Hollow Is the Heart (2014)
Брэдфорд-на-Эйвоне — древний город в древней стране. Пресыщенный и задыхающийся от многовековой истории. И некоторых вещей старше истории. Старше и грязнее.
Меня зовут Джейсон Грант и если бы в этом мире существовала справедливость, вы бы уже знали моё имя. Мои книги были бы повсюду, моё имя у всех на устах и моё лицо во всех ток-шоу. Вместо этого я кое-как перебиваюсь, проверяя сомнительные статейки для специализированных журналов, в основном за жалкие гроши. Я хватаюсь за работу везде, где только её нахожу, выдавая её ярдами, чтобы оплатить счета. Прошло много времени с тех пор, как я что-то писал просто для души.
Я написал целую кипу романов и сценариев, но они оказались никому не нужны. Когда-то я был журналистом, внося свою лепту в маленькую, но популярную местную газету, «Уилтширские факты и новости». Но то было тогда, а это — сейчас. Наконец-то у меня появилась история, стоящая того, чтобы её рассказать. История, которая откроет глаза миру и заставит его совершенно по-новому взглянуть на вещи, если только я посмею её раскрыть. Мне очень ясно дали понять, что цена моего выживания — молчание и безвестность. Но, думаю, мне уже всё равно.
Всё это началось, когда я в последний раз попытался вернуться на свою старую работу.
Я сидел в приёмной «Уилтширских фактов и новостей», ожидая встречи с редактором. Спокойный, тихий и не создающий проблем, играя роль блудного сына и кающегося грешника. Вернувшийся на место преступления, как собака к своей блевотине, чтобы выклянчить немного крошек со стола редактора, потому что мой буфет опустел и я проголодался. Моя прежняя начальница, Саманта Уэлш: редактор, издатель и Главная Совесть местной еженедельной газетёнки. Я знал, не было никаких чёртовых шансов на то, что она вернёт мне мою старую работу. Но если бы я только смог сделать первый шаг, удержать её внимание, как-нибудь уболтав… Я бы всё-таки смог выйти отсюда с заданием на рассказ. Сделай дело достаточно хорошо и оно может привести к постоянной работе. Этого я и хотел.
Конечно, самым ценным агентом всегда будет не штатная должность, а внештатник с местными связями. Вероятность обернулась против меня. Я не мог тщательнее замарать свою репутацию в прошлый раз, даже, если бы мочился чернилами от принтера.
Я вежливо сидел на дьявольски неудобном стуле для посетителей и таращился на настенные часы. Редактор нарочно заставляла меня ждать, чтобы убедиться — я понимаю своё место в общей системе. Что во мне нет необходимости и даже не приветствуюсь. Куда бы я не взглянул, повсюду в приёмной что-то старое и знакомое смотрело на меня в ответ. Было так, будто я никогда не уходил. Та же унылая старая обстановка и дешёвая но надёжная мебель. Ковёр, истёртый расхаживающими туда-сюда людьми, пока они ждали вызова в святая святых, чтобы узнать свою участь. На окнах пыльные пластмассовые жалюзи, разрезающие солнечный свет на полоски. Те же первые полосы в рамочках, гордо вывешенные на стенах — имена, лица и новости из времён, когда люди действительно читали газету, чтобы узнать то, что им было нужно. Достоверные истории и будоражащие заголовки, забытые моменты из прошлого графства, вплоть до Первой Мировой.
Я выпрямился на стуле и уставился в пол. Так я мог ни на что больше не смотреть. Было время… когда я чувствовал себя здесь, как дома.
Ничто так не заставит вас почувствовать себя старым и незваным, как посещение старого прибежища. Может, окружение и не изменилось, но я — да. Я оглядываюсь назад на человека, которым я был тогда и едва узнаю его. Я посмотрел на своё отражение в длинном зеркале с противоположной стороны комнаты. Мужчина в конце четвёртого десятка, выглядящий старше своих лет. Редеющие волосы и потрёпанное лицо, довольно обросшее. Мне нужно было побриться перед выходом или, хотя бы, найти время продраться через волосы расчёской. Но прошло уйма времени, с тех пор, как кого-то заботило, как я выглядел, включая меня самого.
Дверь в приёмную внезапно открылась и редактор впилась в меня взглядом. Словно это я заставил её ждать. Она коротко кивнула, словно сама себе не веря, потом развернулась и потопала назад, охранять свой редакторский стол. Её место силы. Оставив мне следовать за ней из приёмной, и очень спокойно и вежливо прикрыть за собой дверь. Следя за собой, чтобы не сутулиться. Обычно она всегда прикрикивала на меня, когда заставала сгорбившимся. Было время, когда я мог пропускать это мимо ушей, но не сейчас. Я сел на простой деревянный стул перед её столом, как всегда заваленным бумагами, переполнившими лотки для входящих и исходящих. Она просто сидела и ждала, когда я заговорю. Поскольку, в конце концов, это мне было что-то от неё нужно.
Саманта Уэлш: средних лет, с преждевременно поседевшими волосами и глубокими морщинами, вырезанными вокруг её глаз и рта. Она одевалась аккуратно и консервативно, не столько игнорируя моду, сколько полностью её обходя. Абсолютно авторитетная фигура, железная рука в железной перчатке. Которая провела так много времени, занимая позицию морального превосходства, что было удивительно, как у ней кровь носом не пошла от возвышенности. Я поражался, что она могла хотя бы видеть нас, ничтожных смертных на дне. Редактор упёрлась в меня своим обычным стальным взглядом и я подарил ей свою лучшую почтительную улыбку.
— Привет, Сэм. Давно не виделись, не так ли…?
— Для вас — миссис Уэлш, Грант, и не забывайте этого. Здесь у вас друзей нет. И выпрямитесь. Вы придаёте этому месте неряшливый вид.
Всё шло так, как я и думал. Я сел прямее, расправил плечи и приложил все усилия, чтобы походить на профессионала. Редактор фыркнула, будто неохотно позволив мне попытаться.
— Отлично, Грант. Я прочла ваше электронное письмо. Вы не забыли, как захватить внимание читателя, в этом вам не откажешь. Так что, вопреки всему моему здравому смыслу, я признаю, что заинтригована. Поразите меня своим предложением, но сделайте это быстро и кратко. Меня ждут статьи и на носу дедлайн. Только потому что мы еженедельник, ещё не значит, что я могу впустую тратить время на подобных вам.
— Вам это понравится, — сказал я, приложив все силы, чтобы выглядеть уверенно. — Я взялся за местную новость об очень старой легенде. Истории, которая раньше была у всех на устах в этом городе и окрестностях, которую веками никто не обсуждал. Как обычно, я наткнулся на эту конкретную часть местной истории, пока искал что-то выдающееся. Я изучал рассказ для журнала «Hidden Worldz». Рассказ, который не выйдет, потому что этот журнал неучтиво загнулся, прежде чем я смог её отослать. Или получить плату. Вы помните старинную историю о Пустых Женщинах?
— Освежите мою память, — произнесла редактор. Это был её способ сказать, что она ничего не обещает, но готова выслушать.
— Женщины, которых можно увидеть и выглядящие материальными только спереди. Если вы посмотрите на них со спины, там будет только пустая, полая скорлупа. Оболочка женщины, без какой-либо глубины в ней. Старинная легенда говорит, что они охотятся на молодых одиноких мужчин. Они покоряют мужские сердца, а потом разбивают их, обольщают и заводят от них детей, чтобы продолжить свой собственный вид… а затем исчезают. Дети всегда девочки… никогда не бывает Пустого Мужчины. Эти женщины — хищники, всегда появляющиеся в человеческом обличье. Но внутри они пустые, бесчувственные, бесчеловечные.
— Очевидно, это придумали, как нравственное предупреждение для тогдашних юношей. Не гуляйте со странными девушками или могут быть печальные последствия. Избегайте поверхностного типа, держитесь настоящей женщины и посвятите себя дому и семье.
— Забавно, что в таких старинных историях опасаться всегда нужно мужчинам, а женщины представлены главными злодейками, — сказала редактор.
