Осторожно, медвежонок, осторожно

Руби Диксон

Осторожно, медвежонок, осторожно

Серия: Укус медведя (книга 5)

Автор: Руби Диксон

Название на русском: Осторожно, медвежонок, осторожно

Серия: Укус медведя (книга 5)

Перевод: Сандра

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление:

Eva_Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

ГРИФФИН

— Ты еще, черт побери, кто такой? — рявкаю я раздраженно, когда распахивается дверь строительного вагончика.

— Я твой гребаный партнер, — рычит в ответ наманикюренный парень в уложенной с помощью фена стрижке.

Голос кажется знакомым, но это лицо? Лицо прямо как у тех бездельников, позирующих на обложках журналов о здоровье, где рекламируются шесть различных способов, как накачать пресс.

Клевый пресс имеешь, благодаря отличным генам и не употребляя в пищу жиров. Да кого, черт возьми, вообще волнует этот пресс? Ну, за исключением, конечно, этого лощеного придурка.

— Ага, конечно. Тогда проваливай и возвращайся, когда станешь похожим на Ченса Эддингтона, — рычу я. Сегодняшнее утро началось сквернее некуда и катится прямиком к дерьмовому. Поставка материалов по заказу, необходимых для завершения гребаного загородного дома в стиле A-frame*, еще не доставлена, а это значит, что мы опоздаем на день с завершением этого проекта.

* Прим.: A-frame — Дом-шалаш, представляет собой архитектурный стиль дома, с круто наклонной линией крыши, которая начинается с фундамента и заканчивается на вершине, образуя форму буквы А. Такие строения выглядят в форме треугольника, который составляет каркас из рам. Стороны этого треугольника являются стенами.

A-frame. Если бы домам было бы предназначено иметь форму букв алфавита, их бы строили персонажи «Улицы Сезам»*. Не медведи.

* Прим.: «Улица Сезам» (Sesame Street) — международная детская телевизионная образовательная программа, в которой сочетаются живая игра актеров, комедийные скетчи, анимация, документальные видеосюжеты и кукольный театр. Впервые вышла в эфир крупнейшей американской некоммерческой сети PBS 10 ноября 1969 года.

— Что заползло тебе в задницу и там сдохло?

Прищурив глаза, я снова гляжу на этого красавчика. Проклятье, это звучит в духе Ченса.

— Ты что, кузен Эддингтона?

А у Эддингтона вообще есть кузен? Этот мужчина нелюдимый одиночка до мозга костей. Он терпит людей лишь потому, что они являют собой составную часть бизнеса. Если б он мог начать все с начала, он бы выбрал другую профессию, например,… лесник или глубоководный рыбак. Поскольку все общения с клиентами он пытается спихивать на меня. Меня это бесит, тем не менее ты делаешь, что должен, чтобы заработать.

Кто-то должен был общаться с клиентами, а это никак не мог быть Ченс, поскольку разговор, который у меня только что состоялся с владельцами указанного A-frame, закончился бы тем, что он перекинулся бы в медведя и исцарапал бы своими когтями все импортированные из Италии роскошные образцы мраморных плиток, которые, как сказала мисис Кинг, обязательно должны быть у нее на кухонном полу, иначе весь этот дом будет испорчен.

Кто вообще станет разглядывать этот чертов пол? Сам дом расположен на участке земли, расположенном на возвышенности, с видом на бескрайние Пограничные воды. Это все, что кто-нибудь когда-нибудь будет разглядывать. Но, едва не откусив язык, я просто кивнул головой и улыбнулся.

— Я Эддингтон, дубина ты стоеросовая! — резко отвечает незнакомец. Но затем Не-Ченс похлопывает по макушке своей темной блестящей головы. — Неужели все так плохо? Моя пара говорит, что выгляжу я хорошо. Сексуально, сказала она.

Этот последний комментарий произносится с легким изумлением, как будто он не может поверить, что нечто подобное услышал собственными ушами.

Мне с трудом верится в то, что слышу. Пара? У Эддингтона?

Поставив кофейную кружку, я делаю глубокий вдох. Трахни меня боком! Он и правда пахнет Эддингтоном, а еще какой-то собакой,… нет, волком.

— Ты что, спарился с волком? Во время этих гребаных выходных?

Он кивает головой.

— Ага.

— И все это с тобой сотворила она? — взмахом руки я обвожу его лицо кругом.

— Ага.

Я протираю глаза тыльной стороной ладони и смотрю снова.

— Кажись, я даже не знал, как ты под всеми этими волосами выглядишь.

— Пожалуй.

Эти лаконичные ответы убеждают меня, что незнакомец с напомаженной шевелюрой, который стоит передо мной, — и правда мой деловой партнер.

— Расскажешь мне эту историю, или мне придется ее из тебя выбить? — я наливаю Эддингтону чашку кофе и жестом руки указываю ему, чтобы он начинал.

Он делает длинный, раздражающий глоток, прежде чем заговорить.

— Особо нечего рассказывать. Я учуял ее запах. Захотел ее. Ей больше ничего не оставалось. Ей понравилось, когда я вытворял с ней всякое, а теперь она моя пара.

Полагаю, это чертов конец истории.

— Я очень рад за тебя, друг. — И чертовски завидую.

Но он это знает.

— Может, тебе пора попробовать еще раз с тем библиотекарем?

Алекс Роулингс? Хочу. Чертовски сильно хочу.

— Хоть бы мисис Все-В-Этом-Доме-В-Северных-Лесах-Должно-Быть-Итальянским позвонила мне и сказала, что отлично будет смотреться и обычный старый добрый каррарский мрамор.

Он хмурится.

— Она что, по-прежнему настаивает на своем? Все равно никто не станет разглядывать пол.

— Чертовски верно.

— Думаешь перед ней извиняться?

— Насчет чего? Я сказал ей, что мы получим этот чертов мрамор, но это займет шесть недель.

— Не перед клиентом, а этой девушкой, Роулингс.

— Конечно, и я уже это сделал. Много раз. Откуда мне было знать, что это варенье предполагалось для участия в каком-то конкурсе?

Когда три года назад Алекс Роулингс появилась в этом городе, она устремилась завоевывать сердца сплоченных жителей Пайн-Фоллса. Если бы она спросила меня, я бы сказал, что сдержанность — это местная фишка, и через несколько месяцев у нее все получится. Тем более, что библиотекарь всем нравилась, даже несмотря на то, что они не сказали ей больше двух предложений.

Но она приготовила все это варенье и собиралась выставить его на сельской ярмарке, предполагав, что это повысит одобрение местных жителей.

В свое оправдание могу сказать, что это варенье было из меда, а здесь известно каждому, что мед оставлять без присмотра нельзя. Это обитель самых медвежьих медведей-оборотней Северной Америки, учитывая, что Пайн-Фолс находится в шаге от Национального леса Супериор и чистых Пограничных вод.

Ну… засунул я свою лапу в эти банки разок-другой, в то время как она проверяла, прислали ли заказанный мной журнал. Съел, наверное, штук шесть.

Я уже миллион раз извинялся и даже предлагал отвести ее в таверну и познакомить ее со всеми. Но ей ни черта от меня не надо. Целый месяц я бился, пытаясь извиниться. Эта девушка умеет затаивать обиду.

Может быть, я и отказался бы от этого, как от нечто совсем несущественного, вроде укуса комара, если бы не тот факт, что мой член вставал прямо, как кол, и становился твердым, как сталь, когда Алекс оказывалась еще в футах двадцати от меня.

— Возможно, то, что она таит обиду, связана скорее с тем фактом, что ты обвинил ее в том, что она мастурбирует в своем офисе, нежели с тем, что ты съел ее мед, — рассуждает Эддингтон в припадке нехарактерной ему многословности.

Я со стуком ставлю свою почти пустую кружку на потрепанный деревянный стол.

— Это же был комплимент. Гребаное предложение. Это не было оскорблением.

Я помню в точности, какие слова я сказал, когда она торопливо вышла из своего офиса, раскрасневшаяся и такая же красивая, как весенний цветок, только что раскрывший свои лепестки. «Если на вкус ты такая же вкусная, как твое варенье, я буду на седьмом небе».

— Мало ли? — он пожимает плечами. — Итак, мы сегодня работаем, или мне отправить бригаду в Фэллон?

— Фэллон, — с отвращением отвечаю я. — Без плитки мы не можем установить шкафчики, раковины и выполнить остальные завершающие работы.

Эддингтон уже был на полпути к выходу, когда звонит телефон. Он приостанавливается, когда я поднимаю трубку.

— Гриффин Лов?

— Да? — настороженно говорю я. Это мисис A-frame, и я не в настроении для еще одни изменения.

— Мы с мужем все обсудили. Мы бы предпочли, чтобы дом был готов к концу этого месяца, а не дожидаться доставки этих напольных плиток из золотого итальянского мрамора, — ее голос пронизывает отвращение.

— Вы уверены? — я подаю знак Эддингтону задержаться. — Вы хотите, чтобы мы использовали ту плитку, которую мы первоначально заказали?

— Да, — она испускает тяжелый вздох. — Но клянусь, если эта плитка будет смотреться ужасно, вы ее уберете, а моему мужу придется заплатить за ту.

— Конечно, мэм. Сегодня мы установим плитку. День заселения будет через три недели, начиная с данного момента.

— Прекрасно. Желательно, чтоб смотрелось эффектно.

— Конечно, мэм. — Я кладу трубку.

— Я так понимаю, сегодня мы остаемся здесь.

— Ты остаешься. — Я беру ключи.

— Ты куда? — судя по затаенному веселью в голосе Эддингтона, он точно знает, куда я направляюсь. Он просто хочет услышать, как я это говорю.

— Пришло время мне в очередной раз извиниться. — Я прохожу мимо него. — Уходя, не забудь запереть дверь.

***

Через офисное окно я вижу голову Алекс, склоненную над чем-то у нее на столе. Ее волосы собраны в неряшливый пучок. В последний раз, когда я ее видел, у нее там были воткнуты карандаши. У меня аж пальцы чешутся повытаскивать весь этот крепеж до тех пор, пока ее кудрявые волосы цвета рыжеватого блонда не обрамляли бы ее личико, как ореол. После этого я распустил бы банты на ее воротничке, расстегнул бы ее блузку, раскрыл молнию на юбке и принялся бы снимать все эти слои, пока все, что я вижу, не обернулось бы в акры обнаженной плоти.

У меня аж слюнки текут, лишь представив ее голенькую в моей спальне, и в ее меде, обволакивающим мой язык. Когти в моих пальцах выпускаются прежде, чем я успеваю их остановить. Я делаю три глубоких вдоха, чтобы заставить их втянуться обратно, но вред уже нанесен. Кожаная обшивка руля свисает растерзанными кусками.

Надеюсь, это не дурное предзнаменование.

Я все равно выбираюсь из машины.

Когда я поднимаюсь по лестнице в библиотеку, до моего носа доносится пьянящий аромат. Я делаю глубокий вдох, наполняя свои легкие запахом Алекс. Мне так хочется окутаться этим запахом, пропитаться им, чтобы все здесь знали, что я принадлежу ей.

Но, черт, я даже не могу добиться, чтобы эта женщина мне улыбнулась. Это изменится сегодня же. Прямо сейчас. Она примет мои извинения. Мы вместе поужинаем, а потом я заберу ее домой — в ее или свой, мне это до крысиной задницы. Как только я останусь с ней наедине, я покажу ей, как сильно я сожалею, своими пальцами, языком и любой другой частью моего тела, которой она позволит мне к ней прикоснуться.

Стеклянные двери прям дрожат от мощи моего появления. Маленькая старушка за стойкой, должно быть, одна из Беллов, живущих к югу от Пайн-Фоллса, поправляет очки.

— Могу чем-то помочь, молодой человек?

— Ага. Я здесь, чтобы повидаться с мисс Роулингс.

— У вас назначена встреча?

«Одна была, в течении трех лет», — угрюмо думаю я.

— Ага, — я уже начинаю говорить, как Эддингтон. Но не похоже, чтобы миссис Белл была уверена. — Я пришел обсудить расширение библиотеки.

Я указываю на объявление на стойке, где написано, что в фонд строительства библиотеки занесены целые триста долларов от поставленной цели в десять тысяч долларов.

— Правда? — а она жестко держит оборону.

Мне приходится перейти к тяжелой артиллерии.

— «Эддингтон & Лов Констракшн» заинтересована предоставить рабочую силу и материалы.

Эддингтон изойдет дерьмом, но у него уже есть пара, которую он может обнимать по ночам. А у меня только рука и холодное пиво.

— Что ж. — Миссис Белл одобрительно кивает головой. — Очень хорошо. Я передам ей, что вы здесь.

Миссис Белл исчезает из вида. Я не могу ничего расслышать, поскольку медведи наделены даром сверх обоняния, а не даром сверх слуха, но по повышению и понижению голосов, приглушенно произносящих слова, суть я ухватил. Алекс не хочет меня видеть, но когда миссис Белл рассказывает ей о моем щедром вкладе, у Алекс нет иного выбора, кроме как оторвать свою сладкую задницу от стула и встретиться со мной.

