Непростые будни феодала

Глава 1(1)

Макс Мах

Последыш IV

Непростые будни феодала

Глава 1 (1)

1. Двадцать девятое ноября 1983 года

Скорость, с которой происходили события, ошеломляла. Порой даже не верилось, что «все это наяву и взаправду». Но так все и обстояло: «однодневная война», когда графство Менгден схлестнулось с негласно поддерживаемой императором Союзной ратью, магическое истощение, едва не сведшее Бармина в могилу, и наконец «золотой дождь»[1], пролившийся над ним в качестве «компенсации за принесенные неудобства». Вслух этого никто, разумеется, не сказал, но все всё поняли правильно. Если до начала военных действий, Ингвар являлся для Общества всего лишь экзотическим благородным дикарем[2] в духе вольтеровского Простодушного[3], то теперь он превратился в знаковую фигуру, вокруг которой сплотился едва ли не весь Старый Запад. Графство устояло, враг был разбит и жестоко наказан, а императору не осталось ничего другого, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре: вернуть Менгдену всю Северную марку[4], а значит, и титулы князя Острожского, посадника Ревельского и Юрьевского, хёвдинга Карелы, Орехова и Выборга. Такая вот случилась с ним невероятная пруха: пошла вдруг карта, успевай только объявлять всякие там «фулл-хаусы», «флеш-рояли» и прочие «стриты». Ведь и года не прошло, как Ингвар перестал быть «никем» и стал кем-то таким, за кого по собственному желанию могла выйти замуж княгиня Полоцкая или герцогиня Сконе. Вернее, обе две, не считая трех других. И получалось, что старенький старичок профессор-эмеритус[5] Игорь Викентиевич Бармин, - скончавшийся по-видимому в городе Питтсбург, США, - обрел в этом новом чудном мире не только молодость и невероятную физическую силу, но также магию, богатство и любовь, как минимум, четырех прекрасных женщин. Впрочем, имелся у всего этого великолепия и некий побочный эффект: чтобы хоть куда-нибудь не опоздать ему все время приходилось бежать, и при том бежать быстро, - изо всех сил, - что, будем откровенны, не слишком-то комфортно, ибо утомляет. Но делать нечего, как говорится: любишь кататься, люби и саночки возить. Ну, или что-то там про грузди и кузов.

И вот «новый поворот, и мотор ревет…»[6] Не успели прибыть в Гетеборг, а на Ингвара Менгдена вновь просыпались странные дары Фортуны. Приватный разговор с кронпринцем Карлом Августом Ваза привел к неожиданным решениям и ожидаемым подвижкам в «расписании на завтра». В краткосрочной перспективе, - то есть, в тех планах Бармина, которые, что называется «с сегодня на завтра», - предстояли коронация Карла Августа, дуэль с генералом-адмиралом князем Акселем Юль аф Верринге и, наконец, свадьба с кронпринцессой Ульрикой Катериной. И все это за четыре дня. Каково?! На самом деле, слов нет, так что, как говорится, без комментариев.

Ингвар, впрочем, и не комментировал, поскольку твердо знал, что все это выглядит вызывающе чрезмерно, поскольку слишком быстро, и всего этого для него слишком много. Такого стресса, такого калейдоскопа событий, каким представлялась нынешняя жизнь графа Менгдена, не случилось у Бармина за все семьдесят лет его прошлой жизни. Там разбросанные по десятилетиям значились всего лишь несколько событий «грандиозного масштаба», ни одно из которых, по совести говоря, никак не дотягивало до нынешних его драм. Свадьба. Две защиты диссертаций, эмиграция… И все, собственно. А здесь одних свадеб за осень сыграно уже столько, сколько ему и не снилось в его прошлой мирной жизни. А ведь за прошедшие месяцы он успел к тому же неоднократно повоевать, и титулы теперь носил такие, что только «Ой!» Но вот, что любопытно, покидая курительную комнату, где состоялся исторический разговор с наследником шведской короны, ни о чем подобном Игорь Викентиевич, - или лучше сказать, Ингвар Менгден, - не думал. Не до того было, ибо довлела над ним злоба сего дня.