— Ну да, в какой-то мере, — согласился я. — Суть в том, что я обнаружил свидетельства, которые убедительно доказывают, что корни и начало этой старой легенды прямо здесь, в городе. Истинное основа и реальная история. Я начал со старой народной песни 1815 года „Туманная, туманная роса“. Перескакивая со ссылки на ссылку по всему Интернету, я закончил на серии историй, исходящих из старого малопочтенного района Брэдфорда-на-Эйвоне, когда ещё у нас были настоящие трущобы. Пустоши. Думаю… всё это сводится к женщинам из Пустошей.
Редактор громко фыркнула, но я понимал, что ухватил её. Сэм любила старые народные истории, считая их частью вида местного характера. Связать их с этой местностью и она на крючке.
— Может, что-то в этом и есть, — признала она. — Недостаточно, чтобы я предложила какой-то аванс или хотя бы гарантию публикации законченной истории, но… Я заинтересована. Если вы хорошенько поработаете над этим, превратите в нечто, достаточно подходящее для публикации… Я могла бы чем-то вам помочь.
— Честнее и сказать нельзя, — промолвил я.
— Что требуется от меня? — спросила редактор. — Доступ к газетным архивам?
— Я уже просмотрел старые выпуски, — тактично ответил я. — Все они в наши дни имеются в интернете. Нет, что мне нужно от вас — это возможность говорить, что я представляю „Уилтширские факты и новости“. Люди расскажут газете то, что не рассказали бы мне.
— Согласна, — ответила редактор. — С одним условием. Вы работаете над этой историей с помощником, которого я дам.
Я взглянул на неё. Сюда никто не заходил. — Каким?
— Лайя Пол. Журналистка, новичок в газете, молодая и восторженная и на своём пути наверх. Вроде вас прежде. Работайте с ней. Если она сможет вынести вас, она станет великим журналистом. И, может быть, часть её юной чистоты перейдёт на вас. Но, Джеймс, послушайте меня. Эта история может быть основана на легенде, но я ожидаю от вас сжатого и фактического стиля. Никаких полётов фантазии.
— Понятно, — сказал я.
— Вам же лучше, — сказала редактор. — Поехали. Убирайтесь отсюда. Лайя ждёт в приёмной. И ведите себя с ней прилично! Не спугните её. Способные молодые репортёры могут очерстветь.
Она действительно ждала меня, сидя в кресле, которое я только что освободил и читая газету за прошлую неделю. Я едва различал её за „Уилтширскими фактами и новостями“. Потому что она оказалась такой малявкой, а газета оставалась старомодно огромной, несмотря на финансовое давление. Редактор до сих пор считала, что читатели всё ещё думают, что нельзя верить ничему, что написано в маленькой газетёнке. А мы, любила говаривать она, местная газета фактов. Если мы говорим, что это произошло, то оно произошло.
Газета резко опустилась, открыв свежее юное личико с огромной сияющей улыбкой. Этот вид, вероятно, был бы неотразим для кого-то другого. Лайя Пол: едва вышедшая из подросткового возраста, с пышными светлыми волосами, неунывающим, юным лицом без следа косметики, сверкающими голубыми глазами и разбитными манерами. Её настолько переполняли юность и энергичность, что я ощутил себя старым и усталым, просто глядя на неё.
— Привет! — живо сказала она, сложив газету и небрежно отбросив её в сторону. — Я — Лайя Пол, а вы, наверное, Джейсон Грант. Не переживайте. Практически каждый уже предупредил меня о вас, так что просто перелистнём это, как прочитанное и пойдём дальше.
Она соскочила со стула и протянула мне маленькую ручку для пожатия. Я торжественно сделал это. Она всё ещё улыбалась.
— Вот! — сказала она. — Кто, как не мы, журналисты новостей и репортёры фактов, исследуем эту старую сказку?
— Вещи, которым мы решаем верить, — осторожно произнёс я, — истории, которые мы лелеем и храним, рассказывают нам, кто и что мы на самом деле. Это и делает старые сказки такими важными. Мы собираемся расследовать, какие местные люди и условия породили эту конкретную легенду о Пустых Женщинах.
— Изумительно! — воскликнула Лайя. — Откуда начнём? Двинемся в общий поиск или что-то более определённое?
— Я уже пробовал это, — ответил я. — И кроме самых основ… там ничего нет.
— Но этого не может быть! — возразила Лайя.
— Не само по себе, — сказал я. — Что и навело меня на размышления. Видимо, кто-то затратил уйму усилий, чтобы стереть всё, кроме первоначальной истории о Пустых Женщинах. И я хочу узнать, почему. Может, какой-то старый скандал? Затрагивающий или даже вовлекающий некоторые старинные городские семьи?
Лайя довольно усмехнулась. — Мы можем лишь надеяться. Ничто так не помогает продажам местной газеты, как хороший местный скандал! Как далеко в прошлое нам нужно углубиться до начала этой легенды?
— Если я прав, до восемнадцатого века, — ответил я. — И для этого нам нужен доступ к старым записям, первоисточникам. Книги и бумаги, составленные церковью и приходские записи. Такие вещи не сотрёшь и не удалишь. Я уже заходил в местную церковь, но священник не стал и разговаривать со мной, не говоря уже о предоставлении доступа к его драгоценным историческим архивам. Не тогда, пока я был просто местным писакой. Но, поскольку мы теперь официальные представители уважаемой местной газеты…
— Значит, там будет церковь? — спросила Лайя, её сияющее личико внезапно омрачилось. Она наконец-то прекратила улыбаться. — Не люблю церквей. Они меня пугают.
— Если ты хочешь сообщать новости, — произнёс я торжественно, — тебе нужно идти туда, где есть новости. Или, в этом случае, где новости были.
По пути к церкви я вывалил на Лайю то, что уже раскопал. Ряд историй в местной прессе, о том самом районе с дурной славой — Пустошах. Истории восемнадцатого века, про пьянство, распущенность и уличное хулиганство. Ничего, хоть немного сверхъестественного или фантастического. Просто… предупреждения благонравным мужчинам избегать скверных женщин Пустошей.
Церковь Святого Лаврентия в основном была массивной норманнской постройки с более поздними готическими вкраплениями и горсткой каменных горгулий над желобами, показывающих миру свои голые каменные задницы. Церковь окружало старинное кладбище, настолько забитое вечно отдыхающими, что для новоприбывших не оставалось места. Камни, кресты и монументы так тесно прижимались друг к другу, что между ними с трудом можно было протиснуться. Полевые цветы в изобилии цвели там, где их не душили сорняки. Я пошёл впереди по узкой гравийной дорожке с Лайей, плетущейся сзади и мятежно хмурящейся.
Я не видел никаких проблем. Солнце ярко светило и, когда мы вошли на кладбище, оно выглядело открытым и светлым. Довольно приятная обстановка, в которой можно провести вечность. Мне всегда нравились кладбища. Всегда подходящее место, чтобы пойти выпить поздно вечером, с несколькими закадычными друзьями. Заведомо безопасное в том отношении, что, чёрт побери, никто не завалится, чтобы помешать вам.
Священник резко появился среди надгробий и суетливо поспешил нам навстречу. Оливер Маркхэм должно быть, приближался к концу своего восьмого десятка, но у него всё ещё оставались огромная копна седых волос и седая щетинистая борода. Это придавало ему вид ветхозаветного пророка, немного подпорченный его весёлой улыбкой и рассеянными глазами. Достаточно приятный вид, типа „рассеянный и с приветом“. Он срезал путь через последние сорняки и ступил на гравийную дорожку. Он помнил наши прежние встречи, но ему следовало напомнить моё имя. И он так засуетился при встрече с Лайей, что у ней полностью улетучилось нежелание здесь находиться. Он подошёл пожать мою руку и только тогда понял, что всё ещё держит совок, который недавно использовал при прополке. Он небрежно отбросил совок подальше и посчитал своим долгом подарить мне доброе, сердечное рукопожатие. И более осторожное — Лайе.
