Оберег от нечистой силы

1

- Васька! - подруга орала в трубку, как ненормальная, - ты опять сбежала?! Совсем с ума сошла?! Да я мужика этого, как для себя выбирала! А ты?!

А что я? Не сбежала, а ушла. Тихо и мирно, между прочим. Прямо на светофоре из машины вышла, и пока мужик в себя приходил, пересела в такси, ехавшее в другую сторону. Водитель и пассажир испуганно взглянули на меня, но промолчали. И правильно сделали, а то бы попали мне под горячую руку.

- И почему ты такая трусиха? - Ирка засмеялась. А я мгновенно вскипела.

- Я?! Я трусиха?! - Ну, да... характер у меня взрывной, чуть что не так, вспыхиваю моментально. - Да я тебе, Ирка, тыщу раз говорила, что не нужны мне хлюпики! Что это за мужик, если как баба себя ведет?! Да ты видела, у него на руках маникюр?!

- Пф! - Подруга даже не заметила, что я ору, - что плохого, что мужчина следит за собой? Подумаешь маникюр. Зато от него вонять не будет. Сама же в прошлый раз возмущалась, что вонючего мужика тебе подогнала...

- Да иди ты, знаешь куда?! - Смешок на том конце разозлил еще больше, - Знаешь! Вот и иди!

Я нажала кнопку сброса на телефоне, и на эмоциях швырнула трубку об пол. Телефон подпрыгнул на резиновом коврике моего автомобиля и улетел под кресло. Хорошо хоть не разбился. А я, выплеснув гнев, моментально успокоилась. Как обычно.

С мужчинами мне не везло с самого рождения. Отец так хотел сына, что не справился с разочарованием и бросил нас с мамой через пару недель после моего появления на свет. Хотя я, его молитвами не иначе, родилась такой крупной, что меня всегда путали с мальчиком.

Так и росла. Большая, сильная, вспыльчивая и готовая постоять за себя... Меня боялись все пацаны на районе. И я была довольна жизнью ровно до того момента, как мне исполнилось тринадцать.

Первая любовь случилась внезапно. В тот самый момент, когда Серый, наш дворовый верзила, с которым мы частенько мяли бока друг другу, разбивая носы и ставя фингалы, внезапно сменил рваные джинсы и стоптанные кеды на элегантные брюки и лакированные туфли брата. И пригласил в кино мою единственную подругу Ирку, разбивая мне сердце. Я тогда так обиделась, что подкараулила его за гаражами и избила, страшно мстя за порушенные надежды.

А потом ревела дома у Ирки, рассказывая почему так поступила с ее кавалером. И сердобольная Ирка, желая помочь влюбленным, рассказала Серому о моих чувствах. Не знаю, на что она надеялась, но Серый расхохотался и заявил, что никогда не пригласит меня в кино, потому что я пацан, а не баба.

Его слова, обидные, но справедливые, заставили меня пойти в магазин за новым гардеробом. Платья на мне смотрелись странно. Как будто бы кто-то по недоразумению нарядил в женское парня. И ни прическа, ни косметики не смогли это исправить.

И тогда-то я приняла решение, что раз женщины из меня не получается, то мужчина мне нужен такой, чтобы я, как есть, рядом с ним была нежной ромашкой. Почему я должна быть слабой? Пусть он будет сильным.

А после пятнадцати у меня внезапно выросли грудь и попа. Теперь никто не смог бы спутать меня с парнем, и мужчины стали замечать меня. Но сила и характер никуда не делись. Я по-прежнему вспыхивала, как порох, и по-прежнему могла наградить нерадивого ухажера затрещиной, если мне что-то не нравилось.

Время шло, а мужчина, способный превратить меня в ромашку, так и не находился.

Сразу после колледжа, где я выучилась на менеджера, мы с Иркой решили заняться своим делом. И, получив денежное благословение от родителей, открыли на местном рынке секцию с женским бельем для особо крупных дам. Благо обе весили за сто килограмм. Правда Ирка была на две головы ниже мои ста восьмидесяти см.

Ирка продавала, ей с ее природным обаянием это было легко и просто, я решала вопросы требующие жесткости и силы. И все шло хорошо. Наш бизнес начал приносить неплохую прибыль. Мы с Иркой стали задумываться об открытии второй точки. И денег даже скопили немного.

И тут наш поставщик сообщил о глобальной распродаже товара. Мы подумали-подумали и решились. По таким вкусным ценам мы всю партию трусов распродадим за пару месяцев. Зато можно будет сразу открывать второй магазин.

Вчера поздно вечером мне позвонили из транспортной компании и сообщили, что груз прибыл. Утром я первым делом рванула за трусами. Еле впихнула в машину огромный тюк и уже ехала в магазин, когда позвонила Ирка с претензиями.

Все бы ничего, я бы доехала до магазина без приключений, но внезапно снова зазвонил телефон. И почему я решила, что непременно должна ответить?

Я отвлеклась от дороги только на пару секунд, достать телефон. И этих мгновений хватило, чтобы не успеть затормозить на очередном светофоре, и на полной скорости въехать под остановившуюся впереди фуру. Зима же, гололед...

Когда я подняла глаза, то увидела, как мне в лицо летит какая-то металлическая труба. И осознала, это конец. Встреча с ней не оставит мне ни единого шанса выжить.

Последняя мысль, которая успела промелькнуть в моей голове была ни о родителях, ни о подруге, ни о том, что мне всего двадцать пять... Последняя мысль была о трусах.

О том, как мне жаль потерять их.

Очнулась я от холода. Руки-ноги окоченели, и я их почти не чувствовала. Открыла глаза и даже как-то не удивилась что ли... Я лежала в лесу, кажется где-то в пригороде. Рядом валялся и мой баул с трусами.

Я кряхтя начала подниматься. Тело ощущалось тяжелым и болезненным, как будто бы после хорошей драки. Давненько я так себя не чувствовала, пожалуй, еще с тех пор, как избила Серого за гаражами. Встала сначала на четвереньки, картинка вокруг закрутилась, заплясала. Неслабо мне по голове прилетело. Еще бы! Аварию-то я помню. И трубу, которая мне в голову летела - тоже. Повезло видать. Успела я на тормоза нажать и остановиться до того, как голову мою бестолковую вдребезги разнесло.

А дальнобойщик, кажется решил, что я того... померла. И зачем-то вывез меня в лес. Испугался, что посадят? Так ведь не виноват же. Я же сама ему в зад въехала. В общем, мутная история. А мне теперь выбираться из леса надо. И за то, что бросил меня здесь, в глуши умирать, я козла этого по судам затаскаю.

2

У Васусия в избе было натоплено и жарко. Если бы не обстоятельства, я бы, пожалуй, порадовалась, замерзла же за день. Но сейчас я готова была бежать на мороз даже без шубы, которую мужики-могильщики шустро стянули меня, едва войдя в избу. Я так растерялась, что почти не сопротивлялась, когда с меня сняли угги. Но когда принялись в четыре руки вытряхивать из одежды...

- А-а-а! - орала я изо всех сил, размахивая руками и ногами. Жаль, что я перестала драться с того памятного дня, когда в последний раз избила Серого за гаражами. Растеряла все навыки. И теперь лупила беспорядочно, не разбирая, куда именно попадают мои кулаки.

