Одинокое Рождество на Бейкер-стрит

«Я — сторожевой пес… Меня зовут Нюх… Моего хозяина зовут Джек…»

Эти простые фразы я повторяю себе каждое утро последние три дня. И это очень тяжело — чувствовать, как час за часом ты теряешь себя. Как линять, только без надежды, что вырастет новая шерсть. Да, шерсть тоже выпадает. Вчера Джек провел ладонью по моей спине и на пол упали два клока. Хозяин вздохнул, сел передо мной и обнял за шею. Впервые в своей долгой жизни я увидел, как он плачет.

Ему приходится еще тяжелее. Ведь он старается сдерживать происходящее. Но когда Джек вчера заплакал, я понял, что надежды нет.

— Нюх, — это вошел хозяин. Плохо, я даже не почуял его приближения. — Нюх, ржавчина одолела его…

На ладонях Джека лежал проржавевший насквозь нож. Тот самый — воплощение его заклятья и одновременно источник его власти. Пять дней Джек делал все возможное и невозможное, чтобы остановить процесс. И вот с его ладоней сыплется коричневая пыль. Нож перестал быть, а значит, очень скоро перестанет быть сам Джек, а за ним и я. Ведь это он призвал меня и разделил со мной свое заклятье. Правда осталась еще закрывающая волшебная палочка. Пока она с нами, мы не умрем. Но наверняка скоро кто-то придет и заберет ее. А мы не сможем этому помешать. И кто скажет, каким тогда будет исход следующей Игры? Веками Открывающие пытались распахнуть врата в царство Древних, но каждый раз на их пути появлялись мы с хозяином. Никто не знал точно природу заклятий, окружавших Джека, даже я. Он не говорил, а я не спрашивал. Мне просто нравилось быть его сторожевым псом.

Скоро память вылиняет окончательно, но последнюю Игру я еще помню. Отвлекаясь от все возрастающей головной боли, я перебираю имена друзей и врагов: Серая метелка, Ночной Ветер, Плут, Шипучка, Ларри… Надеюсь, я уже не успею вас забыть! И ту ночь в канун Дня Всех Святых, когда открылись врата для возвращения Великих Древних, и только чудом Закрывающие все же сохранили этот мир для людей.

Обрывки воспоминаний, как яркие вспышки: гибельный костер, торжествующие Открывающие, девочка в белом платье на камне… Я тихонько заскулил, вспомнив, как падал раненный серебром Ларри, и как никому, кроме меня, не известный волк-оборотень сумел в последний момент спасти девочку… А потом были щупальца чудовищного древнего бога, перетекающие в наш мир; последний бросок Ларри, крик Викария, и ветер, уносящий сцепившихся врагов за врата… Мое отражение в испуганных глазах Серой метелки… Джек и Джилл с волшебными палочками…

Мы победили и впереди нас ждал долгий заслуженный отдых. Но прежде нужно было что-то решить с открывающей волшебной палочкой, которая неожиданно досталась Джеку. Помнится, хозяин хотел ее кому-то передать или где-то спрятать. В подробности он не вдавался, просто сообщил, что мы отправляемся в Южную Америку. Однако, необычный финал игры что-то нарушил в устоявшемся порядке мироздания. Не могу сказать точно, я не специалист в таких вещах. К сожалению, ни мне, ни Джеку даже не пришло в голову, что нам не следует долго держать у себя открывающую волшебную палочку. Что это может быть чревато гибельными последствиями. Сказалась эйфория от удачного финала Игры, и еще кое-что очень личное.

Все уцелевшие игроки срочно разъехались кто куда, дабы избежать нежелательных расспросов полиции. Но мы задержались в Лондоне. Нужно было уладить кое-какие дела. Потом мы заехали к Джилл и Серой метелке — поздравить их с новосельем. И снова задержались.

В порту мы оказались в середине декабря. Джек пребывал в приподнятом настроении, и все повторял, что скоро мы отправимся в долгий отпуск. Но вдруг что-то разладилось. Сначала пропала открывающая волшебная палочка. Джек ни на минуту не расставался с саквояжем, в котором хранил ее. Ни он, ни я не заметили ничего подозрительного. Но в ту ночь мы оба спали слишком глубоким и долгим сном, а утром, обнаружив пропажу, Джек пристально посмотрел на себя в зеркало, а потом сдал билет на пароход.

