-Всем привет, с вами Правдоруб! Я обещал, что приму участие в митинге, так что наслаждайтесь!
Виктор подмигнул в телефон, с трудом удерживая равновесие на выступе памятника, куда он забрался, чтобы сделать наибольший охват территории. Спустя секунду он уже водил камерой по улицам, чувствуя необыкновенный прилив энергии.
Город погружался в сумерки. Солнце зашло за горизонт, отбрасывая последние лучи золота на крыши домов. Толпа людей становилась больше с каждой минутой, поток незнакомцев не прекращался, разветвляясь на несколько ручейков. Центр площади, который украшал памятник герою войны, превращался в сердце протестов.
Виктор помахал рукой вновь прибывшим. Ему вторил гул голосов, мужских и женских, превращаясь в настоящий рёв чудовищного монстра. Народный бунт пришёл, гнев одураченных людей прорвался сквозь ширму лицемерия власти…
-Вчера вечером мы стали свидетелями того, как власти подтасовывают результаты выборов! Я голосовал за нового кандидата, как и вы! И что мы получили? Девяноста процентов за президента Бораева! Издевательство!
Виктор чувствовал, как возвышается над толпой, скандируя лозунги, словно становясь революционером. На экране смартфона появлялись и исчезали комментарии, в основном положительные, с сердечками и смайликами. Все против несправедливости, все за честные выборы!
-Сейчас двинемся в сторону Дворца Президента! Пусть знают сволочи, что мы не сдадимся! Устроим им кузькину…
Голос Правдоруба оборвался. Послышался взрыв, а вслед за ним людской поток хлынул в разные стороны. Светошумовые гранаты падали в гущу схватки. Спецназ перекрывал улицы, готовясь задержать всех, кого сможет.
Виктору ничего не оставалось, как бежать вместе со всеми. Страха он не ощущал, лишь больше распалялся, адреналин растекался по крови, отключая функции самосохранения. Он спрыгнул с постамента и едва не столкнулся с какой-то женщиной. Она упала на мостовую, и чуть не была раздавлена пробегавшими подростками. Виктор успел помочь ей подняться и ринулся прочь от спецназа.
Он видел, как дюжина молодых людей пыталась прорваться сквозь оцепление, но бедняги оказались зажаты между двух огней. Бойцы спецназа окружили их, размахивая дубинками, кровь заливала асфальт. Новая граната упала рядом, и Виктора на миг ослепило.
Правдоруб уронил телефон и услышал противный треск. С трудом нащупал его, зрение расплывалось. Экран чудом уцелел.
-Президента нового захотели? – раздался крик полицейского. – Власть не нравится? Получай, сука!
Послышался женский визг. Виктор видел, как девушку тащили за волосы по направлению к ближайшему автозаку. Он рванул в их сторону, даже не соображая, чем рискует. Оттолкнул мента и позволил незнакомке сбежать.
-Падла! – заревел мужик в шлеме. – Убью!
Девушка неслась в другую сторону, ощутив дыхание свободы. Зато Виктору не так повезло: побежал вперёд, не чувствуя под собой ног, будто превращаясь в ракету. Спецназовец преследовал его по пятам, непрестанно ругаясь.
Парень завернул в проулок между зданиями, откуда несло сыростью, перепрыгнул через разбитые стёкла и кирпичи. Ещё несколько сот метров и он окажется в парке, где легко затеряться среди деревьев.
Неожиданно нога поскользнулась на банановой кожуре. Нелепица, достойная рядовой комедии. Виктор упал, успев вытянуть ладони. Ободрал кожу, но даже не ощутил боли. Паника застилала рассудок, он как жертва, когда зверь настигает добычу.
Настоящий хищник уже рядом. Виктор успел развернуться и упасть задом на асфальт. Мент неторопливо шёл к нему, размахивая дубинкой. Лица не видать из-под шлема, мускулы выпирают сквозь бронежилет.
-Добегался, лох? – спросил он. – Ну что? Сопротивление при аресте, да? Не волнуйся ты так, дорогой. Парочка ударов и всё…
-Не смей! – выкрикнул Виктор. – Я блогер! Об этом узнает вся страна, слышишь? Я тебя засужу…
Спецназовец расхохотался.
-Никто тебе не поможет, - сказал он. – Только не в нашей стране!
Виктор не двинулся с места, будто сковал паралич. Его изобьют до полусмерти, это конец.
Замах дубинкой: в то же мгновение чья-то рука перехватила оружие. Виктор в шоке оглянулся. Высокий незнакомец с широкими плечами подкрался незаметно. Несколько секунд он держался за дубинку, а мент пытался вырвать её.
Наконец раздался изумлённый вздох.
-Ты чё творишь, мразота? – заорал представитель закона. – В камеру захотел? Вместе с этим придурком утрамбую, будете рядком лежать на параше…
Виктор не видел лица неожиданного спасителя, капюшон толстовки покрывал голову. Зато разглядел спецназовец: он вскрикнул от ужаса и отскочил назад. Дубинка осталась в руках незнакомца.
-Кто… что…
Из уст мента раздавалось невнятное бормотание, почти лепет ребёнка, который неожиданно столкнулся с серьёзной проблемой. Он скинул с головы шлем. Виктор увидел мокрое от пота лицо, широко раскрытые глаза, в которых читался страх.
-Иди домой к семье! – Голос незнакомца оказался низким, но в то же время гулко разносился по переулку, словно набирал эхо. – Хочешь, чтобы они узнали, чем ты занимаешься тут?
-Пошёл ты!
Спецназовец исчез в сумерках, превращаясь в тень. Лишь громкий топот возвещал о том, что Виктор не спятил: это произошло на самом деле.
-Как ты? – спросил спаситель, выкидывая дубинку. – Избил?
-Не успел, спасибо, - покачал головой блогер. – Телефон разбил только, сволочь. Надо менять крышку, а в остальном уцелел.
-Знакомое лицо… где я мог тебя видеть?
Незнакомец подал руку парню, помогая подняться.
Виктор оказался на ногах, а спаситель снял с головы капюшон. В этот миг блогер вздрогнул, словно вспышка молнии озарила мозг.
Взгляд незнакомца настолько мощный, словно прожекторы проникали прямо в душу. В нём читался многолетний опыт, годы страданий и боли, пережитых, если не в аду, то в похожем месте.
Не удивительно, что мент так испугался, едва не обмочился от страха.
Раннее утро застало Михаэля за сбором свежей ежевики. Ночью не спалось, всё время думал о больной матери, которая лежала в городской больнице. Пневмония болезнь поганая, убивающая людей и моложе, чем Агнетта Тульц. Но Михаэль приободрялся мыслью, что склочный характер матери не даст ей сдаться. Вот уж кто, а его матушка, упрямая как ослица, никогда так просто со свету не уйдёт.
Он вышел из деревни в сумерках, когда и деревенские петухи ещё дрыхли в курятниках. Зато подойдя к лесу, прекрасно различал кусты ежевики, где между колючих ветвей висели тёмно-синие ягоды. Он нацепил перчатки и стал осторожно снимать плоды, искоса наблюдая как жёлтый диск солнца поднимается над равниной.
С тех пор как умер отец, всё хозяйство перешло в распоряжение Михаэля, а ведь ему едва исполнилось пятнадцать лет. Всю жизнь он мечтал вырваться в город, где можно заняться чем хочешь, а не торчать тут, копаясь в земле, ухаживая за коровами и наслаждаясь запахом навоза. Но приоритеты сменились. Агнетта Тульц не могла вытянуть хозяйство на себе. Да и где взять деньги, чтобы работников нанять?
Юноша вздохнул. Проглотил кислую ягоду и ощутил, как веки тяжелеют от бессонной ночи. Теперь до обеда точно не уснуть, нужно тащиться кормить скотину.
Михаэль услышал резкий свист, переходящий в гулкий грохот. Казалось, небеса разрывало пополам. И это точно не гроза, ведь при громе не бывает таких странных звуков, словно при артиллерийской канонаде.
Страшная мысль сверкнула в мозгу мальчишки. А если вновь началась война? Он родился уже после мясорубки, устроенной покойным императором. Но слышал рассказы от ветеранов, от которых кровь стыла в жилах. Чего только стоил горчичный газ, от которого лёгкие превращались в труху, а глаза вытекали на лицо…
Между тем грохот набирал силу. Михаэль выронил корзинку, не веря тому, что видит. Даже ударил себе по щеке, пытаясь согнать галлюцинацию.