- Сударыня! - пыхтели мужики, пытаясь снять с меня теплый вязанный свитер, - да, успокойтесь вы. Мы вас не обидим...

Ага! Будем ласковыми и нежными! Я завизжала и в новой силой забилась в руках могильщиков. И они сломались. Решили, видать, приятное на потом оставить. Сунули меня в узкий, длинный и тесный ящик, название которого я даже про себя не хотела произносить. Я совсем недавно из такого выбралась. И теперь снова. Меня заперли снаружи и оставили в покое...

Я еще немного покричала, порыдала, побила пятками в крепкое дно гро... нет-нет-нет! Это просто ящик... шкаф... ну, был же такой у мамы в советском кухонном гарнитуре. Узкий. Длинный... Мама его гордо называла пенал... вот в пенал меня и заперли. А что не стоит он, а лежит, так это.... ну, может мода у староверов такая...

Слишком долго и сильно просить, чтоб меня открыли, я не стала. Тут в гр... пенале как-то спокойнее. Правда, есть хочется и жарко. Но уж лучше так, чем, снаружи с мужиками и Васусием. Хотя Васусия можно не считать. Уж больно стар.

А они были дома. Ходили по избе, о чем-то неразборчиво переговаривались. А потом запахло щами... и кашей...

- Эй! - заорала я не выдержав пытки. Ну, и черт с ними. Пусть ждет меня не самое приятное. Один раз, как говориться... Зато накормят. - выпустите меня! Я есть хочу!

И еще постучала пятками, чтоб точно услышали.

Услышали. Шаркающие шаги приближались. Васусий. Мужики-могильщики так тихо не ходят.

- Сударыня, - тихий дребезжащий голос Васусия заставил прекратить орать и стучать. Иначе я не слышала что он говорил, - простите, сударыня. Но уже ночь наступила. Не можем мы вас выпустить, простите. Потерпите до утра. Утром накормим вас, а Тит и Фрол до городу довезут на лошади... а то жених ваш, небось, заждался... не шумите, сударыня, мы вам вреда не причиним. И не стучите, а то кирка не выдержит и развалится. Старенькая уже. Бабка моя в ней, почитай, шестьдесят лет лежала... А больше у нас во всей деревне нет свободных.

Что?! Шестьдесят лет лежала?! Прямо здесь?! Черт возьми! Меня затошнило. Как хорошо, что я ела слишком давно. Права была народная мудрость: все, что ни делается, к лучшему...

Я брезгливо отодвинулась от стенок ящика, максимально, как смогла. И застыла, стараясь не шевелиться. И так уже стало казаться, что воняет мертвечиной, и червячки ко мне под одежду заползают и щекочут... щекочут... заразы.

Пока я переваривала информацию о мертвой бабке, которая в этом гр... пенале истлела, и на место которой я попала, в избе стихло. Заснули что ли? И меня здесь оставили?! Ну, уж нет!

- Эй, мужики, - заорала я, - выпустите меня. Обещаю, не буду сопротивляться.

А что? Мне уже терять нечего. Лучше пусть ночка веселая, чем тут... а завтра сбегу из деревни. Черт с ними, с трусами. Пусть подавятся...

- Эй! Мужики! Открывайте! Я согласна на ночь с вами! - прокричала я, надеясь разбудить Васусия и могильщиков. И уточнила, - но только по отдельности!

Ответом мне была тишина.

В конце-концов, измучив себя бесполезной борьбой и сорвав горло, я устала и нечаянно уснула.

Проснулась я поздно. За ночь все, что случилось вчера, стало не таким страшным. Не зря говорят, утро вечера мудренее. Гроб был открыт, а в доме снова пахло чем-то вкусным.

Первым делом осмотрела свое ночное пристанище. Все как по-настоящему, красная оббивка, черная окантовка... Но сейчас я видела, что это бы не гроб. Ну, не бывает в гробу отверстий для воздуха, и перина там явно не предусмотрена. А меня под попой именно она. Пуховая, мягкая. И подушка, хотя и плоская, но явно в гробу она не может быть в веселый цветочек. Да, и крышка у гроба не отдельная, а на ременных петлях.

Черт возьми, что за староверы это такие? Может считают себя потомками дракулы, поэтому и спят в гробах? Короче говоря, понятно, что ничего не понятно. Надо вставать и убираться из этой странной деревни, где живут дракуло-староверы. И домой, домой, домой... Дел-то полно. Меня же Ирка, наверное, уже потеряла вместе с трусами.

Вылезти из гроба у меня получилось не с первого раза. Хорошо, что сам он стоял не на табуреточках, а на низеньких полатях. В сантиметрах в десяти-пятнадцати над полом.

- Сударыня? - первым меня увидел Васусий, услышав шум, он появился из-за шторы, которая перегораживала избу посередине. И вот что странно в его глазах плескался страх. Просто дикий ужас. Как будто бы он боялся меня.

- Отвезите меня домой, в город, - хмуро ответила я, не пожелав доброго утра. Ибо добрым оно точно не было.

- Фрол и Тит за лошадью пошли, - пролепетал перепуганный Васусий, - молока будете?

Он протянул мне стакан молока, так сильно тряся рукой, что оно выплескивалось и капало на пол, белыми толстыми каплями.

- Спасибо, - буркнула я. Жрать хотелось так сильно, что желудок уже, кажется начал переваривать самого себя, отчего весь живот ныл и тянул, как будто бы я проглотила холодный камень. - А хлеб?

Васусий, с облегчением выдохнул и протянул мне круглую горбушку, которую держал в другой руке. В этот раз рука не тряслась. И, вообще, выглядеть он стал гораздо увереннее.

- Сударыня, - прокашлялся он, - а может каши?

«И каши, и мяса, и всего остального», - зарычал мой желудок, отвечая Васусию.

А я только кивнула. Занята была, грызла горбушку и запивала молоком.

3

В храме пахло воском и благовониями. Как будто бы в церкви засели индусы. Еще одна странность местной религии. А в остальном иконы по стенам, свечи перед ними... почти все, как дома. У меня даже сердце екнуло. Таким родным повеяло. Но тут к нам вышел священник в ярко-синем балахоне, как у тибетских монахов.

Если бы это был сон, то я бы решила, что насмотрелась накануне видео про мировые религии, вот мне мое воображение и выдало эту психоделическую картину.

- Приветствую вас, - сложив руки перед собой поклонился нам священник, - что привело тебя в храм, сын мой...

Меня святоша проигнорировал.

- Добрый вечер, - хотела я вежливо поздороваться, чтобы напомнить о своем существовании.

Но Фроли-или-Тит перебил меня, и забубнил густым басом быстро-быстро, словно боялся, что его остановят, одновременно часто кланяясь...

- Святоша, мы на тракте ее нашли. Слышали, что невеста с женихового обоза позавчерась сбежала с приданным. В тот же день вечером наткнулись на девицу. Ночь на заимке переночевали. Кирка-то у нас там хорошая, новая, мы с братом, как государем велено, в заимке держим и каждый год в храм возим. Кто бы знал то, что вот так пригодится может... а вот в деревне у нас все кирки заняты... вчерась у старосты гости понаехали, внучок у него народился, так что пришлось к Васусию, соседу нашему девицу определить. У него бабка недавно померла. Кирка осталась, да видать совсем плоха, как закат начался, так девицу демоны и одолели. Уж мы перепугались, святоша, всю ночь не спали. А она все кричала непотребства разные, даже повторить такое язык не повернется. Инкуб это был, думается... вот поэтому к вам привезли...

