Мы делаем новости

Вечерняя смена выдалась скучноватой. Разъездная студийная «десятка» медленно тащилась сквозь привычную вечернюю пробку на Садовом, в салоне тихо мурлыкало «Радио-Ностальджи». Напарник – в этот раз с ним ездил Игорь, изрядный циник и пессимист, – на удивление молчал, лениво покручивая руль, и Кирилл в какой-то момент даже задремал.

И может, так и проспал бы до самого Останкино, если бы не ожил приемник, настроенный на милицейскую «тревожную» волну. Несмотря на свой несколько топорный вид, самодельный «перехватчик» значительно облегчил работу съемочных групп. Теперь, когда они получали вызов одновременно с милицией, спасателями и пожарными, иногда удавалось прибыть на место даже раньше спецмашин. А значит – до оцепления, красно-белых ограничительных лент и тяжелой пожарной техники, зачастую перегораживающей все подъезды к месту ЧП. Можно подобраться вплотную к полыхающему зданию или раскуроченным автомобилям. Камера выхватывает не самые политкорректные, зато редкие и эксклюзивные кадры. Далеко не все удается пустить в эфир, но даже после серьезной редактуры сюжет получается потрясающим.

Вот и сейчас приемник, мигнув индикатором, уловил циркулярное сообщение для экипажей ДПС. Сухой женский голос в шуме и треске помех скороговоркой сообщил:

– Внимание, тридцать девятый и сорок шестой! В двадцать два сорок поступил сигнал: ДТП на пересечении улицы Воронцово поле и Покровского бульвара.

Совсем уж неразличимые на фоне статики экипажи ДПС отозвались почти одновременно:

– Я сорок шестой, застрял у Крымского моста, быстро выбраться не смогу.

– Я тридцать девятый, принял, выезжаю.

Кирилл посмотрел на часы, присвистнул.

– Ого! Еще и пяти минут не прошло! Есть шанс успеть раньше ментов.

– Если вылезем из этого стойбища. – Игорь мрачно кивнул на застывшее море стоп-сигналов впереди.

– Ты уж постарайся. – Кирилл подтянул к себе камеру, проверил свободный метраж, удовлетворенно кивнул: на сюжет хватало. Камеру он получил совсем недавно, и еще не успел к ней как следует привыкнуть. – А то совсем ничего интересного сегодня.

Сказал – и поморщился. Вот уж действительно не зря та старушка на пожаре обозвала их стервятниками. Чужое горе, боль, кровь, а иногда и смерть для разъездной группы программы «Тревожный вызов» давно стали обыденностью. И чем ужасней авария, чем разрушительней взрыв и сильнее пожар, тем лучше для них. Обыватель в теплом уютном кресле любит смотреть ужастики, в глубине души радуясь, что все это случилось не с ним. А значит, поползет вверх рейтинг родного «Тревожного вызова», замороченный и вечно усталый выпускающий редактор Антон сдержанно похвалит именно их группу.

Раньше Кирилла возмущала привычка телевизионщиков тыкать камерой в искаженные болью лица пострадавших, жадно шарить объективом по обгорелым стенам квартир.

А теперь вот привык. И уже сам, не слишком задумываясь о смысле слов, автоматом делит сюжеты на «интересные», «средние» и «отстой» по количеству трупов и искореженных авто.

– Ну что, рванули? – Кирилл весело кивнул напарнику, щелкнул выключателем спецсигналов. Над головой полыхнули оранжевые блики, упали на асфальт, лизнув немытые борта соседних машин.

Игорь изящно подрезал груженую и неповоротливую «Газель», прорвался в крайний левый ряд и прямо через двойную черту нырнул в темный зев какого-то переулка. Позади возмущенно ревели клаксоны.

– Ух! – сказал Кирилл. – Круто. Смотри только, чтобы по нам не приехали сюжет снимать.

– Сам просил. Или соблюдаем правила и стоим в пробке, или… – машина подпрыгнула на незаметной выбоине, Игорь выругался и после паузы закончил: —…играем в гонки на выживание.

