На полпути к себе

Часть перваяОстрые уши

Хрусть. Хрусть. Хрусть. Свежевыпавший снег хрустит под ногами — это доктор шлёпает из одной дворовой пристройки в другую. И за каким фрэллом его понесло, спрашивается? Погода-то вовсе не для прогулок — сыро и зябко. Подумать только, ещё полтора месяца назад солнышко так пригревало спину, что хотелось снять с себя всё лишнее, а сейчас… Впрочем, недавно посетившие дом Гизариуса сельские старожилы, беседу которых я имел мучение слышать, степенно заявляли, что осень вполне… осенняя. То есть раз в десятилетие или чуть реже случаются ранние заморозки. Ну снежок выпал — ну и что? К полудню растает! Впрочем, в справедливости последнего предположения я сомневался — небо было хмурым с самого рассвета, а ветер даже и не думал дуть. Так что белая крупа, основательно припорошившая двор, не исчезнет не только до обеда, но и… Хотя зарекаться не буду: с доктора станется выгнать меня на свежий воздух и заставить убирать снег. Ой, кажется, он собирается посмотреть сюда…

Я со всей возможной скоростью захлопнул окно, беспочвенно надеясь, что стук не привлечёт внимания. Потому что если дядя Гиззи поймёт, насколько моё состояние пришло в норму… Свободных минуток не будет.

Вы спрашиваете, кто такой дядя Гиззи? Лекарь. Хороший. Да и человек неплохой. Если не считать некоторого пристрастия к выпивке… Впрочем, как особа искушённая в вопросах сохранения здоровья, свою и чужую меру знает чётко и вовсю старается соблюдать. К неудовольствию тех, кто этой самой меры придерживаться не желает…

Итак, с первым вопросом разобрались. А теперь вы наверняка хотите узнать, с кем ведёте беседу? Хотите? Нет? Всё равно узнаете. Правда, объяснять будет сложновато, но… Обо всём по порядку.

Жил под лунами этого мира… я. Добра не нажил (что вовсе неудивительно), зато и зла не творил (что как раз странно — при моём-то таланте всё портить). Жил себе тихо и мирно… Правда, кто-нибудь сравнил бы мою тогдашнюю жизнь с прозябанием на кочке посреди болота. Ну и что? Была кочка — любимая, до последней травиночки изученная и тщательно обихаживаемая. Была… Пока меня не попросили с этой самой кочки убраться. Да-да, прямо так и сказали: пошёл вон. За дальнейшей ненадобностью. И охотно рассказали, почему я стал не нужен. Разве что маршрут движения не указали…

В общем, расплевались мы, хотя и работали оба на благо некоего южного купца, носящего достойное имя Заффани из рода иль-Руади. Расплевались, и, поскольку мой обидчик одновременно являлся и моим начальником, оставалось только отправиться восвояси. Что я и сделал, находясь в несколько расстроенном состоянии, потому что погряз в заблуждении касательно того, что между мной и Сахимом отношения сложились не только деловые, но и дружеские… Из города размолвки Дулэма я двинулся на север и…

Не надо было заходить в тот трактир. Не надо было в нём задерживаться. И уж тем более не надо было обращать внимание на просьбу сумасбродной гномки о помощи… С неё-то всё и началось. Помощь таки я оказал. Угробив троих парней, тащивших эту самую гномку в какое-то ужасное место. Или не ужасное? Фрэлл его знает, не важно. Но пигалица, освободившаяся от конвоя, потянула меня за собой. В Улларэд, город, который, наверное, навсегда останется в моей памяти. Город, отнявший у меня свободу. То есть на моё единственное к тому времени сокровище покусился вполне определённый человек — некий Мастер некой Академии. Человек с грозным именем Рогар. Р-р-р-р-р!.. Да, именно так. Что особенно занятно: сам меня продавцу сдал, сам же и купил. За очень большую сумму.

Из Улларэда я отправился на новое место жительства в составе небольшого обоза вместе с двумя учениками того самого Мастера и… младшим наследником престола Западного Шема. Правда, моя ладонь успела познакомиться с пятой точкой принца ещё до того, как мне стал известен его титул… Ну да, отшлёпал. Потому что счёл манеры мальчика недопустимыми. Но несколько часов спустя, кстати, его же и спас! От оборотня. Впрочем, поскольку свидетель убиения шадды оказался в единственном числе и в моём лице, сию заслугу перед Королевским Домом мне не зачли, а, напротив, усугубили мою неприязнь к коронованным особам. Каким образом? Этот образ в настоящий момент украшает мою правую щёку. Клеймо «королевской милости». «Погасивший незажженную свечу». Для тех, кто в этом деле несведущ, поясняю: такое клеймо ставится убийце беременной женщины. Особую пикантность действу придал его исполнитель — странная эльфийка, показавшаяся мне попросту сумасшедшей. В тот вечер я был на грани смерти, но Вечная Странница повременила с визитом, а мой новоявленный хозяин — с призванием меня на службу, одолжив своё приобретение приятелю. Сельскому доктору по имени Гизариус.

Впрочем, это я думал, что доктор сельский, но, обнаружив, что в его усадьбе имеет удовольствие проживать принц всё того же Западного Шема (только на сей раз старший) в компании и под защитой умелого телохранителя, понял: судьба свела меня совсем не с простыми людьми. И не в самых простых обстоятельствах. Так, наследник престола Дэриен страдал слепотой, которая не поддавалась излечению — ни обычному, ни магическому. Точнее, маги, приглашённые ко двору, не смогли установить причину болезни. Зато я — смог. И не только установить, но и уничтожить эту причину… Спросите, зачем влез не в своё дело? А из благодарности. Потому что принц спас мне жизнь, когда селяне горели желанием забить меня камнями. За что? За то, что я напугал своим клеймом дочку местного старосты. Хотя на самом деле я пытался ей помочь… И помог, но уже гораздо позже — во время самих родов. Помог и был торжественно провозглашён Мастером, к своему огромному неудовольствию. Так и прошла половина лета — в сельских работах, попытках разобраться с загадкой болезни принца и… встречах с прошлым — приёме посланцев из Дома. Сначала меня навестила Лэни, а потом удостоил визита шадд’а-раф.[2] Кто такая Лэни? Волчица. А шадд’а-раф — кот. Только не думайте, что я живу в зверинце! Хотя… в некотором смысле… Оборотни они. Оба. Но дело не в этом, а в том, что посыльный, который доставил мне книги по магии (один из учеников Рогара, молодой маг по имени Мэтт, который, надо сказать, помог мне тогда справиться с шаддой), увидел, как легко я справляюсь с метаморфами, и… доложил о сём казусе своей наставнице, коя не преминула заполучить в свои жадные руки столь ценный для изучения объект. Мою тушку. И ведь изучала! За что поплатилась жизнью. Но я не жалею о случившемся, потому что алчность магички позволила мне свести знакомство с сестрой уже встреченных мною принцев. И не только свести, а ещё и провести. Провести Инициацию юного Моста во имя спасения целого города…

Ещё не запутались? А я вот почти…

Ненавижу болеть, но в этот раз простуда пришлась как нельзя кстати. Что самое смешное, с лёгкой руки доктора, который, внимательнейшим образом подсчитав количество скучающих в сарае дров, решил, что их не хватит для обогрева на оставшиеся до отъезда три недели. Кто бы сомневался — так топить! В течение последнего часа ваш покорный слуга уже успел не раз проветрить кухню, чтобы не задохнуться от становящегося невыносимым в тёплом воздухе аромата сушёных трав…

Так вот, разумеется, первым делом Гизариус постарался заинтересовать колкой дров меня, на что пришлось высказать вполне справедливое сомнение относительно моей привлекательности с топором в черепе. Не то чтобы я совсем уж не знаю, с какой стороны подходить к топору, но махать тем увесистым инструментом, которым располагал доктор, мне не хотелось — пришлось живописать возможный результат моих взаимоотношений с рубящими предметами. Доктор долго смеялся, но в конце концов сжалился над ленивым работником и нашёл дюжего парня в деревне. Зато складирование поленьев целиком и полностью легло на меня. Я и не протестовал, хотя пришлось пару часов сновать между поленницей и полем боя с дровами, вот только… Сначала был одет вполне по погоде, но с каждой перенесённой охапкой чурок мне становилось всё теплее и теплее, пока… я не остался в одной рубашке. Как назло, солнце лишь делало вид, что греет, чем окончательно ввело меня в заблуждение. Заблуждение, вылившееся в простуду, прихватившую меня на следующий же день…

Кашель, сопли и раздираемое болью горло — мой организм не оставила без внимания ни одна из этих пакостей. В результате я несколько дней валялся в постели, закутанный в одеяла, и поглощал всякие зелья в неимоверных количествах. Самым безобидным из них был настой малины, но, к моему величайшему огорчению, ягоды в него не попали. Зато листьев, плодоножек и ещё какой-то трухи я наглотался достаточно, для того чтобы горько пожалеть о своей беспечности…

В болезни был только один очевидный плюс: масса свободного времени, кое я употребил с пользой для себя и с некоторым уроном для докторского имущества.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается: не сегодня завтра Гизариус объявит мне о полном и безоговорочном выздоровлении, и тогда придётся оставить моё любимое занятие до лучших времён. Какое занятие? Составление логических цепочек, конечно. Причём в отсутствие необходимого количества информации, поскольку я, как водится, не удосужился задать «важные» вопросы, когда имел шанс получить ответ. Правда, не очень-то и хотелось.

Я вернулся за стол и сдвинул в сторону исписанные корявым докторским почерком листы бумаги, дабы освободить место для собственных заметок. Да, дядя Гиззи, решив, что жар и головная боль позади, усадил меня разбирать каракули, которые, по его мнению, описывали, сколько и каких корешков он заготовил в течение лета. Я, на свою беду, не догадался, в чём фокус, когда бойко прочитал несколько строк на подсунутом под нос листке… Ну а раз уж почерк был мне понятен, доктор довольно потёр руки и вывалил на кухонный стол (предмет мебели с самой большой горизонтальной поверхностью во всём доме, а потому самый удобный для работы) ворох бумажных клочков…

Я честно нырял в сплетения букв и приводил неудобоваримые сокращения в пристойный вид, а также… улучал минутки, чтобы заняться своими делами. Тем более что мне были доверены чистые листы, баночка с чернилами и связка гусиных перьев.

Ну-с, что у нас получилось? Раскладываю на столе свои клочки, кстати изрисованные не менее странными, чем у доктора, значками.

Сплошные зигзаги. И всё с разрывами. Это так плохо, что… даже хорошо: если сейчас неправильно соединить все сюжетные линии, придуманные жизнью, можно будет переиграть назад.

Кое-что было ясно как день. Кое-что представлялось необъяснимым только на первый взгляд, а во втором приближении приобретало знакомые черты. Некоторых деталей я не знал и не горел желанием узнавать, зато мог реконструировать ход событий и без выяснения подробностей. Ну а кое-что… или, вернее, кое-кто оставался совершеннейшей загадкой. Загадкой, которую не хотелось разгадывать. Ни за что и никогда. Однако мерзопакостность положения вашего покорного слуги заключается в том, что рано или поздно мне приходится браться за «грязную» работу, и следовательно… Эта загадка от меня не убежит. Как бы я ни умолял.

С чего же всё началось? Разумеется, с трактира. Вообще, постоялые дворы и гостиницы — это места, в которых странности и нелепости так и норовят произойти. Почему? Да просто потому, что человек останавливает здесь повозку своей Судьбы на крохотный вдох Времени. А чем короче мгновение, тем меньше внимания мы ему уделяем, не так ли? Путники, заглянувшие на огонёк, редко разглядывают хозяина и слуг гостеприимного крова, но, плотно перекусив и расслабившись под благотворным влиянием горячительных напитков, спешат излить душу случайному собеседнику, оказавшемуся за их столом. Наутро дороги уводят людей в разные стороны, быть может, чтобы больше не позволить им свидеться, но… Случается и по-другому. И глупая встреча в захудалом трактире способна взбаламутить самую спокойную и ленивую воду… Так вышло и со мной.

Малолетняя гномка ухватилась за меня как за соломинку, стремясь решить личные проблемы. Что она углядела в нескладном парне с отсутствующим выражением лица? Не знаю. Может быть, ещё удастся спросить у неё самой… Впрочем, не уверен, что Миррима знает ответ на этот вопрос. Зато, раз вцепившись, малявка долго меня не отпускала, а я… Начинал делать глупости только потому, что не мог разочаровать ту, которая оказала мне доверие.

В Улларэде мне пришлось взять в руки лук и, выиграв дурацкое пари, потерять свободу — я с чистой совестью могу винить гномку во всех своих бедах. Могу. Но не буду. Потому что она если и была участником «охоты на Джерона», то лишь косвенным и непреднамеренным. А вот главным «загонщиком» я назначил… Кого бы вы думали? Правильно, Рогара! Воскрешая в памяти унылые трактирные посиделки, я с удивлением отметил, что ещё тогда первый раз увидел своего будущего хозяина. Да-да, тот самый старик, посапывающий в углу! По здравом размышлении и после подробного анализа внешнего вида он оказался до боли похож на приснопамятного Мастера…

Итак, Рогар стал свидетелем чудесного побоища, устроенного гномкой, со мной на первых ролях. Возможно, происходящее было интересно Мастеру с технической точки зрения, но лично я уверен, что его занимал вполне закономерный и азартный вопрос кто кого. Кстати, в тот раз мне повезло. Повезло, что участники «красного трина» полагались больше на свои амулеты, чем на твёрдость руки.

Рогар, могу поклясться, заметил, что амулеты наёмников не сработали. Заметил и сделал себе зарубку. На будущее. А заодно оценил меня как подходящую замену малолетнему принцу в предстоящем аукционе. Кстати, факт участия в этом не слишком обычном действе малолетнего Моста говорит о многом. Например, о проблемах, возникших у «заказчика» и не позволивших вовремя уплатить деньги, в результате чего контракт обычно считается расторгнутым, и сам «заказ» поступает в полное распоряжение торговца.

Наверняка Мастер последовал за мной и гномкой, когда Миррима приняла судьбоносное решение покинуть трактир. Последовал и, выяснив, куда мы направились, сам поспешил к стенам Улларэда. Как он туда добрался и насколько быстрее — понятия не имею, да и не в этом суть. Самое интересное начинается дальше: Рогар привлёк к делу двух своих подопечных, мага и лучника. Пока Мэтт заговаривал мне зубы и угощал обедом, а Бэр разыгрывал спор у стрельбища, сам Мастер спокойненько отправился к Лакусу и предложил обмен. Уж не знаю, насколько были сгущены краски, но хозяин почившего с миром «красного трина» согласился. Правда, предварительно захотел взглянуть на «товар». Для этой цели были устроены показательные стрельбы, существенно осложнённые чудачествами гномки. Хорошо ещё, что я умудрился попасть в яблоко, а не в её голову.

Любопытно, Мастер сразу планировал меня покупать или ему потом стало жаль отдавать такую полезную вещь в чужие руки? Ответ на сей вопрос не особенно нужен, но, пожалуй, я бы хотел его узнать. В сугубо исследовательских целях, конечно.

Ай-вэй, мне же ещё нужно следить за очередным варевом милейшего доктора. Чтобы не выкипело. А кипит бурно: крышка так и подпрыгивает! Чем бы её сдвинуть? Использование руки оказалось плохой идеей. Даже через тряпку, сложенную в несколько слоёв, всё равно обжёгся. Хорошо, что кожа на подушечках пальцев куда грубее, чем на тыльной стороне ладони: ожог, полученный давеча при неудачной попытке подбросить дрова в печь, застыл на пальцах тёмной полоской огрубевшей кожи. Одна надежда, что через несколько дней это уродство сойдёт (особенно если приложить усилия) — и останется только розоватый шрамик. А потом и его, скорее всего, не останется, потому что не так уж и сильно я приложился к горячей стали печной дверцы…

Так, крышку сдвинули, бурление унялось, можно вернуться за стол. К размышлениям.

Ещё одно отступление. Немаловажное. Кое-что во мне изменилось. В лучшую или худшую сторону — решать другим, но… Пожалуй, теперь я понимаю, что подразумевалось под Ступенями, по которым можно подняться или спуститься. Понимаю, почему никто не счёл нужным рассказать об их воздействии на мои возможности. Понимаю, что по-прежнему могу очень мало, зато всё дальше и дальше. То есть Периметр Влияния расширяется. Правда, расширение это происходит исключительно за счёт полюбовного партнёрства с Мантией, но на безрыбье…

О чём ещё вспомнить? Когда наставница Мэтта, заинтригованная его рассказами о моих милых «особенностях», явилась по мою душу, она таки кое-что забрала с собой. Бесчувственное тело.

Я открыл глаза через сорок дней в одном из глухих уголков Россонской долины. Пробуждение послужило причиной гибели двух магов (один из которых помог — в качестве жертвы, разумеется! — провести старинный ритуал), но позволило мне познакомиться с её высочеством принцессой Рианной, как две капли воды похожей на того пацана, из-за которого я получил клеймо на щеку. Дальше было много всего забавного и не очень. Из забавностей могу вспомнить новую встречу с гномкой. Из неприятностей — Инициацию принцессы и пробуждение артефакта, предназначенного для защиты славного города Мирака от опасностей и катастроф. Явление Мастера я оставил без знаков «плюс» и «минус». Просто — явление.

Потом я вернулся. К доктору. Правда, по пути мне пришлось воспользоваться Зовом — первый и, возможно, последний раз в своей жизни, — в результате чего я выудил из Складок Пространства того самого «потерянного» оборотня. Вспоминать то, что происходило потом, у меня нет ни малейшего желания, хотя эта рана давно уже зарубцевалась. Впрочем, и не нужно. Помогая шадду прийти в нормальное состояние, я разглядел под слоем сомнительных догадок один из ключевых фрагментов мозаичного пола Судьбы, по которому ступали наследники престола Западного Шема. И надо сказать, намечающийся узор меня не порадовал.

Совершенно ясно было одно: кому-то позарез понадобился Мост, причём послушный.[3] Если не сломленный. Так уж получилось, что все отпрыски местного короля обладали искомым Даром, но… Дэриен отпал сразу. Сначала я полагал, что причиной тому стала слишком давно проведённая Инициация, но всё оказалось куда как проще: старший принц не может полноценно соединять артефакт с Источником. Возможно, его высочество намеренно лишили такой возможности, но, если и так, печальное событие произошло слишком давно, чтобы принимать его в расчёт.

Итак, одна фигура выбыла из игры. Остались ещё две. Одинаковые, но только на первый взгляд, потому что юная принцесса не подлежала участию в ритуале Инициации. Тот, кто её похитил, то ли не знал о сём крохотном дефекте, то ли рассчитывал перехитрить природу, но сделал всё от него зависящее. Даже нашёл оборотня. Правда, оборотень не пожелал помочь установить контроль над девочкой. Почему? Не понимал всей опасности отказа, дурашка: если бы он взглянул на происходящее моими глазами… Я имел счастье во время Единения воспользоваться его памятью — и был удивлён. Очень. Разумеется, молодость и отсутствие опыта — лучшая почва для произрастания глупого благородства, но лично я бы на месте магички поступил иначе. Не заставлял «раздумывать над поведением», а попросту надавал оплеух, самых болезненных, на какие способен: это отрезвило бы юного рыцаря! Могу поспорить, что смял бы его упрямство проще и быстрее. Правда, мои методы основывались бы на моём знании особенностей метаморфов, а не на общечеловеческих принципах… Впрочем, за то, что котёнок не струсил, его следует похвалить. Даже если благородство на поверку оказалось всего лишь наивным желанием следовать примерам легендарных героев. Ведь пройди совсем немного времени — и Кружева распались бы окончательно… Ладно, не будем о грустном, тем более что грустного и не случилось.

Котёнок жестоко наказан за несговорчивость, но тут злодею становится ясно: принцесса для дела не подойдёт. Как поступает наш хитрец? Изыскивает возможность для доступа к телу последнего из Мостов, Рикаарда. Собственно говоря, принц должен был попасть в сети заговора прямиком из рук Лакуса, но Мастер спутал карты, и злодею пришлось посылать наперехват ещё одного оборотня. О, этот, точнее, эта была согласна на всё! Ещё бы: она искала своего племянника, и ей было обещано… Алмазные горы, в общем. Опытная шадда действовала умело, не отступая от заданного плана, но тут на сцене появился ваш покорный слуга и лишил кошку жизни. Злодей остался ни с чем. Рикаард оказался недоступен. Дэриен… Вот со старшеньким всё сложнее, чем кажется, однако это совсем другое дело.

Худо-бедно, но заговор фактически рухнул. Магичка и её дом уничтожены, Мирак спасён от разрушения, отпрыск шадд’а-рафа возвращён в объятия отца, принцесса вместе с выздоровевшим, но не спешащим поделиться этой новостью с придворными братом отправилась во дворец, один я… Как был ни с чем, так и остался. Добро бы ничего не потерял, но нет: погас последний светлый лучик из детства…

Я перевернул очередной листок. А это у нас кто? Ах да: тот неизвестный чародей, который проходит в моих заметках под кодовой буквой «Г». И вовсе не то, что вы подумали! «Г» — значит «гений». То, что он сотворил с Дэриеном и котёнком, заслуживает восхищения. Самого искреннего и самого глубокого. Но если накры, вживлённые в плоть оборотня (правда, я узнал только принцип построения, а само исполнение принадлежало руке убиенной магички), ещё поддавались включению в мою стройную теорию заговора, то вот старшенький принц… Его «отлучение от двора» попахивало местью. Отвергнутой любовницы? Или человека, отвергнутого Селией ради принца? Очень может быть. В принципе я легко его вычислю, если окажусь во дворце… Если — окажусь…

Это ещё что? Ой, совсем забыл! А неплохие стихи получились. От души.

Надо будет переписать начисто ещё раз и куда-нибудь припрятать. Вдруг удастся продать бродячему певцу? Шучу. Никому не отдам. Моё. Написано исключительно для личного употребления. И — для Рианны. Правда, она не всё поймёт в сих сумрачных размышлениях, но…

Надеюсь, во дворце всё идёт без особых проблем. Может, стоило поехать с ними? Да нет, куда бы прятал клеймо… И кто знает: вполне возможно, что Дэриен распутал клубок интриг без моего участия. Я не лучшая кандидатура для руководства расследованием. Да и для проведения оного тоже. Хотя… Меня пытались учить. Помнится, точно так же сидел за столом.

…Я сижу за столом, теребя лохматый край листа старой хроники. Житие короля по имени Тыр-Пыр-Дыр-надцатый меня не занимает. Не вдохновляет на подвиги. Сволочной был король. И родственники его были сволочными. И придворные… Жестокие нравы почивших во тьме веков и людей, несомненно, представляют интерес. Для книжных червей. Или для извращенцев, которым доставляет наслаждение описание пыток, душевных и физических. Правда, я мало что могу себе вообразить — опыта нет. А если учесть, что вид крови вызывает у меня… стойкое неприятие по причине того, что сия жидкость слишком драгоценна, чтобы её проливать… Вряд ли я буду осчастливлен подобным опытом в скором времени, поэтому на полях книги появлялись заметки исключительно двух видов: «Повреждения, несовместимые с жизнью» и «Повреждения, несовместимые с сохранением рассудка». К концу предложенной моему вниманию хроники без таких «характеристик» остался буквально пяток персонажей, судьбу которых мне и надлежало решить, дабы выполнить очередное задание Магрит. Зачем я должен копаться в старом хламе? Кто знает… Впрочем, за двадцать лет жизни можно было привыкнуть к любым, даже самым странным пожеланиям сестры, что я и сделал. Привык. И раз уж она велела «разобраться», кто из давно истлевших мерзавцев виноватее других, что ж… Попытаюсь разобраться.

— Как идут дела? — Магрит сделала вид, что искренне интересуется моими успехами.

Ага, как же! Судя по роскошному платью, усыпанному голубыми жемчужинами, сестрёнка куда-то собралась. На бал? Вроде бы время балов давно прошло: зима близится к завершению, а первый грандиозный праздник случится только летом…

Я так углубился в размышления относительно планов Магрит (которые, признаюсь честно, представлялись мне куда более интригующими, чем события давно минувших веков), что опомнился, только когда длинные пальцы звонко щёлкнули перед моим лицом.

— Я задала вопрос. — Голос сестры стал чуть холоднее. Такое случалось, если она считала мою рассеянность чрезмерной. А поскольку я довольно часто блуждаю в бурьяне собственных мыслей…

— Да, dou[4] Магрит.

— Что — да?

— Я слышал ваш вопрос.

— И?

— Что? — парировал я.

— Сегодня ты мне совсем не нравишься, — вздохнула сестра, присаживаясь на край стола.

Я промолчал.

«Не нравишься»… Эти слова по моему адресу звучали если не каждый день, то раз в неделю — обязательно. Как правило, означали они примерно одно и то же, но с некоторыми вариациями. От «просто дурак» до «ленивый дурак». Насчёт своих умственных способностей я не питал иллюзий. С тех самых пор как увидел, насколько быстро и изящно справляются мои… сверстники с задачками, которые кажутся мне неразрешимыми. А ещё спустя несколько лет понял, что любые старания будут расценены как «недостаточные»… К чему все эти выводы? А вот к чему: мне чужд дух соревновательности. Абсолютно чужд. Если знаешь, что ни при каких условиях не сможешь быть первым среди равных тебе, зачем прилагать усилия? Зачем лезть из кожи вон? Да и не будет со мной никто соревноваться… Это ж стыд один…

— Не желаешь разговаривать? — прищурились синие глаза.

— Почему же… О чём вы хотите беседовать, dou Магрит?

— Ты закончил?

Я с сожалением посмотрел на потрёпанный том.

— Можно сказать, да.

— Итак?

Пожимаю плечами.

— Каков вердикт?

— Если честно… Не вижу смысла копаться в этих мутных хрониках.

— Вот как? — усмехнулась сестра. — Аргументы?

— М-м-м-м… Моё мнение по этому поводу никому не нужно, — привёл я свой самый убийственный довод, но на Магрит он не подействовал.

— Неверно.

Озадаченно поднимаю левую бровь.

— Если я задала тебе прочесть и проанализировать текст, это значит, что твоё мнение интересует хотя бы меня… И уж конечно ты сам должен быть заинтересован.

— Представьте себе, нисколечко.

— Печально слышать. — Магрит пододвинула том поближе и перелистнула несколько страниц, разглядывая мои пометки. — Кстати, получишь по пальцам, если будешь и дальше портить книги. Лень взять бумагу для заметок — держи всё в голове.

— А стоит ли? — Сомневаюсь. Как мне кажется, вполне обоснованно.

Сестра фыркнула и что-то пробормотала себе под нос. Так тихо, что я мог только догадываться по движениям губ, каким эпитетом награждён на сей раз.

— Так кто же главный виновник? — ласково спросила Магрит, захлопнув книгу.

— Никто. — Я невинно улыбнулся.

Глаза сестры стали совсем серьёзными. Неоправданно серьёзными — я же ляпнул очередную глупость, не более…

— Любопытно… Совсем никто не виноват?

— Вы спросили о главном виновнике, dou Магрит. Так вот, его нет. Зато есть куча второстепенных и косвенных.

— Вот как? — Взгляд оставался серьёзным и чуть напряжённым, будто мои слова имели жизненно важное значение. — И что бы сделал ты?

— Добил тех, кто находится при смерти тела и духа, и повесил всех остальных, — почти в шутку ответил я. Ну что она так на меня уставилась?!

С минуту сестра молчала. Потом встала и прошлась вокруг стола. Медленно. Задумчиво. Я немного испугался: всякий раз, когда на Магрит находит такое настроение, мне достаётся нешуточный нагоняй.

— Что ж… — наконец произнесла она. — Такое решение имеет право на жизнь, тем более что… Когда-то давно он именно так и поступил…

— Кто — он? — Я давно уже научился находить ключевые слова в откровениях сестры.

Магрит не успела ответить, потому что в дверях возникла высокая, сильная и не менее роскошно наряженная фигура нашего общего брата.

— Драгоценная, ты готова? — Низкий, с мягкой хрипотцой голос Майрона взлетел под своды библиотеки.

— Да, нетерпеливый! — Сестра улыбнулась, и я невольно позавидовал мужчинам, которые будут окружать её на празднике: перед такой улыбкой невозможно устоять, да и не нужно — лучше сразу признать поражение и сдаться на милость победителя…

— Всё тратишь время на этого… — Брат не договорил, но я прекрасно знал, что он может сказать обо мне. Ничего лестного.

— Не дуйся. — Магрит нежно провела пальцами по его щеке. — Он отнимает не так уж много…

— О да: всё, что мог, он уже отнял! — не сдержался Майрон; в его глазах полыхнуло такое пламя, что я невольно съёжился, стараясь казаться маленьким и незаметным.

— Не надо об этом… — шепнула сестра.

— Почему? Он уже не ребёнок и должен знать!

— Он узнает. Скоро. Слишком скоро… — Мне показалось или ей и в самом деле больно?

— Слишком?! — взвился брат. — Прошло уже…

— Он младше тебя. Помнишь, насколько?

Майрон осёкся и помрачнел.

— Я не собираюсь быть снисходительным только потому, что…

— Тебя никто об этом не просит, — спокойно, но твёрдо заметила сестра.

Он не ответил, лишь презрительно скривился. Я сделал вид, что увлечённо изучаю поверхность стола.

— Я жду, драгоценная. — Брат развернулся на каблуках и оставил нас вдвоём.

— Одну минуту! — крикнула Магрит ему вслед, потом подошла ко мне: — Можешь считать, что сегодня я довольна.

— А на самом деле? — съязвил я.

— Что — на самом деле?

— Вы сказали «можешь считать». Но это не означает, что вы довольны, не так ли? — грустно заключил я.

Магрит рассмеялась:

— Ты взрослеешь!

— Это вас радует?

— Не огорчает, — уклончиво ответила сестра.

— Ну что ж, хоть чем-то могу доставить вам удовольствие… — С каждой фразой моё настроение стремительно ухудшалось.

Магрит укоризненно покачала головой и направилась к дверям.

— Вы идёте на праздник? — не удержался я от вопроса.

— Да. — Коротко и ясно. Что, доволен?

— Там будет… весело?

— Кому как.

— А вам?

— Вполне. — Ей не составило труда догадаться, по какому руслу потекла река моих мыслей. — Тебе нечего там делать.

— Как всегда.

— Дома так плохо?

— Нет.

— Так что тебя не устраивает?

Что… Ей не понять. Единственный праздник в году, которого я удостаивался, приходился на день моего рождения. Собственно, ничего радостного в этом событии не было и быть не могло, поскольку одновременно весь Дом скорбел о смерти моей матери. Впрочем, скорбел отдельно. От меня. А я в полном одиночестве гонял по тарелке тот или иной деликатес, вкуса которого всё равно не чувствовал. Ежегодный траур затягивался дня на три, и в течение всего этого времени мне настоятельно не рекомендовалось покидать комнату. Во избежание неприятных встреч. Разумеется, подарков мне никто не дарил — об этой милой традиции я узнал совершенно случайно и вовсе не от родственников… Фрэлл, а ведь скоро день рождения! Сколько же мне исполнится? Двадцать один. Совершеннолетие вроде бы…

— Меня всё устраивает. — А что ещё можно ответить?

— Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, — нравоучительно заметила Магрит.

— Как всегда, — согласился я.

— Когда-нибудь ты поймёшь: для того чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!

Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём чем заняться.

— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.

Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчёрканные листки:

— Р-работаю…

— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую! Что всё это значит?!

Он выхватил у меня один клочок.

— «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!

Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:

— Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж вас так печалит, что я истратил несколько…

— Несколько?!

— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.

— Какому ещё знакомому? — Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.

— Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.

Глаза Гизариуса хитро сощурились.

— Ну-ка рассказывай, откуда у тебя такие знакомые.

— Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у вас в услужении, — буркнул я, порядком устав от беседы на повышенных тонах.

— Хорошо… Пиши!

— Что?

— Ты же сказал: пару слов знакомому…

— Ах это… Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.

— Вот сам и скажешь! — довольно заявил доктор.

— Почему это сам? — неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива отбора невест, которая немедленно последует за этой встречей, меня не особенно радовала.

— А мы будем в Виллериме в середине зимы! — победно провозгласил Гизариус.

— Зачем?

— По делам!

Хороший ответ. Вот только по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно разнятся…

— Ну и скажу! — надулся я. — Думаете, испугаюсь?

— Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, — заметил доктор.

Фыркаю:

— Неправильный вывод! Я отъявленный трус. И всего боюсь.

— Один мудрый человек сказал: «Бояться — не значит трусить. Бояться — значит быть осторожным», — усмехнулся Гизариус.

Поднимаю руки:

— Сдаюсь!

— Покажи горло, — велел доктор.

Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.

— Вполне здоров, — удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.

Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным.

— Нравится болеть?

— Не-а.

— Тогда что?

— Не нравится работать.

Он хмыкнул:

— А не скучно без работы-то?

— Мне никогда не бывает скучно.

— Даже одному?

— А кто вам сказал, что я один?

Глаза Гизариуса округлились.

— Но…

— Я всегда с самим собой!

Доктор ошарашенно выдохнул и качнул головой:

— Всё, зарекаюсь с тобой спорить!

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!

Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.

— Ты составил опись?

— Почти.

— Почти?

— Осталось совсем немного. — Изображаю на лице невинную уверенность.

— Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду…

— Нам?

— А ты предпочтёшь остаться здесь? — подколол меня доктор.

— Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин…

— У него много забот и без тебя, — сообщил Гизариус.

— Значит, я забота? — Наигранно обижаюсь.

— В некотором роде… — Он увильнул от прямого ответа.

— Ну если так… — Я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.

В дверном проёме возникла раскрасневшаяся от долгого бега мальчишеская физиономия. Кажется, я знаю этого пацана — один из тех, кто потащил гнома на рыбалку… Светлые ресницы хлопнули несколько раз, и мальчишка срывающимся голосом возвестил:

— Вас ведунья зовёт!

Мы с доктором переглянулись, потом хором спросили:

— Кого?

— Вас!

— Кого из нас? — уточнил Гизариус, сообразив, что иным способом внятного ответа не добиться.

— Мастера!

Ситуация прояснилась. Чуть-чуть.

— Зачем?

— Она не сказала… — растерялся мальчик. — Но просила поторопиться!

Я вздохнул. Вылезать на холод не хотелось. Совсем. Только-только избавился от простуды — и снова появилась угроза улечься в постель.

— Знаешь, я, конечно, уважаю желание сей достойной женщины…

Доктор нахмурился:

— Не пойдёшь?

— Ну-у-у… — Энтузиазма в моём голосе не наблюдалось.

— Собирайся и отваливай! — непреклонно велел Гизариус.

— Но…

— Кому говорят?!

— Я ещё не совсем…

— Обленился? Хочется верить… Поторопись!

— Ну куда она убежит? — простонал я, а Гизариус возвёл очи к потолку:

— Будь любезен, уважь просьбу старой женщины!

— Кто бы меня уважил… — проворчал ваш покорный слуга и поплёлся за верхней одеждой.

Мне не понадобилось много времени, чтобы подготовиться к прогулке на свежем воздухе, и за это я был несказанно благодарен дочке деревенского старосты. Рина, ещё летом снявшая мерки, взялась за дело серьёзно и ответственно, обеспечив меня комплектом одежды если и не особенно элегантной, то добротной и тёплой. Так что я был экипирован с ног до головы: под доггетами[5] толстые вязаные носки, выше — штаны из шерстяного полотна, рубашка с короткими рукавами, вязаная же фуфайка, варежки, колючий, но невозможно жаркий шарф и куртка из плотного сукна, подбитая мехом и имеющая очень важный элемент — капюшон. Посмотрев на меня, доктор усомнился, что я смогу передвигаться «в таких доспехах», на что в ответ получил высунутый язык и гордое:

— Зато не замёрзну!

Гизариус махнул рукой, признав бесполезность споров касательно одежды, а я направил свои стопы к домику ведуньи.

Заворачивать в деревню показалось лишней тратой времени, и я двинулся по тропинке вдоль опушки леса, увязая в кашице снега и не успевшей застыть ледяной коркой земли.

Трава пожухла после первого же утреннего мороза, превратившись в бурую, склизкую массу. Листья торопились облететь и добавить гнилостных миазмов к уже имеющимся ароматам вялой предзимней природы. Яркими пятнами оставались только золотые улыбки кустов огнянки да брызги алеющих гроздей рябины. Скоро снег накроет всё своим белым плащом, и сверкающий волшебной чистотой сон продлится до самой весны…

Мокрый клочок замёрзшей воды плюхнулся мне на нос, заставив недовольно сморщиться. Нет, зима не моё время года. Слишком холодно. Слишком грустно. Слишком…

О, почти пришёл. И даже помощь Мантии не понадобилась, чтобы почувствовать знакомый, чуть угрожающий ореол Силы, окутывающий дом ведуньи. Вуаль привычно скользнула по моему телу, но в этот раз что-то было не так.

Опасность?

«Не больше чем прежде…» — неуверенно ответила моя подружка.

Сомневаешься?

«Немного…»

Но Вуаль нужна?

«Я бы сказала — необходима…»

Что-то ещё?

«Будь осторожен…»

Насколько?

«Как обычно…»

Хм. «Как обычно…» Обычно я попадаю в такие… Ладно, постараюсь.

Я постучал в дверь. Шагов не услышал, но откуда-то из глубины дома донеслось:

— Заходите, открыто…

Шагнув через порог, рассеянно отмечаю, что в сенях слишком темно. Ну да это личное дело хозяйки…

Движение. За спиной, чуть слева. Я повернулся, но лишь для того, чтобы удар, предназначавшийся моему затылку, угодил в висок.

Кто-то зло хлестнул меня по лицу. Сначала по одной щеке, потом по другой. Я охнул и открыл глаза. В поле зрения сразу же попал доселе никогда не виденный мною субъект неприятной наружности. Мужчина. Взрослый, за сорок. Слегка оплывшая фигура под тёмной замшей дорожного костюма. Цепочка, выглядывающая из распахнутой на груди куртки, похожа на чернёное серебро. Лицо… Не внушающее доверия. Постойте-ка! Вуаль никуда не делась, но от этого типа так разит магией, что к горлу подкатывает тошнота. Как же можно было не заметить?

«Он закрылся Сферой Отрицания»,[6] — услужливо подсказывает Мантия.

И ты не могла…

«Извини, не успела…» — буркает она то ли смущённо, то ли обиженно.

Ну и ладно. Будем ориентироваться на местности самостоятельно.

Висок ноет, а кожа кажется неприятно стянутой. До крови, что ли, разбил? Ну и гад!

Я бы ответил на столь грубое вмешательство в собственное тело, но… Не могу. Я вообще не в состоянии пошевелиться: руки притянуты к подлокотникам массивного и жутко неудобного кресла, в которое ваш покорный слуга заботливо усажен. Тугая петля, соединённая со связанными вместе щиколотками (это я понял сразу, попробовав двинуть ногами), впивается в шею. Нет, ну надо же так попасться! Похоже, Джерон, в этот раз ты влип по самые… И даже выше.

Тёмный взгляд, лишённый всякого намёка на сострадание, обжёг моё лицо. Тонкие губы недоверчиво изогнулись:

— И ты уверяла, что он обладает Силой? Я ничего не чувствую!

— Господин, так и есть… — О, вот и ведунья собственной персоной. Только что-то она неважно выглядит… Можно сказать, совсем никак не выглядит. Боится этого мужичка? Значит, есть основания: лично мне старуха с первой же встречи показалась весьма здравомыслящим и взвешенно действующим человеком.

— Сдаётся, ты меня обманула, старая, — с наигранным огорчением заявил неприятный тип.

— Нет, господин! — Ведунья рухнула на колени, протягивая руки к хозяину положения. — Я сказала правду! Он силён, очень силён! Просто его Сила проявляется лишь изредка…

— Неужели? — Маг наклонился, дыша мне в лицо какой-то кислятиной. — Что же должно произойти, чтобы он открылся?

Зачем я тебе нужен? Не узнать, если… Если не забросить крючок с наживкой.

Прысни на него Силой! У меня ведь что-то осталось?

«Немного… Ты уверен?»

А что прикажешь делать?

«Не вижу причин для такого риска…»

Сомневается, поганка. И я тоже. Сомневаюсь, и ещё как!

Но тут, словно для того чтобы отмести любые возражения, мужчина обращается к ведунье:

— Впрочем, у меня есть запасной вариант, так? Твоя воспитанница! Да и из тебя найдётся что вытянуть…

Вытянуть? Он собирается выпить их Силу? Ай-вэй, как дурно! Меня угораздило попасть в лапы к «отступнику»…[7]

А старуха, значит, как только сей охотник за чужим добром ступил на порог, попыталась откупиться, подсунув мою тушку вместо своей? Не по-людски это, бабуля, не по-людски… Хотя что я говорю? Очень даже в духе людей: кинуть на съедение волку того, кто тебе безразличен…

Что же предпринять? Если сидеть тихо, маг, скорее всего, закончив с женщинами, перережет моё несчастное горло. Да, так и будет: зачем ему свидетель бесчестного поступка? Всё очень плохо. Так не будем усугублять…

Прыскай, немедленно!

«Тебе их жаль?» — удивляется Мантия.

Мне жаль себя, стерва! Кому говорят?!

В спину бродячего мага полетел сгусток Силы, замаскированный под обрывки заклинания. Почему именно в таком виде? Вокруг меня явственно прощупываются заградительные чары, через которые не смог бы пройти ни один выпад, даже если бы таковой последовал — любая недостаточно сильная волшба разрушилась бы, столкнувшись с этим барьером, и Мантия симулировала неудачно применённое заклинание, за что ей от меня будет отдельное спасибо, но чуть позже…

Мужчина вздрогнул и резко повернулся в мою сторону. Мрачный взгляд слегка потеплел — от предвкушаемого удовольствия.

— Надеялся меня задеть? Зря, зря… — Ой какие мы самодовольные и гордые! Было бы чем гордиться, дяденька… Ну давай, протяни ко мне свои жадные ручки и узнаешь…

— Иди сюда, сынок, — позвал маг. — Пора приниматься за дело.

Я увидел, кому предназначалась моя несуществующая Сила, и едва не взвыл.

Мальчик лет десяти. Худенький, бледный, такой же темноглазый, как поймавший меня маг. Жиденькие пепельные локоны обрамляют слегка испуганное личико с упрямо насупленными бровями.

Он хочет, чтобы меня выпил ребёнок? Только не это! И я не могу ничего сделать… Не отговаривать же их, право слово! Даже если попробую…

— Ты помнишь, что нужно делать? — ласково спросил мужчина. — Всё как в прошлый раз.

— Да, папа, только…

— Что?

— В прошлый раз была тётенька, — простодушно объяснил мальчик.

— Увидишь, никакой разницы нет, сынок, — успокоил его маг.

— Да, папа, — кивнул ребёнок и двинулся ко мне.

Я задрожал. От ужаса. Потому что, в отличие от остальных персон, присутствующих в уютном пространстве комнаты, знал, чем всё закончится.

— Не надо, малыш, пожалуйста!

Мальчик остановился и неуверенно посмотрел на отца.

— Я прошу: подумай хорошенько! То, что тебя заставляют совершать… Это очень и очень плохо!

— Если ты не заткнёшься сам, я заткну тебе рот, — пообещал маг и бросил сыну: — Не слушай, он просто не хочет умирать, вот и придумывает отговорки, чтобы тянуть время… А мы торопимся. Начинай, сынок.

Мальчик зашёл мне за спину, и спустя мгновения я почувствовал его холодные маленькие ладошки на своих висках.

— Не надо, малыш… — В моём голосе уже стояли слёзы.

— Заткнись!

«Он начинает Проникновение…»[8]

Знаю, милая.

«Как поступим?»

По обстоятельствам. Снимай Вуаль…

Не знаю, какие ощущения испытывают другие в момент Проникновения, а мне… Мне было грустно. Покойно и грустно. Ход событий уже нельзя было изменить, да и, честно говоря, не следовало менять. Он ещё так юн, скажете вы, так невинен… Отнюдь. Да, он может до конца не понимать смысл проводимого ритуала, но — раз уж ваш покорный слуга не первый в послужном списке мальца — не мог не почувствовать, что такое смерть. Я лишь допускаю, что отец оберегал ребёнка от ПОЛНОГО соединения Кружев и мягко замещал Нити мальчика своими, когда приближался момент разрушения… Но это не оправдывает ни того ни другого. Трупы-то он видел, а зрелище сие, как могу догадываться, весьма неприглядно…

С каждого из маленьких пальчиков стекала волшба, вязкими маслянистыми ручейками пробивая дорогу через моё тело. Для того чтобы пить чужую Силу, нужна немалая своя. В данном случае мальчика страховал отец, установивший плотный слой заклинаний, долженствовавших исключить отпор с моей стороны. Глупец… Зачем же он втравил сына в свои гнусные дела? Зачем уготовил ему бродячую жизнь? Разве только… ребёнок слишком слаб, чтобы развить свой Дар обычными способами, и папа решил ему помочь. Как умеет. Фрэлл! Я не хочу его убивать, но… Не могу поступить иначе…

Вуаль исчезала постепенно, слой за слоем, увлекая мальчика вглубь, туда, где он надеялся найти моё Кружево. Вот ниточки ещё несмелых, невыверенных заклинаний возводят шаткие мостки, по которым должна течь Сила… Ближе, ещё ближе… Тошнота становится почти невыносимой. Прости меня, если сможешь… Чары изгибаются, делают последний шажок, цепляясь за…

Вуаль растаяла, и Кружево ребёнка оказалось один на один с Пустотой…

Даже самый опытный и одарённый маг не успел бы разрушить связь. Разве только… Безжалостно обрывая собственные Нити. С чем это можно сравнить? С тем, как дикий зверь, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Вы на такое способны? Возможно. Но только по долгом и отчаянном размышлении. То есть через некоторое время. А у мальчика этого самого времени и не было…

Вся Сила, накопленная слабеньким Кружевом ребёнка, в мгновение ока исчезла, слизанная вечно голодной Пустотой — я даже не успел ощутить ни вкуса, ни цвета… Маленький маг задрожал. Сначала — мелко, потом — всё крупнее, но оторвать ладони от моих висков не смог. Я видел только лицо его отца и, с некоторым злорадством, отметил, что мужчина растерян. Ещё бы: защитные заклинания исчезли едва ли не скорее, чем был опустошён его сын…

Отец мог бы спасти своего отпрыска. Наверное. Если бы предполагал нечто подобное. Но представить то, чего нет и быть не может, под силу далеко не каждому. Даже сумасшедшему. Маг опоздал. То единственное мгновение, когда ему удалось бы разорвать сети Захвата, прошло. И Пустота, утробно урча, ринулась в атаку на Нити мальчика…

Мои уши заложило от пронзительного крика. Крика, переполненного болью, жалобного, даже немного обиженного. Маг наконец-то опомнился и бросился к сыну. Бросился, чтобы подхватить уже бездыханное тело. Вместе с криком с губ мальчика вспорхнула и его душа.

Прошло минуты две, прежде чем маг снова оказался передо мной. На его руках лежала холодная кукла, изломанная последней судорогой. Взгляд мужчины не отражал ни одной связной мысли, кроме: «Почему?»

— Ты… ты убил его… — голосом, потерявшим эмоции, сообщил «отступник».

— Я знаю. — Очевидный лично для меня факт, не требующий подтверждения. — Я просил остановиться.

— Ты…

Наверное, он любил сына. Чем иначе объяснить горе, медленно, но верно проступавшее в безумном взгляде? Что ж, у любого, даже самого отъявленного злодея есть уязвимое место. Но далеко не у всех это любовь к своим детям…

— Ты… — Вены на его лбу вздулись. — Я уничтожу тебя!

Да пожалуйста. Взял бы палку поувесистее, и я оказался бы совершенно бессилен… К несчастью для мага и к огромному счастью для меня, тот, кто с детства привыкает пользоваться чарами, даже не задумывается о том, чтобы хоть раз обратиться к иному оружию…

Он наверняка выбрал самое сильное и испытанное из доступных заклинаний. Точно не вспомню, как оно называется в Анналах,[9] а я в своё время узнал его как «давилку». Если вкратце, эти чары действуют примерно так: ближайший к жертве обособленный слой Пространства насильно уплотняется до состояния, когда его практически можно резать ножом (разумеется, если найдёте подходящий нож), и схлопывается в одной точке. Что-то в этом роде… Не знаю, на какой результат рассчитывал маг, а я получил возможность наблюдать Фокусирующий Щит в действии…

Мантия перехватила поток заклинания не то что на подходе, а в тот самый миг, когда он только-только покинул Кружево «отступника», не дав чарам занять необходимый для нападения Периметр. Нити волшбы уткнулись в прогнувшуюся поверхность Щита, увязая в его верхнем — пористом — слое, стекли в точку фокуса, где были заботливо скатаны моей подружкой в клубок, и… Прянули обратно. К тому, кто вызвал их из небытия.

Обычный зритель заметил бы лишь, как воздух передо мной задрожал летним маревом, по зеркалу которого — от краёв к центру — побежали капли мутной росы. Вот из них образовалось целое сферическое озерцо размером не больше яблока. Вместе с последними каплями оно втянуло в себя дрожащие волны воздуха и, помедлив чуть дольше вдоха, стремительным виражом вонзилось в грудь мага…

Хорошо, что я сообразил закрыть глаза и задержать дыхание, потому что в следующий момент тело мужчины взорвалось, рассыпая по всей комнате брызги крови, ошмётки мяса, крошево костей и прах одежды. На вашего покорного слугу попало изрядно, но, поскольку ещё до того как привязать к креслу, маг снял с меня всю одежду (а как же иначе — надо же было убедиться в отсутствии амулетов и тому подобной ерунды), урон был признан незначительным. Кем признан? Мной конечно же. Но глотать стекающую по лицу кровь не особенно приятно, и я попросил:

— Почтенная, вы не могли бы… меня освободить?

Молчание.

— Почтенная!

Наконец я слышу неуверенные шаги. Ведунья подходит к тому месту, где минуту назад стоял полный сил и такой страшный для неё маг. В синих глазах старухи пленённой птахой бьётся страх.

— Что… ты… такое?..

— Оставьте эти глупости, почтенная! Мне холодно и… грязно!

— Я ничего не могла поделать с этим магом…

— Почтенная! Он полжизни совершенствовал умение нападать и отнимать, а вы учились оберегать и сохранять! Прошу, поторопитесь, а то я задохнусь!

Ведунья взяла со стола нож и, задумчиво трогая лезвие пальцем, сказала:

— Ты опасен… Очень опасен… Почему я должна тебя освобождать? Мне следует завершить то, что не удалось магу…

Вот и объясните мне, что такое людская благодарность!

— Почтенная! — Я начинал холодеть не только от отсутствия одежды. — Вы производите впечатление разумной женщины… Не совершайте ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь!

Вру, конечно. Не о чем ей будет жалеть. Можно подумать, моя тушка нужна кому-то целой и невредимой и этот кто-то сурово накажет убийцу…

— А ты испугался, — меланхолично констатировала старуха.

Кто бы отрицал… Я не хочу умирать, как правильно отметил неудавшийся похититель чужих сокровищ.

— Почтенная, одумайтесь! Нида, да хоть вы ей скажите! — Я использовал последнюю надежду на спасение.

— Нида… — Ведунья вздрогнула. Взгляд женщины мгновенно заволокло пеленой слёз, и я услышал горестный всхлип: — Девочка моя…

— Что с ней? — Невольно подаюсь вперёд — и плачу за это больно впившейся в горло верёвкой.

— Он зачаровал мою девочку… — Руки женщины бессильно обвисли.

— Как именно?

— Не знаю… Воткнул что-то в грудь, она и затихла…

— Почтенная! — строго сказал я. — Немедленно освободите меня, если хотите, чтобы ваша воспитанница вернулась к вам живой и невредимой!

— Ты… сможешь?..

— Если время не упущено, смогу, — обещаю так твёрдо, как только получается.

— Хорошо, но… Тебе хватит одной руки?

— Одной руки? Наверное… — ответил я, прежде чем понял, какой опасностью грозит этот ответ.

Ведунья перерезала верёвку, проходящую за спинкой кресла и под сиденьем — соединяющую петлю на моей шее и связанные щиколотки. Потом на свободе оказалась моя левая рука, но лишь для того, чтобы тут же быть заломленной за спину: хвост удавки обхватил запястье, вздёргивая его к загривку. Далее пришла очередь ног — старуха стреножила меня, как лошадь, оставив возможность совершать лишь крохотные шажки, и только тогда разрезала путы, удерживающие на подлокотнике мою правую руку.

— Я буду следить за каждым твоим движением, — хмуро сообщила ведунья. — И если увижу, что ты…

— Где Нида? — Не то чтобы я торопился спасать девушку, но от печальных угроз старухи становится не по себе. Очень не по себе.

— В соседней комнате…

Путаясь в затёкших ногах, я поплёлся в указанном направлении, неестественно выпрямив спину, чтобы дать шее хоть немного отдыха.

Собственно, не составляло труда догадаться, что предстоит обнаружить в теле юной ведуньи. Разумеется, маг не остановился бы, после того как его сын выпил бы меня: участь старухи и её преемницы была предрешена. Уверен, ведунья прекрасно это понимала… Любопытно, зачем она послала деревенского пацана за мной? Надеялась, что моё появление что-то изменит? Чувствовала, что я смогу справиться там, где струсила сама?

Как заявил сам «отступник», у него было мало времени. А что делает человек, вынужденный считать каждую минуту? Правильно, старается не делать лишних движений! Можно выпить Силу самолично, а можно… Заготовить впрок. Правда, для этого нужен некий специфический инструмент. Кридда. Или, как её ещё называют, «Жало Пустоты». Откровенно говоря, сие поэтическое название мало соответствует истинной механике действия кридды.[10] Она не жалит. Она высасывает…

Золотистый стержень, утопленный в девичье тело на треть своей длины, подмигнул мне. Или это дрогнувшее пламя свечи тронуло его бликом? Скорее второе, но я наморщил отчаянно зачесавшийся нос, против воли отвечая на иллюзорный вызов…

Лёгкое жжение в глазах, сопровождавшее переход на Внутреннее Зрение, подсказало, что неплохо бы спрятаться от внимательного взгляда ведуньи. Так я и поступил, склонившись над отрывисто дышавшей девушкой.

И ранее не отличавшаяся яркими красками, сейчас Нида была похожа на труп: щёки ввалились, кожа обтянула скулы так, что казалось: ещё чуть-чуть и — лопнет. Мерзавец, вознамерившийся украсть Силу Дщери, был опытным магом: «жало» вошло точнёхонько в Изначальный Узел. Я, например, далеко не сразу смог бы найти место, с которого начинает сплетаться Кружево, но, видя кобальтовый очаг, окружённый ярко-жёлтой короной, ни мгновения не сомневался — это он. Тот самый. Что же касается кридды… Она была почти полна. Время безвозвратно ушло. Девушка должна была умереть сразу после того, как сын мага закончит с вашим покорным слугой…

Я опоздал?

«Почти…» Коротенькое слово оставляло щёлочку для надежды.

Её… можно спасти?

«Попробуй…» То ли предложение, то ли равнодушное пожатие плечами.

Я не желаю ей смерти!

«Какая тебе-то разница?»

Какая… В тот момент, когда её сердце перестанет биться, я рискую получить удар ножом. Не думаю, что клинок в спине позволит мне продолжать радоваться жизни!

«Весомая причина…» — грустно ухмыляется.

Что мне делать?

«Ну раз уж ты твёрдо решил…» Ухмылка становится ещё шире.

Не тяни время!

«Придётся немного поработать с Пространством…»

Как?

«Успокойся… расслабься… Очисти разум от страха… И — командуй! Ты отлично знаешь, что нужно делать…»

Почему сама не…

«Помнишь? Мне всё равно, живёшь ты или нет». В её словах нет ни малейшего оттенка чувств. НИ-ЧЕ-ГО.

Что ж… Если так… Я постараюсь выжить!

«Умница…» Тихо-тихо, на самой грани восприятия.

Приступим!

Нужно отметить, что работать с «неодушевлёнными» предметами куда проще, нежели вламываться в живое чужое Кружево. Допускаю, что большинство магов не признают различий между этими понятиями, но я, к моему глубочайшему сожалению, воспринимаю магические энергии совсем иначе и при встрече с Созданием или Сущностью попросту робею и вынужден уговаривать самого себя решиться на легчайшее прикосновение… Почему? Могу объяснить, но поймёт ли кто-нибудь мои чувства?