— Мистер Лов, — говорит она холодно. — Я так понимаю, вы здесь, чтобы поговорить о фонде строительства.

Будь тон ее голоса еще чуть-чуть холоднее, мои яйца забрались бы мне в кишки.

— Верно, — растягиваю я.

— Алекс, тебе стоит показать ему, что ты задумала. — Миссис Белл указывает вглубь здания. — У нее есть несколько набросков того, как выглядело бы это расширение.

Алекс сжимает свои красивые губки, но перед лицом выжидающего взгляда миссис Белл у нее просто нет выбора.

К несчастью, она вынуждает меня продолжать.

— Какого рода вклад вы подразумеваете, мистер Лов?

— Зовите меня Гриффом. И я предлагаю любую скидку, которая поможет мне этим вечером с вами поужинать.

— В помощи нуждается библиотека, мистер Лов. Не я, — в ее голосе звучит какая-то чудная интонация, которую я не могу прочесть.

— Ну, я не думаю, Алекс, чтобы вы нуждались в помощи. Я тот, кому нужно проделать эту работу, и я хочу, чтобы вы согласились.

Глава 2

АЛЕКС

Определенно, это воплотившийся в жизнь кошмар.

Не веря своим глазам, я стою здесь, в библиотеке, и пялюсь на Гриффина Лова, и выглядит он так, словно владеет этим местом, — с широко расставленными ногами, уперев руки в бока, будто провоцирует меня отказаться от его щедрого предложения. Я и раньше видела его в своей библиотеке, но, как правило, лишь в бесстыдных, похотливых снах.

Наподобие того сна, который приснился мне прошлой ночью? Того, где я захожу в свой офис, а он уже там, голый и с банкой меда, обмазывает им свой член, после чего предлагает мне вылизать каждый его дюйм дочиста? И я просыпаюсь с рукой, просунутой в ​​трусиках, отчаянно нуждаясь в большем? Чувствуя себя неуютно, я ерзаю на месте, крепко вцепившись в папку, которую прижимаю к своей груди.

Гриффин заставляет меня нервничать во всех смыслах. Такое ощущение, словно он читает мои мысли, а мне это не по душе. Человек я очень скрытный. Мои дела никого, кроме меня, не касаются, и я не хочу, чтобы кто-нибудь знал мои секреты. А то обстоятельство, что всякий раз, когда он открывает рот, то раскрывает еще один из них? Это только усиливает мое желание избегать этого мужчину еще больше. Вот поэтому-то, меня и бесит, что он продолжает появляться здесь каждый раз, как о нем подумаю.

Признаю, что думаю я о нем много, а кто бы не стал? У него темные густые волосы, слишком длинные, чтобы считаться модными, но достаточно длинные, чтобы у меня пальцы чесались от желания убрать их с его лица. У него ярко-синие глаза и густая борода, которые разжигают огромное количество моих самых бесстыдных фантазий. Он носит одежду, которая ясно свидетельствуют о том, что он одевается не для того, чтобы кого-либо впечатлять: у рубашки, в которой он сегодня, в воротнике дырка, а другая — возле подола. Летом он носит футболки без рукавов и с большими вырезами по бокам, и я мельком замечала его подтянутые мышцы, без капли лишнего жира, и грудные мышцы.

Этот его стальной пресс наводит на меня очень развратные мысли.

Словно он снова может прочесть мои мысли, Гриффин наклоняет голову и разглядывает меня.

— Ну?

Я моргаю, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили.

— Что?

— Мое дерево?

Я чувствую, как мое лицо багровеет.

— Прошу прощения? — выдавливаю я из себя эти слова.

— Я сказал, что дам вам хорошую скидку на дерево, необходимые материалы и людей для строительства вашего расширения, если вы сегодня сходите поужинать со мной и покажете, что там у вас.

«Покажу ему, что у меня? Господи милосердный. Может ли этот мужчина когда-нибудь что-нибудь сказать, что не окончится косвенным намеком?» — прикусив губу, рассуждаю я. Когда я поднимаю глаза, то вижу, что он смотрит на мои губы. Наверняка, в этот самый момент у меня намокают трусики.

Силы небесные, мне срочно нужно с кем-нибудь потрахаться.

— Сегодня я занята.

Миссис Белл наступает мне на ногу.

— Алекс, для этого выделить время в своем расписании ты можешь.

Хмурясь, я смотрю на свою ассистентку.

— Нет, на самом деле не могу. У меня приближается час рассказов, а после него у меня встреча со школьным советом…

Миссис Белл снова твердо наступает мне на ногу.

— Я со всем разберусь. Сходи с этим милым, красивым юношей поужинать и раскрой ему свои секреты, что ты там прячешь.

В ужасе от ее выбора слов, я оглядываюсь на Гриффина. Его губы подергиваются, и он, глядя на меня, приподнимает бровь.

— Что скажете, Алекс? Я предлагаю вам то дерево, что у меня в наличие, чтобы вы решили свою проблему, в обмен на чуток вашего времени.

Если это избавит меня от этого намеками перенасыщенного разговора, я сделаю все, что угодно.

— Я возьму свои наброски.

***

Невзирая на то, что Гриффин пытается настоять на том, чтобы отвезти меня в самый популярный ресторан Пайн-Фоллса, я еду на своей машине. Я ни в коем случае не позволю себе стать зависимой от этого мужчины, хотя больше меня беспокоит быть запертой с ним наедине в замкнутом, уединенном пространстве. Боюсь, я не смогу удержать свои изголодавшиеся по сексу ручонки прочь от его роскошного тела. Тем более, что он то и дело твердит мне, что получу его дерево. Божечки. Я веду свой Мини Купер в ресторанчик «Хайдэвэй», маленький деревянный туристический объект в центре торгового района Пайн-Фолса. Библиотека расположена в одном из муниципальных зданий, поэтому мне не получается радоваться уличной атмосферой, которая окутывает туристическую часть города.

Я специально паркуюсь в дальнем конце парковки, и меня раздражает, когда Гриффин Лов — не Грифф! Да ни в жизнь Грифф! — паркуется прямо возле меня, хотя здесь много свободных мест. Желание просунуть руку под юбку и проверить, насколько мокрые у меня трусики, исчезает в тот самый момент, когда его большой грузовик останавливается рядом с моей машиной. Сжимая ксерокопии набросков, которые я сделала для библиотеки, я спешно вылезаю из машины и перекидываю ремень сумочки через плечо.

— Ну и грязища, — говорит Гриффин, встав рядом со мной, протягивая руку к моему локтю. — Не испорть свои туфельки.

Я выдергиваю у него свою руку, потому что от его прикосновения мои соски мгновенно загораются словно включенные огоньки, и спешу побыстрее отсюда выбраться. Для моих сексуальных туфелек с завязками на высоком каблуке эта парковка опасна, и неловко качнувшись, я налетаю на мощеный бордюр. Тогда я бросаю на него еще один гневный взгляд, как будто это все его вина.

Игнорируя мои гневные взгляды, он открывает для меня дверь ресторана.

Я захожу внутрь, пытаясь создать видимость деловой встречи, покуда одна из тамошних девушек ухмыляется, усаживая нас в частную кабинку. В «Хайдэвэй» все кабинки отделены высокими стенами, и в центре каждого из столов имеется крошечный светильник для подсветки. Учитывая, что на улице промозглый день, внутри довольно темно, и от этого все кажется более интимным.

Мне это не нравится, даже несмотря на то, что я совершенно уверена, что трусики у меня сейчас промокли.

У этой кабинки U-образная форма, и я проскальзываю внутрь,… а после этого пробираюсь вокруг на другую сторону. Гриффин скользит внутрь прямо рядом со мной, а потом быстро продвигается вперед до тех пор, пока едва не задевает меня локтем.

Уставившись на него, я хватаю свое меню.

— Вы не хотели бы сесть с другой стороны?

— Только если вы сядете там вместе со мной.

— Это не неуместно для деловой встречи.

— Я здесь не для того, чтобы поговорить с вами о делах, и вы это знаете.

Я открываю меню и держу его настолько близко к лицу, что тот едва не врезается мне в нос.

— Вы все еще злитесь на меня из-за того, что я съел ваш мед?

О Боже. От его слов мой пульс стрелой несется вниз, прямо в мои трусики.

— Не будьте смешным. — Даже когда я возмущаюсь, голос у меня звучит так, будто я задыхаюсь. Не очень-то правдоподобно. Откашлявшись, я выглядываю на него поверх меню. — Это было медовое варенье. И вы даже не спросили разрешения!

— Значит, если б я спросил разрешение, то вы бы позволили мне все это вылизать? — на его лице плутоватая, дерзкая улыбка.

«Успокойтесь, сосочки, успокойтесь».

Я шлепаю его своим меню по его самодовольной физиономии.

— Перестаньте уже быть таким пошляком! Мы тут пытаемся провести деловую встречу.

Он отталкивает меню, которое я пихнула ему в лицо, и наклоняется ко мне поближе.

— Алекс, мы с вами оба понимаем, что между нами нечто большее, чем просто деловые отношения. Сегодня я понял, что не хочу, чтобы парочка банок меда стали препятствием тому, что могло бы быть нечто и правда восхитительным.

В самый первый раз то, что он говорит, западет мне в душу.

Я знаю таких парней, как он. Парни, которые используют девушек, а, получив удовольствие, на следующий день больше не звонят. Миссис Белл предупреждала меня об оборотнях в этом городе — что это секрет и что об этом нельзя рассказывать кому-то из внешнего мира. Ее муж был оборотнем, но он бросил ее ради другого волка, и ей из-за этого было немного горько. «Медведи-оборотни — худшие из них, — сказала она мне. — Они не уважают людей и считают их легкомысленным быстрым перепихоном, не более того». И у меня нет никаких сомнений, что если Гриффин оборотень, то он непременно медведь. Вся его манера вести себя кричит о том, что он гризли — это его размер, его кураж, медлительность, то, как он восхитительно мне улыбается.

Еще то, что он умял шесть банок медового варенья просто потому, что я оставила их без присмотра. Да-да. Однозначно медведь.

И бабник. В целом, как ни крути, это парень, которого следует избегать.

Прищурив глаза, я смотрю на него.

— В натянутых отношениях мы с вами уже давно. Так что же привело к такому перевороту в чувствах?

Гриффин пожимает этими своими потрясающими плечами, и реагируя на это, мой живот пробирает непонятная дрожь.

— Во время этих выходных мой друг подцепил девушку, и тогда я подумал, что и между нами есть кое-что личное, чем нам следует заняться.

Это все равно, что мое возбужденное тело облить холодной водой. Так значит, его приятель закрутил с кем-то романчик, и он решил заняться легкодоступной добычей? Ему не занимать наглости.

— Знаете что? Оставьте свое дерево себе. Я не хочу иметь с вами ничего общего. — Схватив сумочку, я встаю из-за стола.

Он хватает меня за руку, прежде чем я успеваю уйти, и хмуро смотрит на меня.

— А ну-ка погодите, Алекс…

Повернувшись, я смотрю на него самым свирепым взглядом.

— Если вы меня не отпустите, я закричу.

Губы Гриффина растягиваются в рыке, но мою руку он отпускает. Я перекидываю ремень сумочки обратно через плечо, вытаскиваю оттуда ключи (и перцовый баллончик) и, выбежав из ресторана, спешу через парковку обратно к своей машине.

Я запираю двери и смотрю на часы. Не прошло и десяти минут. Боже Всемогущий. Всего десять минут, а мы не поладили. Всего десять минут, а он, можно сказать, уже просил меня трахнуть его.

Всего десять минут, а мои трусики уже промокли от желания.

Я возвращаюсь в библиотеку в ошалелом состоянии, отчасти из-за гнева, отчасти из-за похоти. Бессмысленно отрицать, что я хочу Гриффина и что он чрезвычайно меня возбуждает, но я отказываюсь быть чьим-либо трахом по-быстрому на стороне и встречаться только по ночам ради перепихона (если мы до этого бы дошли). Уже проходила через такое, с этим покончено, больше никогда.

Я врываюсь в библиотеку и захлопываю дверь своего офиса. Я опускаю жалюзи, и миссис Белл знает, что нельзя заходить и меня беспокоить. Совершенно очевидно, что я в дурном настроении.

Я сажусь за свой стол и сжимаю руки на ручках стула. Через мгновение мои пальцы начинают постукивать по дереву. Я ужасно взвинчена. У меня ноют соски, и когда сжимаю бедра, то чувствую в трусиках влагу. Я дико возбуждена и в мыслях возвращаюсь к тому, как я впервые встретилась с Гриффином Ловом.

Я зашла в свой офис за банками медового варенья для сельской ярмарки, но обнаружила огромного бородатого бога, сидящего на моем столе, слизывающего со своего большого пальца остатки моего варенья. Он приподнял шикарную бровь, посмотрел на меня так, будто хотел начать облизывать и меня, а затем сказал:

— Если на вкус ты такая же вкусная, как твое варенье, я буду на седьмом небе.

— Прошу прощения? — пробормотала я.

