостиком виляет.

– Кто там, хоть ты скажи.

Наверное, собаке легче, чем Анечке, понять что-то о собаках – даже с собаках с пятачками.

За окном снова видны то деревья, то крупные выразительные звезды, то еще что-нибудь. И только Чудище по-прежнему роет… возможно, землю, только из-под нее тоже что-нибудь появляется все время. Надоело.

А, может, просто выйти во двор – и будь что будет? Чего бояться уже?

Анечка – выйдет, она решила. Пусть даже ее съест это неизвестное Чудовище, но так больше нельзя. Да, нельзя, никак. Вот туфли, а вот лестница.

Скрип двери, тугая пружина, и дальше – а ничего там, за дверью. Невероятный мороз, колючий, невыносимый, прямо из-за двери. Кто-то остановил ее – или показалось?

Очнулась в комнате, как потом поняла, у Оли. Никого, но было хорошо слышно, как они с Андреем разговаривают в кухне.

– А кто ее ее знает. Совсем она, что ли.

– Это от одиночества, – начала Оля.

– Оля. Одиноки мы все. И ты, и я, и тетя Маша. И Василиса Петровна – я ничего не говорю, она женщина несчастная.

– Андрюша! Она нам в последний раз такое говорила!

– Ну что она вам «такое говорила»?! – начал выходить из себя Андрей. – Она всегда «говорит такое»! Понимаешь, всегда. У нее в голове всегда был хаос, а теперь и подавно. Что ж ты, или Аня, мне не скажешь ничего «такого»? В человеке дело, понимаешь, в человеке! Как ты думаешь – почему всем разное из окна мерещится?

– Понимаешь, – почему-то спокойно начала Оля, – Чудовище-то, ведь оно у всех Чудовище.

– Да хоть триста тридцать три Чудовища! Не так все просто.

– Пойдем посмотрим.

Анечка валялась на диване и смотрела в потолок.

– О, привет! – сказала Оля и села на край дивана. Анечке было лень шевелиться, она просто улыбнулась. В дверях загрохотал Андрей:

– Шоб я тебя там больше не видел! Копаю себе картошку спокойно. Да я там собак десяток заведу, перед подвалом, чтоб вообще к двери никто из вас не подходил! За два этажа! Злых собак заведу – по соседям насобираю. Тоже еще – Герда нашлась. Выход, как говорится, с другой стороны!

– С какой?

Андрей ничего не ответил, Оле как-то удалось его успокоить, и стало опять уютно, по-домашнему. Анечке вспомнилось, как они тоже раньше вот так же все разговаривали – чуть не заревела.

– Когда это закончится? Ну что это такое.

– Кушать хочешь? У нас картошка есть, будешь?

– Буду, – и Анечка заревела окончательно.

Назавтра Анечка уселась писать письмо. Подруге детства, ее это успокаивало.

Она так увлеклась, что не заметила, что у нее посреди комнаты стоит Андрей и разглядывает стены за неимением другого дела. Значит, еще и открыты двери. Ну и ладно.

– Это что, эпопея «Война и мир?»

– Почти. Привет.

– У Катерины Александровны операция! Ясно? Вот тебе и все объяснение. Получилось, что эта тетя с некоторых пор со вставным позвоночником.

– К-как?

– Очень просто. Как надо во двор выйти, она его вынимает, и получается, что руки с головой тогда прямо из седалища растут. Только Оле не говори, она нервная очень.

– Я тоже нервная.

– Ты хотела знать? Чтоб больше интересно не было. Муж ее, как увидел, на девятый этаж на квартиру удрал. Говорит, это ж не по улице ходить, это на заду ездить! И не видит ничего дальше носа, зрение у нее совсем изменилось. – И Андрей, наконец, устало рухнул на ковер. Посидеть. Внизу хорошо, если люстра не упала.

– Андрюша… Где ты такой ужас взял? Может, это прикол?

– Сейчас везде – один только прикол… Пожалуйста, соври чего-нибудь Ольге, она интересуется. Только этого не говори. Я просто не знаю, что делать. Вы ж бабы, помоги.

– Ну хорошо, это мысль. Бабы так бабы – я специально повспоминаю все известные в народе бабские темы и забью ей ими всю голову. А дальше расскажешь про Чудовище?

Андрей вздохнул:

– Я ведь тоже не понимаю – ничего.

