Анатолий Шалин МУЗЕЙНАЯ РЕДКОСТЬ

Огромное розовое здание с колоннами у входа. Построено, видимо, ещё в начале XXI века, в так называемом псевдостаринном стиле. Сотня этажей вверх, километры в длину.

Высокие зеркальные окна с ажурными рамами. Надпись с угла: «улица Героев Первой Звёздной экспедиции, дом 7».

Кажется, здесь, — подумал Риль, подходя к почерневшей от времени двери и поворачивая ручку.

На мгновение внимание его привлекла небольшая медная табличка рядом с дверью: «Музей…» Разбирать надпись дальше Риль не стал и очутился в сумрачном, устланном коврами вестибюле.

Вдоль стен стояли гигантские вазы из зелёного камня и мраморный бюст бородатого старца, высеченный из камня, очевидно, ещё во времена Римской Империи.

Риль оставил свой плащ и шляпу в совершенно пустом гардеробе, по широким ступеням поднялся в коридор первого этажа и сразу понял, что попал в картинную галерею.

Прямо со стены смотрел на него злым презрительным взглядом бородатый испанец в латах. Риль оцепенел — по манере портрет был выполнен в стиле Эль Греко, и выполнен гениально. Поразило другое: Риль никогда и нигде не встречал упоминаний об этой работе старого мастера. Подделка? Подражание? Между тем надпись под рамкой убеждала: Эль Греко, Портрет дона Альвинелло, маршала, написан художником в 1607 году, уничтожен владельцем в припадке безумия в 1625 году.

Последние слова надписи были особенно непонятны.

Пытаясь разгадать их смысл, Риль обратился к другим висевшим рядом картинам. Среди них были работы Веласкеса, Мурильо, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Веронезе, Рафаэля, Перуджино и сотни полотен совершенно неизвестных Рилю имён испанских и итальянских 155 живописцев. Ни одна из представленных картин не встречалась Рилю ранее. Правда, некоторые из них были набросками, черновиками, этюдами и более-менее неудачными решениями всемирно известных полотен.

Однако Риль готов был поклясться, что ни один из этих набросков и этюдов не только не известен искусствоведам, но и не должен существовать в природе. И словно в подтверждение его мыслей под каждой работой красовались надписи: «Погибла во время пожара в 1565 году… Погибла во время землетрясения в Лиссабоне… Уничтожена солдатами… Разрушено… Погибло в результате кораблекрушения… Утеряно… Утрачено… Уничтожено мастером… Сожжено инквизицией…»

Перед Рилем начиналась какая-то немыслимая мистификация.

Он обошёл множество комнат и залов первого и второго этажей.

Средневековье, ренессанс, античность — Древняя Греция, Древний Рим, Древний Египет. Фрески на аккуратно вырезанных кусках стен, статуи, барельефы, надгробные плиты, обелиски, ювелирные украшения, кубки, бокалы, вазы…

Всё, что он видел, было когда-то утрачено человечеством в бесконечном потоке времени — было сожжено, переплавлено, разбито.

И тем не менее все эти чудеса человеческой мысли и рук, когда-то уничтоженные людьми и стихиями, теперь сияли перед ним в своём изначальном великолепии.

Перед каждым экспонатом музея была табличка с именем художника, датой изготовления и гибели предмета.

И что совсем уж было непонятно и что вступало в явное противоречие с надписями, это безусловная подлинность каждого полотна, каждой скульптуры, каждого изделия. Всё содержимое загадочного музея буквально источало аромат старины и уносило воображение в давно прошедшие времена.

Позабыв о времени, заворожённый, Риль бродил от картины к картине, из одного зала в другой.

Он восхищался, изумлялся, иногда поражался дерзости и мастерству старых живописцев и не понимал.

Во всём увиденном таилась какая-то загадка, непонятный фокус. Была и другая странность — Риль, видимо, сегодня был единственным посетителем музея. Во всём же громадном здании, казалось, не было ни души. Не было видно даже служителей музея.

Гулко отдавались в пустых переходах шаги Риля, недоумение которого с каждым новым залом, с каждой новой скульптурой всё возрастало. Загадка мучила его, и он искал хоть кого-нибудь, кто объяснил бы ему увиденное.

И вот в очередном зале он встретил невысокого полноватого мужчину средних лет. Человек безмятежно сидел в старинном золочёном кресле и в задумчивости рассматривал какую-то огромную картину, висевшую на стене напротив. Выражение его лица было печальным и одновременно надменным.

Заметив Риля, он улыбнулся и повелительно сказал:

— Присаживайтесь, молодой человек! — и указал Рилю на невысокий, тоже, видимо, старинный стул. — Сегодня вы первый из пришедших!