— Просто различаю в этом офисе на вкус немало сладенького. Как будто ты сидишь здесь и ласкаешь себя, чтобы сделать весь этот невероятно вкусный мед. Для меня. — И он высовывает язык и начисто слизывает блестящее пятно на его коже.

Это было самое возмутительное, что мне когда-либо говорили. И каким образом этот мужчина узнал, что я люблю мастурбировать в своем офисе? Что у меня в верхнем ящике лежит секс-игрушка, которую я достаю, когда в стрессе или чувствую себя одинокой?

Разволновавшись и рассердившись, я вышвырнула его вон, но каждое слово этого разговора просто выжжено в моем мозгу.

Взглянув на ящик стола, я открываю его. Достаю мини-вибратор пулю, который с виду похож на тех стильных блесков для губ. Я его включаю, задираю юбку, а потом, затолкнув его в трусики, опускаю его на клитор. Как я и подозревала, я чертовски промокла.

Откинувшись на спинку стула, я закрываю глаза и представляю лицо Гриффина между моих ног, в то время как вибратором нежно тру свой клитор.

Глава 3

ГРИФФИН

Люди. Я их не понимаю. Алекс хочет меня, но продолжает себе отказывать. Хотел бы знать, не поэтому ли она постоянно такая напряженная. Говорить себе «нет» должно быть чертовски выводит из себя. Я знаю, так как сам я напряжен сильнее, чем струна пианино, потому что хочу то, чего не могу иметь.

Я намерен изменить это для нас обоих.

— Привет, миссис Белл, — приветствую я, проходя через библиотеку к закрытой двери офиса. — Алекс кое-что оставила в ресторане. Не возражаете, если я войду?

Это наглая ложь. В руках у меня ничего нет, но миссис Белл улыбается и кивает головой.

— Идите, Гриффин. Библиотека закрывается через пять минут.

— Благодарю вас, мэм.

— Нет. Вам спасибо, — а потом она подмигивает. Миссис Белл, может, и старая, но вовсе не тупая.

— Алекс, я хочу… — мои извинения застывают у меня в горле, поскольку Алекс руками возится под столом. В своем волнении и спешке скрыть то, чем занималась, она опрокидывает свой стул. Не будь у меня сверхъестественной скорости и силы, она бы поцеловала пол.

— Что вы здесь делаете? — пищит она. — Где миссис Белл?

Помогая ей встать, я ни словом не молвлю, что у нее юбка задрана до середины бедер, а комната наполнена густым запахом ее возбуждения.

— Она уже закрывается. — Я иду обратно к офисной двери и запираю ее. Свет она уже погасила.

— Ну, мне тоже нужно домой. — Алекс встает и начинает собирать свои вещи, вся такая холодная и спокойная, словно я только что не застукал ее, когда она пытаясь ублажить себя.

— Вы хотите, чтобы я следовал за вами к вам, или вы поедете со мной?

Я прислоняюсь к стене и наблюдаю за ней. Я не собираюсь мешать Алекс уехать, хотя в глубине души мне хочется наклонить ее над этим столом и закончить то, что она начала без меня. Но было бы большой ошибкой с ее стороны считать, будто между нами все закончилось. Между нами все только начинается.

— Я еду к себе домой. Вы едете, — она делает взмах рукой, — Туда, где бы ни находился ваш дом.

«Мой дом там, где ты».

— Звучит заманчиво, — говорю я соглашаясь. — Так что вы выбираете? Поедете со мной? Или мне ехать следом? Полагаю, вы предпочли бы ехать домой на своей машине, чтобы никто не думал, что вы используете меня, чтобы заполучить для библиотеки пожертвование побольше.

— Что? — шипит она. — Именно вы меня преследуете! Именно вы используете большое пожертвование, чтобы затащить меня в постель! — она подходит ко мне, грозя пальцем мне в лицо. — Я здесь жертва!

— Лишь потому, что вы не позволяете себе получить то, чего хотите. — Я делаю несколько глубоких вдохов, поскольку ее стол выглядит все более и более привлекательным.

— Лишь потому, что мое тело хочет вас, не значит, что я ему уступлю, — рычит она. — Я не животное.

Не животное.

Эти слова ранят меня настолько сильно, как физический удар. Я отшатываюсь.

— Не вижу в животных ничего плохого.

Оборотни, которых я знаю, достойны уважения и в своем большинстве не прибегают к уловкам. Они говорят то, что думают, говорят тебе, чего они хотят.

— Вы знаете, о чем я… — она рывком открывает дверь.

— Вообще-то, нет. Я большой любитель животных. Животные — самые верные существа. Они живут инстинктами и стремятся выжить, однако они не плохие и не злобные.

— Они прекрасны… в лесу и все такое.

Неужели она не любит животных? Это было бы… ужасно. Пара, которая ненавидит половину твоей сущности? Без сомнения, боги не могут быть такими жестокими.

— У вас плохой опыт с животными? — я следую за ней из офиса в затемненный вестибюль.

— На самом деле, да. — Она дважды проверяет, переведены ли все терминалы в спящий режим, а затем указывает на заднюю дверь. — Когда мне было одиннадцать, меня укусила соседская собака. Я не особо любила животных тогда и не очень люблю их сейчас. Пайн-Фолс мне нравится, но я могу обойтись и без дикой природы.

Может, мои обонятельные рецепторы ошибаются? Я к тому, что мы, как правило, определяем своих пар по запаху. Вдобавок, возникает проблема внизу. Мой член твердеет только в присутствии Алекс. Парад моделей «Виктории Сикрет» бы прошествовать по этой парковке обнаженными, и все, что я мог бы поднять, — это руку, поскольку в штанах у меня не поднялось бы ничего, если не учую Алекс.

— Некоторых собак воспитывают неправильно, — говорю я ей, когда мы выходим на асфальтовую стоянку. — При правильном обучении даже самые злобные породы не кусаются, если только их хозяин им это не прикажет.

— Не знаю. Мне было одиннадцать, и я решила срезать путь через двор соседа. Собака выскочила из-под крыльца. Я ее даже не видела. Она схватила меня за голень, не успела я и глазом моргнуть. — Остановившись возле своей машины, Алекс рассеянно тянется, дабы провести рукой по своей правой голени. Должно быть, она даже не осознает, что это делает. — Я закричала, и наконец появился мистер Уилкинс и утащил свою собаку. — Она смотрит на меня грустными глазами. — Я больше никогда не ходила какими-нибудь короткими путями.

— О, детка. Тебе до сих пор страшно.

— Что? — она легонько содрогается. — Да нет. Я годами не вспоминала об этом собачьем укусе, пока вы сами сейчас мне об этом напомнили.

Я приседаю на корточки, но в темноте этот шрам — а от такого укуса он должен быть — толком разобрать не могу. Но что я знаю, так это то, что она все еще страдает от боли, и мне хочется ее убрать. Я охватываю ладонями ее маленькую голень, а затем провожу языком по этой старой ране, и лижу ее, как если бы она была бы свежей.

— Что это вы делаете? — шипит она.

— Облегчаю ваше состояние, — бормочу я. — Показываю, что не все укусы — «и животные» — причиняют боль.

— Не стоит, — говорит она, но это все, что она успевает сказать, прежде чем я открываю рот и осторожно прикусываю ее мышцы, своими резцами чувствуя ее силу.

Испустив «ах», она прислоняется к боку машины, так как у нее подгибаются ноги.

Я поднимаю руку, чтобы поддержать ее, слегка поворачивая ее так, чтобы она прислонилась к двери машины. Она останется здесь, между моей рукой и машиной. Я прокладываю свой путь укусами от ее голени к задней стороне ее колена, вплоть до ее бедер. Кожа между ними влажная и пахнет потребностью секса.

Находясь головой под ее пышной юбкой, я издаю рык против ее ягодицы. Я окружен ею, и это чертовски потрясающе.

— Гриффин, вы… должны… остановиться,… люди. — Эти несколько слов она произносит, заикаясь. Я знаю, о чем она беспокоится. Зрелище того, как упиваются милой библиотекаршей Пайн-Фоллса на парковке у библиотеки, непременно некоторых шокирует, но она припарковалась в дальнем углу стоянки — без сомнения, чтобы уступить место для посетителей — и, кроме того, за исключением бара, ресторана и продуктового магазина, в этот час мало что открыто. Две стороны прикрыты линией деревьев, и нас закрывает мусорный контейнер, расположенный примерно в десяти футах от нас. Никто не увидит, что происходит, если только не пойдет выбрасывать мусор. Я делаю мысленное заметку, что в этом углу нужно установить пару фонарей. Если она здесь паркуется, я сделаю это место безопасным, насколько это возможно, а это значит, что оно будет освещено, как рождественская елка.

— Тогда вам лучше вести себя тихо, — советую я. Я стягиваю зубами ее трусики, подставляя ее пухленькие ягодицы прохладному ночному воздуху. Мои губы скользят по изгибу ее задницы до тех пор, пока не наталкиваюсь на складку между ее бедром и попкой. Я провожу по ней языком, облизывая от внешней стороны до внутреннего уголка ее бедер, останавливаясь прямо перед ее киской. Берегу ее на потом.

Алекс под моей удерживающей рукой перемещается, расставляя ноги пошире.

Она охренительно прекрасна, и я ей это говорю.

— Ты такая красивая, Алекс. Я не могу перестать смотреть на тебя. Хотел бы я, чтобы было посветлее и я мог бы рассмотреть во всех невероятных красках. Уверен, губы твоей киски такие же румяные, как лесные ягоды, такие же терпкие и вкусные. Можно, я проверю, какова ты на вкус?

— Это возмутительное бесстыдство, — отвечает она. Я не могу принять ее всерьез, когда при одной мысли об этом она истекает между бедер сливками.

Я облизываю губы. У меня текут слюнки, и мне не терпится испить все ее соки, но мне нужно, чтобы она мне сказала, что хочет этого так же сильно, как и я.

— Бесстыдно и прекрасно. — Я прикусываю ее ягодицу. — Твоя киска налита соками, и я ей нужен. Она нуждается в моем языке. Она нуждается, чтобы мои пальцы широко тебя распространили, пока я упиваюсь тобой.

Она делает глубокий судорожный вдох.

— А что потом? Поедешь домой?

— Только если вместе с тобой.

«Ну же, Алекс. Я тут умираю».

Мне в штанах настолько тесно, что едва могу нормально дышать. Мой член настолько твердый, что мог бы прорвать дыру в джинсовой ткани.

— Я знаю, к чему ты клонишь, — обвиняет она. — Это перепих на одну ночь. Что ж, отлично. Ты знаешь, что я этого хочу. Тогда вперед. Но больше мы не увидимся.

— Тогда я ни черта не стану делать, — рычу я.

Я опускаюсь обратно на корточки, позволяя ее юбке опуститься вниз, прикрыв ее восхитительную попку. Трусики болтаются вокруг ее щиколоток. Да ну, нахрен… Раз уж мне не удается ласкать ее языком, то заберу эти трусики домой и этой ночью оберну ими свой член, пока буду мастурбировать. Я перекидываю руку и одном когтем лапы провожу по обоим бокам ее нижнего белья.

Она резко оборачивается, и я, воспользовавшись этой возможностью, быстро подбираю разрезанную материю и засовываю ее в карман джинсов. Тесновато, но мне это удается.

Как только я поднимаюсь на ноги, мои яйца очень мне за это благодарны. Положение на корточках нанесло серьезный ущерб моему хозяйству, но вся эта боль стоила бы того, если б я мог своим языком испить хоть одну капельку меда Алекс.

Даже в темноте я вижу, что ее глаза яркие и блестящие. Она на меня злится. Но, черт возьми, она всегда чертовски на меня злится. Я взволнованно провожу рукой по волосам. Ну какого лешего мне сделать, чтобы убедить эту женщину, что мы с ней должны быть вместе?

В этом и есть проблема с людьми. Будь она медведем, она бы тут же поняла, что я ее пара, и мы, возможно, прямо сейчас трахались бы в офисе библиотеки. Черт, я бы трахнул ее, прижатой к двери этой машины. Это было бы проще, чем срубание деревьев, чтобы снова развернуть ее, задрать юбку и врезаться в нее своим твердым членом. Лишь представив эти ментальные образы, я испускаю стон. Судя по тому, насколько туго сжались мои яйца в этот момент, и по ощущению покалывания в основании позвоночника, я мог бы кончить, просто повторяя эти образы снова и снова. Было бы неплохо, с ее промокшими трусиками у меня в руке.

— Все вы мужчины одинаковые, — кипит она от злости. Ее руки дрожат, когда она пытается вытащить из сумочки ключи от машины. — Только секс вам и нужен. Как только его получаете, швыряете эту женщину прочь, как будто она вчерашний мусор.

Когда она отпирает дверь, сигнализация машины издает звуковой сигнал.

Итак, она не любит ни мужчин, ни животных. Похоже, я в полном дерьме.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, Алекс. Я целую вечность пытался уговорить тебя пойти со мной на свидание. Этим вечером я пригласил тебя на ужин, но ты ушла из ресторана.

— Потому что все, чего тебе нужно, — это секс! — кричит она и бросает сумочку на пассажирское сиденье.

