Роберт Силверберг Огонь славы

Джон Марчисон причислен к величайшим героям космоса: отважный человек, он пожертвовал жизнью ради спасения своего корабля и экипажа. Бессмертие Марчисон завоевал на пути домой с планеты Шаула-II.

Официальная точка зрения не вполне отражает истину. Марчисон не был трусом, но и добровольной жертвой он не был. Полагаю, мы имеем дело с убийством — или, возможно, с казнью. Так сказать, с использованием дистанционного управления.

Не уверен, но мне кажется, что экипажи звездолетов комплектуются случайным образом. Кто-то берет колоду карт из большого компьютера и бросает ее в потолок Космического бюро. Те карты, что прилипли к потолку, получают назначение. При другом подходе человека вроде Марчисона на Шаулу-II не отправили бы.

Марчисон выглядел космонавтом старой школы: рослый, невоздержанный на язык, с квадратной челюстью и бычьей шеей над широкими плечами. Такими изображают звездопроходцев в комиксах для детей. Похоже, и сам он больше ничего не читал.

На нашем корабле он служил начальником службы связи. Не знаю где, но знания по специальности он приобрел исключительные: с любыми коммуникационными системами Марчисон управлялся со сверхъестественной легкостью. Однажды на моих глазах он за несколько минут заставил работать кафийский приборчик, пролежавший под землей полмиллиона лет. Археологическая находка прекрасно ловила «водородную песню» на волне двадцать один сантиметр. Откуда ему было известно, что артефакт представляет собой звездный детектор, я уже никогда не узнаю.

К несчастью, Марчисон обладал не только специальными знаниями. Раздражительность в сочетании с медленно копившейся на дне души желчью приводила к непредсказуемым вспышкам ярости, которые делали его серьезным фактором риска на Шауле-II. В общем~то, его предохранители работали ненадежно: нельзя было сказать, когда посыплются искры и Марчисон сбросит пару мегаватт скверного расположения духа.

Такого человека не стоило отправлять на планету, обитатели которой характеризуются, согласно Каталогу внеземных цивилизаций, как «мудрые, в известной степени уставшие от жизни, исключительно мягкосердечные, неагрессивные и, таким образом, подверженные риску эксплуатации. К шаулианцам следует относиться терпимо и с пониманием, уважать их как представителей одной из древнейших рас Галактики».

Аборигены Шаулы, где я никогда не был, рисовались мне престарелыми меланхолическими философами, готовыми рассыпаться в пыль от громкого возгласа, и потому я немало удивился, когда пришло время расписываться в судовом реестре «Фелицифика». Строчкой выше моей фамилии стояли каракули: «Марчисон, Джон Ф., связист первого класса».

«Лейб, Эрнест Т., второй помощник», — расписался я и, получив денежный сертификат, отошел в недоумении. Мне уже довелось увидеть своими глазами, как Марчисон без всякого повода выбивал пыль из похожего на лягушку денебианца. «Этот дождь сводит меня с ума», — вот и все, что Марчисон соблаговолил впоследствии объяснить. Лягушатник выжил, а Большой Джон отделался записью в психологической карте.

Такого человека отправили в рейс на Шаулу? Допустим, так надо… Не могу сказать, что моя вера в компьютер, подбирающий экипажи, укрепилась.


Наша экспедиция на Шаулу-II была уже пятой или шестой. Сама планета — вторая из семи, вращавшихся вокруг самой яркой звезды в хвосте Скорпиона, — имела важное стратегическое значение как форпост этого сектора Галактики, несмотря на серость и заурядность. В свое время, поторговавшись немного, мы создали там военную базу, благо туземцы ничего не имели против нашего присутствия.

На борту «Фелицифика», оборудованного стандартным гиперпространственным приводом, находилось двадцать восемь специалистов, которым предстояло заменить коллег на базе, и восемь членов экипажа. Корабль стартовал погожим летним днем третьего июля две тысячи пятьсот тридцатого года. Перейдя с ионного привода на гиперпространственный за пределами системы, «Фелицифик» вернулся в обычное пространство три недели спустя, на удалении в двести световых лет. Самый обычный рейс.

Корабли с гиперпространственным приводом хорошо приспособлены для полетов как на длинные, так и на короткие дистанции. На коротких по-прежнему очень эффективен добрый старый ионный привод; дополнительный вес вспомогательной силовой установки с лихвой компенсируется высокой маневренностью и сокращением общего времени полета.

