Виктор Ночкин Оракул

1. Оракул

Крупный белый конь размеренно вышагивает по узкой тропке, вьющейся среди валунов и густых колючих кустов, вцепившихся в каменистые склоны ущелья. Конь качает массивной головой, позвякивая удилами; мохнатые пряди белой шерсти на бабках, усеянные репьями, мотаются в такт ударам копыт. Всадник покачивается в седле, лениво оглядываясь из-под полуопущенных век. Светлые волосы, собранные на затылке в хвост, мягко шевелятся, когда он поворачивает голову.

Ренган Ар-Аррах возвращается в родной поселок. Девять лет он шлялся по низинам на юге, девять лет воевал за морями. Изредка сюда, в горы, доходили слухи о его подвигах — искаженные, перевранные и, конечно, многократно преувеличенные. Он не слышал о земляках ничего — и ни разу за девять лет не попытался разузнать. Да и что может измениться в горах? Люди, семьи и кланы здесь так же упорно сопротивляются времени, как сопротивляются ветру камни, среди которых они живут. Время обтекает их, почти не оставляя следов — в точности как ветра, дующие в горах. Ренган почти не сомневался, что застанет в живых всех, с кем распрощался после смерти отца — девять лет назад. Что застанет неизменными обычаи, поговорки, манеру одеваться, принятые среди Ар-Аррахов тогда.

Тропа, по которой теперь ступал его конь, точно не изменилась — Ренгану казалось, что он узнает не только каждый камень, но и каждый пучок травы, каждый поросший мхом искривленный древесный ствол… И скоро он увидит земляков — поселок вон за тем поворотом. Хотелось двинуть коленями, понукая белого жеребца, хотелось помчаться галопом… Но Ренган знал, что суетливость не к лицу горцу, тем более горцу из почтенного клана. Ар-Аррахам не понравится, если он будет торопиться, подобно какому-нибудь купчишке из низин. Здесь люди неспешны и упорны, как камни, среди которых живут…

Неторопливым шагом белый жеребец вступил на единственную улицу поселка Ар-Аррахов, если, конечно, можно назвать улицей полоску утоптанной почвы между жилых башен… Ренган не стал вертеть головой, высматривая знакомых, он сдержанно кивал в ответ на осторожные приветствия немногочисленных женщин и подростков, которые останавливаются при его приближении и с легким удивлением разглядывают непривычный покрой заморской одежды, огромный двуручный меч за плечами, перо на шляпе, пожитки, притороченные к седлу, да и белого жеребца — слишком крупного, невиданной в здешних краях породы.

Сидящая у входа в башню старуха узнала его и каркнула:

— Здравствуй, молодой Ренган!

Спокойно, бесстрастно, холодно, будто уехал он на прошлой неделе наведаться в соседний поселок, а не девять лет назад отправился за море. Люди на севере холодны, как камни, среди которых живут.

— Здравствуй, матушка! А где мужчины Ар-Арраха?

— Все на площади, молодой Ренган. Делят подарки из города.

Подарки? Из города? С горожанами из низин у Ар-Аррахов не бывало прежде большой дружбы. Неужто и в горах случаются перемены? Ренган кивнул старой женщине, и белый конь зашагал к площади.

Мужчины Ар-Арраха в самом деле толпились вокруг расстеленных посреди площади шкур. На шкурах колючей грудой громоздилось оружие и доспехи — мечи, секиры, кинжалы, шлемы и легкие нагрудники — те, что в ходу у горцев. Ренган потянул повод и белый жеребец остановился. Минуту воин сверху вниз глядел на земляков — ровно столько, сколько позволяли приличия. Затем, придерживая неуклюжий меч, спрыгнул на землю и произнес:

— Приветствую Ар-Аррахов.

Мужчины клана отозвались неровным хором, из толпы выступил вождь Ар-Аррахов, Анорис. Медленно оглядел пришельца с головы до ног и заявил:

— Ты вернулся, Ренган. Говорят, ты воевал за деньги. Хорошая ли это жизнь для горца?

