На станции «Луна»

– Мяу!

Михаил Петров, космонавт и единственный обитатель орбитальной станции “Луна”, открыл глаза.

– Мяу!

Вот опять. Сон, видимо, не отпускает. Но зато в этот раз он хороший и добрый. Там Ритка была, солнце бликовало на ее черных кудрях, а ветер играл синей шифоновой юбкой, расшитой по подолу алыми розами. Она намазывала плавленый сыр с мелко рубленными укропом и кинзой на кусочки батона, а вокруг носились Сашка с Петькой. Один из последних семейных совместных пикников у реки, пацанам тогда было по 9 лет. Только кто там мяукал?..

Петров потянулся, откинул одеяло, опустил ноги на пол и окаменел. Снизу на него смотрел кот. От кончика хвоста до мокрого носа черный, как беззвездное пространство, упитанный, с зеленющими умными глазами. Животное сидело перед постелью и внимательно смотрело на обалдевшего мужчину. Петров поморгал. Кот не исчез, а повернул голову на бок и громко, нагло мявкнул.

– Все, прощай, кукуха, – за три года космонавт заимел привычку размышлять вслух. – Начали коты мерещиться. Сгинь, глюк!

Кот в ответ на это изящно поднялся, просеминил к ноге человека и стал об нее тереться. Петров отдернул ее, но машинально отметил – бок теплый и пушистый.

– Чертовщина. Или сумасшествие, во что верится больше. Хотя подождите, разве сумасшедшие себя в этом подозревают? Они-то как раз уверены, что с ними все нормально. А я однозначно не уверен. Блин, даже розыгрыши здесь устраивать некому…

Мозг пытался придумать логичные объяснения. Семена и саженцы на борту были, были куры и кролики, но не коты. За три года на небольшой станции он бы “зайца” заметил. А что тогда? Контакт с братьями по разуму? Покопались в его голове, взяли образ домашнего питомца и предстали в нем, чтобы не разрушить хрупкую человеческую психику видом тридцати двух щупалец или чего-то, вообще не поддающегося пониманию?

Чувствуя себя идиотом, Петров спросил кота:

– Вы из какой галактики будете?

Кот вытянул ногу и принялся ее с упоением вылизывать, больше не обращая на Петрова внимания.

– Надо тебя в лазарет, там герметично и можно обработать от заразы. От греха подальше, – Петров намотал на правую руку простыню, встал с кровати и пошел к коту, своим самым слащавым тоном приговаривая: – Кис-кис-кис…

Космонавт был готов к тому, что его рука пройдет сквозь пушистую шерсть. Но нет, взять животное за шкирку удалось вполне успешно. Кот недовольно завертелся, и Петров ускорил шаг. До лазарета – пара отсеков, а удерет – ищи потом и гадай, привиделось или нет. Наконец, нужная дверь. Отпущенный кот, который начал выть еще в коридоре, пулей залетел под операционный стол.

– Простите. Я еды принесу, – сказал Петров и бочком вышел из отсека.

Как только дверь закрылась, мужчина бегом кинулся на мостик. Там камеры, они не обманут! Привычно первым делом проверил основные показатели – все в норме, очередная порция данных передана на Землю по графику. И только потом принялся просматривать записи своей спальни. Вот он сам заходит, укладывается, засыпает… Все спокойно, тихо. Вдруг экран мигнул – какая-то неуловимая помеха – и посреди отсека Петров увидел кота. УВИДЕЛ! Мужчину прошиб холодный пот. Он машинально прокрутил дальше – посмотрел то, в чем непосредственно участвовал. Кот выглядел весьма реальным. Петров переключился на камеру лазарета. Усатый черныш вылез из-под стола и сидел рядом, поджав под себя лапы. Сканирование показывало, что это самый обычный кот, из плоти и крови. А технику не обманешь. Или?..

– Черт! – Петров хлопнул по кнопкам, изображение ушло.

Вот что это? Откуда на орбитальной станции кот? Мозг трещал по швам. Петров облизал губы и понял, что не позавтракал. “И кота не покормил” – промелькнула в голове укоризненная мысль.

Еще раз глянув на приборы, космонавт направился в столовую, к аппарату синтеза, и выбрал себе глазунью с сосиской и кружку крепкого кофе. Завис, размышляя, что заказать коту, который, может быть, и не кот вовсе. Махнул рукой и выбрал молоко и телятину с кровью – чем прикинулся, дорогой, то и кушай. Чувствовал Петров себя при этом странно – в голове клубились противоречивые мысли, сознание металось от тревожности до профессионального “без паники, разберемся”.