Никогда не смотри на билборды

Часть I

В Витебске сегодня, как обычно в августе, жарко. А к вечеру становится еще хуже. Тротуар на солнце разогрелся, как печка, пахнет плавленным асфальтом. Тело кажется опухшим и увесистым. Дышать тяжело, поэтому даже малейший порыв ветра ощущается как спасение. Я стою на улице в жутко неудобной одежде. В отделении банка, где я работаю, строгий дресс-код: форменная юбка и блузка, колготки, туфли, макияж, который сейчас плывет от пота.

Ожидая на остановке бабушку, я разглядываю туфли. Эта привычка откуда-то из детства. Мне всегда больше нравилось смотреть вниз, чем по сторонам. Прямо ко мне по асфальту лениво ползет паук размером с копейку. Говорят, это к новостям. Я поднимаю ногу, чтобы его пропустить. Пускай ползут эти новости к кому-то другому.

– Сань, запрыгивай! – слышу я бабушку.

К бордюру подкатывает белый автомобиль не первой свежести. По нему видно, что хозяйка – женщина, которая уделяет своему духовному развитию значительно больше времени, чем состоянию машины. На капоте и дверях царапины и грязь. Салон потрепанный, зато украшен мандалами и разными поделками.

Бабушка Аня вообще оригинальная особа. Когда-то я до жути ее стеснялась, а сейчас очень горжусь. Татуировки даже на пальцах: витиеватые узоры и орнаменты, и каждый что-то означает. Короткие седые волосы серебряного оттенка – ее гордость, его подчеркивает десяток серебряных колец в ушах. Она одета в длинную юбку цвета хаки и легкую лимонную блузку. В дополнение цветные фенечки, крупные янтарные бусы и солнцезащитные очки в круглой оправе. Бабушка Аня – как красная тряпка для общества, полная моя противоположность: ходит на йогу, очень общительная и начитанная. Думаю, если бы она жила в Америке – была бы хиппи. А у нас просто чудачка, но кому какое дело?

Я падаю в машину и разваливаюсь в кресле. Работает кондиционер: становится легко, и ко мне возвращается жизнь. На крышке бардачка несколько десятков наклеек с диснеевскими персонажами – это я их клеила в детстве. У нас есть игра: я выбираю несколько героев и придумываю историю. Но смотреть надо внимательно – не отрывая глаз!

– Опоздала…. опять… – говорю я.

– Да ладно… Смотри, это для тебя, – в руках у меня оказывается плетеный кулон цвета хаки, – он радость приносит! Надевай! Не будешь грустить!

Машина резко трогается. Чувствуется, что бабушка на подъеме – хочет успеть все и везде, как всегда. Кулон какой-то совсем простецкий, не знаю сколько тут волшебства, но работы на пять минут.

– Купила? У нас же такого полно… – говорю я.

– Да надевай уже, не нервируй бабулю! Сразу сильная и смелая станешь! Твой цвет, кареглазым идет, – тараторит она.

Бабушка поворачивает на центральную улицу, где всегда очень много машин и даже бывают пробки в конце рабочего дня. Улица старая, узкая и еще с трамвайными рельсами по центру.

– А за деньги не волнуйся. Пенсия же сегодня! Живем! Сейчас заправимся… – говорит бабуля. И вдруг ударяет по тормозам.

Визг. Машина клюет носом и резко останавливается. Я смотрю в боковое окно: напротив меня мужчина в темном джипе опустил стекло, машет руками и матерится. Он кричит на нас сверху вниз. Злой и возмущенный. Удара вроде не было, но сердце бешено бьется. На площади Победы очень неудобное движение, чтобы проехать прямо надо перестроиться правее. Бабушка пыталась влиться в полосу, а мужчина не захотел пропускать – почти стукнулись передними бамперами.

– Да чтоб тебя! Проехать дай! Лезет! – кричит бабушка и жестами требует уступить дорогу.

От страха во мне все застывает. Снова это происходит.

Кружится голова, вокруг блики. Фокусируюсь на огромной рекламе возле дороги. Я не успеваю понять, что смотрю на билборд и закрыть глаза.

Изображения разные: то четкие, то размытые. Формы меняются, смешиваются и распадаются. Багровеют. Фотографии людей ломаются и принимают неестественные очертания. Я чувствую боль, от которой не могу вдохнуть. Паника и ужас. Мне плохо в своей коже. Должна терпеть. Пройдет. Всегда проходит. Отключаюсь…

– Сейчас!.. Подожди!.. Дыши!.. – говорит бабушка.

Она пытается припарковаться, машину трясет, кто-то сигналит.

– Все хорошо… Постоим… Все хорошо, у всех бывает…

– Да, хорошо… Хорошо… – говорю или думаю я.