Казалось, на горизонте появилось второе солнце. Больше всего это напоминало перевёрнутую вверх дном тарелку, которая покрылась оранжевым пламенем. Это нечто прорвалось сквозь гряду облаков, постепенно снижаясь к земле. Голубизна неба растворилась в сером дыму, идущим от падающего объекта. А в том, что он терпел катастрофу, не возникало сомнений.
Михаэль вспомнил, как отец рассказывал, что во время войны чуть не попал под самолёт французов. Тогда рядовому Тульцу удалось прыгнуть в окоп, а горящий аэроплан грохнулся в десяти метрах от него. Чудо господне, как говаривал папа, но, когда он прикладывался к шнапсу, мысли его путались и он мог придумать, что угодно.
Как к примеру, что знал ефрейтора Гитлера лично и даже спас ему жизнь, вытащив будущего фюрера на плечах из-под обстрела.
Тем временем диск завертелся на месте, словно волчок. Михаэль закрыл уши, так как режущий звук буквально впивался внутрь, словно острый нож. Кто бы ни управлял аппаратом, явно пытался выровнять его, но терял управление.
Наконец объект стал падать, по кривой оси облетел горизонт, и врезался в землю, недалеко от реки Рейн, взметая столп дыма.
Юноша не мог прийти в себя, пытаясь совладать с волнением, сердце в груди отбивало чечётку. Он прекрасно видел горящий аппарат, всё-таки лесной массив был на возвышенности. В голове замелькали противоречащие друг другу мысли. Часть его хотела бежать туда, любопытство раздирало душу. Но всё же, не следовало так глупо подвергать себя опасности.
Что если это вражеский самолёт-разведчик? До французской границы рукой подать, да и Швейцария недалеко. Но вдруг там внутри погибают люди?
Решение созрело само собой. Михаэль далеко не трус, но и до героя ему далеко. Но продолжать собирать ежевику в то время, как происходит такое – полный идиотизм.
Могло показаться, место падения близко, сотня шагов и всё. Но обман зрения не пугал юношу, он быстро преодолевал расстояние, спускаясь по холму вниз, пересекая травяной луг. Чёрный столп дыма поднимался в вышину, словно джинн из лампы. Время поджимало, не пройдёт и часа как здесь появится толпа зевак, а вслед за ними и полиция.
Солнце припекало. Михаэль вспотел, со лба тёк настоящий ручей, пришлось куртку закинуть на плечо. Спустя минут пятнадцать он наконец вышел к прогалине, где лежал аппарат. Остановился, чтобы перевести дыхание, с жадностью разглядывая каждую деталь упавшего диска.
Неизвестный самолёт врезался в землю, прорыв длинную канаву. Несмотря на падение, он не развалился на части, а лежал горизонтально, всем своим видом напоминая перевёрнутое блюдце. Серебристый металл ослеплял отблеском солнечных лучей. Михаэль разглядел несколько круглых окошек по центру диска, а также странные символы, напоминавшие иероглифы. Огня не было, в то время как сам дым струился из отверстия внизу диска, где произошла утечка топлива или взорвался двигатель. Михаэль занимался механикой, но кроме трактора ничего не разбирал.
Послышался свист, переходящий в громкое шипение.
Михаэль в страхе отступил назад, опасаясь взрыва.
В цельном куске металла появились щели. Откинулась дверь и из мрака аппарата вылезла рука. Серая ладонь с длинными, словно лапки паука, пальцами.
Четырьмя пальцами.
Михаэль не смог сдержать вопля. Корзинка с ежевикой упала на землю, ягоды рассыпались в густой траве.
Вслед за необычной рукой появилась и голова. Юноша прирос к месту, не в силах сдвинуться, ступор охватил тело, словно его заколдовали. Быть может, так и есть и он надышался газом? Воняло дымом и тухлыми яйцами.
Лицо пилота ничем не напоминало человеческое, словно натянули маску или противогаз. Лысая голова без всяких волос или бровей. Бледная кожа, почти белого оттенка. Ушей нет и в помине, как и носа, губы будто превратились в тонкую линию. И глаза: огромные на пол-лица, чёрные без зрачков.
Существо смотрело на Михаэля, взгляд впивался в душу.
А вслед за этим, в голове у парня взорвалась бомба. Он упал на колени и схватился за волосы, пытаясь сладить со вспышками света, словно ему подмигивали автомобильные фары. В мозгу защекотало, казалось, чьи-то пальцы роются под черепом, и Михаэль даже знал, чьи…
Девушку привели минуту назад, выглядела она ужасно. В рваной гимнастёрке, волосы грязными космами свисают на лицо. На ногах даже нет сапог: голые ступни покрывают какие-то тряпки. Посадили в кресло, привязали руки к подлокотникам. Та и не пикнула, слышалось лишь тяжёлое, почти не женское дыхание, словно у какого-то зверя, попавшего в капкан.
Так и есть: в гестапо ловят в силки, но о смерти здесь думают в последнюю очередь. Первая заповедь любого допроса: обвиняемый должен продержаться в сознании как можно дольше. Каждая минута мучений и издевательств приводит к новым сведениям, информации, за которую можно получить повышение.
Антон Звягин налил воды в стакан и несколько мгновений глотал жидкость, жадно, чувствуя, что сушняк не спадает. Слишком всё это тяжело, но работать надо.
-Фрау Риц, - произнёс лейтенант Зингер. – Вы доставлены в отделение полиции по обвинению в распространении коммунистических листовок. Кроме того, за вами числится саботаж на фабрике мебели, где призывали к забастовке рабочих…
Девушка неожиданно рассмеялась. Звягин вздрогнул: смех получался настолько живым и звонким, в нём царило настоящее веселье, словно они торчали не на допросе, а сидели на полянке, рассказывая анекдоты и наслаждаясь пикником.
— Вот же стерва, - фыркнул Зингер и ударил девушку по лицу тыльной стороной ладони. – Ну как теперь? Радости поубавилось?
Фрау Риц сплюнула кровью. Волосы откинулись назад. Антон рассмотрел её более пристально и едва не вскрикнул. Пурпурные кровоподтёки чуть ли не на каждом сантиметре кожи, на щеках царапины, видны фингалы. Новая струйка крови вытекала из нижней губы. А ведь девка та ещё красавица. Голубые глаза, симпатичные черты лица, но во взгляде читалась несгибаемая решимость.
Что и не удивительно, некоторые так просто не ломаются.
-Ты у нас новенький, - сказал Зингер, поворачиваясь к Антону. – Так что приступай к действию. Сможешь расколоть её за пять минут и с меня пиво.
Звягин судорожно кивнул. Лицо лейтенанта казалось непроницаемым: холодные глаза, на губах нет и подобия улыбки. Нельзя отступать, иначе его посчитают слабаком, недостойным работы в гестапо.
-Сдай подельников! Хочешь, чтобы это прекратилось?
Слова вырывались изо рта Антона с трудом, но голос оставался твёрдым и сухим, будто наждачная бумага. Он подошёл к девушке, чувствуя запах её пота, смешанный с кровью и страхом.
-Пошёл ты! – ответила девушка, продолжая смеяться. – Я не какая-нибудь шавка, что за кусок кости готова лизать ботинки. Ничего я не знаю, меня взяли по ошибке! Отпустите домой!
-Ты у меня будешь лизать кое-что другое, тварь!
Зингер проскочил мимо Антона и ударил девушку в живот кулаком. Та поперхнулась, закашлялась, по лицу заструились слёзы.
-Не нужно! – крикнул Звягин. – Я веду допрос! Не вмешивайтесь, лейтенант!
Зингер демонстративно поклонился, в этот раз ухмыльнулся. Чем-то он напоминал Антону хорька: мордочка вытянутая и хитрая. Серая форма нациста шла ему как никому другому.
-Мы здесь не для того, чтобы вас пытать, фрау, - сказал Звягин. – Нам требуется только правда, которая спасёт вас от концентрационного лагеря. Сдайте коммунистов с фабрики, и получите свежую одежду, еду и медицинский уход.
Девушка сплюнула на ботинки Антона.
-Отойди! – Зингер грубо оттолкнул парня. – Учись!
-Но…
Антон превратился в робкого ребёнка, у которого внезапно отобрали любимую игрушку.
Тем временем Зингер проверил узлы на руках и ногах девушки.
-Я знаю, чего ты хочешь получить, коммунистка, -сказал лейтенант. – Давно мужика не было, не так ли?
Девушка встрепенулась. Глаза наполнились новым потоком слёз, и она завизжала, осознавая, что сейчас произойдёт.
