Неразрешимое бремя

Глава 1. Хризокола. 948 год от Великого Акта.

Проснуться от пленительного аромата свежей сдобы  - что может быть лучшим началом дня? Только настроение у меня было сквернее некуда, я теперь хронически не высыпалась из-за этого запаха. Мартен с отцом замешивали тесто и пекли свежий хлеб, начиная с четырех часов утра, пекарня процветала, от клиентов отбоя не было, а я тихо зверела и сходила с ума от недосыпа. Хотя можно ли сойти с ума, если уже безумна?..

Сидя перед зеркалом и глядя на свое бледное лицо и круги под глазами, я в который раз пыталась придумать, что делать. Похоже, я откусила слишком большой кусок, чтобы его проглотить. Состояние помчицы Малко, что была признана колдуньей и осуждена на лишение титула и имени, в момент оглашения приговора перешло к ее единственной дочери, Анне Малко. А та составила завещание в мою пользу и приняла яд сразу же после оглашения приговора. Так что я теперь должна вступить в права наследования, вот только состояние оказалось воистину огромным. Не дадут мне так просто его получить.

Я покачала головой своему отражению и принялась яростно расчесывать волосы. Гребень запутался, я дернула что есть силы и взвыла от боли. Со злости смахнув с трюмо все склянки и косметику, я схватила тяжелую вазу с лилиями, чей запах должен был отбить аромат выпечки, и грохнула ее об стену. На шум в комнату вбежал заспанный Антон.

- Хриз,  что опять случилось? - вопрос повис в воздухе вместе с тяжелым цветочным запахом.

Я сорвала тяжелые портьеры и широко распахнула окно. Свежий морской воздух ворвался в комнату, дав наконец возможность вздохнуть полной грудью.

Антон потоптался немного, потом сказал:

- Спускайся к завтраку  через полчаса. В девять придет поверенный, на десять у тебя назначена встреча с воягом.

Я резко обернулась.

- Какая еще встреча? Что ты несешь?

Антон укоризненно покачал головой и кивнул на пол, где вместе с косметикой валялась несколько писем и записок.

- Ты не прочла вчерашнюю почту? Вояг Хмельницкий вчера послал  за тобой посыльного, но ты... Была не в себе, и я отправил ему послание, что ты встретишься с ним завтра. То есть уже сегодня.

Я схватилась за голову.

- Что ему еще нужно?

Я подобрала почту и стала бегло ее просматривать. Пару приглашений на светские приемы, несколько визиток, ничего особенного. А вот письмо от соглядатая в северном краю. Руки задрожали от недоброго предчувствия, его последний ежемесячный отчет был всего неделю назад. Значит, что-то случилось.

Торопливо вскрыв письмо, я пробежала всего три строчки и закусила губу от злости. Соглядатай сообщал, что жена вояга Густава с десятилетним сыном отправились навестить родственником на востоке, их корабль попал в бурю и пошел ко дну. Никто не выжил.  Я скомкала письмо и уставилась в пустоту. Сидела так до тех пор, пока Антон, отчаявшись меня дозваться, не пришел  и за руку не отвел к завтраку.

Теперь он беспокойно поглядывал на меня, ерзал на стуле, но спрашивать не решался. Я методично нарезала пышный омлет тоненькими полосками и выкладывала из них причудливый узор, добавляя завитки из кружевных ломтиков помидора и раскрашивая картину листиками базилика. Мартен еще не успел узнать, насколько скверный у меня характер, поэтому жизнерадостно поинтересовался:

- Госпожа, в-в-вам не нравится омлет? Или н-н-нет аппетита?

Я оторвала взгляд от тарелки, рука с ножом была крепко сжата.

- Вояг Густав недавно потерял  семью, -  выговорила я сквозь зубы. - В кораблекрушении. Вот думаю, стоит ему выразить свои соболезнования, как думаешь, Антон?

- Ох, п-п-простите, у вас горе, я не знал, - Мартен стушевался, а Антон сидел и смотрел на меня глазами, полными страха.

- Лидия, ты ведь не собиралась? Это же не ты?...

Тарелка с омлетом пролетела над головой мальчика, попав  в стену, он лишь слегка вздрогнул, но глаз от меня не отвел. Я же смотрела на Мартена.

