Не принимай красную таблетку

Из всех возможных вариантов пробуждения, теоретически доступных Павлу, судьба по непонятной причине выбрала именно этот: на холодном полу, прямо под кондиционером, из-за боли в шее, потому что уснул в неудобной позе и без подушки. Павел, может, и хотел бы вернуться в спасительную тёплую темноту, но уже не мог. Он нехотя поднялся, ощутив, как с груди соскользнуло что-то, услышал, как покатилось по полу. Открыл глаза и осознал, что это место ему совершенно незнакомо.

В помещении царил полумрак, разгоняемый чуть розоватым, похожим на фитолампу светом. Больше всего это походило на приёмную в каком-нибудь огромном офисном здании. Синие диваны вдоль выкрашенных в белый стен, стеклянные журнальные столики перед ними и пальмы в горшках по бокам, мраморный пол – всё укладывалось в это впечатление. Павел обернулся и увидел огромную неоновую вывеску над ресепшн «Дизайн эмоций» – от неё и шёл свет.

Павел потёр глаза и осмотрел себя. Внутри всколыхнулась тревога: на нём была незнакомый комбинезон тёмно-синего цвета, похожий на спецовку, к переднему карману был прицеплен бейджик. Почему-то казалось, что это не его форма, но как Павел ни пытался, он не мог вспомнить, в чём ходил на работу, и в чём эта самая работа заключалась. Тревога захлестнула мощнее. Павел взялся за бейджик, рассмотрел до мельчайших деталей открытое округлое лицо, коротко стриженные тёмные волосы, высокие скулы – всё совершенно незнакомое. Как и имя: Стрелецкий Павел Константинович. Как и должность: главный инженер системы безопасности.

Тревога уже начала затапливать, и Павлу стоило огромных сил не поддаваться ей. Он глубоко вдохнул, выдохнул, повторил несколько раз. Попытался осмыслить происходящее. Он не помнил, кто он, где он, как здесь оказался, помнил только имя. Нужно было больше информации, чтобы делать какие-то выводы, хоть какие-то подсказки, и он принялся осматриваться внимательнее.

Первой на глаза попалась бумажка, которая, похоже, и соскользнула с него, когда он поднимался, рядом с ней валялся чёрный маркер. Павел развернул её, вчитался. «В сумке бомба, взорви там всё нахер», – гласила надпись, и он был готов поклясться, что почерк был его собственный.

Тревога сменилась паникой. Павел подскочил на месте, попятился на несколько шагов, пока руки не коснулись чего-то мягкого. Он осторожно ощупал это, понял, что это сумка – видимо, та самая, с бомбой. Это был финал. Павел вскочил, понёсся к огромным стеклянным дверям в конце и принялся в них барабанить. Над ними находился фотоэлемент, слева – выключенное устройство для чтения пропусков, никаких замков не было видно, но двери не открывались. Павел хлопал по ним ладонью, колотил кулаком, но толку не было. Оставался вариант – можно было взять где-нибудь на ресепшене стул или ещё что-то, попытаться разбить стекло.

Павел отступил от двери, но вдруг увидел своё отражение и остановился. Его лицо было один в один с фотографией на бейдже, и теперь он понимал, что этот же бейдж был пропуском. А если он был инженером системы безопасности, так ещё и главным…

– Я сам себе заблокировал двери, чтобы довести дело до конца и не сбежать, – прошептал Павел.

Он опёрся ладонями на стеклянные двери. Обрывочные мысли и догадки сменяли друг друга, не позволяя сложить целую картинку. Нужно было ещё больше информации, и наверняка что-то ещё было в сумке, но чёрт его знает! Вдруг взрывное устройство сделано так, что как только он откроет замок, сразу прогремит взрыв?

Громкий звонок телефона разрезал тишину, и Павел вздрогнул. Оглянулся, увидел небольшой чёрный смартфон в стороне. Ну нет, решил он. В записке было сказано «взорви всё ТАМ», а значит, нужно было как минимум добраться туда. Вряд ли Павел сделал бы всё для того, чтобы помешать самому себе, скорее наоборот.