Итак, пожелав членам семьи кронпринца трогательно-шведское go'natt[7], Ингвар и Мария вернулись в отведенные им гостевые апартаменты, заперлись на все замки и, включив выданную майором Злобиной шпионскую хрень, носившую скромное название прибора для защиты конфиденциальности, - про себя Бармин называл эту штуку попросту «глушилкой», - наскоро обсудили свои непосредственные действия в свете так резко изменившихся личных обстоятельств. Впрочем, быстро – не означает безболезненно.

Мария - девочка смелая, временами шебутная, но, когда доходит до дела, умеет собраться и действует хладнокровно, без обычных для ее возраста и пола душевных метаний. Война ее не испугала, но явно закалила, окончательно закрепив в характере княгини Полоцкой те черты, которые достались ей от природы или были сформированы правильным семейным воспитанием. Однако, какой бы она ни была на самом деле, какой бы ни хотела предстать в глазах окружающих и, прежде всего, в глазах своего «мужа и господина», она оставалась самой собой: молодой влюбленной женщиной.

- Ты нервничаешь, - констатировал Ингвар, взглянув ей в глаза.

- Да, немного, - не стала она отнекиваться. - Скажешь, нет причины?

- Ты о датчанах? – на всякий случай уточнил Бармин.

- Нет, о папуасах! - неожиданно огрызнулась Мария.

Бармин не сомневался, что дело не в том, что она не верит в его силу и удачу, Мария просто не может за него не беспокоиться.

- Миа, - сказал он тогда, пытаясь рационализировать проблему, - ты знала все эти подробности еще три дня назад. Мы это обсуждали.

- Да, но не дуэль! Ты не говорил, что собираешься с ним драться!

- Не дуэль, - поправил жену Бармин, - судебный поединок.

- Как дерьмо не назови, все равно воняет, - фыркнула в ответ Мария. - А поединок, мой дорогой, он и в Африке дуэль. И ты, Ингер, об этом ничего нам не говорил.

- Экспромт, - пожал он плечами.

И в самом деле, чистой воды импровизация. Мгновенная идея. Эврика или еще что-нибудь в том же роде.

- У князя 18-й ранг!

- Откуда ты знаешь? – удивился Бармин.

- Не один ты справки наводишь, - отмахнулась Мария. – Восемнадцатый ранг, Инг, это очень много. И учти, он боевой маг. Всю жизнь служит на флоте! Что означает, воевал.

- Откуда такое неверие в мои силы?

- Откуда такая самоуверенность? – парировала Мария. - Пару раз она тебя уже подвела.

Что ж, в ее словах было много правды. Гормоны или еще что, но молодое тело Ингвара Менгдена не раз и не два заставляло старика Бармина совершать немыслимые глупости. Возможно, и сейчас тоже «подначивает». Но менять решение не хотели, как ни странно, оба, - и молодой, и старый, - хотя и по совершенно разным причинам. Менгден – герой и адреналиновый наркоман, ему только бы шашкой помахать. Бармин же в меру осторожен, но зато хорошо видит перспективу. Если грохнуть генерала-адмирала Юля, да не просто прибить, - хотя и это было бы совсем неплохо, - а в ходе судебного поединка, дивидендов будет так много, что замыкаешься пересчитывать набежавшие проценты. Ослабить датчан и одновременно припугнуть, испортить им репутацию, подняв ее между делом себе, и, кроме всего прочего, создать благоприятную ситуацию для начала переговоров о мире. Дипломатия ведь, как известно, всегда более эффективна с позиции силы, чем наоборот. А про 18-й ранг Ингвар знал, разумеется, как знал и то, что, скорее всего, официальные данные датчанами не без умысла занижены. Это когда у тебя какой-нибудь сраный пятый-шестой ранг, можно приврать, что добрался хотя бы до седьмого. У сильных магов, тем более, у боевых магов все с точностью до наоборот. Занижают хитрованы свой ранг, как, впрочем, и сам Ингвар, истинную силу которого не знает никто, кроме, может быть, нескольких самых близких ему людей. Так что, на самом деле, у датчанина как бы даже не полный 21-й ранг. Очень сильный враг этот Юль, коварный и опытный, но и Бармин не лаптем щи хлебает. Он за последнее время, - в особенности, в ходе тренировок со своими девушками, не говоря уже о войне, будь она неладна, - серьезно «подкачал» свой стихийный потенциал и мог теперь многое, о чем внешние наблюдатели даже не догадывались.