Постепенно гул в ушах затихает и дышать становится легче. Я пытаюсь расслабиться и сосредоточиться на наклейках с мультяшками. Русалочка и Король Лев – что у них общего? Надо придумать историю… Голова тяжелая, не могу собрать мысли. Я все это время сжимала кулон – руки онемели, побаливают.

– Все чего-то бояться, не парься! Сейчас на заправке по хот-догу! Еда всегда лечит! – тараторит бабушка. – Ты какую колбаску будешь?..

Я не могу сдержаться. Жар приливает к голове, и плач вырывается наружу огненной волной.

Не помню точно, когда впервые поняла, что странности на билбордах замечаю только я. Обычно изображения не пугают, но страшное на них случается внезапно и сковывает меня резким щемящим звуком.

В детстве я часто видела на билбордах маму. Она была всегда разная, но всегда без меня. Помню конец августа много лет назад, когда я готовилась поступать в первый класс: феерическое, волшебное время взросления. Да еще веселая, яркая и нарядная мама улыбалась мне со всех плакатов в городе. В моих мечтах, она сидела с нами за праздничным столом на первое сентября. Я была уверена, что она приедет!

Мы с бабушкой всегда жили в Витебске, на окраине, в старом деревянном доме с печкой. В один далекий вечер я рисовала, а она разгадывала кроссворд. По телевизору показывали мультик про мишек Гамми. Уютно пахло дровами, на столе стояли чашки с чаем и бутерброды с клубничным вареньем.

– Бабуль! А ты звонила? – спросила я. – Мама приедет отвести меня в школу?

Она была сосредоточена на газете. Задумалась, вписала несколько букв и, не поднимая глаз, сказала:

– Говорит, что будет стараться. Ты знаешь, у нее много работы, которую никто больше не сделает. Она очень хочет, может, и сорвется…

Мне казалось – можно что-то сделать, что есть хоть какая-то возможность уговорить маму навестить нас.

– А позвони еще… Скажи, может без подарка приезжать, если не успеет купить. Я ныть не буду!

Для меня тогда все зависело от бабушки. Дочка должна безоговорочно слушаться маму! А бабушка ничего не делала, смотрела в газету и писала слова. Не поднимала глаз на меня. Я старалась не расплакаться от обиды, но отступать не собиралась.

– Бабуль….

– Завтра! – и подняв глаза на телевизор. – Кто твой любимый герой?

– Я видела на плакате праздничную маму! – настаивала я. – Ну позвони сейчас, скажи!

Выдохнув, бабушка занялась газетой и продолжила водить карандашом по тексту. Я сделала вид, что рисую.

– Я нарисую приглашение! Отправим?

Я нашла решение: все дело в том, что мы не отправили ей приглашение, а без него нельзя приходить. И очень удивилась, что не додумалась раньше до этой блестящей идеи.

– Бабуль! А какой мамин любимый цвет?

– Сейчас, думаю, красный, – бабушка резко поднялась из-за стола, – яркий и с блестками, – добавила она выходя из комнаты.

Я тогда написала самым ярким красным фломастером “Мама Настя! Приглашаю тебя на праздник первого сентября!!!”. Большими, красивыми буквами. А вокруг все украсила сердечками.

Бабушка говорит, что вкусная еда помогает от любой болезни. И все чаще я в это верю. Паника отступила, но в груди застрял тяжелый комок. Мы жуем хот-доги на заднем сидении машины и смотрим на закат. Солнце валится к горизонту и багровеет: становится нежным и ласковым. Город лениво, монотонно шумит. Мы молчим. Закрываю глаза и пытаюсь ни о чем не думать.

Наверное, все люди с фобиями чувствуют себя примерно одинаково. На улице часто без причины мурашки пробегают по коже. Каждый позвонок на спине замирает, напрягается, чувствуя опасность. Хочется посмотреть наверх. Но нельзя! И не ясно, кажется или на самом деле. Все тело сковывает напряжение. Только глянуть…

Недалеко от нашего дома есть маленький магазинчик с продуктами. Только ходовой товар. Бабушка останавливается прямо перед входом и идет купить хлеба, сметаны и мороженого. Я же остаюсь в машине. Неуютное, мерзкое чувство все еще преследует меня, будто бы подкрадывается.

Пока жду, рассматриваю бабушкин подарок. Странная вещь этот амулет. С виду простая дешевая безделушка, сплетенная на скорую руку. Но что-то притягательное в нем есть. Может, цвет: глубокий, сложный хакки. Присматриваюсь. Круглая форма, паутинка внутри – напоминает мне ловца снов, уменьшенную его копию. Кулон разделен на восемь сегментов, а в середине символ глаза. Ну мне так кажется, что это глаз. И еще три пучка ниток висят внизу. Похоже, что-то индейское. Кидаю его в сумку.