Зингер действовал быстро: снял с девушки штаны, и та оказалась в одних белых трусиках. Не обращая внимания на крики фрау Риц, схватился за нижнее бельё…
-Я всё скажу! Пожалуйста! Боже…
-Скороговоркой будешь читать памфлеты о своих подельниках!
Антон не стал долго думать, мышцы заработали сами. Схватился рукой за шею лейтенанта, фуражка слетела с головы. Зингер захрипел, пытаясь ослабить хватку, но Звягин сдавливал намертво.
-Так нельзя! – прошипел он. – Слышишь, подонок?
-Идиот! – с трудом проговорил Зингер.
Дверь в комнату с треском отворилась. Красногвардейцы вошли внутрь, а вслед за ними и полковник Ноздрёв. Звягин тут же отпустил Зингера, вспомнив, где находится.
-Лейтенант Куницкий, ты как? – спросил Ноздрёв.
Поддельный гестаповец кашлял, потирая покрасневшую шею.
-Твою налево, Звягин! – буркнул полковник. – Что ты тут устроил?
-Товарищ…
-Заткнись!
Ноздрёв знаком приказал солдатам развязать девушку. Та закончила притворяться немецкой коммунисткой и с жалостью смотрела на Антона. Действительно, парень достоин сострадания. Так опростоволоситься!
-Ты провалил миссию, - сказал Ноздрёв. – На первом же допросе у гестапо напал на своего начальника! И это идеальная работа шпиона? Я считал тебя лучшим в отряде, а теперь…
Полковник сжал кулаки. Ноздрёву давно за сорок, он носил длинные усы, подражая Будённому, имел выдающиеся скулы и мохнатые брови. Красные петлицы со звёздами буквально сверкали, как и глаза, в которых горел недобрый огонь.
-Этого больше не повторится! – закричал Звягин. – Дайте мне шанс на пересдачу!
-В реальности не будет новой попытки, - ответил полковник. – Тебя скрутят немцы и развяжут язык. Хочешь сдать Родину? Рассказать все секреты?
-Никак нет! Никогда! Клянусь!
-Посмотрим, - покачал головой полковник. – А сейчас марш в столовую! Но сначала переоденьтесь с Куницким…
Полковник вышел вместе с солдатами. Куницкий злобно уставился на Звягина и неожиданно толкнул его:
-Из-за тебя чуть задохнулся! Не собирался я её насиловать в самом деле! А теперь придётся пересдавать вместе с тобой!
-Прости, Гришка…
-Да иди ты!
Бутылка с дребезгом разбилась.
-Блин! – воскликнул Виктор. – Прости! Правду мама говорила, что рассеяннее меня никого нет на свете. Ничего в руках долго не держится…
По комнате разнёсся кисловато-горький запах пива. Антон со смехом исчез в коридоре. Спустя мгновение появился с совком и веником. Виктор забрал у него инструменты и быстро собрал осколки.
-По-моему, бутылку выронил не просто так, - сказал Звягин, присаживаясь в кресло. – Видел бы своё лицо, когда меня слушал. Я думал глаза из орбит вылезут, челюсть отвалится, а зубы посыплются!
-Подловил, - кивнул Правдоруб. – Твой рассказ буквально парализовал, словно я смотрел фильм, от которого не оторваться. Особенно этот момент с девушкой. Неужто в те годы так готовили шпионов? Это ведь ужасно!
-Думаешь, что-то изменилось в будущем? – хмыкнул Антон. – Нынешняя разведка тренируется в виртуальной реальности. Пару лет назад они закупили дюжину шлемов для симулятора. Зато никаких повреждений.
-Откуда ты…
-Интернет даёт удивительную свободу действий. Да поставь ты уже этот веник!
Виктор положил инструменты возле стенки и уселся в кресло.
-А этот рассказ про «летающую тарелку», - сказал Правдоруб, – больше похож на плохой сценарий дешёвого блокбастера. Или статью из жёлтой прессы про пришельцев. И какое отношение это имеет к тебе?
-Самое прямое, - сказал Антон, в глазах которого вновь появилось странное отсутствующее выражение. – На дворе стоял 1936 год, я был совсем мальчишкой, как ты теперь. В жизни бы не поверил ни в какие корабли с других планет. Тебе будет легче, дружище. Ведь ты не видел это своими глазами, а мир наполнен невероятными чудесами.
-Рассказывай дальше!
Антон с минуту помолчал, будто собираясь с мыслями. Наконец вдохнул воздуха и заговорил, словно превращаясь в оратора, слова, которого выводили слушателя на другой уровень бытия.
Утром вождь народов поднялся рано. Ночью ему снилась какая-то чертовщина, не давая нормально отдохнуть. Мысли о предстоящей войне преследовали всё чаще, проникая в мозг подобно острому клину. Впрочем, долг Сталина предотвратить возможный конфликт. Либо смягчить последствия, став причиной победы советского народа.
Первое время, после завтрака, он прогулялся во дворе, наслаждаясь июльским теплом. Москва гудела, сонмы звуков проникали сквозь толстые стены Кремля, словно миллионы насекомых окружали центр города. Рабочие пчёлы трудились во благо Советского Союза.
Пора и ему приступить к своей смене. Иосиф Виссарионович поднялся на второй этаж. Вошёл в кабинет, на секунду оглядывая помещение. Стены обшили дубовыми панелями, на полу паркет, уложенный «ёлочкой», бронзовая люстра свисает с потолка. Тяжёлые шторы не пропускают солнечный свет. Полка с книгами, на стене карта страны, с размеченными красным цветом целями вероятных противников за границей.
Сталин сел в кресло подле рабочего стола и схватил трубку, лежавшую возле хрустальной пепельницы. Зажёг огонь и прикурил, выпуская сизые клубы дыма. Стало полегче, в голове прояснилось. Последние остатки сна растворились, словно сахар в чашке чая.
Он открыл папку с бумагами, пробежал глазами первые несколько страниц. Отчёты НКВД становились мрачнее, будто кошмарные сны выбрались в реальность. Слишком много заговорщиков, развелись будто мухи, от которых нет спасения…
Один из трёх телефонов неожиданно зазвонил.
-Товарищи Сталин! – прозвучал взволнованный голос Поскребышева, личного секретаря вождя. – К вам Молотов, по-особому и неотложному делу!
«Как будто бывает иначе!» - подумал Сталин, но вслух пробурчал, чтобы Вячеслав Михайлович немедленно зашёл.
Иосиф Виссарионович тут же принял важный вид, откинувшись в кресле. Трубка в правой руке, ручка в левой, брови нахмуренные, взгляд устремлён к двери.
Молотов вошёл без стука, поздоровался. Круглое лицо отражало степень беспокойства, глаза под круглыми очками бегали туда-сюда, даже усы будто подрагивали.
-Садись, в ногах правды нет! – буркнул Сталин, ожидавший плохих новостей. – Тебе может налить чайку?
Молотов, знавший рецепт фирменного напитка вождя, куда добавлялся коньяк, лишь покачал головой. Если уж и выпить, то после того, как сообщит Сталину новость.
-Депеша из Берлина, - сказал он. – Получили полчаса назад.
-Неужто? – Сталин вдохнул новую порцию дыма. – Гитлер собирается встретиться? Хватило духу?
-Буду говорить откровенно, товарищ Сталин, но у этого фашиста яиц нет, чтобы прилететь в Кремль. Настолько боится вашей тени. Тут дело куда запутанней, Гитлер бьёт прямо нам в глаз.
-Давай сюда, - перестал тянуть время вождь.
Молотов протянул бумажку. Иосиф Виссарионович с интересом прочёл абзац, где от имени Гитлера, уже на русском языке, было предъявлено приглашение принять участие в Олимпийский Играх в Берлине. Сталин узнал витиеватый язык Геббельса, что издевательским тоном спрашивал: не захочет ли советский спортсмен пройтись по стадиону в сердце Третьего Рейха?
-Они в пятый раз присылают одно и то же, - фыркнул Сталин. – Прямо-таки упорство осла, что не хочет тащить тюки. Адольфу нравится получать мои отказы? Или он считает, что я пошлю своих лучших спортсменов наслаждаться воздухом нацисткого режима?
-Разрешите высказать свои соображения, товарищ Сталин, - сказал Молотов.
-Ты сегодня сядешь или нет? – вместо ответа продекламировал вождь.
Молотов занял стул по другую сторону стола. Он настолько вошёл в раж, прорабатывая идеи в голове, что совсем забыл о том, что так и не присел. Впрочем, слова Сталина можно воспринимать как ироничную шутку: сесть в тюрьму сейчас легче, чем сесть дома отдохнуть.
