Отборная бабушка

Глава 6

Шли годы.

Поначалу деревенские по-прежнему боялись ходить в лес и подходить близко к реке. Все-таки несколько столетий страха даром не прошли.

Пару лет я в одиночку бродила создаваемыми лешим специально для меня тропами. Размечать на карте, где малинник, а где грибницы, смысла не было – достаточно было озадачить хозяина леса, и дорожки сами меня выводили к нужному участку леса.

На рыбалку я ходила с сачком и мешком.

Все.

В мешке лежала обычно колбаса копченая, потверже, вроде салями или фуэта, и несколько крынок с квашениями-солениями. Водяной сильно уважал остренькое.

Леший наоборот, неровно дышал к варенью и булочкам, хотя от копченостей тоже не отказывался.

В тот же мешок, когда он пустел, я складывала улов. Рыба сама подплывала и застывала у берега, оставалось только махнуть сачком.

Карасями я не мелочилась, разве что изредка, на засушку. Чаще брала осетров и карпов. В местах с особо быстрым течением водилась редкая игольчатая рыба, вроде фугу, только не ядовитая. Несмотря на некоторую сложность очистки, на вкус она оказалась почти как лобстер.

Аглая только ахала, когда я приносила очередной мешок колючей пакости. Чтобы понять, как разделывать и готовить этих рыб, нам пришлось перетрясти отдел старых книг в отцовском кабинете. Стоила игольчатая, к слову, каких-то запредельных денег, и раньше обеспечивала чуть ли не половину дохода баронства.

С вывозом за пределы нашей кухни этой золотой колючей жилы придётся повременить, я все-таки не Савраска, в одиночку таскать ее килограммами, но потенциал меня радовал.

Садом я теперь занималась время от времени, благо основную работу уже успела проделать, а выдернуть сорняки раз в неделю могли и деревенские под руководством Даниты. Все силы уходили на исследование леса и протекавшей по нему реки. Хотелось понять, на что мы можем рассчитывать в будущем. Да и запасы на зиму никогда не помешают.

Все-таки военное детство и довольно бедное на лакомства юношество, вкупе с суровыми девяностыми, основательно повлияли на мою психику. У меня в прошлой жизни одну комнату квартиры занимали консервы и мешки с картошкой, сахаром и прочими долгоиграющими продуктами. Вот и даже оказавшись в новом, юном теле я была не способна пройти спокойно мимо зарослей ежевики или грибной поляны. Добро пропадать не должно!

Да и контакт с нечистью нужно было налаживать. Они долго копили обиду на человечество, и чтобы растопить лёд в отношениях, потребуется не один батон колбасы. Так что я бродила по излучинам реки и лесным тропинкам, вслух восторгаясь красотами леса. Привирать особо не надо было. Водяной с лешим показывали иногда такие живописные поляны и заводи, что аж дух захватывало, и я страшно жалела, что не умею рисовать.

Сёстры, и те рисовали лучше.

Книжку мы с ними таки сделали. Обещание дороже денег. Пусть у меня с открытием леса дел прибавилось, но час-другой на общение с девчонками я выделяла каждый день обязательно. Хватит того, что отца они видят только за едой, и то не всегда, а мать предпочитает заниматься собой, а не ими.

Арианна и Лизелла довольно быстро освоили грамоту, и не на шутку увлеклись чтением. Наша библиотека доступных для их возраста книг быстро исчерпала себя, и пришлось заказывать новые, из столицы.

Но к тому времени наше финансовое положение стало получше.

Даже из того, что приносила я, кухарка готовила столько солений-варений, что в поместье мы с поеданием бы не справились. Так что часть заготовок отправляли подводами в ближайший город.

Через пару лет деревенские осмелели.

Глядя на то, как я мешками волоку на себе ягоды и рыбу из леса, они потихоньку, по одному, начали подкатывать сначала к Даните и Санне, а потом, осмелев, и напрямую ко мне. Как, мол, гроляйн Кауфхоф умудряется выбираться из Чёрного леса живой?

Я им без утайки и рассказала. И про лешего, и про слишком наглых добытчиков прошлого, и чем оно закончилось. Объяснила, что к хозяину леса надо с пониманием и уважением, он в ответ и не обидит.

