Омнибус: Кровавые Ангелы 1

Долг крови

Они оставили машину у ворот порта, когда кровь начала сочиться из вентиляционных решеток. Машина ворчала и вздыхала, стекла в окнах начали трещать, когда она сдвинулась и начала менять очертания. Двое побежали, стуча ботинками по дороге, плечами расталкивая толпу перепуганных людей.

Женщина тщательно рассматривала толпу. Ей было не впервой очутиться в густой, напуганной массе и она знала о капризной природе животной ментальности толпы. Если правильно применить силу, их можно будет усмирить, но точно так же быстро она может стать кровожадной. Эти крики, плач, ползущая толпа была сильно напугана. Они так отчаянно хотели жить, и все же она знала, что люди будут мертвы позднее или умрут до заката.

Она бросила взгляд через плечо и в ответ ее компаньон нахмурился. Он еще ни разу не оглянулся на город, который они оставили позади, с того момента как сбежали. С расстояния она могла видеть, где упали самые высокие башни улья, части их структур изменились на молекулярном уровне, стальной скелет потек, как расплавленное масло, когда его затронули изменения. Гордые и непокорные здания, выполненные по лучшим канонам Империума, теперь были в изломанные и изодранные, с них сняли кожу из камня и теперь они показали свои железные ребра небу. В воздухе над головами ныряли и переплетались точки — возможно, птицы-падальщики, или, может быть, мужчины и женщины, как те, которых она убила, чтоб забрать машину. Люди с новыми, отросшими крыльями, все еще мокрыми от амниотической жидкости.

Прогремевший, взлетающий транспорт внезапно обдал их горячим, вонючим выхлопом, затуманившим все, протекающие двигатели вибрировали и скрипели. Она смотрела, как он старался набрать высоту с опасно перегруженными грузовыми модулями, полными беженцев. С выбросом серого пара, что-то внутри сломалось, и корабль резко нырнул к земле. Ровно за секунду до падения корабля, она схватила своего компаньона за плащ и втащила в укрытие. Сотрясение повалило толпу как лес, и очень долго в ее ушах стоял низкий, шипящий свист. Он поднялся первым, его губы двигались, хотя она не слышала его голоса.

— Сюда. Бежим.

Она кивнула. Едкий химический дым растекался под их ногами лужицами, резкий ветер на посадочном поле поймал край их плащей и теперь они хлопали как парус. На них были простые робы пилигримов, одежда большинства бесконечных кающихся паломников, которые прилетели на Орилан для посещения гробницы Затихших Лордов, но никто из пилигримов не носил под одеждой боевую экипировку или оружейную кобуру. Другие корабли пролетели над ними, взбираясь к небесам на копьях раскаленного белого огня. Горизонт был полон бегущих, серебряных точек, отчаянно пытающихся избежать ужаса, поглотившего планету. В первые несколько часов вспышки, вокс-касты описывали этот эффект как вирус, предупреждали людей оставаться дома и избегать больших скоплений, но быстро стало ясно, что изменения не были проявлением каких-то зловредных микроорганизмов, и это не ограничилось людьми.

Животные, насекомые и даже растения начали менять форму и мутировать. Новые формы возникали на каждом углу, отвратительные и тошнотворные, они отращивали рога или развевающиеся щупальца. Затем все неподвижное и неорганическое пало жертвой ползущих отродий, железо, камень и пластик деформировались от их прикосновений. Некоторые истерические сводки говорили о тенях, темнее ночи, которые проносились через каньоны города, оставляя после себя сюрреалистические и неестественные уродства. Кажется, само здравомыслие покинуло Орилан, позволяя вырваться на холодный свет реальности вещам, которые когда-то были обитателями кошмаров.

Она потрясла головой, чтоб прояснить сознание и проморгалась. Ее компаньон указывал пальцем на двигающуюся толпу людей, цепляющихся за край посадочной рампы.

— Этот, — сказал он, — да?

— Да, — ответила она.

Наверху рампы стоял планетарный лихтер, орбитальный шаттл, грубого, но достаточно быстрого типа. Такие же корабли работали во всем Империуме и она знала, что если обстоятельства потребуют, она сможет пилотировать такой корабль самостоятельно. На лихтере была эмблема агентства грузовых перевозок, которое перевозило людей и грузы с орбиты планеты на поверхность и обратно. Она посчитала, что с достаточной массой и хорошим курсом, этот корабль мог доставить их на самую дальнюю луну Орилана. Там, где кончалась рампа, открытый люк блокировал огромный сервитор, выбирая людей из наседающей толпы грубыми, металлическими захватами. Различные ценности, от мешков с монетами до бочек с амасеком и музыкальными инструментами лежали грудой рядом с его хватательными конечностями. Между ними и сервитором было около ста пятидесяти человек. Ее лицо превратилось в мрачный оскал, рука женщины нырнула между отворотами плаща, пальцы дотронулись до избитой рукоятки старого, но надежного стаббер-пистолета. Она рассматривала людей в поисках цели, попадание в которую вызовет больше всего паники.

— Подожди.

Его левая рука дотронулась до ее локтя, и он увидела, что его правая рука так же нырнула в складки одежды. Она знала этот взгляд его глаз, туманный, немного отчужденный блеск, когда он читал людей.

— Будь готова.

Слова едва сорвались с его языка, когда в центре толпы возникло волнение. Необычный, воющий крик вырвался изо рта неуклюжего работника доков в рабочем комбинезоне. Несчастный бросился в сторону, врезаясь в других людей, визжа при столкновении с ними. Те, кто были рядом, старались убраться с дороги, заставляя толпу колыхаться. Стоящих на краю рампы скинули в расположенный ниже огромный колодец для выхлопных газов. Из-под одежды этого человека доносились звуки раздираемой плоти, и темные фонтаны крови окрасили его грудь. Из разных мест его груди и лица вырос лес острых шипов, разрывающих его плоть. Он дико дергался, марионетка, управляемая болью. Толпа шокировано закричала.

В изменениях докера, которые она наблюдала, была гротескная привлекательность. С самого утра, она десятки раз видела, как такое происходит, но каждая буйная мутация отличалась от предыдущей, ужасающе притягивая взгляд своим жутким представлением.

— Сейчас! — крикнул ее компаньон, и притягательность зрелища оборвалась как нить. Он кинулся вперед, в его руках появились витиеватые формы искусно выполненного лазгана. Она замешкалась позади него, доставая свое собственное оружие. Оно было менее причудливым, чем его, но таким же элегантным в своей смертоносности. Толпа перед ним зашаталась. Он дотрагивался до них, проводил по ним пальцами и люди отскакивали, как будто их обожгли. От этого усилия, несмотря на холодный воздух, на его лбу выступили бисеринки пота.

Они пробивались через толпу, среди криков и воя, разрезая ее, подобно тому как океанический хищник разрезал стайку мелководной рыбешки. Она почувствовала, как задрожали внутренности, когда заколыхалась рампа, грузовой люк начал опускаться, готовясь запечатать шаттл.

— Еще двое. Еще двое, — проскрипел сервитор, хватая за подолы плащей торговца и его любовницу, затаскивая их внутрь, — последние. Больше нет.

Если возникала необходимость, ее компаньон мог передать ей свои намерения короткой мыслью, но они были вместе так долго, сталкиваясь с похожими ситуациями, что, ни одному из них не было смысла обсуждать дальнейший шаг. Они подняли оружие и выстрелили в затылки торговца и женщины, размазывая их мозги и кости по броне сервитора. Раб-машины автоматически подчинялся программе и выбросил мертвые тела.

— Еще двое. Последние.

Некоторые люди поняли что произошло и старались протолкнуться вперед, но к этому времени уже было поздно, женщина и мужчина нырнули под люк, последовав за остановившимся сервитором, его манипуляторы были полны добычи. Когда раб закрывал замки, свежая кровь все еще стекала с него. Кулаки забарабанили по обшивке, глухие удары резонировали в грузовом отсеке. Внутренности были путаницей штанг и сеток, к которым прицепились десятки ориланцев, напуганные, что их вырвут из улетающего судна еще до взлета. Она увидела, как сервитор запер себя в разгонном ложе, и схватилась за свободную петлю сетки. Ракетный двигатель под ее ногами выбросил пламя, при подъеме в воздух заживо оставленных внизу людей.

