Мэтт Дымерский Осколки жизни

Не знаю, в какой момент времени вы это прочтёте, но расскажу, с чего всё началось: существо атаковало меня, пока я прохаживался по парку. Его силуэт был размыт, будто скрытый туманом. Нет таких слов, чтобы описать его сущность: оно как будто было рядом, но в то же время и нет. Создание скрывалось там, где не было деревьев; таилось там, где не было травы. Когда оно в один прыжок меня настигло, я не почувствовал и легчайшего дуновения ветра.

В момент, когда это нечто вцепилось в меня, я ощутил, как его когти пронзили во мне то, чего не видно невооружённым глазом, покалечили ту часть меня, которой я раньше не чувствовал. Руки, ноги и туловище были целы и невредимы, я не истекал кровью. Однако где-то глубоко внутри я знал, что был ранен. В страхе добежав до дома, я вмиг ощутил, будто во мне чего-то недостаёт. Накатила усталость, начались проблемы с концентрацией.

На ранней стадии решение было простым: выпить большую чашку кофе.

Чувство уныния отступило под напором кофеина — по крайней мере, на некоторое время. Можно сказать, в ту неделю моя жизнь только началась — ведь именно тогда я познакомился с Мар. Мы сразу прекрасно поладили. Должен признаться, я влюбился в неё задолго до личной встречи, ещё во время телефонного разговора. Тем временем существо будто начало противиться моим эмоциональным переживаниям. Да, оно всё ещё было внутри, как неотделимая часть моего бытия.

Первые несколько инцидентов были настолько мелкими и незначительными, что я не стал на них зацикливаться. Как-то утром автомобиль соседа из тёмно-синего преобразился в чёрный. Покосившись, я пожал плечами и пошёл дальше. Через два дня одного из моих коллег по работе стали звать не Фред, а Дэн. Я поинтересовался у остальных, но они уверили меня, что он с рождения Дэн. «Должно быть, с кем-то спутал», — подумал я.

Затем, как-то раз — как бы глупо это не звучало — я справлял нужду в собственном туалете, как вдруг оказался посреди улицы. Теперь на меня — в пижаме, с приспущенными штанами, прямо в процессе — удивлённо смотрели с добрый десяток человек на остановке. Пока никто не позвонил в полицию, я в ужасе дал оттуда дёру. Мне удалось отыскать дорогу до дома, но сама ситуация стала для меня знаком, что я всё ещё был в опасности. Существо что-то со мной вытворяло, и я не знал, как с этим бороться.

Тем вечером ко мне пришла Мар. Дверь она открыла своим ключом.

«Мар? — спросил я удивлённо. — Откуда у тебя ключ?»

Она рассмеялась:

«Какой ты милый. Ты ведь точно не против? — Мар приоткрыла дверь в комнату, полную картонных коробок. — Съехаться — это серьёзный шаг. Особенно если учесть, что мы вместе всего три месяца».

Съехаться? Но я ведь буквально на прошлой неделе впервые с ней увиделся. Мать всегда говорила, что я мальчик сообразительный — умел вовремя заткнуть варежку. Вместо того, чтобы устраивать скандал, я сказал Мар, что всё в порядке, после чего пошёл к себе в комнату, чтобы всё осмотреть.

Вещи лежали там же, где я их оставил. Единственным, что привлекло моё внимание, была дата. Осмыслив происходящее, я содрогнулся от праведной злости.

Существо сожрало три месяца моей жизни.

С чем же мне довелось столкнулся? Какая тварь станет целыми кусками поглощать человеческую душу? Из-за неё я пропустил самый волнующий период отношений и теперь никогда не смогу понять наших с Мар шуток или общих историй из этого временного промежутка. У меня похитили нечто совершенно бесценное, и я был вне себя от ярости.

Злость помогала мне подавлять существо. Я перестал потреблять алкоголь и завёл привычку регулярно пить кофе. Каждый день я проверял дату. Таким образом мне удалось продержаться три года, не пропустив ни единого дня и лишь изредка натыкаясь на небольшие альтерации. Менялись те или иные социальные обстоятельства: чьё-то место работы, у кого сколько детей, планировка близлежащих улиц, время показа моей любимой телепередачи. Благодаря этим изменениям я всегда помнил о существе, вцепившемся когтями в мою душу. За три года я ни разу не дал ему себя пересилить.

Но как-то я раз я забыл об осторожности. Своим великолепным сюжетом меня затянула любимая передача. В самый интересный момент к моему лежаку подбежал мальчишка и потрепал меня за плечо.