«Куда звонить в экстренных случаях». Анечка листала телефонный справочник, такой бесполезный теперь, наверное. Вот. Ветеринар.

– Да, добрый день, – ответили ей, к удивлению, вполне вразумительно.

– Алло! – завопила Анечка, – добрый день! Это ветеринарная больница? У нас какое-то Чудовище во дворе завелось. Большое, страшное, с крыльями.

– Которое двор носом роет?

Анечкиной радости не было предела! Мало того, что ответили, так еще и не посчитали ее слова, мягко говоря, странноватыми. В общем, можно продолжать.

– Да, которое роет, которое вообще все на свете перерыло! Мы все в таком ужасе…

– Девушка, да что Вы! Это же милейшее существо, это счастье Ваше, редчайшее явление!

Редчайшее явление? Этого Анечка не ожидала.

– Да ваше… явление… Я на улицу выйти не могу, и не только я, а все, потому, что улицы нет! И куда звонить?

– Девушка! Послушайте меня. Я Вам расскажу. Вы ничего о нем не знаете.

– Мы уже насмотрелись и что?

– Так спросите.

– Так и спрашиваю: где мои родные и близкие и что мне делать?

– Вот, – заявил старичок. – Хорошо.

– ???

– Хорошо… Дело в том, что это Вы спросите у «Чудовища», или как вы говорите. Оно ж, девушка… как вас, кстати?

– Аня.

– Хорошо… – Опять протянул старичок. – Да-а. Так вот. Аннушка, не горячитесь, это чудо называется трансморф полиструктивный проникающий. Он выпускает нооподии?

Анечка удивленно молчала.

– Ну, обрастает оно такими – будто бы кисточками на хвосте?..

– Обрастает. И что?

– Да. Это он и есть… – И ветеринар погрузился в размышления. Потом задумчиво сказал:

Сложно Вам, сложно… Тут главное – не бояться его. Его изучить надо.

Анечка почувствовала беспросветное отчаяние и спросила просто уже что попало:

– А хоть откуда оно взялось? Из параллельного мира?

Старичок рассмеялся:

– Просто нашел его кто-то, и все. Может, и в параллельном мире, а может, и сами создали, а может, оно тут всегда было. Вы – не думайте…

– Не думаю, и что думать, не знаю!

– Вот послушайте дальше.

– Извините, оно хоть не летает? Крылья все же.

– Может быть, и летает. Только зачем ему летать?

– Кто-нибудь вообще знает, что это?

Конечно, риторический вопрос. Повисло странное молчание. Анечка ничего не поняла и продолжала размышлять про себя. И вдруг Ветеринар, так же задумчиво сказал:

– Я, конечно, ветеринар, но ведь это только слово. Оно означает, конечно то, что я ветеринар, но из этого слова очень сложно понять, что я священнослужитель.

– Ой. А какой… – Анечка собралась спросить, какой именно религии Ветеринар, но вдруг поняла, что разницы нет.

– Если Вы священнослужитель, то я вижу Цербера. Я, мы, его все видят, и ему в нашем дворе абсолютно не место! Пожалуйста, отправьте его обратно – в мифологию. Только это не тот Цербер, что в мифологии, тот без крыльев! Или как оно называется?

Анечка, наконец, выдохлась от этого монолога и снова замолчала, смысла все равно нет никакого. Может, это Осирис был, только у того тоже крыльев нет. А, какая разница, один чёрт.

Ничего понятного Ветеринар не сказал, а сказал звонить еще. На том они и попрощались. Что Чудовище никуда не денется, Анечке уже понятно, и самое главное – именно это, а не как оно называется, и какая религия у Ветеринара. Похоже, ничего не понимал и он.

На рассказ о разговоре с Ветеринаром от неизвестной религии Андрей отреагировал бурно.

– Что я говорил. Чудовищ порождает только, только и исключительно сон разума – вы не знали? Об этом писал еще Юнг в… То есть, это сказал не Юнг. Юнг только об общественном бессознательном… Вот оно, призрак безысходности, безвыходности призрак. Если царит хаос, значит, он существует, в окно смотрели?

– Андрюша, ну не до такой же степени, чтоб все на свете превратилось в этот хаос, а чудовища всякие по двору бродили. И вообще нам всем сейчас немного не до Юнга.

