Ночной хозяин

Глава 1. Ex officio

Глава 1. Ex officio[1]

1

Оттавио ар Стрегон приближался к месту своего назначения. Жирная грязь под конскими копытами чавкала. Проклятая скотина, как назло, постоянно спотыкалась. Сапоги всадника окатила очередная волна черной липкой жижи. Оттавио глухо выругался, помянув Владык, духов, их нематериальных прародителей в пятом колене, и сдал на обочину.

Грунтовка, по-осеннему грязная и раскисшая, петляла по редколесью графства Вальде, повторяя изгибы местности, обходя овраги и кружа вдоль подножия невысоких холмов, которыми изобиловала эта унылая местность.

Солнце едва перевалило за полдень.

До замка Фертсайтхайт оставалось не более двух часов пути, если верить тому невразумительному пояснению, которое дали Оттавио местные бауэры[2]. По сухой дороге он рысью добрался бы вдвое быстрее. Но осенняя распутица просто невыносима, особенно для человека его возраста, она ворует здоровье и время.

Оттавио в очередной раз выругался, когда новый фонтан грязи, выбитый из колеи мощными копытами его коня, стек по плащу. Каурый, которого он арендовал в городке Херне, еле плелся, опустив голову и спотыкаясь, постоянно норовил остановиться и начать объедать ближайшие кусты. Заводная кобыла, серая в яблоках, флегматично следовала за ведущим и особых хлопот, слава Владыкам, не доставляла. Оттавио слишком давно не ездил верхом. Колени и поясницу после двухдневной поездки изрядно ломило. Мерзли пальцы в обрезанных перчатках. Стылый осенний воздух проникал под тяжелый шерстяной плащ, который снизу покрылся коркой жирной грязи, а сверху — промок от влаги, висящей в воздухе, и теперь противно вонял.

Впереди наконец-то показалась развилка — та самая, о которой ему рассказали в деревне. Вправо, вверх по холму, от главного пути отходила широкая натоптанная тропа, а дорога, разбитая тележными колесами, продолжала огибать холм. На развилке, поверх большого валуна, возвышалась деревянная кумирня, над которой висел указатель, сообщающий, что путник вступает на родовые земли Брюнне.

Ар Стрегон сполз с седла на обочину и, прихрамывая, пошел к святилищу, ведя коня в поводу.

Деревянные стенки алтаря изнутри были покрыты сажей и паутиной. На внешних, обращенных к просителю, наличниках были вырезаны славословия и обращения к духам места. На боковой полке стояла глиняная посудина с маслом.

Оттавио налил масло в медную горелку и усилием Воли, соединенным с формулой огня, зажег жертвенник. Насыпал в огонь немного хлеба, после чего достал из седельных вьюков флягу с вином, отвернул тугую пробку и плеснул из фляги на нижнюю часть алтаря.

Легко проводя кончиками пальцев левой руки по резным стенкам, прочел все молитвы по кругу — слева направо по солярной схеме. Пальцы охватил легкий зуд, распространяющийся вверх по руке. Кумирня была «живая».

«Ужасная глушь здесь», — подумал Оттавио. Подобные алтари есть почти в каждой деревне или небольшом селении, но в городах духам местности уже давно не приносят жертв.

Скорее всего, этот алтарь внесен в имперские реестры, поставлен на учет светскими и церковными властями. Но даже если это не так, то ничего страшного. Истинная Церковь Владык занимала по поводу поклонения неканонизированным духам двусмысленную позицию. В целом такое поведение церковью осуждалось, но никаких санкций к «старопоклонникам», тем более, разрушения неканоничных алтарей и жертвенников не производилось. Духи мстительны, а многие из них еще и крайне могущественны. Мало кому хотелось получить родовое проклятие или что похуже от оскорбленного и мстительного духа места. По той же причине крайне редко разрушались и сами церкви, даже во время войн.

Церковь преследовала только секты, регулярно ублажающие духов с помощью человеческих жертв. Такие алтари разрушались, невзирая на последствия, а сектантов вырезали под корень воины Святого Маркуса.

Этот алтарь, насколько Оттавио мог судить, был «чистым». По крайней мере, эманации силы были просто неприятными, а не гнилостно-отвратительными, а именно так он ощущал святилища, запятнанные многочисленными смертями разумных.

