На низком старте

Часть 1

Часть 1

Глава 1

Глава 1

Автомобиль послушно сдвинулся в сторону бордюра и замер. Я с сильно бьющимся сердцем торопливо отстегнул ремень. Вера Павловна идет по тротуару тихая и по обыкновению чуть грустная, на меня сперва не обратила внимания, потом подняла взгляд на незнакомца, что стоит на ее пути, сделала движение обойти невежду, но всмотрелась, глаза удивленно расширились.

- Артур?

- Здравствуйте, Вера Павловна, - сказал я счастливо. – Как же рад вас видеть… Вы все такая же... замечательная!

Сейчас она на полголовы ниже, что так непривычно, взгляд стал тревожно-испуганный.

- Ты такой, - проговорила она с запинкой, - высокий... И с мускулами! Спортом занимаешься?

- Вера Павловна, - сказал я, - позвольте подброшу вас до вашего дома. – Вы на Глебовской, дом восемь, квартира двадцать семь?

Она в удивлении покачала головой.

- Все еще помнишь?

- И никогда не забуду, - ответил я клятвенно. – Вы моя первая любовь! И, скажу честно, хоть и не поверите… единственная.

Она мягко улыбнулась.

- Не поверю, ты прав.

Я распахнул дверцу, во взгляде Веры Павловны снова тот же страх и неуверенность, которые увидел в день, когда впервые прикоснулся губами в учительской к ее нежной шее.

- Это… твоя машина?

- Да, - ответил я легко. – Нравится?.. Дарю!

Она засмеялась, но опустилась на правое сидение с заметной неуверенностью в движениях. Держится все еще скованно, таких автомобилей в Москве немного, передвигаются среди остальных с брезгливой отстраненностью, как попавшие в эти места по некой странной и тягостной необходимости, а так вообще-то из районов, где исключительно мультимиллионеры и коттеджные поселки класса суперлюкс. Хотя нет, коттеджные поселки начнут строить позже.

- Иномарка...

- Да, - ответил я, даже здесь в Москве еще два-три года машины из-за кордона будут называть «иномарками», а в новостях публиковать сообщения типа, что на Тверской жигуль столкнулся с иномаркой, только потом начнут понимать, что это у нас все автомобили – жигули, а иномарки очень даже разные. – Это шестисотый мерс. Вообще-то ничего особенного, станет очень популярным.

Я повернул руль, сдвигаясь на левую полосу шоссе, Вера Павловна все еще держится скованно, но, поймав мой взгляд, с усилием улыбнулась.

- Я полагала… такие автомобили только с водителем.

- Водитель для других случаев, - ответил я. Поймав ее взгляд, пояснил: - Гостей отвести в аэропорт, то да се… Иногда и меня возит, когда срочно нужно поработать с бумагами… А если свободен, почему отказывать себе в удовольствии порулить великолепным зверем?.. И это оправдалось, как видите. Так бы мог упустить счастье увидеть вас.

Она покачала головой, но глаза улыбались.

- Счастье, как же.

- Счастье, - ответил я настолько искренне, что она наверняка ощутила. – Даже не представляете, какое.

Она повернула голову, продолжая разглядывать с тем же вниманием.

- Ты еще загадочнее, чем был тогда.

Она не договорила, это же напомнить, что я был учеником, а она учительницей, это сейчас все проще, оба взрослые, но тогда была не просто жуткая крамола, а вообще преступление с точки зрения той старой морали.

- Был загадочным?

Она улыбнулась.

- Я еще тогда говорила. Ты был еще каким шалопаем, но иногда в тебе такое прорывалось...

- Это я старался выпендриться, - сообщил я.

В центральной части Москвы пробок еще нет, но уже некоторое стеснение на дорогах. Я припарковал у ресторана, что хоть и под братками, но старается сохранять традиции той старой и привычной жизни.

Вера Павловна взглянула несколько испуганно.

- Что случилось?

- Попьем кофе, – сказал я, - у нас же много чего за эти десять лет стряслось и случилось?

Она ответила тихо:

- У меня ничего... Все так же принимаю восьмые классы и веду до выпуска.

О личной жизни спрашивать не рискнул, да и некогда, массивный швейцар, весь в золоте с головы до ног, уже с поклоном распахнул перед нами массивные двери.

Я крепче сжал ее локоть, чувствую как дрогнула при виде непривычной роскоши и блеска. Москва еще голодает, разруха только-только начала покидать улицы, но здесь с утра до ночи пир, лучшие блюда, лучшие повара, лучшие исполнители на эстраде и даже первые умельцы в стриптизе, что потом уйдут в менее престижные заведения.