-  У меня действительно горе, Мартен. Потому что они должны были погибнуть от моей руки, а не по прихоти Единого.

Антон шумно выдохнул воздух и сказал:

- Я принесу тебе новую тарелку. Поешь наконец.

На встречу с воягом я опоздала. Поверенный, самый лучший  в городе законник,  оказался дотошным и ушлым старикашкой, я подумала немного и посулила ему ровно треть наследства, если он успешно доведет дело. Пришлось заново составлять договор и обсуждать детали, но оно того стоило. Даже две трети состояния помчицы Малко мне с лихвой хватит на задуманное, вот только теперь Густава нелегко будет достать.

Аудиенция была назначена в муниципальной больнице, каменной уродливой громадине на окраине города. Интересно, почему вояг выбрал такое странное место для встречи? Голова плохо соображала, и я больше всего боялась, что приступ, когда смешиваются все чувства, накатит на меня прямо там, а отвратительных эмоций в больнице хватало с лихвой. Оконфузиться перед воягом мне не хотелось, поэтому, уже шагнув по парадной лестнице и взявшись за тяжелую ручку двери, я заколебалась. Может, пусть его, скажусь нездоровой, пришлю воягу свои извинения? Но с другой стороны, пренебрегать покровительством вояга Хмельницкого еще не время  и не место.

Вояг ждал меня в кабинете управителя больницы, вместе с хозяином комнаты, а напротив них сидел инквизитор. Именно он, собственной персоной. Едва войдя в кабинет, я тут же узнала красавчика, сердце выбилось из ритма, затылок заныл тупой болью. Мысли лихорадочно заметались: если вояг позвал на встречу инквизитора, значит, что-то случилось.

- Простите мое опоздание, ваша светлость, - я изо всех сил быть любезной, хотя больше всего мне хотелось поколотить кого-нибудь.  - Дела наследования, знаете ли, такие скучные и отнимают столько времени... - Я развела руки в притворном огорчении.

Красавчик  обернулся ко мне и тут же подхватился с места, заливаясь румянцем в полщеки.

Глава 2. Инквизитор Тиффано

Что опять за спектакль она устраивает?  Лидия осматривала труп без малейшей капли брезгливости, даже не поморщилась. А теперь разыгрывает испуг? Она застыла, уставившись в темноту, потом отпрянула, оступилась, наконец упала на колени. Я даже не подумал сдвинуться с места, не собираясь потакать ее выходкам. Но когда она схватилась за голову, сообразил, что творится неладное.

- Принесите ей воды, господин Скоридж, - кивнул я управителю, намеренно отсылая его, чтобы избежать лишних вопросов.

Склонившись над ней, я резко сказал:

- Прекратите паясничать, госпожа Хризштайн! Немедленно встаньте!

Ее лицо было перекошено, в глазах плясало безумие, и вдруг она страшно закричала, подхватилась с колен и бросилась к выходу. Я опешил и после секундного замешательства кинулся за ней, перехватив ее уже возле двери. Схватил за плечо и развернул к себе, заглянув в глаза в тщетной попытке понять, что она задумала. Взгляд был безумным, полным ужаса и отвращения, лицо искажено в болезненной гримасе, она вырывалась и пыталась зажать уши руками, отгородиться от чего-то, слышимого только ей. Я затряс ее и тут же отпрянул. Ведь клялся себе, что не прикоснусь к ней больше никогда, до сих пор еще греховные желания терзали меня иногда по ночам, невзирая на епитимью, покаянные молитвы и строгий пост. Лидия зло прошипела:

- Здесь воняет колдовством! Так что вам теперь с этим разбираться!

Она развернулась и дернула за ручку, но я прижал дверь рукой:

-  Объяснитесь, или вы думаете, что я поверю на слово? Или вам опять мертвые девочки повсюду мерещатся? – сказал и тут же пожалел, потому что ее лицо опять исказилось, Лидия дернулась, словно намереваясь ударить меня, но потом передумала, глубоко вздохнула и сделала угрожающий шаг в мою сторону:

- А вы поинтересуйтесь у вояга, где тела остальных жертв.

Я попятился, ошеломленно провожая ее взглядом. На лестнице нас уже ждал управитель со стаканом воды, протягивая его Лидии, но та в ярости ударила по нему, стекло полетело на пол и противно затрещало под ее каблуками. Я поклонился управителю:

- Простите ее выходку. Наверное, запоздалая реакция на потрясение, нервы сдали...