Гиперпространственная часть полета рассчитывается заранее. Можно сказать, что мы проходим ее на автопилоте. А вот после возврата в обычное пространство — в нашем случае это произошло в половине светового года от Шаулы — вступает в силу человеческий фактор. Фактор по имени Джон Марчисон.

Его дело — обеспечивать работу масс-детекторов, телеметрических систем, заменяющих кораблю глаза, и линий связи между навигатором, капитаном и машинным отделением. Короче говоря, от действий Марчисона зависит, сможем ли мы сесть.

На борту любого корабля есть запасной связист, на всякий случай. В обычных условиях у него не так много работы.

Когда пришло время посадки, капитан вызвал меня по интеркому и велел проинструктировать экипаж. Я начал с Марчисона.

— Да? — лениво ответил он скрипучим голосом.

— Второй помощник Лейб. Подготовиться к посадке. Немедленно. Навигатор Хенрике подготовил карту и ожидает вызова.

— Мне не хочется никого вызывать, Лейб, — ответил Марчисон после длинной паузы.

Теперь паузу пришлось сделать мне, Я зажмурился и медленно сосчитал до трех, глубоко дыша.

— Будьте добры, повторите ваши слова, Марчисон.

— Да, сэр. То есть нет, сэр! Черт побери, Лейб, я занят ремонтом. Неужто надо садиться прямо сейчас?

— Я не составляю расписаний, Марчисон.

— А кто составляет? Скажи этому засранцу, что я занят!

— Занят чем? — спросил я, уменьшая громкость интеркома.

— Плюю в потолок! Освободи линию, я вызову Хенрикса.

Я вздохнул и отключился. Марчисон издевается надо мной.

Снова и снова хамит просто ради хамства. Думаю, недолго осталось ждать того дня, когда он откажется работать на посадке.

Что ж, тогда мы упакуем его в ящик и выбросим через мусорный шлюз.

Марчисон всегда был одиноким островом в океане. Он знал свое дело и мастерски использовал знания — когда был в настроении. Когда считал, что дело достойно его, Марчисона. Но если у него не было мотива и желания, исходившего изнутри, он бездействовал. Заставить его никому еще не удавалось.

Мы терпели его, что было весьма опрометчиво с нашей стороны. Если бы попался бездушный и непонятливый капитан, дурной характер довел бы Марчисона до обвинения в мятеже, А за мятеж в рейсе полагается смерть.


Когда Марчисон милостиво согласился сотрудничать с экипажем, мы вышли на орбиту вокруг Шаулы-II, находившейся в перигелии. В своей маленькой кабине Марчисон лихо управлялся с посадочными системами корабля. Когда он хотел, он мог.

Красный шар планеты поворачивался перед нашими глазами, открывая пятна трех континентов с берегами, гладко вынизанными неспокойным углеводородным океаном. На земной базе третьего континента включили приводной маяк. Марчисон аккуратно поймал сигнал и скормил его центральному компьютеру. Используя эти данные, навигатор Хенрике успешно посадил корабль.

Земная база состояла из пары блокгаузов, одноэтажной казармы и большой параболической антенны. Периметр базы представлял собой правильную окружность на идеально плоской равнине. Шаула-11 не знала недостатка в равнинах: Колумбу пришлось бы долго доказывать жителям этого мира, что он не плоский.

Марчисон успешно вывел корабль на блестящую, как стекло, площадку недалеко от базы. Коснувшись неподатливого грунта, «Фелицифик» закряхтел, устраиваясь на посадочных опорах. На всех пультах вспыхнули зеленые огни: можно выходить!

Встречающая делегация состояла из восьми человек в шортах и тропических шлемах. На Шауле-II, жаркой, как духовка, полевая форма не прижилась. Но в форме или нет, нам здесь были рады, вне всякого сомнения.

Со стороны базы бежали по песку еще человек пятнадцать — впереди всех остальных. Их можно было понять: смена прибыла! Полный год на Шауле-П отслужили двадцать восемь человек. По условиям контракта им полагалось двенадцать месяцев отпуска — есть чему радоваться.

За людьми приближались другие. Неторопливо и достойно. Я так и думал, что они произведут на меня сильное впечатление.