-Итак? – Иосиф Виссарионович выпустил облако дыма.
-Думаю, что Гитлер собирается таким образом, опустить авторитет советского строя. Мол, если боимся отослать наших спортсменов даже, то значит не способны противостоять такому врагу как Германия. Чем больше фюрер получает наших отказов, тем чувствует себя уверенней…
-Полный болван! – отрезал Сталин. – Не ты, Вячеслав Михайлович, а Гитлер. В твоих словах кроется зерно истины, но от себя добавлю: он недооценивает СССР и это сыграет когда-нибудь с ним плохую шутку. Отправь в Берлин депешу, но не сегодня. Через пару дней. Пусть подождут, понервничают, а вдруг Москва решила передумать.
-Будет сделано! – кивнул Молотов, доставая из кармана платок и протирая взмокший лоб. – Согласно данным разведки, Германия наращивает военную мощь, а также готовит новые образцы техники. Честно говоря, меня это пугает, товарищ Сталин.
-Я читал недавние отчёты! – Вождь отложил трубку в сторону. – И пока не вижу поводов для беспокойства. Или вы сомневаетесь в мощи советского оружия?
-Никак нет! – Молотов едва не подскочил на стуле. – Здесь стоит обратить внимание на то, что лучшие учёные умы Германии могут создать что-то принципиально новое, до чего не додумались в Союзе. Следует рассмотреть вариант отправки шпиона. Я недавно разговаривал с полковником Ноздрёвым, он готовит диверсантов. План переброски агента выработан идеально!
Сталин задумался, пальцы скользили по трубке, он принимал какое-то решение. Наконец вздохнул и коротко ответил:
-Разрешаю!
Молотов кивнул и облегчённо вытянулся на стуле. Несмотря на долгую дружбу со Сталиным, он постоянно чувствовал себя, словно птица в клетке, возле которой прыгал кот. Никогда не знаешь, что творится в голове у вождя, который одним лишь взглядом может отправить тебя в Сибирь.
-Вызови ко мне Урицкого, - продолжил вождь. – Давно не разговаривал с начальником нашего Разведывательного Управления. Не нравятся мне его усики… как у Гитлера.
Молотов вновь кивнул, не в силах произнести ни слова. Плохое предчувствие возникло у него, словно тень от облака, накрывшая всё вокруг.
И действительно, спустя два года Урицкого расстреляли по обвинению в заговоре против советской власти…
-Не размахивай так удочкой! Это же не хлыст!
Отец с улыбкой показал, как надо: оттянул руку назад и леска со свистом устремилась к воде. Послышался едва слышный всплеск. Антон зачарованно наблюдал за поплавком, напоминавшим маленького красноармейца, решившего окунуться.
-Теперь ты, сынок…
Мальчишка вновь закинул удочку, в этот раз получилось сноснее, но не так хорошо, как у отца. Второй поплавок вынырнул в метре от родительского, выкрашенный в белый цвет. Водомерки, словно на коньках, разбежались в разные стороны.
-Щуку словим? – спросил Антон, мечтавший притащить домой огромную рыбину. – Ребята из деревни от зависти ложку проглотят!
-Мечтать не вредно, особенно об ухе и ложках, - буркнул отец. – Ты сначала хоть пескарика вытащи…
Антон насупился. И что с того, что ему семь лет? Он уже и читать, и писать умеет, не то, что пустомели-мальчишки, сыны мельников и конюхов. А в сентябре в школу пойдёт, вот все удивятся.
Над рекой гудели насекомые, где-то вдали квакали лягушки. Солнце выскочило из-за туч, осветило воду, красные блики заискрили на поверхности, будто фейерверки. Отец вытащил из мешка огурец и предложил сыну. Тот с радостью захрустел овощем, наслаждаясь не только вкусом, но и моментом.
-Чем пахнет? – неожиданно спросил отец.
-Тиной, - ответил Антон.
-Нет, дружок, это запах свободы, - усмехнулся тот. – Цени этот аромат, это ни с чем не сравнимое чувство. Теперь мы не должны платить оброк помещику за землю, сами себе хозяева. Никто не стоит за спиной и не требует денег, прожигая насквозь злым взглядом!
Отец редко улыбался. На грубом, морщинистом лице, покрытом бородой, постоянно мелькала печаль. В войну с немцами они потеряли маму, но несмотря ни на что выдержали. Остался шрам на щеке от вражеского штыка, но те рубцы что в душе заживали медленнее.
Только сейчас Антон понял, что такое счастье. Это когда вот так, сидишь на бережке с отцом, и просто живёшь, не думая о горестях жизни…
Поплавок неожиданно нырнул вниз, леску натянуло.
-Не спи! Тащи!
Отец выронил огурец от неожиданности.
Мальчишка потянул удочку на себя, ощущая тяжесть, казалось, деревянное удилище сейчас переломается. Точно не пескарик, а нечто громадное!
-Тяжко! – закричал Антон. – Батя, помоги!
-Давай сам! – ответил тот. – Ты уже взрослый. Гляди в воду, появилась!
Действительно, возле поверхности замелькало змеиное тело, зелёная спина в крапинку. Щука, как он и мечтал, но упёртая.
-Осторожно, пусть вымотается, не тащи резко!
Советы отца сбивали с толку. Антон не выдержал и с силой потянул на себя. Леска лопнула и его отбросило на землю. Без рыбы и без крючка.
Отец расхохотался и подал сыну руку:
-Ничего, на первый раз неплохо!
Антон хотел возразить, что он не виноват, что просто леска паршивая, но и рта не раскрыл. Послышался резкий гул, и земля задрожала. Отец насторожился и всмотрелся вдаль, за равнину, покрытую рожью.
-Взрыв? – вымолвил мальчик.
-Белогвардейцы, - прошептал мужчина. – Антоша, беги домой, живо!
Но слишком поздно. Резкий свист и огромный снаряд угодил в озеро. От взрыва мальчишку отбросило назад, он совершенно оглох. Просто лежал на сырой земле, чувствуя запах собственной крови, лившийся по лицу. Контузия, словно какой-то осьминог, охватила тело щупальцами, не давая двигаться.
Он видел тело отца, распластанное в пяти метрах, окровавленное и безжизненное. Счастье закончилось. Навсегда…
Антон Звягин проснулся, сжимая в руках одеяло. Он лежал в казарме, солнечный свет проникал сквозь окна. Весь мокрый, дрожащий, едва понимающий, что происходит. Кошмары преследовали его с детства.
Всё в порядке. Рассвет. Значит нет смысла и засыпать.
Его товарищи дремали рядом, на соседних койках. Разведчики, мечтавшие послужить Родине, обмануть врага, излучая оттенки лжи, словно какой-то проектор. Но Антону с этим не везло, не умел он притворяться самозабвенно, честность и совесть брали вверх.
Он тихо оделся и проскользнул в коридор. Вышел на улицу, вдохнув свежего воздуха. Ещё только утро, а солнце неимоверно печёт. Деревянное здание разведшколы располагалось посреди леса, окружённое высокими соснами.
-Звягин!
Антон обернулся и заметил приближавшегося Романа Никоненко. Значит не он один проснулся рано. Но в отличие от него, собрат по оружию выглядел осунувшимся, с помятым лицом и кругами под глазами. Роман крупный парень, с широкими плечами и могучим торсом. Когда-то занимался в спортивной школе, до того, как взяли в армию и направили сюда.
Антон до сих пор не мог взять в толк почему. С таким паскудным характером как у Никоненко, вечно недовольным, но в то же время склонным к карьеризму.
-Сегодня думаешь хорошо отстреляться? – спросил он, подходя ближе. – Так вот, слушай сюда. Будешь мазать, понял?
-Чего? – фыркнул Антон. – Тебе может рожу намазать лучше? А то больно губу закатал…
Никоненко побагровел и неожиданно ударил Антона в живот.
Звягина скрючило, он не мог вдохнуть. Роман мерзко улыбнулся и прошептал ему в ухо:
-Место моё, понял? Я поеду в Германию, а не какой-то прощелыга из детдома! Либо проваливаешь стрельбы, либо…
Антон разозлился не на шутку. Вдохнул в лёгкие воздуха и неожиданно сделал подсечку ногой. Удар пришёлся по колену Назаренко и тот с криком повалился на землю.
-Что здесь происходит? – Полковник Ноздрёв вышел из здания, осмотрев поле боя. – Звягин, это что, драка?
-Никак нет! Товарищу стало плохо, подкосились ноги! Правда, Рома?