- Что скажете, господин инквизитор? - Вояг с надеждой взглянул на меня, а я смотрел на Лидию. Она сидела с каменным белым лицом, и мне вдруг вспомнилась наша первая встреча. Тощая и бледная, помнится, тогда она вызвала у меня жалость, но сейчас ее бледность граничила с прозрачностью кожи ровно настолько, что казалось, еще чуть-чуть, и можно будет изучать по ней кровотоки и вены. Что же она увидела в темноте ледника, что так  испугало ее? 

- Господин инквизитор? - мое молчание уже становилось неприличным, поэтому я соизволил перевести взгляд на вояга и спросить:

- Ваша светлость, где тела остальных жертв?

Вояг вздрогнул всем телом и сурово посмотрел на меня.  Я затаил дыхание, молясь заступникам, чтобы он опроверг сказанное. Вояг поднялся и подошел ко мне, угрожающе нависая надо мной:

 - Откуда у вас информация? Кто вам доносит?  Вы копаете под меня?

Я опешил от неожиданности, но встал, чтобы быть вровень с воягом.

- Ваша светлость, вы говорите в моем лице со Святой Инквизицией, на полтона ниже, пожалуйста. Почему вы скрыли, что были другие жертвы? 

Вояг отступил на полшага, но видно было, что он все еще в гневе.

- Я расскажу, но прежде я хочу быть уверенным в вас, господин инквизитор. Что заставило вас предположить наличие других жертв?

Я сел обратно и кивком указал воягу на кресло напротив:

- Присядьте, ваша светлость. Вы можете быть уверенным только в одном. В том, что я сделаю все, чтобы найти и наказать виновного. Кто бы это ни был.

Вояг медленно опустился на кресло и кивнул:

- Да, конечно. И все-таки, откуда вам это стало известно?

Я секунду помедлил, потом кивнул в сторону Лидии, которая задумчиво ковырялась в сумочке.

- Мне об этом сообщила госпожа Хризштайн.

Вояг вопросительно уставился на Лидию:

- Госпожа Хризштайн, объяснитесь, откуда вы узнали?..

Лидия подняла голову и скривилась:

- А я просто предположила. И как видите, не ошиблась…

Вот зараза! Я стиснул зубы и процедил:

- Про колдовство вы тоже предположили? Чтобы втянуть меня в это дело?

- Господин инквизитор, если бы вы дали себе труд тщательно провести осмотр, не сомневаюсь, что пришли бы к подобным выводам.

- Так поделитесь своими соображениями, не тяните время.

Лидия деланно вздохнула, встала с кресла, высыпала содержимое сумочки на стол, стала его перебирать:

- На теле имеется всего одна обширная резаная рана, в живот. От такой не умирают немедленно. Кроме того, уверяю вас, ранение в живот  крайне болезненно. Но вы же помните лицо жертвы, господин инквизитор? – Лидия наконец обернулась ко мне, в ее руке был зажат кинжал. – Оно не искажено посмертной мукой, на руках и плечах нет синяков или ушибов, кроме незначительных ссадин на запястьях. Жертва не сопротивлялась? Не чувствовала боли?

Я открыл рот, пытаясь возразить, но Лидия обошла кресло и склонилась ко мне, приставив кинжал к животу.

- А еще, господин инквизитор, представьте, что я ударила вас в живот, фонтаном хлещет кровь… Что же вы сделаете? Инстинктивная реакция любого  человека будет пытаться зажать рану, остановить кровь, позвать на помощь. Нет? Только руки жертвы - без малейших следов крови, свидетельств борьбы нет, ногти не сломаны.

Ее волосы щекотали мне шею, я стиснул кулаки и изо всех сил пытался быть невозмутимым.

- Жертву могли опоить, она могла не понимать, что происходит.