При росте около четырех футов их длинные руки свисали до колен. Серая кожа была загрубелой и шершавой, три сумрачных, глубоко посаженных глаза располагались треугольником. Ходили аборигены прямо, на двух ногах. От плеч поднимался мясистый капюшон, напоминавший о рассерженной кобре, который прикрывал круглый голый череп. Всего их было шестеро, и даже самый молодой казался древним стариком.

Смуглый молодой мужчина в шортах, тропическом шлеме и татуированных звездах представился, сделав шаг вперед:

— Генерал Глостер. Я здесь главный.

— Найт, капитан «Фелицифика». Привезли вам смену.

— От души надеюсь, что так оно и есть. Да и глупо было бы столько пролететь порожняком!

В ответ раздался дружный смех. К этому моменту нас плотным кольцом окружили человек пятьдесят землян — весь личный состав базы, наверное. Плюс шестеро туземцев. Не всем нашим повезет улететь домой: персонал никогда не меняют целиком. Вновь прибывшие присматривались с любопытством и опаской к плоскому, сухому и жаркому миру, который будет их домом в течение звездного года. Незаметно для себя весь экипаж «Фелицифика» собрался у трапа. Думаю, каждого грела перспектива через пару дней отправиться домой. И меня в том числе.

Марчисон, не отрываясь, смотрел на шестерых чужаков. Не знаю, что он тогда думал.


Полмили до жилого комплекса мы шли прогулочным шагом. Мне и капитану Найту составил компанию Глостер, болтавший без остановки о том, как на базе кипит работа. Старая и новая смены знакомились; Марчисон сердито топал отдельно, поднимая облака красной пыли, а шестеро аборигенов сильно отстали.

— Строительство идет без остановки, — объяснял Глостер. — Размещаем новое оборудование, чиним старое. Когда прилете-лата смена, которую вы увозите, большой параболической антенны еще не было.

— Это впечатляет, генерал, — согласился я. Странно называть генералом человека вдвое моложе себя, но на службе и не такое бывает, — Когда вы планируете ввести в строй телескоп?

— В будущем году, скорее всего. — Глостер посмотрел в окно, за которым расстилалась пустыня, — Без дела здесь можно сойти с ума, но за работой время проходит незаметно.

— А туземцы? — спросил капитан Найт/— С ними у вас тесные контакты?

— Настолько тесные, насколько они позволяют, — Глостер пожал плечами, — Старая мудрая раса, но их почти не осталось. Посмотреть бы на эту цивилизацию во времена расцвета, но, увы…

Мальчишеский энтузиазм Глостера начал меня утомлять, и я спросил:

— Можно поговорить с кем-нибудь из них, пока мы не улетели?

— Попробую устроить, — кивнул Глостер, берясь за телефонную трубку. — Макгенри? Из туземцев на базе есть кто-нибудь? Хорошо. Попроси его подняться ко мне, пожалуйста.

Очень скоро появился человек в шортах рука об руку с аборигеном. Вблизи обитатель Шаулы казался еще старше: глубокие морщины бороздили безносое лицо, опускаясь от глаз к ноздрям, от ноздрей — к толстым губам вялого рта.

— Азга, — представил туземца Глостер. — Азга, это капитан «Фелицифика» Найт и второй помощник Лейб.

Древнее существо неуклюже присело, будто сделало реверанс.

— Встретить капитана Найта и второго помощника Лейба — поистине высокая честь для меня, — проскрежетал Азга.

Его голос оказался глубоким и звучным, почти человеческим.

Выпрямившись, Азга молча уставился на меня. Под этим взглядом хотелось поежиться: как будто смотришь в зеркало, а там отражается кто-то другой.

Чуть позже неловкость прошла: близость аборигена внушала доверие. Уродец, на вид невероятно хрупкий, светился мудростью и покоем. Г рубая шкура теперь больше походила на умело выделанную дорогую кожу, капюшон над черепом смотрелся надежной защитой от мелкой суеты и превратностей судьбы. По комнате ненавязчиво поплыл запах старых книг.

Помимо воли мы переглянулись — я, Глостер, Макгенри и капитан Найт. Вот среди нас житель Шаулы, и что мы можем ему сказать? Что нового узнает от нас это древнее существо?

Перед таким и на колени встать не зазорно… Зазвенел телефон, не давая додумать мысль и подобрать слова. По кивку Глостера Макгенри снял трубку.

— Капитан Найт?.. — сказал он.

