Юлия Журавлева Огородная ведьма

1. Прощальный подарок

Звонок с незнакомого номера застал меня на встрече с клиентами, когда мы обсуждали дизайн в их только что сданной новостройке.

– Прошу прощения. – Я улыбнулась молодой паре и ответила на звонок: – Добрый день, я перезвоню вам чуть позже.

– Подождите, – остановил меня от нажатия кружка «отбой» строгий голос. – Вы Галина Чегринская?

– Да, это я. – Предчувствуя что-то важное, я жестами извинилась перед клиентами.

– Ваша бабушка, Зинаида Ивановна, в больнице, состояние тяжелое, а других родственников у нее, как нам известно, нет.

Я вздохнула. Да, погибшие пятнадцать лет назад в автокатастрофе родители оставили нас с бабкой одних. Не сказать, чтобы нас это особенно сблизило: характер у старухи был тот еще. Но и бросить ее в такую минуту я не могла.

– Какая больница?

– Семьдесят восьмая городская, отделение интенсивной терапии, палата двадцать шестая, – вывалили на меня информацию, которую я с трудом успевала фиксировать в заметках на смартфоне.

– Спасибо.

Но разговор с той стороны уже завершили, не дожидаясь моей благодарности.

– Простите, – обернулась я к клиентам, мысленно готовя речь.

– Все в порядке, – улыбнулась женщина в положении, поняв, о чем я хочу попросить. – Вы же все равно должны нам прислать дизайн на электронную почту. И осталось одну детскую комнату распланировать, свои пожелания мы высказали, остальное за вами.

Да, общую концепцию мы уже согласовали, можно, конечно, по-быстрому набросать детскую, получить одобрение владельцев квартиры и детально проработать интерьер уже дома.

Но, во-первых, я терпеть не могла работать впопыхах, а во-вторых, поселившийся червячок беспокойства начал усиленно выгрызать меня изнутри.

– Обязательно все сегодня пришлю, – заверила пару я, испытывая немалое облегчение от того, что не пришлось долго объясняться.

На этом мы вежливо распрощались, и я поспешила к машине, через час с небольшим оказавшись у конечной цели.

Оставив «Шкоду» на парковке, я зашла в нужное отделение. Там пришлось нацепить бахилы и халат и попутно выслушать наставления от медсестры, главным из которых было – не тревожить пациента. С врачом я поговорила в первую очередь и немного успокоилась, услышав, что бабушка еще крепкая, полежит несколько дней, давление нормализуется – и выпишут.

Кроме бабки в палате оказалось еще три женщины преклонного возраста, но моя уверенно выделялась среди соседок цепким и ясным взглядом, каким-то слишком бодрым и уверенным для умирающей. Что, безусловно, тоже хорошо.

– Чего так долго? – недовольно спросила она, стоило мне войти.

Я только глаза закатила – узнаю свою бабку.

– Добрый день, ба, я тоже рада тебя видеть, – и прошла к ней, захватив от другой койки единственную на палату табуретку.

– У нас мало времени, так что слушай внимательно, – продолжила она, проигнорировав мое приветствие. – Я скоро умру…

– Ба, да хорош, – не выдержала я. – Врачи дают оптимистичные прогнозы…

– Много они знают, эти врачи, – скривилась бабка. – И не перебивай. Давно хотела рассказать, да все откладывала до лучших времен. Дооткладывалась… Нездешние мы, Галя, а пришлые из другого мира, и после моей смерти тебе надобно вернуться обратно.

Моя челюсть оказалась где-то в районе груди. Нет, я, конечно, предполагала у старушки деменцию, но не думала, что она спрогрессировала так далеко.

– Не смотри на меня так, я, может, телом стала слаба, но ум мой покуда крепок.

Оно и видно. Но так как негативные эмоции старушке были противопоказаны, да и вряд ли смогу я ее переубедить, то просто кивнула и приготовилась слушать все как сказку.

А заодно решила, что, когда бабка выпишется – на умирающую она совсем не походила, – найму ей сиделку. Мало ли во что еще выльется старческое слабоумие…

– Так вот, – понизила она голос, – шестьдесят лет назад я сбежала из своего мира…

Может, неврологу заодно показать? Вдруг что посоветует?

– Меня хотели выдать замуж за чернокнижника…

Или сразу психиатру? Возможно, за тут нужен особый уход? Или лекарства какие от этого есть?

– Но я послала всех в бездну и убегла сюда, в мир без магии и колдовства. Токмо одного не учла: таким, как мы, здесь не место.