– До такой! Нет хуже беды, чем наш идиотизм. Есть не только сила ума, есть и наоборот. Сейчас из окон наблюдаем, а потом, кто знает? Если дальше так будет, у всех свои миры образуются, чего доброго, и будем в них пребывать. Есть очень заумное слово «архетип», объяснить термин? Или он из космоса прилетел, а понимать все это будет Пушкин, наверное.

Анечка осторожно вставила слово:

– Ну а как же быть с тем, что что у всех из окна все разное? Хоть ты понимаешь? Хоть что-нибудь объясни.

– А чего, вполне понимаю. И совсем не понимаю, что теперь делать. Толку от моего понимания. Суть одна. И что каждый сам по себе, и что полный хаос, и непонятно, куда и как. Понимаю, так что. Все понимают и рассматривают это, кто как может, со своей точки зрения.

– Андрюша, не настолько же буквально.

– А как видите – настолько. Есть теории, начиная от энтропии и заканчивая буддизмом, где вместо чертей силы невежества… Из нашей головы оно взялось, и моей тоже, или не головы, только мы сами и разрушаем, а вот откуда взялись мы, я…

Девчонки уже догадывались, что будет дальше – это у него надолго, и срочно убежали к Ане.

Некоторые истины постигать Анечка никогда не пытается, аргументируя любителям философии свою точку зрения цитатой из устной речи соседки бабы Фроси: «вы как хотите, а я как знаю». Только разговор с ветеринаром к таким истинам не относился. Уже третий день она пыталась поверить, что за окном не конец света, а неизвестное явление, с которым надо уметь обращаться. Но если это Цербер, то почему у него (не говоря о пятачке уже) крылья? У чертей крыльев нет. Или есть? Или они остались еще с тех пор у них, когда они еще были ангелами?

Тут Анечка надолго задумалась о том, был ли когда-нибудь Цербер ангелом. Получается по всему, что был. С одной стороны, все старались что-то понять, а с другой – это все философии, а что делать? Чудовище-то двор перерыло, и перерыт двор, и все.

Вполне может быть, что эта летучая собачка (или хрюшка) действительно какая-то разновидность Цербера. А этот зверь, как известно, живет под землей. Может, ему просто неуютно у нас во дворе, и он (или она) пытается попасть к себе, под землю, оттого и роет. А что уж получается – да не у всех все получается как надо. Может, этот зверь вообще не понял, что это плохо, на не видит, а как мы себя чувствуем, не подозревает. В общем, не буду спешить с выводами. У Цербера, наверное, свои проблемы, тем более, что и выглядит оно не ахти для Цербера. А для Осириса и подавно – как и они все не похожи на древних египтян.

Как бы ни было, Анечка решила: она постарается как-то пообщаться с Чудовищем и спросить. И тогда, тогда… она замечталась. Тогда они вызовут экскаватор!

Андрей ушел в себя дальше развивать тему, Оля до сих пор пытается вытащить его на свет Божий, а Анечка дня три разглядывала из окна одну какую-то чертовщину, с различных расстояний и под разными углами, все думая над словами то Ветеринара, то Андрея.

Итак, надо думать об этом чудовище хорошо… Нет, для начала – не думать плохо. Допустим, оно ее заметит. Как вообще с этим существом общаться? Оно не знает ничего о том, как было здесь до нее, как должно быть. А может, так и должно быть, а может, как-то еще должно быть. Собака с крыльями и пятачком. Пускай себе эта собака живет под землей, если ей нравится. В общем, Анечка уже немного поняла, что именно ей делать.

Несколько дней Анечка бродила вдоль окна, стараясь, следуя совету Ветеринара, как-то изучить Чудовище.

Еще раз пройти направо и назад. Стекло!..

Ослепительное нечто, битое стекло на полу. Неизвестно откуда вдруг зазвучавший стук колес, громче, громче, до оглушительного шума, как удара – и тишины небытия.

Очнувшись в неведомом пространстве и времени, Анечка первое, что увидела – поезд, бешено летящие перед ней колеса, и подумала, что, наверное, это вся ее жизнь была поездом.

Небо. Последние вагоны. Никого вокруг. Анечка увидела пространство – она его уже видела где-то, наверное, во сне. У нее появилась вдруг уверенность в том, что Чудовища бояться не надо. Там, в ушедшем поезде, осталась вся жизнь, вся ее жизнь и была этим поездом. Но почему-то Анечка жива, а поезд уходит вдаль, шум постепенно затихает, а значит, поезда больше нет.

