Орангутан-Пресс

Я ещё спал, когда две узконосые обезьяны, довольно бесцеремонно меня растолкав, вежливо объяснили, что мне выпала честь быть приглашённым мартышкой Игнатьевной посетить её издательство Орангутан-пресс. Я спросил, почему в такую рань; и мне ответили, что день директора издательства расписан по минутам, а со мной ей хотелось бы поговорить на свежую голову.

Издательство Орангутан-пресс находилось в высотном доме на Красной Пресне. Мы поднялись на лифте и пошли по коридору, уставленному стеллажами с книгами. Здесь я мог заметить, что некоторые издания были не просто в дорогих кожаных переплётах, но и в меховых. Названия этих книг можно было определить на ощупь, если их использовать в качестве муфты в холодное время года, объяснили мне сопровождавшие узконосые лица. Названия продукции говорили о серийном производстве: «Половая жизнь бегемотов», «Половая жизнь сумчатых», «Половая жизнь рогоносцев», хотя это могли быть и носороги, я всё же был без очков. Вся серия так и называлась: «Жизнь замечательных зверей».

Далее шли ряды поваренных книг: «Как лучше откормить барана», «Баранина для волкообразных» (я и не знал, что введено новое понятие волкообразные), «Говядина для гиеновых» и уж совсем поэтично — «От свиньи до ветчины». На одной из обложек был изображён улыбающийся барашек в обнимку с обаятельной гиеной.

Следующая серия была в мягкой обложке. Я подумал, что это поэзия, но это были книги о национальных кухнях, но не для хищников, а для травоядных. «Что можно приготовить из навоза», «Художественное обгладывание коры деревьев», «До чего должны докопаться свиньи?». Далее шли явно научные труды: «Роль клопов в очеловечивании человека», «Расы клопов и человеческие расы». Мемуары: «Глисты о внутреннем мире человека». Социология: «Фрейдизм и вопросы любовных отношений некоторых паукообразных», «Карл Маркс и съедобные животные». И уже непонятно что: «Проблемы захоронения ископаемых животных».

В приёмной мне велели подождать, и я успел пролистать кое-что из изящной словесности. Мне попался «Маугли» в виде комиксов. Вот волчонок Маугли попадает в приличную человеческую семью, где его обучают ходить на задних лапах и есть с помощью ножа и вилки. Дальше история переходит в какую-то зверскую достоевщину. Волчонок подрастает и съедает Красную Шапочку, свою сестрёнку, как полагают, из-за бабушкиного наследства. Расследование ведёт сам Шерлок Холмс. Он долго и многозначительно курит, прежде чем указать на непомерно большой живот подростка Маугли, тогда как доктор Ватсон призывает всех на поиски дровосеков-педофилов, ибо именно они растлили и зарубили топорами убежавшую от Маугли Красную Шапочку. Несмотря на протесты Общества охраны животных, Холмс вспарывает живот несчастного Маугли, использовав для этого обыкновенную кочергу. К изумлению присутствующих, из живота Маугли выходят ещё живые дровосеки, но Красной Шапочки нет как нет. Присутствующие и группа внезапно появившихся местных интеллигентов требуют линчевания жестокого Шерлока Холмса. Но тут умирающий Маугли указывает на раздутые животы дровосеков. Интеллигенты уже без помощи Холмса вспарывают животы дровосекам, и из первого же вываливается красная шапочка, то есть головной убор бедной девочки, а из других — всё остальное. Все встают на колени перед благородным умирающим Маугли. «Вы, люди…» всё, что он успевает прошептать перед смертью. На последней странице изображён памятник Маугли, почему-то перед зданием бывшего КГБ на бывшей площади Дзержинского: волчонок плачет, сжимая в лапах красную шапочку. Эта книга была допущена Министерством народного образования в качестве пособия по родной речи для начальных классов средней школы.

