Мудрец острова Саре

Глава 1

Сестра Катрин выскочила из кельи и захлопнула за собой дверь, о которую тотчас разбился глиняный кубок.

— И держись подальше, лживая кровопийца! — раздался изнутри пронзительный крик. Вслед полетел еще один сосуд, вдребезги разлетевшись о железный косяк. — Держись подальше и оставь меня в покое!

Пытаясь сохранять спокойствие, Катрин задрала кверху подбородок и сдула со лба белокурый локон, выбившийся из-под плата. Тонкие ноздри раздувались от негодования.

— С радостью, — парировала она, однако голос дрожал, и ответ прозвучал неубедительно.

Юная монашка, не тратя времени, опустила засов, чтобы разгневанная узница не вырвалась наружу. Сестра Катрин перевела взгляд на небо.

— Господи, дай мне силы.

Она втянула тонкие дрожащие пальцы под широкие рукава и поспешила вдоль коридора гостевого крыла монастыря. Полы строгой серой рясы тянулись по полу точно журчащая вода.

— Ой!

Завернув за угол, Катрин вздрогнула от испуга: она едва не натолкнулась на двух женщин, тихо приблизившихся с другой стороны. Одна из них — полная суровая мать-настоятельница средних лет, другая — пожилая худышка с горбатой спиной, кожа на лице ее была туго натянута и испещрена морщинами, напоминая известняковые стены коридора. На обеих были простая серая мантия и накрахмаленный белый плат — одежда ордена, лишь по черному палантину, перекинутому через плечо первой, можно было догадаться о ее принадлежности к высшим чинам монастыря Святого Джиллиана.

Сестра Катрин приложила руку к груди — сердце учащенно билось, — затем опомнилась и почтенно опустила голову:

— Доброе утро, мать-настоятельница. Доброе утро, сестра Эдвина.

Настоятельница Мария-Елена молча кивнула, заметив растерянность на лице молодой монашки. Недовольно сложив губы, она бросила взгляд на коридор, откуда пришла Катрин. У матери не было сомнений, что — или, точнее, кто — мог довести девушку до такого нервного состояния.

— Как она сегодня? — спросила Мария-Елена.

— Боюсь, хуже, чем когда-либо, — ответила Катрин, усталой рукой заткнув выбившийся локон под плат. — Вчера вела себя весьма тихо, но сегодня…

Монашка прикусила дрожащую нижнюю губу, однако не смогла подавить горечь, и слова полились как яд из разбитого сосуда:

— Да простит меня святой Джиллиан, но мне иногда кажется, что я ухаживаю за самим дьяволом!

— Катрин! — Настоятельница окинула ее проницательным взглядом сверкающих карих глаз. — Не говори такое всуе. У дьявола есть уши, и за подобную дерзость он может послать тебе в попечение беса.

Монашка опустила овальное лицо, тотчас раскаявшись, и шмыгнула носом.

— Простите меня, — пробормотала она. — Мне следует проявлять больше сострадания.

Настоятельница Мария-Елена прислушалась: из коридора доносилось слабое пение, жуткая мелодия иногда прерывалась взрывами смеха. Лицо ее помрачнело.

— Мы должны сострадать любой Божьей твари, сестра Катрин, — задумчиво произнесла она. — Однако принцесса Атайя к ним не относится. — Настоятельница улыбнулась монашке в знак прощения. — Я только хочу сказать, что не нужно призывать в нашу обитель дьявола. Нам забот и от его отродья хватает.

Мария-Елена повернулась к пожилой женщине:

— Пойдем, Эдвина. Посмотрим, как поживает ее высочество.

Силясь улыбаться, сестра только недовольно поморщилась, лицо превратилась в высохший фрукт.

— А утро так хорошо начиналось, — произнесла Эдвина, чтобы никто не услышал.

— При всем уважении к вам, мать-настоятельница, — дерзнула сказать Катрин, взволнованно ломая руки, — не думаю, что будет мудро…

— Успокойся, Катрин… ты слишком возбуждена! Я видела ее всего десять дней назад. Насколько ей могло стать хуже?

В глазах Катрин мелькнуло отчаяние.

— Пожалуйста, молю вас…

После сурового взгляда настоятельницы отпали все возражения.

— Иди переоденься, сестра Катрин, — резко велела Мария-Елена. — На твоем платье пятна.

Юная монашка посмотрела на жирные разводы — след от кушанья, которым запустила в нее Атайя, — и покраснела.

— Да, госпожа, — ответила она, поклонилась и с заметным облегчением засеменила прочь.

По коридору опять зазвучало жуткое пение, настоятельница рассеянно поправила епитрахиль. В каменных стенах эхо походило на вопль призрака, совершающего утренней променад по замку.

— Возможно, сестра Катрин права, — сказала Эдвина и коснулась костлявыми пальцами руки настоятельницы; ей было страшно входить в келью Атайи без вооруженных мужчин за спиной. — Хоть король и пытался убедить нас, что чары его сестры здесь не действуют, я все же боюсь…

— Вздор, — уверенно ответила настоятельница, снова задрав подбородок. — Без своей магии Атайя Трелэйн всего лишь умалишенная. Да, она сумасбродна, но все, что она может, так это выругаться и запустить кубком, что уже не раз делала.

Мария-Елена с невозмутимой уверенностью пошла вперед, и Эдвина недовольно последовала за ней, слегка прихрамывая.

На самом деле настоятельница беспокоилась, хотя и не хотела никому показывать этого. Состояние принцессы ухудшалось с каждым днем. Она все реже осознавала, где находится, не помнила имен сестер, которые за ней ухаживают. Все чаще бессмысленно что-то лепетала, разговаривая сама с собой. Одно неправильно подобранное слово могло привести ее в ярость. Тогда Атайя била вдребезги посуду до последней тарелки. Мария-Елена понимала, что нужно что-то сделать и как можно быстрей, не только ради Атайи, но и ради спокойствия всех монашек обители Святого Джиллиана.

Сначала дела обстояли не так уж плохо. Три месяца назад, когда король Дарэк привез в монастырь свою непокорную сестру, она находилась в полном здравии и не имела никаких признаков душевного расстройства. Правда, была угрюмой и беспокойной, но его величество сказал, что это ее обычное состояние уже двадцать один год, то есть с рождения.

Приехала ясно мыслящей, нормальной девушкой — насколько вообще нормальным может быть лорнгельд, — думала настоятельница, — спокойно разговаривала с монашками, когда удосужится. Король не упоминал ни о какой болезни души или тела, поэтому Мария-Елена была уверена, что столь неожиданная потеря рассудка — Божье наказание за грехи.

Тяжкие грехи! Несмотря на юный возраст, Атайя обвинялась в убийстве отца, ереси, государственной измене и множестве менее серьезных преступлений. И все из-за того, что отказалась верить в злое начало своих магических сил. Еще и умудрилась учить доверчивый народ Кайта искусству колдовства, заставила поступиться словом Божьим и заняться уловками дьявола.

Колдовство — дар божественный? Знак всевышней благодати? Настоятельница задрожала. Если лорнгельды поверят в такие вещи, то могут стать поистине опасны.

А их и без этого есть за что бояться.

Мария-Елена и сестра Эдвина остановились перед обитой железом дубовой дверью в стене из песчаника. Смех и пение утихли, сменившись зловещей, почти осязаемой тишиной.

— Его величество полностью уверен, что она лишена чар? — проговорила Эдвина, нарушив молчание.

Сестра тревожно ломала пальцы так, что они хрустели.

— Сколько раз мы говорили на эту тему? — мягко упрекнула настоятельница. — У короля нет ни тени сомнения. Чародей, наложивший на Атайю заклинание блокировки, сказал королю, что снять его можно только таким же путем. И сделать это могут лишь несколько магов. Поскольку тот чародей уже мертв, то Атайя в безопасности.

И мы тоже, подумала Мария-Елена. В записях монастыря числилось, что Атайя приехала сюда по собственному желанию (заключение в обители запрещено каноническим правом), но настоятельница, Эдвина, Катрин и любая монашка Святого Джиллиана знали, что принцесса такая же узница, как любая из бедняг, что гниют в темнице под замком короля в Делфархаме. Атайя находилась здесь не для искупления грехов, в чем король Дарэк хотел убедить народ, а в наказание за неповиновение. Его величество пожелал, чтобы она отреклась от своей веры в божественность магии, в противном случае ее ждала смерть на костре. Когда же он привез ее на площадь города Кайбурна — прямо в сердце ее ребяческого бунта, — Атайя удивила собравшихся там людей: вместо того чтобы исполнить королевскую волю, она последний раз попыталась навязать им свое пагубное учение. Дарэк не захотел делать из нее святую мученицу и потому упрятал в стенах монастыря, где сестре суждено было провести оставшуюся часть жизни, размышляя об ошибочности своих убеждений в колдовстве и моля Бога о прощении.

Столь далеко Атайя еще не заходила, и настоятельница теряла терпение.

— Посмотрим, правда ли ее высочество так несносна, как говорит Катрин, — с напускной беспечностью проговорила Мария-Елена.

Сестра Эдвина спряталась за спину настоятельницы, которая глубоко вдохнула для уверенности, сняла засов и толкнула дверь.

Она не успела сделать и шагу, как в ужасе отпрянула, ахнула, закрыв ладонью рот. В комнате был полный разгром: кавардак, устроенный бесом в заточении, которому хотелось вырваться наружу.

Пол выстилал ковер из глиняных осколков. Среди битых тарелок и чашек лежала метла, брошенная здесь сестрой Катрин. В открытых окнах выл ветер, швыряя по комнате вещи принцессы, будто обломки кораблекрушения. Бумажные листы кружились над головой настоятельницы, точно осенние листья, падали на пол и взмывали вверх с новым порывом ветра. Постельное белье сбилось в кучу, из упавшего кувшина вытекло вино, образовав на каменном полу темно-красную лужу, которая загустела и напоминала кровь.

На фоне этого беспорядка узница выглядела еще ужасней.

Атайя Трелэйн, единственная дочь покойного короля Кельвина и сестра царствующего короля Дарэка, стояла около распахнутого окна, словно пыталась задержать ветер усилием воли. Она приняла вызывающую позу: ноги широко расставлены, голова закинута вверх, руки сложены на груди, словно прижимая драгоценный подарок на долгую память.

Несмотря на уверенность осанки, Атайя выглядела ужасающе слабой. Кожа белая, как мука, платье, которое три месяца назад сидело по фигуре, теперь болталось. Ветер подхватывал складки и злобно бил ими по рукам и лодыжкам. Туго заплетенные волосы растрепались, тонкая коса спускалась по спине, словно истертая веревка, выбившиеся локоны прилипли к лицу. Только в глазах проступала сила, но какая-то странная, неземная. Губы почти улыбались, шепча заклинание — для чего или для кого, Мария-Елена не решалась и предположить.

— Да хранят нас святые на небесах, — дрожащим голосом сказала Эдвина, вцепившись в рукав настоятельницы. — Она… сошла с ума.

Мария-Елена не знала, что возразить. Нервы Атайи расшатались, и проку от них было не больше, чем от глиняных осколков под ногами.

— Ваше высочество?

Не обращая внимания на то, что ее уединение прервали, или не осознавая этого, Атайя не откликалась. Губы продолжали двигаться в заклинании, никак не в молитве.

Настоятельница прошла к открытому окну, сторонясь принцессы, взглянула вниз и нахмурилась: обросшие сорняками камни были усыпаны щепками. Злобно сложив губы, она посмотрела на Атайю, словно ей хотелось, чтобы девушка сама выбросилась туда вместо посуды, но тут же раскаялась в своей грешной мысли.

Мария-Елена уперлась руками в бока; поведение принцессы совсем ее обескуражило, однако настоятельница не хотела показать слабость.

— Вам не принесут еще один завтрак, ваше высочество. К обеду проголодаетесь.

Атайя посмотрела на настоятельницу, словно видела ее насквозь. Затем обошла преграду и стала бездумно наблюдать за пеной волн, разбивавшихся о берег.

— Мы будем вынуждены связать вас, если вы не прекратите бросать тарелки и чашки из окна. И в сестру Катрин, — раздраженно добавила настоятельница.

Атайя снова промолчала. Продолжая смотреть на волны, она довольно улыбнулась, словно услышала от них заветные слова.

— Кредони, лорд первого Совета, — живо ответила Атайя, подобрала юбку серого платья и затанцевала, словно под музыку. — Сидра, лорд второго…

— Ваше высочество? — как можно громче произнесла настоятельница.

Атайя наконец заметила, что не одна, и замолчала.

Мария-Елена хотела сказать что-то еще, но ткань плата ударила ее по лицу от сильного дуновения ветра. Атайя радостно засмеялась, настоятельница недовольно забурчала что-то под нос, устремив взгляд в открытое окно, словно хотела отругать ветер за отсутствие манер. Затем увидела, как быстро темнеет небо, и нахмурила брови. Меньше часа назад была видна линия берега острова Саре, а теперь его по всему горизонту загородили тяжелые серые тучи. Заметно похолодало, зеленоватые отблески на западе предвещали бурю — нередкое природное явление для северо-востока Кайта в августе, однако довольно опасное.

— Позвольте мне закрыть ставни, — сказала настоятельница примирительным тоном, словно пыталась успокоить расплакавшегося ребенка. — Скоро будет буря.

Она едва успела прикоснуться к ставням, как Атайя распахнула их настежь.

— Нет! — крикнула принцесса, оскалив зубы. — Ветер говорит со мной своими завываниями. Он напоминает мне, что я жива.

Настоятельница открыла рот возразить, но тотчас захлопнула его, уловив кровожадный взгляд Атайи. Упорством тут не поможешь. Отступив два шага назад, Мария-Елена спрятала руки в рукава и внимательно посмотрела на девушку. Ей стало страшно. В такие моменты невозможно было предугадать, как поведет себя принцесса: любое слово, жест могли оказаться вспышкой молнии без предупредительного раската грома, без намека, разразится ли шторм или успокоится.

— Вам больно, ваше высочество?

Вопрос застал Атайю врасплох. Злое лицо дрогнуло, голубые глаза молили о пощаде.

Да… такая боль! Снимите ее… пожалуйста, помогите мне ее снять!

— Не надо скрывать это от нас, Атайя, — продолжала настоятельница, стараясь не делать резких движений, приближаясь к капризной подопечной. — Мы знаем, как ты мучаешься. Мы недавно это узнали. В наших силах прекратить твои страдания, если ты только позволишь.

Да, что угодно.

Атайя моргнула, и выражение покорности во взгляде исчезло столь же быстро, как и появилось. На нее накатила новая волна ненависти. Раздираемый жуткими мыслями разум не забыл, что монашки — ее враги, что они заберут боль вместе с жизнью.

Настоятельница отступила назад, ожидая, что Атайя бросится на нее с кулаками, однако принцесса, как ни странно, поправила с лица волосы и устремила пустые глаза обратно на море.

— Однажды чары вернутся ко мне, — проговорила она спокойным безжизненным голосом, глядя на усиливающиеся волны. — Они пытаются прорваться. Отчаянно пытаются…

На лице мелькнул страх, но принцесса быстро закрыла глаза, надеясь, что соленый ветер загонит это чувство обратно.

Сестра Эдвина робко приблизилась к настоятельнице. На коже от изумления проступили новые морщины, словно трещины на камне.

— О чем это она?

Мария-Елена беспомощно вскинула вверх руки.

— Не имею…

— Не могут, — прервала ее Атайя, наклонив голову. — Не сейчас.

Настоятельница недовольно фыркнула, поведение девушки выводило ее из себя.

— Принцесса Атайя, что вы…

— Я взорвусь. Разлечусь повсюду. Как он. — Атайя замолчала и пронзительно захохотала, но не радостно, а истерично. — Как Родри.

Она закрыла глаза, пытаясь забыться, расслабилась и продолжила не раз прочитанное заклинание:

— Кредони, лорд первого Совета… в какие годы он пребывал в Совете? Сидра, лорд второго Совета… когда? Когда же? Третий Совет… кто был лордом третьего Совета? Мастер Малькон! — выкрикнула она, в глазах — ликование. — Дальше… кто дальше? И сколько лет?

Атайя продолжала разговаривать сама с собой. Настоятельница попятилась назад и наступила на книгу в кожаном переплете. Обложка была развернута, будто раскинутые руки умирающего. Рассмотрев книгу поближе, Мария-Елена поняла, что кружащиеся в ветру бумажные листы — страницы, вырванные из переплета. Подняв книгу, женщина цокнула языком в порицание такого надругательства. Она была написана Адриэлем из Делфархама, святым, которому Бог поведал, как избавлять колдунов от их проклятия.

«Эссе о природе магии» — одно из самых ценных писаний. В монастыре хранилось два экземпляра в надежде, что Атайя наконец поверит в начертанную там истину. Она явно не собиралась этого делать, пострадали те страницы, на которых говорилось о таинстве отпущения грехов.

Настоятельница поднесла разодранную книгу к глазам принцессы.

— Видите, Атайя? Вы чувствуете, откуда ждать спасения, хотя и боретесь с ним всеми силами. Я каждый день молюсь, чтобы вы покорились воле Господа и поняли, что раскаяние — ваш единственный путь к…

Лишь только ненавистное слово прозвучало из уст женщины, Атайя замолкла.

— Еще раз об этом заговоришь, — зарычала она, скрючив пальцы, словно когти, — вылетишь отсюда, как и та, что была здесь до тебя.

— Вы, конечно, понимаете, что только так можно избавиться от мучения. Если подчинитесь Ему, Он простит вам недолгое увлечение магией и дарует место на небесах.

Атайя бросилась к настоятельнице, размахивая кулаками, и едва удержалась, чтобы не ударить.

— Лгунья! — кричала девушка. — Они придут. Они придут за мной, и я стану свободной! Свободной от тебя, от этого места и… — Принцесса резко замолчала и схватилась за голову, будто пытаясь удержать ее от взрыва. — Свободной от всего!

— Кто придет? — встревоженно спросила Эдвина.

Глаза бегали по комнате, словно в ожидании сиюминутного вторжения. Тотчас забыв о боли, Атайя хитро улыбнулась старой монашке и многозначительно произнесла:

— Просто «они». Может, дети дьявола. Может, демоны. — Затем она шаловливо прищурила глаза и разразилась низким всезнающим смехом. — А может, и сам дьявол.

Эдвина ахнула и попятилась к двери, сбивчиво читая молитвы о божественной защите. Настоятельница же не двинулась с места. Растущий ужас злостью сверкал в глазах.

— Никто не придет за вами, Атайя. Вы должны выкинуть из головы эту глупую мысль и подчиниться воле Бога.

Мария-Елена хотела разубедить ее, однако сделала только хуже.

— Бог! — выкрикнула Атайя. Ее глаза искрились уверенностью. — Да, конечно! Ангелы Бога уже приходили за мной… и снова придут!

Сперва настоятельница улыбнулась, дивясь такому странному заявлению. Ангелы? Что за глупость? Зная еретические убеждения Атайи, она решила, что принцесса совсем запуталась, однако потом вспомнила рассказ короля о том, как девушке помешали сбежать с площади в Кайбурне, и поняла смысл ее слов.

Мария-Елена прикусила губу. Случай действительно обескураживающий. Говорят, что колдун в обличье священника, тот самый, что лишил Атайю магической силы, попытался спасти ее, призвав ангелов, чтобы отвлечь толпу. Настоятельница была потрясена до глубины души, когда первый раз услышала об этом — посланники Бога помогают дьяволу? — но король объяснил, что это всего лишь колдовская уловка. Они были видимостью, волшебством, причем самым низменным, потому что маг посягнул на творения Царства Божьего.