- Я его сделаю и хватит об этом! – сказал он, подводя черту под так и не состоявшейся дискуссией.

Мария посмотрела ему прямо в глаза, - секунд двадцать смотрела, не отрываясь, - потом кивнула, окончательно принимая его решение, и больше к этой теме не возвращалась. Зато быстро включилась в обсуждение вытекающих из создавшейся ситуации шагов, но совещание долго не продлилось. Обсудили, приняли решение, и вперед. Княгиня Полоцкая сразу же уехала в русское посольство, чтобы переговорить тет-а-тет со своим отцом, который, на счастье, представляет сейчас в Гетеборге великорусского императора. А Бармин в это время быстро написал несколько строго конфиденциальных писем и, вызвав одного из своих доверенных курьеров, отправил его на ночь глядя на аэродром. По открытым каналам связи, то есть, по телефону или телеграфным ключом, он мог сообщить своим близким в Усть-Угле только самые общие сведения. Использование кодовых слов – отличный метод конспирации, но, увы, не предполагает детализации сообщений, а между тем, обстоятельства требовали передать домой четкие инструкции, касавшиеся, как самой скорой свадьбы, так и последующего довольно значительного прибавления в семействе Менгденов и резкого увеличения замкового штата. Поэтому первым делом Бармин написал письма Варваре и Ольге, оставшейся в замке за старшую, а также князю Глинскому и своему родичу барону фон Лагна. Курьер с этими письмами вылетит на конвертоплане сначала в Ниен, а затем в Усть-Углу, так что уже к утру адресаты Ингвара Менгдена получат от него всю необходимую информацию.

Отправив курьера, Бармин достал из переносного сейфа кодовую книгу и занялся составлением шифровок. Это заняло у него почти час времени, но зато потом он смог беспрепятственно прямо по телефону надиктовать Ие Злобиной подробные распоряжения, звучавшие, как бесконечно длинные последовательности пятизначных чисел. Конечно, все заинтересованные лица, то есть, те, кто гласно или негласно прослушивал его телефон, тут же узнали, что он послал шифровку, но это было наименьшее из зол, поскольку иди знай, что за сообщение, кому и зачем он отправил.

Бармин как раз успел с этими делами, когда из имперского посольства вернулась Мария. Было уже слегка за полночь, но выглядела княгиня просто замечательно: дивно хороша собой, по-спортивному бодра и энергична, как если бы, успела хорошенько и со вкусом отдохнуть и совершенно не нервничала по поводу предстоящей дуэли. Напротив, сейчас она просто полыхала, - разумеется, только наедине с супругом, - положительными эмоциями.

- Отец принял, как должное, - сообщила Мария, устраиваясь в кресле и принимая от Бармина бокал с красным франкским вином. – Завтра, не позже полудня прилетят Федор и Екатерина. Обещал так же добиться особого поздравления от императора и его супруги. Что у тебя?

- Письма отправил, - пожал плечами Бармин, пивший старку и примеривавшийся к сигарете, курить или нет. – Надиктовал шифровки и поговорил на «общие темы» с Варварой и Ольгой. Послал телеграммы Конраду и Стефании. И вот, что пришло мне в голову. Ты, Миа, как княгиня Полоцкая, распоряжаешься какими-нибудь титулами?

- Да, - подтвердила Мария очевидное. – Кому надо?