Навстречу заспешил массивный, как Фальстаф, метрдотель, склонил голову в учтивом поклоне.

- Столик на двоих?

Даже голос у него прозвучал барски и вместе с тем дружески, словно один феодал принимает в замке другого феодала.

- Да, - ответил я, - и сразу на стол ваше фирменное, мы надолго не задержимся.

Он улыбнулся как-то слишком понимающе.

- Все будет сделало!

Она посматривала смущенно, но все же внимательно, определяя, шикую ли зачем-то, или же такие вот автомобили и рестораны для меня нечто обыденное.

Зал ресторана выглядит так, словно наш столик расположен в одном из залов блистательного Версаля в момент презентации его королю Людовику. Страна все еще с трудом выкарабкивается из разрухи, но здесь шикуют... Малиновые пиджаки, золотые цепи на груди, развязные жесты и очень даже уверенные голоса.

Хотя администрация ресторана и развесила на стенах портреты аристократов, некогда посещавших эти залы, но сейчас деньги совсем у другой публики. Эволюция гласит, выживают не самые лучшие или сильные, как учат в школе, а самые приспособленные, готовые быстро подстраиваться под изменившиеся условия. А быстрее всех приспосабливаются не отягощенные строгой моралью, законами и совестью.

Официанты подошли с трех сторон, Вера Павловна с растущим смущением смотрела, как заставляют столешницу блюдами с разными диковинками, подняла на меня взгляд встревоженных глаз.

- Как ты стал таким богатым?

Я отмахнулся.

- Да ерунда... Никакого криминала, слетал пару раз в Южную Корею, купил чемодан памяти, так здесь называют эти чипы. У нас почти в сто раз дороже, наладил конвейер других мешочников, пустив по моим контактам. Там компы уже в быту, а у нас дорогущщая диковинка... А до этого заработал на видеокассетах. Даже сеть видеосалонов держал, но потом вовремя продал.

Она сказала тихо:

- Видеокассеты и сейчас дорогие... У моей подруги японский видеомагнитофон.

- Последние динозавры, - произнес я пророчески. – Компы их уже, считай, похоронили. Возьмите эту рыбу, просто изумительна!

Она чуть улыбнулся.

- Раньше ты был в еде неразборчив.

- И сейчас такой, - признался я. – Но так говорят, и я говорю. Конформист! И шампанское «Луи Третий» хвалю, хотя по мне оно такое же, как старое доброе «Советское». Зачем спорить без необходимости?

Официант, заметив, что фужер моей спутницы опустел, приблизился с явным желанием наполнить.

Я остановил жестом, налил собственноручно, чувствуя удовольствие, что могу ухаживать за такой удивительной женщиной.

Она чуть покосилась по сторонам, и хотя все за столиками заняты собой и своими спутницами, сказала смущенно:

- Все-таки неловко вот так... выходить на люди явно...

Я ответил с наигранным изумлением:

- Вы о возрасте? Вера Павловна, уходят те древние времена, когда мужчина должен быть обязательно старше женщины и выше ростом!.. Пещерные нормы уже начинают рушиться, вскоре их сметут вовсе!.. Вы же знаете сколько браков, где жены старше мужа не на пять, а десять и даже пятнадцать лет!

Она покачала головой.

- То кинозвезды, у них это эпатаж, им нужны скандалы. Потому и на виду.

- Мы тоже звезды, - ответил я.

Она слабо улыбнулась.

- Даже тусклые?

- Каждая может вспыхнуть, - заверил я. – Как Варфоломеевская.

На выходе из ресторана садиться за руль чревато, милиция дежурит поблизости, место денежное, за нами тут же пристроился милицейский жигуль.

Я мог бы оторваться, скорость позволяет, но и милиции жить надо, полицией станет нескоро, дал себя догнать, остановился и, приспустив стекло, сразу протянул стодолларовую купюру.

Сержант козырнул, молча принял и тут же вернулся в машину делиться с напарником.

Вера Павловна покачала головой, но ничего не сказала, я и десять лет тому достаточно быстро перехватывал инициативу.

Еще два переулка, затем широкая улица, некоторое время неслись на большой скорости, плевать на штрафы, в бардачке наготове россыпь стодолларовых, Вера Павловна с грустью посматривала по сторонам, с обоих сторон проезжей части ларьки, ларьки, ларьки, уродующие благородный облик центра города.

Когда наконец остановил машину в трех шагах от подъезда ее дома, редкие прохожие и мамаши с колясками сразу уставились расширенными глазами, иномарка пока еще редкость даже в столице.