ПОДНЯВ тупой нос к небесам, лихтер вырвался из хаоса космопорта, перелетев за край города. Двигатели трудились, чтоб удержать судно по курсу, но милостью Императора, в баках было достаточно топлива, чтоб зажечь ускорители. Корабль рванул выше, прорываясь через жидкие полосы облаков и чадящие столбы от горящих зданий. Что-то двигалось в дымке разложения, вопреки разносимому ветром дыму. Поочередно с ударами сердца, черный блеск движения начал падать на нагруженный, воющий корабль. Это было эфемерным и прозрачным, мерцанием испорченных вод, пламенем от крыльев роя насекомых. Оно затронуло обшивку судна и покрыло корпус как мокрая краска, наматывающаяся на катушку металлического фюзеляжа, вниз и вокруг. Ищущая. Чувствующая.

Стремящаяся найти путь внутрь. Когда судно поднялось в верхние слои атмосферы Орилана, чернильный саван наконец-то нашел микроскопическую трещину в обшивке. И с контролируемой, неистовой волей, начал затекать через щель.

ВОНОРОФ чувствовал себя выжатым и больным, как будто бы вжавшая его в ложе пилота перегрузка вытягивала из него жизненную силу. Когда чернота космоса развернулась в иллюминаторе кабины, тлетворное зрелище, оставленное позади, все еще донимало его, раз за разом повторяясь перед мысленным взором. Деревья за часовней, как выяснилось, по всей длине ствола открывали зубастые пасти. Дорожное полотно текло под его ногами. Его дочь завопила, когда ее глаза вывалились из глазниц, ее лицо покрывалось усиками и ресничками. Как он ни старался, он не мог избавиться от этих картинок. Он моргнул.

Он все еще плакал. К этому времени он плакал уже достаточно продолжительное время. Люк позади него начал подниматься, и он вернулся к реальности. По нему пронеслась волна паники, и он успокоил себя, наконец-то осмелившись повернуться и пробежаться глазами по вошедшей фигуре. Пилигрим, его лицо было обеспокоенным и искаженным. Его шею окаймлял грубый капюшон, обрамляя лысую голову с огромной электро-татуировкой аквилы Империума. В одном ухе блестел единственный простой гвоздик из старого олова. Вонороф внезапно услышал свой голос.

— Вы не дол…жны находиться здесь, это запретная зона…

— Не для меня, — голос мужчины был изнуренным и усталым, но не терпел возражений. Он втиснулся в кабину, и пилот различил за ним еще одну фигуру в проходе, сзади висел еще один пилигрим.

— Меняем курс, — сказал лысый мужчина.

Вонороф почувствовал специфическое напряжение вокруг толстых, медных разъемов в основании шеи, там, где извилистые механодендриты командного кресла лихтера соединялись напрямую с его мозгом. Тонкое давление подталкивало его волю. Он почувствовал масляный привкус в несвежем, рециркулированном воздухе кабины. Честно говоря, когда он поднял корабль в воздух, то даже не представлял, куда собирается лететь, он едва ожидал что сможет зайти так далеко. С бесцельной энергичностью им руководила грубая, животная потребность сбежать с обезумевшей планеты.

— Куда? — спросил он. Еще даже до того как он задумался, он оказался в положении подчиненного. Мужчина показал куда, звездный свет вдалеке отражался от обшивки судна на высокой орбите. Прямой машинный код, поданный от когитаторов лихтера подсказал Вонорофу, что это фрегат типа "Гладиус", эти военные корабли принадлежали только Императорским легионам космодесанта, Адептус Астартес.

— Приближайся к этому судну.

Паника затопила пилота. Фрегат был цвета засохшей крови, красный шрам в небесах, и даже издалека он мог видеть облака обломков, которые остались от слишком близко подошедшего к нему корабля.

— Корабль блокады, — слова в спешке слетели с его губ, — они уничтожат нас, даже если на борту нет инфицированных.

— Тут нет заразы, — ответил пилигрим, усталость сквозила в его голосе, — делай, что я сказал.

Вонороф взглянул в иллюминатор и встретился глазами с этим человеком. В его глотке мгновенно замерли все аргументы, и он понял, что его голова деревянно кивает. Воля пилигрима легко была подавлена, и он быстрыми движениями развернул транспорт, выводя его на прямой курс пересечения с фрегатом. На каком-то уровне, маленькая часть разума Вонорофа взбунтовалась от такого внезапного принуждения, но это был слабый и тонкий голосок, который протестовал против доминирующего присутствия в его сознании.

ОН вытер блеск пота с лысины и облизнул пересохшие губы. Выйдя из кабины, он обнаружил свою компаньонку у входа, та смотрела на него спокойным, пристальным взглядом. Он увидел в нем осуждение, намек на это был столь тонким, что его мог заметить только тот, кто достаточно хорошо ее знал. Он проигнорировал вспышку раздражения, которая возникла внутри, и закрыл люк, оставив Вонорофа выполнять его приказы.

— Ты подвергаешь нас риску, — сказала она ему, — астартес наверняка уничтожат шаттл.

Женщина кивком указала в направлении фрегата.

— Ты видел цвет обшивки. Кровавые ангелы. Им неизвестно милосердие.

— К счастью для меня, я не ищу его.

Она покачала головой.

— Мы должны попытаться тайно приблизиться к внешней лунной колонии и затем…

Он поднял руку, заставив ее замолчать.

— Марайн, я знаю, что я делаю. Доверься мне.

Ее глаза сузились, и не озвученный заряд эмоций пробежался между ними. Вопрос доверия был свежей раной, широко зиявшей между ними. После длинной паузы, он прошел мимо, еще одна трещина в доверии.

Марайн наблюдала, как мужчина прокладывал себе путь сквозь массу наспех уложенных пожитков, роясь в глубинах шкафчика с оборудованием.

— Ты так уверен в себе Рамиус.

Она взглянула на него другими глазами, забавно, что он оказывал на нее такое воздействия, не раз и не два, а снова и снова. Первый раз, когда Марайн смотрела на него, она боялась Рамиуса, хотя ее учителя запрещали выказывать даже малейший намек на это. Человек, которого она боялась тогда, отличался от человека, которого она была научена уважать; в свою очередь, тот человек отличался от того Рамиуса, с которым она спала, и который показывал свою любовь; и вновь, он был не тем мужчиной, которого она видела сейчас, пьющий воду из бутылки, нажимающий на свое лицо так, будто кожа на нем была плохо висящей маской.

— У тебя глаза солдата, — сказал он тихо, призрак улыбки мелькнул на его лице, — внимательные.

— Я и есть солдат, — возразила она, — это то, чем я занимаюсь.

Рамиус отвернулся.

— Здесь не война.

— Ты ошибаешься, — ответила Марайн, — здесь всегда война. Если бы это было не так, ты бы не нуждался в ком-либо вроде меня.

Он взглянул в иллюминатор.

— Ты больше, чем просто защитник…

Невысказанная часть заставила ее губы свернуться.

— Однажды, возможно, но не сейчас. Этот путь калечит нас.

Рамиус быстро повернулся к ней. Эта боль в ее глазах была ли каким-то проблеском предательства? Ожидал ли он, что Марайн примет его сторону во всем этом? Она никак не отреагировала, выражение ее лица было совершенно естественным.

ОН ЧИТАЛ ее мысли в глазах, он мог полностью открыть их и вывернуть ее разум наизнанку, если приложить достаточно психических сил, но Рамиус был пуст от усилий, хотя он ненавидел признавать это, он чувствовал вину. Осуждающее лицо Марайн, ее желтовато-коричневая кожа обрамляла линию губ и темные глаза, оно обвиняло. Упрекало его за ошибки, за безумие. Она винила его во всем, во всем, что произошло на Орилане. Он не мог спорить с ней. Это была правда, его любопытство и высокомерие стоило жизни целому миру. Марайн приблизилась к нему и он почувствовал волну адреналина, когда ее губы начали шептать ему на ухо, слишком тихо, чтоб нарушить уединение тамбура.