Настоятельница вздрогнула, подумав о последствиях ужасающего колдовства. Что должны думать простые люди, когда им является такое совершенное, пусть и ложное, видение? Хотела ли Атайя переманить невинные души на свою сторону, заставив поверить, что маги стоят в одном ряду с ангелами, а значит, и сами являются божественными созданиями?

— Нет, — твердо произнесла Мария-Елена, гоня от себя дурные мысли. — Это всего лишь обман, иллюзия. Так сказал мне король.

Атайя ничуть не смутилась. Хотя она и понимала, что настоятельница права, у принцессы не убавилось уверенности. Она стала только спокойней, лицо озарилось улыбкой. Девушка взяла с узкой кровати подушку и прижала ее к груди, словно лелея последнюю нерушимую надежду.

— Если не ангелы, то он сам придет.

Мария-Елена опять прикусила губу. По взгляду Атайи было ясно, кого она имеет в виду. Да, король упоминал некоего человека. Его величество так сильно ненавидел его, что отказался назвать имя врага. Всего лишь упомянул, что у принцессы есть возлюбленный. Он должен был умереть на площади в Кайбурне, но скрылся, когда королевскую стражу отвлекли ангелы. Настоятельница нисколько не удивилась, что Атайя нашла любовника; всем известно, что, когда девушка начала свою дьявольскую миссию, она жила изгнанницей в лесу, в окружении почти одних мужчин. Какой позор для всего рода Трелэйнов!

Тут Мария-Елена вспомнила, что все поступки Атайи приносили только бесчестье.

Принцесса закрыла глаза, сжимая пуховую подушку будто возлюбленного.

— Он придет, и я скажу ему, как жалею, что не согласилась. Надо было согласиться. Он придет, и я скажу ему, как жалею, что не согласилась.

Атайя повторяла это снова и снова, монотонным голосом, словно рассказывала наизусть выученный урок, важный, но бессмысленный.

Убедившись, что Атайя погружена в свои мысли, Эдвина подкралась к Марии-Елене и пальцами с проступающими синими венами дернула за рукав.

— Мать-настоятельница, давайте уйдем, пока она снова не начала буйствовать.

— Не сейчас, — твердо ответила Мария-Елена. Судя по блеску в глазах, она что-то затевала. — Мы еще можем образумить ее.

Эдвина недоверчиво фыркнула:

— Образумить? Она давно утратила разум.

— Возможно, — ответила настоятельница, не отрывая взгляда от принцессы. — Но скорей всего мы не нашли к ней правильного подхода.

Собравшись с духом, она осторожно взяла Атайю за руку и отвела к узкой кровати. Они вместе сели на тонкий соломенный тюфяк. Принцесса продолжала прижимать к себе подушку, словно для защиты. Тучи быстро сгущались, глаза девушки светились в темноте, как две жемчужины. После минутного молчания настоятельница пригладила ей волосы, но тщетно: ветер снова растрепал их.

— Мне очень жаль, Атайя, но человек, о котором ты говоришь, не может прийти за тобой. Разве ты не помнишь? — Она притронулась к руке девушки в знак сочувствия. — Он умер три месяца назад. На площади в Кайбурне.

Комната погрузилась в жуткую тишину. Атайя не шевелилась, лишь один раз моргнула. Ветер усилился, на небе сверкнула молния, отразившись в ее стеклянных глазах. Вдалеке раздался грозный раскат грома.

— Что вы сказали? — наконец произнесла принцесса ослабевшим хриплым голосом, который приглушали завывания ветра.

Настоятельница облизнулась, почувствовав, что сдвинулась с мертвой точки. Она предвидела опасность, однако продолжила.

— Я сказала, что человек, которого ты любишь, мертв. Ты думала, что он спасся, но это не так. Его сожгли на костре… как еретика. — Она проглотила слюну, гладя липкую холодную руку принцессы. — Разве ты этого не помнишь?

Снова тишина. Еще одна вспышка молнии, раскат грома, уже ближе, страшнее. Атайя поднялась и, шатаясь, подошла к окну, безмолвно прося совета у бури. Мария-Елена всмотрелась в силуэт на фоне грозовых туч, заметила, как напряглись мышцы, участилось дыхание, и поняла, что совершила ошибку. Но было поздно, разразился шторм.

Атайя резко развернулась с яростным криком, ногти разорвали наволочку, ветер подхватил белые перья и обрывки ткани. Пронзительно взвизгнув, она кинулась на настоятельницу, схватилась за плат и мантию, словно собиралась содрать одежду, волосы, плоть до костей. Едва сдержав вопль, сестра Эдвина бросилась на помощь, попыталась оттащить принцессу, но оказалась слишком слаба, чтобы справиться с безумной Атайей.

— Ложь! Наглая ложь! — визжала девушка, по щекам катились слезы от страха и гнева. — Он придет за мной. Я избавлюсь от этого места, от вас, от вашей бесконечной лжи!

Настоятельница боролась, как могла, но раны не заставили себя ждать. На щеке появились четыре красные полоски от ногтей Атайи, изорванный плат запятнала кровь. Глаза переполнились страхом: принцесса взяла край ее мантии, обвила вокруг ее шеи, как удавку, и стала тянуть изо всей силы. Комната стала темнеть…

— Святой Джиллиан, защити меня! — задыхаясь, произнесла настоятельница, отчаянно пытаясь расслабить нечеловеческую хватку.

Эдвина схватила метлу и со всей мочи, что осталась в ее слабых костях, ударила Атайю палкой по голове. Хотя этого было мало, чтобы охладить ее пыл, девушка качнулась, и настоятельница поймала момент, чтобы вырваться. Она швырнула принцессу в сторону и бросилась к двери. Атайя упала на глиняные осколки и застонала от боли, но это ненадолго остановило ее. Схватив острый обломок тарелки, она вскочила на ноги и метнулась вперед, выискивая жертву. Наступила босой ногой на колкий край посуды, крикнула и пошатнулась. Пошла кровь.

Монашкам этой передышки оказалось достаточно. Забыв о гордости, настоятельница с Эдвиной выскочили из комнаты, признав поражение. Трясущимися руками Мария-Елена захлопнула дверь и опустила засов.

— Вернитесь! — крикнула Атайя, подбежав к выходу на пару секунд позже. — Пусть прольется ваша кровь! И вы будете прощены!

В безопасности женщины с облегчением вздохнули и прочли молитвы благодарности за спасение. Они слышали, как воет Атайя, стуча кулаками по двери, но были спокойны вне ее досягаемости.

— Очевидно, ей не нужна магия, чтобы убить нас, — сухо сказала настоятельница, когда у нее восстановилось дыхание.

Она прикоснулась к щеке и вытерла кровь разодранным платом.

— При всем уважении к вам, мать-настоятельница, — робко произнесла Эдвина, до сих пор держа метлу в руках, — возможно, не надо было говорить ей, что он умер.

Мария-Елена окинула ее испепеляющим взглядом, который обычно припасала для неуправляемых послушниц.

— Это и так очевидно, — крикнула она — злая, что завязала ссору.

Над головой раздался сотрясающий раскат грома, обе подскочили и решили быстрей удалиться из гостевой части монастыря. Эдвина поставила метлу у двери и поспешила за настоятельницей, хрустя пальцами от беспокойства.

— А правда, что он может прийти за ней? — спросила она. — Король предупреждал, что кто-то попытается спасти ее… любовник или один из друзей.

— Если б могли, давно бы это сделали, — коротко ответила Мария-Елена, все еще дрожа от телесных и духовных ран. — Как они придут, если представления не имеют, где она? Никто не знает о ее местонахождении, кроме короля и его советника. А если и найдут, то пользы от этого мало. Сомневаюсь, что Атайя кого-нибудь узнает, за последние несколько недель ее память совсем сдала. Перестань волноваться, — сердито добавила настоятельница, ее нервы после нападения принцессы были на исходе. — Ты начинаешь меня утомлять.

Эдвина кивнула в знак сожаления и прижала руку к груди, будто боясь, что сердце выпрыгнет из-за скорости, с которой они летели.

— Если б она только решилась на отпущение своих грехов, — прохрипела сестра, качая головой.

— Ты же видела ее лицо, когда я об этом упомянула. — Настоятельница ругалась про себя, не желая признать вину за произошедшее нападение. — Однако если она продолжит в таком же духе, я не буду ждать ее согласия. О, Эдвина, не смотри на меня так, — проговорила она, увидев, что у сестры отвисла челюсть. — Я не стала бы так вольно обращаться с законом Божьим. Ну, я бы рассмотрела эту возможность, — признала Мария-Елена. — Надеюсь, усердные молитвы помогут мне устоять перед соблазном. Кроме того, — продолжила настоятельница добродушно, ее настроение росло с отдалением от кельи Атайи, — мне кажется, что принцесса скоро сломается. Она каждый день пытается скрыть от нас свою боль, и ей это все хуже удается. И несмотря на сегодняшний приступ, если она когда-нибудь поверит, что ее любимый умер, то перестанет бороться. Я знаю, это жестоко, — с сожалением в голосе согласилась настоятельница, — но ее недолгое страдание на земле будет оправдано, если Атайя в итоге решит исповедоваться и спасет свою бессмертную душу. Скоро, Эдвина, она будет просить нас, чтобы мы отпустили ей грехи. — Мария-Елена глубоко вдохнула и медленно выпустила из легких воздух, чтобы снять накопившееся за утро напряжение. — Тогда всем нам будет спокойно.

Глава 2

— Мне никак не нужна такая должность, — сказал молодой граф Тасель, так отчаянно качая головой, что из шляпы вылетело перо. — Лучше в соляную шахту Фекхама, копать голыми руками.

Лорды Кайта, сидящие за длинным столом орехового дерева, одобрительно кивнули, понимая его чувства.

Король, стоя во главе стола, улыбнулся в знак пони мания.

— Я не собирался назначать тебя, Томас, — уверил его Дарэк, теребя золотые колечки воротника. — Для такой участи ты слишком хорошо служил мне последние годы.

Граф облегченно вздохнул.

— Спасибо справедливому повелителю. Я столь хорошо знаком с делами столицы, меня никак нельзя сослать в варварское болото Саре. — Он посмотрел на свои ногти и начал шлифовать их о кремово-желтый камзол. — Почему даже самые благородные островитяне одеваются в баранью кожу, как простые фермеры, а не в шелк и бархат? Я слышал, некоторые до сих пор носят рукава, которые вышли из моды в прошлом веке.

— Тогда из вас вышел бы прекрасный лорд-маршал, — предположил мужчина слева, толкнув его локтем, — потому что вы не только командовали бы сарцами, но обучили бы, как правильно одеваться.

Граф с ужасом посмотрел на короля — не сочтет ли его величество эту мысль разумной? — и тотчас принялся разглагольствовать о своей молодости и неопытности, чего у него было не отнять. Ему нужно было убедить всех, что он не подходит на эту должность.

Сдерживая улыбку, Дарэк вернулся к трону с малиновыми подушками, который стоял на возвышении в начале залы для Советов. Он откинул складки мантии и опустился на трон если не с полной уверенностью, то с осознанием своего величия. Дарэку не было и тридцати, но выглядел он старше своих лет как внешне, так и по манере держаться, и это придавало ему значительность, которой не бывает у молодых людей, но без которой не обойтись ни одному королю. Сегодня он оделся, как и обычно, в платье скромных тонов почти без драгоценных камней (Совет часто замечал сходство вкусов правителя с его отцом), на челе — золотая корона с рубинами.

Дарэк щурился от яркого солнца, которое проникало в комнату через зарешеченные окна, откидывая многоугольники на противоположную стену.

— Я понимаю, что это не лучшая должность в королевстве, и любой, кому б ее ни предложили, предпочел бы остаться в Делфархаме. Но есть факт, мои господа, что Саре — наш протекторат и должен почитаться. Может, его люди и менее изысканны, — добавил он, одарив веселым взглядом графа Таселя, — но они мои подданные.

Дарэк удобней расположился в троне.

— И поскольку Де Брейси мертв, да покоится его душа в мире, — добивал он из вежливости, словно по принуждению, — кто-то должен занять место лорд-маршала до конца года. Не обязательно принять решение именно сегодня — его канцлер может править там некоторое время, — но в ближайшие два-три месяца вопрос надо решить. Новому маршалу придется уладить все свои дела и приехать на Саре до наступления зимы. Так что подумайте, мои господа, — закончил Дарэк и разлегся на малиновых подушках, — и выскажите свое мнение. Кто должен удостоиться этой чести?

Подобно выдрессированному хору, члены Совета ухмыльнулись в ответ на сарказм короля. Однако в самом отдаленном конце залы сидел человек, который не улыбнулся. Это был Мозель Джессингер — герцог Надьеры и брат мачехи его величества. Сгорбившись на стуле, он серьезно обдумывал вызваться на невостребованную должность. Мозель не любил обнародовать свои интересы, а потому избегал выступлений во время Совета. Попробуй он сделать это сейчас, весь двор обсуждал бы его дерзость нескончаемо.

А почему нет? Все подтвердят, что без него здесь спокойно обойдутся. У Джессингера нет влияния при дворе, да и желания получить его. Хотя он и носит титул герцога, его владением управляет умный кузен. Мозель даже внешне не пытался соответствовать положению: шитый шелком камзол был ему почти ровесником, провисшую на макушке шляпу с потертыми краями украшали вялые серые перья. Совет короля — а порой и он сам — видел в Мозеле лишь худощавого старика, который дотягивает последние дни и ничего не может предложить миру. Кого еще послать на отдаленный остров, который был забытым местом при всех королях Кайта? Там он правил бы непокорными молчаливыми затворниками. Мозель втайне удивлялся, почему его до сих пор не выдвинули на должность.

— …что могло бы вас заинтересовать, лорд Джессингер.

Мозель услышал только конец фразы и так подскочил, что все догадались, что он не слушал. Мужчина рядом презрительно ухмыльнулся и пробормотал что-то о слабоумных стариках.

— Я думаю, — невозмутимо повторил Дарэк, — что следующий вопрос касается вас в особенности, Мозель.

Король со взмахом достал большой лист кремового цвета с двумя ярко-зелеными лентами.

— Недавно мне пришло письмо из Ат Луана. — Он взглянул на советников поверх бумаги, изогнув бровь. — Здесь говорится, что король Осфонин, властелин Рэйки, мною крайне недоволен.

Дарэк просмотрел страницу в поисках нужной строчки.

— Я избавлю вас от всего содержимого послания, но суть такова… Осфонин жалуется на моих гвардейцев, как он пишет, на «неправомерное и жестокое нападение, а затем и похищение Джейрена Маклауда, сына моего почтенного лорда Иана, и скверное убийство его преданного слуги Брайса».

Он опустил пергамент и всмотрелся в лица членов Совета. Никто не удивился, подобного письма давно ожидали. Лишь лорд Джессингер заметно изменился, к щекам прилила краска. Засада произошла из-за того, что он не смог присмотреть за четырьмя людьми Дарэка, включая капитана. После неудачной попытки забрать Атайю со двора Осфонина они вернулись в Ат Луан и похитили Маклауда — рэйкского колдуна, который открыл в Атайе ее врожденные чары и, как настаивает король, явился в итоге причиной смерти его отца. Дарэк одобрил их действия. Мозель схватился за край стола синими пальцами в испуге, что его величество изменил свое мнение и собирается обвинить его во всех бедах.

Дарэк заметил смятение лорда и лениво улыбнулся, затем продолжил:

— Я, конечно, уже показал письмо капитану Парру и уверил, что его поступок вполне оправдан и я им доволен.

Мозель от облегчения так громко вздохнул, что несколько человек обернулись, бросая на него презрительные взгляды.

— А как же принц Николас? — выпалил он, чтобы отвлечь внимание Совета от своего неловкого положения. На желтоватом лбу от волнения появились морщины. — Его высочество ведь отдыхал в Ат Луане?

— Да, это так, — ответил король. — В письме говорится, что мой брат покинул двор Рэйки. Осфонин в ярости, так что вряд ли его там жалуют. Здесь не сказано, куда он поехал. Могу предположить, что Николас скоро вернется. — Дарэк замолчал и устало вздохнул. — Но если учесть, что Николас редко делает то, чего я от него ожидаю, то мое предположение может оказаться ошибочным.

Король дал лордам время обменяться кивками и продолжил более серьезным тоном:

— Осфонин послал письмо не для того, чтобы сорвать злобу. — Дарэк скомкал пергамент. — Он может напасть на Кайт. Боюсь, любого предлога будет достаточно.

По палате прошелся гул возмущения. В Кайте уже много лет не заходила речь о войне, с тех пор как отец Дарэка, король Кельвин, объединил все графства и положил конец междоусобным распрям. Молодые лорды нередко возбужденно разговаривали о битвах, а старые ворчали, зная бессмысленность войны и плату, которую она влечет за собой.

— Я обеспокоен этой угрозой, — продолжил Дарэк, восстановив тишину взмахом руки, — но мы не должны забывать, что проблем достаточно и внутри государства. Последователи моей сестры крепнут, и хотя о них сейчас мало слышно, мы не можем наивно полагать, что их больше нет. Если мы будем тратить силы на защиту границ от Рэйки, то у сторонников Атайи появится возможность беспрепятственно распространиться по всему Кайту. Не исключено, что они обратятся за помощью в Рэйку и получат ее, если мы официально вступим в войну. И чего я больше всего опасаюсь, мои господа, — сурово добавил король, — так это пришествия рэйкских колдунов, которые станут обучать магии добропорядочных подданных Кайта.

Снова поднялся ропот, возрастая все громче: лорды осознали, как ужасны последствия, описанные его величеством. Дарэк поднял руку, взывая к тишине.

— Осфонин пока не объявил нам войну, но он провозгласил, что границы открыты любому жителю Кайта, который отказывается принять отпущение грехов. Это, конечно, привлечет союзников Атайи, но мы не должны забывать, что люди и раньше бежали в Рэйку. Указ Осфонина на деле мало что меняет. И мы ничего не можем поделать, если не хотим начинать войну, а это, как я уже говорил, будет только на руку Рэйке. Посему, — заключил он, отложив письмо, — мы ничего не будем предпринимать, просто попытаемся не дать Осфонину повода для раздора, который он упорно ищет.

На лицах появилось недовольство, но никто не отрицал правдивости королевских слов.

— Необходимо избавиться от лорнгельдов раз и навсегда, — грозно заявил один из старых лордов. — Тогда мы не будем представлять интереса для Рэйки, как и она для нас.

Седой старец окинул Совет взглядом, все одобрительно кивали. Хотя король Кельвин всего год назад пытался вступить в союз с Рэйкой, почти все лорды Кайта выступали против дружбы с «пристанищем еретиков и поклонников Их отношение явно не изменилось.

Дарэк тоже поддержал высказанное мнение, его лицо приняло еще более суровое выражение.

— И основная цель нашего собрания, мои господа, выслушать епископа из Курии. Он пришел к нам с предложением, к которому просит отнестись серьезнейшим образом.

Король посмотрел на дверь, из палаты тотчас вышел охранник в форме и сразу вернулся со священником в черной рясе и кроваво-красной епитрахили. На груди блестел серебряный медальон святого Адриэля, словно луна на августовском небе во время жатвы. Источая уверенность, он вошел в залу Совета, как рыцарь на ристалище, воинственная осанка противоречила сану человека, который поклялся посвятить себя заботе о душах, а не сражениям на полях боя. Внушительный рост и черные волосы, тронутые сединой, придавали его виду жестокость. Темно-карие глаза окинули каждого лорда, оценивая, кто из них потенциальный союзник, а кто враг.