Телефон не замолкал, но Павел решил сначала получше разобраться в том, что происходит, и потом перезвонить. Хотя да, более важной причиной было то, что он мог броситься просить о помощи у звонившего, а этого не хотелось бы. Павел опустился на корточки перед сумкой, открыл боковой карман и растерялся: там были таблетки. Блистер с огромными красными пилюлями, в котором не хватало одной, и банка с надписью «Кураж». И на том, и на другом был логотип «Дизайна эмоций», в точности повторявший неоновую инсталляцию на стене.

Телефон наконец заткнулся. Павел открыл баночку, надеясь найти там инструкцию. Её не было, но нашлась очередная записка, на этот раз почерк был другой. «Новая глушилка работает за сутки, – сообщала она. – Не используй с ней старые коктейли, результат непредсказуем».

Ну да, конечно, всё сразу стало понятно. Павел отбросил баночку в сторону, схватился за голову и застонал. Боль била по вискам, накрывала и отступала, пульсируя в одной ей известном древнем ритме. К горлу подкатила тошнота. Павел сжался в комок, лёг на пол и попытался отстраниться от неприятных ощущений, но они не собирались отстраняться от него. Сколько времени он так провёл, было непонятно, но из полузабытья его вывел новый звонок телефона.

Стало неожиданно легче. Павел открыл глаза. В поле зрения попалась та записка, которую он нашёл первой; она лежала на полу, перевёрнутая, и с этой стороны к ней было что-то прицеплено скотчем. Павел сел, помассировал пальцами виски, прогоняя остатки головной боли, подполз к листку и поднёс его к глазам. Это была пластинка для смарт-часов – карта памяти, позволяющая воспроизвести короткое видео в виде голограммы, абсолютно бесполезная штуковина, маркетинговый ход, хорошо продаваемый на волне популярности сторис и коротких видео…

Телефон смолк. Головная боль вернулась, пусть и не такая сильная. Проклятая карточка навязчиво крутилась в мыслях, и Павел, как одержимый, отклеил её от записки и вставил в часы. Те моментально её распознали, предложили воспроизведение, и Павел ткнул «да».

– Прости, что довёл тебя до такого, – послышался его собственный голос, искажённый некачественным динамиком часов. Вместо видео над экраном мелькали синие искорки – видимо, съёмка велась в темноте. – Я понял, что не смогу справиться, и принял коктейль. Надеюсь, ты доведёшь дело до конца.

Боль стала всеобъемлющей, и Павел заорал, не в силах терпеть. Он рухнул на пол, схватился за макушку, сжался. Воспоминания взорвались внутри фейерверком, и за каждой новой картинкой следовал удар боли, будто кто-то колотил тупым топором по черепу.

… Его девушку звали Лида, и это она обожала эти идиотские карточки. Её любимым делом было заснять с утра какое-нибудь тупое видео, залить на карточку и оставить её прикреплённой к зеркалу в коридоре. Умом Павел понимал, что это вроде бы романтично и мило, но по непонятной причине ненавидел эту дурь всей душой, хотя делал вид, что всё отлично.

«Это было очень мило, – неизменно говорил он, когда они встречались вечером после работы. – Мне понравилось».

Но на самом деле он каждый раз брал эти карточки, ломал пополам и выбрасывал в мусорку. Они были одноразовыми, и именно это раздражало больше всего. Бесполезная ерунда, тратящая зря природные ресурсы; если такую дрянь покупают и продают, значит, все они живут слишком хорошо.

Если бы Павел смотрел эти видео, он бы заметил, как изменялось их настроение. Сначала на них были воздушные поцелуйчики и пожелания доброго утра, потом просто кривляния на камеру. Потом однажды Лида расплакалась и сказала, что не чувствует между ними той прежней страсти, какая связывала их в самом начале. Вечером после того, как он должен был посмотреть это видео, он привычно сказал, что это было очень мило. А потом узнал, что на самом деле Лида уже собрала и перевезла свои вещи к подруге, но если бы Павел дал ей понять, что смотрел видео и сделал выводы, она бы осталась.