– Саш, мороженое раскупили уже… Что тебе брать? – кричит от входа в магазин бабушка. – Саша! Ну?

– Конфет… Шоколадных, – отвечаю я.

Бабушка кивает и возвращается в магазин. Дверь хлопает, и я замечаю наклеенную на ней рекламу нового зоомагазина, который открыли неподалеку. Ничего необычного: котик и собачка радуются сухому корму и игрушкам.

Когда-то в детстве я очень хотела питомца. У соседских детей были коты и собаки. А у Женьки, нашего соседа, еще и хомяки, крысы, попугаи. Я ходила к нему, как в зоопарк. У нас же никогда питомца не было. Вдруг бы что с нами случилось – куда его деть? Прибился только как-то кот, темно-коричневый и широкомордый, приходил к нам еду выпрашивать. Он позволял себя погладить, а я подкармливала его и была счастлива. Мечтала, что мой. Потом он пропал.

Рассматривая рекламу зоомагазина, я думаю о том, что какие-то слишком счастливые на ней животные. Скорее всего, при обработке фотографий их сильно корректируют, чтобы было ощущение радости на мордах. Интересно, как это делается, может, мне научиться? Следую по небрежно вырезанными контурами рыжей пушистой собаки. И тут вдруг – она очень странная, но не могу понять, что не так. Не может собака стоять в такой неудобной позе, ленивый художник делал плакат на скорую руку. У лап неправильный изгиб. Если присмотреться, то шерсть не расчесана и как будто драная, грубо натянута улыбка и… Стоп! У собаки нет глаз! На их месте искусственные глаза для мягких игрушек. Чучело… На шерсти – швы. Ее собирали из кусков. Это – набитое чучело.

Я отворачиваюсь, тошнота давит на горло. Запах тухлятины. Слезятся глаза. Мерзость какая! Смотрю на бардачок, как на спасательный круг.

Так… Чип и Дейл и Алладин. У них точно много общего. Они любят летать… Что сегодня за день? Проклятие какое-то… Это от жары размякла и зависаю… – думаю я. – Собраться! Пускай Гаечка попала в опасность, а ребята полетят ее спасать с какой-то высокой горы…. С Эвереста… А начнем…

Тут в машину загружается бабушка Аня с шуршащим пакетом. Запах копченой колбасы перебивает мои фантазии. Я возвращаюсь.

– Я еще кваса взяла и колбасы. Все окей? – спросила она.

– Просто устала. Домой хочу.

Дорога от магазина к дому проходит через старое кладбище, увенчанное небольшой стелой в честь героев войны. Из окон нашей спальни открывается вид именно на него. Точнее, видны кладбищенские деревья за соседскими домами. В детстве я боялась ходить около могил, особенно вечером. Сейчас же стало все равно.

Узкая песчаная дорога идет с горки вниз и вливается в нашу улицу. Вокруг разношерстные домики, теплицы, грядки. Мы живем, как в деревне, но в границах города. Проезжая, я вижу соседей, которые заканчивают свою работу на сегодня: поливают грядки, собирают урожай, закрывают парники. Кто-то моет машину.

Бабушка останавливается у нашего участка, и я выбегаю открыть. Забор и ворота старые, деревянные. Их ставил еще мой дедушка. Краска с них давно слезла, они покосились. А за ними асфальтированная дорожка к дому, которая потрескалась и заросла травой. Я пропускаю машину и закрываю за ней ворота.

В конце дорожки наш старый деревянный дом. Есть свет, вода, телефон, газовое отопление, но и печку на всякий случай мы оставили. Говорили, что дедушка хотел построить рядом большой новый дом, но сначала не было денег, а потом не стало и дедушки. Вот мы и живем в старом. Есть еще сарай, гараж для машины и ветхая баня, которой мы пользуемся очень редко, потому что в доме есть душевая.

Я плетусь по дорожке и срываю с куста пару ягод спелой черной смородины. Закидываю их в рот и рассасываю. Ощущаю приятную горечь на языке. Август – чудесное время, можно питаться прямо с огорода. Заниматься им некогда, но кое-что и так растет. Взяв с лавки возле дома жестяную миску, заворачиваю в огород и набираю на ужин помидоров, огурцов и лука с петрушкой. Бабушка поставила машину и выгружает покупки и пару объемных пакетов. Скорее всего, театральные костюмы надо подшить.

– Соседи, привет! Поздно вы что-то… – кричит соседка.

Антонина – древняя душевная подруга бабушки. Они вместе прошли через переломные времена, потери и обретения – стали как сестры. Антонина рыжая, светлокожая и вся в веснушках. Мне нравится ее всегда лохматые волосы и естественная полнота, которая создает образ доброй, милой женщины.

– Здравствуйте, тетя Аня! Саша привет! – говорит из-за забора Женя, сын Антонины.

