Нищебродский

***

Когда в туристическом агентстве нам обещали «незабываемое путешествие», мы правда рассчитывали на что-то необычное или хотя бы не столь заурядное, как этот сраный однозвездочный отель. Будь у меня возможность, я бы записал в книге жалоб и предложений, что их отель тянет только на минус две звезды. А может, даже на минус три. Но книги жалоб и предложений здесь не оказалось, как и бумаги в туалете.

– Ну и куда ты нас притащил?! – истерически воскликнула Сашка, не обнаружив зеркала во всю стену. – В ванной как будто грязь мешали, в комнате продавленный диван, а по столу ползают тараканы. Ты хоть сам-то понимаешь?! Та-ра-ка-ны, такие огромные и с усами.

– Да ладно тебе, – успокоил ее Вадик. – У нас в комнате вообще крыса живет, судя по аккуратно обглоданному куску сыра в мышеловке. Она милая и тоже с усами.

– Вот и живите со своей крысой, – огрызнулась Сашка, – а я возвращаюсь домой! И немедленно пойду к тому лысому мужику, потребую свои деньги назад!

Лысый мужик – хозяин турагентства – не отдаст, как пить дать, он сразу мне заявил: «Деньги не возвращаю». И добавил загадочное: «Первое впечатление обманчиво». Может быть, под вечер из покосившихся шкафов валом повалят сюрпризы, или толпа горничных ворвется в двери и превратит комнату в шикарный номер? Вряд ли. Не знаю, как впечатление от ржавой раковины может быть обманчивым.

По правде говоря, «незабываемое путешествие» организовал мой хороший знакомый еще со студенческой скамьи. В юности он любил Бродского и был нищим. И фамилия была под стать – Нищебродский. Однокурсники его невзлюбили сразу же, как только увидели – наверное, за аккуратно выглаженную рубашку с отложным воротничком, шерстяные брюки, короткую челочку и очочки. Я единственный из всех находил с ним общий язык, ведь я тоже был нищим и любил Бродского. Спустя годы Нищебродский превратился в лысого пузатого мужика в джинсах, завел себе лавочку по организации путешествий и начал названивать знакомым. А я разлюбил стихи и зачем-то взял трубку, увидев на дисплее его номер.

– Алло, Сашк, привет, отпуск у тебя когда?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Предлагаешь провести его вместе? – игриво спросил я, зная, что Нищебродского подобный вопрос не просто загонит в соседний тупик, но и утромбует в стену.

– Да не, я только что с Елисейских полей, работа горит. – Я представил, как он отмахнулся, и чуть не сел мимо стула. – Хочу предложить тебе шикарный вариант, всего одна путевочка для группы осталась… Хватай друзей – и…

«…и вывези их на дачу! Не забудь захватить модем и подключить тариф от Мегафон…» – зазвучали в голове слова из надоевшей рекламы.

– Погоди-погоди, Нищебродский! – я плечом прижал к уху трубку и вытер вспотевшие ладони о брюки. – Объясни по-человечески, чего тебе надо-то?

– Турагентство у меня, «горящие» путевки по знакомым пристраиваю…

Так мы оказались в отеле, который я сразу окрестил «Сраным». Сраным с большой буквы. Когда я увидел входную дверь, висевшую на одной петле, и мутные стаканы, понял, что путевка не горящая, а заплесневевшая. Впрочем, Сашка догадалась об этом еще на повороте у указателя «До села Ладушкино три с половиной километра». Половина была подписана от руки черным маркером.

– Ничего так, гаденько, – высказался Дмитрий Степаныч. До Степаныча ему еще лет так двадцать, но он читает Канта и любит комедии Аристофана… язык не поворачивается называть его просто Димой.

Дмитрий Степаныч всегда давал оценку происходящему одним словом. Гаденько. Миленько. Простенько. Эллочка Людоедка отдыхает, короче.

– Послушайте, мы же сами выбирали маршрут и сами согласились на экстремальный вариант, – подал голос Леня.

– …от которого кто-то вовремя отказался, – ядовито перебила Сашка. – Прочухал, что ничего хорошего ему тут не светит, и утек, а этот лысый мужик нашел новых дураков.

– Нас, что ли? – пробасил Вася, еле протискиваясь в дверной проем. Вася похож на большой стог сена, упакованный в безразмерные штаны и футболку. Он вообще-то умный, но тщательно скрывает это от окружающих.

– Мы соглашались на ограниченные финансовые ресурсы, – Сашка скривилась и проигнорировала Васю. – Но условия проживания в отеле были оговорены, и нас жестоко…

– Нагрели, – хихикнул Вадик. – Кстати, а где обещанный городок неподалеку отсюда?