— Ты должен искупить это, Рамиус. Признай свои ошибки и проси прощения.

Несмотря на то, что шепот был тихим, это требование было пронзительным как крик. Он отпрянул, не в силах скрыть внезапный, неприкрытый страх на своем лице.

— Я… я не могу, — прохрипел Рамиус.

Разочарование Марайн окрашивало слова.

— Ты умрешь от рук Кровавых Ангелов, вместе со всеми на этой развалюхе. Ты до сих пор раздумываешь над своим покаянием.

Она оставила его размышлять над словами, спускаясь обратно в туннель, ведущий в грузовой отсек лихтера.

КОРАБЛЬ имел одно отделение, которое считалось "люксовым", по крайней мере, по сравнению со стандартом корабля. Вдобавок к потертым перегрузочным люлькам, снятым с поврежденного огнем космического лайнера и сломанной голосферы для развлечений, больше лихтеру предложить было нечего. Кабина была забита людьми, каждое сидячее место было занято, каждый дюйм полностью покрытого обивкой пола был заполнен телами. В воздухе висел густой запах людей, так как вентиляторы не справлялись с миазмами, исходящими от беженцев. В других обстоятельствах, возникли бы драки, когда люди начали бы захватывать больше пространства, но не в этот раз. Пассажиры, которые купили или умаслили свой путь на шаттл Вонорофа были слишком напуганы, чтоб делать что-то еще, кроме как следить друг за другом в поисках изменений. Мертвая женщина лежала в одном из проходов, ей размозжили череп ботинками ее же соседи. Как раз перед взлетом она начала корчиться и они как один набросились на нее и убили ее прямо там, где она сидела, в страхе, что мутации перекинуться с ее тела и наступит их очередь. Страх управлял ими, никого из них не волновало, что ее паралич мог быть вызван чем-то иным. Никто не посмел кашлянуть или заговорить. Никто из них не хотел быть следующим. Этот отсек примыкал к инженерным переборкам. Идущее по все длине корабля, они были полны труб с дыхательной смесью и трубопроводами, отмеченными загадочными символами, которые понимали только Механикус. Через эту загроможденную артерию, темнота струилась как жидкость, протекая по любым поверхностям. Когда она прошла стену кабины, она замерла. Она чувствовала там жизнь, очень близко. Очень напуганную. Тьма собрала свои края и сжалась в шарик алмазной твердости, формируя острие лезвия. Быстрым движением вонзилась в металл и проделала там дыру с палец толщиной, прямо за плечами тучного, потеющего мужчины. Удерживаемый весом плоти, он мог только махать руками и вопить, когда форма пробилась через его позвоночник и начала распространяться по телу. Перед смертью, он разорвал рубашку на груди, и затем тьма прорвалась потоками из пор его кожи, выворачивая его наизнанку. Люди с каждой стороны от толстого мужчины деформировались как текущий воск от свечи, отращивая грозди зубов и глаз, которые выскакивали из фурункулов. Все одновременно отреагировали, закричали, начали ползти, масса людей, старающихся силой протиснуться в узкий люк, подальше от волны изменений. Темнота напала на них, дарую им разложение и разрывая на части их тела. Она сформировала рудиментарную пасть из густого потока гноя и изогнулась, выдувая из сотворенного рта воздух. Воздух визжал и искажался до тех пор, пока не превратился в узнаваемое слово.

— Рамиус.

МАРАЙН услышала чудовищный голос и ее кровь заледенела. Имя звучало как колокол, призрачный стон резонировал по туннелю. Там, где ее голая кожа рук сжимала скобы лестницы, она почувствовала, как металл под пальцами стал теплеть и изгибаться, превращаясь в плоть. Воздух в лазе стал влажным, с придыханием, в котором разносился букет гниющего мяса. Туннель начал колыхаться и двигаться, отращивая ребра и кольца хрящей. Звук треска костей заставил ее двигаться, и она позволила весу своего тела скинуть ее на уровень грузовой палубы. За ней последовали влажные струйки тягучей слюны, собираясь у ее ног в пенистые лужи. Он бросила быстрый взгляд вверх, туннель превратился в разинутую пасть, гигантский пищевод мутанта. В руках у Марайн было оружие, когда она бросилась вперед, расталкивая беженцев с опустошенными лицами.

РАМИУС засек психический след темной твари за мгновение до того, как его физические чувства почувствовали вонь разорванной плоти. Внутренне он выругался, к этому времени он устал настолько, что его загруженные предупреждениями об опасности чувства подвели его. Усики, как воздушные корни ползли по стенам тамбура, пробуя и исследуя. В местах, где они дотрагивались, щупальца разделялись, открывая зубастые губы, окутывая каждое новое открытие как змея, заглатывающая грызуна. Оружие Рамиуса рыкнуло, в воздухе запахло озоном, когда лазерные лучи иссушали вторгшихся исследователей. Выстрелы откинули их назад, но это было только временной отсрочкой. С холодной честностью он понял, что его ошибки пришли заключить его в свои объятья, понимая, что его надежда убежать и отвергнуть совершенное была детской и не реальной. Снизу, мутация прогудела в своем ужасном исполнении его имя еще раз. Бесстрастный аспект его натуры взял управление на себя. Основываясь на экспериментах, он грубо рассчитал время, за которое изменение пронесется по шаттлу. Он понимал, что сейчас снаружи, гладкие металлические линии лихтера медленно превращаются в участки кожи и чешуек. Рамиус с силой открыл люк в кабину, вложил оружие в кобуру и сразу же отбросил робу пилигрима. Лицо пилота было красным: ему было хуже всех, размышлял Рамиус, соединенный с судном, он чувствовал каждое мгновение изменений, когда корабль трансмутрировал. Не пройдет много времени, прежде чем мужчину вплавит в его консоль, соединяя вместе мясо и псевдоплоть, так что вопрос времени был жизненно важным.

— Вызывай фрегат.

— Ч-что происходит?.

Рамиус отвесил ему хлесткую пощечину.

-Вызывай их!

Вонороф набрал последовательность символов и из трансивера появилось слабое шипение коротковолнового вокса.

— Они не будут отвечать. Они убьют нас!

Плащ упал к его лодыжкам, открывая бронежилет из керамитовых пластин и жилет из прекрасного фаедранского шелка. Он вытащил висящий на толстой цепочки значок из складки, и схватил его. Объект ответил внутренним огнем, подсветив врезанные черные глазницы черепа. Вонороф мгновенно узнал очертания предмета, большая готическая "I" украшенная рунами и резьбой.

— Астартес, слушайте меня, — нараспев начал лысый мужчина, — услышьте мое имя и цель. Я инквизитор Рамиус Штель, ордо еретикус. Мой агент и я в ловушке на борту этого судна и мы запрашиваем спасателей. У меня священный знак Императора. Я должен пройти!.

Губы пилота задрожали. Инквизиторы — это то, о чем говорили приглушенным шепотом на Орилане; на улицах ничем не примечательного внешнего мира. Вонороф слышал истории о людях, которые на самом деле видели их, но это были скорее мифы, чем факты, сплетение из вранья и безумной правды. Он с изумлением смотрел на Штеля, но мужчина игнорировал его, все его внимание было приковано к растущим очертаниям фрегата. Это было перебором для его простого, ограниченного разума.

— БРАТ-капитан", — сказал Симеон, — кое-что произошло.

Тихо поднял взгляд, сияние карты пикт-планшета создавало зловещее освещение полу-маски, покрывающей правую сторону его лица. В угрюмом свете корабельного тактикариума, дымка гололитического света от консолей вокруг них придавала всему мрачный вид.

— Говори, — вечно раздраженным тоном потребовал он, — я устал браковать этих инфицированных бедняг, брат. Я надеюсь, у тебя есть что-то более важное.

