Наваждение

1

Мусалангу, Замбия

Оранжевое закатное солнце, словно лесной пожар, охватило пламенем африканский буш; над лагерем сгущался знойный вечер. На востоке, в верховьях Маквеле, на фоне неба вырисовывались зеленые зубцы гор.

На утоптанной площадке, в тени старых деревьев музаза, стояли в круг несколько брезентовых палаток; зелень образовывала над лагерем сафари изумрудный шатер. Сквозь листву пробивался дым от печи, несущий дразнящий запах жареного антилопьего мяса и углей дерева мопане.

Под центральным деревом сидели за столом на складных стульях двое — мужчина и женщина — и пили бурбон со льдом. На вид тридцатилетние, одеты они были в пропылившиеся костюмы цвета хаки с длинными штанами и рукавами — для защиты от появляющихся по вечерам мух цеце. Мужчина, высокий и худощавый, отличался такой удивительной бледностью, что ему, казалось, даже жара нипочем. Женщина, загорелая и спокойная, в отличие от спутника вяло обмахивалась большим банановым листом и потряхивала гривой каштановых волос, перехваченной сзади обрывком шнурка. Их негромкая речь, прерываемая иногда смехом, почти тонула в звуках африканского буша; гомон мартышек, пронзительные крики турачей, бормотание амарантов — и все это смешивалось со звяканьем кастрюль и сковородок, доносящимся с кухни. В обычные вечерние звуки вплеталось далекое рыканье льва.

Под деревом сидели Алоиз Пендергаст и его супруга Хелен, с которой он прожил два года. Срок сафари подходил к концу; они охотились в угодьях Мусалангу на антилоп — бушбоков и дукеров — в соответствии с программой снижения поголовья животных, принятой правительством Замбии.

— Еще стаканчик? — предложил Пендергаст, берясь за кувшин.

— Еще? — со смешком переспросила супруга. — Алоиз, ты покушаешься на мою добродетель?

— И в мыслях не держал. Хотел скоротать ночь, обсуждая с тобой категорический императив Канта.

— Вот как раз об этом меня мама и предупреждала. Выходишь замуж за парня потому, что он неплохо стреляет, — а оказывается, что у него мозгов как у оцелота.

Пендергаст ухмыльнулся и отхлебнул бурбона.

— От африканской мяты в горле першит.

— Бедняжка Алоиз, соскучился по джулепу! Если возьмешься за работу в ФБР, которую предлагает Майк Декер, сможешь пить джулеп день и ночь.

Алоиз в задумчивости сделал еще один глоток и посмотрел на жену. Удивительно, как быстро она загорела.

— Я решил отказаться.

— Почему?

— Я пока не готов сидеть в Новом Орлеане со всеми вытекающими. Семейные проблемы, неприятные воспоминания… Хватите меня этих бед, правда?

— Наверное. Не знаю. Ты ведь почти не рассказываешь о себе, даже теперь.

— Я не гожусь для ФБР. Не люблю жить по правилам. Тем более твои «Врачи на крыльях» то и дело летают по всему миру. Значит, пока ты работаешь в «ВНК», совершенно не важно, где жить, — был бы поблизости международный аэропорт. «Двум нашим душам, слитым воедино, разрыв не страшен: не рвется золотая нить, хоть тянется до тонкости воздушной».[1]

— Раз привез меня в Африку, так не цитируй Джона Донна. Уж лучше Киплинг, что ли.

— «Каждая женщина знает все обо всем»,[2] — продекламировал супруг.

— Пожалуй, и от Киплинга меня избавь. Чем же ты занимался в детстве — зубрил Бартлетта?[3]

— Среди прочего.

Пендергаст поднял глаза.

Кто-то шел к ним по тропинке с западной стороны. Высокий африканец, местный житель, одетый в шорты и грязную футболку, с древней винтовкой на плече, опирался на рогатину. Подойдя к лагерю, он громко поздоровался на бемба, здешнем межнациональном языке; со стороны кухни его тоже кто-то приветствовал.

Африканец подошел к столу, за которым сидела чета Пендергастов. Супруги поднялись.

— Уму-нту у-мо уму-сума а-афика, — произнес Пендергаст приветствие и на африканский манер пожал теплую пыльную ладонь гостя. Тот протянул вперед посох; в нем торчала записка.

— Мне? — Пендергаст перешел на английский.

— От окружного комиссара.

Пендергаст бросил взгляд на жену и взял записку.

— Не нравится мне это, — заметила Хелен, смотревшая мужу через плечо. — Как понять «случилась беда»?

— Какой-нибудь турист подвергся домогательствам со стороны носорога.

— Не смешно… — Хелен, однако, хихикнула.

— Брачный сезон, сама знаешь.

Пендергаст сложил записку и сунул в нагрудный карман.

— Сильно подозреваю, что нашей охоте пришел конец.

Он направился к палатке, открыл коробку и начал собирать из погнутых частей антенну, которую отнес потом к дереву музаза и привязал к самой высокой ветке.

Спустился, установил на столе приемник, подсоединил к нему антенну и покрутил ручку, настраиваясь на нужную частоту. Передал позывные. Через секунду раздался сердитый голос окружного комиссара, скрипучий и пронзительный:

— Пендергаст, куда вы, черт побери, запропастились?