Прибывший слегка пожал плечами:

— Нескучная жизнь. Я жил и сражался, чтобы получать деньги. Я получал деньги, чтобы жить и сражаться.

Воцарилась тишина. Ар-Аррахи ждали, как вождь примет дерзкий ответ. Белый конь переступил копытами и тихо фыркнул. Наконец Анорис расхохотался:

— Хорошо! Нескучная жизнь — как раз то, что нужно мужчине. Но теперь и у нас будет веселье. Нижние прислали оружие. Подарок. Теперь мы устроим набег на Ар-Шоратов и это будет весело!

— Ар-Шораты могут выставить по пять бойцов против двух наших, — заметил Ренган, — или что-то изменилось в горах?

— Нет, молодой Ренган, в горах все по-прежнему. Но теперь у нас есть много оружия и у нас есть ты. Ха!

Вслед за вождем расхохотались и прочие. Смех раскатился по толпе, но почти сразу смолк — мужчины прекращали смеяться, едва взглянув в прищуренные глаза пришельца. Он выглядел так, словно слова Анориса были не насмешкой, а в самом деле бесхитростной похвалой.

— Это верно, — спокойно ответил наемник, — у Ар-Аррахов есть я. Но с чего бы городские из низины стали так щедры? Или что-то изменилось в горах?

— Нет, молодой Ренган, в горах все по-прежнему. — Вождь нахмурился. — И подарок подозрителен мне. Эти, из низины, они говорят, Оракул дал им совет. Велел подарок прислать. Если ты хочешь, мы тоже спросим Оракула, стоит ли устраивать набег на Ар-Шоратов.

Анорис сделал ударение на слове «ты», ему-то, вождю, не следует сомневаться — хотя наверняка и без Ренганова вопроса вождь хотел отправиться за советом в святилище Лодор. И горцы, и «нижние» — все прибегали к совету Оракула, если встречались с затруднением. Советы, полученные в Лодоре, не всегда можно было понять, случалось, Оракул говорил вовсе не о том, о чем его спрашивали… но неизменно говорил мудро. Ренган вспомнил, как впервые попал в святилище, вспомнил массивные ворота, закованных в латы стражей огромного роста… или это только ему, подростку, они показались великанами?.. Жрец в строгом одеянии впустил горцев клана Ар-Аррах в храм и велел ждать… Затем их провели в святая святых — к древнему идолу, а самый старый жрец стоял рядом со статуей, сжимая ритуальный обсидиановый нож…

Из задумчивости Ренгана вывел вопрос молодого Ар-Арраха невысокого роста.

— А этой штукой можно сражаться? — Юнец указал на здоровенный меч Ренгана. — Твоя железяка почти в рост человека, как ею размахнуться?

— В рост человека? — спокойно повторил Ренган. — Ты судишь по своему росту, родич. А я сражался этим оружием и получал плату вдвое большую, чем простой солдат — как раз за то, что умею размахнуться «этой штукой».

Коротышка покраснел, осознав насмешку, и отступил за спины земляков.

— Хорошо, что ты приехал, Ренган, — заявил вождь. — Нынче будет пир по случаю твоего возвращения, расскажешь, как сражался за морем… а завтра с рассветом отправимся в Лодор…

