Нарушая приказы

VI

Теплый морской ветер, яркое утреннее весеннее солнце, голубая водная гладь, чайки кружащие в небе и вдалеке узкая зеленая линия английского берега. Онегин и царевич сидели в каюте и от нечего делать – резались в кости. Везло денщику, отчего Алексей иногда вскакивал. Шипицын развалившийся в гамаке изредка поглядывал в их сторону. Майор с графом, как только начался восход выбрались на палубу и теперь в подзорную трубу разглядывали берег. Подошел капитан шнявы(40).

– Скоро прибудем в английский порт, господа, – проговорил он.

Достал из кармана кафтана трубку и закурил. Мимо важно прошествовал боцман. Черная куртка без рукавов, рубашка бывшая когда-то белой теперь серая, на голове завязан, как у пирата платок. Штаны короткие до колен, чулки в белую и голубую полоску, башмаки деревянные, на груди на серебряной цепочке боцманская дудка.

«Если ногу ампутировать да на плече попугая ару, – подумал Золотарев, разглядывая его, – вылитый капитан Сильвер, персонаж романа Стивенсона».

Тот подошел к лоцману, перекинулся парой слов и взял рукой дудку и подул в нее. Раздался неприятный пронзительный звук. На палубу, стали выбираться из темных трюмов матросы. Началась управляемая суматоха. Кажется что все происходит хаотично, но на самом деле все происходит по давно отработанной схеме.

Вскоре в подзорную трубу стало возможно разглядеть город к которому они направлялись. Крыши домов, купола соборов. Стало слышно, как бьет на башне колокол.

Шнява снизила скорость, благодаря старанием матросов. Медленно пробиралась среди десятков похожих и одновременно нет таких же кораблей. Наконец пристала к деревянной пристани.

– Вот и прибыли, – молвил капитан, убирая в кисет трубку.

«А нервишки у него железные, – подумал Андрей, – даже глазом не повел, пока шли. Небось люди у него выдрессированы так, что способны уже действовать без его личного участия».

Капитан только один раз вынул за все время трубку из рта, да и то, чтобы распорядиться на счет приветственного залпа.

Майор Шредер направился в каюту к царевичу. Сообщил тому, что прибыли и велел собираться. Золотарев же достал из кармана кафтана кошелек, со второй частью суммы о которой они со шкипером договорились еще в Амстердаме, и подал капитану. Тот взял, прикинул на вес. Кивнул, что все нормально и улыбнулся. Впервые за все пребывание в восемнадцатом веке, Андрей увидел желтые от табака зубы.

Порт жил своей обычной жизнью. Недалеко от шнявы, на которой прибыл царевич Алексей, разгружали галеон пришедший из Ост-Индии. Чуть подальше красовался военный фрегат. Мимо строем прошагали матросы. Откуда-то донеслась задорная песня. Золотарев попытался прислушаться, чтобы понять о чем в ней пелось, но ни разобрал ни одного слова. Позади раздался пушечный салют, заставивший путешественников развернуться и посмотреть что происходит. Увиденное их не удивило, в порт входил еще один корабль.

– Здесь жизнь бьет ручьем, – проговорил Шипицын. Потом взглянул на майора и спросил, – и куда теперь, ваше благородие?

– Куда граф? – переадресовал вопрос Христофор Шредер.

– Для начала в трактир. Нужно вначале подкрепиться, к тому же на пустой желудок не так хорошо думается, как хотелось бы.

– Что верно то верно, – согласился с ним капитан Шипицын.

Трактир отыскали сразу. Приметное заведение. У дверей обнимаясь, так чтобы не упасть стояли два матроса, еще один, весь перепачканный валялся в придорожной луже.

«А говорят русские много пьют, – подумал Андрей, разглядывая честную компанию. – В Московском государстве, выпивку с собой не берут, а все что можно выпить стараются осушить в питейном заведении. Если и валяются в снегу, луже или даже на пыльной дороге, так без бутыли в руках».

Последнее относилось к тому, что валявшийся на земле матрос сжимал в руке бутыль из темно-синего стекла.

Этих двоих обнимающих осторожно обошли стороной, не хотелось влезать в драку прямо с дороги. Граф отворил дверь и пропустил товарищей внутрь.

В помещении летал едкий дым. Народу было много. Посетители пили грог, ром и вполне возможно что и виски. Сейчас появление шотландского самогона в Англии, после объединения двух королевств, было вполне реально. Пьяные моряки горланили какую-то залихватскую песню.

Андрей окинул взглядом помещение и увидел небольшой стол в дальнем углу. Для них вполне подойдет. Сказал, чтобы товарищи следовали прямо за ним.

Стол грязный, казалось что трактирщик просто не успевал следить за элементарной санитарией в заведении. На лавке пролитое вино.

