Наследники Скорби

***

Лесана сидела на сушилах, вглядываясь в ночь. Надежды не оправдались. С приходом сумерек снова начался дождь. И темнота стояла — хоть глаз коли. Хорошо, если непогода в ливень не перейдет. Если же перейдет — вовсе замаешься.

Передок Влесова сеновала пришлось разобрать. Сено сдвинули подальше, чтобы уберечь, но какая-то часть все одно мокла под дождем. Жалко. А ничего не поделаешь. Рыдающую же Звану с малышами спровадили ночевать в дом к мужнину брату. Так оно спокойнее.

Девушка нащупала справа от себя лежащую на тряпице краюху хлеба, откусила, не отрывая взгляда от волглого мрака, пожевала, снова пошарила рукой впотьмах, нашла кринку, отпила молока. Хуже нет — ждать и догонять. В сон-то, вроде, не клонит, а сидеть тошно. Скорей бы уж. В груди, будто холодный скользкий червячок шевельнулся. Не страх, но сердце колотится, и тело томится быть в покое.

Ничего. Долго они не…

Порыв ветра вместе с шелестом дождя донес со стороны леса протяжный волчий вой. Ну, вот и все.

Внизу хлопнули ворота. Влес вышел. Лесана считала. До тына ему сто четырнадцать шагов. Один, два, три… Обережница нашарила слева от себя налуч, поднялась на ноги. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Достала лук, достала тетиву. Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять. Накинула петлю на костяной наконечник, согнула упругие плечи, накинула вторую. Проверила — надежно ли? Сорок, сорок один, сорок два… Открыла тулы со стрелами. Всего их было три, два ее — Лесаниных запасов, с собой привезенные, а третий — наскребла по стрелке со всей веси. Самые лучшие отобрала. Девушка приласкала кончиками пальцев оперенье, выудила стрелу. Семьдесят три, семьдесят четыре… Поторопилась. Ну да ладно.

Она продолжала считать, хотя нужды в этом уже не было.

Звук открывающихся ворот девушка за шумом дождя не услышала, но миг, когда стая ворвалась в деревню, уловила сразу же. Раскатистый рык, вой — все ближе и ближе. Они еще не понимают, почему улицы пусты. Еще надеются на легкую поживу…

Тамир стоял за воротами крайнего двора. Дождь стекал с кожаного плаща. Колдун уже измаялся переминаться в луже и ждал треклятую стаю, как влюбленный жених свадебной ночи. Когда ворота заскрипели и волколаки хлынули в деревню, он перетерпел не менее десяти счетов, а потом полоснул себя по ладони, дернул калитку и, выступив из-под защиты стен ровно на полшага, замкнул обережную черту. Кругом это уродище язык не поворачивался назвать.

Накануне, уже в вечерних сумерках наузник на карачках обполз деревню, чертя ножом и щедро проливая Дар. Шел от ворот, а дальше поперед изб — шепча и кропя кровью. Получился внутри деревенского тына неровный и незамкнутый обережный круг, восемьдесят на девяносто шагов. Чтобы первые успели забежать, а последние еще не поняли, что впереди ловушка.

Силу отдать пришлось немалую. На обычную черту Дара уходила — капля. Здесь же пришлось лить его полноводной рекой, чтобы резы держали защиту столько оборотов, сколько потребуется.

Вышло более шести. И теперь, когда колдун замкнул круг, зверью неуда было деться. Тамир поспешно отступил под защиту ворот, захлопнул калитку, задвинул засов. Мало ли. Вдругорядь мог и проглядеть кого отставшего, тогда уж не взыщи, коли бросится, Лесана выручить не поспеет.

По спине стекали капли липкого пота. Круг он затворил. И лишь теперь понял, каких сил это стоило. Если же добавить еще и наузы от волколачьего зова, которые колдун плел весь день ровно по числу жителей веси…

Тамир понимал, что надо поспешать, торопиться, но перед глазами все поплыло, и он на несколько мгновений застыл, прижавшись леденеющими ладонями к мокрой створке ворот. Эк, его развезло-то…

Ноги казались непослушными, руки неловкими. Превозмогая себя, колдун повернулся вправо и отбросил в сторону рогожку, под которой на старой скамье лежал лук в налучи, три стрелы, обмотанные промасленной ветошью, и горшок с углями.