Симеон кивнул.

— Сигнал с этого корабля, — он нажал на двигающуюся точку на карте, — коды действующие и правильные. Согласно им, на борту инквизитор Имперской церкви. Человек, кажется, важный и ценный для ордо еретикус.

— В самом деле? — Ответил Тихо. — Прискорбно. Убедись, что сервитора назовут в его честь, так что его смерть будет должным образом отмечена.

Симеон немного подвинулся.

— Вы не поняли меня, капитан. Мужчина требует помощи. Он вызывает спасателей.

Тихо поднял бровь из-за безрассудства такого прошения.

— Ничто не покинет Орилан живым, Симеон. Это было нашим приказом. Стрелки держат корабль на прицелах, так что прикажите открыть огонь.

— Со всем уважением, милорд, эти приказы позволяют нам действовать на свое усмотрение.

Другой Кровавый Ангел нахмурился.

— Капитан, это прямой приказ от члена экклезиархии. Мы не можем просто проигнорировать его.

Командир Симеона провел рукой по подбородку; его глаза сузились.

— Мы рискуем заразиться, если войдем в корабль, — сказал он, размышляя вслух, — большой риск.

— На борту будут мутанты, — добавил Симеон.

Он хорошо знал Тихо, служил под его началом много десятилетий. Он почти всегда мог предугадать изменения в настроении капитана, которые были подобны грозовым облакам в небе. Чуть ранее, Тихо признавал свое отвращение к этой миссии, лучше подходящей для кораблей пикета флота Империума; Симеон ни на мгновение не верил, что будет трудно уговорить командира на миссию по спасению. В конце концов, они Кровавые Ангелы. Они жаждали и горели ближним боем, а не этим несерьезным противостоянием. Он немного добавил масла в огонь. Если вокс-передачи с планеты чего-то стоят, органика и неорганика будет изменяться в хищные формы.

— Я бы измерил оставшееся время инквизитора минутами, милорд.

Слабая тень улыбки появилась на губах Тихо и его рука дернулась. Вот оно, затем выбор был сделан.

— Возможно, мы должны ответить. Это единственное правильное решение.

Он встал и большими шагами сошел с командного возвышения, Симеон развернулся, провожая его взглядом.

— Пусть небольшая боевая группа встретит меня в телепортариуме. Скажи им вооружиться для ближнего боя".

Брат Симеон пошел вслед за Тихо, в полушаге от него.

— Капитан, вам нет необходимости быть там лично. Я с радостью бы занял ва…

Тихо взглядом заставил его замолчать.

— Есть множество причин, чтоб идти мне.

Нетерпение вступить в битву, даже такое краткое, играло в единственном человеческом глазе капитана.

— Скажи Инквизитору, что его спасение близится.

На его губах опять пробежала улыбка и исчезла.

— Мостик на тебе, Симеон.

МАРАЙН.

По такому слабому ментальному импульсу она могла сказать, что Рамиус был на пределе своих психических резервов. Телепатическое сообщение было таким призрачным касанием, что она едва не пропустила его в битве. Прикладом своего оружия он сломала шею воющему, безглазому ребенку-мутанту, пока возилась? заряжая оружие свежей энергоячейкой. Марайн игнорировала просьбу Штеля пока перезаряжала, позволив ему взглянуть ее глазами на происходящее. Она разрешила ему прочитать ее поверхностные мысли, это было проще, чем ответить словами. Беги ко мне, быстро. Идут астартес. Оставь этих людей, они уже мертвы. Ее лицо скорчилось в гримасе.

— Беги к спасательной шлюпке! — Крикнула она незатронутому. — Оставь все и беги!

Огнем она взяла в вилку волочащую ноги, деформированную тварь, но чем больше она убивала, тем больше их возникало из паникующих Орилан. Это был долгий бой. Злобным криком, она заставила пожилого человека влезть в ближайшую спасательную шлюпку, стараясь не вдаваться в логику своих действий. Убеждения Марайн подпитывались ее виной и ответственностью, даже когда часть ее старалась забыть, что пассажиры могли точно так же мутировать в спасательной шлюпке, как и везде. Даже если шлюпка действительно стартует, какая в этом польза? Дрейф в космосе, где беглецы задохнутся или будут сбиты, и даже если они каким-то чудом опустятся на планету, что там ждет их, кроме новых способов умереть?

Рамиус до сих пор был у нее в голове, пролистывая ее мысли, как страницы в книге. Она показала ему твердую решимость устоять, по крайней мере, до тех пор, пока эти бедняги не сбегут с этого корабля смерти. Рамиус потянул ее воспоминания, на тему ее преданности ему; с диким ментальным ударом она выкинула его, ее щеки пылали, а на глаза навернулись горячие слезы. Марайн почувствовала его шокированное понимание, того, что она отвергла свою непоколебимую верность.

Чувство долга защитника, опередило вероломство Штеля. Он увидел вещи, которые никогда даже не осмеливался искать, когда она показала ему настоящую себя, сомнения и страхи, которые она от него прятала. Ее тренировки хорошо оправдали себя, и никогда ранее Инквизитор не подозревал, что Марайн испытывает к нему такую неприязнь. Женщина давно знала о настоящей природе его исследований, о темных, запрещенных экспериментах, которые он проводил. Она знала и ничего не сказала, в этом выражалась ее собачья преданность, посвященная ему. Но теперь он изменился, Штель зашел слишком далеко и Марайн больше не будет молчать. Он видел ее намерения выдать его ордо еретикус, обнародовать печальную историю его злоупотреблений положением. Если она выживет, она сдаст его. Марайн чувствовала, как он покидает ее разум порывом психического холода, печальный, грустный ветер затихал.

РАМИУС был поражен воздействием того, что он почувствовал и окатил кабину воплем. Он чувствовал опустошенность. Марайн, единственная неизменная скала в океанах его сомнений и она выбрала предательство. Он потряс головой. Может быть, она не поняла? Он никогда не хотел, чтоб дела вышли из-под контроля! Он только хотел изучить, постичь. Неужели ей это так сложно было понять? Разве поиск знаний делает его предателем? Он почувствовал тошноту, когда понял, что для Марайн ответом будет — да.

Пилот резко упал вперед, умирая вместе с кораблем. Штель проигнорировал его, проигнорировал растущую влажность в атмосфере, когда металлический шаттл медленно превратился в мясистые желудки и воняющие кишки-отсеки. Он чувствовал всепоглощающее отчаянье, которое блокировало все остальные чувства. Все пошло не так и теперь она отвергла его. Как оказалось, его эмоции так же быстро превратились в жгучий гнев. Как она посмела? Как посмел простой солдат устроить судилище Рамиусу Штелю?

То, что она была его любовницей, не давало ей права критиковать его самого или его методы. Так тому и быть. Она отринула его совет, и он так же поступит с ней. Позволив ей остаться на этой разрушенной барже и умереть с остальными несчастными.

Внимание Штеля была отвлечено собственными, расстроенными мыслями и он не увидел произошедшее, пока не стало слишком поздно. Подергивающееся тело Вонорофа творило что-то отвратительное и прохрустев, его кости молниеносно развернулись в своих пазах, появились новые, усеянные клыками пасти. Пилот-мутант прыгнул на него и Рамиус подался назад, но идти было некуда. Атака существа выбила лазган из его рук и до того, как смог вызвать хотя бы искру психических сил, оно запрыгнуло на него, вбивая его череп в палубу. Оно кричало и тараторило, слова превращались в мешанину нечленораздельных звуков.

Цветные спирали поплыли перед глазами Рамиуса и воздух покинул его легкие, кровь заливала глаза. Он смутно понял, что кто-то еще вошел в судорожно сжимающийся отсек, кто-то огромный и смертоносный. Его разум на миг коснулся грани хладнокровного интеллекта убийцы.