Он узнал об этом позже. Когда он уже плотно сидел на суррогатах – таблетках, блокирующих чувства и активирующих их по запросу. В официальном маркетинге это называлось тем самым красивым словосочетанием «Дизайн эмоций», но те, кто имел к ним доступ (и уж тем более разрабатывал), давно называли их проще.

Правила игры были просты. Сначала ты принимал «глушилку» в течение трёх суток, чтобы заблокировать настоящие чувства. Как поверхностно слышал Павел, эмоции включались в следующем порядке: сначала некие рецепторы улавливают триггер, затем запускается механизм реакции, включается состояние аффекта, когда эмоции невозможно контролировать, затем он отступает и включается режим контроля. Так вот «глушилка» блокировала этот процесс ещё на стадии осознания организмом триггера, и потому дальнейшие эффекты не срабатывали. Но эмоции в целом – штука полезная, поэтому в дополнение к глушилке шли сами суррогатные чувства. Они длились ровно столько, сколько нужно, не достигая состояния аффекта, и позволяли безопасно получать бонусы от чувств, избегая при этом негативных сторон.

«Нет прежней страсти», да?

Павел начал принимать суррогаты для того, чтобы понять, хочет ли он действительно расставаться с Лидой или нет. Эмоции мешали ему: ненависть к проклятым пластинкам и постоянные ссоры причудливо смешивались со страстью, вспыхивающей между ними во время примирений. Это были очень заманчивые качели, яркие, сводящие с ума, но должность Павла требовала от него трезвости ума, а не бесконечных разборок с девушкой. Ему нельзя было становиться заложником собственных чувств; разрабатывалась система безопасности для базы данных всего проекта «Дизайн эмоций», и ему предстояло создать самую защищённую конструкцию в истории, совершить прорыв в своей области. Некогда было качаться между ненавистью и любовью, да и не хотелось, да и не нужно было! Нужен был покой.

Суррогаты не были выпущены в открытую продажу, не были доступны даже сотрудникам компании. Но почему-то у Павла они были, и к моменту, когда Лида ушла, он уже принимал коктейли «Кураж» на работе, чтобы получить нужную дозу эмоций и активнее включаться в разработку. Всё это было на уровне теста на добровольцах, и Павел взял их… взял их…

Чёрт, откуда же он взял их?!

… Боль стала настолько невыносимой, что просто вытолкнула его из воспоминаний в реальность и заставила сесть. Как только Павел сделал это, она сразу же схлынула отливом и отступила окончательно. Павел обнаружил себя сидящим на полу в приёмной всё того же офисного здания, сжимавшим в пальцах записку так, что она смялась и местами порвалась. Ну что, по крайней мере, всё чуточку прояснилось. Если у него на руках новая формула «глушилки», несовместимой со старыми коктейлями, он мог их принять вместе, чтобы набраться смелости перед тем, что он собирался сделать. Ну да, подумал Павел, он и сейчас бы не смог решиться взорвать что-то… где-то… что бы там ни было. И вообще, с чего он взял, что бомба – единственный выход? Неужели не было других вариантов?

Павел обернулся к сумке и осторожно расстегнул основное отделение. Ну да, самодельное взрывное устройство, активируемое дистанционно, он сразу узнал его – похоже, собирал своими руками, откуда только знал, как надо. В соседнем кармане нашёлся и пульт – дерьмовенький, если честно, сработает только при прямом наведении на датчик, и радиус действия у него наверняка небольшой. Впрочем, взрывчатки тоже немного: похоже, Павел-из-прошлого рассчитывал вывести что-то из строя точечным ударом. Это слабо вязалось с «взорви там ВСЁ НАХРЕН», но, возможно, Павел-из-прошлого просто был в неадекватном состоянии.