Несколько секунд капитан слушал, потом повернулся ко мне:

— Лейб, одолжи у кого-нибудь джип и немедленно на корабль! Марчисон поссорился с туземцем…


Я сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступени. Во дворе солдат заюлил джип; пришлось реквизировать, благо я был старше по званию. Минутой позднее, бросив джип у борта «Фелицифика», я уже карабкался вверх по крутой сходне.

В дверях шлюзовой камеры нервничал молодой матрос.

— Где Марчисон? — потребовал я.

— В радиорубке. Чужой вместе с ним, и они…

Помня Денеб и несчастного лягушатника, я скатился вниз по трапу.

Радиорубка, царство Марчисона, представляла собой небольшую кабинку недалеко от мостика. Оттуда он управлял всеми системами связи «Фелицифика».

Я рванул дверь. С разводным ключом в руках Марчисон стоял в дальнем углу лицом ко мне, свирепо глядя на аборигена. Со спины тот казался маленьким и беззащитным.

— Тебе здесь делать нечего, Лейб, — сказал мне Марчисон как ни в чем не бывало. — Не твое дело.

— Что здесь происходит? — рявкнул я.

— Туземец шпионит! Собираюсь проучить его этим ключом…

— Я не имел в виду ничего дурного, — печально пророкотал туземец, — Философский интерес, не более того. Странные машины. Если я нарушил ваши обычая, приношу глубочайшие извинения. Наш народ никогда никого не оскорбляет.

Я шагнул вперед и встал между ними, но так, чтобы Марчисону нелегко было достать меня ключом. Тяжело дыша и раздувая ноздри, он сверлил меня взглядом. Во гневе Марчисон был страшен.

— Я сказал, тебе здесь делать нечего, Лейб! — Он двинулся прямо на меня. — Это моя радиорубка, и ни ты, ни он мне здесь не нужны.

— Положи ключ, Марчисон! Это приказ.

— По должности я не обязан подчиняться никому, кроме капитана, если считаю, что корабль подвергается опасности, — презрительно скривился Марчисон, — А я так считаю! На борту находится опасный чужак!

— Включи мозги, Марчисон. Аборигены Шаулы не опасны. Попался один любопытный, вот и все.

В ответ Марчисон угрожающе повертел ключ в руках. И почему я не захватил бластер? Абориген между тем наблюдал нас безмятежно и доброжелательно, будто не верил, что кто-то может тронуть его, такого старого и безобидного.

— Вам лучше уйти, — посоветовал я туземцу.

— Еще чего! — проревел Марчисон, отталкивая меня в сторону.

Абориген ждал, не двигаясь. Остановить разъяренного быка не вышло, хотя я пытался. Брошенный ключ загрохотал по полу, Марчисон в последний момент передумал и ограничился увесистой пощечиной. Из угла рта его хрупкого противника поползла голубоватая струйка.

— Что ты вынюхиваешь? — Марчисон замахнулся. Замахнулся и ударил. — Я отучу тебя шпионить!

На этот раз туземец рухнул на пол, будто из него выпустили воздух. Три глаза не закрылись, но продолжали смотреть на Марчисона с укором. Через некоторое время тот не выдержал и отвел взгляд.

— Убирайся, — буркнул Марчисон.

Незваный гость поднялся на ноги и ушел, прихрамывая. Он не был искалечен. Похоже, они не такие уж хрупкие.

— Посадишь меня в карцер? — спросил Марчисон. — Ладно, сам пойду…


В карцер мы его сажать не стали, так как пользы от этого не предвиделось. С самого начала было ясно: неприятности неизбежны. Вы не станете наказывать гидразин за пожар, если сами бросили в ведро спичку. В каком-то смысле Марчисон не был виноват.

Вместо наказания ему объявили бойкот. Это вышло само собой. Люди на базе за год привыкли уважать аборигенов, их чуть ли не боготворили. Человека, способного на физическое насилие, просто перестали замечать.

На борту «Фелицифика» его тоже сторонились. Так он и ходил, молча закипая, высокий, огромный и одинокий. Чужих он тщательно обходил стороной.

Марчисон получил вторую запись в психологической карте. Теперь, согласно правилам Космического бюро, ему никогда больше не доведется побывать на планете, где есть разумная жизнь. В бюро много таких правил: они закрывают двери амбара, когда все уже случилось.

Так прошло три дня. На четвертый, приняв на борт двадцать восемь человек, мы попрощались с Глостером, его ветеранами и новичками, которых мы высадили здесь. Попрощались и с аборигенами, не без неловкости.