Обережник сбросил с горшка крышку. Ладони приласкало жаром. Хорошо. Он натянул тетиву, хотя ослабшие руки справились с этой задачей не с первого и даже не со второго раза. Подхватил стрелу, ткнул ею в угли, подождал, пока тряпье займется, распахнул калитку и, уповая на удачу, выстрелил.

Огненная черта просияла во мраке. Глухо стукнул наконечник, вонзившись в дерево. Попал. Да и хорош бы был — промазать с двадцати шагов. Резвое пламя побежало вверх. Вторую стрелу пускать проще. Оно, собственно и незачем уже, но, пусть. Наверняка зато.

Снова затворил калитку. Снова взял стрелу, ткнул в горшок, подождал, покуда разгорится, снова вышел из-под защиты ворот. Выстрелил.

Вторая стрела улетела вслед за первой. После этого колдун вернулся обратно на двор. Хотелось опуститься на скамейку, прикрыть глаза и сидеть так, наплевав на дождь, холод и вымокшие ноги. Нельзя. Утром отдохнет. Погреется в бане. Поест. Выспится. Нет, сперва выспится. Потом уж поест. А баня вообще дело десятое.

Так он думал, вслушиваясь в сырую непроглядную ночь, туда, где свирепо рычало и выло… А потом подхватил лук и забрался на сеновал. Бросил стрелу к тетиве и замер, глядя на мечущиеся внизу тени. Он отдохнет. Просто позже. А сейчас не до того.

Лесана прислушивалась. Клятая погода! Пока приналадишься.

Целиться приходилось на звук. А твари метались резво. Стрелу бросаешь наугад и ждешь — завоет или нет? Не завыл. Значит мимо. Тогда снова, вглядываясь в смутные шевеления тьмы. Ага. Вон, туда… но дождь сбил стрелу вниз, а порыв ветра снес в сторону. Ну, ничего. С высоты сушил целиться удобно, да и бить иной раз счастливится почти в упор. Одна из трех-четырех жертву всяко сыщет.

Ну, где же ты? Где? Яви себя. Девушка жадно вглядывалась во мрак. Вон! Мелькнул среди дождя отсвет болотного сияния. Приметила!

Стрела молнией спрянула с тетивы. Рык и визг мечущихся зверей несся над весью. Казалось — внизу катается черный клубок — мешанина теней. Давай, Тамир! Снова звякнула тетива, стрела ушла в темноту, опять не найдя цели. Тамир, что же ты мешкаешь?

То, чего боялась Лесана, случилось. Вдруг ярко полыхнул в сыром мраке бледно-зеленый огонь. Вырвется! Жила-то как горит, аж слепит! Ну же, Тамир!

Будто отозвавшись на мольбу девушки, с другой стороны деревни, прорезая тьму, пронеслась огненная стрела. Цель она сыскала сразу же. А и как не сыскать? Сам Тамир костер складывал: и жерди таскал, и солому, и навес мастерил, а потом маслом все это поливал и смолой. Вспыхнуло ладно! А главное, хорошее колдун место выбрал — Ходящих видать, а лучнице глаза не слепит.

В сиянии разгорающегося огня девушка, наконец, разглядела мечущихся оборотней, а среди них коренастого мужчину, торопливо обшаривающего раскисшую землю. С пальцев вожака лилось слабое зеленое сияние.

Обережница прицелилась. Надо попасть. Надо. Стрела. Другая. Третья. Четвертая. Снова яркая вспышка прочертила тьму, и костер разгорелся шибче. Тамир, хвала!

Стрела. Другая.

Мечутся тени, стелятся, катаются по сырой земле. Кажутся черными в неверных отсветах пляшущего пламени мокрые шкуры, разлетаются брызги, блестят лужи. Видно плохо. Но видно!

Вожак лежит в грязи, лицом вниз. Дело!

…С сушил она спустилась, когда третий тул опустел.