— Я в лагере, в верховьях Маквеле-Стрим.

— Вот проклятие. Я думал, вы возле Банта-роуд. Какого черта не держите рацию под рукой? Я уже несколько часов вас ищу.

— Можно узнать, что случилось?

— В лагере Нсефу лев загрыз туриста из Германии.

— Какой же кретин такое допустил?

— Да не виноват никто! Лев явился прямо в лагерь средь бела дня, прыгнул на туриста, который шел из столовой в свою палатку, и утащил бедолагу в буш.

— А потом что?

— Сами понимаете что! Жена в истерике, весь лагерь на ушах. Пришлось вызывать вертолет, эвакуировать клиентов. Обслуга — те, кто остался, — перепугана насмерть. Погиб известный в Германии фотограф… Такая беда для бизнеса!

— Льва-то выследили?

— У нас есть и охотники, и стволы, только за этим львом никто в буш не пошел — ни опытные стрелки, ни те, кто посмелее. Потому-то нам и нужны вы. Необходимо выследить этого гада, ну и… собрать останки бедняги немца, пока еще есть что хоронить.

— Так вы даже и тело не отыскали?

— Да никто не желает этим заниматься! Сами знаете — браконьеры перебили слонов, и вокруг лагеря Нсефу теперь сплошные заросли. Нам нужен чертовски опытный человек. И незачем напоминать, что, согласно вашей профессиональной лицензии, вы должны, если потребуется, разбираться с такими вот людоедами.

— Понятно.

— Вы где оставили машину?

— У солончаков Фала.

— Так поторопитесь. Хватайте стволы — и вперед.

— Мне отсюда сутки добираться. А точно никого нет ближе?

— Никого. Во всяком случае, таких, кому я доверяю.

Пендергаст взглянул на жену. Та улыбнулась, подмигнула и бронзовыми пальчиками изобразила, что стреляет из пистолета.

— Ладно. Выезжаем немедленно.

— И еще… — Комиссар медлил; несколько секунд из приемника слышались только скрип и потрескивание.

— Ну что?

— Может, это и не важно. Жена погибшего, которая все видела… Она сказала… — Комиссар вновь замолчал.

— Ну?

— Говорит — лев был необычный.

— То есть?

— С красной гривой.

— В смысле — с очень темной? Не такая уж редкость.

— Не темная. Темно-красная. Почти как кровь.

Воцарилось долгое молчание. Потом комиссар снова заговорил:

— Лев, конечно, другой. То было на севере Ботсваны, да и прошло уже сорок лет. Мне не приходилось слышать, чтобы львы жили дольше двадцати пяти. А вам?

Пендергаст, не отвечая, выключил рацию. Только глаза сверкнули в сумерках африканского буша.

2

Лагерь Нсефу, река Луангва

Побитый «Лендровер» подскакивал и трясся по Банта-роуд, этой скверной дороге чудесной страны. Пендергаст яростно крутил руль, объезжая зияющие выбоины — некоторые были так глубоки, что в них вполне мог наполовину уместиться автомобиль. Кондиционер сломался, и стекла пришлось опустить; в салон врывались волны пыли.

Из Маквеле-Стрим Пендергасты вышли перед самым рассветом и без проводников прошли по бушу двенадцать миль, взяв с собой только оружие, воду, немного копченой колбасы и лепешек чапати. Около полудня они добрались до машины и долго ехали мимо редких убогих селений: круглые хижины из тростника с коническими соломенными крышами, грязные улочки, по которым бродили козы и прочий скот. Небо было чистое, ясное, почти бесцветное.

Хелен закуталась в шарф, тщетно борясь с вездесущей пылью. Там, где тело не закрывала одежда, оно отливало белесым налетом; казалось, путники больны какой-то кожной болезнью.

— Странно, — сказала Хелен, когда они миновали очередную деревню, тщательно объезжая детей и кур. — Почему не нашлось никого поближе, чтобы заняться этим львом? В конце концов, не такой уж ты классный стрелок.

Она ухмыльнулась; Хелен частенько поддразнивала мужа.

— Потому-то я и рассчитываю на тебя.

— Ты знаешь, я не люблю убивать зверей, которых не едят.

— А как насчет такого, которое ест нас?

— Наверное, придется сделать исключение.

Хелен поправила солнцезащитный козырек и повернулась к мужу. Ее глаза — голубые с фиалковыми искорками — сощурились от яркого солнца.

— Да, а что там за разговоры о красной гриве?

— Сплошные глупости. В этой части Африки бытует поверье о льве-людоеде с красной гривой.

— Расскажи! — Глаза Хелен засверкали от любопытства; местные легенды она обожала.

— Ну ладно. Лет сорок назад — так гласит легенда — в долине Луангвы случилась засуха. Добычи почти не стало, и прайд, обитавший в долине, вымирал от голода. В живых осталась одна беременная самка. Она выжила, потому что выкапывала и поедала трупы на местном кладбище.

— Ужас какой!

— Потом она родила львенка с красной гривой.

— А дальше?