Оттавио вознес стандартную просьбу к духам места о защите и покровительстве, представился. Достав кинжал, он уколол подушечку пальца и провел ей по внутренней поверхности алтаря. Кровь мгновенно впиталась — духи благосклонно приняли жертву.

Взгромоздившись обратно в седло, не сдержав при этом мучительный стон, он направил коня на утоптанную тропу. Если бауэры не сбрехнули, так можно было серьезно срезать путь пешему или всаднику.

2

Фертсайтхайт открылся ему сразу после того, как уставший путник перевалил вершину очередного холма.

Внизу, под склоном, блестела полоса неширокой реки. На другом берегу виднелись крыши небольшой, дворов на полтораста, деревни. Прямо перед Оттавио лежал заливной луг, трава на котором была уже скошена и сметана в скирды.

А напротив, на другой стороне луга, возвышался еще один холм, самый высокий в округе, покрытый лесом. Вершину холма опоясывали похожие на зубчатую корону развалины древних стен. Корявым пальцем с обломанным ногтем трогала низкие осенние облака сторожевая башня. Еще один холм — близнец первого, был украшен развалинами второй крепости. Эти руины напоминали уже скорее простую россыпь камней. Между холмами был перекинут деревянный мост. Основная дорога шла через луг и поднималась куда-то к развалинам замка, из-за которых в осеннее небо тянулись дымки дворовых печей.

До цели его путешествия оставалось всего каких-нибудь двести-триста фадденов [3]. Решительно пришпорив полудохлую каурую скотину, Оттавио начал спускаться с холма.

3

На обратной стороне увенчанного руинами древнего замка холма, недалеко от вершины обнаружилось наконец-то человеческое жилье. Крепкий палисад высотой примерно в четверть фаддена окружал большой трехэтажный господский дом и хозяйственные постройки.

Под островерхой деревянной башней, находившейся в центре палисада, в распахнутых воротах стояли двое встречающих. Первый встречающий — местный стражник, широкоплечий бородатый мужик, одетый в кожаную броню и вооруженный кошкодером — шагнул чуть назад, освобождая проезд во двор. Стрегон миновал ворота и наконец-то покинул седло. Бросив поводья второму встречающему, щуплому пацану зим четырнадцати роду, он приказал:

— Отведи лошадей на конюшню. Каурого расседлай. Серой задай корма, но седельные сумки трогать не смей — руки оторвет. Я их сам заберу позже — и, обернувшись уже к стражнику:

— Оттавио ар Стрегон, имперский окружной коронер. Прибыл для расследования смерти владетеля Аделхарда гер Брюнне. Сообщи хозяевам о моем прибытии и попроси всех взрослых родичей покойного собраться для предварительной беседы.

Произнеся все это с максимально высокомерным видом, Оттавио с усилием провел в воздухе правой рукой, четко выговаривая формулу и вкладывая силу. В воздухе вспыхнул символ — круг, в котором умирала изогнутая буквой S змея, пронзенная мечом. Знак имперских охранителей.

Стражник схватился за рукоять кошкодера и отшатнулся от колдуна, прикоснувшись левой рукой к амулету на груди.

При общении с прислугой главное — сразу все расставить по своим местам. Немного страха, замешанного на уважении к громкой должности, не помешает. Иначе потом с местными сервами никакого сладу не будет.

— Если в доме есть большая зала, в которой затоплен камин, отведи меня туда. Я изрядно намерзся по дороге. И попроси всех упомянутых мною лиц явиться туда же.

— Так, это, благородный господин. Может, глинтвейну? Ну, значит, чтоб согреться?

— Как тебя зовут?

— Кнут, господин.

— Кнут, это было бы отлично.

— Так я, это, скажу на кухне.

Кнут проводил имперского следователя на второй этаж, где действительно имелся довольно обширный зал. Сквозь узкие стрельчатые окна, расположенные на внутренней стене, проникали лучи заходящего солнца, слабо освещая комнату. В помещении было жарко натоплено, вместо камина к правой стене была пристроена массивная изразцовая анландская [4] печь. Скорее всего, этот зал использовался семейством владетеля в качестве обеденного, но сейчас здесь было пусто. Прямо возле входа на стене висело ростовое посеребренное зеркало.