Любое существо, пришедшее в мир, чтобы жить, имеет право оставаться живым и неизменным — в тех пределах, что определены ему при его рождении. Одно неверное движение сил, способных изменять, — и существо перестанет быть самим собой. Возможно, погибнет. В некоторых случаях, впрочем, гибель не самый худший выход из ситуации… Представьте хоть на мгновение, что вы облечены СИЛОЙ, но не абстрактной — допускающей любое приложение, а СИЛОЙ РАЗРУШЕНИЯ. Представили? Ну как, нравится? В самом деле? Что ж, не буду спорить. Просто подожду. До тех пор пока вы не сломаете свою первую игрушку — вот тогда и вернёмся к разговору. Обстоятельному, долгому, за бокалом вина, подогретого с мёдом и россыпью ароматных трав. Обещаю, я буду слушать внимательно, не перебивая. И к концу беседы, не услышав от меня ни слова, вы поймёте всё, что я хотел вам сказать…

Сначала нужно разрушить стенки, удерживающие Силу Ниды. Нет, не разрушить, что я говорю?! Изменить. К фрэллу незыблемость! Мне нужна податливая и мягкая структура… Посмотрим. Ага, три слоя — их вполне хватит, чтобы выдержать нажатие. Но только одно… Какие из ниточек формируют каркас? Эти? Нет, слишком густо переплетены… Нашёл! Разумеется, самые жёсткие — самые блеклые, но когда у вас перед глазами маячит целый пучок, поди разбери, какая из волосинок ярче, а какая бледнее! Приходится ориентироваться по другим ощущениям…

Хорошо, первый шаг сделан. Теперь… Я провёл пальцами по стержню, размыкая направляющие чары, обрывки которых Мантия, следующая за мной по пятам, складывала в обратном порядке. Отток Силы из Кружева Ниды прекратился. Застыл в шатком равновесии шарика на вершине горки. Этого я и добивался…

Моя ладонь обхватила кридду, сплющивая «проплешины», выталкивая отобранную Силу назад, к истинной владелице… Движение получилось судорожным — я боялся замешкаться и выдернул стержень в тот же момент, как стенки карманов рассыпались под воздействием моего прикосновения…

Робкой струёй Сила хлынула в Кружево девушки. И из-за такой малости маг хотел пресечь юную жизнь? Да это… Просто кощунство!

Нида открыла глаза и… закричала. А что бы сделали вы, увидев склонившегося над собой человека, совершенно голого и с ног до головы забрызганного кровью?

Я отпрянул, не удержался на ногах и рухнул на пол, немилосердно отбивая то самое место, которое находится аккурат пониже спины.

— Простите, ради Всеблагой Матери простите, — жалобно приговаривала Нида, оттирая с моих ног корку засохшей крови. — Я испугалась… Простите, Мастер!

…Услышав крик девушки, ведунья, забыв обо всём на свете, бросилась к постели и сжала очнувшуюся Ниду в своих объятиях. Но нож из руки не выпустила, и я вынужден был дожидаться того момента, когда старуха убедится: всё закончилось, и закончилось весьма удачно. Только тогда ваш покорный слуга был признан «спасителем» и удостоен свободы и кое-чего ещё… В частности — трогательной заботы юной девушки, которая, борясь со слабостью и головокружением, бойко побежала греть воду. Старуха не принимала участия в омовении, потому что ей нашлась другая, но не менее нужная работа — зашить мою порванную в нескольких местах одежду: «отступник» так торопился, что не удосужился быть аккуратным…

— Да стойте, пожалуйста! — Я невольно постарался отодвинуться от уверенных рук девушки, и она лукаво хихикнула. — Я вполне могу сам…

— Уж позвольте нам делать то, что мы умеем, Мастер! — Моя стеснительность казалась Ниде чрезвычайно забавной, а вот мне самому было совсем не до смеха. Я как-то привык сам следить за чистотой своего тела…

— Когда вы прекратите меня так именовать? Сколько раз уже было сказано: я не претендую на этот титул!

Старуха на мгновение оторвалась от шитья и многозначительно заметила:

— Но никто не поручится, что этот титул не претендует на вас…

Я поперхнулся:

— Это даже не смешно!

— А я и не смеюсь, — подтвердила ведунья.

— Вы… принимаете желаемое за действительное!

— Это наше право, Мастер.

— Да уж… — На слова женщины мне нечего было возразить. Их право, на самом деле. Спорить бесполезно. И не только потому, что я, как отчаянно ни искал, никак не мог подобрать аргументы в свою пользу, просто глупо возражать той, которая опирается в своей жизни не только на доводы разума…

— Я не такая умелица, как Рина, но не бежать же за ней по морозу? — Ведунья вручила мне приведённую в относительный порядок одежду, которую я и поспешил натянуть, чем вызвал новый приступ тихого смеха у Ниды.

— Можно подумать, мы мужчин никогда не видели… — вполголоса фыркнула девушка, рассчитывая, что я всё услышу.

— Это не повод пялиться на меня! — недовольно хмурюсь.

— Простите… — Она закашлялась, чтобы хоть как-то скрыть хихиканье.

Я почувствовал, что подошёл к злости так близко, что скоро не смогу противиться её жестокому очарованию. Надо сменить тему беседы… Но каким образом?

— Почтенная, я могу задать вам несколько вопросов?

— Как можно отказать Мастеру?

— Хотя бы на пять минут перестаньте упоминать это слово! Иначе… Иначе…

— Зачем защищаться от того, что не принесёт вреда? — задумчиво спросила ведунья.

— Это моё личное дело!

— Как будет угодно Мастеру…

— Я же просил!

— Хорошо, я выполню вашу просьбу, юноша. Так о чём вы хотели спросить?

Я куснул губу.

— Зачем вы послали за мной? Только честно!

Она отвела глаза, но я успел увидеть то, что и предполагал найти, — корень всех своих сегодняшних бед.

— Я хотела спасти Ниду и себя.

— За мой счёт?

Старуха горестно вздохнула, но не посмела что-то сказать в своё оправдание.

— А вы понимаете, почтенная: если бы я знал, что именно меня ожидает, всё прошло бы мирно и гладко!

— Да, я понимаю… Теперь, — призналась ведунья.

— А раньше? Раньше вы считали меня лакомым кусочком для «отступника»?

— Простите старую… Я ошиблась…

— Ошиблась? — Я хмыкнул. — И на миг не поверю, что вы не расспрашивали обо мне водяника.

Она смутилась и тем самым подтвердила: моя догадка верна.

— Расспрашивали, ведь так?

— Да, Мастер…

На очередной «титул» у меня уже не было сил реагировать, и я мысленно махнул рукой: нравится так ко мне обращаться, и фрэлл с ней!

— И что сказал водяник? Или вы беседовали с кем-то из его свиты?

— Речная нежить называет вас «dan-nah» … Большего мне не открылось.

— Но вы знаете, что это означает? — Я сдвинул брови.

— Знаю… «Хозяин».

— Вы поступили опрометчиво, решив пожертвовать тем, кому не смеют перечить даже водяные духи, — сурово объявил я. — Ваш поступок может иметь неприятные последствия.

Ведунья побледнела и, не успел я даже подумать о протесте, опустилась на колени.

— Я приму любое наказание, только… Пощадите мою девочку…

— Не устраивайте балаган, почтенная! Никто никого не собирается наказывать… Я всего лишь хочу, чтобы вы впредь думали, что творите!

— Я не понимаю… — Старуха растерянно подняла на меня глаза.

— А и нечего понимать! — почти простонал я. — Вашим заботам вверено столько людей, а вы… До сих пор не научились жить для них, а не для себя. Страх потерять собственную жизнь и жизнь преемницы затмил ваш разум, почтенная, и чуть было не привёл к… К очень нехорошему концу. Неужели вы поверили, что, убив меня, «отступник» сжалится над вами обеими? Какая глупость! Нида уже была при смерти, разве вы этого не заметили? Изъятие зашло слишком далеко, и я сам не понимаю, каким чудом удалось справиться с криддой!

Тут я немного слукавил: никакого чуда не было. Обычная рутинная процедура — подобные ей упражнения в иное время приходилось проделывать по нескольку раз за урок. Правда, практика проходила не на «живых моделях»…

Ведунья пристыжённо молчала, а мне становилось всё хуже и хуже. Думаете, я хотел обидеть и унизить эту старую женщину? Если бы… Я злился. Злился и никак не мог простить — то ли себе, то ли судьбе, — что обстоятельства заставили меня убивать. Наверное, потому что каждая смерть, виновником которой мне доводится стать, тягостно звенит в моём сознании порванной струной. Недолго, конечно: я бы сошёл с ума, слушая этот надрывный вой. Недолго… Но не получается привыкнуть к опустошению, которое накатывает на меня в тот миг, когда из Серых Пределов в наш мир заглядывает Вечная Странница. Иногда она улыбается мне — и от хищно-понимающей улыбки сжимается сердце. Иногда приветственно кивает — и я киваю в ответ… Можно познакомиться поближе, но не спешу подать ей руку. Не сейчас. Позже. Когда совсем устану. Когда чувства затупятся, как старый, натруженный клинок. Когда… Может быть, очень скоро.

Я злился, и моя злость изливалась на первый же попавшийся под руку предмет. На старуху-ведунью. На Ниду. На варежки, которые я остервенело мял в пальцах. Надо успокоиться… Успокоиться… Успокоиться… Глубокий вдох. Медленный выдох. Ещё разок. Ну вот, пульс начинает походить на самого себя, а не на взбесившуюся лошадь…

— Впрочем, вы вправе не слушать всю эту ерунду. Живите как жили. Я не могу судить ни себя, ни вас. — Направляюсь к выходу.

— Не держите зла, Мастер… — робко попросила девушка.

— Зла? — Я обернулся. — О нет, не буду. Но и добра вспомнить не смогу. Может быть, потому что его и не было?

Нида хотела что-то сказать, но, встретив мой взгляд, осеклась и опустила голову.

— Прощайте, почтенные!

И я хлопнул дверью, устав находиться среди тех, кто без малейших угрызений совести был готов принести в жертву чужую жизнь…

Злость не желала уходить — только сменила цвет своей шкурки. По мере приближения к дому доктора я начинал злиться именно на дядю Гиззи. Ведь как чувствовал: не хотел никуда идти, а он… Выпихнул меня за порог. Тоже мне радетель за старых женщин! Да она не стоит и волоска на моей голове!

«Ты правда так думаешь?» — удивлённо спросила Мантия.

Да, именно так я и думаю!

«Непохоже на тебя…» — неуверенное замечание.

Очень даже похоже! В конце концов, я имею право…

«Имеешь ли?» — ехидно-осторожный укол.

Ты сомневаешься в моих правах?!

«Я не составляла перечень, мой милый, но… Не припомню, чтобы ты заслужил Право Карать…»

Я никого не карал!

«А что ты сотворил с этой несчастной деревенской колдуньей?»

О чём ты?

«Бедная женщина получила в награду за свои намерения самое страшное наказание: ты обвинил её в желании выжить… И привёл приговор в исполнение».

Что ты несёшь?!

«Лучше скажи, что нёс ты, когда заявил, что не видел от неё добра?»

А разве видел?

«Оно тебе было нужно, это добро?»

Старуха подставила меня под удар!

«Ей ничего не оставалось…»

Это не повод расшвыриваться чужими жизнями!

«На её месте ты бы…»

Поступил так же, хочешь сказать? Ну уж нет! Я бы не стал закрываться телами других!

«А если придётся?» — неожиданно грустно спросила Мантия.

Что значит — придётся?

Разговор плавно смещался в непонятную мне сторону, но даже ощущение опасности знаний, скрывающихся за следующим поворотом, не могло остановить боевую колесницу моей злости.

«А то и значит… Представь, что тебе нужно добраться до… ну, скажем, сильного мага, который приносит много боли тысячам людей… Но он окружил себя плотным кольцом отнюдь не магической охраны… Ты сможешь пройти — если возьмёшь с собой преданных друзей… Ты будешь знать, что почти все они погибнут, прокладывая безопасный путь для тебя… И как же ты поступишь?»

Она что, издевается?!

Я никогда не окажусь в такой ситуации!

«Почему?»

У меня нет друзей.

«Хорошо, пусть это будут слуги… Которые обязаны выполнить приказ… Так легче?»

Мои приказы никто и никогда не выполняет!

«Какой ты строптивый… Ладно, они пойдут с тобой по собственному желанию… И будут умирать ради того, чтобы ты жил, даже если на самом деле ненавидят тебя…»

К чему эти дурацкие фантазии?

«Мне любопытно…»

Любопытно?!

«Я хочу предложить тебе поменяться местами с ведуньей…»

Придумывая странную историю?

«Конструируя схожую по эмоциональной напряжённости ситуацию, глупый…»

В чём же схожесть?

«Она всё же думала о тех, кто нуждается в ней…»

Ага, и поэтому выбрала меня в качестве подачки «отступнику»?

«Ты был для неё неизвестной величиной… Опасной… Непонятной… Непредсказуемой…»

Теперь ты хочешь сказать, что она нарочно послала за мной, потому что рассчитывала, что я смогу справиться с магом?

«Очень может быть…»

Я не верю!

«А в глубине?» — вкрадчивый шёпот.

В глубине чего?

«Души, дурачок…»

Да ну тебя, в самом деле!

Я со всей дури ударил кулаком по стволу ближайшей сосны. Костяшки пальцев тут же заныли, но боль не отвлекла от грустных размышлений.

Значит, ваш покорный слуга снова что-то сделал не так? И на каком же основании Мантия обвиняет меня в дурном поступке? Да ещё рассказывает странные истории из разряда «если бы да кабы»… Задуматься или пропустить мимо ушей? Второй вариант предпочтительнее, но… Зная склочный нрав своей подружки, не решусь оставить без внимания её упрёк. Тем более что…

Она, как всегда, права.

Пусть ведунья до конца сама не осознавала, почему предложила «отступнику» меня. Пусть. Но, надо признать, сделала удачный выбор. Кроме того, что значу я по сравнению с благополучием деревни? Ровным счётом ничего. Меня в лучшем случае остерегаются. Пожалуй, из всех селян одна только Рина испытывает ко мне нечто более всего похожее на благодарность, щедро приправленную осторожным непониманием…

Старуха сделала то, что ей надлежало сделать, и забудем об этом. Мне теперь на поклон к ней идти и просить прощения? За что? За несколько слов правды, сорвавшихся с моего языка? У меня есть основание злиться, и не одно. Ну да, люблю себя, любимого, что в этом странного? Если никто больше не любит…

Я ведь испугался. Сильно испугался. Можно сказать, был на волосок от гибели… А всё из-за чего? Из-за того, что не ожидал подлянки от ведуньи. Из-за того, что всегда и везде даю тем, кого встречаю на своём пути, шанс. Глупо? Согласен. Но иначе… Не умею. Даже если стараюсь быть холодно-расчётливым, рано или поздно самого начинает воротить от такого подхода к жизни. Наверное, потому что с детства в меня вдалбливали одну простую истину: любое существо имеет право на существование. ЛЮ-БО-Е. Плохое ли, хорошее — не важно. И не мне решать, когда чьё-то право вступает в противоречие с правами других. Не мне. Потому что…

Всё, ты меня добила. Довольна?

«Я всего лишь хотела, чтобы ты задумался… Раз уж другим это советуешь, то сам хоть однажды попробуй…» Довольна, чувствую. Втоптала в грязь — и светится от счастья. Поганка…

Скажи, к чему ты придумала эту странную историю… Про мага, которого я должен извести?

«Просто так…» — увиливает она, и я огорчённо вздыхаю. Если Мантия решила прервать беседу, значит, настала пора помолчать. Но я чувствую: что-то кроется за этими гипотетическими рассуждениями… Что-то очень важное… Что-то очень знакомое, но забытое…

Оказавшись во дворе усадьбы, я хотел было собраться с силами, чтобы высказать доктору все свои впечатления от маленькой прогулки, но вместо этого настороженно прислушался к голосам, раздававшимся из распахнутой двери. Кто это почтил Гизариуса визитом? Известия из дворца? А может, Рогар объявился? Нет, непохоже: морозный воздух мутнеет от фырканья двух лошадей, спокойно дожидающихся своих хозяев. Даже не привязаны… Впрочем, сбруя форменная, так что вышколенные животинки принадлежат какой-то регулярной службе… А это что за вышивка? Корона? Так они всё-таки имеют отношение к…

— А вот и он сам, господа! — услышал я возглас доктора. Почему-то интонации показались мне напряжёнными. Да что происходит?

На террасу вышли двое. Плотные фигуры, жёсткие лица. Одежда, как я и предполагал, вполне достойная солдат на службе его величества. То есть с оглядкой на некий единый образец, но приведённая в соответствие со вкусом владельца. Так, например, даже мой скромный опыт позволял определить, что крепыш слева, блондин, окинувший меня презрительным взглядом человека, считающего, что знает себе цену, больше полагался на скорость реакции, потому что не был обременён доспехами. А вот второй солдат, угрюмый воин средних лет, на лице которого явственно читалось: «Как вы мне все надоели…», — щеголял курткой с нашитыми стальными лепестками — если мне не изменяет память, такой фасон особенно любят северяне, потому что приятное в нём сочетается с полезным: и тепло, и сравнительно безопасно. У каждого из воинов, за спинами которых бледным пятном мелькало лицо доктора, имелось главное. То, что позволяет мужчине думать, что он мужчина. Оружие и умение им владеть. Или уверенность в умении им владеть. С одной стороны, это почти одно и то же, но… Не совсем. Тот, кто на самом деле хорошо умеет сражаться, никогда этим не бравирует и не выставляет напоказ свой любимый клинок. Клинок — это больше чем орудие убийства и защиты, это…

— Сними капюшон! — коротко и ясно приказал угрюмый.

А вот такой поворот мне не нравится. Очень не нравится…

Я поднял руку и медленно стащил капюшон с головы.

Угрюмый подошёл ко мне вплотную, грубо сжал мой подбородок пальцами, затянутыми в шершавую кожу перчатки, и внимательно всмотрелся в клеймо. Должно быть, проверял его подлинность. Хотя кому бы пришло в голову имитировать «королевскую милость»?

— Всё в порядке, — кивнул он блондину.

— Господа, господа… — засуетился Гизариус, — вы должны учесть, что этот человек является собственностью…

— Не волнуйся, дядя, твоё добро вернётся к тебе целым и невредимым, — хохотнул блондин, но его веселье отдавало поминками.

Доктор не видел их лиц, а вот я имел удовольствие встретить взгляд угрюмого воина. Никуда я не вернусь. По очень простой причине: для каких бы целей ваш покорный слуга ни понадобился этой грозной парочке, живым не отпустят — это я понял. И угрюмый понял, что планируемая участь не стала для меня секретом. Понял и улыбнулся. Не тепло или холодно, а как-то… мёртво. Нет, лучше бы ему не изгибать губы: жуткое зрелище получается…

— Эти господа хотят, чтобы ты проследовал с ними, — немного виновато сообщил Гизариус.

— Для чего?

— Там… узнаешь! — Блондин прямо-таки лучился искренней радостью. Так бывает счастлив человек, когда ему удаётся отвертеться от чего-то очень неприятного.

— Как пожелаете. — Я пожал плечами.

Солдаты привычным, хорошо отработанным движением взлетели в сёдла, и угрюмый бросил мне:

— Шагай вперёд!

Я мрачно смотрел себе под ноги, топая по тропе, на которой уже отпечатались следы лошадей. Должно быть, этой же дорогой солдаты добирались до дома Гизариуса. Фрэлл! Пакостно-то как на душе… Два раза за один день оказаться на Пороге — это слишком даже для меня и моей удачливости. Но страшно… страшно не было. Отбоялся ещё час назад, когда ведунья поигрывала ножом перед моим горлом. И, как всякий раз, когда ситуация доходит до характеристики «ничего сделать нельзя», рассудок и чувства затопило равнодушное спокойствие. Я бы даже сказал, безразличное. Сами подумайте, если за вами приходят два человека, профессионально занимающихся душегубством, да при этом на лицах сих молодчиков ясно читается приговор, волноваться и переживать по этому поводу глупо. И опасно. Лучше успокоиться и взвесить все «за» и «против», дабы не упустить тот единственный шанс, который поможет выкарабкаться из ловушки. Честно говоря, я на такие «спокойные» рассуждения способен удручающе редко, но сегодня… Сегодня повезло: «отступник», а вслед за ним и старуха изрядно потрепали нервы, тем самым снижая мою чувствительность до предела. Проще говоря, я знал, что меня собираются убить, но нисколько не печалился по поводу этого неоспоримого факта. И даже не мучился вопросом: почему?. Зачем торопить события? Скоро и так всё узнаю…

Мои конвоиры не упускали случая повеселиться, пиная меня в спину носками своих тяжёлых сапог. Я честно падал на четвереньки, вставал, отряхивался и продолжал движение. Огрызаться или ещё каким-либо образом выказывать неудовольствие по поводу извоженных в грязи штанов и варежек я не считал нужным. Хотят люди развлечься — пусть развлекаются, пальцем не шевельну. Не то настроение, чтобы дурачиться. Вялое и апатичное настроение. Так и вижу: стоит за ближайшей сосенкой Вечная Странница и довольно улыбается. Мол, допрыгался наконец-то, сынок? А я подожду, подожду: совсем уж недолго осталось…

В паузах между пинками и грубым гоготом солдаты вполголоса перебрасывались фразами, которые прояснили ситуацию, но не настолько полно, как хотелось бы мне. В частности, я услышал, что «кэп будет доволен», что обо мне они узнали в трактире на торговом тракте, куда нечаянно забрёл один из деревенских мужиков, и что «надо поскорее покончить с делами и возвращаться». Из интонации, с которой было произнесено слово «делами», следовало, что одним делом являлся я, а вот с кем или с чем ещё нужно было «покончить»?

Хорошо, что не ломал голову над вопросом, зачем солдатам понадобился именно я, и никто иной. Не угадал бы, хотя ответ стал совершенно очевиден, когда два всадника и один пеший путник ступили на просторную поляну…

Первое, что бросилось мне в глаза, — женщина, обессиленно ссутулившаяся у кромки зарослей. Платье — добротное и даже богатое — вздымалось в районе живота холмом. Пока ещё очень пологим, но свидетельствующим о том, что женщина… беременна?! Так вот почему меня сюда притащили… Ишь чего удумали, стервецы: свои ручки, значит, марать неохота, а мне, мол, терять нечего — и так уже отмечен. А потом меня быстренько повесят рядом с несчастной, которую я же и должен лишить жизни… Блестящий план. Я даже хотел поаплодировать отряду, состоящему из пяти человек: те двое, которые ездили за мной, арбалетчик, верхом маячивший на краю поляны, ещё один воин — умелый и грозный на вид — и собственно командир. Так вот, поаплодировать хотел, но передумал, встретившись взглядом со старшим офицером отряда.

В глазах сухощавого мужчины, чья борода была обильно тронута сединой, плескалось напряжение. Как будто он не мог решить, что и как ему нужно делать. Это напряжение не исчезло и при моём появлении, наоборот: офицер посмотрел на меня, словно спрашивая: «Кого они мне притащили?», — а вслух разочарованно пробормотал:

— Мальчишка?

Я обиделся. Если ваш покорный слуга выглядит не слишком солидно, это вовсе не значит, что с ним следует обращаться как с ребёнком. Не спорю, иногда такое положение весьма удобно. Но сейчас мне почему-то стало горько. Значит, я мальчишка, но для вашего грязного дела сойду?

Угрюмый солдат пожал плечами:

— В чём проблема, кэп? Тут силы много не надо…

— Да нет, ничего… Просто подумал… — Капитан ещё раз взглянул в мою сторону. Что-то во мне ему определённо не нравилось. И я даже знаю что. Моё спокойствие. Но беззащитный внешний вид прогнал справедливые сомнения.

— Вот что, парень… — начал он. — Видишь эту женщину?

— Угу, — кивнул я.

— Она преступила закон и подлежит казни… Приговор в исполнение приведёшь ты.

Милое предложение. Впрочем, вру: это приказ, и приказ, не терпящий возражений. Спасибо, дяденька! Хочешь сделать из меня палача?

— А потом? — невинно поинтересовался я.

— Потом пойдёшь домой, — нарочито равнодушно ответил офицер.

Я поджал губу и хмуро посмотрел на него, не скрывая, что не особенно уверен в озвученном исходе дела. Капитан отвёл глаза. Что ж, толика совести у него, похоже, осталась. Но она не поможет нарушить указания вышестоящих чинов, верно?

— А… что она сделала?

— Тебе не надо знать, — отрезал угрюмый.

Ну не надо так не надо. Я посмотрел на женщину.

Высокая. Стройная. Руки связаны за спиной. Лицо закрыто капюшоном длинного плаща. Кислое яблоко…

ЧТО?!

Эльфийка?!

Не может быть!

«Почему же?» — ехидно осведомляется Мантия.

Эльфийка… Поэтому её и приволокли в эту глушь — не оставлять следов, избежать лишних глаз… Мерзавцы…

«Ты против?»

Против чего?

«Её смерти…»

Я… Я не хочу становиться палачом.

«Но убить — не против?» — продолжает допытываться Мантия.

Против, не против… Какая разница? Она же не окажет сопротивления…

«А если бы оказала? Убил бы?»

Да. Чтобы сохранить собственную жизнь.

«Так в чём же дело? Убив, ты проживёшь несколько лишних минут… Отказавшись — умрёшь вместе с ней…»

Великолепный выбор! И что тебе кажется более симпатичным — поиграть в палача или благородного, но глупого героя?

«Выбирать всё равно будешь ты…» — ухмыляется Мантия.

Поганка!

«От поганца слышу!»

Что это мы сегодня такие игривые?

«А разве тебя бег-по-лезвию не радует? Не заставляет сердце биться чаще? Не горячит кровь?»

Ты прекрасно знаешь — не радует!

«Какой ты скучный…» — вздыхает она.

Я знаю! Скажи лучше, что делает эльфийка?

«Ты же сам видишь: колдует…»

Это называется «колдует»? Да таким количеством Силы костёр не разжечь!

«А ты пробовал?» — подкалывает.

Ты не просто поганка… Ты… Ты…

«Я само совершенство!»

Тьфу на тебя! Что это за чары?

«Понятия не имею…»

Не ври!

«Сам сказал: Силы чуть…»

Так… давай добавим!

«Совсем мальчик плохой стал», — сокрушается, стерва.

Ты не можешь или не хочешь?

«Лень что-то…»

Ах, лень? И ты позволишь мне погибнуть?

«Это ещё почему?»

Потому что заклинание эльфийки может… может, например, вызвать подмогу.

«Интересно, как ты догадался, что это Зов?» Интонации Мантии засверкали азартом.

Зов? Никак я не догадывался…

«Прости, забыла: ты ведь пробовал звать…»

Пробовал… Что получилось — лучше не вспоминать. Так эльфийка тоже пытается…

«Разумеется… Но у неё совсем нет на это Силы…»

В чём причина?

«Её опустошили… Не до конца, но очень существенно… Чтобы не трепыхалась…»

Логично. Ну так поможем?

«С каких это пор ты стал защитником эльфов? А, наверное, с тех самых, как тот милый ребёнок всучил тебе…»

Оставь его в покое!

«Бука…» Она еле сдерживается, чтобы не захихикать.

Потом будешь смеяться! Плесни ей Силы!

«Как будет угодно Мастеру…»

Я едва не задохнулся от возмущения. Что за привычка — оставлять за собой последнее слово? Я тоже так хочу…

Наш диалог длился считаные мгновения: не успели солдаты насторожиться из-за медлительности бедолаги, назначенного палачом, как Мантия подтолкнула навстречу слабым попыткам эльфийки Силу, собранную из моего шлейфа…

Хоть и не к месту, но надо пояснить следующее: когда я принимаю непосредственное участие в разрушении чар, высвобожденная Сила рассеивается в Пространстве, но происходит это отнюдь не сразу, а с некоторым запозданием, в течение которого всё, что я не поглотил, тащится следом. Очень похоже на шлейф платья. А поскольку сегодня мне повезло наглотаться вдоволь, шлейф был полнехонек: Мантии оставалось только выхватить из него изрядный кусок и впрыснуть в Нити, заготовленные эльфийкой…

Поляну накрыла волна Зова.

Не знаю, почувствовали ли солдаты хоть что-то. Если среди них не было магов (а магов не было, иначе я бы заметил) — отчаянный призыв о помощи лишь скользнул порывом ветра по плохо выбритым щекам. А вот я… Я получил сполна.

Эльфийский Зов мало походил на тот вопль, который удался вашему покорному слуге. Тонкий. Изящный. Ажурный и хрупкий, как сплетение покрытых инеем веток. Не менее властный, чем мой, но… Во мне кричала кровь, в эльфийке — разум.[11] Я задыхался, разрывая на клочки душу, она… Она всего лишь творила волшбу. Последнюю в своей жизни, но такую… бесстрастную. И это можно было понять: у эльфийки просто не осталось сил. Даже на то, чтобы любить или ненавидеть…

Мне почудилось, что в холодном воздухе разлился аромат цветущего яблоневого сада. Нити волшбы незримыми лучами рванулись во все стороны, и стоило труда удержаться от рефлекторного желания уйти с их дороги. Метание по поляне выглядело бы странно, не находите? И всё же одному из лучей, пролетавшему рядом, я шепнул: «Пусть придёт… хоть кто-нибудь…»

Миг — и плотный ореол заклинания, окружившего эльфийку, дрогнул и рассеялся, оставив тем, кто мог это почувствовать, лёгкое, светлое сожаление о мимолётном чуде…

— Ты бы поторопился, что ли… — Угрюмый толкнул меня в плечо.

Поторопился? Ах это… Я же должен кого-то убивать…

— И как прикажете? Голыми руками?

— Оружия не получишь, и не надейся, — отрезал капитан.

Я так и думал. Кто же мне даст хоть завалящий ножик? Дураков нет. Рассчитывают, что сейчас устрою «злостное удушение»? Бр-р-р-р… Ещё чего. Да и не надо душить, можно шею сломать…

Декорации, на фоне которых мне предстояло умирать, не располагали к патетическим предсмертным речам. Вообще ни к чему не располагали. Плешь посреди леса, отороченная черноствольными соснами и увядшими в отчаянной мольбе ржаво-серыми кистями можжевельника. Выпавший снег втоптан людьми и лошадьми в бурый ковёр подгнившей травы и бледного мха. Клочок бесцветного неба над головой. Тоскливая картина. Впрочем, если закончить жизнь, то почему бы и не здесь? По крайней мере, селяне набредут на труп и похоронят честь по чести — на большее и не надеюсь…

Я двинулся к эльфийке, задумчиво перебирая в мыслях свои возможные действия. Ничего разумного в голову не приходило. Либо убить, либо… получить удар в спину: за мной по пятам следовали конвоиры. Блондин — слева, угрюмый — справа. И оба вытащили свои мечи из ножен. Я такой страшный? Никогда бы не подумал…

Когда до эльфийки мне оставалось сделать лишь десяток шагов, серая тень качнулась в морозном воздухе, преграждая путь.

Девушка? Женщина? Возраст определению не поддавался. Болезненно-худая, бледная, как… как смерть. Черты лица резкие, даже острые, но странно очаровательные. Глаза… Наверное, серые: так блестят, что затмевают любой цвет сиянием гнева. Длинная, толстая коса взметнулась над прямыми плечами жемчужной змеёй. Одежда какая-то… старомодная, что ли. Сейчас такую редко встретишь: отложной воротник камзола слишком большой — свисает как тряпка, рукава с таким разрезом, что острые локотки девушки, затянутые в пепельно-серое, полупрозрачное полотно, из них вываливаются, сам камзол — короткий до неприличия, выставляющий напоказ узкие бёдра фигуры, более подходящей мальчику, чем девочке. Длинные ноги упрятаны в узкие штаны и высокие, но вряд ли удобные сапоги: это вам не ленточные голенища форменной одежды моей знакомой йисини,[12] а целые шматы жёсткой кожи. Откуда вообще такое чудо вылезло, из какой берлоги? И сколько зим оно проспало?

— Не двигаться! — хлестнул по ушам приказ, последовавший от неожиданно возникшей на поляне девицы.

Мы и не двигались. Мы стояли и смотрели, слегка ошарашенные. Даже остолбеневшие.

— Что значит — не двигаться? — Капитан опомнился первым.

— Вы не тронете эту женщину и пальцем, — со спокойной угрозой в голосе разъяснила девица.

Откуда она взялась? Возникла прямо из воздуха… Из воздуха?! Нет, я не верю…

«Ты второй раз совершил одну и ту же ошибку», — подсказала Мантия.

Какую?

«Превратил Зов в Вызывание…»

Но я же ничего не делал!

«Шлейф всегда хранит след твоей Сущности…»

И что с того?

«У тебя появился удачный опыт… И твоя Сущность впитала его…»

Всё равно не понимаю…

«От Зова не было бы никакого толку — рядом нет никого стоящего… Ты, осознанно или нет, изменил чары эльфийки…»

На таком расстоянии?

«Глупый…» — хихикнула Мантия и замолчала, а я снова уставился на вызванную.

Кто же ответил мне на сей раз? Точнее, кто ответил эльфийке — звала-то она… Эта девица на представителя расы листоухих не похожа. Но и на человека в полном смысле этого слова не тянет. Что-то в ней странное есть… А впрочем, к чему эти рассуждения? Она пришла на помощь? Да. Так примем её услуги с благодарностью!

Я подмигнул воинственно настроенной пришелице и чуть ли не одними губами спросил:

— Возьмёшь среднюю линию, g’haya?[13]

Она моргнула. Сузила глаза, подарив мне изучающий взгляд. Мгновение — и маленький рот расцвёл хищной улыбкой:

— О чём речь?

И события пустились вскачь.

Девица оттолкнулась от земли как от натянутой тетивы и не хуже стрелы взмыла над нашими головами, проделав в воздухе изумительной красоты кувырок. Впрочем, мне некогда было восхищаться ловкостью: как только серая тень покинула земную твердь, угрюмый солдат, стоявший сзади и чуть справа, подался вперёд, почти поравнявшись со мной, словно надеялся достать девицу ещё в самом начале полёта. А я… Я метнулся назад, пальцами цепляясь за предплечье руки, в которой подрагивал меч. Пока угрюмый осознавал, что происходит, ваш покорный слуга, краем глаза отметив, что блондин взмахнул оружием где-то вверху, подстроился под ритм движения правого конвоира и потащил руку солдата влево. Вонзая меч прямо в бок блондину. Тот хлопнул ресницами, растерянно перевёл взгляд в нашу сторону, а мой правый локоть уже летел в лицо угрюмому. Похоже, удалось сломать нос…

Пару мгновений, в течение которых угрюмый старался справиться с болью и выдернуть меч из рёбер своего сослуживца, я употребил на то, чтобы, рухнув на одно колено, подобрать клинок, выпавший из пальцев блондина, и нанести оставшемуся в относительной неприкосновенности противнику удар. Снизу. Под полы расшитой сталью куртки. Куда-то между ног, если быть точным.

Угрюмый взвыл, но я уже откатился в сторону, избегая слепых взмахов клинка…

Со своими врагами мне удалось разобраться достаточно быстро. Но девица… Девица была ещё быстрее. Когда я обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела с другими членами отряда, моему взгляду предстали два трупа, в неудобных позах лежащие на притоптанном снегу.

Фрэлл, я совсем забыл! Арбалетчик… Вот сейчас получу в спину…

Но он тоже был мёртв. Девица не успела бы до него добраться… Тогда кто?

Неожиданная помощница оценивающе взглянула на результат моих усилий и кивнула:

— Неплохо. Стиль есть.

Я хотел спросить, кто она такая, но девица поспешила к той, ради кого, собственно, и затевалась вся эта свисто-пляска. Одним быстрым движением разорвав путы эльфийки, воительница бережно взяла её под локоть:

— Как ты, милая?

— Благодарю тебя… g’haya. — Эльфийка тряхнула головой, сбрасывая капюшон, и я… до боли сжал кулак.

Это лицо я никогда не забуду. Полускрытое локонами цвета старой бронзы, оно ещё хранило следы шрамов. Невозможно-тёмные, глубже всякой морской пучины глаза встретились с моими…

Если бы я знал… Если бы я знал… Я бы придушил тебя, lohassy![14]

Мантия надрывается от хохота.

Чего ржёшь?

«Ты восхитительно везуч…»

Да уж, так везёт только дуракам…

«Ещё — пьяницам… А ты у нас кто?»

Лучше бы был пьяницей! Не могла сказать… Ты же знала, поганка!

«Я не считаю себя вправе давить благородные порывы твоей души…»

Ах благородные? Ну я тебе…

«Что сделаешь?» Искреннее любопытство.

Придумаю! — мрачно пообещал я, отвечая на взгляд эльфийки.

— Здесь поблизости живут люди? — О, вопрос к вашему покорному слуге.

— Да, сколько угодно.

— Этой женщине нужен покой и отдых. И присмотр тоже, — заявила воительница.

— Если идти по следам, — я махнул рукой в направлении, которым следовал от дома Гизариуса, — придёте к обиталищу доктора. Уверен, он будет счастлив оказать посильную помощь.

— А ты? — Сияющие глаза девицы чуть расширились.

— Какая разница?

— Останешься здесь?

— С трупами что-то надо делать, разве нет? — огрызнулся я. — Поторопитесь, девочки: не ровен час, ещё кто-нибудь заглянет на эту милую полянку…

— Ты прав, — усмехнулась девица. — Мы поедем!

Она помогла эльфийке сесть в седло одной из лошадей — самой смирной на вид, а сама легко вспорхнула на коня, судя по богатой сбруе, принадлежавшего самому капитану. Не прошло и вдоха, как, взметнув за собой клочки снега и вязкой земли, всадницы растаяли за частоколом деревьев.

Я сплюнул и выругался. От души. Не слишком витиевато, но горячо.

Как всё мерзко складывается! Своими собственными руками… Рискуя жизнью… Выбиваясь из сил, можно сказать! И что я сделал? Спас от смерти ту, которую имею полное право распять на том самом дереве, где мог качаться мой труп. Что теперь? Теперь я даже и помыслить не могу о причинении вреда эльфийке! Теперь я для неё — seyri,[15] если не сказать хуже… Думаете, тот, кто сберёг чью-то жизнь, может ей свободно распоряжаться? Если бы! Спасённая чужая жизнь ручейком вливается в реку вашей собственной, растворяясь в бурном потоке…

Я ненавижу эльфийку. Но даже пальцем не трону. Потому как дурной это будет поступок — забирать свой подарок обратно. Я и не буду. Но только и объятий не раскрою. Не заслужила листоухая…

Оставив на время споры с совестью, окидываю взглядом поле недавней битвы.

Итак, что мы имеем? Пять трупов. Ну поскольку два из них я сотворил лично, вопросом меньше. Идём дальше… Капитан и воин рядом с ним явно заколоты. Но чем? Не припомню оружия в руках спасительницы, явившейся по Зову эльфийки… Прятала под одеждой? Всё может быть, но я не уверен. Разве только в рукавах… Тонкие прямые лезвия длиной с ладонь… Да, не длиннее. Ладно, приду — спрошу.

О, арбалетная стрела! Воткнута в землю недалеко от тела угрюмого воина. Похоже, стрелок целился во вновь прибывшую воительницу. Но не попал. Девица отбила её в полёте? Ну сильна! Пожалуй, не буду с ней ссориться. Ещё порежет на ленточки между делом…

Второго выстрела не было, потому что кто-то прикрыл нам спину. Кто?

Я присел рядом с трупом и провёл пальцами по рассечённому горлу арбалетчика. Кто бы это ни сделал, он постарался не оставлять лишних следов. По крайней мере, на теле жертвы. Магией не пахнет. Птица? Я поднял голову, прикидывая траекторию полёта. Возможно… Кто-то где-то пролетал… Если моим спасителем был некто пернатый, то он сделал это «на ходу» — ни на одной близлежащей ветке, откуда мог бы спикировать крылатый убийца подходящего размера, снег не был потревожен. Из ниоткуда в никуда. Птичка, значит? Быстро густеющая на морозе кровь плёнкой облепила пальцы. Птичка… Я бы поверил, если бы… Если бы не странный всплеск Пространства, погладивший мой висок во время схватки. Словно занавеска на окне приподнялась, пропустив чей-то любопытный взгляд, и снова вернулась на место…

Выпрямляюсь и грозно спрашиваю:

— Чья Тропа нарушила покой этого места и мой покой? Покажись!

Пауза. Небольшая, но какая-то… укоризненно-насмешливая. Только не…

Гладь морозного воздуха помутнела, поросла белоснежными кружевами, похожими на узоры инея, вздрогнула и разлетелась в стороны радужными искрами. Ничего не скажешь, эффектно! Впрочем, та, что ступила на поляну, когда последняя крупица замороженного Пространства исчезла в недрах сворачивающейся Тропы, не нуждалась в излишнем приукрашивании своих действий. И вообще в украшательстве не нуждалась…

Ростом примерно с меня, но на этом сходство и заканчивается. Лазурь бесконечно мудрых и лукавых глаз обрамлена веерами длинных белоснежных ресниц, на кончиках которых подрагивают кристаллики снежинок, но не тех, что сыплются с неба по три месяца в году (а бывает, и дольше), а созданных ювелирной магией. Последний «всхлип моды» в Домах? Когда я уходил, сие украшение категорически не принималось тамошним обществом… Ореол белых — до голубизны — мелко завитых локонов. Кожа жемчужно-розовая, гладкая, как полированная сталь: кажется, что на ней ни единая капля воды не удержится. На губах, подчёркнутых помадой цвета самой спелой вишни с отливом в синь, небрежно расположилась вежливо-вызывающая улыбка. Черты лица настолько сообразны друг другу, что ничего нельзя отнять и не хочется прибавить. Королева снегов и крови… Очень горячих снегов, надо сказать: хотя она зябко скрестила руки на груди под накидкой из шкурок полуночных лис, во всей позе чувствуется напряжение сжатой пружины: вот-вот взорвётся невероятным движением, и тот, кто не успеет отскочить… рискует быть уничтоженным. Окончательно и бесповоротно. Но такая участь покажется ему желанной…

Вы думаете, я влюблён в свою старшую сестру? Ошибаетесь. Любовь — это слишком простое определение моего чувства. Я боготворю Магрит. И не я один, кстати.

Величественное совершенство. А напротив — ободранное, запыхавшееся ничтожество, судорожно вцепившееся пальцами в полы куртки. Что я могу сказать? Да и нужны ли слова?

Сколько лет мы не виделись? Если учесть, что я покинул Дом вскоре после совершеннолетия, то… Целое море времени. Ваш покорный слуга ничего не старался забыть, но нарочно из памяти ничего и не выуживал. Придётся к месту, так придётся…

А она совсем не изменилась, даже помолодела. Взгляд стал менее усталым, словно с плеч наконец-то сброшен тяжкий груз. А, знаю какой: я, кто же ещё? Магрит наверняка вздохнула с облегчением, когда на паркете Дома остыли мои следы… Она тратила на меня много сил. Учила. Направляла. Контролировала. Надеялась… Нет, вру: не на что было надеяться. Но она не сдавалась. Мне бы такое упорство…

Лазурные глаза методично изучают каждую точку моего лица. Фрэлл, она же видит!.. Впрочем, натягивать капюшон поздно. Не поможет. Клеймо во всей красе, а на холодном воздухе (как я успел убедиться) синий узор наливается фиолетовыми тонами…

Всё, сейчас буду стёрт в порошок. Хуже всего, если Магрит так же молча развернётся и исчезнет, оставив меня наедине со стыдом. Пусть ударит, пусть обругает, только не молчит! Боги, если вы слышите вашего недостойного слугу, хоть раз помогите! Я не вынесу этого молчания…

Не знаю, какое мнение о ситуации сложилось у Властителей Судеб, но моя сестра не отступила от своего единственного правила: «Если мир не желает преклонить передо мной колени, я просто взлечу над его головой!» Проще говоря, Магрит сделала то, чего не ожидал ни я, ни духи леса, ни осиротевшие лошади, разбредшиеся по поляне…

Она сделала шаг в мою сторону, взметнув волну бордового бархата, приподняла тонкую бровь, качнула головой и… Самым невинным тоном поинтересовалась:

— Как дела?

Ничего себе! Будто вчера расстались… Или это новая уловка? Прелюдия к жестокой трагедии? Не узнаю, пока не отвечу…

— Вашими молитвами, dou Магрит, — пробурчал я.

— Прости, сестринского поцелуя придётся избежать: зря я, что ли, прихорашивалась? — Она кокетливо провела пальцами по кончикам ресниц.

— Как вам будет угодно. — Я упорно не желал понимать, что происходит. Поцелуй? Да она и в лучшие времена не была столь тепло ко мне настроена… Я бы решил, что это морок, если бы не чувствовал каждой клеточкой тела властную Силу, исходящую от гибкой фигуры Магрит.

— Ну не дуйся! — Сестрёнка подозрительно улыбчива… Не к добру это. Совсем не к добру.

— У меня немного поводов для веселья, — констатирую. Довольно уныло.

— Разве? — Я награждён нарочито наивным взглядом. — Остался жив и не рад? Я тебя не узнаю… Насколько могу припомнить, ты умереть боялся… до смерти!

— Это было давно.

Магрит ведёт себя совершенно как девчонка. Как озорная девчонка. Может, подыграть ей? Пошутить? Нет, не рискну: вдруг она только этого и ждёт, чтобы начать убийственную атаку.

— Всего лишь несколько лет назад. Да что там! Ещё весной ты вёл себя предельно осторожно.

— Откуда вы знаете? — Я не удержал любопытство в узде.

— Слухами земля полнится, — загадочно промурлыкала Магрит. — Однако ты и разошёлся…

— Куда? — Не совсем понимаю иронию сестры.

— На все четыре стороны! Чего стоит одна только картинка на твоём лице… Опять попал кому-то под горячую руку? Или играл в героя? А может, и в самом деле убил?

— Я поступаю как хочу! — отрезал я.

Смех звонкими колокольчиками взлетел над ободранными кронами деревьев.

— «Как хочу»! И насколько эти слова сочетаются с предметом, столь нежно обнимающим твою шею?

Фрэлл! Шарф предательски размотался, пока я принимал участие в побоище, и ошейник оказался на виду… Что делать? Покраснеть от стыда или побледнеть от гнева? Неприемлемо и то и другое: сестра всегда ухитряется проникнуть в мои мысли без помощи магических уловок и сразу поймёт, что я притворяюсь. И стыдясь, и негодуя. Потому что… Потому что сейчас я всего лишь растерян и сбит с толку.

Шаг. Другой. Шелест лент на подоле платья. Лазурные глаза оказались совсем рядом. Так близко, что, заглянув в них, я понял: она и раньше знала об ошейнике. И о клейме. А ведь я просил Лэни…

Просил… Интересно, она доложила сразу или приберегла пикантную новость на десерт? Ну волчица, только пересеки тропинку моей судьбы! Мало не покажется!

— А где же ваш верный прихвостень? Или, точнее будет сказать, прихвостня? — Вплёскиваю в голос как можно больше горечи.

Магрит укоризненно насупилась:

— Именно из-за этого я и отказала кузену Ксо.

Кузену? Ах да, он же признавался ей в любви…

— Из-за чего?

— Из-за манеры так выражаться!

— О, значит ли это, что мы бы с ним отлично спелись? — Я не удержался от заманчивой мысли.

— Надеюсь, этого не произойдёт! — совершенно искренне возразила сестра.

— Почему же?

— Если два невыносимых существа найдут общий язык, невыносимой станет жизнь всех остальных. — Магрит улыбнулась, и сразу стало ясно: ей подобная перспектива кажется чрезвычайно любопытной. По крайней мере, для того чтобы воплотить в жизнь: играть на чужих нервах — излюбленное занятие в Домах. А уж если сестра поставила меня на один «горизонт» с кузеном Ксо… Обязательно надо попробовать. Вот только время выберу… А сейчас мне нужно знать совсем другое.

— Она всё же рассказала вам? — настаиваю на прямом ответе.

— Разумеется, — кивнула сестра. — В любом случае Лэни трудно было бы утаить случившееся от своей половинки по cy’rihn.[16] Слишком сильный всплеск эмоций.

— Всплеск? Эмоций? — Я оторопел. — Да, она показалась мне немного растерянной, но… Не более горячей, чем обычно.

— Ты удивительно ненаблюдателен! — Магрит покачала головой. — Довёл бедную женщину до слёз…

— До каких слёз?! — Мой крик разрезал застывшую гладь холодного воздуха, и сестра сморщилась:

— Не ори. Я не глухая… До самых обычных слёз.

— Да это она… — Договорить мне не позволили. Острый вишнёвый ноготок воткнулся в мою грудь.

— От твоих выходок можно не только расплакаться, но и сойти с ума! Что ты делал?

— А что? — непонимающе поднимаю брови.

— ПРОСИЛ!

— Что в этом странного?

— Ты понимаешь, что самим фактом просьбы поставил её на один уровень иерархии с собой?

— Ну… — Такая трактовка собственного поступка не приходила мне в голову.

А ведь Магрит права: даже «разделив жизнь», Лэни осталась частью Внешнего Круга Стражи, частью прислуги. Обладающей исключительными правами, могущей при случае возразить господам, — но прислуги. Так заведено издревле. Так сотканы Гобелены Крови. Ничего нельзя изменить. Ничего не нужно менять. Да, я поступил непростительно глупо… Даже хуже: то, что совершил без всякой задней мысли, было (да и не могло не быть!) воспринято как утончённая издёвка. Неудивительно, что Лэни рыдала — я унизил и оскорбил её, предлагая выполнить мою ПРОСЬБУ… Оскорбил сильнее, чем мог бы мечтать. Обвинил в том, что она не справляется со своими обязанностями, и предложил исполнить свою роль. Роль господина…

Я по-детски спрятал лицо в ладонях. Вот теперь мне стыдно, и ещё как.

А Магрит продолжала, каждым словом загоняя иглы под ногти моей совести:

— А потом закрылся Вуалью, намекнув, что она не в состоянии сама справиться с болью! Элрон будет рыдать и биться в истерике, узнав, какое чудовищное оскорбление ты нанёс Смотрительнице: ему до таких высот расти и расти!

Дожил: меня сравнили с другим кузеном, самым ехидным из мерзавцев и самым смертоносным из домашних остроумцев. Лестно, ничего не скажешь. Проще было произнести всего два слова: «Ты сволочь». Коротко и доходчиво. И возразить нечего: сначала унизил, показав, что Лэни недостойна повелевать (как будто она претендовала на власть?!), потом указал на слабость и невыдержанность, что для воина хуже смертного приговора…

— Мне пришлось бросать все дела и мчаться сломя голову, чтобы найти забившуюся в угол и дрожащую, как щенок, волчицу…

— Вы же сказали, что она плакала? — сквозь пальцы напомнил ваш покорный слуга, потому что слабо представлял себе слёзы на волчьей морде.

— Плакала. Потом. Когда мне удалось через Единение вернуть её в человеческий облик, — с нажимом объяснила сестра.

— Через… Единение? — Неужели я довёл Лэни до Последней Черты? Боги, да что же я за урод!

— Ты хоть помнишь, что число вмешательств в Обращение конечно и очень невелико?[17] — Лазурные глаза прищурились.

— Да…

— Что — да?

— Помню.

— Можешь теперь представить моё состояние, когда она кинулась мне на грудь, захлёбываясь слезами? Кстати, я не смогла придумать, с какого фланга зайти, чтобы хоть немного успокоить Смотрительницу. Хорошо ещё, подвернулся молоденький волчок, только-только после Клятвы… — При этих словах Магрит усмехнулась ТАК, что я отнял руки от лица и посмотрел на сестру округлившимися глазами. Если из-за моей глупой выходки поплатился жизнью ещё и…

Наверное, мой ужас выглядел бесконечно забавно, потому что Магрит поперхнулась смехом:

— Успокойся, ничего с ним не случилось! Ну помяли бока немного… в жаркой любовной игре…

— Даже если так… — недоверчиво протянул я.

— Всё хорошо, Джерон! — Она сделала акцент на слове «хорошо».

— Как скажете…

— Но впредь… Впредь думай, что творишь, а то ряды нашей доблестной Стражи могут сильно поредеть! — Если она и говорила серьёзно, то я этого не заметил. — Ради Пресветлой Владычицы, скажи: зачем ты всё это затеял?

— Я боялся… что вы… узнаете…

— Если имеешь в виду картинку и прочее — забудь.

— Но…

— Это твоё личное дело.

— Я думал, что вы… будете…

— Переживать? — усмехнулась она. — Вот уж нет!

— Значит, вам всё равно… — Огорчённо вздыхаю. Почему-то безразличие на вкус оказалось куда солонее неприятия.

Магрит фыркнула:

— Не всё равно. Но вмешиваться в твои поступки я не буду. И вообще, когда ты начнёшь жить без оглядки на всех остальных? Не спорю, это замечательное качество — думать о ближних, но… На всех не угодишь. Запомни. Затверди наизусть. Ты не должен ни перед кем оправдываться — это выглядит просто неприлично!

— Значит… — Тяжёлые жернова моего соображения наконец-то добрались до зерна истины. — Значит… вы на меня не сердитесь?

— Конечно нет. — И сестра улыбнулась мне той самой улыбкой, которая всегда повергала меня в счастливый трепет.

— Спасибо! — Я не смог погасить костёр облегчения и быстро коснулся губами розово-жемчужной щеки сестрёнки.

— Дурак! — взвизгнула она, и её голос почти заглушил отчаянные всхлипы прыснувших во все стороны «снежинок». — Что ты наделал?! Да ты знаешь, сколько времени я потратила, чтобы подобрать эти украшения, не говоря уже о…

— Простите, dou Магрит… — Я сконфуженно опустил голову. Ну вот, испортил такой хороший разговор…

— Я теперь похожа на помело! — Сестра тряхнула выпрямившимися волосами. — Да Крадущиеся меня засмеют!

— Уверен, кузен Ксо с радостью придёт вам на помощь, — не удержался я от того, чтобы подколоть Магрит. Уж так забавно она выглядела! Наверное, у женщин это общая черта: придавать внешнему виду такое значение… Только не знаю, какому больше: своему или чужому?

— Придёт! — Сестра презрительно сморщила свой точёный носик. — А потом потребует за свою «помощь»…

— Он настолько неблагороден?

— Он ещё большая зараза, чем ты!

— Я? — Растерянно хлопаю ресницами.

Значит, по степени «заразности» я всё же проигрываю кузену? Хм. Почему же этот факт меня не радует, а, наоборот, заставляет обиженно надуться? Очень странно…

— Кто же ещё? — Магрит оставила попытки вернуть своему облику прежнюю утончённость.

С огнём на щеках и во взгляде она стала похожа на совсем юную девушку. Которой любящий брат подложил лягушку в постель… Я во все глаза смотрел на сестру, только сейчас, пожалуй, впервые догадываясь, насколько юна её душа. Как Магрит удалось выдержать битву со временем? Нет, даже не со временем — с тем зыбучим песком забот, который засосал её после смерти матери? Как?

Очень просто. Истинное могущество не нуждается в костылях заклинаний, злата и хладной стали, оно само лежит в основе. Оно создаёт мир вокруг себя…

Магрит поймала мой восхищённый взгляд и забавно скривилась:

— Только не смей падать ниц и возносить мне хвалу!

Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения:

— П-почему? Какую хвалу?

— Надо было пристроить тебя в компанию жрецов, ты бы у них был самым… блаженным.

— Жрецов? — Отчаянно не поспеваю за шутками сестры.

— Такими тарелками смотрят только на то, чего нет! Любой бог был бы горд, заимев молельщика вроде тебя…

В небесной лазури взгляда всполохами молний метался смех, и я невольно улыбнулся в ответ, хотя не понял до конца, что же так развеселило сестру. Магрит грозно сжала губы, но мгновением позже передумала устраивать мне выволочку:

— У меня много неотложных дел, Джерон, поэтому будем говорить о главном и серьёзно.

— Согласен, — кивнул я и перехватил нить беседы: — Как вы здесь очутились?

— Услышала Зов. — Плечики сестры устало скользнули вверх-вниз.

— Но…

— Да, построение фраз было чисто эльфийским, но акцент… — Магрит фыркнула. — Твой След очень легко почувствовать. Если, конечно, знать, что он из себя представляет.

— И вы…

— Ринулась на помощь? Скажем так: решила взглянуть, как обстоят дела. Оказалось, не зря: за тылом нужно следить, а не на чудеса надеяться!