— Что ж, что ж, мистер Джейсон Грант, — наконец произнёс он. — Снова здесь! Да, да… Местные архивы, не так ли? Я рад, что кто-то проявил к ним интерес. Все они хранятся в церковном подвале. Поскольку никому больше не нужны. Я храню надежду, что местное историческое общество заберёт эти проклятые вещи из моих рук и потратит свои деньги, чтобы хранить их надлежащим образом. Как видите, у меня нет бюджета! Нет, нет… Простите, что мне приходилось прогонять вас прежде, мистер… Грант! Да! Но я должен был увериться, что вы подходящий человек. Архивные записи очень старые, очень ценные… и очень хрупкие. Поэтому, мне следует быть осторожным с теми, кто приходит увидеть их. О да! Видите ли, пока они в церкви, они на моём попечении…
И всё-таки, пока он это говорил, то, казалось, с трудом замечал меня. Его взгляд ускользал к Лайе. Что, конечно, это было вполне естественно, она была намного симпатичнее меня, но всё же…
Священник наконец перестал говорить, вскоре после того, как израсходовал весь запас тем для разговора и извлёк на свет большое кольцо со старомодными ключами, огромными массивными металлическими штуками. Он тщательно перебирал их, бодро бормоча себе под нос, пока наконец не выделил один определённый ключ и не вручил его мне. Шлёпнув эту увесистую штуку в мою ладонь с достаточной силой, чтобы заставить меня поморщиться.
— Ну вот, пожалуйста! — довольно сказал он. — Всё ваше! Я оставлю это вам, если не возражаете. Вся эта пыль в подвале ужасно влияет на мои пазухи. И я должен делать работу… работу, которую нужно сделать… Куда я задевал свой совок?
Подвал под церковью оказался сырым и мрачным местом без окон и только одной голой лампочкой, раздвигающей мрачные тени. Все четыре стены закрывали полки, наглухо забитые старыми книгами и папками с ещё более старыми документами. Некоторые папки были подписаны или датированы, большинство не было. Ещё больше книг валялось грудами на каменном полу. Пыль и паутина куда ни глянь подсказывали, что прошло некоторое время с тех пор, как здесь бывал хоть кто-то. Лайе не нравились ни вид, ни ощущение этого места и я её не винил. Такое огромное количество истории в одном месте влияет просто угнетающе.
Нам потребовались часы, чтобы найти нужные тома городской истории, подписанные обычным почерком, в ряду громадных книг, переплетённых в кожу. Мы с Лайей взгромоздили их на единственный пюпитр, а потом я уселся на единственный стул (как старший в команде) и погрузился в эти фолианты. С Лайей, стоящей прямо за мной, смотрящей мне через плечо и немного раздражавшейся, когда я прочитывал страницу недостаточно быстро для неё. Я упорно пробивался через старые записи, делая заметки по необходимости. Через некоторое время Лайя начала нервничать.
— Если кто-то действительно постарался удалить сведения о Пустых Женщинах из Сети, почему они не уничтожили и эти старые архивы?
— Потому что это могло привлечь к ним внимание? — предположил я, уставившись на рукописные страницы. Мои глаза болели. — Любая атака на местные записи могла бы заставить людей подумать, что в них было что-то важное… Отлично, вот оно. Целая серия происшествий в городе, с конца семнадцатого века. Записи о неких распущенных женщинах с Пустошей, охотящихся на несчастных юношей. Отбирающих их невинность и ценности, а иногда отправляя их домой только с тем, что на них надето. Это и есть источник легенды! Эти ужасные хищные женщины из Пустошей. Пустые Женщины!
— Ну, хорошо, — сказала Лайя. — Но нет ли чего поновее? Вы знаете, что миссис Уэлш всегда хочет связывать истории с современной обстановкой и людьми. Сделать их более доступными для сегодняшнего читателя.
Чтобы угодить ей (и потому что она была права, Редактор этого захочет), я проглядел более новые тома. В Пустошах было множество происшествий, любых, от пьянства в общественном месте, до открытого мятежа… но истории о Пустых Женщинах, казалось, просто угасали. И, где бы я смотрел, мне не попадалось никаких настоящих имён, адресов или чего-либо, могущего послужить веским доказательством.
Ничего, связывающего скандал с любой местной фамилией. Бесполезно…
Я резко захлопнул последний том, откинулся на спинку стула и расслабил больную спину.
— Я думаю, мы сделали всё, что от нас требовалось, — сказал я. — Мы соединили точки и установили разумную связь. Достаточно, чтобы составить единую историю для нашего любимого редактора.
— Что до этого, то — да, хорошая, сильная история, — осторожно сказала Лайя. — Но мы всё ещё должны показать связь с нынешним городом. Я думаю, нам нужно посетить то, что осталось от Пустошей. Последнее упоминание о Пустых Женщинах было в девятнадцатом-двадцатом. Там всё ещё могут жить какие-то люди, которые слышали эти истории непосредственно от своих бабушек и дедушек. Думаю, что нам надо проверить это, просто потому что…
— Потому что, если мы этого не сделаем, миссис чёртова Уэлш спросит, почему мы не сделали, — сказал я. — Хорошо, давай. Вперёд, в Пустоши. Интересно, не пора ли купить кевларовую куртку и обновить прививки?
Конечно, Пустоши, как таковые, больше не существовали. Старые трущобы были давно снесены, заменены серией захудалых муниципальных домов. Вход в Район Пустошей походил на пересечение границы новой и опасной территории. Заросшие газоны со старыми холодильниками и другими большими вещами, просто брошенными в садах. Отвратительные граффити на каждой стене и уйма ободранной краски. Никто не пытался привести это место в порядок, потому никого это не волновало. Ошивающиеся вокруг маленькие группки молодёжи в худи, ждущие, что что-то произойдёт. И готовые начать, если оно не начнётся само. Мы с Лайей старались придерживаться главных дорог и по очереди бросали вызов ужасным садам, стучась в двери и разговаривая так обаятельно, как только могли, кто бы нам ни отвечал. Никто не хотел говорить с нами. Все они были подозрительны к чужакам, особенно вынюхивающим чужакам. Мы могли бы представлять закон или социальную службу, или выпрашивать деньги. Мы встречали множество захлопывающихся перед носом дверей и я сдался, если бы тут не было Лайи. Но наконец, мы наткнулись на золото, в виде старухи по имени Алисия Тили.
Очень старая женщина, которая одиноко жила в рассыпающихся развалинах дома с чёртовой уймой кошек. Она хмурилась на всём протяжении бодрых и обаятельных расспросов Лайи, пока не поняла, что нас интересовали лишь истории о женщинах Пустошей, а затем она вскинула голову и уставилась на меня острым взглядом, прежде чем внезапно отступить назад и предложить нам войти.
Узкая прихожая пахла сыростью. И кошками. И кошачьей сыростью. Десятки их сновали взад-вперёд, взбудораженные прибытием чужаков, метались между нашими ногами и перепрыгивали с одного выступа на другой. Алисия Тили провела нас в свою крохотную комнатку, переступая и обходя кошек, хотя они прилагали все усилия, чтобы сбить нас с ног. Комнатка была забита всевозможным хламом и старьём. Как видно, Алисия многие годы ничего не выбрасывала. Она суетилась вокруг, готовя чашечку чая, посоветовав нам просто скинуть кошек с любого приглянувшегося стула. Первая кошка, к которой я приблизился, оскалилась и зашипела на меня, но Лайя непринуждённо и легко освободила два стула от животных.
Я осторожно присел. Стул очень сильно пропах кошками и не в хорошем смысле. Чтобы отвлечься от этого, я скрытно изучал Алисию. Когда-то она явно была высокой женщиной, но возраст и, вероятно, недуги, к настоящему времени согнули её. Она была ширококостной, но всё ещё стройной, почти тощей, её жёсткое лицо выдавало характер больше, чем что-либо другое. У неё были жидкие седые волосы, собранные сзади в тугой пучок. Артрит согнул её руки почти что в когти, но она всё ещё достаточно легко управлялась с чайными приборами. Она постоянно и медленно двигалась, всё время расхаживая, так что силы у неё ещё сохранялась.