Я удивлённо спросил: «Ты кто и как сюда попал?»

Он засмеялся и широко улыбнулся: «Глупый папа!»

У меня сердце сжалось. Я сразу понял, что произошло. Пара непрямых вопросов всё расставила по своим местам: это мой сын, и ему два года.

Боль, пронзившая грудь, была невыносимой. Я не только пропустил рождение собственного ребёнка, но и не застал первых двух лет его жизни. Очевидно, за время моего забвения мы с Мар поженились и создали семью, и я прошляпил всё то счастье и ту горечь, что сопровождали эти годы.

На улице шёл снег. Держа внезапного сына на коленях, я следил за снежинками. Какая жизнь ждала меня впереди, если малейшее упущение могло стоить мне нескольких лет? Я нуждался в помощи.

В церкви не знали, что с этим делать. Священники мне не поверили и заключили, что я скорее болен, нежели одержим.

Врачи едва ли были полезнее. Хоть снимки и тесты ничего не показали, денег с меня содрали прилично.

Лишившись вариантов, я решил рассказать Мар. Как всё выглядело с её стороны? Каков был быт, когда меня не было рядом? Отводил ли я нашего сына в школу? Ходил ли на работу? Видимо, да: она явно не приметила ничего из ряда вон выходящего. Однако я не мог побороть в себе чувство, что в периоды отсутствия моего сознания моя жена теряла важную часть своей жизни.

Чтобы излить Мар душу, как-то вечером я вычурно накрыл стол. Однако на этот раз она постучалась. Я открыл. Жена стояла передо мной в нарядном вечернем платье.

Накрытый стол её приятно удивил: «Шикарный ужин на втором свидании? Я знала, что нравлюсь тебе, но не знала, что настолько!»

К счастью, я знал, когда лучше промолчать. Заладил бы я о браке да о сыне, она бы сбежала от меня, как от сумасшедшего. Вместо этого я помог ей раздеться и пригласил за стол.

После череды осторожных вопросов я смог выведать истину: это в самом деле было наше второе свидание. На радостях я облегчённо вздохнул, и Мар списала это на обычный мандраж. Для меня было настоящим счастьем узнать, что на самом деле существо не пожирало мою жизнь. Симптомы указывали скорее на то, что моя душа оказалась разбита. Тварь ранила меня — расколола на части. Пускай мне придётся жить вне привычного порядка, зато на самом деле я ничего не пропущу.

Прошло несколько лет — по крайней мере, с моей точки зрения. Каждый день я подмечал незначительные перемены в политике или географии, а «путешествия во времени» случались каждые пару месяцев. Каждый раз, оказавшись в новом месте и в новом времени, я молча внимал окружающим, чтобы не наворотить чего лишнего. Во время самого дальнего скачка я увидел своего шестилетнего внука. Я спросил, кем он хочет стать, когда вырастет. Он ответил: «Писателем». Я сказал, что это здоровская мысль.

Затем я возвратился во второй месяц наших с Мар отношений, и мы провели ночь на речном побережье — самую лучшую ночь в моей жизни. Ведь именно в ту ночь я спросил у неё, не хочет ли она перебраться ко мне. Я застал тот момент, который считал навеки упущенным. Стало понятно, что на самом деле моё сознание никогда, ни на мгновение не покидало моего тела. Рано или поздно я побываю везде. Пока мы заносили коробки с вещами Мар, она на минуту остановилась и призналась, что поражена тем, как сильно я её люблю — так, словно знаю её уже целую жизнь.

Впервые с того момента, когда на меня набросилось существо, я по-настоящему рассмеялся. Мар была права — я действительно любил её больше всего на свете, и причиной тому в самом деле была милая романтическая аналогия, которую она привела. Я и правда знал её уже целую жизнь, и я смирился со своим положением. Знать наперёд о лучших частях своей жизни оказалось совсем не так плохо.

Но стал бы я это писать, если бы всё не пошло по наклонной? Существо всё ещё было при мне. Я надеялся, что оно ранит меня и само отвяжется, но нет. Моё видение ситуации было таким: тварь вгрызалась глубже и глубже, разрывая мою натуру на всё меньшие части. Месяцы передышки между скачками превратились в недели. Как только я заметил эту тенденцию, моя судьба стала выглядеть совершенно безрадостно. Мне грозило навсегда затеряться и перемещаться туда и обратно по линии жизни с каждым ударом сердца. Если мне суждено было проживать свою жизнь по секундам, значит, я бы больше никогда не смог с кем-нибудь заговорить. Не смог бы дарить любовь. Как и получать.