– Если верить карте, то в паре километров на север, – я взглянул на планшет. – Сколько у нас денег?

Сашка жестом фокусника достала из кармана зеленоватую бумажку и помахала ею перед моим носом:

– Целая тысяча рублей! На каждого, – добавила она, увидев недоуменные взгляды. – Но все равно на эти копейки выжить невозможно.

– Не сравнивай, – вздохнул Дмитрий Степаныч. – Не в Москве.

– Вы как хотите, а я звоню лысому.

– Не старайся, – хохотнул Вадик. – «Абонент временно недоступен», – и захлопнул крышку телефона.

Мы все еще топтались в гостиной, а тем временем в наших комнатах хозяйничали тараканы и крысы.

– Значит, пойдем в городишко и поймаем такси. Думаю, за шесть косарей нас довезут до МКАДа, а там сами справимся.

– А прикиньте, если там нет никакого города, и наши хладные трупы найдут через пару лет, истощенными, обглоданными, сгнившими, бу-у-у, – Вадик отвесил челюсть, вывалил язык и помахал руками.

– Да ну тебя, – Сашка оттолкнула его и направилась к двери. – Если со мной что-то случится в этой поездке, папа всех на ноги поднимет.

И нас найдут всего через полгода, ага.

– Дмитрий Степаныч, скажи что-нибудь.

– Ну дерьмо, – он достал сигареты и зубами вытащил одну из упаковки.

Самое точное определение, я считаю.

Городок стоял на месте – целый и невредимый. И люди там были, ползали по улицам сонными мухами, тащили за собой сумки, детей и собак. В магазине на полках аккуратными кучками рассыпались семечки, твердокаменные конфеты и печеньки. В пустом холодильнике не лежали сыры, не стыли копчености, зато там бегала мышь. Мы завороженно наблюдали, как она заметалась по дну, наталкиваясь на стенки, подскочила раз, второй, третий, пока продавец не сжалился и с беспечной улыбкой не спустил в холодильник нитяную петлю. Мышь снова засуетилась, прыгнула и повесилась.

Сашка взвизгнула, а продавщица пояснила:

– Привоз завтра утречком, а пока что у нас в холодильнике… – она указала на болтающуюся тушку, мол, сами все понимаете.

На улицу мы вывалились почти больными, и печеньки, которыми набили сумку, не могли заменить успокоительное.

– Где наши номера с евроремонтом где обещанный бассейн где бар с напитками где пол с подогревом ванна с джакузи где чистое белье где оно все?! – Сашка бормотала себе под нос, срываясь на визг.

Угрюмые люди брели по тротуарам, опустив взгляды под ноги, словно искали потерянную вещь. Солнце с трудом пробивалось сквозь тяжелые облака, и чудилось, что сотни рук держат его за лучи-усы, тянут назад, в непроглядную тьму, а нам показывают влажные, рыхлые тучи. Дома с окнами-глазницами распахивали дырявые рты, зазывая зайти, но ничего хорошего не сулили. Одинаковые, серовато-желтые, они смахивали на высоких охранников в ночном клубе – неразговорчивых и неприступных.

Таксисты нашлись у автостанции: сутулые мужики в кепках и спортивных штанах в клубах сигаретного дыма и молчания. Да-да, молчание клубилось, заворачивалось спиралью, лезло в нос, давило на плечи, обхватывало горло липкими пальцами. Мужики одновременно помотали головами в ответ на наше предложение довезти до столицы, и даже шесть косарей их не прельстили.

– Слышь, мужик, – Вадик пошел напролом. – Ну ежели мало, так ты скажи, мы в Москве доплатим, щас с собой нету столько.

Наверное, он считал бомбиста тупым, потому что на пальцах показал шесть, а потом подумал и показал еще три, мол, добавим.

– Не, не поеду, у меня «копейка», увязнет, не, парни, не поеду, – и отошел от нас.

Мужика понять можно, но за шесть косарей рискнуть можно!

– Да не поедет никто в эту вашу Москву, – огрызнулся помятый мужичонка в кожаной куртке. – Что мы там не видели? Цены дерут, на улицах воруют, по темноте выйти опасно.

Я хотел возразить, что никто не приглашает их жить в Москве, но передумал и молча кивнул. Может, отель не такой уж и сраный?

– А?.. – Вадик обернулся на покосившееся здание автостанции.

– А автобусы отсюда уж третий год не ходят, в автостанции пивную открыли, вывеску снять все недосуг.

