На выгодных условиях

[1]

Едва заметив табличку, Стритер был вынужден остановиться: его вырвало. Теперь такое случалось довольно часто и порой почти непредсказуемо: иногда подкатывала легкая тошнота, иногда во рту появлялся странный медный привкус, а иногда и вовсе – раз! – и вот тебе, пожалуйста. В связи с этим садиться за руль становилось весьма рискованно, а приходилось, причем часто: в основном потому, что понимал – поздней осенью он будет уже не в состоянии это делать, а еще потому, что надо было подумать. Думалось же ему лучше всего именно за рулем.

Он был на Харрис-авеню-экстеншн – широкой магистрали, проходящей мимо аэропорта округа Дерри и прилегающих к нему мотелей и складских помещений. Днем дорога была весьма оживленной, так как, помимо соединения западной и восточной частей округа, вела еще и в аэропорт. Однако вечерами шоссе пустело. Съехав на велодорожку, Стритер выдернул «индивидуальный пакет» из лежавшей у него на пассажирском сиденье пачки и, засунув в него голову чуть ли не целиком, перестал сдерживать настойчивые позывы. Обед, что называется, «появился на бис», словно предоставляя дополнительную возможность полюбоваться своим видом, стоило только Стритеру открыть глаза. Однако делать этого он не стал: уже порядком насмотрелся.

Когда началась эта, так сказать, рвотная стадия, боли еще не было. Однако доктор Хендерсон предупреждал его, что все изменится, и на прошлой неделе так и случилось. Правда, боль пока особых мучений не вызывала – просто молниеносное, похожее на изжогу, жжение, идущее откуда-то изнутри к горлу. Оно внезапно появлялось и вскоре проходило. Конечно, предполагалось ухудшение. Доктор Хендерсон предупреждал Стритера и об этом.

Оторвавшись от индивидуального пакета, он раскрыл «бардачок», достал оттуда проволочный хомутик и поплотнее закрыл свой «обед», пока рвотой не провоняла вся машина. Взглянув направо, Стритер увидел словно ниспосланную ему провидением урну с нарисованным на ней жизнерадостным вислоухим псом и трафаретным предупреждением: «ДЕРРИ-ДОГ ПРОСИТ НЕ ВЫБРАСЫВАТЬ МУСОР ГДЕ ПОПАЛО!»

Подойдя к урне Дерри-Дога, Стритер избавился от продуктов извержения своего увядающего тела. Летнее солнце клонилось к закату, краснея над ровными (и в данный момент пустынными) площадями аэропорта. Тень, будто прилепившаяся к пяткам Стритера, была длинной и уродливо тощей. Она словно месяца на четыре опережала события – тогда рак, овладев им полностью, начнет пожирать его живьем.

Возвращаясь к машине, Стритер увидел через дорогу табличку. Поначалу – может, потому что глаза еще слезились – он решил, что речь шла о волосах: «Удлиняю, наращиваю…» Потом, присмотревшись, он разобрал, что НА ВЫГОДНЫХ УСЛОВИЯХ просто предлагалось что-то удлинить, нарастить, продлить и так далее за (более мелкими буквами) разумную цену.

«На выгодных условиях, за разумную цену» – звучало заманчиво и как-то вполне адекватно. На противоположной стороне шоссе, у проволочной изгороди, окаймлявшей владения аэропорта, находился посыпанный гравием участок, где днем шла оживленная лоточная торговля, поскольку заинтересовавшимся водителям можно было довольно безопасно притормозить, избежав вызвать столкновения (если, разумеется, они были достаточно проворны и не забывали вовремя включить «аварийку»). Проведя всю свою жизнь в небольшом городке Дерри, штат Мэн, Стритер имел возможность много лет наблюдать, как весной люди торговали папоротником, летом – свежими ягодами и вареной кукурузой и почти круглый год – лобстерами. В период весеннего межсезонья там царствовал сумасшедший старик по прозвищу Снеговик, который продавал всякую всячину, утерянную зимой и найденную во время таяния снега. Много лет назад Стритер и сам как-то купил у него вполне приличную мягкую куклу для своей дочки Мэй, которой тогда было годика два-три. Однако сдуру сказав Джанет, откуда игрушка, был вынужден ее выбросить. «Как думаешь, может, нам ее прокипятить, чтобы убить всю заразу? – сказала она. – Просто диву даюсь, как умный человек может делать такие глупости».

Зато рак особенно не различал, есть у человека мозги или нет. Умный или глупый, но Стритер, можно сказать, уже смирился с тем, что покидает поле и снимает спортивную форму.