— Да я и не надеялся… — смущённо пробормотал ваш покорный слуга.

— Это хорошо, — похвалила Магрит. — Во всём нужно рассчитывать на свои силы. Но… — тут она хитро прищурилась, — и от чужих отказываться не следует!

— Dou Магрит… — Я запнулся, подбирая слова. — Как мне загладить свою вину перед Лэни?

Сестра нахмурилась и погрозила мне пальцем:

— И думать не смей! Мало мне одного раза… Нет, к волчице я тебя не подпущу.

Не подпустит? Мне же легче!

— Хорошо, тогда… Передайте ей, что я… не хотел…

— Не буду ничего передавать, — отрезала Магрит. — С шадд’а-рафом ты же нашёл верный тон? Вот и с Лэни нужно придерживаться схожей манеры поведения.

— Какой манеры? — обескураженно переспросил я. — Верный тон?

— Ещё какой верный! — неожиданно подмигнула сестра. — Старик поспешил выразить своё почтение Дому и едва не принёс Клятву… Признаться, я с трудом удержалась от искушения присоединить к Страже Песчаное Племя! Однако, принимая во внимание обстоятельства, решение этого вопроса было отложено на более позднее время и передано другому лицу.

— Какому лицу?

— Тебе, конечно! Всё, что касается кошек, будешь решать именно ты. В конце концов, ты всегда любил этих пушистых царапок!

Я? Кошек? Принимать Клятву? Или отказать, публично унизив всё Племя? Голова привычно пошла кругом. Сестра, заметив мою растерянность, поспешила успокоить:

— Не волнуйся, это ещё не скоро! Кстати, тебе всё равно придётся посетить Дом.

— Зачем? — тупо промямлил я.

— Потом узнаешь, — отговорилась она.

— Всё же… Скажите Лэни, что я… мне стыдно.

— Чтобы ещё больше её запутать? — прищурилась Магрит.

— Запутать? — Каждая фраза сестры успешно повергала меня в состояние, близкое к шоковому.

— Она и так не знает, чего от тебя ожидать, дурачок… Ты теперь для волчицы самый опасный противник, потому как абсолютно непредсказуем.

Я смутился. Да уж, непредсказуем… А мне кажется, что излишне прямолинеен и прост.

— Впрочем, может, тебе удастся придумать что-нибудь… Но до тех пор к Лэни не подпущу! Для меня твои чудачества дело привычное, а она, бедняжка, уже на грани помешательства!

— Простите… — Я отвёл глаза.

— За что? За то, что ты такой, какой есть? — усмехнулась сестра. — Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе!

— Как это? — Я окончательно потерялся в поучениях Магрит.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — насторожилась она.

— Вполне… Учитывая обстоятельства, — отвечаю совершенно честно.

— Непохоже… — недоверчиво протянула сестра. — Если не понимаешь простых вещей… Впрочем, у тебя всегда наблюдались проблемы с усвоением уроков.

Я вздохнул. Да, мозги работают со скрипом. Знать бы, чем их можно смазать…

— Пусть размышления над моими словами станут твоим домашним заданием! — тоном строгой наставницы возвестила Магрит. — Всё равно бездельничаешь…

— Я не… — Обижаюсь. Мало ли у кого какие дела.

— Пожалуй, сегодня ты кое-что сделал, — оборвала меня сестра. — Я бы даже сказала: наделал… Поосторожнее с эльфами, Джерон: не делай им больно. Это моя ЛИЧНАЯ просьба.

Я заглянул в лазурные глаза. Серьёзные, как никогда. Нужно прислушаться…

— Да, dou Магрит.

— Что — да?

— Не буду делать им больно. Если больно не сделают мне, — внёс я необходимое уточнение.

— Согласна, — кивнула она. — По счетам нужно платить.

Сестра прислушалась к чему-то оставшемуся для меня неведомым и огорчённо выдохнула:

— Настала пора для прощальных слов.

— Уже уходите? — Как всегда, в тот момент, когда расставание особенно остро колет сердце.

— Да. О чём подумать, у тебя есть. Чем заняться — тоже. Советовать ничего не буду. Просить? Уже. Достаточно на сегодня.

Магрит оказалась совсем рядом, подхватила концы болтающегося шарфа и обмотала их вокруг моей шеи.

— Простудишься… — Тонкие пальцы коснулись клейма. — Нэгарра[18] была вызвана этим?

Я предпочёл не отвечать, но сестра прочла ответ в моих глазах.

— Бедный мальчик…

Она повернулась, собираясь ступить на Тропу, и я окликнул её, запоздало вспомнив о деле:

— Dou Магрит!

— Что-то ещё? — недовольно спросила та, чьи мысли были уже за сотни миль от лесной поляны.

— Эти трупы… С ними нужно что-то сделать…

— Не маленький, придумаешь!

Воздух вокруг Магрит взметнулся снежным вихрем. Вдох. Сверкающие прозрачные осколки Пространства, тая, печальной позёмкой скользнули по бурой траве. Сестра ушла. Ушла, оставив вопросы и ответы. Вот только они никак не хотели выстраиваться парами…

Фрэлл с загадками, у меня есть заботы поважнее. Например, ещё раз пройтись по телам с целью выяснения подробностей.

Так я и сделал. Порылся в кошельках, ощупал одежду на предмет потайных карманов, заглянул в седельные сумки… Ничего. Немного монет (которые с чистой совестью позаимствовал), но ни клочка бумаги, проливающего свет на личность и истоки намерений того, кто замыслил расправиться с эльфийкой. Единственная вещь, которая могла бы что-то рассказать о причинах несостоявшегося преступления, пряталась от меня на груди капитана.

Простой медальон величиной с большой орех и такого же цвета — как ореховая скорлупа. Металл? Я повертел в пальцах найденное украшение. Хотя красоты от него примерно столько же, сколько и от… Ноготь царапнул глад-кую — без узоров и надписей — поверхность. Не поддаётся, но… Это не металл. Дерево. Твёрдое, тщательно отполированное дерево. Уже интересно… Если учесть, что оно к тому же хранит обрывки чар… Кто у нас любит работать с деревом? Листоухие, кто же ещё! Есть небольшая вероятность, конечно, что сей медальон принадлежит моей знакомой эльфийке, но я не уверен. Ни одного значка. Кожаный шнурок продет в широкое плоское отверстие. Эльфы не носят такие безделушки — не их стиль. Эта штучка была изготовлена с определённым умыслом… Если я правильно определил по щекочущим пальцы фрагментам волшбы, в тот миг, когда капитан попрощался со своей душой, медальон исторг из себя послание. Но какого рода? И кому? Адресата уже не определить — маг, поднаторевший в заклинаниях сообщений, возможно, уловил бы направление, а я… Даже пробовать не буду. Поскольку Сила, впрыснутая Мантией в Зов эльфийки, привела к столь… занятным результатам, то, пожалуй, вашему покорному слуге надо впредь осторожнее использовать сию способность. Не так уж она безобидна, как казалось на первый взгляд…

Однако с трупами надо что-то делать. И с лошадьми — тоже. Вести в деревню? Чтобы потом стражники, посланные установить, что случилось с их сослуживцами, обнаружили, например, форменную сбрую у беспечных селян? Да и лошадки будут узнаны за милю! По той же причине нет смысла идти за лопатой, чтобы прикопать тела в лесу: кто-то подсмотрит, кто-то запомнит, слово за слово, и… Плакала моя головушка.

Нет, будем действовать иначе.

Я подошёл к краю поляны, туда, где можжевельник утопал в блекло-зелёном мху. Закрыл глаза, спускаясь на другой Пласт мироздания, погружаясь в путаницу серебристых лучиков Силы, снующих по лесу.

Один из бесплотных огоньков оказался рядом — я поймал его в замок ладоней, отсёк от искристой дорожки и поднёс к губам:

— Хозяин Леса, мне нужна твоя помощь… — шепчу так тихо, что и сам не слышу своего голоса, но пленённый огонёк заметался в пальцах и стремительно упорхнул прочь, едва ладони разжались…

А спустя вдох чешуйки на стволах сосен прошелестели:

— Чего желает dan-nah?

— Я немного… насорил, — улыбаюсь чуть смущённо. — Надо бы прибраться…

— Всё что будет угодно dan-nah… — пообещал тихий хруст веток.

— Лошадей — тоже… Они не должны покинуть лес. И эти, и другие — те, что прошли по тропе к дому доктора. Это возможно?

— Желание dan-nah — закон для нас…

Я поморщился, но спорить не стал. Не ко времени.

— Благодарю, Хозяин Леса.

Поворачиваюсь и ухожу с поляны навстречу своим мыслям, не оставаясь смотреть, как коченеющие тела медленно, но верно погружаются в землю, а лошади взбрыкивают и уносятся в чащу.

Вот и свиделись, сестрёнка. Из-за нежелания умирать, вспышки упрямства, которая заставила меня поучаствовать в эльфийском Зове. О чём я только думал? О чём… О спасении, конечно. Но даже не предполагал, с каких неожиданных сторон это самое спасение прибудет. Непонятная девица, вытащенная из Сундука Времени, и… Старшая сестра, разговаривающая таким тоном, будто мы расстались вчера вечером. Возможно, для неё несколько лет идут за одну ночь, но я-то их ПРОЖИВАЮ, а не пролетаю!

Как неуклюже я себя вёл… Стыдоба, и всё тут. Надо было отвесить элегантный поклон и первым делом осведомиться о здоровье родственников, хотя… Магрит подняла бы меня на смех. Такой, какой есть… Как она сказала? «Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе». Ну да, конечно. Вздумал бы волк извиняться перед оленёнком, которого собирается загрызть! Или лекарь вдруг сказал бы больному: «Вы уж извините, но я сейчас буду вас исцелять…» Несусветная глупость. Сестра права. Впрочем, мне не припомнить ни одного случая, чтобы она в чём-то ошиблась. Такого просто не бывает. Не может быть. Любопытно, Магрит уже родилась мудрой или где-то нашла это сокровище — способность проникать в суть вещей и объяснять эту суть окружающим? Объяснять даже против их воли и желаний…

Я понял, что ты сказала, сестрёнка. Но, фрэлл меня подери, если я знаю, как применить это высказывание к себе! Какова моя природа — кто бы мне объяснил?!

Когда я был настоящим?

В тот момент, когда, дождавшись погружения солдат в пучину агонии, добил их скупыми и бесстрастными ударами?

Когда рискнул и отправил Зов, намереваясь помочь бродячим артистам?

Когда подминал под себя хрупкое тело Рианны?

Когда похоронил последнюю надежду на доверие?

Кто я? Убийца? Слюнтяй? Благородный рыцарь? Торгаш? Наставник? Палач? Поэт? Кто я?

КТО Я?

Крик разнёсся по глади остывшей реки. Фрэлл, каким ветром меня сюда принесло? Почему ноги из десятка тропинок выбрали именно эту?

Я оторопело уставился на тёмную воду, вязким зеркалом растёкшуюся в шаге передо мной. Едва не влез ведь… Только не хватало искупаться в ледяной воде! Ну не совсем ледяной, преувеличиваю, конечно, но… Я и в жару ухитряюсь простудиться, так что ближе к зиме — сами боги велели…

Рябь хрусталиками всколыхнула поверхность реки. За сотню гребков от меня. За полсотни. Совсем близко…

— Светлых ночей, dan-nah! — Озорные лужицы глаз, прозрачная кожа, волосы, ручейками стекающие на обнажённые плечи.

Водяничка.

— Тёплой зимы, милая, — улыбнулся ваш покорный слуга.

— Вы знаете, что пожелать, dan-nah. — Бледные губы изогнулись в довольной гримаске. — Пришли попрощаться?

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Люди, которые приходят к реке парами, редко хранят молчание, — невинно пояснила водяничка. — Вы скоро уедете…

— Не буду отрицать, — киваю. — Пожалуй, стоит попрощаться. На всякий случай…

— Прощаются не на «случай», а на «время»! — мудро заметила малышка.

— И как долго ты не хочешь меня видеть? — нарочито небрежно осведомился я.

— Да век бы… то есть нет… то есть… — струсила водяничка.

— Не бойся, милая: если я и вернусь к твоей реке, то очень не скоро.

— Это хорошо, — обрадовалась она.

— Надоело рыбу таскать? — грозно нахмурился я.

— Да как вы могли такое подумать?! — оскорбилась водяничка. — Да я хоть каждый день… Я…

Она осыпалась сотнями капель. Я удивлённо поднял бровь. Это ещё что за выходки? Обиделась? Я же только пошутил…

— Вот возьмите! — Когда внучка Хозяина Реки снова приняла подобие человеческого облика, в её руках затрепыхалась крупная рыбина. Россыпь пятен по тёмному серебру чешуи. Ольмский лосось? Здесь? Откуда? А впрочем, река берёт своё начало в предгорьях, и вполне…

— Прощальный подарок? — Мой взгляд последовал за стремительным полётом рыбы. Вплоть до его завершения у кромки тростника.

— Всё бы вам смеяться… — надула губы водяничка.

— Извини, я не хотел тебя обидеть… — Привычно смущаюсь.

В сознание колокольным звоном ударили слова Магрит: «Извиняться нужно только за то…» Знаю, знаю, сестрёнка! Но позволь мне — пока я ещё не решил, кем являюсь, — позволь ошибаться и делать глупости… Я исправлюсь, обещаю! Как только пойму, в чём состоит моя природа. Но, фрэлл подери, почему мне так не хочется это понимать?

— Как dan-nah может обидеть? — изумилась водяничка.

Правильно, милая. Любое слово хозяина — закон. Но я не хочу быть «законом». Ни для кого. Даже для мелкой речной нежити… Не хочу. Приказывать? О нет! Я не чувствую в себе ЭТОЙ силы… Да, мне не дадено умение ни исполнять чужие приказы, ни раздавать свои. Слишком тонкое искусство: приказ должен быть отдан так, чтобы непременно оказался выполненным. Слишком опасное: приказывая, берёшь на себя ответственность за судьбу тех, кто выполняет твою прихоть…

— Забудь! — Я махнул рукой. — Лучше ответь на вопрос: о чём ведунья говорила с рекой?

Водяничка провела ладонью по воде. Прозрачные пальцы прошли сквозь хрусталь речного зеркала, не потревожив ни капельки.

— Она хотела знать о вас.

— Узнала?

Малышка недоумённо посмотрела на меня:

— Как вы могли так подумать?!

— «Как» подумать?

— Если мы живём в реке, это не значит, что мы не чтим Старших! — вздёрнула носик водяничка.

— Я не это имел в виду… Что вы сказали ведунье?

— Правду.

— Какую? — продолжил допытываться я.

— Вы dan-nah. — Она бесхитростно улыбнулась.

Верно, милая. «Хозяин», что ещё можно сказать? Всё равно что, услышав в ответ «солнце», переспрашивать: а что это такое? Речная нежить и не думала изворачиваться. Вся беда в том, что даже самую правдивую правду способен понять только тот, кому ведома истина…

— Спасибо.

— За что, dan-nah? — удивилась водяничка.

— За рыбу! — фыркнул я.

— Да не за что… — Она немного растерялась.

— Вот что, милая… Ведунья, конечно, поступила дурно… Это ведь она приказала твоему деду перевернуть лодку? — Водяничка энергично закивала. — Я так и думал. Не сердитесь на неё, малыши. Она женщина добрая, хоть и глупая. Не чините ей хлопот, хорошо?

— Не будем, — согласилась водяничка. — А если спросит?

— О чём?

— Ну… кто за неё вступился?

— Скажите, что я. Впрочем, она и так догадается.

Я прошёлся вдоль берегового ивняка, подыскивая подходящую ветку. Наконец выбрал, отломил и просунул рогатинку под жабры лосося.

— Попрощаемся, милая?

— Попрощаемся! — очень серьёзно кивнула водяничка.

— Что же ты на сей раз не желаешь мне высокого полёта? — язвлю напоследок.

Малышка посмотрела на меня своими глубокими, как омут, глазами древней старухи.

— Вы уже нашли своё Небо, dan-nah, и высота полёта теперь зависит только от размаха крыльев вашей души, а не от пустых пожеланий малых духов…

Я застыл, не зная, возразить или отшутиться, а она улыбнулась.

Так могла бы улыбнуться река. Так мог бы улыбнуться заснеженный лес. Такая улыбка могла бы скользнуть по сизым облакам… Она улыбнулась так, как улыбается Познавший Истину. Мудро. Горько. Печально. Светло. Ободряюще. Словно говоря: «Ты уже рядом, осталось сделать один крохотный шаг… И ты сделаешь его, я знаю. Сделаешь и окажешься там, где моя мудрость встанет на колени перед твоей невинной простотой…»

Круги поплыли по тёмной глади воды. Один. Второй. Третий. Водяничка вернулась в свои владения. Бесконечно юная и ужасающе древняя, как и весь этот мир.

Кланяюсь реке как не кланялся ещё никогда и никому. Искренне признавая поражение.

— Я буду стараться, милая… — Уверен, она слышала мои слова.

Плюхаю рыбину на кухонный стол. Здоровущий лосось — не поскупилась водяничка! Надо будет почистить и запечь целиком, но для начала неплохо бы раздеться… С этой мыслью я поднялся по лестнице и распахнул дверь своей комнаты, чтобы…

Оказаться лицом к лицу с долговязой девицей.

Наверное, она стояла у стола, рассматривая мои заметки, но, услышав шаги, медленно и лениво повернулась, качнув своей роскошной косой. Так могла бы двигаться змея… Я мигнул, прогоняя видение извивающейся живой ленты, и нахмурился: на воительнице красовалась моя лучшая рубашка! Лучшая из всего, сшитого старостиной дочкой. Ваш покорный слуга приберегал эту одёжку для особых случаев…

— Ты… Почему… Кто тебе позволил надеть?! — Я и в самом деле уязвлён.

— Этот чернявый… доктор, кажется? — без малейшего оттенка чувств на лице и в голосе пояснила девица. — Ты почти такой же тощий, так что пришлось впору.

Да уж, впору! Но не драться же теперь с ней из-за куска ткани? Я стащил куртку и зло швырнул на постель. Следом отправился шарф. Воительница проводила взглядом доггеты, нашедшие приют под кроватью, и спросила невпопад:

— Тебя как зовут?

— Какая разница? — Я сунул ноги в короткие войлочные сапожки.

— Да так… — Она равнодушно пожала плечами. — Из вежливости спрашиваю.

— А тебя?

Девица помолчала, словно раздумывая, достоин ли я быть допущенным к столь сокровенной тайне.

— Мин.

— Мин? Странное имя…

— Ничего странного. А твоё?

— Джерон.

Она склонила голову к плечу, что-то вспоминая:

— Знавала я одного Джерона…

— Да? — оживился я. — И?

— Гад был тот ещё, — закончила свою мысль воительница, равнодушно следя за моей реакцией.

— В чём именно? — уточняю, потакая своему любопытству.

— А ни в чём. Просто — гад. Но ты на него не похож.

Я усмехнулся:

— Не торопись делать выводы. Из имени рождается Путь.

— Но не каждый, кто с рождения назван храбрецом, по-настоящему смел. — Сияющие глаза воткнулись в моё лицо как клинки.

— В моём случае ничего не изменится. — Возвращаю ей колючий взгляд.

— Возможно. — Она расслабилась, шагнула к дверям и уже на пороге бросила, не оборачиваясь: — А ты уверен, что твоё имя можно прочитать только одним-единственным способом?

Я остался стоять на месте, тупо глядя в стенку. Прошло почти три минуты, прежде чем досада нашла выход на волю в череде грубых ругательств. С ума сойти, как же мне везёт на женщин! Одна другой краше и умнее! Если бы ещё научиться выигрывать хотя бы одну партию из десяти…

Втайне ваш покорный слуга надеялся, что на кухне проведёт время за чисткой рыбы, но — в полном одиночестве. Не получилось: едва я успел сбрызнуть водой чешуйчатые бока лосося и взялся за нож, в дверях возникла Мин. Бесстрастная донельзя. Я сделал вид, что не заметил её появления, она сделала вид, что ей всё равно. Впрочем, ей, похоже, и впрямь было наплевать на мои чувства и мысли: девица прошлась по кухне, понюхала свисающие с потолка связки трав, щёлкнула пальцами по кастрюле (с некоторым интересом прослушав раздавшийся заунывный звон), потрогала лезвия валяющихся на столе ножей, плюхнулась на лавку и авторитетно заявила:

— Скучно тут у вас!

— Мы не жалуемся, — возразил я, проводя ножом по серебристой спине рыбины.

Фр-р-р-р! Чешуя полетела во все стороны. Как обычно. Не стоило и пытаться действовать аккуратнее — только вывозил себя и мебель. Печально оценив нанесённый ущерб, я решил удвоить скорость и усилия. Странно, но чистка пошла веселее, а серебряные блёстки норовили теперь упасть совсем рядом с полем боя…

Мин смотрела, как я играюсь с ножом. Внимательно смотрела. Я бы даже сказал, что она пыталась увидеть то, чего нет. По крайней мере, ровно мерцающий взгляд девицы следовал за моей рукой с настойчивостью, которой позавидовала бы иная гончая. Признаться, повышенный интерес к моей скромной персоне всегда вгонял меня в ступор и заставлял смущаться, краснеть, спотыкаться и делать массу глупостей, но на сей раз я был слишком зол, чтобы обращать внимание на бесцеремонную наблюдательницу. Тем более что под руку она ни с советами, ни с замечаниями не лезла…

Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая — и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно — и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежеочищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа — уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.

Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворённое состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!..», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы на потом.

Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел таким довольным. Интересно — почему? Может быть… А, чего гадать — спрошу:

— Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?

— А? — Он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.

— Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?

— Да, произошло! — Нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.

— И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!

Доктор наконец-то высунул голову из панциря наслаждения:

— Неужели сам не понимаешь? Ты же… У меня дома… Настоящая эльфийка!

— А бывают ненастоящие? — невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.

— Эльфийка… да ещё и…

— Беременная. Знаю. И поэтому вы ведёте себя как кот, нализавшийся сметаны?

— Какой ты грубый! — отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение… Обидно, фрэлл подери!

— Всё равно не понимаю ваших восторгов.

— Да ты представить себе не можешь!.. Я же… я смог… осмотреть… — Гизариусу явно не хватало слов.

— Могу поспорить, вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? — Я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.

Доктор покачал головой, глядя на меня как на безнадёжного больного:

— Куда тебе понять… Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел…

Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфиек. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго — несколько лет — вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, как они прекрасны…

— Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! — весело заявил я.

Взгляд доктора остановился, немного задержался на одном месте, потом существенно прояснился:

— Совсем забыл! Она просила тебя позвать!

— Просила позвать? — Я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфийке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана — прикончить меня на месте?

— Не заставляй её ждать! — Гизариус махнул рукой. — Она в соседней комнате… Моется.

— Что?! — Я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет…

— Иди-иди, — подтолкнул меня доктор.

— И не подумаю! — упираюсь.

— Это ещё почему? — удивился Гизариус.

— С какой стати я… мужчина должен смотреть, как женщина моется?

— Ну… — Похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. — Поможешь ей… Спинку потрёшь.

— Спинку?! — поперхнулся я. — Ну вы и придумали… Пусть лучше она пойдёт!

— Кто? — не понял доктор.

— Мин!

— Мин?

— Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! — вскипел я.

— Ах, Мин… — рассеянно повторил доктор. — Она не пойдёт.

— Почему?

— Потому что не хочет.

Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.

— Почему ты не хочешь? — пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфийских прелестей.

— Я не люблю воду, — флегматично пояснила Мин, закидывая ноги на стол и углубляясь в изучение потолка.

— Да иди уж! — прикрикнул доктор, когда, обведя вполне разумным взглядом кухню, обнаружил, что я всё ещё стою на своём месте.

Кручу пальцем у виска (своего, а хотелось бы — докторского) и выхожу в коридор, душевно хлопнув дверью. Так, что стена задрожала.

Какой-то бред… Может быть, я болен и всё происходящее — нелепая галлюцинация? Есть только один способ в этом убедиться… Я нерешительно провёл ладонью по растрескавшейся доске косяка. Войти? Наверное, нужно. Вот только… Откуда взялась эта странная робость? Чего я боюсь? Эльфийки? Себя? Нас обоих? Пожалуй. Я думаю одно. Она думает другое. Но когда наши взгляды встретятся, что произойдёт с нашими мыслями? Как они изменятся? В какую сторону потекут? Никогда и не узнаю, если… Если останусь стоять в коридоре.

Я вздохнул, толкнул дверь и вошёл в комнату.

Посередине наспех расчищенной кладовой была поставлена внушительных размеров лохань (откуда доктор её притащил — уж не со двора ли?), заполненная горячей водой и… эльфийкой. Должно быть, она сидела, подогнув ноги под себя — я мог видеть только голову, сильную шею, прямые плечи и часть спины.

— Что вам угодно? — интересуюсь так холодно, как только могу.

Бронзовые кудри дрогнули.

— Мне угодно видеть тебя. — Такой узнаваемый и такой новый голос разрезал облачко пара, поднимающееся над водой.

Всё те же бархатистые тона, но… Они стали мягче? Не верится… Как можно смягчить стальной клинок? Согнуть, сломать — да. Но смягчить? Что-то случилось, и если я тому виной… Голова кружится. Наверное, здесь слишком душно…

— Зачем же вы хотели видеть меня?

— Тебе нужны объяснения? Или довольно моего желания?

— Меня не занимают ваши желания, и… мне не нужны ваши объяснения. Посмотрели? Я могу идти?

— Я даже не начинала… — Она взялась руками за края лохани и… встала, выпрямившись во весь свой немаленький рост.

Струйки воды, мгновение помедлив — словно удивляясь случившемуся, заскользили вниз. По ложбинке между гладкими холмами лопаток, пересекая некогда тонкую, а теперь мило расплывшуюся талию, стекая по крутым изгибам стройных бёдер… Да, эльфийка красива — нечего и спорить. Тело воина, не страшащегося смерти и не щадящего себя, но… На эльфийский манер. Листоухим, притом что они обладают физическими возможностями, намного превышающими те, которыми наделён обычный человек, удалось договориться с богами и уместить удивительную мощь в хрупком до странности теле. С чем можно сравнить эльфа? Со стрелой, отправленной в полёт. Недаром лучшие лучники — эльфы: каждая чёрточка изящной фигуры, каждое движение — пальцев, губ, ресниц — устремлены вперёд. Вверх или вниз — спросите вы? Какая разница? — отвечу я. Полёт всегда заставляет задержать дыхание и смотреть, смотреть, смотреть… Веря, что он никогда не прервётся.

Росчерки бледных шрамов на золотистой коже обняли эльфийку кружевной накидкой, когда она одним плавным движением повернулась ко мне.

М-да… На каком же месяце будущая мать? Не на последнем — купол храма, хранящий покой не рождённого до поры до времени эльфа, ещё не возведён на нужную высоту. А вот грудь выглядит так, будто готова слиться в поцелуе с маленькими губами… Могу поклясться: в нашу первую встречу ничего подобного не было! Хотя… Мы виделись почти четыре… или даже пять месяцев назад. За это время можно нагулять и тройню… И всё же тогда она уже должна была быть… Я запутался.

Тёмные глаза улыбнулись: похоже, эльфийка поняла, какими вычислениями занят ваш покорный слуга.

— Ребёнок уже был в моём чреве, если ты это хочешь знать.

Я тряхнул головой:

— И вовсе не хочу… Это не моё дело.

— Отнюдь. — Длинные ресницы кокетливо смежились. — Твоё, и только твоё.

— Объяснитесь, — нахмурился я.

— Минуту назад ты отказывался от моих объяснений, — напомнила эльфийка.

— Минуту назад… Минуту назад мир был совсем другим, а сейчас он изменился, и в этом новом мире… Отвечайте!

— Ты приказываешь? — По бархату голоса пробежали волны смеха.

— Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на ваше… на ваш живот, то вы заблуждаетесь. Хотите поговорить? Извольте! Но играть в прятки со словами я не намерен, — поясняю. Строго и недовольно.

— В тот раз ты не показался мне смелым… — задумчиво протянула эльфийка. — Ты испугался… Почему же теперь я вижу перед собой совсем другого юношу — жёсткого и решительного?

— Вас так заинтересовал мой характер? Зря, в нём нет ничего привлекательного. Как и в моём лице после ваших стараний. — Не требовалось прилагать особых усилий, чтобы подпустить в голос льда: я давно уже заблудился в холодных пустошах Сарказма.

— Да, работа удалась на славу, — кивнула эльфийка, искоса подглядывая за мной. Рассчитывает разозлить? Не получится: я, конечно, могу покричать, потопать ногами, скорчить страшную гримасу, но… этим придётся и ограничиться. До рукоприкладства дойти не могу. Не дозволено. Самим собой и не дозволено. Так зачем напрасно тратить силы?

— Если вы и вправду гордитесь собой, поздравляю. — Едко улыбаюсь. — Вы многого добились.

— О да! — усмехнулась эльфийка, проводя ладонями по животу. — Я даже не сразу поняла, КАК многого… Однако…

— Есть сомнения? — слегка удивился я.

— Только не в результатах содеянного, — качнула головой эльфийка. — Тот день… Был странным.

— Чем же?

— Разыгралась буря. Сильная буря, возникшая из ниоткуда… — Взгляд эльфийки стал чуть отрешённее. — Лошади не слушались поводьев и шпор, собаки поджимали хвосты, люди… Люди почувствовали неизъяснимую тревогу.

— А вы?

— Я… Я вновь родилась на свет. — Бездонный океан глаз опять возжелал поглотить меня целиком.

Что она имеет в виду? Слишком мало данных для проведения всестороннего анализа… Фрэлл, как меня это бесит!

— А сегодня, — продолжала эльфийка, — сегодня я родилась в третий раз. Я получила три Дара Жизни,[19] и два были приняты из твоих ладоней.

— Не приписывайте мне излишних заслуг! — возразил я. — С солдатами воевала Мин, а я… Пытался не путаться под ногами.

— Скромность хороша, но не всегда, — поучительно заметила эльфийка. — От твоей руки пали двое. Столько же — от рук Мин. Но если бы не ты, никто бы не пришёл на помощь.

— Вы считаете… — осторожно пытаюсь прощупать почву. Неужели она… Поняла?

— Я знаю, — отрезала моя собеседница.

— Что вы знаете? — Согласен, прикидываться дурачком поздно, но никак не могу смириться с мыслью, что мои действия не остались тайной. Ведь то, что не проходит незамеченным, не остаётся безнаказанным.

— Ты насытил мой Зов Силой. Будешь отрицать?

— Не буду. — Мрачно признаю поражение. В этой конкретной схватке.

Эльфийка скрестила руки на груди и странно на меня посмотрела:

— Я не могу понять… Ты ничего не забыл, ты был потрясён, увидев моё лицо, но… Ты ничего не требуешь.

— А должен? — горько спросил я.

— Тот, кто дарит жизнь, вправе в ней участвовать.

— В качестве кого? Поводыря? Надсмотрщика? Спутника?

— Выбирай сам, — разрешила она.

На самом деле разрешила. Что творится в этом мире? Кто сошёл с ума — я или она?

— Даритель не ломает свой подарок и не забирает обратно, разве вы не знаете? Занятно: столько лет прожили, а до сих пор не усвоили такой простой истины…

— То, что очевидно для тебя, многие другие сочли бы глупостью, — улыбнулась эльфийка.

— Значит, я дурак.

— Только очень мудрый человек не считает себя знатоком жизни.

— Это комплимент? — съязвил ваш покорный слуга.

— Наблюдение, — поправила она.

— Вы позвали меня только затем, чтобы узнать, буду ли я требовать плату за свои услуги?

— Да. — Эльфийка с вызовом выпрямила спину.

— И что же вы можете предложить?

— Всё что ты захочешь.

— Даже… ваше тело?

Она на мгновение застыла статуей, но ответила. Твёрдо и спокойно:

— Даже моё тело.

Я рассмеялся:

— Как это много… И как мало! Меня больше устроило бы не тело, хотя, признаюсь, — я окинул эльфийку взглядом работорговца, оценивающего товар, и с удовлетворением отметил, что та задержала дыхание, — это тело кажется мне совершенным. Но такому глупцу, как я, дороже не ваша точёная грудь, а то, что в ней бьётся. И, зная, что ваше сердце никогда не станет моим, хочу ли я владеть драгоценным, но пустым сосудом? Не хочу.

К концу сей поэтической тирады взгляд женщины разгорелся непонятным пламенем. Или… Это блестят слёзы? Ещё чего не хватало! Я же обещал Магрит, что не буду делать больно…

— Ты сказал то, что думаешь? — срывающимся голосом спросила эльфийка.

— Ну-у-у-у… — Немного смущаюсь. — Большей частью. Мои мысли не так красивы, как мои слова.

— Но ты искусно их украшаешь… Я и в самом деле не могу отдать тебе своё сердце. Зачем дарить одно и то же дважды?

— Д-дважды? — Я расширил глаза.

— Помнишь, я сказала, что получила три Дара Жизни? Я забыла добавить: для себя. Но ещё один Дар… был передан мне как хранительнице. Дар Жизни моего ребёнка. Вскоре после… встречи с тобой я почувствовала, как бьётся его сердечко… Именно тогда я родилась во второй раз.

Отвожу взгляд. Ну ничего себе! Значит, капли крови, которые она слизнула с моей щеки, ухитрились… Как всё запутано! Успел я отличиться…

— Вы хотите сказать…

— Моё сердце стало твоим с той самой минуты, ma’ resayi.[20] — Тёплый бархат женского голоса накрыл меня с головой.

Твоё сердце, lohassy… А вот куда делось моё? Рухнуло к пяткам? Провалилось сквозь пол и исчезло в недрах земли? Не думал, что буду приведён в состояние полнейшей прострации так легко… И так приятно. Несколько незаслуженно, конечно…

— Если бы я знал, кого солдаты собираются казнить, я бы не стал вмешиваться. Возможно, я бы убил вас. — Слова слетали с языка как звенья каторжной цепи. Тяжёлые. Уродливые. Но неизбежные.

— И я бы не винила тебя в этом, — улыбнулась эльфийка. — И одного Дара было много для меня…

— Я…

— Не нужно слов. — Тёмно-бирюзовые глаза смеялись. — Не зная ничего о несчастной женщине, ты всё же поспешил ей на помощь… Трудно найти лучший способ явить миру своё благородство.

Я почувствовал, что начинаю краснеть, и поспешил отвернуться.

— Вы бы оделись, что ли… Замёрзнете… — Выскакиваю за дверь под переливы искреннего и безудержно весёлого смеха.

Заплетающимися ногами я пересчитал ступеньки, ввалился в свою комнату и рухнул на постель.

Мальчишка! Где твоё совершеннолетие? Давно пройдено, оставлено позади и забыто! Так какого фрэлла ты не хочешь понять, что должен вести себя по-взрослому?!

Эльфийка смеялась над тобой, понимаешь? Смеялась! Вместо того чтобы испытывать почтение к своему «творцу», она хохотала… Что это может означать? Шутку? О нет, такими титулами не разбрасываются. Жизнь настолько редко позволяет произнести «ma’ resayi», что смысл этих слов поистине драгоценнее злата и алмазов самой чистой воды. Эльфийка не шутила. Она признала, что я трижды подарил Жизнь: два раза ей и один раз — ребёнку в её чреве. Признала… Но, фрэлл меня подери, почему она смеялась? Я до такой степени забавен в своих мыслях и поступках? Как больно… Не хочу быть посмешищем для всех и каждого — достаточно того, что ваш покорный слуга даже в своём собственном Доме не чувствует душевного тепла…

А у неё красивая улыбка — такая же, как и в тот день, но засверкавшая новыми гранями. Говорят, что материнство меняет женщину. Ерунда! Не меняет. Только углубляет русла тех рек, что уже давно текут через её душу. Принявшая из моих рук Дары Жизни эльфийка осталась той же самой безжалостной фурией, изуродовавшей моё лицо. Той же самой… С одной небольшой поправкой: я теперь не входил в число противников. Впрочем, и другом не стал. Быть resayi не значит заслужить симпатию. Любить того, кому трижды обязан? Какая глупость! Эльфийка смеялась надо мной…

Я стиснул в кулаках уголки подушки.

Стерва листоухая! Ничего, я найду способ… Исхитрюсь… И ты проглотишь свой смех!

Ну что за день?!

Сначала ведунья — со скромным желанием спасти свою шкуру за счёт моей. Потом драка не на жизнь, а на смерть с королевскими солдатами. В довершение всего, объявляют «творцом» и при этом гогочут вслед. Рубашку и ту отняли… Лет десять назад впору было бы хныкать, а сейчас… Несолидно как-то. Но с обидой нужно справляться. Попробуем зайти с другой стороны…

Я спас деревенских колдуний от ненасытного «отступника». Дело праведное и заслуживающее всяческих похвал. Правда, успел наговорить старухе столько горячих «комплиментов», что даже Мантия пристыдила… Ладно, проехали.

Поспешил на помощь женщине, оказавшейся в затруднительном положении. М-да, в положении… Потом четверть часа раскаивался в содеянном, поскольку опознал в спасённой одного из своих врагов.

Поговорил с сестрой, которая по-семейному оказала любезность, прикрыв мою многострадальную спину. Разговор оказался не только познавательным в плане прошлого, но и заставил задуматься о будущем. Во-первых, придётся разбираться с Лэни: что же придумать, чтобы подобрать ключик к её сердцу? Во-вторых, мёртвым грузом на плечах висит шадд’а-раф с его жгучим желанием присягнуть на верность Дому. А я даже видеть этого старого кота не могу… Ох, чувствую: переступлю через себя и не единожды… Впрочем, всё это чепуха. Хлопоты, не стоящие долгих приготовлений. Но зачем я должен посетить Дом? В груди неприятно похолодело. Магрит имеет виды на меня? Уже страшно. А если не она, а… кто-то другой? Ещё страшнее становится. Не хочу возвращаться, но… Это предложение из разряда тех, которые невозможно отклонить. Значит, у меня осталось совсем немного времени… Успею ли сделать всё, что должен? Да и что я должен и кому? Ох, мысли путаются…

Эльфийка опять же. Со своим смехом и величанием меня «творцом». Рассказать кому — не поверят…

Пожалуй, и не буду рассказывать. И её попрошу молчать. Мало ли что…

Барахтаясь в Море Размышлений, я не сразу уловил аппетитные запахи с кухни. А когда уловил — подскочил на постели и кубарем скатился по лестнице, пока чудесно пахнущую рыбу не съели без меня…

Вся компания уже восседала за кухонным столом. Эльфийка, в простом деревенском платье (наверняка снова Рина постаралась) выглядящая мило и уютно. Гизариус, не сводящий с неё взгляда учёного, стоящего на пороге великого открытия. Мин, лениво ковыряющая вилкой выщербленную деревянную поверхность. Лосось — истекающая соком тушка на длинном противне — готов принять свою незавидную участь: исчезнуть в умильно урчащих животах. Не знаю, как все остальные, а я успел проголодаться и переволноваться так, что даже начал забывать о голоде. Впрочем, поймав ноздрями манящий дух запечённой рыбы, скоренько вспомнил об одной из самых насущных потребностей — потребности вкусно и сытно поесть…

Я уселся за стол и вопросительно взглянул на доктора. В смысле: «Приступим?» Гизариус, хоть и был увлечён мечтами совсем об иных сферах существования, возражать не стал и занёс нож над лососем. Молчаливым согласием всех присутствующих разделка рыбы была доверена именно доктору как человеку, сведущему в устройстве тел.

Ваш покорный слуга проглотил слюну, уговаривая желудок потерпеть ещё пару мгновений — и…

Звука удара мы не услышали, как не услышали и свистящего полёта стрелы. Но всё сразу поняли: что-то произошло. Неуловимо изменился даже воздух: ранее наполненный только предвкушением обильной трапезы, сейчас он зазвенел от напряжения.

Доктор растерянно переводил взгляд с одной из наших гостий на другую. И посмотреть было на что!

Мин подобралась как шадда перед прыжком, стальные глаза искали только одно — цель. Эльфийка… Эльфийка выпрямилась так, словно позвоночник в мгновение ока стал раскалённым стержнем, а тёмно-бирюзовый взгляд утратил все оттенки чувств, кроме убийственного спокойствия в ожидании атаки.

Минута прошла в гробовом молчании, а потом…

Со двора донеслось певучее:

— Преступившая! Не прячься за стенами чужого дома! Или ты хочешь взвалить тяжесть своего греха на плечи людей?

Я едва заметил движение — так быстро эльфийка метнулась к двери. Пришлось уныло вздохнуть, откладывая свидание с лососем, и вслед за Мин и доктором поспешить на свежий воздух. Туда, где разыгрывалась нешуточная драма.

Посреди двора стоял эльф. Самый натуральный, без мороков и иной маскировки. Собственно говоря, появление листоухого в этих краях если и считалось редчайшим событием, то после несостоявшейся казни эльфийки расценивалось мной как закономерное совпадение. Хуже было другое: я знаком с этим эльфом. Как бишь там его называл младший родственник? Кэл?

Лиловые глаза полыхают гневом. Таким жарким, что я невольно удивился: и как снег под этим взглядом не закипает? Серебристые пряди волос свободно падают на плечи: ни заколок, ни шнурков. Странно… Что-то напоминает… Одежда — даже в наступающих сумерках — слепит глаза своей белизной: от мягких сапожек, отороченных мехом, до последнего ремешка на куртке и длинного свёртка за спиной, перетянутого шёлковыми шнурами, — нигде ни единого пятнышка. Ай-вэй, как дурно! Этот парень собирается…

— Я пришёл за отмщением! Примешь ли ты вызов vyenna’h-ry?[21] — В голосе эльфа звучали нотки напряжённого ожидания.

Vyenna’h-ry?[22] «Чистый поединок»? Да, надо было сразу догадаться — достаточно взглянуть на стрелу, вонзившуюся в дверь докторского дома. Белее снега: и древко, и оперение, и (могу спорить на что угодно) наконечник. Он, кстати, изготавливается из специфического материала… Из кости того, за чью смерть и требуют возмездия. Серьёзная традиция. Очень. А если дела становятся официально-скучными, меня неудержимо тянет пошутить…

— Одумайся, Кэл! — строго, но очень спокойно ответила эльфийка. — Не делай то, о чём будут скорбеть твои близкие!

— Я получил их благословение, не волнуйся! — Тонкие губы язвительно дрогнули.

— Получил? — Эльфийка слегка удивилась: похоже, она была слишком хорошо знакома с упомянутыми родичами, чтобы поверить в столь безрассудный поступок с их стороны.

Безрассудный… Почему мне так кажется? Да, vyenna’h-ry обычно заканчивается кровью, но далеко не всегда гибелью кого-то из поединщиков… Или… эльфийка чувствует дыхание смерти? Только не это…

— Я жду, Преступившая! — Кэл сузил глаза. Костяшки изящных пальцев, сжимающих плечи длинного лука, начали наливаться синевой.

Эльфийка медлила. Смотрела на бросившего вызов, но никак не могла найти верные слова для ответа — мне с моего места были хорошо видны её лицо и лицо Мин. Глаза воительницы меня и поразили: совсем недавно полыхавшие огнём, они словно потухли. Омертвели. Девица наблюдала за происходящим с отрешённостью отшельника, далёкого от мирских забот. Понимающего, что близится буря, и признающего своё бессилие перед ней. Вот эта самая покорность судьбе меня и взбесила…

Ах так? Нет, Слепая Пряха, ты слишком рано решила закончить этот фрагмент Гобелена! Все смирились и опустили руки? Хорошо. Но у меня есть на этот счёт своё мнение. Пусть глупое и ошибочное — но своё.

Дважды за сегодняшний день я беспрекословно исполнял прихоти Судьбы. Дважды оказывался на Пороге — без надежды на спасение. Дважды выходил из воды твоих объятий, стерва… Нет, не сухим. Увы. Но на этот — третий — раз я не буду ждать, пока всё решится само собой. Надоело.

Пришло время доиграть прерванную партию. Появление Кэла — случайное или нет — пришлось как нельзя кстати. Я не любитель драк, но, пожалуй… Иногда только близкий контакт с противником позволяет понять самого себя. Понять и принять. А мне так недостаёт именно понимания…

Ваш покорный слуга вернулся к двери и протянул руку к древку стрелы. Тонкие иглы Уз Крови кольнули подушечки моих пальцев. Разумеется, «глашатай» создаётся с использованием магии, поскольку должен возвестить о причине мести… Невидимые крючки, удерживающие наконечник стрелы в дверной доске, печально вздохнули, втягиваясь в белую кость: приручить «глашатая» может только тот, кто способен принять вызов, но в моём случае некоторые правила не работают. К сожалению… Я дёрнул древко, вытаскивая стрелу из двери.

Глухой «чпок» заставил эльфийку обернуться. Бирюза глаз испуганно спросила: «Зачем?» — но я лишь усмехнулся своим мыслям. Усмехнулся, спустился по ступенькам террасы и, пройдя по двору, остановился в пяти шагах от насторожившегося эльфа.

— И кто только учил тебя хорошим манерам, lohassy? — начинаю тоном уставшего от детских выходок старика. — Пришёл в чужой дом, попортил дверь… А из-за чего, спрашивается? Из-за нелепого желания умереть раньше срока… И ведь вроде не маленький, а творишь непотребство, свойственное капризному ребёнку…

— По какому праву ты вмешиваешься? — Он даже проглотил «lohassy», заворожённо следя взглядом за движениями стрелы в моих руках.

— По праву того, кому «глашатай» позволил себя взять, — медленно, с нажимом на каждое слово пояснил я.

Лиловые глаза сверкнули:

— Ты хочешь принять вызов вместо неё?

— Разве хочу? Я уже его принял. Или тебе недостаточно? — Делаю вид, что обиделся.

Намерен соблюсти все традиции? С превеликим удовольствием! И я сложил стрелу пополам…

Просто так сломать древко «глашатая», как и любой другой эльфийской стрелы, невозможно. Если не знать одного небольшого секрета… Складывать нужно, одновременно разводя концы в стороны, тогда древко, изгибаясь и скручиваясь, не выдерживает напряжения и легко ломается. Что и демонстрирую…

Две половинки «глашатая» полетели под ноги эльфу. Тот посвятил несколько вдохов изучению обломков стрелы, потом поднял взгляд на меня:

— Надеюсь, ты понимаешь, что только что сделал…

— Я-то понимаю, не беспокойся! — Широко улыбаюсь. — Но помимо твоих игр в мстителей есть ещё одна вещь, которую, уверен, понимают все здесь присутствующие. — Я сделал многозначительную паузу, добился того, что все взгляды переместились на мою скромную персону, и продолжил: — Пока мы морозим сопли, ужин благополучно остывает! Не знаю, как вы, а я люблю есть горячую рыбу! Ну-ка быстро в дом! Кто последний — моет посуду!

Моя хулиганская выходка имела успех: даже Мин согласно кивнула головой, направляясь на кухню. Эльфийка, правда, слегка нахмурилась (наверное, не хотела оставлять меня наедине с Кэлом), но скрылась в дверях. Доктор вежливо пропустил дам вперёд, оглянулся, словно говоря: «Не задерживайся!» и тоже прошёл в дом.

Я выжидательно посмотрел на эльфа. Тот ответил недоумённо-надменным взглядом.

— Ну а тебе что, нужно отдельное приглашение?

— Куда?

— На ужин! Или ты не любишь рыбу? — осведомляюсь как можно невиннее.

— Ты хочешь, чтобы я, разделив пищу… — Эльф искал подводные камни там, где их нет. Осторожный, зараза! Ну ничего, не с такими справлялись… Мерзопакостнее вашего покорного слуги вряд ли кто найдётся в этих краях.

— Я хочу, чтобы ты прежде всего поел. Или предпочитаешь сражаться на голодный желудок?

В тёмно-лиловых глазах лёгкой тенью скользнуло удивление.

— Ты предлагаешь просто поесть?

— Я не предлагаю. Я настаиваю! Учти, нас никто ждать не станет, сожрут всё за милую душу!

Он колебался, и я нанёс завершающий удар:

— А завтра, только, умоляю, не на рассвете — слишком холодно, — мы с тобой займёмся делами. Плотно перекусив и хорошенько выспавшись. Против такого развития событий не возражаешь?

Губы эльфа дрогнули, но я так и не дождался ответа. Листоухий кивнул — не мне, а, скорее, самому себе — и проследовал в предложенном направлении.

Разумеется, посуду мыл я. И не только потому, что последним пришёл на кухню: можно подумать, были другие кандидаты!

Ужин прошёл в молчании, зато быстро. Эльф, закончив со своей порцией, спросил у доктора, где можно расположиться на ночлег, на что Гизариус пробормотал что-то вроде: «Дом в вашем распоряжении…» Дядю Гиззи мне было искренне жаль: не каждый день к тебе на двор ступает нога листоухого. А если сразу двух… Тут и у человека, начисто лишённого веры в чудеса, голова начнёт пошаливать.

Мин проглотила от силы пять кусочков рыбы, заявив, что не голодна. Слышать такие слова из уст изрядно потрудившейся воительницы было странно, но я подавил удивление, старающееся пробиться на свет в виде шуточек и ехидных расспросов. Ну не хочет есть — и ладно. Мне больше достанется…

Впрочем, я и сам съел рыбы ровно столько, сколько хватило для притупления голода. Если завтра мне предстоит поединок, негоже набивать желудок под завязку… Эльфийка тоже ела плохо и большей частью смотрела на меня, а не в тарелку. Я даже пожалел, что сел напротив, — надо было улизнуть на другой конец стола и наслаждаться одиночеством.

Когда рыба и грязная посуда закончились, в кухне остались только я и эльфийка, причём бирюзовый взгляд красноречиво намекал на необходимость обстоятельной и долгой беседы. Что ж, поговорим…

Я налил в кружки немного осеннего эля и вернулся за стол. Женщина пригубила предложенный мной напиток, покатала приторную горечь на языке и спросила:

— Зачем ты влез в чужие дела?

— Чужие? — Я притворно оскорбился. — Помнится, вы нарекли меня своим resayi… Это ли не причина принимать участие в вашей судьбе?

— Ты настолько глуп или настолько хитёр? — сузила глаза эльфийка. — Судя по твоим действиям, ты прекрасно осведомлён о смысле «чистого поединка» и о его возможных последствиях… Тогда — почему? Надеешься устоять против чистокровного эльфа?

— Не надеюсь, — признался я. — Но как-то не хотелось позволять ему…

— Обижать беременную женщину? — усмехнулась она, проводя пальцами по гладкому боку кружки.

— Примерно.

— Глупый… Если кому и грозила опасность, то только Кэлу… При равных условиях я всегда была сильнее его.

— А при «неравных»? — Не могу удержаться от вопроса.

— Тем более! — хохотнула она. — Мне не составило бы труда победить… Но ты решил поиграть в благородство, чем, признаться, немного меня напугал.

Так вот почему она тянула с принятием вызова! Прекрасно зная, что возьмёт верх в поединке, эльфийка не хотела доводить дело до смертоубийства… А я-то хорош! Как всегда, по уши в дерьме очутился… Хотя… Зачем я вру? Мне нужен был поединок. Очень нужен. Если я сейчас не убью в себе неприязнь к листоухим, то в дальнейшем удобного случая может и не представиться… Тем более теперь, когда та, смерти которой я искренне желал, назвала меня своим «творцом»… Мне просто необходима драка. С самим собой прежде всего. Грубая, жёсткая, бескомпромиссная драка. А тут подвернулся такой замечательный противник! Умный, опытный, расчётливый… Да, бросая вызов эльфийке, он был охвачен эмоциями, но ответил-то ваш покорный слуга! А это значит, что завтра эльф будет сражаться рассудком, а не сердцем, и это вдвойне интереснее!

Эльфийка наблюдала за тенями, бегущими по моему лицу, и в какой-то момент догадалась, о чём я думаю:

— Ты нарочно вмешался, да?

— Нарочно? — Растерянно поднимаю брови.

— Разумеется! — неожиданно горячо воскликнула женщина. — Ты решил умереть и ухватился за первый подходящий случай!

— Позвольте возразить: я и не думал о смерти. По крайней мере, о смерти тела… — задумчиво добавил я.

— Неужели? — В бархате голоса прорезалось ехидство. — Ты принял вызов слишком опасного противника, понимаешь? Один из вас не доживёт до следующего вечера, и я боюсь, что закат встретишь вовсе не ты!

— Боитесь? — удивляюсь. — Почему же? Вам удобнее будет раз и навсегда избавиться от такого кредитора, как я…

— Вот уж действительно, много ума — тоже горе… — пробормотала эльфийка. — Я запрещаю тебе умирать!

— На каком основании?

— Ты обязан услышать первый крик моего ребёнка и убедиться, что Дар Жизни не потрачен впустую! — отрезала она, и я судорожно вцепился пальцами в кружку.

О таком варианте и не подумал… Даже не предполагал…

Ответственность, будь она проклята! Эльфийка права: если моё нечаянное вмешательство в Узор Судьбы отразилось на… А собственно, почему отразилось? И я попросил:

— Отложим прения по этому вопросу… на некоторое время. Лучше расскажите, из-за чего на вас так зол этот… Кэл.

Эльфийка куснула губу. Совсем по-человечески.

— Ты имеешь право знать… История давняя и… не очень-то приглядная. Случилось так, что мой последний возлюбленный оказался таковым и для сестры Кэла. Мийа сгорала от неразделённой страсти, а счастье улыбалось мне. Какое-то время верилось, что она смирилась и постаралась забыть, однако нелепая случайность унесла мою любовь в Серые Пределы, и Мийа… обвинила в этом меня. Конечно, обвинения были плодом помутившегося от горя рассудка, а не истинными обстоятельствами, но её это не смущало. Мийа настояла на сборе Совета Кланов — только для того, чтобы её претензии были сурово отклонены. Возможно, она сумела бы успокоить чувства, если бы… Если бы я не сказала, что жду ребёнка, плоть от плоти моего возлюбленного… Мийа окончательно обезумела и атаковала меня каскадом самых сильных чар, на какие только была способна… Я лучше обращаюсь с клинком, чем с заклинаниями, но сумела устоять. Под первым натиском…

— Был и второй?

— Был… — Вспоминая, эльфийка мрачнела. — Ещё сильнее. Ещё смертоноснее. Не знаю, как ей удалось достичь таких высот, ведь она никогда не считалась искусной заклинательницей…

— «Рубиновая роса», — подсказал я.

— «Роса»? — Она обдумала эту мысль, затем согласно кивнула. — Очень похоже… Так вот, натиск усилился вдвое…

Эльфийка скупилась на подробности. Возможно, не хотела воскрешать в памяти столь болезненные события, а возможно… Не могла это сделать. И не потому, что откровенничать с человеком постыдно для эльфа, а потому что… И у людей, и у эльфов есть одно чудесное свойство — забывать. Сглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но… Лишь для того, чтобы иногда — под стук осеннего дождя или в алых лучах заката — вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость… Они не будут слишком яркими, эти чувства — с течением времени меркнут любые краски, — но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить… Не хотел замечать…

Люди забывают быстрее. Как и живут — быстрее. Тоска эльфов может длиться столетиями — пока не случится что-нибудь настолько светлое и радостное, что места для страданий останется слишком мало и эти самые страдания, поворчав, уснут в одной из дальних кладовых…

Я слушал неторопливый рассказ эльфийки, поглаживая пальцами тёплое дерево столешницы, а перед глазами… О, перед глазами метались тени…

«Это ты, ты во всём виновата, только ты!» Фиолетовая бездна безумных глаз чернеет с каждой минутой. Прекрасное лицо искажается под умелыми ласками злобы. «Если бы он остался со мной, был бы жив и по сей день!» — «Успокойся, Мийа… Тебе нужно отдохнуть, послушать музыку…» — «Какая музыка?! Не тебе решать, что мне нужно! Убийца!» В бирюзе ответного взгляда плещется сожаление. Искреннее сожаление. «Не обвиняй меня, Мийа… Он продолжает жить, что бы ты ни думала…» Тонкие черты кривятся и текут. «Да! Жить! Где?!» Спокойная и мудрая улыбка. «Во мне… У меня будет ребёнок, Мийа…» Твердь сознания разверзается окончательно. Ребёнок… Последняя капля, подточившая скалу духа. «Этому не бывать!..» Молния срывается со скрюченных пальцев…

— Я бы не смогла справиться, но… Должно быть, моя любовь проложила дорожку в Серые Пределы — на один короткий вдох возлюбленный вернулся ко мне. Вернулся, чтобы защитить свой последний дар… Возникшая где-то в глубине Сила смыла атакующие и защитные чары Мийи… Она умирала и, зная это, ударила всем, что смогла собрать… Не знаю, что именно произошло — я не слишком сведуща в магических материях, — но… Что-то нарушилось. Позже, когда лучшие лекари и заклинатели осматривали меня, выяснилось: ребёнок… Нет, не умер: скорее застыл на границе между жизнью и смертью. Не исчез и не остался… Когда я перестала его чувствовать, мир рухнул. И никто не мог предложить помощь. Никто не знал, как вернуть его душу…

Она говорила ровно и достаточно спокойно, но жилка на виске выступала всё заметнее. Выдержка воина, запирающего боль в груди. Это достойно восхищения, однако временами очень и очень вредно.