- Возможно, - неожиданно легко согласилась Лидия, оставляя меня в покое. – Вот только …  Если бы в момент нанесения раны ее мышцы были расслаблены, как бывает при обмороке или забытьи,  то рана бы выглядела несколько иначе.  Так что, уверяю вас, господин инквизитор, она все чувствовала…

Глава 3. Хризокола

Я дала пару мелких поручений Антону и Тени, на ватных ногах поднялась к себе в комнату, упала на кровать, мысленно обещая себе лишь чуть-чуть перевести дух, и провалилась в липкий кошмар душного послеобеденного сна. Измученный разум метался в жестоких тисках памяти, порождая чудовищ, что терзали мое тело и душу, заставляя вновь и вновь переживать прошлое. Тянущая боль в пустом чреве, ощущение расплывающегося под тобой пятна крови из оскверненного  бесплодного лона, отвратительно липнущая к телу простыня, беспомощная слабость, когда нет сил даже пошевелить губами, чтобы позвать сестру, но самое страшное - это звук. На грани слышимости, детский плач, такой жалобный скулеж, что сердце кровью обливается, ты хочешь встать к своей нерожденной девочке, успокоить ее, а ноги не слушают, словно и нету их вовсе...

Я вынырнула из кошмара, разом подхватившись на кровати. Отбросила легкое одеяло, которым меня укрыл заботливый Антон, лихорадочно ощупала простыню под собой и выдохнула с облегчением. Ткань была лишь слегка влажной от пота, но жалобное поскуливание продолжало терзать слух. Я застонала, до боли прокусив губу и сдерживая рвущийся вопль боли. Тело ныло так, словно все случилось вчера...

- Ты уже проснулась? - заглянул в комнату Антон, в образовавшуюся щель влетел рыжий щенок и взобрался ко мне на кровать, продолжая  поскуливать. Я стиснула зубы, чтобы не стукнуть глупое животное. Его, последнего из помета, с деформированной задней лапой, мы не смогли никому пристроить, и Антон упросил меня оставить его у нас. Имя ему так и не дали.  

- Избавься от него, - сказала я, скидывая щенка с кровати. - Иначе сама удавлю. Ты меня знаешь.

Антон умоляюще  посмотрел на меня, в его глазах мелькнуло недоумение.

- Хриз, ты чего?

- Ты слышал, что я сказала.

Он покорно кивнул головой:

- Дай мне хотя бы несколько дней, ладно? Спускайся к ужину, тебе надо обязательно поесть, хоть что-нибудь. Еще к нам на ужин заглянул портной Изхази с семьей, заодно занес тебе заказ. Померяешь? Это поднимет тебе настроение. Ты хоть выспалась?.. Я решил тебя не будить...

Антон все говорил и говорил...

Я спустилась в гостиную, чувствуя, что все равно не смогу проглотить ни кусочка. Артем Изхази вскочил со стула и поклонился мне. В его жене, сидящей рядом цветущей дородной матроне,  теперь уже никто бы не узнал ту раздавленную горем мать, чей разум блуждал  в вымышленном мире, где ее дочь все еще жива. Впрочем, Адели до сих пор считает приемную дочь настоящей, не желая замечать разницу. 

- Госпожа Хризштайн, я решил лично принести ваш заказ, тем более что Евочке так хотелось повидаться с вами.

Его взгляд увлажнился, а на меня с радостным воплем бросилась девчонка, обнимая меня за талию, ласкаясь и радостно заглядывая в глаза, совсем как глупый щенок.

- Госпожа Лидия! Мне подарили новое платье! Смотрите,  правда красивое? А Мартен мне игрушку подарил, все подружки обзавидуются!

Она вертела в воздухе изящной механической стрекозой, сделанной настолько искусно, что казалось, еще чуть-чуть - и та взлетит, расправив гордо свои тонкие проволочные крылья. Я стояла каменным столбом, чувствуя, как рвется наружу дикая ярость.

- Евочка, не приставай к госпоже, ты ведешь себя невежливо, - мягко одернула девочку госпожа Изхази.  На ее лице было столько тихой гордости за свою дочь, столько спокойной безмятежности и безграничной любви, какие возможны только на лице мамы. Словно ей ведома сокровенная тайна мироздания,  которую она бережет от глупых непосвященных. Наверное, это свойственно всем матерям... Хотя нет, точно не всем. Та, что отшатнулась от новорожденного младенца, словно у меня было три глаза или уши на спине, та, что ни разу не приложила к груди, та, что  избегала как огня,  та единственная звалась моей матерью. Только для нее я не была ее ребенком, я была дочерью своего отца.  