— Епископ Люкин, — произнес король и указал на свободный стул. — Добро пожаловать на собрание.

— Благодарю, сир.

Епископ сел на самый край, дав понять, что предпочел бы постоять. Он положил перед Дарэком толстую стопку бумаг, перевязанных красной лентой.

— С вами нет архиепископа Вентана? — осведомился его величество, глядя на дверь.

— Нет, сир. Он ссылается на несварение желудка… опять. — По выражению лица Люкина было заметно, насколько он презирает такой предлог. — Поэтому он разрешил мне говорить от имени Курии.

— Хорошо, — ответил король. — Можете продолжать.

Епископ вскочил со стула, привычный проповедовать с кафедры перед сидящим собором. Он не сразу заговорил, а подождал, пока нарочитая тишина приведет присутствующих в нужное напряжение и внимание их не обострится до предела. Люкин расхаживал по палате, резко меняя направление. Будь на нем форма и алебарда за плечом, подумал Мозель, он был бы вылитым часовым на башне замка.

— Мои господа, — наконец начал епископ, белые зубы заблестели на загорелом лице, — вы все знаете о событиях, произошедших вокруг сестры его высочества Атайи Трелэйн. Большинство из вас присутствовали на суде прошлой весной, где ее признали виновной в ереси и государственной измене. — Люкин резко развернулся и схватился за спинку своего стула, словно чтобы удержать его в зале. — Ее люди до сих пор представляют опасность для народа, вызывают волнения, обучая всех дьявольским заклинаниям и оскверняя таинство отпущения грехов. Недавно произошел постыдный случай порчи священного вина. Это отвратительно! Подрыв неприкасаемых церковных обрядов!

Мозель потер подбородок, вспоминая, какие слухи ходили во время суда над Атайей. Сыну богатого кайбурнского суконщика — его звали Джарвис — отпустили грехи, когда узнали о его магических чарах, но вместо смертельного яда — кахнила — флакон содержал сильное снотворное. Когда епископ узнал о подлоге, союзники Атайи уже украли юношу.

Интересно, что больше злило епископа: неудача или то, что священники заменили вино прямо под его носом.

— Этих фанатиков надо остановить, пока кампания Атайи, как называют ее затею, не соберет в Кайте новые силы, — проговорил Люкин, хлопнув кулаком о ладонь. — И действовать нужно немедля, пока они не пришли в себя после потери предводительницы и не продолжили дело без нее.

— Лорнгельды не причиняли беспокойств после того, как Атайю заперли в монастыре Святого Джиллиана, — отметил Томас Тасель, беспечно пожимая плечами. — В моем графстве ничего о них не слышно.

— Значит, вам повезло, — гаркнул епископ, не скрывая презрения к подобному самодовольству, и целеустремленно подошел к краю кафедры. — В Кайбурне обстановка не столь лучезарна. Сразу после постыдной майской речи принцессы на площади народ стал искать ее союзников. Повстанческие настроения льются через край.

— А у кого-то рекой льются деньги, — пробормотал король, мрачно рассматривая носки своих туфель.

Уверенность Люкина на момент рассеялась, он робко посмотрел на Дарэка. Мозель в душе улыбнулся: король сбил спесь с епископа. Все при дворе знали, что в тот день из Кайбурна исчез не только заключенный Джейрен Маклауд. После призыва колдуна к восстанию начался мятеж. На глазах королевских стражников какой-то заморыш украл бесценную корону с корбаловыми кристаллами. Может, Люкин тут и ни при чем, но его величество все равно винит его за потерю, считая епископа ответственным за моральное воспитание народа.

— Однако без Атайи глупая кампания теряет обороты, — отметил советник слева от Мозеля, седеющий лорд с пучками серых волос над каждым ухом. — Многие почтенные подданные моего графства осознали свою ошибку и вернулись на праведный путь.

Глаза Люкина сверкнули.

— Да, мы надеемся, что отсутствие Атайи положит конец ее делу, но мне не хотелось бы рисковать Кайтом, полагаясь на столь слабую надежду. Союзники принцессы живы. Я каждую неделю получаю сведения, что кто-то в деревне проповедует ее идеи. Люди не так легко обманываются без самой Атайи, но некоторые все же верят. Даже одна потерянная душа — уже много.

Мозель приподнял брови. Епископа Люкина не очень заботили чужие души.

В глазах священника горел огонь, он наслаждался своей речью.

— Лорнгельды — опасный народ. Постигая магию, они сходят с ума и околдовывают своими проклятыми чарами невинных людей. Отпущение грехов — единственный путь к их спасению, поэтому Атайя Трелэйн со своими фанатиками стремилась запретить таинство! — Голос епископа достиг предела громкости, наполнив сводчатую залу подобно органу. — Ее люди проповедуют божественное происхождение магии и учат других наносить заклинания, улучшая свою жизнь, но губя душу! И если они победят, то нашим народом будут править колдуны, использующие свои коварные силы против тех, кто ими не обладает. Они отнимут земли у настоящего властелина! — Люкин указал рукой на короля, ноздри дрожали от негодования. — Мы живем в мире, мои господа, в мире, пережившем междоусобные войны. Позволим ли мы этим чародеям покорить нас и заставить служить их Создателю, а не нашему?

Несмотря на мрачную картину, вырисованную епископом, Дарэк не смог сдержать улыбки. Последние месяцы кругом ходили слухи, что конечной целью Атайи является захват трона, но никто еще не произнес такой яркой речи. Советники онемели, напуганные будущим, которое обрисовал Люкин.

— Дорогой епископ, — мягко проговорил Дарэк, — мы восхищены вашими ораторскими способностями, но всем давно очевидна опасность, которую представляет моя сестра. Не сама Атайя, — добавил он самодовольно, — а ее идеи и союзники. У вас есть конкретные предложения?

Глаза Люкина сверкнули, словно высеченная кремнем искра. Ему не нравилось, когда проповедь так резко обрезали, однако, вспомнив о прежнем разладе с королем, смирился.

— Как я уже сказал, лорнгельды — опасный народ. Курия считает, что их нужно уничтожить. Король Фалтил уже пытался это сделать, но прошло двести лет. Мы можем попробовать снова.

Советники зашептались, некоторые выразили робкие сомнения, другие — открытую жажду крови.

— Но как нам справиться с ними? — спросил один из лордов. — Фалтил использовал против лорнгельдов собственную магию. А мы таковой не обладаем.

— Когда-то обладали, — проворчал Люкин полушепотом. Он поймал взгляд Дарэка: оба подумали о колдуне-священнике по имени Алдус, который сначала помогал им, а затем предал. — Нам она и не нужна. Даже если бы некоторые колдуны вздумали встать на нашу сторону, мы отказались бы. Атайя хорошо воспитала своих учеников, — с горечью сказал он советникам, — попав в ее руки, они уже не могут вырваться. Их забирает Отец Лжи. Наше решение заключается в следующем, — продолжил он, совсем забыв о гневе. — Курия предлагает создать Трибунал во главе со ставленником его величества; чьей единственной целью будет искоренять еретиков и наказывать их.

Не обращая внимания на поднявшийся в зале ропот, епископ взял со стола стопку бумаг.

— Вот составленный мною документ, который подписали большинство жителей Курии. Здесь в подробностях описывается, сколько нам необходимо людей, куда их направить, каким образом мы собираемся выявлять колдунов и какие меры против них применять — и против тех, кто их поддерживает. Мы также намереваемся давать вознаграждение тем, кто будет способствовать нам, обличая своих соседей, вовлеченных в гнусную кампанию.

В залитой солнцем палате было тепло, однако Мозель натянул на плечи накидку, почувствовав неожиданный холодок. Казалось полностью неправильным, что священник защищает божественные идеи с мечом в руке… словно рассчитывает количество задействованных солдат, расставляет их на поле боя, выбирает подходящее время для атаки. Но это и есть война, понял Мозель, война против лорнгельдов, какую не вели уже двести лет.

— Вы имеете в виду создание инквизиции?

Он и не заметил, что произнес это вслух, пока не заметил оскал Люкина. Щеки Мозеля накалились, как угли. Старый герцог редко высказывался и никогда не выдвигал стоящих идей, поэтому епископ был вдвойне разгневан.

— Я имею в виду систему справедливости, господин Джессингер, — ответил он, ставя ударение на каждом слове, слегка покровительственным тоном.

— Но вы сами говорите, что движение Атайи начинает угасать, зачем же тратить силы на формирование Трибунала? Без предводителя союзники забросят дело и исчезнут сами по себе.

Люкин взмахнул руками в возмущении:

— Фанатики непредсказуемы, мой господин. Они редко так просто сдаются. Если мы ударим сейчас и подавим восстание в зародыше, то избавим себя от худшего положения дел.

— Но такое насилие… натравливание соседа на соседа…

Епископ резко поменял тактику:

— Не хотите ли вы сказать, что вы потворствуете еретикам? Может, вы даже считаете нужным дать им право выражать свои бунтарские мысли?

Мозель съежился под всепоглощающим взглядом Люкина.

— Я… я такого не говорил…

На лбу Джессингера образовались капли пота, он суматошно искал достойный ответ, надеясь, что кто-нибудь из советников поддержит его мнение. Однако гнетущая тишина становилась унизительной, и Мозель вспомнил, что за все свое пребывание при дворе имел только одного союзника, готового стоять за ним в спорных ситуациях. Но, к сожалению, королева Сесил уехала прошлой осенью в южное графство Халсей ожидать рождения второго ребенка, и речь о ее возращении до сих пор не заходила.

Никогда ранее Мозель не переживал отсутствия друга так остро.

— Мне кажется, Джессингер имел в виду, — произнес Дарэк, нехотя спасая своего советника от ярости Люкина — что Курия предлагает довольно жесткие меры.

— Да ваше величество. Но как вы некогда сами сказали, Атайя и ее люди понимают только суровый подход.

Дарэк кивнул, признавая его правоту. Епископ бросил на Мозеля самодовольный взгляд и вернулся на свое место. Речь была закончена.

Король взял толстый документ и пробежал его глазами, непроизвольно оттягивая редкие пучки коричневой бородки, подернутые преждевременной сединой.

— Трибунал… — начал он, взглянув на Люкина. — Предложение радикальное, но нельзя сказать, что оно лишено преимуществ. Буду откровенен с вами, господин епископ. Я возглавляю государство меньше года. Мой отец царствовал двадцать лет, и сердца жителей Кайта до сих пор верны ему. Я только взошел на трон, и сделать такой шаг в самом начале правления…

Слова затихли, Дарэк погрузился в размышления на пару минут.

— Мы должным образом рассмотрим предложение Курии, — наконец продолжил он. — Я не буду спешить с решением вопроса такой важности и не приму совета от собравшихся здесь людей, пока они не обдумают его как следует. Вынесение окончательного вердикта потребует времени.

Люкин опустил голову в молчаливом согласии.

— Как пожелаете, но я должен напомнить, что чем раньше мы вырежем эту червоточину, тем быстрей Кайт излечится от ран. И избавившись от нее, мы устраним возможность распространения заразы.

Позабавленный упорством Люкина король уважительно улыбнулся:

— Точно подмечено, господин епископ.

Потянув занемевшие ноги, Дарэк с документом под мышкой поднялся с трона.

— Мои господа, дело слишком серьезное, и сегодня нам не справиться. Вечером я перечитаю предложение и дам его каждому из вас, после чего мы соберемся снова и обсудим, как поступить.

Отложив собрание, Дарэк вышел из палаты. За ним последовал епископ. Советники не спешили расходиться, они обменивались мнениями, наливая по бокалам вино.

— Дерзкое предложение этот Трибунал, — отметил седеющий граф слева от Мозеля.

— Действительно, — ответил Джессингер. — Интересно, одобрит ли его король.

— А почему нет? — воскликнул собеседник, подняв от удивления брови. — Вы же не поощряете колдунов, которые творят, что им в голову взбредет? Они так весь Кайт отдадут в руки дьяволу. Нет-нет. Король Фалтил по праву преследовал их двести лет назад. Стереть еретиков с лица земли, пока они не стерли нас.

— Не уверен, что их цель именно такова…

— Боже, вы же их не защищаете?

Мозель съежился от обвинения, которое недавно предъявил ему и епископ Люкин.

— Нет, я…

— Надеюсь, что нет, или вы будете первым, кого Трибунал предаст костру.

Хотя граф не хотел задеть Мозеля, у Джессингера душа ушла в пятки при мысли о подобной смерти.

— Я всего лишь передаю то, что услышал во время поездки в Рэйку, — смущенно объяснил он, чувствуя, что снова вспотел. — Там считают, что лорнгельдам не нужен Кайт. Они просто хотят вернуть тот образ жизни, который вели до короля Фалтила, до Времен Безумия, когда их учили пользоваться магией, пока они не потеряли рассудок. Возможно, жители Рэйки ошибаются, — поспешил добавить Мозель, увидев гнев в глазах собеседника, — но, вероятно, лорнгельды не так сильно жаждут власти, как нам кажется.

Седой граф вскочил на ноги, стул отскочил, проскрипев по выстланному плитняком полу. На шум лениво обернулись несколько советников, друг Мозеля заметил, что на него смотрят, снизил голос и продолжил пылким шепотом:

— Мозель Джессингер, ты и в самом деле дурак. Ты ни на одном собрании не высказываешь своего мнения, а теперь защищаешь точку зрения, которая наверняка доставит тебе массу неприятностей.

— Я не на их стороне…

— Ты, кстати, привел почти те же доводы, что Атайя на суде. Ради твоего же блага я никому об этом не скажу, тем более его величеству.

Он встал, полный отвращения, и ушел, не оглядываясь.

Мозель выпил чашу вина, которую сам себе и налил, и украдкой вышел из залы с полным осознанием того, что высказанное мнение — не только игра в адвоката дьявола, но угроза его, Мозеля, положению, опасность, к которой он не привык. Однако мысль о создании инквизиции — Трибунала, как назвал его епископ, — потрясла Джессингера до глубины души. Такое решение послужит гибелью для Кайта, а не спасением, как считает Курия.

Одержимый желанием выбраться из стен замка Мозель вышел в небольшой двор, примыкающий к зале Совета, и сел на гравированную каменную скамью рядом с кустами роз. Печально вздохнув, достал из поношенного платья кулон на тонкой цепочке — медальон размером с монету всегда находился под одеждой и был его единственной изысканной вещью. Мозель приставил палец к застежке, чтобы отскочила серебряная крышечка, но тут закрыл глаза и засунул кулон обратно.

На него нахлынула грусть, надавила неимоверной силой на хрупкие кости; то была боль, не имеющая никакого отношения к возрасту и немощи. Боже, зачем он сохранил кулон? Зачем, если он вызывает глубокую печаль, а не служит желаемым утешением? Со временем любой подарок теряет свою власть. И этот тоже утратил на некоторое время. Но теперь его могущество вернулось, пробудившиеся воспоминания угнетали больше, чем когда-либо. Угнетали, потому что сила исцелиться была в руках Мозеля, но у него не хватало мужества.

Он устало переплел костлявые пальцы и положил их на колени. Все лето, когда июль сменял июнь, а затем приходил август, Джессингер чувствовал беспокойство. Что-то толкало его на поступок, который он, да и никто другой, не смог бы совершить или не стал бы. Мозель не привык к дерзким выпадам, поэтому в его душе засел страх, а не огонь приключений, как в молодом теле. И в нем когда-то горело это пламя, он не всегда был стариком. Попросить пост в Саре — хороший предлог для побега, но внутренняя тревога подсказывала, что если он спрячется в чаще острова, как напуганный кролик, то боль не только не уменьшится, но неизбежно вовлечет других людей в страдания, что мучили его сорок лет из прожитых шестидесяти двух.

Мозель тихо вздохнул, потирая глаза. Боже, заставит ли его действовать эта боль? Скольким придется страдать, пока он будет день за днем бороться с собой?

Он понимал, какие беды принесет людям епископ Люкин, если убедит короля одобрить создание Трибунала.

Просидев так полчаса в тихом, если не сказать мирном, раздумье, Джессингер схватил кулон и открыл его. Коснулся пальцем высохшего лепестка внутри; блеклый и сморщенный, он выглядел жалко, когда вокруг цвели живые цветы.

— О, роза!

Прошептав это слово, Мозель понял, что тревога внутри него стала невыносима. Его совесть, которая выла и царапала когтями стены души сорок лет, наконец прорвала осаду. Преграды рухнули и превратились в пыль, которой никогда не улечься.

Шесть часов спустя, держа поводья серо-коричневого мерина, Джессингер ехал по извилистым, освещенным луной улицам Делфархама. Разумней было бы взять сопровождение, но дело требовало конфиденциальности. Логичней было б дождаться утра (один человек ночью — приманка для воров), но он уже достаточно ждал.

Борясь со страхом, Мозель держал путь в южное графство… в город Кайбурн, в сердце восстания Атайи Трелэйн.

Глава 3

Джейрен сбросил с плеч джутовую сумку и с досады швырнул ее на землю, подняв клуб пыли. Он тяжело опустился на пол овчарни, скорей из-за чувства поражения, чем от усталости. Грязные пальцы пригладили не менее грязные волосы. Снова дома — или, точней, в том месте, что служило ему домом в Кайте, — после двух с половиной месяцев долгой дороги, но нет никакого облегчения.

— Еще один ложный след, — с горечью произнес он, закрыл глаза и прислонился к стене из грубо высеченных камней. — А это была последняя надежда.

Перед ним в позу лотоса села мастер Тоня. Что может быть приятней холодной земли в жаркий августовский вечер? Она спрятала локон седеющих волос под платок и вытерла потные руки о мятый фартук, неровно завязанный на юбке чайного цвета.

— Я знаю, что ты устал, Джейрен. Богу известно, мне сейчас не легче, к тому же моим костям на добрые тридцать лет больше твоих, — проговорила она, пытаясь привнести хоть немного юмора в безрадостный вечер.

Тоня искренне улыбнулась, но Джейрену было так тяжко, что он смог одарить ее лишь взглядом, полным безысходного уныния.

— Надо узнать, не поступали ли за наше отсутствие новые сведения, и отправляться в путь, — продолжила она, чтобы он не впал в отчаяние безвозвратно. — Не теряй надежды, Джейрен, — ободрила Тоня. — Лишившись ее, ты утратишь все.

— Вера, — презрительно сплюнул он. — Если б от нее что-то зависело, мы бы давным-давно нашли Атайю. Не возражаешь, если я обойдусь без иллюзий?

Как только Джейрен выразил свою горечь, ему стало стыдно. Тоня, член элитарного Совета мастеров, заслуживала уважения, а последние несколько дней он обращался с ней как с домашней прислугой, у которой все из рук валится перед строгим господином. И, как опытная подопечная, она молча сносила его дурное настроение, отчего Джейрену становилось еще хуже.

— Она верит, что мы найдем ее, — тихо сказала Тоня без доли злости. — А ты собираешься сдаться, потому что это оказалось не так просто? Если б Атайя так мыслила, кампания загнила бы в самом начале. — Тоня остановилась, смотря Джейрену прямо в глаза. — Ты хочешь, чтобы она тоже отчаялась?

Джейрен от стыда опустил голову, копна отросших волос упала на лицо золотой вуалью.

— Прости, Тоня, я не хотел грубить тебе. Просто не могу забыть, что время на исходе… или мы уже опоздали.

Они замолчали. Джейрен стал праздно рисовать по грязи острой веткой, но что бы он ни задумывал изобразить, каждый набросок неизменно походил на молодую девушку с выразительными глазами и густыми черными волосами.