— Скорее всего, душа ребёнка была вытеснена в один из Межпластовых Карманов. Неудивительно, что ваши чародеи не знали решения задачи. Следовало бы обратиться к более сведущим…

— Я обращалась ко всем! — почти выкрикнула она, но тут же опомнилась, понижая голос: — Ко многим… Меня раздирала тоска. Такая глубокая, такая горькая, что я не замечала смены дня и ночи… Я не чувствовала своего ребёнка, своего единственного ребёнка, первого и последнего…

— Почему же — последнего? — Странно и удивительно. Надо уточнить.

— Один из магов… Человеческих магов… Пообещал помочь. Но предупредил, что я больше не смогу иметь детей. — В бирюзовых глазах промелькнула тень. Очень печальная. Очень страшная.

— Но он не помог? — уточнил я.

— Он обещал… Говорил, что нужно выждать время… Потребовал, чтобы я заняла место в свите маленького принца.

— В качестве личного палача? — Поверьте, я не хотел причинять лишнюю боль и без того настрадавшейся женщине, но прятать ЭТУ горечь не считал нужным.

— Не только. Я делала много… всего. Убивала… Я не помню всех мёртвых лиц, и это к лучшему: иначе не удалось бы ни разу сомкнуть глаз… — Признание далось эльфийке с трудом. Потому что она признавалась в первую очередь самой себе.

— Вы так легко забирали чужие жизни? — Мои представления о листоухих не имели ничего общего с образом жестокого убийцы. Высокомерные? Сколько угодно! Гордые? О да! Прекрасные? Несомненно! Но — мясники?

— Нелегко. — Она помолчала и продолжила медленно, словно пробуя слова на вкус: — Я не могла избавиться от боли, и маг… сделал для меня порошок…

— На основе «росы», разумеется! — кивнул я.

— Очень может быть, — согласилась эльфийка. — Только не скажу, какой именно. Просто не знаю. Я… забывалась. Я отпускала себя, и освобождавшееся место занимал кто-то… чужой. Грубый. Мерзкий. Беспощадный. Бесчувственный. Я видела эту тварь, дышала вместе с ней, но… не могла противиться. Да и не хотела. Нанюхавшись порошка, я забывала о ребёнке, забывала о той боли, которая терзала сердце… И не желала вспоминать.

Ай-вэй, дорогуша! Чужой… Ишь чего придумала! Зелье мага открывало двери Тёмного Храма твоей души, выпуская то, что обычно прячется во мраке. Не понравилась встреча со своей тёмной половинкой? То-то! Хорошо ещё, что ты не осознала, насколько этот «чужой» неразрывно с тобой связан… Вот когда поймёшь, ужаснёшься по-настоящему, как ужаснулся в своё время я.

— Сколько же всё это продолжалось?

— Год. Может, два. Не знаю… Время меня не волновало. Я металась от одной мерзости к другой, пока… Пока не столкнулась с тобой.

— Хм… — Я невольно напрягся. Ну вот, опять ожидается гимн чудесному избавлению!

— Как тебе удалось сделать то, перед чем оказались бессильны лучшие маги? — Бирюза взгляда настойчивой кошкой ткнулась в моё лицо.

— Я ничего не делал.

— Но…

— Клянусь, я даже не мыслил что-либо делать! Если честно, в тот момент я был до смерти напуган… — Признаюсь скрепя сердце.

Эльфийка рассеянно нахмурилась:

— И всё же что-то было… Но что? Никаких чар… Ты до меня даже не дотрагивался… Я только…

Ай-вэй, сейчас она догадается… Я вжался в лавку.

— На твоей щеке выступила кровь, и я… лизнула…

Ваш покорный слуга сидел ни жив ни мёртв, но изо всех старался выглядеть спокойно-безразличным. Только бы она не начала расспрашивать… Придётся много лгать, а это так неприятно, так… недостойно…

Но эльфийка так и не начала задавать вопросы. Напротив, она о чём-то задумалась. Очень и очень глубоко задумалась. А когда бирюзовый взгляд вновь прояснился, я увидел в его глубине то, чего больше всего боялся. Сверкающий след встречи с мечтой.

— Твоя кровь сотворила настоящее чудо… — Голос эльфийки дрогнул от плохо скрываемого волнения. — Исполнила самое сильное и самое заветное желание… Есть одна старая легенда, в которой упоминается нечто похожее…

— Вы верите легендам? Зря, во многих из них нет и слова правды! — Язвлю, но эльфийка не обращает никакого внимания на мою попытку разрушить хрустальный замок грёз.

— Эта легенда всегда меня зачаровывала. — На лице женщины не было и тени улыбки. — А теперь… Теперь я в неё верю. И понимаю, что означают слова «простота бесценного дара»… В самом деле, как просто… Нужно только повстречать на своём пути…

Я вскочил, перегнулся через стол и накрыл её губы своей ладонью:

— Давайте оставим в покое легенды и их героев! Всё не так, как вам кажется!

— Но в главном я, похоже, не ошиблась. — Глаза засияли ещё ярче. — И если ради этого мне суждено было оказаться на краю бездны, я… Я благодарю свою судьбу!

Опускаюсь на лавку и страдальчески возвожу очи к потолку:

— Я же прошу: забудьте…

— Это невозможно, — качнула головой эльфийка.

— Ну хоть молчите! Это вам по силам?

— Если ты желаешь… Но почему?

— Я так хочу! Достаточно причин?

Она пожала плечами. Усмехнулась.

— Может быть, ты в свою очередь тоже кое-что сделаешь?

— А именно? — насторожился я.

— Перестанешь обращаться ко мне на «вы»! Кэла ты почему-то таким вежливым обхождением не баловал!

— Кэл… Во-первых, он мужчина. А во-вторых… вас же двое, — бесхитростно пояснил своё поведение ваш покорный слуга.

Несколько вдохов эльфийка смотрела на меня удивлённо расширенными глазами, потом не выдержала и расхохоталась:

— Двое… Духи Вечного Леса… А ведь и правда…

— Вообще-то я не шутил. — Хмурюсь.

— Да-а-а-а… — простонала женщина. — Но шутка удалась!

— Рад, что повеселил… тебя. Кстати, раз уж ты назвала меня своим resayi… Как мне-то тебя величать, дитя моё? — Я поставил локти на стол и опустил подбородок на сплетённые пальцы.

Эльфийка зашлась в новом приступе хохота. Того и гляди, весь дом сбежится: ещё решат, что женщине плохо…

— И?

— Саа… Саа-Кайа. — Она справилась со смехом и, сделав странно неловкую паузу, добавила: — Хами’н. Хами’н Саа-Кайа.

— «Дуновение Тёмного Ветра»? — Я мысленно примерил имя его владелице. — Красиво.

— Справедливо, — процедила эльфийка сквозь зубы.

— Тебе не нравится? — спрашиваю растерянно и удивлённо.

— Я бы обошлась без… — Она осеклась.

— Без «Тёмного», да? — догадался я. — Ну и напрасно!

— Ты не понимаешь… Имя приходит вслед за делами.[23] Я бы хотела всё исправить, но… Эту страницу из книги Судьбы не вырвать.

— И не надо! — заверяю. Наверное, излишне бодро. — Можно припомнить на эту тему множество высокоумных рассуждений, только… Ты любишь стихи?

— Стихи? Конечно! — Она слегка оживилась.

Разумеется! Какой же листоухий не любит стихи? Правда, это утверждение верно только в отношении ХОРОШИХ стихов, а те, которые просятся на язык… А, будь что будет!

Я сдул свежую пыль с одного из листов своей памяти и прочитал — без особого выражения, стараясь передать смысл, а не чувство:

Кайа слушала очень внимательно. Я должен был быть польщён, но вместо этого ужасно смутился. Наверное, потому что первый раз встретил искренне благодарного слушателя.

— Красиво, — оценила женщина и, когда я уже собирался облегчённо перевести дух, добавила: — И очень точно. Ничего лишнего, чуть суховато, но… Замечательно. Однако не припомню похожих строк ни у кого из… Где ты это раскопал?

— Нигде, — буркнул я, но небрежный тон эльфийку не обманул. Бирюза взгляда дрогнула.

— Не хочешь ли ты сказать… — начала Кайа и тут же удивлённо смолкла.

— Всё, что хотел, уже сказал! — обречённо выдохнул я. — Забудь!

— Это… ты написал? — Эльфийка наконец выразила своё подозрение словами.

— И что? — вскидываюсь.

— Почему ты так странно воспринимаешь похвалу? — удивилась Кайа. — Злишься, ворчишь, смущаешься… Как будто… Как будто тебя никто и никогда не хвалил!

Я промолчал, но молчание в данном случае было красноречивее всяких слов.

Ты права, Кё. Никто и никогда. Потому как не за что было хвалить: поводов для насмешек и укоров я подавал куда больше… А уж стихи… Вообще никому не показывал. Впрочем, подозреваю, что весь Дом тайком изучал мои каракули. Хорошо, хоть мнение держали при себе… Детские пробы пера были ужасны, потому что не содержали в себе ничего выстраданного и пережитого — это я понимал и сам. Собственно говоря, поэтому и забросил рифмоплётство. Чтобы месяц назад вновь взяться за перо. И меня удивила лёгкость, с какой на бумагу легли ровные строки. Наверное, потому что теперь мне было что сказать…

— Хорошие стихи. Очень хорошие, — серьёзно сказала эльфийка. — А вот мне не удаётся срифмовать и пару строк… Зато, — она весело подмигнула, — я умею понимать гармонию чужого творения! Это, знаешь ли, не каждому дано… А… ещё можешь что-нибудь прочесть?

— Ну уж нет! — горячо возразил я. — Хватит на сегодня! Мне ещё нужно выспаться и подумать о предстоящем поединке.

Как только разговор вернулся к vyenna’h-ry, Кайа нахмурилась:

— Я вижу, что ты уверен в себе, но опасаюсь исхода боя. Кэл может…

— Убить меня? — Позволяю себе улыбнуться. — О нет, он не станет меня убивать!

— И почему же я не стану тебя убивать? — В дверном проёме возникла белоснежная фигура.

— Всегда вам завидовал: уши большие, слышно далеко… — до крайности ехидным голосом протянул я. — И так трудно удержаться от…

— Я не подслушивал, — надменно обронил эльф, подходя к столу. — Я просто зашёл за стаканом воды, а вы… так громко разговаривали, что ваша беседа не могла остаться тайной.

Кэл был так забавен в своём высокомерном величии, что я с огромным трудом подавил ухмылку. А вместе с ней — десяток шуток, подходящих к случаю.

Разжившись водой, листоухий вновь обратился ко мне:

— Так почему же я не стану тебя убивать?

Есть! Попался! Заглотил крючок так глубоко, что и не вытащить.

Я встал и изобразил самую наивную изо всех отрепетированных за долгую жизнь улыбок:

— Если я умру, ты до конца своих дней будешь бродить в поисках ответов!

— На какие же вопросы? — Он пытался не давать волю любопытству, но тонкие ноздри возбуждённо дрогнули: ищейка взяла след.

— Например, где и при каких обстоятельствах мы встречались.

Наверное, не следовало этого говорить… Наверное. Если бы я хотел играть честно. Однако чего греха таить: в схватке с эльфом у меня почти не было шансов. Один-два, не более. Если противник слишком силён, необходимо — что? Правильно, ослабить оного противника! А что лучше разжижает решимость, чем сомнение? Достаточно бросить всего одно семечко в благодатную почву — и плоды удивят вас самих.

Если до этого момента Кэл не считал важным изучение моего внешнего облика, то сейчас просто впился взглядом. И в тёмно-лиловых глазах начало проступать…

— Ты?! Трактир «На пятидесятой миле»… Это был ты! — От неожиданного открытия эльф забыл о приличиях, предписывающих в отношении иноплеменников холодно-презрительный тон.

— «На пятидесятой миле»? — небрежно переспрашиваю. — Прости, я никогда и не знал, как называется та дыра…

— Я чувствовал: что-то не так, что-то неправильно… — продолжал удивляться Кэл.

— Но был больше занят Игрой, нежели оценкой ситуации, — припечатал я.

— Да кто ты такой, чтобы… — Он был близок к тому, чтобы задохнуться от возмущения.

Тот, кому удалось обвести эльфа вокруг… лорги![24] — Я ухмыльнулся во весь рот.

Кайа слушала наши препирательства с некоторым не то чтобы удивлением, скорее с растерянным недоумением.

— Зачем ты устроил этот маскарад? — Эльф оказался так близко, что я не видел почти ничего, кроме яростного лилового огня его глаз. Яростного из-за проигранной партии. И кому? Какому-то презренному… О, как же разозлился мой противник! Впрочем, этого я и добивался. Закрепим успех?

— Устраивал не я, но… я не был против. Признаться, не ожидал, что ты купишься на…

— Куплюсь?! — с силой выдохнул он. — Что тебе было нужно?

— Весело провести время, водя тебя за нос… А вот зачем ты приобрёл несколько листочков «рубиновой росы»?

Мой выпад был безупречен: Кэл напрягся, а Кайа… Кайа выскочила из-за стола и менее чем через вдох уже стояла между нами.

— Ты покупал «росу»? — Я бы на месте эльфа, заслужив такой взгляд, пошёл бы и повесился на ближайшем дереве. Чтобы не мучиться.

— Это не имеет отношения…

— А мне кажется, что имеет! — отрезала Кайа. — И ты всё-всё расскажешь… После поединка.

— Может быть, — сузил глаза эльф.

— Безо всяких «может быть»! — тоном, не терпящим возражений, заявила эльфийка. — Воду нашёл? Ещё что-то нужно? Нет? Тогда будь любезен избавить нас от своего общества!

Кэл проглотил оскорбление и, гордо вздёрнув подбородок, удалился. Я укоризненно покачал головой:

— Ты так жёстко с ним разговаривала… Словно…

— Я учила его обращаться с оружием, — нехотя призналась эльфийка.

— Так вот почему ты говорила, что «всегда была сильнее»… Что же, ученик попался не слишком способный и не смог превзойти учителя?

Миг она вслушивалась в эхо моих слов. Потом уверенно заявила:

— Сейчас ты точно шутишь!

— Шучу, — сдался я.

— Он умеет фехтовать. А ты?

— Меня учили, — отвечаю предельно уклончиво.

— Этого недостаточно! Хочешь, чтобы тебя проткнули первым же выпадом?

— Не хочу. Давай подождём до завтра? — Я двинулся к двери.

— Что изменится с рассветом? — недоверчиво спросила Кайа.

— Может быть, всё. Может быть, ничего, — улыбнулся я.

Эльфийка помолчала, внимательно глядя на меня. Нет, не на меня. Внутрь меня. Что она увидела? Не знаю. Но увиденное заставило её сказать:

— Прости.

— За что? — опешил ваш покорный слуга.

— Ты, наверное, решил тогда: я смеюсь над тобой? Решил… — Она вздохнула, заметив моё замешательство. — А я… Я смеялась от счастья. Просто от счастья. Хотя не спорю: ты выглядел так забавно, смутившись… Кстати, почему?

— Что — почему?

— Обнажённое тело не вызвало у тебя сильных чувств, а признание заслуг заставило покраснеть. Почему? Ты равнодушен к женской красоте?

Я молчал, не зная, что сказать, и царапал ногтем дверной наличник.

И Кайа сжалилась:

— Хорошо. Забираю свой вопрос назад… А Кэл… Если уж ты один раз смог его переиграть, то — кто знает?

— Доброй ночи! — пожелал я, ступая на лестницу.

— Доброй ночи! — ответила она, кутаясь в пушистый платок.

Я вздрогнул как от удара и открыл глаза. Спать не было больше никакой возможности.

За окном темень. Ну разумеется, ночь ещё не закончилась! Сколько же времени мне удалось провести в объятиях сна? Два часа? Три? Пять? Фрэлл его знает… Самое удивительное, я выспался и чувствовал себя даже не бодро, а как-то… возбуждённо. Конечно, поединок и всё такое… Нет, вру. Причины моей странной оживлённости кроются гораздо глубже…

Слишком много мыслей в голове. Слишком. Сталкиваются одна с другой, набивают шишки и — нет чтоб извиниться! — обзывают друг друга такими грязными словами, что трудно удержать смех. Мысленный, но такой реальный…

Прежде всего после слов эльфийки я успокоился. Немного. Значит, она относится ко мне вполне лояльно и дружелюбно… Отрадный факт. Тем легче будет отражать эти чувства на саму Кё. Зеркало, помните? И потом, я стал папочкой! Пусть дочка слегка великовозрастная, но, судя по всему, достойная. А весной я стану папочкой во второй раз… Уф-ф-ф, голова приятно кружится. Не ожидал от себя такой прыти… Впрочем, изнанка у моей смешливости очень даже серьёзная.

Кровь, исполняющая желания? Отнюдь, Кё: всё происходит совсем иначе. Но я, пожалуй, не буду разрушать твою веру в чудо. Кровь… По скупому рассказу можно предположить, что душа ребёнка была закрыта в одной из Складок Пространства. Уж каким образом Мийе удалось раздвинуть, а потом задвинуть Полог, гадать не буду. Есть великое множество способов и подходов, одно перечисление которых займёт всё время до рассвета… Наверняка сестричка Кэла рассчитывала оборвать тоненькую нить, связывающую душу с начинающим сплетаться Кружевом, но не смогла. Зато дверь закрылась плотно, непреодолимо… Для всех, кроме меня. И капельки крови, слизанные эльфийкой, разнесли эту самую дверь в щепочки… Однако риск был слишком велик: я никогда бы не решился по доброй воле сорить своей кровью направо и налево. Особенно без тщательной подготовки. Шадд не в счёт: в том случае ваш покорный слуга всё продумал… Повезло и мне и Кайе. Кровь выбрала самый сильный очаг магии в её теле и уничтожила чары Мийи. Но страшно подумать, что могло бы произойти, окажись капельки чуть больше, а заклинания — чуть слабее… И дело даже не в возможности cy’rohn:[25] есть вещи и посерьёзнее…

Теперь понятно, почему эльфийка выбрала именно ЭТО клеймо! Подсознательно она всегда думала только о своём нерожденном и неумершем ребёнке…

Значит, она обучала Кэла фехтованию? Забавно… Мастер клинка? Кто бы мог подумать… Впрочем, почему бы и нет? Женщины умеют сражаться, просто… Не считают эту забаву самой интересной из существующих. Та же Магрит легко справлялась с Майроном в семи схватках из десяти, но, к моему глубокому сожалению, редко устраивала показательные бои — а ведь гораздо интереснее наблюдать за фехтовальным поединком, чем самому.

Выпад. Укол. Шаг назад. Выпад. Укол. Шаг назад. Выпад…

Думаете, урок фехтования — это интересно? Отнюдь! Жуткая скука череды повторений одного и того же движения — что в этом может быть занимательного? Учитель даже не отсчитывает ритм вслух — отвернулся к окну. Только длинные уши недовольно вздрагивают, когда моё дыхание сбивается. Зачем эльфу смотреть, если он всё прекрасно слышит?

Да, моим образованием в сфере холодного, и не только, оружия занимается эльф. Старый. Опытный. Суровый. Бесстрастный. Я даже не знаю его имени и ограничиваюсь вежливым d’hess…[26] Вообще, когда мы впервые увидели друг друга, из его резко очерченных губ вылетело: «И вы желаете, чтобы я ЭТО учил?» Помню, я сначала не понял, о чём идёт речь, но по шушуканью и смешкам слуг догадался. И немного обиделся. Чем я хуже других? Потом выяснилось, что эльф большей частью имел в виду мой слишком «зрелый» для начала обучения возраст. Вкупе со всем прочим, разумеется. Но мне от этого легче не стало. Особенно когда занятия всё же начались…

Он приходил примерно раз в неделю, иногда реже. Показывал упражнение — сначала без оружия, через пару лет — с применением оного, а я… Я должен был научиться повторять предписанные движения. Впрочем, нет, не повторять…

— Нет никакого смысла в том, чтобы заучивать чужие движения, юноша. — Он медленно, скрестив руки на груди, прогуливался по залу, а длинная, не доходящая всего ладонь до пола медно-рыжая коса плавно колыхалась в такт. Ох, как мне хочется за неё дёрнуть! С самой первой минуты, как увидел странную причёску этого высокого жилистого мужчины.

Но увы, моим желаниям не суждено сбыться хотя бы по следующей причине: я вообще не могу подобраться к нему на необходимое расстояние. Во время занятий. А в остальное время… Я его просто не встречаю.

— Никакого смысла, — повторил учитель. — Чужие движения содержат в себе чужие ошибки, а старательно учить то, что заведомо может быть неправильно и опасно… Впрочем, многие так и поступают. Приёмы, которые я вам показываю, юноша, лишь иллюстрация того, как МОЖНО действовать. Запомните, и запомните крепко: важны только цель и правильная оценка собственных возможностей, а способ всегда можно подобрать… Положим, если вам понравилось яблоко, висящее слишком высоко, но вы понимаете, что сил залезть на дерево не хватает, вы можете воспользоваться подручными средствами и попытаться сбить плод на землю. Это уже два способа достижения цели. А ведь ещё можно попросить, поручить, приказать, заставить… И далее, далее, далее… Я не в состоянии сделать из вас отменного бойца, но, надеюсь, моих усилий вам будет достаточно, для того чтобы привести теорию в соответствие с практикой…

Пошёл третий круг по залу. Вынужденная пауза — я же не мог одновременно колоть стену и внимать мудрым наставлениям! — расслабила меня и настроила на мечтательный лад. А всё эта фрэллова коса! Нет, ну как притягательно выглядит!

— Любопытно, почему вы никак не можете научиться попадать в одно и то же место? — Эльф с искренним разочарованием посмотрел на истыканные шпагой деревянные панели. М-да… И куда я только не колол… Стало немного стыдно. А он продолжал: — Мне представляется очень простой ответ: вы не хотите сосредоточиться на своих действиях. Именно не хотите. И даже не пытайтесь возражать, юноша: руки у вас достаточно крепкие, чтобы работать с этим клинком… Но вы ухитряетесь нанести укол… даже не знаю куда. Уже не говоря об односторонних лезвиях…

Я уткнулся взглядом в пол. Да, с рубкой дела у меня обстояли особенно неважно. Деревянная кукла, предназначенная для отработки ударов, была похожа на измочаленное пугало, когда в идеале я давно должен был перерубить её в отмеченных местах… Ну не получается у меня каждый раз действовать одинаково, и всё тут! Я стараюсь, но без толку. Он думает, что я над ним издеваюсь… Если бы он знал, как страстно мне хочется хоть однажды успешно парировать его атаку! Глупая и невыполнимая мечта. Наверное, вредная. Его высот мне никогда не достичь, а он до моего уровня снисходить не будет… Замкнутый круг.

— Я бы не уделял столько внимания вашей точности, юноша, если бы в защите сей недостаток не играл очень серьёзной роли… Поскольку удары наносятся на трёх «горизонтах», то и парируются они примерно из тех же положений, а вы не можете два раза поставить шпагу в одну позицию… Надеюсь, вы помните, каких ранений следует особенно опасаться? Не помните, по глазам вижу… А вам следует затвердить мои слова… В первую очередь нельзя допускать уколы в ноги, потому что, как только скорость и уверенность перемещений изменятся, вы не сможете справиться с простейшими атаками… Так же важно беречь лицо, юноша, поскольку эти ранения, во-первых, болезненны, а во-вторых, из-за обильного кровотечения может существенно уменьшиться периметр восприятия. Что касается кистей рук, то тут, сами понимаете…

Всё я помнил. Но твёрдая уверенность в том, что мне лично для впадения в панику хватит и одного укола, мешала применять усвоенные знания.

— Отдохнули? — осведомился учитель. — Тогда продолжайте упражнение. И постарайтесь попасть… Не в одну точку — я не требую от вас невозможного, — но хотя бы не дальше чем на два пальца от метки…

Я усмехнулся, вспомнив свои неуклюжие попытки стать воином. Учитель был совершенно прав: не следует повторять чужие ошибки. Каждое движение нужно подгонять под себя. Есть только две точки: исходная позиция — там, где находитесь вы, и цель — то место, в которое необходимо нанести удар. Но расстояние между этими точками отнюдь не обязано быть кратчайшим и представлять собой прямую линию! Хотя бы потому, что на вашем пути обязательно появится клинок противника, и вот тут главное — двигаться к цели, подстраиваясь под конкретные обстоятельства. Цель терять из виду — смерти подобно. Атакуете? Завершайте атаку, чего бы это ни стоило! Защищаетесь? Парируйте, отводите чужой клинок из любого, даже самого неудобного положения! Главное — завершение. Кстати, если в учебных поединках никогда не доводить атаку до укола, оказавшись в реальном бою, вы тоже не сможете это сделать. В силу привычки.

Скажете, слишком просто? А в фехтовании нет ничего сложного. Всего два понятия: защита — ответ. Вычурные названия вязи путаных приёмов придумывают те, кто хочет казаться умнее, чем есть на самом деле. Выпад — укол — отход. Тщательный контроль клинка противника. И всё, господа! Но как любую простую вещь, эту истину нужно понять, принять и прожить, дабы уметь ею пользоваться…

Ох, как мне нужен поединок! Пусть эльф исколет меня с ног до головы — нужен! Ваш покорный слуга должен справиться со своими мыслями, должен если не победить, то хотя бы помериться силами… К тому же я отлично себя чувствую, а перенасыщенный событиями прошедший день заставил встряхнуться и осмотреться по сторонам.

Нет, не могу лежать! Сон всё равно не придёт, а спина затекает… Хорошо, что вечером я не потушил свечу — можно без боязни навернуться на лестнице спуститься на кухню, затопить плиту и… Скажем, чего-нибудь выпить и перекусить!

Пока вода в ковшике закипала, я порылся в докторских запасах и выбрал один из травяных сборов. Кажется, то, что надо: бодрящий горьковатый аромат. Сейчас заварим…

Ай-вэй, какой запах! Я блаженно вдохнул густой пар, поднимающийся над кружкой, и пододвинул миску с печеньем поближе — так, чтобы не надо было тянуться. Хорошо: тишина, темно и покойно, можно наслаждаться минутами неспешного одиночества… Вот только это самое одиночество капризничает и не желает сидеть рядом…

Он стоял в дверях и смотрел на меня.

— Не спится? — спрашиваю, засовывая в рот печенюшку.

— Тебе, как видно, тоже, — холодно заметил Кэл.

— Есть немного. — Я мирно улыбнулся. — Хочешь свежего отвара? Только-только настоялся…

— Не откажусь, — кивнул эльф. — Я… хочу пить.

Листоухий выглядел немного усталым. Ах да, ему же надо было провести очищение! То бишь освободиться от малейших следов волшбы, чтобы соблюсти условия поединка. Надо сказать, это довольно муторно — насильственно изгонять наведённую магию из собственного тела. Мне в этом смысле повезло: не нужно трепыхаться. Всё равно ничего нет…

Я нацедил эльфу порцию отвара. Кэл припал к кружке и целую минуту посвятил утолению жажды, потом перевёл взгляд на меня:

— Почему ты ввязался в наш спор?

— Кё сама тебе расскажет. Если сочтёт нужным.

— Кё?! — Он расширил глаза. — Что вас связывает, если ты ТАК её называешь?

— Не моя тайна, — отрезал ваш покорный слуга. — Лучше поговорим о более насущных делах, идёт?

— О каких? — Кэл чуть нахмурился.

— Ты очень любил Мийу?

Лиловый взгляд потемнел до черноты.

— Это имеет значение?

— Мне… хотелось бы знать. — Я постарался произнести эти слова как можно дружелюбнее, но не слишком надеялся на ответ.

Эльф некоторое время смотрел в кружку, словно гадая на плавающих по поверхности отвара лепестках.

— Мы близняшки.

— О!

Его ответ многое прояснил. Собственно, больше я ничего и не хотел спрашивать.

Близнецы…[27] Представляю, насколько сильна была между ними эмоциональная связь! Все переживания сестры оставляли шрамы и на сердце брата… Наверное, это очень тяжело: чувствовать чужую боль как свою собственную и не знать, не уметь, не иметь сил её прогнать. Наверное, тяжело. По счастью, я от такой участи избавлен. Со старшими родственниками тёплых отношений не получилось… Да что там тёплых! Хотя бы — уважительных… Однако…

Я внимательно всмотрелся в сидящего напротив листоухого.

Очень серьёзный. Напряжённый. Но напряжение идёт откуда-то из глубины и не имеет отношения ни ко мне, ни к… Кайе. Эльф борется с самим собой. Всё верно! Кэл не похож на дурачка, а следовательно, осознаёт, что причин для недовольства у Мийи не было. Справедливых причин, я имею в виду. Любовь — такая штука… Не ты её выбираешь, а она выбирает тебя. Спросите, откуда я это знаю? Ха! Меня-то никто ни разу не выбрал…

Теперь понятно, почему от листоухого веяло Смертью! И до сих пор веет. Сколько же он пробудет в плену у Вечной Странницы? Вряд ли даже боги дадут ответ… Владычица Серых Пределов не любит расставаться с ТАКИМИ подарками… Любящая оказалась сестричка, ничего не скажешь!

Если они были близнецами, часть души сестры всё ещё живёт в его груди, и я боюсь, что худшая часть… Потому он так рвётся в бой! Ему нужно справиться со своими чувствами. Как и мне…

Я широко улыбнулся:

— По-другому не пробовал?

— Что? — Он недоумённо поднял глаза.

— Победить себя.

— Что ты имеешь… — начал он и осёкся. — Как ты догадался?!

Пожимаю плечами:

— Потому что попал в ту же яму. Только она малость помельче, чем твоя.

— Ты хочешь сказать, что нарочно выдернул стрелу?

— Вроде того, — согласился я.

Тёмно-лиловый взгляд отразил некоторое замешательство.

— И ты…

— Я тоже не собираюсь тебя убивать.

— Но тогда…

— Зачем драться? Ты это хочешь спросить? Потому что нужно. И мне и тебе. Возможно, мы сможем оказать друг другу услугу… Скрестив клинки. Кстати, какие?

— Рикты.[28]

Я мгновение подумал, потом согласно кивнул:

— Годится. Правила?

— Обычные, — пожал плечами Кэл.

— Например? — настоял на уточнении ваш покорный слуга.

— Не допускаются удары в лицо, по ногам…

— Значит, используем только «рассветный горизонт»?

— Хочешь изменить условия? — Эльф слегка удивился.

— Нет, не стоит… Меня всё устраивает.

— Хорошо, — кивнул он и замолчал, постукивая длинными пальцами по кружке.

Знаю, о чём ты думаешь, lohassy: каков должен быть исход поединка, чтобы я ответил на твои вопросы. Хм, вот уж не думал, что моя попытка уравнять шансы поставит тебя в заведомо невыгодное положение… Нехорошо как-то получилось. Ты мечешься между двух огней, один из которых — чёрное пламя гнева, зажжённое сестрой. Кстати, её следовало бы осудить за одно это: негоже рассыпать свою боль по полям чужих сердец. Она могла справиться с собой и оградить брата от переживаний — на такую волшбу способен любой листоухий, независимо от степени одарённости… Могла, но не захотела. Возможно, забыла. Возможно, не посчитала необходимым. Объяснений сего неблаговидного поступка уйма, но выбрать верное — непосильная задача. Да и зачем выбирать?

А второй огонь… Он ничуть не слабее, а в чём-то даже опаснее, чем первый. Любопытство. Это странное чувство заставляет забыть об осторожности и тащит за собой, тащит… Пока не будет полностью удовлетворено или не приведёт к гибели. Однако хочу заметить: есть чудное средство от любопытства — всесторонний анализ известных данных. Поверьте, стоит вам разложить все факты, слухи и наблюдения по полочкам, как любопытство недовольно наморщит свой длинный нос и поспешит спрятаться в глубокой норе. Потому что вы поймёте, что знаете… Нет, не всё, но достаточно для того, чтобы более-менее правдоподобно предположить причины произошедшего. Да, жить становится немного скучнее, но зато гораздо безопаснее! Я вынужденно давил в себе любопытство, пока не научился подчинять сего своевольного зверя, и теперь до конца осознал общеизвестную истину: чем больше знаешь, тем хуже спишь. Правда, существует опасность напридумывать то, чего нет, но и с ней можно успешно бороться…

— Пожалуй, я поступил некрасиво, — вздохнул ваш покорный слуга, сцеживая остатки травяного отвара в свою кружку и кружку Кэла. Последний не протестовал, лишь недоумённо нахмурился в ответ на мои слова:

— В чём именно?

— Незачем ждать поединка, чтобы ответить на твои вопросы.

— Ты хочешь…

— Спрашивай, — разрешающе улыбнулся я.

— Но…

— Мои преждевременные признания позволят тебе действовать свободнее? Конечно! Этого я и хочу. Ты же рассказал то, что интересовало меня.

— Я сказал лишь, что мы с Мийей…

— Этого достаточно.

— И больше ничего не нужно? — Лиловые глаза просчитали ситуацию и презрительно сузились: — А, ты уже успел расспросить Кайю, и она наверняка рассказала о моих слабых местах!

Я хмыкнул:

— Слабое место у тебя одно — излишняя подозрительность. Видишь угрозу там, где её никогда и не было. Между прочим, это очень опасно: придуманные вещи могут возникнуть в реальности и оказаться ужаснее, чем виделись…

— Будешь утверждать, что ничего не узнал? — Эльф продолжал сомневаться, и я прекрасно его понимал: с любой точки зрения мой добровольный отход с завоёванных позиций выглядел странно и наводил на неприятные размышления. Если я собираюсь уступить здесь, не значит ли это, что у меня в запасе есть кое-что более эффективное? Правильная позиция. Разумная. Полезная. Но если не давать шанс другому, рано или поздно ты забудешь, каково это — доверять… А потом перестанешь верить…

— И не пытался узнавать. — Я сделал глоток. — Во-первых, Кё сама не стала ничего говорить, а во-вторых… Чужой опыт может оказаться вредной и опасной штукой, хотя и заманчив. Я не Мастер клинка — чем мне помогут её наблюдения? Лучше буду ковыряться сам…

Кэл недоверчиво качнул головой:

— Ты странно себя ведёшь.

— Неужели? — чуть наигранно удивился я, подталкивая эльфа к новым вопросам. А что такого? За окном пока темно, почему бы не провести время за познавательной беседой?

— Сначала заставил сомневаться, а потом решил избавить от сомнений… Не вижу логики.

— Логика! — Шумно фыркаю. — У каждого она своя. А есть вещи, которые… Например, простейшая пара «причина — следствие». Пока не разобрался в причинах, следствия кажутся нелепыми, верно? Ты видишь «что», но не знаешь «почему», и это пугает. Могу успокоить: я и сам временами не понимаю своих поступков. Но желание их совершать от этого не пропадает! Значит, ты искал продавца «росы», который удружил твоей сестре, я прав?

Листоухий поджал губу, но не ответил. Впрочем, ответ был ясен и так.

— Надеюсь, Сахима не ты убил? — вкрадчиво осведомился я.

— Какого Сахима? — непонимающе нахмурился Кэл.

— Молодого купца из Южного Шема.

— Я никого не убивал! — было мне объявлено с гордым презрением. Нашёл время оскорбляться…

— Отрадно слышать! Тем более что он вряд ли причастен к безумию твоей сестры.

— Что ты можешь об этом знать? — Дыхание эльфа на миг прервалось, словно мои слова кулаком врезались ему под рёбра.

— Одно я знаю точно: Сахим начал промышлять поставками «росы» только с начала весны. Он не мог продать Мийе запрещённый товар.

Кэл помолчал, потом вздохнул. С сожалением.

— Да, я тоже об этом думал… Почему и встретился с ним только однажды.

— А старый иль-Руади заслужил трёх встреч, — усмехаюсь. — Его ты подозревал?

— Почему спрашиваешь?

— Личная заинтересованность. — Я улыбнулся ещё шире.

— В чём? — прищурился эльф.

— В благополучии сего достойного человека.

— Откуда ты можешь знать…

— Что человек достойный? Я некоторое время работал на его семью. Кстати, бок о бок с Сахимом. Он, конечно, был вспыльчив, хитёр и нетерпелив, но согласись: этих преступлений маловато для смертного приговора!

— А ты сам… — Мысли эльфа свернули на опасную для меня тропку.

— Хочешь обвинить меня? — Я укоризненно покачал головой. — Твоё право. Если сомнений нет — обвиняй. Но я бы на твоём месте лучше выяснил, почему молодого купца, только-только попробовавшего вкус контрабанды, убили вскоре после встречи с тобой.

— И почему же?

— Вполне возможно, что он соприкоснулся с тем, кто имел отношение к несчастью твоей сестры. Обычная практика: случайных свидетелей убирают.

Я говорил очевидные вещи, но, думалось, не зря: если склад ума этого листоухого хоть отдалённо напоминает хаос, царящий в моей больной голове, ему настоятельно требуется внешнее подтверждение внутренних рассуждений. Временами такой подход бывает оправдан. Особенно если рядом есть кто-то способный думать так же, как и вы, но лучше.

Однако уточним:

— А как давно Мийа стала баловаться «росой»?

— Откуда… — Он осёкся. — Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я сам такими вещами не увлекаюсь, но, судя по рассказам, это зелье в малых количествах создаёт ощущение счастья. Пустого счастья. И когда действие «росы» ослабевает, образовавшуюся пустоту спешит заполнить всяческая грязь… Скорее всего, Мийа начала принимать зелье за некоторое время до гибели, почему и не справилась с эмоциями… Как же ты не уследил?

Эльфы умеют краснеть? Никогда бы не подумал. Как мило!

— Я редко бываю дома…

— Понимаю: служба, — подмигнул я, и Кэл взвился:

— Да что ты понимаешь?! Что ты можешь знать о…

Я промолчал, ожидая, пока разум возьмёт верх над чувствами. Эльф успокоился на редкость быстро: для этого ему оказалось достаточно поймать мой взгляд.

— А может, и знаешь… — очень тихо и очень грустно сказал Кэл.

Я позволил себе усмехнуться:

— Ты слишком хорошо осведомлён.

Лиловый огонь стал строже и внимательнее.

— А ты умный парень, но с одним опасным недостатком: поспешностью выводов, — искренне вздыхаю я.

— Разве? — Изящная дуга серебристой брови стала ещё круче.

— В моих словах не было ни следа откровений, только немного рассуждений, основанных на простых и понятных фактах. Мне не многое известно, но недостаток знаний всегда можно скрасить умением работать с тем, что имеешь.

— Ты напоминаешь… — задумчиво пробормотал эльф.

— Кого? — встрепенулся я.

— Одного из… моих знакомых, — отговорился Кэл, но я прекрасно понял: речь идёт о его наставнике. Причём, судя по тону, с которым были произнесены слова, очень уважаемом наставнике.

— Чем же? — спросил ваш покорный слуга, с трудом сдерживая смех.

— Происходящее становится понятным только после твоих пояснений, а до того…

— А до того кажется странным и нелогичным? Что ж… Рад, если смог чуть-чуть тебе помочь. Остальное распутывай сам.

— Но если ты работал на… ту семью… то…

— Я РАБОТАЛ. — Делаю очень сильное ударение на втором слове. — А в том трактире оказался совершенно случайно. Проездом, так сказать… Старик был до смерти напуган приближающейся встречей с тобой и нуждался в помощи и поддержке, хотя… Я бы не принял его предложение, знай я, с кем доведётся вступить в Игру.

— Почему? — Во взгляде Кэла вновь вспыхнуло любопытство, смешанное с гордостью. Ага, надеешься услышать, что эльфы — слишком опасные противники? Не дождёшься!

— Я не люблю листоухих. — В моём голосе не было ни тени улыбки, ни следа ехидства, лишь слегка стыдливое признание существующего положения дел.

Эльф нахмурился, но не смог не оценить прямоту:

— Есть причины?

— Увы, — кивнул я. — Но, пожалуй, их влияние становится всё слабее… По мере того как ширится круг тех, с чьими путями пересекается мой. Проще говоря, нет абсолютного добра и нет абсолютного зла, а вот рецептов, соединяющих эти компоненты в разных пропорциях, — великое множество! Знакомая истина? Да. Но такая… трудная к применению, верно?

Я улыбнулся и встал из-за стола.

За окнами начинался рассвет: белёсые пятнышки света лениво раздвигали ночную мглу.

— Надо заняться приготовлениями… Во дворе — устроит?

— Более чем, — согласно кивнул эльф.

— Ну и славно!

Пришлось заскочить в комнату, чтобы переобуться и накинуть меховую безрукавку. Высунув нос за дверь, я поёжился, но не стал возвращаться с целью дальнейшего утепления, поскольку в ближайшее время предстояло серьёзно разогреть мышцы…

Для начала я выбрал самую жёсткую из мётел и принялся соскребать подмёрзший снег. Сухой и рыхлый, он легко уступал натиску прутьев, и вскоре основная часть двора избавилась от рваного белого плаща, но обнажилась другая проблема. Земля оказалась изрядно застывшей — лукаво поблёскивала ледяными зеркальцами и топорщилась каменно-твёрдыми гребешками.

Скакать по неровной, скользкой поверхности никоим образом не входило в мои скромные планы. С тяжёлым вздохом ваш покорный слуга выкатил из сарая тачку и спустился к реке, туда, где крутой берег щеголял песчаными откосами. Пропотел я изрядно — особенно возвращаясь, но притащил внушительное количество песка и, передохнув несколько минут, зачерпнул лопатой первую порцию, предназначенную для посыпки двора…

Даже хмурое осеннее утро не могло испортить моё странно покойное и умиротворённое настроение, приправленное необъяснимым предвкушением чего-то светлого и прекрасного. Веер песка, слетевшего с лопаты, накрыл пядь мёрзлой земли, а мне вспомнилась старая солдатская песенка, кою я и затянул, нимало не заботясь о попадании в ритм:

Я придирчиво осмотрел результат своих трудов. Хорошо, но… медленно. Надо бы ускориться…

Песчинки встретили сталь радостным шелестом, и я растерянно посмотрел вниз. Нет, моя лопата здесь, со мной, тогда кто…

Я обернулся и от удивления едва не открыл рот.

Уж не знаю, где и когда Кэл успел разжиться лопатой, но факт оставался фактом: листоухий подмигнул мне и, рассыпая песок, подхватил:

Завершая работу, мы переглянулись и дружно грянули:

Кайа, закутанная в плащ, удивлённо заметила с крыльца:

— Что-то вы не похожи на тех, кому предстоит скрестить клинки…

— Почему же? — притворно обижаюсь. — Мы выполнили изначальное требование vyenna’h-ry: очистили души от беспочвенной ненависти друг к другу. Теперь осталось только справиться с самым опасным противником!

— Каким же? — поинтересовалась эльфийка.

— Со своими страхами и обидами! Но для этого и нужен поединок, — улыбнулся я.

Мы не завтракали, ограничившись несколькими глотками очередного травяного отвара, но голодны не были. Волнение и желание одержать маленькую победу в долгом споре с самим собой оказались сильнее голода и усталости.

Кэл оставил на своём гибком торсе только белоснежную рубашку, а ваш покорный слуга — поскольку не отличался морозоустойчивостью — не отказался от фуфайки. И я и он тщательно проверили и перестегнули застёжки своей обуви, дабы в самый неподходящий момент не запутаться в собственных ногах.

У vyenna’h-ry обычно не бывает наблюдателей: они попросту не нужны, ведь участники поединка, бросая и принимая вызов, по умолчанию обязуются следовать правилам чистой и честной борьбы, но сегодня… Никто не вышел на двор, зато все прильнули к окнам. Вообще-то я не люблю, когда на меня смотрят, но не ругаться же с доктором и Кё? А уж Мин я и подавно не рисковал прекословить…

Эльф распустил шёлковые петли и развернул снежно-белое полотно, являя миру и моему взгляду изящные формы рикт. Совершенно одинаковых и… одинаково не приспособленных для нас обоих: ритуальное оружие куётся под среднюю, «обезличенную» руку. Впрочем, грех было жаловаться — рукоять учитывала большую часть привычек и особенностей боя «на один укол». Да и рикта — не кайра:[29] здесь для удержания достаточно большого и указательного пальцев, а остальные только направляют клинок.

Рассеянно бродя по двору, я покатал рукоять в ладони, изучая баланс клинка. Может быть, плохой, может быть, великолепный — не знаю. Я делю оружие на «удобное» и «неудобное» лично для меня, не углубляясь в подробности. ЭТО было вполне удобным. Плетёная корзина гарды надёжно прикрывает кисть руки, оставляя пространство для манёвра. Лёгкая штучка, но… Каким бы лёгким ни казался поначалу кусок металла, рано или поздно устаёшь им размахивать, верно? Поединки вообще не бывают долгими, что бы вам по этому поводу ни рассказывали мнимые «ветераны» дуэлей. Достаточно одного укола, чтобы победить — для Мастера клинка это правило работает безошибочно, для всех прочих… по обстоятельствам. Я, например, отлично знаю, что сил и дыхания мне хватит минуты на три-четыре полноценного боя, поэтому затягивать дуэль не стоит. Попросту «сгорю». Конечно, при условии, что мой противник окажется не столь искусен, чтобы уложить меня первым же выпадом…

Мы одновременно кивнули и двинулись навстречу друг другу. Не знаю, придерживался ли Кэл правила «одного укола», но положение его корпуса и рук — почти зеркальное отражение моих собственных — заверяло: эльф, как и я, большей частью тренировался с парным оружием. Разница состояла лишь в том, что он мог себе позволить одинаковые клинки, а я — только «старший» и «младший», потому что моё левое запястье хоть и сильнее правого, но не настолько подвижно…

Десять шагов. Девять. Восемь. Расстояние удара — не более четырёх шагов. Мы не торопимся оказаться близко. На наших лицах нет ничего, кроме спокойствия, но сталь в наших руках подрагивает, словно живёт собственной жизнью…

Первое касание. Звонкий поцелуй рикт. Клинки скользят, норовя сжать друг друга в объятиях… Кэл не бросается в молниеносную атаку, предпочитая выяснить, насколько противник силён. Ну как, получается? Знаю, что нет: я мало двигаюсь — почти не схожу с места, которое облюбовал ещё во время подготовки двора…

Ни я, ни он не желаем пользоваться длинными выпадами, вытягиваясь вслед за риктой — зачем? Мы рефлекторно парируем змеиные укусы клинков, но думаем… Думаем каждый о своём. И в этом смысле Кэлу труднее: я давно уже научился тонуть в придуманных сомнениях и одновременно держаться на плаву в Океане Реальности, потому мне не составляет особенного труда следить за снующим в опасной близости от груди кончиком рикты. Кстати, не только снующим: один укол я всё же пропускаю: спустя четверть минуты после начала поединка клинок Кэла, хитро подмигнув бликом прорвавшегося сквозь хмарь облаков солнца, оттолкнулся от моей рикты и ткнулся мне в грудь. Точнее, туда, где была моя грудь… Я успел отшатнуться и взмахнуть клинком, отбивая в сторону дотронувшееся до кожи жало. Не очень удачно отбивая: острие прочерчивает полосу, путаясь в фуфайке, и я чувствую, как начинает загораться неприятной болью прорезанная кожа…

Царапина, конечно, но она ещё раз убеждает меня не тянуть. Я ухожу в глухую защиту, и клинок Кэла не расстаётся с моим ни на взмах ресниц. Сталь звонко и надрывно шелестит, глухо позвякивает, когда контакт становится плотнее, шипит, когда острия рикт скользят навстречу гардам…

Как и любой ритуальный поединок, vyenna’h-ry ведётся до определённого момента. Как правило, пока бросивший вызов не посчитает свой гнев удовлетворённым. Однако существует опасность, что к этому времени тот, кто принял вызов, обретёт свою причину для гнева, и тогда… Всё начинается сначала. Так что понятие «первой крови» ни мной, ни эльфом не принималось в расчёт. Мы сражались со своими чувствами: каждый из нас видел сидящих на кончике рикты противника обиду, злобу, ненависть… В этом и состоит смысл: одержать победу над собой. Но как это бывает трудно!

Никогда не смотрите в глаза своему противнику: то, что вы там увидите, может сбить вас с темпа. Смотрите на ноги или на плечи — удар рождается там, а не в глазах… Я твёрдо усвоил это правило, но сейчас не удержался: на одном из отступлений, когда рикты почти оторвались друг от друга, ваш покорный слуга, мельком проведя взглядом по лицу Кэла, понял, что дело плохо. Эльф мертвел всё больше и больше, словно наш поединок помогал тени сестры взять верх над ещё живой душой… Конечно, а как же иначе — ведь именно её кость вонзилась в дверь!

Кэл умирал. Умирал духом, а не телом — я почти чувствовал, как слабеет связь листоухого с собственной душой, и, надо сказать, совсем этому не радовался. Хотя бы потому, что, переродившись, он может легко решиться на быстрое и безжалостное убийство. Чьё? Моё, разумеется! Да, вот такие мы эгоисты…

Надо что-то делать… Надо что-то делать… Надо… Я тщательно держу Кэла на безопасной дистанции, стараясь не расплетать клинки. Если не смогу контролировать его рикту, это будет означать неотвратимую гибель. Нашу общую гибель. И неизвестно, кому будет больнее. Есть маленькая надежда, что Кайа или Мин вмешаются, но… Это произойдёт не раньше, чем они поймут, насколько осложнилась ситуация. А они не поймут, потому что не видят то, что вижу я…

Мысли проносятся в сознании вспышками в такт бликам солнца на светлой стали. Небо разъяснивается, вот только… Холод становится сильнее. Нужно рисковать…

«Хочешь умереть?»

Какая разница?

«Не делай того, о чём подумал!» — взвизгнула Мантия.

Ты не можешь запретить!

«Я… прошу!»

Прости, но я должен…

Под звонкий ритм ударов и предписанных движений так легко сосредоточиться — гораздо легче, чем в состоянии безмятежного покоя. И почему я раньше не пробовал так делать?

Уровни Зрения легли друг на друга, и виски протестующе заныли от такого кощунственного отношения к хрупкому здоровью. Пласт Реальности чуть потускнел, и это очень мешало следить за нырками рикт, но зато я смог подробно рассмотреть, что же творится с Кэлом.

Фрэлл! Ну как же так… Почему никто раньше не помог тебе, парень? Как дурно…

Больше всего это напоминало паука, цепко охватившего эльфа мохнатыми тёмными лапками. Тельце — пульсирующий сгусток тени — располагалось симметрично сердцу на правой стороне груди. И росло на глазах…

Я рывком выдернул себя из ловушки Внутреннего Зрения, пропуская очередной удар, царапнувший кожу на плече. Есть всего один способ… Не очень честный — придётся каяться и замаливать грехи, — но единственный. Мои пальцы на рукояти рикты напряглись, проводя через сталь клинка тоненький язычок Пустоты. Только так…

Я поймал остриё оружия Кэла и позволил стальным полоскам сплестись друг с другом — ровно настолько, чтобы эльф решил: атака захлебнулась. И как только его рикта пошла назад, я сделал быстрый и широкий шаг. Почти прыгнул.

Мой клинок недовольно звякнул, разрывая объятия, и со змеиным шипением ринулся вперёд, вдоль рикты Кэла. И когда до гарды, означавшей конец путешествия, оставались считанные дюймы, остриё моего оружия приподнялось, чтобы миновать плетёный щит, а тыльная сторона ладони, ссаживая кожу, оттолкнулась от лезвия противника…

Жало рикты вонзилось в то самое место, где сидел паук. Вонзилось, проникая внутрь слишком глубоко, потому что я поздновато начал гасить свой выпад.

Кэл вздрогнул, застывая на месте и недоумённо переводя взгляд на алый цветок, распускающийся на белом поле рубашки, а я держал рикту в ране. Держал до тех пор, пока слабый толчок рукояти не подсказал: тёмная Сущность сгинула между Складками. И только тогда я рванул клинок к себе.

Эльф покачнулся, роняя рикту, но устоял на ногах. Спустя миг (а может, ещё быстрее) выбежавшая во двор Кайа подхватила раненого Кэла и повела в дом. Я поднял с земли полотно, в которое были завёрнуты рикты, и вытер свой клинок. Потом добрался до клинка Кэла, дабы оказать те же почести. Поморщился, посмотрев на разодранную ладонь. Потрогал пальцами грудь. Да, порезы есть, но совсем не страшные… Жить буду. И что самое важное: он тоже будет ЖИТЬ. Своей жизнью…

Я не слышал шагов. Голос Мин, тихий и чуть звенящий — почти как рикты минуту назад, — прогнал мои сумбурные, но донельзя довольные мысли:

— Почему ты сразу так не ударил?

— Не мог, — честно признался я.

— Не мог? Врёшь! Мне показалось, что до последнего момента ты просто не знал, в какую точку нужно бить! — уверенно заявила Мин.

Ваш покорный слуга куснул губу. Вот ведь мерзавка, почуяла! Впрочем, на то она и воин, чтобы видеть Изнанку поединка…

— А если так? Это имеет значение?

— Для меня — нет. Для тебя — не знаю. Для эльфа — наверняка. — Серая сталь глаз блеснула чуть-чуть лукаво. Или мне просто почудилось?

— Вот у него и спрашивай: ему виднее!

Она не обиделась.

— Спрошу. Непременно. Кстати… Ты достойно сражался. Тебя учил настоящий мастер… Знавший, когда нужно остановиться и позволить ученику продолжать работать самостоятельно.

Я не сдержал нервного смешка, вспомнив свои «уроки». Ох, милая, ты даже не представляешь себе, насколько права! Мой учитель предпочитал не вмешиваться в процесс, предоставляя мне возможность теряться в хаосе ошибок и заблуждений. Наверное, так и следовало поступать…

— Я сказала что-то смешное? — Мин слегка наклонила голову, словно прислушиваясь.

— Вовсе нет! — поспешил я её успокоить, а то вдруг всё же решит обидеться.

— Ты любишь оружие? — после небольшой паузы спросила воительница, следя за риктами, которые я рассеянно перекладывал из руки в руку.

— Люблю? — Хороший вопрос. Вопрос, на который я никогда не искал ответа. — Наверное, нет. Уважаю. Восхищаюсь. Ценю. Но любить… Любят обычно не тело, а душу.

— Ты отказываешь клинку в наличии души? — А вот теперь она слегка обиделась. На что, интересно?

— Ну в какой-то мере…

— Мастер, выковавший оружие, оставляет в нём частичку себя. Иногда даже не частичку… Мастер, владеющий оружием, вкладывает свою душу в каждый удар. И ты считаешь, что сталь не имеет права на любовь?

— Имеет! Ты спросила — я ответил. Охотно допускаю, что тысячи людей ЛЮБЯТ своё оружие! А я…

— Ты просто не нашёл СВОЁ. — Мин посмотрела мне в глаза. Печально и… Заискивающе?!

— Очень может быть, — поспешно соглашаюсь, потому что следует заняться ранами, а не продолжать странную болтовню на холодном воздухе.

— В каждом клинке есть душа, — гнула свою линию воительница. — Даже в этих… юных и неопытных…

Она сдвинула брови, вновь переводя взгляд на рикты.

— Но… Этого не может быть… Дай сюда!

Клинки были бесцеремонно выхвачены из моих рук. Мин впилась глазами в сталь той рикты, которой довелось фехтовать. Поднесла к лицу так близко, словно хотела понюхать, и оцепенела, поглощённая непонятной медитацией над гибким стержнем. Но когда я двинулся с места, резко помутневшие, серые глаза тоскливо взглянули на меня.

— Она… мертва?