Да, судя по тому, как серьезно ба все это несла, место ей было совсем на другой койке. Интересно, в этой больнице есть врачи подобного профиля? Или стоит тряхнуть связями, вдруг у кого найдутся хорошие специалисты?

– Я остатками силы тут держалась, да и умела кое-чего. А вот мать твоя так в силу и не вошла, не пробудился здесь ее дар, не получилось ей пустить корни в этом мире. Думала, муж с дитем удержат, а вон вишь, как вышло. Не так уж и побилась она в той аварии, врачи эти тоже прогнозы радужные давали. – Бабка горестно вздохнула, на несколько секунд прикрыв глаза.

Помнится, на похоронах родителей она не проронила ни слезинки. Да и, кажется, к новости об их гибели отнеслась спокойно, как к должному. Хотя я подозревала, что это все показное. Наверное, уже тогда она и повредилась умом. Я что-то читала в книгах по психологии о защитных реакциях мозга и различных компенсаторных функциях.

– Пока я жива, могла отводить от тебя беды, брать их на себя, да токмо здесь силой жизненной за волшбу платить приходится. Вот и не смогла тебя привязать к этому миру, даром что вполовину свою жизнь сократила, а все попусту…

– Спасибо, – пробормотала я, перебирая знакомых медиков.

Никого нужного профиля не находилось.

– Нашла за что благодарить! – рявкнула бабка, заставив меня и соседок по палате вздрогнуть. – Ты ж мне не чужая. Кровь от крови, носительница нашего дара и продолжательница рода.

Я по-другому взглянула на бабушку. Мы никогда не были по-настоящему близки, ее неподъемно тяжелый характер не способствовал, но, уверена, она меня любила, просто по-своему. И в своей манере желала мне только добра. Признаюсь, я тоже любила старушку, пусть и ненавидела приезды к ней.

Потому что каждый раз, стоило мне ее навестить, бабка загоняла меня на свой проклятый огород!

Эти ужасные колорадские жуки, сорняки, которые бесконечно прут из земли, трава, которую можно косить до бесконечности, особенно на бабкином участке в тридцать с лишним соток. А рассада на подоконнике, начиная с февраля? А забитые банками антресоли и заваленный урожаем балкон? Кабачки и особенно тыквы, которые я просто не переваривала!

Но, убитая горем от потери родителей, я не решалась перечить единственной родственнице, понимая, что ей одной с таким хозяйством нелегко, и честно старалась помогать по мере возможностей.

Клянусь, в моей квартире сейчас нет ни одного цветочка, и я нисколько не страдаю по данному поводу!

Но все это осталось в прошлом. И теперь я жалела, что так редко навещала в последнее время бабушку и уделяла ей слишком мало внимания. Возможно, тогда мне бы удалось разглядеть признаки болезни раньше.

– Но и тот мир, даром что является для тебя своим, не примет обратно так просто, – продолжала нести понятную одной ей чушь старушка, на которую я уже смотрела с жалостью.

Неужели все эти годы она жила здесь будто в чужом мире?

– Наша семья всегда выращивала урожай к осеннему перелому. Особенно, конечно, все ждали наши тыквы. – Бабка мечтательно улыбнулась, я же едва не передернулась, вспоминая те самые тыквы.

Почему-то бабка любила их особенно. Я же люто ненавидела. Больше только колорадских жуков не терпела.

– Наверное, огород наш зачах совсем за столько-то лет, – принялась сокрушаться она.

Я же отлично понимала, что за шестьдесят лет от мифического иномирного огорода вообще ничего не должно остаться. Но решила выполнять указания медперсонала и не расстраивать старушку.

– Но ты все восстановишь. – Сухой указующий перст ткнул в меня. – И станешь полноправной владелицей земли и дома.

– Хорошо, ба, – покорно согласилась я.

Кажется, у моей бывшей однокурсницы Наташки Афоничевой мама главврач, надо бы ее дернуть, вдруг посоветует специалиста?

– Настоящая ведьма может все, – продолжала нести чушь старушка, к которой я уже мало прислушивалась. – А ты у меня девка разумная, вон и выучилась сама, и работаешь, и бабке старой помогать не забывала. Справишься.

Такое доверие, конечно, подкупало, но если с бабкой что-то случится, участок я продам. И если понадобится – даже приплачу, лишь бы забрали. Такого счастья мне ни даром, ни за деньги не надо.

– А теперь самое важное, – произнесла она, и я сделала максимально серьезное лицо. – Одна ты в этом мире долго не протянешь. Как токмо меня не станет, тебе надобно скорее в наш переместиться.