Там, где в свое время раскладывал товары Снеговик, теперь возвышался карточный столик. За ним, прикрываясь лихо пристроенным желтым зонтом от красных лучей опускающегося за горизонт солнца, сидел пухленький мужичок.

С минуту постояв возле машины и уже собираясь в нее сесть (пухляк не обращал ни на кого никакого внимания и, похоже, смотрел маленький портативный телевизор), Стритер все же уступил любопытству. Оглянувшись по сторонам – нет ли машин – и убедившись, что можно идти – шоссе, как всегда в этот час, оказалось свободным: все уже благополучно сидели дома, приступали к ужину, в отличие от него воспринимая это как должное, – он пересек пустую четырехполосную дорогу. Тощая тень – будущий Призрак Стритера – поволоклась за ним.

Пухлячок поднял глаза.

– Ну, привет-привет! – воскликнул он, еще не успев выключить телевизор; Стритер заметил, что тот смотрел передачу «Инсайд эдишн». – И как у нас дела?

– Не знаю, как у вас, но у меня бывало и получше, – отозвался Стритер. – Не поздновато ли для торговли? После часа пик тут почти никто не ездит: это ведь задворки аэропорта – тут разве только грузовики проезжают. Пассажиры-то предпочитают Уитчем-стрит.

– Знаю, – ответил пухлый, – но, к сожалению, местные власти не приветствуют такой придорожный бизнес, как у меня, по ту сторону аэропорта. – Он сокрушенно покачал головой, огорченный творящейся в мире несправедливостью. – Я уж собирался сворачиваться, чтобы в семь – домой, но что-то подсказало мне: могут быть еще варианты.

Окинув взглядом столик, Стритер не увидел на нем ничего, выставленного для продажи (если только телевизор), и улыбнулся:

– Да вряд ли я для вас «вариант», мистер…

– Джордж Элвид, – представился пухлый, поднимаясь и протягивая свою такую же пухлую руку.

Они обменялись рукопожатиями.

– Дэйв Стритер. Вряд ли я окажусь для вас тем самым «вариантом», поскольку даже не знаю, чем вы торгуете. Поначалу я решил, что речь идет о наращивании волос…

– А вас это интересует? – тут же спросил Элвид, окидывая его критическим взглядом. – Просто, я смотрю, ваши, кажется, редеют.

– Скоро вообще не останется, – сказал Стритер. – Я на химиотерапии.

– О, простите. Сочувствую.

– Благодарю. Правда, какой смысл в химиотерапии, если… – Он пожал плечами. Удивительно, как просто было говорить об этом с незнакомцем. Он даже детям еще не сказал, но Джанет, конечно, знала.

– Ну и каковы шансы? – поинтересовался Элвид. В его голосе слышалось простое сочувствие, не более того, и Стритер ощутил подступившие к глазам слезы. Ему было жутко неловко плакать в присутствии Джанет, и он позволил себе такое лишь пару раз. Рядом с этим незнакомцем все казалось проще. Тем не менее он все же вытащил из кармана носовой платок и вытер глаза. На посадку заходил маленький самолетик. В лучах багряного солнца он казался парящим распятием.

– Насколько я понимаю – никаких, – ответил Стритер. – Так что «химия» – просто… как сказать…

– Приятная формальность?

Стритер неожиданно рассмеялся:

– Да, именно.

– Может, имеет смысл обменять «химию» на лишнее обезболивающее? Или обсудить кое-что со мной?

– Я же говорю, вряд ли буду вам чем-то интересен, тем более что я даже не понимаю, чем вы тут торгуете.

– Ну, многие назвали бы это средством от всех недугов, – с улыбкой ответил Элвид, слегка раскачиваясь и не выходя из-за столика. Стритер с удивлением отметил, что хоть Джордж Элвид был толстячком, его тень оказалась такой же тщедушной и немощной, как его собственная. Он решил, что, видимо, на закате – и тем более в августе, когда конец дня затягивается, не всегда доставляя удовольствие, – все тени выглядят болезненно тощими.

– Но я не вижу здесь ни одного флакончика, – заметил Стритер.

Опершись пальцами о столик, Элвид чуть подался вперед. Теперь он приобрел деловой вид.

– Я предлагаю, так сказать, увеличения: продление, удлинение…

– …отчего название этого шоссе[2] кажется прямо-таки пророческим.