Я растерянно хлопнул ресницами. Мертва? Что за глупости?! Впрочем, если принять во внимание утверждение Мин о том, что в каждый клинок так или иначе вкладывается частица души… Очень может быть, что именно «мертва». Через полоску стали ваш покорный слуга потянулся своей внутренней Пустотой к безобразному захватчику, претендующему на место в теле Кэла… Магии в оружии не было — я не мог ничего уничтожить, но если оно и в самом деле обладало зачатками Сущности… Вместе с vere’mii[30] между Складками Пространства исчезла и тень души рикты…

Я присмотрелся к цвету стали, лежащей на руках Мин, и виновато поджал губу. Очень похоже на правду. Если, конечно, весь этот бред…

«Это не бред…»

Хочешь сказать…

«Девочка права…»

Девочка?!

«Сам взгляни…» Мантия поощрительно усмехнулась.

Я моргнул, вглядываясь в переполненное скорбью лицо женщины, стоящей передо мной. Полно, да женщины ли?!

Ни единой морщинки на гладком лбу. Дрожащие губы обиженно припухли. Брови выгнулись жалобным домиком. Глаза… нет, она не плачет, но от боли этих вмиг пересохших серых озёр сердце почему-то судорожно сжалось… Я сделал вдох, и прошедшего мгновения вполне хватило, чтобы вспомнить…

Я видел нечто похожее. Не помню где, да это и не важно… Маленькая девочка точно так же стояла, держа в руках мёртвого то ли щенка, то ли котёнка? и не могла поверить, что пушистый комочек, бессильно обмякший в маленьких пальчиках, больше никогда не согреет ласковым и преданным теплом щёку своей хозяйки…

Сколько же ей лет? По виду — очень даже взрослая, а по сути… Ребёнок. Форменный ребёнок. И я причина её потрясения. Как всегда. Из-за какой-то железки… Что же делать? Ну почему она не заплачет, фрэлл меня подери?! Слёзы — такой хороший помощник, когда требуется притушить костёр боли. И бледная какая… Замёрзла, что ли? Нет, тогда бы на щеках появился румянец…

— Милая, не расстраивайся… — Я положил свою ладонь на её пальцы, сжимающие рикту. — Она вовсе не умерла.

— Не… умерла? — В серых глазах к боли добавилась мольба.

— Конечно нет! Она ждёт рождения… — Я нёс такую чушь, что и самому становилось не по себе. — Видишь ли, так уж получилось, что её юная душа не удержалась — сталь ведь такая скользкая! — соскользнула с кончика клинка и потерялась… И теперь оружие готово принять новую душу. Лучшую. Душу, которую никто не будет заставлять платить за чужие обиды… Я попрошу, чтобы этот клинок больше не использовали в поединках мщения, согласна? Можешь забрать рикту себе и позаботиться о ней. Вложи в неё частичку своей души!

— Я… у меня не получится… — Мин с сожалением посмотрела на тусклую сталь, потом снова подняла взгляд на меня. Фрэлл! Да о чём она думает?!

В глазах взрослой девочки мерцали язычки пламени. Не гневного, как раньше, а… Мне бы радоваться, что её скорбь тает, но я испугался. Как будто вот-вот должно произойти что-то очень важное, непоправимое и странное. Что-то, чего я никогда не видел и не знал… Но перья крыльев страха разметало во все стороны непреодолимое стремление узнать, что же всё-таки произойдёт… Не любопытство, о нет! Я должен знать. Просто должен. Потому что если не узнаю…

Ваш покорный слуга не успел разобраться в собственных мыслях.

Мин прижала рикту к своей груди, мгновение помедлила, а потом… Сделала шаг вперёд. Уткнувшись в меня.

Какая же она высокая! Выше меня на полголовы, а то и больше… И холодная. Очень холодная. Человек не может походить на кусочек льда, не так ли? А если и походит, то, как правило, уже не в состоянии жить…

Воительница прижалась ко мне всем телом, но в этом прикосновении не было ничего похожего на притворную игру Лэни.

— Обними меня… пожалуйста… — шепнули губы Мин, ветерком слов студя мой лоб.

Я не посмел отказать столь странной, но невероятно искренней просьбе и замкнул кольцо своих рук за спиной женщины.

Мир содрогнулся. Мигнул. Контуры предметов, которые можно было разглядеть из-за плеча Мин, раздвоились, потом сделали это ещё раз, и ещё… Фрэлл! Что происходит?! Это всё… из-за неё?! Да кто она такая? Может быть, другой Уровень Зрения поможет разобраться…

«Неправильное решение!» Мантия отвесила мне ментальный подзатыльник.

Почему? В ней присутствует магия, и я…

«Что?»

Я хочу выяснить, кто или что такое отозвалось на усилия эльфийки!

«Её ли усилия?» — ехидно вопросила Мантия.

Можно подумать, она здесь ни при чём и во всех грехах снова виноват я!

«В этом отдельно взятом грехе — да… И ты даже не представляешь себе насколько…»

Прекрати пугать! Пуганый уже, и неоднократно… Лучше объясни, почему…

«Сейчас не время…»

А когда оно наступит, это ВРЕМЯ? Я вообще доживу до того дня, когда услышу ответы на свои вопросы?!

«Разумеется… Только ты не будешь знать, что с ними делать…»

Ничего, разберусь!

«Может, довольно тискать ребёнка?» Как всегда, последнее слово осталось за Мантией.

Я выругался — на сей раз не мысленно, а вслух — и разжал объятия. Мин покачнулась, и мои пальцы обеспокоенно сжали её плечо.

— С тобой всё хорошо?

— Да… Теперь да… — Серые глаза снова заволокло пеленой, но не боли, а покоя, словно воительница обрела то, что долго и безуспешно искала.

Почему я чувствую себя неуютно, скажите на милость? Ей-то, похоже, и в самом деле полегчало: вон, даже лицо порозовело…

— Вот что, милая, ты погуляй, подыши, а у меня есть неотложное дело. — Быстрым шагом направляюсь в сторону кухни, не забыв прихватить заляпанную кровью ткань.

Для начала посмотрим, что мы имеем… Я стащил с себя фуфайку и рубашку.

Хм, всего два пореза — на плече и на груди, оба с ровными краями и не слишком глубокие. Доктор, несомненно, подскажет, как наилучшим образом их заживлять, а пока… Пока приму меры самостоятельно.

Я смочил водой кусок ткани, отрезанный от «чехла», некогда укрывавшего рикты. Кровь на ранах начала запекаться, а мне эта корка вовсе не была нужна: несколько энергичных движений, вода и аккомпанемент в виде ругани сделали своё дело — порезы начали сочиться тёмными каплями. Хорошо… Где у нас та гадость, на которой дядя Гиззи настаивает свои травки? Кажется, здесь!

Я наугад взял одну из бутылей, выдернул плотно вбитую пробку и принюхался. Брр! Пакость редкостная, но для моих скромных целей лучше и не придумаешь. Невольно задерживая дыхание, наклоняя сосуд над плечом…

— Ф-ф-ф-ф-с-с-с-с-с-с-с!..

Больно. Но ничего не поделаешь.

С грудью я справился лучше: даже не забыл подставить скомканную ткань, чтобы струйки горячительного, смешанные с кровью, не потекли вниз, на штаны. Ладонью занялся в последнюю очередь — плеснул так щедро, что тут же отчаянно замахал рукой в надежде порывами воздуха хоть немного унять едкое пламя сего варварского способа промывания ран.

Когда жжение поуменьшилось, я подбросил в печь несколько поленьев, выждал, пока они весело затрещат, охваченные огнём, и отправил вслед тряпку, которой промывал раны, и ткань, хранившую следы крови, стёртой с рикт. Незачем оставлять улики — глупо и опасно. Следовало бы и рубашку сжечь, однако…

Во-первых, у меня не настолько богатый гардероб. Во-вторых, принимая во внимание щедрость доктора (за мой скудный счёт!), разбрасываться одеждой становится и вовсе невозможно… Ладно, попробую постирать и заштопать на скорую руку. Вот прямо сейчас и займусь!

Свежая кровь сходила в холодной воде легко и быстро: не прошло и пары минут, как рубашка если и не обрела первозданную чистоту, то по крайней мере выглядела прохудившейся от более мирных причин, нежели махание сталью. Слегка помутневшее содержимое тазика окропило двор, а я поспешил вернуться в натопленные объятия кухни. С фуфайкой буду возиться потом — не так уж заметны бурые пятнышки на пёстрой пряже… Пучки трав, сохнущие над плитой, разъехались в стороны, освобождая место для мокрой рубашки. Вот и славненько! У меня есть несколько минут, чтобы…

Эй, дорогуша, ты ещё со мной?

«Да-да?» — кокетливо отзывается Мантия.

Есть вопрос.

«Как обычно, глупый и несвоевременный?»

Почему же, очень своевременный!

Обижаюсь. Чуть-чуть.

«Сомнительно…» — недоверчиво замечает Мантия.

И очень важный!

«Задавай уж, беспокойный мой…»

Почему ты пыталась отговорить меня от перехода на другой Уровень Зрения?

«Когда это?» Невинный хлопок несуществующими ресницами.

Во время поединка.

«М-м-м-м…»

Так почему?

«А тебя разве не учили, что это опасно — совмещать смену восприятия с активными физическими действиями?» — справедливо укоряет она.

Ну учили. И ты только поэтому визжала?

«Я — визжала?!» — оскорбляется. Очень громко.

Угу. Ухмыляюсь.

«Я просто повысила тон!»

Конечно-конечно! Ухмыляюсь ещё шире.

«И вообще, с чего мне волноваться?» — немного спокойнее, но всё равно неуверенно. Темнишь, милая!

Вот именно! С чего бы? Помнится, сохранность моей жизни не беспокоила тебя… да даже до вчерашнего вечера!

«То было вчера», — недовольно, но признаёт.

Что же изменилось сегодня?

«Ничего… Или всё… В любом случае тебе нужно знать одно: в ближайшее время лучше избегать свиданий со Смертью».

Объяснись!

«Ты не имеешь права умирать…»

Не ты первая сообщаешь мне об этом! Но, думается, твои причины слегка отличаются от причин эльфийки.

«Прислушайся хотя бы к её словам».

Прислушаюсь, не волнуйся! Но от Кё я дождался объяснений, теперь очередь за тобой!

«Поверь на слово… Есть причина…»

Какая?

«Не важно…»

Ну уж нет, хватит уклоняться от ответа! Отказываешь мне в свободе выбора и не желаешь представить основания… Так не пойдёт!

«Поверь, тебе не нужно знать ВСЁ… Чем больше фактов известно, тем труднее выбирать…»

ЧТО выбирать?

«Жить или умереть…»

Да что произошло?!

«Ничего сверхъестественного… Обычное явление природы…»

Явление природы, запретившее мне уходить в Серые Пределы? Чушь!

«Ты можешь уйти, но… Это будет жестоко…»

Жестоко? По отношению к кому? К себе или…

На краешке сознания мигнул слабый огонёк сомнения. Она права, я это чувствую. Но, фрэлл побери, в чём именно она права?!

Я не успел усилить натиск и вынудить Мантию ответить, потому что на кухню вошла эльфийка.

Кайа выглядела необычно, и мне не сразу удалось сообразить, в чём именно заключалась необычность. А когда сообразил, грудь тихонько заныла. Кё — в первый раз на моей памяти — выглядела неуверенной. То ли в себе, то ли во мне, то ли… во всём сразу. По глубокой бирюзе взгляда перекатывались тяжёлые волны раздумий.

— Как Кэл? — поспешил спросить я, но вежливый интерес вышел неубедительным, потому что ваш покорный слуга прекрасно знал: эльф вне опасности.

— Отдыхает, — коротко ответила Кё, не отвлекаясь от своих мыслей.

— Боюсь, рана будет заживать долго… — продолжаю никчёмную беседу.

— Да, пока не восстановятся все Связи, — в тон мне подтвердила эльфийка.

Мы замолчали, думая каждый о своём. Впрочем, я-то как раз пытался угадать, какие тревоги мучают Кайю… Не угадал.

— Скажи, как мне поступить, ma’ resayi! — наконец-то решилась на просьбу эльфийка, и я растерянно моргнул:

— По поводу?

— Разум кричит об опасности, а сердце… Сердце уверено в обратном. К чьему голосу мне следует прислушаться? — мучительно выдохнула Кё, а я опять ничего не понял.

— Какой опасности?

— Исходящей от тебя, ma’ resayi.

Ай-вэй, милая, немного же тебе понадобилось времени, чтобы прочувствовать… Как жаль…

— Поступай как сочтёшь возможным, — разрешил я.

— Я не могу понять как! — почти выкрикнула она. — Я ужасаюсь лёгкости, с которой ты наносишь удар, но ребёнок внутри меня блаженно замирает, когда ты рядом… Что же мне делать?

— Возможно, просто уйти и забыть, — мягко предлагаю возможный вариант. Неудачно.

— Забыть? — Она покатала слово на языке. — Забыть? О таком не забывают. Никогда. Уйти? Рано или поздно я уйду, но почему мне так не хочется это делать? Как будто что-то держит и не позволяет…

Кайа ещё не договорила, а я уже соскальзывал по Уровням Зрения. Без подготовки. Без настройки. Без помощи Мантии. Задыхаясь от боли. Слова эльфийки заставили меня серьёзно задуматься над последствиями неосмотрительного разбрасывания кровью. Только бы не…

Самая умелая плеть, подгоняющая нас, находится в чутких и безжалостных пальцах страха. Но страха отнюдь не за свою потёртую шкурку, а за не менее изношенную душу. Не понимаете? Я тоже долго не мог осознать сей истины, пока… Пока жизнь не сказала, просто, прямо и грубо: ты кое-что можешь, но посмотри, как твои действия вмешиваются в узор чужих судеб! Посмотри внимательнее! Любое существо, даже самое сильное и живучее, можно сломать, словно куклу. Одним неумелым прикосновением. А ты всегда был неуклюж, но старателен — понимаешь, чем могут обернуться твои шаги по чужим Путям? Ты просто растопчешь мечты и надежды! Да, чужие, а не свои, но поверь: когда на твоих глазах умирает чужая надежда, ты умираешь вместе с ней. Если, конечно, способен увидеть эту светлую тень во взгляде того, в чью жизнь вмешался…

Я погружался. Внутрь. Себя? Быть может… Каждый из нас всего лишь концентрированный сгусток Пространства в ладонях Времени. Если вам нужно проникнуть в суть вещей — начинайте с себя. Только помните: то, что вы увидите, может оказаться настолько неприемлемым, что навсегда отобьёт охоту копаться в причинах. Ну а если вы всё же примете познанное… Добро пожаловать в сообщество таких же уродов, как я! Нам будет весело, не сомневайтесь! Хотя бы потому, что в какой-то момент слёзы перестают принимать ваше приглашение…

Даже Третьего Уровня оказалось недостаточно — пришлось нырнуть глубже, туда, где текут Изначальные Потоки. Туда, где глухими толчками движется по Сосудам Мироздания Кровь Бытия…

«Не увлекайся!» — предупреждает Мантия, зябко съёживая Крылья.

Прости, милая, но я должен понять.

«А что тут понимать? Если наследил — нужно прибирать за собой…»

Вот я и хочу… А-а-а-а-ах!

Занавес ощущений приподнялся, пропуская меня… Куда?

Невесомая паутина Изнанки ласково обнимает мои плечи. Не тепло и не холодно, но как-то… уютно. Привычно. Словно мы знакомы не первый день, и я зашёл в гости после долгого отсутствия. Словно… Мне рады? Ничего не понимаю, но… И не хочу понимать. Здесь всё такое… правильное, что дыхание захватывает. И почему мне раньше об этом не говорили? Я бы почаще сюда наведывался…

Светящийся пух разлетается под сочными всплесками. Нет, это уже не Нити, а их Истоки. То, с чего всё начинается. Или — заканчивается. То, что не имеет воплощённой формы, подобно мечте, потому что, как только мечта становится реальностью, её очарование безвозвратно уходит… Где-то там умелые руки Слепой Пряхи разматывают Клубок Жизни. Где-то далеко… Но мне нужно то, что совсем рядом…

Прозрачные косы Прядей Пространства усыпаны огоньками в том месте, где, по моему разумению, должна находиться эльфийка. Бирюза, синь, кармин. Яркие созвездия в небе Изнанки. Ровная, медленная пульсация. Наверное, так и должно быть — не знаю, не могу знать, но что-то подсказывает: угадал…

Тревога оказалась напрасной? Собираюсь возвращаться, но в последний момент останавливаюсь. Это крохотное скопление огней… почему оно кажется мне нечётким? Даже — размытым… Делаю шаг. Ещё один. Приближаюсь, пока не начинаю замечать… Замечать — что? Огоньки… словно припорошены. Чем? Больше всего эти невесомые пылинки похожи на пепел, но… Разве бывает пепел таких цветов? Безмятежно-белый. Грозно-чёрный. Неистово-зелёный. Разноцветные крупинки рассыпаны по созвездию, ожидающему окончательного воплощения в Кружеве будущего эльфа. Чаще, реже… Словно кто-то зачерпнул горсть и швырнул не глядя… Неужели… Я?!

«Этого следовало ожидать». Голос Мантии звучит очень глухо, с необъяснимым трудом, будто ей тяжело и больно пробиваться ко мне.

Что случилось? Почему этот пепел…

«Пепел…» Она на мгновение умолкает. Совсем как человек, у которого перехватывает дыхание.

Что я наделал?

«Узы Крови не прислушиваются к доводам разума и порывам чувств… Они возникают или пропадают по собственной воле…»

Это значит…

Холодею.

«Ты не виноват». Слова Мантии должны успокаивать, но я пугаюсь ещё больше.

Что ЭТО?

«Очень редкое и очень занятное явление… То, из чего родились ритуалы „Разделения“…»

Но ведь… Я же не привязал ребёнка к себе?

«Нет… Ты привязал его к крови Дома…»

Как?!

«Не переживай… Ничего дурного не произошло… Возможно, ты оказал ему великую честь…»

Что-то не верится!

«Преданность Дому — не самое дурное свойство…»

Преданность! Приданность — звучало бы правильнее, да?

«Иногда не нужно искать разницу», — с мягким укором замечает она.

Я сглатываю горечь, выступившую на нёбе. Узы крови… Самое последнее, во что мне хотелось бы вмешиваться. Слишком большая ответственность. Перед самим собой прежде всего.

Надеюсь, ничего не успело… измениться?

«Я же сказала: не переживай… Подумаешь — ещё один верный слуга…»

Это нечестно!

«Это разумно… Это рационально… Это удобно».

И наверняка — запрещено!

«Как догадался?» Искреннее удивление.

Как… Разве сразу не понятно? Насильно толкнуть чужую жизнь на новый Путь — такие действия не могут поощряться никакими законами!

«Ох… Твоя несуразная тяга к справедливости когда-нибудь станет совершенно невыносимой…» — сокрушается. Словно и в самом деле переживает.

Невыносимой для кого?

«Для тебя, дурной ты мой! Надо быть проще…»

Хочешь сказать, бесстрастнее? Безжалостнее?

«Ну хоть это ты понимаешь!» Вздыхает с некоторым облегчением.

Я попробую. Но потом!

«Снова здорово! Остынь!»

Расскажи мне, откуда возникли «Разделения». Пожалуйста!

«Тебя интересуют сплетни или механика?»

Меня интересуют Знания!

«Как пожелаешь… Изначально „разделение“ вообще не практиковалось, потому что само понятие налагает ограничения… Понимаешь, что имеется в виду?»

Думаю, да. «Разделять» приходится не только приятное, но и неприятное.

«Попал в точку… Поэтому существовало „подчинение“, а не „разделение“… Ty’rohn… Во времена ожесточённых войн тысячи проходили через этот ритуал… Тысячи тысяч… И их потомки вплоть до третьего поколения несли в своей душе тень „подчинения“…»

Как жестоко!

«Как мудро… Благодаря ty’rohn в Долгой Войне победила не та сторона, которая устилала свой Путь трупами, а та, которая крепко держала в руках Нити чужих жизней… Так было нужно… Потом надобность жёсткой Связи потеряла смысл и на смену „подчинению“ пришло „разделение“ — добровольное принятие обязательств…»

Понятно… Но если ty’rohn давно уже не осуществляется, почему моя кровь…

«Не осуществляется — не значит невозможно… Ты не умеешь созидать Узы Крови, малыш… И никогда не будешь уметь, увы… Так что твоя кровь сама решает, как действовать…»

Но почему именно «подчинение»?

«Чтобы защитить… Чтобы уберечь… Чтобы сохранить… Иначе и быть не могло…»

Я не хочу!

«Твои желания не могут изменить Гобелен Крови…» — грустно напоминает Мантия.

Что же делать?

«А надо ли?» — сомневается она.

Я не имею права решать за того, кто даже не появился на свет!

«Позволь возразить! Как раз имеешь… Ребёнок родится только потому, что ты принёс Дар…»

Я ничего не приносил! Всё произошло совершенно случайно!

«Не бывает ничего случайного, как не бывает ничего предопределённого…» — туманно провозглашает Мантия. А мне сейчас не до философских изысканий. Я не желаю распоряжаться чужой жизнь, потому что… Я и своей распорядиться толком не могу!

Помоги, пожалуйста!

«В чём?» — хмурится она.

Как разорвать узы ty’rohn?

Неясный звук больше всего похож на смущённое покашливание.

Ну же!

«Такие УЗЫ не рвутся…»

Совсем?!

«А ты чего ожидал? Я же сказала: вплоть до третьего поколения».

Не может быть! Должен же существовать выход!

«Ну ты и наглец!» Возмущение. Искреннее.

Почему?

«Всюду ищешь Пути, удобные тебе… Самое забавное, что находишь».

О чём ты?

«Если уж решил, что выход есть, — ищи!» И она замолкает. Совсем. Оставив меня наедине с мерцающими огнями, потрескивающими как поленья в очаге…

Как поленья…

Пепел…

А что, если?..

Я склонился над созвездием неродившегося эльфа.

Всего лишь пепел… Он должен быть лёгким… Он…

Я набрал побольше воздуха в грудь и… Дунул.

Крупинки угольно-снежно-изумрудной пыли взметнулись облаком, теряя контакт с Изнанкой Кружева.

Кыш отсюда!

Я дул ещё и ещё — пока ни единой пылинки не осталось. Куда улетел этот странный пепел? Не знаю. Но он не осел обратно, а это значит… Это значит… Это значит…

Мой затылок впечатался в дощатый пол.

Возвращение оказалось неожиданным и… насильным. Но кто помог мне всплыть? Не Мантия, это точно! Кто же? Кто?

Лихорадочно вспоминая, я только теперь мог дать оценку неприятному ощущению, тревожившему меня на всём протяжении пребывания в Изнанке. Будто кто-то подглядывал за мной. Кто-то готовый вмешаться, если… Если — что? Что-то пойдёт не так? Для сих действий необходимо обладать невероятным могуществом… Да, я помню: внимательный, чуть любопытный взгляд. И длинная тень, заставившая огоньки мигнуть. Не потускнеть, не погаснуть, а именно мигнуть, словно стремительно прошла сквозь них…

— Что с тобой? — Море отчаяния в бирюзовых глазах Кё, склонившейся надо мной.

— Ничего… — Губы двигаются, но так, словно я их у кого-то одолжил.

— Раны настолько серьёзны?

— Какие раны? — Что-то запамятовал.

— На тебе лица нет!

— А где же оно? — Пытаюсь улыбнуться, но не получается: мышцы словно одеревенели.

— Да что же такое?! — Эльфийка испугана не на шутку.

— Не волнуйся, всё хорошо… Вот только…

— Что?!

И я понимаю, что именно кажется мне неправильным во всём происходящем.

Я не могу пошевелиться. Совсем. Это не паралич — ни одна пядь тела не утратила чувствительности — однако…

«А чего ты ожидал?» Голос Мантии звучит так громко, что почти оглушает, и я мысленно морщусь.

Потише, пожалуйста…

«Хорошо, что в шлейфе ещё оставались крохи Силы, иначе…» — негодует она.

Иначе?

«Могло начаться отмирание тканей!» Хм, очень пугающе.

Но почему?

«Чем глубже погружение сознания, тем слабее становится его связь с телом, разве не помнишь?»

Но ведь…

Это-то я помню. Но есть и кое-что другое, верно?

«Без руководства тело перестаёт функционировать…»

Умирает?

«Не всегда…» Признаётся, поганка. Но признаётся вовсе не в том, что нужно мне. Попробуем зайти с тыла…

Но я же погружался в Саван — сознание отлучалось и дальше, чем в этот раз, так почему же…

«Ты думаешь, что Саван — это просто нагромождение Щитов?» — взвивается Мантия.

Да. А что?

Совершенно искренне недоумеваю.

«За каждым Щитом остаётся Страж…»

Это ещё что такое?

«Если коротко… псевдо-Сущность… Подобие разума, но не отдельно существующее, а… Часть мозаики, которая при снятии Щита возвращается на своё место».

И где же это место?

«В тебе, олух!»

Ну и ну, как всё запутано… Так вот почему Саван требует столько Силы: шутка ли — сначала сформировать бесчисленное количество подобий, а потом развоплотить их в строго определённом порядке и поместить останки в строго определённое место… Та ещё работёнка!

«А ты нырнул невесть куда, не озаботившись Стражами, хотя бы по одному на Уровень!» Злится. И правильно делает.

Прости…

«Хорошо ещё, что тебе помогли вовремя вернуться».

Кто?!

«Тот, кто умеет и может…»

Конкретнее!

«Восстанавливай силы!» — коротко буркает Мантия и лишает меня своего общества.

Зато Кайа остаётся рядом.

— Что я делал? — Спрашиваю не из любопытства, а из страха: не было ли чего лишнего, не обязательного к наблюдению сторонними лицами.

— Не знаю! — чуть ли не со слезами в голосе отвечает эльфийка. — Ты стоял и смотрел куда-то… И не на меня, и не в сторону, а потом… Твои глаза начали белеть, пока на стали похожими на бельма, только не мутные, а блестящие. Я хотела позвать кого-нибудь, но не смогла. Словно кто-то приказал стоять и ждать… А ты… Ты вдруг подошёл совсем близко. Так близко, что я чувствовала твоё дыхание на своей коже. Очень горячее дыхание — мне даже показалось, что оно обжигает… Потом ты наклонился и зачем-то дунул на мой живот. Несколько раз. И… упал. Что всё это значит?! — Она сорвалась на крик.

— Я исправил допущенную ошибку. — Кажется, так оно и есть. Нет, я уверен, что исправил. Вот только ошибку ли?

— Ошибку? — Кё ничего не понимает. Да я и сам с трудом продираюсь сквозь дебри знаний, полученных так быстро и так… тяжело.

— Я очень устал… Пожалуйста, Кё, позови доктора и ещё кого-нибудь… На полу слишком неудобно лежать… — Губы всё же складываются в улыбку. Вымученную, но довольную. — Только сама, прошу, не дотрагивайся до меня…

— Как самочувствие? — В дверном проёме возникло личико Мин, и я в который раз подивился контрасту бесстрастно-неподвижных черт, искристых глаз и звенящего эмоциями голоса. Впрочем, поначалу воительница не проявляла особых чувств — ни ко мне, ни вообще к кому или чему-либо. Поначалу… Зато после скорби о нечаянной жертве vyennah’ry Мин, можно сказать, ожила.

— Лучше, чем вчера. — Стараюсь ответить как можно бодрее, но не могу никого обмануть. Даже себя.

Сутки лежал, не помышляя о том, чтобы шевельнуться. Сегодня пошёл день второй, и наконец-то в безвольно распластавшееся на постели тело начали возвращаться силы. Впрочем, если верить Мантии (к сожалению, подробно поговорить нам не удалось — из-за её обиды и из-за чрезмерного внимания к моей скромной персоне со стороны доктора и гостей дома), это сознание укрепило цепочки, связывающие его с бренной материей…

— Но встать ещё не можешь? — продолжала допрос Мин.

— Не могу, — признаю и гордо добавляю: — Зато уже могу поднять руку.

Взгляд воительницы недоверчиво вспыхивает. Приходится подтвердить слова делом: приподнявшаяся на несколько дюймов над постелью ладонь привела Мин в совершенно детский восторг. Разве что визжать, хлопать руками и топать ногами она не стала, а ограничилась широкой улыбкой.

— Значит, можешь принять посетителя?

— Кого ещё? — Она не ответила, отходя в сторону и пропуская в дверь не менее высокую фигуру.

— А, это ты… — Вздыхаю, а Кэл пододвигает к кровати стул и усаживается, неловко опираясь на жёсткую спинку. — Сильно болит?

— Иногда, — признаётся эльф. — Но это всего лишь рана. Она заживёт.

— Конечно! Жаль, что ты пока не можешь воспользоваться иными лекарствами, выздоровление шло бы гораздо быстрее…

— Действительно жаль, — кивает Кэл. — Возможно, в этом случае я мог бы помочь и тебе.

— Даже не думай! — Я бы погрозил пальцем, если бы мог. — Это бессмысленно.

— Почему?

— Потому! — отвечаю, как невоспитанный ребёнок. — Только зря потратишься…

— Как хочешь. — Он рефлекторно пожимает плечами и морщится от боли. — Собственно, я пришёл не за этим.

— А за чем? — настораживаюсь.

— Я много размышлял… — начинает Кэл, и я не удерживаюсь, чтобы не съязвить:

— Это правильно! Размышлять — крайне полезное занятие!

— Не перебивай! — На мгновение в голосе листоухого прорезается привычная надменность, но исчезает чуть ли не быстрее, чем появилась.

— Ладно, не буду. — Согласно вздыхаю. Кэл полыхнул глазами, но оставил моё ехидство без надлежащего ответа.

— Я размышлял о поединке. Долго. Пока не понял, что всё происходило… неправильно.

— Неужели? — Стараюсь казаться спокойным, но голос дрожит.

— Сначала ты не казался опасным противником: стандартные ответы, простые выпады — ничего, заслуживающего внимания. Именно это меня и усыпило.

— Усыпило? — Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, lohassy!

— Да, усыпило. Я словно начал отделяться от собственного тела и… таять. Как на огне тает лёд. Было совсем не больно, но очень… мерзко.

— Конечно. Умирать всегда мерзко, — охотно подтверждаю.

— Умирать? — Он непонимающе смотрит на меня.

— Твою душу пожирал vere’mii сестры. Знаешь, что это такое?

— Да… — прошептал Кэл, бледнея.

— Странно, что никто раньше не заметил и не помог тебе справиться с «призраком»…

— Я чаще бываю в компании воинов, а не магов, — поясняет Кэл. Чуть смущённо.

— Ну для того чтобы почувствовать неладное, не обязательно чародействовать направо и налево! Достаточно просто… А твоя возлюбленная тоже ничего не замечала?

— У меня нет возлюбленной, — тихо и печально ответил эльф.

— Как это? — Были бы силы, подскочил бы на кровати. — Чтобы у листоухого и не было возлюбленной? Да вы же ни минуты не можете без влюблённости!

Тёмно-лиловые глаза лукаво суживаются:

— Больно много ты знаешь об эльфах! Откуда?

— Была возможность, я и узнавал, — огрызаюсь. Ну не рассказывать же ему о том, что, в десятилетнем возрасте определив для себя эльфов одними из главных врагов, я проштудировал всю имеющуюся в домашней библиотеке литературу и попытался получить ответы на те вопросы, о которых в книжках не было ни слова!

— Почему я тебе не верю? — вздыхает Кэл.

— Потому что ещё не научился!

— Этому нужно учиться? — удивляется. Странно, вроде мой ровесник, а такой ерунды не знает… Опять читать лекцию? Что ж, прочту.

— А как же? Сначала нужно воспитывать в себе доверие, и не просто к избранным вещам и личностям, а доверие ВООБЩЕ. Ко всему. По крайней мере, доверие «первого взгляда». А когда научишься доверять, можно попробовать верить. Это уже сложнее, но гораздо приятнее.

— Верить? — хмыкнул эльф. — А если тот, кому ты хочешь доверять, обманывает твоё доверие?

— Значит, он не выдержал испытание «второго взгляда» — и дальше с ним не о чем говорить. — Улыбаюсь.

Кэл морщит лоб, обдумывая мои слова.

— Смотрю я на тебя и не понимаю…

— Чего именно?

— Сколько тебе лет, если ты временами выглядишь и ведёшь себя как мальчишка, а мыслишь как древний старик?

— Ну уж и древний… — Дуюсь.

— И всё же?

— Мне пришлось взрослеть быстрее, чем полагается, — уклончиво отвечаю я, умалчивая о том, что детства у меня попросту не было. Детства в классическом понимании: с нежной заботой родителей, с весёлыми праздниками, с ватагой приятелей-сверстников… Наверное, он заметил тень в моём взгляде, потому что спросил:

— Жалеешь?

— Иногда. Лучше ответь, почему у тебя нет возлюбленной, — перевожу разговор на другую, менее болезненную для себя тему.

— Она была… До того как Мийа заболела своей любовью. А потом…

— Вы поссорились. Понятно: кто же выдержит истерики без малейшего повода!

— Да, примерно так и было. — Кэл отворачивается, чтобы лишний раз не демонстрировать свои эмоции. Всё ещё не доверяешь? Твоё право… — Мы расстались. А после смерти сестры у меня не возникало желания любить.

— Как выяснилось, зря. Поэтому vere’mii и получил над тобой такую власть!

— Я ещё не успеваю сказать, а ты уже знаешь, о чём пойдёт речь! — Эльф удивлённо хмурится. — Это так странно…

— Не буду больше тебя расстраивать. — Улыбаюсь. — Есть ещё вопросы?

— Есть.

— Валяй!

— Как ты узнал о «призраке» и… Как ты справился с ним? — Вот уж не думаю, lohassy, что тебя интересуют мои ответы. Ты хочешь узнать, КАК я отвечу, а не ЧТО.

— Узнал? Посмотрел под другим углом. И изъял. — С трудом удерживаюсь от соблазна показать язык. Не поймёт.

— Так просто? — Пожалуй, он разочарован.

— Кто говорил о простоте? Мне повезло, что ты уже плохо контролировал своё тело, а тень твоей сестры не слишком замечательно фехтовала, иначе я не сумел бы нанести удар и…

— Даже представлять не хочу, что могло произойти! — Эльфа передёргивает.

— И правильно! — хвалю я его. — Но позволь извиниться…

— За что? — Тёмно-лиловые глаза изумлённо расширяются.

— Вместе с «призраком» могла исчезнуть и другая память о твоей сестре. К сожалению.

— Да. Исчезла, — подтверждает эльф, и я кусаю губу. — Исчезла вся боль, остались только светлые дни.

— Хорошо, если так. — Сомнительно, конечно, но у меня нет причин не верить. — В любом случае прости. Не моё это было дело…

— А чьё же? — О, теперь нас захлестнуло лукавство!

— Твоих друзей, близких, родителей, наконец!

— У меня нет родителей. Они… погибли. — Он говорит грустно, но очень спокойно, как о давно свершившемся и принятом факте.

— Сожалею. — Звучит пошло, но больше сказать нечего. Утешать я умею плохо, да и… Не нуждается он в моём утешении.

— Кё рассказала, что ты сделал для неё, — после небольшой паузы сообщает эльф. — Но… получается, что и для меня ты сделал не меньше.

Сердце остановилось. Немного потопталось на месте, но всё же решило продолжить путь.

— Получается, что ты подарил Жизнь и мне…

— Ну-у-у-у-у, не будем усугублять… — пробую отшутиться. Не выходит.

— И я тоже должен назвать тебя…

— Умоляю!

— …ma’ resayi! — торжественно заканчивает фразу эльф, а я жалею, что не могу шевелиться. Встать бы и закатить ему оплеуху — живо бы поумнел! Право слово, дети… Но почему, почему именно я в этой компании должен быть взрослым?! — Тебе плохо? — Искренняя забота в голосе Кэла заставляет меня скрипнуть зубами:

— Нет, мне замечательно! Если не считать кучки lohassy, путающихся под ногами и величающих меня «творцом», у меня вообще нет ни единой проблемы!

Он даже не пытается обидеться. Ещё бы, для Кэла я перешёл в категорию непререкаемых авторитетов, с которыми интересно и полезно играть, но у которых невозможно выиграть…

— Наверное, я должен представиться, — извиняющимся тоном сообщает эльф. — Мы знакомы уже несколько дней, но так и не…

— Думаю, моё имя ты уже слышал не раз.

— Да, и поэтому считаю необходимым назвать своё.

— Ну так называй! — Церемонность начинает меня бесить.

— Кэлаэ’хэль, Клан Стражей Сумерек. — Он встал и коротко, но почтительно поклонился. Впрочем, в данном случае почтение адресовалось прозвучавшему имени, а не тому, для кого оно было произнесено. В другое время я бы обиделся, уловив подобные оттенки в голосе листоухого, но сейчас… Сейчас меня занимало совсем иное.

Кэлаэ’хэль. «Серебряное…» Нет, не подобрать точный перевод для этого слова из Старшего Языка!

Узор? Плетение? Вязь? И да и нет. «Кэлаэ» — так называют то, что от начала и до конца создано разумом и усердным трудом. Искусственное от первого до последнего вдоха, но… Не менее прекрасное и удивительное, чем совершенные творения природы. Почему же тебя так назвали, lohassy? И кто — мать или отец? Скорее, отец: для женщины важнее ощущения, которым совершенно ни к чему давать имена…

— Ну и как? — ехидно осведомляюсь.

— Что? — вздрагивает Кэл.

— Твоё имя тебе подходит?

— Наверное… Я не думал об этом.

— Зря. Оно ко многому обязывает. Например, к постоянному самосовершенствованию.

— С тобой опасно вести спор, — серьёзно замечает эльф.

— Почему это? — невинно хлопаю ресницами.

— Ты меняешь уровни погружения так же естественно, как… как дышишь.

— М-да? Не замечал… — честно признаюсь я, а листоухий качает головой:

— Трудно представить, чем вызвана твоя обида на нас, если ты так легко избегаешь…

— И не представляй. — Он заставляет меня смутиться. Немного, но неприятно. — Это было давно. Очень давно. В другой жизни. С другим… человеком. Я не хотел бы возвращаться туда.

— Но вернуться придётся, — вздыхает Кэл. Вздыхает так, что сразу становится понятно: он имеет в виду не только меня.

Когда эльф ушёл, я недовольно ударил кулаком по постели. События, сгустившиеся вокруг как вечерний туман, не только не радовали, но даже пугали. По крайней мере, заставляли насторожиться…

Всю свою недолгую жизнь ваш покорный слуга старался убежать от ответственности. Почему? Да потому, что прекрасно с ней знаком! Лестно, конечно, обзавестись высоким титулом и парой-тройкой звучных Прав, но, дорогие мои, задумайтесь над крохотной булавкой в пышных одеждах Соблазна: чем шире становится твоя тень, тем больше песчинок может в ней уместиться. Можно не обращать внимания на мелочи, но рано или поздно они сами обратят внимание на вас. И — потребуют участия. В чём? В чём угодно! Мало-помалу трясина незаметных и приятных обязанностей станет глубже, настойчивее и беспощаднее. И в конце концов вы захлебнётесь в том, что поначалу казалось лишь милым дополнением к вашим достижениям.

Я не против ответственности, ни в коем разе! Но достаточно хорошо изучил пределы своих возможностей, чтобы соглашаться на сделку с судьбой…

Я знаю, в чём состоит моя основная ошибка. Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Если мне становятся ясны причины той или иной неприятности и способ её устранения, удержаться от вмешательства в происходящее я не способен. Словно что-то направляет мою руку, заставляя схватить угли из Очага Познания… Как это больно!

«Напрасно отказался от помощи», — укоряет Мантия.

Какой?

«Той, что предлагал эльф…»

Ты имеешь в виду магическую? Вот ещё!

«Несколько расплетённых заклинаний тебе бы не помешали…» Облизывается, поганка.

Ага, так он и станет кидаться в меня атакующими чарами!

«Ну почему же сразу — атакующими?» Дуется.

Потому что их уничтожение высвобождает гораздо больше Силы! Корпеть над чем-нибудь бытовым — значит больше потратить, чем получить!

«Временами ты такой умница… Жаль, что редко», — умиляется.

Представляешь, мне тоже… Жаль.

Улыбаюсь в ответ.

«Ладно, тогда терпи».

И как долго?

«День, два, неделю… Как пойдёт».

Успокоила, нечего сказать!

«Сам виноват: нечего было устраивать самодеятельность!» — слегка огрызается.

Извини, не смог удержаться… Мне показалось, что нужно как можно скорее…

«В принципе ты прав: время играет существенную роль», — соглашается Мантия.

Скажи: если бы я не развеял пепел ty’rohn сразу, а отложил бы вмешательство… ну, скажем, на месяц — что бы произошло?

«Трудно сказать наверняка… Но „пепел“, как ты его называешь, увеличивался бы вместе с Кружевом, делая Узы крепче».

Значит, я поступил правильно?

«Тебе от этого легче?» — язвит.

Чуть-чуть. Хотя на самом деле… Только хуже.

«Разумеется… Если работа приносит удовлетворение, она перестаёт быть работой, и ты не можешь относиться к ней с прежним усердием…»

Какая работа? Ты о чём?

«Отдыхай» И она снова убегает.

Отдыхай! Легко сказать, но трудно сделать. Когда тело пребывает в относительном покое, сознание трудится за двоих.

Какая-то сволочь (и я даже знаю какая: долговязая, с длиннющей косой и жуткой смесью манер, составленной из «крутого парня» и «маленького ребёнка») вечером не задвинула занавеску на окне, в результате чего солнце, неуверенно взбирающееся на небо (в самом деле, а зачем это делать? Может быть, лучше разок передохнуть)… Так вот, солнце заставляло небо светлеть. Вы умеете спать, когда светло? Если да — искренне завидую, потому что я сим талантом не наделён, и постепенно бледнеющая серая дымка за окном вынудила меня проснуться.

Можно было попробовать встать и вернуть занавеску на положенное ей место, но что-то не хотелось. Знаете, иногда возникает такая странная лень: трясёшься над каждой крупицей сил, словно через некоторое время тебе придётся долго и нудно работать и вот уж тогда эти самые силы понадобятся! Все — до последней крохи.

Я ни о чём не думал — созерцал узоры, которые природа сплела, созидая дерево, в конце концов распиленное на потолочные доски. Мало есть вещей, столь же прекрасных, как слои древесины, изгибающиеся, сталкивающиеся, обнимающие друг друга… Приятные глазу, чуть приглушённые краски. Тепло уюта и душевного покоя. Тепло вековой мудрости. Тепло понимания и примирения со своей судьбой. Скажете, спорно? Отнюдь. Если бы дерево не было согласно принять вмешательство человеческих рук, оно не сохраняло бы в себе столько доброты…

Размеренно текущие по тёмно-медовой поверхности линии помогали мироощущению приобрести прозрачность и чёткость. Наверное, именно поэтому я и почувствовал эти всплески…

Нет, даже не всплески — колебания Пространства. Будто кто-то плывёт, размеренно и энергично раздвигая толщу несуществующей воды… Кто-то или что-то. Целеустремлённое, а значит — опасное.

Эй, милая, ты не спишь?

«Я никогда не сплю», — скучно отвечает Мантия.

Мне почудилось…

«Главное, чтобы сам не чудил», — парирует она.

Да не об этом речь! Что-то приближается… Что?

«Ты прогрессируешь не по дням, а по часам…» Интересно, это похвала или упрёк? Не понимаю.

Будешь отвечать?

«Вообще-то ты и сам мог ответить на этот вопрос, если…» Мантия вдруг растерянно замолкает.

И?

«Забыла, ты же не штудировал Магию Крови…»

Конечно, не штудировал! Почему-то мои наставники тщательно обходили этот предмет стороной в своих наставлениях…

«Придётся пояснить…» Вздыхает, как учитель, повторяющий один и тот же урок в сотый раз.

Уж поясни, пожалуйста!

«Это graah. Гончая Крови».

«Гончая»? Мне не нравится это название!

«Это не название, а суть», — поправляет она.

Тем более! Так что же представляет собой сие Создание?

«Это не Создание, а недоделанная Сущность».

Конкретнее!

«Её пускают по Следу».

С целью?

«Найти и захватить или уничтожить преследуемый объект».

Мне что, по капле из тебя сведения выдавливать? Кого она гонит?

«Угадай с трёх раз». Обижается.

Кого… Из всех нас интерес представляет, пожалуй, только… Неужели Кё?

«Правильно…»

Эта «гончая»… должна захватить или уничтожить?

«Пока не приблизится на достаточное для анализа расстояние, не узнаешь…»

Успокоила! Что я могу сделать?

«А почему ты вообще должен что-то делать?» — искренне недоумевает.

Почему?! Потому что… В конце концов, я ответствен за жизнь и здоровье эльфийки. По крайней мере, пока она не разродится…

«Плюнь и разотри», — грубо усмехается.

М-да?

«Ты ей в „творцы“ не навязывался, насколько я помню… И доходчиво объяснил, что всё произошло по чистой случайности. Кроме того, ты разорвал „подчинение“: за такой щедрый дар ей вовеки не расплатиться».

Ты права.

«Но…» Она слышит в моём ответе сомнение.

Я не хочу пренебрегать её доверием.

«Это не доверие, дурачок! Она склоняется перед твоим…» — испуганно осекается.

Перед чем?

«Не важно… Зачем тебе вступать в схватку с graah?»

А если…

В голову приходит парадоксальный, но совершенно правильный ответ.

Если я хочу использовать ситуацию для совершенствования своих навыков? Тогда как запоёшь?

«Наглец», — удовлетворённо улыбается.

Итак?

«Не могу отказать в столь благородном и заслуживающем всяческого поощрения желании… Хотя ты, конечно, хитришь».

Вовсе нет.

«Хитришь… Не любишь ты учиться — это я хорошо знаю…»

Не люблю. Но приходится. Хорошо, что не слишком часто. И вообще, ты заметила, что мне всё легче удаётся применять свои знания на практике?

«Заметила. Только в этом нет ничего удивительного: щедрее прочих оплачиваются именно бескорыстные жертвы…»

Ты о чём?

«Потом, на досуге, подумаешь и поймёшь… Сейчас времени нет».

Вот именно!

«Слушай внимательно. „Гончая“ не имеет материального воплощения: она чистый Поток, и поэтому её можно обнаружить только на Изнанке…»

Это нетрудно!

«Угу… Если учесть то, как неудачно ты совершил первое погружение…»

Но на этот раз ты мне поможешь?

Клянчу. Беззастенчиво клянчу.

Поможешь?

«Помогу», — сдаётся Мантия.

Отлично! С этого и начнём?

«Как пожелаешь…»

И она приступает к созданию Стражей, позволяя мне подробно познакомиться с сим завораживающим процессом.

В принципе я бы назвал эти псевдо-Сущности «слепками»,[31] поскольку они были достаточно точными копиями основных внешних слоёв сознания. Признаться, зрелище немного пугающее: когда вы видите возникновение своего двойника, появляется некоторая тревожная настороженность… Как Мантия оперировала хрупкой материей чувств, мыслей и образов? Не знаю. Можно почитать соответствующую литературу и расспросить практиков, но… Я сам никогда не смогу это сделать — так зачем же тратить время на усвоение лишних знаний, если не успеваешь разобраться с насущными вещами?

Погружение происходило медленно и плавно, предоставляя возможность наблюдать мельчайшие изменения мира за пределами собственного сознания. Сначала краски начинают выцветать… Нет, не так: цвета становятся прозрачными. Картина мироздания тает как лёд, но когда последние оттенки уже готовы исчезнуть, я словно проваливаюсь на следующий этаж — и сущее снова расцвечивается сочными тонами. Другими, но не менее красивыми, чем те, что доступны обычному глазу…

Второй Уровень — это уровень наведённой магии, уровень внешних магических полей, мне сюда не нужно, и Мантия заботливо толкает меня в глубину…

Третий Уровень — уровень Кружев. Уже привычный и хорошо изученный. Дальше!

А-а-а-ах! А вот и Изнанка!

Пряди и Искры. Изначальное и глубинное. Она совсем не изменилась со времени моего первого посещения, но теперь я чувствую слабые колебания, заставляющие Пряди Пространства волноваться, словно листву под порывами ветра.

«Гончая скоро будет здесь».

Но мне же нужно подготовиться… А кстати, каким образом? Как вообще она действует?

«Graah состоит из примитивных Уз Крови… Узы помогают ей найти объект и взаимодействовать с ним».

Хм, очень опасно звучит.

«Так уж обстоят дела…» — вздыхает, а мне опять приходится напрягаться, чтобы слышать ответы.

Скажи-ка… А что случится, если «гончая» обнаружит два одинаковых объекта?

«Я даже не хочу понимать, куда потекли твои мысли!» Настораживается.

И всё же?

«Она захватит первый по порядку следования».

И?

«Выполнит своё предназначение».

То есть второй объект будет в безопасности?

«Да… Но даже не думай!»

Почему бы и нет?

«У тебя слишком мало сил…»

Я знаю.

«Это слишком трудоёмкое занятие…»

Но возможное для меня?

«Оперирование чистыми энергиями тебе доступно», — нехотя признаёт Мантия.

Подскажешь, если что?

«Ничего другого не остаётся… Но помни, ты делаешь слишком большое одолжение!»

Мне любопытно попробовать!

«Тебе придётся кое-что и отдать…» Осторожное напоминание.

Отдать то, что вполне по силам?

«Может быть… А может быть, и не по силам…». Сомневается.

Будем верить в лучшее!

Непонятный и ранее не изведанный азарт захватил меня целиком и полностью. Я намеревался вмешаться в Изнанку и тихо млел от собственной наглости. Если у меня получится…

Спросите, почему бы просто не развеять «гончую» по ветру? Слишком опрометчивый поступок. Если тот, кто её послал, узнает, что труды пропали втуне, он убедится сразу в нескольких вещах. Во-первых, в том, что эльфийка жива. А поскольку лица, сопровождавшие её, не выходят на связь для отчёта, возникает вопрос: кто помог преступнице? Во-вторых, узнать, что рядом с эльфийкой находится некто способный справиться с graah, — это, я вам скажу, то ещё открытие! Гораздо лучше, когда недруги не имеют представления о твоих истинных возможностях. Больше шансов их удивить. Удивлённый враг — враг, стоящий на шатком мостке, и достаточно лёгкого пинка, чтобы… Однако пора работать.

Я подхватил пальцами ближайшие ко мне свободные Пряди, осторожно перебирая их. Как струны, из которых собираюсь извлечь мелодию… Жаль, что игра на музыкальных инструментах никогда мне не давалась! Жаль… Зато лепка и живопись входили в число моих занятий ввиду благотворного влияния на крепость и проворство рук. Сейчас и слепим… Из того, что есть, то, чего нет… То есть то, чего только что не было!

Вы умеете делать соломенных кукол? Я тоже не умею, но видел, как работают мастера. Пучок соломы складывается пополам и перетягивается верёвочками. Одна перетяжка — шея. Потом пучок раскладывается на три части: две потоньше — руки, одна толстая — тело, которое в свою очередь даёт начало ногам… Очень просто. Я поступил примерно так же, только ничего не складывал и не перетягивал, потому что Пряди очень легко принимали предписываемую форму…

Несколько косичек, приблизительно похожих на паутинку, представляющую на Изнанке физическое тело Кё, получились слегка неровными, но покорно подчинились моим пальцам, застывая пока ещё бездушным каркасом. Пришлось даже встать, дабы соблюсти пропорции скелета…

Что ж, заготовка создана. Но для того чтобы привлечь «гончую», необходимо наполнить сгусток Пространства жизнью. Или её подобием… Хотя ни один здравомыслящий маг никогда не делал ТАКИЕ подобия…

Где мне найти Искры?

«В самом себе».

В самом себе?

Устало хмурюсь, проводя взглядом по собственным рукам. Да, даже здесь я не могу видеть, из чего состою! Издержки искусства, как говорится… Или гримасы проклятия, возведшего непреодолимую преграду между мной и всем остальным миром. Разницы никакой. Значит, придётся закрыть глаза. Совсем. И работать только по ощущениям.

Из чего состоит странное тело, которое я имею несчастье занимать? Кости, мышцы, сухожилия и что-то ещё в этом же роде, но всё перечисленное — вещи, неохотно и трудно принимающие вмешательство извне. А ведь есть нечто более пластичное… Кровь конечно же. Вот от крови и будем танцевать…

Как она течёт? Не откуда и куда — но как. Плавно. Уверенно. Величаво. Бесстрастно. Не принимая в расчёт чужие суждения и не подчиняясь приказам. Просто течёт. Как текут реки. Но реку можно повернуть вспять, а моя кровь не позволит свершиться такому надругательству — она слишком своевольна…

Если не можешь заставить, нужно — что? Правильно! Попросить. Смиренно и искренне. Иногда даже необходимо предложить ответную услугу… Вот только что я могу предложить своей крови?

Не спрашиваю, но ответ приходит. Странный ответ: словно кто-то старательно и размашисто выводит буквы прямо внутри меня…

…Ты можешь обещать не разбрасываться мной…

Ты… слышишь?!

…Конечно… Я всегда рядом… Я часть тебя…

Ты знаешь, в чём заключается моя просьба?

…Да…

Ты можешь её выполнить?

…Могу… Если это необходимо…

Мне нужны Искры, чтобы сформировать Изнанку Кружева. Даже двух Кружев.

…Это будет больно…

Догадываюсь.

…Если ты решился…

Действуй!

И было больно. В самом деле. Очень больно. Больше всего формирование Искр походило на извержение. Только извергалась не вулканическая лава, а кровь. Из моего тела. Десятками капелек и — сразу. Она просачивалась сквозь крохотные поры кожи, и расставание тела с каждой каплей заставляло пожалеть о принятом решении. Я жалел. Но останавливаться поздно.

Когда необходимое количество прозрачных, как осколки льда, безликих Искр повисло рядом со мной, мучения прекратились.

Странно, на вид — совсем немного, но почему я так ослабел?

«Потому что не надо делать глупости», — укоряет Мантия.

Сколько у меня ещё времени?

«Несколько минут. Разве сам не чувствуешь?»

Мне некогда обращать внимание на этот сквозняк! Надо успеть.

Искры мягко мерцают, маня сознание… Какие же мне нужны? Бирюзовые. Синие. Густо-алые. И как же добиться изменения цвета? Изменить Сущность.

Проще всего с красным: достаточно представить потерянную мной кровь, чтобы огоньки помутнели и налились соком, как спелые ягодинки. Нет, чуть-чуть светлее… Вот так — совсем хорошо!

Бирюза… Бескрайняя гладь моря, в которой отражается тяжёлое небо. Когда-то — всего несколько раз — я обнимал неспешно крадущиеся к берегу волны, и это воспоминание ничуть не потускнело: нужно только смахнуть с него пыль…

Синь… Что бы вспомнить на эту тему? Глаза? Точно! Ох, не хотелось бы тебя трогать, сестрёнка, но придётся… Только твои огромные, наполненные магией глаза способны помочь мне вдохнуть сапфировый огонь в бесцветные бусинки…

Получилось! Трудно, больно, мерзко, но… Получилось!

Осталось совсем немного — украсить сплетённые косы россыпью разноцветных Искр. Как там выглядело Кружево эльфийки и её ребёнка?..

Когда последний огонёк занял своё место в Прядях, я перевёл дух. Да, именно такую картинку мне посчастливилось наблюдать в предыдущий раз. Надеюсь, моё «творение» обманет «гончую»… Кстати, а где она?

«На подходе».

Поставь Щит рядом с Кё. На всякий случай.

«Уже…»

Наконец-то я вижу причину своей неблагодарной и утомительной работы.

Между Прядями, неловко изгибаясь, пробирается… нечто. Кособокое, мутно-грязное и неуклюжее.

И эта несуразица — «гончая»?!

«Согласна: маг, сотворивший её, не слишком искусен», — посмеивается Мантия.

Да эту, с позволения сказать, недоделку даже следовало бы развоплотить! Почему ты сразу не сказала, что…

«Тогда ты не стал бы совершенствоваться в управлении энергиями». Скалится.

Ах ты!

Слов нет. Посему снова уделяю пристальное внимание чужаку, ступившему в Периметр, за который я назначил себя ответственным.

