Насылающий сны (СИ)

ПРОЛОГ

Слезы застилали глаза, а я смотрел, как гроб накрывали крышкой. Именно в этот момент я осознал, что детство закончилось. Больше я не увижу свою маму. Слезы текли по щекам. Сдерживать их я даже не пытался. Да и кто осудит за них 13-летнего подростка?

На плечо опустилась, чья-то тяжелая рука, заставив меня вздрогнуть. Повернув голову, взглянул на ее обладателя, пытаясь проморгаться.

— Явился — подумал я, нахмурившись. — Где же ты был все эти годы? Почему мама плакала по ночам? Она так любила вас, тебя суровый дед и бабушку, тень твою и послушную жену.

Поморщившись, дернул плечом так, что рука деда соскользнула с плеча. Не прошу! Так не справедливо обойтись с моей мамой! За что?!

В нашем мире уже давно не осуждают матерей одиночек. Всем абсолютно все равно, полная семья или не полная, кто отец ребенка и есть ли он вообще. Только ты, суровый солдат своей страны, решил, что мама опозорила семью, когда забеременела от любимого мужчины. А бабушка поддержала тебя в твоем самодурстве.

Я повернул голову в другую сторону. Там стояла моя бабушка и краешком платка вытирала слезы. Всегда идеальная, с прической и макияжем, костюмом с иголочки и аксессуарами, подобранными в тон.

Мне не доводилось с ними раньше встречаться, но я знал, что это они. Мама была похожа и на бабушку, и на дедушку одновременно, только она была добрее, веселее и не стремилась к идеальности.

Своего отца я не знал, мама любила его до самой смерти. Она ни разу не сказала про него плохого слова, а ведь он бросил её через два месяца знакомства.

Я был точной копией отца, по ее словам, только характер унаследовал мамин. Маме говорили, что я добрый и веселый мальчик, она былая счастлива это слышать. Не знаю, правы ли были люди, но спорить мне точно не хотелось. Мне всегда было легко сходиться с людьми. Я больше слушал, стараясь не навязываться и не задавать глупые вопросы. Обстановка быстро отучила, если можно так сказать…

Родители отказались от мамы, когда узнали о беременности и выгнали ее из дома. Мама никогда не разговаривала со мной об этом, но я знал.

Мне было 7 лет, когда мама подхватила вирусное заболевание. У неё поднялся сильный жар, она бредила. А я сидел, держа её за руку, и слушал. В бреду она говорила со своим отцом, пыталась ему что-то объяснить, доказать и только безнадежность написанная на ее лице и возгласы:

— За что ты так со мной, папа? Мама?! — да еще некоторые ее восклицания позволили составить мне определенную картину того, что произошло тогда.

Дед наверно оскорблял её, называл всякими нехорошими эпитетами, А она дергалась и плакала, даже без сознания…

На следующий день жар у мамы спал и она пришла в себя, но не вспомнила, о чем говорила в бреду, а я никогда не заговаривал об этом, пытаясь не причинять ей дополнительной боли.

Жили мы скромно, но хорошо и весело. Мама не унывала, когда не хватало денег, а я старался не просить лишнего. Мама работала официанткой в стриптиз клубе. Хозяин клуба был в меру строг, три шкуры с работников не драл, с чаевых брал только определенный процент и оплачивал сверхурочные.

Мама работала до родов, сначала официанткой, а потом на кухне. После того как она родила меня, уже через два месяца вышла на работу. Как ей тогда было сложно, я даже представить не могу. Мы, можно сказать, жили в клубе и весь персонал знал меня с самого рождения.

В младенчестве, где только не приходилось матери меня оставлять, пока она работала. И в кладовках, и в подсобках, на кухне и даже в кабинете хозяина. Он был не против, главное, что бы работала, а остальное не так и важно. Я этого не помню, мама рассказывала.

Когда подрос, со мной сидели все работники клуба, кто был свободен в эту минуту. Шеф-повар, Антон Степанович, варил для меня вкуснейшую кашу с кусочками фруктов, а его супруга, кондитер, оставляла мне десерты.

Девчонки-официантки подбрасывали мелочь на карманные расходы, а парни стриптизеры катали меня на спине во время разминки, говоря, что им нужны дополнительные нагрузки. Не смотря ни на что, было очень весело.

Наш постановщик танцев, Сергей Петрович, в три года поставил меня к станку (это такой термин в балете) и терпеливо со мной занимался пластикой и танцами. Работники клуба были молоды, энергичны, жили как одна большая семья и даже строгие охранники никогда не ругали меня за проказы, а только качали головами и посмеялись над моими выходками.