Так думала Анечка, идя прямо вперед – она всегда знала эту дорогу, а вспомнила только сейчас. Ее мучила единственная мысль: куда ушел тот поезд?.. И было интересно, что дальше. А дальше, похоже, был лес. Темный лес, как и полагается в сказках. Анечка начала вдруг понимать, откуда они, сказки, берутся. Она свернула немного в сторону, и увидела огонек – наверное, ей было нужно именно туда.

Подойдя к большому камню, Анечка легко отодвинула его и спустилась в ярко освещенное пространство, посреди которого горел небольшой, но настоящий огонек. Еще ярче полыхали отраженным светом стены, сплошь увешанные гранеными подвесками, покачивание и перезвон которых усиливал ощущение сказки. А вот ее отражение – Анечка это поняла сразу. Почему отражение? Она это просто знала всегда. Отражение спокойно глядело на нее, в украшениях вспыхивали отблески. Они понимали друг друга, даже говорить ничего не нужно было. Существует это отражение на самом деле, или все дело в отблесках? Анечка заметила, что держит в руках бусы, в которых переливаются неведомым светом подвески – Анечка перебирает подвески, как четки, надевает на себя бусы. Можно просто сидеть у огня, чтобы смотреть в огонь. Неведомо, сколько проходит времени, кажется, времени здесь вообще нет. Огонь разрастается, занимает все пространство. Теперь и пространства нет тоже. На Анечку задумчиво смотрят глаза ее отражения. Выражения в них нет? Или есть? Анечка вдруг перестала понимать, что такое выражение. Если долго смотреть в огонь, можно не видеть кроме огня больше ничего. Если вглядеться внимательнее, можно уйти, наверное, в какое-то странное зазеркалье. Так Анечка подумала и ей вдруг захотелось туда попасть, в это зазеркалье.

Где-то в ее сознании вспыхнул свет, и течение света уже несло ее, и все полетело в ослепительную бесконечность, в которой даже само движение потерялось, и этому, казалось, не будет, не может быть ни конца, ни края. И Чудовищ тут нет и быть не может. Чудовища бывают только у людей, а вообще-то они не существуют. Конечно, и ада под землей нет. Наверное, Церберу тут стало просто нечего делать, а на поверхности он жить не может, и срочно закапывается обратно.

И вдруг Анечка увидела, что мир больше никуда не летит. Она находится в самом прекрасном в мире саду, около самого прекрасного в мире своего дома. Ей еще нет и 300 лет, но она часто задумывается о жизни и смерти, и ей совсем не страшно – ведь на самом деле она знает, что будет жить вечно.

Уже давно все мудрецы наперебой спорят о том, когда наступит конец света – они его давно пророчат. Одни говорят, что все смоет вода, другие – что все взлетит на воздух, а третьи предполагают, что придет на Землю огонь небесный. Анечке давно надоело их слушать – это длится уже пару веков, а может, и дольше, только она этого не помнит, и ей никто не рассказывает. Пусть все эти мудрецы спорят еще пару веков.

И какая разница, что еще пару веков все будут ждать конца света. Она и так давно знает, что он будет, только не знает, когда. Ей недавно это рассказали дельфины – в этом океане их много, они приплывают прямо к берегу и иногда говорят с людьми. Говорят они редко – их надо упрашивать. Иногда Анечка приносила им сорванные с дерева вкусности, но дельфины иногда их проглатывали и просто молча, улыбаясь, уплывали в свои глубины – Анечка к этому привыкла, ей нравились дельфины.

Она не умела, как они, говорить с Небесами, где, по их рассказам, тоже жили животные, только сказочные, и их отражения всегда живут на Земле, только в редкие времена люди их видят.

Жалко, что мудрецы дельфинов не слушают. Анечке (почему-то она помнила, что ее зовут Анечкой, как-то одновременно со всем это помнила) хотелось бы увидеть сказочных небесных животных. Или хотя бы их земные отражения – она почти всегда мечтала об этом, с тех пор, как дельфины впервые ей рассказали.