Никоненко буркнул в ответ что-то неразборчивое.
Ноздрёв покачал головой, явно не поверив ни слову. Но доказать ничего бы не смог всё равно.
-Через час едем на стрельбы! – сказал он. – Готовьтесь!
-Есть! – Антон отдал честь. – Готовы послужить Родине!
Полковник скрылся в здании. Никоненко сплюнул и удалился восвояси, признавая своё поражение.
Адольф предавался грёзам, сладким, рассыпчатым, словно сахар. Да и что в этом страшного? Ведь он уверился в своей непобедимости, в том, что люди с ума сойдут, когда увидят его рисунки. А Венская Академия Изобразительных Искусств поставит Гитлера на первое место среди выпускников.
Австрийская осень радовала тёплой погодой, яркими красками падающей листвы. Гитлер с радостью прогуливался по улицам, зарисовывая здания, добавляя цвета уходящего лета. Первый экзамен он прошёл с лёгкостью, оставалось лишь добиться признания.
Абитуриент с улыбкой вывалил на стол рисунки. Сейчас начнут охать, хвататься за сердце, признавая гениальность юного художника.
-Простите, вы нам не подходите, - произнёс ректор. – Слишком мало портретов.
-Что-что? – Адольф дотронулся до щёточки усов под носом, ощущая как пот покрывает лоб. – Как же так? Посмотрите! Какой стиль! Ни одной помарки…
-Причём тут стиль? – Ректор нахмурился и приложил пенсне к глазам. – В нашей академии учат рисовать сердцем, а вы, Гитлер словно готовите чертежи. Займитесь архитектурой, там достигните максимум славы…
Гитлер вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Эти воспоминания продолжали мучать фюрера спустя тридцать лет, когда он достиг вершины своего могущества. Он бы с радостью повесил ректора за ноги на площади, да вообще всю приёмную комиссию. Но это лишь доказало бы его несостоятельность как художника.
«К тому же, - подумал Адольф, выходя на воздух, - поступи я тогда в академию, меня бы здесь не было. Немецкий народ оказался бы на краю гибели без моего указующего перста. Я словно пастух, что ведёт овец, отгоняя хищников. Германию ждёт славное будущее, а меня бессмертие!»
Баварские Альпы выглядели великолепно, особенно сейчас, когда солнечный диск закатывался за горизонт, окрашивая снежные вершины в розовые оттенки. Смотровая площадка оказалась девственно пустой, что не удивляло Гитлера. Ева Браун отъехала по делам и без её присутствия в Бергхофе становилось одиноко.
-Мой фюрер! – послышался голос начальника охраны, вышедшего из здания. – К вам Геббельс. Вместе с ним ожидает приёма штурмбаннфюрер Рихтер!
Адольф резко развернулся, кидая пронзительный взгляд на солдата. Тот тут же опустил голову, словно ожидая, что его ударят.
-Впустите обоих, - сказал Гитлер, просчитывая в мозгу варианты. – Думаю, ничего секретного в их речах я не услышу.
Спустя минуту фюрер вошёл в конференц-зал, наслаждаясь тем эффектом, что произвёл на гостей. Действительно, Геббельс рассматривал вождя с восторженной улыбкой, а вот Рихтер, казалось, и глазом не моргнул.
Гитлер неторопливо прошёлся по залу, осматривая любимый интерьер. Множество столиков и кресел рассредоточены повсюду, роскошные красные ковры и дорогие картины, и что самое главное, панорамное окно на всю стенку, открывавшее вид на горную долину. Лучшее место для размышлений и принятий важных решений, от которых зависело судьба страны.
-Господа, - произнёс фюрер. – Я решил принять вас одновременно, чтобы не тратить драгоценное время. Но всё же в порядке очереди, Йозеф, начнёшь ты?
Геббельс перестал улыбаться, словно превратившись в мраморную статую. Честно говоря, красавцем он никогда не был, черты лица острые, нос картошкой, подбородок будто грубо и неумело вылепили. Хищник на службе у германского императора, готовый порвать глотку любому, кто посмеет сомневаться в линии национал-социалистической партии.
-Мы получили ответ от Сталина, - сказал он. – Как обычно коммунисты отказались участвовать в наших Играх. Другого от дикарей я и не ожидал. Они не способны на высокие спортивные достижения, вот и трусят…
-Может и так, - кивнул фюрер. – Но каждое «нет» этого кавказского барана приводит в ярость. Он оскорбляет меня своим пренебрежением. Даже американцы согласились прислать делегацию, а ведь они презирают идеалы Рейха.
-Боюсь, что как раз этого стоило избежать любой ценой, - скривился Геббельс. – Они пришлют к нам негра… как его там…
-Джесси Оуэнс, - вставил слово Рихтер.
Гитлер с изумлением посмотрел на молодого офицера. Одобрительно кивнул ему. В отличие от Геббельса этот мужчина являлся истинным арийцем – блондин с голубыми глазами, каждая черта лица идеальна, никаких излишеств. Фюрер даже простил ему, что он без разрешения влез в разговор вышестоящих чинов.
-Да-да, проклятый Оуэнс, - фыркнул Геббельс. – Можно ввести запрет на въезд негров, но это вызовет неодобрение мирового сообщества, а чего доброго, и бойкот Олимпиады.
-Ой, да пусть едет! – провозгласил Адольф. – Боимся какого-то чёрного неудачника? Любой немецкий бегун быстрее его, и мы докажем это на стадионе. Рузвельт пожалеет о том, что выслал к нам Оуэнса!
Гитлер замолчал. На лице промелькнула тень, в глазах появилось выражение истинной ненависти, казалось, внутри вождя закипает лава. Губы скривились, ноздри расширись, а пальцы сжались в кулаки.
Рихтеру фюрер напомнил дикого неандертальца, что был готов разорвать чернокожих спортсменов на части.
-Запомните, Йозеф и передайте всем, - проговорил Гитлер. – Если хотя бы один негр получит медаль…
Он не договорил. В этот момент Адольф походил на настоящего психопата: по лбу струился пот, глаза вылезали из орбит, каждый мускул дёргался.
Рихтер ощутил презрение к германскому вождю. Настоящий мужчина не станет устраивать истерик из-за гипотетических побед негров. Штурбманнфюрер не любил Гитлера, считая его параноидальным нарциссом, не способным на великие свершения во имя Рейха.
Но всё же следовало притворяться поклонником, дабы сохранить погоны и положение.
-Бывают вещи и хуже, - решил разрядить обстановку он. – Оуэнс мог оказаться жидом!
Гитлер на секунду застыл с раскрытым ртом. Неожиданно расхохотался, а вслед за ним мерзко захихикал и верный Геббельс.
-Он мне нравится, Йозеф! – воскликнул фюрер. – Ладно, оставь нас наедине, как выполнишь всё, свяжешься по телефону!
Министр пропаганды вытянулся по струнке и вскинул руку вверх. Спустя несколько секунд он скрылся за дверью, громко топая ногами в военных сапогах.
Антон Звягин замолчал, испытующе поглядывая на собеседника.
-Что такое? – спросил Виктор.
-Ты словно не веришь мне, я давно научился читать по лицам людей, - ответил Звягин.
Правдоруб стыдливо отвёл взгляд. Щёки порозовели.
-Суть не в том, что я не верю, - сказал он. – Просто пойми меня правильно: ты так интересно рассказываешь, со всеми подробностями, словно выучил наизусть текст. Кажется, что присутствовал там. Но это невозможно! Откуда тебе знать, какие разговоры происходили со Сталиным или Гитлером?
Антон рассмеялся. Подмигнул Правдорубу:
-Зришь в корень, друг. Естественно, многие события я не видел, но с лёгкостью могу их представить. Это как со сбором головоломки. Вначале сложно из разрозненных частей скомплектовать целостную картину, проявляешь фантазию. Так и делаю. Да и в конце концов, кое-что я слышал краем уха сам, остальное легко додумать.
-Тебе бы книгу об этом написать, - вздохнул всё ещё не убеждённый Виктор.
-Может ты и напишешь? – пожал плечами Антон. – Ладно, давай не терять времени даром. На чём я остановился?
К вечеру погода испортилась. Свинцовые тучи заволокли небо, а ветер, словно разъярённый тигр накинулся на деревья, сгибая ветви и сметая листву. Дождь полил рекой, превращая дорогу возле казармы, в грязное месиво.
На Антона накатило уныние. Звучало безумно, ведь он праздновал победу утром. Совсем скоро он будет в Германии, где станет работать под прикрытием, служа Родине во благо её интересов. Если повезёт раскроет множество заговоров, спасая советский народ от неминуемой войны. О такой чести мечтали все сослуживцы.