Все шестеро, включая пострадавшего, остались посмотреть, как мы стартуем. Счастливого пути они желали нам серьезно, без затаенной горечи. В сотый раз я подивился их мудрости, терпению и пониманию.

С Азгой я прощался, пожимая его шершавую руку. Давно, с самой первой встречи, я собирался и наконец сказал ему… Выразил надежду, что наша раса когда-нибудь достигнет мудрости и душевного равновесия жителей Шаулы. Азга улыбнулся в ответ. Попрощавшись, я переступил порог шлюзовой камеры.

Контрольную карту прочитали без единой заминки, никаких сбоев не обнаружилось. Марчисон на этот раз не ворчал и не жаловался. В общем, стартовали мы за рекордное время.

Два дня на ионной тяге, три недели в гиперпространстве, еще два дня торможения ионной тягой — и мы дома, на Земле.


Три недели казались бесконечностью: когда впереди Земля, время тянется нестерпимо медленно. Наконец заработал генератор Болинга и нас тряхнуло. Выход из неподвижной серости гиперпространства всегда сопровождается выворачивающей тряской и ощущением соскальзывания в пропасть.

Тронув клавишу интеркома на подлокотнике, я услышал голос навигатора Хенрикса:

— Марчисон, дайте мне, пожалуйста, координаты.

— Сейчас, — буркнул Марчисон недовольно. — Погоди немного, Сэм. Будут координаты, скоро получишь.

— Что значит «будут», Марчисон? — спросил капитан Найт после длинной паузы. — Где мы находимся? Включить обзорные экраны!..

— Погодите, капитан. Пожалуйста! — ответил Марчисон на удивление мягко, но туг же все испортил: — Нельзя ли заткнуться и дать человеку подумать?

— Марчисон!.. — взревел капитан.

Взревел и заткнулся. Одно про нашего связиста мы знали точно: он все делает так, как считает нужным. Никому еще не удавалось навязать ему свою волю.

И мы ждали, болтаясь в консервной банке где-то в окрестностях Земли, слепые, как котята. Пока Марчисон не даст координаты, нам на посадку не зайти.

Через три минуты зажегся огонек особой линии интеркома, связывавшей капитана непосредственно со мной.

— Лейб, иди в радиорубку. Выясни, что там Марчисона… задерживает. Мы не можем торчать здесь вечно.

— Есть, сэр!..

Прихватив бластер — не надо повторять свои ошибки, — я вышел из каюты. Коридор, трап, поворот налево, дверь в переборке, радиорубка.

Я постучал.

— Убирайся отсюда, Лейб! — прорычал Марчисон из-за двери.

Да, я и забыл, что у него где-то здесь камера слежения.

— Открывай, Марчисон, — сказал я. — Открывай, или я отопру эту дверь бластером.

— Тогда заходи, — отозвался Марчисон, вздохнув.

Опасливо толкнув дверь, я сунулся внутрь с бластером наготове. Вдруг он прыгнет на меня сверху?.. Но обошлось: Марчисон сидел за столом, заваленным всякой электроникой, и царапал ручкой в блокноте. Удивительно. Я ждал, когда он соизволит на меня посмотреть.

Когда Марчисон поднял на меня глаза, я поразился. Такого Марчисона никто до сих пор не видел: бледный, загнанный, постаревший.

— Что происходит? — спросил я негромко. — Нам необходимы координаты…

— Хочешь знать, что происходит, Лейб? — Марчисон развернулся ко мне всем корпусом. — Я тебе скажу. Корабль ослеп. Ни телеметрии, ни камер, ничего. Если нужны координаты, можешь попробовать сам.

Через полчаса в кают-компании состоялся совет: капитан Найт, Марчисон, я, навигатор Хенрике и трое из «пассажиров».

— Как это могло случиться? — потребовал капитан Найт.

— Не знаю — Марчисон пожал плечами. — Что-то случилось в гиперпространстве. Электромагнитный импульс, например. Все приборы откинули копыта.

— Ты про такое слышал когда-нибудь? — обратился капитан к штурману. Похоже, Найт был готов заподозрить Марчисона в чем угодно.

— Нет, кэп. И неудивительно: те, с кем могло случиться подобное, не возвращаются на базу с рапортом.