Солнце отбивалось от сотен рук и с визгом металось по небу. Мне слышалось, как оно кричит: помогитеспаситепосогитепомогите! Сашка, готовая бегать на пару с ним, надулась и пихнула меня в бок:

– Это все ты виноват, этот лысан твой знакомый, значит, ты виноват. «Поехали, будет здорово!» – передразнила она и пнула камешек.

– Не гони, Алекс тут не причем, – пробурчал Вадик, Леня покивал, а Вася беззвучно согласился. – Сами повелись. Хотели экстремальный отдых – получите, распишитесь.

Они звали меня Алексом, чтобы мы с Сашкой не путались.

– Одно дело выжить на тысячу в неделю, другое – ночевать с крысами и тараканами, – бормотала Сашка на обратном пути. – А если тут еще что похуже обнаружится? Трупы в подвале, скелет на чердаке или маньяк-убийца, замаскированный под бабушку в платочке.

– Гламурненько, – заключил Дмитрий Степаныч.

Бездыханное солнце сотни пальцев подхватили под лучистые руки и утащили куда-то за горизонт. Скорее всего, за горизонтом находилась больница для небесных светил. Гостиница стояла на том же месте, никакие бабушки с топорами не бродили по округе, никакие крысы не кусали за ноги, а на крыльце нас встретил высокий парень в белой рубашке с воротником-стойкой и форменной жилетке:

– Добрый вечер, добрый вечер, – засуетился он, – простите за задержку, пробки на выезде из Москвы, не успел к вашему прибытию, позвольте представиться – Матвей Нищебродский, швейцар.

– Нищебродский? А вы случаем не…

– Из династии Нищебродских, да, – он важно покивал, – мой отец хозяин туристического агентства.

– Ты мне щас ответишь за своего отца! – Сашка рванулась вперед, но ее вовремя удержал Вася. – Какого крокодила нас привезли в эту дыру?! Где мое зеркало во всю стену, как в брошюрке было нарисовано? Почему нет телевизора, я хочу посмотреть Дом-2. Сегодня Елизавета Бачурина должна ответить согласием на предложение Евстигнея Пузырева!

– О, вы ошибаетесь, – залебезил Нищебродский-младший, – все уже убрано, почищено, расставлено, повешано. И ваше зеркало во всю стену тоже.

Сашка икнула и захлопнула рот.

– Как тебя, говоришь, зовут?.. – Вадик вышел вперед и протянул руку: – Вадим.

– Матвей Нищебродский. Можно просто Мотя.

– Ну, Мотя, давай, веди! – Лёня засунул руки в карманы.

– Ты чего, тезка? – спросил я Сашку.

Она пялилась в одну точку за моей спиной и тыкала пальцем, беззвучно открывая и закрывая рот.

Тьма вдруг показалась желейной, излишне сладкой, провонявшей канализацией. Я медленно повернулся и уставился на вывеску, украсившую дверь. Когда мы уходили, я ее не заметил. Стало быть, не было вывески, когда мы уходили; Нищебродский повесил.

«Добро пожаловать в Сраный Отель».

– Все для клиента, – нехорошо улыбнулся Мотя. Откуда он, черт возьми, узнал, о чем я думаю?

В холле зажегся свет, пол блестел и походил на каток, я шагал аккуратно, чтобы не поскользнуться, двери украсились табличками «не беспокоить», правда кровати остались такими же продавленными, а матрас – пыльным.

– Ничего-ничего, спать вам не придется, – махнул рукой Мотя, и дверь в мой номер захлопнулась. Наверное, сквозняк.

Парни и Сашка все еще стояли посреди холла, словно боялись, что крыс и насекомых в комнатах за время нашего отсутствия стало больше. Я, как старший в компании перетрусивших студентов, решил взять руководство на себя, хлопнул в ладоши, и все подпрыгнули.

– Я уже хотел на стол лезть, – признался Лёня.

На столе крупными кривыми буквами было написано: «Сделано в Европе».

– Кто там заказывал евроремонт? – невесело усмехнулся Вадик, а Сашка подняла дрожащую руку.

***

Нищебродский оказался неплохим парнем, раздал всем чистые полотенца и целые куски мыла, показал, как включается душ, распахнул форточки и отобрал кошельки с мобильниками.

– …а то вдруг нам на счет скинут деньги, и мы их обналичим открывашкой, – проворчал Вадик, но мобильник все же выложил на поднос.