Мужчина цепким, внимательным взглядом изучил фигуру Риля и, очевидно, составил себе о нём какое-то вполне определённое мнение.

Риль от такого пристального взгляда смутился.

— Простите, — сказал он. — Я хожу по залам уже больше часа. Вы первый, кого я здесь встретил. Откровенно говоря, мне многое в музее пока не совсем понятно.

Человек в кресле выразительно передёрнул плечами.

— Да. Сегодня почти никого. На верхних этажах, в архиве, ещё можно кого-нибудь встретить, а здесь… — мужчина в кресле вздохнул. — С некоторых пор я предпочитаю одиночество. Впрочем, вас, конечно, интересует другое? Наверное, уже догадались, куда завела вас судьба?

— Если всё здесь увиденное — не иллюзия, то это музей утраченных человечеством произведений искусства, — сказал Риль.

— Не совсем так. Это действительно музей, в котором собирают, культурные ценности, когда-либо утраченные человечеством. Всё Великое, что когда-то разрушалось, сжигалось, уничтожалось, разбивалось, — здесь воссоздано, реставрировано, вырвано из чёрной пасти забвения… Я выражаюсь несколько старомодно, — улыбнулся человек в кресле, — но, поверьте, мой дорогой, этому есть причины.

— Нет, нет, — поспешно сказал Риль. — Вы говорите очень интересно. Каким же образом всё это возродилось?

Собеседник Риля пренебрежительно пожал плечами.

— Это уже технология. Современная наука многое может. Я не специалист. Это почти путешествие в прошлое. Хронореставрация. Чтобы вам было понятнее, всё сущее оставляет след во времени, в сознании, в подсознании человечества. Чем величественнее творение, тем значительнее след, и тем легче специалисту выудить из тьмы облик, идею некогда существовавшего предмета, допустим, картины или статуи. Ну, а воссоздать, скопировать, овеществить предмет в век расцвета кибернетики, химии, энергетики — это такие пустяки, о которых и говорить не хочется. Впрочем, хронореставрацией занимаются десятка два институтов, но главное-то не в этом.

Человек в кресле пренебрежительно поморщился и щёлкнул пальцами:

— Это мелочи, дело десятое, не так ли?

Озадаченный Риль промолчал.

— Я уже упоминал, — продолжал человек в кресле, — здание, в котором находимся мы с вами, это не только музей.

— А что же это тогда?

— Место озарения. Если хотите, место встречи с самим собой. Сюда приходят не случайно и далеко не случайные люди. Да, да. Далеко не случайные люди. Вот вы откуда узнали о существовании этого здания?

Риль задумался.

— Не знаю. Я здесь проездом. Неожиданно потянуло на эту улицу, вспомнил откуда-то этот адрес.

— Гм. Видимо, гипноз. Интересно, кто вы? Нет, не надо называть имён и фамилий. Вы ещё и сами не знаете, кто вы!

— Не понимаю! — возмутился Риль.

— Что ж тут не понять? — сказал собеседник Риля. — Встреча с самим собой у вас ещё не состоялась. Вспомните, где вы находитесь? Неужели всё ещё ничего не понимаете?

— Нет.

Человек в кресле наклонился к лицу Риля и прошептал:

— Тайна. Великая тайна сознания! Бессмертие духа!

На мгновение Риль решил, что перед ним сумасшедший.

Мужчина в кресле, видимо, угадал мысли Риля и жёстко усмехнулся.

— Вы невнимательны! Я же сказал, всё Великое, что когда-либо разрушалось, здесь воссоздано и воссоздаётся. Что, по-вашему, самое Великое из того, что когда-либо создавалось человечеством?

Вопрос был задан в упор.

Риль задумался и растерялся. На память ему стали приходить десятки, сотни величественных, гениальных творений человечества.

Чему-либо отдать предпочтение он затруднялся.

— Не знаете? Я тоже не знал до последнего времени. А между тем — это так просто. Самое Великое, что когда-либо создавалось человечеством, это сами люди, творцы, создатели всех этих прекрасных творений! Совсем недавно, лет тридцать назад, мне объяснили эту истину, — горестно вздохнул собеседник Риля.

— Как? — вскричал Риль, чувствуя, что волосы на голове у него приходят в движение. — Вы хотите сказать, что здесь воскрешают мастеров, гениев минувшего?

— А почему бы и нет? — спокойно, даже с какой-то скукой в голосе, процедил человек в кресле, — Да, в какой-то мере воскрешают, хотя… этот термин не совсем точен. Здесь не гальванизируют мумии, как вы, наверное, вообразили. Собственно, люди, которые выходят из стен этого здания, никогда и не умирали в сознании человечества. Они уже давно, очень давно обрели право на бессмертие. Сейчас поясню. Пусть когда-то существовал на Земле великий художник, оставивший неизгладимый след в памяти — человечества. О жизни художника многое известно, её не назовёшь счастливой, но облик творца, мыслителя, его личность уловить можно. Вот эту-то личность и собирают по крохам хронореставраторы. Собирают и создают модель творческого сознания художника. Его Я. Собственно, когда-то такую работу, правда, на более примитивном уровне проделывали талантливые актёры, они перевоплощались на сцене на несколько мгновений в другую личность.