Так и есть. Без выхода во внешний мир и без возможности сориентироваться домой не попадешь. Радио тоже вышло из строя, кто бы сомневался. Нельзя даже подать сигнал бедствия.

— И все-таки. Что могло произойти? — спросил капитан Найт, сильно постаревший за последние полчаса.

— Физика гиперпространства плохо изучена, — нехотя ответил Хенрикс. — Электромагнитный импульс, как предположил Марчисон… Да что угодно! С тем же успехом межпланетный слизень мог обгрызть наши антенны. Простите, капитан, речь не о том, как это вышло. Речь о том, как вернуться домой.

— Хорошо сказано. Марчисон, ты точно не можешь починить приборы?

— Не могу.

— Не могу, и все? Раньше ты справлялся с самой безнадежной ситуацией.

— Нет, — повторил Марчисон кисло, — Я уже пробовал. Ничего не вышло.

— Иными словами, нам конец? — спросил Рамирес, один из «пассажиров». Голос его срывался. — Надо было остаться на Шауле! Не сдохли бы, по крайней мере…

— Дело дрянь, — хмуро согласился Хенрикс. — Вслепую корабль не посадишь. Никак.

— Есть одна возможность, — привлек общее внимание Марчисон.

— Какая? — спросил капитан Найт.

— Высадить человека в скафандре на обшивку. Там можно закрепиться как следует… Он будет направлять нас по телефону. Это лучше, чем никак.

— Вряд ли, — скривился Хенрикс.

— По-другому не выйдет, — огрызнулся Марчисон. — Другой надежды у нас нет.

— Он сгорит, когда мы войдем в атмосферу, — напомнил я. — Потеряем человека, а садиться все равно придется вслепую.

— Ну, о высоте можно судить по температуре корпуса, — предположил Марчисон, выпятив нижнюю губу. — А ниже ионосферы заработает обычное радио и вернется телеметрия, нас доведут до самой земли… Фокус в том, чтобы в атмосферу войти.

— Думаю, стоит попробовать, — сурово заключил капитан Найт. — Будем тянуть жребий. Лейб, вели принести соломинки с камбуза.

— Не нужно, — подал голос Марчисон.

— Это как?

— Не надо никаких соломинок. Пойду я.

— Марчисон!..

— Не берите в голову. Проблема в моем хозяйстве, я и пойду. Добровольцем, понятно? Может, еще кто хочет вызваться? Я не против…

Марчисон просмотрел каждому из нас в глаза. Никто не шевельнулся.

— Других претендентов нет? — На щеке Марчисона блеснула капелька пота. Блеснула и поползла вниз, — Это моя работа, по справедливости.

Гробовую тишину нарушил Рамирес, сделавший самое идиотское замечание, какое мне когда-либо приходилось слышать:

— Хочешь искупить вину, Марчисон? За то, что ударил беззащитного аборигена? Станешь героем, а героям многое прощается…

Если бы Марчисон убил дурака на месте, мы бы наградили его аплодисментами. Вместо этого он лишь повернулся к Рамиресу и ответил:

— Ничего ты не понял, как и все остальные. Каковы на самом деле эти беззащитные аборигены и что они со мной сделали, — Марчисон сплюнул. — Меня от вас тошнит.

Марчисон отвернулся и пошел надевать скафандр.


По указаниям снаружи Хенрике успешно вывел корабль на посадочную траекторию. Прекрасная работа, выдающийся образец четкого взаимодействия.

На высоте в пятьдесят тысяч футов Марчисон замолчал. К тому времени уже установилась радиосвязь с землей, и посадка прошла без осложнений. Позднее нам рассказали, что при входе в плотные слои атмосферы на обшивке вспыхнул яркий огонь, совсем ненадолго.

Прошли годы, но я не могу отделаться от ощущения, что в поступке Марчисона добровольности не было совсем. Я слишком хорошо помню выражение его лица… Нет, это не походило на его собственный выбор.

Никому и никогда не удавалось загнать Марчисона в угол — до того дня.

Мы привыкли считать жителей Шаулы мягкими, кроткими, беззащитными. На одного Марчисон напал, но прожил потом недолго. Мягкие и кроткие — разумеется. Беззащитные? Марчисон так не думал.

Могли они вывести из строя приборы и наказать Марчисона проклятием мученичества? Вполне возможно.

Если так, слава героя тусклее, чем принято считать. Порой мне кажется, что Марчисон все же правильно оценил аборигенов.

Загрузка...