Помывшись и распихав вещи по шкафам, мы собрались в холле и откупорили бутылку вина какого-то древнего года. Мотя выпить за компанию решительно отказался и ретировался на кухню, Вася осушил два бокала, а Дмитрий Степаныч изрек:

– Сносно.

В ту же секунду раздался стук в дверь.

– Нищебродский! Открой! – нет, я не сноб, но ведь это работа швейцара. Тишина превратилась в огромную тетку, похожую на домоправительницу из мультика, и нагло сложила руки на груди. Не буду, говорит, открывать.

– Ну и обслуживание, – фыркнул Лёня и, в два шага преодолев расстояние до двери, распахнул ее. На пороге стоял промокший Мотя. – Ты как там оказался? – опешил Лёня.

– За сыром ходил, он в погребе. В окно вышел, так быстрее. А вы чего еще не спите? Время уж за полночь.

В окно вышел. Мне одному почудилось, что окна в этом доме плотно закрыты?

– А мы уже идем, – послушно пробасил Вася и с трудом поднялся на ноги. Подвески на старой люстре звякнули.

По комнатам мы разбрелись молча и, не сговариваясь, перетряхнули белье в поисках тараканов. Будильник я заводить не стал: на отдыхе мы, в конце концов, или нет?

На следующее утро завтракали печеньками, потому что другой еды в гостинице не нашлось. Запоздалое осознание того, что в нашем распоряжении всего шесть тысяч на всех, заставило желудок заурчать сильнее, и Сашка, как единственная женщина, решила составить список необходимых продуктов. Лёня с Васей вызвались сходить в городок и найти там что-то, кроме дохлой мыши в холодильнике.

– Значит так. Колбасу отечественную не берите, гадость жуткая, сигареты не забудьте, сок только с мякотью, а не тухлятину с пакетах, из фруктов – киви покрупнее, они жутко полезные.

– А мясо? – возмутился Дмитрий Степаныч.

– Ну и мяса возьмите на свой вкус, я не разбираюсь. Еще виски, а мне ликер, я вот здесь название записала.

– Может, картошечки? И сосисок с кетчупом, а еще хлеба с икоркой, – размечтался Вася и мечтательно причмокнул.

Сашка посмотрела на него, как домохозяйка на проржавевшую раковину. «Работы много», – читалось в ее глазах.

– Хлеба захватите, – милостиво разрешила она.

Лёня с Васей ушли, а мы пошли осваивать территорию. Жить нам здесь неделю, и придумывать развлечения предстояло самим. В библиотеке нашелся план дома и несколько полок с книгами, я выбрал себе парочку и приметил еще с десяток, а Дмитрий Степаныч вцепился в родного Канта. Сашка прихватила план, Вадик пожал плечами и взял со стола пару потрепанных тетрадок, чтобы разжигать огонь в камине.

Согласно плану, в гостинице было три этажа. На третий никто, кроме Нищебродского и Саши не заходил, остальные номера располагались на втором.

Сашку сюда позвал я. Мы познакомились два года назад на юбилее факультета журналистики, куда я пришел повидаться с бывшими однокурсниками. Сашка раздавала программки на входе и выглядела уставшей.

– Не подскажете, где здесь ребята выпуска девяносто первого?

– Аудитория триста двадцать шестая, – вымученно улыбнулась она и пояснила: – Они просили всех интересующихся посылать туда.

В общем, знакомство наше началось с того, что Сашка меня послала. С тех пор мы изредка встречались, пили вино, спали вместе и считались хорошими друзьями. Недавно написали статью в соавторстве под псевдонимом Александры и даже получили неплохой гонорар. Александры стали популярными в узких кругах.

– Сегодня же сяду за статью о туристическом бизнесе, – поделилась планами Саша. Я догадывался, что она ехала сюда больше из исследовательского интереса. – Напишу, чтобы не ездили в Ладушкино и выбирали проверенные фирмы.

Дальняя комната на втором этаже не открывалась. Мы ее уже и так, и эдак – ни в какую. Плюнув на бесполезное занятие, спустились вниз и растопили камин. Я уткнулся в детектив, Дмитрий Степаныч в любимого Канта, а Вадик неожиданно произнес:

– «Третье марта одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Пятый день в Гнилом Отеле…»

– Чего-чего?

– «После того, как Виталик ушел в город, прошло два дня, и мы до сих пор надеемся, что он просто нашел способ вернуться в Москву. Местные жители его не видели, либо не признаются, что видели, а тем временем, у него все наши деньги…»

– Что-то мне это напоминает, – я подвинулся ближе к Вадику и заглянул в желтоватую тетрадь:

– «Продуктов в доме тоже нет, хотя швейцар говорил, что где-то во дворе Гнилого Отеля вырыт погреб. Найти его не смогли, как и самого швейцара».