Вышла за ворота. Огляделась. Запертые в кругу хрипели и метались звери. Большая стая. Шестеро полегли. Иные еще скребли лапами по грязи, силились встать. Подранки. Таковых Лесана насчитала семерых. И трое ли, четверо — обезумевшие — рычали и рвались, не в силах покинуть пятачок заговоренной земли.

Обережница подошла и сказала:

— Кто обернется человеком и сам подойдет — тому оставлю жизнь.

Но все одно — смотрела на лежащего ничком вожака, не спуская глаз. Вдруг еще поднимется, тварь злобная.

Из четверых перекинуться обратно в человека смог лишь один — молодой парень, прихрамывающий на правую ногу.

— Не врешь, Охотница? — хрипло спросил он, стоя напротив — грязный, пошатывающийся, с еще по-звериному мерцающими глазами.

— Руки протяни, — приказала она, не считая нужным отвечать на вопрос.

Он протянул.

Девушка бросила ему пеньковую веревку.

— Надевай. Узлы затягивай.

Волколак глядел с удивлением. Что такое пенька? Смех один! Но надел, кое-как завязал.

— Стой здесь покуда.

— Долго стоять?

— До рассвета.

Он дернулся.

— Что, — спросила девушка. — Страшно?

Пленник покачал головой и послушно замер в шаге от нее.

— Иди сюда, — она дернула его из круга и тут же рассекла сырую землю ножом, в том месте, где была переступлена оградительная черта.

Что-то сказала, окропила кровью.

— Пошли, — пихнула оборотня в спину. — Нечего тут стоять.

Она привела его на родительский двор и втолкнула в клеть. Перевязала ноги все той же пенькой, что-то побормотала.

— Сиди тихо. Не то голову сниму. Только попробуй мне народ пугать.

— Не буду, — он привалился спиной к стене и напомнил: — Ты обещала не убивать.

— Будешь вести себя по-людски, то и я слово не нарушу.

— Зачем же мне кидаться, если я жить хочу? Стой.

— Чего?

— А с теми, что будет? — парень кивнул в сторону улицы, откуда доносился яростный рык.

— Перебью, да и все, — ответила Лесана, закрывая дверь клети.

Тамир не запомнил, как метал стрелы. Тело все делало само, тогда как рассудок словно окаменел.

Когда за воротами стихло, он спустился вниз и вышел на улицу, ноги казались деревянными, негнущимися.

Занимался рассвет. Дождь кончился и в сером сумраке колдун увидел Лесану — мокрую и уставшую. Она бродила по колено в грязи и добивала тех оборотней, кто еще шевелились. Тамир привалился плечом к столбу ворот.

— Все? Или убежал кто? — спросил он.

— Не похоже, что бы убежал… — она резким ударом вогнала клинок меча под лопатку еще шевелящемуся волколаку. — Ты чего так долго не стрелял? Я уж испугалась, он вырвется.

— Не помню. Устал.

— Устал? — она озабоченно посмотрела на колдуна.

— Да.

— С чего? Много Дара пролил?

— Не мало. Ладно… Ты пока тут… я пойду резы подновлю, да черту замкну вокруг тына. А то мало ли… Да и Влеса этого упокоить надо.

— Ступай, — кивнула она, отмахивая голову едва живому подранку.

Солнце уже поднялось, когда колдун возвратился. Лесана закончила к тому времени пинать и резать оборотней, а дождь залил прогоревшее кострище. Тамир стоял в воротах, пошатываясь, и смотрел на перепаханную могучими лапами грязь, на огромные мокрые туши, на лужи, окрашенные кровью. Все закончилось.

— Не впусте трудились, — услышал колдун голос справа от себя. С удивлением повернулся и встретился глазами…

— Стой, — сказал наузник вмиг онемевшими губами, протянул руку к мужчине и еще успел произнести: — Ардхаэр…

— Тамир! — Лесана не поняла, что случилось и зачем колдун тянет руку, словно обращаясь к кому-то, лишь увидела, как он стремительно и страшно бледнеет и оседает в раскисшую грязь. — Тамир!

Она бросилась, едва не оскользнувшись, но подхватить его не успела. А когда склонилась над бездыханным телом, увидела, как страшно обозначились черты, ввалились щеки и губы посинели.

— Тамир…