Святоша молча выслушал и только потом посмотрел на меня. Презрительно прищурившись, как будто бы я бомжиха на привокзальной площади.

- Вижу, сын мой, правы вы... девица эта ночь с инкубом провела... и теперь яйцо демоново у нее между ног забито...

- Свят-свят-свят, - зашептал Фрол-или-Тит и истово перекрестился, трижды.

- Только не невеста она сбежавшая, ту еще вчера приволокли и в монашки остригли. Вздумала она против родительской воли пойти, за другого замуж выйти. Поймали их, но цветок невинности они успели смять...

Я слушал разговор и понимала, что неадекватно расценила размеры задницы, в которую попала. Она была гораздо больше. И глубже. Кажется в этом мире место женщины было ниже плинтуса. И если я прямо сейчас не придумаю, какого черта я делала среди леса с баулом без мужика, то ждет меня участь этой бедной девушки. Ибо невинности моей уже лет десять не существует. А в монашки мне не хотелось. Совсем.

- Святоша, - рухнула я на колени и завыла. От боли, конечно, пол-то каменный, но зато правдоподобно получилось, - не невеста я... жена... муж мой помер недавно, мы с ним совсем мало пожили-то... а родственники его решили, что лишняя обуза им ни к чему, да из дома и выгнали. Хорошо одежду собрали, что с приданным мне досталась... и так уж плохо мне было, что хотела я согрешить и жизнь свою в лесу зимнем закончить... Да только Тит и Фрол не дали грех на душу взять спасли меня и к вам доставили! Одумалась я, святой отец! И теперь на милость вашу уповаю, не дайте вдове сгинуть без помощи божьей!

И зарыдать... навзрыд... чтоб натурально... Я захлебывалась рыданиями, стоя на коленях и думала, что во мне, кажется, еще не погибла великая актриса. И надеюсь, у них здесь, как и у нас в прошлом, вдовам позволено гораздо больше, чем девицам.

И святошу проняло. Он мягко улыбаясь, похлопал меня по плечу:

- Ну, что ты, дитя мое, я пока не святой отец, всего лишь святоша. - Ага, кажется я нечаянно хорошо подмазала лестью. - твое раскаяние радует Бога. Признайся дитя мое, была ли ты с инкубом этой ночью? Приходил ли демон душу и тело твое истязать?

Я завыла, в волосы вцепилась, будто бы скальп хочу с себя снять, а на самом деле прокручивала в голове варианты ответа.

Отвечу «нет», не поверит. Ибо Фрол-или-Тит уже сказал обратное, а святоша этот еще про яйцо какое-то демоново гундосил. Я тогда еще смешок еле сдержала. Так хотелось спросить, как же теперь бедолага-инкуб одним яйцом обходится.

А скажу «да», а вдруг на костер меня потащат за связь с демоном?

- О-о-о, святой отец, - завыла я снова, изображая какую-то полоумную старуху, - глупая я баба, знать не знаю, ведать не ведаю, что со мной приключилось ночью этой. То ли было, то ли во сне привиделось. То ли инкуб демонов был, то ли муж мой Ванечка. Предавалась я утехам, по слабости бабьей, святой отец!

Бинго! Святоша аж засиял и снова меня по плечику погладил:

- Ну, ничего-ничего, хорошо, что осознаешь ты глубину своего падения. Значит не успел демон душой твоей в полной мере овладеть. Только тело твое скверной наполнилось. Изгоним мы скверну из тела твоего, дитя. Помолимся...

Вот оно подходящее время! Я мысленно потерла ладошки и, на мгновение замолчав и сделав вид поиспуганней, заголосила снова:

- Горе мне, горе! Святой отец! Все молитвы позабыла я! Ни одной не помню, как и не было! Что же такое со мной случилось?! Что демон проклятый со мной сотворил?!

Святоша нахмурился, махнул Фролу-или-Титу, отпуская его. А когда тот ушел, склонился надо мной и спросил строго:

- Совсем ничего не помнишь?

Я все это время выла и раскачивалась, изображая рыдания, но ушки-то держала на макушке, наблюдая за всем происходящим из-под полуприкрытых век. И четко уловила, как изменился взгляд святоши.

Черт возьми, вот она, эта черта, которая определит мое будущее. И с одной стороны от нее - костер, в котором меня сожгут, если я не выкручусь...

- Совсем, - натурально всхлипнула я и перекрестилась, стараясь, чтобы это выглядело как привычный жест, - истинный крест, ничего не помню, святой отец!

Святоша моргнул и похлопал меня по плечу:

- Пойдем, дитя, изгоним из нутра твоего скверну...

Фу-ух! Я выдохнула и поднялась с колен. Костер прямо сейчас отменяется. Спасибо бабушке! Научила меня креститься.

4

В работный дом меня провожал мальчишка-послушник лет двенадцати, с пыхтением помогавший, или скорее мешавший, тащить мой баул с трусами.

- Эй, парень, - обратилась я к нему, - а ты знаешь почему женщины в кирках спят?

- Да, кто же не знает? - Пацан хмуро посмотрел на меня. Святоша велел ему разместить меня в работном доме и отвести на кухню. И это поручение мальцу почему-то не понравилось. - Ежели вас, женщин, в кирку не запирать на ночь, демоны в вас вселяются. У вас разум-то с булавочную головку, много места не занимает, а пустота притягательна для бесов. Потому и безделье вредно, - это явно было наставление старших, - пустое время тоже демонов приманивает.

Ну. ничего себе я мир выбрала для попадалова. Надо шустрее думать своей булавочной головкой, как выкручиваться буду из этой ситуации.

- А я спала сегодня без кирки и никто в меня не вселился, - спровоцировала я мальчишку на дальнейшие откровения. Кто мне еще расскажет о мире так, чтобы ничего не заподозрить? Только тот, кто уверен, что я дура только потому, что женщина. Что с дуры-то взять?

- Ты в храме спала, - презрительно фыркнул мальчишка, - да еще после Уда... а вчерась видели мы, как ты бесновалась, пока святоша молитву читал.

- Видели? - я даже остановилась от удивления, - через стены что ли?

- А кто по-твоему плоть и кровь (хлебцы и сок) приносил? - фыркнул мальчишка, - инкуб твой, что ли? - А пока я приходила в себя от такой новости, довольно добавил, - но ты быстро в себя пришла, тебе полкруга хватило. Вот другая, что вчера утром принесли, долго бесновалась. Святоша два круга молитв прочитал, пока демона изгнать получилось. А с леди Элеонорой святоша сегодня до утра возился. Даже нас спать отправил. Всю ночь сам, один, с демоном боролся. Очень уж демоны леди Элеонору любят. Почти каждую ночь вселяются...

Я расхохоталась... Вон оно что! У святоши, оказывается возлюбленная есть. Тогда не так уж и обидно, что уд у него не поднялся.