– Безобразие, – проворчал майор Шредер, вытащил из кармана кафтана платок и обтер лавку.

Только после этого царевич, он и денщик сели. К счастью лавка на которой разместились Шипицын и эстонец была чище. Тут же подскочил трактирщик.

– Ром, виски, грог? – сразу же спросил он, словно гости пришли сюда только попить.

– А поесть у тебя, любезный, можно? – Поинтересовался Андрей.

Трактирщик сначала опешил, словно не ожидал этого, потом вышел из оцепенения и ушел.

– Надеюсь, он принесет нам что-нибудь поесть, – вздохнул тяжело Алексей.

– Пусть только попробует этого не сделать, – проговорил Шипицын и потянулся к шпаге.

К счастью прибегать к оружию не пришлось. Трактирщик накрыл для них стол, вот только завтрак сей вышел довольно скромным. Яичница с беконом, который как показалось Золотареву был недожаренный, зеленый лук, единственное что радовала это был новый урожай, а не прошлогодний завядший.

– Да, – проговорил Христофор, тыкая ножом в мясо, – лучше всего в Европе я ел только в Голландии. Сейчас бы селедочки с картошкой.

Увы но пришлось есть то, что принесли. Когда трактирщик притащил деревянные кружки, Андрей даже испугался, что тот притащил один из видов самогона, но путешественникам несказанно повезло в них было отменный эль. Золотарев сделал несколько глотков. Тот самый цвет, тот самый вкус. Такое пиво он пил, когда ездил по делам в Лондон. Как же это было давно. Он вновь сделал глоток, при этом закрыл глаза. На секунду ему вдруг показалось, что он сидит в английском пабе в своем родном времени.

– Ну, и куда потом? – вывел его из нирваны голос Шредера.

– В навигацкую школу. Есть только одна проблема.

– Какая? – поинтересовался царевич.

– Мы не знаем где она находится.

Пришлось признаться, что информации об этой школе – кот наплакал. Знают, что существует, но вот где? И будь оно не ладное ни одного знакомого. Андрей провел руками по кафтану и вдруг вспомнил. Письмо.

В правом внутреннем кармане камзола у него лежало письмо от Лейбница Исааку Ньютону. Германский математик, перед самым отъездом царевича Алексея из Ганновера, просил передать сие послание своему коллеге в Англии.

– Хотя, – произнес Андрей, – можно к одному человечку обратиться. Вот только для этого нужно будет в Кембридж отправиться. Да заодно письмецо передать.

– Это к кому же? – спросил майор.

– К Исааку Ньютону. Кстати, – добавил эстонец, – знакомство с ним Алексея даже будет полезно.

Золотарев предложил отправиться в Кембридж, где по его мнению, в это время находился великий английский математик, на карете, но царевич Алексей отказался. Сказал, что уже привык к седлу. На аргумент, что он все-таки царская особа, ответил:

– Это для вас я царевич, а для всех прочих поручик Михайлов. Не стоит привлекать к моей персоне любопытные взгляды, а они будут. Или вы, граф, считаете что человек едущий в карете привлечет к себе меньше внимания?

Довод был очень даже забавный. Внезапно вспомнились кадры из новостей, как по улицам какого-нибудь города едет «большая шишка». Мигалки, милиция или полиция в зависимости от того в какой стране это безобразие происходило, и толпы зевак, волей-неволей ставших свидетелями визита. Тут конечно всего этого не будет, но зато потом информация о приезде сына государя московского станет доступна каждому. Не поверю, что какой-нибудь обыватель не поинтересуется, а кто это прибыл к Исааку Ньютону: в столь шикарной карете?

Поэтому въезд в небольшой город пятерых всадников остался незамечен. Какого же было разочарование, когда Золотареву сообщили, что сэр Исаак Ньютон, в декабре тысяча семьсот первого года, официально ушел в отставку со всех постов в Кембридже, и перебрался на постоянное место в Лондон, на Флит-стрит. Оказалось, что после смерти лорда Джона Сомерса (фамилия не произвела впечатление на путешественника и тому пояснили, что это президент Королевского общества) Ньютон был избран его преемником.

– Это случилось пять лет назад, – пояснил ему профессор Тринити-колледжа.

Пришлось ехать в новую столицу объединенного королевства. По счастью улицу, где находилась резиденция Королевского общества, удалось отыскать сразу. Застали сэра Исаака за написанием труда по математике – будущая книга так и называлась «Анализ с помощью уравнений с бесконечным числом членов». Андрей предполагал, что ученый будет рассержен их появлением, но тот даже обрадовался их приходу. Появление царской особы, а уж тем более из Московии не удивило Ньютона.