— Жителей деревни возмущало такое осквернение кладбища. В конце концов они выследили львицу, убили, освежевали и повесили шкуру на деревенской площади. Потом они отплясывали вокруг, празднуя победу. На рассвете, когда все упились кукурузным пивом, в деревню явился лев с красной гривой, убил троих спящих мужчин и унес мальчика. Через пару дней обглоданные кости нашли в зарослях травы в нескольких милях от деревни.

— Боже милостивый.

— Несколько лет лев с красной гривой, на языке бемба — Дабу Гор, убивал и ел людей. Говорят, он был очень хитрый, прямо как человек. Чтобы его не поймали, он часто переходил с места на место. В Ньимба говорили, что красный лев умрет, если не будет питаться человечиной, а если будет, то не умрет никогда.

Пендергаст замолчал; он как раз объезжал яму, формой и размерами напоминавшую лунный кратер.

— Ну?

— И все.

— А что стало со львом?

— За ним гонялись многие опытные охотники — без толку. Он так и убивал людей, пока не умер от старости — если вообще умер. — Пендергаст многозначительно закатил глаза.

— Алоиз, да ладно тебе! Ты и сам не веришь, что это тот же лев.

— Это может быть его потомок, имеющий ту же мутацию.

— И те же вкусы, — сказала Хелен, изобразив кровожадную ухмылку.

Когда полдень перетек в вечер, Пендергасты проехали мимо двух затерянных деревушек; мычание скота и крики детей сменили стрекотание ночных насекомых. В лагерь Нсефу супруги прибыли уже после заката. Над бушем висел синий сумрак. Лагерь располагался на реке Луангва, на берегах при ютились кучками круглые домики-рондеваали, открытый бар и столовая под навесом.

— Уютно! — оглядевшись, заметила Хелен.

— Нсефу — самый старый лагерь в стране, — объяснил Пендергаст. — Его построил охотник по имени Норман Карр в пятидесятых годах, еще когда Замбия входила в состав Северной Родезии. Карр первый понял, что фотосъемка животных заинтересует людей не меньше, чем охота, а окупятся такие услуги куда быстрее.

— Благодарю вас, профессор. Семинар после лекции будет?

Они въехали на пыльную автостоянку; в баре и столовой было пусто. Служащие спрятались в хижинах. Повсюду горел свет, генератор пыхтел на полную мощь.

— Нервный народец, — заметила Хелен, распахивая дверь и выбираясь в жаркую тьму, пронизанную стрекотанием цикад.

Дверь ближайшего рондевааля отворилась, и на утоптанную землю легла полоса желтого света. Появился человек в брюках с заутюженными острыми складками, в кожаных высоких башмаках и гольфах.

— Окружной комиссар Алистер Уокинг, — шепнул Пендергаст жене.

— Ни за что бы не догадалась.

— А в ковбойской шляпе — Гордон Уизли, директор лагеря.

— Заходите, — пригласил комиссар, пожимая им руки. — Поговорим внутри.

— Ради Бога, — взмолилась Хелен. — Мы весь день просидели в машине, давайте выпьем в баре.

— Н-ну… — нерешительно начал комиссар.

— Если в лагерь явится лев, тем лучше. Не придется таскаться за ним по бушу. Правда, Алоиз?

— Безусловно.

Хелен достала с заднего сиденья «Лендровера» винтовку в брезентовом чехле. Пендергаст последовал ее примеру и еще повесил на плечо тяжелый металлический ящик с патронами.

— Так что, джентльмены? — спросил он. — В бар?

— Хорошо. — Вид винтовок для сафари как будто слегка успокоил комиссара. — Мисуму!

Из дома высунулся африканец в феске и красном кушаке.

— Мы хотим выпить в баре, — сообщил Уокинг. — Если ты не против.

Все отправились в бар под травяным навесом, а бармен занял свое место за полированной стойкой. Он вспотел, причем не от жары.

— «Мэйкерс Марк», — сказала Хелен. — Со льдом.

— Два, — попросил ее муж. — И добавьте мяты, если есть.

— Давай всем то же самое, — распорядился комиссар. — Тебе, Уизли, пойдет?

— Пойдет, были бы градусы, — ответил тот с нервным смешком. — Ну и денек…

Бармен налил виски, и Пендергаст сделал хороший глоток, чтобы промыть глотку от пыли.

— Расскажите, мистер Уизли, как все случилось.

Уизли — высокий, рыжеволосый — заговорил с новозеландским акцентом:

— Это произошло после завтрака. У нас было двенадцать гостей — полный комплект…

Пока он говорил, Пендергаст расстегнул чехол и вынул двустволку «Роял-645» фирмы «Холланд и Холланд», переломил стволы и стал очищать оружие от пыли, накопившейся за долгий путь.

— А что было на завтрак?

— Сандвичи — жареное мясо антилопы-куду, ветчина, индейка, огурцы. Чай со льдом. В такую жару на завтрак всегда подаем что-нибудь легкое.

Пендергаст кивнул, полируя ореховый приклад.

— Большую часть ночи в буше рычал лев, но днем притих. Они часто рычат — это, кстати, тоже привлекает туристов.

— Замечательно.

— Никогда раньше львы нас не беспокоили. Не знаю, что и думать.