Самые смелые передали дальше, остальным. По дороге история обросла новыми деталями, леший становился все грознее, хотя куда уже, а я все победоноснее. В итоге несколько мужиков с опаской, оглядываясь, все же рискнули сунуться в лес. С поклонами, уважительными речами, обращёнными к ближайшим деревьям, чуть ли не челобитием, и подношениями, куда же без них. На тот самый, пресловутый пенёк.

Все вернулись целыми, здоровыми, и сильно тому удивленными. Посещать лес стало все больше смельчаков. Были и попытки браконьерства, но о том узнала только я, да семьи недосчитались кормильца.

Ну так я предупреждала.

Получилась новая традиция. На опушке нужно было поклониться лесу три раза, потом положить дары на пенёк, поклониться еще раз, и громко объявить, так сказать, цель визита. Ну вроде:

«Уважаемый леший, я пришёл за зайцами. Пяти штук мне хватит. А если по дороге попадутся еще грибы какие съедобные, и подавно не обижусь».

Васька с хихиканием передавал мне особо выдающиеся перлы.

Имя его я разглашать не стала. Мало ли, кроме существования нечисти здесь еще какие правила из сказок моего мира действуют, вроде того: кто знает имя – тот и повелевает.

Нечего тут.

Дела в деревнях пошли на лад. Товарообмен с лесом и рекой существенно обогатил крестьянский стол, да и наш заодно.

Избыток игольчатой рыбы, как оказалось, еще и страшно дефицитной оттого, что водилась она только в реке Чёрного Леса, возили напрямую в столицу. Сами столичные купцы чуть ли не дрались за то, чья именно подвода повезёт колючек. Чуть ли не всю поставку сразу же закупал королевский двор, как в старые добрые времена.

Немалая прибавка к месячному бюджету.

Поместье потихоньку выходило из финансового кризиса. В комнатах появились новые вазы, взамен проданных во время тяжелых времён – мачеха-то наряды требовала всегда. Холодные каменные стены снова прикрыли гобелены, застиранное постельное белье заменили на новое. Пока не появились деньги, я даже не задумывалась, насколько поместье запущено. Пострадал не только сад – всей территорией практически не занимались. Отец оставил дом на мачеху, вроде как женская епархия, а ее, понятное дело, кроме собственной персоны особо ничего не волновало. Гер Кауфхоф, как истинный мужчина, деталей не подмечал – не дует, еда есть на столе, ну и ладно. А что прислуга уже третий год в той же, заштопанной униформе – глаз не мозолит.

И вот теперь я, наконец, развернулась. На вырученные от освоения леса деньги не только в поместье ремонт организовала, но и в наших деревнях. Два коровника давно пора было заменить, настолько они расшатались, у зернохранилища крыша протекала, зерно мокло и портилось, да и сами дома пора было как минимум красить, а некоторые и перестраивать.

Отец беспрекословно позволил мне распоряжаться частью дохода, полученной от леса. Тем более, он прекрасно видел, что идут деньги на внутренние нужды поместья, а не на глупые девичьи хотелки.

Мачеха, конечно, все равно воспользовалась ситуацией, и очередной раз обновила гардероб, но за счёт отца. После того, как я включилась в пополнение бюджета, у него тоже образовались свободные средства. Тут уж я махнула рукой, не мое дело следить, куда в их семье деньги идут. Главное, чтобы не в ущерб делу.

К сестрицам вскоре тоже зачастили модистки. Девицы вступали в девичество, пора было избавляться от детских нарядов и выставлять напоказ зарождающуюся грудь. Статью они пошли в маменьку, и уже в одиннадцать-двенадцать могли похвастаться вполне себе округлостями.

И тут акселерация, никуда от нее не денешься.

Мне, впрочем, жаловаться не приходилось. Упражнения на свежем воздухе, вроде прополки сада, а теперь и прогулки по лесу, и купание в реке, благотворно сказались на моей в своё время запущенной фигуре.

Близилось мое совершеннолетие, шестнадцать лет, мачеха начала поговаривать о замужестве.

Я те попытки сразу заглушила на корню. Не для того я столько сил вложила в поместье, чтобы теперь уехать в другую семью. Была я замужем, ничего хорошего там нет. Даже от вывоза в свет отказалась. Что я на тех балах забыла? Женихов мне не надо, а на платья те роскошные расходы одни.

Мы только-только нормально жить начали.