– В апреле тысяча шестьсот девяносто восьмого года, – проговорил сэр Исаак, когда гости сели на длинный диван в его кабинете. Стоит отметить, что к математику, кроме царевича и графа, напросился еще и майор. – Монетный двор, где мне приходилось, так сказать работать, – продолжал ученый, – в ходе «Великого посольства» меня трижды посетил сам Петр Алексеевич. Кроме того, ко мне часто приезжает принцесса Каролина (41). Мы с ней часами ведем беседы на философские и религиозные темы. Так что для меня появление высокопоставленной особы обычное дело.

Исаак встал из-за стола подошел к окну, глядя на улицу продолжил:

– Именно я посоветовал провести государю московскому денежную реформу наподобие нашей английской.

Повернулся и посмотрел на царевича, словно оценивая в нем потенциал. Математик, отметил про себя Андрей, на жизнь смотрит со своей колокольни. Все у него в жизни рассчитано и высчитано. Золотарев и сам решил хорошенечко разглядеть ученого, раз уж такая возможность появилась в его жизни. Скажи он своим партнерам по бизнесу, хотя бы белокурой Линде, что работала у него секретаршей:

– Видел я Исаака Ньютона и лично с ним разговаривал.

Никто бы ему не поверил, а зря.

Вот он стоит у шкафа с книгами и ищет какой-то фолиант. Обычный человек, к тому же небольшого роста, если бы сейчас с ним рядом стоял Петр Великий, тот был бы его на две, а может и на две с половиной головы ниже. Крепкого телосложения с волнистыми густыми седыми (говорят поседел он в тридцать лет) волосами.

Сейчас ища на полке книгу, казалось что о гостях Ньютон совершенно забыл. Ходил слух, что из-за постоянного нахождения в глубокой сосредоточенности, он частенько проявлял рассеянность. По Кембриджу ходил анекдот (его рассказал путешественникам все тот же профессор), что однажды, пригласив гостей, Исаак пошел в кладовую за вином. Там его осенила какая-то идея, он помчался в кабинет и к гостям больше не вернулся. Андрей сейчас глядя на него надеялся, что Ньютон о них не забыл.

– Вот, – проговорил математик, – нашел.

Достал с полки книжку. Обтер ее от пыли, затем подошел к столу. Пером написал посвящение и протянул царевичу.

– Это монография «Оптика», – пояснил он, – с помощью нее можно определить развитие науки на сто лет вперед. Тут есть приложение «О квадратуре кривых» – моя версия математического анализа. Может быть стоило бы вам ваше высочество портрет подарить, – вдруг проговорил он, но замолчал, а у Андрея уже возникла одна идея, которую он решил обсудить с математикам уже после ухода Христофора с Алексеем. Тем более что и повод остаться с Ньютоном тет-а-тет был. – Но лучший подарок, – продолжал между тем сэр Исаак, – это книга.

Проговорили еще минут десять, потом Ньютон занервничал, и Андрей понял, что тот считает что этот час для него потерян. Вполне возможно, что математика печалила необходимость тратить время на еду и сон. Вот отчего он никогда и не был женат. Еще, что отметил граф, за это время ни разу не засмеялся.

– В прошлом году издал сборник математических работ, – в заключение сказал Ньютон, – «Универсальная арифметика». Приведенные в ней методы ознаменуют рождения перспективной дисциплины – численного анализа. А теперь господа, – проговорил он, – наша аудиенция закончилась.

Шредер и царевич заспешили к выходу, Андрей задержался. Как только за ними закрылась дверь, он произнес:

– Лейбниц просил вам передать письмо.

– Что же вы, все это время молчали? – затем кивнув на дверь, добавил, – из-за них?

Граф ничего не ответил, а лишь только протянул сложенный несколько раз листок бумаги.

Ньютон прочитал письмо два раза. Сначала он сделал это очень быстро, потом минуту разглядывал Золотарева, словно пришелец из космоса, хотя с другой стороны он ведь и был пришельцем, вот только из будущего. Затем прочитал письмо медленно и произнес:

– Мой друг и одновременно соперник, мы с ним подходим по разному к некоторым вещам, и иногда спорим, но в спорах, как говорят, рождается истина, пишет что вы из будущего. Он не шутит?

Андрей мысленно отругал себя за то, что проговорился в беседе с Лейбницем. Хорошо, что письмо предназначалось именно Ньютону, а не кому-то еще. Можно попытаться убедить сэра Исаака в том, чтобы дальше информация об его происхождении не просочилась. Он хотел сначала сказать, что это шутка, но передумал. Стоило ли лгать? Пожалуй нет.

– Лейбниц не шутит, – ответил эстонец, – да и зачем?

– И то верно, – согласился математик. Он взглянул на графа, – и вы знаете когда мы с ним умрем?