Она не знала, какие они, эти животные. Поняла, что одно отражение, к примеру, живет под Землей, там темно и, наверное, страшно. Оно сторожит там собранные людьми за все время сокровища, которых никто никогда не видел. Может, там еще кто-то есть, но Аленка дальше ничего не поняла. Другое появляется только на поверхности, чтобы осветить людям дорогу, но никто не знает, когда появляется и где.

А может, это только отражения, сами-то животные в Небесах живут. Дельфины не умеют выражаться понятно – они вообще разговаривают не словами, а совсем иначе, поэтому люди и не стремятся обычно их понимать – это сложно. Большинство людей разговаривает друг с другом.

Тут Анечка заснула. Можно ли заснуть в этом волшебном мире, да еще и увидеть сны – один другого непонятнее? Можно, оказывается. О том, как в совсем другое время и в других странах люди будут говорить тоже о каких-то сказочных животных. Что люди станут обожествлять, к примеру, львов и кошек, но все это произойдет позже… Намного позже. Весь сон Анечка пыталась понять, когда все это должно произойти, но так и не поняла этого. Все, что ей удалось вспомнить, хотя и смутно, это в самом деле произошедший однажды конец света (Анечка и тут не поняла точно, кто из мудрецов оказался прав – от чего) и каких-то людей в каком-то другом мире, которые призывали неизвестных ей богов. И никогда не говорили с дельфинами. И никогда дельфины ей об этом ничего не рассказали.

Она заметила, что продолжает молча смотреть в огонь. Но огонь задрожал, стал бледнеть, все снова стало меркнуть перед глазами, мир опять постепенно стал терять свои очертания, и Анечка почувствовала, что снова летит в тишину, и ей почему-то не хотелось в нее – так иногда не хочется просыпаться. И очень удивилась, когда вдруг до нее дошел, как показалось, голос другой Вселенной:

– Аня! Слышишь меня? Скорее, она очнулась!

Анечка открыла глаза и увидела Олю с Андрюшей.

Приходить в себя долго Анечке не пришлось, и она решила, что впредь вместо нервных потрясений займется чем-нибудь попроще. К примеру, откроет кладовку и истребит в ней хаос. Конечно, она постаралась именно это и сделать, и вот занимаясь этим уже полдня.

Вот только помогает ли это занятие от Чудовища? Анечку вдруг захлестнуло чувство полной бессмысленности абсолютно всего, и она зашлась в истерике, сидя на корточках перед кладовкой, воя, причитая и раскачиваясь. Она ведь сделала все, что могла, а может, и чуточку больше. Шепча даже жуткий мат, Анечка подняла глаза, увидела старую дорожную сумку, туфли, зачем-то повытаскивала все это…

Нет, только не это. С ума Анечка еще не сходила.

А если с ума она не сходила, то почему у нее в руках – те самые бусы из сказочного сна? Может, это и сон был, что она сидела в саду и вспоминала, что ей сказали дельфины о небесных животных. Конечно, она когда-то читала и про Атлантиду, и еще много чего – удивляться нечему. Только что у нее в руках, откуда оно взялось?

Можно сидеть во сне, в саду, предположительно, в Атлантиде, думая о дельфинах. Можно даже заснуть во сне и увидеть львов и кошек, которых обожествляют в другом мире. И после этого даже проснуться в том же сне и в том же саду.

Однако нельзя эти бусы держать в руках наяву, сидя перед кладовкой, где их никогда не было и быть не могло. Уж это Анечка точно знала. А спятить с ума в ее планы не входило.

А впрочем, почему спятить? В последнее время вообще все более чем странно. Не зная, что думать, осмелев и потихоньку приходя в себя, дотронулась до вещи. Странная, легкая, ее можно свернуть в кулачке. Подвески занимают чуть больше места, но тоже необыкновенно легкие.

Все еще сидя около кладовки с бусами на коленях, Анечка думала: то ли они у нее всегда были и потому в бреду прибредились, то ли видение и вправду стало реальностью. Нет, не было. Такого вообще не бывает. По крайней мере, не встречалось, никогда и нигде. Где же оно взялось, все-таки? С того света?

Анечка надела бусы на себя, подумав, что так и будет в них ходить все время.

Может, из-за бус, а может, из-за других миров, из которых появились эти бусы, но чувство бессмысленности жизни у Анечки вдруг куда-то пропало, сменившись пониманием, что у нее есть не только бусы, а странное знание непонятно о чем – о кошках, львах, и дельфинах. И от этого вдруг стало радостно на душе.