Она поставила на стол перед нами старинный фарфоровый чайный сервиз. Я глянул на состояние чашек и немедленно решил ни в коем случае не пить ничего, что в них попадёт. Даже если это будет включать кипячёную воду. Алисия наконец закончила наливать чай, впихнула мне и Эмме чашки в руки, а потом осторожно опустилась на стул перед нами.
— Пустые Женщины, — прямо сказала она. — разрушительницы мужчин. Соблазнительницы и предательницы. А иногда убийцы. Если это требовалось для сохранения тайны. Или мужчин, которые должны были достаточно знать, чтобы не возвращаться за ними. Пустые Женщины могли вызвать у любого мужчины любовь к ним и разбить ему сердце просто потому, что им было забавно их разбивать. Были времена, когда все здесь знали — опасайтесь Пустых Женщин. Но люди забыли…
— Я потеряла из-за них моего дорогого Джека, давным-давно. После он никогда не был тем же. О да… Когда-то я была юна и меня любил молодой человек. Пока одна из них не забрала его… Если хотите узнать правду, вам нужно поговорить с монахинями. Они знают.
— Извините, — сказал я. — Монахини? Откуда здесь монахини?
— Верные Сёстры Святого Бафомета, — резко ответила Алисия. — Вы знаете о них. Все они живут вместе в Усадьбе Барроу, вниз по реке.
— А… да, — сказал я. — Отшельнический орден монахинь. Они приобрели Усадьбу Барроу и поселились там… как давно? Наверное, уже годы…
— Более двадцати лет, — ответила Лайя. — Неудивительно, что вы забыли о них. Большинство людей забыло. Они не очень часто выходят.
— Я думал, отшельники так и должны себя вести, — сказал я.
— Они держатся сами по себе, — заявила Алисия, громко прихлёбывая свой чай. — Но никто не отрицает, что они кое-что знают.
— С какой стати монахини могут что-то знать о Пустых Женщинах? — спросила Лайя. — Одна из нескольких вещей, известных нам из старой легенды — то, что эти женщины испытывали неистовое отвращение ко всему религиозному. И наоборот. Церковь всегда решительнее всех высказывалась против греховных занятий женщин Пустошей.
— Они кое-что знают, — мрачно повторила Алисия. — Знай своего врага и всё такое.
— Я всё равно не думаю, что нам следует вторгаться в орден отшельнических монахинь, — сказала Лайя.
— Мы — репортёры, — строго произнёс я. — А это значит, что мы идём туда, где есть история.
— Тогда можете идти туда самостоятельно, — заявила Лайя. — Церкви и без того жуткие. Я не стану делать ничего, чтобы разозлить целую толпу монахинь.
Сначала я думал, что она пошутила, но она просто упрямо сидела там и отказывалась даже обсуждать этот вопрос. Алисия наблюдала, сдержанно наслаждаясь дискуссией. В конце концов, я поднялся и оставил Лайю там, чтобы увидеть, не сможет ли она вытащить из Алисии полезные сведения. Я ненавидел так делать, и не в последнюю очередь потому, что редактор очень ясно высказалась, что я должен проработать эту история вместе с Лайей, но это будет не мой косяк, если маленькая корреспонденточка не сможет держаться на уровне. Тебе нужно идти туда, куда тебя ведёт история.
Усадьба Барроу была просторным старинным каменным зданием, прямо на берегу реки Эйвон, где она рассекала центр города. Неизвестно, сколько лет было этому месту, но местный сливочно-серый камень сильно выцвел от разрушительного воздействия времени и погоды, а черепичной крыше не помешал бы серьёзный ремонт. В парадной двери не было никакого звонка, только большой железный дверной молоток в виде волчьей головы, с кольцом, свисающим из оскалившейся пасти. Не самое гостеприимное первое впечатление от компании монашек. Я огляделся вокруг в поисках признаков жизни, но никого не увидел. Все окна закрывали тяжёлые деревянные ставни, словно монахини чувствовали себя осаждёнными современным миром и твёрдо решили держать его подальше.
Я от души постучал железным дверным молотком. Поднялся адский грохот, но последовала по-настоящему долгая пауза прежде, чем дверь наконец-то открылась, ровно настолько, чтобы единственная монахиня уставилась на меня холодным и совершенно недружелюбным взглядом. Чёрная ряса и накрахмаленный белый апостольник придавали ей обычную безликость монахинь. Её лицо могло представлять любой возраст, а единственное выражение, которое я мог прочитать — открытое неодобрение. Я вежливо кивнул и улыбнулся, представился и объяснил, почему я здесь. Монахиня не проявляла никакого интереса, пока я не упомянул Пустых Женщин. Она вперилась в меня тяжёлым взглядом, а потом отворила дверь пошире.
— Я — сестра Джоан. Я знаю историю о Пустых Женщинах. Все мы знаем. Мы — Верные Сёстры Святого Бафомета и грех — наше занятие. — Она коротко улыбнулась и я понял, что это, должно быть, шутка. — Вам лучше войти, мистер Грант. И мы продолжим обсуждать этот вопрос. Должна пояснить, никого из нас известность не интересует вообще.
Я уверил её, что история будет о Пустых Женщинах, а не о сёстрах и она отступила, позволив мне войти. Она очень тщательно закрыла и заперла дверь, а затем повела меня через череду тесных комнат, в конце концов открывшихся в большой зал. Через множество высоких узких окон внутрь падал солнечный свет, но, тем не менее, мне казалось, что в комнате многовато теней. При всей своей величине, зал ощущался… изолированным, отрезанным, не частью мира. Очень уединённое и очень безопасное место. В середине комнаты стоял длинный деревянный стол, а за ним сидело великое множество монахинь в полном облачении. Все они смотрели на меня, с холодными глазами и сурово поджатыми губами. Ни одна из них не встала меня поприветствовать.
Сестра Джоан пояснила, кто я и почему здесь нахожусь, но ни одна из сестёр даже не кивнула мне. Сестра Джоан выдвинула для меня стул во главе стола и я уселся. Такое количество пристальных глаз могло и напугать кого-то другого. Я просто вежливо улыбнулся им в ответ, пока сестра Джоан садилась рядом со мной.
Затем она продолжила расспрашивать меня о Пустых Женщинах, атакуя меня вопросами, вытягивая всё, что я знал. Она не сомневалась и не поправляла ничего из сказанного мной. У меня возникло впечатление, что она сверяла то, что я обнаружил, с тем, что она уже знала. Остальные монахини оставались совершенно безмолвными, ни на миг не отводя от меня глаз.
Этот огромный открытый зал всё больше и больше внушал мне тревогу. Он был очень чистым, ничего неуместного, но он был просто… безликим. Монахини обитали здесь двадцать лет и даже больше, но они не наложили отпечатка на своё окружение. Никаких религиозных картин или текстов на стенах, даже ни единого распятия. Вероятно, это действительно суровый орден.
В порядке самозащиты я прервал расспросы сестры Джоан, задав некоторые из моих собственных, включая отсутствие выставленных религиозных предметов. Сестра Джоан сжато улыбнулась.
— Наш орден не верит в идолопоклонство или нужду в религиозных атрибутах. Наша вера чиста, без отвлекающих факторов. Пусть мир идёт своим собственным путём, а мы пойдём своим.
— Я рассказал вам всё, что знаю, — заверил я. — Теперь ваша очередь. Что вы можете рассказать мне о Пустых Женщинах? И почему вы так этим интересуетесь? Я думал, что Пустые Женщины не выносили религиозных людей и наоборот.
— Всё дело в вере, — сказала сестра Джоан. — Которой так не хватает в нынешние времена. Легенда о Пустых Женщинах стара… Они существовали вместе с цивилизацией, под многими именами. Прежде, чем этот город стал городом, тут были Пустые Женщины, охотящиеся на мужчин. Прежде, чем здесь появились люди, тут были Пустые Женщины. Они научились походить на людей, чтобы лучше охотиться на них. Возможно, теперь они научились походить на что-то другое. Трудно быть в чём-либо уверенным там, где дело касается Пустых Женщин. Они очень скрытны. Им пришлось стать такими, чтобы суметь так долго выжить. Церковь много раз пыталась искоренить их.