Все кончилось внезапно. Смотрящий за районом, где располагался клуб, умер и начался передел собственности. К нам в клуб ворвались вооруженные люди и устроили перестрелку.

Тот день я никогда не забуду… Страх, настоящий ужас, сковал сердце. Убиты были охранники клуба, администратор и мама, хозяин клуба тяжело ранен. На меня тоже навели автомат, когда я бросился к маме, но стрелять не стали. Почему не знаю. Упав на колени у тела матери, я вскинул голову и на секунду встретился глазами с бандитом. Мне тогда показалось, что в прорезях маски убийцы, который так и не нажал на спусковой крючок, я увидел вертикальные зрачки, которые были окружены кроваво красными зеницами. Но так ли это? Он тогда только кинул на меня холодный, злой взгляд и тут же отвернулся. Слишком быстро, что бы я был уверен в том, что видел.

— Пойдем Влад — сказал хмурый дед, глядя на меня сверху вниз. — Нужно идти на поминки, все ждут.

Я ещё раз посмотрел на холм земли и крест. Потерянно осмотрелся, понимая, что стану часто приходить на это место и поплелся за дедом. Бабушка, семенила следом, периодически всхлипывая.

— Завтра ты отправляешься в кадетский корпус — строго сказал дед. — Там занятия уже начались, но надеюсь, ты догонишь программу. Ты должен выкинуть из головы свою прежнюю жизнь в этом гнезде разврата. Забудь о своей прежней жизни — с нажимом произнес он.

— Маму мне тоже выкинуть из головы и забыть? — Тихо спросил я, сжимая кулаки.

Дед ничего не ответил, только скрипнул зубами, но я и не ждал от него ответа.

— В кадетский корпус, так в кадетский корпус, лишь бы подальше от вас — зло подумал я.

Пять лет спустя. Влад.

— Кадет Ольховский Влад Владимирович? — Спросил полковник, сидя за своим столом и просматривая мое дело.

— Так точно! — Вытянулся я и козырнул.

Полковник поднял взгляд от бумаг, лежащих на столе, и взглянул на парня перед собой. Перед ним стоял высокий худощавый паренек в бесформенно сидящей на нем форме. Красивое, волевое лицо, показывающее твердость характера, с которого сверкали сапфиром темно голубые глаза. Волосы были скрыты под фуражкой, их цвет было трудно разобрать, из-за по-военному короткой стрижки. Но определенно, что-то светлое, даже можно сказать седое? Странный цвет… Мотнув головой, полковник отбросил не важные сейчас мысли и настроился на деловой лад.

— У вас хороший диплом. Можете выбрать любое высшее военное учебное заведение — вам везде будут рады. — Сказал он, время от времени посматривая на парня.

— Я хочу отслужить срочную службу — сказал я твердо.

— Но ваш дед хочет, чтобы вы продолжили военное образование — с намеком проговорил полковник, сцепив пальцы в замок, поставил локти на стол, подавшись чуть вперед.

— Вчера мне исполнилось 18 лет и теперь не имеет никакого значения, что хочет мой дед, — ответил я нахмурившись. — Я хочу отдать свой долг Родине и распрощаться с военной службой.

— Вы же понимаете, молодой человек, что ваше звание будет не выше старшего сержанта? — Полковник хмуро посмотрел на меня.

— И не в лом ему лезть в наши с дедом дела? Зря: третий всегда виноват. Хотя… Пускай сами разбираются — подумал я и так же твердо ответил:

— Мне все равно: хоть рядовым.

— Это не очень разумно с вашей стороны кадет. Ведь государство потратило много денег на ваше обучение, а теперь вы хотите распрощаться с военной службой… Что скажет ваш дед — кадровый офицер? — Быстро спросил полковник, хмуро глядя на меня из-под бровей.

— Меня государство не спросило, хочу ли я быть кадровым офицером. — Ответил я. — А деда за всю жизнь я видел всего два раза и думаю, что больше не увижу.

— Ваше право! — Со вздохом пробормотал полковник и начал выписывать мне направление в военкомат.

Забрав направление, я сразу направился на выход. Все мои вещи умещались в небольшом рюкзаке, зачем мне много, я был на полном государственном обеспечении. Из личных вещей, были только наши с мамой фотографии, и её кулон.

Два года спустя.

Командир вручил мне воинское требование и пожелал счастливого пути. Я в последний раз взял под козырек и поехал навстречу свободной жизни. Муштра для меня закончилась навсегда! Меня тяготила военная служба, но я служил прилежно, за годы службы взысканий не имел. Хоть и нелегко мне было, но все наконец-то закончилось.