Джейрен знал, что ему не следует расстраиваться из-за отсутствия результата (каждый день они с Тоней отправлялись на поиски и гонялись лишь за призраками), но он чувствовал, что одна из наводок должна привести их к Атайе. Они внимательно выслушивали мириады слухов, витавших по Кайбурну и близлежащим деревням, и каждый говорил что-то новое о местонахождении принцессы, приводя их в смятение. То Атайя якобы в имении его величества в Толоне, то в его деревенском доме в Горахе. Одни утверждали, что она в монастыре Святой Бригитты на западе, другие — что у сестер Блаженного Символа на юге. Многие клялись, что видели, как Атайю везли в королевской карете в тюрьму — на север, юг, запад, восток. Некоторые даже уверяли, что сам Дарэк сопровождал экипаж, но большинство признавали, что то был не король вовсе, а шериф с охраной, который вез в столицу налоговые сборы графства.

Купив лошадей на деньги, которые Осфонин дал Атайе прошлой весной, Джейрен и Тоня прочесывали весь Кайт, руководствуясь кипой сбивчивых наводок, смотрели в визуальную сферу в каждом городе, деревне и лачуге. Увидев в них пустоту, они возвращались домой ни с чем, ничуть не ближе к цели, чем три месяца назад.

— Почему все так происходит? — вдруг спросил Джейрен, смотря на дверь овчарни, будто в надежде, что кто-то сейчас войдет и даст ему полноценный ответ. — Мы могли бы уже пожениться, и моей единственной заботой было бы стать Атайе хорошим мужем, а не беспокоиться, выживет ли она, чтобы выйти за меня замуж.

Тоня сочувственно улыбнулась.

— Зато ты точно знаешь, что она хочет быть твоей женой. Прошлой зимой ты на это и не надеялся.

Джейрен удрученно кивнул. Его постоянно мучила мысль о жестоком повороте судьбы. Сначала Атайя дала отказ его предложению руки и сердца, она боялась подвергнуть его опасностям, которые подстерегают колдуна на ее родине, но, едва приехав в Кайт с группой только что оперившихся магов, девушка призналась Тоне, что совершила ошибку. Принцесса не успела вернуться в Рэйку, чтобы дать согласие, потому что Джейрена арестовали люди Дарэка, а ее саму завлек в ловушку епископ Кайбурна. С тех пор Джейрен ее не видел, кроме мимолетной встречи в тот день, когда его чуть не предали смерти.

— Это так печально, — тихо произнес Джейрен, щурясь от яркого света, проникающего через дверь. — Я так ее люблю. Я бы все ради нее сделал. Но чтобы помочь, надо найти Атайю!

— Джейрен…

— Прошло уже три месяца, Тоня. Три месяца. И ты знаешь, что сказал мастер Хедрик. Несколько дней под блокировкой можно прожить спокойно, от пары недель тоже не будет вреда. Но магия Атайи взаперти с мая, а сейчас середина августа!

В приступе гнева Джейрен сломал ветку, которой рисовал и выкинул в грязь, испортив последний рисунок.

Тоня смотрела на него, и ее переполняла боль, какую чувствует мать, которая видит страдающего ребенка, но ничего не может поделать.

— Мы стараемся изо всех сил, Джейрен. Надо просто продолжать поиски. Идем, — сказала она, с трудом вставая на ноги, — выпьем по кружке пива, затем вернемся в лагерь и передохнем. Нам так не хватало этого последнее время.

Тоня налила две кружки янтарной жидкости из бочки, что стояла за овчарней. Джейрен затоптал остатки рисунка. Взяв из рук Тони напиток, он поплелся обратно, глядя по сторонам на людей, которых совсем недавно словно и не заметил, потому что был слишком опечален провалом путешествия. На теплой зеленой поляне, между овчарней и лесом, кучками сидели начинающие колдуны, упражняясь в заклинаниях. Некоторые работали с визуальными сферами и светящимися шарами, другие рисовали на восковых дощечках замысловатые карты, третьи появлялись и исчезали, корпя над невидимыми покровами. Даже если многих магов не было видно и к тому же если предположить, что некоторые находились в лесном лагере, все равно их осталось очень мало. Джейрен был уверен, что перед отъездом группа насчитывала по крайней мере пятьдесят человек.

Теперь вокруг меньше двадцати.

Увидев его в дверях, одна из женщин бросила двух молодых людей, которые тренировали друг на друге невидимые покровы. Она стерла рукавом пот со лба и направилась вверх по холму к овчарне. Благодаря каштановым волосам, загорелой коже и темно-карим глазам женщина походила на лесную нимфу. Однако последнее время женщина утратила изящность мифического создания. Она шла шаткой походкой, одной рукой потирала поясницу, а другой держалась за живот, откуда скоро, очень скоро должен был появиться ребенок.

Подойдя к овчарне, она ничего не сказала. Незачем было спрашивать, как дела. Тоня с Джейреном вернулись без Атайи, а это может означать лишь две вещи: они ее не нашли или они отыскали ее слишком поздно, и принцесса умерла.

— Нас стало меньше, — отметил Джейрен, пропуская ее вперед. — Без Атайи они начинают покидать нас.

Джильда печально кивнула.

— Ночью ушли еще двое. За последний месяц тридцать человек присоединились к нам и бросили, не наработав достаточных навыков. Происки епископа значительно подпортили дело. Лагерь в безопасности благодаря защитным покровам и иллюзорным заклинаниям, но мы были вынуждены поставить караул вокруг овчарни. Еще никто не пострадал, и рейдов стало меньше, но тем не менее все находятся в постоянном страхе. Осталось восемнадцать человек.

Джейрен болтал в кружке эль, не делая ни одного глотка.

— Негусто… восемнадцать со всего Кайта.

— Бывали дни, когда число снижалось до одного, — напомнила Тоня, мудрые глаза молили его не терять надежду. Затем повернулась к Джильде. — Где все? — спросила она, протягивая третью кружку.

Женщина не стала пить, но опустила в жидкость пальцы и втерла прохладный эль в лоб и горло. От жары и добавочного веса Джильда сильно потела.

— Кейл и Камерон чинят крышу спальни в главном лагере. Дождя давно не было, поэтому они значительно продвинулись вперед. До зимы надо соорудить еще несколько комнат. Ранальф с утра помогал мне вести обучение, а пару часов назад отправился в Кайбурн разослать листовки и провести агитацию. Последние несколько недель епископа Люкина нет в городе, и мы, пользуясь его отсутствием, продолжаем наше дело. К сожалению, Ранальфа не слишком тепло принимают в Кайбурне, — добавила она. — Епископ грозил отлучить от церкви любого, кого поймают во время наших проповедей. Когда Ранальф последний раз упомянул имя Атайи, народ чуть не разорвал его на части.

Джейрен глотнул холодного эля. Ему это было знакомо. Во время поисков они с Тоней пытались распространить весть о кампании в разных городах Кайта и советовали лорнгельдам, желающим избежать таинства отпущения грехов, обратиться к магам, которые обучают чародейству в овчарне неподалеку от Кайбурна. Они говорили это только перед самым отъездом, потому что после подобного предложения всегда находились разъяренные жители, которые хватали острые фермерские орудия и прогоняли их прочь из графства.

— Ранальф собирался зайти к Руперту узнать, нет ли известий об Атайе. Пока все тихо, — добавила Джильда, сочувственно глядя на Джейрена.

Об их отношениях уже всем было известно.

Джейрен хмуро кивнул и выпил весь эль одним глотком. Если по Кайбурну ходил новый слух, то он непременно достигал популярной таверны «Черные львы», а ее владелец Руперт, чей сын числился среди оставшихся учеников, сразу же передавал им эту информацию.

— Значит, ты сегодня практически одна работала с восемнадцатью людьми? — удивленно спросила Тоня. — Почему ты не попросила Фостера тебе помочь? У него очень хорошо получаются заклинания.

Переминаясь с ноги на ногу, Джильда опустила взгляд.

— Он один из двух, что ушли нынче ночью, — сообщила она. — Сказал, что с Трелэйн во главе было одно, а без нее — совсем другое. Мы теряем право на существование. Я пыталась уговорить его остаться, но тщетно. — Джильда смочила лоб парой капель эля. — По крайней мере Фостеру более не грозит сумасшествие, и он достаточно хорошо владеет магией, чтобы не наворотить дел. Может, это и стало причиной его ухода.

— Не сомневаюсь, ты сделала все возможное, — уверила ее Тоня. Внимательно всмотревшись в лицо Джильды, она недовольно прикусила губу. — Смотри не перенапрягайся. Я знаю, когда мы уехали, учителей осталось мало, но тебе надо приберечь силы до родов. — Она добродушно улыбнулась. — Вот тогда придется попотеть.

Тоня допила пиво и промокнула со рта пену фартуком.

— Раз мы вернулись, надо посмотреть, чего достигли наши ученики. По крайней мере те, кого мы обучали до отъезда, — добавила она полушепотом, нахмурив брови.

Своим обычным быстрым шагом Тоня повела их к полудюжине колдунов под яблоней. Джейрен щурился от солнца. Нет, это не яблоня, а клен: талантливый ученик нанес на ветви иллюзорное заклинание и теперь срывал спелые яблоки и одно за другим метал их в никуда. Когда они приблизились, ученики отложили занятие, иллюзии рассеялись, визуальные сферы исчезли. Юноша в очках оторвал взгляд от книги, что лежала у него на коленях, и рядом неожиданно появился еще один человек: снялся умело наложенный невидимый покров. Несмотря на хор радостных приветствий, ученики заметили, что Джейрен с Тоней вернулись ни с чем. Некоторым удалось скрыть разочарование, другие были откровенно раздосадованы.

— Вижу, ты почти одолел «Книгу Мудрецов», Жерар, — сказал Джейрен молодому человеку в очках, пытаясь скрыть свое облегчение, что не все их покинули. — Уже запомнил последовательность Советов?

— Вы не нашли ее?

Такая прямота проткнула мыльный пузырь веры, которую Джейрен столь тщательно берег.

— Нет, — серьезно ответил он. — Пока нет.

Жерар на мгновение замолк, о чем-то думая, затем решительно закрыл книгу и поднялся на ноги.

— Тогда я ухожу.

— Уходишь? Куда?

— Куда угодно… отсюда, — кратко ответил он, взял легкую накидку, на которой сидел, смахнув приставшую к ней сухую траву. — Я сын потомственного строителя и знаю, что стены не ставят, не заложив фундамента. Иначе все провалится.

— Жерар…

Как и все, кто ушел до него, юноша был готов следовать за Трелэйн, сестрой короля, единственной дочерью Кельвина. Совсем другое — вверять себя основателям ее кампании, ни один из которых не является уроженцем Кайта. Не имела никакого значения даже сомнительная репутация Атайи до занятия колдовством и до суда по обвинению в ереси. Имя ее отца придавало принцессе романтический ореол, делало ее живой легендой. В ней течет королевская кровь, и жители Кайта не забыли об этом.

— Я уже две недели как решил уйти, если вы вернетесь без Трелэйн. — Жерар повесил на плечо накидку и вручил книгу одному из учеников. — Должен сказать спасибо за то, чему вы меня научили — все вы… — сказал он, окинув взглядом Джейрена, Тоню и Джильду, — но мне здесь больше нечего делать. Если принцесса Атайя вернется, вернусь и я.

Жерар быстрым шагом направился к лесу, несомненно, в лагерь за вещами. Тоня поспешила за ним, но не так бодро, как ранее, словно знала, что любые, даже самые убедительные доводы будут тщетны.

— Черт возьми! — пробурчала Джильда. Джейрен поднял бровь: он первый раз слышал, чтобы она ругалась. — Я надеялась, он скоро станет учителем. Жерар уже знает свои буквы и так быстро все схватывает…

Она замолкла, провожая Тоню с юношей печальным взглядом, выдавая уверенность, что больше его не увидит.

Если вернется Атайя. Слова Жерара звучали в голове Джейрена как похоронные колокола. Если. Он тотчас стал гнать мысли о неудачном исходе. Тоня права: нельзя терять надежды, как бы трудно это ни становилось день ото дня.

Испив чашу разочарований, Джейрен решил пойти в лагерь поспать. Он кивнул Джильде, повернулся в сторону леса и тут заметил здорового широкоплечего мужчину, который вприпрыжку бежал через луг. Ярко-рыжие волосы и борода светились точно маяк на фоне зелено-золотой травы. Несмотря на трагичность обстановки, Джейрен улыбнулся: ему очень нравился Ранальф с его непристойным юмором. Бывший наемник с острова Саре, Ранальф Осгут был грубым, но очень приятным человеком, от которого в любой момент можно ожидать громкой отрыжки или открытого почесывания любого места, что зудит. Невзирая на внешнюю неотесанность, он жаждал увидеть Атайю дома целой и невредимой, как и все остальные.

— Скверно выгладишь, — сказал Ранальф вместо приветствия, взглянув на потную рубашку и грязные штаны Джейрена.

Он не задал вопроса об Атайе, прочтя ответ по глазам.

— Точно подмечено, Ранальф. Я и чувствую себя скверно, — опустил плечи Джейрен.

— Кто-то в городе нас разыскивает, — ткнул он пальцем туда, откуда прибежал.

По лицу и шее тонкими струйками блестел пот. Хоть сильное тело было в хорошей форме, наемник тяжело пыхтел, никак не мог восстановить дыхание.

— И что в этом необычного? — спросил Джейрен. — Хорошо, если бы наши ряды пополнялись.

— Он говорит, что наш друг, — добавил Ранальф, сняв рубашку и утирая лицо. — Этот человек знает твое имя.

Джейрен нахмурил брови, сложил руки на груди и задумчиво уставился в землю. Крайне мало людей в Кайбурне знали его по имени, и большая часть из них желали его смерти.

— Тогда наш любопытный друг или не друг вовсе, или дурак, — отметил он. — Если так открыто спрашивать обо мне, то недолго и загреметь в тюрьму за связь с еретиками.

— О, он прекрасно осознает, что делает, — возразил Ранальф. — Сначала посетил дом сэра Джарвиса, который вряд ли сдал бы его. Стал спрашивать об овчарне — а ее существование ни для кого не секрет, — потом упомянул твое имя и сказал, что проделал путь из Делфархама, чтобы повидаться с тобой. У Джарвиса возникли подозрения, не человек ли это Дарэка, и он оставил мне записку в таверне «Черные львы».

— И кем был наш загадочный гость?

— Не захотел давать своего имени, — покачал головой Ранальф. — Вообще ничего не сказал, кроме того, что у него для тебя крайне важная информация. Джарвис утверждает, что незнакомец — старый человек, около шестидесяти. На нем одежда благородного господина, но она явно видела лучшие деньки. Знаешь такого?

Джейрен взял нитку собственного изношенного наряда и улыбнулся, вспомнив, что некогда и сам одевался как сын герцога.

— Знаю я такого, — ответил он. Улыбка сошла с лица, сменясь тревожным взглядом. — Похоже на западню.

— Не исключено, что король опять пытается поймать тебя.

— Я так и подумал. — Джейрен ходил по кругу, потирая подбородок: собирался с мыслями. — Мы знаем, где его найти?

— Джарвис попросил старика зайти к нему завтра в полдень и отослал ночевать в «Черных львов». Руперт присмотрит за ним, мало ли что тот надумает.

— Ему не доведется ничего надумать, — заявил Джейрен и посмотрел на юг, в сторону Кайбурна. — Если это ловушка мы сами спустим курок. Я поеду сегодня в город навестить нашего «друга» и поговорю с ним на своих условиях. Хочешь присоединиться ко мне? — спросил он Ранальфа.

Наемник одобрительно улыбнулся, обнажив дыру, где когда-то было два зуба.

— Почему бы и нет, — ответил он, от души хлопнув Джейрена по плечу. — Давно я не вылезал на приятную вечернюю засаду.

Когда колокола кайбурнского собора пробили одиннадцать часов ночи, Джейрен с Ранальфом прокрались через извилистые улицы города в обшарпанную, но всеми любимую таверну «Черные львы». Там их, как всегда, ждал приятный свет ламп и манящий запах жареной баранины. Обойдя знакомое помещение, друзья нашли пузатого седого хозяина, который наливал вино по кубкам. Заметив их, тот отставил графин и пригласил сесть в угол рядом с кухонной дверью.

— Я так и думал, увижу вас сегодня вечером, — сказал он Ранальфу с кривой улыбкой и кивнул в сторону Джейрена. — Это его ищет старик?

Ранальф кивнул.

— Какую ты дал ему комнату, Руперт?

— Последнюю слева. Заплатил за всю. Столько много нам редко платят. С такими деньгами ходят в другие места. — Он сунул руку в карман и достал тонкий железный ключ. — Вот держите. Только постарайтесь не замарать все кровью, хорошо? Комнату недавно вычистили, и горничная рассвирепеет, если ей придется убирать заново, уже второй раз за месяц.

Руперт отошел обслужить постояльцев, и Джейрен с Ранальфом поднялись по лестнице в дальний угол верхнего этажа. В каждом конце коридора горело по факелу, от едкого черного дыма у Джейрена заслезились глаза.

— Вот она, — прошептал Ранальф, остановившись у покореженной дубовой двери.

Он прижал к ней ухо, затем неумело вставил ключ в замок. Пальцы мага отвыкли орудовать подобным инструментом, он иначе попадал в запертые комнаты. Поворот ключа, тихий щелчок.

Они осмотрелись, пуст ли коридор, и спрятались под невидимым покровом, чтобы их жертва ничего не заподозрила, прежде чем не будет слишком поздно. Ранальф пихнул дверь, она открылась, издав противный скрежет. Луч желтого света упал на вычищенный пол.

Внутри резко прервалось ритмичное неглубокое дыхание, сменившись удивленным хрипом из-под одеяла. Не так уж крепко спал их «друг».

— Кто там? Что ж это такое…

Спрятав рукой глаза от света, он вылез из постели и шатающейся походкой направился к двери. Длинные тонкие ноги путались в полах ночной рубашки. Джейрен и Ранальф бесшумно вошли в комнату до того, как он закрыл дверь, ворча о плохих замках, а затем вернулся в теплую постель.

Лунный свет залил комнату серебром. Друзья встали по обе стороны кровати, ни на что не наткнувшись. Ранальф достал из ножен кинжал. Потом они одновременно сняли защитные покровы, и лезвие оказалось прямо у горла сонного человека.

— Так, ладно, вставай, — прогремел Ранальф, взяв его за ворот ночной рубашки. — Ты хотел нас найти, вот мы и пришли. Говори.

Сон вмиг развеялся. Мужчина увидел горящие глаза чужака и испуганно забормотал:

— Кто… что? О боже мой, деньги вон там… в башмаках. Забирайте. Забирайте все, что хотите…

— Нам не нужны деньги, — спокойно ответил Джейрен. — И мы не собираемся причинить тебе зло. Просто пришли выяснить, зачем ты спрашивал обо мне в доме сэра Джарвиса.

Мужчина продолжал бессвязно плести свое, будто не до конца проснулся.

— Что спрашивал? Кто вы такие? Я же сказал… деньги там.

Джейрен нахмурил брови. Этот голос. Где-то он его раньше слышал, и причем недавно. Но не здесь. Может, в Кайте?

Резко повернув ладонь, он что-то шепнул, и появился светящийся шар, залив комнату красным светом. Мужчина ахнул, в Кайте люди не привыкли к проявлениям магии. Когда стала видна каждая морщинка на лице старика, у Джейрена от удивления отвисла челюсть; чудо волшебства стыло на ладони.