— Какая церковь? — спросил я.
— Все они, мистер Грант! Возможно, потому, что только истинно верующие могут видеть сквозь иллюзии, скрывающие Пустых Женщин от глаз мира. Это война, мистер Грант. Не заблуждайтесь. Нет никакого прощения тварям, которые охотятся на мужчин.
— Вы явно накопили много информации во время ваших исследований, — осторожно сказал я. — Можно ли мне увидеть, что вы обнаружили?
Сестра Джоан уже качала головой, раньше, чем я закончил говорить. — Нет, мистер Грант, это невозможно.
— Могу я спросить, почему? Моя история в любом случае не будет цитировать вас или упоминать Сестёр, если это вас беспокоит.
— Информация — это оружие, мистер Грант. И, как я сказала, идёт война. Бдительнее всего мы стережём то, что может действительно потребоваться.
— Видимо, вы убеждены в том, что Пустые Женщины из легенд всё ещё существуют, — сказал я. — Вы считаете их сверхъестественными существами? Вроде вампиров или призраков?
— Это — мёртвые твари, мистер Грант. Пустые Женщины такие же реальные, такие же настоящие, как и вы. Для каждого вида есть свои хищники.
— Но вы верите, что они всё ещё существуют, здесь, в городе?
— О да, мистер Грант, мы знаем, что они есть. Укрывшиеся на видном месте. Появляющиеся только затем, чтобы поохотиться на слабых, а потом снова исчезнуть. Любая женщина может оказаться Пустой Женщиной. В этом и суть. И берегитесь, мистер Грант. Если вы отправитесь их искать, будьте уверены, что они явятся искать вас.
Я окинул взглядом стол, чтобы посмотреть, относились ли прочие монахини к этому так же серьёзно и повсюду я видел холодные глаза и холодные лица, неумолимо смотрящие в ответ. Нет ничего страшнее веры, подкреплённой ярой уверенностью. Они верили. Сестра Джоан поднялась и дала понять, что мне пришло время уходить. И я не мог бы свалить оттуда ещё быстрее.
Позади меня плотно закрылась дверь. Я слышал, как защёлкнулся замок и со стуком упали на место засовы, когда сестра Джоан вновь закупоривала Усадьбу Барроу от беспокойного мира. Я глубоко вздохнул и потряс головой, чтобы её прочистить. Иногда пылкая вера бывает… заразительной. Мне пришлось напомнить самому себе, что я влез в эту историю, только, чтобы доказать, что у мифических Пустых Женщин имелся реальный источник в виде женщин Пустошей. Верные Сёстры Святого Бафомета слишком долго были заперты вместе. Варясь в своих собственных теориях заговора и потребности тех, кого необходимо покарать. Думаю, если веришь в дьяволов и одержим чудесами, то потребуется не слишком большой прыжок веры, чтобы поверить в женщин, которые видимы только спереди.
Внезапно я против воли вздрогнул. Когда вера обращается вовнутрь, она становится болезненной. Я не верил ни во что сверхъестественное. Я провёл достаточно лет, сочиняя и исследуя это таинственное дерьмо, чтобы понимать, что всё это просто брехня и тайные желания. Что бы Верные Сёстры ни знали или думали, что знают, мне это не требовалось. Они — всего лишь тупик. Мне нужно просто оставить их позади и продолжить исследования исторических документов. Церковные архивы — хорошее начало, но что потом? Священник упоминал местное историческое общество…
Я повернулся спиной к Усадьбе Барроу и решительно зашагал прочь, ни разу не оглянувшись.
Я добрался до телефона, чтобы позвонить Эмме и ввести её в курс дела лишь затем, чтобы осознать: она не дала мне свой номер. Поэтому редактор не могла бы винить меня, если её драгоценный новый репортёр не станет соавтором того, что, в конце концов, являлось моей историей.
Я вернулся назад, в центр города и направился прямо в свою любимую забегаловку, «Денди-Лев», крепко подвыпить и подумать. Как всегда подтверждал мой опыт — эти два занятия хорошо сочетаются, пока не переусердствуешь в каком-нибудь из них. «Денди» — уютное и комфортное питейное заведение с традиционным оборудованием и обстановкой, и абсолютно никакой навязчивой музыки. Обычно я нахожу кого-нибудь, стоящего беседы и совместной выпивки. Но я никак не ожидал, что, пока прохожу в двери, первым человеком, на которого я наткнусь, будет ожидающая меня Лайя Ти.
Она сидела за столиком прямо у двери, с напитком, который едва пригубила. Она очаровательно улыбнулась мне. Я быстро глянул мимо неё, туда, где группа старых друзей сидела вокруг столика подальше, но я обещал редактору, что буду работать с Лайей. А Сэм Уэлш вполне могла выкинуть мою историю за порог, если я этого не сделаю. Поэтому я влил в себя пинту хорошего настроения из бара и сел напротив Лайи. Она подарила мне свою лучшую довольную улыбку, подкреплённую ярко сверкающими глазами… и было трудно на неё сердиться.
— Как ты поладил с Верными Сёстрами? — спросила Лайя, немного ехидно улыбнувшись.
— Не спрашивай, — ответил я. — Прости, что я ушёл и оставил тебя управляться со старой сумасшедшей кошатницей.
— О нет, это я должна принести тебе извинения! — тут же сказала Лайя. — За то, что не последовала за историей. Ты был совершенно прав. История должна быть на первом месте. Я просто не хотела встречаться с монахинями. Монахини жуткие. Даже больше, чем старые церкви. Так ты не выудил из них ничего полезного?
— Ничего, — ответил я. — Кроме того, что они, видимо, убеждены, что Пустые Женщины из легенды всё ещё представляют реальную и непосредственную опасность.
— Пусть думают, как хотят, — твёрдо заявила Лайя. — Наша история докажет, что Пустые Женщины — просто городская легенда, недопереведённая и недопонятая за все годы. Это и должен делать репортаж, верно? Проливать свет в тёмные места и открывать правду.
— Да, — ответил я. — Именно это он и должен делать.
Мы сидели и разговаривали, и допили свои напитки, и поговорили ещё немного. С ней было очень легко беседовать. И, к некоторому моему удивлению, я обнаружил, что мы действительно поладили. Она испытывала безграничный интерес ко всему журналистскому и была очарована моими рассказами об исследованиях таинственных вещей для журналов о необъяснимом. Это сильно помогло, когда она считала мои шутки забавными. Казалось, весь мой цинизм и пресыщенность просто испарились перед лицом её юного энтузиазма. Я забыл это ощущение, когда рассказ по-настоящему восхищает. Но прошло много времени с тех пор, когда у меня имелся достойный восхищения рассказ.
Лайя совсем не скрывала, почему она хочет стать журналистом. Она оставила свой дом и семью, чтобы идти в мире своим собственным путём. У меня возникло впечатление, что это сильно противоречило желаниям её семьи. Что они были очень строгими, очень традиционными и, видимо, полагали, что имели право и обязанность распланировать её жизнь за неё. А у Лайи не было ни того, ни другого. Она хотела стать журналистом, чтобы иметь возможность говорить правду о вещах, вещах, которые имели значение. Потому что её семья так старалась скрыть от неё правду о мире, ведь она противоречила всему, во что они верили. Лайя хотела узнать о мире всё, что возможно. Чтобы суметь рассказать всем остальным. Моё сердце склонилось к ней. Взгляды Лайи были очень похожи на мои же взгляды в молодости.
— Мои родители никогда не хотели, чтобы я стал писателем, — сказал я. — Это не принесёт денег, так они говорили. Устройся на перспективную работу. Вот так я и приплыл по течению в журналистику. Какое-то время я даже преуспевал.
— Что случилось? — спросила Лайя. — Я знаю, что-то произошло. Миссис Уэлш говорила… некоторые вещи, когда она сказала, что я буду работать с тобой. Что пошло не так, Джейсон?