Машина один за другим пролетала узкие московские переулки, ревел двигатель, визжали покрышки, а Кирилл то и дело хватался за ручку над дверью. Камеру он прижимал к груди, как родное дитя.

На место они прибыли первыми. По крайней мере, раньше милиции.

Посреди перекрестка раскорячилась длинная, как атомный крейсер, «вольво» со смятым задним крылом. Метрах в пяти отброшенная сильным ударом «девятка» приткнулась бампером в тротуар, уныло подмигивая единственным уцелевшим поворотником. Весь передок вазовской машины смялся в гармошку, крышка капота нелепо задралась вверх. Водитель, судя по всему, был без сознания – на переднем сиденье скорчилась, навалившись на руль, неподвижная фигура. Около машины суетились двое случайных прохожих, пытаясь отогнуть покореженную дверь. Солидный господин с немалым брюшком у дверей «вольво» скучающе созерцал беспокойную возню вокруг, время от времени бросая в мобильный телефон короткие фразы. У заднего колеса иномарки куталась в тоненькую дубленку блондинка на немыслимых каблуках.

Игорь съехал к обочине, припарковался. Мизансцену на перекрестке осветили оранжевые всполохи. Добровольные помощники и блондинка обернулись, ожидая увидеть милицию.

– Смотри, – заметил Кирилл. – Толстяк из «вольво» и ухом не ведет. Как думаешь, не считает себя виноватым или на страховых адвокатов надеется?

– А ему что? Сейчас менты приедут, он им на лапу даст – и в протокол все как надо запишут. Бедняга из «девятки» еще и должен окажется. По гроб жизни.

– Ладно, пойдем побеседуем с этим деятелем. Может, чего интересного узнаем.

– Смотри, как бы он камеру не разбил.

– Не боись, прорвемся.

Кирилл вылез из машины, издалека заснял место ДТП, потом, подойдя поближе, дал крупный план повреждений, ткнул объективом почти в стекло «девятки», запечатлев окровавленный затылок водителя. В этот момент добровольные помощники как раз смогли отжать дверь. Первый – невысокий бородач профессорского вида – приложил два пальца к шее пострадавшего.

– Пульс есть! Аптечку бы…

Второй обернулся к водителю «вольво».

– У вас есть аптечка?

Господин, не прерывая разговора, неопределенно пожал плечами.

– Есть, есть, – быстро проговорила блондинка, – должна быть. Юрик, где она?

Она приоткрыла дверь машины и несколько мгновений копалась внутри. Кирилл смерил камерой модельной длины ноги, усмехнулся про себя.

– Где же она? Юрик, ну посмотри же сам!

– Оставь, Анжела. – На мгновение снизошел на бренную землю толстяк. – Без нас разберутся.

– Сами найдем, – сказал Кирилл и крикнул: – И-игорь! Неси аптечку.

Девушка и прохожий побежали навстречу, оставив Кирилла наедине с водителем «вольво».

– Простите, вас Юрием зовут? – спросил Кирилл и, не дожидаясь ответа, продолжил: – ПраймТВ, программа «Тревожный вызов», ночной эфир. Не хотите сказать пару слов о происшедшем?

– …да, да, знаешь, тут появился парнишка с камерой… говорит, что с телевидения… что? А, какой-то «Тревожный вызов»… да… и что ты посоветуешь? Угу, угу… Да что я, звезда телешоу какая-нибудь?! Может, мне ему интервью дать?! Ты считаешь… Ну хорошо, хорошо. После перезвоню. – Юрий закрыл трубку, спрятал в карман, надменно смерил Кирилла взглядом с головы до ног: – Вот что, мальчик. Я тебе сейчас расскажу, как все было. Но чтоб в эфир пустили дословно! Ничего не резать! Понял? А то знаю я вас…

«Ага, счаз, – подумал Кирилл. – Разбежался. Ты сейчас будешь полчаса рассказывать, какой ты доблестный почитатель Правил дорожного движения, а мы должны на всю эту галиматью время тратить? Да хрен!»