Работный дом оказался совсем рядом, в одной из пристроек к храму с обратной стороны от фасада. Две небольшие комнаты: одна для мужчин, вторая для женщин. Грязища была страшная, а вонь стояла такая, я еле дышала, хотя уже привыкла к запахам города.

В мужской комнате рядами стояли низкие топчаны-приступочки, такие же, как в храме, только узкие. А в женской — кирки. Ну, ведь гробы и гробы. Крест на крышке... Только многоразовые. И вид у них такой был, как будто бы их по сто раз закапывали и раскапывали. Я в такой под страхом смерти не лягу.

- Баб Паш, - заорал мальчишка во все горло, - я вам новенькую привел! Святоша велел место выделить и на кухню определить.

- Что орешь, неслух, - раздался голос в пустой комнате, - чай не глухая.

И из гроба, стоящего прямо с краю поднялась старуха. Я от неожиданности взвизгнула и отпрыгнула, натолкнувшись спиной на свой собственный баул.

Мальчишка расхохотался и развернувшись на пятке усвистал обратно в храм. Как и не было. Только ошметки снега от его валенок остались на полу, покрытом грязной, вонючей соломой.

Мать моя женщина! Я не хочу здесь жить!

Бабка внимательно оглядела меня с ног до головы, недовольно хмыкнув.

- Как звать-то тебя?

- Василиса, - ответила я. И решительно шагнула вперед. Хочу — не хочу, а больше мне жить негде. - Здесь есть кладовка, которая на ключ запирается, чтобы мои вещи убрать?

- Из благородных что ли? - проигнорировала бабка мой вопрос.

- Из купеческих, - ответила я и повторила свой вопрос настойчивее.

Бабка покосилась на меня недовольно, но кивнула. Кряхтя выбралась из гроба, и махнув мне рукой, привела меня к крошечному чуланчику, в котором лежал разный непонятный хлам.

- Вот, - кивнула она, - можешь сюда свое барахло положить.

- А это что за мусор? - спросила я, кивнув на кучи, лежащие в углах кладовки. Оно бы, конечно, все равно, но уж больно сильно мышами пахло. Как бы твари мои трусы не погрызли, тогда плакали мои мечта о богатой и беспечной жизни.

- Чегой-то мусор? - фыркнула бабка, - у каждого свое добро. Так клади, или закрываю я?

Положила. А чего думать-то? Мыши погрызут или нет — еще неизвестно. А вот если оставить мой баул без присмотра, то сопрут, как пить дать. Не верю я, что жители ночлежки, а больше всего это было похоже именно для ночлежку для бомжей, обойдут вниманием содержимое моего баула. Я и бабке-то не доверяю и буду следить за этой дверкой, как коршун.

- А теперь, покажи кирку мою, - велела я бабке, - и крикни кому-нибудь, чтоб ведро воды принесли, мыло, тряпки и нож.

Хотела я хотя бы немного почистить свое будущее спальное место. А то тут, наверное, и насекомые водятся. У меня от одной мысли все зачесалось.

- Ишь раскудахталась, - бабка смотрела на меня с классовой ненавистью, - ты тут не купчиха, а тварь приблудная, аки все остальные. И что старшие скажут, то и делать будешь. Вечером придешь, где свободно там и ляжешь. И ежели воды надобно, - она кивнула в угол, - вона ведро. А колодец на площади... Заодно бочку наполни и горшки ночные опорожни.

И я так четко уловила, что бабка прямо сейчас указала мне на место в иерархии работного дома. В самом низу. Оставлять такой выпад без ответа было нельзя. Один раз пойду на поводу, и так и буду всю жизнь горшки за всеми выносить. Не дадут мне выше подняться.

А бабка Паша, судя по всему, здесь самая главная. Так что если справлюсь с ней, значит справлюсь и с остальными.

Главное вспомнить свои навыки детской дворовой жизни и забыть о гуманности и милосердии... на время.

Шагнуть вперед, взять бабку за грудки, приподнять, прижимая к стенке, над полом и как следует встряхнуть у меня получилось на голых инстинктах. Стоило всего лишь позволить своей ярости творить то, что она пожелает.

- Я сказала, вели кому-нибудь воды принести, мыло, тряпки и нож. Я тут с вами церемонии разводить не буду. Надо, так и приложить могу как следует. Все ясно? - Я еще раз встряхнула бабку...

5

Встала я злая. Не выспалась же. Но это оказалось мне на руку. Все, кто попадался мне на глаза, старались мгновенно слинять, словно чувствовали, что у меня в душе готовится к извержению огромный вулкан.

- Итак, граждане бомжики, - я, стоя в дверях кухни, хмуро обвела желающих пожрать, - завтрака сегодня не будет.

На мгновение все застыли, ошарашенные моим известием. За спиной недоуменно пискнула Белава. Я даже удивилась, что она так может. Я-то думала, она сейчас будет орать. Бабка Паша открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла, так и не решившись. А вот какая-то дура не догадалась, что лучше молчать:

- Да, что вы ее снова слушаете! Да, кто она такая! Сама граждана бомжика! - тетка, обмотанная грязными тряпками так, что торчал только один нос, визгливо орала. Все остальные пока осторожничали, но на многих лицах я прочитала согласие со словами этой тетки. - Еду нам храм дает, а не эта, - она презрительно скривилась, - купчиха!

Три шага, толпа расступилась, пропуская меня к кричащей бабе. Я ее даже пальцем трогать не стала, только посмотрела снизу вверх, выпуская всю свою ярость, все свое недовольство идиотской ситуаций с попадаловом в темные времена.

И бабка замолчала... отступила на шаг и заткнулась.

А я обвела свирепым взглядом толпу, неосознанно, сделавшую шаг назад. Слажено, как единый организм.

- Еще у кого-то есть возражения?! Нет?! Вот и отлично. Итак, граждане бомжики, я вчера сказала, что за еду вы будете наводить чистоту в работном доме и на кухне? Сказала. Поэтому сейчас мне нужно десять человек, которые весь день будут чистить и мыть там, где я укажу. Эти люди получат и завтрак, и ужин. Кто желает?

Как я и предполагала, на работы никто не вызвался. Я усмехнулась:

- Баб Паш, назначь дежурных.

- Кого? - недоуменно отозвалась бабка.

- Дежурных, - повторила я, - тех кто будет чистить и мыть. Их должно быть столько, сколько у тебя пальцев на двух руках.

Бабка понимающе кивнула и, загибая пальцы, назвала десяток имен.

- Белава, выдай им завтрак, - распорядилась я, и довольная десятка прошмыгнула мне за спину, вытаскивая на ходу миски. Здесь у каждого была своя посудина для еды.

– А мы? - прогудел Хром. Тот самый, что пытался выступать вчера.

- А вы сейчас будете мыть кирки и спальни, как вчера, - я улыбнулась. Как обычно ярость быстро улеглась и мое настроение стало почти умиротворенным, - а потом завтрак.

- Так вчерась же мыли?! - открыл рот Хром, но на него тут же зашикали. А моя злость приподняла голову и посмотрела на стушевавшегося бомжика. - Ну, надо так надо... на свежей соломе спать-то приятнее...

Когда кирки выволокли на улицу, я позвала всех и показала, какими они должны получиться в итоге. Вчера-то в темноте мыли, и хотя они явно стали чище, до идеала было слишком далеко. Так что будут драить пока не отмоют. Заодно и руки станут чище. Перед едой.