Осознавая весь ужас ситуации, более зрелая версия меня самого сидела в кресле и наблюдала за снегопадом. Погода. Единственное в моей жизни, что оставалось неколебимо. Матушке-природе не было до меня никакого дела. Она всегда была, есть и будет. Снег — крючок, не дававший мне потерять рассудок. Умиротворение было панацеей ото всех переживаний, и ни разу ещё я не испытал скачка во времени, наблюдая за снегом и вспоминая, как в детстве я катался с горки и сооружал из сугробов крепость.

Подросток тронул меня за руку: «Деда?»

«А? — я был выбит из потока мыслей, и потому на мгновение забыл об осторожности. — Ты кто?»

Он слегка улыбнулся, словно не поняв, шучу я или нет. Внук протянул мне стопку бумажных листов: «Моя первая попытка написать рассказ. Прочитай и скажи, что думаешь, хорошо?»

А-а, точно. «Идёшь к своей писательской мечте, как я погляжу».

Он весь раскраснелся, как помидор: «Ну, пытаюсь».

«Хорошо. Ты пока беги, а я прямо сейчас возьмусь за твой рассказ».

Слова плыли перед глазами, и я принялся раздражённо искать очки — должны же они где-то быть, ведь так? Быть старым мне совершенно не нравилось и хотелось поскорее вернуться в дни, где я помоложе — но только после прочтения книги. Очки оказались в кармане свитера. Надев их, я принялся листать страницы. Мар суетилась и ходила из комнаты в комнату. Она была всё так же прекрасна — но мне нужно было сконцентрироваться. Я не знал, сколько времени мне было отведено на этот раз.

Похоже, у нас собралась родня. Рождество? Пара взрослых и двое незнакомых мне детей мелькнули в коридоре. Мой сын, совсем взрослый, вместе со своей женой прошёл в сторону входной двери. Ближние и дальние родственники потихоньку расходились по домам.

Наконец, я закончил читать и позвал внука. Со звонким топотом он спешно спустился со второго этажа и забежал в зал: «Ну что, как тебе?»

«Что ж, это ужасно, — признался я. — Но ужасно именно в тех местах, где без этого никак. Ты ещё молод, и твои персонажи поступают так, как поступают молодые люди, однако в плане структуры твоя история очень и очень хороша». Я выдержал паузу. «Не ожидал, что это будет страшилка».

Он кивнул: «Это отражение сущности времён. Наше будущее полно разочарований, а не радостных надежд, как было раньше».

«Ты мудр не по годам». Ко мне пришла идея: «Если ты так любишь страшные истории, ты, должно быть, много знаешь о всяких странных существах?»

«Ну да. Я читаю всё, что могу найти. Мне очень нравится».

Я пробежался взглядом по входам в комнату — на всякий случай. Все члены семьи были заняты своими делами. Впервые в жизни я поведал кому-то свою историю — выложил всё внуку в мельчайших подробностях.

Для подростка он воспринял мой рассказ на удивление хорошо.

«Ты серьёзно?»

«Да».

Он посмотрел на меня очень по-взрослому, будто бы принимая задание.

«Я этим займусь. А тебе следует начать записывать всё, что происходит вокруг. Нужно собрать данные. Может, мы сможем обрисовать твою душевную рану».

Ого. «Хороший план». Я не ожидал, что он воспримет меня всерьёз. «Но как собрать все записи в одном месте?»

«Давай придумаем, где ты будешь их оставлять, — он призадумался. — Потом я их соберу, и мы отследим, по какому пути ты проживаешь свою жизнь. Поищем закономерность».

Впервые я вновь почувствовал надежду.

«Может, под лестницей? Никто никогда туда не заглядывает».

«Вполне». Мой внук повернулся и вышел из зала.

Было слышно, как он чем-то шебаршит у лестницы.

Немного погодя он вернулся с коробкой в руках и поставил её на ковёр. Она оказалась до отказа набита бумагой. Парень воскликнул: «Охренеть!» — ой, вернее, офигеть. Ох уж эти подростки.

Я не стал отчитывать его за сквернословие, так как сам был поражён увиденным, и лишь удивлённо похлопал глазами.

«Это что, я написал?»

Он перевёл на меня глаза, полные восторга: «Ага. Вернее, тебе ещё предстоит всё это написать и спрятать под лестницей, — а затем бросил взгляд на коробку, после чего закрыл её. — Так что, наверное, тебе не стоит видеть, что там написано. Ну, знаешь. Мало ли».

Спорить я не стал: «Точно».