– Это не от меня зависит, решение принимает выпускающий редактор. Но самое главное – ваша точка зрения – останется, обещаю. Да и менты могут на разборе нашу запись попросить, раз уж мы раньше их приехали.

«Соображай, дядя! У тебя есть шанс показания зафиксировать. А то мало ли что…»

– Ну хорошо, – кивнул Юрий, – уговорил. Включай свою технику.

– …Значит, он спокойно себе поворачивал на зеленый свет, а тут – откуда ни возьмись, бац! – «девятка» бьет его в заднее крыло. – Выпускающий редактор программы развернулся в кресле и посмотрел на Кирилла.

– Антон, ты ж сам все видел! Он минут десять меня грузил. Уже и менты приехали, а этот все не умолкает.

– Понятно. Кто он – выяснил?

– А то! Юрий Подгорелый, замдиректора финансового холдинга «Росфинтраст».

– Крутой дядя?

– Средней крутизны. Но проблемы может устроить.

– Хм… Ладно, а менты что говорят?

– На камеру… – глумливо хмыкнул Кирилл, – …по предварительной версии в аварии виноват водитель автомашины «ВАЗ-2109». Подгорелый им, похоже, прямо на месте заплатил.

– А без камеры?

– Без камеры там и слепому ясно. «Вольвешник» на красный ломанулся, думал проскочить. Ну и…

– Что со вторым водилой?

– Скорая минут через десять приехала, мы еще на месте были. Врач – правильный мужик – перед объективом не стушевался, все четко сказал. Там дальше есть, ты просто не досмотрел. Сотрясение мозга, переломы грудных позвонков, голени, а возможно, еще и трех или четырех ребер. Я потом в Склиф звонил, выяснял, так у него еще и разрыв селезенки. Не повезло бедняге…

– Да уж… Ладно, материал сдай в монтажку, сейчас можешь отдыхать. – Антон проводил Кирилла взглядом, крикнул вдогон: – Послезавтра утром – твоя смена, не опаздывай.

***

Кирилл естественно опоздал – Катька задержала, попросила с утра помочь привезти из универа какие-то книжки. Доставка затянулась, они едва не поругались, а на работе Кирилл получил выволочку еще и от Антона и, чтобы избежать сурового редакторского гнева, рванул в город. Денек оказался насыщенным. Сначала ДТП на Волоколамке – панелевоз не поделил полосу с «пятеркой». Без жертв, но легковушку теперь – только на металлолом. Убийство во вьетнамском торговом центре, сигнал о бомбе в здании магазина «Перекресток», оказавшийся, как обычно, фикцией, снова ДТП, на этот раз в Перово… Группа металась по Москве, как заведенная, снимая и снимая сюжеты. Правда, сегодня Игорю ни разу не удалось поспеть на место происшествия раньше ментов, поэтому материал вышел не очень. Из-за спин оцепления особо не поснимаешь, а милицейские старлеи и майоры обычно не слишком разговорчивы. Промямлят в объектив десяток слов, а потом пошлют. Хорошо, если к пресс-секретарю, который и сам обычно не блещет ораторскими талантами, бродя по бесконечному кругу скучных протокольных фраз: «…произошел наезд… при проведении оперативно-следственных мероприятий… по предварительной версии причиной произошедшего ДТП явились… сотрудники правоохранительных органов».

Около пяти часов поступил очередной сигнал. На этот раз от пожарных – горела частная сауна на Лосиноостровской.

– Может, не поедем? – спросил Игорь. – Все равно первыми не успеем. Опять скучный дым за полкилометра снимать, да бравого пожарного чина какого-нибудь, что ни в противогаз, ни в каску рожей не влезает.

– Поедем. Кто его знает, что там за сауна? А вдруг – поджог? Глядишь, разборки какие всплывут, передел территории…

Добирались больше часа. Кирилл уже и надеяться перестал.

– Игорек, прибавь, а? Не то мы к шапочному разбору приедем.