Мы только начали отмывать спальни, как из храма выбежал встревоженный святоша. А за ним семенила та самая бомжиха, что возмущалась моим самоуправством, и что-то говорила прямо на бегу. Настучала уже, гадина.

Все жители работного дома застыли с тряпками с скребками в руках, глядя на приближающуюся процессию.

Я вышла вперед. Что же... я все затеяла, мне и отвечать. Да и про банный день узнать надо, и сменную, вернее хоть какую-нибудь, одежду бомжикам надо выбить. А то толку мыться-то и обратно в тряпье вонючее одеваться. Ненавижу вонь.

Святоша тоже не дурак, прямиком ко мне направился, сверкая глазками. Красивые они у него все же, черные, как самая темная ночь.

- Что здесь происходит? - Спросил он, от негодования забыв свое извечное «дитя мое».

- ПХД, - хмуро ответила я, чувствуя непреодолимое желание треснуть бабу-ябеду по ее бестолковой голове. Или хотя бы сказать ей, что она непроходимая дура.

- ПХД? - переспросил святоша, - Что это такое?

- Парково-хозяйственный день, - расшифровала я аббревиатуру, - уборка прилегающей территории.

- Уборка, - снова переспросил святоша и оглядел двор и бомжиков с тряпками, которые замерли с надеждой смотрели на избавителя, - но почему ты не даешь людям еду?

- Потом что эти люди тупы и ленивы, - злилась я сильнее, - и, получив еду, сразу разбегутся по помойкам. И заставить их убираться можно только до завтрака, а не после.

- Но так нельзя! Господь Бог против такого! Каждый человек имеет право жить так, как хочет! - святоша был полон праведного гнева. А вот меня его слова рассмешили.

- Сказал святоша, - фыркнула я, - который каждый вечер запирает несчастных женщин в ящики.

- Что? - не понял меня святоша, - Белава немедленно выдай всем завтрак.

Народ тут же встрепенулся и бросив крики посреди двора потянулся к кухне.

– А кирки вы сами заносить будете? - мне было смешно. До горечи. Хотелось затопать и заорать, что меня достал этот идиотский мир, что я хочу обратно. Если бы я умела плакать, то разрыдалась бы и повисла на святоше, требуя утешения. Но первый и последний раз я ревела в тринадцать лет, у Ирки.

- Белава подожди, - святоша задумался. Посмотрел вокруг на наполовину чистые крики, на меня, на бомжиков. Я видела, как в его голове мечется только что снизошедшее на него понимание, если бомжикам прямо сейчас дать завтрак, то они даже не подумают о том, чтобы занести кирки в спальни. Или вынести оттуда ведра с водой. Они простой уйдут на паперть, бросив все как есть. - Пусть закончат уборку, потом дашь им еду.

- Святоша, - ахнула ябеда, - но как же так?! Это же против воли Божьей!

- Ну, что ты, - улыбнулась я, и поддержала тетку за локоток. Со стороны смотрелось вполне невинно, но я сжала пальцы так, что тетка зашипела, - тебя же никто не заставляет. Не хочешь мыть кирку, можешь просто уйти, - я мило улыбалась, - без завтрака.

- Я Божий человек! - вскинула эта идиотка голову, гордясь собой.

- Верена, - вздохнул святоша, - мы здесь все Божьи дети. И ты, и Василиса, и я. И я тоже имею право жить так, как хочу. А я хочу жить тихо, мирно и без скандалов. Поэтому сначала наведите здесь порядок, а потом получите завтрак. Если же кого это не устраивает, то я при храме никого не держу, можете идти на все четыре стороны.

6

Столовой в работном доме не было, и получив еду, бомжики разбрелись по двору, примостившись, кто где смог. А с учетом того, во что мы превратили двор, разливая грязную воду и мусор... да... срочно нужно сколотить столы и скамейки. Не дело это, когда люди едят сидя на земле.

Но пока у меня другая задача. Нужно решить вопрос с одеждой для бомжиков, и с продажей моих трусов. Я же не собираюсь жить здесь вечно!

Вообще, за ночь у меня в голове сложился примерный бизнес-план. Трусов у меня, конечно, много, но продавать их сразу и за дешево все же будет недальновидно. Таких трусов еще несколько веков не будет. А значит стоить они должны как моя почка. А то и дороже. Почек в этом мире полно, а трусов всего шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть.

И это наводит на мысль, что продавать свой товар я должна тем, кто может заплатит за пару небольшое состояние, то есть аристократам.

Поэтому я расспросила святошу, где в городе находятся самые дорогие лавочки, и где самые дешевые. Потому что образцы своего товара я понесу в первые, а за одеждой для бомжиков пойду во вторые.

Храм находился в самом центре города и до Торговой площади, где располагались самые престижные магазины, было рукой подать. Я тщательно подготовилась. Умылась, почистила шубку, угги, отряхнула юбку, захватила упаковку трусов и отправилась покорять местный бомонд.

Повезло мне не сразу. Нет, меня не выгоняли, хотя, конечно, никто ко мне не бежал, роняя тапки, просто в первых дух продавали ткани и шили верхнее платье. А мне нужны были белошвейки. Когда увидела какое здесь оно, это самое готовое платье, сразу пришло на ум это старинное слово. А еще корсет, кринолин, оборки, рюши, фижмы и даже, прости Господи, турнюр...

Да, в этом мире аристократки носили на себе тонны лишней ткани и металла, чтобы выглядеть, как квадратно-гнездовая невеста... ну, они же здесь все были крупные, я о своими габаритами как-то терялась на их фоне. И вот это великолепие запихивали в платье, до края которого дама была не в состоянии дотянуться сама.

Я одну такую встретила. Она застряла в двери какой-то лавки, и ее теперь тянули наружу, как репку. Кучер за служанку, служанка за даму, тянут-потянут, вытянуть не могут. И позвал кучер Ваську...

Не отказала. Любопытно же! Васька за кучера, кучер за служанку, служанка за даму, тянут-потянут и вытянули репку! Вместе с двумя девушками-портнихами, которые ее изнутри выпихивали.

Дама царственно всем кивнула и, с помощью кучера и служанки, утолкалась вместе с платьем в карету. Удивительно, а карета казалась такой небольшой... наверное, игра в репку здесь привычное явление.

- Спасибо, сударыня, - прогудел кучер и сунул мне в руку монетку. Небольшую, с ноготок, и с замысловатыми кракозябрами на обеих сторонах.

Я рассмеялась. Вот, Васька, твои первые заработанные в этом мире деньги. Надо сохранить, как неразменный пятак. Буду потом внукам своим показывать, с чего мое богатство началось.

К белошвейкам я зашла с улыбкой. Две девицы за стойкой, мельком взглянули на меня, но даже не прервали работы. Они что-то шили при тусклом свете накрытой стеклянным колпаком свечи.

- Добрый день, сударыни, - радостно поприветствовала я продавцов, мне нужно было завоевать их расположение, - будьте так добры, пригласите сюда хозяйку.

Девицы переглянулись.