Мне хотелось узнать, кто пишет такие книги, но было только указано, что авторский коллектив, из чего не следовало — люди это или животные. Тут меня как раз пригласили в кабинет мартышки Игнатьевны, которая величественным жестом указала мне на кресло, а сама ещё заканчивала телефонный разговор, несколько прояснивший тайны издательской кухни:

— Да, да, конечно, нам нужны детективы! Нет, нет, это не моё дело угадывать, кто у вас в кого стреляет. Человек в человека? Но это же банально! Зверски убивает? А как ещё можно убивать? Съедает потом? Опять банальность. Зачем убивать, если потом не съесть. Ах, живьём съедает! Но это же обычная для нас китайская кухня. Банально, банально… Не надо мне пересказывать сюжет… Кому пересказали и кого вырвало? Тёще, вы говорите? Какой ещё тёще? Скажите прямо, вы кто, человек? Да что вы мнётесь! Сразу бы так и сказали. Поймите меня правильно, рынок есть рынок, Орангутан-пресс это коммерческое издательство, рассчитанное на успех, выражающийся в твёрдой прибыли. Поэтому люди нам нужны только в качестве массового читателя, а писатели у нас есть свои. Свой слаженный авторский коллектив. Так что простите, простите…

Игнатьевна положила на стол трубку мобильного телефона и повернулась ко мне. На ней было бежевое элегантное платье с какой-то меховой оторочкой, плавно переходящей в шерстистое декольте, как я потом узнал из телевизионных интервью, от модного кутюрье Набалдашкина.

— Ну вы-то с вашим вкусом, надеюсь, меня понимаете; современная коммерческая литература, как правило, пишется животными, но читается пока в основном только людьми, так как у них руки лучше приспособлены для держания и перелистывания книги. Но у нас всё впереди! Это у вас все эти Лев Толстой, Лопе де Бега всё в прошлом. Люди, как принято утверждать вслед за Бюффоном, произошли от обезьян, но это только на время. Арабы считали наоборот, будто мы, обезьяны, выродившиеся людишки, проклятые Аллахом. Мы выпускаем наши книги, прочитав которые новое поколение перейдёт на новый уровень расширенного сознания. Это вам «не попса выбирает пепси»! Мировоззренческие вопросы! Наши книги помогут нам разобраться, кто от кого произошёл и куда нам идти. Ах, что-то я всё теоретизирую, теоретизирую… Я с вами ещё не поделилась своими впечатлениями о Западной Европе? — Мартышка откинулась в кресле и закурила «Русский стандарт».

— Никак нет, хотя я слышал о некотором триумфе. Премия Роттердамского фестиваля как изгнаннице из Африки в Россию. Премия имени Владимира Соловьёва за вечную женственность. Пушкинская премия в Гамбурге как лучшей русской поэтессе…

— Ну да, ну да, — скромно потупилась Игнатьевна, — у меня даже в голове перепутались все границы! Священные камни Европы, по которым ступала то одна, то другая нога Достоевского. Как всё это дорого сердцу русского сочинителя!

— Да уж ещё как дорого. — Я не знал, как бы полюбопытствовать, не нанося обиды директору российского издательства. — А где ты впервые ясно ощутила, что ты — русская?

— Как где? В консульском отделе Немецкого посольства при получении Шенгенской визы. Я вначале растерялась и стала в очередь к окошку для дипломатов, думала, меня пропустят как африканку. Но не тут-то было! Раз по культурному обмену, значит, русскую культуру представляю. Ещё добавили можете ваши бумаги не показывать, это лишнее, и так видим, что культура и что русская!

Директор изящно стряхнула пепел в пепельницу, изготовленную в форме раскрытой книги. Докуриваешь сигарету и захлопываешь книгу, чтобы не воняло. Удобно.

— На границах, правда, — щебетала Игнатьевна, — не без путаницы, в Шереметьеве в аэропорту спросили — есть ли зелёные, я поняла так, что имеют в виду зелёных мартышек, вроде бы разносчиц СПИДа, и даже обиделась. Во Франкфурте-на-Майне тоже сразу спрашивают — на съезд зелёных? Я закивала, чтобы лишних вопросов не задавали. Я ведь по-немецки только чуть-чуть нахваталась на курсах в институте Гёте. Спросили ещё только, нет ли у меня чего в защёчных мешках.

— А как же без языка стихи-то читать? Перед заграничной аудиторией? Только по-русски? — несколько ехидно спросил я.