- Я подумал о Дарене, - объяснил Бармин, закуривая. – Девка, вроде бы, исправилась, во всяком случае, старается. Надо будет ее в свет выводить…

- Могу даровать ей титул посадницы Себежской и Идрицкой. За пределами империи можно будет представлять ее, как виконтессу[8].

- А кто у нее будет графом? – уточнил Бармин, все еще плохо разбиравшийся в реалиях жизни титулованного дворянства.

- Я, - усмехнулась супруга. – В Полоцке, Инг, я удельная княгиня, по-нашему, как и ты у себя в графстве, владетельная, а, говоря по-европейски, «Милостью божьей». А вот в Идрице и Себеже я просто княгиня и в Европе могу переводить этот титул, как графский. Так что будет Дарена моей подданной в квадрате.

- Не возражаю, и… спасибо! – улыбнулся Бармин.

- Да, на здоровье! – отмахнулась от его благодарностей Мария. – Ты лучше подумай, может быть, надо что-нибудь добавить к титулу Стефании?

- Я уже об этом подумал, - Ингвар встал из кресла и, подойдя к столу, взял один из разложенных там документов. – Это как раз список титулов в Северной марке, оказавшихся теперь в моем распоряжении. Хочу отдать Конраду Нарвский удел – будет у нас графом Нарвским. Передам ему в управление три замка – пусть наделает виконтов.

- Разумный ход, - согласилась Мария. – Продолжай!

- Варваре хочу отдать Корельскую половину[9] с замком[10] в Кореле и титулом княгини Ижорской. Удел небольшой и небогатый, зато титул древний и княжеский, а деньги ей пусть Петр зарабатывает.

- Отлично придумано! – поддержала его жена. – Тогда, Стефанию можешь сделать посадницей Невельской и Усвятской.

- Ты что, запомнила наизусть весь список? – удивился Бармин.

- Нет, только про Невель и Усвяты, - «скромно» опустила глаза княгиня Полоцкая, обладавшая практически идеальной зрительной памятью. - А теперь, мой господин, может быть, вы уже отложите свои дела в сторону и трахните наконец свою недостойную рабу?

Есть просьбы, на которые просто невозможно сказать «нет», но всегда можно внести коррективы в запрос.

- Чур, сегодня вы сверху, моя госпожа, - ухмыльнулся Ингвар.

- Черт с тобой, граф! – вернула ему ухмылку молодая жена. – Так и быть, поскачу! Такой жеребец, как ты, не каждой наезднице достается! Но на многое не рассчитывай, амазонкой буду только первые пять минут…

О том, что Мария девушка с фантазией, зудом в одном месте и полна энтузиазма практически во всем, за что ни возьмется, Бармин понял еще тогда, когда неожиданно встретил ее во время своего первого посещения замка в Усть-Угле. Не зная, чья она дочь, не ведая, что девушка приуготована ему судьбой в жены, он позавидовал ее будущему супругу, которому достанется не только красивая и веселая, но также эксцентричная и склонная к авантюрам жена. Женщина, которая не станет отказываться от экспериментов в постели, потому что ей по жизни все интересно. И он не ошибся. Если не считать того странного затыка, который случился у Марии Полоцкой с первым разом, она такой и была: умной, энергичной и раскованной, в особенности, когда оставалась с ним наедине. И этой ночью она тоже не изменила себе: не жадничала и не строила из себя стеснительную недотрогу, устроив Ингвару токую скачку, что даже у него, уж на что кобель патентованный, все равно дух захватило. В общем, ночь прошла замечательно, и на коронацию Карла Августа Бармин пришел несколько подуставшим, но при этом в великолепном расположении духа и с застрявшей в голове мыслью, что жизнь удалась. А в главном языческом храме Гетеборга его между тем ожидал такой косплей, что, как говорила одна его старая приятельница, «пусть все завистники умрут!»