— Господин Джессингер?

— Я так и знал! — крикнул Ранальф и усадил старика, словно тот был не тяжелее пера из подушки. — Ты из свиты короля, так? — вопросил он, неистово тряся жертву. — Хочешь поймать моего друга? Признавайся!

— Нет, пожалуйста…

— Подожди, Ранальф, отпусти его.

Хотя семь месяцев назад этот кайтский лорд привез в рэйкский суд указ Дарэка арестовать Атайю, Джейрен помнил, что Джессингер был единственным в делегации, кто говорил с ним более или менее учтиво. Он вроде даже сожалел о том, что был вынужден доставить распоряжение.

— Слушаю вас, мой господин, — сказал Джейрен, пытаясь не выдавать своих симпатий, не забывая, что перед ним человек, давший присягу королю. — Чего хочет от меня член Совета Дарэка?

Старик наклонился вперед, прижимая к груди одеяло.

— Монастырь Святого Джиллиана. На северном побережье, около десяти миль к западу от Эристона.

Джейрен уставился на Джессингера, ничего не понимая. Неожиданная смена темы сбила его с толку.

— Что?

— Там находится принцесса Атайя.

В комнате водрузилась мертвенная тишина, нарушаемая лишь неровным дыханием графа. Сердце Джейрена чуть не выпрыгнуло из груди от радости, он тотчас забыл все невзгоды минувшего дня. И все же попытался усомниться, потому что выслушал немало ложных слухов. Тщетно, слова Джессингера подействовали на него словно заклинание, пробудившее надежду, и дух его воспарил столь высоко, как ни разу за последнее время.

— С чего мне вам верить? — спросил он, пряча эмоции за наигранным скептицизмом. Джейрен выпустил из руки светящийся шар, который повис в воздухе сам по себе, и приблизился впритык к старику. — Во время нашей последней встречи вы намеревались забрать Атайю на суд. Откуда такой дружеский жест?

— Я рискую жизнью, разглашая место пребывания принцессы, тем более вам. — Старик взволнованно сжимал одеяло. — Поэтому я не стал искать вас в… в овчарне, о которой весьма наслышан. У ваших людей нет причин меня любить… к тому же я боялся, что меня увидят с вами. Поскольку мы раньше встречались, то я решил, что вы дадите мне шанс помочь вам.

— Очень трогательно, — отметил Ранальф с явным сарказмом, — но если вам так чертовски сильно захотелось спасти Атайю, то зачем связываться с нами, сделали бы все сами.

Джессингер начинал терять самообладание.

— Я сначала так и собирался поступить, но мне в монастырь не пробраться, по крайней мере инкогнито. Он стоит на границе с моим графством, и настоятельница знает меня лично. А вы… вы владеете магией! Можете становиться невидимыми. Так говорил король, и… — Тут он не выдержал, глаза лихорадочно метались с Джейрена на Ранальфа. — О, пожалуйста, — продолжил Джессингер, — молю вас, отправляйтесь в монастырь Святого Джиллиана и убедитесь в правдивости моих слов.

— И попасться в сети, которые вы для меня расставили? — возразил Джейрен. — Я уже знаком с королевской засадой. Она могла стоить мне жизни.

Ему было нелегко изображать рассерженную жертву, ведь недоверие давно улетучилось.

Кайтский лорд все теребил одеяло костлявыми пальцами.

— Ради Бога, вы должны мне поверить. Я присутствовал на суде Атайи. Я знаю, где она.

В душе Джейрен искренне верил ему, но внешне казался непоколебимым. Еще рано.

— Тогда почему вы не помогли принцессе три месяца назад, когда ее туда везли? Зачем столько ждать? — Джейрен сверкал глазами, в которых отражался красный огонь шара, словно из преисподней. — Сожалею, мой господин, но вам придется дать мне более четкие объяснения, чем добрые побуждения.

Джейрен закрыл глаза.

Добрые побуждения. Пусть хоть раз этого будет достаточно…

Ранальф посмотрел на старика.

— Слышал? — злостно гаркнул он.

Джессингер рассеянно нащупал на шее кулон, серебряный диск сверкал на серой льняной рубашке. Печальные глаза, казалось, были далеко.

— Я… не человек дела, сэр. Мне трудно это признавать. Раньше я надеялся, что вы найдете ее с помощью магии и спасете, что мне не придется вмешиваться. Но время шло, а новостей о побеге не поступало… Просто я не мог больше сидеть сложа руки.

Он замолчал, над чем-то задумавшись, затем поднял голову со вновь приобретенной уверенностью.

— Если вам станет легче, то можете проникнуть в мои мысли и убедиться, что я говорю правду. Я знаю, вы это умеете; Кельвин часто пользовался своими способностями, когда советники давали ему присягу.

Джейрен заморгал от удивления и полностью поверил лорду Джессингеру, который готов пройти пробу волшебством.

— Как желаете, — ответил он.

Проверка на ложь должна быть проведена в любом случае, захотел бы того граф или нет. С его согласия будет легче обоим.

Джейрен попросил его лечь и закрыть глаза; затем попытался проникнуть в мозг и прочесть то, что там хранится. Сначала было небольшое сопротивление, что естественно для человека, не привыкшего к подобным пробам, но вскоре оно рухнуло, словно стена, в которую метнули первый камень во время осады.

Затем все сокровенные мысли предстали перед магом как на ладони: целый поток эмоций, через которые прошел советник. В этом человеке не было скрытности, душа распахнулась настежь для осмотра, только старые раны и новая искра, что вспыхнула недавно.

В головокружительной смене образов часто мелькала темноволосая девушка с чарующими глазами, юная и полная жизни. Сначала она шла по саду, пестревшему розами, под руку с восхитительным молодым дворянином, кому еще не исполнилось двадцати. Они не могли друг от друга глаз оторвать. Затем картина сменилась, та же девушка, несколько встревоженная: в ней начала расцветать природная сила. Однако бутону не суждено было раскрыться, и Джейрен опять увидел розы, на сей раз в букете, который она несла на таинство отпущения грехов. Потом сокрушенный горем юноша собирал лепестки с пола часовни и плакал над ними.

Изображения сопровождались бурей эмоций, после того ужасного дня над ним нависло бремя тщетности всего, бремя знания, что нет смысла ни сражаться, ни жить. Если девушку такой красоты и духовности можно убить во имя бога, то к чему все его порывы? Остается протянуть отпущенные годы и умереть — соединиться с возлюбленной в смерти, раз не получилось при жизни.

Джейрен осторожно разорвал связь, дрожа от силы их взаимодействия. Он увидел, что по глазам лорда катятся слезы, и понял, что сам сейчас расплачется. После увиденного ему стало немного стыдно, собственные мучения вдруг показались не такими уж злосчастными. Хоть Джейрен и опасался за жизнь Атайи, у него оставалась надежда найти ее живой, привезти в Кайбурн и жениться. У человека, калачиком свернувшегося перед ним, такой надежды не было.

— Вот видите? — тихо проговорил Мозель, всхлипывая. Он открыл кулон и прикоснулся к выцветшему лепестку, поднятому с пола часовни столь много лет назад. — Я утратил все, когда потерял Розу. Недавно, когда Кельвина заинтересовали старые законы о лорнгельдах, я поверил, что все изменится, что другим не придется страдать так, как мне. После смерти короля мои упования развеялись, но тут появилась его дочь и продолжила дело отца. А теперь… — он медленно покачал головой, — я не отступлюсь, покуда в моих силах освободить ее и вернуть на прежнюю дорогу. — На лице Джессингера мелькнул страх, и он вцепился в кулон, словно черпая из него мужество. — Кайт ждут тяжелые времена. Лорнгельдам — и их сторонникам — будет нужен лидер. Им будет нужен кто-то из Трелэйнов.

Картина будущего выглядела ужасно, но у Джейрена не осталось терпения требовать объяснений. Покачнувшись от новых откровений и надежд, он отошел от кровати, повернулся спиной и, стоя в лунном свете, заорал в визуальную сферу громче, чем когда-либо.

— Тоня! Тоня, слышишь меня?

Он ждал, стуча по полу ногой от нетерпения. Вскоре он радостно зашептал:

— Тоня? Наконец-то. Быстро собери вещи на… сколько дней езды, вы сказали? — метнул он вопрос в Мозеля через плечо, словно пустил стрелу из лука.

— Две недели в карете…

— Боже, так далеко, — простонал Джейрен и про себя выругался, что не обладает талантом Атайи к перемещению в пространстве. Тогда путешествие заняло бы пару секунд, а не пару недель. — Тоня, приготовь вещей на месяц, — обратился он вновь в сферу. — Я знаю, где она, Тоня. Я знаю, где она. Мы отправляемся сегодня ночью.

Джейрен резким жестом удалил визуальную сферу и смахнул с пальцев туман, не дождавшись, пока он рассеется естественным путем. Затем развернулся и схватился за столбик кровати, словно чтобы не упасть.

— Я очень благодарен вам, господин Джессингер, — сказал возлюбленный Атайи, от переполнявших его чувств губы едва шевелились. — Спасибо. Весь Кайт перед вами в долгу.

Мозель опустил глаза, смутившись от похвалы.

— Мне будет приятно, если принцесса сможет сказать мне это сама. Но, пожалуйста, — сказал он, откидывая одеяло, — подождите, пока я оденусь. Хочу поехать с вами. Я хорошо знаю дорогу, буду вашим проводником.

— Нет, — твердо ответил Джейрен добрым тоном. — Вы проделали достаточно долгий путь. Чем нас меньше, тем быстрее едет карета. К тому же вас могут узнать в графстве, будут неприятности. Ехать должен я… Я собираюсь жениться на Атайе, мой господин, — выпалил он, чувствуя необходимость поделиться с Джессингером чем-то личным в ответ на его откровенность. — Она моя Роза. Еще поедет ее друг Тоня — единственная, кто может снять блокировку, отнявшую магические силы.

Мозель понимающе кивнул.

— Тогда езжайте, удачного вам пути. Но найдите меня, пожалуйста, по возвращении, — взмолился он в надежде узнать, принесут ли его усилия плоды. — И еще одно…

Граф наклонился к ботинку и достал кошелек, набитый монетами.

— Возьмите в дорогу. Хватит на лошадей, еду… все необходимое для спасения принцессы.

Джейрен удивился весу предложенных денег.

— Очень щедро с вашей стороны, но мы не можем…

— Нет, возьмите. Я еду отсюда в Халсей повидаться с королевой, рассказать ей обо всем. Если что, ее величество поможет мне до возвращения в столицу. — Первый раз за вечер он улыбнулся, от чего стал на много лет моложе, светясь жизненной энергией. — Когда вернетесь, дайте мне — нам — знать. Королева Сесил — давний друг Атайи, и ей важно знать, что с принцессой все в порядке.

Джейрен кивнул, привязал кошелек к поясу и рванул к двери.

— Идем, Ранальф. Времени мало. — В последний момент он обернулся и неловко сказал: — Мой господин, простите нас за неучтивое вторжение.

— Оставьте извинения на потом, — ответил Мозель. — Вам предстоит долгий путь, скорей отправляйтесь. О! И еще, сэр, уберите, пожалуйста, это. — Джессингер скорбно посмотрел на светящийся шар над кроватью. — Очень симпатичная вещь, но трудно будет объясняться с горничной.

Затаив дыхание, он проследил, как Джейрен задул маленький круг, и вздохнул, но уже без печали.

— Посмотрел бы я, как такие вот творит Роза…

Глава 4

Моросил дождь, и Тоня с Джейреном наконец стояли под плакучими ветвями ивы рядом с воротами монастыря Святого Джиллиана. Для первой ночи сентября было удивительно холодно, даже для самой северной точки Кайта. Хотя Джейрен и привык к ранней осени в родной Рэйке, он потуже затянул ворот плаща, чтобы ни одна капелька не проникла внутрь. Толстые тучи скрыли месяц, единственным освещением осталось тусклое сияние визуальной сферы мастера Тони, которая пыталась высмотреть Атайю Трелэйн.

Ледяные дождинки смахнуло дуновением ветра с ветки ивы прямо ему на голову, и Джейрен едва не выругался, но пришлось сохранить полную тишину, чтобы не мешать спутнице концентрироваться. Когда сфера погасла, и руки Тони вновь опустели, она уставилась на север, губы задвигались в немой молитве.

— Тоня? — воскликнул Джейрен, глубоко взволнованный выражением ее лица. — Ты ее видела? Как она?

На кончике языка застрял еще один вопрос: «Мы опоздали?»

— Идем, — сказала Тоня и быстрым шагом направилась к воротам. — Надо спешить.

Отсутствие определенности щемило сердце, но Джейрен не решался требовать объяснений. Мастер Тоня не отличалась скрытностью, и если она что-то не договаривает, значит, ему этого пока знать и не нужно. Джейрен молча последовал за ней к единственному входу в монастырь — к древним железным вратам с боковой дверью в стене справа.

— Я видела море через открытое окно, значит, келья на северной стороне, — сказала Тоня. — Это место едва отмечено на краю карты, вряд ли монашки принимают меры против непрошеных гостей. Добраться до любой части монастыря будет просто.

Не теряя времени, Тоня приложила ладонь к замку, прошептала что-то, и он открылся. Легкий толчок, и дверь, недовольно скрипя, распахнулась.

— Накинь на нас невидимые покровы, — приказала Тоня. — Я хочу приберечь силы для Атайи.

Джейрен тут же повиновался, и они прошли через обдуваемые ветром дворы Святого Джиллиана подобно холодному сквозняку, не встретив ни души. Если даже монашки соблюдают все обряды, то к этому времени они уже давно должны спать. Единственным звуком, который слышал Джейрен помимо шагов Тони, был беспокойный крик чайки на берегу.

— Вот скорей всего это крыло для гостей, — прошептала женщина, показывая на узкое строение в северо-западном углу стены. — Могу поспорить, ее держат на самом верхнем этаже.

Спокойно проникнув внутрь (еще один замок уступил прикосновению мага), Джейрен снял невидимые покровы. Ведущая наверх винтовая лестница была без окон, и пришлось создать небольшой светящийся шар. Одолев подъем, они прокрались по коридору, осторожно проверяя засовы всех дверей. Подойдя к железному косяку, Джейрен ликующе ахнул и, не церемонясь, схватил Тоню за руку и протащил через весь проход.

— Атайя там! — Он пытался снизить голос до шепота, но был так возбужден, что получился придавленный крик. — Единственная, что заперта.

Джейрен приложил к двери ухо, но его встретила гнетущая тишина. Впрочем она не говорила о том, что принцесса спокойно спит — затишье предвещало нечто зловещее.

Мы пришли за тобой, Атайя, — передал он, надеясь, что девушка услышит.

Молчание в ответ.

Джейрен снял засов и вошел внутрь.

В келье было темно и невыносимо холодно, через распахнутые окна врывался промозглый ветер с моря. От его шара пространство озарилось дьявольским светом и стало похоже на темницу. Красное сияние отражалось в лужах на полу. На столе громоздилась деревянная посуда, среди недоеденного сыра мелькнула черная крыса. Кровать была пуста — пуста, понял Джейрен, и сердце екнуло, — а белье валялось в куче в углу.

О боже, пожалуйста, взмолился он, зная, что его вера будет подорвана окончательно, если поездка в монастырь Святого Джиллиана, даровавшая столь твердую надежду, окажется очередной ложной наводкой. Но тут Джейрен вспомнил, что Тоня видела Атайю в визуальной сфере всего пару минут назад. Она должна быть где-то тут. Если только не…

Если с того момента что-то не случилось.

Затем Джейрен взглянул на открытые окна, и в горле застрял ком. Они с Тоней избегали дорог и подошли к монастырю с берега. Поднимаясь по крутому склону, он заметил, что с северной стороны голая скала, на которой и возведено строение. Теперь понятно, почему это крыло — идеальное место для кельи узника: помимо внутренней двери, из нее один выход: окно, окно на высоте сотни ярдов над камнями.

Нет, — думал он, пытаясь отогнать дурную мысль. — Черт возьми, я проделал долгий путь… она слишком много страдала, чтобы все вот так закончилось!

— Джейрен.

Он резко повернулся на приглушенный зов Тони, обрадованный любому, кто отвлечет его от ужасных окон.

— Вон там, — прошептала она и указала на кучу белья в дальнем углу комнаты.

Джейрен послал туда светящийся шар, рассеяв темноту красным сиянием. С первого взгляда он увидел только изорванную постель, небрежно сваленную у соломенного тюфяка. Но потом заметил тонкие белые пальцы с поломанными ногтями, которые вцепились в грубую шерсть, и краешек босой ноги, выглядывающий из-под недвижной груды.

Сердце заколотилось с бешеной скоростью.

— Атайя…

Он прыгнул вперед, но Тоня поймала его за плечо.

— Осторожно, Джейрен, — предупредила она. — Не напугай ее.

Джейрен встал на колени перед огромным комом и медленно стянул одеяла одно за другим, словно срывая лепестки розы. За первым оказались руки, бледная кожа в изодранном рукаве; второе обнажило ноги, закутанные в грубую шерстяную ткань серого цвета — некогда новое платье превратилось в лохмотья. За последним оказалась копна черных волос, всклокоченных, но по-прежнему трогательно прекрасных.

Дрожащими пальцами Джейрен убрал их в сторону, чтобы взглянуть на лицо, которое не видел несколько месяцев.

Он оказался не готов к тому, что предстало его взору.

— Боже мой, Атайя…

Она так отощала, так ужасно отощала, скулы острыми ножами выпирали из-под кожи. Губы, ее нежные губы, потрескались и кровоточили. На лбу были повязки с запекшейся кровью. Джейрен подогнал шар поближе и пришел в отчаяние; неестественный свет подчеркнул остроту костей и лишил плоть всяких признаков жизни.

Тоня указала на красное пятно на стене чуть выше уровня глаз.

— Наверняка пробовала избавиться от боли, — сказала она, качая головой от жалости, — простым знакомым способом, чтобы не чувствовать мучений наложенной на нее блокировки.

Джейрен взял ее за плечи и легонько потряс:

— Атайя? Слышишь меня?

Девушка не шевелилась, вроде даже не дышала. Он взял ее в руки точно раненого ребенка, прижал к груди и стал качать, будто в надежде разбудить.

— Просыпайся, — прошептал он нежно, словно бард произнес слово из песни. — Мы здесь, Атайя. Мы пришли за тобой. Я Джейрен… это Тоня. Пожалуйста, проснись.

Она тихо застонала, медленно приходя в себя, как будто поднималась со дна океана. Нос шмыгнул, стало слышно дыхание. Джейрен взял локон и накрутил его на палец.

— Вернись ко мне, Атайя.

Принцесса открыла глаза, словно встало утром солнце, и счастью юноши не было границ.

Она молча смотрела на него, и Джейрен улыбнулся, утопая в глубине ее голубых глаз. Затем, осознав наконец, что она не одна, девушка ахнула от испуга. Не успел Джейрен открыть и рта, как она вскрикнула так громко, что могла бы развалиться скала, на которой стоял монастырь Святого Джиллиана.

— Вон отсюда! — вопила Атайя, вырываясь из рук друга, будто объятая пламенем. — Оставь меня одну, одну, одну! — Она сжала пальцы в кулаки и колотила его по груди и плечам в приступе дикого безумия. — Прочь, или я убью тебя, клянусь, убью! Я уже убивала людей… и знаю, как это делать.

Пытаясь увернуться от ударов, Джейрен схватил девушку за запястья, усмиряя гнев. Он мысленно приказал светящемуся шару подплыть ближе и застыть на пару дюймов от его головы.