А в наше время хронореставраторы со своей техникой всё делают, конечно, более капитально. Да… Затем среди тысяч современных молодых людей ищут человека, сознание которого наиболее близко по своей структуре подходит к сознанию того художника. Находят такую родственную душу, и, разумеется, если человек соглашается на эксперимент, то ему прививают, так сказать, личность художника. До поры до времени «такая прививка» никак не отражается на человеке, но в один прекрасный день человек приходит сюда, встречает никому не известные работы старого мастера и вдруг узнаёт их, узнаёт свою руку, свои мысли, которым уже пять, а то и десять веков. Миг озарения — и рождается вновь великий мастер, теперь уже в современной нам эпохе, с вполне современным типом характера. Немного противоестественно? Ничего не поделаешь, иногда и новому времени просто необходимы мастера, гении минувших столетий. Да, необходимы — и разбрасываться ими человечество не намерено. Так-то, всё Великое, утраченное в веках, возрождается вновь. Правда, кое-что оказывается неприемлемым для нового времени…

Последнюю фразу человек в кресле произнёс как-то по-особому, с какой-то затаённой грустью. И Риль вдруг почувствовал, что стоит на пороге своей тайны.

Слова о месте озарения всплыли в его Памяти. И по спине пробежала лёгкая дрожь. «Кто же я? — подумал он. — Неужели? Когда? Здесь? А не лучше ли оставаться самим собой? Впрочем, я ведь и останусь самим собой. Просто ещё одна скрытая до сих пор грань сознания обнажится, произойдёт превращение, перевоплощение…»

— Скажите, — спросил он. — А все эти эксперименты вполне безопасны, успешны?

— Вполне! — улыбнулся человек в кресле. — За всю историю хронореставрации личностей был один-единственный неудачный эксперимент. Как выражаются учёные, ошибочный. Результат этого эксперимента сидит перед вами! — мужчина в кресле многозначительно поднял голову.

— Вы?

— Да! — взгляд человека в кресле вновь устремился на огромное полотно картины, висевшей перед ним на стене.

Риль проследил за этим взглядом.

— Картина называется: «Битва при Ватерлоо», — любезно пояснил собеседник Риля. — Середина XIX века.

— Вы — автор?

— Отчасти! — грустно улыбнулся мужчина и, заметив непонимающий взгляд Риля, добавил: — В тот век я носил титул императора и весь мир знал меня под именем Наполеона.

— Как, вы были Наполеоном?

— Вот именно, был! Теперь понимаете, почему моё появление здесь, в XXII веке, трагическая ошибка? Увы! Войны ушли в прошлое. Сама память о них стала туманной, расплывчатой. Моя гениальность, мои военные таланты в этом веке совершенно излишни. Поэтому я и остался здесь при музее. Директор музея это всё, чего я достиг за двадцать лет. Не правда ли, какая насмешка судьбы — когда-то под моим командованием были миллионы людей, а теперь две сотни работников музея и тысяча роботов. Да, здесь не развернёшься. Время идёт мимо меня. Путешествия по милым сердцу местам былых походов, поездки во Францию, в Египет… Воспоминания, воспоминания… — всё, что мне остаётся. Старею, груз прежней жизни тяжёл, — человек в кресле улыбнулся. — Впрочем, не всё так безнадёжно. Выше нос, молодой человек! У меня теперь другие радости. Я встречаю пришельцев из прошлого и провожаю их в будущее. О! Вы удивитесь, если узнаете, сколько старых знакомых здесь можно встретить. Писатели, поэты, художники, музыканты, зодчие… Кое-кто из них служил в моих войсках… А! Кого только не бывает в этих залах… Я знаю, о чём вы думаете. У вас, мой мальчик, всё будет отлично! Да. Вы ведь тоже из XIX. Я вас немного помню. Ступайте на восьмой этаж, в двести двадцать первый зал, там вы кое-что узнаете о себе. Идите! Идите!

— Прощайте, Ваше Величество! — смущённо прошептал Риль и побрёл к выходу из зала. На пороге он обернулся.

Фигура бывшего императора, как и в первое мгновение встречи, бесстрастно застыла в золочёном кресле.

Старик вновь погрузился в золотые сны прошлого.

Риль переступил порог и ему стало страшно.

— Кто же я?

В одном он был уверен: никогда он не был ни диктатором, ни завоевателем.

Загрузка...