Пендергаст посмотрел на собеседника.

— Лев, я так понимаю, не здешний?

— Нет. У нас тут несколько прайдов, я всех львов наперечет знаю. Это самец-чужак.

— Крупный?

— Чертовски.

— Рекордсмен?

— Больше любого рекордсмена! — Уизли поморщился.

— Ясно.

— Немец — Хасслер — и его жена встали из-за стола первыми. Где-то около двух, думаю. И когда они шли к себе в рондевааль — так рассказала жена, — из приречных зарослей выскочил лев, сбил с ног ее мужа и схватил беднягу зубами за шею. Она стала звать на помощь, этот несчастный тоже, конечно, кричал. Мы выбежали, но лев уже уволок его в буш и скрылся из виду. Это было так ужасно — то и дело слышались вопли. Потом наступила тишина, только… — Уизли вдруг замолчал.

— Господи, — сказала Хелен. — И никто не взялся за винтовку?

— Я взялся, — ответил Уизли. — Стрелок я так себе, но когда мы выходим с туристами, оружие носить обязаны. В заросли сунуться не решился — я ведь вообще не охотник, — однако несколько раз выстрелил на звук и, кажется, прогнал зверя в буш. Может, ранил.

— Плохо, если так, — сухо сказал Пендергаст. — Тело он наверняка утащил. А следы на месте нападения вы не затоптали?

— Нет, что вы. Поначалу, конечно, все переполошились, но я перегородил это место.

— Прекрасно. И никто не пошел за зверем в буш?

— Нет, в лагере царила паника. Такого уже десятки лет не случалось. Мы эвакуировали всех, кроме нескольких самых необходимых сотрудников.

Пендергаст кивнул, потом посмотрел на жену. Она тоже почистила свою винтовку — «Биг-файв» производства «Кригхофф» — и внимательно слушала.

— Больше льва не слышали?

— Нет. И ночью, и весь день было тихо. Наверное, ушел.

— Вряд ли он уйдет, пока не доест добычу, — сказал Пендергаст. — Лев уносит добычу не дальше чем на милю. Он поблизости, не сомневайтесь. Еще кто-нибудь его видел?

— Только жена убитого.

— И она говорит, у него красная грива?

— Да. Сначала, пока билась в истерике, кричала, что грива, мол, в крови. Потом немного успокоилась, и мы расспросили ее подробнее. Вот тут-то и выяснилось, что грива была темно-красного цвета.

— А откуда вы знаете, что это не кровь?

— Львы следят за своей гривой, — вмешалась Хелен. — Они постоянно ее чистят. Я никогда не видела льва с гривой, перепачканной кровью, а вот с окровавленной мордой — сплошь и рядом.

— Так что будем делать, мистер Пендергаст? — спросил Уизли.

Пендергаст отпил большой глоток.

— Подождем до рассвета. Мне понадобятся ваш лучший следопыт и один носильщик. Вторым стрелком будет, конечно, моя жена.

Все замолчали. Уизли и комиссар смотрели на Хелен. Она — с улыбкой — на них.

— По-моему, это… не совсем правильно, — наконец промолвил Уизли.

— Потому что я женщина? — спросила удивленная Хелен. — Да вы не бойтесь, это не заразно.

— Нет-нет, — поспешно ответил он. — Просто здесь ведь национальный парк, стрелять можно только тем, у кого есть правительственная профессиональная лицензия.

— Из нас двоих, — сказал Пендергаст, — жена стреляет лучше. К тому же, когда охотишься в буше за львом, одного стрелка мало. — Он помолчал. — Разве что вторым пойдете вы.

Комиссар ничего не ответил.

— Я мужа одного не отпущу, — заявила Хелен. — Слишком опасно. Еще покалечат беднягу или того хуже.

— Спасибо за доверие, Хелен, — сказал Пендергаст.

— Алоиз, а кто промахнулся по дукеру с двухсот ярдов? А дело-то было пустяковое.

— Ветер дул боковой. Да еще и животное дернулось в последний момент.

— Ты слишком долго целился. Ты вообще долго думаешь, вот в чем твоя беда.

Пендергаст повернулся к Уокингу.

— Сами видите — сделка комплексная. Или мы оба, или никак.

— Ладно, — хмуро ответил комиссар. — Мистер Уизли?

Уизли неохотно кивнул.

— Встретимся завтра в пять, — сказал Пендергаст. — И когда я говорю, что нам нужен очень-очень хороший следопыт, я не преувеличиваю.

— Наш — один из лучших в стране. Джейсон Мфуни. Он, правда, редко занимается этим ради охоты, в основном — для фотографов и туристов.

— И чтоб нервы у него были стальные.

— У него — стальные.

— Предупредите местных — пусть держатся подальше.

— Нет нужды, — ответил Уизли. — Вы, наверное, видели по дороге опустевшие деревни? Кроме нас, на двадцать миль ни души.

— Все так быстро убрались? — удивилась Хелен. — Ведь он напал только вчера.

— Красный лев, — сказал комиссар, словно это все объясняло.

Хелен переглянулась с мужем. На миг в баре стало тихо.

Алоизий поднялся и помог встать жене.