Подойдя к окну, она поняла, что чудеса еще не закончились. Ибо там, кроме знакомого Чудовища, разгуливало еще одно живое существо, по виду – лев, только здоровенный и необыкновенно красивого, яркого оттенка. И этот Лев, как всякая кошка, спокойно гулял сам по себе, причем беспорядок ландшафтных картин ему никак не мешал. Совсем не мешал. Лев вальяжно гулял по обычному двору, среди деревьев, кустиков, дорожек, которые, как это ни удивительно, были такими же, как всегда, и около Льва не превращались в неведомый хаос. Хотя собака крылатая никуда не делась, она сторонилась Льва, когда они подходили близко друг к другу. Просто сторонилась, как сторонятся ветра, даже не ворчала.

Анечка даже не поняла, видят ли они друг друга – Лев и Чудовище. В любом случае, она теперь совсем не боится идти по своему, такому знакомому, двору. Просто потому, что видит ту самую дорожку, по которой ходила всегда. Дорожка существует, как существует видимый теперь Анечкой Лев, как существуют бусы из другого мира – как существуют другие миры.

Анечка смотрела в окно, и не знала, чему удивляться больше – тому ли прекрасному, что она нашла в себе и у себя? Разве просто бусам? Или тому, что могла видеть теперь в мире? В любом случае, что-то произошло. Тот, иной мир, теперь навсегда с ней – вместе с бусами. А значит, что-то произошло в мире вообще.

На лестнице ей встретилась тетя Маша, но пытаться с ней поздороваться было бесполезно: тетя Маша ее просто не замечала! Потом, не заметив, что Анечка что-то ей говорит, повернулась и пошла к себе.

Когда Анечка позвонила в дверь, Оля открыла и… завопила не своим голосом. И даже удрала от Анечки в комнату. Анечка добилась от Оли только слез и малопонятных причитаний.

– Да что ты видишь?! Можешь сказать по человечески? – Анечка ничего не понимала.

– Ты кто?

– Аня я, Аня! Что ты видишь хоть?

– Ты… ты кто?

– А кто?

– Ты…такое… на этом таком… это с другой планеты, да?

– У тебя температура? Я – Аня. С седьмого этажа над тобой.

Телефон где?

– Зачем?

– Андрюшу звать.

Но Андрюша как раз появился сам. Хоть и узнал Анечкин голос, но когда увидел ее, встал как вкопанный на пороге. Анечка продолжала ничего не понимать. У нее заканчивалось терпение:

– А ты что увидел? Тоже инопланетян?

– Да нет… – задумчиво ответил Андрей. – Не инопланетян, не ангелов и даже не Абсолют… Скажи мне, а как это тебе удалось?

– Да что, наконец?

– Это неописуемо. Н-немогу объяснить. Что ты сделала?

Анечке все это надоело, она она сняла бусы и громко бросила на пол.

И все сразу успокоились. Поставили на кухне чайник, нашлось даже варенье. Полные щеки не помешали делиться впечатлениями. Ребята развлекали Анечку фантастикой, которой сами не понимали, а она рассказывала им быль, причем так же безрезультатно, и продолжалось все это достаточно долго. Оля и даже Андрей по очереди примеряли сказочные бусы, но Андрей смотрелся в них глупо, а Оля – хоть и нарядно, но без дополнительных чудес. И поэтому, наверное, Андрей стал почесывать подбородок двумя пальцами – большим и указательным. Еще вспомнили, как странно тогда говорила о них Василиса Петровна – что бы, интересно, она о бусах сказала? Но Анечке не хотелось идти спрашивать Василису Петровну прямо сейчас.

Выйдя во двор, Анечка от радости боялась вздохнуть, чтоб это все опять куда-нибудь не исчезло. Шла, рассматривая знакомый двор так, будто никогда раньше не видела, или не видела давно – а может, так и было? Лев должен был бы быть где-то здесь, но почему-то его было пока не видно.

К вечеру (кстати, был день, который клонился к вечеру) Анечка заметила, что вдалеке тоже ходят люди. Она просто шла и напевала себе под нос. Если будет так продолжаться, можно просто жить дальше – обычной, привычной, Анечкиной жизнью. «Что там было у Вангелиса с Бахом, т. е. наоборот, о возвращении рая?» – подумалось вдруг ей.