- Сударыню Летицию? - Удивленно спросили они, а у меня екнуло сердце. А вдруг здесь не хозяйка, а хозяин? Но я, не переставая улыбаться, кивнула. - А вы от кого? У нас сегодня нет готовых заказов... если вы от графини, то ее заказ будет готов только завтра...

- Нет, - я улыбнулась еще шире, у меня щеки заболели, - я не от графини. Я купчиха. Мой отец привез из дальних стран кое-что невиданное, и в знак уважения к талантам сударыни Летиции, я хотела предложить это, - я вытащила из под полы пакет с трусами, - именно ей...

Девицы дружно опустили носы, разглядывая шикарные слипы, с кружевными вставками, одной из известных фирм.

- Что это? - одна девица осторожно ткнула пальцем в в упаковку и мгновенно одернула руку, услышав шуршание.

- Позовите сударыню Летицию, и я вам все расскажу и покажу, - засияла я пуще прежнего.

- Сударыня Летиция занята, - поджала губы вторая девица. Ее мой пакет не впечатлил совсем.

- Фрось, - прошептала первая, - но интересно же...

Фрося недовольно взглянула на товарку, но промолчала и принялась остервенело тыкать иглой в тряпку.

- Сударыня Летиция, - вторая девица, довольно пискнув, слетела со стула и умчалась внутрь лавки, крича так громко, что мы ее слышали, - сударыня Летиция! Там купчиха! Что-то интересное принесла! - Пауза обозначала, видимо ответ хозяйки. - Да! Красивое! Я такое еще никогда не видела!

Я потерла лапки, мое белье понравилось. И это прекрасно. Именно отсюда и начнется мое восхождение на вершину славы.

Сударыня Летиция оказалась неожиданно молодой, лет двадцати пяти, женщиной. Она вплыла в лавку и уставилась на меня вопросительно. Вот ведь, выругалась я про себя, какая заносчивая фифа, даже не поздоровалась. Но ничего, скоро она будет есть с моих рук и заискивающе заглядывать в глаза. И представив эту картину, я расплылась в улыбке:

- Сударыня Летиция, слава о ваших талантах дошла и до наших мест. И я решила первым делом зайти к вам, чтобы показать невиданные трусики, которые мой отец привез из заморских стран. Они просто великолепны, - я шустро развернула пакет и вытащила трусы наружу под дружный вздох безымянной девицы и Летиции...

- Сколько вы них хотите? - голос хозяйки оказался очень низким и глубоким. С таким голосом надо на сцене петь, а не белье шить.

Если бы я знала! Нет, я конечно, могла бы спросить про деньги у святоши или у бомжиков. Но последние вряд ли смогли бы мне помочь, а святоше тогда сразу же можно было бы рассказать, что я попаданка из другого мира и попросить меня сжечь. Что это за купчиха, которая не разбирается в деньгах? Поэтому я собиралась немного схитрить...

7

Вернувшись в храм, я первым делом нашла святошу. Он как раз наслаждался тишиной и спокойствием на крыльце храма. Тянуть кота за хвост я не стала, все как на духу выдала. Умолчала, правда, о своих личных доходах и о том, что купец, в лавку которого меня святоша отправил, ночным хмырем оказался. И как бы одежда в его лавке не оказалась снятой с убитых и ограбленных...

Но тут ведь как? Меньше болтаешь, дольше живешь.

- Почти четыре фурта?! - святоша пришел в изумление, - дитя мое, это слишком много! Храм за весь месяц столько на работный дом не тратит.

Хм, пять фуртов полученных за пакет, стали греть карман гораздо сильнее. Но святоше я сказала совсем другое.

- Это всего лишь четыре фурта, святоша! Бомжики отработают. Заставим их двор убирать, снег чистить...

- Отработают?! - Святоша явно нервничал. - да где же они тут, - он обвел взмахом руки храмовый двор, - все работать-то будут?!

- Почему только здесь? - Тоном змея искусителя спросила я, - во всем городе. Сейчас подвода не по каждой улице проедет, снегом все заметено. А еще вы посмотрите, какой у нас грязный город! Горшки выливают прямо на улицу, И все это так и лежит на снегу и воняет. А наши бомжики наведут чистоту, почистят снег на дорогах, поставят мусорные бочки (*бачков в том мире не было), чтоб народ горшки туда выливал, и каждое утро будут объезжать, бочки с отходами вывозить, а чистые ставить. И будет в Летинске красиво, свежо, уютно. И все благодаря храму, святоша. благодаря вам!

Святоша завороженно слушал и морщины на его лице разглаживались, становились мягче. Ему явно нравилась нарисованная мной картина...

- А горожане будут платить нам за эту работу...

- Нет! - сорвалась с крючка рыбка, - Храм не может брать плату, храм должен жить на подаяния, дитя мое.

- Ну, - улыбнулась я, - давайте я буду брать плату с людей. А потом жертвовать храму? А себе за услуги, скажем, десятую часть заберу.

Святоша почесал затылок, подумал...

- Купчиха, - фыркнул он на меня. И добавил, - договорились. Но только потому, что дело это для всех жителей города во благо!

- Конечно-конечно, - кивнула я. - Только бомжикам одежду надо справить. Если честной народ наших бродяг с лопатой на улице встретит, то лопату отберет. Решит, что тот ее украл.

Святоша взглянул на меня недовольно, но кивнул.

- И лопаты, - поспешно добавила я.

Он промолчал, разглядывая падающие с неба снежинки. Кажется, этой ночью будет метель. Это хорошо. Всю грязь в храмовом дворе засыплет. А то смотреть тошно. Зато в спальнях пахнет чистотой и свежей соломой.

Мы еще немного постояли на крылечке. Не знаю, о чем думал святоша, а я-то монетки уже в уме подсчитывала. Это с каждого фурта мне два шилга полагается. Да я за такие деньги каждого горожанина лично навещу. Я тут уже узнала тишком, за три-четыре фурта можно дом в деревне купить. А за пятьдесят - лавку с домом в центре Летинска.

Пятьдесят фуртов — это десять пакетов. Но нельзя их сразу все вываливать, цена упадет. Так что пока поживу в храме. Тем более, чтобы купить лавку и заправлять там всем, нужно еще с киркой вопрос решить. Выходит замуж только для того, чтобы было кому тебя в гробу запереть? А оно мне надо?

Остаток дня мы со святошей планировали наше совместное клининговое предприятие. А чего тянуть-то? Завтра как раз город снегом завалит, самое время помощь предложить.

В общем, решили, что утром пойдем в ратушу к Главе, так здесь мэрия и мэр назывались, и договоримся, что наш работный дом в моем лице будет оказывать городу услугу по уборке снега. Проблема это для города давняя, после каждого снегопада крики и скандалы начинаются, кто и где должен снег этот убирать... А тут мы, все такие хорошие, храмовые бомжики. Наведем чистоту и порядок на радость людям.

За день меня так ушатало, что я даже в гроб легла без возражений. Уже было все равно где спать: на кровати, в гробу или, сидя на трехногой табуретке, в кабинете святоши. Ага, был тут и такой. Причем, я полагаю, раньше это была спальня... ну, или келья, так вроде называют в храме спальни для монахов. Об этом явно говорило наличие неизменной приступочки. Только здесь она была покрыта тонкой серой тканью.