Болтающий мутант встал на дыбы, готовый разорвать его глотку и так же быстро взорвался брызгами багрового гноя. В ушах звенело, зрение сузилось, Штель едва смог скинуть с себя дымящийся труп мутанта, когда огромная фигура появилась в поле зрения. Он вытер залившую глаза кровь, чтоб увидеть мерцающие медью и темно-красным поножи, которые заполнили его поле зрения. Наверху бронированной башни было лицо, которое наполовину было из бледной плоти и наполовину из отполированного золота. Насмешка играла на губах высокой фигуры.

— Берите его, — прогрохотала она.

— Там до сих пор еще есть живые, на нижней палубе лихтера.

Второй голос исходил от красного гиганта, стоящего в люке.

— Что делать, милорд?

— Спаси, кого сможешь, — сказал мужчина с половиной лица, слова последовали за Рамиусом в темноту потери сознания, — остальных перестрелять.

ЕГО разум плавал в пустотах кристаллического океана, острые зубцы воспоминаний и чувств разрывали его, иглы размышлений впивались в душу инквизитора. На каком-то уровне, он понимал, что его материальное тело находилось на гране комы, его психическая сущность была дезориентирована и сломана, блуждая в пустотах его души. Он чувствовал кипение и бурление эмпириев за гранями реальности, измерения варпа, где жили непостижимые существа. Хотя он и боялся их, в нем оставалось много от Рамиуса Штеля, жаждущего познать этих существ, узнать, что они такое. Ему было слишком знакомо это чувство. Именно это стремление привело к разрушению Орилана.

Там был смех. Жестокий и издевающийся, забавляющийся его тяжелым положением. Штель пытался уклониться от него, но он находил его, где бы тот не прятался.

— Посмотри, что ты натворил, — слова были дыханием трупов, — не прячься от этого, инквизитор. Узри это. Признай свои собственные деяния!

Против его воли, разум Штеля опять очутился в библиотеке, силой отброшенный назад во времени, в момент, когда это все началось.

Всегда библиотека, место, в котором он первый раз взглянул на свой огромный потенциал. Это было на Арио, после сожжения еретиков Симбаса; там были гвардейцы, сжигающие склад с богохульными текстами, Рамиус осмелился прочитать том, который упал открытым к его ногам. Какая мелочь, это была всего лишь случайность. Он просто взглянул, просто посмел взглянуть. И то, что он прочитал, даже взгляда…

То, что он увидел, посеяло семена пылкого интереса, лелеемого радикализмом, который уже обосновался в его сердце. С годами, он все больше разочаровывался немощностью Экклезиархии и безмозглостью своего начальства, Рамиус скрывал свое отвращение, пока искал запретные знания и проникал в великие глубины псайкерского колдовства.

— Ты помнишь тот день, когда я заговорил с тобой? — Голос был таким же увлеченным, как и в первый раз. — Ты думал, я был сном. Но я был ветром перемен в твоем ограниченном разуме. Я раскрыл тебя, Рамиус. Ты приветствовал меня.

Возможно, это была иллюзия, подумал он, следствие его ранений.

— Ты знаешь, что это не так!

И тогда он почувствовал имя этого существа в своем разуме. Малфаллакс.

— Да.

Жаркое давление толкнуло воспоминания Штеля в секретную пещеру под старым храмом Орилана. В место, в котором родилась смерть планеты, часами ранее, днями.

— Ты был не готов. Слишком нетерпелив. Посмотри, к чему это привело тебя.

Инквизитор наблюдал события, разворачивающиеся перед ним, как будто он был пассивным наблюдателем, просто зрителем какой-то причудливой театральной постановки; он бесплодно боролся, как будто каким-то образом мог вернуться обратно во времени, чтоб предупредить себя не начинать Ритуал Переплетения. Он допустил ошибку. Оглядываясь назад, теперь ему было все понятно, один единственный слог ритуала был произнесен неправильно, акцент на повышающейся глоттальной паузе, вместо слабеющего фрикатива.

Мелочь. Но этого хватило, чтоб освободить тварь Тзинча, которую он призвал в пещеру. Штель снова наблюдал, как это происходило, чувствуя, как его мучитель забавляется его корчами. Он видел самого себя, шагающего внутрь круга с восьмиконечной звездой внутри. Затем долгое и жестокое убийство бродяжки, чтоб обрести кровавое причастие. И наконец, пришествие воронки, роящихся теней, принимающих очертания в центре каменного основания. Его увлеченное выражение восхищение и затем внезапный ужас, когда оно ударило, превращая камень и металл в скрежещущие зубы, разрывая слабые охранные круги, в которых он был так уверен, что они удержат. И дальше к городу, в поисках пищи.

Кричащее.

Исчезающее.

Свободное.

Слабое оправдание сформировалось в разуме Рамиуса. Откуда я знал? Это была случайность! Он ни за что не собирался освобождать тварь, только поймать и изучить чудовище, чтоб постичь природу Лорда Изменений.

Малфаллакс улыбался.

— Ты обманываешь себя, Штель. В глубине своего сердца, ты хотел освободить ее. Часть в тебе ненавидит старый порядок, сдохнувший в равновесии и статике. Ты жаждал изменений и метаморфоз.

Когда он попытался найти способ возразить, то обнаружил, что его мысли замерли от проклятой правды в словах этого варп-существа.

— Если это не то, что ты хотел, ты мог бы отойти от края пропасти. Ты выбрал иное. Готовность принести женщину в жертву, вот и все доказательства, в которых я нуждаюсь. Ты хотел этого. Ты желаешь знать, каким образом Малфаллакс пересилил тебя.

Душа Штеля отскочила от ужасной, не останавливаемой реальности.

— И со своим собственным страстным желанием, ты сам вступил в мою добровольную когорту.

Смех затих, и он позволил кроваво-теплой темноте поглотить себя.

КРОВАВЫЕ ангелы ввели выживших в пусковой отсек фрегата, согнав их в плотную группу в центре. Медицинские сервиторы зондировали и исследовали их, пока космодесантники с заряженными болтерами бдительно кружили вокруг несчастных. Они все предполагали, что умрут на шаттле, но быть спасенными этими, обшитыми в кроваво— красное гигантами было равноценно спустившейся руке Бога-Импретора, которая вырвала их из клыков смерти. Паника и ужас были заменены другим страхом, рожденным из почтения и благоговения.

Люк в стене раздвинулся, выпуская одного из офицеров Симеона, молчаливого кодиция в голубой броне, его седое лицо точно передавало его возраст. Космодесантник сделал пару шагов вперед и внезапно пораженно замер, его рот приоткрылся. Один из Кровавых Ангелов, охранявший беженцев, заметил его реакцию и поспешил к нему.

— Брат Варон, что-то не так?

— Демон! — Внезапно выкрикнул Варон, его палец показывал на невзрачную женщину в порванном вечернем платье, плавно покачивающуюся из стороны в сторону на фоне остальных спасенных. Канаты мышц вздулись на шее псайкера, когда его сверхъестественное чутье уловило психическую вонь чего-то чудовищного, скрытого внутри ее плоти. Другие выжившие бросились от нее в разные стороны, когда женщина вздохнула, каждый из них слишком хорошо был знаком с тем, как происходят изменения.

Ее тело задергалось и начало сдуваться, сминаясь само в себя. Рой черных пылинок вышел у нее из глаз, ноздрей, ушей и рта. Кровавые ангелы рефлекторно открыли огонь, убивая тех, кто был слишком медлителен, чтоб отскочить, поливая очередями болт— снарядов труп-вместилище. Мертвая женщина разлетелась мокрыми ошметками быстро разлагающейся плоти, но темная тварь уже была на свободе. Она петлял вокруг, похожая на ленты жидких теней и бросилась на псайкера космодесанта, став блестящим копьем. Варон сразу же собрал все свои силы и направил свое «Ускорение» в ментальный щит; на мгновение он подумал, что этого должно хватить.

Сила убийственной, демонической атаки разбила его эфемерную защиту как хрупкое стекло, расплавляя керамит нагрудной брони и разрывая его изнутри на длинные и кровавые полоски мяса. Тень накрыла все, растаскивая кровь и внутренности Варона, с ожесточенной энергией обезглавливая кричащих серфов ордена, наслаждаясь беспорядком, который навела.