— Спасибо за выпивку. Не проводите нас в нашу хижину?

3

Заросли акаций

Ночь прошла спокойно. Молчали даже местные прайды, которые часто разнообразили ночи своим рыком; обычные звуки ночного буша тоже как будто стали тише. Большая река выдавала себя только тихим журчанием и наполняла воздух влажной свежестью. Лишь когда забрезжил зодиакальный свет, раздались первые звуки, говорившие о присутствии людей: полилась вода в емкость для душа.

Пендергаст и его жена уже покинули хижину и сидели в столовой под навесом, где горела единственная тусклая лампочка. Рядом лежали винтовки. Звезд не было — ночь выдалась облачная, совершенно темная. Так они просидели три четверти часа, не двигаясь и не разговаривая, наслаждаясь обществом друг друга. В молчаливом согласии — таково было свойство их союза — они мысленно готовились к предстоящей охоте. Хелен положила голову мужу на плечо. Пендергаст гладил ее руку, касаясь то и дело звездчатого сапфира в обручальном кольце.

— Назад его не получишь, не надейся, — сказала она голосом слегка хриплым от долгого молчания.

Он улыбнулся, но поглаживать не перестал.

Из тьмы возникла невысокая фигурка с длинным копьем, в длинных штанах и длинной рубахе — и то и другое темного цвета.

Супруги выпрямились.

— Джейсон Мфуни? — негромко спросил Пендергаст.

— Да, сэр.

Пендергаст протянул руку:

— Давайте, Джейсон, без всяких «сэров». Меня зовут Пендергаст. А это моя жена Хелен. Она предпочитает, чтобы к ней обращались по имени, а я — по фамилии.

Следопыт кивнул и медленно, почти вяло, пожал руку Хелен.

— Окружной комиссар, мисс Хелен, хотеть с вами поговорить.

Хелен поднялась, Пендергаст тоже.

— Простите, мистер Пендергаст, он хотеть говорить только с ней.

— Это еще о чем?

— Он волновался, как она умеет стрелять.

— Смешно, — сказал Пендергаст. — Мы вроде все обсудили.

Хелен со смехом махнула рукой:

— Не волнуйся… здесь ведь кусок Британской империи. Женщина должна сидеть на веранде, обмахиваться веером и при виде крови терять сознание… Пойду успокою его.

Пендергаст опустился на скамью. Следопыт стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

— Может, сядете, Джейсон?

— Нет, спасибо.

— И давно вы читаете следы?

— Давно. — Джейсон был немногословен.

— Хорошо получается?

Кивок.

— Львов боитесь?

— Иногда.

— Убили хоть одного этим копьем?

— Нет.

— Ясно.

— Копье новое, мистер Пендергаст. Когда убить льва копьем, оно сломаться или гнуться, и нужно новое.

Над лагерем висела тишина; в буше забрезжил свет. Прошло пять минут, потом десять.

— Что они копаются? — сердито недоумевал Пендергаст. — Не хватало еще выйти поздно.

Мфуни кивнул и оперся на копье.

Вдруг появилась Хелен и села рядом.

— Угомонила этого зануду? — со смешком поинтересовался муж.

Хелен не отвечала. Он вопросительно уставился на жену и удивился ее бледности.

— Что с тобой?

— Ничего. Волнуюсь перед охотой.

— Так можешь и не ходить.

— Ну уж нет, — горячо возразила Хелен. — Такого я не пропущу.

— Тогда нам пора.

— Погоди, — тихонько сказала она и холодными пальцами коснулась руки мужа. — Алоиз… Представляешь, мы забыли вчера полюбоваться луной. А было полнолуние.

— За всеми этими делами — неудивительно.

— Давай чуть задержимся, посмотрим, как она садится.

Хелен взяла его руку обеими руками — непривычный для нее жест.

— Хелен…

Она сжала его ладонь.

— Помолчим.

За рекой полная луна опускалась в буш. Маслянистый диск двигался по розовато-лиловому небу, а его отражение молочной дорожкой трепетало на вихрящихся водах Луангвы. Алоиз и Хелен познакомились в полнолуние и вместе любовались восходом луны. За все время ухаживания и два года брака — что бы ни случилось, куда бы ни забрасывала их жизнь — им всегда удавалось вместе встречать восход полной луны.

Луна коснулась верхушек деревьев, плавно за них опустилась. В небе посветлело, а лунный свет окончательно утонул в буше. Тайна ночи окончилась; наступал день.

— Пока, старушка, — сказал Пендергаст луне.

Хелен, по-прежнему держа мужа за руку, встала: на троне, ведущей от кухни, появились комиссар и Уизли. С ними шел еще один человек — очень высокий, худой, с изможденным лицом. Глаза у него были желтые.

— Это Вильсон Ньяла, — сообщил Уизли, — ваш оруженосец.

Пендергасты поздоровались с ним за руку. Вчерашний бармен принес с кухни большой чайник и стал наливать всем крепкий дымящийся напиток.

Пили быстро и молча.

Пендергаст поставил чашку.

— Уже светло, можно посмотреть место нападения.