– Не знаю. Видите ли уважаемый, сэр, в прежней жизни я изучал математику, арифметику, географии и прочие науки, в которые вы внесли свой вклад, но…

– Но, – проговорил Ньютон.

– Но не изучал биографии людей. Мне просто незачем было знать, когда кто родился, а уж тем более умер. Единственное что могу сделать, так только предположить когда это произойдет, но и то только основываясь на возрасте человека.

– Согласен.– Согласился математик, – Тогда поставим вопрос по-другому, то что я изложил в книге подаренной царевичу сбудется?

– Наверное, – произнес Андрей, – я ведь книгу не читал. Просто в будущем станет так много книг, что все прочесть просто невозможно.

– Возможно, возможно. Ну, хоть что-то расскажите обо мне.

Андрей пожал плечами.

– Все что мне известно, известно и вам, – молвил он.

– М-да, – прошептал Ньютон, – вроде мы зашли в тупик.

Исаак встал из-за стола. Прошелся по комнате и вновь вернулся за стол. Он вдруг резко изменил тему разговора. Ньютон вдруг спросил, а что будет с его открытиями в области физики. Затронул закон всемирного тяготения, хорошо, что Андрей вовремя одумался и не ляпнул закон выведенный Эйнштейном. Вряд ли в эту пору удалось бы разработать ядерную бомбу, но формула подтолкнула бы математика к новым изысканиям. Нет, решил граф, тут нужно быть осторожнее. Многое ни Лейбницу, ни Ньютону знать не нужно, а вот подтолкнуть их к работам по электричеству можно было бы попытаться, тем более, что Андрею хотелось хоть чуть-чуть но изменить свои условия жизни. Если уж не телевизор, то хотя бы лампочки накаливания. Все-таки термин «электричество» вот уже более ста лет был известен в Европе. Лейб-медик Уильям Гилберт употребил его в своем сочинении «О магните, магнитных телах и о большом магните – Земле», в котором объяснял действие магнитного компаса и описывал некоторые опыты с наэлектризованными телами. Затем лет через пятьдесят Отто фон Герике разработал электростатическую машину трения. Да вот только до углубленных исследований в этой области было еще далеко. Предложение высказанное Золотаревым насчет электричества Ньютон воспринял критически.

– Стар я уже стал, чтобы заниматься новыми исследованиями. Те, что провожу сейчас до ума бы довести, – проговорил он. – Но раз вы уж затронули тему, не могли бы рассказать, что будет в будущем? Не бойтесь, – добавил Исаак, – после моей болезни близкие считают, что у меня душевные расстройства.

Пришлось врать. Не хотелось рассказывать о будущем мира, хотя если взглянуть с другой стороны, подумал Андрей, история уже поменялась. Марта не стала императрицей Екатериной, Паткуль вернулся в Россию и избежал смертной казни. Исаак слушал его и по лицу математика было трудно определить верил он в этот бред или нет.

Уходя от ученого, Андрей узнал у него, где находится Навигацкая школа. Ньютон уточнять зачем им она нужна не стал. Сам догадался.

Вечером того же дня, Шредер сообщил что собирается покинуть путешественников, и как можно быстрее вернуться в Россию.

– Делать мне тут больше нечего, – проговорил он, – за старшего оставляю капитана Шипицына. – майор достал бумагу, составленную дьяком со слов Петра Первого, и протянул, офицеру, затем посмотрел на Золотарева и предложил, – может со мной, граф?

Золотарев с удовольствием присоединился к его компании, если бы не одно но. Ему очень хотелось побродить по улицам английской столицы. Было желание сравнить город восемнадцатого века с тем из его, Андрея, прошлого. Поэтому отказался от столь заманчивого предложения.

– Я задержусь в этих краях ненадолго, а потом постараюсь вернуться домой.

– Ваше право, граф.

Шредер на следующее утро отправился в лондонский порт. Вернулся радостным, сообщил, что завтра купеческий корабль из Архангельского городка отправляется в Московию.

– Уж не Ефим ли Дароч на нем шкипер? – Поинтересовался Андрей, опасаясь что кормчий его в свое время обманул.

– Нет не он.

Майор назвал фамилию, но графу она ни о чем не говорила.

– Может к вам на Онегу, сей лоцман захаживал? – поинтересовался Андрей у Онегина.

– Не слышал, ваше сиятельство.

На следующий день, отдав лошадь Шипицыну, майор уехал. Золотарев времени терять не стал, а лично сопроводил царевича и денщика до Навигацкой школы. Пока те там устраивались, Андрей отыскал в паре кварталов постоялый двор. Сторговался с хозяином на счет комнаты для капитана Шипицына. О новом месте их пребывания в Лондоне, попросил денщика, тому удалось выбраться из школы и разыскать графа, доложить капитану. Пока Онегин собирался на старый постоялый двор, он сообщил Андрею, что Алексей обустроился и даже завел несколько новых приятелей, среди которых оказался и сын местного мэра. Андрей даже заволновался, как бы что не так пошло, но увидев идущего капитана Шипицына, понял, что сын государя под надежным присмотром.