— Посмотри, Атайя! Посмотри на меня… я — Джейрен. Все хорошо. Ты в безопасности.

Рыча от бешенства, принцесса вырвалась из его хватки с неожиданной силой и встала на ноги. Она ударила кулаком по шару, и тот разлетелся на сотни кусочков, маленькие осколки света зависли в воздухе, как пьяные светлячки. Джейрен вздрогнул от боли из-за уничтоженного заклинания. Но еще более острая боль схватила его сердце, уже не связанная с магией.

Он поднялся и хотел подойти снова к Атайе, но, сделав шаг вперед, встретил очередной удар босой ногой.

— Прочь от меня!

Джейрен послушался и отошел назад в надежде, что это ее успокоит.

— Атайя, пожалуйста, послушай меня. Ты теперь в безопасности. Мы приехали забрать тебя отсюда.

— Забрать меня…

Она резко замолчала, пытаясь сообразить, что происходит. Джейрену показалось, что в ее глазах мелькнуло ликование, словно девушка наконец осознала, что он ей предлагает. Однако недоверие снова взяло верх с еще более яростной силой, чем раньше.

— Нет, я не пойду, — проговорила принцесса низким устрашающим тоном. — Я не пойду с тобой. Ты не сможешь отпустить мне грехи. Никогда! Я и им это говорила, а теперь тебе говорю. Меня никому не обмануть…

Затем она упала на колени и стала нащупывать что-то под маленькой кроватью. Не успел Джейрен моргнуть, как Атайя вскочила на ноги с метлой и со всей силы заехала ему дубовой палкой в челюсть. Он покачнулся от резкого удара, но не упал благодаря Тоне. Джейрен коснулся горевшего от боли подбородка и почувствовал липкую кровь.

— А теперь убирайся, — вновь пригрозила Атайя, размахивая перед собой метлой, словно мечом. — Уходи прочь, а не то я расколю тебе череп пополам.

Вдруг ее взгляд изменился, остекленел, будто принцессой овладела новая мысль. Она отошла в угол и прошла пальцами по высохшей крови на стене. Забыв о присутствии незваных гостей, завороженная девушка уставилась на пятно, будто первый раз его видела.

— Я знаю, что разлетается из человеческого черепа, когда он взрывается… все красное и серое и чернота. Со мной это тоже произойдет. Скоро, — добавила она, вся дрожа. — Я уже чувствую. Совсем скоро…

Джейрен внутренне взвыл, его затошнило от мысли такой ужасной участи и от явного безумия возлюбленной. Тоня положила ему на плечо руку и потянула назад.

— Она не узнает нас, Джейрен, думает, что мы пришли отпустить ей грехи. Вероятно, настоятельница убеждает ее в этом с первого дня. Единственное, что ей остается, так сопротивляться… она это понимает. Чувствует боль блокировки.

— Замолчите! — закричала Атайя в бешенстве, внезапно покончив с отвратительными размышлениями. — Хватит сговариваться против меня! Я знаю, что вы там шепчете… обо мне… о том, что со мной сделать. Я никуда с вами не поеду — ни с одним из вас! Все ваши слова — ложь!

Голос превратился в пронзительный визг, Джейрен зажал уши от оглушительного звука.

— Атайя, тише, тебя услышат, — сказал он, заранее зная, что она не послушает.

— Если бы поблизости кто-то был, то давно уже прибежал бы, — уверила его Тоня. — В таком состоянии Атайя, видимо, так часто кричит, что монашки не утруждают себя посмотреть, что с ней. — Тоня задумалась, отчего морщинки на обветренном лице стали еще глубже. — Одно ясно: мы не сможем помочь ей, если она будет кидаться на нас с кулаками. Давай я отвлеку Атайю, а ты подойдешь достаточно близко, чтобы усыпить ее.

Джейрен потрогал рану на подбородке и кивнул.

— Будь осторожна. Она неплохо орудует этой палкой.

Тоня медленно подошла к девушке слева, держась подальше от метлы, которую принцесса не выпускала из рук.

— Здесь очень холодно, Атайя, — сказала она мягким голосом, словно мать, воркующая над своим дитем. — Не возражаешь, если я закрою ставни? Пол намок и…

— Нет, пусть будут открыты. Ветер… он напоминает мне…

Принцесса уставилась на ночное небо, забыв обо всем.

— Но ты дрожишь, Атайя. Тебе не хочется пойти в теплое сухое место? — Тоня махнула рукой на восток. — Недалеко отсюда, у берега, есть убежище среди скал. Я припасла там для тебя одеяла, ветки для костра и прекрасный молодой сыр. Не хочешь попробовать? Смотри, отсюда виден вход в пещеру.

Успокоенная нежными словами Тони Атайя устало опустила метлу и подошла ближе к окну, оставаясь на безопасном расстоянии, но явно открытая соблазну тепла и уюта. Какая-то часть ее существа жаждала согреться и отдохнуть, но не могла преодолеть более важные преграды.

— Видишь те огни? — продолжала Тоня, указывая на свод красноватых путеводных рун за четверть мили к востоку. — Не беспокойся, сейчас они скрыты твоему взору… ты их увидишь, когда твоя магическая сила будет восстановлена. Мы оставили их для ориентира. Пещера совсем недалеко, до нее легко добраться. Ты сможешь поспать… ты, должно быть, устала, Атайя. Да, сильно устала…

Джейрен бесшумно подобрался к принцессе со спины, не приближаясь слишком близко. Голос Тони ритмично звучал дальше.

— Я обещаю, там будет костер и теплые одеяла, возможно, я даже смогу подогреть вина с пряностями.

После этих слов хрупкая связь, которую Тоня наладила с Атайей, порвалась.

— Вино! — завизжала принцесса, с диким блеском в глазах повернувшись к незнакомке. — Отравленное вино… ты одна из них, я так и знала!

Атайя взмахнула метлой и приготовилась нанести врагу смертельный удар. В этот момент Джейрен прыгнул вперед и выхватил палку из ее цепкой хватки. Атайя покачнулась и упала в его объятия, но, подобно кошке, которая не дается в руки, отпрянула и впилась когтями в щеки, в бешенстве от потери оружия.

— Засни! — приказал Джейрен, надавив ладонью на ее лоб.

Трудно было сосредоточиться на заклинании из-за прыти Атайи (к утру все ноги будут в синяках!), и Тоня решила приложить и свои усилия. Девушка сопротивлялась дольше, чем от нее ожидали, но через несколько минут расслабилась, покоряясь их совместному воздействию. Облегченно вздохнув от радости как за Атайю, так и за свои ноги, Джейрен положил ее на соломенный тюфяк и укутал одеялом.

— Не надо было мне упоминать вино, — с досадой произнесла Тоня, опускаясь рядом с принцессой. Она пощупала пульс девушки и одобрительно кивнула. — Будет спать некоторое время. Давай вынесем ее отсюда, пока не поздно.

Джейрен заморгал, не веря своим ушам.

— Вынесем ее? Тоня, нельзя терять ни минуты! Ты должна снять блокировку. Сделай это прямо сейчас! — велел он, будто был самим верховным лордом Бэзилом и давал распоряжения Совету.

— Я не в силах выполнить это здесь, — возразила Тоня, не обижаясь на его тон, потому что знала, какая глубина чувств им руководит. — Я раньше тебе не говорила, чтобы ты зря не волновался. Освободить ее… — Тоня замолчала, не желая обременять его новым знанием. — Это не безболезненный процесс, Джейрен. Я не имею понятия, сколько времени потребуется, никто еще не находился под блокировкой столь долго, по крайней мере не выживал, чтобы рассказать другим. Когда я начну снимать ее, нас нельзя будет прерывать. Одному богу известно, что с ней произойдет, если магическую силу выпустить всю сразу.

— Но…

— Это тебе не нарыв проткнуть, где гной вытекает и все проблемы решены. Тут необходим постоянный присмотр, и напряжение снимается постепенно. Даже если все будет идти успешно, за ночь ей не оклематься. Есть вероятность… — Тоня замолчала, не зная, как лучше выразить мысль. Она повернулась к крепко спавшей Атайе. — Не стоит об этом.

— Вероятность, что она не придет в себя вообще?

Джейрен всегда подозревал о такой возможности, но в душе не верил в это. Теперь Тоня произнесла вслух свое опасение, нанеся ему более сильный удар, чем Атайя метлой.

— Именно потому я выбрала путь вдоль берега, и мы первым делом обжили пещеру. Нужно было найти укромное место, чтобы нас никто не прерывал.

— Но сколько нам понадобится времени? Как только монахини заметят, что она исчезла, то прикажут людям из ближайшей деревни прочесать всю местность. Пещера не так уж далеко…

— Они ничего не будут предпринимать, если не поймут, что случилось.

Тоня одарила Джейрена уверенной улыбкой, разогнав сковывающее их уныние.

— У меня возникла эта идея, еще когда мы шли вдоль берега. Выражение твоего лица при виде распахнутых окон натолкнуло меня на мысль о маленькой хитрости.

Джейрен выглядел озадаченно, ему не нравились действия, которые не касались непосредственно снятия блокировки. Но все стало ясно, когда Тоня подобрала пару тарелок, чашку, туфлю Атайи и сломанную метлу и швырнула вещи в окно. Затем оторвала кусок ткани от потрепанного платья принцессы и прикрепила его к ставням, будто он сам зацепился, когда девушка прыгнула вниз…

— Они подумают, что тело унесло течением в море. Все очень просто.

Тоня кивнула, довольная своей работой, и захлопала в ладоши, с которых посыпалась грязь.

Джейрен так быстро не успокоился. Он подошел к окну и посмотрел вниз на выброшенные вещи. Зрелище было столь убедительное, что ему стало не по себе.

— Но они сообщат Дарэку о ее смерти! А он всему государству, — с опаской заявил Джейрен. — Тоня, нам и так трудно удержать людей в лагере…

— Если она пройдет через это, — воскликнула Тоня, — то все скоро узнают, что Атайя жива. А если нет, — она посмотрела на принцессу, спящую мирным сном, — если нет, то нам все равно не удастся сохранить тайны. Выключи светящиеся шары и пошли отсюда, — резко сказала Тоня и махнула рукой в сторону маленьких красных кругов, словно разогнала облако комаров. — У нас до утра много работы.

Покидать монастырь Святого Джиллиана было намного трудней, чем пробираться внутрь, особенно нести безропотную Атайю по каменному склону. Однако Джейрен с радостью принял ношу, он снова держал возлюбленную в руках, и от этой мысли она казалась невесомой. Дождь теперь не моросил, а падал жирными ледяными каплями, которые стекали по лбу и ослепляли юношу, словно слезы. Он заметил пещеру только благодаря огненным путеводным рунам, которые оставила Тоня. Они светились приветственными маяками для любого, обладавшего магическим зрением.

Когда Атайю удобно уложили в постель из сухих одеял, Тоня развела маленький костер, а Джейрен осветил пещеру кольцом шаров. Они были уверены, что ни одна душа не станет прогуливаться вдоль берега в столь поздний час, тем более в такую погоду, и все же для безопасности окутали вход стеной отражения. Молочно-белая вуаль свисала, будто штора из тяжелого шелка, завеса посылала слабые сигналы, упреждая странников искать здесь приют.

Наконец Тоня сказала, что готова начать, но ее серьезный тон вызывал у Джейрена дурное предчувствие, от которого по коже пошли мурашки. Он представил, как метался бы по пещере, если б Тоня не подготовила его заранее. Не считаясь с правилами Совета, Тоня научила его, что делать с блокировкой, если что-то случится, пока Атайя не проснется. Располагая знанием, чего ожидать — как бы неприятно оно ни было, — уже не так страшно.

Тоня села на пол, положила голову Атайи себе на колени и приказала Джейрену опуститься рядом. Женщина трижды глубоко вдохнула, медленно выпуская воздух обратно, затем пристально посмотрела на друга.

— Еще раз предупреждаю, Джейрен, возьми себя в руки. Атайе придется пройти через адскую боль. — На ее лице отразилась жалость. — Если бы я была военным хирургом, то для начала влила бы в нее пару бутылок крепленого вина, — пробормотала она, гоня плохие мысли. — Постарайся не перепугаться… что бы ни происходило. Мне понадобится твердая мужская рука.

— Что мне делать?

Он сам ответил на вопрос, еще до Тони.

Все что угодно, Атайя. Для тебя, все что угодно…

— Просто будь рядом, в ее разуме, — объяснила Тоня. — Будь наготове. Вероятно, ты мне не понадобишься, но лучше обезопасить себя. О, и вставь ей это между зубов. — Она протянула ему кусок кожи, и Джейрен аккуратно всунул его девушке в рот. — Это поможет ей.

Все приготовления были выполнены.

Теперь иди за мной, — мысленно передала ему Тоня, взяв в руки голову Атайи. — Иди за мной… и молись, чтобы все было хорошо.

Джейрен скользнул вслед, летя за духом Тони, прямо до искомого места — до входа в тропы, где хранились все заклинания. Парадная комната походила на слабо освещенную пещеру, гладкие стены переливались, словно полированное эбеновое дерево. На одной из них выделялась серая каменная плита на тон светлее. Над ней были высечены потускневшие знаки, но они не излучали, как обычно, здорового света, а пульсировали, будто инфицированная рана, временами гневно вспыхивая, озаряя на мгновение комнату красным.

За пылающими рунами чувствовалась страшная атмосфера хаоса, прямо за дверью из плиты бурлящая и пенящаяся подобно чану с расплавленным свинцом. С приближением двух человек беспокойство усилилось, запертые магические силы, будто живое существо, почувствовали, что кто-то пришел их освободить.

— Тебе лучше держать ее, Джейрен, — посоветовала Тоня, щупая пальцами кровавые повязки на лбу принцессы. — Ее силу будет нелегко удержать — если боль станет невыносимой, Атайя может попытаться причинить себе вред.

Джейрен тотчас повиновался, но его смутило беспокойство в голосе спутницы. Он перекинул ногу через талию Атайи и прижал ее к земле собственным весом, а руками надавил на плечи.

Он ощущал решимость Тони в сознании Атайи. Ее дух подошел к серой плите из камня с намерением приоткрыть ее и потихоньку снять напряжение во внутренних путях. Хаос внутри разрастался, выл, как буря в фарфоровом кувшине, готовая разбить сосуд и выместить свой гнев в открытом пространстве.

— Aperi potentiam, — прошептала Тоня.

В ответ на приказ каменная дверь дрогнула и начала открываться, первое движение было медленным и тугим, словно подвесной мост поднимался на ржавых цепях. Тоня уперлась в камень так, чтобы образовалась только щель, сквозь которую могла бы сочиться магическая сила. Атайя сразу застонала от боли, словно ее резнули ножом. Волшебный дар заструился на волю, словно кровь из раны. Из-за давления проем увеличивался, несмотря на все усилия Тони удержать плиту на месте. Поток выровнялся, постепенно ускоряясь, увеличивая страдания принцессы. Плач перешел в глубокие всхлипывания, каждый вдох был для нее мучением.

— Джейрен, помоги мне! — вдруг приказала Тоня. Еще не прошло и минуты, а она уже задыхалась от усталости. — Ее сила такая мощная… я не справляюсь с ней…

Он присоединился, борясь с натиском магии, бившейся о дверь, разъяренной магии, которую слишком долго держали взаперти. Через пару ударов сердца Джейрен понял, что даже вдвоем им ее не обуздать. Плита двигалась. Они с Тоней подобны молодым побегам, сметаемым неистовым потопом. Каменная дверь выскочила из их рук, ее выбило течением. Магические силы Атайи выплеснулись единым взрывом.

Извержение поглотило друзей, но они все же пытались поставить плиту обратно, зная заранее, что их старания тщетны.

Атайя открыла глаза и завизжала в адской агонии, будто ей отсекли часть тела, и теперь дико извивалась под весом Джейрена. Она царапала ему лицо и руки острыми когтями, словно он был причиной всех ее страданий, но Джейрен продолжал крепко держать ее.

Крики Атайи потрясли его до глубины души, но он оказался беспомощен помочь любимой, и ему понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться и заговорить. Нужно как-то достучаться до нее, найти разум в бушующем водовороте, освободить его из собственных тисков.

— Борись! — крикнул он, всей силой прижимая ее к земле. — Не сдавайся. Ты можешь справиться. Я знаю, что можешь. Я люблю тебя, Атайя! — Джейрен так громко произносил нежные слова, что они были слышны поверх ее визга. — Я жду тебя. Вернись ко мне, чтобы я смог рассказать тебе о моей любви!

Его обдало жаром справа: это вспыхнул костер, вмиг разгоревшись до огромного столба пламени. Вместе с Тоней он отпрыгнул в сторону и уткнулся в грязь, туша искры на одежде.

Глаза их встретились в страхе от одной и той же жуткой мысли.

Ее сила на свободе… и совершенно неуправляема.

Затем стали взрываться камни вокруг огня, превращаясь в мелкий песок. Джейрен отполз подальше и прислонился к стене, предчувствуя нечто смертоносное. Воздух словно заряжался электричеством…

В следующий миг Тоня поднимала его на ноги:

— Наружу! Быстро!

Джейрен никогда не видел ее такой властной, и по его жилам прошел лед.

— Мы не можем просто так ее оставить…

— Быстро!

Это был уже не совет друга, а приказ члена Совета. Однако Джейрен все же колебался, боясь бросить Атайю на милость своих сил. Тут в воздухе что-то защелкало и зашипело, он почувствовал запах серы и решил повиноваться, зная, что последует дальше.

Началось с крика из глубины горла Атайи, затем прозвучали страшные слова.

— Ignis confestim sit!

Тоня с Джейреном едва выбрались из пещеры, когда оттуда ударной силой вырвалось зеленое пламя. Лишь внешне хрупкая завеса спасла их от смерти. Они помчались по песку и смогли перевести дыхание, только когда спрятались за валуном у самого моря. Завеса, если выдержит, сохранит магические силы Атайи внутри пещеры, но Джейрен вдруг усомнился в действенности своих заклинаний против такой колдуньи — к тому же сумасшедшей.

В страхе он молча наблюдал, как мечутся в пещере огни, отскакивая от стен, будто кто-то балуется фейерверком.

— Боже мой, Тоня, она убьет себя.

Потеряв контроль над собой, Джейрен рванул к пещере, но Тоня поймала его за руку и силой затащила обратно за валун.

— Мы не можем ей помочь… не сейчас. Только сами себя угробим.

Сила в ограниченном пространстве возросла так сильно, что прорвала преграду будто паутину. Джейрен с облегчением вздохнул. По берегу разбежались шаровые молнии. Касаясь воды, они гневно шипели. В это мгновение разразилась гроза, дождь полил стеной — горячий дождь с паром, словно вода из умывального тазика. Ветер гнал волны, ударяя их о скалы.

На небе сверкнула молния, и из пещеры опять вырвалось зеленое пламя. Два разряда встретились в воздухе, вызвав неземной раскат грома столь грозного, какого никогда раньше не сходило с небес. Казалось, что началась война между раем и адом.

— О господи, что происходит? — произнес Джейрен, закрывая уши ладонями от второго оглушительного удара.

Ответа не требовалось, он достаточно долго был учителем магии, чтобы все понимать. Каждый колдун проходит через мекан — испытание, когда впервые приходят магические силы и просятся наружу, когда безумие и необузданные чары отражают беспокойство разума. А это… это разъяренный мекан, отражение хаоса, творящегося в голове Атайи, хаоса страшней любого мекана, потому что она стала опытной чародейкой и знала куда больше заклинаний, в том числе смертельных, чем начинающие колдуны.