Я отодвинула девчонку с дороги. Та побежала играть с щенком, весело болтая и дразнясь, за столом слышался смех и разговоры,  уютно горели светильники, разгоняя  темноту, звенели столовые приборы, ароматно пахло жареным мясом и пряным хмельным хлебом. Я смотрела на  эту идиллию пустым взглядом и мечтала стереть их улыбки. Все до единой. Навсегда.

Антон подошел и протянул мне принесенное платье. 

- Ты явно не собираешься есть, так пойди и померяй обновку. Не надо стоять здесь и накручивать себя еще больше, Хриз, - похоже, за столько времени со мной он научился чувствовать неладное.

Я негнущимися пальцами взяла платье и пошла наверх, впечатывая каждый шаг со злостью.

В спальне я разделась до нижнего белья, но потом передумала и скинула липкие от пота рубашку и панталоны. Ночная прохлада приятно остужала измученное тело,  отраженное в большом настенном зеркале. Я склонила голову набок, отстраненно разглядывая свое отражение, проведя пальцами по уродливым шрамам на животе и бедрах, ощущая, как горят такие же отметины на спине. Я могла бы избавиться от них навсегда. Мне достаточно спуститься в подвал, где хранится большая бутыль с надписью "рыбий жир", в которой на самом деле вонючая полезность перемешана с колдовским грибным эликсиром, зачерпнуть совсем каплю и нанести на кожу.  Как-то Антон деликатно поинтересовался, почему я до сих пор этого не сделала. Я не нашлась, что ему ответить. Теперь глядя на свое отражение, вдруг поняла -  не хочу забывать. Мне удалось выжить из чистого упрямства и ненависти. В моменты слабости я молила Единого позволить мне забыть, но теперь нет. Я не хочу забывать, не хочу прощать обиды, поэтому  найду в себе силы, черпая их в собственной боли и злости. Пусть приходит мара. Я не буду больше тебя прогонять, возьму твою страшную ношу, покачаю ее словно собственное дитя, даже колыбельную спою. Я замурлыкала себе под нос мелодию, надевая платье на свежую рубашку.

Глава 4. Инквизитор Тиффано

Она совсем обезумела?!? Что задумала, зачем издевается над бедной девочкой? Я что есть силы заколотил в дверь, тем не менее прекрасно понимая, что это бесполезно, Лидия не откроет. На шум из комнаты напротив выглянула любопытная полуголая девица, окинула меня оценивающим взглядом и поманила к себе. Я отрицательно помотал головой, понимая, что на шум непременно явится либо сама хозяйка, либо экономка, увидят меня без парика, и тогда... Демон, что же делать? И куда делся кардинал? Не могла же Лидия запереть его в ванне? Если только... Я подошел к соседней комнате и аккуратно нажал на ручку. Дверь поддалась, и я с облегчением проскользнул внутрь. Так и есть, ванная комната была смежной и к счастью не запертой. В комнате царил беспорядок и сильно пахло вином, разбитая бутылка которого валялась на ковре. Лужица алкоголя расплывалась неровными очертаниями, а его аромат пробивался даже сквозь заложенный нос.  Застать в подобном месте высокопоставленного церковника казалось совершенно невозможным, но вот же, случилось!  Отвращение и жгучий стыд за своего собрата по вере переполняли меня. Как Лидии удалось его утихомирить? Я толкнул дверь ванной комнаты, брезгливо переступил через брошенную рубашку и двинулся ко второму выходу. Приоткрыв дверь, на секунду замешкался: до меня доносился голос Лидии, спокойный и жесткий, тихие всхлипывания девицы, а их отражения были видны в зеркальном трюмо. Передо мной разворачивалась странная завораживающая пьеса, смысл которой мне был непонятен, и любопытство оказалось сильнее.

- ... А потом ты сгниешь в каком-нибудь третьесортном портовом борделе, готовая отдаться за бутылку рома или кусок хлеба. А может раньше тебя прирежет в пьяном угаре клиент, или до смерти изобьет сутенер.

Девица тихонько всхлипывала, сидя на кровати, а Лидия стояла напротив нее с совершенно отчужденным видом.