– Стараюсь.

Как оказалось, Кирилл опасался зря – когда они прибыли на место, тушение еще не закончилось, хотя открытого огня нигде не было видно. Сработанное в древнерусском лубочном стиле здание сауны курилось сизым дымком, на крыше возились несколько пожарных, отдирая почерневшие кровельные листы. Обугленные поленья сруба шелушились чешуйками сгоревшей краски, из сорванной двери валил густой дым вперемешку с паром. Два бойца с длинным брезентовым рукавом методично поливали стены, метр за метром. Пожарные цистерны взяли дымящиеся останки сауны в кольцо. Впереди, как Чапаев на лихом коне, замер такой же ярко-красный «уазик» с номером «37» на борту.

Плотного сложения офицер – погоны так сразу и не разглядишь за навьюченным дыхательным ранцем – удовлетворенно созерцал работу своих подопечных. На груди у него болтался переговорник рации.

– Ну вот, – сказал Игорь, – я же говорил: бравый пожарный чин. Смотри какой – слуга царю, отец солдатам.

– Не зубоскаль. Мужик свою работу делает. Сейчас мы его про-ин-тер-вьюируем. – Последнее слово Кирилл произнес с расстановкой, с каждым слогом пощелкивая на камере какими-то кнопками.

– Ну-ну…

Увидев прессу, командир слегка поморщился: не люблю, мол, ваше племя!

Кирилла подобной реакцией запугать было сложно. Тем более что погоны офицера оказались всего лишь майорскими – не бог весть какая шишка. Не часто, небось, в телек попадает. Ну, вот и ему выпал шансик. Вечером всех знакомых обзвонит, заставит ночной эфир смотреть. Как же – меня в телевизоре покажут! Интервью возьмут! И не в идиотском шоу «Спокойно, вас только что выставили полным дураком и сняли на камеру», а во время работы, на фоне дымящейся развалюхи.

Еще и благодарить будет. Слава, даже сиюминутная, – сладкий наркотик.

– Добрый день. ПраймТВ, программа «Тревожный вызов». Товарищ майор, не могли бы вы рассказать, как проходит тушение?

– Возгорание не очень сильное, площадью метров сорок-пятьдесят, пожару присвоен сначала второй, а чуть позже – третий уровень сложности. На тушение прибыли четыре автоцистерны с экипажами. Примерно через пятьдесят минут огонь удалось локализовать.

– Экипажи столкнулись с какими-либо трудностями при ликвидации возгорания?

«Тьфу ты, черт, вот и я этим протокольным языком заговорил!»

Майор сдвинул на затылок каску, отер пот брезентовой рукавицей, отчего на лбу остались две сажевые полосы. Кирилл немедленно поймал их в объектив – сказка, а не типаж!

– По сообщению сторожа, – пожарный кивнул на понурую фигуру, что притулилась у капота одной из цистерн, – в момент возгорания внутри здания находилось несколько человек. Поэтому бойцам пришлось войти в здание до окончания тушения, чтобы спасти людей. Очень мешало сильное задымление, лишь через двадцать минут после нашего прибытия удалось найти комнату, где находились пострадавшие.

Кирилл навострил уши, как хороший охотничий пес.

– …в комнате находились два человека с небольшими ожогами и признаками отравления угарным газом.

«Ну, майор, рожай, не тяни!»

– …оба доставлены в реанимацию. Один в критическом состоянии, другой в тяжелом.

Сюжет получился неплохой. Майор оказался человеком обстоятельным, знающим свое дело, правда несколько недалеким. Кроме того, ему нравилось красоваться перед камерой. Он еще долго распинался перед Кириллом, рассказывал в чем, по его мнению, причина возгорания:

– …дерево не обработано противопожарным составом, а из-за постоянной смены температур оно коробится, высыхает и может вспыхнуть даже от одной искры. Скорее всего, виновата неисправная проводка или неосторожное обращение с огнем – у них там внутри камин.