Ньяла закинул на каждое плечо по винтовке, и они отправились по тропинке вдоль реки. У зарослей акации путь им преградила веревка, привязанная к деревянным колышкам. Пендергаст опустился на колени и стал разглядывать следы. В пыли около большой лужи крови, теперь уже высохшей и потрескавшейся, виднелись отпечатки огромных лап. Он восстановил для себя картину произошедшего: лев выскочил из зарослей, набросился на человека, сбил с ног и вцепился зубами. Следы рассказывали, как лев тащил в кусты истерзанную жертву, оставившую за собой кровавую полосу.

Пендергаст поднялся.

— Действовать будем так. Я иду в восьми футах за Джейсоном, держась чуть левее. Хелен идет в восьми футах за мной, но держась правее. Вильсон, вы шагаете прямо за нами. — Пендергаст оглянулся на супругу, и та ответила легким одобрительным кивком. — Когда настанет время, — продолжил он, — мы попросим передать нам винтовки. Держите их на предохранителе. С моей снимите ремень — не хочу зацепиться за кусты.

— А с моей — не снимать! — бросила Хелен.

Вильсон Ньяла кивнул.

Пендергаст протянул руку:

— Мою винтовку.

Вильсон передал ему оружие. Пендергаст переломил стволы, тщательно их осмотрел, зарядил два патрона «нитро экспресс» — величиной с немалую сигару — с мягконосыми пулями, закрыл, проверил предохранитель и вернул оружие носильщику.

Хелен проделала то же самое со своей винтовкой, зарядив ее фланцевыми патронами пятидесятого калибра.

— Довольно большое ружье для такой хрупкой женщины, — заметил Уокинг.

— Крупное оружие как-то солиднее, — ответила Хелен.

— Да, не хотел бы я гоняться за этим чертом, — продолжил Уокинг, — хоть с большой винтовкой, хоть с маленькой.

— Итак, всю дорогу держимся как договорились, — напомнил Пендергаст, переводя взгляд с Мфуни на Ньялу и обратно. — Ветер благоприятный. Никаких разговоров, общаемся только при помощи жестов. Фонари с собой не берем.

Напускная бодрость мигом испарилась; все молча ждали, когда подлесок осветят голубоватые рассветные сумерки. Потом Пендергаст сделал Мфуни знак идти.

Следопыт шагнул в буш, держа в руке копье и глядя на кровавые полосы, ведущие от реки через густые колючие кусты и заросли мопане вдоль Чителе — небольшого притока Луангвы.

Продвигались медленно, ориентируясь по пятнам крови на траве и листьях. Следопыт остановился и показал копьем на участок примятой травы, где влажно блестели алые брызги крови. Здесь лев и начал терзать свою еще живую жертву.

Джейсон Мфуни, не говоря ни слова, нагнулся и что-то поднял: половину нижней челюсти с зубами, обглоданную и вылизанную. Пендергаст молча смотрел на находку. Мфуни положил челюсть и показал на проход в траве.

Все двинулись в зеленую гущу. Каждые двадцать футов Мфуни останавливался, прислушивался и нюхал воздух, искал на траве следы. Кровь из жертвы уже вытекла, и теперь путь указывали только отдельные капли и пятнышки.

Два раза следопыт показывал на примятую траву: здесь лев опускал добычу на землю, чтобы поудобнее ухватиться за нее зубами.

День быстро набирал силу, из-за верхушек деревьев светило солнце. Утро выдалось каким-то необычно тихим и настороженным, только насекомые непрерывно стрекотали.

Охотники прошли уже больше мили. Над горизонтом пылало солнце, пронизывая раскаленными лучами кусты, над которыми звенели тучи мух цеце. В воздухе повис густой запах травы и пыли. Наконец след вывел из зарослей на сухую площадку под развесистыми ветвями акации. Впереди, на фоне раскаленного неба, горным пиком высился одинокий термитник. В середине площадки лежало нечто красно-белое, полускрытое гудящей тучей мух.

Мфуни осторожно двинулся вперед, за ним — Пендергаст, Хелен и оруженосец. В молчании они стояли над тем, что осталось от немецкого фотографа. Лев разгрыз череп, съел лицо, мозг, большую часть торса и оставил ноги — белые, неповрежденные, чисто вылизанные, и полуоторванную руку, пальцы которой сжимали клок шерсти.

Мфуни нагнулся, выдернул из пальцев шерсть — при этом рука совершенно отделилась от обглоданного торса, — внимательно оглядел клок и протянул его Пендергасту. Шерсть была красного цвета. Пендергаст передал ее жене, которая не менее тщательно изучила клочок и вернула его Мфуни.

Следопыт медленно кружил по площадке, разглядывая следы на солончаковой корке. Приложив палец к губам, он указал на влеи — низину, из тех, что в сезон дождей превращаются в болото; теперь, в засушливый период, там стояла самая высокая трава — футов десять или двенадцать. В нескольких сотнях ярдов высилась густая роща акациевых деревьев; образованный их кронами шатер закрывал горизонт. Следопыт показал на примятую траву — след, оставленный львом. Затем Мфуни вернулся к остальным и с серьезным видом прошептал на ухо Пендергасту, указывая копьем:

— Он там. Отдыхает.

Пендергаст кивнул и посмотрел на Хелен. Она все еще была бледна, но совершенно спокойна; холодный взгляд выражал решимость.