Стол занимал большую часть свободного пространства. Не особенно большой, примерно как привычный письменный стол школьника. И по стенам были развешаны полки, заваленные какими-то свитками.

Парочка таких свитков лежали и на столе. Я их даже незаметно ногтем поскребла. Интересно же. Мне показалось, что это кожа... Я, конечно, не знаток истории, но скорее всего, это и есть пергамент. Его же как раз, мне помнится, делали из кожи. А значит, в моем дремучем настоящем нет даже бумаги. Не удивительно, что полипропиленовый пакет приняли за изумительно тонкое и прозрачное стекло. Дикари...

Эх, жаль я не знаю, как делать бумагу. Озолотилась бы.

Утром, распределив желающих поесть бомжиков на работы, пришлось раздать пару затрещин особо недовольным, я схватила за подол рясы святошу, не вовремя начавшего сомневаться в необходимости перемен, и потащила его в ратушу. Снега навалило почти по колено. Я шла и радовалась, представляя, как обрадуется мэр, то есть Глава, порыву нашего трудового энтузиазма.

Хорошо, ратуша была в двух шагах от храма, потому что этот святоша недоделанный, сам не лучше наших бомжиков нищим оказался. У него даже тулупа не было! Ибо «дух и тело лишениями закалять надо» и, вообще, излишества — зло.

Ну, не дурень, а? Разве же тулуп из овчины это излишество? Не зря говорят, в наших широтах шуба — это не роскошь, а средство выживания. А если простынет? Заболеет и умрет? Где я потом себе такого лояльного святошу найду? Решила взять над ним шефство. Для собственной безопасности.

Глава был, как водится, страшно занят, о чем нам сообщил секретарь. Его здесь называли писарем. Молодой парнишка, лет двадцати не больше. Как и все в этом мире, огромный, плечистый, с ручищами, в которых перо гусиное казалось особенно хрупким. Ему с его габаритами лучше подошло бы перо от страуса.

8

После мэрии мы вернулись в храм за тулупом для святоши. Лавка ночного хмыря слишком далеко от центра, чтобы идти туда в тонкой, пусть и шерстяной рясе.

Святоша, конечно ворчал, что он привычный и не замерзнет, но все равно шел за мной.

Ага. Привычный. А то я не вижу, что ему холодно?

В храме я повела его прямо на кухню. Там у Белавы и отвар горячий есть, и мед, и тулуп. Не знаю чей, но я видела. Висел. Большой. Святоше должен подойти.

За эти пару дней дежурные бомжики, которых назначала бабка Паша, привели кухню в более-менее приличный вид. До идеальной чистоты, конечно, далеко, но хотя бы есть храмовую кашу можно было не брезгуя.

- Белава, - закричала я, впихивая замерзшего святошу в кухню, - завари калины святоше, а то он без тулупа ходит. Так что пока возьмем тот, что у тебя в подсобке висит...

- Васька, - Белава оторвалась от квашни с тестом, - у тебя сегодня помощнички ленивые. Все утро вдесятером одну кладовую отмывают, - нажаловалась она, - Лелька, сделай святоше калину с медом. Мед возьми липовый, белый, он на верхней полке стоит. И смотри сама не жри, а то космы-то выдеру! - проорала она зычным голосом, и кухарчата засуетились...

- Сидите здесь, - кивнула я растерявшемуся святоше. Да, это вам не экзальтированные дамочки, что на Большой Уд в храм приволоклись, на святошу поглазеть, а то и потрогать, как леди Элеонора. Такие бабы, как Белава сами какого хочешь демона в бараний рог скрутят и в кирку запихнут.

Оставила я святошу лечиться от возможной простуды, а сама пошла порядок наводить, бомжиков к труду приучать. Чую, лоботрясы эти весь день пробездельничали, поэтому и не отмыли ничего.

Так и было. Когда я заглянула в кладовую, довольные, счастливые бомжики мирно дрыхли, забыв про уборку. Неужели думали, что я это просто так оставлю? Тем более, когда это мои будущие работники. Да, если я их кухню не смогу заставить отмывать, то бочки мусорные чистить точно никто не полезет...

Хорошо, что я кочергу с собой захватила, как знала, что пригодится. Аж вспотела вся, пока объясняла, как труд из обезьяны человека сделал. Даже кочерга погнулась... Когда я уходила перепуганные и послушные сотрудники средневекового клининга дружно возили тряпками по полу...

На кухне меня ждала белая, как простыня, Белава и сверкающий глазами от недовольства святоша.

- Эй, - спросила я недоуменно, ставя согнутую дугой кочергу, - вы чего так смотрите на меня?! Что случилось?

- Такое отношение к людям неприемлемо! - святоша зашипел на меня, а с грохотом поставил кружку на стол и вскочил, - я не желаю иметь с вами никаких дел! Все наши соглашения отменяются! И вам лучше уйти из работного дома. Завтра же! - выпалил он и сбежал.

- Белава, - я просто обалдела от ситуации, - чего это он?

- Ох, Васька, - всхлипнула кухарка, - не надо же было бить бомжиков... люди же все же... не по-божески это... Ну, покричала бы, оплеухи раздала... Но кочергой...

- Э-э-э. - протянула я. Покосилась на кочергу и расхохоталась. - Белава, как ты могла про меня такое подумать-то? Я всего лишь расколотила старую бочку. Но это было впечатляюще... Вот все и прониклись. Теперь работают.

- Бочку? - Я кивнула. Ну, я, правда, предупредила, что в следующий раз вместо бочки их спины будут, но это всем знать не обязательно. - Тогда тебе стоит рассказать об этом святоше, - вздохнула Белава, - он-то подумал точно так же, как я. Как мы все...

Вот же черт!

Схватила тулуп и побежала в храм. У меня завтра по плану банный день. А до этого нужно еще одежду постирать и высушить. Мало ли с кого их хмырь ночной снял. И как не вовремя это недоразумение случилось.

- Святоша, можно? - постучала я об косяк у входа в часовню. Мне мальчишки-послушники уже рассказали, что именно туда святоша отправился грехи мои замаливать. - Вы все не так поняли...

- Дитя мое, - святоша выслушал объяснения и произнес с печалью в голосе, - тебе все равно стоит подумать о замужестве. Ты вносишь слишком много суматохи в жизнь храма. И в монастырь я тебя отправить не могу, ты не годишься для служения Богу. Ты слишком неугомонная... только замуж...

Эх, святоша-святоша... да я бы прямо сейчас... впервые в жизни замуж хочу. Только бы позвал меня туда Светозар.

До лавки ночного хмыря, притворявшегося купцом, мы добрались без приключений. Если не считать, что я пару раз теряла в сугробах свои угги. И приходилось нырять в сугроб, чтобы их достать.

Святоша молча ждал, одетый в тулуп. И если сначала выглядел при этом недовольным, то потом тепло и уют овчины ему начали нравится. И он непроизвольно начал кутаться в нее, пряча лицо в воротник, а руки в рукава. То-то же! А то «не надо, мне не холодно»... угу, наша русская зима... тут я даже остановилась. Интересно, а какая здесь зима-то? И опять ничего не спросишь! Вот же, черт! Купчиха и не знает в каком царстве-государстве живет? Нет, уж... как-нибудь сама разберусь. Или книгу, то есть свиток какой попрошу прочитать. У святоши-то из вон сколько в кабинете. Уж точно должно быть что-то по географии.