Да, это радовало, приводило в неописуемый восторг. Улыбка не сходила с губ разведчика, до того, как начался этот проклятый ливень. Потому что только сейчас Антон ощутил всю тяжесть миссии, которая ему предстояла. И ладно, невзгоды, он-то их преодолеет. Но что делать с одиночеством?
Капли дождя стекали по окну, где-то вдали слышались смех и оживлённые разговоры. Привезли плёнку с новым фильмом «Цирк», где Любовь Орлова буквально сводила с ума ребят. Когда им ещё удастся увидеть такие стройные ноги в чулках…
Антон любил смотреть кино вместе с сослуживцами, но сейчас хотел побыть наедине со своими мыслями. Там, на чужбине, у него не будет шанса порадоваться с друзьями. Кругом враги, никому нельзя доверять, и он останется один против всего мира.
Всё как после смерти отца, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Он едва успел свыкнуться с потерей матери. И тут новая катастрофа, отца убил разорвавшийся снаряд. Парнишка остался в одиночестве. Детский дом, с погаными условиями и жестокими детьми. И наконец армия, где его таланты заметили и отправили в школу разведки.
-Когда уезжаешь? – Женский голос вырвал Антона из цепкой липучки воспоминаний. – Прости, не хотела пугать…
Звягин обернулся, слегка вздрогнув.
В нечётком свете, падавшем от лампы на потолке, стояла Елена Перепёлкина, надевшая парадный мундир. Выглядела она потрясающе: волосы уложила в косички, на губах оттенки красной помады. Глаза сияют, словно мириады звёзд на небе.
-Фрау Риц? – усмехнулся Антон. – Чем могу быть полезен столь высокой гостье?
-Ой, да прекрати дразниться! – улыбнулась Перепёлкина и неожиданно толкнула его в плечо. – Я очень рада за тебя! Ты заслужил это больше всех!
-Вы мне льстите, фрау, - хмыкнул Антон, которому было приятно.
-Так, когда отплывает пароход? – продолжала гнуть своё девушка.
-Завтра в полдень за мной заедет автомобиль, - ответил Звягин. – Ноздрёв клянётся, что выслали ЗИС-101, помнишь картинку в газете?
-Ничего себе… проедешься на машине высшего класса для партийных чиновников. Может сам Сталин на такой катался!
— Это вряд ли. Наш вождь предпочитает иномарки. Только, тсс! Никому про это, а то выгонят как пить дать!
На какую-то минуту, долгую, наполненную лишь тихими вдохами, воцарилось молчание. В подобные секунды у людей возникает какая-то обоюдная симпатия, предвкушение чего-то большего, и если этим воспользоваться…
-Моя мама говорила, что дождь – это не просто осадки, а плачут души умерших людей, что не могут вновь воссоединиться с живыми, - произнесла Елена. – Поэтому в такие моменты, я вспоминаю её и отца. Я ведь тоже потеряла своих, как и ты. Убили в гражданскую. Попала в детдом. Не знала родительской теплоты и ласки. Тебе одиноко, Антоша?
Звягин на миг опешил, взволнованный признанием девушки. Столько месяцев знакомы, иногда переговаривались, она лечила его лёгкое ранение во время учений. Почему же так долго молчала? Ведь вполне вероятно они никогда больше не увидятся!
-Угадала, - сказал он. – Но это ничего не изменит. Меня выбрали, и я выполню свой долг, нельзя отступать. Я солдат.
-Сам-то веришь в свой пафос? – покачала головой Перепёлкина. – Ноздрёв научил?
-Если не верить, зачем тогда всё это? – Антон раскинул руки в стороны. – Ты… чего? Плачешь?
Лена смахнула со щеки слезу. Неожиданно подалась вперёд и поцеловала парня в губы, горячо, крепко, словно в последний раз.
-Побудь со мной сегодня, - прошептала она ему в ухо. – Прошу. Одна ночь и всё!
Антон не стал думать. Решил, лучше отключить мозг, следуя желаниям. Девушка схватила его за руку и повела за собой. Они вышли в дождь, ощущая холодные потоки воды на теле. Пробежали несколько десятков метров, очутились возле входа в медпункт. Лена вытащила ключ, безуспешно пытаясь всунуть в замочную скважину. Выронила, вскрикнула и рассмеялась.
Антон достал ключ из лужи и твёрдым движением вогнал его в щель. Внутри было тепло, пахло медицинским спиртом. Лена подошла к кушетке, торопливо снимая мундир. Звягин дрожал, не только от холода, но и от возбуждения.
-Закрой за собой, - сказала Перепёлкина. – Не хватало, чтобы нас застукали.
-Фильм будет идти часа полтора, - кивнул Антон. – Какая же ты красивая…
Щелчок. Замок закрылся.
Лена оказалась в одном нижнем белье. Юбка слетела на пол, обнажая стройные ноги в комбинации чулок. Звягин встал как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. Любовь Орлова по сравнению с обычный медсестрой показалась далёким призраком, выдумкой для дураков.
-Ты заслужил это, - проговорила девушка, подходя к нему, обнимая за шею. – Никто не заступался за меня так, как ты во время допроса. Пусть мне ничего не грозило… плевать. Очнись же!
Антона охватило желание. Вскоре они лежали на кушетке, ощущая теплоту друг друга, разогреваясь после холодного дождя. Загорелая кожа девушки оказалась приятной, а упругая грудь словно создана для прикосновений.
Спустя часа два послышались громкий топот, крики, искренний смех. Ребята возвращались в казарму, обсуждая кино. Кто-то упомянул про негритёнка в конце фильма.
Звягин лежал в обнимку с Леной, которая тихонько посапывала во сне. Вымоталась, но на губах застыла улыбка. Этот вечер она будет помнить долго, возможно всю жизнь.
Нацисты ненавидели негров. Как и евреев. Да и славян презирали. Нельзя давать им шанса выползти из своей норы и творить безобразия. Не для того Гитлер наращивал военную мощь, чтобы просто красоваться на парадах.
Ожидание – это хуже всего, особенно, когда понимаешь, что в конце тебя ждёт катастрофа. Оно разъедает мозг, подобно мерзкому паразиту, не давая сохранять спокойствие.
Они знали, что гестапо придут за ними, но лелеяли надежду, что о них забудут. Глупость, конечно, но, что им было делать? Бежать из страны? Но куда? У семьи Берманов нигде нет родственников, готовых принять их.
Дед Лилии построил бизнес в Германии в девятнадцатом веке, открыв антикварную лавку. В Гамбурге они стали самыми известными продавцами редких и поддержанных товаров, в том числе музыкальных инструментов. Деньги непрерывно множились, и хоть после прихода к власти Гитлера хуже с торговлей, но как-то выживали.
Лилия Берман не полностью еврейка, в ней текла и немецкая кровь, от матери. Она гордилась принадлежностью к дочерям израилевым, но в то же время, боялась этого. Никто из гестапо не станет разбираться, если ли в ней арийский корни. Просто заметут и отправят в тюрьму.
Лилия ходила по городу в постоянном страхе, оглядываясь по сторонам. Ей приходилось чувствовать мрачные взгляды соседей, что совсем недавно улыбались и сочувствовали. Но за три года всё резко поменялось, теперь евреев презирали. Да и кому из немцев хотелось оказаться в застенках тайной полиции за помощь врагам?
В мясной лавке она купила большой кусок говядины. Сзади подпирала очередь из немок, что возмущённо шушукались. Да и продавец был не в восторге, светловолосый и мускулистый, с трудом сдерживал негодование.
-Милочка, - произнёс он. – Чтобы в последний раз, понятно?
-О чём вы? – вздрогнула Лилия.
-Думаю, у евреев прекрасные мозги, - ответил продавец. – Разве сложно догадаться? Я не желаю, чтобы сюда ворвался отряд полиции и произвёл обыск.
Лилия сглотнула тяжёлый комок в горле. Схватила с прилавка мясо, и понеслась к выходу, слыша негодующий ропот.
На улице отдышалась, прислонившись к фонарному столбу и прикрыв глаза. Слышала, как проезжают автомобили, где-то играет музыка. Время замедлило свой ход, словно тягучая пастила обволакивала девушку. Остаться бы тут навсегда и ничего не чувствовать больше.
Но нельзя сдаваться.
Лилия быстрым шагом двинулась по улицам Гамбурга, стараясь не глядеть по сторонам. Люди не обращали внимания на неё, принимая за обычную немку. Но знакомые соседи знали её в лицо, не стоило задерживаться.