* * *

В пути горцы молчали, уныло кивая в такт поступи небольших мохнатых лошадок — после вчерашней попойки тянуло в сон. Анорис старательно расправлял плечи и задирал нос — но все равно Ренган, сидящий на огромном коне, возвышался над вождем, и тот избегал глядеть снизу вверх на вновь обретенного родича. Только перед самым храмом Анорис заговорил нарочито громко и самоуверенно. Ренган понимал почему — вождю было важно показать, что близость святилища ничуть не волнует его, не заставит прервать даже самый пустячный разговор. Безразличным тоном он стал расспрашивать Ренгана о боевых приемах, что в ходу у «нижних» за морем, о походах и этих… как их? Турнирах! Да, о турнирах… Ренган, подыгрывая, ровным голосом повествовал, как сражаются за морем, рассказывал о страшных атаках латной кавалерии, когда трясется земля от ударов сотен копыт, о плотных боевых порядках пехотинцев, об их длинных копьях, вдвое длинней рыцарских пик. О том, что первый ряд пеших обычно пригибается и упирает копья в землю, а второй ряд кладет древки на плечи товарищам в переднем ряду — и эти, вторые, копья столь тяжелы, что держат их двое… О том, что кавалерии не под силу взломать подобный строй и преодолеть оборону копейщиков могут только лишь пехотинцы, построенные также плотно и вооруженные такими же длинными копьями… А впереди выступают бойцы с двуручными мечами, они распихивают или обрубают наконечники длинных пик, прогрызая неприятельский строй… Потом боевые порядки копейщиков раскрываются словно почки по весне, выплескивая из глубины строя меченосцев — и тогда он, Ренган, бросал свой двуручник и дрался простым мечом в рукопашной… Потом по телам своих и чужих галопом проходили рыцари, втаптывая в кровавую грязь тех, кто не успел убраться с дороги кавалерии…

* * *

Вот оно — святилище Лодор. Теперь Ренган рассматривает мрачный дом Оракула другими глазами, нежели девять лет назад — теперь он не сопливый мальчишка, а воин. Его не поражают высокие серые стены с зубцами и приземистые башни, он привычно прикидывает, как бы организовал приступ, доведись штурмовать Лодор. Вон там часть кладки выкрошилась… а лестницы удобней приставлять здесь, где стены пониже…

Дорога некоторое время шла под стеной, затем свернула к воротам. Анорис, а за ним другие Ар-Аррахи спешились. Вождь подошел к узкой двери в левой створке и постучал. Отворилось оконце.

— Кто ты и с чем пришел в дом Сведущего?

— Анорис Ар-Аррах и мужчины клана. Нам нужно спросить Оракула о важном.

Окошко со стуком захлопнулось. Анорис отступил на шаг, другие тоже посторонились. Через несколько минут дверь отворилась, и горцы по одному двинулись в святилище. Стражи, стерегущие вход, в самом деле оказались гигантами — Ренган, всегда считавший себя крупным мужчиной, едва доставал макушкой до закованной в полированную сталь груди. Любое движение стражей сопровождалось скрежетом и лязгом — больше всего они походили на ожившие статуи, огромные и бесчувственные. У ворот их было четверо, вооруженных гигантскими секирами и палицами. Горцы прошли мимо грозных воинов к входу в серое строение — преддверие святилища. Стражи глядели поверх их голов, и Ар-Аррахи избегали заглядывать в темные щели прорезей в шлемах. У дверей поджидал седобородый жрец.

— Следуйте за мной, воины Ар-Аррах, — объявил старик, — Оракул примет вас.

Далее был путь по узким пыльным коридорам, едва-едва освещенным тусклым огнем свечей из скверного жира. Коридоры тянулись и тянулись — повороты, боковые ответвления, низкие арки, где нужно нагнуться. Ренгану приходилось то и дело придерживать меч, чтобы не царапать стены… Ни один проход не был прямым, стоя в начале любого, невозможно оказывалось разглядеть выход. Наконец, после четверти часа блужданий в полумраке Ар-Аррахи достигли небольшого квадратного зала с грубыми скамьями и единственным узким оконцем, прорезавшим стену на высоте, превышающей рост самого крупного из стражей храма.

— Отдайте ваши дары и ждите, — велел жрец.

Принял подношения — мешочек монет, курицу, ягненка — и удалился. Ар-Аррахи не стали садиться на скамьи, остались стоять.