За долгие века войн и периодов замирений, - длившихся порой годами и даже десятилетиями, - обе стороны, имея в виду и язычников, и христиан, чего только не нахватались друг от друга. Такого не могло случиться и, разумеется, не случилось в мире Игоря Викентиевича, где монотеизм безоговорочно победил – во всяком случае, в Европе, - оставив о поганстве лишь смутные воспоминания да редкие мотивы в народном творчестве. Но здесь и сейчас, в мире Ингвара Менгдена этого не произошло благодаря Ее Величеству Магии. Именно магия стала той постоянно действующей третьей силой, которая существенно влияет на политику, экономику и культуру, а, проще говоря, буквально на все, чем жив человек. Благодаря этой третей силе, язычество не исчезло, как это случилось в мире Бармина, и постепенно, шаг за шагом, научилось у христиан обрядовости, литургии и прочим изыскам. А те, в свою очередь, переняли у идолопоклонников идею полигамного брачного союза и прочие бытовые разности.

Итак, языческая коронация короля Швеции, на которой присутствовал сейчас Ингвар, проходила в декорациях, теоретически более подходящих христианам. Очень пышно, ярко и громко и, разумеется, недешево. Били колокола, жрецы в снежно-белых, расшитых золотом ризах выводили мощными голосами псалмы и гимны, играл орган, пели ангельскими голосами детки обоего пола, обряженные во что-то вроде пурпурных хламид с капюшонами, и торжественно свидетельствовали прибывшие на коронацию короли, князья и герцоги Божьей милостью, увенчанные золотыми коронами и одетые в бархатные придворные мантии с накинутыми на плечи владетельскими плащами, подбитыми мехом царственного горностая. В общем, это была эклектика в чистом виде, но, чего уж там, выглядело это все впечатляюще, как и должно быть, наверное, на настоящей коронации. Во всяком случае, это действо напомнило Бармину коронационные торжества по случаю восхождения на престол Елизаветы II Английской. Нашел он как-то, по случаю, на просторах тамошнего интернета документальный фильм о ее коронации. Тоже неслабо и недешево, но шведы, пожалуй, выступили круче великобританцев.

В общем, длилось все это долго или, скорее, даже очень долго. Иначе какая же это коронация, если присутствующие, включая самого виновника торжества, не умотаются до смерти? Бармин был куда крепче иных других, но в какой-то момент это начало утомлять даже его. Возможно, поэтому он отвлекся от церемонии и принялся рассматривать окружающих его непростых людей. Зрелище, к слову сказать, более чем впечатляющее и весьма поучительное. Их, то есть, тех, кто прибыл на коронацию, чтобы свидетельствовать о вступлении во власть нового короля Швеции, собралось в огромном храмовом зале человек семьдесят. Не гости, - вернее, не просто гости, - не зрители и не статисты, которых здесь и вне зала было на порядок больше. Активные участники церемонии, на них Бармин и смотрел из-под полуопущенных ресниц. Впрочем, он знал, что они, все и каждый, чувствуют его взгляд точно так же, как он чувствовал их интерес к себе. Угадать, с каким чувством они на него смотрят, было практически невозможно, поэтому Ингвар голову себе этими глупостями не занимал: смотрят и смотрят, их право. Сам же он проявлял всего лишь обычное человеческое любопытство.