В Хирургической фрегата Штель приешел в сознание. Он соскользнул со смотрового стола, на котором лежал, разбрасывая поддоны с инструментами и раскидывая в стороны склонившихся медицинских сервиторов.

— Оно здесь, — выплюнул он, — на борту корабля!

ТЕНЕВАЯ тварь искривляла плоть людей и Астартес, убивала их, заставляя их тела принимать новые, нечестивые формы. Некоторые умирали, когда их кости и органы против воли изменялись в восьмиконечные звезды и глифы ненависти. Демон наслаждался таким отдыхом, но это было вторичным по отношению к главной причине, которая завела его так далеко.

С хриплым вздохом, он откинул свои игрушки, тварь собрала достаточно пищи из ссохшихся трупов. Он выплыл в коридоры фрегата, разукрашивая стены на своем пути инфекцией и гнилью.

Он оставил нескольких выживших тут и там, чтоб они рассказывали о том, что он сотворил; не было смысла делать такое великое дело, если никто не выживет, чтоб его засвидетельствовать.

Вниз по палубам, маневрируя и мерцая, огибая баррикады и наспех возведенные печати библиариев Тихо, он просачивался через микроскопические трещины в металле и керамите, двигаясь вперед и пробуя на вкус мощь, разлитую в воздухе.

К бьющемуся сердцу корабля, мимо запоров из тяжелых, ядовитых, фазированных железяк и жалких духовных дефлекторов, тень наконец-то вошла в святыню космических двигателей фрегата.

Техножрецы, которые никогда не осмеливались выйти за границы кожуха привода, были разбросаны, лепеча молитвы Омниссии или рыдающие кровью.

Технопровидцы, размахивающие инструментами как оружием и визжа умирающие там, где стояли.

Демон принял смутные очертания человека и поплыл к огромным цилиндрам варп-двигателей, пробираясь вперед по направленным, пергаминовым ножкам. Под кожухом могучих приводов, технология почти похожая на магию кипела и бурлила, огромные силы внутри, способные преодолеть законы вселенной едва сдерживались слабыми органическими существами, которые мало понимали об их настоящем потенциале. Существо улыбнулось и утончило себя, дотрагиваясь до материи двигателей и изменяя их. Оно медленно просочилось в плоть и металл и начало строить себе гнездо.

В конце концов, капитан Тихо пришел к нему, как Штель и ожидал. Он видел, как угрюмый свет плавающих светосфер ласкал маску, точно подогнанную к щекам Тихо и задавался вопросом о том, что же Астартес скрывал под ней. Он извлек слухи и толки из умов илотов ордена во врачебной палате — что-то неопределенное об уродстве, полученном во время боя с орочьим псайкером. Если это было так, то не удивительно, что брат-капитан скрывал своё увечье. Эстетические чувства любого Кровавого Ангела были бы оскорблены подобным видом. В другой ситуации, если бы Штель не был так изнурен от всего узнанного, он, возможно, смог бы извлечь всю историю прямо из ума Тихо; но Рамиус не хотел рисковать таким вторжением, не сейчас, когда его жизнь зависела от доброжелательности Сынов Сангвиния.

Капитан не стал впустую тратить время на вступление и пригвоздил его твердым взглядом.

— Что за чудовище попало на борт моего судна, инквизитор? Скажите мне, какое безумие разворачивалось на Орилане, что оно смогло породить что-то, столь ненормальное?

Его лицо — та часть, которую Штель мог видеть — было сковано твердой гримасой. Рамиус выверил каждый свой жест с умением и тщательностью, которую вложили в него ещё в те дни, когда он был инквизитором-учеником. Если будет замечен, хоть один намек на ложь, это положит пропасть между ним и Тихо, и он знал, что тот сможет это заметить и заявить, что Штель поглощен хаосом; он сомневался, что кто-то из людей капитана бросится на защиту слуги ордо еретикус. Они уважают только грубую силу, напомнил он себе. Чтобы поколебать их, мне придется продемонстрировать её. Он издал рассчитанный вздох раскаяния, достаточно длинный и глубокий, чтобы сойти за правду.

— Капитан Тихо, если бы вы видели то, что видел я… — он печально покачал головой, — гнезда культистов наводняли все уровни города-улья. Мне жаль… моя собственная осторожность привела меня к ним слишком поздно. К тому времени, когда я добрался до их тайного логова, они уже вызвали существо.

На самом деле, Штель за несколько недель до прибытия на планету сфабриковал доказательства, чтобы замести собственные следы, изобрел десяток фальшивых личностей и сфальсифицировал проверку, которая "доказала" присутствие культа Тзинча в столичном улье Орилана.

— Я убил их всех, но они одержали полную победу. Порча уже была призвана.

Тихо наблюдал за ним. Тело космического десантника, словно отлитое из камня, было так же неподвижно, как и вызывающая маска.

— Вы привели это сюда.

Это было утверждение, а не обвинение. Кровавый Ангел, казалось, чувствовал, что инквизитор лжет о чем-то. В конце концов, это было частью природы ордос; ложь для племени Штеля была тем же, что и броня для ордена Тихо.

— Много моих солдат, некоторые мои рабы, неисчислимое множество моих сервиторов… Все лежат мертвые и оскверненные рукой этой… твари. Тех, которые не умерли сразу, я был вынужден прикончить.

Он приблизился на шаг и Штель подумал, что может чувствовать запах несвежей крови.

— А теперь оно грызет сердце судна, как собака мосол с мясом.

Когда капитан потребовал следующее, инквизитор с внезапным шоком ощутил поверхностные мысли Тихо.

— Я хочу, чтобы этот демон был изгнан с моего корабля, Лорд инквизитор. И вы поможете мне достичь этой цели.

Штель немедленно подавил свою реакцию. Последнее, чего ему хотелось, так это ещё раз оказаться в одной комнате с демоном; но сейчас отказ слишком походил бы на трусость и лишил бы его той толики почтения, которую давала ему его высокая должность.

— Капитан, со всем уважением, должен сказать, что это существо — один из самых сильных демонов, с которыми мне доводилось сталкиваться. Это самый смертельный враг, сама сущность изменения и мутации. Оно процветает на беспорядке и …

— Хаос? — Лязгнул зубами Тихо, его голос звучал как треск хрупкого льда, — Я хочу, чтобы оно умерло, и вы, Штель, поможете осуществить это желание.

Теперь он мог ясно ощутить в разуме Тихо жажду крови. Освобожденная ярость, остро жаждущая бросится в сражение.

— Или я должен предположить что те, кто уверяли меня, что люди вашей организации совершенно бесхребетны перед лицом заклятого врага, были правы?

Глаза Штеля сузились. Что ж, придется поиграть в игры воинов.

— Я предупреждаю вас, капитан, оставьте при себе досужие слухи. Я так же верен Императору, как и вы!

Ложь его была так же гладка, словно полированное стекло и Рамиус чувствовал как внутри, в животе, собирается лед. Его верность присяге перед Золотым Троном уменьшалась с каждым пролетавшим днем, входя в противоречия со сладким нектаром обещаний варпа. Нерв дернул его нижнее веко; несмотря на свои страхи, он знал, что все ещё хочет столкнуться с демоном, познать его.

— Хорошо, — сказал космический десантник, оборачиваясь через плечо к своему заместителю, — Симеон, верните Инквизитору лазган и подготовьте отряд.

— Как пожелаете, — ответил второй офицер. Призрак улыбки вернулся на лицо Тихо.

— И убедитесь, что люки за вами закрыты.

ОНИ начали спуск в причудливый ад, в коридор ночных кошмаров. То, что встречалось в коридорах палуб двигателя, затмило превратившихся в желудки мутантов, которых Штель видел на Орилане. Тонкие и туго натянутые образования из кожи и костей покрывали стены и вздымались на невозможную высоту. Ужасным было то, что многие из мясистых форм были ещё живы. Одни стонали, другие плакали.