После того, как огонь был окончательно потушен, майор даже разрешил войти внутрь, поснимать вспученный пол, обугленные балки, копоть на стенах, расколотый кафель в душевой и черные хлопья сажи на выгнувшихся горбом полках.

– …вот здесь их и нашли. Одного – на нижней полке, а второго – в этом углу. Он, похоже, пытался выйти, обжегся и вернулся назад. Именно его в критическом увезли.

– Куда, не знаете?

– Первого в сорок седьмую больницу, а второго – в ожоговый центр Склифа. Фамилия у него… – Майор прищелкнул пальцами. – Если б не ситуация, я бы назвал ее смешной. Очень подходит – Подгорелый.

Антон выпрямился в кресле:

– Как умер?

– Умер, не приходя в сознание. Майор этот, Ковальчук, сказал же, куда его увезли. Мы даже до Склифа не успели доехать – я прозвонился в справочную, и мне сразу все сообщили.

– Ты хочешь сказать…

– Угу. – Кирилл отстранено смотрел в окно. Пальцы беспокойно теребили застежку куртки. – Это именно тот самый, позавчерашний, Юрий Подгорелый, замдиректор «Росфинтраста».

– Дикое совпадение! Бог мой!

– Знаешь, я тут подумал, может сделать общий сюжет? Типа судьба настигла олигарха! Сначала авария, где он вполне мог погибнуть, если б выехал на перекресток секундой позже. Принял бы тогда «девятку» в лоб. Спасся чудом. Но неумолимая судьба, – Кирилл старался говорить весело, ерничал, стараясь скрыть растерянность, – настигла его. Пожар в частной сауне поставил точку в карьере финансиста.

Антон зачарованно следил, как Кирилловы пальцы щелкают застежкой. Открыли – закрыли… щелк-щелк…

– Не стоит. Родственники засудят потом. Да и вообще неизвестно, в какой среде он крутился, может там бандюки через одного. Приедут, камеру разобьют, машину, да еще и покалечат вдобавок. Нет уж. Доживем до старости спокойно.

Кирилл вздохнул.

– Как скажешь…

– Поработали сегодня хорошо, двигай домой. Записи я сам отнесу.

– Слушай, Антон, можешь мне выходной дать, а? До пятницы?

– Сейчас – нет. Извини, Кирилл, но только в конце месяца, когда Наташа с больничного выйдет. Не могу же я две оставшиеся смены гонять через раз.

***

Следующую ночную смену Кирилл оттрубил на автопилоте. Если бы не добрая и отзывчивая Катька, хлопотавшая над ним весь вечер, как любящая мать, он бы хандрил раз в пять сильнее.

С чего? Он и сам не знал. Вроде бы за пять месяцев работы уже давно пора привыкнуть к чужой крови, трупам, смерти. Журналист, особенно такой программы, как «Тревожный вызов», что-то вроде патологоанатома – он не лечит и не спасает, он просто констатирует неизбежный факт. Часто последний факт чьей-то жизни.

А тут вдруг стало не по себе. Получил, что называется, наглядное доказательство бренности бытия – совсем недавно человек ходил, разговаривал, строил какие-то планы… А теперь его нет. Совсем нет. Осталась только запись, где он вполне живой и здоровый, вальяжно разговаривает с ним, Кириллом. А ведь так может произойти с кем угодно. В любой момент.

Спасибо Катьке, что не стала по извечной женской привычке допрашивать: «Ты чего такой грустный?», «Неприятности? Расскажи!» – а просто, как смогла, постаралась исправить ему настроение. Может, не слишком изобретательно, но все же. Куда как лучше, чем сидеть весь вечер наедине с невеселыми мыслями.

Ночью Кирилл снова колесил по городу в паре с Игорьком. Привычная круговерть: Пражская, ДТП; Котловка, пожар; Кунцево, попытка самоубийства; Выхино, задержание мошенников и нудная лекция пресс-секретаря местного ОВД о том, что «не стоит доверять первому встречному»; потом Ордынка, снова ДТП…

Как, наверное, чудовищно смотрится со стороны слово «привычная». Как можно привыкнуть к людскому горю, боли, к желанию обогатиться за счет других? Как?