Затем гроза неожиданно стихла. Дождь перестал, исчез ветер. На берег опустилась противоестественная тишина. Джейрен с ужасом посмотрел на Тоню.

— Боже, неужели…

Он не мог произнести свой вопрос до конца. Неожиданной перемене было два объяснения, одно из них — слишком жестокое.

Тоня с Джейреном нетерпеливо подождали пару минут, чтобы убедиться, что чары в самом деле успокоились, а затем осторожно вернулись в пещеру.

По всему песку были разбросаны одеяла, одежда, пища. В костре дружелюбно потрескивал огонь, но на стенах остался след свирепых языков зеленого пламени, черная гарь закрепилась замысловатыми рисунками, словно вырезанные на скале руны. Посреди лежала Атайя — лицом вниз, будто просто упала, не смогла удержаться на ногах. Пыль от лопнувших камней покрыла ее волосы и одежду подобно пеплу.

Тоня опустилась на колени, прикоснулась к сонной артерии девушки и вздрогнула, словно ее ударило током.

— Я чувствую пульс. Она дышит. Должно быть, потеряла сознание. — Тоня благодарно вздохнула и устало протерла глаза. — При таких обстоятельствах это лучшее, что могло случиться.

Джейрен присел рядом. Друзья были истощены и разбиты. Кожа стала липкой от пота и горячего дождя. Джейрен протянул руку и погладил голову Атайи дрожащими пальцами, шепча ее имя, хотя сомневался, что девушка услышит его.

— Ты свободна, Атайя, — проговорил он, убирая с лица волосы. — Свободна. Вернись ко мне, пожалуйста. Вернись…

— Худшее позади, — уверила его Тоня, покрывая недвижное тело одеялом. — Она обладает невероятной силой. Потребуется некоторое время, правильный отдых и питание… Думаю, она поправится.

Джейрен недоверчиво поднял взгляд:

— Ты имеешь в виду физически. Как насчет…

— Ее разума? — Тоня вздохнула, не в праве утешить его. — Не знаю, Джейрен. Я отдала бы все на свете, чтобы это помогло. Просто не знаю.

Несмотря на нечеловеческую усталость, он поднялся на ноги и вышел из пещеры в поисках уединения. У воды Джейрен посмотрел на небо. Оно было ясным — маленький подарок буйства Атайи: нависавшие весь день грозовые тучи уши на юго-восток, вероятно, досаждать королю Делфархама. И море стало спокойным, волны лизали берег, как кошка сливки. Мерцающие звезды вырисовывали привычные созвездия конца лета, сердечно обещая, что будут сиять вечно.

Однако красота ночи не могла утешить его.

Возлюбленная, наверное, поправится. За такой подарок судьбы надо броситься на землю и благодарить Бога. Но как же ее разум? Ее душа? Как же все то, что делает Атайю Атайей?

Самая жестокая насмешка, с горечью подумал Джейрен, опустившись на холодный песок, бороться с видоизмененным меканом и мучиться всю жизнь, обладая вдобавок опаснейшей магической силой опытной колдуньи…

Джейрен вздрогнул. Поистине мрачное будущее. Она может причинить себе увечья, выбрать страшную смерть и в этом безумии забрать с собой остальных.

Он взял в кулак песок, который просочился меж пальцев. Сбылись его мечты: Атайя выбралась из монастыря, снята блокировка, возлюбленная рядом — теплая, живая. Тем не менее на сердце тяжело от осознания, что она столь же далеко от него, как и ранее.

И на сей раз только Бог — с его всеобъемлющей властью — знает, вернется ли она к нему.

Глава 5

Далеко к югу, в сердце родового имения королевы Халсей Манор, к окну подошел принц Николас Трелэйн, рука уперлась в узкий проем в стене, словно чтобы удержать ее от падения. Розовые и оранжевые ленты сентябрьского восхода скользили по круглым зеленым холмам, не тронутым осенью. Однако пейзаж его не умилял. Принцу только что передали новости, развеявшие его беспечность, извечный энтузиазм улетучился.

— Не может быть… не может такого быть.

Королева Сесил и граф Джессингер сидели у камина, молча смотрели друг на друга, не желая верить ушам. Между ними крепко спала малютка — дочь Сесил — в колыбели из розового дерева, не ведая ужасов, творящихся вокруг.

Письмо с королевскими красными лентами дрожало в руках королевы, когда она решила перечесть несколько строк.

— Вынужден сообщить вам, что наша злосчастная сестра покончила с жизнью, и судить ее Господу Богу. — Сесил остановилась, глотая слезы. — Тут еще написаны, — добавила она, содрогаясь, — всякие глупости о том, что самоубийство — мудрейшая вещь из сотворенных Атайей, и Бог, может, над ней смилостивится за стирание проклятой магии с лица земли, хоть это и не было произведено традиционным отпущением грехов.

Черствые слова короля о смерти сестры повергли Николаса в ужас. Он резко развернулся, кипя от ярости.

— Ложь! — крикнул он, ударив кулаком по ставням так, что затряслось стекло. — Гнусная, наглая ложь!

Николас не заметил, что его ругань разбудила грудного ребенка, который тотчас жалобно заплакал. Новую принцессу Кайта бесцеремонно вырвали из сна. Сесил приказала няне отнести дитя в спокойное место, положила на стул письмо Дарэка, подошла к Николасу и обняла его. Белые локоны пали на мужские плечи, жаждущие утешения.

— Это невероятно, — заладил Николас, упорно тряся головой. — Атайя такого бы не сделала. Она так просто не сдается. Только не после того, через что прошла, чем рисковала…

Сесил промокнула слезы кружевным рукавом медового платья.

— Я знаю, но… о Боже, помоги нам… зачем Дарэку лгать о подобных вещах?

— Он обрадовался бы, если б Атайя ушла год назад, — ответил Николас с горечью. — Может, решил, что если убедит всех в ее смерти, то люди забудут о том, что Атайя пыталась сделать для лорнгельдов. Удачная уловка, — угрюмо добавил принц.

Николас прошелся пальцами меж коричневых волос, выгоревших на солнце, и посмотрел на Джессингера, отчаянно ища в глазах кайтского лорда подтверждение, что Атайя не могла умереть… А вдруг правда?

— Там написано, как она это сделала? — спросил он, желая знать, что именно произошло, несмотря на весь ужас. — Тело привезли в Делфархам? У Дарэка хватит мужества похоронить ее по всем приличиям? — злобно выпалил он, пытаясь испепелить взглядом пергамент.

Мозель поднял письмо и просмотрел его, затем уныло вздохнул.

— Нет. Он настаивает, чтобы ее величество скорей вернулась в столицу. И все.

— Если так, то, видимо, Дарэк решил снять с меня наказание, — сказала Сесил. Глаза снова покраснели, и она быстро смахнула слезинку. — Или он вдруг понял, что у него есть дочь, о которой нужно заботиться.

Николас безрадостно усмехнулся:

— И ты хотела знать, почему я приехал из Рэйки прямо сюда вместо того, чтобы вернуться в Делфархам. — Неожиданно почувствовав изнеможение, принц упал в кресло, на котором ранее сидела Сесил, но мягкость подушек не прибавила ему силы. — Стоит ли портить себе остаток лета возвращением домой, чтобы слушать недовольство Дарэка по поводу лорнгельдов? Тем более когда я могу провести это время с тобой и моей маленькой племянницей. — Николас скривил губы. — Хотя Лилиан находится в нежном возрасте двух месяцев, с ней общаться приятней, чем когда-либо с моим братом.

Сесил улыбнулась, но на ее лице отразилась печаль. Месяц, что провел с ними Николас, пролетел необычайно быстро, а теперь пришло ужасное известие.

— Это все моя вина, — тихо сказал Мозель, потирая налитые кровью глаза. Его лицо выглядело как никогда болезненно, изношенное серое платье вызывало еще большую жалость. — Я слишком долго медлил. Нужно было сразу ехать в Кайбурн, а не надеяться все лето, что друзья найдут ее сами. Боже, я никогда не прощу себя за это. Никогда!

Сесил села перед ним на скамеечку для ног, золотые юбки легли вокруг словно разлитый мед.

— Не говори так, Мозель. Ты сделал больше, чем кто-либо мог ожидать. У тебя хватило мужества поехать в Кайбурн.

— Я был так счастлив, — продолжил он, пытаясь смягчить свое горе и найти утешение в ее словах. — Когда Джейрен поехал в монастырь Святого Джиллиана, я подумал, что теперь все будет хорошо. Зря я провел лето в терзаниях! И если бы епископ Люкин не приехал с предложением создать Трибунал, я бы вообще не пошел на этот шаг. Вот какой я смелый, ваше величество, — закончил он; губы его дрожали от стыда.

Николасу не сиделось на месте, он встал с кресла, подошел к окну и мрачно уставился в тлеющий закат.

— Не вини себя, Мозель. Считай это приказом, моим и королевы. — Он попытался улыбнуться, чтобы оправдать шутку, но у него не получилось. Николас опустил голову. — Представить себе не могу, что сейчас творится с Джейреном. — Он посмотрел через плечо на Сесил. — Юноша намеревался жениться на ней, ты ведь знаешь.

Королева вяло кивнула:

— Да, ты мне говорил.

Все трое на некоторое время замолчали, Николас стал выписывать круги по комнате, задавая бесконечные вопросы.

— Интересно, будет ли воплощен проект Трибунала, — произнес он, вспоминая рассказ Мозеля по прибытии в Халсей. — А вдруг он уже создан? Прямо сейчас работает? — В голос вкрался гнев. — Если так, то епископ Люкин мог тайно убить Атайю.

Глаза Николаса сверкали, ему хотелось найти более правдоподобное объяснение смерти сестры, нежели чем самоубийство, и выплеснуть свою ярость на конкретного виновника.

— Не думаю, мой принц, — ответил Мозель. — Он только что поделился замыслом с королем. Я не сомневаюсь, что его светлость способен на убийство, но если даже Дарэк с Советом одобрили предложение Курии на следующий день, вряд ли бы усердный епископ Кайбурна успел совершить убийство от имени Трибунала. К тому же, если б они все запланировали заранее, то пустили бы слух, что она перед смертью все же согласилась на отпущение грехов. Доказательство того, что Атайя уступила требованиям церкви, сослужило бы лучшую службу делу короля, чем весть о ее самоубийстве.

От разочарования Николас оскалился. Он продолжал мерить комнату шагами, выдумывая про себя новые объяснения и тут же отвергая их. Когда принц вновь заговорил, его гневный голос звучал так неестественно, что Сесил обернулась убедиться, на самом ли деле слова исходят от Николаса.

— Клянусь тебе, Сесил, если это правда… если Атайя правда мертва, то это равнозначно тому, если б Дарэк задушил ее своими руками. — Он сжал кулак, словно вокруг незримого меча. — Его счастье, что я сейчас не в Делфархаме, иначе давно бы схватил нож.

Николас взглянул на Сесил, понимая, что выдал угрозы столь же вероломные, в каких обвинялась Атайя. Королева лишь многозначительно пожала плечами, не желая критиковать Николаса и не имея слов в оправдание мужа.

— Могу поспорить, он не стал медлить и распространил весть по всему Кайту, — продолжил принц, сузив глаза до щелочек. — Ему это на руку, потому что вмиг уничтожит все достижения Атайи. Плюс чертов Трибунал.

Сесил подняла голубые глаза, лишенные надежды.

— Что нам делать, Николас? Что в наших силах сделать?

— Ты, Сесил, останешься здесь и не будешь лезть в драку, — сказал он и поспешил продолжить, не дав ей возможности возразить: — У тебя ребенок, не говоря уже о том, что Дарэк наказал тебя за выступления в защиту Атайи. Брось ему снова вызов, и он может не просто отослать тебя подальше от дома охладиться, но и засадить в келью монастыря вместо Атайи. Кто тогда позаботится, чтобы новое поколение Трелэйнов выросло достойными людьми? Что касается меня…

Николас вновь погрузился в молчание. Вскоре лицо расслабилось: решение принято. Сесил заметила эту перемену, хотя он и не улыбнулся.

— Ты что-то затеваешь, — с мягким недовольством произнесла она. — Уверена, мне это не понравится.

Николас подошел к королеве и взял ее руку, в глазах горел огонь.

— Борьбу должен возглавить человек с именем Трелэйн, Сесил. Оно вызывает в людях доверие, необходимое для успеха. Кампания отмирает после исчезновения Атайи. Я слышал об этом по пути из Рэйки. — Он сжал ее руку. — И если Атайя не может более вести народ по каким бы то ни было причинам, то это сделаю я!

Сесил ахнула, прикрыв ладонью рот, но тут же взяла себя в руки:

— Николас, это невозможно!

— Бог мой! — воскликнул Мозель, вскочив на ноги с такой прытью, которую только позволили его слабые мышцы.

— Почему нет? — продолжал Николас, горя от нетерпения идти в бой. — Что еще я могу? Вернуться в Делфархам? Нет, эта жизнь меня больше не устраивает. Я уже двадцать два года являю собой удобный привесок в нашей семье — запасной принц на тот случай, если королю вдруг понадобится наследник. А раз родился Мэйлен, — добавил он, пожав плечами, — я вообще не нужен. Согласен, это была легкая жизнь, но… наверно, я взрослею и начинаю понимать, что в ней должно быть больше, чем бутылка хорошего вина и девушка, с которой ее можно распить. Я хочу больше, Сесил… Мне необходимо больше. Я понял это, когда увидел, какой опасности подвергает себя Атайя. Я тоже Трелэйн, и я в ответе за будущее Кайта. Не могу больше сидеть сложа руки, свалив весь груз на плечи сестры.

Сесил уставилась на него, не моргая, словно сомневалась, Николас ли перед ней или удачный двойник, иллюзорный обман. А Мозель был растроган страстной речью принца и даже встал на колено, опустив голову.

— Я знаю, что вряд ли пригожусь вам, ваше высочество, но в Делфархаме мне делать нечего. И никогда не было. Там у меня только сварливая сестра, — добавил он, скорчив гримасу. — Я буду рад не видеть Дагару. Если вы поедете в Кайбурн, то возьмите меня с собой.

Николас положил руку на хрупкое плечо графа и приказал ему подняться.

— Я высоко ценю вашу преданность, Мозель. Однако если вы действительно хотите помочь, то ваше место в Делфархаме. В столице вы сможете следить за последними событиями. Если бы не вы, мы с Сесил никогда бы не узнали о Трибунале и о том, где держали Атайю. Вы сможете держать меня в курсе, что затевают Дарэк с Курией, вас никто ни в чем не станет подозревать.

— Согласен, мой принц. Король и двор невысокого обо мне мнения.

Николас покраснел.

— Я не это имел в виду…

— Знаю, но так оно и есть… мало кто из советников следит в моем присутствии за своими словами. — Мозель устало улыбнулся. — Репутация сыграет мне на руку.

Сесил наконец решила, что перед ней настоящий Николас, и открыла рот:

— Может, у тебя и добрые намерения, но ты не лорнгельд… ты ничего не понимаешь в магии. — Она помолчала и сухо добавила: — Хотя вот с восстанием знаком не понаслышке. Не хуже Атайи.

Принц опустил голову, смущенный комплиментом.

— Было у кого учиться, — признался он. — Да, я не умею совершать чудеса, но знаю о них больше, чем ранее. Я ехал из Ат Луана с талантливейшим чародеем в Рэйке. Наши пути разминулись около Кайбурна. Он направился искать лагерь Атайи. Он многому успел меня научить.

Не в силах более сдерживать переполнявшие его чувства, Николас повернулся и поспешил к двери.

— Куда ты? — спросила Сесил, заметив улыбку на его лице.

Это была уже не задорная усмешка, а нечто более зрелое, рожденное из глубин сознания, которые Николас ранее даже не пробовал задействовать.

— В Кайбурн, конечно, — ответил он. — Там много людей, которые разбираются не только в магии, но и знают толк в восстании. Хочу отправиться прямо сейчас, с утра мне может показаться, что я затеял слишком рискованное предприятие.

Когда улыбка сменилась отчаянной решительностью, он добавил:

— Дождусь там возвращения Джейрена из монастыря Святого Джиллиана… с Атайей или без нее. И если окажется, что мы в самом деле ее потеряли, то я сделаю все возможное, чтобы занять ее место. И тогда Дарэку придется отвечать передо мной.

Сначала она почувствовала запах бекона и знакомое шипение горячего жира. Дым щекотал нос, хотелось чихнуть. Одежда была грязной и влажной от пота, но грубые шерстяные одеяла сохраняли тепло. Где-то неподалеку волны плескались о неведомый берег, словно хотели убаюкать ее. Глаза оставались закрытыми, потому что поднять веки казалось неимоверным усилием.

— Я ухожу почти на весь день, — послышался женский голос, совсем близко, но приглушенно, чтобы не привлечь к себе излишнего внимания. — Заберу в деревне наших лошадей, куплю кибитку и нагружу ее едой. Надо будет запастись шалфеем и розмарином… гм… наверное, бальзамом тоже. — Затем женщина замолчала, неслышно вздохнула. — По всей видимости, лихорадка прошла, но она очень слаба, ей может опять стать хуже. Но мы здесь уже три недели и не можем больше задерживаться. Надо вернуть Атайю домой, пока не разбежались последние ученики. — Затем последовала еще одна пауза, зазвенели монеты в кошельке, щелкнула пряжка. — Справишься тут один?

— Конечно, Тоня. Я поухаживаю за ней, обещаю.

Этот голос! Внутри Атайи все зашевелилось, захотелось окончательно пробудиться и встать, несмотря на гнетущую вялость, которая приковывала ее к земле, словно захоронив под огромным сугробом. Она слышала его во снах и не надеялась услышать снова.

— Не ищи меня, пока не стемнеет, — тихо пробормотала женщина, потом попрощалась, шаги стали удаляться по песку.

Вскоре шипение горячего жира стихло, в кружку, булькая, перелилась жидкость. Атайя почувствовала, как по ее руке прошлась грубая ткань: он сел рядом завтракать. Бекон… роскошный запах вывел ее из онемения, живот забурчал от зависти. Она попыталась вспомнить, когда последний раз ела, но не смогла. В голове мало что осталось. Холодный ветер, запертая келья, ярость. Такая сильная ярость…

Каждая нервная клетка мозга пробудилась и покалывала, словно отходящее от обледенения тело. Слабые мышцы стонали, каждый в отдельности и все вместе, будто она слишком долго несла непомерную ношу. Однако боль постепенно приводила ее в чувство, и девушка подсознательно понимала целебную природу недомогания, которое не опасно, потому что скоро пройдет.

Атайя попытал ась открыть глаза в неимоверном стремлении увидеть, убедиться, что все происходит наяву, а не порождено коварным воображением. Веки не поднимались, их скрепляли высохшие слезы, но она напрягла глаза так сильно, что проступили новые капельки, и цель была тотчас достигнута. Появился расплывчатый вид, словно она смотрела через плохое стекло, но даже по затуманенной картине стало ясно, что она не в заточении и рядом не невеста Божья, пришедшая сопроводить ее на отпущение грехов.

Не сон. Не может это быть сном. Мужчина рядом такой натуральный. Смотрит на огонь и задумчиво потягивает эль из помятой оловянной кружки. Светлая челка ниспадает на глаза подобно водопаду. Он точно такой же, каким Атайя его помнила, разве что несколько измученный и потрепанный. Из-за маленьких морщинок на недавно гладкой коже у него до жалости безрадостный вид.