— Так что там, насчет турниров? — громко обратился Анорис к наемнику.

Вождь старательно изображал равнодушие. Ренган принялся неторопливо рассказывать, как после особенно кровопролитного боя у замка Летерен в Авгейе он был посвящен в оруженосцы и получил право выходить на ристалище.

— На коне? У тебя ведь настоящий рыцарский конь? Этот, белый, большой, — понимающе бросил вождь.

Солдат, пряча ухмылку, объяснил, что его жеребец — не боевой конь, те еще крупнее, а он, Ренган, так и не научился сражаться на копьях, потому и не рисковал биться в конных поединках. Пешим же сражался дважды, даже получил малый приз в Рнентонне на знаменитом турнире, устроенном в честь замужества принцессы Амелии… Он не успел объяснить, что его белый жеребец — всего лишь походная лошадь, рассказ был прерван ударом гонга. Прежний седой жрец возник на пороге и объявил:

— Оракул готов дать вам совет, Ар-Аррахи с гор! Ступайте в зал и примите слова Сведущего.

Горцы зашевелились, сбились в кучку и вслед за жрецом — по одному, гуськом — двинулись в узкие двери. В главном зале святилища окон не было вовсе, в центре, вокруг неглубокого каменного бассейна горели яркие свечи, озаряя дряхлого старца в ниспадающей широкими складками хламиде и фигуру идола, грубо вытесанного из темного материала — то ли дерева, то ли камня, Ренган так и не смог разобрать. Насколько наемнику удалось разглядеть в полумраке, лицо статуи корчилось в бессмысленной гримасе. А старик с ножом… похоже, тот самый, что и прежде, до отъезда Ренгана за море. Двое старцев — таких же дряхлых, как и главный жрец, поднесли связанного ягненка и курицу, подняли трясущимися руками. Старший точными резкими взмахами — наловчился за столько лет — перерезал жертвенным тварям глотки, и струйки крови хлынули на идола, потекли к каменному основанию, заполняя грубо высеченные впадинки и, кажется, впитываясь в странную темную массу, из которой был высечен Оракул. Кто-то из Ар-Аррахов шумно вздохнул, другой почесался… Анорис откашлялся, прочистил горло, но плюнуть на пол в этом священном месте не решился, сглотнул.

Начиналось самое интересное. Ренган подался вперед, чтобы лучше видеть. В неверном трепещущем свете очертания Оракула, поблескивающие окровавленными гранями, потекли, стали едва заметно смещаться, деревянный (или не деревянный?) идол как будто сменил позу, бессмысленная улыбка, растягивающая толстые губы, превратилась в зловещую гримасу. Покатые плечи статуи пошевелились, Ренгану почудилось, что он слышит тяжкий вздох — так вздыхает смертельно уставший человек.

— Задавайте свой вопрос, горцы Ар-Аррах! — проблеял старец.

Анорис торопливо пробормотал:

— Следует ли нам напасть на Ар-Шоратов?

На миг воцарилась тишина, старики, поливающие статую жертвенной кровью, подняли руки, роняя последние капли на лицо Оракула. Ренгану показалось, что окровавленный рот идола приоткрылся — или не показалось? Прозвучал глухой низкий голос:

— Выступайте в поход, храбрецы. Вы побьете Ар-Шоратов.