В одной из подворотен, в которую она свернула, чтобы быстрее добраться до дома, слышались возня и смех. Лилия остановилась возле кирпичной стены и выглянула из-за мусорного бака.
Несколько подростков окружили раввина и пинали его ногами. Тот не сопротивлялся, лишь молился, стараясь призвать высшие силы на помощь. Девушка не без содрогания узнала в незнакомце дядюшку Соломона, что когда-то служил в синагоге. Добрый человек, что всегда готов прийти на помощь ближнему.
-Старый уродливый жид! – кричали дети. – Это всё ты виноват!
-Долготерпеливый лучше богатыря, - бубнил раббе, - и владеющий собой лучше завоевателя города! Господь мой, я не подниму руку на этих несчастных…
Один из подростков, самый крупный и толстый, сбил с Соломона фетровую шляпу, и она обнажила редкие седые волосы на макушке. Пейсы на висках запрыгали по морщинистому лицу старика. Лилия увидела выражение глаз раввина: в них застыла мольба.
Что за безумие надевать такую одежду сейчас? Это то же самое, что носиться по Гамбургу с плакатом: «Я ненавижу Гитлера».
-Вонючка еврейская!
-Из-за таких как ты мы проиграли войну!
-Сколько марок при тебе? А ну отдавай! Богатство всё наше!
Соломон упал на колени, послышался резкий треск. Рукав роскошного чёрного фрака порвался. Дети избивали беззащитного, который продолжал цитировать Писание.
-А ну пошли вон! – Лилия выскочила из-за мусорного бака. – Хотите, чтобы я отхлестала ваши задницы? Это не беззащитный щенок!
Подростки отскочили назад, словно волна во время отлива. Несколько секунд разглядывали девушку, пытаясь разобраться, представляет ли та угрозу. Наконец толстый главарь лукаво улыбнулся:
-Сучка еврейская. Мой отец служит в городской мэрии. Скоро вас всех вздёрнут, а с тобой повеселятся…
Лилия подняла осколок от кирпича и замахнулась.
Дети сбежали так быстро, будто превратились в жеребцов.
-Как вы, раббе? – Лилия помогла подняться Соломону. – Не ранены?
-Всё в порядке, дорогая моя, - ответил тот. – Я привык к подобному отношению. Несколько оскорблений и ударов не оттолкнут веру от служителя Господа.
-Но это безумие! – Девушка подняла с брусчатки шляпу. – Вы им ничего не сделали! А они накинулись как гончие на оленя!
-Не согрешит человек, пока не войдёт в него дух глупости, - сказал Соломон. – Эти дети наивно верят тому, что им говорят взрослые, впитывают, словно губка воду. А в школах чему обучают? Еврей враг немецкого народа, принижайте его и гнобите!
-Глупость, что когда-нибудь приведёт нас к гибели, - кивнула Лилия.
-Дитя моё, - покачал головой раввин, надевая шляпу. – Я помню тебя ещё малышкой, когда приходила в храм вместе с родителями. Спасибо за помощь и помни: пока вера сильна, никто не сможет оскорбить твой дух, и не упадёшь ты на колени.
Соломон прикоснулся к плечу девушки. Направился вперёд, немного прихрамывая, но с горделивым лицом, яркими глазами и верой в лучшее. Грязный порванный фрак внушал жалость, но несмотря на это раввин светился силой.
Лилия вернулась домой спустя минут пять, запыхавшись, вошла через стеклянную дверь. За прилавком она увидела отца, улыбнулась ему. Не сразу заметила посетителей. Собиралась рассказать об случившимся, как услышала елейный голосок:
-Фрау Берман! Как я рад видеть столь прекрасную девушку…
Лилия чуть не выронила пакет с мясом. Оглянулась: крупный мужчина в чёрной кожаной куртке ухмылялся ей. Одутловатое лицо, крупный нос, лёгкая щетина на подбородке, и глазки маленькие, словно у насекомого. Волосы коротко постриженные, слегка поседевшие на концах.
-Мне не нужны оправдания, я хочу видеть результаты.
Штурмбаннфюрер Рихтер прохаживался взад-вперёд по кабинету, в то время как несчастный инженер сидел на стуле и обливался потом. Казалось, бедняга попал в клетку со львом, откуда выбраться можно лишь растерзанным трупом.
-Герр Лэнг, - продолжил Рихтер. – Сколько лет работаете в науке?
-Семь, но мой опыт не имеет никакого значения! – вскрикнул инженер. – Поймите, эта технология вне нашего понимания! Даже в двадцать первом веке никто не разгадает, как работает этот корабль!
Штурмбаннфюрер сжал кулаки. Подошёл к окну, за которым виднелся тёмный лес. Вершины Альпийских гор поднимались над деревьями, белые, заострённые, словно посыпанные сахарной пудрой конфеты. Почти все на базе работали под землёй и редко дышали свежим воздухом.
-Провели новые анализы материала, из которого отлит корабль? – спросил Рихтер.
-Химики в лаборатории занимаются этим двадцать четыре часа в сутки, - затараторил Лэнг. – Пока что обнаружили элементы, не входящие в основную таблицу Менделеева. Металл эластичен, твёрд, и в то же время лёгок как фольга. Поразительный сплав, если бы мы узнали, как его создавать… наши самолёты и танки стали бы непобедимыми!
-Серьёзно? – Рихтер резко повернулся на каблуках. – Спасибо, Лэнг, вы открыли мне глаза! По-вашему, я привёз корабль сюда лишь для того, чтобы вы разевали рты от удивления? Здесь работают лучшие учёные умы Рейха, а никто, повторяю, никто даже близко не подошёл к тайне полёта этой штуковины!
-Прошла только неделя! – взмолился инженер.
-В таком случае, приложите все усилия!
Рихтер присел в кресло, расположенное по другую сторону стола, заваленного бумагами. Кабинет штурмбанфюрера напоминал небольшую каморку, где едва помещались стол с мебелью, а также шкафы с папками. Портрет Гитлера над дверью завершал картину. В глазах фюрера светилось торжество, явно фотографию сделали после его победы на выборах.
-Рейх рассчитывает на вас, - сказал Рихтер. – Наш великий вождь мечтает о том, что когда-нибудь разработки помогут Германии встать во главе мира. А вы неспособны разработать простейшую концепцию, благодаря которой возможен полёт в космос.
— Это к Вернеру фон Брауну, - ответил Лэнг. – Его отдел занимается разработкой ракет, а не мой.
Инженер осёкся от своей дерзости. Вновь стал похож на хорька: щуплый, худой очкарик в белом халате, с мерзкой козлиной бородкой. Лэнг протёр платочком мокрое лицо. Жалкое подобие уважаемого учёного.
А ведь Рихтер не презирал творцов науки. Сам когда-то лелеял надежду заняться учёной деятельностью, изучал физику в английском колледже. Но мировая война заставила переменить планы. Отец Рихтера, богатый немецкий аристократ, оказался разочарован, когда его шестнадцатилетний сын убежал воевать на фронт.
Спустя два года, наполненными жаром сражений, ранениями и жуткими картинами газовых атак, Рихтер навсегда связал жизнь с воинской карьерой. Он считал, что лишь там сможет помочь родине вырваться из того дерьма, в которое его ввели император Вильгельм, революция и победившая Антанта.
-Барон фон Браун сейчас занят установкой ракетных двигателей на самолёты, - сказал штурмбаннфюрер. – Идея безумная как по мне, но чем чёрт не шутит? Если наши самолёты станут летать быстрее, чем у остальных, победа в воздухе обеспечена.
-Вы не любите барона, - заметил Лэнг.
-С чего такие мысли? – улыбнулся Рихтер.
-За месяцы работы в институте стараетесь избегать темы о Брауне, - ответил инженер. – А когда говорите, выражение лица меняется, словно проглотили кислую клюкву.
-Я ничего не имею против его работы, - пожал плечами Рихтер. – Мне не нравится, что Браун слишком самонадеян, кичится своей гениальностью, будто павлин машет хвостом. Но хуже всего то, что он до сих пор не вступил в национал-социалистическую партию. Это наводит на некоторые мысли, патриот ли он?
-Я лично горжусь принадлежностью к партии фюрера!
Лэнг буквально расцвёл на глазах после произнесённой фразы. Щёки покрылись румянцем, глаза заблестели неистовым огнём, в руки сами собой сжались в кулаки.