Вера Павловна отстегнула ремень и вышла со смущенной улыбкой. Я подал руку и повел по изломанным ступенькам к двери подъезда. Только ручка свободна от наклеенных бумажек с корявыми надписями от руки: «Продаю», «Сдаю», «Семья молдаван снимет…», «Продаю коляску».

В холле пахнет мочой, стены испещрены нецензурными надписями. Двери лифта исцарапаны так мощно, словно их резали ножами, лампочка разбита.

- Работает? – спросил я.

- Утром работал, - ответила она уклончиво.

- Рискнем? – поинтересовался я.

Она кивнула.

- Каждый день рискую. И ничего, жива.

Лестничная площадка захламлена старыми вещами, квартиры у всех тесные, каждый старается отхватить пространство и на общей территории, это инстинкт, другие же вон хапают целые заводы!

Она открыла дверь двумя ключами, я переступил порог бедной однушки, даже очень бедной. Сердце сжалось, даже тогда, десять лет назад, здесь не было так убого. И дело не в моей крутости, просто десять лет назад здесь было еще сравнительно новое, а сейчас все те же постаревшие вещи в прихожей, на кухне, в единственной маленькой комнатке, что и спальня, и кабинет, и прихожая, и все-все остальное.

К счастью, туалет все же в отдельном закоулке, но и тот ради экономии места совмещен с ванной.

- Ничего не изменилось, - обронил я медленно.

- Ничего, - подтвердила она. Улыбнулась мягко. – С другой стороны…. Есть что-то успокаивающее в неизменности... Чаю?

- Да, - ответил я. – Если можно. Позволь сделать пару звонков… с твоего адреса?

- Да, конечно, - ответила она автоматически, потом приподняла вопросительно брови, но я уже набрал номер, сказал коротко: - Ресторан «Корчма»?.. Срочно полный ужин на двоих. К счастью для вас, это почти рядом, всего десять минут по прямой… Да-да, с устрицами, пармезаном, бри и всем прочим… Да, вы поняли правильно…. И это тоже… Верно, спасибо за подсказку, положите в двух экземплярах… Записывайте адрес… Премия за быстрое выполнение…

Она сказала с некоторым недоумением:

- Не слишком ли?.. Мы только что из ресторана.

- День рождения, - напомнил я. – Я никогда ничего не дарил вам, Вера Павловна. А вы мне дали так много!

Она умолкла на миг, потом сказала совсем тихо, словно извиняясь:

- Вечером придут мои близкие подруги Зина и Клара. Это я всегда забываю про свой день, чтобы не помнить как старею, а вот они всегда приходят...

- Хорошие подруги, - согласился я. – Нечего, здесь стол просто великанский! При желании поместятся даже шестеро!

Она мягко улыбнулась.

- Никто больше не придет. Только я и они.

- И я, - напомнил я. – Надеюсь, не выгоните?

Она покачала головой.

- Ты так изменился... Хотя и раньше иногда казался старше, чем выглядишь.

- Некоторые взрослеют быстро, - ответил я. – Вундеркинды! Правда, я ничего из вундеркиндства не умею, зато быстро схватываю.

- Потому и в бизнес пошел?

- Не люблю бизнес, - признался я. - Просто пользуюсь тем, что успел понять раньше других. Вера Павловна...

Она инстинктивно попыталась отстраниться, но я властно привлек к себе, прижал, ощутил, как напряжение в ее теле продлилось еще пару мгновений, затем начало медленно уходить, испаряться, узнавая меня, мои руки, мое тепло.

Я обнимал ее, взял на руки и усадил к себе на колени, снова гладил, ласкал и шептал на ухо, какая она чудо, и сам я счастлив. Она все больше впадала в тот гипнотический транс, когда все происходит как бы помимо воли, и даже не заметила, как я так же осторожно и медленно взял ее на руки и перенес на кровать.

Все-таки стеснялась, когда снимал с нее одежду, хотя у нас в прошлом три года интимной жизни, но сейчас я как бы уже наполовину другой человек, хотя и тот же.

Я гладил ее по голове, как ребенка, что вообще-то так и есть, своим годам давно счет потерял, а ей всего тридцать пять, нежная и женственная, отдалась мне и на тот раз чисто и простодушно, очень несовременно, не заботясь о балансе своих и моих прав в постели, чему сейчас женщины уделяют слишком большое внимание, из-за чего институт брака рушится еще стремительнее.

Оба чувствовали неловкость от того, что все так же называю ее по имени-отчеству. Можно бы уже и по имени, но не хочется терять странное очарование, словно и сейчас все еще вот так по-прежнему таинственно, странно, волшебно и жутко запретно.