Он все понял сразу. Освобождение от всех заклятий трудно не заметить. Время, так долго не властное над нами, начало отыгрывать свое со все возрастающей скоростью. И вот я, еще неделю назад рослый пес в самом расцвете сил, лежу на коврике дряхлой развалиной. В нашей потайной квартире в Лондоне, куда мы вернулись, нет зеркал. Но мы не можем не смотреть друг на друга. Волосы Джека стали сначала белыми, потом прозрачными. Он весь сморщился и усох. Мне не хочется думать, что с ним — с нами — будет дальше.

— Нюх, — Джек садится рядом со мной и гладит мою голову дрожащими пальцами. — Нюх, старина, нам нужно найти себе замену. Сегодня, непременно до полуночи… Думай, дружище, думай.

Я вздохнул. Трудно думать, когда болит голова. Сегодня ночью Рождество. Обычно мы с Джеком старались оказаться на это время где-нибудь в местах весьма отдаленных от цивилизации и желательно очень теплых. И вот теперь Джек смотрит поверх меня в окно на легкий падающий снег и плечи его вздрагивают от холода и бессилия. Камин он сегодня даже не разжигал, и в квартире очень холодно.

— Они придут ночью, — Джек говорит негромким, лишенным выражения голосом. — Я чувствую их… Но это все, что я еще могу.

Я отвел глаза. Видеть хозяина таким беспомощным для меня тяжелее, чем ощущать собственную дряхлость.

— Если бы Ларри был здесь, — Джек уронил голову на руки. — Джилл покончила с Игрой, и я не в праве просить ее передумать.

Неожиданная, сумасшедшая мысль пришла мне в голову. Я заскулил, привлекая внимание хозяина. Говорить с Джеком, как раньше, я не мог. Но это не важно. С трудом поднявшись на ноющие в суставах лапы я проковылял к стоящему в углу низкому столику. Его давно не протирали и сейчас это было как нельзя кстати. С трудом удерживаясь на трех лапах, я провел по толстому слою пыли несколько линий. Линии получились не очень ровные, но я надеялся на догадливость Джека. Хозяин подошел ко мне и несколько долгих минут смотрел на буквы.

— Ты уверен, Нюх?

Я осторожно кивнул — голова болела все сильней.

— Ну что ж, доверяю твоей интуиции.

Через десять минут мы вышли на заснеженную улицу. Ветер пробирал до костей, а моя изрядно поредевшая шерсть совсем не согревала. Хозяин так закутался в шарф, что я не видел его лица. К счастью, нам удалось поймать кэб. По дороге я думал о человеке, к которому мы ехали. О его отточенном уме, страстной натуре и огромной силе воли. Я чувствовал к нему такое уважение, какое испытывал к очень немногим существам из всех, мне известных. Тогда, в октябре, он не был на нашей стороне, в полном смысле всех аспектов Игры, но я не сомневался, что предложил Джеку правильное решение.

Рука Джека почти не дрожала, когда он позвонил в дверь дома номер 221-Б на Бейкер-стрит.

Это Рождество я встречал один. Моя дорогая хозяйка сочла, что нужно иногда навещать своих родственников и уехала, не забыв при этом приготовить для меня праздничный ужин. Мой лучший друг доктор Ватсон встречал Рождество со своей новой женой. Я мысленно пожелал ему счастья, хотя и не одобрял его выбор. Но они поженились два месяца назад и это оказалось для меня очень кстати — учитывая мое новое состояние.

Весь день я провел за чтением любопытной монографии о значении образа оборотня в мифологии разных народов. Автор предлагал весьма нестандартные трактовки и гипотезы, над некоторыми из которых хотелось смеяться, однако большинство заставили меня призадуматься.