— Мне нужно от тебя нечто большее, чем секс! — теперь уже злюсь я. Ее несправедливые обвинения причиняют мне боль. Да, мне хочется трахать эту красавицу шестью разными способами в различных ракурсах, но я также хочу просыпаться рядом с ней, засыпать обнимая ее. Я хочу, чтоб она рассказывала мне все, начиная о выпечке пирогов и заканчивая о делах в библиотеке. Я хочу рассказывать ей о перевоплощении моего делового партнера. Я даже не подозревал, что за мужчина скрывается под всеми этими волосами.

— Ну да, конечно. — Она тянет за собой дверь машины, но я ловлю ее рукой и не даю закрыть. Ей придется ездить со мной в качестве украшения машины, если она захочет уехать.

— Да, именно так! — огрызаюсь я сквозь стиснутые зубы. Терпение у меня окончательно износилось, как шнурки на башмаке, которые растягивались слишком много раз. — Мне захотелось большего с того самого момента, как увидел тебя. Я увидел тебя и от потрясения лишился дара речи, и все, что я мог из себя выдавить, это то, что захотел твоего варенья. А из-за того, что я не владею подчеркнуто деликатным подходом городского пижона, с тех самых пор ты меня наказываешь. Что ж, мне чертовски жаль, что я не силен в речах. Честно говоря, мне до смерти хочется тебя трахнуть, но я был бы рад просто сидеть рядом с тобой, пока ты смотришь телевизор. Однако приблизиться к тебе, чтобы тебе это доказать, мне никак не удается. Ты просто продолжаешь меня отшивать. Я хочу от тебя большего, чем секс, и, пожалуй, я готов ждать, когда ты очнешься и осознаешь это, даже несмотря на то, что тем временем мои яйца могут окаменеть и отвалиться.

Глава 4

АЛЕКС

Всю ночь я ворочаюсь в постели, снова и снова прокручивая интерлюдию на парковке. Однако каждый раз, стоит мне ее вспомнить, я представляю, как его рот накрывает мою ноющую киску и лижет ее, пока у меня ноги не отнимаются. И тогда он поддерживает меня, чтобы продолжать дразнить меня своим языком до тех пор, пока я не теряю сознание. Потом мы едем к нему домой, он бросает меня в свою постель, толкает мои колени вверх, прижав их к ушам, и вбивается в меня своим членом, пока я не начинаю видеть звезды.

По крайней мере, так обстоят дела в моем воображении. Реальность, вроде как, полный отстой.

По правде говоря, я его обидела. Ранила его чувства. И мне не должно быть до этого дела, потому что он придурок и лишь хочет поиграть со мной, однако что-то во всем этом совсем не так.

«Мне захотелось большего с того самого момента, как увидел тебя».

Какая красивая ложь. Хотелось бы мне, чтобы он сказал мне правду. Что он хотел трахнуться по-быстрому и ничего больше. Тогда я могла бы ненавидеть его без угрызений совести. Ложь только усугубляет ситуацию. Как и то, что я безумно хочу его. Моя рука тянется к трусикам, но мастурбировать бесполезно. Это напомнило бы мне то, что он застукал меня в моем офисе, и теперь каждый раз, увидев меня, он будет об этом вспоминать.

Вспоминать то, что он едва не отлизал мне на стоянке. Перед всем городом.

Вспоминать то, что я так ужасно разочаровалась из-за того, что он этого не сделал.

Как же мне это не нравится. Пялясь в потолок, я сжимаю кулаки. Я не могу уснуть. Я не могу успокоиться. Я не могу мастурбировать. Я только и делаю, что снова и снова вспоминаю его красивое, самодовольное лицо. Я вспоминаю, как он окунает пальцы в мое медовое варенье — благозвучно выражаясь, если так можно сказать, — а затем облизывает их. Я вспоминаю его лицо, прижатое к моим бедрам на парковке, и выражение блаженства, отражающейся на чертах его лица.

Моя киска наполняется жаром, и я сдерживаю хныканье. «Ладно, Алекс, ты сексуально озабоченный книжный червь, — говорю я себе. — Это не может так продолжаться. Какие у тебя варианты?»

Это помогает все обдумать. Как мне с этой ситуацией справиться? Я пыталась отшить Гриффина, но на это не купился. Я могу продолжать избегать его, отказавшись от материалов, которые он предлагает для столь необходимого расширения библиотеки, и непрерывным использованием сжечь свой вибратор.

О, и еще, прострелить себе ногу, потому что все это кажется ужасным. Но это мой вариант А.

Пожалуй, я могла бы выбрать вариант Б и заняться с ним горячим, развратным сексом, а потом пусть он бросает меня. Но при мысли о том, что он отказывается от меня, у меня начинают скрипеть все шестеренки. В его глазах я вполне подхожу ему для легкой интрижки на парковке, но не более того. И это меня бесит. Меня бесит заниматься сексом ради древесины, а потом видеть, как он околачивается поблизости, и знать, что он отверг меня только потому, что я не какой-то чудо-оборотень.

Так что этот вариант исключается.

И что останется? Я задумываюсь над ответом и останавливаюсь на единственной идее, от которой мне не хочется от разочарования рвать на себе волосы — обсудить с ним все, как двум нормальным взрослым.

Я выскакиваю из постели, срываю пижамные шорты и натягиваю джинсы. Топ не переодеваю, а надеваю толстовку, чтобы скрыть тот факт, что я без бюстгальтера и в ночной рубашке. Схватив сумочку, я выхожу за дверь и завожу машину.

Только когда на приборной панели начинают мигать ярко-зеленые цифры, я понимаю, насколько уже поздно — или рано. Два часа ночи. Мне стоит подождать до завтра.

«Ну нет, к черту это». Я провожу рукой по волосам, включаю задний ход и еду к дому Гриффина.

Мне не следует знать, где находится его дом. Я к тому, что Пайн-Фолс маленький, но не такой уж и маленький. Но поскольку я одержимая идиотка, некоторое время назад я проверила его адрес и несколько раз проезжала мимо. Просто из любопытства. Не более того. Его дом неожиданно нормальный, а не что-нибудь такое, что сразу кричит «озабоченный холостяк». Это симпатичный двухэтажный дом с качелями на крыльце и клумбами вдоль дорожки. Я не думаю, что этот парень садовник, но, видимо, он просто любит работать руками.

Разумеется, от этого хода мыслей я опять начинаю ерзать. Мне нужно взять себя в руки.

Я припарковаюсь на улице и смотрю на темный дом. Я прямо как чокнутый сталкер, раз занимаюсь этим посреди ночи, но ничего не могу с собой поделать. Мне нужно какое-то решение в этом противостоянии между нами.

Мне нужны эти стройматериалы.

Мне нужно, чтобы он оставил меня в покое.

Мне нужно преодолеть это нелепое влечение к нему.

Он говорит, что хочет от меня большего, чем просто секс, но миссис Белл утверждает, что все оборотни ведут себя как собаки в течке и не хотят отношений с человеком, а ей я доверяю гораздо больше, чем ему.

Размышляя, я барабаню пальцами по рулю.

И вдруг меня осеняет.

Не то чтобы я против того, чтобы заняться сексом с Гриффином. Здесь все как раз наоборот. Я много думаю о сексе с ним. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я думаю, что он из тех парней, которые знают, что делают, и подарит мне многократные оргазмы, которых я так жажду. От одной мысли об этом мое тело от желания сводит судорогой. Сама суть «потом тебя выбрасывают, как мусор» сильно меня раздражает. Мне с этим придурком приходится жить в этом городе и вступить с ним в интимную связь, а потом быть брошенной только потому, что я нормальная и человек, а не оборотень? Это та часть, которую я не могу выкинуть из головы. Я годна лишь для траха по-быстрому, но не более того. Я не хочу, чтобы он меня использовал.

Так наверное… наверное, мне надо действовать наоборот и самой его использовать.

Идея медленно начинает раскручиваться в моей голове. Ну почему мне не получить все, чего я хочу? Я хочу получить древесину. Я хочу заняться сексом с этим мужчиной. Я не хочу, чтобы меня использовали.

Просто это мне следует его использовать. И раз уж это идея моя, и именно я иду с предложением «одной ночи траха, и я получаю от него все, что мне нужно», то после этого и обижаться мне нет причин.

Он может быть просто чем-то вроде… огромного вибратора. Его попытки разговаривать может стать проблемой, но, может быть, мне удастся не обращать на это внимания. Мне просто придется взять бразды правления на себя. Дать ему понять, что всем заправляю я.

Эта мысль возбуждает меня настолько, что моя рука тут же оказывается в джинсах, уже готовая ласками довести меня до оргазма. И тут я останавливаюсь, потому что хочу, чтобы за меня это сделал он. И это возбуждает меня еще больше.

Что скажет Гриффин, когда чопорная городская библиотекарша появится на пороге его дома в два часа ночи и потребует заняться с ней сексом?

Надеюсь, он скажет «конечно, мэм».

Я выхожу из машины, снимаю толстовку и оставляю сумочку под половицей пассажирского сиденья. Теперь у меня только ключи. Ни телефона, ни кошелька, ни макияжа. Просто я, такая, какая я есть. Такое чувство, будто прогулка пешком до его входной двери занимает миллион лет, и на какое-то короткое мгновенье я испытываю соблазн развернуться, забраться обратно в машину, уехать домой и назвать все это ошибкой. Но затем ветер усиливается, и мои соски сквозь тонкую ночную рубашку затвердевают, и это напоминает мне о том, чего я так сильно хочу.

У меня все ноет. А Гриффин может мне с этим помочь. Он может дать мне то, чего я так жажду, и если я останусь, это не то же самое, что быть использованной. Я буду та, кто будет использовать.

«Я буду та, кто будет использовать».

Я повторяю это про себя как заклинание, когда поднимаюсь на его крыльцо и стучу в дверь. Внутри начинает лаять собака, и я замираю, тело переходит в режим повышенной тревоги. Прежде чем я успеваю запаниковать, низкий голос что-то бормочет, и я слышу шаги, приближающиеся к двери.

Мгновение спустя дверь приоткрывается. Это Гриффин, и у его самодовольного, смазливого лица совсем заспанный вид. Волосы у него торчат дыбом, и он проводит сквозь них пальцами, от чего они запутываются еще больше. Его грудь обнажена, и на нем пижамные штаны, больше ничего. И выглядит он растерянным. Еще и не до конца проснувшимся.

— Алекс? Что случил…

Я протискиваюсь внутрь и прижимаю палец к его губам, вынудив его замолчать до того, как он успеет излить на меня еще больше лжи.

— Будет лучше, если помолчишь.

Его брови поднимаются. Он начинает говорить, и я прижимаю палец к его губам еще сильнее.

— Я серьезно. Не надо все портить.

И я протягиваю руку и хватаю его за хозяйство.

Я не девственница. Я уже раньше хватала за хозяйство. Но… это не просто хозяйство. Это, типа, хозяйство с заглавной буквой «Х». Этот парень оснащен чрезвычайно гигантским членом, а под ним парой нереального размера яиц.

От моей хватки он прищуривает глаза, и вдруг он хватает меня и прижимает к себе.

— Я знал, что ты посмотришь на это моими глазами…

— Шшш, — перебиваю я, прежде чем он успевает все погубить. — Тут все контролирую я и только я.

Его губы растягиваются в легкую улыбку, он втягивает меня в дом и закрывает за мной дверь.

— Скажи, что тебе нужно.

«О, Боже, что мне нужно». Я провожу рукой по его обнаженной груди.

— Мне нужно, чтобы ты закончил то, что начал на стоянке.

Я чувствую, как он под моей ладонью напрягается. Он хватает меня за задницу и грубо обхватив ее ладонями, вынуждает меня немного раздвинуть ноги, чтобы удержаться на ногах.

— Хочешь, чтобы я встал на колени и лизал твою сладенькую киску до тех пор, пока ты не изольешься для меня сливками?

Когда он преподносит все именно так? Да, да, хочу!

Но сначала я заставляю себя установить несколько основных правил. Он должен знать, что даже если он станет доминировать надо мной, я все равно остаюсь за главную.

— Прежде чем мы продолжим, я должна кое-что прояснить.

Я поглаживаю пальцами по его твердокаменной грудной мышце, и честное слово, я промокаю, кончиками пальцев лишь касаясь этой конкретной мышцы.

— Говори.

— Мое безопасное слово — «йогурт».

Он вскидывает брови.

— Алекс, тебе что, нравится развратное дерьмо?

Мне? Я замираю, но тогда задумываюсь над этим.

— Я готова пойти на это, покуда то, чем мы занимаемся, для меня, а не для тебя.

Если он считает, что это заявление странное, то его это не волнует. Его рука на моей заднице сгибается, напомнив мне, что мы тянем время.

— Что-нибудь еще?

— Предохранение. Нам не помешает. Я не на таблетках.

— У меня есть презервативы.

— И я контролирую все, что происходит, — заявляю я ему. — Это означает, что если я решу, что мне нужно встать и уйти, а ты еще не закончил, что ж, очень жаль.