На скамеечке сидела какая-то дама с собачкой. Может быть, никто теперь ничего и не знает про Чудовище, или просто не помнит?

День заканчивался хорошо, и день завтрашний обещал быть не хуже. Теперь, наверное, все будет хорошо. Начинало смеркаться, и Анечка побрела домой. Она увидела вдруг, как начали падать листья.

А дома – настойчивый дверной звонок тети Маши.

– Ты шо ж это, а? Та як же ты так, люды он целый дэнь звонять! И Василиса Петровна тэбэ не бачила даже…

– Теть Маша…

– Не надо! Не надо, Аня. У всіх зараз жизнь плохая. Так надо ж человєком буть! А як кому плохо стане? Не надо, Аня, закриваться од всіх.

– Заходите, чего вы на пороге, – Анечка просто не знала, что тете Маше сказать. Не поверит она про дельфинов, Льва и бусы из другого мира.

– А-а. Ото ж.

– Ну, я…

– Больше так шоб не делала. Я тобі борщу принесу.

Тетя Маша ушла, и Анечка начала поскорее соображать, что ей теперь говорить говорить людям – обо всей этой мистике говорить не хотелось. Впрочем, наверное именно об этом написано во всех религиях, или это были открытые только Анечкой миры, она не знала.

Затем вдруг появилась Василиса Петровна. Было скучно, Анечка что-то говорила Василисе Петровне о том, как она рисует и слушала в ответ междометия.

– Аннушка, художества всевозможные я, конечно, очень люблю, когда-нибудь посмотрю обязательно Ваши работы, но отрываться совсем от реальности…

– Какой, простите, реальности? – Анечке надоел этот длинный вежливый разговор на пороге ни о чем.

– Нашей, Анннушка, нашей, увы, печальной реальности.

Василиса Петровна, уже расспросила тетю Машу и, казалось, была готова к поистине бесконечному общению.

Анечка, конечно же, надела свои бусы. Василиса Петровна только молча чему-то очень удивилась и сразу ушла.

И не надо, поняла Анечка, ничего понимать. Это – Чудо, а где и какой во всем этом смысл, она пока еще не поняла и сама.

День за днем Анечка отправлялась искать то ли Льва, то ли хоть какую-нибудь разгадку.

Однажды, идя по знакомой уже дорожке, Анечка увидела, наконец, нечто необычное: у нее под ногами были следы большой кошки.

Вглядываясь в следы, она заметила, что они светятся. В них плавают цветные блики и еще пока почти неразличимые намеки на картинки. Анечка протянула руку, и зайчик оказался на ладони. Подвески на бусах дрогнули и потянулись вперед. В зайчике на ладони она снова увидела призрачные башни.

Казалось, что в этих солнечные зайчиках разноцветные блики. В лучах даже будто различимы полупризрачные фигурки. Людей? Не сказать точно, чьи. Анечка присмотрелась внимательнее и увидела, что башни – за горизонтом. Они призрачны. И они – что-то совсем другое. Кто знает, есть ли в них Львы. Может, это их родина, а может, их их светило, или их храм. В любом случае, хотя Анечка почти дошла до самого горизонта, львов тут нет. Их вообще нет на Земле. Все это находится, очевидно, где-то в небе, в космосе, в ином мире.

Анечка рисовала львов, кошек, солнечные зайчики и дельфинов, и от нечего делать дарила их всем соседям. Ей нравились лучи, играющие в пожелтевших деревьях, нравились даже свои ежедневные и пока безуспешны поиски того, чего не существует.

Но однажды утром, глядя в окно, она увидела идущую по двору Олю. Забыв про наступившую осень. Анечка распахнула окно настежь и позвала ее по имени. Оля подняла голову и улыбнулась – как всегда, светло, и, как всегда, будто ни в чем ни бывало.

Зайдя к Ане, Оля бросила в угол сумку и плюхнулась в кресло:

– Аня, я все-таки не понимаю! Смотри, тетя Маша уже привела в порядок полклумбы! Там цветы весной зацветут. Не понимаю. Человек, что ли, ко всему привыкает, или время лечит даже от Чудовищ? Аня?

Анечка только молча пожала плечами – она тоже не знала.