Женя похож на маму. Тоже светловолосый, кудрявый и в веснушках. Но худой и высокий. Напоминает комедийного персонажа, пытается шутить, но анекдоты ему не даются.

Бабушка рассказывала, что когда наша семья переехала, отношения с соседкой не складывались. Они очень ругались по ерунде и делали друг другу пакости. Просто бесили друг друга: вели хозяйство по-разному, ценности и взгляды были противоположные. Но, будучи совсем непохожими, с годами эти две женщины настолько притерлись и сроднились, что давно воспринимаются как целое.

Бабушка рано родила мою маму, а соседка же долго не могла забеременнеть. Годами мучилась и лечилась. И все же родила мальчика, когда ей было уже за сорок. А лет через десять потеряла мужа. Получилось, что мы с Женькой ровесники. Баловали его сильно. Залюбленный поздний ребенок. Вот и сейчас – ошивается около забора в кустах и ничего не делает.

– Привет! Да дела были, – кричит бабушка в ответ.

– Женька завтра выходной. Косить будет… К вам тоже отправлю.

– Тоня, спасибо! Выручаете… Мужик на два хозяйства, загоняли. С меня причитается! Посидим на днях. Ну давай, спокойной ночи!

– Спокойной!

Бабушка машет рукой подруге. Потом тянет свои котомки в дом. Я тоже помахала. Иду следом. Хочу полежать и посмотреть кино.

– Саш, голубики хочешь? Я только что собрал… Свежая, – говорит Женя.

Он улыбается так искренне, как дурачок, и протягивает мне пластиковую банку из-под майонеза, в которой лежат ягоды.

– Да нет… Сегодня не хочу. Давай завтра сама наберу?

– Окей! Я оставлю куст…

Сколько себя помню, соседи нам помогали, а мы в ответ тоже пытались быть полезными. Времена подталкивали помогать друг другу. С Женей мы вместе выросли, часто играли в детстве, за нами смотрели по очереди. Но потом мы подросли, и наши пути разошлись. Он привык веселиться и жить в моменте. Ничего не планирует. Женя точно не злой, но простой, как веник. Не может сидеть на месте: всех постоянно приглашает то на шашлыки, то на вечеринки. Даже меня, хоть я с ним ни разу никуда не ездила. Я вообще не любитель всего этого.

Но я помню один случай со школы. Нам было лет по десять и мы дружили, везде ходили вместе. Однажды стояли у окна в коридоре на перемене. На улице по-летнему жарко пульсировало солнце. Каникулы подступали.

– Меня к бабушке отправят, в деревню… так неохота… там же скукота. Хорошо тебе в городе остаться, – сказал Женя.

– Да ну… мы и так в деревне живем.

Я смотрела в окно на яркие контрастные тени. На трамваи. И вдруг заметила новый билборд на проспекте. Он был в огне, пламя поглотило почти все изображение.

– Смотри, горит… реально! – сказала я Жене.

– Где?

– Ну, плакат над дорогой!

– Не вижу…

Женя повис на подоконнике и высматривал пожар. Я отвернулась и задумалась: если он не видит, значит, мне это кажется? Лучше бы мне не смотреть вовсе. Женя влез коленями на подоконник и все еще пытался разглядеть пожар.

Ребята из класса подслушали разговор. Они часто за мной шпионили и дразнили. Не только меня, конечно, но мне доставалось сильно.

– Сашку опять глючит… глючит, глючит! – кричал один из них.

– Это ее чокнутая бабка заразила… – отвечал второй.

– Обе они чокнутые! Поэтому их все и бросили! – подхватил третий.

Я не могла ничего им ответить, потому что знала – это правда. Ведь я хорошая и добрая девочка: отвернулась к стене и заплакала от бессилия.

– Сейчас получите! Придурки! – кричал на них Женя.

Он уже тогда был высоким и старше нас всех почти на год – одноклассники его побаивались и драться не собирались.

– Бэ-бэ-бэ! – отвечали мальчишки.

– Не обращай внимания… Пошли они. Ну не плачь, они тупые просто, – сказал Женя и начал копаться в карманах, – Макс вон таблицу умножения не помнит. На конфету! Я тоже вижу огонь, не заметил сначала… Он просто маленький.

На улице уже стемнело. Наш вечер проходит так же, как и многие до него. Бабушка на скорую руку готовит бутерброды с колбасой. Я нарезаю овощи в чудесный летний салат, который залью сметаной.

После ужина завариваем травяной чай и, пока он остывает, занимаемся своими делами. Я переодеваюсь в широкую клетчатую пижаму розового цвета и аккуратно вешаю форму на завтра. Смываю косметику. Волосы заплетаю в косу, чтобы они не запутались за ночь. А потом плюхаюсь в кровать смотреть телевизор.