Возвращаясь, сперва молчали. Потом мало-помалу завязался разговор — в конце концов, встряхнувшиеся и окончательно протрезвевшие Ар-Аррахи расспрашивали Ренгана о женщинах, встреченных солдатом за морями. И он рассказывал немытым горцам о девушках в замках — там, на равнинах, о девушках, чья кожа нежна, как лепестки роз, а нрав подобен стальному клинку, о девушках, чья душа чувствительна, как лепестки роз, а гордость заставляет вести себя так, словно они с ног до головы закованы в непроницаемый стальной доспех… О бледных, черноволосых, хрупких, с тонкими руками… А еще — о крестьянках, крепких, смышленых, загорелых, с горячими губами и шершавыми жесткими ладонями. А еще — о горожанках, пухлых и смешливых… А еще — о женщинах, берущих деньги за любовь… А еще — о женщинах, убивающих из ревности. А еще — о женщинах, за обладание которыми сражаются армии и объявляют друг дружке войну лорды и короли. А еще — о принцессе Амелии, удалившейся в монастыре после того, как на турнире в день свадьбы обломок копья случайно вонзился в прорезь забрала ее возлюбленного, так что за наследство, от которого отказалась Амелия, уже два года сражаются монархи, и не видать конца этой войне…


В поход выступили ночью. Сперва Ар-Аррахи с непривычки ерзали в седлах и гремели доспехами, с которыми не очень-то умело управлялись. Но за дорогу притерпелись, подтянули ремешки, подогнали латы плотней. Низкорослые лошадки ступали по едва видимой в свете звезд тропке, Ренган пристроился в хвосте — его-то латы не гремели, но белый жеребец шагал не так уверенно. Перевал пересекли затемно, потом стало полегче — дорога шла больше под уклон, да и светать начало. Наконец Анорис велел остановиться. Всадники съехались в круг, и вождь вполголоса объявил:

— Лошадей оставим здесь, долину пересечем так быстро, как сможем. Поселок Ар-Шоратов за той грядой. Когда ворвемся, не зевать. Держаться кучно, бить вместе. Не разбегаться в стороны, Ар-Шоратов много — если навалятся скопом, поодиночке нам не отбиться. Так что держаться рядом и убивать. Чем больше убьем сразу, тем легче будет потом.

Ренган понимал, что объяснение предназначено в первую очередь ему, и кивнул. Вообще-то двуручный меч требовал места для размаха, но спорить с вождем не годится. Рядом так рядом. Там поглядим, в поселке. Один из земляков осведомился:

— Лазутчиков не будем сперва посылать?

— Нет, Гоки, — отрезал Анорис, — долина вся как на ладони. Если не спят караульные у Ар-Шоратов, заметят лазутчиков. Так что пусть заметят нас, мы добежим быстрей, чем они за оружие возьмутся… Конечно, лучше бы часок-другой выждать, перед рассветом сон крепче, да когда рассветет, Ар-Шоратам будет хорошо видать, как нас мало. Лучше так. Ну, идем, что ли?

Пошли. Но едва рассыпной строй Ар-Аррахов перевалил гребень гряды, за которой оставили лошадей — на противоположном краю долинки холмы словно вмиг поросли странными кустами, — это показались увешанные оружием конные Ар-Шораты. Они тоже собрались в набег нынче, да не боялись драться при свете, потому и выступили позже Ренгановых земляков. На миг обе толпы замерли, а затем Ар-Аррахи разразились грозными воплями и ринулись вниз с холмов — навстречу врагам. Те торопливо спешивались и бежали навстречу, стараясь не отстать, ибо промедление могло показаться трусостью. Ар-Шоратов было вдвое, а то и втрое больше, но не все успели спешиться сразу, так что пришельцы навалились сперва на жидкую цепочку воинов и разметали ее вмиг. С холма бежали Ар-Шораты, потрясая новенькими мечами и секирами. Гладкие, без царапин и вмятин, латы тускло отсвечивали на них. Боевой клич стих, ночь оглашалась лязгом оружия, воплями боли и ярости.

Ар-Шоратам наконец удалось сбиться в кучу и теперь они уверенно теснили малочисленных пришельцев. Вскрики, хрип, лязганье клинков о доспехи и хруст разрубаемых костей… Анорис призвал земляков, и Ар-Аррахи стали собираться вокруг вождя. Ренгана не было видно, Ар-Шораты теснили противников, стараясь взять в клещи. Раненые родичи отступали в глубь строя, чтобы перевести дух за спинами товарищей. Враги, чуя победу, завывали все уверенней и потрясали оружием. Вдруг, когда сердце Анориса уже сжималось от досады и отчаяния, чуть в стороне прозвучал одинокий вопль:

— Ар-pax! Аррах!