Он приподнимает бровь. Только одну. Как раз достаточно, чтобы разозлить меня.

— Все должно быть именно так. — Я легонько толкаю его в грудь. — Если тебе не нравится, можешь меня отпустить.

— Просто любопытно, с чего ты решила, будто тебе захочется встать, прежде чем я закончу.

Для оправдания себя я могу придумать целую кучу причин.

— На случай, если все совсем плохо?

На его лице снова появляется дерзкая улыбка.

— О, с этим проблем не будет.

Глава 5

ГРИФФИН

Я накрываю ее губы своими, и в тот момент, когда наши губы соприкасаются, я осознаю, что мы целуемся в первый раз. Я зачастую представлял то, как языком раскрываю ее вишневые губы и погружаюсь глубоко внутрь. Но это не похоже ни на что, что я нафантазировал.

Я и не подозревал, что от соприкосновения ее мягких губ с моими, у меня задрожат колени. Я и не подозревал, что от ее неуверенного движения языком по моему у меня голова пойдет кругом. Я и не подозревал, что ее стон у меня во рту навсегда изменит мой мир.

Однако это так, и мне ни капельки не жаль.

В поисках обнаженной кожи я проникаю рукой под ее ночную рубашку. Сама мысль о том, как ласкаю языком ее груди, просто непреодолима. Она здесь. Она вовсе не плод моей фантазии. Какая-то пригрезившийся в бреду Алекс, порожденная лишь моим воображением потому, что не могу заполучить реальную. Она здесь во всей своей восхитительной плоти. Чтобы вдоволь ею насладиться, потребуется некоторое время.

— Завтра идешь на работу? — спрашиваю я, отрываясь от ее аппетитных губ.

— На работу? — она несколько одурманена, и это наполняет меня сумасшедшей радостью. Так что это только справедливо, что ее способность мыслить выходит из-под контроля, когда она в моих руках. Со мной происходит то же самое, всего лишь находясь рядом с ней, всего лишь вдыхая ее запах.

— Ага, потому что эта ночь — или утро, называй как хочешь — будет очень долгой. Никто из нас еще долго не сомкнет глаз.

Ее глаза округляются.

— Мне… э… мне завтра на работу.

— Тогда тебе придется выпить много кофе, а я отвезу тебя на работу и обратно. Не хочу, чтобы ты ездила по дорогам уставшей и с ватной головой.

— Гриффин, ты не обязан обо мне заботиться. То, что между нами, просто физическая связь.

Она пытается вырваться из моих объятий, но я ей не позволяю. Она явилась ко мне. Она приехала ко мне домой посреди ночи и стучала в мою дверь до тех пор, пока я не открыл. Она никуда не сбежит.

— Как скажешь.

— Да, именно так, — она откашливается. — И я хочу быть уверенной, что ты понимаешь, что мне нужна та скидка на строительные материалы.

Мои губы растягиваются в широкую улыбку.

— Конечно же, дорогая.

Так вот как она убедила себя приехать. Она собирается меня использовать. Что ж, Аллилуйя. Слава богу, хоть что-то сработало.

Я подумываю о том, чтобы заняться Алекс прямо здесь, в прихожей моего дома, потому что боюсь, что она передумает. Впрочем, она проделала весь этот путь. Сейчас два часа ночи. Я что-то сомневаюсь, что она приложила бы все эти усилия только для того, чтобы сейчас сбежать. Кроме того, как бы мне ни хотелось ее связать, чтобы оставить ее у себя, я в курсе, что Совет Оборотней, как правило, такого рода вещи осуждает.

Черт, с формальной точки зрения мы не должны строить отношения с людьми. Устраивать им сопровождение по лесам, продавать им товар, заставлять тратить деньги, но брать их в пары? Это уже твердое «нет».

Но раз это делают другие, то и я тоже.

— Тогда давай перестанем попусту тратить время на разговоры и поднимемся наверх.

Подхватив ее на руки, я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз. В своей спальне я опускаю ее на край кровати.

— Внизу ты говорила, что все это для тебя, поэтому скажи, чего ты хочешь, чтобы я сделал.

Она поднимает голову, обнажив нежную кожу своей шеи. Жду не дождусь оставить там свою метку.

— Хочу, чтобы ты доставил мне удовольствие.

— Какие-либо конкретные пожелания?

Щеки Алекс розовеют, но взгляд она не отводит.

— Нет, оставлю это на твое усмотрение.

Я берусь за пояс ее джинсов.

— Пожалуй, начну я с того, что буду ласкать тебя пальцами. Уже очень долгое время я мечтаю коснуться твоей киски. А после того, как от моих ласк ты изольешься мне на ладонь, твоими соками я покрою свой член.

Она приподнимает свою попку, чтобы я мог стянуть с нее джинсы. Делаю я это медленно, дабы насладиться этим раздеванием. Передо мной предстают голубые трусики, а вслед за ними сливочные бедра. Коленки у нее гладкие, и я уделяю время, чтобы поласкать ее лодыжки и ступни. И тогда, как будто я только что не наговорил ей самых грязных непристойностей, я непринужденно продолжаю.

— Как только я промокну твоими соками свой член, я зачехлюсь и раздвину твои ноги, чтобы я мог своим членом растянуть твою тугую киску. Я знаю, что на то, чтобы ты ко мне привыкла, потребуется некоторое время. Я ведь крупный парень. Но ты примешь меня. И как только я размещусь полностью, тебе будет трудновато дышать, настолько ты будешь переполнена. Это то, чего ты хочешь, детка, да? Чтобы твоя киска была набита моим членом?

Я отклоняю голову обратно, подняв взгляд с ее хорошеньких пальчиков ног, и вижу, что у нее порозовели щечки, как цветы в июне у миссис Блисс.

Алекс прочищает горло. Один раз. После чего еще раз. Ну а потом:

— Ты много болтаешь, но мало делаешь.

Я улыбаюсь ей.

— Что ж, тогда приступим к делу.

Я целую ее с обеих сторон коленок, после чего, покусывая и целуя, прокладываю путь вверх, направляясь к стыку ее ног. Вздыхая, она откидывается назад, ноги ее раздвигаются, так что я вижу, насколько сильно промокли ее трусики.

— Детка, их нужно снять. Без них будет удобнее, — бормочу я, прильнув к внутренней части ее бедер. Одним рывком и пинком ее ноги трусики исчезают. Как только я прикасаюсь к ней, все непристойности, которые я собираюсь ей сказать, умирают у меня на языке, мгновенно перевоплотишь во все те непристойности, которые я хочу с ней сотворить. Я начинаю двумя пальцами обводить кругами ее клитор, легонько сжимая эту ягодку, размазывая ее влагу вокруг ее влагалища. Она на постельном белье извивается и стонет.

Я должен раздеть ее догола. Я должен увидеть ее грудки. Я должен отведать их на вкус. Я умру, если не сделаю это.

Я быстро расстегиваю пуговицы ее шелковой ночнушки. Когда я раскрываю эту ткань в стороны, у меня перехватывает дыхание.

— Боже милостивый, какая же ты красивая.

В жизни я еще не видел такой идеальной пары грудей — полной, заостренной розовыми сосками, напрягшимися в тугие бусины. Я провожу пальцем по нижней стороне ее груди, а затем обхватываю ее так, чтобы осязать эту великолепную тяжесть в своей ладони.

Под моим напряженным взглядом она беспокойно ерзает. Я провожу пальцами по ее пухлым, раздутым губам влагалища, а затем медленно погружаюсь внутрь, смакуя свое первое ощущение ее киски. Одна моя рука в ее влагалище, а другая на ее груди. Она — самое лучшее, что медведь может взять в свои лапы.

— Я мог бы кончить, просто делая это, — говорю я ей, прижимаясь губами к верхнему изгибу ее груди. — От одного взгляда на тебя я становлюсь тверже стального прута. Касаться тебя вот так? — я поглаживаю ее округлость медленными, монотонными сдавливаниями. — Для этого нужна такая выдержка, о которой я даже не подозревал. Скажи мне, ласкаю ли я тебя там, где тебе больше всего необходимо. Целую ли тебя там, где тебе больше всего необходимо. Скажи, хочешь ли ты жестче, мягче, грубее, нежнее. Мне нужно понимать тебя, Алекс.

Я целую чмокающим поцелуем кончик одного соска и перехожу к другой ее груди.

— У тебя… у тебя хорошо получается, — выдыхает она.

— Хорошо? Это ужасное слово, детка. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя потрясающе. Я хочу, чтобы все было офигенно. — Я погружаю свои пальцы внутрь нее до тех пор, пока моя ладонь не надавливает на ее киску.

Ее ответ застревает у нее в горле. Мда, это никоим образом не назовешь просто хорошо. Она раскалено-горячая, мокрее ливня в апреле, и такая чертовски изумительная, что я отрываю руку от ее груди, чтобы до боли сжать свои яйца, дабы не излиться ей на бедра.

Я хочу быть внутри нее, когда буду изливаться освобождением. Я хочу, чтобы она это почувствовала. Чтобы поняла, что значит принадлежать мне, и чтобы она потребовала, чтоб я принадлежал ей. Я хочу завтра носить ее запах, глубоко отпечатавшийся до мозга моих костей.

Когда я вытаскиваю свои пальцы, ее киска сжимает их, делая канал невероятно узким. Вокруг моего члена она будет ощущаться как тиски. Я сжимаю свои яйца еще сильнее.

— Твоей киске это нравится. Ну признайся, — рычу я в ложбинку между ее грудями.

Ее киска стремительно пульсирует. Своими пальцами я чувствую, как ее трясет характерная дрожь, словно крошечные волны.

— Это приятно, — выдыхает она, запыхаясь.

О, теперь она просто прикалывается надо мной. Я немедленно налегаю на нее снова, мучая ее непрерывными, сильными толчками пальцев. Я терзаю ее груди, посасывая один возбужденный сосок, а затем другой.

Рукой, которой я обхватил свой член, я попеременно то сжимаю его, то поглаживаю, доводя себя до точки, а затем болезненными рывками замедляю надвигающийся оргазм. Я закрываю глаза и наслаждаюсь острым осязанием ее, ее стонами, которые сводят ее «приятно» и «хорошо» в полное дерьмо.

Она кончает, испуская вопль. Стенки ее киски вокруг меня содрогаются. Ее рука вонзается в мои волосы, и она дергает их с неистовой силой.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня, — шипит она резко и с паузами между слов.

Я тоже.

Я поспешно сажусь и из запасов вытаскиваю презерватив. Пижамные штаны у меня стянуты на бедра, и я надеваю презерватив на член, прежде чем она успевает сделать свой следующий вдох.

И одним решительным толчком я оказываюсь внутри нее.

— Вот черт. Вот черт. Вот черт, — скандирую я как мантру.

Святая Матерь всего, что живет и дышит, этот опыт что-то вроде некой разновидности религиозного откровения. У меня закатываются глаза, когда последние волны ее оргазма сжимаются вокруг меня. Это самый члено-сжимающий секс, который мне когда-либо доводилось испытывать.

— Чувствовать тебя так потрясающе. Это лучшая ночь в моей жизни. Если это сон, — говорю я ей напряженным голосом, — не буди меня.

Я поддерживаю себя одной рукой рядом с ее плечом, а другой хватаю ее за бедро. Она тянет меня вниз, к себе, и наши уста снова встречаются в столкновении зубов, губ и языков.

С нее хватит разговоров со мной, и меня это устраивает, потому что я даже не в силах что-либо соображать.

Теперь я только чувствую. Ласковую хватку ее влагалища, когда мой член двигается внутрь и наружу. Трение ее мягких грудей о мою грудь. Ее твердые, как алмазы, кончики с каждым выпадом напрягаются все больше. Ее сочные губы пожирают мои, как будто я самое вкусное, что она когда-либо пробовала на вкус.

Все эти ощущения уже начинают надо мной возобладать, и мое намерение не торопиться и трахать ее до тех пор, пока она не станет терять сознание, улетучивается. Мое тело стремится к освобождению, которое я так долго сдерживал.

Потому что я наконец-то внутри Алекс. Я наконец-то похоронен по самые яйца глубоко в ее сладости. Черт, наконец-то я дома. С моей парой.

И это уже чересчур. Я поддаюсь эйфорическому наслаждению, которое удерживалось в узде слишком долго. Оно уже поглощает меня.

— Кончи со мной, — умоляю я.

Не нарушая ритма, я протягиваю руку между нами и нахожу ее клитор. Я тру его, обводя его кругами, до тех пор, пока не начинаю ощущать, как она вокруг меня пульсирует. На этот раз, когда она снова кончает, я поглощаю ее вопль. У меня ушах ревет кровь, поскольку, готов поклясться, что из моего члена, заполняя резину, рвануло все мое семя, порожденное мною с момента моего рождения.

Всей своей массой я обрушиваюсь сверху нее, задыхающийся и полностью вымотанный.

— Дай мне десять минут, — бормочу я в ее пышные груди.