Обустроились, а вечером Золотарев отправился в ближайший паб. Расположившись за столом он заказал пиво. Начал смаковать, сравнивая его с тем, что пил когда-то. А сопоставить было с чем. Во-первых, напиток был без консервантов, во-вторых, оно было «живое», о таком только остается мечтать.

– Можно присесть? – раздался за его спиной голос.

Андрей развернулся и увидел человека в коричневом камзоле, в одной руке он держал шляпу, в другой книгу. Не иначе – ученый, промелькнула мысль в голове эстонца.

– Присаживайтесь, сэр, – произнес граф, указал на соседний стул.

– Увы, мистер – не сэр.

Он опустился на стул. Позвал официанта, пока тот бегал за пивом, отрекомендовался:

– Абрахам де Муавр.

– Граф Золотарев.

– Я вас видел беседовавшим с сэром Исааком Ньютоном.

– Так вы тоже ученый?

– Английский математик французского происхождения.

Официант принес три кружки с пивом. Одну поставил перед Андреем, две других перед де Муавре. Ушел. Ученый проводил его взглядом.

– Если не секрет, кого вы привозили к Ньютону? – поинтересовался Абрахам.

– Поручика Михайлова, – выкрутился эстонец.

Ученый осушил кружку. Уточнять зачем понадобилось какому-то поручику видеть великого ученого не стал. Вполне возможно, что того отправил в Англию сам царь Петр. Была у его величества такая причуда. Еще по кружечке пива и де Муавр вдруг стал рассказывать о себе. С чего это он решил высказаться первому встречному, Золотарев понять не мог. Да вот только чем дольше он слушал математика, тем больше убеждался в том, что нашел человека, который согласится с ним отправиться в Россию, в страну, где по улицам, как считали американцы, бродили медведи.

Оказалось английский математик родился в недворянской семье врача-гугенота во Франции. Как человек наглый бросил вызов французскому обществу и добавил к своей фамилии Муавре приставку «де». Четыре года учился в Протестантской академии в Седане, пока ту не запретили власти. Пришлось перебираться на два года в Сомюре, где наглый мальчишка познакомился с теорией вероятности. Потом был Париж и счастливые годы, но и они закончились, когда Людовик XIV официально отменил Нантский эдикт(42). Тюрьма, побег и вот он в Англии. Сначала на жизнь зарабатывал частным преподаванием. Его заметили, но укрепиться в английском учебном заведении у него не было шансов. Если на родине была религиозная дискриминация, то здесь – национальная.

Случай свел его сначала с Галлеем, а уже через него – с Ньютоном. Только благодаря дружбе с сэром Исааком, жизнь вроде стала налаживаться. Они частенько друг другу помогали. Англичанин даже помог Абрахаму стать членом Лондонского королевского общества.

Именно он и посоветовал французу обратиться к русскому, как считал сэр Ньютон, путешественнику.

– Здесь вы все равно, даже несмотря на нашу с Галлеем дружбу, остаетесь чужим. Московия лучшая на данный момент в мире страна, где к религии и национальностям относятся терпимо. – сказал Исаак, вечером того дня, как царевич Алексей со свитой покинули его кабинет. – Лейбниц пишет, что государю Московскому сейчас нужны талантливые ученые. Увы, мой друг, – вздохнул он, заметив удивленный взгляд де Муавре, – мы с моим ганноверским другом уже стары, и вряд ли перенесем тяжелый балтийский климат и болотную сырость того места, где основан Санкт-Петербург.

Через своего человека Ньютон отыскал путешественников в Лондоне, тем более что сделать это было проще простого, ведь Исаак знал, что те направляются в Навигацкую школу.

– А нет ли у вас желания, – молвил Андрей, когда математик закончил рассказ, – отправиться вместе со мной в Россию!

– С превеликой честью, – произнес Абрахам. – Мне нужно немного времени, чтобы собраться в дорогу.

– Двух дней хватит?

– Вполне, – согласился де Муавр.

– Тогда, через два дня в лондонском порту.

Утром на свежую голову Андрей вспомнил о договоренности. Сообщил Шипицыну, что собирается в скорости отбыть в Россию. Сам же направился в порт узнать не идет ли какой корабль в Санкт-Петербург или на худой конец в Архангельский городок.