– Не слишком оптимистично, – присвистнул Вадик. – Ну-ка, а дальше там что? – он быстро перелистнул страницы и заглянул в конец записей: – «Девятое марта девяносто восьмого. Вчера опять видел мальчишку. На вид лет восемь, светлые волосы, один глаз косит. Он прыгал в классики и, изредка оборачиваясь, улыбался мне как старому другу. …Десятое марта. Сегодня мы наконец-то уедем отсюда. По возвращении планирую писать жалобу. Куда там пишут жалобы на мошенников?»

– Ха, молодец, чувак, правильный ход мыслей, – одобрил Вадик и захлопнул тетрадь.

– Гляньте, на обложке еще что-то нацарапано.

«Двадцать шестое марта девяносто восьмого. Ходили в странный город. Снова пытались дозвониться до Москвы. На любую попытку слышали: «Набранный номер не существует».

– Миленько. – Дмитрий Степаныч отложил Канта.

Под вечер Лёня с Васей не вернулись.

***

– Не, ну бред же, ребят, сейчас не девяностые, даже если в этом сраном городе и сраном отеле заблокирована восьмерка, дозвонимся с мобильного или на мобильный, – рассуждал Вадик. – А засранцам этим, слинявшим без нас, лично рожи начищу.

– Не каждый выдерживает, – вздохнул Нищебродский, разливая чай, – это в столице, когда холодильник забит до отказа, кажется, что выжить на тысячу рублей легко, а здесь все сложнее.

– Слушай, Моть, а чай нам точно положен? – съязвил Вадик. – Мы ж за него не заплатили, да и нет у нас теперь денег.

– Я угощаю, – отшутился тот, но глаза недобро свернули. – Не жевать же печенье всухомятку.

Ели молча, лениво двигая челюстями, и каждый наверняка думал, в какую жопу мы попали. Сраный Отель гостеприимно распахивал скрипучие двери, улыбался нам нашими же улыбками из мутных зеркал, и только усилиями Нищебродского мы еще не сдохли от жажды, потому что минералки здесь, само собой, не было.

– А если с Васей и Лёней что-то случилось? – прошептала Сашка, вычерчивая пальцем непонятные узоры на столешнице. – Если их машина сбила?

– Ага, Ваську собьешь, чтобы Ваську сбить, КамАЗ нужен, – Вадик подбрасывал монетку в воздух и ловил, подбрасывал и снова ловил. Подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил.

– Да прекрати ты! – не выдержал я и перехватил монету. – На нервы действуешь.

– Не кричи, – Сашка, сидя в кресле, обхватила руками колени. – Может, сходить в город, убедиться, что там ничего не случилось?

– Разумно. – Дмитрий Степаныч вертел в руках Канта и грыз печеньку. – Но только завтра уже.

Стук в дверь вдавил нас в кресла и тут же подбросил вверх. Мы кинулись к двери и, отталкивая друг друга, нашарили ручку. Каждый хотел начистить пятаки Лёни и Васи первым. Но на пороге их не оказалось, зато стоял Нищебродский с виноватым лицом.

– Вы меня простите, я за сыром выходил, а ключи опять забыл.

– Ты можешь предупреждать, что пошел? – злобно проговорил Вадик. – А то мы каждый раз подскакиваем.

Я обернулся, посмотрел в лица друзей и увидел звериные морды. Морды готовы были разорвать провинившегося швейцара в клочья, а потом сожрать вместо печенья. Нервы.

– Хорошо-хорошо, прошу прощения, – забормотал Мотя, и я почувствовал стыд.

– Да ничего. Мы просто за ребят волнуемся.

– Вы не волнуйтесь, – лучезарно улыбнулся он. – С ними все будет в порядке.

Ты-то откуда знаешь, чудила?

На ночь заперлись в спальнях, хотя, кроме нас, в гостинице никого быть не могло. Но замки щелкнули и у Вадима, и у Дмитрия Степаныча с его любимым Кантом. Сашка, я уверен, тоже закрылась у себя на третьем этаже, и мне подумалось, как ей страшно одной. Пошел дождь, и тяжелые капли ударялись в оконные стекла. Солнце до сих пор отдыхало за горизонтом в больнице для светил, а часы на стене громко тикали – какофония противных звуков забивалась в ноздри, и приходилось ею дышать.

Звонок в дверь перебил все звуки, и Нищебродский позвал через пару минут: «Александр!…