Старый вождь не поверил своим глазам — высоко сверкнула сталь, и над неприятельским строем взлетели сразу две головы — с одной свалился шлем и, поблескивая розовым в первых рассветных лучах, закувыркался на фоне серого небосвода. В руках невесть откуда взявшегося за спинами Ар-Шоратов Ренгана не меч — сверкающая плоская радуга, рослый наемник с каждым шагом разворачивается всем корпусом, посылая чудовищный клинок по дуге. И уж не важно, что попадает под лезвие — кольчуги, латы, щиты, — двуручный меч крушит и расшвыривает Ар-Шоратов.

— Ар-р-рах! Ар-р-рах! — вопил Ренган, нанося удар с каждым шагом, вправо-влево, вправо-влево…

— Ар-р-рах! Ар-р-рах! — подхватили родичи, бросаясь навстречу Ренгану.

Тот, с ног до головы забрызганный кровью, вскинул клинок в небо, едва враги откатились и вокруг оказались Ар-Аррахи — не задеть бы кого ненароком… Наемник тяжело выдохнул, прикидывая, на сколько еще шагов-взмахов хватит сил. Похоже, не намного.

— Так, говоришь, двойную плату получал за то, что этой штукой махать умеешь? — с хриплым выдохом промолвил Анорис. — Ты продешевил, Ренган. Те, «нижние», всегда нашего брата обсчитывают… Х-хе… кхе-кхе…

— Вперед, — велел наемник землякам, — но от меня держитесь подальше. Руку не сдержу, если уж ударю. Пошли!

— Ар-р-рах! Ар-р-рах!

Шораты бросились навстречу, пытаясь погасить атакующий порыв Ар-Аррахов, навалившись толпой, но бесполезно — двуручный меч Ренгана по-прежнему сметал все, что встречалось ему на пути. Наемник, слегка приседая с каждым шагом и тут же выпрямляясь, неудержимо продвигался сквозь вражеский строй. Он высматривал вождя Ар-Шоратов. С каждым новым ударом руки наливались свинцом, казалось, вот-вот — и они вырвутся из суставов, увлекаемые чудовищной инерцией тяжелого клинка… Справа блеснула золотая цепь поверх нагрудника — глава рода Шоратов! Враги уже почувствовали, что он слабеет, снова кинулись со всех сторон, а родичи, помня Ренганово напутствие, держались в стороне.

Ренган из последних сил присел — над головой просвистел топорик — и метнулся туда, где золотом отсвечивала цепь. Враги отшатнулись, и тут скользкая рукоять наконец вывернулась из ослабевших пальцев, меч ткнулся в землю, вспарывая переплетенные жесткие стебли утоптанной, обильно политой кровью травы. Ренган прыгнул головой вперед, за спиной со скрежетом столкнулись лезвия: Ар-Шораты на долю секунды промедлили с ударом. Кулак левой руки врезался в поросшую жестким волосом челюсть главы Шоратов, а правая вырвала из ножен короткий клинок.

— Остановитесь! — заорал солдат, прижимая оружие к шее оглушенного предводителя, лезвие скрежетало о толстые звенья дорогой цепи…

Как ни странно, его послушались — горцы приостановили взмахи клинков, отступая в стороны. В центре, между двумя шеренгами хрипло выдыхающих сопящих Ар-Шоратов и Ар-Аррахов, остались Ренган и его пленник, медленно приходящий в себя.

— Вели своим отступить, — велел наемник вождю, — не то башку отрежу.

Пленник сплюнул кровью и ухмыльнулся:

— Режь. Потом вас затопчут.