Вечерело, но накрытый стол не манил меня. Налив себе в бокал немного кларета, я устроился у окна. Там шел снег, и если смотреть на небо поверх домов, можно представить себе, что города нет, а вокруг холмы, поросшие вереском, и где-то рядом лес… Мне удалось вовремя остановить свое разыгравшееся воображение. Впрочем, решение все равно уже принято. Это мое последнее Рождество на Бейкер-стрит. В следующем году я оставлю Лондон, переселюсь куда-нибудь в деревенскую глушь, где никто не сможет помешать мне ставить эксперименты в свое удовольствие. Даже Ватсон. Особенно Ватсон. Бедный мой терпеливый друг, он так и не понял, почему в конце октября этого года я вдруг оставил расследование дела Джека Потрошителя и связанные с ним события в предместьях Лондона. К счастью для нас обоих, в то время он был озабочен сердечными делами, и, хотя сопровождал меня, больше думал о невесте, чем о расследовании. Но изменения, происходившие со мной, трудно было не замечать.

В ноябре и начале декабря я довольно удачно и быстро закончил несколько запутанных дел, связанных, к сожалению, с громкими скандалами в благородных семействах. Газеты только и писали, что о моих успехах, превращая меня в какого-то всемогущего волшебника. Но доля истины в их раздражающей писанине была. И Ватсон заподозрил неладное. В последнюю нашу встречу три дня назад он порядком напугал меня. Та сцена в гостиной некогда нашей общей квартиры до сих пор стояла у меня перед глазами.

— Холмс, я думаю, вам нужно мне кое-что объяснить. — Ватсон залпом выпил предложенный мною бокал шерри и нервно закурил. Я постарался как можно незаметнее сместиться подальше от него к окну под открытую форточку. — Последние два месяца вы явно не в себе.

— Почему вы так решили, друг мой?

Ватсон быстро взглянул на меня и затеребил бахрому скатерти.

— Мне следовало раньше поговорить с вами, но меня отвлекали семейные дела, практика, и только когда я прочитал все это, — Ватсон достал из кармана пачку газетных вырезок и бросил на стол, — только тогда я начал подозревать неладное. Холмс, что с вами? Вы больны? Что вы от меня скрываете?

— Не понимаю, о чем вы, друг мой, — как можно мягче произнес я, лихорадочно придумывая правдоподобное объяснение происходящему со мной.

— Все вы понимаете! — Ватсон вскочил, но тут же снова сел. — Хорошо, пойдем по порядку. Когда я прочел первое из этих фантастических описаний, я, признаться, просто посмеялся. Но пять дел подряд, каждое из которых вы завершили всего за один день, а то и за несколько часов! Холмс, это просто не по силам человеку, даже если речь идет о таком замечательном мастере своего дела, как вы.

— Из этого вы сделали вывод, что со мной не все в порядке? — насмешливо спросил я, незаметно для Ватсона отгоняя от себя сизое облачко дыма.

— Не только поэтому. За последние два месяца вы ни разу не позвали меня помогать вам в расследованиях! Следовательно, вы не желали, чтобы я знал, как именно вы действуете.

— Друг мой, я просто не хотел отвлекать вас от семейного счастья…

— Раньше эта причина вас никогда не останавливала! — он прервал меня необычно резко. — Я разговаривал с миссис Хадсон, и то, что она мне рассказала… Холмс, я бы ей никогда не поверил, если бы не наблюдал кое-что своими глазами.

Ватсон достал из другого кармана блокнот и перелистал несколько страниц.

— В ноябре вы практически бросили курить — ту легкую смесь, что вы сейчас набиваете в трубку, еще полгода назад вы даже за табак не считали. Вы больше не употребляете крепких спиртных напитков. За эти два месяца миссис Хадсон ни разу не слышала воплей вашей скрипки, только прекрасную музыку. Вы больше не стреляете в комнате, не ставите химических опытов с резкими запахами. Ваша хозяйка готова на вас молиться, Холмс, но мне все это решительно не нравится.

Я был потрясен. Оказывается, за мной методично следили.

— Раньше вам не нравились мои дурные привычки, а теперь — их отсутствие, — я попытался перевести разговор на шутливый тон. — Это нелогично, друг мой. Как доктор вы должны приветствовать мое исправление.