Трехмачтовая шхуна летела на всех парусах. Легкий ветерок гнал ее по Средиземному морю к берегам Италии. Золотарев, чтобы не скучать в обществе математика, а француз оказался занудой, ходил по палубе и наблюдал, как шкипер вел корабль. Увы, но в английском порту не оказалось ни одного корабля, что направлялся в Россию. Откладывать отъезд с острова было уже поздно, тем более что граф слово дал ученому, что они отправляются в Московию, ничего страшного, что им придется ехать в Италию. Затем Австрия, Трансильвания, Карпатские горы и наконец Украина, а там и до Москвы рукой подать.

Вот и сейчас плывя на шхуне, Андрей вспоминал свой последний день на английской земле. Капитан с бутылкой рома в руке, минут пять их разглядывал. Сначала пристально рассмотрел де Муавра. Темная одежда: кафтан, камзол и короткие до колен штаны. Белая рубашка, чулки. На ногах туфли с бронзовыми пряжками, на голове остроконечная, как у голландцев шляпа. В правой руке сундук. Затем перевел взгляд на эстонца. Серый кафтан, треуголка на ногах сапоги с огромными раструбами. Где-то он его видел, но вспомнить никак не мог. Прозрение произошло, когда граф потянулся к шпаге.

– Так, это вы вчера сняли мою шхуну, – проговорил он, – чтобы добраться до Италии.

– Я.

– Ну, тогда проходите. Сейчас отправляемся.

Когда вошли в каюту, Андрей заметил, что лицо у француза было «кислым», тот словно лимон проглотил. Видимо не ожидал, что придется добираться в дикую Московию вот так.

«Если сейчас передумает, – подумал Андрей, – не расстроюсь».

Вечером, после того как договорился с пьяненьким шкипером в пабе насчет поездки, Золотарев вдруг задумался, а нужен ли в России математик, да еще к тому же теоретик? Ответ был пока один – НЕТ! Петру требовались практики.

Но математик не передумал.

Каюта оказалась небольшая. Из мебели два гамака, в которых Андрею с непривычки первые две ночи спалось очень плохо. Когда он не выходил на палубу, они частенько беседовали. Вот только разговоры сии вызывали у Золотарева скуку. Поэтому между беседами эстонец выходил на палубу.

Как-то вечером в их каюту заглянул капитан. Он был трезв.

– Кто из вас двоих умеет играть в шахматы?

Оказалось что оба. Андрей вспомнил свои шахматные партии в первый год своего пребывания в восемнадцатом веке, и решил попытать счастья в этой игре еще раз.

– Ну, раз оба, – молвил шкипер, – так может сыграете со мной, по очереди?

Прошли в каюту капитана. Только сейчас Золотарев понял, что большая часть денег, вложенных в корабль, находилась именно здесь. Удобная кровать, стол, который сейчас был превращен в шахматный, книжный шкаф, по всей видимости шкипер любил иногда коротать время перечитывая романы (среди фолиантов Андрей заметил томик Сервантеса), в углу стоял небольшой сундук. Что в нем – одному богу известно, вполне возможно и деньги, а может быть инструмент наподобие того, который в свое время купил в Голландии царь Петр.

– Ну, кто первый? – поинтересовался шкипер.

Андрей посмотрел на математика.

– Можно я, граф? – спросил тот.

Золотарев сообщил, что подождет. Он отошел к шкафу и стал разглядывать книжки.

– А вы любопытны, – заметил капитан.

– Не без этого греха, – признался Андрей.

– Ну, это не грех, – молвил капитан, – если есть желание можете взять почитать, но как только прибудем в порт вернете.

– Увы, но в гешпанском я не силен.

– Досадно, – вздохнул шкипер, – а так может обсудили бы «Дон Кихота».

– Если есть желание, то можно обсудить. Я читал его в русском переводе.

Шкипер удивленно посмотрел на Андрея. Вполне возможно, проскользнула мысль у эстонца, что роман Сервантеса на русский язык не был еще переведен.

Между тем началась партия в шахматы. Белыми играл де Муавр. И как говорится: белые начинают и выигрывают. Математику удалось с легкостью обыграть морского волка. Тот даже насупился, недовольно посмотрел на Абрахама, потом повернулся к Андрею и произнес:

– Мне нужно отыграться. Вы не возражаете?

Мог ли Андрей возражать? Да нет конечно. Сядь Золотарев сейчас на место де Муавра, так от него и косточек не осталось бы. Чувствовалось, что сошлись два знатока. Вполне возможно, что постоянные вычисления курса по звездному небу и различным приборам развили мозг капитана до такой степени, что будь он в другой ситуации то давно бы стал ученым – математиком. Но вино сделало свое грязное дело – перед Абрахамом Де Муавре тот выглядел младенцем.