-Ещё бы это дало вам той смеси гениального ума и хитрости, что есть у фон Брауна, - покачал головой штурмбаннфюрер. – Но, к сожалению, вам не хватает мозгов, чтобы разобраться в приборах инопланетного корабля. Неужели мне придётся обратиться к барону?
-Никак нет! – Инженер аж подскочил на стуле. – Мы с моей командой готовы в течение полугода предоставить отчёт о результатах. Я не подведу вас, обещаю!
Рихтер откинулся в кресле и облегчённо скрестил руки на груди. Уловка сработала: задетая гордость Лэнга сыграла с ним злую шутку. Впрочем, все мужчины одинаковые. Не терпят конкуренции, готовы прыгнуть выше головы, взлететь в космос буквально, лишь бы доказать, что они лучше и сильнее, чем оппоненты.
-Что насчёт пилота? – спросил Лэнг. – Если бы мы развязали ему язык…
-Я уже говорил, что это засекреченная информация, - отрезал штурмбаннфюрер. – Не суйте нос в место, где его могут отрезать. Кроме того, у инопланетянина нет языка. А вместо носа… впрочем, я проговорился.
-Серьёзно? – Инженер вновь упал на стул, от новой информации у него подкосились ноги. – Но он ведь похож на нас? Судя по креслам пилотов, их рост как у детей…
Рихтер молча вытащил из ящика стола «маузер». Демонстративно положил на столешницу. Дуло указывало в сторону Лэнга.
-Молчу! – Инженер в страхе опустил голову и даже зажмурился.
Штурмбаннфюрер поморщился. Спрятал оружие обратно, стараясь скрыть признаки злости. Ну что за трусость! Хоть у кого-то из этих прощелыг в белых халатах есть подобие яиц?
-Если будет новая информация по кораблю, - вымолвил он, - вы получите её в первую очередь. А пока что, приложите усилия к тому, чтобы разобраться в технологиях пришельцев.
-Мне нужна дополнительная помощь, - ответил инженер. – В мой отдел следует перевести десять человек.
-Даю разрешение, - кивнул Рихтер. – Не задерживаю больше…
Варшава встретила Антона звоном церковных колоколов. Католические костёлы буквально усыпали столицу, отмечая очередной религиозный праздник. Удивительное дело, для многих поляков поход в церковь обычное дело, а ведь в Советском Союзе религию подавляли, закрывая и разрушая всё христианское.
Звягин остановился возле Королевского Замка, с интересом разглядывая многочисленные детали. Выполненный в стиле барокко, насколько Антон помнил из искусства, дворец имел форму пятиугольника, выкрашен красной краской. Имел три этажа и выделялся высокой башней Сигизмунда с часами. Бирюзовая верхушка блестела в лучах августовского солнца.
Антон прошёлся возле колонны всё того же Сигизмунда, установленной напротив Замка. Голуби бегали по брусчатке, выискивая оброненный хлеб и семечки. Детишки выбежали из переулка и с криками радости пронеслись мимо, отчего птицы взлетели и уселись на статую с крестом на колонне.
Тихо и миролюбиво. А ведь всего пару дней назад, когда Антон проезжал на поезде через Западную Беларусь, он думал о бедных людях, оказавшихся под пятой у поляков. Бессмысленная война, окончившаяся пятнадцать лет назад, унесла не только жизни, но и территории. Поляки никогда не скрывали неприязни к русским, но вряд ли ненавидели их так же сильно как немцы.
Но быть может это выдумка? Не могут люди так презирать друг друга.
Здесь Звягин выдавал себя за немецкого аристократа, что возвращался на родину после деловой поездки. Ему придумали неплохую легенду, обеспечив необходимыми документами. Одежда оказалась до нелепости роскошной, костюм состоял из бархатного пиджака, светлых брюк и чёрных туфель из чистой кожи. Довершали картину золотые часы на цепочке, свисавшей из кармана. Нелепая трость с набалдашником из слоновой кости явный перебор. Но в то же время, внушала уважение к Антону среди простых людей.
-Извините, пан, - обратился к нему пухлый поляк с усами как у моржа. – Давно в Варшаве?
Незнакомец говорил на немецком, но с небольшим акцентом.
-Приехал утренним поездом и жду пересадка в Берлин, - ответил Звягин. – А как вы догадались?
-Так это элементарно! – усмехнулся мужчина. – Вы с таким интересом рассматриваете Замок, словно увидели его впервые. Только приезжие так могут. Да и чемодан в руках говорит лучше, чем ваше уста.
— Это точно, - кивнул Звягин. – Как поняли, что я немец?
-На чемодане надпись на немецком языке. Просто сложил два плюс два.
Антон прикусил губу. Не нравилась ему такая осведомлённость. Уж не вычислили ли его поляки? Спустя мгновение тревога растворилась, уступив место добродушному спокойствию. Нельзя переживать и таким образом выдавать себя.
-Я лишь хотел предложить пану остановиться у меня в гостинице, - сказал поляк, указывая в сторону здания на другой стороне Дворцовой площади. – Беру недорого, комнаты роскошные, а горничные красавицы, кровь с молоком…
-Хм, ну у вас же не публичный дом, надеюсь? – ухмыльнулся Антон.
-Да что вы! – Хозяин гостиницы взмахнул руками. – В такой святой праздник как сегодня! Преображение Господне!
-Я бы с удовольствием остановился у вас, - пожал плечами Звягин. – Но поезд через два часа. Лучше всего расскажите о последних слухах, пан… э?
-Вуйчик, - протянул пухлую руку незнакомец. – Богдан Вуйчик.
-Клаус Хоффман, - представился фальшивым именем Антон. – Итак, что слышно в Варшаве?
-Да ничего особенного! – ответил Вуйчик. – Как обычно люди смотрят по сторонам, не заглядывая под ноги. Плюют то на вашу родину, пан Хоффман, то в сторону коммунистов. Нацисты внушают ужас, но никто и всерьёз не думает, что они захотят войны. Зато вот русские…
Богдан на миг замолчал, оглядываясь по сторонам.
-Русские явно что-то замышляют, - добавил он. – В последнее время участилось их появление у нас, как пить дать, неспроста это!
-Ой, да, бросьте! – махнул рукой Звягин. – На вокзале я и англичан встретил, и что и их обвинять в заговоре?
-Ну то наши союзники, - сказал Вуйчик. – А вообще, как по мне, что коммунисты, что нацисты, одного поля ягоды. Мне таких ужасов рассказали постояльцы, что сбежали оттуда. Свой собственный народ гробят, сволочи. Зато у нас всё в порядке, хлеб с молоком есть дома, и слава богу!
-Гитлер великий человек, - бросил пробный камень Антон. – Он поднял Германию с колен, вытащил из грязи, и нарастил мышцы.
-Вам лучше знать, пан Хоффман! – хмыкнул Богдан. – Как по мне, психопат он! Видели его выступления на кинохронике? Глаза навыкате, изо рта слюна бьёт, чуть ли не в конвульсиях бьётся на трибуне! Лишь бы к нам не полез, гнида усатая!
Вуйчик осёкся, щёки стали пунцовыми. Видно понял, что слишком разговорился, а такая откровенность перед незнакомым путешественником могла выйти боком.
-Простите, - сказал он. – Вы же немец, вам мои слова покажутся неприятными. Не обращайте внимания, просто ворчание старого ляха!
-Я за свободу мнения, пан Вуйчик, - поспешил успокоить Антон. -У вас красивая страна, ничем не хуже моей родины. И я не вижу смысла в войнах, чтобы разрушать такое великолепие!
-Благодарю, - поклонился Богдан. – Может всё-таки загляните на огонёк? Угощу лучшим в мире борщом! Не верьте, что его придумали украинцы! Стащили рецепт у нас, и хвастаются!
Звягин открыл было рот, чтобы согласиться, благо в желудке заурчало от голода, как увидел разноцветный мячик, что подскочил к его ногам. Огляделся: маленькая девочка лет восьми в летнем платьице спешила за игрушкой, весело смеясь. Она перебегала дорогу, и даже не заметила грузовик, что ехал ей навстречу.
Инстинкты никогда не подводили Антона. Он словно отключился от остального мира. Краски потухли, превращаясь в серую пустоту. Он видел лишь девочку и автомобиль, прикидывал расстояние до цели.
Рванул с места, перехватил девочку рукой, прыгнул обратно на тротуар. Грузовик промчался мимо с грохотом, слышались возмущённый гудок и ругательства из кабины водителя.
-Матерь Божья! –Богдан схватился за сердце. – Да вы настоящий герой, пан Хоффман!