Отец прикупил лошадей. До того всю нашу просторную конюшню занимал один старый мерин, годный лишь на то, чтобы проехать по деревням в бричке и собрать налог, или подвезти отца до перевалочной станции в ближайшем городе.

У меня возникла непредвиденная проблема.

Учиться верховой езде предлагалось в дамском седле. А перед глазами сразу встал пример Скарлетт О’Хары, ее дочери, и целой вереницы женщин в классической литературе, свернувших шею путём выпадения из подобной конструкции.

Ну уж нет, решила я.

Сяду в мужское.

Женщина в брюках?

О, как визжала от ужаса и негодования моя мачеха, когда я вышла к завтраку в перешитых отцовских штанах. Ноги! И о Боги, промежность на виду! Скандал!

Папенька тоже не пришел в восторг. Пришлось переодеться обратно в платье и думать.

К мачехе как раз тем же днем приехала долгожданная модистка из столицы. Они с отцом собирались на ежегодное дворянское собрание во дворце, и Жаклин жаждала продемонстрировать всем своё новоприобретенное богатство.

Кармилла считалась признанным специалистом своего дела. Дамы в столице и провинции выстраивались в очередь, чтобы воспользоваться ее услугами. Появиться на балу в платье от Кармиллы означало привлечь всеобщее внимание – ни одно ее изделие не повторялось, и гениальная швея всегда находила, чем удивить или даже эпатировать.

В этот раз на примерку я пришла.

Обычно я избегала всех этих волокит с обмерками-подгонками. Щеголять нарядами мне особо было негде, лешему, что ли, обновками хвастаться? Пока что я просто перешивала платья, оставшиеся от матери. Они, конечно, лет двадцать как вышли из моды, но если спороть все рюшечки и бантики, получались обычная повседневная скромная одежда.

Но сейчас мне было нужно нечто абсолютно новое, и я даже примерно представляла, что. Осталось подготовить к этой новинке общественность, чтобы мачеха не падала в обморок, а я могла гордо заявить – в столице так носят!

Столичная модистка прибыла со свитой из трёх помощниц.

Встречали их с помпой. Мачеха выгнала на крыльцо всех – и горничных, и даже кухарку, дабы с поклонами проводили почетную гостью в гостиную.

Я наблюдала за цирком из сада. Даже шляпу, с которой в солнечные дни не расставалась, на затылок сдвинула, чтоб не мешала. Кармилла, похоже, усилия провинции оценила, и с трудом давила расползающуюся по лицу усмешку.

Думаю, мы с ней поладим. Снобом модистка не выглядела.

Меня на примерку, естественно, никто не звал, но я сделала лицо кирпичом и прошла мимо горничных, не обратив внимания на их робкие попытки меня задержать.

В открытую мне противостоять никто из прислуги уже не решался. Все видели, с кем хозяин дома советуется в первую очередь, и по поводу подбора кадров в том числе.

Кармилла удобно расположилась в кресле с чашкой свежезаваренного чаю. Я скромно подсела к столику рядом, налила себе ароматный напиток в свободную чашку, и тоже с большим удовольствием уставилась на мучения мачехи. Ту как раз укололи булавкой.

– Осторожнее, девочки. – лениво прикрикнула Кармилла, не глядя в их сторону, выбирая с подноса булочку посимпатичнее.

Я критически осмотрела будущее вечернее платье.

За прошедшие годы Жаклин раздобрела, сказывались возрастные гормональные перестройки. Тот участок, где по современной моде на платье полагалось быть облегающей талии, собирался валиками и некрасиво топорщился вопреки всем усилиям модисток.

– Корсет бы сюда. – вздохнула я. Хоть с мачехой у нас и не сложились доверительно-дружественные отношения, чисто по-женски я ее понимала.

Стареть, расплываться с возрастом, мягко говоря, неприятно. Так вот смотришь в один не особо прекрасный день в зеркало – под глазами мешки, на лбу морщины, под подбородком складки, руки в пятнах – и откуда все взялось? Ужас.

– Корсет? Это что? – насторожилась Кармилла. Как хорошая гончая, она моментально уцепилась за неизвестное слово.

Я, как могла, объяснила. Потом зарисовала. Модистка загорелась идеей.