Павел пошарил в остальных карманах, но ничего полезного не нашёл. В паспорте не обнаружилось никаких штампов, кроме прописки – похоже, с той Лидой закончилось тем, что они всё-таки расстались. Имя и фото совпадали с тем, что Павел видел на пропуске, но это и не было новостью. Адрес по прописке ни о чём не говорил – улицы, проспекты и площади Ленина были буквально в любом городе России, могли находиться в любой его части, хотя чисто теоретически это могло бы содержать небольшую, но подсказку. Если бы квартира была в престижном районе, можно было бы убедиться в серьёзности намерений Павла-из-прошлого, потому как совершенно не было причин так рисковать собой большому руководителю, обеспеченному человеку в самом расцвете сил. Кстати, да, сравнение даты рождения и даты на часах подсказали Павлу, что ему нет и тридцати пяти, а потому по закону он и вовсе молодёжь, а не просто в самом расцвете…

Телефон зазвонил снова. На этот раз Павел потянулся к нему, не желая пропускать, и увидел имя звонящего: «Шрам». Нехорошее ощущение, невнятное, где-то на уровне ассоциаций перекатилось внутри. Но звонок он всё-таки принял.

– Хвала небесам, я думал, что тебе конец, – выдохнул с облегчением низкий мужской голос. – Где ты?

Павел мгновенно принялся соображать, телефон канул в тишину. Ему не был приятен этот человек? Нельзя было брать трубку? Нельзя было доверять этому человеку? Почему такая странная запись, он имел привычку называть людей по имени-отчеству…

Шрам, прострелила загадка. Как в детском мультике, как там его, про львов. Там был предатель, убивший своего брата, и его звали Шрам. Павел так впечатлился этой историей в детстве, что сейчас она прошла даже сквозь непрошибаемую стену забвения.

– Эй, – позвал голос. – Ты как там?

– Кто вы? – бесстрастно спросил Павел и поднялся на ноги.

– Я… ох, чёрт, нет. Только не говори, что ты провалился в амнезию.

Павел пожал плечами, как будто его собеседник мог это увидеть. Прошёлся вокруг сумки, посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени провалялся в несознанке, и вдруг увидел концовку видео с той пластинки. «Номер кабинета 402» – гласила зависшая над экраном голубая надпись.

– Послушай, я твой друг, – зачастил вдруг голос в телефоне. – Мы знакомы чёрт знает сколько времени, я знаю о тебе всё. Ты…

– И как же я оказался здесь, в офисе «Дизайна эмоций», ночью, да ещё и запертый?

Тишина настала так резко, будто кто-то оборвал провод связи. Павел снова обошёл сумку по кругу, размышляя, как найти неведомый кабинет и в этом ли он здании. Если вспомнить логику нумерации помещений в его университете, неведомый 402 кабинет может быть на четвёртом этаже.

– Я… не знаю, – послышался в динамике встревоженный голос. – В последний раз мы разговаривали с тобой буквально пару часов назад, и ты говорил, что едешь домой, я…

Значит, я ему однозначно не доверял, решил Павел. Запись в телефоне была подсказкой, очередной деталью в пазле без общей картинки, но ему начинало казаться, что он понимает, какой эта картинка может быть.

– Значит, даже в той ситуации я знаю себя лучше, – бросил Павел. – Всего наилучшего.

Он сбросил звонок и поискал взглядом лифт, тот обнаружился в дальнем конце помещения. Подхватив сумку, Павел направился в его сторону, намереваясь подняться на четвёртый этаж. По крайней мере если ошибётся – начнёт поиск заново, не страшно.

Тем временем человек, записанный в телефоне Павла как «Шрам», растерянно опустил руки на стол и уставился в экран ноутбука. Его пальцы сжимали ультрасовременный смартфон, его компьютеру не было равных по производительности. Он имел имя, был известен не только в узких кругах научных исследователей, но и неоднократно награждался и вызывался на интервью на федеральном уровне. Он имел запредельное влияние: был знаком с сотрудниками спецслужб и государственными служащими, политиками и бизнесменами. В конце концов, его кабинет был обшит панелями из редкой древесины, а узоры на них покрыты настоящим золотом, а не позолотой! Но всё это совершенно не имело значения сейчас, когда один юнец готовился к тому, чтобы обрушить всё, ради чего он работал все эти годы.