Ньяла, оруженосец, явно нервничал.

— В чем дело? — тихо спросил Пендергаст, повернувшись к нему.

Тот кивнул в сторону высокой травы.

— Этот лев — хитрый. Сильно хитрый. Очень плохой место.

Пендергаст помедлил, перевел взгляд с оруженосца на следопыта, потом на заросли травы. Жестом велел следопыту двигаться.

Крадучись, они вошли в высокую траву. Дальше пяти ярдов в ней ничего нельзя было разглядеть. Полый тростник шуршал и потрескивал, мертвый воздух заполонили запахи нагретых солнцем трав. Чем дальше, тем больше сгущался зеленый сумрак; стрекот насекомых перешел в ровный гул.

Когда охотники приблизились к акациям, следопыт замедлил шаг и указал на свой нос. Пендергаст втянул носом воздух и уловил слабый мускусный запах льва, смешанный со сладковатым духом мертвечины.

Мфуни припал к земле и сделал знак, чтобы остальные последовали его примеру: в такой траве у самой земли видимость лучше, больше вероятность заметить рыжевато-коричневую шкуру льва до того, как он свалит с ног. Согнувшись, охотники медленно вступили в рощу. Камни покрывала корка засохшего ила, твердого, словно камень. Следов на ней не осталось, но сломанные и погнутые стебли ясно показывали: лев прошел здесь.

Следопыт вновь остановился и показал знаком, что нужно посовещаться. Пендергаст и Хелен подошли к нему; все трое встали вплотную и зашептались, повышая голоса ровно настолько, чтобы слышать друг друга сквозь гул насекомых.

— Лев быть впереди. Двадцать — тридцать ярдов. Двигаться медленно. — Мфуни озабоченно сморщился. — Может, лучше ждать.

— Нет, — прошептал Пендергаст. — Это наш лучший шанс. Лев сейчас сыт.

Они двинулись вперед, к прогалинке размером не больше десяти футов. Мфуни помедлил, понюхал воздух и указал влево.

— Лев, — шепнул он.

Пендергаст смотрел вперед, налево, потом покачал головой и показал вперед.

Следопыт нахмурился и нагнулся к его уху:

— Лев заходить влево. Он очень хитрый.

Пендергаст опять покачал головой и повернулся к Хелен.

— Оставайся на месте, — шепнул, касаясь губами ее уха.

— Но следопыт…

— Он ошибся. Оставайся. Я пройду несколько ярдов. Мы у другого конца влеи. Зверь не захочет выходить из укрытия. Если я пойду вперед, он почувствует опасность и может кинуться. Будь наготове и целься правее меня.

Пендергаст знаком потребовал винтовку, взялся за горячий от жары ствол, снял оружие с предохранителя и установил ночную мушку из слоновой кости — чтобы удобнее было целиться в зеленом полумраке. Ньяла протянул Хелен ее винтовку.

Пендергаст двинулся вперед, в густую траву. Следопыт с застывшим от ужаса лицом шел сзади и хранил ледяное молчание.

Пробираясь через густые заросли — с каждым футом он переставлял ноги все осторожнее, — Пендергаст внимательно прислушивался, не раздастся ли характерный рык, который львы издают перед прыжком. Выстрелить удастся лишь один раз. Нападающий лев за четыре секунды покрывает расстояние в сто ярдов. С Хелен позади Пендергаст чувствовал себя в большей безопасности: так у них будет два шанса.

Пройдя десять ярдов, он остановился и подождал. Сзади подошел Мфуни, вид у него был глубоко несчастный. Пендергаст внимательно прислушивался, но ничего, кроме насекомых, не слышал. Винтовка скользила в потных руках, во рту стоял вкус солончаковой пыли. Слабый ветерок совершенно не чувствовался, только шевелил траву, и она слегка потрескивала. Гул насекомых постепенно сошел на нет. Все полностью затихло.

Медленно, не трогаясь с места, Мфуни указал пальцем налево.

Пендергаст замер и посмотрел в указанном направлении, пытаясь разглядеть в зеленой массе коричневатый мех или янтарные глаза. Ничего.

Раздался низкий рык, а затем — сотрясающий все вокруг невероятный рев, словно пронесся грузовой состав. Рев раздался не слева, а точно впереди.

Пендергаст крутанулся. Из травы на него ринулась огромная масса: охряная шкура, красная грива, разверстая розовая пасть с торчащими клыками. Пендергаст с грохотом разрядил один ствол. Однако у него не было времени прицелиться, и лев тут же оказался сверху — шестьсот фунтов огромной вонючей кошки прижали его к земле. Почувствовав, как горячие клыки пронзают плечо, Пендергаст закричал. Он извивался подо львом, пытаясь дотянуться до винтовки, которую уронил при падении.

Лев очень хорошо прятался и прыгнул так быстро, что Хелен не успела выстрелить. Теперь стрелять стало поздно — хищник и жертва были слишком близко друг к другу, и рисковать Хелен не могла. Она рванулась вперед — туда, откуда доносился сдавленный рык, — и продиралась сквозь траву, пронзительно крича, чтобы привлечь внимание исполинского зверя. Она подбежала в тот самый момент, когда Мфуни вонзил копье в брюхо льва — таких огромных львов просто не бывает! Зверь отпрыгнул от Пендергаста, лапой ударил следопыта и вырвал у него кусок ноги. Волоча за собой застрявшее в брюхе копье, хищник бросился в заросли.