Похоже, в этом мире изобретателем пыточных дел орудия стану именно я. До сих пор местные женщины не догадывались, как можно придать телесам соблазнительную форму искусственно.

– Значит, здесь утянуть, тут проложить. Блестяще, просто блестяще! – приговаривала знаменитость, лихорадочно набрасывая эскиз за эскизом.

– Только имейте в виду, детям и беременным такое носить нельзя. – сделала я попытку исправить ситуацию. На меня глянули, как на безумную.

– Это же для тех, у кого лишний вес. При чем тут дети и беременные? – вытаращила глаза Кармилла. Ну и ладушки, вот и хорошо. Будем надеяться, они тут окажутся и вправду благоразумнее, чем в моем мире.

Но вернёмся к моим проблемам. Я вытащила из кармана в юбке и подтолкнула по столу к модистке выстраданный за последние несколько дней рисунок.

Она глянула с любопытством. Задумалась.

– Это для чего? – решила уточнить Кармилла. – Выглядит как-то странно.

– Для верховой езды. – вздохнула я. – По-дамски сидеть боюсь, а по-мужски юбки мешают.

– Хмм. – протянула модистка. – А ведь и правда, если разделить их на три части…

– Как тюльпан. – подхватила я. – Представьте, когда сядешь на лошадь, передние две детали закроют ноги, задняя ляжет на круп.

– Если красиво расправить, можно еще для лошади подходящий вальтрап и уздечку… – бессвязно забормотала Кармилла, уходя в творческий транс. Я удовлетворенно откинулась в кресле, уничтожая булочку с кремом. Свою задачу я выполнила и даже перевыполнила.

Расставалась со мной Кармилла чуть ли не со слезами на глазах. Оставила адрес, умоляла писать, и присылать малейшие промелькнувшие модные идеи.

Почуяла, как хороший делец, золотую жилу.

Не все сразу, дорогая. Пока столице хватит и моей прогрессивной амазонки. Пусть переварит для начала.

Через две недели почтовый дилижанс завёз нам пухлый пакет. В нем оказалась та самая, выстраданная мною модель и письмо от модистки.

Как любая женщина, первым делом я примерила обновку.

Кармилла не зря славилась на всю страну. Костюм сел как влитой.

Именно костюм. Для начала я предложила отделить верх от низа. Проще подогнать по фигуре, легче одеться, можно комбинировать разные цвета и отделки – заказать два комплекта, получится четыре варианта.

Верх оформили как мужской жилет, по талии уплотненно, почти корсетно, чтобы легче было держать спину ровно на лошади.

Я, например, все время норовила сгорбиться и скукожиться. Высоко же! Страшно!

Низ, как я и предлагала, составили из трёх запахивающихся друг на друга частей. При ходьбе он выглядел, как юбка нестандартного кроя. Зато едва всадница оказывалась в седле, части расходились, как лепестки цветка. Подъюбники распадались на две половины, свисая по бокам, заднюю часть предполагалось живописно разложить по спине лошади. Под всю эту красоту предлагалось еще поддеть кожаные штаны для верховой езды, наподобие мужских. А то мало ли, ветер подует или еще какая неожиданность приключится.

Летом, конечно, в таком количестве одёжек можно упариться, но лучше взмокнуть, чем убиться, так я рассудила.

Покрутившись радостно перед зеркалом и порепетировав раскладывание юбок на диване, я взялась за письмо.

Кармилла оказалась даже честнее, чем я думала, и оформила патент на два изобретения в мире моды на наши оба имени. Так что теперь я ежемесячно буду получать процент с пошива корсетов и амазонок, который с каждым днем увеличивался. Столичные дамы быстро осознали преимущества утянутого стана и к Кармилле выстроилась очередь в два раза пуще прежней. Ей даже пришлось открыть еще одну мастерскую, исключительно для пошива корсетов. Она настоятельно звала меня в столицу, сотрудничать.

Я написала крайне вежливый отказ, мотивируя тем, что в поместье очень много дел и без меня никак не справятся – чистую правду.

Отец делами поместья уже практически не занимался, с облегчением сложив все полномочия на меня. Я не возражала. Заниматься бухгалтерией, составлять план расходов, разъезжать по деревням, вникая в проблемы крестьян, мне искренне нравилось. А отец моложе не становился. Тяжело ему уже по полям скакать и овец с коровами инспектировать.