Глава 6

АЛЕКС

Странно находиться в постели с мужчиной и знать, что я только что использовала его для секса. Я лениво провожу ладонями по рукам Гриффина, потому что прикасаться к ним — это само по себе удовольствие. Мое тело устало и пресытилось, однако мой разум продолжает нестись со скоростью миллион миль в минуту. В отличие от Гриффина, я не могу так лежать. Он давит на меня своим крупным телом, и хотя мне это нравится, я утрачу всякую способность дышать, если он с меня не скатится.

Я расталкиваю его.

— Ты слишком тяжелый.

— Прости, — бормочет он и перекатывается на спину. Быстрыми движениями стянув со своего члена презерватив, он бросает его в расположенную рядом мусорную корзину, вытирает полотенцем свое хозяйство, а затем плюхается обратно на подушки, чтобы еще немного поспать. Его глаза закрываются. — Дай мне еще пять минут, и тогда, детка, я еще раз затрахаю тебя до ослепления. Обещаю.

Я фыркаю, услышав это заявление. Я вижу, как его рот растягивается в сонную улыбку. И честно говоря, я даже обидится на него не могу. Он понимает, что его слова нелепы…. но опять же, если кто-то и может затрахать меня до ослепления, то именно этот парень. У меня до сих пор от его толчков ноет между ног, и это потрясающие ощущения.

Он лежит, растянувшись в постели, будто ничто в этом мире его не волнует, а я поворачиваюсь на бок и изучаю его при тусклом свете спальни. Обнаженный, он впечатляюще красивый экземпляр. Нигде нет никаких татуировок. На его теле нет ни грамма жира, и я готова поспорить, что, если б я наклонилась и попыталась ущипнуть его за кожу на боку или возле пупка, не было бы ничего, за что ухватиться. Он весь подтянутый и поджарый, и от одного взгляда на это тело я опять дьявольски завожусь.

Официально заявляю, что я самая похотливая в мире библиотекарша.

Наклонившись над ним, я провожу пальцем по его груди, прослеживая мышцы. У него везде ровный золотистый загар, и когда я прикасаюсь к нему, его губы снова изгибаются в эту его дерзкую улыбку, хотя глаза он по-прежнему не открывает.

— Смотришь на мое хозяйство, детка?

Типичный мужчина. Впрочем, я как раз собиралась кинуть глаз на его хозяйство. Просто я еще до него не добралась.

— Я просто заметила, что у тебя на груди нет волос.

— Ага. — Он зевает. — Я гладкий, как попка младенца. Ну, извини, что разочаровал.

Разве медведи-оборотни не должны быть… ну, я не знаю, огромными и мохнатыми? Или все эти россказни о медведях-оборотнях — розыгрыш, и я на них купилась? Вообще-то, никто об этом не говорит, а миссис Белл заявляет, что мне не следует этого знать. Но я умираю от любопытства.

Я продолжаю водить пальцем вниз по его животу, скользя по выемке рельефного пресса.

— Так ты на самом деле медведь-оборотень?

Я чувствую, как его тело напрягается рядом со мной, а воздух буквально вибрирует от напряжения. Один глаз приоткрывается, и он смотрит на меня.

— Я что?

— Медведь-оборотень. Слышала, что ты оборотень. Говорят, что многие местные жители оборотни.

— От кого ты это дерьмо услышала? — его голос почти что рычание, как будто я его разозлила.

Все идет не так, как я планировала. Он тут же начинает спорить, а я просто хочу поиграть. Поэтому я пробую другую тактику. Моя рука скользит вниз к его члену, полу эрегированному и все еще влажному от резины, которая была на нем, и я принимаюсь его дразнить.

— В этом нет ничего постыдного. — Я позволяю своему голосу опуститься до хриплой нотки. — Об этом все знают.

— Откуда вы все об этом знаете? — Ага, он определенно рычит на меня.

По какой-то причине это тихое, сердитое рычание вызывает во мне самые разные грязные фантазии. Ну, наверное, потому что он не отрицает, что он медведь-оборотень? Или что я ласкаю его член, и с каждой секундой он все сильнее напрягается, даже несмотря на то, что всего мгновение назад он полностью обессилил? Я тут заправляю и получаю от этого удовольствие. Легонько пожав плечами, я окружаю его член пальцами, а потом сжимаю.

Его дыхание вырывается с громким шипением.

— Мы просто знаем, — говорю я ему. — Превратишься для меня в медведя?

— Прямо сейчас?

Ого. Так что, это значит «да». Я в восторге. Крепко его поглаживая, я стараюсь делать резкое движение запястьем, когда добираюсь до головки его члена. От моих ласк его рот раскрывается, и я чувствую, как он подо мной напрягается. Ему это нравится.

— Не прямо сейчас. В другой раз. Так ты… ты должен быть голым, когда перекидываешься?

Глядя на меня, он прищуривает глаза.

Наклонившись к нему, я прикусываю его сосок, чтобы отвлечь его. Я нашла идеальный способ вытащить из Гриффина Лова то, чего хочу знать, — я просто должна ласкать его во время допроса. Почему-то меня это невероятно радует. Я провожу языком по его соску, снова поглаживая его член.

Дыхание вырывается из его легких.

— Хм? — я снова провожу языком по его соску. — Голым или нет? А куда девается твоя одежда, если не голым?

— Голым, — произносит он, а затем его рука накрывает мою ладонь на его члене.

— Как интересно. — Я вижу, как он моей рукой проводит по своему члену, используя для мастурбации мои пальцы. Он поглаживает свой член намного быстрее, чем я, и смотрит на меня, когда это делает. — И давно ты знаешь, что ты медведь-оборотень?

— С рожденья. — Он отпускает мою руку и жестом руки указывает. — Встань для меня на колени.

— Все это для меня, не забыл?

Он приподнимает бровь.

— Хочешь сказать, что не желаешь встать на колени и узнать, что я могу с тобой сделать?

Ну ладно, в этом он меня переплюнул. Я притворяюсь недовольной, но все равно становлюсь на колени.

— Так ты продолжишь рассказывать мне о медведях-оборотнях?

— Пока буду ласкать твою киску, я расскажу все, что ты захочешь узнать.

Меня аж в дрожь бросает, лишь представив это и встав на колени, я нагибаюсь над его торсом. Задницу я приподнимаю вверх, а сама облизываю его пупок.

— А можно я буду ласкать тебя, пока ты этим занимаешься?

— Да, черт, — рычит он, и мое тело снова бросает в дрожь. Я начинаю по-настоящему заводиться от этого рычания.

Я провожу своими грудями по его груди, сосками дразня его кожу, а потом наклоняюсь к его члену. Я провожу языком по его головке, а он продолжает крепко его сжимать. Такое ощущение, будто он мне его скармливает.

— Итак… расскажи мне все о своем первом разе.

— Ну что за несносная девчонка. — Гриффин шлепает меня по заднице, а потом растирает ее. — Ты имеешь в виду первый раз, когда я переспал с девушкой или впервые перекинулся в медведя?

Широкий выбор. Я провожу губами по головке его члена, размазывая его предсемя по своим губам.

— В медведя. На этот раз. — Грязную историю о потери невинности я оставлю для другого раза.

Тогда до меня доходит, что уже думаю о следующем разе. Вот дерьмо. Это совсем не клеится с моим планом «использовать его и бросить».

Прежде чем я успеваю передумать, чем это для нас кончиться, его пальцы грубо проникают внутрь меня. Я хнычу, мой разум замыкается на этих ощущениях. Лаская мою киску, он начинает рассказывать мне о том, что, когда он был мальчиком, его папа с дядей регулярно перекидывались. Он этого не мог до тех пор, пока не стал подростком, и тогда в один день отец отвел его в лес и объяснил, как нужно перекидываться. Он рассказывает все это скучающим голосом в то время, как занимается моей киской, время от времени двигая пальцем вперед, чтобы потеребить мой клитор.

Пока он ласкает меня пальцами, я стону и провожу губами по его члену, облизывая и посасывая, прилагая все свои способности, но мне трудно сосредоточиться на том, чтобы доставлять ему удовольствие, покуда он лениво трахает меня пальцами. Я настолько мокрая, что чувствую, как мои соки стекают по бедрам, и я уже не совсем понимаю, о чем мы вообще говорим. Я знаю лишь то, что его член маячит перед моими глазами, и я трусь о него щекой, губами, языком, покуда он вонзается в меня пальцами, которые совсем не такие толстые и прекрасные, как его член. Это похоже на одно сплошное гребаное поддразнивание.

— Вот и вся история, — протягивает он. — Хочешь узнать еще что-то?

Испуская ему безумные стоны, я слизываю предсемя с головки его члена. Я определенно хочу большего, но уже понятия не имею, о чем он еще говорит.

— Я тебя слишком сильно дразню, да, детка? — он убирает руку от моей киски — и, о боже, доносившейся звук хлюпанья мокрой плоти, который издает мое тело, кажется таким неловким и полным потребности, — и шлепает меня по заднице. — Оставайся на четвереньках, пока я достану еще один презерватив.

Можно подумать, я могу двигаться. От одной только мысли о том, что он жестко трахает меня сзади, я превращаюсь в желе и на его кровати уже вся просто трепещу в ожидании его прикосновений. Я наклоняюсь вперед, поднимаю задницу повыше и утыкаюсь щекой в одеяло. Мне должно быть стыдно, что он взял ситуацию под контроль, но правда в том, что я хочу этого так сильно, что мне кажется, что умру, если он в этот момент ко мне не прикоснется.

Я слышу звук рвущейся упаковки, а затем мгновение спустя теплая рука касается моего бедра. Он тащит меня на кровати назад, подстраивая для своего тела.

В тот момент, когда его член проникает глубоко внутрь меня, он протягивает руку ко мне спереди, между бедер и находит мой клитор.

И я кричу в одеяло, потому что я определенно опять тяжело кончаю. Все мое тело сжимается вокруг него, и я продолжаю кончать, когда он, толкаясь в меня, жестко трахает меня, казалось, целую вечность. Я просто продолжаю кончать и кончать, а он продолжает тереть пальцем мой клитор, в то время как врезается в меня. Весь воздух и весь контроль над мышцами покидают мое тело, и к тому времени, когда он вопит мое имя и кончает, я уже почти рыдаю, испытывая оргазмический хаос.

Но, Господи, как же мне хорошо.

Гриффин избавляется от второго презерватива и, забравшись обратно в постель, прижимает меня к себе. Отведя мои волосы назад, он гладит меня по руке, боку, бедру, помогая мне успокоиться. Я смущена, вымотана и вся на эмоциях, потому что никогда раньше не кончала так сильно.

Я утратила контроль за происходящим. Я должна вернуть его обратно.

Когда его рука скользит по моему боку, я бормочу:

— Спасибо за секс. Но я здесь не останусь.

— Хорошо. — Судя по голосу, не скажешь, что его это волнует, и меня это бесит.

— И мне нужна та древесина.

— Она вся твоя. — Он наклоняется и целует меня в плечо.

— А еще трудозатраты. Хочу скидку.

— Договорились. — Его язык скользит по моей коже в то время, как он ласкает мое бедро. — Алекс, ты же знаешь, что тебе не обязательно со мной торговаться. Все это и так уже в твоем распоряжении. Я не из тех медведей, кто бросает слова на ветер.

— Еще я хочу, чтобы у тебя нашлось время показать мне, как ты перекидываешься, — требую я, подавляя зевок. — Но не этой ночью. Потому что я уезжаю.

— В любое время, когда захочешь.

Вообще-то, мужчине следует предоставлять девушке более развернутые ответы, нежели эти. Неужели он совсем не расстроен тем, что я использую его и ухожу? Ведет он себя так, будто ему плевать, и меня это раздражает.

Я засыпаю в его объятиях, решив, что утром ему придется выслушать все, что я о нем думаю.

Глава 7

ГРИФФИН

— Как продвигается проект библиотеки? — спрашивает меня Эддингтон четыре недели спустя.

На этой неделе мы завершаем работу над A-frame. Как только мы получили добро на настил, доделать было проще простого. Закончили мы недели две назад, но стоило миссис A-frame лишь взглянуть на моего партнера, как она решила, что ее модернизации требуют «подправки», что было ее способом проводить с ним побольше времени.

Ей потребовалось еще две недели, чтобы понять, что, как бы хорошо его не привели бы в порядок, Эддингтон всегда был, есть и будет засранцем.

— Отлично. Сегодня начинаем работу с каркасом.

Через всю комнату пролетает конверт. Я хватаю его на лету, прежде чем его заостренный угол выколет мне глаз.

— Наш бухгалтер говорит, что нам следует вкладывать в нее гораздо больше. В реконструкцию библиотеки. Пойдет на пользу в расчет наших налоговых отчислений. Не знаю, может, тебе стоит потранжириться и настелить полы из какого-нибудь модного мрамора.

— Неа, там все основано на экологичности. Полы из бамбука, стены из рециркулированной древесины. Хотя… — я постукиваю конвертом по щеке. — Солярий был бы кстати. У нас есть солнечные батареи, которые нам прислала та компания из Эдайны. Нам пришлось бы заказать еще около восьми батарей, что было бы дорого, но в соответствии с этим, — я показываю конверт, — Бухгалтер говорит, что для компенсации прибыли мы должны тратить на благотворительность вдвое больше.