Теперь черными играл математик. Слон туда, ферзь сюда, рокировка. Вот уже и фигур на доске меньше, да и выбора ходов побольше. Шах, шах. И вот на доске у де Муавре слон и король, а у шкипера один король.

– Пат. – Проговорил капитан, оставшись в какой-то мере довольным таким исходом.

Он выставил шахматные фигуры на доске и обратился к Андрею:

– Теперь вы, граф.

Андрей сел. Играли долго, да и то, перед каждым своим ходом Золотарев долго думал. Рассчитывал, прикидывал, старался угадать и в итоге все равно проиграл.

– Может еще партию? – поинтересовался шкипер.

Отказать было неудобно. Потом уже в своей каюте, де Муавре, когда они остались наедине сказал:

– Теперь вам, граф, придется постоянно составлять ему компанию.

В чем-то математик был прав. Вряд ли шкипер согласился бы играть в шахматы с заведомо сильным противником. Оставалось надеяться, что тому наскучит и он переключится на де Муавре. Все-таки победа над равным, и даже более сильным приносит куда больше удовольствия, чем избиения младенца, коим был Андрей.

Вот и приходилось, пока плыли до Италии, то бродить по палубе наблюдая на море, то играть в шахматы, то слушать математика. На пятый день пребывания на шхуне, шкиперу наскучила игра Андрея и он пригласил в соперники Абрахама. Эстонец решил воспользоваться выпавшей возможностью, чтобы предаться воспоминаниям.

Вот только вспомнился вдруг приезд Юрия Квятковского, когда тот доставил ему из Санкт Петербурга патент майора…

Числа десятого сентября тысяча семьсот четвертого года, дверь в кабинет коменданта города Нарвы скрипнула. Андрей оторвал взгляд от чертежей крепости и посмотрел на вошедшего человека. На пороге стоял Юрий Квятковский. Темно-зеленый кафтан, белый вьющийся парик, в правой руке трость, в левой треуголка, на поясе шпага.

– Ну, старый друг, – проговорил начальник Преображенского приказа, – не ожидал?

– Не ожидал, – признался Андрей. – Какими судьбами?

– А, я брат по твою душу, – усмехнулся генерал, так что по спине Золотарева букашки пробежали, – да не боись, – проговорил тот, – государь прислал.

Квятковский кинул треуголку на стол. Плюхнулся в кресло, что стояло рядом, и вытащил из кисета трубку.

– Петр вот тебе патент прислал, – молвил он, закуривая, – поглупее ни кого не нашлось, вот мне и пришлось ехать, – съязвил он.

Затем запустил руку за пазуху и достал бумагу.

– Это надо бы обмыть, – добавил генерал и подмигнул.

Андрей хлопнул себя по лбу. Выругался, чем вызвал улыбку у Квятковского. Встал и направился к двери.

– Тебе бы адъютанта толкового, – посоветовал Юрий, – а то, к тебе не я могу зайти, а кто хочешь.

Золотарев возражать не стал. Насчет адъютанта генерал был прав. Иногда казалось, что за всеми делами просто не уследишь. У него даже кандидатура на примете была. Тот самый паренек, что приходил насчет организации помощи в похоронах местных жителей. Он то ли чухонец, то ли эстляндец, проще говоря, для Андрея тот являлся земляком. Звали его Юстас Лемме. А насчет того, что кто-то вот так вот ворвется в кабинет, да еще со злым умыслом – нонсенс. Террористов сейчас еще нет, а у жителей города, он с трудом начал завоевывать доверие. Те как прознали, что Андрей эстляндец, так относиться, стали спокойнее. Кто знает, а кого Петр в следующий раз комендантом назначит. Вдруг хуже будет?

-Да и бегать за водкой, – между тем продолжал Квятковский, – самому не пришлось бы.

Андрей понимающе кивнул и выглянул в соседнее помещение. Там никого. Пришлось пройтись до дверей. Два караульных, оба дрыхнут.

-Кажется, не отучить мне вас от сего безобразия, – проворчал эстонец, посмотрел на дремлющих, да как гаркнул, – Подъем!

Оба вскочили одновременно. Глаза стали тереть.

-На посту спите, – заругался комендант.

-Никак нет, – начал оправдываться один, но тут же получил от своего товарища рукой в бок.

«А второй то смышленый», – подумал Андрей, и тут же решил, что тот далеко пойдет.

-Как звать? – продолжал между тем эстонец.

– Игнат Иванов.

-Монахов, – последним назвался, тот, что рукой саданул товарища в бок.

Только сейчас в нем, Андрей признал того самого монаха, что попал к нему на службу еще в Архангельском городке.

– Сбегай-ка дружище в трактир, – проговорил ласково комендант, и тут же приметил, как заблестели глаза у Монахова. – Да принеси мне штоф водки.