— Конечно, по-русски! Я только начну читать, как публика стонет толль, толль, это у них значит классно! Сам звук ведёт к восторгу! А потом уже и вообще слова сказать не давали, только выйду на сцену рукоплескания. Только рот раскрою — аплодисменты. Ручку подниму, чтобы все утихли, — и тут овации. Но это уже после вручения Пушкинской премии.

— Чем обосновывалась премия? Была ли какая-то формулировка?

— При чем здесь формулировка, вообще формальности, когда дело касается поэтического творчества! — Мартышка сделала вид, будто возмутилась самой постановкой вопроса, но потом победоносно подняла на меня красноватые глазки и завершила: — Ну это же известно не только ведущим европейским славистам, что Пушкин был похож на обезьяну! Кстати, тоже выходец из Африки…

— Ах да… А не объяснили, почему Пушкинскую премию дают в Гамбурге?

— Почему в Гамбурге? Потому что деньги есть! — Мартышка на секунду задумалась и блеснула эрудицией: — У Гоголя в «Записках сумасшедшего» где луну делают? В Гамбурге! А теперь вот Пушкинскую премию дают!

— А на что премию потратила?

— Не потратила, а вложила. В основной фонд. С чего издательство-то началось? Не с моих же гонораров за поэзию, хотя я номер один в рейтинге поэтических величин! А теперь мы крепнем, готовимся уже и к Франкфуртской книжной ярмарке 2003 года, когда Россия будет главной её темой. Фантастические проекты! Книга, которую можно съесть. Правда, мы сами и едим, то есть не мы сами, а наши слоны, например. Россия же родина слонов! Фокус не в том, что слон проглотит книгу, а в том, что, когда она выйдет невредимой из слона, её выставят на аукцион, цены ей не будет! А ещё готовится книга-муравейник! Буквы так и кишат на каждой странице. Читать можно только тогда, когда пойдёт дождь. Книга-зубочистка, но вовсе не миниатюрная, а для особо крупных млекопитающих и рептилий. Одна звезда шоу-бизнеса, не буду пока называть имя и сексуальную ориентацию, пишет для нас мемуары — «Моя личная жизнь с гиппопотамом». И не надо забывать, не только мы читаем книгу, но и книга читает нас.

В кабинет заглянула секретарша, как ни странно, с лицом человеческой национальности. Она что-то шепнула директрисе, подбежав к ней на задних лапках. Та кивнула, и в кабинет пригласили каких-то вьючных животных, одетых по-походному, но не без шика. Игнатьевна подписала каждому его бумагу и по очереди пожала своей лапкой торчащие из рукавов копыта. Когда вьючные вышли, она деловито взглянула на свои швейцарские часы и обратилась ко мне явно с прощальной речью:

— Это наши распространители. Дистрибьютеры. Товар берут только в твёрдом переплёте и продают за твёрдую валюту. Самки распространяют дамские детективы и любовные романы, самцы — крутой мужской детектив и лёгкую порнографию. И, как вы уже слышали, авторский коллектив у нас достаточно крепкий, но массовый читатель по-прежнему имеет, можно сказать, человеческий вид. Вас я позвала затем, чтобы вы, познакомившись с нашей издательской программой, подумали над тем, как ввести в наш поток некую философскую струю. Тогда бы мы могли рассчитывать на приток читающей публики уже из нашей среды, которая долгим своим молчанием в истории планеты заслужила право называться именно интеллектуальной публикой. Молчание — золото. И мы рассчитываем на то, что прежде молчащий читатель будет приносить нам если не золото, то, во всяком случае, существенную прибыль. Представьте себе, «Критику чистого разума» или «Критику отвлечённых начал» будут читать запоем, как детектив, и будут требовать продолжения! Мы сможем запустить сериалы на подобной основе. За «Похвалой глупости» последуют «Похвала наглости», «Похвала подлости» и так далее. Бестселлеры как из рога изобилия! Вспомните умную молитву византийских монахов, внутреннюю речь задумчивых животных, ещё не воплотившуюся в слово! Издательство Орангутан-пресс не останется перед вами в долгу. В случае успеха, разумеется. Давайте предложения. Составьте список. Мы над ним поработаем. А теперь прощайте и подумайте над моим предложением.

И уже в приёмную, где меня ожидали сопровождающие узконосые лица:

— Проводите читателя! Спасибо!