– Ба, да ты еще меня переживешь! – не выдержала подобных разговоров я.

– Типун тебе на язык! – ударила меня по колену старушка с такой силой, чем только подтверждала мои слова. – Я уже дочь пережила, еще внучку не хватало! Так вот, меня скоро не станет, хоронить меня здеся не смей! Сожги, как истинную ведьму, а прах мой развеешь над огородом в другом мире, он оживит землю, напитает ее силой. Урну я с собой захватила, она заговоренная, послужит тебе ключом в другой мир. Держи ее при себе, дабы момент не упустить.

Я только вздохнула, предпочтя промолчать. Заговоренная урна в другой мир…

– И помни: твоя цель – огород! – продолжала напутствовать бабка. – Иначе мир тебя не простит за мой побег. Знаешь ведь, что грехи родителей на детей переходят, и там так же! Дай мне руку, – приказала она.

Я безропотно вложила пальцы в ее подрагивающую ладонь. Спорить тут явно не имело смысла.

– Мое посмертное проклятье: чтоб ни у одного мужика на тебя не встало, пока огород полностью не восстановишь! – выдала ба, чем буквально убила меня наповал.

– Ну спасибо! – не сдержалась я, выдергивая руку. – Нет бы что хорошее пожелала!

– Так это я хорошее! – возразила бабка. – А то знаю я этих охламонов: накинутся на тебя сразу, работать не дадут!

– Прям так и накинутся? – усмехнулась я, представив стаю почему-то бородатых мужиков, зовущих на сеновал.

– А ты думала! – продолжала распаляться она. – Там такие, как мы, на вес золота! В том мире даже забава есть такая, «охота на ведьм» называется.

– В нашем тоже была, – напомнила я.

– Да что здеся-то, – поморщилась бабка, отчего ее морщины пришли в движение. – Вот там, помнится, войдет ведьма в возраст, и все окрестные маги сразу ее чуют. И начинается. И соблазняют всяким-разным. И похитить пытаются. И подкупить.

– И тебя пытались? – вырвалось у меня, хотя я прекрасно понимала, что смеяться над таким неправильно.

– А то как! Но на меня могущественный чернокнижник глаз положил, и Ковен, побоявшись с ним связываться, взял да и подтвердил его права, обручив нас. Я и сбежала, не выдержав такого предательства от подруг и сестер по силе.

– Понятно, – улыбнулась я.

Подруги у меня были, пусть и не самые близкие, но с кем пообщаться всегда находилось, а с мужчинами тоже не везло. Свои тридцать я встречала в гордом одиночестве, но как-то не особо переживала по этому поводу.

– Надеюсь, что понятно, – буркнула бабка. – И что мою науку огородную ты запомнила.

– Запомнила, – заверила я ее, пусть на деле всеми силами старалась забыть все бабкины аграрные ухищрения.

– Тогда иди, – отпустила меня старуха. – Долгие проводы – лишние слезы.

– Ладно, сегодня работу доделаю, а завтра еще приеду, привезу тебе творога, кефира, фруктов каких-нибудь захвачу, – пообещала я и взглянула на родное лицо, все изрезанное жесткими и глубокими бороздами морщин, как перепаханное поле, и неожиданно даже для себя выдала: – Ба, я тебя люблю.

Пусть знает, что я о ней позабочусь и не брошу. И даже не потому, что мы одна семья, а просто.

– И я тебя, Галь, – серьезно ответила бабушка куда мягче. – Люблю и желаю счастья.


Несмотря на то, что жизни бабки вроде ничего не угрожало, уезжала я с тяжелым сердцем. Все-таки эти разговоры про смерть, кремирование, урну… брр! Я бы ее к себе в квартиру забрала, давно зову из деревенского дома с печным отоплением и колодцем вместо водопровода, так не соглашается же! Говорит, не может землю бросить.

С подругой я созвонилась, когда вернулась домой, она пообещала передать мою просьбу маме – главному врачу, и уже через полчаса мне пришло сообщение, что как только бабку выпишут – везти ее на осмотр к психиатру.

После этого я немного успокоилась и села доделывать дизайн. Освободилась ближе к ночи, потянулась, чтобы размяться, проверила все еще раз и отправила на согласование заказчикам.

А в полночь, когда я уже расслабилась и закрыла ноутбук, получив одобрение макета, снова раздался телефонный звонок.

– Галина Чегринская? – во второй раз за день спросил неопознанный абонент.

– Да, это я.

– Ваша бабушка, Зинаида Ивановна, скончалась.