Наверное, чародей исподволь желал получить что-то похожее на материальный аналог. То есть — собаку. А вышло… Уродство. Во-первых, лап было не четыре, а всего две — передняя и задняя, что заставляло «гончую» перемещаться умилительно нелепыми прыжками. Во-вторых, вместо головы была… пасть. Прямо из шеи (только не заставляйте меня описывать, на что походило тело, — не могу, стошнит!) торчали зубья. Именно зубья, а не зубы! И они беззвучно клацали в бесполезных попытках поживиться Прядями. Жалкое создание…

Впрочем, чувство жалости у вашего покорного слуги исчезло в мгновение ока, когда «гончая» увидела цель и прыгнула. То, что творилось дальше, можно описать примерно так: непотребство. Преследователь грубо и жестоко рвал на части то, чего недавно касались мои руки. Омерзительное зрелище: обрывки Прядей, брызнувшие в стороны Искры и бурый призрак, алчно вгрызающийся в уцелевшие фрагменты созданного мной подобия…

Но я старательно загоняю тошноту и гадливость обратно, потому что мне необходимо изучить стиль того, кто пустил по Следу эльфийки сие чудовище. М-м-м-м… Та-а-а-ак… Любопытно… Несколько примитивно… Без особого полёта фантазии, но надёжно… Очень характерный почерк… Пожалуй, достаточно.

Тем временем «гончая» разодрала последние клочки «куклы» и довольно облизнулась. Бр-р-р-р-р! Кыш отсюда, псина! Словно уловив моё презрение, чудовище развернулось и, грузно покачиваясь, последовало туда, откуда пришло.

Гадость какая…

Гадость. Но слепая жестокость, к счастью, не смогла нанести вред Изнанке: клочья Прядей текучими струями притягивались друг к другу, восстанавливая прорехи, а Искры таяли, вливая свои Сущности в единый океан мироздания.

«Пора возвращаться».

Я готов.

Краски ринулись в обратный полёт, но, перед тем как Изнанка кивнула мне на прощанье, длинная тень снова взмахнула хвостом.

Я совсем забыл, что стою: как только сознание вернулось, оказалось, что тело хоть и допускает контроль над собой, но, к сожалению, не располагает силами, способными исполнять приказы сознания. Проще говоря, я начал падать. Но не упал. То есть упал, но вовсе не на пол или на постель. Я упал в чьи-то сильные объятия. Жёсткие, прохладные, настойчивые, надёжные. И первый вдох, сделанный мной после возвращения с Изнанки, произошёл совсем не так, как можно было бы предположить.

Я вдохнул чужое дыхание.

Уверенно-властные губы накрыли мой рот, принуждая дышать в чуждом, но вовсе не противном природе ритме. А ещё спустя мгновение я понял, что не просто дышу.

В меня текла Сила. Не чистая Сила Источников, а Сила, высвобожденная из плена заклятий, высвобожденная не до конца — я даже могу проследить некоторые фрагменты, и то, что чувствую… О, это заставляет меня задуматься.

Очень знакомая волшба. Я имел удовольствие расплетать её дальних родственниц. Когда одного учителя привёл в негодность, а другого взамен не получил. Когда моим образованием в сфере магии занялась Магрит.

Правда, то, что вливалось в меня сейчас, было старым. Даже — древним. Оно возникло задолго до моего рождения. Возможно, даже Майрон не видел сотворения этой волшбы. А вот сестра… Она вполне могла присутствовать. Мой отец и моя мать — вне всяких сомнений…

Боги, как же хорошо! Кажется, что я знаю каждую цепочку, каждый завиток, каждую ниточку заклинания. Знаю наизусть. Не нужно напрягаться и думать, с какой стороны подойти к чарам, — я просто поглощаю их, не замечая, как клетка волшбы тает, выпуская на свободу пленённую некогда Силу… Пью и никак не хочу напиться.

Тот, кто держит меня в своих руках, не заботится об удобстве, но острые углы тела, прижатого к моему, кажутся мягче и желанней любой пуховой перины…

Сила прорастает во мне стальными иглами, и каждый укол заставляет блаженно вздрагивать. ТАКУЮ боль я готов испытывать вечно!

Наслаждение, тонкое и изысканное, как вкус выдержанного вина. Смакую щедро рушащиеся потоки. Придирчиво оцениваю самые трудноразличимые оттенки… Несомненно, работа Созидающих. Несомненно. Следовательно, я имею дело с предметом. Каким? Об этом рано говорить… Построения в целом изящные, но очень и очень строгие, не похожие на прямолинейную мощь фонтана… Постойте-ка! А это что? Кончик языка ловит крохотный фрагмент чар, чудом избежавший разрушительного влияния моей Сущности… Впрочем, ошибка мигом исправляется, и я глотаю уже полностью очищенную от следов заклятий Силу. Глотаю, но Знание… остаётся. В этом предмете участвовали Дарующие. Ничего себе! Я держу в руках… Точнее, меня держит в руках настоящее чудо! Предмет, наделённый душой. Нет, неверно: душа, воплощённая в предмете. Любопытно… Это, скорее всего, артефакт, но весьма своеобразный. Наверное, в чём-то своевольный. Своенравный. Капризный. Кажется, я знаю, кто ты…

Опьяняющая сладость Силы становится настолько приторной, что в ней начинает проступать горечь. Что-то не так… Что-то неправильно… Почему мне кажется: с каждым глотком я краду у моего спасителя минуту… час… день… год? Довольно!

Вуаль опускается со скрежетом, как забрало помятого шлема. Губы, отпустившие меня, удивлённо шепчут:

— Почему? Тебе нужно ещё…

— Хватит, — заявляю твёрдо и непреклонно, снизу вверх глядя на растерянное лицо Мин.

— Не упрямься… — Она вновь наклоняется, но я отворачиваюсь. — Учти: сейчас с тобой справиться легче лёгкого! Лучше веди себя как послушный мальчик…

— Зачем ты это сделала, g’haya? — Продолжаю смотреть в сторону, хотя безумно хочу видеть её глаза.

— Ты разбудил меня, — вот и весь ответ.

— Только поэтому?

— Это больше чем я смела просить, — признаётся Мин, и я всё же отпускаю свой взгляд навстречу взгляду воительницы.

Никогда, ни в чьих глазах мне не доводилось заметить такой нежности. Неумелой. Неуклюжей. По-детски нелепой и старательной. Забавной. Но самое главное — эта нежность была предназначена только одному существу на свете. Вашему покорному слуге. За что, милая?

— Меня ты не просила… — смущённо лепечу, не в силах оторваться от созерцания чуда, мягко мерцающего в сером взгляде.

— Я просила многих, но ответил ТЫ. — Она улыбается уголками губ, потому что ей совсем не смешно. Мин предельно серьёзна.

— Ответил? — Непонятно, на что и кому я ответил. А впрочем…

— Не важно! — Воительница небрежным кивком отгоняет ненужный вопрос.

— Но… Как ты оказалась в моей комнате? — наконец-то вспоминаю о деталях, требующих пояснения.

— Я почувствовала, как ты забрёл за Пределы, и решила посмотреть, что ты задумал. Признаться, не считала тебя способным на Договор и не сразу сообразила, что происходит. А когда догадалась… Поняла, что тебя нужно встретить.

Вот так. Просто и ясно. Откуда у неё способность разбираться в том, что мне, например, пока представляется туманным, несмотря на внушительную теоретическую подготовку? Впрочем, знаю откуда. Если её тело сотворили Созидающие, а Дарующие наделили мёртвый каркас тем, что нельзя потрогать и увидеть… О да, Мин — сложнейшая сеть чар, сплетённая знаниями и умениями, древними, как мир: нося в себе такую мощь, невозможно не стать её осмысленной частью…

И всё же кто она? И что она? В какой хладный комок материи была перемещена душа, лишённая прежнего пристанища? Я очень хочу спросить. Очень. Но — никогда не спрошу. Никогда. Потому что драгоценность Знания меркнет перед волшебной простотой чувства в глазах женщины, сжимающей меня в объятиях. Мне всё равно, кто ты! Слышите, боги? Мне всё равно! Я хочу вечно быть рядом с той, которая, не задумываясь, отдала годы своей жизни ради того, чтобы несчастному уродцу стало чуточку легче! И я клянусь больше не брать у неё ни минуты!

— Мне нужно переговорить с Кё. Как можно быстрее. — Говорю одно, а думаю совсем о другом.

Умеет ли Мин целоваться? И как получить ответ на этот самый важный для меня последние несколько мгновений вопрос?

— Хорошо, — согласно кивает она. — Ты сможешь идти сам?

Идти? Да я готов взлететь! Только ноги почему-то подворачиваются… Видя мою неуверенность, Мин усмехается:

— Мой рыцарь не при оружии… Ладно, поменяемся ролями.

И она… Поднимает меня вверх.

Вас когда-нибудь носили на руках? Непередаваемое ощущение: освобождённый от оков земли, плавно парящий в качелях сильных рук… И наши лица оказываются на одной высоте. Совсем рядом…

Три вдоха спорю с самим собой. Жёстко спорю. Привожу убийственные аргументы. Ничего не могу предъявить в своё оправдание. Но полураскрытый бутон губ манит, и я не могу противиться.

…Кажется, мы целовались и спускаясь по лестнице, и входя в комнату Ке.

Эльфийка не спала и, увидев странную во всех отношениях парочку, ехидно заметила:

— Обычно мужчины носят женщин на руках, но вы только что переписали законы природы заново…

С сожалением оставив губы Мин в покое, возражаю:

— У меня есть оправдание: слабое здоровье!

А воительница подхватывает:

— Мне вовсе не тяжело…

— Я вижу. — Кё почти давится смехом. — Могу поспорить: сейчас ты вообще его веса не чувствуешь…

И вот тут Мин покраснела. Как самая обычная девушка. Покраснела и поспешила опустить меня на пол. Собравшись с силами, я сделал несколько шагов и плюхнулся на наскоро прибранную постель. Эльфийка присела рядом.

— Чему обязана столь ранним визитом?

— Почему ты не спала? — бросаюсь с места в карьер.

Кё хмурится:

— Меня что-то разбудило… Неясная тревога, исчезнувшая только совсем недавно. Не могу сказать точно, но мне показалось: кто-то хочет дотянуться…

— За тобой шла graah, — объяснил я и тут же пожалел о легкомысленной прямоте: эльфийка побледнела так сильно, словно в любую минуту готова была потерять сознание.

— И… где она? — Тихий-тихий вопрос. Даже не вопрос, а вздох.

— Вернулась к хозяину.

— Как?!

— Съела подсунутую приманку и ушла. — Пожимаю плечами.

— Приманку? — В бирюзовом взгляде проступает понимание, граничащее с потрясением.

— Я немного пошалил… Только Кэлу об этом незачем знать, — спешу предупредить. На всякий случай. — В общем, «гончую» удалось обмануть.

— Но…

— Все вопросы потом! Кто-то очень хочет твоей смерти, Кё, и, боюсь, не успокоится, даже когда псина отрапортует о достигнутом. Бесследно исчезли пятеро твоих конвоиров — это не может не вызвать вопросы! Уже вызвало: иначе не было бы «гончей»! Псарь знает, где ты находилась, и вскоре здесь появятся другие ищейки. Вряд ли они будут спешить, ведь формально ты мертва, но это не значит, что мы должны медлить. Нужно убираться как можно дальше отсюда. Возвращайся домой, милая!

— Домой? Но они могут перехватить…

— «Они», зная, как испорчены твои отношения с родными… испорчены, я прав?.. так вот, «они» даже не подумают, что ты решишь вернуться. И первой же оказией…

— Сегодня, — кивает эльфийка.

— Что — сегодня? — не понимаю сразу.

— За доктором должна прибыть карета. Думаю, он не откажет, если мы попросим…

— Удачная мысль! — киваю в ответ. — Ни тебе, ни Кэлу не следует трястись верхом. Так и поступим!

— Тебе тоже будет удобнее в карете, — улыбается Кё, и я растерянно встряхиваю головой:

— А при чём тут…

— Ты поедешь с нами! И доктору легче, и… Мне спокойнее. Во всех смыслах.

— Я вовсе не собирался… — пытаюсь отвертеться, но эльфийку горячо поддерживает Мин:

— Тебе нужен уход и забота, пока не поправишь силы, и мы этим займёмся!

— К тому же тебя стоило бы взять уже просто на случай таких неожиданностей, как graah, — подмигивает Кё.

— Ну знаете, девочки… — Я в замешательстве. Но невероятно приятном.

— Знаем! — хором отвечают заговорщицы.

Под плавное покачивание кареты так хорошо спать! Или хорошо притворяться, что спишь. Я занимался как раз вторым. Смежив веки, обдумывая своё положение и дальнейшие действия, изредка переговариваясь с Мантией…

Доктор, разумеется, был счастлив ссудить эльфов средством передвижения. Возница — взрослый молчаливый мужчина — не выражал вслух ни протеста, ни одобрения, но по гордому огоньку, время от времени навещавшему блёклый взгляд, было понятно: он польщён оказанной честью. В результате там, где должен был располагаться один дядя Гиззи, уместились четверо. И уместились с достаточным комфортом, потому что, в отличие от доктора, мы были обременены только съестными припасами, некоторым количеством тёплой одежды и толикой лекарственных снадобий, а не мешками сушёной травы…

Все были довольны. Все. Кроме вашего покорного слуги. Когда я понял, что почти всё время вынужденного путешествия мне придётся не расставаться с Вуалью, мой энтузиазм резко поубавился. Судите сами: без Вуали мне нельзя находиться рядом ни с кем из них (возницу я не считаю, потому что не испытывал ни малейшего желания мёрзнуть на козлах). С Кэлом нельзя, потому что он и так должен судорожно восстанавливать разорванные связи, а заодно — залечивать рану. С Кё нельзя, потому что она в данный момент весьма ослаблена и кроме своего собственного благополучия вынуждена уделять внимание ребёнку. С Мин… С Мин нельзя, потому что я не могу красть её время. Пусть воительнице отпущено больше дней, чем мне, — всё равно! Отнимать жизнь по щепотке… Одна женщина уже умерла в ходе такой процедуры, хватит! Если я могу принять меры, я их приму, чего бы мне это ни стоило!

А вообще есть чем гордиться. Правда, есть. Я кое-чему научился. Точнее, наконец-то смог применить на практике часть полученных некогда знаний. Кто бы мог подумать, что меня учили нужным вещам? Кто угодно… Только не я сам. Ни за что и никогда. Как вспомню ворох запутанных истин и излишне подробных сведений, вываленных на мою бедную голову… Неужели весь этот хлам начал раскладываться по полочкам? Не верится. Но факты говорят об обратном. Постоянная (хоть и нежеланная) практика дала свои результаты: перестав (в силу элементарного привыкания) затрачивать чрезмерные усилия на простейшие действия, я смог уделить внимание новому уровню вмешательства в структуру мироздания. И это пугало. Пугало, потому что… Туман, скрывающий возможные достижения, становится всё прозрачнее, а в некоторых местах уже растаял совсем. Да, мне нужно учиться. Того, что я знаю, достаточно для нырка, но чтобы куда-то двигаться сквозь толщу событий, необходимо… Как это ни парадоксально звучит, необходимо именно ДВИГАТЬСЯ. Куда? Как? С каким напором? Напролом или осторожными шажками? Всегда есть риск не справиться с неожиданно доступной силой. Да и сила ли это? Теперь есть повод усомниться…

Но на Изнанке… На Изнанке я почувствовал себя почти… полноценным. Я смог творить. Боюсь, вам не понять всего восторга этого божественного акта. Восторга, который приходит потом — спустя довольно продолжительное время после завершения трудной и неблагодарной работы. Восторга, смешанного с болью потери. Нет, даже не так: с болью прощания, потому что держаться за результаты своего труда эгоистично и неправильно. Высшее наслаждение — творить для других. Видеть радость в чужих глазах — пусть адресованную не лично тебе, а тому, что ты сделал, но всё же… Слышать восхищённые возгласы… Самое главное — вовремя остановиться и отпустить то, что сотворил. Если не отпускать, не сможешь покорить новую вершину, потому что груз прежних достижений будет висеть на твоих ногах тяжёлыми цепями… Не верите? Я не заставляю вас принять мою точку зрения. Некоторые вещи вы должны понять самостоятельно, иначе… Иначе никакие мудрые советы вам не помогут.

Худо-бедно, но, кажется, мне удалось нащупать тропинку через Топь Обретения. Куда меня выведет? Хм. Не знаю. Но стоять на месте или, того хуже, идти назад… Не получается. Словно Путь вдруг наклонился, увлекая меня под горку… Хотя, где вы такое видели: спускаться вниз, уставая так, словно карабкаешься вверх? Непонятно, но, пожалуй, не стоит воровато заглядывать туда, где меня спустя некоторое время вполне могут принять с распростёртыми объятиями. Не к спеху. Я поднялся на очередную Ступень, и, чтобы уверенно шагать дальше, нужно тщательно изучить плиту под своими ногами. А чтобы изучать, непременно нужны двое. Догадались? Конечно, учитель и ученик. Ученик в наличии. Что же касается учителя…

Дорогуша, ты подозрительно молчалива последние дни!

«Пока ты не делаешь глупостей, я могу дышать свободно», — горделиво сообщает Мантия.

Глупостей… Я же не нарочно!

«Это и подкупает».

Ты у нас всё знаешь, верно?

«Всё не всё, но… А что тебе надо?» — Слегка настораживается.

Скажи, почему у меня получилось?

«Что?»

Подобие.

«Спешу разочаровать: это было вовсе не подобие».

А что же?

«Всего лишь заготовка, существующая только на Изнанке».

Да-а-а-а-а? Жаль. А я-то думал…

«Думал, что способен-таки плести чары? Хе-хе…»

Но почему — нет? Ведь получилось же…

«Ты можешь управлять своей кровью… отчасти… Но только там, где кровь течёт повсюду, и только тогда, когда получаешь её согласие».

Обидно!

«Неужели?» — подначивает.

Обидно сознавать, что сам по себе ни на что не способен.

«О, ещё как способен!» Рот до ушей. Ну если бы у неё был рот…

И на что же?

«Ты рождён для того, чтобы разрушать, — это у тебя получается просто замечательно!»

Но я не хочу разрушать. Я хочу создавать!

«Вон как заговорил…» — вздыхает. С искренним сожалением.

Это… совсем невозможно?

«Совсем…»

Но на Изнанке… Я же смог…

«Во-первых, какой ценой? А во-вторых… Не хотелось читать тебе лекцию, но вижу, что необходимо… Иначе натворишь, на свою голову».

Несколько вдохов Мантия молчит, словно собираясь с мыслями, а потом начинает рассказывать, и, надо отметить, её изложение трудного для понимания предмета проникает в моё сознание гораздо глубже и легче, чем старания других учителей. Может быть, потому что она говорит моими словами и мыслит хорошо знакомыми мне образами?

«У тебя и в самом деле получилось… кое-что… Не буду умалять твоих достижений: они великолепны. Не ожидала, что всё пойдёт так быстро и успешно. Но, милый мой, кукла — это ещё не живое существо. Ты сплёл каркас и прикрепил к нему Искры, которые соответствуют узлам Кружева… на другом уровне… Поработал на славу, это верно. Но если бы graah жила не только на Изнанке, у тебя и эльфийки возникли бы немалые трудности».

Поясни.

«А я чем занимаюсь? Не перебивай! Так вот, чтобы грамотно сотворить жизнь, создав Изнаночную Сущность, нужно переходить выше — плести Кружево, а эта работа тебе не под силу, потому что требует именно СОЗИДАНИЯ… Изнанка — уровень Сущностей, и на нём ты способен… взаимодействовать с Сущностями, но… любая Сущность имеет материальное воплощение, чтобы быть полноправным участником материального мира… Ты же не хотел сотворить призрак эльфийки?»

Ещё чего не хватало!

С трудом подавляю дрожь.

«То-то… Итак, на Третьем Уровне необходимо сплести Кружево, для чего приходится заимствовать Силу у Источников… Не буду подробно останавливаться — всё равно тебе эти знания ничем не помогут, а расплетать… Давно уже научился. Но и это ещё не всё! Нужно поработать и на Втором Уровне…»

А это ещё зачем?

Удивляюсь. Ведь там же почти ничего…

«Глупый… Любое Создание, вмещающее в себя Сущность, должно обрести своё место в мире, а для этого именно на Втором Уровне устанавливаются все его связи с внешними магическими проявлениями… И только позже — через долгое время и долгие труды — можно вывести Создание на Первый Уровень, озаботиться его плотью и правильно разместить в ней сознание».

Как сложно!

«Сложно… А ты думал: тяп-ляп, и всё? Э нет, дорогой, творение — очень сложный и длинный путь».

Поэтому Созидающие пользуются таким уважением?

«Конечно… Но в первую очередь уважение заслуживается тогда, когда обдуманно выбираешь Путь и идёшь по нему, не сворачивая, что бы ни случилось…»

У меня так не получится.

«Ну если только твой личный Путь не состоит из зигзагов…» Подмигивает?

Значит, если бы graah существовала сразу на нескольких уровнях, мне пришлось бы её уничтожить?

«Скорее всего… Скажем, хотя бы отогнать…»

Ты заставила меня задуматься.

«Для этого я и разговариваю с тобой», — улыбается. Неожиданно тепло.

М-да?

«Если ты не будешь задумываться, ты не сможешь понять, куда идти… Или хуже: пойдёшь не в ту сторону».

Это опасно?

«Жить вообще опасно…»

О, это я знаю!

«Надеюсь, впредь ты будешь действовать осмотрительнее».

Может быть… Ты знаешь, кто такая Мин?

«Конечно».

Но не скажешь?

«Нет».

Почему?

«Некоторые вещи… Ведь тебе это не важно, я права? Твоё отношение к девочке не изменится, даже если я расскажу все подробности, верно?»

Откуда ты знаешь?

«Я чувствую то же, что и ты, не забывай… Ты ещё не понимаешь всей глубины возникшей между вами связи, а я… я уже знаю, что ты влюблён».

Что?! Влюблён?! Нет, я…

«Это не так уж плохо… Она хорошая девочка… Да и твоя любовь — ТАКАЯ любовь — не причинит вреда никому из вас».

Точно?

«Не волнуйся… Но будь осторожен: женщины в любви не имеют привычки останавливаться, и тебе самому придётся контролировать происходящее».

Звучит пугающе.

«Ты справишься… Хотя бы потому, что твои чувства никогда не смогут надолго взять верх над твоим разумом…»

Ну а это-то почему?

«Потому что ты подсознательно удерживаешь в равновесном состоянии… себя и то, что вокруг».

Разве? Не очень-то похоже на правду.

«Ты просто не хочешь принимать Истину к сведению, но от этого она не теряет свою силу, ведь так?»

Я надулся и прекратил разговор.

Зыбкая тема чувств всегда казалась мне сложной для понимания, и остановимся на этом. А вот что касается равновесия… Большую часть своих глупостей я совершаю, ни о чём не думая. Раскаяние и осмысление приходят много позже, увы. Если приходят… Хотя лучше бы в некоторых случаях и вовсе не приходили… Надо бороться с порывами души, надо. Но как? Просчитывать каждый шаг? Попросту некогда. Заготовить план действий впрок? Ха! Вы когда-нибудь видели планы, от первой до последней буквы претворённые в жизнь? И я не видел. Зато точно знаю: стоит что-то запланировать — хоть мельчайшую из мелочей, — как Судьба гнусно ухмыляется и перетасовывает колоду гадальных карт. Я собирался вместе с Гизариусом отбыть на север — в столицу или куда-то там ещё, — а вместо этого… Вместо этого в удивительно быстром темпе перемещаюсь на юго-запад, в сторону эльфийских владений. По Регенскому тракту вниз, на Ольмский тракт и далее до развилки, где начинается Королевский Путь и где цветёт пышным цветом блистательная вольная Вайарда, город посредников и сделок.

С Кэлом вышло некрасиво. Даже дурно. Я, как обычно, обуреваемый желанием помочь, натворил попутно кучу ошибок, чреватых очень серьёзными последствиями.

Зачем вообще нужно было доводить до кровопролития? Первая и самая страшная оплошность, как я теперь понимал. Пустота не пожелала следовать предписанному мной пути и, вместо того чтобы, стелясь по поверхности клинка, пожрать vere’mii, вмешалась в структуру стали и, захватив тело рикты, пронзила несколько слоёв Кружева эльфа. Пронзила, попутно доказав очевидную истину: невозможно повелевать тем, что подчинению не поддаётся. На будущее прекрасный урок, но что делать в настоящем? Осторожно — можно сказать, издали — я осмотрел результаты своих «благих намерений» и ужаснулся. Если физическое тело листоухого мало-помалу заживало, то всё остальное до сих пор пребывало в нарушенном состоянии. Единственное, что не могло не радовать: Пустота не успела добраться до Изнанки Кэла. Утешение, конечно, небольшое, но мне что-то не хотелось ещё раз душевно беседовать с Прядями…

Наверное, я смог бы восстановить потери Искр. Даже наверняка смог бы. Однако не всё так просто в подлунном мире. Искры, вышедшие из моего тела, не могут не нести дыхания моей Сущности, как бы я ни старался очистить их от тлетворного влияния Пустоты. Увы, увы, увы. Да, можно было подсадить Кэлу парочку капель моей крови, но возникает закономерный вопрос: к чему бы это привело? Вряд ли к хорошему и благостному результату. Мало того что вмешательство в кровь все здравомыслящие расы, облечённые могуществом, считают недопустимым и опасным действием, жидкость, текущая по моим сосудам, не предназначена для созидания жизни. Скорее всего, получив от меня Искру, эльф был бы приговорён к смерти. Или к разрушению. И не знаешь, что лучше: самому тихо умереть либо принести боль и страдания сотням душ…

Вмешательство на том уровне, который был мне подвластен, не требовалось, а на других я помочь и не мог. Оставалось надеяться, что мы без проблем и потерь сможем добраться до земель, граничащих с эльфийскими лесами, и соплеменники окажут Кэлу надлежащую помощь. Впрочем, надежда — вредное чувство. Если она не оправдывает наивных ожиданий, полученный от судьбы удар способен расшатать душевное здоровье сильнее, чем любая ожидаемая тягость. Собственно говоря, поэтому я не шибко надеялся избежать неприятностей в пути, хотя и рассчитывал на пару дней временного преимущества перед преследователями. А в том, что преследование не заставит себя ждать, ваш покорный слуга и не сомневался.

В самом деле, пусть «гончая» вернулась к своему хозяину, сыто облизываясь. Пусть. Но вопрос о том, что случилось с пятёркой солдат, остался открытым. Не думаю, что злодей, стоящий за происходящими событиями, отправил по следу своих коллег: мало кто из нежного племени чародеев согласится в предзимней сырости бродить по негостеприимным городам и весям. Значит, опять снаряжён «летучий отряд», к которому, для некоторой надёжности, приписан маг, натасканный на построение Порталов и примитивные заградительные чары. В конце концов, могли на пути солдат встретиться разбойники, превосходящие людей на королевской службе числом и умением, как вы думаете? Вполне могли… Так о чём я? Ах да: отряд послан на разведку с предписанием не вступать в открытый конфликт без необходимости. А если таковая всё же возникнет, что ж… «Вырезать всех» — короткий и недвусмысленный приказ.

Мы опережаем преследователей на день-два, не больше, к тому же вынуждены придерживаться накатанной дороги, потому как по глухому лесу карета не в состоянии проехать. Ищейки, скорее всего, верхами и чередуют конные переходы с нырянием в Портал. В этом случае они обязательно должны давать своим животинкам время на отдых: лошади тяжело переносят прыжки сквозь Пространство. Впрочем, по мере приближения к цели солдаты прекратят пользоваться помощью мага, целиком и полностью положившись на остроту шпор… Значит, нам нужно преодолеть как можно большее расстояние, пока преследователи вынуждены устраивать продолжительные привалы. Надеюсь, дядя Гиззи смог отвертеться от расспросов… Впрочем, если я правильно оценил положение доктора в иерархии Орлиного Гнезда, Королевская стража не будет для него серьёзной проблемой. И солдаты в «свободном поиске» — тоже. Некоторые персоны неприкосновенны в силу своей значимости даже для тех, кто вправе пресекать жизни. Можно, конечно, вступить в спор с могущественными силами, но зачем? Тут мало быть не робкого десятка — нужно нечто иное. Думаю, солдаты (а тем паче — наёмники) больше дорожат своей шкурой, чем склонностью к импровизации… В любом случае за доктора я не волновался. Может быть, зря, потому что, помимо угрозы со стороны неизвестных заговорщиков, поселившихся в королевском дворце и не брезгующих убийством эльфа, над Гизариусом нависала тень Мастера. Даже если Рогар не против постоянных отлучек своей собственности фрэлл знает куда, рано или поздно подобная самодеятельность с моей стороны станет совершенно неприличной… Доктор получит по шее — это факт: отпустил, неизвестно на какое время, неизвестно с кем, неизвестно зачем, да ещё в состоянии, мягко говоря, «не-стояния», — на что это похоже? На пренебрежение своими обязанностями и обязательствами (что, как полагаю, гораздо хуже). Ох, не завидую дяде Гиззи…

Беседы с Кё (кроме приятного времяпрепровождения) ничего не дали. Как я и полагал, зелье, основным компонентом коего являлась «роса» неизвестного пока вида, существенно затуманило сознание эльфийки. Смутные воспоминания об учинённых расправах меня не интересовали в силу своей неоправданной жестокости и отсутствия смысла, а подробно рассказать о маге, вовлёкшем её в столь неприглядные дела, Кё не могла. Ну смуглый. Ну маленького роста. Кажется, занимает не последнее место при дворе, но это я и сам мог бы предположить: если уж он без труда подсунул в свиту малолетнего принца безумную эльфийку, то да — он таки имеет влияние! О мотивах неизвестно ровным счётом ничего. Кое-какие догадки, разумеется, можно высказать, но, право, поостерегусь: поспешные выводы не доводят до добра, какими бы ни казались правдоподобными и подходящими к случаю. Нет, такие проблемы нужно рассматривать только по месту их появления и при участии всех действующих лиц! А мне следовать своему же решению было затруднительно — хотя бы потому, что карета, в которой сладко посапывало моё бренное тело, ехала по Регенскому тракту не на север, а на юг, а потом плавно переместилась на основательно расквашенный осенней распутицей Ольмский тракт…

Мы редко останавливались на постоялых дворах. Чтобы не привлекать внимания, разумеется: слишком уж пёстрая и странная компания. Тем более эльфы были не в состоянии наводить морок с целью маскировки. Так что большая часть ночёвок и привалов проходила на природе. Не без ущерба для здоровья: я, например, подозревал, что насморк, появившийся примерно на третий день пути, никогда меня не покинет… Доктор снабдил нас не одной фляжкой согревающих снадобий, но мы старались экономить: неизвестно, что и когда пригодится…

Силы возвращались быстро, но не настолько, чтобы я с удовольствием двигался. Помощь Мин была как нельзя кстати, не отрицаю, но одно дело — проглотить лекарство и совсем другое — дождаться, пока оно договорится с организмом о взаимодействии. У меня получалось плохо: слишком маленький перерыв между визитами на Изнанку. В таких случаях под рукой неплохо иметь Мост, а не странный артефакт… Рианна здорово бы могла меня выручить. Могла бы… Интересно, как она там? Заботится о брате? А впрочем, что я задаю сам себе глупые вопросы? Конечно, заботится! Если ей хватает сил, чтобы выдержать натиск придворных магов: скрыть Могущество не так-то просто, а принцесса… могущественна. Смею надеяться, что она не будет разменивать приобретённое сокровище по мелочам. Фрэлл! Ей же надо учиться… но будут ли её УЧИТЬ? Велик соблазн поэкспериментировать с чудесными свойствами девочки, а не помочь ей овладеть тонкостями самоконтроля. Очень опасная ситуация… Хотя на первых порах Ри вполне может строить из себя дурочку (если она внимательно наблюдала за вашим покорным слугой, то сему искусству успела обучиться!), а потом… Потом я найду ей учителя. Мудрого. Рассудительного. Спокойного. Опытного. Снисходительного. Терпеливого. Надо будет спросить Рогара: вдруг такой и в самом деле имеется?

Вопрос с Дэриеном остаётся открытым. Что там напутали маги при Инициации и из каких соображений — даже гадать не хочу. А ведь пообещал сдуру… подумать. Если бы принц мог знать, что «подумать» для меня означает влезть в дерьмо по уши, вряд ли настаивал бы на моём участии в своих проблемах… Но я всё-таки подумаю. Сам помочь не смогу, ну так что же? Мир не без добрых людей. И не без успешно действующих негодяев, как мне скоро пришлось убедиться…

По расчётам возницы, до Вайарды оставалось не более трёх суток пути, и эльфы заметно повеселели, а я, напротив, начал впадать в некоторое уныние. Ну хорошо, доедем до города — и что дальше? Листоухие встретят соплеменников и отправятся домой, а мы с Мин? Останемся на месте или поспешим за доктором, который, насколько вообще можно быть уверенным, отправился в северном направлении — то ли в столицу, то ли в пресловутую Академию? Есть над чем подумать… Возвращаться, конечно, нужно, но не особенно хочется. Дядя Гиззи начнёт таскать по лавкам и выяснять, с кем из заезжих купцов кроме семейства иль-Руади мне довелось свести знакомство… Слава богам, что я мало участия принимал в торговых операциях! Иначе… Иначе у меня возникли бы серьёзные проблемы. Не хочу развлекать доктора. Надоело. Дурацкое и бессмысленное занятие. Мы оба, конечно, получаем удовольствие, но результат-то нулевой! Смеяться тоже следует с пользой…

Погруженный в такие невесёлые раздумья, я качался на кочках вместе с каретой. Следовало бы думать о серьёзных и насущных вещах, но собственные переживания всегда кажутся более значимыми, чем происходящее вокруг, не так ли? Вот и мне такая позиция ближе к телу! И неожиданно резкая остановка, основательно встряхнувшая меня и моих спутников (встряхнувшая в прямом смысле этого слова) поначалу была воспринята недовольным разумом как досадная помеха на Пути Познания. Но только до тех пор, пока тишину, нарушаемую лишь шумным дыханием лошадей и скрипом мокрого снега, не прорезал властный и, как мне почудилось, довольный голос:

— Именем короля!

Я поймал встревоженный взгляд Кё и качнул головой. Похоже, мы попались. Каким образом? Да что проку сейчас рассуждать об этом? Нужно срочно продумывать защитные действия… Хотя что тут можно придумать? Из меня боец посредственный, годный только к поединку «один на один» либо к массовой свалке, но лишь щедро приправленной неожиданностью. Эльфийка, скорее всего, может за себя постоять, но не думаю, что её умений и сил хватит хотя бы на половину противников, к тому же из оружия у нас только две рикты, которые хороши для уколов, но совершенно не подходят для парирования ударов тяжёлых клинков… У Кэла есть лук, но, во-первых, из кареты стрелять несподручно, а во-вторых, стрелок сейчас не в состоянии натягивать тетиву. Мин… Она-то всегда готова к схватке — вон как подобралась и напружинилась! За воительницу можно быть спокойным: в крайнем случае всегда сможет уйти. М-да, неудачный расклад. Если бы мы были рассредоточены, оставалась бы некоторая надежда на благоприятный исход, а так… Карета — великолепная мишень. Если с атакующим заклинанием я справлюсь шутя, то от арбалетных стрел укрыть и укрыться не могу. Да как же, фрэлл подери, они нас нашли?

…Потом, по прошествии времени, мне стала совершенно ясна причина если не быстрого, то весьма успешного обнаружения беглянки, и всех нас заодно. Во всём была виновата моя беспечность: заглянул на Изнанку, но не удосужился проверить самый доступный и самый понятный уровень — уровень наведённой магии. Сглупил, признаю. Но мне (кому вообще нет нужды заботиться о магической чистоте тела) и в голову не могло прийти «почистить» Периметр Второго Уровня… Как я потом понял, вольно или невольно, но за время, которое эльфийка провела в обществе капитана своих конвоиров, на её внешнем Кружеве отпечатался рисунок заклинания, долженствовавшего помогать магу следить за перемещениями отряда. В результате даже после гибели основного носителя чар слежения оные чары не распались окончательно, оставив почти законченный узор на Кё. И новым ищейкам не составило особого труда найти нас… Мне же было трудно предположить такую возможность, поскольку хорошо заметна лишь активно действующая магия, а подвернувшаяся в этот раз волшба работала совсем по другим принципам…[32]

— Господа, покиньте карету!

Кэл презрительно скривил губы. Лицо Кайи стало похожим на маску. Мин зло сощурилась. Я положил руку на задвижку дверцы. Если уж выходить, то первым лучше быть мне — есть маленькая вероятность, что маг, присутствующий в отряде, начнёт действовать независимо от того, кто ступит на снег, и тогда ваш покорный слуга окажется как нельзя кстати…

Привстаю, собираясь выходить, но в этот момент сдавленный возглас возницы заставляет волосы на загривке встать дыбом:

— Всеблагая Мать…

Не в силах более пребывать в неизвестности, вываливаюсь из кареты как раз вовремя, чтобы стать зрителем красочного, но очень странного действа.

Солдат оказалось больше, чем в прошлый раз: на глаза попался по меньшей мере десяток, из которого у половины в руках можно было заметить взведённые арбалеты. На периферии маячил хлипкий и, судя по виду, сопливый парнишка, путающийся в необъятных складках излюбленного чародейского одеяния. Интересно, к какому возрасту маги начинают понимать, что одежда совершенно не важна: если ты способен творить волшбу, то хоть в драный коврик закутайся, а всё равно будешь иметь уважение. Наверное, он собирался оглушить беглую эльфийку (и всех её спутников заодно) чем-нибудь простым и действенным, но не успел. По очень понятной причине: от изумления. Полного и всепоглощающего. Я тоже открыл рот, потому что…

Тело представителя королевской власти (уж не знаю, какого чина он был удостоен на настоящий момент) — того самого, что приказал нам покинуть карету, висело в воздухе, на расстоянии трёх локтей от утоптанного снега. Висело вместе с лошадью, причём последняя судорожно дёргала конечностями во всех доступных направлениях, безнадёжно пытаясь обрести свободу. Всадник не дёргался. Он вообще вряд ли уже чувствовал, что с ним происходит.

Тело сминалось и с чавкающим звуком исчезало… прямо в воздухе. На снег текли струйки крови и испражнения — как седока, так и лошадки. Когда невидимая пасть добралась до бедного животного, хрипящего из последних сил, я невольно отвёл взгляд в сторону, потому что чувствовал: ещё немного — и меня вырвет. Остальные участники сцены были примерно того же мнения, потому что на их лицах явственно читалось отвращение, с большой охотой уступающее место паническому ужасу. Задние ряды солдат дрогнули: вот один молодой человек, не выдержав душераздирающего зрелища, пришпорил свою лошадь и понёсся напролом через лес — куда угодно, лишь бы подальше от невидимого ужаса. Ещё один… К чести мага следует сказать, что он попробовал хотя бы выяснить, что за чудовище пожирает командира отряда. Попробовал. Но лучше бы этого не делал… Почему? Во-первых, результата всё равно не получил. Никакого, кроме того, что посланное им заклинание, способное уничтожить пяток реальных монстров, просто кануло в никуда. В пустоту. В пустоту?

Я нахмурился, следя за тем, как волна Пространства, поднявшаяся от волшбы молодого чародея, возвращается к нему самому, чтобы… Чтобы подарить вечную юность, смяв и расплющив хрупкое тело. Пустота… Оч-ч-чень знакомо. Прямо-таки до боли знакомо. Но та Пустота, что живёт во мне, никогда не действует сама по себе, а это значит, что и теперь она пользуется чужими руками. Или лапами. Что за зверь или человек нагнал жути на наших противников? Третий Уровень Зрения не поможет, но погружаться глубже я всё равно сейчас не могу… Пробую подобраться к грани, не заступая на Изнанку, и убеждаюсь: кто бы или что бы ни расправлялось на моих глазах с живыми существами, его природу не определить. Пока он (она, оно) того не пожелает…

Пустота сыто срыгнула, выплюнув на окровавленный снег несколько мелких кусочков, — должно быть, застряли в зубах. Наконец-то скинувшие с себя оцепенение арбалетчики дали дружный, хотя и несколько судорожный, залп по врагу. Стрелы пролетели насквозь через то место, где прятался невидимый монстр, что лишний раз подтверждало: ничего у вас, парни, не выйдет. Парни поняли и — пока ещё оставшиеся в живых — резво развернули лошадей. Уйти удалось не всем: ближайший к месту кровавой расправы всадник был пойман пустотой в тот самый момент, когда его лошадь, повинуясь поводьям и нещадному удару шпорами, совершала прыжок. Картинка, надо сказать, получилась впечатляющая: так и не коснувшись копытами земли, животное на короткий вдох повисло в воздухе, а потом… треснуло и разорвалось пополам. Вместе со всадником. Орошая кровью снег и тех, кто, не в силах оторвать взгляд от происходящего, находился поблизости. То есть попало и на возницу, и на меня, и на эльфов. Одна Мин ухитрилась увернуться от веера горячих капель.

Истошный вопль, исполнителями которого стали слившиеся в агонии человек и животное, подстегнул солдат ещё надёжнее и сильнее, чем прежний ужас. Спустя несколько секунд только удалявшийся хруст веток и чавканье копыт свидетельствовали о том, что на дороге всё же были люди кроме нас пятерых. Когда же последний из звуков скоропостижного бегства стих, Кё медленно повернула ко мне голову и одними губами спросила:

— А что делать нам?

Действительно, что? Бежать поздно, да и, пока мы погрузимся в карету, пройдёт достаточно времени, чтобы неизвестное чудовище отловило нас по одному. Честно говоря, я пребывал в глубочайшей растерянности. Не зная природы монстра — да что там природы! — не зная даже, где именно он находится… Куда бежать от неведомой опасности? Тем более что… В отличие от всех остальных мне почему-то не было страшно. Даже любопытно не было. Наверное, потому что в следующий же момент, последовавший за вопросом эльфийки, чудовище решило явиться нашим взорам.

Воздух над дорогой задрожал — легко-легко, как слабенькое летнее марево — и начал раздвигаться. Словно перед нами располагалось зеркальное стекло, отражающее то, что находится ЗА НИМ, и сейчас это самое стекло узенькими полосками складывалось как ширма, открывая… Я ахнул от удивления.

Она выглядела самим совершенством. От кончика мель-чайшей чешуйки на длинном — невероятно длинном — хвосте до матово мерцающих когтей. Инеистая ящерица собственной персоной. Чудо из чудес. Скажете: чего же тут удивительного? Ничего. И всё. На расстоянии двух десятков шагов от меня, изящно изогнув гибкое тело, парил над землёй зверь, которого не существует. В нашем Пласте Реальности. Вообще — в Пластах. Единственное животное (да и животное ли?), избравшее местом своего обитания Межпластовый Лабиринт. Я видел изображение этой ящерицы только на гравюрах, обычно сопровождавшихся подписью: «Встреча и личное общение не рекомендуются». Но почему? Ведь она… Она прекрасна.

Чешуйки меняют свой цвет в зависимости от того, под каким углом на них падает солнечный луч: вот они кажутся почти чёрными, а вот, встопорщившись, становятся прозрачными… Наверное, именно так красавица и скрывала своё местонахождение — играла наклоном чешуек. Да, пожалуй, именно так. Просто и эффективно. Кто бы мог предположить, что мне посчастливится наяву увидеть волшебный сон? Охваченный непонятным счастливым возбуждением, я двинулся по направлению к ящерице.

Что тянуло меня? Не знаю. Не могу объяснить. Но даже самые убедительные доводы не смогли бы заставить передумать и прогнать желание прикоснуться к призывно мерцающей чешуе…

Шаг. Второй. Третий. Громада гибкого тела нависает надо мной, и я поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза одного из прекраснейших созданий в мире. Точнее, за пределами мира…

Эти глаза не имеют цвета. Или состоят из всех возможных цветов и их оттенков. Вертикальные зрачки похожи на ночное небо: в них точно так же вспыхивают и гаснут… звёзды? Пасть приоткрывается, узкий язык зеленовато-жемчужного цвета на мгновение показывается мне и тут же снова втягивается внутрь. От ящерицы веет… домом. Не тем, который я когда-то покинул, чтобы (как полагал до недавнего времени) не возвращаться, а тем ДОМОМ, который живёт только в самой потаённой мечте, в самой сокровенной фантазии умирающей души. Это не объяснить словами, да и образы не помогут. Это надо чувствовать, а не осмысливать или наблюдать… Я знал, что на меня с ужасом и непониманием смотрят те, кто мне небезразличен, но не мог противиться мечте, раскрывающей объятия…

Зрачки распахиваются широко-широко, заполняя собой всю радужную оболочку. Кто может устоять перед ТАКИМ приглашением? Я не могу. И падаю в бездонный колодец бесстрастных глаз. Падаю, в последний момент понимая, ЧТО меня толкнуло: комок слизи, разлетевшийся брызгами по моему лицу. Такой холодной слизи, что её прикосновение обжигает жарче любого огня… Я слышу только горький вздох Мантии:

«Как рано…»

И опускается тишина.

Здесь нет никого и ничего. Пространство заполнено взвесью мягко и ровно светящихся пылинок и из-за этого кажется белым. Но если бы подул ветер и прогнал призрачный полог, повисший в том, у чего нет названия, осталась бы чистейшая Пустота.

Здесь нет расстояний. Если сделать несколько шагов — в любом направлении, — место, которое покинул, исчезнет, как будто его и не было…

Как я оказался здесь? Наверное, меня привела ящерица. Но где она сама?

Пусто. Светло. Скучно.

Больно.

Я поворачиваю голову и смотрю на правую руку. Под кожей отчётливо ощущается движение. Что-то неприятное, но не чужеродное пробивает себе дорогу наружу. Вспухает бугорок. Сначала маленький, он становится всё выше и выше, странно вытягиваясь. Последний рывок невидимого червяка — и кожа лопается, выпуская из тела тонкую… нить? Но разве бывают нити такого густого и такого живого алого цвета? Она устремляется куда-то вдаль, в конце концов теряясь в хороводе белых пятнышек. Ещё одна нить, пришившая моё тело к… К чему?

По счёту она то ли пятьдесят первая, то ли пятьдесят третья. Да, считаю — а что ещё делать? ЭТО началось со ступнёй и кистей рук, а теперь потихоньку-помаленьку двигается дальше. Последняя нить вылезла совсем рядом с локтем, но я знаю, что как минимум десяток её сестриц прорвёт мою плоть, прежде чем будут пройдены локти и колени. Кстати, когда эти странные образования выходят из суставов, ощущения особенно неприятны. На несколько минут. А потом клочок тела, породивший нить, немеет. Или отмирает? Любой вариант объяснения имеет право на существование. Пальцев не чувствую уже давно, а запястья и щиколотки пока ещё ноют. Пока. Ненадолго, конечно.

Нити рождаются медленно и мучительно, но это не та боль, которую невозможно терпеть. Омерзительнее другое: каждый раз я чувствую, как что-то теряю. Какую-то малость, незаметную уму и сердцу, но все эти малости и составляют меня…

Вишу? Лежу? Стою? Невозможно сказать. Веса не ощущается, и даже если бы я вдруг перевернулся вниз головой относительно того положения, в котором нахожусь…

А-а-а-а-х!

Напросился.

— Так-тебе-больше-нравится-больше-нравится-больше — нравится?..

Рой голосов всколыхнул нити, распявшие меня в пустоте, и каждый звук заставлял вздрогнуть частично онемевшее тело.

— Кто здесь?

— Здесь-здесь-здесь-здесь…

Эхо кружит между пылинками, не удаляясь и не приближаясь. Повторяю попытку:

— Кто вы?

— Мы-мы-мы-мы-мы…

Ехидное изумление пробивается сквозь слаженный хор.

— Вы!

— Мы-это-мы-это-мы-это-мы-это-мы…

С ними больно разговаривать, потому что каждое слово колышет нити, движения которых отдаются в голове противнее, чем зубная боль. Но я не отступаю:

— Зачем я здесь?

— Затем-затем-затем-затем-затем!

Хор торжествует, заставляя меня скривиться.

— Я требую ответа!

Пауза. Насмешливая. Недоумённая. И мне отвечают:

— ПРАВО ТРЕБОВАТЬ ЕЩЁ НУЖНО ЗАСЛУЖИТЬ.

На сей раз я слышу один-единственный голос. Абсолютно безликий. Так мог бы говорить мужчина. Или женщина. Или ребёнок. Или все сразу, но эти звуки издаёт явно кто-то один.

— Где я нахожусь?

— ТАМ ЖЕ, ГДЕ И БЫЛ.

— Я не помню такого места!

— ТЫ НЕ ПОМНИШЬ, ЧТО ТВОРИТСЯ В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ?

Чуть-чуть сожаления, чуть-чуть насмешки.

— Это место не моя голова!

— ОТКУДА ТЕБЕ ЗНАТЬ?

Резонное замечание. И я бы с ним согласился, но в этот момент очередная нить выползает из моего левого локтя.

— Ты можешь это остановить?

— ПОЛАГАЕШЬ НАС РАВНЫМИ, ОБРАЩАЯСЬ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ?

Скучное замечание. Мой собеседник даже не злится и не удивляется, всего лишь констатирует очевидный факт.

— Нет, то есть… ВЫ можете ЭТО остановить?

— ЗАЧЕМ?

И правда — зачем? Что же ответить?

— Мне… больно.

— В САМОМ ДЕЛЕ?

Я куснул губу. Больно, но это только кончик ответа, пробивающегося из земли, а сколько ещё спрятано в глубине? Боль можно терпеть, терпеть беспомощность гораздо сложнее. Я и не хочу.

— Мне… неприятно.

— А ЕСЛИ ПОДУМАТЬ ПОЛУЧШЕ?

Он с лёгкостью читает мысли, но требует прямого ответа из моих уст. Почему? С какой целью невидимый палач заставляет меня тщательно подбирать слова?

— Я чувствую себя полностью в чужой власти, и… меня это бесит!

Выкрикиваю свой ответ навстречу молчащей Пустоте. Проходит ещё минута — и ещё одна нить уносится вдаль, а онемение взбирается всё выше. Но мой собеседник молчит. Вероятно, обдумывая услышанное. И я начинаю дрожать, только не пойму от чего: от страха неминуемой расправы за неправильный ответ или от обиды, что НЕ УГАДАЛ…

— ТЕПЕРЬ ТЫ БОЛЕЕ ИСКРЕНЕН, ЧЕМ РАНЬШЕ.

Ни одобрения, ни порицания. Так, сухая отметка о выполнении. Галочка, поставленная напротив очередного запланированного пункта в расписании действий. И это бесстрастие раздражает сильнее всего. Раздражает, потому что я не понимаю, чего от меня хотят. Я знал в общих чертах, чего хочет Магрит. Намерения Мантии вообще никогда не были секретом. Даже планы Рогара насчёт меня можно предположить. Но этот безликий голос… Что нужно ему?

— Скажите, зачем я оказался здесь?

— ТЕБЕ ВАЖЕН ОТВЕТ ИМЕННО НА ЭТОТ ВОПРОС?

— Да!

— НЕВЕРНО. ДУМАЙ.

Невидимый собеседник умолкает, но его молчание почти осязаемо наполнено ожиданием.

— Кто вы?

— А КТО — ТЫ?

И я понимаю, что ничего не могу сказать в ответ. Просто потому что не знаю ответа на такой простой и такой сложный вопрос. Молчу, слушая, как новая нить пробивается через моё тело.

— Я ЖДУ.

— Чего же?

— ОТВЕТА.

— На какой вопрос?

— КТО ТЫ?

— А если я отвечу… Что тогда?

— ТОГДА ТЫ СМОЖЕШЬ САМ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ.

Заманчиво. Но неосуществимо. Даже за ТАКОЙ приз бороться не стану. Не могу. Не знаю, в какую сторону шагать, чтобы прийти к Истине.

— НАПРАВЛЕНИЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ.

Всё-таки мои мысли для него не секрет. Обидно. Значит, в этом странном месте у меня нет ничего ЛИЧНОГО… И обнажённость души жжёт сильнее, чем обнажённость тела. Казалось, мне давно уже наплевать на чужое мнение, ан нет, не наплевать. Почему, зная, что невидимый палач способен отловить в путаном лабиринте моего сознания самую завалящую мыслишку, я сгораю от стыда? Может быть, потому что мне есть чего стыдиться?

Попробуем расставить оценки. Что я знаю о самом себе? С одной стороны, очень много, с другой… крайне мало. Если я не могу заранее сказать, как поступлю в той или иной ситуации, значит, вообще ничего о себе не знаю. Ни капельки…

Слабый. Упрямый. Ленивый. Наивный. Охотно заблуждающийся по поводу и без оного. Временами — совершенно бесчувственный, временами — слезливо-ранимый. Такое впечатление, что во мне живут сразу несколько разных Джеронов, которые никак не могут договориться между собой и действовать сообща…

Умный? Очень отдельными местами. Хитрый? Вот уж чего нет, того нет. Любитель посмеяться, частенько за чужой счёт? Этого не отнимешь. Азартный? Разве только если дело касается применения вдолблённых в мою голову знаний, да и то когда побеждаю лень и загоняю подальше угрюмую тень вечного невмешательства. Добрый? Да, но не всегда и не со всеми. Честный? Угу. Только меня постоянно обвиняют во лжи…

Справедливый? Ох… Этот вопрос самый щекотливый. Хотя бы потому, что справедливость у каждого своя. Я пытаюсь привести свои поступки в соответствие с надеждами и чаяниями других людей, но всё чаще замечаю, что зря это делаю. Магрит хотела видеть меня прилежным учеником? Похоже на то. Я, кстати, старался. Добросовестно изучал вещи, в которых так ни фрэлла и не понял… Только сейчас, спустя почти десяток лет со времени последнего урока, ценность знаний становится очевидной. Пока не всех, но прогресс налицо. Что ещё успел натворить? Старался дружить с шадд’а-рафом — и увидел очень хороший пример того, как следует обманывать чужое доверие. Не нужно было раскрывать своё сердце кому ни попадя… Впрочем, жалею ли я об этом по-настоящему? Наверное, нет. Помимо мрачных дней были и солнечные, не стоит притворяться, что не замечал тёплых лучей, — глупо…

Кому ещё я показался лучше, чем на самом деле? А, королевская семейка! Теперь вот эльфы. И зачем только притворяюсь? Зачем ввожу всех их в заблуждение? Ведь на самом деле я…

— КАКОЙ ЖЕ?

— Себялюбивый мерзавец.

— ЭТО ТОЛЬКО ОДНО ИЗ ОТРАЖЕНИЙ.

— Неужели? А какие ещё есть?

— ТЕБЕ ЛУЧШЕ ЗНАТЬ.

— О да! Их не так уж много…

Я перечислил всё? Нет, кое-кого забыл. Чудовище, которое живёт Разрушением. Монстр, дремлющий в глубинах души и открывающий глаза только затем, чтобы поглощать…

— А ДАЛЬШЕ?

— Что — дальше?

— ТЫ НЕ ЗАКОНЧИЛ.

— Не понимаю…

— У ТЕБЯ ЕЩЁ ЕСТЬ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ВЫВОД.

— Какой?

— ТЕБЕ РЕШАТЬ.

Вновь наступает тишина. Она подкрадывается со всех сторон и кладёт бесчисленные головы мне на плечи. Тишина, нарушаемая только звонким рождением новой нити…

Они подбираются всё ближе к голове — последняя вынырнула рядом с левой ключицей. У меня есть всего несколько минут, прежде чем мозг прорастёт в пустоту алыми ростками. Всего несколько минут… Но кто сказал, что на этом всё закончится? Кто поклянётся мне, что, когда нити разорвут мои глаза, я перестану ВИДЕТЬ? Кто?

Улыбаюсь и тихо говорю тому, кто ждёт моих слов:

— Никакого вывода не будет. Мне нечего и не из чего выводить. Я не знаю, кем являюсь. Имя и титул — всего лишь пустые звуки, придуманные и произнесённые теми, кто не более сведущ в тайнах мироздания, чем я… Если вы хотите знать, кто я, спросите у людей, которые встречали меня на своём пути. Может быть, они ответят вам. А если промолчат… Что ж, значит, я не заслужил того, чтобы быть… И давайте закончим: если вы вознамерились убивать, я готов принять ваш приговор. Если собираетесь терзать моё тело и дальше — придумайте новый вопрос!

Тишина усмехается. Светящиеся пылинки порскают в стороны, на мгновение — такое краткое, что глаза не могут понять, было ли оно на самом деле или только почудилось — отступая перед длинной тенью… А голос — усталый, но довольный — в последний раз раздвигает полог тишины:

— ХОТЕЛОСЬ БЫ ВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ НЕ ГАДАЛ, А ОТВЕЧАЛ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ… Я НЕ СУДИЯ И НЕ ПАЛАЧ: БОЛЬ МЫ ПРИЧИНЯЕМ СЕБЕ САМИ, ЗАПОМНИ ЭТО… ЗАПОМНИ И СТУПАЙ… А КУДА — НАЗАД ИЛИ ВПЕРЁД, — РЕШАТЬ ВСЁ РАВНО ТЕБЕ!