Он сглотнул.

«Там таких коробок под полтинник, — и все забиты доверху. На расшифровку записей уйдёт уйма времени, — его тон сменился на максимально серьёзный. — Но я спасу тебя, дедуля. Кто, если не я?»

По моим щекам покатились слёзы, и трудно было сдерживать всхлипы. Только сейчас, найдя того, кто меня понимает, я осознал, насколько был одинок в своих странствиях.

«Спасибо. Спасибо тебе огромное».

А потом я снова стал молодым и оказался на работе. Обычный вторник. Постепенно чувство тоски и облегчения отступило и сменилось озлобленностью и целеустремлённостью. Придя домой с работы, я взял лист бумаги и начал писать. Мимо проносились недели, затем они сжимались в дни, потом — в часы, и всё свободное время я посвящал конспектированию всего и вся. Записи я вне всякой упорядоченности складывал под лестницу. Первая оставленная мною коробка на самом деле была тридцатой, а последняя — первой. Когда их насчитывалось уже более пяти десятков, а скачки стали происходить каждые несколько минут, стало ясно, что остальное — за внуком.

Склонив голову, я закрыл глаза. Я не мог больше терпеть этого потока сознания, что заполнял мой разум. Имена, места, даты, работы, цвета, люди казались совсем другими и какими-то неправильными.

Таким старым я ещё не был. Я сидел и смотрел, как падает снег. В комнату вошёл человек лет тридцати, в котором я с трудом смог опознать кого-то знакомого.

«Идём. Похоже, у меня наконец получилось».

От дряхлости трудно было двигаться.

«Это ты? Мой внук?»

«Да».

Он отвёл меня в комнату, заставленную каким-то непонятным оборудованием, и усадил в обитое резиной кресло. Напротив стояло большущее зеркало величиной в два человеческих роста.

«Я нашёл закономерность».

«Сколько ты над этим работал? — спросил я, не в силах скрыть своего потрясения. — Умоляю, только не говори мне, что пропускаешь свою жизнь так же, как упускаю свою я!»

Его выражение лица не выдавало эмоций, но в то же время его взгляд был абсолютно твёрд: «Это того стоит».

Он прислонил к моей руке два тонких металлических стержня, а затем кивнул мне через зеркало: «Так, смотри. Разряд откалиброван».

Удар током на секунду меня обескуражил, но особой боли не причинил. Над моим отражением в зеркале заискрился скорченный силуэт. Голубоватые волны электрического тока проходили сквозь существо, на считаные мгновения опоясывая тот ужас, что поселился во мне. Своим ртом, похожим на присоску огромной пиявки, тварь прочно вцепилась мне в скальп, касаясь моих бровей и ушей. Червеобразное тело свисало через плечо и тянулось вниз, в самые глубины моей души.

Паразит.

Пожирающий моё сознание.

Я всё смотрел в зеркало, не в силах оторвать взгляда, а повзрослевший внук держал меня за руку. Спустя некоторое время он спросил: «Процедура удаления будет очень болезненной. Ты согласен?»

Было страшно.

«Мар рядом?»

На его невозмутимое лицо вмиг пала тень печали: «Нет. Её уже несколько лет как не стало».

Мне не хотелось в это верить.

«Как это произошло?»

«Мы с тобой часто об этом говорим. Ты уверен, что хочешь знать? Тебе никогда от этого не легче».

На уголках глаз выступили слёзы.

«Тогда мне нет дела до боли. И нет дела, если я умру. Я не хочу жить там, где её нет».

Он понимающе вздохнул, после чего возвратился к своим аппаратам. Крепя к моим рукам, ногам и лбу различные провода, диоды и прочие высокотехнологичные штуковины, он проводил ликбез: «На то, чтобы всё изучить, ушло более двадцати лет. Мне очень помогли другие исследователи паранормального. Чисто технически этот паразит не существует в нашей реальности. Это среднего размера особь µ¬ßµ, и питается она особой смесью из разума, души, квантового сознания и самой реальности. Когда названия и цвета предметов вокруг тебя менялись, ты не сходил с ума, — просто, пока существо медленно пожирало тебя, нить твоего бытия всё сильнее истончалась».

Я мало что понял. Внук поместил мне на голову корону из электронных приборов, которая своим обручем легла точь-в-точь поверх кромки рта паразита. «Что за „мю-небета-мю“?» — полюбопытствовал я.

Он резко побледнел и приостановил возню с электроникой.

«Я забыл, что ты пока об этом не знаешь. Поверь, тебе очень повезло».