Хелен тщательно прицелилась в удаляющегося зверя и выстрелила.

Промах. Лев исчез.

Хелен кинулась к мужу. Он был в сознании.

— Нет! — выдохнул Пендергаст. — Сначала — его.

Мфуни лежал на спине, на землю хлестала алая кровь; икра правой ноги висела на лоскуте кожи.

— Господи… — Хелен оторвала полосу от своей рубашки, скрутила, нащупала на земле какую-то палку и наложила на артерию турникет.

— Джейсон! — позвала она. — Слушай меня, Джейсон!

Лицо следопыта покрылось испариной, веки дрожали.

— Джейсон, придерживай палку. Если нога онемеет, ослабь жгут.

Он широко раскрыл глаза.

— Мемсахиб, лев возвращается!

— Держи…

— Он возвращается! — Голос Мфуни дрожал от ужаса.

Не слушая его, Хелен повернулась к мужу. Он тоже лежал на спине: лицо посерело, раздавленное плечо превратилось в кровавую массу.

— Хелен, — прохрипел Пендергаст, пытаясь встать, — возьми винтовку. Быстро!

— Алоиз!

— Да ради Бога, возьми же винтовку!

Слишком поздно. С таким же громовым рыком лев выскочил из зарослей, взметнув вихрь пыли и травы, и набросился на Хелен. Она закричала, попыталась столкнуть его; лев вцепился ей в руку, раздался треск ломаемой кости. Последнее, что запомнил Пендергаст перед тем, как потерять сознание, — отчаянно дергающаяся фигурка, которую лев тащит в высокую траву.

4

Окружающий мир оживал. Через соломенную крышу рондевааля слышался приближающийся рокот вертолета.

Пендергаст с криком сел и увидел окружного комиссара Уокинга — тот вскочил из кресла в дальнем конце комнаты.

— Вам нельзя волноваться, — сказал комиссар. — Вертолет уже здесь, все, что нужно, будет сделано…

Пендергаст силился подняться.

— Где моя жена? Что с ней?

— Будьте молодцом и…

Пендергаст вывалился из койки и с трудом встал, дрожа от еле сдерживаемого возбуждения.

— Где моя жена, сукин сын!

— Мы ничего не могли сделать. Лев ее утащил. Один из вас находился без сознания, а другой истекал кровью.

Пендергаст, шатаясь, двинулся к дверям, выхватил винтовку со стойки и переломил стволы; один патрон был на месте.

— Что вы делаете?!

Пендергаст щелкнул затвором и направил ствол на комиссара.

— С дороги!

Уокинг шарахнулся в сторону, и Пендергаст вывалился из хижины. Солнце уже садилось. Прошло двенадцать часов!

Комиссар бежал вслед за раненым и размахивал руками:

— Помогите! Помогите! Он спятил!

Вломившись в заросли, Пендергаст рыскал в густых травах, пока не отыскал след. Не обращая внимания на крики в лагере, не чувствуя боли, он ринулся вперед. Пять минут, десять, пятнадцать — и вот уже солончак, влеи, густая трава, заросли акаций. Выдохнув, Пендергаст рванулся в траву. Винтовкой, которую держал в здоровой руке, он раздвигал стебли. Наверху кричали потревоженные птицы. В груди у него жгло огнем, повязка на руке намокла от крови. Пендергаст шел, крича что-то невнятное; из разорванного плеча хлестала кровь. Вдруг он остановился, и крик замер у него на устах. Впереди в траве что-то лежало — маленькое, белое. Пендергаст уставился на предмет. То была оторванная кисть, и на пальце сверкало кольцо со звездчатым сапфиром.

От горя и ненависти Пендергаст издал звериный вопль, прыгнул вперед и вырвался из зарослей на открытую площадку, где спокойно глодал свою добычу лев с пламенеющей гривой. Пендергасту сразу открылся весь ужас: кости с остатками плоти, панама Хелен, клочья хаки… и — совершенно неожиданно — легкий запах ее духов, смешанный с кошачьей вонью.

Только потом он увидел голову. Она лежала отдельно и, словно по жестокой иронии, была совершенно целой. Голубые с фиалковыми крапинками глаза смотрели вдаль.

Пендергаст нетвердо прошагал вперед и встал в десяти ярдах от зверя. Лев поднял огромную голову и провел языком по окровавленным клыкам, невозмутимо глядя на человека. Отчаянно втягивая воздух, Пендергаст вскинул винтовку, подпер ее искалеченной рукой, отыскал взглядом мушку из слоновой кости. И нажал на спуск.

Тяжелая пуля вошла зверю в середину лба и, словно консервную банку, вскрыла череп, который разлетелся кровавыми ошметками. Огромный лев с красной гривой почти не шевельнулся: он опустил голову на свою добычу и так и остался лежать.

В нагретых солнцем кронах акаций кричали тысячи птиц.