— Я, — ответил я. — У меня был шанс и я его провалил, потому что не выдержал суровой дисциплины настоящей журналистики. Я решил, что важнее рассказать интересную историю, чем придерживаться фактов. Так что, если факты мешали, я просто менял или скрывал их, придавая истории больше сенсационности. Я написал некоторые действительно замечательные рассказы — просто они не были полностью правдивы. В современном ежедневном таблоиде это не стало бы проблемой. Просто обычный бизнес. Но здесь, в местной газете новостей…
— Миссис Уэлш уволила тебя.
— Чертовски верно. Предпочитаю думать, что больше в горе, чем в гневе. Но вот это было точно: „Уходи и никогда больше не появляйся на моём пороге“. Потребовались годы, чтобы получить эту возможность. И годы, чтобы понять — она была права. Люди должны верить: то, что им рассказывают — это правда.
— Даже когда немножко лжи во спасение может утешить?
— Наверное, особенно тогда. Нельзя основывать важное решение на ком-то, рассказывающем тебе то, что ты хочешь услышать. Никакая другая местная газета не взяла бы меня после того, как разошлись слухи, почему меня выгнали, а без хорошего послужного списка ежедневные газеты и слушать на хотели. И вот я закончил тем, что выполняю задания и подхалтуриваю любым хламом, где могу. — Я коротко улыбнулся. — Как же приятно наконец-то поработать над настоящей историей.
— Я действительно выудила ещё немного информации из Алисии Тили после того, как ты ушёл, — сказала Лайя. — После небольшого поощрения и открытых просьб…
— Ты ведь не пила тот чай, не так ли?
Её передёрнуло. — Пожалуйста. Не напоминай мне. И одна из её кошек обмочила мою обувь. В любом случае, Алисия вспомнила неизвестную мне часть легенды о Пустых Женщинах. Видимо, они появляются, показывают свою истинную сущность только по ночам. И только когда туман размывает реальность… и скрывает их от любопытных глаз. Именно тогда они выходят, чтобы охотиться на неженатых молодых людей. И поражать своих врагов, всех, кто может слишком близко подойти к истине о них.
— Ты имеешь в виду, что они убивают людей?
— О да — подтвердила Лайя. — Они убивают людей.
— Ты права, — сказал я. — Это новый поворот. Думаю, это имеет смысл. Вероятно, женщины из Пустошей были проститутками, занимающимися своим промыслом подальше от света дня. И потому, что их занятие было незаконно, они или их защитники убивали любого, угрожающего их доходам или территории. Верные Сёстры говорили, что Пустые Женщины могут прийти за мной, если я отправлюсь за ними.
— Они действительно так сказали тебе?
— Да. Очень серьёзно.
Лайя долгое время смотрела на меня. — Ты не считаешь, что подвергаешься опасности, Джейсон?
— От сверхъестественного мифа? — спросил я, невольно усмехнувшись. — Вряд ли. Не стоит относиться к этому слишком серьёзно, Лайя. Это просто старая нравоучительная басня, пережившая своё значение. Не позволяй этому материалу запугать тебя.
Она выдавила улыбку. — Пока ты не пойдёшь бродить по Району Пустошей на рассвете.
— Не беспокойся, — ответил я. — Я никогда не поднимаюсь так рано. Ещё порцию?
— Не возражаешь, если я выберу, — сказала Лайя.
Время пролетело чудесным образом. Когда мы с Лайей наконец покинули «Денди-Льва», по-приятельски опираясь друг на друга и немного подхихикивая, уже хорошо завечерело. В воздухе медленно образовывался туман, жемчужно-серая дымка, проглотившая расстояние и размазавшая вокруг уличных фонарей млечные ореолы. Казалось, он медленно густел, пока я смотрел на него. Вокруг никого больше не было, даже никакого автомобильного движения. Это походило на взгляд за край мира. Всё выглядело смутным и неясным. Как будто, если бы я отправился в туман, то не обнаружил бы знакомых мест.
Было очень тихо, туман поглощал звуки. Я покровительственно обвил рукой Лайю и огляделся вокруг. Внезапно почувствовав себя чертовски трезвее. Туманный вечер выглядел прекрасной сценой для возвращения в мир какой-нибудь старинной легенды. Я пристально всматривался во вьющиеся туманы. Будь я проклят, если позволю своей собственной истории добраться до меня. Я глянул на Лайю, а она смотрела в туман широко распахнутыми, беспокойными глазами. Внезапно она повернулась посмотреть на меня и выглядела действительно напуганной.
— Не беспокойся, — сказал я. — Долог путь нам до рассвета.
Она не улыбнулась. Даже чуть-чуть.
— Ты не понимаешь, — проговорила она.
— Пойдём, — сказал я. — Думаю, ты слишком много выпила. Я провожу тебя до дома. Тебе нечего бояться, пока я с тобой. А завтра, когда весь туман рассеется, ты увидишь, какой глупой была. Это же просто рассказ!
— Долог путь, где я живу, — произнесла Лайя. Она посмотрела на меня. — Где ты живёшь, Джеймс? Поблизости?
— Да, — ответил я. — Всего через несколько улиц.
— Я могу остаться у тебя на ночь? — спросила Лайя, её распахнутые глаза не отрывались от моих. — Это — то, чего я хочу, Джеймс. Я хочу остаться у тебя на ночь. Можно?
И я сказал: «да».
Я привёл её к себе домой. Ничего особенного, всего лишь приемлемо уютная квартира побольше газетного киоска. Только когда я открыл дверь и впустил её туда, то понял, какой же бардак я там развёл. Я был мужчиной, который жил один-одинёшенек и который оставлял вещи лежать там, куда они свалились. Я приложил символическое усилие, чтобы убрать хоть часть их, пока Лайя оглядывалась по сторонам, никак не комментируя.
Она нервничала. Я мог бы поклясться. Я бросил своё занятие и подошёл к ней.
— Ты не делала этого прежде, верно? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Так много времени прошло. Лайя… ты не должна ничего делать, если не хочешь.
— Я хочу этого, Джейсон.
— Есть ещё одна кровать. Просто нужно найти к ней простыню…
— Я хочу тебя, Джейсон.
Я обнял её. И она обвила меня руками. Наши лица оказались так близко, что я чувствовал своим ртом её дыхание.
— Ты настолько моложе меня, — произнёс я. — И настолько прекраснее. Ты заслуживаешь лучшего, чем я…
— Тихо, Джейсон. Ты заслуживаешь меня. Я здесь для тебя.
Она крепко обняла меня, прижимаясь лицом к моему плечу. Аромат её волос наполнил мне голову. Она держала меня так крепко, как могла, словно боялась, что кто-то может её утащить.
— Эй, — сказал я. — Всё в порядке. Правда. Всё будет в порядке, Лайя.
— Да, — ответила она. — Будет. — Она взглянула на меня и улыбнулась. — Отнеси меня в постель, Джейсон. Отнеси меня в постель и люби меня так, чтобы мы забыли обо всём, кроме нас. Этого я и хочу.
И так я и сделал.
Немного позже, когда я лежал в кровати на спине, вытянувшийся и расслабленный, а на моей коже высыхал пот, то чувствовал себя умиротворённым больше, чем за долгие годы. Лайя сидела рядом со мной, упёршись спиной в спинку кровати, разглядывая комнату. Я не мог определить выражение её лица. Вдруг она перекинула ноги на другую сторону кровати и в молчании прошлёпала через спальню, полностью обнажённая, чтобы встать перед окном. Она немного раздвинула шторы и посмотрела наружу.
— «Клёвая задница», — подумал я.
— Что там? — спросил я.
— Мне показалось, я что-то услышала. — Она не оглянулась на меня.
— Возвращайся в постель, — сказал я. — Там ничего нет. Просто ночь. Ночью всегда какие-то звуки.
— Да, — согласилась она. — Ночью всегда что-то происходит.