Проговорил и вернулся в кабинет. Генерал теперь стоял у окна и смотрел на улицу.

-Ну? – спросил он, оборачиваясь.

-Сейчас принесут.

-Надеюсь, сообразят и закуску прихватить?

-Солдат смышленый…

-Может и смышленый, да вот только на посту спят. Нехорошо!

Эка как заговорил, пронеслось в голове Андрея. Вспомнился первый день, когда он попал в прошлое. Что-то тогда ни о какой дисциплине никто и не думал. Как спали стрельцы после ночных гуляний с местными бабами, так и спали.

-Понятно дело, нехорошо, – согласился комендант, – но вы полковник дайте мне срок, будет тут железная дисциплина.

-Поверю тебе на слово, – согласился Квятковский, – я вот зачем приехал, – начал, было, он, но тут дверь отворилась. Пришлось замолчать.

На пороге стоял Монахов. В руках солдат держал плетеную корзину.

«Тогда славно посидели, – подумал Андрей, – как же давно это было. С тех пор много времени прошло. Я вон и комендантом, и в ссылке побывал, а Квятковский на Дон, перед моим отъездом уехал – порядок наводить. Любопытно жив ли старый друг. Год уже с той поры прошел».

Золотарев наделся, что их встреча в его поместье на Шексне была не последняя. А ведь тогда Юрий, кроме титула привез и другие новости. Приятные.

-Так вот я, по какому делу приехал, – проговорил через полчаса Квятковский, когда бутылка была уже почти опустошена. Причем большую часть этой горячительной жидкости выпил – полковник. И несмотря на это, все еще был трезв. – царевич должен на днях из Шлиссельбурга прибыть. – Тут Юрий подмигнул, – и не один.

У Андрея сразу же стало на душе легко. Словно соловьи запели. Явно с царевичем должна была приехать Марта. А он, он…

-У меня же ничего не готово! – воскликнул он, – что же ты, генерал, раньше молчал?

-Думал, посидим, по душам поговорим.

«Вот и поговорили. – подумал эстонец, – только время зря потратили. Сказал бы раньше Юрий, что царевич с моей супругой приезжают. Подготовить бы комнаты успел. Особенно свою. Уж больно у меня она запущенна. Прав генерал, без адъютанта, как без рук».

Что-что, а про комнату, в которой жил комендант, стоит поговорить особо. Не то, чтобы она пылью заросла, уборку одна молодая чухонка наводила. Да вот только не везде. К столу Андрей ей строго настрого подходить запретил. А тот был завален документами, книгами, что эстонцу удалось найти в крепости. Предыдущий комендант, как предположил Золотарев был человеком образованным. Особенно Андрею понравилась книга Макиавелли «Государь». В прошлой своей жизни, он бы мимо прошел, сейчас же когда выпадало свободное время, а его было не так и много, осилил полностью. Удивился, почему не прочитал книжку раньше царевича, тот ее осилил в двенадцать лет, и даже выучил наизусть. Сейчас Алексей увлекся «Взятием Оранжа». Поэмой из цикла о Гильоме Оранжском.

– Что же ты, генерал, молчал, – вновь проговорил Золотарев.

-А что я, – вздохнул Квятковский и развел руки в стороны. – если на то пошло, к приезду супруги ты должен быть готов всегда.

Должен. Согласился Андрей, конечно должен. Давно нужно было отыскать в крепости плотников, что смогли бы сколотить какую-никакую полку. Или думал, что теперь один жить будет?

– Кстати, как ребенка назовешь? – поинтересовался генерал, и эстонец понял, что от зоркого глаза начальника Преображенского приказа, не ускользнула беременность его супруги. Вроде юбки этой эпохи должны скрывать, али глаз у Квятковского наметанный. Если последнее, то не удивительно, что Петр назначил того начальником тайного приказа.

-Силантием, – изрек Андрей, задумался, на секунду и тут же добавил, – если парнишка родится.

-А если дочь?

Над этим Золотарев никогда в последнее время не задумывался. Помнил, что супруга беременна, помнил, что скучает сейчас в Шлиссельбурге, но о том, что родить она может вместо долгожданного сына дочь, ни разу не подумал.

– А если дочь? – повторил свой вопрос полковник.

– Если дочь… – промямлил Андрей, но Юрий его перебил:

-Понимаю. Не задумывался.

Эстонец кивнул.

– Ладно, граф, – молвил Квятковский, – давай выпьем за ребенка.

Он поднял кубок, сделал глоток, тот самый, который оказался решающим. Тут же уронил голову на крышку стола и захрапел.

Воспоминания прервал де Муавр. Вернулся от шкипера. Сообщил, что тому наконец-то удалось выиграть.

Через два дня путешественники вступили на итальянский берег.