Но ведь можно. И не только привыкнуть, но еще и жалеть, что денек сегодня неурожайный – сюжетов много, но все без жертв. Где-то в глубине души загнанное в подвал человеческое сострадание наоборот требует радоваться: все обошлось, никто не погиб. Но… сострадание – это так непрофессионально.

Утром Кирилл сдал материал Антону и поехал домой – отсыпаться. Катька вернется из своей аспирантуры только в восемь, лучше проспать до вечера. Проглотить пару таблеток феназепама – и спать. И ни о чем не думать.

Во сне невыносимо верещала милицейская сирена. Знакомая до последней царапины студийная «десятка» куда-то мчалась, сталкивая в кювет белые машины с синей полосой. Но противный звук все не унимался.

Просыпаться не хотелось. Кирилл приоткрыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света – вечер еще не наступил.

«Интересно, сколько времени?»

Сирена из сна вопила где-то совсем близко, над ухом.

Только через полминуты Кирилл понял: на прикроватной тумбочке надрывается телефон.

– Алло?

– Кирилл, спишь? Просыпайся.

– Антон? Господи, в чем дело? Сколько времени?

– На моих – три сорок, но это не важно. Давай просыпайся и срочно дуй сюда.

– Зачем? Что-то случилось?

В трубке воцарилась тишина, только слышно было, как где-то далеко щелкает неведомое телефонное реле. Антон молчал.

– Да не молчи! В чем дело?

– Олег с Лехой привезли сюжет: при тушении пожара погиб майор Станислав Ковальчук.

– Как это произошло?

– Вот, смотри. – Антон воткнул в паз кассету, несколько раз крутанул верньер. На экране замелькали полосы быстрой перемотки. – Здесь.

В кадре серой громадой возвышался замшелый перрон какой-то товарной станции – видимо, снимали снизу, с путей. Вдаль тянулись чуть тронутые ржавчиной рельсы, молодая весенняя травка весело пробивалась сквозь почерневшие шпалы.

Потом камера развернулась на сто восемьдесят градусов и в объектив попали курящиеся остовы вагонов, покореженные рельсы, полотно, будто бы расплесканное во все стороны взрывом. Недалеко от путей стоял кирпичный пакгауз с годом постройки «1959» над широкими въездными воротами. Обращенная к полотну стена зияла выщербленными кирпичами, грязно-бурые кляксы испятнали ее.

– Загорелась цистерна с удобрениями длительного хранения, – сообщил Антон. Покрутил верньер еще немного вперед, пока в кадр не попала окровавленная пожарная каска. – В принципе, знали, что она может взорваться, но огонь вроде бы локализовали быстро, потушили даже. Майор Ковальчук руководил операцией. Когда пламя погасло – вместе с одним из бойцов расчета решил проверить, что и как. Тут-то цистерна и рванула. Майор впереди стоял… В общем, он погиб сразу. Второй – в реанимации с баротравмами. Говорят, выживет.

Кирилл с трудом нащупал за спиной стул, сел, бездумно уставился на экран, где на паузе чуть подрагивала каска майора Ковальчука. Казалось, она шевелится. Как живая.

– Вот так, – проронил Антон через пару минут. Просто чтобы сказать хоть что-нибудь. Молчание становилось невыносимым.

– И что ты думаешь?

– Не знаю, Кирилл. Ничего я не думаю. Двух таких совпадений подряд не бывает.

– А что же тогда?

– Хрен его разберет! Знал бы ты, как надоела мне вся эта мистика!

Слухи по редакции ходили всякие, Кирилл пару раз слышал краем уха про какую-то историю с очевидцем, но подробностей не знал. А сейчас спрашивать не хотелось. И так на душе погано донельзя.

– Делать что будем, а? – спросил он жалобно.

– Значит так. – Антон хлопнул ладонью по столу. – Никаких теорий. Никаких гениальных идей и новых сюжетов. Просто делаешь свою работу, ясно? А я на досуге помозгую.