Я поглядел на будильник на прикроватном столике. — Почти десять часов. Ночь только началась. Возвращайся в постель, Лайя.
— Ещё минутку.
Она всё ещё смотрела вниз, на улицу через щёлочку в занавесках. Я перекатился на свою сторону, расплывчато подумав о том, чтобы встать с кровати и присоединиться к ней, и тут я увидел её спину, отразившуюся в зеркале гардероба. У неё не было спины. Увиденная сзади, в зеркальном отражении, там была только пустая оболочка. Глубокая впадина, вся в завитках и выступах. Словно что-то залезло внутрь и выскоблило всё, что делало её человеком. Это было похоже на панцирь мёртвого насекомого или пустой ствол больного дерева с источённым нутром.
Я вскрикнул. Я не мог не вскрикнуть. И она обернулась посмотреть на меня. Мы увидели правду в лицах друг друга.
Она посмотрела на гардеробное зеркало, а потом снова на меня. На миг она показалась сжимающейся внутрь себя, а потом вновь обрела форму и посмотрела мне в лицо. Она выглядела совершенно по-человечески. Пока я смотрел на неё спереди. Но я не мог забыть то, что видел. Как и то, чем я недавно занимался с тем, что только притворялось человеком. Она направилась ко мне. Я резко сел и упёрся спиной в изголовье кровати. Она остановилась у кровати в ногах.
— Мне жаль, Джейсон, — сказала она. — Мне очень жаль. Я была так счастлива, что на миг ослабила концентрацию. Я никогда не хотела, чтобы ты узнал.
— Вы настоящие, — проговорил я. — Они настоящие. Пустые Женщины. Те, кто охотится на мужчин.
— Да, Джейсон.
Она протянула мне руку и я отпрянул назад. Она печально взглянула на меня и позволила руке снова упасть.
— Я полюбила тебя, Джейсон. Неужели ты не понял этого?
— Как долго…?
— Всю мою жизнь. Пустыми Женщинами рождаются, а не становятся. Так же, как и вы. У меня не было выбора. Вот почему я ушла из дома. Бросила свою семью и свой собственный вид, потому что не желала быть похожей на них. Я хотела стать тем, кем мне хотелось быть. — Она коротко улыбнулась. — Имя, которое они дали мне, которое я никогда не меняла, должно было подсказать. Пол Лайя. Полая. Я так старалась, Джейсон! Пыталась жить как человек, среди людей. Я беспокоюсь о тебе, по-своему.
— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал я.
Она посмотрела на занавешенное окно позади неё, а затем снова на меня. Она выглядела напуганной.
— Пожалуйста, Джейсон. Не заставляй меня уходить. Не прогоняй меня. Вот ночь, а вот туман, и я так боюсь того, что может случиться…
— Боишься чего? — спросил я. — Почему ты так стремилась провести со мной ночь?
— Потому что они там. Ищут меня. Я знаю это. Ты задавал слишком много вопросов, Джейсон. Слишком близко подобрался к истине. Несмотря на все мои попытки тебя отвлечь.
— Какой истине, Лайя? На самом деле?
— Если я расскажу тебе всё, ты позволишь мне остаться?
— Расскажи мне всё, — велел я. — Расскажи мне всё о Пустых Женщинах.
Она отвернулась от меня и начала одеваться. Сейчас она походила на совершенно обычного человека. Я тоже оделся. А потом мы уселись в кресла, лицом к лицу, на почтительном расстоянии друг от друга. И она рассказала мне то, что я должен был знать, спокойным, равнодушным голосом.
— Я видела нечто движущееся, на улице, — сказала она. — Нечто в тумане. Человеческую фигуру, которая двигалась не как человек. В тумане, в ночи — единственное время, когда Пустые Женщины появляются сами по себе.
— Как они, обычно… ходят? — спросил я. — Как могут такие, как они, ходить среди нас и не быть замеченными?
— Очарование. Передача телепатической иллюзии. Её возможно преодолеть, раскусить, если кто-то сильнее верит в религию, чем в мирские иллюзии. Вот почему я раньше так нервничала в церкви. Священник мельком видел меня, уголками глаз. Вот почему он был таким дёрганым. Меня защищал только его отказ поверить тому, что он видел собственными глазами.
— Откуда ты? — спросил я. — То есть, ты сказала, что оставила свой дом и свою семью. Семью Пустых Женщин. Где они живут?
— Тебе не нужно знать, Джейсон. Для тебя безопаснее не знать.
— Я должен знать! Это больше не мой рассказ. Это моя жизнь!
— Они убьют тебя, чтобы сохранить свой секрет.
— Это была старуха, не так ли? — спросил я. — Алисия Тили. Она была Пустой Женщиной!
— Нет, глупый, — сказала Лайя. — Это была просто старая женщина. Она ничего не знала. А я уже знала всё. Все Пустые Женщины, все, кто остался, живут теперь в одном месте, потому что они не люди и когда они поодиночке, то не могут действовать по-человечески. Ты уже встречался с ними, Джейсон. В Усадьбе Барроу. Верные Сёстры. Верны-Каверны. Понимаешь? Какая маскировка могла быть лучше…
— Откуда вы изначально произошли? — спросил я. Мне перехватило горло. Становилось трудно дышать. — В смысле, если вы не люди, то кто? Мутанты? Пришельцы? Сверхъестественное? Что?
— Я не знаю, — ответила Лайя. — Если сёстры когда-то знали, то давно позабыли. Мы — просто хищники. Это всё, что тебе нужно знать.
— Как тебе удаётся выглядеть так… по-человечески?
— Телевидение, — просто ответила Лайя. — Я — первое поколение Пустых Женщин, столкнувшихся с телевидением. Это действительно окно в мир. Лучший мир, лучший образ жизни. И я захотела этого. — Она оглянулась на окно. — Они узнают, что я рассказала. Они придут за мной. И за тобой. Мне разрешили держаться в стороне, лишь пока я не высовываюсь. Не становлюсь заметной. Я так и делала. А потом ты пришёл к миссис Уэлш со своей идеей рассказа. Это я убедила её согласиться на него, со мной в качестве приложения. Таким образом я могла следить за тобой, уводить тебя подальше от правды. К прекрасной, безопасной исторической интерпретации, которая помогла бы нам скрыться. Нельзя защититься от того, во что не веришь. Но ты так этого хотел и я…
— Тебе нужно покинуть город, — сказал я. Я поднялся на ноги. — Скорей. Тебе нужно уйти. Начать заново, где-то ещё. Увидимся потом, в безопасности, а позже я приеду и присоединюсь к тебе. Если мы оба уедем, то сёстры не будут чувствовать такой угрозы.
— Ты пойдёшь со мной? — спросила Лайя, встав с кресла. Она с любопытством смотрела на меня. — Ты сделаешь это для меня? После… всего?
— Конечно, — сказал я. — Я беспокоюсь о тебе, по-своему.
Я протянул ей руки и она крепко ухватилась за них, будто утопающая.
— Всё это — обычное человеческое дело, Лайя. Мне жаль, что я сначала шарахнулся. Просто… раньше я никогда не попадал ни в один из своих рассказов.
— Мне тоже жаль, — сказала Лайя. Она не сказала, чего именно, хотя я понял это слишком поздно.
— Мы не можем уехать на машине, — сказал я. — Они будут ждать этого. Высматривать её. Нет, я отведу тебя на железнодорожную станцию. Это недалеко. Ещё есть время сесть на последний поезд отсюда и ты будешь в безопасности среди других пассажиров. Просто… продолжай ехать, продолжай пересаживаться на другие поезда, пока не окажешься подальше. Ты сможешь как следует спрятаться в большом городе. Они никогда тебя не найдут.
— Ты приедешь и найдёшь меня, если я тебя позову? — спросила Лайя.
— Ты хочешь быть со мной?
— Да. Больше всего прочего.
— Отлично. Потому что и я тоже этого хочу.
Мы долго держали друг друга в объятиях. Наконец она отстранила меня.
— Я должна идти, Джейсон. Здесь небезопасно. Для нас обоих.