— Тогда действуй, — соглашается Эддингтон. Он вытягивает свои длинные ноги. — Кроме того, мои дети будут этим местечком пользоваться. А раз так, с таким же успехом можно сделать его и красивым.

Я приглядываюсь к нему получше.

— А разве вы с Мэдди не только что спарились?

— Так и есть. Но это не значит, что мы не прилагаем усилия, чтобы настрогать детишек.

По его самодовольному выражению лица четко видно, что он готов все чертово время заделывать малышей.

Мне бы очень хотелось завести с Алекс ребенка, но этот человек до сих пор цепляется за мнение, что она не может позволить себе заниматься со мной сексом, разве что она не приобретет еще что-то, помимо традиционных двух-трех оргазмов.

— Думаю, я воспользуюсь солярием, чтобы шантажировать ее со мной поужинать.

Эддингтон издает гортанный грохот, что-то среднее между фырканьем и кашлем.

— Вы что, до сих пор этим занимаетесь?

— Ага. И не испорть мне все, дав ей понять, что это на руку нашему бизнесу. Если она узнает, что я провел эту реконструкцию бесплатно, моя песенка будет спета, и мне опять придется проводить все ночи в одиночестве.

— А что за взятку ты используешь, дабы подкупить ее, чтобы она осталась на ночь? — от еле сдерживаемого смеха Эддингтон трясется, как осенний лист. Мне стоило бы подойти и вломить ему немного, но я должен сохранить все свои силы для Алекс. Эта женщина умеет трахаться. У нее энергии больше, чем у кроликов. На моем члене натерты несколько мозолей, ну и пускай, плевать мне.

— По ночам она выматывается до изнеможения и в конце концов вынуждена оставаться. А по утрам, чтобы она не переживала по этому поводу, я подбрасываю ей идею-другую о сделках.

— И какие же? — этим дерьмом он слишком уж сильно наслаждается. На мой свирепый взгляд он лишь отмахивается рукой. — Согласись, вся эта херня реально смешная. Ты строишь для своей женщины библиотеку, а она считает, что шантажом вымогает ее у тебя. Мэдди прям тащится от всего этого.

Я хмурюсь.

— Вам обоим лучше об этом помалкивать. Если вы все мне испортите…

Я даю этой невысказанной угрозе повиснуть в воздухе.

Он делает вид, что закрывает рот на молнию, но у меня такое чувство, что мне стоит поговорить с Алекс, прежде чем она поймет, что она меня вовсе не шантажирует, а что я сам даю ей все, потому что я так хочу. Потому что мой день начинается и заканчивается одной единственной мыслью — как мне сделать Алекс счастливой?

***

В библиотеке все выглядит отлично. Я проверяю продвижения, помогаю установить стены, а потом выслеживаю Алекс, которую я нахожу, из задней части библиотеки уставившейся на осуществленные работы по реализации этого проекта. Выражение ее лица совсем не довольное. Мне ли не знать. Расслабленное, довольное лицо я вижу, как минимум, раз за ночь в течение последних четырех недель. Алекс чем-то озабочена.

Когда я к ней подхожу, она пытается скрыть это, подняв чашку, чтобы прикрыть губы.

— Мы должны закончить через четыре недели. Как только закончим с каркасом, займёмся обшивкой, проведем системы отопления, вентиляции, кондиционирования воздуха и электричества, и отделаем штукатуркой. А потом придут маляры и все сделаю в лучшем виде.

— Так скоро? Вы ведь не шли ни на какие хитрости, да?

— Конечно нет. — Теперь я совсем не против, чтобы Алекс считала, что она использует меня для секса, но я против того, чтобы она ставила под сомнение безупречность моей стройки. — Я послал на эти работы самую лучшую бригаду. Оно будет построено лучше, чем дом, в котором мы сейчас находимся. Весь город может быть сметен с лица Земли, а эта пристройка будет по-прежнему стоять на месте.

Она задирает свой хорошенький носик.

— Не обязательно быть таким саркастичным. Я всего лишь хотела поинтересоваться, не пытались ли вы все сделать поскорее. Я этого не ожидала, и просто хотела знать, буду ли я тебе за это должна.

Вот черт. Теперь мой член полутвердый. Из-за похоти мне трудно говорить, поэтому, когда я говорю, мой голос звучит довольно хрипловато.

— Ага, я здесь подгоняю всех пинками. Тебе этой ночью придется сделать для меня что-нибудь по-настоящему особенное.

Она слегка вздрагивает. Я сую руки в карманы, чтобы не сорвать с нее одежду прямо здесь и сейчас. Библиотека не самое подходящее для этого место. В двадцати футах от нас дети. Впрочем, будь это детеныши медведей-оборотней, они бы все поняли. Природа такова, какая она есть. Мы дышим, мы трахаемся, и мы умираем.

— Вы будете устанавливать светодиодные лампы? Я наводила кое-какие справки и узнала, что они сэкономили бы библиотеке кучу денег. Помимо того, что они мало потребляют энергию, они еще значительно снижают выбросы парниковых газов.

В светодиодных лампах в этой отрасли нет ничего особенного, поэтому ей нет необходимости за них торговаться. Любому, кто наводил хоть какие-нибудь справки, надо было об этом знать. Я разглядываю ее лицо, но вижу в нем один лишь интерес, и не могу определить, интерес к этим дурацким лампам или ко мне.

Я стою, покачиваясь с пятки на носок. Мы уже четыре недели этим занимаемся. Торгуемся о чем-то, что я все равно бы дал ей в обмен на секс, который она не хочет, разве только не считает, что использует меня. Это немного странно, но очень даже жарко. А более важно то, что только так Алекс позволяет мне прикасаться к ней. Выражение ее глаз говорит мне, что сейчас самое время уйти отсюда, подальше от людских глаз. Когда я хватаю ее за локоть, вся моя кровь откачивается прямо мне в пах.

— В твой офис. Немедленно!

Ее дыхание становится поверхностным.

Сложновато ходить, когда член напряжен настолько сильно, что джинсы выпирают палаткой, но мне это удается, используя тело Алекс как ширму. Надеюсь, выглядит так, как будто она ведет меня к себе в офис, чтобы дать мне разгон за слишком долгую возню, перерасход средств или заказ неправильных ламп. По какой бы причине она ни попыталась бы выкрутиться, я лишь улыбнусь и кивну головой.

Едва дверь за мной захлопывается, как она тут же бросается в мои объятия. Наши уста встречаются, испуская смачно-обжигающие стоны. Я начинаю ее лапать, как одичавший, дергать за ее розовую блузку, широко раздвигаю ее ноги, чтобы можно было тереться своим твердым членом о перед ее чересчур тесной юбки. Она в таком же безумном состоянии. Вырвав мою рубашку из штанов, она принимается водить ногтями по моей груди, царапая слишком сильно для того, чтобы это можно было бы назвать лаской.

Алекс выпускает коготки, и она обожает оставлять свои знаки. Я, блин, уж точно не против. «Царапай меня сколько хочешь, детка, но попозже, потому что мне необходимо, чтобы мой член был в тебе гораздо сильнее, чем я нуждаюсь в воде, пище и воздухе».

Я разворачиваю ее вокруг.

— Хочешь эти светодиодные лампы, и они тебе обойдутся недешево.

— Сколько?

— Я дам тебе знать, когда будешь оплачивать. — Я просовываю руку между ее ног, под ее узкую юбку, и смачиваю пальцы ее сливками. Как всегда она вся насквозь промокла, готова и отчаянно жаждет меня.

Понятия не имею, эта глупая игра, в которую мы играем, происходит потому, что ей требуется оправдание, или ей просто нравятся причуды. Но мне плевать, потому что меня устроит все, что она мне даст.

Я провожу рукой вверх по ее позвоночнику, оставив свою тяжелую ладонь на спине между ее лопаток, и толкаю ее вниз до тех пор, пока ее лицо не оказывается придавленным на какими-то закупочными заявками и составленном списке книг, удостоенных литературных премий.

— Я просто использую тебя, — напоминает она мне. — Ради библиотеки.

«Тешь себя ложью, какой хочешь», — думаю я. Я мог бы задрать ей юбку. Я и раньше это делал, однако вместо этого я тяну ее вниз, чтобы закрепить ею ее ноги вместе. Она вертит передо мной своей попкой, и это дьявольский соблазн. Может быть, мужчина, гораздо сильнее меня, смог бы устоять перед подобным искушением, но я шлепаю его по заднице, снизу вверх так, чтоб вся ее ягодица покачивалась.

Если бы меня так отчаянно не терзала потребность засунуть в нее свой член, я бы нагнулся и укусил ее соблазнительную задницу.

— Я не могу пошевелиться, — жалуется она.

Ее красивая попка выставлена на показ, и меня ждет эта темная розочка. Траханье ее в попку придется отложить. Это не то, что можно сделать по-быстрому. Я накрываю свой член резиной и располагаю широкую головку у ее входа. Она толкается назад, так же сильно горя желанием покрыть меня, как я горю желанием пронзить ее. Я использую смазку ее тела, чтобы намочить палец, после чего обвожу им ее милую девственную попку.

Она удивленно ахает, и все ее тело напрягается, а стенки ее влагалища заставляют меня при следующем вдохе задохнуться.

— Что ты делаешь?

Это не означает «нет».

— Я подготавливаю тебя.

Мой палец продолжает кругами обводить узкое отверстие, двигаясь как можно медленнее, чтобы она не ошибалась в моих намерениях.

— Не… не туда? — конец предложения скорее похож на вопрос. Я наклоняюсь и прикусываю ее шею.

— Он войдет сюда, если я захочу, чтобы он был там.

Ее пробирает дрожь, и она истекает соками на мой член. Я еще пару дюймов проникаю внутрь ее жаждущего влагалища. Я сопоставляю движение своего члена с проникновением большого пальца сквозь сопротивление кольца. Свой резкий крик она приглушает, прижимаясь лицом к матовой поверхности стола. Она хватается за края стола, и я пользуюсь моментом, чтобы оценить гребаную картину, которую она сейчас собой представляет — вся распростертая, ноги сплетены узкой юбкой, рубашка распахнута, и ее груди трутся о бумаги, кожаные переплеты и другие различные ее работы.

Я вжимаюсь внутрь нее до тех пор, пока мои яйца не прижимаются к ее бедрам, а основание моего члена не трется о ее опухшие половые губы. Она все, что мне так не хватало в жизни. Мы могли бы устроить уютное гнездышко в каком-нибудь укромном логове в лесу, живя лишь вдвоем. Каждое утро я бы выходил, чтобы найти ей мед и ягоды. Я клал бы их в прелести ее тела, ел и вылизывал ее до тех пор, пока она не забудет, как дышать, если я не буду рядом с ней.

Я хочу ее утром, днем ​​и ночью. А этот библиотечный проект? Он никогда не закончится. Я буду саботировать эту чертово дело, дабы остаться с ней, только чтобы каждый божий день находиться с ней в одной и той же комнате.

— Ты так охренительно красива, — выдыхаю я, запутывая пальцы в ее волосах. — Каждую ночь я жду тебя. — Я снова медленно погружаюсь в нее, сдерживая оргазм, который уже колеблется у основания моего члена. — Каждое утро, когда я переворачиваюсь, а ты рядом, — это и вправду замечательное утро. — Свободной рукой я приподнимаю ее задницу так, чтобы ее ступни оторвались от пола. Единственное, что удерживает ее на месте, — это моя рука и мой член. — Я дам тебе все, что только пожелаешь. Одно лишь твое слово.

Понятия не имею, слышит ли она меня, поэтому рассказываю ей это своим телом. Я люблю ее каждым прикосновением моего члена, каждым поцелуем в ее шею, в ее щеку, в ее плечо, каждым прикосновением моей руки. Я люблю ее. Люблю ее. Люблю ее.

Глава 8

АЛЕКС

Иногда бывает, что испытываешь страшную тягу к шоколаду и едешь за десять миль до магазина, чтобы купить шоколадный батончик, даже если знаешь, что это ужасная идея, и возможно позже пожалеешь об этом батончике? Но ты все равно его съедаешь, потому что он такой вкусный, и ты ничего не можешь с собой поделать?

Гриффин и есть мой шоколадный батончик, и черт меня подери, если я в состоянии держать себя в руках.

Я подъезжаю на машине к его дому. Уже поздно, сегодня вечер четверга, поэтому он меня не ждет. По четвергам у меня, как правило, встреча литературного клуба, но этим вечером Мэйбл Резерфорд болеет, а двое других книгу не читали, поэтому в качестве альтернативы группа предложила посетить «час скидок» в баре. Я отказалась от этого «счастливого часа», решив отправиться сюда, домой к Гриффину.

Этим вечером меня душат чувство вины и самые разные странные эмоции. На пассажирском сиденье моей машины — пара сверхмощных ножниц, которые я украла в библиотеке, и сущее птичье гнездо испорченной электропроводки. Я сокрыла доказательства своей вины. Ну, вроде того.