Дальше началась какая-то круговерть из документов, справок, подготовка тела к кремации – раз уж слова бабушки оказались пророческими, то ее последнюю волю я готовилась выполнять неукоснительно. К тому же в больничных вещах, которые моя старушка предусмотрительно захватила с собой, действительно нашлась урна для праха.

Следующие два дня прошли как в тумане. Соболезнования от знакомых и ощущение, что я осталась одна в целом мире, разом показавшемся мне действительно чужим…


Урна с прахом стояла на стеллаже и металлически блестела. Я то и дело бросала на нее взгляд. Вещь выглядела какой-то чужеродной в моей квартире, но поскольку я ее только принесла, то решила потерпеть.

А в ближайшие выходные поеду в деревню и сделаю так, как и просила бабушка: развею ее прах над огородом. Она всю жизнь провела в нем, кажется, прерываясь исключительно на сон. Зимой она ощутимо тосковала, и ее характер становился еще тяжелее. Весной снег едва начинал сходить, как бабушка шла ковыряться в земле, и так до самых заморозков. Не первых, а настоящих, когда снег переставал таять, едва касаясь земли, а укутывал ее белым саваном.

Я взглянула на себя в зеркало. Зеленые глаза лихорадочно блестели, покрасневшие от усталости и слез, которые набегали сами собой. Синяки под глазами отливали чернотой, кожа выглядела бледнее обычного. Волосы безжизненно висели светлой паклей. А моя и без того стройная фигура постройнела до состояния болезненной худобы.

Да уж, пора возвращаться в норму. И для начала заполнить холодильник – бабушка всегда просила хорошо питаться. Правда, под хорошо она подразумевала не столько обильно, сколько правильно и самостоятельно приготовленное. Но тут уж как-то не до готовки.

Я надела джинсы, кофту, накинула куртку, на голову нахлобучила кепку, чтобы моя потерявшая вид шевелюра не бросалась в глаза, и уже влезла в сапоги, как услышала какой-то звон. Он походил на звук от украшения «шепот ветра», которое любят вешать на двери магазинов, чтобы предупреждать продавцов. Легкий, ненавязчивый, какой-то воздушный. И совершенно неуместный в моей квартире.

Нахмурившись, я выглянула из коридора – разуваться не хотелось, но абстрагироваться от звука и выйти из дома не получалось.

Звон шел от урны с прахом, которая в довершение ко всему немного светилась.

Видимо, слабая крыша у нас – это семейное, моя уверенно отъезжала. Глядя на светящуюся в вечерней полутьме квартиры урну, я подумала, что, наверное, стресс от потери последней родственницы оказался слишком сильным. И теперь мне самой не помешает воспользоваться контактами, подкинутыми матерью подруги.

Кажется или урна чуть подлетела на полке и теперь как бы висит в воздухе?

Нет, это уже слишком забористые галлюцинации!

Плюнув на уличную обувь, вернее, попросту не подумав о таких мелочах, я подошла к стеллажу. Сейчас возьму урну в руки, пойму, что она на полке, а все остальное мне померещилось, и отпустит. Должно, по крайней мере.

На выдохе я протянула руки и ладонями обхватила прохладный металл.

И куда-то провалилась.

Вокруг мелькал бешеный калейдоскоп из непонятных картинок, в ушах свистело, а я, разумеется, визжала.

А потом все резко закончилось, и я, не удержавшись на ногах, рухнула на землю.

Стоп. Какую землю? Я ведь в квартире! Была…

Подо мной оказалась земля, вокруг заросли травы с меня ростом, а то и выше. Кое-где из нее пробивались головки подсолнухов, ловя высокое полуденное солнце, стрекотали кузнечики, да и весь пейзаж напоминал лето.

У меня за окном должен быть конец октября и поздний вечер.

Так, Галя, спокойствие, только спокойствие.

Я обернулась и наткнулась взглядом на рубленый деревянный дом, заросший высоким бурьяном едва ли не по самую крышу. Возле меня стояла перевернутая вверх дном деревянная бочка, на которую я залезла, чтобы оглядеться, и ужаснулась. До самого леса, окружавшего участок с трех сторон – что за домом, я не видела, – тянулся длиннющий плетеный забор, в черте которого пыталась пробиваться культурная растительность вроде подсолнухов, проигрывая страшным даже на вид сорнякам. Куда там нашему борщевику!

Пожалуйста, если это кошмар, пусть меня скорее разбудят!

– Ведьма! – услышала я откуда-то писклявый голос. – Ты вернулась!

Загрузка...