– Никогда над этим не задумывался, но, возможно, вы и правы. Хотя порой сигара – это просто курево, а совпадение – просто совпадение. Каждый всегда хочет что-нибудь увеличить, мистер Стритер. Молодой даме-«шопоголику», например, я мог бы предложить увеличение сроков выплаты кредита, а мужчине с маленьким пенисом – бывает, генетика доходит и до подобной жестокости, – увеличить его член.

Стритер был настолько ошарашен незамысловатыми откровениями Элвида, что впервые за целый месяц – с того момента, как ему стал известен диагноз – забыл про свой рак в агрессивной, быстро распространяющейся форме.

– Шутите?!

– О да – я большой шутник, но никогда не шучу, когда речь идет о бизнесе. Я в свое время увеличил десятки членов и даже стал известен в Аризоне как El Pene Grande[3]. Я с вами абсолютно честен, и, по счастью, мне не требуется, чтобы вы в это поверили. Коротышкам обычно хочется увеличить рост. А если бы вас действительно волновали волосы, я бы с удовольствием предложил вам наращивание.

– А человек с большим носом – ну, знаете, как у Джимми Дюранте[4], – мог бы обратиться к вам с просьбой его уменьшить?

Элвид с улыбкой покачал головой:

– Теперь вы, видимо, сами решили пошутить. Ответ, разумеется, нет. За «уменьшениями» обращайтесь куда-нибудь в другое место. Я специализируюсь только на увеличениях – очень по-американски, согласитесь. Я возвращаю любовь тем, кого она, казалось бы, покинула (порой это зовется любовным эликсиром), продлеваю сроки кредита тем, кто ограничен в средствах, – а таких клиентов при нынешнем состоянии экономики сколько угодно, раздвигаю временные рамки для тех, кто по разным причинам не укладывается в какие-то сроки, а как-то раз даже увеличил зоркость парню, который хотел стать военным летчиком, но не проходил по зрению.

Стритер с удовольствием слушал собеседника. Удовольствие уже казалось ему непозволительной роскошью, однако жизнь была полна неожиданностей.

Оба улыбались, словно шутка оказалась удачной.

– А как-то, – продолжил Элвид, – я продлил ощущение реальности весьма талантливому художнику, который погружался в параноидальную шизофрению. Вот это стоило дорого.

– И сколько же, позвольте полюбопытствовать?

– Это обошлось ему в одно из его полотен, которое теперь украшает мой дом. Его имя вам, возможно, знакомо – известный итальянец эпохи Ренессанса. Вы вполне могли изучать его творчество, если у вас в колледже был курс искусствоведения.

Продолжая улыбаться, Стритер все же сделал шаг назад – так, на всякий случай. Уже вроде смирившись с неизбежностью смерти, он пока не был готов принять ее прямо сегодня, да еще и от сбежавшего из «Джунипер-Хилл» – психушки для душевнобольных преступников в Огасте.

– Так вы хотите сказать, что вы… не знаю… бессмертны, что ли?

– Ну, я долгожитель, это определенно – согласился Элвид. – Вот, думаю, мы и добрались до того, как я мог бы вам помочь. Вы, вероятно, хотите продлить жизнь.

– А это, я полагаю, невозможно, – подытожил Стритер. Мысленно прикидывая расстояние до своей машины, он соображал, насколько быстро сможет его преодолеть.

– Возможно, конечно… но за определенную цену.

Стритер, немало поигравший в свое время в «скраббл», мысленно представил себе варианты с перестановкой буковок в имени Элвид[5].

– Мы говорим о деньгах… или речь идет о моей душе?

Замахав рукой, Элвид для пущей убедительности еще и театрально закатил глаза.

– Какая там душа – никогда не слышал о ней, а, как говорится, встретил бы – не узнал. Деньги, конечно, как обычно. Пятнадцать процентов от ваших доходов на протяжении последующих пятнадцати лет вполне бы меня устроили. Считайте, что это плата за агентские услуги.

– Именно на такой срок и продлится моя жизнь? – При мысли о пятнадцати годах у Стритера защемило в груди. Несбыточная мечта! Эти годы представлялись ему необычайно долгим сроком, тем более по сравнению с тем, что ожидало его в реальном будущем: шесть «тошнотворных» месяцев, растущая боль, кома и смерть. Плюс некролог, в котором, несомненно, прозвучит фраза: «После продолжительной и мужественной борьбы с неизлечимой болезнью». И так далее, и тому подобное, как это в последнее время – в частности, в «Сейнфелде» – повторяют: бла-бла-бла.

Элвид театрально вздернул руки, мол, кто его знает.