— Как доктор я замечаю еще кое-что, — строго сказал Ватсон. — Вы явно принимаете какие-то препараты, способствующие обострению всех органов чувств и вызывающие неприятие резких запахов. Между прочим, я обратил внимание, как вы шарахнулись от моей сигареты! А ваши расширенные зрачки, да, я и это заметил, подтверждают мои подозрения. Вы снова начали принимать наркотики. Правда я затрудняюсь определить, какие именно. И еще эта ваша резко повысившаяся потребность в сладком…

— В шоколаде, — машинально поправил я и тут же прикусил язык.

— В шоколаде, — озадаченно повторил Ватсон и нахмурился. — Холмс, что за опыты вы над собой ставите? Неужели вы не понимаете, что погубите себя? Что все эти победы обернутся самым страшным вашим поражением?

Я осторожно перевел дух. Мой милый, добрый Ватсон, до сути вы, к счастью, не добрались.

— Что ж, друг мой, во многом вы правы. Каюсь, я действительно принимал одно стимулирующее средство. Но больше в нем нет нужды. Честное слово, вот уже две недели, как оно мне не требуется и не потребуется в дальнейшем. Что же касается отказа от курения и некоторых других моих привычек, просто считайте, что это приятное побочное действие препарата.

Некоторое время Ватсон пытливо смотрел на меня, потом вздохнул.

— Если это действительно так, я очень рад за вас, Холмс.

Я не смог открыться ему. Может быть когда-нибудь, как следует подготовив почву, я расскажу своему другу невероятную правду. Впрочем, в главном я не лгал. Некий сложный препарат, составленный не без помощи Лоренса Тальбо, больше мне не требовался. Мое тело довольно быстро и безболезненно запомнило все процессы. Отказ от большинства моих привычек дался гораздо тяжелее. Заядлому курильщику трудно бросить курить, даже если запах крепкого табака вызывает отныне тошноту. В результате я начал поглощать шоколад в неумеренных количествах. Оказалось, что это помогает мне думать, не хуже, чем курение трубки. Поначалу мне было очень непросто: чтобы решиться на такой опыт, понадобилось переломить себя, пересмотреть все знания об окружающем мире. Но иначе я бы просто сошел с ума в том тоскливом октябре.

Остановившийся под окном кэб резко вернул меня в настоящее. Клиент? Под Рождество? Из экипажа вышли двое. От неожиданности я вскочил, чуть не расплескав бокал. Не может быть… Нюх?!!

Дверь нам открыл сам Великий Детектив. Когда мы с Джеком вошли в ярко освещенную прихожую, Холмс ахнул и побледнел. На стене висело зеркало. Не удержавшись, я глянул в него и поторопился отвести взгляд. Да, зрелище было не из приятных.

— Прошу прощения за поздний визит, сэр, — Джек осторожно размотал шарф и Холмс отшатнулся. — И отдельно прощу прощения за наш вид, — горько добавил он.

Но Великий Детектив уже справился с собой.

— Это мне нужно просить прощения за свою несдержанность. Прошу вас, проходите.

Он сделал приглашающий жест в сторону лестницы и у меня заныли лапы. Холмс внимательно посмотрел на меня и, нагнувшись, без усилий подхватил на руки. Джек поднялся сам, хотя каждый шаг давался ему с трудом, я чувствовал это по его сбившемуся дыханию. В гостиной было тепло, Холмс осторожно уложил меня на медвежьей шкуре у камина, и я благодарно посмотрел ему в глаза. Великий Детектив торопливо отвернулся.

— Что вам предложить, мистер… Джек? Брэнди?

— Не откажусь, — бледно улыбнулся хозяин. С благодарностью приняв бокал, он, как был, в пальто, со вздохом опустился в кресло рядом со мной. — Мне так много нужно вам объяснить, сэр…

— Возможно, не так уж много, как вы думаете, — Шерлок Холмс быстро глянул на меня. — Кое-что я понял еще в октябре, когда шел по вашим следам. Ваше нынешнее состояние… оно как-то связано с тем, что вы называете игрой?

— Да, — Джек судорожно сжал бокал и наклонился поближе к огню. — Сэр, прежде всего я должен вас предупредить. То, о чем мы пришли просить вас, очень опасно. И если вы примете мое предложение, это будет не разовая услуга. Это определит всю вашу дальнейшую жизнь.

Он замолчал. Великий Детектив пытливо переводил взгляд с Джека на меня.

— Продолжайте, пожалуйста. Вы меня заинтересовали.