Чудовище становилось каким-то странным – оно вроде бы и существовало, и будто поблекло, постепенно таяло, становясь полупрозрачным призраком, особенно в пасмурную погоду. Причем оно было все дальше, дальше и дальше от их двора. Но Анечку занимало теперь не Чудовище, и она об этом почти не думала.

– А что Андрюша говорит?

– А пошли спросим мудреца, это идея, – сказала Оля, поднимаясь с кресла.

Андрей ничего не сказал, а только жестом обвел висящие на стенах Анечкины картины:

– Они у Ани волшебные, как я это объясню? Как и бусы почти. Они открывают нечто в человеке, мире, свет открывают. Вот и все, все просто, больше не знаю, – улыбнулся Андрей.

Потом помолчал немного и начал длинную лекцию о Сфинксе, иных мирах и ушедших временах, о кошках египетских и не египетских, подземном мире, легендах и великой силе искусства в истории всех цивилизаций.

На этот раз его никто не перебивал до самой ночи. Правда, слушали рассеянно и думали о чем-то своем.

– «Кошка таинственна, загадочна и близка ко всему, что не дано постичь человеку. Она – душа древнего Египта, хранительница легенд ныне забытых городов Меро и Офира. Она – родственница Царя Джунглей и наследница тайн зловещей седой Африки. Сфинкс – ее двоюродный брат, и они говорят на одном языке, но кошка древнее Сфинкса и помнит то, что тот уже позабыл», Говард Ф. Лавкрафт, «Кошки Ультара», – процитировал Андрей, взяв с полки какую-то книгу. – «Две жизни в нас до гроба есть, есть грозный дух, он чужд уму» – а это вот Лермонтов. Если будить в себе кого-то, то лучше львов и котят, «невиданной красы», а не чудовищ.

В небе взошла большая, яркая звезда. Или планета. Анечке казалось, что там бродят большие, хвостатые, пушистые неземные кошки и улыбаются. Ей вдруг подумалось, что суть не в кошках – совсем не в кошках. При чем они? Ее собака, тоже небольшая и пушистая, мирно спала у ног. И в чем же она тогда, эта суть?

– Аня, у тебя тоже все прекрасно будет, – неожиданно произнес Андрей. – Я не успокаиваю, я просто знаю. Иначе не может быть. У тебя не может.

На Аню смотрела с неба удивительная звезда, с которой, наверное, и сейчас где-то в океане, говорили дельфины и по которой ходили, улыбаясь, чудесные, разноцветные, неземные коты. Аня улыбнулась им в ответ. Конечно, все будет хорошо.

– Спасибо, Андрюша, должно быть.

– А помнишь, – спросил Анечкин муж, когда они гуляли по берегу озера, – как мы нашлись тогда?

– Помню, – засмеялась Анечка. – Я очень тогда удивилась! Смотрю я в зайчик солнечный, и вдруг – вдруг я вижу кентавра! В солнечном зайчике ты тогда кентавром был. Интересно, как я сама выгляжу, если в зайчик заглянуть? Мы думали, так просто – человека увидеть, а вот – кто его, человека, знает. Сначала мне показалось, что это Пегас, потом рассмотрела – ан нет, это Кентавр! А тут ты и сам идешь, только без лошадиного хвоста и в нормальном виде! Говоришь: «чтоб человеком остаться, надо, случается, еще и лошадью быть!» – я запомнила!

– Наверное, это оттого, что я все мечтал придержать небо, чтоб оно на землю не упало, только не получился из меня атлант, видишь.

– Иногда все совсем не так, как мы видим.

– А ты говоришь, мол, теперь я от вас никуда не уйду!

Так они шли по берегу и наперебой вспоминали, вспоминали и вспоминали.

– Поэтому ты с тех пор только и рисуешь, что природу, солнечные дни, кошек, львов, луну?

– Нет, не поэтому, – вдруг задумчиво сказала Анечка. – Совсем не поэтому. – Потому, что иначе я буду вспоминать Чудовище. Ведь оно есть. А есть ли? – Анечка опять замолчала. – Может, его и нет, а что это тогда – я не знаю. Чтобы перестать об этом думать, Анечка принялась внимательно наблюдать, как Дениска догоняет собачку, собачка – Дениску, и как все они сейчас догоняют свое детство.

Конечно, все дело в погоде. Солнце садилось, а луна только всходила, поэтому светила было сейчас два – и луна, и солнце.

Как и много веков назад.