Рамиус двигался меж высоких бронированных фигур Кровавых Ангелов, шедших вперед в жестко регламентированном порядке, со стоической осторожностью. Вместе с лазганом, Симеон вернул ему его почищенный и залатанный бронежилет. Он чувствовал у себя на плечах его тяжесть и теплоту, и, теребя край выступавшей из шелковистого жилета керамитовой пластины, понимал, что он, в любом случае, не спасет его от прямой атаки.

Его пристальный взгляд бежал по останкам технопровидцев, очарованный необыкновенной изобретательностью представления. Демон становился лучше в том, что он делал, как художник, пробующий свои силы на новой сцене, способный теперь вызвать больший ужас от изваяний из плоти своих жертв. Штель хотел знать, как это было сделано. Он хотел знать, как человек мог взять живую плоть и сформировать такое, или просеять ее через пальцы, как сухой песок. Некоторые останки, Рамиус понял, что думает о них именно так, все еще двигались, и они потянулись к отряду космодесантников. Тихо прокладывал путь через них, разрывая их деформированные формы вспышками смертельного огня из своего кобмо-орудия. Мельта вспыхивала, ловя тех, кому не хватило рубиновых росчерков лазера из его рукавиц. Они кричали и умирали, сваренные заживо, молили о пощаде. Выражение лица капитана Кровавых Ангелов было мрачным. Штель чувствовал поверхностные мысли, когда Тихо отгонял любые воспоминания о людях, которыми раньше были эти существа. Сырые, кровавые залы были красны, словно обнаженная плоть и сталь вокруг них превратилась в арки влажной кости. Слабый оранжевый свет проливался сияющими озерами. Металлическая броня Тихо, делала его похожим на бронзовую статую, которой стало слишком скучно на постаменте, и она спустилась вниз в поисках смертельного противника.

Чем глубже они уходили, тем сильнее были рвотные позывы от этого шоу уродства. Мутанты атаковали маленькими группами, волнами, которые накатывали и отступали.

Возможно, они жаждали боли или просто искали забвения небытия; Штель дозировано касался их разума, в поисках чего-то, отличного от сердцебиения демона. Искал и нашел.

Кровавые Ангелы вокруг него безжалостно дрались, со страстной яростью поливали огнем существ, которые часами ранее были их слугами ордена. Инквизитор прижимал свой лазган к груди, как талисман защиты, время от времени осмеливаясь выстрелить во что-то, что привлекало его взгляд.

Они прошли мимо хлопающей резины, которая напоминала клапана сердца, и затем вошли внутрь ядра.

Чудовищная геометрия и ряды костяных балок над ними блистали новыми формами изменений. Очертания камеры привода теперь были покрыты колышущимися слоями кожи, останки десятка технопровидцев были освежеваны и слиты воедино; невозможно было разглядеть, где заканчивался фрегат и начинался монстр.

Сконцентрировавшись, он позволил своим сверхъестественным чувствам пронестись по камере. И вот там оно и нашлось, отдыхающее в гнезде из костей. Штель нашел сердце существа своим вторым внутренним зрением, ощущая коллекцию туманных, чужеродных мыслей внутри грубого ствола, сверху главного дольмена реактора.

Тихо следил за его реакцией и прочитал из нее все, что ему было нужно.

— Там! — Закричал он, указывая вверх. — Огонь!

Кровавые Ангелы выстрелили в демона, и в ответ тот вытащил извилистые руки, покрытые зубами и колючками, скашивая Космодесантников.

Штель выскочил из группы, и пока умирали люди Тихо, стал искать убежище, их рвали на куски и обезглавливали; некоторые были быстрее, они разрывали когти силовыми кулаками, отстреливали их болтерами. Черная, маслянистая кровь била струей на колыхающуюся палубу и тварь Тзинча завопила.

Рамиус нацелил свое оружие, но заколебался, его палец замер на спусковом крючке. Он был восхищен невыносимыми очертаниями монстра над ними. Он был восхищен, что такие вещи можно было сделать, и это был только слуга Малфаллакса, который в свою очередь был всего лишь демоном-князьком. Штель не видел хаоса или порядка, он видел только невероятную силу, достаточную, чтоб перестроить галактику, если только с ней справиться. Он потерялся в этих мыслях, не замечая бой вокруг себя. Шлем, все еще с головой Космодесантника внутри, подпрыгивая, остановился у его ноги и перед ним размыто скользнули бронзовые очертания Тихо, отпихивая Инквизитора в сторону, когда паучья тварь рыча попыталась схватить его когтем на сухожильях. Кровавый Ангел убил ее веером болтерных снарядов и Штель моргнул, возвращаясь к реальности.

— Чего ты дрожишь? — Зарычал Тихо. — Мои люди мертвы и только мы на ногах! Твори свое колдовство, псайкер, иначе ты мне бесполезен.

Отвлеченный, всего лишь на мгновение, брат-капитан пропустил приближение тупого молота из жирной плоти. Мясистая кувалда ударила его в голову, Штель застыл как вкопанный, глядя, как Тихо отлетел в сторону, словно отброшенная тряпка. Воин Кровавых Ангелов выбил кускок стальной плиты и с громким лязгом помятого металла рухнул на палубу.

Штель бросился к нему, в нем росла паника. Тихо был единственным, кто мог защитить его от того, что он выпустил на Орилане, без Кровавого Ангела, у него не было ничего, ни брони, ни защиты…

— Капитан! — Рамиус тряс Космодесантника, но Тихо не отвечал. Воин оставался неподвижным, но его грудь все еще поднималась и опускалась в неглубоком дыхании. Значит без сознания, но все еще живой. Он увидел, что комби-оружие Тихо валяется на полу и сделал полшага к нему. Мысль о том, чтоб взять его самому умерла в его разуме, оружие было настолько массивным, что он никогда бы не смог его поднять.

Холодный страх и покалывающий адреналин заполнили тело Штеля. Он огляделся в поисках возможности сбежать и вместо этого обнаружил выводок мерцающих глаз, смотрящих на него с вершины деформированных башен. Оно медленно и неуклонно тянуло к нему руки. Волнообразные конечности блуждали вокруг него, незаинтересованно стуча по броне Тихо, царапая пол. Рамису видел, что они были сделаны из человеческой плоти, он увидел татуировку серфа, на одной удлиненной, ударной руке.

— Человек, — сказал демон, голос разносился эхом, отголоском своего отдаленного хозяина, — что ты теперь будешь делать?

Через огромную необозримость, Малфаллакс управлял теневой тварью, как марионеткой, разговаривая с ним, через нее.

— Если страх это все, что у тебя есть, тогда твоя жизнь закончится здесь. Если нет…

У Рамиуса появилось внезапное впечатление, что ему что-то предлагают.

— Я боюсь, — сказал Штель вслух, — но я более жаждущий, чем напуганный. Жаждущий знаний.

Мрачный смех загудел в дрожащих стенах.

— Какая жадность. Ваш вид практически бездонный сосуд для нее.

Часть из грозди глаз отделились от огромной массы, превращаясь в тонкую тень, и спустились вниз, к нему.

— Путь разветвляется перед тобой, Штель. Отринь меня и умри или прими мое благословение и иди по Пути Перемен.

Когда Рамиус замешкался, тень застыла перед ним, обретая смутные очертания человека.

— Ты хочешь знать, не так ли?

Вопрос заставил его рот наполниться слюной.

— Нет лучше путей, чем тот, который я предлагаю. Прими его, и твой разум будет открыт для зрелищ, о которых ты даже и не мечтал.

Штель закрыл глаза и почувствовал, как кивнул.

Разве когда-нибудь у него по-настоящему были сомнения? Теперь, когда предложение лежало перед ним, разве он когда-нибудь собирался отвергнуть его? Нет.

Рамиус почувствовал безразличный, подбадривающий порыв, когда толика сущности Малфаллакса вошла в него и обосновалась в его разуме. Твердые семена тьмы сформировались в центре его души и что самое странное, он почувствовал себя свободным.Марайн. Он изгнал ее, как последнее сожаление, последнюю связь, которая соединяла его с человечеством. Она так долго была голосом его совести… но теперь он понял, что это только мешало ему достичь величия.