Хмырь, увидев меня, одновременно нахмурился и заулыбался:

- Сударыня, вы же ж с утра обещались прийти, - недовольно высказал он, но при этом шустро принялся выносить тюки с одеждой, радуясь, что я не обманула. Для него эта покупка была очень крупной.

- Я же сказала, что приду, - я принялась развязывать узлы, чтобы все пересчитать.

- Ты мне не доверяешь? - вскинулся ночной хмырь.

- Я даже самой себе не доверяю, - ответила я, - а уж кому-то другому тем более...

- Людям надо верить, дитя мое, - встрял святоша, - почтенный купец не станет нас обманывать, это не по-божески...

- Свят...святоша? - ахнул детина... И побледнел, отступая на шаг назад, во тьму лавки...

- Да, дитя мое, - ответил ему святоша, - это я... господь Бог благодарен тебе за помощь храму и божьим людям...

Ночной хмырь сдавленно пискнул, побледнел еще больше и рухнул на колени протягивая руки к святоше.

9

Шли дни. Обстановка в работном доме совсем изменилась. Бомжики привыкли к чистоте в спальнях, к дежурствам и регулярным уборкам. Уже не нужно было силком тащить их в баню, банный день стал самым любимым, потому что был еще и выходным.

Мы сколотили во дворе столы и скамейки, закрыв их навесом, и теперь неспешно трапезничали, по утрам обсуждая объем предстоящих работ, а вечером подводя итоги.

Не обошлось, конечно, без проблем. Несколько раз бомжики пропивали выданную им одежду, возвращаясь в работный дом в ужасном тряпье, подобранном неизвестно где. Нам пришлось закупить небольшой запас на такой случай и выдавать новую одежду. Хотя я, конечно, была против.

Случалось у нас и драки, и скандалы, и горожане приходили жаловаться на вороватых дворников. Несколько человек не выдержали новшеств и уехали с оказией в соседний город, где работный дом при храме все еще жил по старым порядкам. Вместо них пришли новенькие. Но вели они себя уже гораздо спокойнее, принимая наши правила.

А мы со святошей оба понимали, наш успех — это наше общее достижение. По отдельности у нас не получилось бы ничего, потому что я была кнутом, а святоша — пряником.

Я даже научила его игре в доброго и злого купца. И мы очень быстро доводили до искреннего раскаяния самых упертых мужиков и самых упрямых баб.

В остальном дела тоже шли неплохо. Город с нашей помощью преобразился. Теперь, въезжая в город, никто не рыгал у ворот от невыносимой вони.

Бомжики убирали и чистили улицы каждый день, расставили бочки для мусора, и горожане, не без помощи главы, быстро привыкли выбрасывать отходы и выливать горшки не в окно, а в бочки. Глава просто ввел огромные штрафы за такое правонарушение, и хорошенько пополнил казну города.

Мы все втроем: я, святоша и Светозар, решили, что пока не стоит вводить плату за уборку, пусть горожане привыкнут к чистоте. Наоборот, горожане, которые добросовестно относили помои в бочку, раз в месяц получали от нас подарок — пирог из храмовой кухни.

Снежный городок с горкой и катком очень быстро стал излюбленным местом для прогулки у всех горожан. Мы прямо у ворот храма установили огромные котлы, в которых был всегда горячий взвар. К пирогам мы давали его бесплатно.

Белавины пироги шли на ура. Покупали их не только, чтобы перекусить и согреться на морозе, но и на вынос. Через пару недель работный дом уже вышел на самоокупаемость по кухне, а недавно мы смогли позволить себе не только завтрак и ужин, но и обед.

Мои личное финансовое состояние тоже стало лучше. Пакеты, которые с моей нелегкой руки стали называть трусиками, мгновенно стали популярными среди знати. Я продала еще пять госпоже Летиции, она снабдила ими самые богатые семьи Летинска, в том числе и семью Главы.

Марьюшка, рассказывала мне о трусиках, захлебываясь от восторга, хотя ей довелось всего лишь прикоснуться к столь дорогому аксессуару, который захапала себе первая жена Светозара.

Когда я узнала, сколько заплатил Светозар за пакет, немного расстроилась. Но с другой стороны Летиция установила такую высокую цену за мой товар, что теперь я смело буду просить у заезжих купцов не меньше пятнадцати фуртов. А здесь в городе трусики больше уже никому не нужны.

Фурты, полученные за трусики, я припрятала. Потратила совсем немного, купила себе красивое платье, бусы, как обещала проснувшейся во мне женщине, и еще повседневный наряд зажиточной горожанки. Решила что трепать вещи из будущего лишний раз не стоит. Когда-нибудь они мне пригодятся.

В общем-то жизнь наладилась. Я была всем довольна... почти...

Во-первых, меня очень тяготила необходимость проводить ночи запертой в деревянном ящике.

И, во-вторых, я так и не придумала, как привить местным любовь к трусам... то есть слипам. Я даже поделилась своим сокровищем с Белавой и Марьюшкой, но обе женщины так и не поняли прелесть такого белья, сколько я их не убеждала. Только ныли что натирает им, и горшком пользоваться неудобно.

А на днях Марьюшка притащилась ко мне с брошью, цветы на которой были сделаны из кружев, срезанный с трусов. И это меня убило окончательно, впервые в жизни вогнало в депрессию.

- Дитя мое, что с тобой происходит? Почему ты такая печальная в последние дни? - Мы обсуждали сегодняшнюю встречу с главой у святоши в келье. Той самой, которую я ошибочно приняла за кабинет. Под моим тлетворным влиянием, обстановка здесь изменилась. Теперь святоша спал на нормальной постели, на полу поверх соломы появились коврики, которые наши девочки-бомжики навертели из стиранных тряпок, бывших когда-то их одеждой. И от этого в келье стало намного уютнее и теплее.

- Ничего, святоша, - растянула я губы в подобии улыбки, - все хорошо...

- Все о Светозаре думаешь, дитя мое? Жалеешь, что не вышло у вас счастья семейного?

Я только головой помотала. О Светозаре я не думала с того самого момента, как оказалось, что у него четыре жены. Как отрезало. И даже красота его и обаяние на меня перестали действовать.

А вот мое на него еще влияло. И я беззастенчиво им пользовалась для достижения своих целей. А что? Легкий флирт укрепляет деловые отношения. Жаль, что женщина во мне проснулась только в этом мире. Я бы и там, дома, не постеснялась бы нужному человеку улыбнуться обольстительно. Только не умела.

- Василиса, - святоша вышел из-за стола и присел на край постели, стул-то для посетителей в кабинете был один, - я же вижу, что терзает демон душу твою. Надо тебе Малый Уд пройти, демонов из души изгнать.

- Да, как же они попали-то в меня? - усмехнулась я, - если вы сами меня каждую ночь в ящик запираете..

- Демоны, дитя мое, и днем вокруг людей рыщут. Только меньше их, и слабые они. Но в тело женское все равно проникают, и душу терзают на клочки раздирая.

- Святоша, - мне стало любопытно, - а почему мужчин эти демоны не терзают? Не поверю, что у вас никогда душа не болит. Но в кирку вы спать не лезете.