Горцы нетерпеливо переступали с ноги на ногу, грозя друг дружке оружием и готовясь тотчас пустить его в ход.

— Ладно, — согласился Ренган, — попробуем иначе. Скажи, вы собрались в набег? Вам Оракул присоветовал? Так?

— Да, — согласился вождь и снова сплюнул, в красном белел выбитый зуб. — И что?

— Нам тоже. Оракул. И тоже обещал победу. Ты понимаешь?

С минуту вождь раздумывал, потом громко объявил:

— Если уберетесь, мы преследовать не станем, клянусь.

— И?.. — Ренган слегка пошевелил клинком, звякнула цепь.

— И год первыми не нападем, — печально прибавил Ар-Шорат. — Ну, полгода — точно…


— Кто ты и с чем пришел в дом Сведущего?

Крупный белый жеребец, встав на дыбы, обрушил передние копыта на калитку. С хрустом выломались из гнезд петли, калитка провалилась, открывая узкую щель в гигантских воротах святилища. Ренган спрыгнул с седла, вытянул из-за плеча меч и, пригнувшись, протиснулся в отверстие. Не глядя, ткнул клинком вниз — туда, где под обломками досок ворочался страж в блестящих доспехах. Острие вошло в прорезь шлема, и хриплый стон оборвался. А к воротам уже тяжело неслись трое стражей, громыхая латами на бегу, словно бочки с гвоздями. Ренган еще в прошлый раз приметил, как неумело они держат оружие — видать, до сих пор нечасто приходилось пускать его в ход, достаточно было гигантского роста да зловещей славы Оракула. Шаг, разворот, взмах — первый гигант налетел грудью на широкую плоскую дугу, описанную двуручником, с лязганьем отлетел назад, едва не свалив следующего. Тот сбился с шага, качнулся в сторону — шаг, разворот, взмах! Шлем и череп разом лопнули под клинком Ар-Арраха. Третий великан неловко замахнулся огромным топором, Ренган, пригнувшись, нырнул под лезвие и врезался плечом в объемистый выпуклый панцирь на животе противника. Рухнули они разом, но поднялся только горец — и с хэканьем взмахнул тяжелым клинком. Затем, оставив застрявший меч, шагнул к тому, которого сшиб первым, вытаскивая кинжал с узким лезвием. Огляделся — больше стражей не видно. Седобородый жрец, путаясь в складках серого балахона, торопливо пробежал вдоль стены и скрылся за дверью святилища. Лязгнул засов.

Ренган вернулся за мечом. Рукоять слегка покачивалась на длинном клинке, косо засевшем в развороченной стали на груди охранника. Из треснувшего панциря черной струйкой сочилась кровь, растекаясь под массивным железным телом. Лужа крови напомнила Ренгану о цели — идоле посреди каменного бассейна. Солдат поймал рукоять, ухватился второй рукой пониже крестовины и, уперев ногу в труп, с натугой высвободил оружие. Подошел к двери и подергал — заперто… конечно, перепуганный жрец задвинул засов. Что теперь? Выломать дверь и брести по лабиринту, ожидая удара в спину? А если проклятые старикашки погасят свечи, Ренган и вовсе потеряется в кривых коридорах… окно! Горец двинулся вдоль стены святилища, выискивая узкое окно, которое приметил в помещении со скамьями. Да вот же оно! И совсем не так высоко, как внутри — значит, пол центральных залов опущен по сравнению с уровнем земли. Ренган с размаху врезал мечом по раме, задребезжали стекляшки. Внутри истерично завыли старики. Солдат несколькими ударами выбил оставшиеся стекла, сшиб застрявшие по краям осколки и с размаху зашвырнул меч в проем. Визг за стеной сменился удаляющимся топотом. Ренган привстал на цыпочки, заглянул, потом подпрыгнул, вцепился в раму и, подтянувшись, боком протиснулся в окно. Подобрал меч и отправился на поиски жрецов.