Джек медленно расстегнул пуговицы пальто и достал из внутреннего кармана продолговатый футляр, обтянутый черной кожей. Я ждал этого и все равно невольно заскулил.

— Это единственный выход, Нюх, — печально произнес Джек. — А нам с тобой все равно уже ничто не поможет.

С легким щелчком футляр открылся. Джек вынул волшебную палочку и инстинктивно сжал в кулаке.

— Мистер Холмс, это…

— Я знаю, что это, Джек, — спокойно произнес Холмс. — Я видел. Той ночью я унес девочку в безопасное место и вернулся, чтобы разобраться, ради чего вы совершили… все то, что совершили, — неловко закончил он.

Джек кивнул. Ему явно полегчало от того, что не нужно долго говорить.

— Но вы не знаете главного. Владелец Закрывающей волшебной палочки обретает что-то похожее на бессмертие. По крайней мере, он не может умереть своей смертью. Мне очень много лет, мне и Нюху. Все это время мы не старели, благодаря неким заклятьям, которые были наложены на меня… неважно кем. Кто бы она… он ни был, его, вероятно, с недавнего времени больше нет в живых. Результат вы видите перед собой.

Джек запнулся и умоляюще взглянул в глаза Холмса.

— Древних богов нельзя пускать в этот мир, мистер Холмс. Они принесут с собой такой хаос, по сравнению с которым человеческие войны будут выглядеть детской игрой, — Джек опять остановился передохнуть, и Холмс поторопился наполнить его бокал. — Я прошу вас, мистер Холмс, принять на себя роль хранителя Закрывающей палочки. Вы поймете, когда вам придет пора пустить ее в ход.

Великий Детектив встал и нервно заходил по комнате. Потом остановился прямо перед Джеком.

— Насколько я понял, Игре сопутствуют не самые приятные и порой совершенно противозаконные действия со стороны всех игроков, — Холмс нахмурился. — Боюсь, я не смогу стать Потрошителем даже во имя спасения всего человечества.

— Это совершенно не обязательно, — Джек опустил глаза. — Это было мое заклятие и проявление моей силы. Как пойдет дело у вас, я не знаю. Как не знаю, что вам делать, дабы избежать старения. Впрочем по этому поводу у меня есть некая убежденность, что старость не грозит Великому Детективу.

Холмс улыбнулся, явно польщенный.

— К тому же ваша способность к перевоплощению тоже что-то да значит, — продолжал Джек. — Вы прирожденный игрок, мистер Холмс. Я уверен, что даже не появись мы тут, вы все равно приняли бы участие в следующей Игре.

— Моя, как вы выразились, способность к перевоплощению, — это все лишь результат умело подобранного снадобья, которому меня научил мистер Тальбо, — протестующе взмахнул рукой Холмс.

Джек покачал головой.

— Снадобье Ларри лишь разбудило в вас те силы, что раньше не могли выбраться на свободу из-за вашего, скажем так, не всегда идущего вам на пользу образа жизни. Вы рождены оборотнем, мистер Холмс, хотите вы этого или нет. Я читал рассказы вашего спутника, а он не раз обращал внимание на ваш обостренный слух, умение видеть в темноте, развитую интуицию и чутье, превышающее человеческие возможности. Мне кажется, вы до сих пор еще не разобрались до конца в своих способностях, но у вас будет на это время, как и на то, чтобы изучить все правила. Следующая Игра еще не скоро.

Великий Детектив выглядел откровенно ошарашенным. И это позабавило меня, несмотря на всю серьезность положения. Если он примет палочку, мы с Джеком покинем этот мир. Но я все равно хотел, чтобы Холмс ее принял.

Великий Детектив еще раз пробежался по комнате.

— Да, это была бы интересная задача. Я должен как следует все обдумать.

— К сожалению, у нас нет на это времени, — Джек быстро глянул на висящие над камином часы. — В полночь у палочки в любом случае будет новый владелец. Если вы ее не примете, я не смогу сказать, к кому она попадет, и чем это обернется для всех людей.

Холмс остановился у окна и молча забарабанил пальцами по стеклу. Его взгляд был устремлен куда-то в темноту сквозь падающий снег.