Последние слова интонациями странно напоминают Мантию, но я знаю, что не она задавала вопросы. Хотя бы потому, что здесь, в мире танцующих белых светлячков, у меня нет ничего и никого. Кроме меня самого. И этого вполне достаточно, как выясняется… В некоторых случаях.

С диким, совершенно невыносимым рёвом нити лопаются, роняя моё неподвижное тело. Сознание падает следом. Вниз? Вверх? Одно знаю точно: Я УХОЖУ. Покидаю клочок Пространства, оставляя… Что? Не могу понять. Но что-то определённо остаётся в круговерти мерцающих пылинок, вьюгой вздымающихся за спиной.

Тепло. Даже очень тепло. Трудно дышать, и вообще… Как-то тяжело. Словно на мне лежит груда…

Собственно говоря, она самая и лежит. Груда шкур. На кой фрэлл, скажите, пожалуйста? Я что, так сильно замёрз? В любом случае, сейчас мне невыносимо жарко и душно, и стоило бы…

Пытаюсь выпростать руку из-под вороха жёстких покрывал — и тут же слышу:

— Ты как?

Звенящий голос Мин сливается с отчаянным воплем Мантии:

«Ты вернулся!»

Устало щурюсь:

— Не все сразу, девочки…

— С кем ты разговариваешь? — хмурится Мин. — Здесь нет никого, кроме меня и тебя…

— Да? — Прикусываю язык и спешно ищу оправдание своей оговорке. — Знаешь, у меня в глазах… двоится.

— Это плохо, — обеспокоенно замечает воительница. — Я позову доктора!

— Не надо, милая. Я просто полежу… Всё само собой наладится.

— Само собой ничего никогда не налаживается! Всё равно схожу… Лежи спокойно! — Мин оставляет меня на растерзание моей любимой подружке.

Теперь можем поговорить.

«Я так рада, что ты вернулся!»

Могло быть иначе?

«Должно было быть», — осторожно отвечает Мантия.

Куда я попал?

«Тебе виднее…»

Даже предположить не могу! А вот ты, похоже, в курсе происходящего… Ну-ка рассказывай!

«Что я могу рассказать, если меня там не было?» — резонно куксится она.

И что с того? Ты рада, что я «вернулся», следовательно, имеешь представление о том, откуда именно нужно было возвращаться. Я прав?

«Возвращаться… Оттуда нельзя уйти по собственному желанию… и попасть туда — тоже, хотя многие пытались и отдали бы полжизни, чтобы однажды, хоть на несколько вдохов, заглянуть ЗА ИЗНАНКУ…»

Было бы на что смотреть! Унылое и пустое место. Дальше десятка шагов ничего не видно…

«У каждого оно — своё… Почему — не видно?»

Там такие тучи пыли кружатся, что даже нити сразу терялись из виду!

«Нити?» — Осторожный до робости вопрос.

Ну да, нити, которые каким-то образом прорастали прямо из моего тела… Очень неприятное ощущение, кстати!

«И… много их было?» Мантия задумчива и будто слегка напугана.

Много! Больше двух сотен. Собственно говоря, почти под горлышко…

«Однако…» Реплика, не говорящая ни о чём.

Что ты об этом знаешь?

«Кое-что знаю… Но не рассчитывала на такое развитие событий».

А именно?

«Не так скоро…»

Что?

«Слишком мало времени и слишком много дел…»

Подробнее!

«Тебе предстоит новый цикл обучения».

Опять?!

«Некоторые философы считают, что вся жизнь — это череда уроков, но хороших учеников прискорбно мало… Кто-то пропускает наставления мимо ушей, кто-то прогуливает, кто-то слушает, но не слышит…»

Мне надоело учиться!

«И я тебя понимаю». Мерзкое хихиканье.

Хоть скажи, какой предмет стоит в расписании занятий следующим?

«Если по-простому, то его можно назвать „Искать. Находить. Использовать“. Если изъясняться более… умными словами, то „Первичная балансировка“».

Балансировка чего?

«А это уже зависит от обстоятельств…»

Почему ты решила, что настала пора для обучения?

«Потому что ты принял одно из изменений…»

Какого фрэлла?! Я не мог измениться!

«Ещё не понимаешь? Впрочем, тебе требуется время на осознание…» Сочувственный вздох.

Какое осознание?!

Я не мог измениться, потому что есть вещи, которые невозможны в подлунном мире! Абсурд! Но… ехидная мысль постучалась в висок: какому миру принадлежит Изнанка? В самом деле — какому? Уже не говоря о том странном месте, которое Мантия определила как «за Изнанкой»… Возможно, там действуют совсем другие законы, нежели здесь, и тогда…

Я высвободил из-под шкур правую руку и поднёс ладонь к лицу. Всё как всегда: хаотично разбегающиеся линии, светлые волоски, ноготь на указательном пальце обломан. А это что? Или мне просто кажется?

Бледные пятнышки — чуть светлее, чем цвет кожи. Очень похожи на чьи-то укусы, только не чешутся. Взгляд пополз дальше по предплечью. Не может быть!

Значит, я не спал и не переживал очередной кошмар? Всё случилось наяву? Надеюсь, в этом Пласте зрелище было более пристойным… Но почему я плохо вижу? Как будто что-то мешает…

Мешает. Пальцы касаются слоёв ткани, обмотанных вокруг головы. Почему…

Я не успеваю обдумать очередное ошеломляющее открытие, потому что Мин возвращается в сопровождении эльфийки. Кё, чья округлившаяся талия скрыта водопадом шерстяного, но мягкого и гладкого, как шёлк, платья неистово жёлтого цвета, выглядит настоящей королевой. Властной, могущественной и… невероятно радостной.

Признаться, чувствую себя неожиданно неловко, хотя и понимаю, что радуется эльфийка больше тому, что её «защитник» в скором времени сможет приступить к своим непосредственным обязанностям, нежели моему пробуждению. Раньше я бы охотно принял в качестве объяснения именно второй вариант, но теперь… не спешу обманываться. В конце концов, это никогда не поздно сделать, верно?

— Как ты себя чувствуешь? — И голос ведь дрожит так искренне, так взволнованно… Нет, всё равно не хочу верить.

— Хорошо.

— Насколько хорошо? — Бирюзовые глаза смотрят очень внимательно и строго.

— В пляс, конечно, бросаться не буду… Ничего не болит, и вроде бы даже усталости нет. А по какому поводу на моей голове столько всего намотано? Чтобы было теплее? — Подношу руку к повязкам, но Кё запрещающе качает головой:

— Не трогай, пожалуйста…

— Почему?

— Видишь ли… Как тебе сказать… — Она мнётся по совершенно непонятной мне причине.

— Скажи как есть!

— Новость тебя не обрадует.

— Ничего, рано или поздно всё равно узнаю… Итак?

— Когда ты подошёл к этой… ящерице… она чем-то плюнула в тебя.

— Припоминаю что-то в этом роде… А дальше?

— Дальше ничего не было. Ты упал лицом вниз, а она… исчезла.

— И всё?

— Да, — обескураженно подтвердила эльфийка. — Ты рассчитывал ещё на что-то?

— Нет, просто…

Хорошо, если так. Значит, нити существовали преимущественно в моём воображении, но тем не менее оставили след на теле. Любопытно… Продолжим задавать вопросы:

— Я был без сознания?

— Скорее в бреду, — нехотя ответила Кё. — Бормотал, совершенно неразборчиво… Вздрагивал… Тебя лихорадило.

— Могу себе представить!

Лихорадило? Мягко сказано, милая! Впрочем, даже если бы ты разобрала мои слова, вряд ли поняла бы, о чём идёт речь…

— Мы постарались добраться до города как можно скорее, чтобы показать тебя лекарям… — продолжала эльфийка.

— И? Лекари установили причину моей… болезни?

— Нет. Они сказали, что ты… вовсе и не болеешь.

— А что же я делаю?

— Умираешь.

Ай-вэй! Ну и вывод… Не спорю, внешне всё могло выглядеть более чем грустно, но вот так прямо заявить о приближении смерти! То ли доктора нынче пошли недоученные, то ли дела обстояли серьёзнее, чем мне представляется.

— И почему же было решено, что я одной ногой в могиле?

— Ты… ни на что не реагировал. Вообще ничего не чувствовал.

— Совсем-совсем?

— К тому моменту, когда тебя осматривали, да. Доктор сказал, что чувствительность отсутствует, даже демонстрировал нам…

— Как?

— Несколько раз уколол… — Кё отчего-то застеснялась: судя по всему, места уколов были выбраны не случайно.

— И что?

— Ты ничего не почувствовал.

— Ну вам-то всем откуда это было знать, если я был без сознания? — Ехидно ухмыляюсь.

— Но доктор сказал…

— Мало ли что он сказал! Ты когда-нибудь была в обмороке?

— Несколько раз… — смущённо призналась эльфийка.

— Что-нибудь помнишь из тех моментов?

— Нет, ничего…

— Так какого фрэлла вы слушали учёного чудака, протыкавшего бесчувственное тело?

— Но… Кровь же не текла! — выпаливает Кё, и только теперь становится ясна причина её настороженности.

— Кровь не текла… Вообще-то если кровь не течёт, значит, перед вами труп не первой свежести, — съязвил я.

— А ты и был похож на труп, — заявляет Мин. — Только дышащий.

Замолкаю, обдумывая услышанное.

Кровь, говорите, не текла? Разумеется! Она уходила из меня другими путями в неизвестных направлениях — можно было даже резать, и всё равно вы бы ни капельки не увидели… То, что я дышал и сердце билось, — понятно: а как бы ещё кровь двигалась по телу? Кровь… Надеюсь, это странное действо посреди ничего не обидело сию алую жидкость? А то обвинит меня в очередном «разбрасывании»…

Но они так и не ответили.

— Так что с моей головой?

— С лицом, — мягко поправила Кё.

— С лицом!

— Может, потом поговорим? — предложила Мин. — Отдохнёшь, успокоишься…

— Наотдыхался! Сколько времени я «отсутствовал»?

— Около недели.

— Вполне достаточно! Так что случилось?

— Строго говоря… — Эльфийка мялась, и воительница закончила за неё:

— У тебя и лица-то не было.

— ЧТО?!

— Ну вот, просили же: потом, позже… — вздохнула Мин.

— Рассказывай!

— Когда мы тебя подняли, всё твоё лицо было покрыто какой-то гадостью, похожей на студень, только не прозрачный, а какой-то пятнистый. Отчистить не получилось — всё равно тонкий слой остался. А потом… Потом он как бы начал гноиться.

— Студень?

— Ну не знаю… — сморщилась Мин. — И он и лицо, наверное… В общем, гной тёк не переставая — мы не успевали повязки менять… И доктор сказал, что ничего сделать не может: либо само прекратится, либо нет. Не прекращалось. Пока… Пока не стали видны язвы.

— Язвы? — Я был близок к тому, чтобы опорожнить собственный желудок. Вот только вопрос: насколько этот самый желудок был наполнен? До начала разговора меня посещало чувство голода: в конце концов, неделю плотно не обедал…

— Вроде того… — Воительница замолчала окончательно, и нить беседы взяла в свои тонкие руки эльфийка:

— Они выглядели неприятно, но кое-как рубцевались, и, возможно, скоро повязки можно будет снимать…

— Зачем?

— Как это — зачем? — опешила Кё.

— Если всё так ужасно, как вы рассказали, есть ли мне смысл открывать лицо?

Я шутил, конечно. Горько и черно, но, поверьте, над бедами лучше шутить, чем рыдать. Конечно, даже от самой удачной шутки проблемы не исчезнут, но вам-то станет существенно легче, а это целое дело! Учитесь шутить, господа! Это сложное и неблагодарное занятие, но однажды наступит момент, и вы поймёте, что та жизнь, в которой вы ни разу не улыбнулись, была скучнее и серее новой, пронизанной молниями улыбок. Пусть эти молнии не могут разогнать мрачную пелену грозовых туч действительности, но они так удачно оттеняют лиловый лик беспощадной стихии… Красоту можно найти в любом предмете и любом явлении, нужно только захотеть. И когда научишься восхищаться тем, что причиняет тебе боль, задумаешься: а боль ли это? Может быть, это не наказание, а награда? Сложно для понимания? Согласен. Скажу больше: у каждого из нас оригинальное восприятие происходящего, и навязывать кому-то свою точку зрения не стоит. Бесполезно. Напрасная трата времени и сил. Но бывает и так, что совершенно разные личности в совершенно разных условиях приходят к одному и тому же решению. Оно не единственно верное, но, если сие решение верно не для одного, а как минимум для двоих, случается маленькое чудо, меняющее мир. Не замечали? Ещё заметите!

Как ни странно это прозвучит, но язвы на лице устраивают меня куда больше, чем клеймо. Думаю, понятно почему. В худшем случае решат, что я болен какой-то ужасной болезнью, но недуг не всегда повод к немедленному убийству. Да, так будет гораздо спокойнее жить. Особенно теперь, когда точно знаю, что Магрит не будет меня ругать!

Забавно, раньше я панически боялся самой крохотной царапины и из-за этого тщательно взлелеянного страха подолгу раздумывал над тем, стоит или нет что-то делать. Мудрые люди говорят: «Не ошибается тот, кто ничего не делает». Возможно. Но на личном опыте я убедился кое в чём другом. Кто ничего не делает, тоже ошибается! Невозможно стоять на месте, нужно двигаться. Хотя бы в собственных мыслях, если ноги не желают слушаться. Я слишком долго находился в «застывшем» состоянии — жил, не понимая зачем, и удивлялся: почему это жизнь так равнодушно ко мне относится, забывая о том, что сам смотрю на неё как на неизбежное до поры до времени зло. Сначала меня раздражала моя «ненужность», потом — после выяснения отношений со старым котом — я жалел, что всё закончилось. Да-да, жалел! Только признался себе в этом много позже, копаясь на огороде Гизариуса. Честно говоря, в отдельные минуты был готов просить богов, чтобы время повернулось вспять — уж во второй раз я бы не сделал такой вопиюще грубой ошибки! Мной желают пользоваться? На здоровье! Я хотя бы буду знать, что от меня что-то зависит, что моё участие необходимо каким-нибудь делам и событиям. Это так приятно — ощущение сопричастности… Пусть по мелочи, вскользь, без надежды на достойную благодарность — не важно! Я просто хочу БЫТЬ. Видеть в обращённых ко мне глазах своё отражение. Нелепое? Глупое? Жалкое? Не беда! Зато ЖИВОЕ…

Эльфийка и воительница буравили меня взглядами.

— Я пошутил, девочки! Будем надеяться на лучшее!

— Твои шутки всегда такие странные… — недоверчиво кивнула Кайа. — Но, похоже, ты в добром здравии…

— И в трезвом уме! — подсказал я. — Кстати, как насчёт того, чтобы воздать должные почести пустому желудку и соскучившемуся по влаге горлу?

Мин хмыкнула:

— Пойду распоряжусь, что ли… — и выскользнула за дверь. Она была донельзя довольна: если уж мужчина заговорил о еде, он на пути к выздоровлению.

Эльфийка задумчиво прошлась по комнате. Очень милой комнате, кстати: небольшая, зато с огромным окном, она до наступления темноты вряд ли нуждалась в искусственном освещении. Кровать, на которой я имел удовольствие располагаться, могла с лёгкостью подарить сон сразу двум людям. У окна стояли массивный стол из тёмной лакированной древесины да два кресла в схожем стиле: ножки, увитые резьбой, изображающей цветы и травы, подлокотники с мягкими подушечками и спинка — с первого взгляда видно, что удобная. Вот встану и непременно опробую… В углу справа от двери по стене шла изразцовая шкурка печи. Слева от двери — высокий, почти задевающий потолочные балки шкаф. Наверняка там я найду что-нибудь из одежды… Навощённый паркет прикрыт ковром скромной расцветки, но даже по виду — мягким и уютным. Замечательная комната! Здесь вполне можно жить…

Пальцы Кайи выбили дробь по столешнице, и эльфийка снова повернулась ко мне:

— Зачем ты это сделал?

— Что? — невинно хлопаю ресницами.

— Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь! — К концу фразы тон голоса опасно повысился.

— Прости, милая, но на сей раз я в недоумении. Честное слово!

— Зачем ты пошёл к этой… этому чудовищу?

— Чудовищу? Это одно из самых прекрасных существ, которых я знаю. — Качаю головой, словно учитель, делающий заслуженный, но неприятный выговор ученику.

— Для меня оно чудовище! — горячо возражает эльфийка, с которой мигом слетает маска властной уверенности, и я вижу перед собой просто испуганную женщину. Чего она боится? Ведь всё уже позади…

— Милая, не волнуйся… Подумай о ребёнке…

— Я не забываю о нём ни на минуту! — Она почти кричит. — И ты делаешь всё, чтобы помешать мне успокоиться!

— Полно, Кё, не приписывай мне большего, чем я могу вынести…

— Не смей так больше делать!

— Как?

— Не смей безрассудно идти навстречу опасности!

Ну и заявление! Кем она себя считает — наседкой, заботящейся о сохранности яиц? Никто и никогда не приказывал мне избегать рискованных ситуаций. Да и не исполнил бы я такой приказ… Из чистого упрямства. И вот теперь та, которая однажды уже признала мою власть над своей жизнью, пытается мной командовать? Самое смешное, что эльфийка имеет на это право: сделав её частью своей судьбы, я в свою очередь занял определённое место в судьбе беременной женщины. Может быть, незначительное. Может быть, одно из главных. В любом случае она знает, о чём просит, и знает почему. Я тоже… Догадываюсь. И раздражение протягивает руку гордости. Всё же как приятно, когда тебя опекают!

— Я не иду.

— Ты мог погибнуть! Ты почти умер…

— Почти, но не совсем, Кё. Я жив. Я здесь, с тобой. Чем ещё ты недовольна?

Она отворачивается, но я успеваю заметить подозрительный блеск в бирюзовых глазах.

— Ничем… — Её голос садится до шёпота.

Ох… Пора принимать меры, иначе эльфийка совсем расстроится, а это может плохо отразиться на малыше, который готовится к появлению на свет. Я сполз с кровати (хорошо хоть, мои заботливые девочки оставили на мне штаны) и подошёл к Кайе, по ходу дела велев Мантии соорудить Вуаль.

— Не плачь, милая… Не надо. Всё хорошо. И всё будет хорошо. Я обещаю…

Эльфийка повернулась ко мне. Так и есть, почти зарёванная мордашка. Ласково провожу пальцами по мокрой дорожке на щеке:

— Помнишь? Ты же запретила мне умирать… Как я могу ослушаться?

Она всхлипывает и утыкается лицом в мою грудь. Точнее, хочет уткнуться, но не очень-то получается: мы слишком разного роста. И я снова вздыхаю по поводу своих скромных физических качеств…

— Ты… правда не умрёшь?

— Пока не услышу первый крик твоего ребёнка, не умру.

— А потом?

— Так далеко я не могу загадывать. Да и никто не может.

— Я… я не знаю почему, но… рядом с тобой… я чувствую себя совсем маленькой. Как рядом с отцом…

— Ну, милая, не надо нас сравнивать! Отец — это отец, а я…

— Ты тоже подарил мне жизнь!

— Неосознанно и ненамеренно. — Считаю нужным напомнить обстоятельства нашей первой встречи.

— Ну и что? — Она хмурит брови. — Ты жалеешь об этом?

Выдерживаю паузу, к концу которой эльфийка начинает заметно волноваться.

— Я жалею о том, что слишком маленького роста и невеликой силы и не могу поднять тебя на руки.

Несколько вдохов Кайа смотрит мне в глаза, пытаясь понять, шучу я или говорю серьёзно.

— Ты… ты уходишь от ответа!

— Разве? А по-моему, я сказал именно то, что нужно.

— Ты всегда поступаешь по-своему! — обвиняюще замечает эльфийка.

— Как и все остальные. — Пожимаю плечами.

— Надо думать и о других! — Ну вот, только таких нравоучений мне и не хватает… Картина проясняется, но всё же, скрытая туманом, она была гораздо проще и приятнее…

— Я думаю, милая. Чаще, чем ты можешь себе представить. — На самом деле ведь думаю. Даже в тех случаях, когда это неразумно и несвоевременно.

— Тогда какого… — В последнее мгновение она осекается, чтобы не выругаться. Интересно — почему? Только не из стеснительности: уж чего-чего, а этого чувства эльфам при сотворении отсыпали очень мало! — Почему ты ТАК себя ведёшь?

— Милая, — непроизвольно суживаю глаза, как и всякий раз, когда начинаю злиться, — ты считаешь меня своей собственностью? Так вот, позволь напомнить: дела обстоят несколько иначе. Скорее я имею некоторое право влиять на твои решения, верно? Пользоваться сим правом или нет — вопрос спорный, но несрочный, поэтому пока оставлю всё как есть. Твоё заявление меня тронуло, не буду скрывать, но хотелось бы знать его истинную причину. Могу признать свои достоинства в плане защиты от нежелательных магических проявлений, но это не повод держать меня на коротком поводке и не давать сделать и шага в сторону… Поэтому прошу, либо смени тон, либо объясни, чем вызвано горячее желание ограничить свободу моих действий!

В течение моего скромного монолога Кайа сначала слегка побледнела, потом начала розоветь и опускать взгляд. Пока оный взгляд окончательно не вонзился в пол. А затем… Первый раз в жизни я удостоился невиданного зрелища. Знаете, как по-настоящему краснеют эльфы? А я теперь знаю. Ушами. Острые кончики, выглядывающие из бронзовых локонов, стали совершенно пунцовыми. И именно в этот момент ваш покорный слуга понял главное и единственное, что с лихвой объясняло поступки листоухих — и давние, и ещё не совершенные. Да они же просто дети!

Маленькие дети, запертые в совершенных, практически бессмертных и, самое обидное, взрослых телах. Отсюда и их вечные Игры, и заносчивость, и вспыльчивость, и излишняя церемонность в отношениях с другими расами. Они всего лишь пытаются КАЗАТЬСЯ ВЗРОСЛЫМИ, но ребёнок никогда не сможет понять поступки того, кто неизмеримо старше. Не скажу, умнее — не мне судить, но старше именно по уму.

Сколько ей лет? Двести? Триста? Ох, милая… Тот маг был просто счастлив заполучить тебя: истинная жестокость доступна только детям. Чем он и воспользовался, мерзавец. Любопытно, он действовал осознанно или просто угадал?

Дети, будь они прокляты! Никогда не умел себя вести с детьми. Наверное, потому что детство у меня было несколько странное и мрачноватое, хотя… Кое в чём всё-таки повезло — не каждому достаётся такой наставник, как Магрит. Наставник, твёрдо знающий, чего добивается. Умница, сестрёнка! Ты так умело не давала мне почувствовать себя ребёнком, что я не заметил, как повзрослел… Уф-ф-ф-ф-ф! Не хочу быть взрослым! Но здесь и сейчас — придётся.

Теперь я понимаю, почему ты просила «не делать им больно»… Намекала. Давала пищу для размышлений. Браво, Магрит! Никто не сумел бы так быстро и просто заставить осознать простейшую, но такую невероятную истину…

— Кё, милая… — Она несмело подняла взгляд. — Я не считаю возможным вмешиваться в твою жизнь больше чем уже успел, и, надеюсь, в моём отношении ты придёшь к схожей линии поведения… Постарайся запомнить и понять одно: если я делаю что-то непонятное, значит, это необходимо МНЕ. Пусть происходящее выглядит глупо, опасно, нелепо, безрассудно, ошибочно — не важно! Некоторые шишки просто нужно набить, и всё…

— Я попробую… понять. — Эльфийка улыбнулась. Всё ещё обиженно, но с надеждой.

— Вот и договорились!

— Но всё же… не пугай меня больше!

— Постараюсь… Но твёрдо обещать не могу!

— О, ты уже на ногах! — Из-за дверного косяка выглянул Кэл.

— Как видишь. Обед готов?

— Готовится. Я тут привёл доктора, так что…

— Поняла, поняла! — усмехнулась Кайа. — Мальчикам нужно посекретничать!

В лучших традициях моей подружки — оставив последнее слово за собой, — эльфийка величаво выплыла из комнаты, не забыв, впрочем, прикрыть за собой дверь.

Доктор, как и ожидалось, тоже оказался эльфом, но из какого-то иного клана, чем те, с представителями которых мне довелось последнее время общаться. Волосы цвета белого золота и внимательный тёмный взгляд придавали его облику большую зрелость, чем он, возможно, заслуживал. Но всем остальным… Всем остальным он ничуть не отличался от своих иноплеменных собратьев по ремеслу, потому что его первым вопросом было:

— Как вы себя чувствуете, молодой человек?

— Великолепно! Вашими стараниями, не так ли?

— Не думаю, — без тени улыбки на лице ответил эльф. — Моё искусство оказалось бессильно в данном случае.

— А не в данном?

— Что вы имеете в виду?

— Хочется верить, что вот этому господину, — кивок в сторону Кэла, — вы уделили гораздо больше внимания, чем мне.

— В некотором роде… А почему вы об этом упомянули?

— Видите ли, доктор… Физическое повреждение его тела не столь велико, как нарушение внутренних структур. Надеюсь, вы уже выправили порванное Кружево?

Листоухий стал ещё серьёзнее, хотя, казалось, дальше некуда.

— Вы говорите…

— Кружево было нарушено как минимум в трёх слоях, и больше всего пострадал, разумеется, внешний. Правда, требовалась всего лишь тщательная штопка, но следовало действовать аккуратно во избежание появления избыточных цепочек. Всего нужно было поправить не более семи штук, верно?

— На внешнем слое — семь, на внутренних — от трёх до пяти цепочек, — подхватил эльф. — Процесс занял некоторое время, но смею надеяться, что я входил в контакт с Кружевом даже реже, чем это предписывается…

Тут он спохватился и сузил глаза, настороженно глядя на вашего покорного слугу.

— Вы сведущи в строении Кружев, молодой человек?

— Отчасти.

— По крайней мере, вы совершенно правильно предположили количество и глубину повреждений… Какой техникой диагностики вы пользовались?

— Своей собственной, доктор. Если она отличается от вашей, то очень незначительно.

— Возможно… — Он задумчиво качнул головой. — Но, собственно, я пришёл затем, чтобы проверить ваше самочувствие.

— Я совершенно здоров!

— Очень похоже… Впрочем, повязку всё равно надо сменить.

Он подошёл ко мне и начал ловкими, уверенными движениями разматывать полосы ткани. На всё действо ушло не более полуминуты, по завершении которых…

Глаза Кэла стали круглыми. Совершенно круглыми, и я даже испугался, что прежний разрез к ним больше не вернётся.

Доктор остался безучастным: только склонил голову набок и вперил в меня слегка затуманенный взгляд.

Я хихикнул, до того забавно выглядели листоухие. Хихикнул, но задумался о причине их, скажем так, потрясения. Освобождённая от повязки голова казалась легче, чем раньше, но это и понятно. А вот лицо… Не знаю, на что оно было похоже, но я не чувствовал ни малейшего неудобства: если на нём и были рубцы или язвы, то они совершенно не ощущались.

А ещё спустя мгновение, потрогав пальцами щёку, я понял, что никаких язв и в помине не было.

— Как тебе это удалось? — нарушил молчание Кэл.

— Что именно?

— Избавиться от…

— От ран?

— От клейма!

Я зажмурился. Тряхнул головой. Снова открыл глаза. Эльфы с недоумением на лицах никуда не делись. Комната — тоже. Всё как всегда, и всё… не так. Что там они сказали? У меня больше нет клейма на лице? Не верю…

Кэл понял, какие сомнения меня обуревают, и потянул из набедренных ножен широкий кинжал.

— Сам посмотри!

Я и посмотрел. Посмотрел на полосу полированной стали. Зеркало клинка искажало пропорции и слегка меняло оттенки, но главные детали не упустило. Правая щека была девственно чиста.

Вернув Кэлу кинжал, я сел на постель и задумался. Наверное, призраки мыслей, сталкивающихся то друг с другом, то с реальностью, отразились на моём лице, потому что эльф удивлённо заметил:

— Кажется, ты разочарован…

Ошеломлён — было бы вернее. Произошло нечто большее, чем чудо. Всё перевернулось с ног на голову. Я считал, что никаким образом не могу исцелить своё тело, но сейчас стал свидетелем неоспоримого доказательства обратного. Как?! Кто?! Когда?! И память ехидно подсказывает: один маленький плевок из пасти инеистой ящерицы. Так просто? Нет, здесь есть какой-то подвох, я это не просто чувствую, а почти ЗНАЮ! Но в чём он состоит? Только бы не ещё один аванс, который надлежит отрабатывать…

«Можешь считать ЭТО подарком… К Празднику Середины Зимы», — тоненьким, детским голоском тянет Мантия.

Не рановато ли? Ещё больше месяца…

Осекаюсь, потому что понимаю: в её фразе важна первая половина.

Подарком от кого?

«Тебе виднее… Помнишь, я же не присутствовала при твоём разговоре с…» Умолкает.

Я не упоминал о разговоре!

«Разве?» — делано изумляется.

Ни словечка!

«А мне почему-то подумалось…»

Ты всё знаешь, стерва! Кто задавал мне вопросы?

«Твоё больное воображение!» — обиженно огрызается Мантия.

Неправда!

«Ты о чём? О том, что воображение не больное? Позволь не согласиться: ещё какое нездоровое…»

Не переиначивай!

«Научись сначала выражать свои мысли правильно!» Ну вот, теперь она зло иронизирует.

Ты всё прекрасно поняла!

«И что?»

Я хочу знать.

«А я не хочу». И что мне с ней делать?

Как меня исцелили?

«А ты болел? Ах да, на голову ты у нас слабоват… Но это, мой милый, не лечится», — мурлычет, довольно поигрывая коготками.

Ты… ты… ты…

«Дама, замечательная во всех отношениях».

Фрэлл!

«Поскольку твоя речь становится всё более нечленораздельной, пожалуй, оставлю тебя на несколько минут — вдруг пауза пойдёт тебе на пользу?» Она захлопывает Дверь.

Та-а-а-ак… Знает все подробности, но не скажет. Ни при каких условиях. То ли из вредности, то ли потому, что мне нельзя это знать. И тут уж не важно, какая из причин истинная: и в том и в другом случае я останусь в неведении, что весьма прискорбно, поскольу мне и так слишком редко удаётся блеснуть интеллектом, а при недостатке сведений ваш покорный слуга и вовсе… круглый дурак. Хочется ругнуться и что-нибудь сломать. Правда, под рукой ничего подходящего нет, а мебель в комнате добротная — её и человек вдвое сильнее чем я не попортил бы… Разве ножиком поковырять, так ножика мне для этих целей не дадут…

— Эй, ты слушаешь?

Кэл склонился надо мной, а доктор, смирившись с тем, что на его глазах свершилось нечто из ряда вон выходящее, осторожно ощупывал тонкими пальцами моё лицо.

— Да. Ты что-то сказал?

— Я спросил, связано ли это с тем зверем…

— Наверное… — пожимаю плечами. — Точно сказать не могу. Не знаю.

— Откуда в этих краях взялась инеистая ящерица?

— Это вопрос ко мне?

— Да нет, просто вопрос… Тебе не показалось, что она намеренно отпугнула солдат?

Я немного подумал и ответил:

— Сто пять шансов из ста.

— Уверен?

— Если она хотела поживиться человечинкой, начала бы с нашей кареты и задолго до встречи с солдатами.

— Логично… — Кэл смешно сморщил нос. — Значит, кто-то специально направил ящерицу нам на помощь… Или не нам? — Лиловые глаза подозрительно блеснули.

— Хочешь сказать…

— И так всё ясно! — гордо заявил эльф. — Она приходила из-за тебя!

— Да, вот так сразу и только из-за меня! — Фыркаю, но в глубине души не могу не признать: голова у листоухого работает что надо. Чётко отлаженный механизм, в отличие от… сами знаете кого.

— Ты же пошёл ей навстречу!

— Что с того?

— Она тебя ждала!

— Ты-то почему в этом так уверен?

— Да и слепому было бы ясно!

— Господа… — Вежливое покашливание доктора напомнило, что мы с Кэлом не одни в комнате. — Вы говорите об инеистой ящерице, я правильно понял?

— Да, — недовольный тем, что его прерывают, кивнул сереброволосый спорщик.

— Вы не могли бы описать, как она выглядела… Мне было бы любопытно получить свидетельства очевидцев…

— Ой, можно не сейчас? — взмолился я. — Есть очень хочется!

— Разумеется, молодой человек, когда вам будет угодно… Жаль, что субстанция, снятая с вашего лица, не поддалась анализу, — с сожалением добавил эльф, и я еле удержался, чтобы не сплюнуть на пол.

Все учёные одинаковы: думают прежде всего о научной ценности любого явления. Могу поспорить, что он был бы донельзя рад каждый день копаться в моих язвах и всем прочем… Если бы ему позволили. Да и если бы НЕ позволили…

— Не смею более отягощать вас своим присутствием, — откланялся доктор, и я остался наедине с очень опасным собеседником, по горящим глазам которого можно было понять: в рукавах пепельно-серого камзола спрятано немало сюрпризов…

Впрочем, снова ошибаюсь. Сюрприз появился отнюдь не из рукава, а из-за пазухи: рука Кэла, на вдох задержавшаяся в складках одежды, вынырнув, подлетела мне под самый нос.

— Что это значит?

Я растерянно уставился на покачивающиеся на одной цепочке вещицы, отягощённые замысловатой историей обретения. Медальон Юджи и… «искра» молодого эльфа.

— Как к тебе попала ky-inn?[33]

Сам не понимаю. Совсем кузен меня запутал…

— Расспрошу непременно! — Лиловые глаза полыхнули гневом. — Но ты…

— Я сделал всё возможное, чтобы избежать такого казуса, клянусь! Разве что до рукоприкладства не дошёл… А надо было? — Лукаво щурюсь.

— Он же совсем ребёнок!

Ребёнок, которому доверяют гизору,[34] уже вышел из детства.

— Он тоже так считает! А на деле…

— Не волнуйся, он, наверное, уже всё забыл… — Я виновато улыбнулся.

— Когда я видел его в последний раз, он пребывал в расстроенных чувствах, но не признался, из-за чего или кого. Зато когда я нашёл ЭТО в твоей одежде и понял… Ну ты и…

— Кто? — спрашиваю с искренним интересом. Ещё один эпитет в мою коллекцию? Милости просим!

— Ты хоть знаешь, насколько это серьёзно?

— Брось! У него просто времени не было, чтобы…

— Влюбиться? Для этого нужно одно мгновение!

Я вздохнул. Пожалуй… В самом деле, достаточно мгновения, взгляда, слова, чтобы упасть в бездну чувства.

— Я не хотел… Кстати, дорогуша, ты сам виноват!

— Я? — Он хлопнул ресницами.

— А кто же? Завёл с незнакомой женщиной интересный спор, в котором отнюдь не стал победителем… Могу поспорить, твой брат очень внимательно следит за всеми твоими поступками, потому что считает тебя образцом для подражания! И тут такой провал… Разумеется, он не мог устоять перед той, которая оказала достойный отпор его старшему брату!

Кэл куснул губу, и я понял, что, хоть стрелял наугад, попал точно в цель.

— И тогда ему в голову пришла мысль тебя опередить… Первый раз в жизни. Как можно отказаться от соблазна натянуть нос ранее недостижимому идеалу? Я бы не упустил этот шанс…

— Чем дольше я тебя знаю, тем больше понимаю, что ты не такой, каким кажешься, — процедил сквозь зубы эльф.

— Да неужели? — Улыбаюсь, но предполагаю, что со стороны выражение моего лица удивительно похоже на оскал. Кэл тоже чувствует возникшее напряжение и пытается его снять:

— Я хотел сказать…

— То, что сказал. Что я страшный и ужасный. Поверишь или нет, но сие открытие лично для меня не новость! Скажу больше: глубины моей «ужасности» до сих пор не исследованы… Хочешь этим заняться?

Он поднимает брови, а я с трудом удерживаю уголки губ, не давая им расплыться в хулиганской улыбке.

— Это… шутка?

— Решай сам.

Проходит минута, и я, не в силах больше притворяться серьёзным, сгибаюсь пополам в приступе дикого хохота. Эльф дуется несколько секунд, но всё же присоединяется к моему веселью.

— Обед стынет! — кричит откуда-то из-за двери Мин.

— Идём? — пофыркивая, спрашивает Кэл.

— С превеликим удовольствием! — Я встаю и лезу в шкаф в поисках хоть какого-нибудь платья.

«Подъём!» — командирским басом ревёт Мантия в моей голове.

Что? Куда? Зачем? Кто?

«Пора вставать!» Чуть тише, но всё равно, я так и вижу, как эхо гуляет внутри черепа, натыкаясь на стенки, падая и снова поднимаясь на ноги.

ЗАЧЕМ?!

«Чтобы приступить к обучению!»

Ладно, встаю…

Я рывком сел на постели и только потом решился открыть глаза.

Голова гудела — и от стараний Мантии, и от того, что и я сам вчера… слегка погудел. Нет, количество пития было более чем умеренным, но в сочетании с потрясением, настигшим меня ещё до обеда, выпивка произвела неожиданно сильный эффект. Скажу проще: хватило двух кружек эля, чтобы почувствовать непреодолимое желание забраться в постельку… Нет, в свою собственную, а не в ту, о которой мечтается! Я и забрался. Выспался, кстати, недурно, но это не повод, чтобы продирать глаза ни свет ни заря…

За окном было темно.

Который час?

«Скоро рассветёт».

Нельзя было подождать, пока солнце встанет?

«Нам нужна спокойная обстановка».

М-да? И из-за этого нелепого требования ты подняла меня на ноги? Поганка!

«Одевайся, олух… Только не слишком тяжело и тепло — тебе предстоит много двигаться».

Ну это мы ещё посмотрим!

Сползаю с кровати и плетусь к шкафу.

Роясь в ворохе разнообразных предметов одежды, я вспоминал торжественный обед по случаю собственного выздоровления и те речи, которые произносились в перерывах между другими, более полезными забавами челюстей. Половина беседы прошла мимо моих ушей, заглушённая треском поглощаемой еды, но кое-что в памяти всё же осталось. Например, слова Кэла о том, что он ждёт на днях прибытия своего брата и очень недоволен задержкой, потому что наставник, занимающийся обучением молодого эльфа, не хочет отпускать ученика. Кайа, как ни странно, оказалась на стороне оного наставника и заявила, что и самому Кэлу неплохо было бы поработать над собой под руководством сведущего в применении оружия Мастера. Эльф обиделся и напомнил, что его образованием в боевых искусствах занималась как раз она, и если недовольна результатом, то рассуждать о неудаче может сколько угодно, но винить — саму себя. Эльфийка приторно-сладким голосом пропела нечто вроде: «Сначала зарасти дырку в груди, а потом посмотрим, кто-кого». Конечно, фраза была куда изящнее и обладала несколькими уровнями подтекста, но даже общий смысл вызвал у меня смех, похожий на приступ кашля, а Мин тяжело вздохнула и объявила всем присутствовавшим за столом, что если они не угомонятся, то она тоже начнёт подумывать о небольшой разминке с применением колюще-режущих предметов. Эльфы чуть остыли, но до самого десерта продолжали отпускать колкости по адресу друг друга. В основном это был переход на личности, но помимо свойств характера каждой из сторон я узнал, что Кэлу поручено некое важное задание, которое он, судя по теперешнему состоянию здоровья, выполнить не способен, и сие обстоятельство его самого очень огорчает. Особенно потому, что не знает, кем его заменят. Более внимательно к разговору ваш покорный слуга не прислушивался, благо было чем заняться: Мин без устали подкладывала мне на тарелку самые лакомые (по её мнению) кусочки и умерила рвение только после того, как я, взглянув на увесистый шмат мяса, сделал грозное лицо и пообещал съесть всё, что вижу перед собой, но только в том случае, если воительница съест столько же. Мин скривилась и, уныло кивнув, углубилась в изучение своей тарелки… Наевшись и напившись, я откланялся, выцарапав у Кэла свои любимые побрякушки. Эльф с большой неохотой вложил цепочку с висюльками в мою ладонь и взял с меня обещание серьёзного и обстоятельного разговора. Кажется, я согласился…

«Ты будешь шевелиться или нет?» Окрик Мантии заставил меня испуганно вздрогнуть.

Не ори!

«Ты уже целую минуту смотришь на эту рубашку».

Всё, одеваюсь! Достала!

Куртку я напяливать не стал, зато нашёл совершенно чудную вещь — вязаный подшлемник: и голове тепло, и шея прикрыта.

«Ну, готов?»

К чему?

«К ма-а-аленькой пробежке!»

К ЧЕМУ?! Мы так не договаривались!

«Ничего, не рассыплешься. Только разомнись для начала».

В разминку вошли приседания, наклоны и отжимания — в не слишком большом количестве, но достаточном, чтобы в голову закралась крамольная мысль: какая пробежка? — и так уже еле двигаюсь… Но Мантия была непреклонна, и я выполз из дома на улицу, путано объяснив встреченной служанке, что мне позарез нужно прогуляться. Женщина смерила меня критическим взглядом, но удивляться не стала: видимо, по моему лицу поняла, что я способен и на более дурацкие поступки, чем шатание по предрассветному морозцу даже без тёплого плаща…

И куда мы пойдём?

«Побежим!» — поправила Мантия.

Хорошо… Куда побежим?

«Вокруг этого квартала».

С целью?

«Потом узнаешь…»

Я вздохнул, посмотрев на льдисто посверкивающую в мертвенном свете луны мостовую: буду уповать на то, что не поскользнусь, иначе костей не соберу — вон какая брусчатка… неаппетитная. Вздохнул и перешёл на бег.

Некоторые дома выходили окнами прямо на улицу, но больше попадались глухие заборы с калитками и воротами. Кое-где горели масляные фонари, соперничавшие с луной за право разбить ночной мрак на как можно большее количество теней — рассеянного света вполне хватало, чтобы видеть, что творится под ногами, но более отдалённые окрестности совершенно терялись в темноте. Разумеется, людей на первом круге своей пробежки я не встретил, и вовсе не потому, что, кроме меня, ни у кого не было важных дел: просто гостиница, которую выбрали эльфы, располагалась среди подобных заведений, а где вы видели постояльцев, отправляющихся по делам до восхода солнца?

И сколько я пробежал?

«Не больше мили…»

Знаешь, больше и не хочется.

«Есть такое слово…»

Ага. Слово «НАДО».

«Какой же ты умница!»

Ум силы ногам не добавляет.

«Но и не мешает эту самую силу развивать, — мудро заметила Мантия и скомандовала: — Бегом — марш!»

Я сменил быстрый шаг на вялую трусцу, впрочем, мою наставницу устроил и такой темп, а на третьем круге мне удалось заслужить право устраивать короткие передышки по всему маршруту следования.

Бездумно плюхать по каменной мостовой было скучнейшим занятием, и я, естественно, начал присматриваться к окружающим меня зданиям, хотя ночь не самое подходящее время для осмотра городских и иных достопримечательностей.

Вот здесь ограда высокая, а дальше по улице — низенькая, чуть выше человеческого роста. О чём это может говорить? Например, о страхе хозяина перед вторжением нежеланных гостей. В частности, грабителей. Правда, это вовсе не значит, что тот, кто окружил себя менее мощным забором, никого и ничего не боится — скорее рассчитывает совершенно на другие способы защиты жизни и имущества… Да, так и есть: пробегая мимо, я поймал волну одного из простых охранных заклинаний. Вор забрался? Нет, наверное, кошка бродит по внутреннему дворику или саду (смотря что скрывается за стеной): чары всего лишь отметили движение, а не нарушение Периметра…

За этими затейливо переплетёнными прутьями ещё одна гостиница. Тихая и сонная. О, простите: на первом этаже в окнах горит свет, и ощутимо тянет ароматом свежей выпечки, значит, кухарка уже приступила к выполнению своих обязанностей… А здесь какая-то лавка, но вывеску не рассмотреть — тоже тихо и тёмно… На втором этаже наверняка кто-то живёт: может, сам владелец лавки, а может, и люди, никак с ним не связанные… Интересно, какие сны они видят?

Ну лавочник, скорее всего, и во сне мечтает о том, чтобы с выгодой продать свой товар, а постояльцы гостиниц — чтобы выгодно товар приобрести или заключить удачную сделку: в Вайарду приезжают именно за этим. Город торговцев, в котором не проводится ни единой ярмарки, кроме сугубо местных распродаж продуктов труда близлежащих крестьянских хозяйств. Город, в котором встречаются представители продавцов и покупателей, показывают и оценивают тот или иной товар и подписывают контракт на его поставку. Лично я в Вайарде был один раз, и то проездом — оформлял какие-то бумаги, касавшиеся то ли партии шёлка, то ли самоцветной руды… А, не важно! У меня не было времени глазеть по сторонам, но характер города я, пожалуй, уловил, и теперь, неспешно труся по подмороженной, но сухой мостовой, с удивлением понимал: ничего не забывается…

У каждого места в мире есть свои неповторимые черты. Свои краски. Свой темперамент. Своя… душа. Я остановился, делая глубокий вдох, и душа хитроумной Вайарды хлынула в моё сознание…

Суета. Нервозность. Лукавство. Холодный расчёт. Деньги. Договоры. Споры до хрипоты. Надежда успеть к сроку. Обязательства. Обман. Усталая, но довольная улыбка… Несколько мгновений я был целым городом. Я был всеми теми людьми, которые спят в своих постелях или, позёвывая, занимаются неотложными утренними делами. Тени и мысли пролетали сквозь меня, оставляя невесомые ощущения. Вот кто-то переживает, что продешевил, подписав контракт. Кто-то радостно потирает руки, нагревшись на неопытном поставщике. Муж зол на жену за то, что она, сказавшись больной, не пришла к нему вечером. Какой-то ребёнок обижен на своих малолетних соседей, потому что у него отобрали новёхонький мячик. Пелена чужих настроений становилась всё гуще — вот она уже ощутимо давит на виски, и я, не в силах удержаться на ногах, подгибаю колени, садясь прямо на мостовую, но гул неизречённых слов набирает силу…

Эй, может быть, хватит?!

«Для начала достаточно», — кивает Мантия и хлопает Дверью. Я снова один. Один… Но отнюдь не одинок. Мне даже жаль расставаться с многословной Вайардой, но хорошенького понемножку.

«Понравилось?»

Как сказать… Это было интересно.

«Конечно… Так примерно и выглядит первичная балансировка сознания на объекте…»

Чего?

«Не притворяйся, что плохо понимаешь мои слова! Позже я поясню, чего можно добиться, проникая в душу того или иного места, а сейчас… Пора завтракать, ты не против?»

Всегда — за! И что, мне теперь каждый раз придётся бегать?

«Нет». Еле сдерживаемый смех.

Как это?

«Основной принцип ты уяснил… Теперь сможешь без особой подготовки устанавливать контакт».

М-да? Сидя на месте?

«Хоть лёжа…»

А бегать-то зачем было нужно?

«А чтобы не замёрзнуть!» Если бы у Мантии был рот и всё остальное, думаю, он сейчас растянулся бы в довольной улыбке до ушей.

Ну ты и…

И кто она после этого? Последняя сволочь. Впрочем, по степени стервозности всё же первая…

Я, слегка пошатываясь, поднимаюсь и поворачиваюсь, но, вместо того чтобы идти в гостиницу, растерянно смотрю на остриё алебарды, покачивающееся в нескольких дюймах от моей груди.

Городская стража, будь она неладна! Угораздило нарваться на патруль. И что я им скажу?

Старший офицер состоявшего из троих персон патруля, мужчина средних лет с аккуратно постриженной чёрной бородкой и лицом человека, не чуждого чувству юмора, сверкнул глазами из-под начищенного до блеска форменного шлема:

— Ты чем тут занимаешься?

— Я? Бегаю…

— От кого?

— Просто бегаю…

— Среди ночи? — удивился он.

— Чтобы никому не мешать, — ляпнул я, рискуя показаться идиотом.

— А зачем бегаешь-то?

— Понимаете… Моя подружка считает меня недостаточно сильным и настояла, чтобы я занялся…

— Бегом?

— В том числе… — сокрушённо пожимаю плечами.

Офицер не то чтобы не верит, но мои объяснения не кажутся ему убедительными. Я уже начинаю придумывать другие причины моей прогулки под лучами луны, постепенно бледнеющей в дымке рассвета, но помощь приходит без приглашения: за моей спиной раздаётся спокойный звонкий голос:

— Вашим подчинённым тоже не мешало бы делать пробежки хоть изредка, а то жиром заплывут!

Мин собственной персоной, одетая не теплее чем ваш покорный слуга. Большие пальцы обеих рук засунуты за широкий ремень, с которого спускаются ножны кинжалов — по одному на бедро. Серые глаза насмешливы, но внушают уважение. И мне и командиру патруля, потому что он отвешивает короткий поклон:

— Вы совершенно правы, почтенная! Надо будет этим заняться… — Он поворачивает голову ко мне, подмигивает и бросает вполголоса: — Ради такой подружки я бы и сам весь город из конца в конец пробежал!

Позвякивая оружием и бляхами, патруль удаляется, а Мин подходит ко мне, уперев мне в глаза укоризненный взгляд.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, стараясь скрыть колючее удивление, свернувшееся комочком где-то под горлом.

— Наблюдаю за тобой.

— По причине?

— Вдруг какую глупость затеял… — Она язвит, но по глазам видно: дело вовсе не в этом.

— А если честно?

Шумно выдыхает облачко пара в морозный воздух.

— Я жду ответа.

— Я испугалась, что ты… ушёл.

— Куда?

— Мало ли… — Она неопределённо качает головой.

— И ты решила вернуть меня?

— Нет.

— Нет? — Удивлён, не скрою. Попёрлась за мной в ночь, но не затем, чтобы возвращать, а…

— Я не могу запретить тебе уйти, но…

— Но?

— Зато могу пойти следом.

— Милая…

— Откажешься от такого попутчика, как я? — Лукаво склоняет голову набок.

— Что ты, я… Я буду только рад!

— Хорошо. — Она наклоняется и трётся носом о мою щёку. — Не уходи больше… Или хотя бы предупреждай. Мне нравится, когда ты… рядом.

Я начинаю неудержимо краснеть. Как-то не привык, чтобы мне признавались… если не в любви, то в весьма нежной симпатии. Мин видит моё смущение и заливисто хохочет:

— Какой ты смешной!

— Смотри, обижусь!

— Не обидишься… — Она внезапно хлопает по моему плечу сильной ладонью. — Бег — это, конечно, хорошо, но надо и силу рук развивать… Хозяйка вроде стирку затевает — воды уйдёт… Не хочешь помочь носить?

— Не хочу, — совершенно искренне отвечаю я, но разве её интересует мой ответ?

— Тогда будешь носить через «не хочу». — Ладонь на плече сжимается мёртвым захватом, и я вынужден следовать за воительницей.

Ближе к концу дня, когда я с отвращением прислушивался к дрожи в натруженных руках, в комнату бесцеремонно проник Кэл с внушительной корзинкой, прикрытой салфеткой. Из-под салфетки доносились тревожащие нос запахи сырокопчёного мяса, сыра и свежего хлеба. Я недовольно нахмурился:

— Это подкуп?

— Скорее взятка, — в тон мне ответил эльф.

— По какому поводу?

— Ты обещал разговор, — напомнил Кэл, расставляя на столе аппетитную снедь и украшая полученный натюрморт пузатой бутылкой.

— Обещал, — подтверждаю, всё ещё не понимая, чем обязан щедрости листоухого.

— Беседовать лучше в добром настроении, — продолжил свою мысль Кэл. — А самое доброе настроение появляется после сытной, но необильной трапезы, сдобренной вином!

— Вообще-то я не голоден… — Звучит немного неуверенно, и эльф усмехается:

— Я могу и один всё это съесть.

— Ну уж нет! Живот болеть будет. — Я устраиваюсь в одном из кресел, а Кэл занимает другое и разливает по бокалам тёмно-розовую жидкость, источающую божественный аромат.

— Гэльское?

— Оно самое.

Минуты две-три мы катаем на языках терпкие сладковатые капли, потом дружно тянемся за ломтиками сыра.

— Итак? Я весь внимание.

— Помнишь, я говорил, что мне поручено некое дело… — задумчиво глядя в бокал, начал эльф. — Оно имеет особое значение для Совета Кланов, и моя кандидатура для его выполнения долго обсуждалась и была в конце концов утверждена, но… Ближайший месяц я не приду к нужной форме, увы.

— Сожалею… Я виноват…

— В какой-то мере, — кивает он, пригубливая вино. — Но не смею тебя в чём-то обвинять… Я хочу кое-что обсудить.

— Давай попробуем.

— Утром стало известно, что вместо меня делом займётся мой младший брат. Ты его знаешь…

— Хм, а он не слишком молод?

— Совет посчитал, что Хиэмайэ вполне подходит. Не спорю, он хорошо обучен и получил все необходимые инструкции, но…

— Но ты опасаешься, что мальчик не справится?

— Не совсем… Я боюсь, что он может попасть в сложную ситуацию, из которой в силу скромного опыта просто не найдёт выход.

— Возможно. Но как иначе он сможет чему-то научиться?

— Согласен… Но пойми, я тревожусь за него… После смерти Мийи он — всё что осталось от моей семьи. И потерять его… — Лиловые глаза на мгновение подёрнула скорбная тень.

— Понимаю.

— Ему нужен напарник, который пусть не прямо, а украдкой будет ему помогать.

— В чём же проблема? У Совета нет подходящих идей?

— Совет рассержен… моим поведением и не пойдёт на то, чтобы наделить брата сопровождающим, — сконфуженно признался Кэл.

— Это уже точно известно?

— Да.

Я помолчал, пережёвывая кусочек ветчины.

— М-да… А почему ты завёл этот разговор со мной? — Не думайте, я не так уж туп, как кажется, но мне не хотелось самому делать вывод, который может озвучить другой человек… то есть эльф.

Кэл посмотрел сначала в наполовину опустошённый бокал, потом — на стол, в конце концов остановив сосредоточенный взгляд на вашем покорном слуге:

— Здесь нужен не просто наёмник, который отрабатывает уплаченную сумму, потому что…

— Потому что платы попросту не будет? — Усмехаюсь и тянусь за новым куском ветчины.

Эльф недовольно дёргает плечом:

— И это тоже… То есть я могу оплатить услуги… из своих личных средств, но вряд ли кто-нибудь согласится на мои условия…

Я сдерживаю понимающий смешок — исключительно чтобы не обидеть своего собеседника. Всё с тобой ясно, lohassy! В силу нежного возраста и давней утраты родителей ты и твой брат пока подлежите опеке, а высокородные эльфы, исполняющие сей долг, не будут расшвыриваться семейной казной, финансируя сомнительные приключения…[35] Обидно, конечно, но в данном случае я ничем не могу помочь. Разве только…

— Но ты, похоже, нашёл выход? — Щурюсь, стараясь не подпускать в голос ехидства.

— Мне думается, да, — кивает Кэл.

— Когда думается, это хорошо, это правильно… Поделишься соображениями?

— Без этого никак, — притворно вздыхает эльф.

Я подливаю вина в бокалы и откидываюсь на спинку кресла.

— Готов выслушать.

— Я вижу, — тонко улыбается Кэл.

— Тогда зачем тянешь время?

— Думаю, какова будет твоя реакция на мои слова.

— А в некоторых случаях думать вредно! — глубокомысленно изрекаю я. — Скажи — и узнаешь.

— Тоже верно… — соглашается он, но выдерживает паузу. Мне надоедает ходить вокруг да около, и я излагаю суть дела вместо листоухого:

— Ты полагаешь, что брату нужен МОЙ присмотр.

— Умгум. — Эльф прикладывается к бокалу.

— Аргументация?

— У тебя получится. — Лиловые глаза хитро щурятся из-под серебристой чёлки.

— И всё?

— Разве недостаточно?

— Как посмотреть… — Я на несколько глотков задумываюсь. — У меня есть некоторые сомнения… Даже возражения.

— Излагай, — с готовностью разрешает Кэл.

— Во-первых, у меня слабое здоровье.

— А вёдра с водой ты таскал на удивление бодро! — замечает эльф.

— Ага. К завтрашнему утру я буду еле жив от боли во всём теле…

— Отклонено. — Листоухий непоколебим, как скала. — Дальше!