Оттавио встал перед ним и всмотрелся в свое отражение. Что ж, в свои сорок три зимы он выглядит не так и плохо. Невысокий, пять с половиной футов, немолодой брюнет. В курчавых волосах уже появились седые пряди. Кряжистая «крестьянская» фигура, намечающееся брюшко, чуть нависающее над ремнем. Черные глаза и смуглая кожа, нос горбинкой, на обветренном, покрытым сеткой морщин, лице выдавали в нем уроженца солнечного юга. Здесь, на севере, он резко выделялся на фоне анландцев, олиманнов и друссов — исключительно блондинов, шатенов, рыжих, как ворон выделялся бы среди стаи голубей.

Морщась от боли, Оттавио стащил митенку с левой руки. Мизинец и безымянный палец торчали из ладони под неестественным углом и почти не сгибались. Ладонь пересекал бледный шрам, начинающийся от покалеченных пальцев и теряющийся под манжетом.

Оттавио провел левой рукой по периметру зеркала — слева направо, проделывая ладонью сужающуюся к центру зеркала спираль.

Зеркало оказалось не зачаровано.

Что было, на взгляд Оттавио, очень странно. Его милость гер Брюнне был весьма сильным одаренным, сложно предположить, что он не озаботился мерами элементарной защиты в своем собственном доме. Следователь поморщился — он не любил таких мелких несоответствий и неясностей. Обычно они сулили большие неприятности. Однако все эти странности придется отложить на потом.

Подойдя поближе к печи, он скинул тяжелый вонючий плащ, отстегнул от пояса скьявону в потертых ножнах и положил ее поверх плаща. Туда же кинул шляпу, и с наслаждением замер возле печи, закрыв глаза и втягивая блаженное тепло всем своим телом.

— Ваш глинтвейн, господин … — этот голос был женским.

Следователь вздрогнул и открыл глаза. Отобранный у печи огонь, изгнавшл ломоту из суставов и боль из старой раны на левой руке и продолжал разливаться по телу. А вот печь, похоже, погасла.

Рядом с ним стояла стройная женщина, одетая в роскошное платье, сшитое по прошлогодней лютецкой моде. Голову ее охватывал серебряный обруч-оберег. Густая вуаль, пристегнутая к обручу, скрывала лицо. Женщина протягивала ему медный кубок. Оттавио обратил внимание на ее руки, явно никогда не знавшие тяжелой работы.

— Оттавио ар Стрегон, — никаких «к вашим услугам». Не тот повод для визита. Он здесь по долгу службы. Официально. — Имперский коронер, окружной суд Вестгаузе.

— Я Аделинда гер Брюнне, невестка владетеля. Коронер окружного суда? Но разве у имперских властей есть какие-то сомнения в причинах смерти моего деверя? Коронер из Херне выдал заключение — естественная смерть! — голос ее повышался в течении всей фразы, и последние слова она почти провизжала.

— Я здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы, а для того, чтобы их задавать, — резко оборвал женщину Оттавио. — Я объясню причины своего появления, когда здесь соберутся все заинтересованные лица. Спасибо за глинтвейн, благородная госпожа Аделинда.

Глинтвейн и впрямь был хорош.

Пока Оттавио мелкими глотками пил горячее вино со специями, появились слуги, внесшие шандалы со свечами. Они забрали со стола его вещи и растворились в вечерних тенях, сгустившихся в зале за пределами теплых свечных отсветов.

Постепенно зала стала наполняться людьми.

Первым, после Аделинды, в залу вкатился эдакий колобок, низенький толстячок неопределенного возраста. Он был одет в замызганный старомодный камзол и домашние войлочные туфли, но выглядел при этом весьма воинственно. Оглаживая рукой редкие желтоватые сальные патлы, он пробурчал свое имя: «Дачс гер Брюнне», после чего рухнул в кресло возле печи и начал буравить коронера неприязненным взглядом бледно-голубых глаз.

Следующими явились двое: сухощавый верткий старичок, похожий лицом на сушеную смокву. На голове его красовался огромный парик, из тех что были в моде в прошлом столетии. Он представился поверенным семьи Брюнне мастером Стеханом Дольчиком.