Я припарковываю машину и достаю с заднего сиденья сумку с ночными принадлежностями. У Гриффина спрятан ключ под цветочным горшком на заднем крыльце, я беру его и захожу в его дом. За последний месяц он стал для меня домом больше, чем моя собственная квартира, и я абсолютно уверена, что ночевала здесь больше, чем в своей собственной постели.

Но это всего лишь часть проблемы.

Мне не стыдно признать, что сегодня во второй половине дня ​​я психанула. Ну ладно. Чуть-чуть стыдно. А еще я чувствую себя жутко отчаявшейся и напуганной. Этот последний месяц был не что иное, как волшебство. Гриффин был потрясающим как в постели, так и вне ее. Ну хорошо, я много фантазировала о том, каков он в постели, и он превзошел все мои ожидания. Но ведь мы вообще-то нашли общий язык и вне этого? Я такого не ожидала. Но быть вместе с Гриффином… чрезвычайно приятно. Весело. Интересно, даже тогда, когда мы зависаем у него дома. Он подкупает меня вещами для библиотеки, чтобы уговорить меня провести с ним время. Эта красивая раковина со смесителями из нержавеющей стали будет отлично смотреться в новой энергосберегающой ванной комнате. Расходы? Провести одну ночь, вместе просматривая фильмы от Нетфликс. Встроенные стеллажи с прилагаемой лестницей? Отужинать в ресторане и фильмы. Кафедральное витражное окно со встроенным уголком для чтения? Это стоило мне целых выходных в его доме, но оно того стоило.

И окно очень красивое.

Моя проблема в том, что, чем ближе к завершению пристройка библиотеки, тем отчаяннее я себя чувствую. Даже несмотря на то, что я велела себе не привязываться, я влюбилась в Гриффина. Я живу ради его улыбок, ради его сделок, ради того, как он ко мне прикасается. Я влюбилась по уши, и с каждым днем строительства, когда крыло начинает уже выглядеть как настоящая библиотека, я нервничаю и расстраиваюсь все сильнее. Сегодня, после нескольких недель наблюдения за тем, как стены обшиваются гипсокартонном, его бригада провела электропроводку. Гриффин работал вместе с ними, обливаясь потом (чрезвычайно вкусное зрелище), и в течение дня бросал на меня несколько горячих взглядов, дав мне понять, что подумывает он о всяких шалостях.

И это заставило и меня подумывать о всяких шалостях.

И это заставило меня нервничать по поводу того, что произойдет с нами, когда у нас больше не будет библиотеки для заключения сделок.

В конце дня он медленной, вальяжной походкой подошел ко мне и наклонился.

— Завтра ты получишь те светодиодные лампы, как тебе хотелось.

У меня душа в пятки ушла. После освещения все будет практически готово. Больше не будет Гриффина. Больше не будет никаких сделок за секс. Больше не будет ночей, проведенных свернувшись калачиком на его диванчике с книгой на коленях, а мои ноги на коленях у него, пока он смотрит спортивный канал.

Вот так я и очутилась с ножницами в новом крыле после того, как сорвалась встреча книжного клуба. Я вошла и нещадно саботировала электропроводку, уничтожив ее, срезая провода, которые аккуратными связками свисали вдоль стен. Кажется, я немного разревелась. Совсем чуть-чуть.

Когда все было закончено, электропроводка была уничтожена, а я почувствовала… невыносимую пустоту. Я испортила тяжелую работу, и все потому, что я трусиха. Все потому, что боюсь, что у меня не будет ничего, чем удержать Гриффина, если у меня не будет для него работы.

Я чувствую себя самой большой негодяйкой на Земле. Я должна извиниться. Возможно, я только что разрушила что-то вроде дружбы — или даже большее, — что было между нами, ножницами и с трясущимися от страха животом.

Я должна в этом признаться.

Вот я и здесь, заявилась со своей сумкой и с муками совести в надежде, что он не возненавидит меня. Что мне просто придется поторговаться еще чуть-чуть, чтобы он меня простил. Это я могу. Минеты? Я облизываю губы. Пожалуйста. Анальный? Я… в этом не уверена. Но если это наладит наши отношения? Я только за. Что бы он ни захотел, он это получит.

— Грифф? — кричу я, но его дом пуст. Дома никого нет. У двери, заметив возле ботинок пару сброшенных штанов и рубашку, я безучастно поднимаю их и складываю. Когда под рубашкой я обнаруживаю его ключи, я замираю. Он голый, и он дома. Где-то здесь. Это означает, что он, скорее всего, перекинулся.

Я кладу его сложенную одежду на стол и выхожу на заднее крыльцо. Этим вечером дует приятный ветерок, а вечерний воздух наполнен свежестью. Здесь много комаров, так что я не могу оставаться снаружи долго, дабы меня не съели заживо, однако я все равно сажусь на верхнюю ступеньку и жду. Я чувствую, это важно.

Проходит несколько минут, и, обняв колени, я сквозь рабочие брюки чешу голени. Никаких признаков ни голого Гриффин,… ни медведя.

— Грифф? — громко кричу я. — Ты здесь?

Снова тишина. Ну разумеется, тишина. Понятия не имею, чуткий ли у медведей слух или просто самые удивительные языки. Мои щеки начинают пылать при этой мысли.

Нечто с грохотом пробивается через лес за его домом, и, судя по звукам, оно огромное. Я встаю на ноги, немного с опаской. Если это самый настоящий медведь, а не он, у меня могут быть проблемы.

Ну, и, само собой, мгновение спустя к дому неторопливо приближается огромное, покрытое мехом существо. Медведь — один из самых крупных, которых я когда-либо видела. Я хватаюсь за перила крыльца, как будто они меня защитят.

— Если это ты, Грифф, можешь остановиться?

Медведь, остановившись, садится на задницу, после чего машет мне лапой, и мне уже приходилось видеть, как это делают медведи в зоопарке.

— Забавно. — Я делаю шаг вперед и снова останавливаюсь. — Это ведь ты, да?

Приложив лапу к морде, он изображает, что посылает мне воздушный поцелуй.

О да.

— Можно… прикоснуться к тебе? В этом виде?

Это первый раз, когда вижу его в виде медведя, и я очарована.

Он ложится на траву, вероятно, чтобы попытаться выставить себя менее грозным, и я делаю еще несколько шагов вперед. Я иду по-прежнему медленно и с большой осторожностью, потому что это ведь медведь. Но когда он не шевелится, я становлюсь смелее и протягиваю руку к его уху.

Я провожу рукой по бархатистому мягкому меху, и из горла медведя вырывается стон. Из меня вырывается смешок, и я, просто очарованная им, опускаюсь на колени рядом с ним. Я зарываюсь руками в густую шкуру на его шее. Мех там жесткий, а вот на бровях мягкий. Исследуя его, я провожу пальцами по его голове и телу. Это мой первый опыт общения с таким большим опасным животным. Пожалуй, это просто бонус девушки медведя-оборотня.

И тогда я замираю, потому что… я не его девушка. Мы просто торгуемся за секс. Я человек, а медведи-оборотни не воспринимают людей иначе, чем просто перепихоном по-быстрому.

Эта мысль причиняет мне боль, и я поднимаюсь на ноги.

— Спасибо, — бормочу я и направляюсь в дом. Мне нужно забрать сумку с ночными принадлежностями и валить отсюда. Приезжать сюда было ошибкой. Меня переполняют боль и отчаяние, и я мчусь через гостиную, разыскивая свою сумку. Она в углу, куда я его уронила, и, схватив ее, я направляюсь к задней двери. Я просто уйду, а завтра, когда у меня проясниться, я скажу Гриффину, что между нами все кончено, и больше нет необходимости торговаться.

Но прежде чем я успеваю сделать первый шаг, Гриффин уже там, вспотевший и голый, в своем человеческом обличье. К его телу прилипли клочки травы, а член полутвердый — должно быть, от моих прикосновений.

— И куда, по-твоему, ты направляешься? — выражение его лица игривое, сексуальное.

Мне больно это видеть. Я сжимаю челюсти, преисполнена решимости не сломаться, но это так тяжело.

— Я… собираюсь домой. Это было ошибкой. Все это.

Его лицо ужесточилось, и вместо того, чтобы отойти в сторону, он двигается вперед и хватает меня за руки. Он разворачивает меня и толкает обратно к дому.

— А вот сейчас требуются кое-какие объяснения. Заходи.

— Мне и в самом деле пора…

— Ты же только что приехала. Очевидно, что ты приехала увидеться со мной — или поторговаться ​— и тебе не стоит быть такой разочарованной. — Судя по голосу, он в гневе.

— Гриффин, — говорю я, вырываясь из его хватки. — Я больше не могу этим заниматься.

Я не могу смотреть ему в лицо, потому что, если я это сделаю, я заплачу или сделаю что-нибудь другое совсем бесхарактерное.

— Заниматься чем, Алекс? — его голос тихий, и мне кажется, будто он ласкает мою кожу.

— Торговаться за сделки? Использовать тебя для получения больше материалов для библиотеки. Я больше не могу играть в эти игры. — Я скрещиваю руки на груди, уперев взгляд в свои туфли. — Неправильно использовать тебя таким образом. Я не могу продолжать этим заниматься. Может я и человек, но у меня есть чувства, и мне уже трудно остановиться и как следует подумать, что все это не настоящее.

Он замирает, и я чувствую напряжение в его крупном обнаженном теле.

— Для тебя что, все это не настоящее?

Я облизываю пересохшие губы и сопротивляюсь призыву расплакаться.

— Это не так, Гриффин. Для меня это слишком похоже на правду. Я знаю, что я человек, и знаю, что то, чего я хочу, не важно…

Схватив меня за руки, он прижимает меня к своей обнаженной груди. Это внезапное движение вынуждает меня посмотреть вверх, и я вижу, что выражение его лица крайне яростное.

— Не смей так говорить!

— Говорить чего? — спрашиваю я в искреннем замешательстве.

— Говорить, что ты человек и что ты не важна. Ты моя пара, нравится тебе это или нет, и для меня ты важна.

Мое сердце забилось сильнее, а потом начинает колотиться взволнованным, изменчивом ритмом.

— Ты… ты только что сказал, что я твоя пара?

Его красивые губы изгибаются в легкой полуулыбке.

— Я ждал целую вечность, когда ты наконец очнешься и поймешь это. Слушай, детка, я знаю, что ты меня используешь. Думаешь, меня это волнует? Я на все пойду ради того, чтобы ты оказалась в моей постели и стала частью моей жизни. Ты моя женщина, а я твой медведь.

Мои руки тянутся к его груди, и я прикасаюсь к нему с величайшим благоговением. «Это все принадлежит мне?»

— Но… я не понимаю. Мне казалось, что медведи не спариваются с людьми.

— Некоторые не спариваются. А некоторые из нас не настолько глупые. — Он наклоняется и трется носом о мой, затем прижимается губами к моим губам в быстром поцелуе. — Алекс, ты стала полностью моей уже с того самого дня, как мы встретились. Просто у тебя заняло некоторое время, чтобы понять это.

Я обнимаю его за шею и снова целую. За этот поцелуй, за эти нежные чувства нет никаких торгов. Наши уста просто сливаются вместе и обмениваются удовольствием. Это кажется… таким правильным. Сплошное наслаждение.

— Я люблю тебя, Грифф.

— Знаю, детка. Я тоже люблю тебя. С того самого мгновения, как попробовал твой мед, — улыбка, которую он дарит мне, преисполнена греха.

Взглянув украдкой на него, я провожу пальцем по его шее.

— Я даже подумать не могла, что мы спарились.

— Знаю. Вот я и говорю, что у тебя может занять немало времени, чтобы прийти к пониманию сути вещей. — Он наклоняется и прикусывает мою нижнюю губу. — Я не против подождать, если в результате получу тебя.

— Не хочу, чтобы ты и дальше ждал.

— Отлично, потому что я ужасно устал ждать.

Его бедра прижимаются ко мне, и я чувствую его твердый член у своего живота. Меня охватывает горячий прилив возбуждения, и я с нетерпением жду того, что принесет мне этот вечер — больше горячего, восхитительного секса, больше поцелуев, больше всего… и ни единой сделки.

Я продолжаю ласкать его шею, а он наклоняется, чтобы прикусить мое ухо.

— Слышь, Грифф?

— М-м-м?

— Я… сегодня слегка запаниковала.

Он, прищурив глаза, подается назад.

— Так что ты натворила?

— Я… устроила диверсию твоей электропроводке, чтобы ты мог продолжать работу в библиотеке, а я могла бы удержать тебя еще на несколько дней.

Я прикусываю губу. Должна признать, что звучит это по-детски.

Улыбка на его лице растягивается еще шире.

— Правда?

— Ага.

— Только чтобы удержать меня?

Кивнув головой, я отвожу глаза. Чувствую я себя полной идиоткой.

Он наклоняется и, пальцем приподняв мой подбородок, вынуждает меня встретиться с ним взглядом.

— Это, пожалуй, самые чудесные слова, детка, которые я когда-либо слышал.

Именно в этот момент я осознаю, что не только я его пара, но и он моя. И по этой причине я никогда не расстанусь с этим мужчиной.

Конец