Он не был лично знаком с абсолютным большинством присутствующих, никогда с ними прежде не встречался и, если видел где-то когда-то, то только на фотографиях. Однако, сейчас у него появилась отличная возможность увидеть их всех воочию, и первое, что пришло ему в голову при изучении их фигур и лиц, это сакраментальное «магия рулит». Даже не интересуясь этим вопросом в своей прежней жизни, Бармин знал, что европейская аристократия – это отнюдь не сборище голливудских красавцев и красавиц. Холеные, ухоженные и хорошо одетые, они все-таки оставались обычными людьми. Высокие и не очень, полноватые и лысоватые, как один из принцев Монако, и зачастую отнюдь не красавцы, как, например, семейка все той же Елизаветы Английской второй этого имени. Была у нее в семье одна красивая женщина, так и ту съели, суки, потому что пришлая. Здесь же, в этом мире, естественный отбор был подвержен сильному воздействию магии, и результат был, что называется, налицо. Все эти короли и принцы, княгини и герцогини были красивыми и породистыми, не говоря уже о том, что все, как один, находились в хорошей физической форме, хотя конечно в каждой избушке свои игрушки. В одних семьях доминировали высокие или даже очень высокие женщины, а в других встречались и совсем некрупные фемины, как, скажем, его Дарена, у которой рост всего 163 сантиметра, хотя и она, разумеется, красива и крепка телом. А вот мужчины все, как на подбор, оказались высокими. Другое дело, что таких гигантов, как Ингвар Менгден, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Все-таки многовековая селекция, помноженная на магию, дает великолепные результаты, не говоря уже об условиях жизни, пластической хирургии и целительских штучках-дрючках.

Разглядывание герцогов и принцесс развлекло Бармина, направив ход его мысли по совсем другому руслу. Он в очередной раз, - благо время позволяло, - задумался о том, что здесь делает именно он – семидесятилетний профессор психиатрии Игорь Викентиевич Бармин, и в чем заключается сакральный смысл его существования в этом мире и в этом теле. Как-то не верилось, что это простая случайность. С чего вдруг такой подарок судьбы? Мало того, что получил второй шанс, - что само по себе невероятная удача, - так ведь не в теле гопника с городской окраины, деревенского дурочка или наркомана, подыхающего от передоза в вонючей канаве. Был когда-то такой канадский сериал про каких-то путешественников из будущего, которые по незнанию вселились в совершенно неподходящих для этого людей прошлого. Типа, извиняйте, ошибочка вышла.

В его же случае все обстояло с точностью до наоборот. Уж очень качественное, если не сказать адресное, получилось попадание. Тело мало что молодое, так ко всему прочему крепкое, сильное и вполне пригодное для жизни, не говоря уже о любви. О титуле, деньгах и прочих плюшках даже заговаривать стыдно. И возникает вопрос, вернее, два: кто это тут такой всесильный и щедрый, и для кого этот аноним так круто выступил? По первому вопросу ответ, вроде бы, напрашивался: Марена, тем более, что богиня была близка к стихии Смерти. Но так ли это, на самом деле, Бармину было никак не проверить. По второму же вопросу, ответ был и вовсе скрыт под густым слоем тумана. Но можно было, разумеется, кое-что предположить. Вряд ли некая сверхчеловеческая сущность, - скажем, та же богиня, - ворожила какому-то ничем не примечательному старому хрычу из иной реальности. Бармин твердо знал, что ничем великим или из ряда вон выходящим он не отмечен. Одним словом, не гений, не герой и не творец. Таких, как он, в современном мире, то есть, в его прошлом мире, не просто много, а очень много. Университеты и те исчисляются десятками тысяч. Что уж говорить о профессорах! Следовательно, дело не в нем самом, а в Ингваре Менгдене, который, возможно, сильно нужен этой реальности или конкретно Марене для каких-то своих, неведомых Бармину целей.

Допустим, что это так, и еще допустим, что с прошлым сознанием не срослось, и потребовалась срочная замена. Однако, снова же неясно, почему на замену выбрали именно Игоря Викентиевича? Можно подумать, что там и тогда, в XXI веке, нельзя было подобрать более умного, талантливого и опытного человека? Какого-нибудь спецназовского полковника или генерала, например, или матерого политического интригана. Почему же богиня, - если, разумеется, это она, - выбрала именно Бармина? В чем скрытый смысл ее поступка? Какова причина? Но, увы, гадай или нет, никто готового ответа на все эти вопросы и недоумения Бармину не предоставил и вряд ли предоставит в будущем. Так что придется ему жить с тем, что есть, и попусту не стенать, а радоваться, что лично для него все сложилось более, чем хорошо.