Второй — стройный, пропорционально сложенный молодой человек, красавец-блондин с пронзительно синими глазами, одетый, в отличие от всех остальных присутствующих, по последней моде. Он молча прошел к лавке и уселся. Скорее всего, это был старший сын владетеля, Адлер. На безымянном пальце его левой руки тускло блестело золотое кольцо — символ какого-то студенческого братства.

Войска противника выдвинулись на поле боя. Итоговая диспозиция складывалась так: на правом фланге в кресле окопался толстячок — брат владетеля, и вправду немного напоминающий барсука («Дачс» значит «барсук»). Рядом, опершись о спинку кресла, заняла тыловую позицию его супруга. Левый фланг, сев на лавку возле обеденного стола и непринужденно закинув ногу на ногу, оккупировал Адлер. В центре готовился перейти в наступление господин «Сушеная смоква».

Бросив быстрый взор по сторонам, поверенный отважно выступил вперед, как бы собираясь прикрыть своих клиентов щуплой старческой грудью, и начал рекогносцировку:

— Не будет ли любезен уважаемый господин ар Стрегон пояснить свое присутствие в этом доме. Дела благородных семейств не входят в круг забот императора, да благословят его Владыки… — было очевидно, что господин «Сушеная смоква» мог вещать в таком стиле еще очень долго, но Оттавио не собирался представлять ему такой шанс.

— И тем не менее, я здесь по долгу службы. В мои служебные обязанности входит расследование внезапных смертей среди лиц благородного сословия, если имеются основания полагать, что смерть эта имеет сверхъестественную причину. А учитывая, то, что покойный был электором… — Оттавио позволил многозначительной паузе повиснуть в воздухе. Атака противника захлебнулась, поверенный покраснел и поперхнулся, видимо, непроизнесенные слова встали поперек глотки

— Но позвольте… — это уже высунулся Барсук из кресла, фланговая атака.

— Господа. Я просил собрать здесь всех заинтересованных. Будет слишком утомительно рассказывать все заново каждому члену вашей уважаемой семьи. Пока что все, что я могу сказать: в окружной суд поступила жалоба, в которой истец настаивает на том, что смерть владетеля Брюнне не была естественной и вызвана колдовством. Поскольку жалоба касается подозрений в отношении внезапной гибели имперского электора, окружной судья распорядился начать следствие немедленно. Префект округа Вестгау, в свою очередь, взял это дело под личный контроль.

Они заговорили все разом.

Барсук еще глубже забрался в кресло и шипел оттуда что-то вроде «Позор, как вы смеете!»

Молодой гер Брюнне, наоборот, вскочил, растеряв всю свою напускную невозмутимость и возбужденно выкрикивая какие-то ругательства. Однако надолго его не хватило, он вдруг схватился за горло и зашелся в надсадном кашле, опустившись обратно на скамью.

Тетушка бросилась на помощь племяннику.

Когда в комнате установилась относительная тишина, прерывающаяся лишь глухим кашлем Адлера гер Брюнне, прозвучал новый вопрос Сушеной смоквы.

— Позвольте узнать имя истца, господин коронер?

— Как будто ты не знаешь, Стехан, что эта мелкая дрянь, приблуда, постаралась очернить доброе имя нашей семьи, — прошипела Аделинда.

— Да, это я написала письмо имперским властям!

На поле боя появилось новое действующее лицо.

Хрупкая девушка, совсем молодая, одетая в серое домашнее платье. Она решительно вошла в зал и прошествовала через вражеские порядки, внеся в них сумятицу. Госпожа Аделинда и поверенный шарахнулись от нее, как от зачумленной. Девушка остановилась напротив коронера и требовательно посмотрела ему в глаза.

— Я ЗНАЮ, господин следователь, что его убили. Убили колдовством, ведь у него так страшно почернело лицо! Мой муж был совершенно здоров и… — она судорожно вздохнула-… я верю, что император не оставит это так и убийц накажут! — Ар Стрегон поднял левую руку ладонью наружу. Девушка запнулась и покраснела.

— Госпожа Рената гер Брюнне, вдова Аделхарда гер Брюнне, — заявил он и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Все в сборе. Полагаю, что присутствие несовершеннолетних членов семьи необязательно. Вот мое предписание, прошу, — и он протянул свернутый и опечатанный пергамент поверенному. — Я прибыл сюда, дабы провести предварительное расследование причин кончины владетеля Аделхарда гер Брюнне, имперского электора. Результаты расследования буд…