А потом появился голос.…

— Рамиус! — он развернулся на каблуках, резкое головокружение отвлекло его от окружающего мира. Голос из могилы? Даже если он изгнал ее из разума, он слышал слова Марайн. Он недоверчиво наблюдал, как она пересекала камеру перед ним, с оружием в руках, слезы струились по ее загорелым щекам. На мгновение он подумал, что она был видением, возможно ментальным призраком, вызванным демоном, чтоб посмеяться над ним, но в следующее мгновение чистая энергия того, что взрастил внутри него Малфаллакс, с силой выстрелила через его душу, и он прочитал ее как книгу. Рамиус мгновенно понял, она выжила — очень мило с ее стороны — и пробралась на корабль вместе с другими из шаттла. Но возникшая при ее виде радость, исчезла, проглоченная касанием его нового хозяина. Его привязанность к ней была поглощена, рассеяна. Нахлынувшая волна обиды поднялась и затем спала под тяжестью его нового понимания. Она направила свое оружие на него. Да, он понял. Она последовала за космодесантниками по кораблю, преследуя его.

— Еретик! — Выплюнула она. — Мне противно даже думать, что я была с тобой! Ты отбросил все, чему присягал!"

Суровый и горький смех всплыл из глубины груди Штеля. В нем не было веселья, только темное и страшное знание его собственной души.

— Марайн, ты не понимаешь. Ты так ограничена в своем видении, ты не можешь увидеть…

— Я вижу достаточно! — Крикнула она. — Ты предатель!

Сложные, шелестящие нашептывания демона связались в богохульный хор над их головами. Инквизитор знал, что Малфаллакс наблюдает за ними обоими, наслаждаясь горькой ненавистью, излучаемой женщиной, будто редким и тонким вином. Тварь ничего не делала, чтоб вмешаться, наслаждаясь тем, как все происходило. Он вновь произнес имя Марайн и сделал шаг к ней.

— Никто не знает меня так, как ты. Ни одна живая душа не выказывала мне такой преданности, как ты. Не останавливайся и сейчас.

Он протянул к ней руку, под поверхностью кожи роились и двигались черные точки жидкости.

— Отбрось свои сомнения. Присоединяйся ко мне. Мы можем отвергнуть мелочный диктат Императора и идти своим собственным путем. Вместе.

Штель верил в каждое свое слово, он стоял на краю чего-то невероятного и уговорить ее пойти с ним… чтоб разделить, это было бы великолепно. Был момент, он видел это, словно яркий рассвет в ее разуме, когда Марайн позволила себе подумать согласиться с его предложением, но это было короче, чем мгновение. Она колебалась на грани, только для того чтоб опять быть с ним, только чтоб выполнить указ заложенный в нее с самого рождения, но затем цвет этой мысли угас и раскаленная добела ненависть развернулась в этом месте. Грубая пасть ее пушки танцевала перед ним, и у него не было сомнений, что она нацелит ее в такое место, чтоб убить его одним выстрелом. Марайн обронила грязное ругательство, ее губы скривились. Затем он получил свой ответ.

— Падшая шлюха Губительных Сил, — закричала она, — ты отважился отвернуть меня от Бога-Императора! Я убью тебя!

— Тогда сделай это, — эхом прозвучал голос демона, наконец-то рискнувшего заговорить, -

— но она сможет, или нет? Человеку, которому она клялась своей жизнью защищать бога-трупа, она клялась подчиняться и теперь она должна уничтожить тебя, чтоб умиротворить другие мысли.

Все рты Малфаллакса улыбались.

— Какая вкусная боль.

— Марайн… — Начал Штель, но ее ответом был шторм огня и ярость на лице.

— Пошел ты! — Она плюнула в него, выпуская очередь зажигательных патронов ему в грудь. Штель завыл и разорвал свой шелковый жакет, когда тот занялся огнем. Пули, которые бы раньше разорвали его, деформировались и отклонились от него, темная сила мутации внутри него зарядила его душу чудовищной силой.

Инквизитор открылся тьме и наполнился яростью.

— Ты неверующая сука! — Прогремел он. — Ты ничто для меня!

Слезы гнева и боли текли по лицу Марайн, когда она разрядила в него свое оружие. Она достала свой изогнутый нож и собралась проткнуть его сердце.

— Нет! — Выкрикнул Штель, возможно это был плач о ней или о себе, но результат был одинаков. Вызванный из самого варпа, туман чистого, пурпурно-белого огня сверкнул с пальцев Рамиуса и окутал тело вопящей женщины. Это заняло долю секунды. Марайн скрутило, превратив ее в темно-серый эскиз на фоне вспышки, а затем в пепел.

Затем в ничто.

Демон засмеялся, голос звучал громче и громче, пока не ударил в разум Штеля, насмехаясь над ним, над его растущим безумием.

— Молчать! — Он исторгнул из себя крик, который пронзил воздух и пространство, адский разряд, который убил Марайн, усилился тысячекратно, на одно, короткое мгновение Инквизитор превратился в торнадо психических сил и одним ударом разорвал теневого-демона. Когда сила улеглась, он упал на колени среди разлагающегося мяса и заплакал.

ВПОСЛЕДСТВИИ Симеон пришел в каюту, которую они выделили ему, и неглубоко поклонился. Кровавые Ангелы теперь относились к нему иначе; вопреки приказам командира, Симеон последовал за Тихо на двигательные палубы, а не запечатал их. Именно он обнаружил Штеля, присевшего у тела брата-капитана, в то время как все вокруг них были мертвы и разлагались, а вяжущая сила теневого существа исчезла.

Раны Тихо были серьезными, и даже сейчас, дни спустя, он все еще лежал в лечебном трансе, но Симеон сообщил ему, что Кровавый Ангел будет жить, чтобы снова сражаться, в немалой степени благодаря помощи Инквизитора. Он кивнул, сдерживая лживую улыбку. Рамиус удивился; мог ли Малфаллакс предвидеть этот поворот событий? Когда Кровавые Ангелы обнаружили, что демоническое существо изгнано, и только он и Тихо остались в живых, именно Симеон предположил, что Штель использовал свои способности, чтобы спасти их корабль. Вынудил ли его Малфаллакс уничтожить своих аватар, чтобы укрепить уважение к нему среди этих Астартес? У него не было возможности узнать; но Рамиус всегда имел нюх на обстоятельства и знание, как повернуть их к своей выгоде.

Тихо был в глубинах бессознательного, пока Штель заключал свой договор с варпом, ни одна живая душа не знала, что произошло в машинном отделении, и никогда не узнает. Только Марайн была свидетелем, и она… она была вырезана из его жизни. Его сердце ожесточилось. Только это позволило ему не расхохотаться над ними, когда искренние и серьезные Кровавые Ангелы хвалили его за героический поступок по спасению фрегата. Он внимательно слушал, кивая в нужных местах, когда они говорили ему, что он будет сопровождать их в их крепость-монастырь на Ваале. Там ему будет оказана честь "долга крови". Такие жесты уважения и доверия были редки. Он говорил правильные слова и любезно слушал, а в глубине души прикидывал, как сможет использовать это неоправданное доверие для большей выгоды. Не сейчас, возможно, но однажды.

С мостика он наблюдал взрывы циклонных торпед, уничтожающие Орилан, стирающие последние следы его отступничества. В огнях ему показалось лицо Марайн, ее исчезающий образ утянул с собой последнюю человеческую часть его души. В конце концов, он оставил Кровавых Ангелов позади и вернулся в свое святилище, открывая свой разум, чтобы коснуться имматериума, когда корабль вошел в варп. Пластичный, постоянно меняющийся голос ожидал его с планами, идеями и тонкими шепотками. Рамиус Штель охотно последовал за ним в темноту, отворачивая свое лицо от Императора и открывая дорогу к Путям Изменения.