Кирилл не спорил: начальству виднее. Теорий у него, конечно, набралось вагон и маленькая тележка, но все они нуждались в проверке.

А через две смены случилось то, чего Кирилл боялся и запрещал себе даже думать об этом. Задержанный преступник, налетчик из реутовской банды, завладел оружием конвойного и попытался бежать из-под стражи. В перестрелке получили повреждения двое милиционеров, преступник убит.

Только список жертв на этом не заканчивался. От пулевого ранения в грудь через шесть часов скончалась в больнице пресс-секретарь ОВД «Выхино». Та самая, что чуть больше недели назад долго и нудно вещала в камеру о недопустимой доверчивости наших граждан.

Собственно, на этом перебор безумных теорий закончился не начавшись. Кирилл теперь точно знал, кто виновник этих странных и страшных совпадений.

Камера.

Один за другим гибли люди, попавшие в объектив именно этой, новой, камеры на длительное время. Причем крупным планом, то есть при максимальном увеличении.

Наверное, бесстрастный исследователь еще долгое время ставил бы опыты. Сколько времени, проведенного перед объективом, смертельно для человека? На каком увеличении фатальный исход становится неотвратимым? Есть ли исключения?

Кирилл даже не думал об этом.

В следующую смену он снимал с максимальной осторожностью, стараясь не задерживать камеру надолго на одной точке, а по дороге в Останкино попытался осторожно изучить ее.

– Что ты копаешься? – поинтересовался Игорь, разглядывая его манипуляции в зеркальце заднего вида.

– Да вот, – не моргнув глазом ответил Кирилл, – барахлит что-то.

Ничего сверхъестественного, да и просто необычного, он не нашел. Разве что неприятный холодок, пробежавший по спине, когда, вертя камеру в руках, он случайно встретился глазами с непроницаемо-черной линзой объектива.

«Бр-р-р-р! Такое ощущение, словно заглянул в пистолетное дуло!»

Камера, бетакамовская рабочая лошадка, досталась Кириллу от предшественника, мрачноватого неразговорчивого типа, которого все в программе откровенно побаивались. Говорили, что поначалу Глеб – так звали прежнего оператора – показался коллегам разбитным весельчаком. Его непритязательные, но на удивление всегда приходившиеся к месту шутки, густой сочный бас, вкупе с харизматичной бородой закрепили за Глебом славу «своего в доску» – настоящего рубахи-парня. А потом случилась какая-то не очень приятная история во время выезда на серьезное ДТП. Что там было – никто толком не знает, версий миллион, вплоть до откровенно фантастических, но с того дня Глеба будто подменили. Он появлялся в студии мрачнее тучи, перестал общаться с коллегами, кроме как по делу, легко раздражался, рычал на всех по поводу и без. Постепенно многочисленные ранее друзья, постоянно натыкаясь на приступы глухой злобы, отступились, решив, что в жизни Глеба произошло какое-то несчастье. Не прошло и двух месяцев, как он уволился.

Вечером Кирилл пришел к Антону с отснятым материалом. Встретив взгляд выпускающего редактора, он покачал головой. Такой вот странный завелся у них ритуал: один молча спросил, нет ли снова необычных совпадений, второй так же молча ответил.

Отчитавшись, Кирилл пожаловался:

– Камера – барахло, сыпется вся. Сегодня два раза пленка заедала. Да и линзы малость разошлись. Напиши, чтобы выдали другую.

Антон встрепенулся.

– Ты думаешь, это камера?

– Что? – Кирилл изо всех сил старался ничем себя не выдать. – Нет, что ты! Камера и в самом деле барахлит. Вон Игоря спроси. Пока от сюжета до сюжета едем, только и делаю, что с ней вожусь.

– Хорошо, я позвоню, чтобы тебе выдали другую. А эту спишем. Я тебя правильно понял?

– Так точно, командир! – Кирилл повеселел. – Разрешите идти!

