Ирина Суворовская На Макутинской дороге

Ещё в сумерках четверо мальчишек пробрались на Силоску. Большой одинокий холм, окружённый с трёх сторон водой, густо порос деревьями, и вела к нему одна-единственная дорога. В конце своего пути она внезапно оказывалась на берегу широкой реки, но успевала свернуть влево и узкой тропинкой пробиралась почти на самый верх Силоски.

Мальчишки рвали румяные и бледно-жёлтые яблоки с одичавших яблонь, собирали свежие паданцы, спускались в глубокие ямы, на дне которых лежал всякий хлам. Эти ямы, вырытые много лет назад, дали название холму – прежде в них закладывали траву на силос. Но теперь, когда никулинская больница1 вместе с подсобным хозяйством была закрыта, в ямы кто-то свалил мусор. Особенного интереса он не вызывал: рваная одежда и обувь, скучные железки безо всяких кнопок (то ли дело на разобранной летней дойке!), и только старый протез левой ноги в ботинке ещё кое-как поражал воображение. Трогать его никто не хотел.

С приходом темноты ребята развели костёр на своём обычном месте, то есть на самом краешке Силоски, где была ровная земля без крутого склона. Тут-то и пригодились собранные яблоки, а ещё припрятанные в карманах куски хлеба вместе с картофелинами. С утра светло-коричневые клубни прятались в земле, пока её не вспороли холодные стальные вилы. Теперь же картошка была предусмотрительно зарыта в старую золу по самому краю костра, и несколько штук оставили напоследок, чтобы запечь их прямо в свежих углях. Для хлеба из ближайшего ивняка они вырезали перочинными ножами прутья и стали жарить его по кусочкам на открытом огне. Мальчишки, которые приходились друг другу братьями, теперь сидели в большом золотистом круге; его начертил их костёр, сияющий всеми оттенками рыжего.

А за кругом, в сентябрьской кромешной тьме пропала, растворилась река, напоминая о себе лишь шумом волн. Когда вдалеке вдруг показывались огоньки – белые, красные, зелёные – плеск невидимой воды усиливался. Огни двигались в сторону Гориц мимо Барсучьего и Никитского островов, мимо Городка, затем исчезали; а волны ещё долго бились о силоскин берег, выбрасывая на камни пустые раковины. Когда шум стихал, в густой темноте зажигались новые огни, и всё начиналось сначала. Этот бок Силоски глядел прямо на далёкий фарватер – бывшее русло реки Шексны2. Разноцветное сияние было не чем иным, как навигационными огнями речных судов.

Глинистый берег холма в том месте, где горел костёр, резко обрывался вместо того, чтобы плавно спускаться в воду. Можно было спрыгнуть вниз на камешки или забраться на старую берёзу, склонившуюся над рекой, чтобы увидеть другие огни – красное мерцание телевышки. Находилась она на горе Мауре.

Вот об этой самой горе и шла речь у костра.

– Моя соседка, баушка Таня, рассказывала, как ходила она однажды на болото у Мауры, – говорил мальчик постарше, – пошла за черникой, пришла на болото…

Загрузка...