— Я не слишком хорошо владею оружием.

Он фыркает:

— Ну и заявление! Из уст того, кто насквозь пробил мне грудь!

— Насквозь? — растерянно приподнимаю левую бровь.

— Ну… почти, — исправляется эльф. — Второе возражение также отклоняется.

— Почему? Мне просто повезло!

— Не скажи, не скажи… Я фехтую — что бы ни утверждала в запале Кайа — лучше среднего, и то, что ты прошёл мою защиту, говорит о…

— Ни о чём! В тот момент ты почти подпал под влияние vere’mii сестры и плохо управлял своим телом!

— Не так уж и плохо… — обижается Кэл. — К тому же до ранения я кое-что соображал и могу сказать точно: тебя учил кто-то из наших Мастеров!

Я прикусил губу. Ай-вэй, как нехорошо! Он в двух шагах от совершенно ненужного мне открытия… Очень плохо. Собственно, а на что я надеялся, вступая в поединок с эльфом?

— Значит, это возражение не кажется тебе заслуживающим внимания? — спешу сменить тему.

— Именно!

— Хорошо. Я не умею колдовать. — Предпоследний довод. Если и он не подействует… Впору вешаться. Хоть на потолочной балке, хоть на шее у Мин.

— И не надо! — Кэл улыбается во весь рот, демонстрируя жемчуг идеально ровных зубов. — Мэй сам может о себе позаботиться в этом смысле… Хотя ты опять чего-то недоговариваешь: с «призраком» ведь справился!

— Изъятие результата чародейства может быть полезным, но не всегда способно помочь, — мрачно буркаю, запихивая в рот кусок сыра.

— Нужно просто не доводить ситуацию до крайности! — советует эльф, и я понимаю, что настало время для завершающего удара.

— Я очень невезучий человек. Можно сказать, неудачник. В моём обществе твой брат рискует многим, начиная от здоровья и…

— Заканчивая честью? — Лиловые глаза переполнены смехом.

— За чужой честью не охочусь! — Вздёргиваю подбородок. Хочется думать, что выглядит сей жест гордо, а не судорожно.

— Сама в руки идёт! — весело добавляет эльф.

— Я тебя не убедил? — вздыхаю.

— Нисколечко.

— Жаль…

— Скажи, зачем ты стараешься отказаться, если на самом деле хочешь помочь? — Вопрос Кэла застаёт меня врасплох.

— Как это — хочу? И вовсе даже…

— Ну не хочешь, но, по крайней мере, не исключаешь такую возможность, — перефразировал он свою уверенность.

М-да, эту партию я проиграл. Вчистую. И дело даже не в тщательно скрываемом мною (правда, от самого себя в основном) желании принять некоторое участие в жизни молодого эльфа… Нет. Мне просто очень хочется наставить его на путь истинный, позаботившись о том, чтобы образ загадочной йисини остался приятным воспоминанием, не более… А к вопросу о «помогать»… Не помешать бы — вот что опасно!

— Не боишься совершить ошибку? — спрашиваю без обиняков.

— В случае с тобой? Нет, — слишком поспешно, на мой скромный взгляд, отвечает эльф. Ах так, lohassy? Ну держись!

— А в случае с братом?

— Ты не причинишь ему вреда, — уверенно заявляет Кэл, и я суживаю глаза:

— Ой ли? А что, если я поведаю мальчику о подробностях той случайной встречи в трактире… предъявлю доказательства, кстати! Буду насмехаться и шантажировать. Я могу, не смотри, что выгляжу безобидным!

В мгновение ока эльф оказывается на ногах и нависает надо мной, впиваясь побелевшими пальцами в подлокотники кресла, которое занимает ваш покорный слуга:

— Ты так не поступишь!

— Почему? — улыбаюсь самой мерзкой из своих улыбок, и Кэл невольно отшатывается.

— Нет… это невозможно… я…

— Не мог так обмануться? Будет уроком впредь: не следует целиком и полностью доверяться первому впечатлению. Да и второму — тоже. А вообще-то… Ты не обманулся. Я не могу сделать больно никому из вас.

— Почему? — жалобно спрашивает эльф, чьи представления о добре и зле в людских душах только что подверглись жестокому испытанию.

— Потому что обещал. Обещал тому, чья просьба для меня… скажем так, священна. Так что в этом смысле можешь меня не опасаться!

Кэл садится обратно в кресло, но прежней уверенности на прекрасном лице уже нет. И это совершенно замечательно! Лучшая новость на сегодня! Нельзя жить без сомнений. Скучно. Хотя… Я сам предпочёл бы поскучать!

— Сейчас ты откровенен?

— Как никогда! — говорю серьёзно и искренне, но Кэл недоверчиво качает головой:

— И как теперь верить…

— Не верь, — великодушно разрешаю я, с сожалением глядя на остатки выпивки. Быстро кончилась, как и всё хорошее…

— К сожалению, у меня нет выбора, — продолжает сокрушаться листоухий.

Хм… Всего лишь хотел заставить сомневаться, а чего добился? Гнусных моральных терзаний. Будем исправлять ситуацию? Попробуем:

— Иногда отсутствие выбора лучше, чем наличие нескольких равноценных альтернатив. И даже знакомое зло временами удобнее, чем впервые встреченное добро. Однако в твоём плане есть слабый момент. Знаешь какой? В качестве кого я буду сопровождать твоего брата? Как слуга? Ерунда, эльфы не пользуются услугами людей. А рабов и вовсе не держат… Об этом ты думал?

— Да, — признаётся Кэл, и я понимаю: действительно думал. И отсутствие решения, по-видимому, очень угнетает среброволосого красавца. А между тем…

Я не глядя щёлкаю замком и кладу расстёгнутый ошейник на стол.

— Так будет легче думаться? — Даже не улыбаюсь, потому как ничего смешного в происходящем нет. Особенно если подметить нездоровый блеск, ворвавшийся в лиловый взгляд эльфа.

— Гораздо! — подтверждает он и углубляется в раздумья, время от времени посматривая на меня так, будто снимает мерки для гроба.

В конце концов мне надоедает молчание, и я спускаюсь на кухню, чтобы разжиться куском ягодного пирога и поболтать со стряпухами, а когда возвращаюсь, эльфа в моей комнате уже нет. И следов трапезы на столе — тоже.

Какой же он глупый, право слово… Если его смущала только одна деталь в начерно составленном плане… Важная деталь, кстати: ошейник предполагает не только и не столько «несвободу» в действиях, сколько подчинённость желаниям и указаниям одного, строго определённого лица. А когда многие дни подряд выполняешь только то, что тебе скажут, отвыкаешь мыслить и действовать самостоятельно. Ты об этом подумал, lohassy? Конечно же нет! Ребёнок — он и есть ребёнок…

Взрослый человек вёл бы себя иначе. Тот же Борг, как бы он поступил? Для начала втравил бы меня в разноплановые ситуации с целью установления типовых реакций и только потом — много позже — начал бы разговор о «добровольном» участии в важном, но совершенно неоплачиваемом деле… Хе-хе-хе. А ведь так и было: правда, ситуации я устраивал себе сам, но пищи для размышлений рыжему верзиле дал очень много. Можно сказать, перекормил… Борг… Мой первый серьёзный опыт общения с представителем Тайной Стражи. Да ещё каким представителем! Даже не принимая в расчёт внушительные физические данные, одно то, что рыжему великану доверили обеспечение безопасности первого наследника престола Западного Шема… Это таки внушает уважение!

В случае с Кэлом удивляюсь, как мало времени понадобилось листоухому, чтобы твёрдо увериться в моих «достоинствах». Впрочем, на свете он живёт гораздо дольше королевского телохранителя, так что и опыта в оценке личности у него поболее… Только здорового скепсиса мало. Ничего, наберётся! Если не сложит голову в очередном нелепом vyenna’h-ry. Сколько же ему лет? За двести или ещё до двухсот? Средствами семьи не распоряжается, но уже облечён некоторым доверием. Наверное, лет двести двадцать или двести тридцать. Знать бы, как скоро он станет наполовину взрослым… А впрочем, ЭТОТ срок предсказать нельзя…

Глупый-глупый-глупый… Ошейник — всего лишь символ. Настоящее рабство рождается и гнездится в недрах черепа, там, где многие предполагают местонахождение ума. Если рассуждать грубо, то и Кайа, и Кэл рабы. Мои. Смешно? А мне не очень… Тем более что они сами признали мою власть над своими жизнями. Подаренными жизнями. Новыми жизнями… Такое добровольное рабство хуже прочих. Для хозяина, а не для тех, кто ему подчиняется. И самое главное — никто этого самого хозяина не спрашивает, хочет ли он ВЛАДЕТЬ. Нет! Ставят перед фактом и умильно заглядывают в глаза: вот мы, здесь, перед тобой, в полном твоём распоряжении, возьми нас! Тьфу. Никому не пожелаю оказаться в схожей ситуации…

Кстати, отношения «учитель — ученик» тоже во многом подобны рабству. Умственному и нередко даже физическому. Плохой наставник получает неописуемое наслаждение, владея умами своих учеников, внушая им выстраданные самим, а не настоящие истины, заставляя действовать по своему образу и подобию… В некотором роде учителя — те же творцы, но, как не каждая женщина (и не в каждом случае) может родить здорового, сильного, в потенциале — умного ребёнка, так и не каждый учитель способен создать из сырого материала вверенного ему юного сознания то, что превзойдёт его самого. Некоторые и не хотят, чтобы ученики были умнее — вполне понятное желание. Нехорошее. Эгоистичное. Вредное. Вполне человеческое. Зачем я буду делиться тем, что добывал потом и кровью, только для того, чтобы юный нахал через несколько лет стал умнее меня? Ни за что! Такие вот учителя плодят «рабов» недалёкого ума…

Есть ещё одна опасность, о которой никто не хочет думать, пока она не возьмёт за горло: стать рабом собственных привычек. О, это сладостное рабство! Но оно чуть ли не опаснее других, потому что от привычного удобства мыслить и поступать наработанным образом труднее всего отказаться… Проверял на себе. И до сих пор проверяю…

Ах, Кэл, Кэл… Конечно, я попробую помочь твоему брату. В основном из чувства вины. Ну ещё из капельки сумасшествия и глотка предвидения, которое настойчиво стучит в висок: неспроста ты повстречался с листоухими, ой, неспроста… Особенно после столь проникновенной просьбы Магрит «не делать им больно». Есть над чем задуматься.

Следующие два дня я не имел удовольствия общаться с Кэлом: за те несколько мгновений, которые мы в течение указанного промежутка времени находились в пределах досягаемости друг друга, мне удавалось только кивнуть, а ему — ответить на кивок рассеянным взглядом. Где он пропадал, по каким делам уходил рано утром — для меня оставалось загадкой, не мешавшей, впрочем, ожидать дальнейшего витка пакостей в своей личной жизни.

Мин, всерьёз озаботившаяся моей физической формой, не пропускала «утренних пробежек» и подыскивала любую работу, способную добавить нагрузки ленивому телу. Правда, ноющие мышцы удостаивались потом такого приятного массажа, что… Грех было жаловаться на судьбу. Я и не жаловался. Пока не наступил день четвёртый от моего исцеления…

Не буду подробно описывать, в каком настроении я встретил утро, хотя бы потому, что оное утро наступило для меня аккурат в полдень. По какой причине? Девочки веселились. С подачи Кэла. Скажу только одно: оценив масштаб «надругательства» над своим телом, я вытолкал хохочущую троицу за дверь и заперся, чтобы успокоить нервы.

Кэл, надо отдать ему должное, придумал совершенно замечательный план с оригинальной, но весьма правдоподобной и удобной легендой. Ему бы ещё со мной посоветоваться, перед тем как… Но обо всём по порядку.

Как уже упоминалось не раз, эльфы не слишком жалуют людей и соответственно не балуют последних своим обществом, особенно в путешествиях. Если и удаётся встретить листоухого в сопровождении иноплеменника, то будьте уверены: надобность в таком «напарнике» была крайней. И всё же, как в любом правиле, здесь есть исключение. Я, признаться, о нём и не вспомнил, а вот Кэл (это и понятно, кто, в конце концов, из нас эльф?!) пришёл к необходимому решению практически сразу и два дня потратил на разработку и обеспечение внешних деталей. Решив сделать из меня лэрра[36] Горькой Земли.

Я был бы против, но вовсе не из ложной скромности или грозящей опасности. Попробую объяснить…

Владения эльфов окаймлены с юго-востока узкой полоской территории, которая никогда не блистала богатой растительностью и большим населением. Проще говоря, Горькая Земля полностью оправдывала своё название: на ней могли жить только невыносимо упрямые, угрюмые люди, каждый миг своей жизни боровшиеся за существование. Местами — пустыня, местами — степь с чахлой растительностью, не обременённая полезными ископаемыми и иными природными богатствами, эта территория славилась только одним: свободой. То есть, если вам хотелось умереть, не платя налоги? — добро пожаловать на Горькую Землю! Впрочем, в те времена налоги ещё не так прочно вошли в государственный уклад, поэтому свобода воспринималась несколько иначе. Романтичнее, что ли… Так вот, на не приспособленной для нормального обитания территории кое-как рождались, жили и умирали люди, чей характер закалялся от поколения к поколению. А потом началась война. Долгая Война. И в один прекрасный (если кому больше нравится — ужасный) день вражеские армии подошли к Горькой Земле. Воевать за эти хилые клочки никто не собирался — планировалось пройти их маршем и начать жечь эльфийские леса, но… Не знаю точно, какое чувство взяло верх в душах жителей Горькой Земли, только они встали стеной на пути врага. По здравом размышлении могу предположить следующее: им просто стало обидно, что их никто не замечает и не принимает в расчёт как достойного противника. Но дело не в этом, а в том, что люди, привыкшие к каждодневной борьбе, легко приняли на себя тяготы военного времени и сумели дать такой отпор, что вражеские армии вынуждены были остановить своё продвижение — на тот срок, который понадобился эльфам, чтобы подготовиться к войне… В общем, когда в Четырёх Шемах воцарился мир, эти самые эльфы в знак благодарности взяли на себя заботы по приведению Горькой Земли в состояние, схожее с самыми благодатными местностями. Статус «свободной территории» никто не потревожил. Правда, лэрры (в теперешнем значении — хозяева поместий) официально приняли протекторат Западного Шема, но с огромным количеством оговорок, чтобы в случае необходимости действовать исключительно по своему усмотрению. А с эльфами потомков тех давних защитников Горькой Земли связывают вполне дружеские отношения. И эльф, вынужденный покинуть привычные для себя места обитания, вполне мог отправиться в путешествие в компании с лэрром…

Это краткая выдержка из исторических хроник. Скорее даже выжимка с минимумом подробностей. Общий вывод таков: лэрры — гордые, сильные люди, за годы благоденствия научившиеся владеть не только оружием, но и своим умом, воины и труженики, достойные во всех отношениях. Если коротко, лично я на лэрра не тяну. Кэл посчитал иначе и…

У жителей Горькой Земли своё понятие о красоте, как тела, так и всего остального, и они вполне заслужили это право, но… Начнём с того, что мужчины-лэрры бреют свои головы с малолетства и до седин (которые очень трудно обнаружить именно из-за отсутствия волос). А на смуглом теле (и мужчины, и женщины) рисуют всяческие картинки, рассказывающие о вершинах, достигнутых в течение прошедшей жизни. Иногда картинок много, иногда — всего одна, но многозначная, если можно так выразиться. В общем и целом, ход моих рассуждения понятен? Думаю, более чем. Ах да, если касаться масти лэрров, то и тут я на них никак не похожу — смуглая кожа сочетается с тёмными глазами и иссиня-чёрными волосами (предположительно, конечно, ибо мало кто видел на теле лэрра растительность, по которой можно судить о цвете волос), да и физические характеристики у этих людей более впечатляющие, чем у вашего покорного слуги…

Я проснулся (от сна, вызванного подсыпанным накануне снотворным), когда эльфийский доктор заканчивал натирать моё тело неким составом, который мерзко пах и неприятно щипал кожу, поэтому теперь, с сожалением глядя на себя, заметно потемневшего, перебирал в уме ругательства, подходящие к случаю…

Бритая голова меня особенно не радовала ввиду скорого наступления зимы. Лэрры-то живут в тёплом климате, им можно и без шапки ходить, а я? Морозиться должен? Но больше всего раздражало то, что никак не посмотреть, какую «красоту» девчонки изобразили на моей спине: доподлинно известно только: это зверь, и верхние части рисунка своими ответвлениями доходят до уровня середины ушей. Впрочем, зная характер что Мин, что Кайи, можно предположить: легко отделаться не удалось.

И одежду ведь, паршивцы, где-то раздобыли… типично лэррскую.

В принципе жители Горькой Земли одеваются как и их соседи, просто эти самые соседи уж больно разные: эльфы, народы Южного и Западного Шемов, а также… кое-кто ещё, оказавший влияние на формирование местной моды. Например, лэрры признают застёжки камзолов не посередине груди, а только по правой её половине (даже воротники-стойки застёгиваются сбоку) — такая особенность берёт своё начало от чего-то там связанного с креплением доспехов… В качестве верхней одежды служит накидка-плащ с рукавами, называемая маади — широкая, можно даже сказать просторная, под ней можно спрятать большое количество оружия. Иногда оборудуется капюшоном, — по крайней мере, на том экземпляре, который достался мне, капюшон имелся. Отдельно имелся и головной убор, отчасти похожий на то, чем женщины любят покрывать свои косы: широкий шарф, который набрасывается на голову и удерживается обручем или замкнутой в кольцо полоской ткани (меха, шнурком и чем хотите ещё — зависит от фантазии). С первого раза красиво (и тем более — правильно) такое сооружение не наденешь, но я в своё время с удовольствием носил нечто подобное и управился с полосой тонкой шерсти так быстро, что сам себя удивил. Закинув концы этой самой сахьи за спину, я пожалел, что в комнате нет даже самого крохотного зеркала, — должно быть, вид у меня весьма впечатляющий, разве что немного недотягивает до настоящего лэрра. Стоило бы узнать реакцию моих «обидчиков»…

Я прислушался к звукам за дверью. Тихо. Даже дыхания не слышно. Ругался я и одевался долго, могли ведь и устать ждать…

Так и есть, никого. Ни за дверью, ни дальше по коридору. Придётся искать самому…

Вниз спускаться не стал: слишком большая вероятность нарваться на прислугу, не уведомленную о появлении в гостинице лэрра. Комната Мин в правом крыле, рядом с апартаментами Кайи. Туда тоже не пойду. Обиделся. Пойду налево, в сторону обиталища Кэла: поскольку он главный затейник всего этого недоразумения, ему первому и надаю по ушам, благо эти самые уши временами так и просят: «Дотронься!»

Потирая руки, я подкрался к двери, ведущей в комнату моего знакомого эльфа, и… Застыл на месте, пытаясь разделить в водопаде спора, слышного даже в коридоре, истинные и ложные струи.

Спорили двое. Кэл, что было совершенно логично: комната же его, и… Его младший брат. Хиэмайэ, если не ошибаюсь. Я не люблю подслушивать чужие разговоры — хотя бы потому, что, став свидетелем того, что не предназначено для тебя, можно взвалить на себя груз не только чужих секретов, но и чужих проблем.

— Как ты мог?! Ты вообще о чём-нибудь думал, когда сорвался с места, даже не сказав никому ни слова?! Совет не знал, что и предположить…

— Я уже объяснил, что произошло, Мэй, не будем…

— Не будем — что? Говорить о твоей безответственности? Хочешь, чтобы я принял на себя обязанности старшего? Ты этого хочешь, эгоист?

— Мэй… У меня были причины действовать без промедления, и я буду молиться всем богам, чтобы с тобой в жизни не случилось того, что произошло со мной…

— Конечно! Теперь умыл руки, а я должен разгребать сор? Да ты меня просто ненавидишь, если так поступил! И как я раньше не…

Я покачал головой и пинком распахнул дверь. Спор приблизился к очень опасной точке: ещё чуть-чуть, и отношения между братьями будут непоправимо испорчены — в голосе младшего всеми цветами радуги переливалась настоящая истерика, а старший был совершенно обессилен нелепыми обвинениями. А ведь, в сущности, им не из-за чего ссориться, только они пока этого не поняли.

— Поберегите чужие уши, господа! — Я обворожительно улыбнулся и понизил голос до последнего из доступных мне пределов: в результате получилось нечто вроде басовитого мурлыканья большой кошки. То что надо, в общем.

Две пары похожих, но всё-таки неуловимо разных глаз уставились на меня. Кэл моргнул раза три, прежде чем понял, кто именно вошёл к нему в комнату. Мэй поджал нижнюю губу:

— Даже лэрра уговорил… Ну ты, братец, и…

Договаривать младший эльф не стал — выскочил за дверь. Я проводил его взглядом, убедился, что в коридоре никого нет, сдвинул дверные створки и насмешливо посмотрел на Кэла.

— Иногда близкие родственники становятся сущим наказанием, верно?

Эльф скривился, не отвечая на вопрос, который сотней голосов из ста можно было признать риторическим.

— Какая между вами разница, если не секрет? — продолжаю допытываться.

— Разница? — Он не слушает меня, а жаль.

— В возрасте, — вынужден уточнить.

— Тебе-то что за дело? — О, мы ещё и огрызаемся? Прости, но вовсе не я виноват в твоём дурном настроении, lohassy!

— Если я должен буду провести некоторое время в обществе твоего брата, неплохо было бы узнать кое-какие подробности его личной жизни. — Присаживаюсь на краешек стола.

— Сто десять лет, — нехотя сообщает Кэл.

— Так много? А ведёте себя совершенно одинаково. — Откровенно потешаюсь, потому что имею на это право. Маленькое такое. После всего, что со мной сделали без моего ведома.

— Ты сравниваешь меня с этим юнцом? — Тонкие ноздри точёного носа гневно раздуваются.

— Сам виноват: мало того что начал с ним спорить, так ещё и не привёл убедительных доводов в свою пользу!

— Ты-то откуда знаешь? Подслушивал? — настораживается эльф.

— Очень надо! — фыркаю я. — Вы орали так, что и глухой бы услышал. По счастью, кроме меня, на этаже никого не было, иначе… Можно было мило погреть уши.

— Если не слышал, о чём шла речь, не поймёшь! — высокомерно заявляет Кэл, и я презрительно морщусь. Тоже мне загадка…

— Несколько фраз, долетевшие до моего слуха, рассказали главное: мальчик обижен на тебя.

— Конечно! Кому хочется исправлять чужие ошибки!

— Не угадал. — Качаю головой. — Он обижен совсем по другой причине. Уязвлена гордость.

— Каким образом? — Эльф наконец-то возвращается в разумное состояние.

— Не знаю, в каких красках Совет поведал ему о твоём проступке, но мальчик понял одно: ты пренебрёг долгом и тем самым бросил тень на честь семьи. А это очень трудно простить. Особенно тому, кого считаешь лучшим из лучших…

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я вижу. Твой брат очень тобой гордится, отсюда и его горячее неприятие того, что у тебя могут быть свои проблемы. Ты для него идеал. Точнее, был идеалом, а теперь… Кумир оказался глиняной статуэткой, рассыпавшейся в пыль при первом же соприкосновении с действительностью. Похоже, твой брат находится в том возрасте, когда настоятельно нужно на кого-то равняться и сверять свои поступки по чужим… Глупо, конечно, но такова юность. Впрочем, это лучше, чем считать себя непогрешимым и всемогущим.

Кэл слушал, опустив ресницы, но когда последний звук моего голоса смолк, лиловые глаза распахнулись, загораясь странно знакомым и очень опасным огнём. Примерно так смотрел Борг, когда счёл вашего покорного слугу достойным государственных тайн. Так смотрела Матушка, тронутая моей мольбой. Так… Нет, Рианна смотрела иначе.

— Тебе не надоело всегда быть правым? — Вопрос эльфа заставляет меня печально улыбнуться.

— Надоело. Тем более что обычно я прав только в отношении других, а разобраться в самом себе не могу.

— Я догадывался, что его обидело, но только после твоих слов понял, насколько… — задумчиво продолжает Кэл. — И не знаю, как объяснить брату, что никто в случившемся не виноват…

— Если хочешь, я могу попробовать. Надо же налаживать отношения!

— Попробуй. — Он окинул меня изучающим взглядом. — Странно… Этот наряд не выглядит на тебе чем-то…

— Чужеродным?

— Да. Как и в тот раз, почему, собственно, я и решил…

— Идея неплоха, но… Не слишком удачна. Кстати, ты не собираешься пояснить, куда и зачем меня отправляешь?

— Зачем — и так понятно, а куда… В Виллерим.

Я процедил сквозь зубы нелестную оценку умственных способностей своего собеседника.

— Что-то не так? — невинно осведомился эльф.

— Всё не так. Ехать в столицу, притворяясь лэрром, всё равно что лезть голышом в змеиное гнездо!

— Почему?

— Дразнить всех идиотов на пути? Уволь! Я на такое не соглашался!

— А мне кажется, что будет наоборот: мало кто рискнёт задирать настоящего лэрра…

— Но я-то не настоящий!

— А кто поймёт? — хихикнул Кэл. — Я и сам с трудом сообразил, что это ты, а не один из наших доблестных соседей.

— Тот, кому надо, поймёт! — отрезал я.

— Ну тебе же не придётся ходить по великосветским приёмам, — продолжал веселиться эльф. — А на улицах даже воришки в карман не полезут…

— Твои бы слова да…

— …псу под хвост? — Настроение Кэла стремительно улучшалось.

— Вот что, умник: о внешности и одежде ты позаботился, а как насчёт самого главного?

— Чего? — хлопнул ресницами эльф.

— Оружия! Лэрру полагается нечто… серьёзное, не находишь?

— Оружие… — Кэл наморщил лоб. — Есть идея… Я сейчас соберусь — и сходим в одно место!

— Если не буду удовлетворён результатом, лично отправлю тебя в такое место, откуда не скоро вернёшься! — грозно пообещал я и подхватил плащ, небрежно кинутый на кресло: — Это твоего брата вещь?

— Да. А зачем?..

— Если я правильно понимаю его состояние, сейчас он мёрзнет где-нибудь во дворе или на улице, и самое время поговорить с ним по душам.

— Когда вернёшься?

— Как получится. — Пожимаю плечами и оставляю Кэла погружённым в сборы.

Старания Мантии не прошли даром: убедившись, что в пределах гостиницы обиженного на весь свет эльфа не наблюдается, я вышел за ворота и неспешно направился вниз по улице, прислушиваясь к гомону города.

Жизнь била ключом, и это счастье, что я мог воспринимать настроение лишь очень ограниченного количества людей и участка земли, иначе легко было бы сойти с ума, заблудившись в дебрях чужих мыслей, внезапно ставших твоими. Рассуждения о сделках и иные практичные вещи сразу отошли на задний план (уверен, что без помощи Мантии не обошлось, потому что мне самому для углубления навыков в балансировке потребовался бы не один год непрерывных занятий), и я сосредоточился на эмоциональном фоне города. В принципе работать с эмоциями гораздо легче, чем с рассудочными проявлениями, но есть одно маленькое неудобство: нужно совершенно точно знать, что ищешь. А мне нужна была… даже не обида, а что-то более тонкое и простое одновременно. Мне нужен был эльф на пороге разочарования в жизни. Именно на пороге: листоухие в очень редких случаях решаются на то, чтобы добровольно умереть, но вот всё время ходить по этой острой грани — пожалуйста! Тоже Игра в своём роде…

Как ни странно, Вайарда в пределах досягаемости моего сознания была городом вполне довольным собой — ни тебе ссор, ни тебе обид, даже завалященькой злобы не нашлось, поэтому пепельные следы грусти, которые Мэй оставлял за собой, были найдены почти сразу, и через квартал я догнал ребёнка, который не желал становиться взрослым.

Эльфы слабо чувствительны к холоду и теплу в том смысле, что могут регулировать жар собственного тела по своему усмотрению, но Мэй, находясь в расстроенных чувствах и мучительных раздумьях, пожалуй, меньше всего думал о здоровье, и я поспешил накинуть плащ на тонкие плечи, пока кончики ушей оставались розовыми.

Он вздрогнул и обернулся, готовый к атаке, но, встретив вместо врага мой спокойный взгляд, только уныло вздохнул.

— Рассчитывал, что придёт брат?

Эльф не ответил, но по глазам было понятно: именно об этом и мечтал. А мечта опять не сбылась…

— Я испросил разрешения прийти вместо него.

— Зачем? — В мелодичном голосе столько горького льда, что я поёживаюсь, хотя маади греет на совесть.

— Поговорить.

— О чём нам говорить?

— Есть одна тема.

— Какая же?

— Давай-ка направим стопы в сторону гостиницы, потому что у меня и твоего брата есть неотложное дело… Ты не против?

— Мне всё равно, куда идти. — Он старается казаться безразличным.

— Хорошо. — Киваю, пряча улыбку в пушистом воротнике.

— Так что ты хочешь мне сказать? — Ну зачем так церемонно себя вести, малыш? Как это… по-детски.

— Много. И мало. Только то, что ты способен услышать и понять… Ты обижен на своего брата, верно?

Он гордо отворачивается.

— Обижен… Ты считаешь, что он поступил недостойно, подвергая риску не столько свою жизнь, сколько выполнение важного поручения Совета. Я прав?

Ответ не звучит, но я по крайней мере не слышу и возражений. Уже славно.

— Не буду ни в чём тебя убеждать, потому что рано или поздно ты сам придёшь к тому, что я скажу… Есть случаи, в которых обязательства — даже самые почётные — отступают назад. Иногда речь идёт о сохранении жизни, но в данном случае… Кэлаэ’хэль рассказал тебе, почему бросил вызов vyenna’h-ry, несмотря на поручение Совета?

— Рассказал, — буркнул эльф. — Он услышал Зов Саа-Кайи и не смог удержаться…

— А что было дальше?

— Поединок, — пожал плечами листоухий.

— И?

— Никто не пострадал, кроме него самого.

— Это всё, что ты знаешь?

— Было что-то ещё?

— Ты слышал что-нибудь о vere’mii?

Мэй замедлил шаг и нехорошо сузил глаза.

— При чём здесь «призрак»?

— Твой брат не казался тебе странным в последнее время?

— Кэл? Ну он… Может быть, иногда… — неуверенно признал эльф.

— Ему приходилось бороться с vere’mii погибшей сестры.

— Что?! — В лиловом серебре взгляда плеснулось потрясение.

— Если он не рассказал тебе о главной причине, почему он бросил вызов, что ж, могу только позавидовать: у тебя замечательный брат. Он был готов, хоть и сам не понимал этого, умереть, но не впустить зло в себя и свою семью.

— Кэл… — Мигом растеряв всё высокомерие, Мэй стал похож на растерянного маленького мальчика.

— Он не хотел тебя тревожить, и это очень… по-братски. Тебе не за что обижаться на него. Согласен?

— Но…

— Есть ещё одна причина, верно? Ты боишься взяться за то, что поручалось ему, потому что считаешь себя недостаточно умелым? О, прости, я неточно выразился: недостаточно взрослым?

— Может быть… — Он ещё не признаёт, но уже не гонит прочь истину.

— А вот это совсем глупо! Если Совет заинтересован в выполнении поручения, они не стали бы выбирать того, кто не способен с ним справиться. Логично?

— Да…

— Идём дальше. Я более чем уверен, что члены Совета выбрали тебя именно потому, что успех младшего поможет старшему снова поверить в себя.

— Но разве Кэл…

— Если едва не проиграл тени собственной сестры — как можно по-прежнему считать себя сильным? О нет, Кэлаэ’хэль полон сомнений на свой счёт, и ранение пойдёт ему на пользу: даст время и пищу для размышлений, по завершении которых твой брат снова станет таким, каким ты его любишь, — сильным, отважным и мудрым!

— Ты думаешь… — В лиловом серебре появляются робкие огоньки надежды.

— Я уверен! Время врачует раны души лучше любого лекаря… И тебе стоило бы не обвинять брата во всех грехах, а с пониманием отнестись к его трудностям и помочь преодолеть имеющиеся препятствия.

— Я… не знаю… что делать…

— Научиться понимать, что ошибаются все. Даже боги. И не стоит обвинять, пока не представил себя в схожей ситуации!

— Ты… Откуда ты столько знаешь?

Пытливый ум — их семейная черта? В таком случае мне стоит опасаться «разговоров по душам» с представителями Клана Стражей Сумерек.

— Учусь.

— У кого?

— У любого, кто способен учить. И тебе советую делать то же самое. Пригодится! — Подмигиваю.

— Можно попробовать… — решает эльф.

— Ты совсем белый! — раздаётся взволнованный голос Кэла, и спустя мгновение я становлюсь свидетелем трогательного примирения.

— Вовсе нет! — упрямо возражает младший, а старший укоризненно щёлкает его по уху:

— Почти звенишь! Сейчас же иди в дом!

— А ты?

— У меня есть дело.

— Когда ты вернёшься?

— Часа через два, не раньше, — подумав, отвечает Кэл.

— Такое долгое дело? — считаю нужным осведомиться я, и эльф поясняет:

— С гномами никогда не знаешь, сколько времени понадобится на уговоры: может и минуты хватить, а можно и неделей не отделаться!

— Вы пойдёте к гному? — оживляется Мэй.

— И тебе там делать совершенно нечего! — отрезает старший брат.

— Но, Кэл…

— …иди и согрейся для начала, а когда я вернусь…

— …мы поговорим! — заканчивает за него Мэй.

— О чём? — Кэл искоса поглядывает на меня, но я делаю вид, что совершенно ни при чём.

— О нужных и ненужных секретах! — язвит младший эльф и, недовольно вздохнув, идёт в гостиницу, а мы двигаемся в другом направлении. На сей раз, для разнообразия, вверх по улице.

Вы хотели бы быть добрым и мудрым? А всё время? Хотели бы?! Тогда нам с вами не по пути. Впрочем, попробуйте как-нибудь выступить в роли всепонимающего и опытного наставника, а потом поговорим. Видеть во взгляде, обращённом к тебе, восхищение и преклонение перед твоей мудростью, приятно, не спорю. Но только первый раз. Максимум два-три раза. А на четвёртый раз (если, конечно, не играть роль, а попытаться стать тем самым советчиком) вам станет тошно. Нет, не от собственной мудрости! Хотя и от этого можно повеситься… Вам станет противно по иной причине. Давать советы — нелегко, следовать им — ещё сложнее. Но вся беда состоит в том, что, примеряя на себя чужую проблему, вы начинаете ею жить: от рождения и до разрешения этой самой проблемы. Но если жить за других, времени для себя практически не остаётся… Поняли, к чему я клоню? Борьба за души эльфов ввела меня в мерзейшее из настроений, проходящее под девизом: «На кой фрэлл я помогаю тем, кто не может ничего сделать для меня самого?» Нет, не считайте вашего покорного слугу существом, во всём ищущим выгоду, тем более что я этим и не занимаюсь… Но так хочется порой, чтобы позаботились о тебе самом…

— Что за гном-то? — спросил я у Кэла, который напряжённо изучал вывески гостиниц по ходу следования.

— Один из лучших Мастеров, которых рождали Горы.

— М-да? И зачем мы к нему идём?

— Ты же говорил, что тебе нужно оружие? Вот за ним и идём! — недовольно отмахнулся эльф.

— Хочешь сказать, что у тебя хватит денег на гномий клинок? — хохотнул я.

— Не на всякий, — со вздохом признал Кэл. — Но нам изыски и не нужны: достаточно, чтобы на клинке стояла подпись горного Мастера!

— Ну-ну, — поощряю его энтузиазм. — Любопытно будет взглянуть, как ты торгуешься… Умеешь торговаться-то?

— Не вчера родился! — огрызается листоухий и резко останавливается: — Пришли!

Я провожу взглядом по добротной каменной кладке очень человеческого здания.

— Здесь останавливаются гномы?

— Вообще-то нет, но Мастера Гедрина с радостью принимают в любой гостинице, — сообщает Кэл, переступая порог.

— Гедрина? — Я невольно закашлялся. Конечно, есть шанс встретить просто ещё одного гнома с таким же именем, но… Вряд ли. — Говоришь, один из лучших Мастеров?

— Ну что ты прицепился к словам? Пошли, он уже ждёт!

И я пошёл… Боюсь, у меня начинает развиваться опасная болезнь, основной симптом которой — не покидающая сознание мысль: «Это где-то уже было». Так недолго и с ума сойти, между прочим! Хотя… Если ума нет, то и терять нечего!

Гедрин принимал нас не в общем зале, а в своей комнате, чистенькой, светлой и строгой: все вещи занимали отведённые им места, и я невольно позавидовал упорядоченности мыслей своего старого знакомца. У меня (если взглянуть, на что становится похоже место моего обитания спустя неделю) можно предположить в голове всё что угодно, за исключением порядка…

С момента последней встречи гном ничуть не изменился, но сейчас передо мной был не кузнец, увлечённый работой, и не весёлый выпивоха, а персона степенная и солидная. Одним словом, дипломат, прибывший на переговоры, а не дядя Гедди, как его зовёт Миррима — да-да, та самая, из-за которой весь этот сыр-бор и разгорелся. Помните? Низкорослый и весьма капризный ураган, который втравил меня в глупую и опасную ситуацию и заставил первый раз в жизни забыть о страхе за собственную шкуру. Я вряд ли её забуду…

Гедрин выглядит внушительно: одежда добротная, даже дорогая, на груди — медальон Мастера, в косичках бороды — скромные, но невероятной изящности заколки.

Предложив занять места за пустым столом, гном начал разговор:

— Что привело вас, почтенный эльф, в мою скромную обитель?

— Я бы не хотел изъясняться в столь… высоком стиле, Мастер, — поморщился Кэл. — У меня есть к вам дело, очень простое и не требующее высокопарных фраз.

— Изложите, — велел гном. — А я сам решу, какой стиль подходит для обсуждения!

Насколько я изучил характер Гедрина, сейчас мой знакомец был слегка рассержен бесцеремонностью эльфа: в самом деле, все купцы на свете начинают издалека — и продавая, и покупая товар. Зачем же нарушать традиции?

— Нам нужен клинок, — просто и прямо заявил листоухий.

— Нам? — с еле заметной ехидцей переспросил гном.

— Точнее, моему спутнику.

— Какой?

— Любой, — беспечно ответил Кэл, а я недовольно качнул головой. Гедрин заметил мою реакцию и усмехнулся:

— Выбор клинка — целое дело, почтенный эльф… Ваш спутник, похоже, понимает это лучше вас.

В общем-то, в воздухе запахло оскорблением, но эльф усилием воли проглотил обиду и ответил:

— Клинок для него, ему и выбирать!

— Какую сумму вы рассчитываете потратить? — задал гном основополагающий вопрос.

— Не слишком большую. — Кэл старался держаться гордо и независимо, но то ли дядя Гедди хорошо разбирался в особенностях эльфийского «взросления», то ли попросту понимал, что, имея на руках внушительную сумму, эльф вёл бы себя иначе… Широкий рот гнома расплылся в чуточку презрительной улыбке:

— Я привёз в Вайарду только образцы и оружие, выполненное на заказ… Не знаю, чем могу вам помочь.

— Мы хотели бы посмотреть… образцы. — Я решил вступить в разговор.

— Извольте, только… не следует тратить такую драгоценность, как время, попусту, — заявил Гедрин. — Позвольте взглянуть на вашу руку, и я сам скажу, смогу ли что-то предложить.

— Как вам будет угодно. — Я встал из-за стола, подошёл к гному, медленно, палец за пальцем, стащил тесную перчатку с правой руки и протянул ладонь Мастеру.

Сначала дядя Гедди просто смотрел, и морщины на его лбу становились всё глубже и глубже. Потом он посчитал нужным измерить пальцами пропорции моей кисти. По окончании долгой и какой-то неуверенной процедуры гном, пожевав губами, попросил:

— Не могли бы вы показать вторую руку?

Я выполнил просьбу и подвергся новому этапу осмотра.

Наконец Гедрин задумчиво откинулся на спинку кресла и сообщил:

— Как ни странно, у меня есть при себе оружие, сделанное для очень похожей руки.

— Так это же замечательно! — расцвёл эльф. — Уступите его нам! Я обещаю заплатить, сколько попросите…

— Оно не продаётся, — отрезал гном.

— Всё продаётся, — уверенно заявил Кэл. — Сколько вы хотите?

— Вы не поняли, почтенный: ОНО НЕ ПРОДАЁТСЯ, — с ледяным спокойствием повторил Гедрин. — Я сделал его для… друга.

— Ну тогда ссудите нам… на некоторое время. Или друг обидится?

— Тот, о ком я говорю, спас мне жизнь, господа, а такие долги не платят подержанными вещами! — гордо выпрямил спину гном.

— Но, почтенный Мастер, если уж вы упомянули… — продолжал ныть эльф, а Гедрин нахмурился:

— Я просто не ожидал увидеть руку, столь похожую на… Нет, мне, наверно, просто почудилось…

— Не рановато ли для вашего возраста? — Я потихоньку возвращаю своему голосу прежнее звучание. — Смотрите, как только станет известно, что вы выживаете из ума, Миррима останется без летнего отдыха в доме любимого дядюшки!

Гном вскочил на ноги и уставился на меня снизу вверх, грозно хмуря брови:

— Откуда ты знаешь…

— О девочке, которая на лето приезжает в Мирак и задаёт дел милейшей Кароле?

— Немедленно говори, кто ты такой! — Участки круглых щёк, не скрытые бородой и усами, начали наливаться краской.

— Медленно или немедленно… Удивляюсь я вам, дядя Гедди: руку узнали, а лицо припомнить не можете… Или «уголёк» после купания слишком крепким показался?

Гном всмотрелся в мою довольную улыбку и едва не рухнул обратно в кресло.

— Ты… здесь… да как такое возможно…

— А где я должен быть? В столице? Так туда я ещё попаду! — Оставив опешившего Гедрина и ничего не понимающего Кэла, выхожу в коридор и ловлю первого попавшегося мальчонку:

— Ты здесь служишь?

— Да, господин!

— Кувшин лучшего эля Мастеру Гедрину, и живо!

Спустя минуту, не более, в кружках уже шипит заказанная мной выпивка. Судя по терпкому аромату, мальчонка не обманул: эль и в самом деле хорош. Гном мочит усы в пенящейся жидкости, да и эльф (в основном чтобы чем-то заняться) тоже не брезгует пригубить хмельной влаги.

— Я не собирался посещать Вайарду, если вы это хотели спросить… Так получилось.

— А где эльфов нашёл?

— Нарочно не искал. — Усмехаюсь, искоса поглядывая на растерянного Кэла.

— Не то чтобы компания дурная, но… Зачем ты с ними связался?

— Знаете ли, гномов на пути не встретилось, уж тогда я бы не искал лучших попутчиков! — Шучу, конечно, и Гедрин вполне это понимает.

— Миррима ведь рассказывала, что ты был в Мираке… И как я сразу не понял…

— Если вы обманулись на мой счёт, есть надежда, что обманутся и другие! Я не горю желанием мелькать в столице своим настоящим лицом.

— Ну тот, кто тебя раньше не видел, и не подумает, что лэрр — поддельный, — успокаивает меня гном. — Да и те, кто видел…

— Я постараюсь не попадаться им на глаза.

— И то верно… — Он задумчиво прикладывается к кружке. На один долгий и внушительный глоток.

— Так что насчёт оружия? — мягко напоминаю, памятуя о любви Гедрина к питию и о том, чем обычно заканчиваются попойки в его обществе.

— Ах да… — Гном встаёт и идёт к дорожным сумкам, аккуратно разложенным на сундуке. А через несколько вдохов на столе оказываются такие великолепные клинки, что даже Кэл шепчет:

— Бывают же чудеса…

Впрочем, если судить непредвзято и строго, клинки как клинки. Кайры. Парные. Для двух «разных» рук. «Младшая» выкована из более толстой полосы стали, потому что предназначена большей частью для отвода чужих атак и длительного контакта с клинком противника. «Старшая» длиннее и изящнее, но ничуть не слабее: хрупкость лезвия с почти незаметным изгибом обманчива. Гарды небольшие, но на «младшей» есть «отводящий лепесток», чтобы защищать пальцы. Ого, да он ещё и подвижный! Есть пружина, позволяющая превратить «лепесток» из средства защиты в захват для чужого меча… В самом деле работа Мастера! Рукояти отделаны пластинками полированной кости, почти мгновенно нагревающейся от тепла пальцев. Украшений минимум, хотя… Постойте-ка… Это… С какой же такой радости?

С наверший рукоятей на меня смотрят драконьи морды.

Ох, сказал бы я тебе пару ласковых, дядя Гедди… Ну кто ж так себе дракона представляет! Срам один… Нет, согласен: те, кто никогда не видел, или видел, но перепугался до смерти, воспринимают сей звериный лик исключительно как лик смерти, когда на самом деле… Впрочем, всё равно красиво. Только не драконы получились, а, скорее… найо.[37] Ничего, сойдёт.

Сталь хорошая, даже замечательная: отражения даёт чистые, почти идеальные, но не бликует, что очень удобно, если не хочешь обнаружить себя перед противником раньше времени. С виду клинки скромные, но если приглядеться… Не буду никому позволять приглядываться. Ещё надумают украсть…

Словно читая мои мысли, Гедрин спешит прогнать сомнения:

— Они будут слушаться только тебя.

— Это ещё почему?

— Э-э-э-э… — Он слегка замялся, словно попался с поличным прямо на месте преступления. — Есть такой ритуал: добавлять в сталь при выплавке частичку того, кто будет владеть оружием… Вот я и добавил…

— ЧТО?!

— Да крови немножко…

— Откуда?!

— Было дело… — Гном довольно ухмыльнулся. — Когда моё «второе рождение» отмечали, помнишь? Ты хотел кусок мяса отрезать, а мы не успели вовремя нож отобрать… Да и немного крови-то было! Доктор ещё перевязать хотел, а ты сказал, что сам кому хочешь что хочешь перевяжешь, если от тебя не отстанут… Вспомнил?

М-да-а-а-а-а… Совершенно не контролирую себя, когда напьюсь. «Перевязать»… Хорошо, что «отрезать» не обещал… Впрочем, поскольку рядом был такой крепкий и опытный выпивоха, как Борг, до намеренного членовредительства дело бы всё равно не дошло.

— А я ножичек под шумок-то и припрятал! — торжествующе закончил Гедрин, сияющий, как ребёнок, которому удалась дерзкая проделка.

— Угу…

Хм. Ты, конечно, старый и умный Мастер, дядя Гедди, но, право, иногда не следует доверяться традициям… Кровь мою подмешал, говоришь? Я прислушался к ощущениям, взвешивая клинки в руках. Сначала один, потом другой. Потом — оба вместе.

Что-то есть, но что именно — предстоит разбираться. Не думаю, что они будут «слушаться» только меня, скорее вероятен другой вариант: чужака отпугнут или… поглотят. Ох, мало мне проблем с эльфами, теперь и гномы норовят неприятностей подкинуть…

— Это очень щедрый дар, Мастер.

— Не дар, а всего лишь благодарность за то, что ты сделал для моей семьи, — поправляет меня гном.

Улыбаюсь:

— А что с жемчугом? Ювелира уже нашли?

— Ой, забыл совсем! — Гедрин хлопает себя по лбу и снова начинает рыться в сумках. А когда заботливо перевязанный и упакованный свёрток разворачивается, я восхищённо щёлкаю языком:

— Браво!

Больше всего этот головной убор похож на венок, который сызмальства умеет плести каждая девушка, только вот сделан он не из полевых цветов, а из того, что в природе не имеет души, но под умелыми пальцами Мастера драгоценностей обрело новую жизнь.

Тонкая серебряная сетка усыпана мелкими серебряными же, полураскрывшимися цветками, в сердце каждого из которых, как капля молочной росы, сияет жемчужина. Боязно даже дотронуться до этой красоты: вдруг «росинки» осыплются?

— Лучшего и представить нельзя. — Вот и всё, что могу сказать по поводу подарка Мирриме.

— Согласен, — кивает эльф. — Он совершенен!

От Гедрина мы ушли сразу же после того, как эль в кувшине закончился. При этом мне пришлось клятвенно пообещать навестить Мирриму, которая (вот это новость!) до сих пор опечалена нашей так и не пришедшей к окончательному устранению обоюдных претензий размолвкой. Я попытался выудить из гнома причину появления его племянницы рядом с Улларэдом в компании, мягко говоря, не самых приятных попутчиков. Попытка успехом не увенчалась: дядя Гедди нахмурился, буркнул в бороду что-то вроде «это дело семейное, и виновники получили по заслугам». Ну и ладушки, если хоть здесь обошлось без меня! Влезать в чужую личную жизнь чревато осложнениями в своей собственной…

О цели визита в Вайарду гном тоже распространяться не стал — заметил только, что встречался с высокопоставленным заказчиком, чтобы вручить готовое изделие. Эльф, находившийся под впечатлением результатов моего знакомства с «одним из лучших горных Мастеров», вообще принимал участие в беседе в качестве фона: изредка вставлял замечания, не имеющие отношения к теме беседы. Типа: «О!», «А!», «Конечно!», «Разумеется!», «Неужели?». А я сам… Не менее потрясённый неожиданно приятной встречей и роскошным подарком, ваш покорный слуга не знал, что и думать по поводу очередной проделки судьбы. Если всё идёт гладко, не ведёт ли дорога к обрыву?

Поскольку листоухие братья примирились каждый со своими обязанностями, причин медлить с отъездом больше не было, и в гостинице закипели сборы в дальнюю дорогу. Я деятельного участия в сём утомительном процессе не принимал, поскольку меня практически в самом начале оных сборов поймал за рукав доктор с требованием рассказать об инеистой ящерице. Попытка пошутить, излагая отрывок прочитанного некогда описания, успеха не имела. «Зверь ужасный и невиданный, сиречь ящерица, называемая инеистой, что по земле не ходит и по воздуху не летает…» Не дав мне закончить фразу, эльф скорбно поджал губу и попросил «не издеваться». Пришлось вспоминать, как всё обстояло на самом деле. И я вспомнил.

Ростом в холке с полторы лошади. Тело длинное, изящное, судя по характерной гибкости, позвоночник вовсе не такой, как, например, у зверя, — больше на змею похоже… Хвост чрезмерно длинный (и как она сама в нём не путается?), по всей длине расположены твёрдые наросты, напоминающие коготки и проходящие тремя параллельными рядами. В целом сия конструкция наводит на мысль: то ли ящерица своим хвостом за что-то держится (вряд ли, конечно, по деревьям лазает, хотя… чем фрэлл не шутит?), то ли наоборот — кого-то хватает и держит… Бр-р-р-р-р! Пожалуй, из такого «захвата» не сразу выберешься. Если выберешься… Лапы… Кажется, четыре. Собственно говоря, я на лапы и не смотрел, потому как то, что находилось выше, было гораздо интереснее… Толщина шеи соразмерна с толщиной тела. Морда слегка вытянута, пасть большая, оснащённая в передней части внушительными клыками, по два сверху и снизу — глубже не заглядывал. Глаза широко расставлены, находятся на боковых частях морды, но смотрят не только вбок, а и вперёд. Всё тело покрыто серо-зелёной чешуёй заострённой формы, которая может изменять свой наклон и благодаря этому позволяет ящерице «пропадать из виду»… Кстати, похоже, глаза таким же образом могут менять «угол зрения». А что, очень даже удобно! Я тоже иногда ловлю себя на мысли: «Неплохо бы посмотреть назад»…

Эти «свидетельства из первых рук» я обменял на подробную инструкцию и рецепты составов, которые надлежало наносить на кожу и капать в глаза, дабы сохранить облик лэрра в правдоподобной целостности. Пока продолжалась увлекательная беседа с доктором, сборы успешно завершились и немногочисленные, надо сказать, пожитки были размещены в карете, на козлах которой обнаружился тот самый возница, что доставил нас в Вайарду. В ответ на мой изумлённый взгляд Кэл объяснил, что этому человеку всё равно нужно возвращаться в окрестности Виллерима, так что всё складывается наилучшим образом: он будет управлять средством передвижения, а мы можем ни о чём не волноваться. Но слова эльфа меня лично не успокоили: я бы гораздо охотнее переживал по поводу того, кто правит экипажем, чем задумывался над целью путешествия и возможными препятствиями, которые наверняка не преминут возникнуть на нашем пути.

Мин ожидала меня в зале гостиницы, у самых дверей.

— И всё-таки уходишь. — Серые глаза смотрели укоризненно и печально.

— Ненадолго, милая…

— Откуда тебе знать? — Она вздохнула так горько, что моё сердце кольнула неожиданно сильная боль.

— Конечно, откуда? Но я обязательно вернусь. Я не имею права умереть в ближайшее время, так что не волнуйся! — Пробую казаться бодрым и уверенным в себе. Получается, правда, не слишком убедительно.

— Я буду ждать, — отвечает Мин, и по тону голоса ясно: будет. Сколько понадобится. Хоть всю оставшуюся жизнь.

— Не скучай, милая! Кайа нуждается в твоей заботе, да и Кэл — пока не вернутся домой… Обещаешь?

— Обещаю.

— Ну только плакать не смей!

— Не буду. Я не умею плакать…

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем, — равнодушно подтверждает она.

— Почему?

— Недостойна, наверное…

— Милая, — кладу ладони на её талию, — это совершенно не важно. Не умеешь плакать, и не надо! Тебе можно только позавидовать… Вот я, например…

— Ты очень хорошо умеешь говорить глупости — так, что в них хочется верить. — Тонкие губы наконец-то трогает улыбка.

— Видишь, и я на что-то сгодился!

Мы умолкаем, глядя в глаза друг другу. Сколько проходит времени? Минута? Больше? Не знаю, но Кэл недовольно окрикивает меня:

— Эй, нельзя ли поторопиться? А то вцепился в девушку, как мальчишка — в рукоять меча!

Рукоять… Меча?

Мир вздрогнул. Ещё раз. Затрясся, словно в припадке. Пласты Реальности налетели друг на друга, с грохотом сшиблись и отскочили назад, оставляя после себя медленно тающие осколки…

Рукоять меча. Теперь я знаю, кто ты, моя милая!

Кайрис. Строгая, длинная, смертоносно изящная. Только такая, и никакая более! Серые глаза горят сталью клинка, и каждая из жемчужно-пепельных прядей волос — острее самого отточенного в мире лезвия…

Я не могу себя контролировать, а Мантия… Наверное, потешается над нами, потому что Вуаль вдруг рвётся на тысячи клочков, и я остаюсь без защиты. Без защиты для Мин…

Она чувствует. Чувствует и властно приникает к моим губам. На очень долгую минуту. А я не силах разорвать поцелуй, потому что… Да, через него утекают годы жизни, но мне почему-то кажется, что Мин с радостью жертвует ими, потому что взамен получает неизмеримо больше. Взамен она получает часть самой себя…

— Побереги силы, g’haya… — говорю я, когда воительница всё же отпускает меня на волю.

— Зачем? Я ни о чём не жалею. — Она улыбается светло и тепло.

— Зато я жалею!

— Не надо… Ты даришь мне жизнь.

— Отнимая время?

— Иногда это вполне равноценная замена… — Мин усмехается и щёлкает меня по носу: — У тебя на боку достойные «девочки», но помни: я ревнива!

— Да? Тогда не буду давать повод для ревности…

— Тебе пора. — Она отходит в сторону.

— Иду. — Киваю, но вовремя вспоминаю о важном вопросе: — Как тебя зовут, милая?

— Нэмин’на-ари, — нараспев произносит она.

«Нэмин’на-ари». «Последняя Песнь Души». Как красиво и как… подходяще.

— Я вернусь к тебе, милая.

— Вернёшься, — соглашается она. — Но вот ты ли?

— Приложу все усилия, — говорю совершенно серьёзно, но Мин качает головой:

— Пути Судьбы так запутаны… Ты можешь свернуть не на ту дорогу.

— Не сверну. Потому что ты будешь меня ждать.

— Прощай…

— До встречи.

…Она не вышла меня проводить, да и не нуждался я в таких проводах.

Всё, что требуется, это доставить молодого эльфа без приключений в столицу, а потом мы будем предоставлены сами себе, и вот тогда… Тогда мы продолжим разговор, милая.

Чем раньше начнёшь, тем быстрее закончишь, верно? Осталось только придумать, как ускорить ход событий, не особенно вмешиваясь в то, что вмешательству не подлежит…

Я поплотнее закутался в маади и надвинул капюшон на глаза, готовясь уснуть под мерное покачивание кареты.