Поймал восьмерых старикашек и загнал их в зал с идолом. Пришлось зарубить пятерых, прежде чем оставшиеся согласились помогать. Они дрожащими руками зажгли свечи и дрожащими голосами воззвали к Сведущему. Тем временем Ренган разрубил труп главного жреца на куски в бассейне у ног статуи. Наемнику показалось, что старики недостаточно старательно творят ритуал и он смахнул одному голову. Тело еще некоторое время простояло на ногах, заливая идола потоками крови, черной в пламени свечей, и лишь потом завалилось в бассейн. Наконец по темному веществу статуи прошла волна дрожи — словно судорога.

— Зачем ты велел нам напасть на Ар-Шоратов? — громко спросил Ренган.

Идол безмолвствовал. Наемник разрубил от ключицы до пояса следующего жреца, так что кровь брызнула во все стороны, заливая лицо Оракула. Губы статуи дрогнули:

— Раз ты стоишь здесь, значит, вы победили. Мой совет оказался хорош.

— Ты и Ар-Шоратам велел напасть на нас. Зачем?

Идол чуть пошевелился на пьедестале.

— Много крови, хорошо… Старики никогда не давали мне столько…

— Ты хотел, чтоб мы убивали друг друга. Зачем?

— Затем, чтоб вы все сдохли наконец! Чтоб перестали докучать мне своими глупостями! — рыкнул Сведущий. — А теперь беги! Попытайся спасти свою никчемную короткую жизнь, не то явятся жрецы и стражи — да прикончат тебя прямо здесь!

Последний жрец упал на колени. Ренган ухватил его за шиворот, подтащил поближе к Оракулу и проткнул насквозь.

— Жрецы и стражи? — переспросил горец. — А чью кровь ты нынче пьешь, а? На вот еще, размягчи свою каменную шкуру!

Ренган рывком выдрал меч из тела жреца, поливая кровью статую — Оракул зашевелился, с треском и скрежетом приподнимая корявые руки. Казалось, он вот-вот оторвет от пьедестала уродливые ступни… Наемник отступил на шаг, примерился и занес меч. Рубанул с разворотом, сместился на шаг и ударил снова. Лезвие входило в плотное тело Сведущего, вонзаясь до середины. Летели осколки. После четвертого удара из плеча идола вывалился порядочный кусок. Оракул взвыл рокочущим басом, раскачиваясь на каменном основании… Горец двигался по кругу вдоль кромки наполненного кровью бассейна и методично наносил удары — без ярости, без спешки, без суеты. Ему нужно было сберечь силы, рубить предстояло долго…


Неделей позже Ренган Ар-Аррах стоит на борту нефа «Серая чайка», вглядывается в затянутый тучами горизонт. Корабль, неуклюже переваливаясь на волнах, идет на юг — туда, где никак не стихнет война за наследство принцессы Амелии, там Ренгана ждут новые схватки, ждут чернокудрые красавицы в замках, ждут подвиги и походы. Белый жеребец храпит и бьет копытом в трюме… Сейчас Ренгана позовут матросы — пить кислое пиво и рассказывать о жизни на севере. Он поведает о суровых безжизненных скалах, о горах, вершины которых всегда покрыты снегом и тонут в облаках. Расскажет о страшных хищниках, по ночам покидающих потаенные норы, чтобы воровать овец. Расскажет о распрях между кланами, когда полуголые воины сходятся в поросших вереском лощинах и режут друг дружку скверными клинками, сражаясь за скудные пастбища. Расскажет о затерянных долинах, где до сих пор живут последние потомки давно вымерших рас, где люди поклоняются забытым ныне богам… Тем самым — древним, темным, требующим кровавых жертв, чтобы ненадолго обрести молодость и силу. И когда кто-нибудь из слушателей посетует, что не осталось нынче героев, способных бросить вызов темным богам, Ренган Ар-Аррах не ответит ни слова. Зачем?

Загрузка...