– А может, и двадцать. Как тут скажешь наверняка – это вам не точные науки. Но если рассчитываете на бессмертие, предупреждаю сразу: даже не мечтайте. Я лишь честно занимаюсь продлением. Вот и все.

– Годится, – согласился Стритер. Незнакомец поднял ему настроение. Если этот рухляк попросту нуждался в простодушном собеседнике, Стритер был готов Элвиду подыграть. По крайней мере в разумных пределах. По-прежнему улыбаясь, он протянул ему через карточный столик руку. – Пятнадцать процентов в течение пятнадцати лет. Правда, должен признаться, пятнадцать процентов зарплаты помощника менеджера в банке вряд ли дадут вам возможность сесть за руль «роллс-ройса» – разве что «гео»[6], но…

– Это еще не все, – перебил Элвид.

– Ну, разумеется, – не возражал Стритер. Он со вздохом убрал протянутую руку. – Было любопытно пообщаться, мистер Элвид. Вы приятно разнообразили мой вечер, что мне, честно говоря, представлялось уже невозможным. Надеюсь, вы получите необходимую помощь в связи с вашим психическим расстр…

– Молчите, глупец! – оборвал его Элвид, все еще улыбаясь, однако ничего приятного в этой улыбке уже не было. Он вдруг словно вырос – как минимум дюйма на три – и утратил прежнюю пухлость.

Это из-за света, решил Стритер. Свет на закате всегда обманчивый. А неприятный запах, который он внезапно уловил, был всего лишь выхлопом авиационного топлива, который донесло сюда, на посыпанную гравием площадку возле проволочной изгороди, случайное дуновение ветерка. Ничего сверхъестественного… однако он все же замолчал, как и было велено.

– Никогда не задумывались, зачем мужчинам или женщинам что-то увеличивать?

– Разумеется, задумывался, – несколько уязвленно ответил Стритер. – Я работаю в банке, мистер Элвид, в «Дерри сей-вингз». Ко мне постоянно обращаются с просьбой об увеличении срока выплаты кредита.

– Значит, вам понятно, что многие нуждаются в увеличении там, где у них возникает разного рода нехватка – времени и денег, длины члена, остроты зрения и так далее.

– Чертова эпоха дефицита, – поддержал его Стритер.

– Примерно так. Но вес имеет даже то, что неосязаемо, невидимо. Негативный вес, и это хуже всего. Бремя, снятое с вас, должно лечь на кого-то другого. Элементарная физика. Можно сказать, психофизика.

Стритер завороженно смотрел на Элвида. Мимолетное впечатление, что тот вдруг вырос (и что его улыбка обнажила чрезмерное количество зубов), прошло. Перед ним стоял обычный пухлый коротышка, у которого в бумажнике, вероятно, лежала зеленая карточка амбулаторного пациента – если не из «Джунипер-Хилла», то из Акадского института психических заболеваний в Бангоре. Если у него вообще был бумажник. Что у него определенно было, так это острый бредовый синдром, благодаря которому он представлял собой увлекательный объект для изучения.

– Позвольте, я перейду к самой сути, мистер Стритер?

– Пожалуйста.

– Вам необходимо переместить тягостную ношу. А попросту говоря, вы должны кому-то подложить свинью, чтобы избавиться от нее самому.

– Понял. – И он не лукавил.

Элвид же продолжал свою, ставшую, пожалуй, очень логичной, мысль.

– Однако этот «кто-то» не может быть лишь бы кто. Уже проверено, что «некий аноним» не «пройдет». Нужен человек, к которому вы испытываете ненависть. Есть человек, которого вы ненавидите, мистер Стритер?

– Я здорово недолюбливаю Ким Чен Ира, – ответил Стритер. – А еще считаю, что для мерзавцев, которые подорвали эсминец «Коул»[7], тюрьма – чересчур шикарное место. Правда, я не думаю, что им когда-нибудь…

– Либо мы с вами говорим серьезно, либо уходите, – оборвал Элвид. Он вновь словно вырос. Стритер даже подумал, не могло ли это быть неожиданным результатом побочного эффекта от лекарств, которые он принимал.

– Если вы имеете в виду мою личную жизнь, то ненависти я ни к кому не испытываю. Есть такие, кого я недолюбливаю – миссис Денбро, например, соседка; выставляет свои мусорные баки на улицу без крышек, и если поднимается ветер, то мусор разносится по моему газону…

– Если я, с вашего позволения, несколько перефразирую покойного Дино Мартино, мистер Стритер, то все порой кого-то ненавидят[8].

– А Уилл Роджерс[9]