— Лоренс Тальбо, он погиб?

— Я не знаю, — устало вздохнул Джек. — Но есть вероятность, что он жив. В том мире человеку не просто выжить, но он не просто человек.

Холмс кивнул и еще немного помолчал. Потом отвернулся от окна и шагнул к нам.

— Хорошо. Я согласен. Давайте ваш великий артефакт, — за его полунасмешливым тоном я почуял сильное волнение.

Джек резко выдохнул, и я понял, что мы оба смотрели на Великого Детектива, затаив дыхание. Джек очень медленно положил палочку в футляр и защелкнул его. Потом так же медленно протянул Холмсу. Несколько бесконечных мгновений двое мужчин смотрели в глаза друг другу, держась за футляр. Потом Джек разжал пальцы.

— Благодарю вас, сэр, и прощайте. Пойдем, Нюх.

Напоследок я все же лизнул руку Великому Детективу, когда он осторожно опустил меня на заснеженные ступеньки. Я знал, что он смотрит нам вслед. Странно, оказывается, это приятно, когда кто-то провожает тебя за грань.

Джек плотнее закутался в шарф и мы медленно побрели по улице, и снег заметал наши следы. Я не спрашивал, знает ли Джек, что с ним будет дальше, а сам я надеялся, что однажды меня снова призовут, и у меня еще будет возможность участвовать в Игре.

Падал снег…

Я смотрел им вслед, и сначала просто не понял, что произошло. Метель словно уплотнилась вокруг двух с трудом бредущих фигур, ветер взвыл, снег взвихрился и опал. Фигуры исчезли. Когда я подбежал к том месту, где видел их в последний раз, ветер уже развеял два небольших холмика праха почти до основания. В этот момент мне с такой силой захотелось завыть, что я едва сдержал себя. У меня не было причин жалеть о смерти человека, держащего в страхе весь Лондон. Другое дело — его спутник. Я коснулся рукой остатков праха.

— Прощай, Нюх. Я бы хотел, чтобы ты был моим помощником.

Всю оставшуюся ночь я просидел у камина, сжимая в руках полученное «наследство». Я то проваливался в густое забытье, то выныривал на поверхность. Эта вещь была по своему живой. И она передавала мне информацию, как умела. Века истории Игры с трудом умещались в сознании, и порой мне казалось, что я не выдержу такого груза. Мозг бунтовал, отказываясь принимать совершенно новую картину мироздания. К утру я ненадолго уснул и проснулся с твердой убежденностью, что мне необходимо как можно быстрее уехать в деревню и там, не теряя времени, совершенствовать свои новые способности, как раньше я оттачивал дедуктивный метод. И со всей очевидностью передо мной встала проблема поиска помощника. В последней Игре у людей были компаньоны-звери. Но теперь мне стало известно, что так бывает не всегда. Если игрок может обернуться зверем, то почему бы его помощнику не быть человеком? Майкрофту бы это понравилось. Но нет, у него свой путь — он живет в политике, все его мысли только тем и поглощены. Оставался один человек, которому я мог бы предложить разделить с собой бессмертие. Но мне чертовски не хотелось ставить его перед выбором.

Внезапно внизу щелкнул замок входной двери. Послышались быстрые шаги на лестнице. Я едва успел спрятать палочку в футляр, а футляр — во внутренний карман халата. Он стоял в дверях, тревожно вглядываясь в предрассветные сумерки, заполнившие гостиную.

— Холмс, с вами все в порядке? Мне почему-то стало так беспокойно! Вы просто обязаны рассказать мне всю правду, если не хотите, чтобы я сошел с ума от тревоги за вас! Друг мой, да скажите же хоть слово… Боже мой, ваши руки, они холодны как лед! Камин почти погас… Я сейчас разведу огонь. Вот плед, умоляю, укутайтесь хорошенько, а я побегу на кухню, приготовлю горячий чай.

Ватсон тормошил меня, жал руки, гладил по щекам, которые почему-то вдруг стали мокрыми. И в эти мгновения я отчетливо понял, каким был дураком, пытаясь что-то скрывать от него. И уже проваливаясь в уютный теплый сон, успел подумать, что если разделить бессмертие на двоих, может, оно не будет в тягость?