– Иди уж. Кате привет.

– Обязательно.

Прошел месяц. Версия Кирилла оправдалась полностью – новая, с иголочки, «сонька» исправно пахала на съемках сюжетов, и ничего необычного за ней замечено не было. Программа «Тревожный вызов» отхватила на телевизионном конкурсе очередную бронзовую цацку, по какому случаю Антон выписал всем экипажам премию. На которую Кирилл с Катькой загудели в любимом подвальном ресторанчике на «Спортивной».

– Кир, а Кир. – Девушка изящно промокнула губы салфеткой. – Пузо мы набили. Может, теперь прогуляемся? А то неохота домой ехать…

– Леди, вам отказать невозможно!

Поднимаясь по Университетскому проспекту, они часто останавливались: Катька изображала игривую кошечку, и ей то и дело хотелось целоваться.

– Знаешь, – сказала она вдруг, – у тебя очень странные глаза.

– Маленькие, злые и красные? Как у вампира? – усмехнулся Кирилл.

– Нет. Добрые и красивые… Но, если смотреть в них долго, начинает кружиться голова и все плывет.

Кирилл приосанился.

– А то! Я же опытный ловелас. Попала ты, Катька. Девчонки теряют голову, едва только взглянут на меня.

Они переглянулись и рассмеялись.

Катя легонько щелкнула его по носу.

– Эх ты, Казанова! Пойдем лучше в ГЗ, на смотровую площадку, там такой телескоп поставили – всю Москву можно увидеть.

Конечно, так сразу в ГЗ – главное здание МГУ – они не попали. В университетских аллейках много темных углов и переходов, есть где скрыться от посторонних глаз.

Наверное, только часа через два они выбрались на освещенную площадь перед величественным шпилем МГУ. Сейчас здесь было пустынно – роллеры и скейтеры не раскатывали мокрый весенний асфальт, и даже свадебные лимузины куда-то пропали.

Катька потащила Кирилла к главному входу.

– Пойдем скорее!

– Да нас охрана не пустит.

– Пустят, у меня аспирантский пропуск, забыл?

Действительно, замороченный бешеным круговоротом студентов охранник, даже не взглянул на Катькину корочку, просто махнул рукой: идите, мол. Лифт, набитый веселящейся толпой, долго полз вверх по-черепашьи, останавливаясь чуть ли не на каждом этаже.

Наконец в окошечке загорелось: «32». Катька скомандовала:

– Выходим. – И, не давая ни секунды передышки, побежала по коридору.

Кирилл в изумлении крутил головой по сторонам: на тридцать втором этаже он не был еще ни разу.

– Кира-а, давай быстрее, что ты там застрял. Да не смотри по сторонам – там геологический музей, он все равно сейчас закрыт. Иди лучше сюда.

Смотровая площадка оказалась небольшой – человек на десять. Катька победно указала рукой куда-то вперед.

– Видишь? Совсем недавно поставили, такие же, как внизу, а видно втрое дальше. Здорово, да?

На возвышении у гранитных перил стоял, раскорячив треногу, солидный бинокуляр, в сумерках больше похожий на боевого дроида из голливудских блокбастеров.

– У тебя монетки есть? Доставай.

Кирилл порылся в карманах, нашел целую горсть мелочи.

– Ура! Здорово! Бросай сюда.

Щель жадно заглотила глухо позвякивающие монетки. Катька поцеловала Кирилла и прильнула к окулярам.

– Ух ты!!! Кира, тут такое увеличение! Даже номера машин можно разглядеть! Ну-ка, подожди… Я хотела тебе кое-что показать… – Она нетерпеливо крутила колесико настройки, слегка поворачивая бинокуляр то вправо, то влево. – Вот! Смотри! Это новый аквапарк, помнишь, я тебе говорила.

Кирилл посмотрел. Сначала ничего не было видно, кварталы и улицы расплывались темными пятнами, но стоило немного подкрутить резкость, как совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, взметнулся вверх китовый хвост – крыша недавно построенного аквапарка.