Тяжело вздохнув, он вновь вернулся к делу. Его пальцы нависли над панелью с переключателями.

«Готов? Устройство настроено так, чтобы сделать твою нервную систему максимально непереваримой для паразита. По сути, это электрошоковая терапия».

Перед глазами стояла улыбка Мар. Она была мертва, хотя всего пару мгновений назад мы ещё были вместе.

«Приступай».

Щелчок переключателя эхом отдался в ушах. Электрический ток показался мне таким слабым, что хотелось рассмеяться. Я совершенно ничего не почувствовал — по крайней мере, в самом начале. Вдруг зеркало передо мной задрожало, и моё отражение в нём скривилось в конвульсиях. О. Нет. Больно. Как больно. Больнее, чем что-либо в моей жизни. Боль была настолько мучительной, что мой мозг не успел сразу её обработать.

Все мои нервные окончания налились пламенем, перед глазами зарябило, но сквозь муки я видел тварь, судорожно извивавшуюся в агонии, подобной моей. Под телом паразита скрывались шесть отростков с когтями на концах — ими он впился в меня, всеми силами пытаясь не сорваться.

От электричества перед глазами побежали воспоминания.

Её улыбка была на первом плане. Подле горел уютный очаг, а в окне за спиной Мар шёл снег. Грани этого воспоминания начали светлеть, и я понял, что моя жизнь в самом деле была одним непрерывным переживанием — и только её осознание оказалось разорванным всепожирающей тварью.

Я так и не застал момент рождения своего сына. То и дело я бывал где-то совсем рядом, но мне не приходилось увидеть всё воочию. И вот я наконец сжимаю ладонь Мар. В голове — единственная мысль: я должен быть рядом.

Нет. Нет! Теперь я вновь держу её за руку, но на этот раз она лежит на больничной койке совсем по другому поводу. Только не это! Боже, Господи, за что? Как же это бесчеловечно, как бессердечно — заставлять меня навеки запомнить эти мгновения. Я безутешно рыдаю, пока в палату вбегают медсёстры. Я не хотел об этом знать. Я больше всего боялся это пережить. Мне довелось увидеть всё хорошее, но я не хотел увидеть самого худшего — неизбежный конец, который ожидает нас всех.

Все радостные воспоминания оказались в один момент очернены. Все счастливые моменты в одно мгновение затмились болью, чья сила была в тысячи раз сильнее.

Знобящая резь по всему телу переросла в непереносимую пытку, и я закричал.

Мой крик оборвался. Механизмы и кресло в момент испарились. Вокруг больше не падал снег. Парк. Тёплый солнечный день.

Господи.

Я обернулся и увидел существо. Оно подбиралось всё ближе: его силуэт являл собой провал в самой реальности, брешь в ткани сущего. Однако в какой-то момент тварь зашипела и скрылась из виду. А я так и стоял как вкопанный, изумлённый вновь обретённой молодостью и свободой. Мой внук сделал это! Он сделал меня настолько неаппетитным для паразита, что тот не выдержал и отправился на поиски новой жертвы.

Домой я пришёл как в тумане.

Я сидел и рассуждал обо всём происшедшем, как вдруг зазвонил телефон. Я посмотрел на него с трепетом и горечью. Вот он. Первый звонок Марджори по поводу какой-то мелочи. Спустя тридцать лет она признается, что выдумала этот повод только для того, чтобы со мной поболтать.

Но я видел, как она лежит на больничной койке и умирает. Всё закончится нестерпимой болью. Я стану старым и одиноким. Буду гнить в пустом доме, лишённый спутницы. Всё, что останется в моей жизни — это падающий за окном снег.

Вот только благодаря внуку у меня останутся все воспоминания. Так что новая жизнь будет настоящим приключением, и не важно, каков будет его финал.

Я схватил трубку и, широко улыбаясь от переполнявших меня эмоций, спросил: «Алло. Кто на связи?»

Хотя я прекрасно знал ответ.

Примечание от автора

Мы с моим дедом собирались написать историю его жизни. К сожалению, его Альцгеймер прогрессировал такими резкими темпами, что у нас так и не получилось её завершить. Он ещё жив, но мне хочется верить, что его разум там, где ему хорошо, а не в доме престарелых. Что он вновь переживает свою молодость. Что он снова счастлив. Потому что реальность — она куда мрачнее. Сегодня идёт снег. Дед его обожает. В последний мой визит он меня не узнал, — и лишь улыбался, глядя в окно и наблюдая за тем, как падает снег.

Перевёл: Timkinut

Загрузка...