- Ты знаешь, как умирают от звездной сыпи? Нет? Я тебе сейчас расскажу. Сначала у тебя появляются всего лишь несколько красных звездочек на груди или в паху. Потом они начинают зудеть и болеть, набухать. Потом гноиться. Их становится все больше и больше. Следом идет лицо, оно начинает менять очертания. Знаешь, как смешно видеть таких неудачников, у которых нет носа, он сгнил, понимаешь?

Лидия расхохоталась так, что даже у меня мороз пошел по коже.

- Ты начинаешь заживо гнить, от тебя воняет мертвой падалью. Интересно, каково это - проснуться однажды и обнаружить, что от тебя отвалился очередной кусок плоти?

Девица взвизгнула и закрыла уши руками:

- Прошу вас, прекратите!

Я взялся за ручку двери...

- Что вы от меня хотите? Зачем рассказываете все эти ужасы?

- Зачем? - Лидия неуловимо поменялась, она вдруг стала странно-жеманной. - Милочка,  у меня появились на тебя виды, знаешь ли. Ты мне понравилась, красивая, молодая, здоровая, пока еще здоровая...  Вот думаю купить тебя.

Что за очередной бред? Лидия определенно что-то задумала, но вряд ли добровольно скажет, что именно. Я отпустил дверную ручку.

Девица недоуменно вскинула глаза на свою мучительницу:

- Зачем я вам нужна?

- Милочка, а зачем покупают шлюх? Чтобы пользоваться, не знала разве? Покупают их молодость и красоту. Но мне не нужна норовливая, мне нужна покорная, чтобы делала, что велено, понимаешь?

Лидия вдруг вздернула девчонку с кровати, поставила ее на ноги и провела рукой  по ее щеке настолько недвусмысленным жестом, что я затаил дыхание. Девчонка дернулась как от пощечины, не замечая, что теперь у нее на щеках появился кровавый румянец с ладони Лидии.

- В-вам нравятся женщины? - запинаясь, пробормотала она.

Лидия захихикала  тоненьким голоском. Да что с ней творится? Мне вспомнились слова отца Георга от том, что она носит маски, прячась за ними. На ней и в самом деле сейчас была словно чужая личина.

- Ох и насмешила ты меня, проказница! Да мне и мужчины то не особо, что уж тут... - и Лидия вновь зашлась в приступе истерического хохота, сгибаясь в три погибели.

И опять смена - ее смех оборвался неожиданно, она повернулась спиной к девчонке и скомандовала резко:

- Ослабь мне корсет, уж больно тугой, дышать тяжело.

Девчонка несмело подошла к ней, попыталась дрожащей рукой ослабить шнуровку, но у нее не получилось, она досадливо закусила палец со сломанным ногтем.

- Не можешь? Никчема! На что ты вообще способна, кукла с куриными мозгами? Только ноги раздвигать и можешь! - и Лидия влепила девчонке оглушительную пощечину. - Теперь знаешь свое место, а?

И опять резкий переход к образу заботливой мамочки.

- Прости меня, милочка, - Лидия притянула к себе дрожащую девочку, обняла. - Дурочка, я же хочу как лучше, понимаешь? Ну зачем ты упрямишься? Будешь ласковой, послушной - славно заживешь, обещаю!  Ты же верующая, да?

Несмотря на слабое сопротивление, Лидия выудила у нее из-под разодранной на плече рубашки святой символ на тоненькой цепочке, поиграла им у девчонки перед лицом.

- Так разве не должна ты смиряться перед волей Единого? Умерь свою гордыню и...

- Это грех! - девчонка вырвала у нее из рук свой оберег. - Грех то, что здесь творится. Я не дам себя больше...! Я лучше умру!

Она вырвалась из объятий, подбежала к столику и схватила первый попавшийся кинжал, приставив к своей вздымающейся груди. Демон, надо вмешаться, пока все не зашло слишком далеко! Но Лидия неожиданно захлопала в ладоши:

- Браво! Как патетично! Вперед! Давай же, чего медлишь? Кстати, заколоть самой себя у тебя вряд ли получится, по крайней мере, с первого раза. Надо знать, куда метить, чтоб наверняка. Милочка, а ведь самоубийство тоже грех. Самый страшный грех. Тебя даже не похоронят на кладбище, закопают как собаку. Но какая в сущности разница, верно?

Девчонка всхлипнула и уронила кинжал, он тихо упал, поглощенный ворсом дорогого ковра.