На улицу обрушился туман. Массивные, серые стены окружили нас со всех сторон, отрезая от остального мира. Вокруг не было ни души. Ни одной проезжающей машины. Как будто все каким-то образом узнали, что этой ночью тут опасно. Лайя крепко держалась за мою руку, лихорадочно оглядываясь вокруг.
— Никогда не видел такого густого тумана, — заметил я.
— Я видела, — отозвалась Лайя. — Это они. Они здесь.
— Всё в порядке! — небрежно бросил я. — Я провожу тебя на станцию.
Я вполне уверенно двигался, но в тумане все улицы выглядели одинаково, а без ориентиров я вскоре потерял дорогу и даже чувство направления. Тем не менее я продолжал идти крупным шагом, с топающей рядом Лайей, всё ещё вцепившейся в мою руку. А затем они показались, одна за другой. Сначала просто тёмные тени стали появляться и исчезать в тумане вокруг меня, словно акулы, тихо кружащие в мутной воде. Вырываясь из тумана прямо передо мной, так, чтобы сбить с пути, направляя меня, подгоняя меня, надвигаясь со всех сторон. Я продолжал идти, даже бросился бежать, но это не принесло ничего хорошего. Они были везде. Двигаясь быстрее меня, потому что у них не было человеческих ограничений. Они не издавали ни звука, просто появляясь и пропадая, пока, в конце концов, все они не вышли из тумана одновременно, образовав огромный круг вокруг меня и Лайи. Верные Сёстры. Пустые Женщины.
Их чёрно-белые маскирующие одежды резко выделялись на фоне тумана. Они нечеловечески спокойно застыли на месте, обратив ко мне свои холодные, пустые лица. Передо мной внезапно оказалась сестра Джоан. Я напал на неё, но она ускользнула, прежде, чем удар достиг цели, скрылась обратно в тумане. Она появилась опять, когда я ещё не вернул равновесие и её кулак невероятно быстро врезался в меня. Она ударила лишь раз, свалив меня с неожиданной, злобной силой. Я сильно врезался в землю, рухнув на колени от мощи удара, выбившего из меня все силы. Я вскрикнул от боли и потрясения. Когда я огляделся, она стояла надо мной, изучая меня холодными хищными глазами.
Тёмные фигуры набросились со всех сторон, и они одолели меня без малейшего труда. Молотя большими, твёрдыми кулаками, движимыми силой, превосходящей человеческую. Кровь разлеталась с моего разбитого лица. Я пытался защититься, но не мог даже коснуться их. Кончилось тем, что я свернулся на земле в клубок, с болью по всему телу. И вдруг они остановились. Я медленно развернулся и взглянул вверх. Надо мной возвышалась сестра Джоан, её лицо было совершенно неподвижным, невозмутимым. Она даже не запыхалась.
— Забудь свою историю, — сказала она. — Забудь её. Забудь всё, что произошло. И мы позволим тебе жить, в назидание.
— Хорошо, — сказал я, дрожа, изо рта у меня выплёскивалась кровь. — Хорошо…
— Он лжёт, — раздался другой голос, от одной из наблюдающих Пустых Женщин. Другие подхватили: Он лжёт, он лжёт…
— Ты не сможешь забыть нас, потому что ты не забудешь её, — сказала сестра Джоан. — Как жаль… Молись, Джейсон Грант. Твоя история подошла к концу.
— Нет!
Я медленно и мучительно повернул голову, и там оказалась Лайя. Стоящая рядом со мной, со сжатыми кулаками, с вызовом глядя на сестру Джоан.
— Если вы убьёте его, то я никогда вас не прощу! Никогда!
— Ты забываешься, дитя, — сказала сестра Джоан. — Ты забываешь, кто ты. Когда он уйдёт…
— Нет. Я не позволю вам убить его.
Сестра Джоан задумчиво поглядела на неё. — Как ты нас остановишь?
— Дам вам то, что вы хотите. Если вы оставите ему жизнь, я снова вернусь домой. Обещаю. Я вернусь к вам, и никогда не попытаюсь уйти опять. Этого вы и хотите, верно?
— Вернёшься домой? — переспросила сестра Джоан. — Больше никаких скандалов, никаких побегов?
— Да, — ответила Лайя. Она не смотрела на меня. — Это — то, чего я желаю.
Это была самая отважная вещь, которую я когда-либо видел. Пустая Женщина показала свою гуманность. Отказавшись от своей жизни ради моей.
Сестра Джоан посмотрела на меня, а потом на Лайю. — Вы…?
— Да, — твёрдо сказала Лайя. — Я спала с ним. И сделала с ним ребёнка.
Я безмолвно смотрел на неё. Я не сомневался, что она говорила правду. Ту, которую знала. В конце концов, этим и занимались Пустые Женщины.
— Тогда ступай домой, дитя, — сказала сестра Джоан. — Твоё место ждёт тебя.
Лайя удалилась от меня в ряды ожидающих Пустых Женщин. И все, как одна, они развернулись и пропали в тумане. Осталась лишь сестра Джоан.
— Я всё ещё могу рассказать миру о вас, — произнёс я.
— Но ты не станешь, — сказала сестра Джоан. — Нет, если хочешь, чтобы Лайя оставалась в безопасности. Молчание и незаметность — цена выживания, твоего и её. — Она улыбнулась, очень быстро. — Да и кто тебе поверит? Писаке, автору стольких диких историй? Никто не верит в вещи, которые ты сочиняешь. Теперь миру по нраву лишь рассказы о его легендах. Мы получили то, за чем пришли. Всё прочее неважно.
Она ушла и оставила меня. Я мельком увидел Лайю, одиноко стоящую в туманах. Она взглянула на меня и ни улыбнулась, ни махнула на прощание. Она бросила на меня последний взгляд и затем ушла навсегда. Когда она отвернулась, я увидел, что её спина была полой. Просто пустая оболочка.
И я остался один, в тумане и ночи. Один, с опустошённым сердцем.
О… туманной, туманной росе
В Индексе Рауда[1] под № 558 идёт британская баллада «Туманная, туманная роса»[2] (не путать с ирландской балладой «Туманная роса»). Перечитав около пятидесяти версий конца девятнадцатого/начала двадцатого века в Мемориальной Библиотеке Вона Уильямса, записанных Обществом Английского Народного Танца и Песни, каждый может увидеть, что сюжет этой баллады развивается по одному из четырёх вариантов.
1) Ночью девушка напугана “туманной росой” или «страшилой» и для успокоения приходит в постель к молодому человеку.
2) Молодой человек, ткач, соблазняет девушку, которая, напуганная “туманной росой”, забралась к нему постель. Часть ночи они “играют и забавляются”. Наутро она беспокоится, что её сочтут испорченной, но он говорит, что ей не стоит тревожиться, так как туманная роса пропала. С тех пор всякий раз, когда она подмигивает или улыбается ему, он вспоминает туманную росу.
3) Эта версия подобна № 2, кроме последующего времени, где появляется старик со своим сыном, при этом предполагается, что сын — результат той ночи.
4) Это также подобно № 2, за исключением того, что впоследствии девушка спрашивает: что, если у них будет ребёнок? Они женятся и счастливы, и впредь, когда он на неё смотрит, то думает о туманной, туманной росе.
Алан Ломакс[3] упоминает в аннотации на обложке пластинки Ширли Коллинз за 1958/1959, что это одна из нескольких “откровенно эротических песен”, которые попали из Южной Англии в Америку относительно не подвергаясь цензуре. (2)
“Туманную, Туманную Росу” пели Бёрл Айвс, Ширли Коллинз, Мартин Карти, А. Л. Ллойд[4] и в бесчисленных пабах.
1) Индекс народных песен Рауда. 2013. 6 ноября 2013.
http://www.efdss.org/efdss-the-full-english.html Общество Английского Народного Танца и Песни.
2) Старый Норфолк: английская народная и прочая хорошая музыка. 2013. 6 ноября 2013.
http://mainlynorfolk.info/lloyd/songs/thefoggydew.html Общество Английского Народного Танца и Песни.
Перевод: BertranD