Вообще, если не лукавить, жизнь Ингвара Менгдена Бармину нравилась, и чем дальше, тем больше. Да, нервно, временами, опасно, - и часто больно, - но зато дико интересно. И дело не только в более, чем доступном и разнообразном сексе, - хотя и в нем тоже, - но, в первую очередь, в стиле этой новой жизни, ее содержании и ритме. Оказалось, что большое количество адреналина и эндорфинов в крови делает жизнь куда интереснее, чем у обычных людей, живущих в рамках «от и до» и не знающих, бедолаги, что такое стресс, страсть, гнев и прочие чрезмерности. И все это только часть тех сокровищ, что упали на него сразу вдруг, как выигрыш в лотерею по случайно купленному билету.

Старый психиатр стал молодым аристократом самых, что ни на есть, голубых кровей, сильным колдуном и хозяином огромной и богатой страны. Самодержцем, как бы он ни назывался официально, - королем, князем или графом, - хотя и под властью императора. Язычник, ну надо же! И ко всему прочему, многоженец, при том, что его жены все, как одна, красавицы и в их жилах течет все та же самая голубая, как медный купорос[11], кровь. Что-то еще? Много всего, и, начни он все это записывать, список вышел бы очень длинным, но такими глупостями он заниматься, разумеется, не станет. Незачем.

[1] «Золотой дождь» - выражение, означающее внезапное и легко доставшееся богатство. Не путать с названием сексуального извращения.

[2] Благородный дикарь - тип персонажа, особенно популярный в литературе эпохи Просвещения (XVIII век). Образцовый «благородный дикарь» этого времени – «Простодушный» Вольтера.

[3] «Простодушный» - философская повесть Вольтера, опубликованная в Лозанне в 1767 году и через 8 лет переведённая на русский язык. Описывает злоключения руссоистского «естественного человека» (неиспорченное «дитя природы» - француза, после смерти родителей воспитанного индейцами-гуронами в колониальной Канаде) в клерикально-абсолютистской Франции старого порядка.

[4] В этой (альтернативной) реальности, Северная марка или Западная пятина – древнее надгосударственное образование на северо-западе Великорусской империи, которое едва не стало королевством, наподобие Швеции или Дании, но не сложилось. Однако императоры всегда соблюдали ее права на автономию. Территория марки огромна: от Ревеля на юго-восток до Юрьева и на юг через Изборск на Полоцк, затем на северо-восток на Торопец и наконец на север через Старую Руссу, минуя Новгород на Орехов и Корелу, а затем на запад до Выборга. Во главе марки стоял не маркграф, как это принято на западе Европы, а хёвдинг (племенной вождь у германских и скандинавских народов), которого позже стали называть конунгом, а еще позже – князем Острожским. Острожские же породнились с Менгденами, так что Ингвар имеет право на титул князя Острожского (см. книгу I).

[5] Эме́рит (от лат. emeritus «заслуженный, отслуживший, старый») - титульное обозначение для профессоров, преподавателей высшей школы, которые в связи с преклонным возрастом освобождены от ряда своих ежедневных служебных обязанностей. В научно-образовательной сфере России данный термин не используется.

[6] Слова из песни «Поворот» группы «Машина времени»: «Вот новый поворот, и мотор ревёт. Что он нам несёт - пропасть или взлет, омут или брод? И не разберёшь, пока не повернёшь…»

[7] Go'natt - спокойной ночи (швед.).

[8] Виконт, виклетониусис (фр. vicomte от латинского vicecomes, англ. viscount, буквально - заместитель графа, вице-граф, нем. vizegraf) - титул европейского дворянства, особенно в британском пэрстве, средний между графом и бароном.

[9] Корельская половина Водской пятины (по западному берегу Волхова к Корельским погостам, зависевшим от города Корелы).

[10] Имеется в виду, Корела - каменная крепость в городе Приозерске (Кореле), на острове реки Вуоксы, сыгравшая значительную роль в истории Карельского перешейка и допетровской России.

[11] Если кто не знает, медный купорос имеет радикально синий цвет.