Принцесса знала, что сказать. Подобрала нужные слова, но губы не хотели слушаться. Во рту был неприятный вкус, язык стал шершавым, словно кожура персика. Воздержавшись от слов, она подняла руку — с огромным трудом, словно плоть превратилась в свинец, — и коснулась его рукава.

Легкое движение напугало мужчину. Эль пролился на ноги, когда он резко повернулся взглянуть на нее, словно на оживший труп.

— Джейрен, — послышался сухой хриплый голос. — Это ты? Это в самом деле ты?

Она никак не могла поверить, потому что не один сон уже развеялся впустую…

— Боже мой, Атайя! — Он отбросил тарелку с кружкой (эль и жир от бекона впитались в песок) и обнял ее, крепко прижимая к себе. — Ты вернулась! Слава Господу, ты вернулась!

Слезы сами по себе полились из ее глаз, и девушка, тяжело дыша, выдавливала из себя слова.

— Они сказали мне, что ты умер. Я так испугалась. Я не была уверена… не могла вспомнить. Но не поверила им, знала, что ты придешь…

Теплота и сила объятий Джейрена окончательно забрали ее из царства грез, но Атайя была слишком истощена, чтобы уйти оттуда надолго. Тело просило покоя, разум путался, уплывая обратно в бессознательное. Но нужно было сказать главное, пока есть возможность. Она упустила уже не одну.

— Я собиралась согласиться, — произнесла принцесса, отчаянно цепляясь за него и наслаждаясь запахом дыма и морской воды от его кожи. — Я хотела, о Боже, еще тогда сказать тебе «да».

— Все хорошо, Атайя, — пробормотал Джейрен, качая ее в ритм с прибоем. — Тебе не надо ничего объяснять.

— Не было времени сообщить тебе…

— Ты в безопасности, Атайя. Ты жива, остальное не важно.

— Я не буду винить тебя, если ты откажешься от меня… если я причинила тебе боль… понимаешь… я пыталась, но меня позвал Алдус и забрал епископ. — Атайя смутно понимала, что лепечет уже бессвязно, слишком трудно было сохранять ясность ума даже на короткое время. Веки сами опустились, и она вновь ускользала в забытье, не желавшее отпускать ее.

— Не беспокойся об этом, Атайя. Незачем. Я все понимаю.

— Да? Правда?

Она чувствовала пальцы в волосах, убиравшие с лица локоны. Его кожа стала грубой, как у простого крестьянина, а не дворянского сына, и принцессе она еще больше нравилась своим несовершенством.

— Конечно, понимаю.

Она еще раз открыла глаза, чтобы насладиться созерцанием любимого человека. И тут заметила след от старого синяка на подбородке — большое фиолетовое пятно, переходящее в желтый.

Атайя нежно прикоснулась к нему.

— Что случилось? — спросила она едва слышным голосом.

Джейрен улыбнулся, чуть ли не рассмеялся, словно вспомнил старую шутку, и поцеловал ее ладонь.

— Ничего, Атайя. Ничего страшного.

Его голос звучал так убедительно, словно ангел прошептал клятву. Принцесса засыпала с уверенностью, что будет отдыхать в мире и спокойствии, которого не знала уже несколько месяцев… или даже лет. Сон не тюрьма ей более, а врачебный дом.

Издалека доносились его тихие успокаивающие слова и молитва. Довольная тем, что наконец во всем призналась, Атайя отдалась грезам, зная, что только покой — блаженный покой — восстановит ее силы.

Глава 6

— Атайя Трелэйн, сейчас же сядь в кибитку! — крикнула Тоня, остановив двух жалких кобыл.

Сидя на козлах, она гневно наблюдала, как девушка не спеша прогуливается рядом с трясущейся кибиткой, вместо того чтобы ехать внутри, как ее просили уже не раз.

Атайя взглянула вверх, точно ребенок, которого застукали за поеданием конфет перед ужином, не сожалея о проступке, лишь досадуя, что его разоблачили. За что ее винить? Легкий бриз ласкал лицо, под ногами был прохладный клевер, в воздухе чувствовалась осень. Не сравнить с ледяным проклятым местом, где она провела все лето в полумраке, в промозглых стенах. Что удивительного, если ей хочется побыть на открытом воздухе, а не в новой клетке, которая теперь на колесах?

— Я не могу пройтись хотя бы часик?

Принцесса недовольно надула губы, но Тоня уже отвернулась.

— Ни в коем случае. Ты утром уже шла час, я не могу позволить тебе перенапрягаться. Скажи спасибо, что у нас вообще есть на чем ехать, — ответила Тоня. — Не поверишь, сколько мне пришлось выложить за эту развалюху. Проще рассмешить святого Бэзила, чем уговорить селянина расстаться с кибиткой во время сбора урожая.

У Атайи расширись от удивления глаза — Тоне, видимо, в самом деле было нелегко. Лорд Бэзил, глава выдающегося Совета мастеров, слыл самым хмурым человеком, которого Атайя когда-либо встречала. Скорей солнце взойдет на западе, чем ей доведется увидеть его улыбку.

— Если мне надо ехать, почему я не могу по крайней мере сесть рядом с тобой? — не сдавалась девушка.

Она понимала, как о ней трудно заботиться, но поскольку не чувствовала ни малейшего недомогания, то не могла серьезно воспринимать исполненные благих намерений советы Тони. Казалось невыносимым лежать и отдыхать, когда так сильно хочется пробежаться по согретой солнцем траве, разогнать кровь, осознавая с каждым биением сердца, что живешь… и живешь славно.

Тоня закатила глаза.

— До заката нельзя. Солнечный свет навредит тебе, может повыситься температура.

— Но…

— Сдавайся, — посоветовал Джейрен, высунув голову из-под брезента, словно черепаха из панциря.

Он молча слушал, как усердствует Атайя, пытаясь добиться своего, и улыбался, будто все, что она делала, должно вызывать восторг. Хотя ей грело сердце, что это умиление порождено любовью, девушке казалось, что даже если она выкинет худшую из истерик, на которую только способна избалованная принцесса, Джейрен не выйдет из своего блаженного состояния и продолжит восхищенно смотреть на нее, восторгаясь непокорным духом возлюбленной.

— Это для твоего же блага, Атайя, — сказал он и протянул руку, чтобы помочь ей забраться в кибитку. — Неужели ты забыла, как плохо тебе было. — На мгновение его глаза потускнели от нахлынувших воспоминаний. — Мы чуть тебя не потеряли.

Атайя тотчас замолчала, понимая, сколь глупыми кажутся ее доводы друзьям. Джейрен давно рассказал все, что произошло в пещере: о ее бреде и излиянии смертоносных чар. Девушка ничего не помнила, и для нее история обладала болезненной притягательностью. Правда, становилось страшно от мысли, что она могла невольно убить их всех и себя, совершив преступление, как ничего не ведающий лунатик.

— К твоему сведению, мне сейчас несравнимо лучше, — не сдавалась Атайя, отгоняя неприятные размышления. — Прошлой ночью, когда вы думали, что я сплю, я слышала, как Тоня сказала, что я иду на поправку на диво быстро.

Джейрен состроил недовольную мину: подтвердить такие слова значило бы только упрочнить ее решимость идти пешком, вместо того чтобы ехать.

— Если ты так высоко ценишь мнение Тони, — выкрутился он, — то послушайся ее совета. Тоня когда-то принимала роды в Уларде и знает немало врачебных заклинаний. Ей видней, что для тебя лучше.

Атайя продолжала ворчать под нос, понимая, что ее доводы будут тщетны, как вчера… и позавчера. О, сначала ей нравилось ехать, спокойно отсыпаться, восстанавливая силы после снятия блокировки. Теперь же, на седьмой день пути, она чувствовала себя бодрой, сильной и готовой к действию. С другой стороны, принцесса не так давно выздоровела и восстановила здравый разум и боялась опять заболеть, а потому нехотя смирилась с судьбой и забралась обратно в солому, временно признав поражение.

— Атайя, давай продолжим с того места, где остановились, когда ты решила своевольничать, — сказал Джейрен, с хитрецой приподняв бровь, и девушке пришлось ущипнуть его за такое самодовольство.

В отличие от нее самой возлюбленного ничуть не угнетало замкнутое пространство кибитки. Преподавая много лет магию, он привык сидеть в библиотеках и с радостью находился рядом с ней день за днем, упражняя разум вместо тела. К несчастью Атайи, он настолько вошел в старую роль, что непрестанно задавал ей вопросы, чтобы пробудить те области сознания, которые до сих пор спали. Принцессе хотелось разговаривать с ним — с человеком, за которого она молилась, пока была в силах, — однако его добродушные расспросы напомнили о детстве, о классной комнате в замке Делфар, где ее мучили один за другим королевские учителя, взмахивая вверх руками от ее наплевательского отношения к занятиям. Атайе хотелось ответить на все вопросы Джейрена, лишь бы он перестал их задавать с такой настойчивостью, и она злилась на себя, когда не знала, что сказать. В какой бы книге ни хранились нужные тайны, они были для нее вне досягаемости, как скованные заклинанием тома мастера Хедрика.

— Что тебе запомнилось последним? — поинтересовался Джейрен, словно продолжал вести устный экзамен.

Мне ясно запомнилось, Джейрен, что тот же самый вопрос ты задавал каких-то двадцать минут назад. Атайя прикусила язык, чтобы не съязвить.

— Ничего конкретного, просто разбросанные образы. Ветер. Сильный ветер. И бури… несколько штук.

— А когда были бури?

— Может, в июне, — ответила она, беспечно пожимая плечами. — Я, кажется, собирала накануне сливы.

— А какой сейчас месяц, знаешь?

Атайя сердито посмотрела на него:

— Сентябрь. Ты сам вчера сказал. Честно говоря, Джейрен, в моей памяти, может, и есть провалы, но я не идиотка. Козе понятно, что листья пожелтели.

— Не нужно злиться…

— Я и не злюсь!

Тоня ухмыльнулась, покачивая головой:

— Надо же, вы уже ругаетесь, как муж и жена.

— Я не стала бы препираться, если б он не обращался со мной, как с полоумным инвалидом, — с добродушной улыбкой парировала Атайя. Она взяла соломинку и принялась беспокойно теребить ее. Неожиданно на лице отразилось озорство. — Может, мне попробовать заклинание перемещения в пространстве? — проговорила она с напускной скукой. — Тогда мне не пришлось бы совершать такой долгий утомительный путь. Просто подождала бы вашего прибытия в Кайбурне.

— Не смей, — предупредила Тоня, бросив через плечо огненный взгляд. — Ты почти не прибегала к магическим силам после лихорадки и не можешь знать, насколько они надежны. Надо признать, что проблем у тебя не возникает, — добавила она, задумчиво хмурясь, поскольку не знала, чем это объяснить. — Но не стоит испытывать себя самым сложным заклинанием.

Атайя презрительно фыркнула и продолжила щипать соломинку, решив, что все-таки о ней слишком сильно пекутся. Да, последнюю неделю она с осторожностью пользовалась магическими чарами и всегда под строгим присмотром Тони, но друзья признали, что принцесса делает невероятные успехи. Правда, ничего больше простой визуальной сферы она не создавала, да и после той в первый раз немного закружилась голова, словно она потянула натруженную мышцу. Но потом, к изумлению Тони, ее сферы и светящиеся шары получались так же прекрасно, как и раньше, а может, даже лучше.

Атайя почувствовала огромное облегчение. Больше всего она боялась, что не сможет обрести былую колдовскую силу, что заклинания окажутся непрочными. Однако если уж принцесса так быстро шла на поправку физически, то почему бы и чарам не набрать такой же темп восстановления?

— Не понимаю, как такое может быть, — задумалась Тоня, прикусив нижнюю губу. — Ты была три недели в бреду, и тут — бац! Через каких-то семь дней так резвишься и прям готова танцевать вокруг майского дерева.[1]

— Вокруг майского вряд ли, — сухо ответила Атайя. — На дворе сентябрь, в чем пытается убедить меня Джейрен.

Джейрен раздраженно усмехнулся, но тут же смягчился при виде живой и здоровой возлюбленной. Досаду сменила радость.

— И у тебя не появилось никаких побочных изменений, — продолжала Тоня. — Если не считать провалов памяти. Страшно подумать, какие могли быть осложнения…

Она вздрогнула, даже Джейрен съежился.

— Есть некоторая проблема, — отметила Атайя, уничтожив еще одну соломинку. — Я до смерти устала ехать в этой кибитке.

Джейрен забрал у нее замученный стебелек.

— Привыкай, — посоветовал он. — Потому что останавливаться мы не собираемся, пока на то нет крайней нужды. Надо добраться до Кайбурна как можно раньше. Там тебя ждут, Атайя.

Принцессе было нечего возразить. Когда ей сообщили, что в овчарне восемнадцать учеников, она прыгала от восторга. Как ни странно, Тоню это огорчало, потому что когда-то в их рядах было пятьдесят человек. Пятьдесят! Узнав, что они покидают лагерь из-за ее отсутствия, Атайя осознала важность спешки и подчинилась друзьям.

Они остановились на ночлег около благоухающего соснового леса. Тоня приготовила незамысловатую, но вкусную похлебку из ячменной крупы, бекона, лука и чеснока. Просидев весь день за вожжами, женщина устала больше всех и поэтому первой залезла в кибитку, которую весь день так презирала Атайя. Принцесса постелила одеяло на сосновые ветки, пожелав спать под открытым звездным небом.

За последнюю неделю у Атайи рос аппетит по мере восстановления здоровья и магических сил. Тоня успела поспать всего лишь час, когда девушка объявила, что опять хочет есть. Что-то бурча о подземных темницах, Джейрен принялся делать лепешки к похлебке. Послышалось слишком громкое шипение. Атайя зажала нос, когда до нее донесся черный дым с плоской железной сковороды. Джейрен соскреб приготовленное блюдо на две тарелки и поставил перед ней на бревно, служившее им столом.

— Насколько я помню, Джейрен Маклауд, ты как-то говорил, что не умеешь готовить. В то время, кажется, я была слишком голодна, чтобы обращать на это внимание. — Она подозрительно посмотрела на черные круги из теста. — Теперь я понимаю, что ты прав.

Джейрен широким жестом протянул ей лопаточку и кивнул в сторону костра.

— Тогда, моя госпожа, с радостью понаблюдаю за вашим превосходным мастерством.

— Моим? О нет, — проговорила она, отстраняясь. — Если ты попробуешь мою стряпню, то пожалеешь, что вообще меня спас. — Атайя вытащила пробку из бутылки и перевернула ее, пытаясь вытрясти жидкость имбирного цвета. — Думаю, в сиропе твои лепешки будут не так уж плохи.

Джейрен улыбнулся и принялся за еду, а Атайя присмотрелась к последним следам жуткого, но постепенно исчезающего синяка на подбородке — единственного недостатка на его безупречном загорелом лице. Понадобилось несколько дней, чтобы выудить из Джейрена правду, и хотя он не винил ее за удар, девушка каждый раз ежилась при виде воспаленного фиолетового пятна.

— Извини, что со мной так трудно последнее время… и за все прежние упреки. Ты их не заслуживаешь… только не после того, через что ты ради меня прошел.

— Ругаемся, как муж с женой, — с печальной улыбкой вспомнил Джейрен слова Тони.

Он в первый раз упомянул о браке напрямую. Оба подумали об этом и тотчас замолчали. Атайя не заговаривала о предложении Джейрена с того дня, когда пришла в чувства, надеясь, что он сам поднимет тему. А Джейрен тоже молчал, боясь, что возлюбленная забыла о признании в пещере. Теперь пришло время отставить в сторону все эти глупости. Подобного рода опасения, как считала принцесса, и привели их к разладу.

— Я так много должна тебе объяснить, Джейрен, — наконец сказала она. — Я очень глупо себя вела в Ат Луане прошлой зимой. Но я боялась… очень сильно боялась, что ты кончишь, как Тайлер. Николас считает, что бесполезно от тебя прятаться, если ты так хочешь быть рядом со мной. Он прав, я поступила по-дурацки.

Атайя украдкой посмотрела на Джейрена и заметила тень улыбки. Он не собирался возражать.

— Мне кажется, Николас весьма наблюдателен, — просто ответил он, переставил тарелки на землю и взял ее руки в свои. — Нельзя же жить, полагая, что все, кому ты дорога, неизбежно попадут в беду или умрут. В конце концов, Николас заботился о тебе всю жизнь, и с ним ничего дурного не сталось. А лорд Джессингер? Он тоже многим рисковал ради тебя, как мне известно, и с ним все в порядке.

Атайя кивнула, ей до сих пор не верилось, что именно лорду Джессингеру, старому Мозелю, она обязана свободой. Этот факт удивил ее больше всего. Если даже советник потерял возлюбленную из-за отпущения грехов, он все равно казался последним человеком при дворе, от кого можно ожидать подобных поступков.

— Николас сказал мне, что я требовала от других людей жертвовать вещами, которыми сама никогда бы не поступилась, — продолжила Атайя свою исповедь. — И был прав… но я не собиралась себя менять. Тогда.

— Ты занимаешься рисковыми вещами. Поправка — мы занимаемся. Но я готов попытать удачу. — Он стер с ее губ капельку сиропа. — Я не стал бы жениться на тебе обманным путем.

Выражение лица Атайи слегка изменилось. Его слова подтвердили, что ее заветная мечта все же сбудется.

— Я сомневалась, что ты вновь решишься, — произнесла она, стараясь не показывать, что у нее камень упал с плеч, — после того как я с тобой обошлась. Я так надеялась… молилась, чтобы ты не сдался просто так.

Джейрен указал пальцем ей прямо в лицо.

— Атайя Трелэйн, за последние несколько месяцев я прошел через страшные испытания, и если ты не пойдешь за меня замуж, я отвезу тебя обратно в монастырь Святого Джиллиана и там оставлю.

Атайя опустила голову, притворяясь, что обдумывает предложение.

— Тогда у меня не остается выбора, кроме как согласиться, — сказала она и наклонилась вперед. — Надо было сделать это сразу.

Она притянула Джейрена к себе и закрепила свое обещание сладким, жгучим поцелуем со вкусом сиропа. Весь день ей хотелось пробежаться, почувствовать, как несется по венам кровь, а теперь, сидя недвижно, Атайя ощутила необычайный прилив энергии: сердце заколотилось, тело вернулось к жизни после долгих унылых месяцев. Затем, напрочь забыв об ужине, она приникла к возлюбленному и первый раз за день избавилась от беспокойства и жажды деятельности. Ей просто хотелось оставаться на месте, не шевелиться, как ребенку в руках матери. Глядя на деревья, Атайя печально вздохнула:

— Самое трудное, конечно, впереди.

— Самое трудное?! — воскликнул Джейрен. Его смех разнесся по маленькой просеке, как колокола часовни. — Боже мой, Атайя, между моим первым предложением руки и сердца и твоим конечным согласием столько произошло: меня похищали, сажали в тюрьму, чуть не повесили, а недавно одна сумасшедшая едва не убила меня метлой. Не говоря уже о том, через что я прошел до признания в любви. Если то было самым легким, то я вообще знать не хочу о трудном, — объявил он, снова смеясь.

Атайя нахмурилась.

— Я всего лишь имела в виду, — начала она решительным тоном, — что непросто найти человека, который нас обвенчает. В Кайте однозначно некому. Не думаю, что мы можем заявиться к епископу Люкину и попросить его об одолжении. Алдус бы согласился, но…

Принцесса замолчала, вспомнив о его незаслуженной участи.

— Не такая уж это и большая проблема. Обвенчаемся в Рэйке. Если твоя способность к перемещению в пространстве столь же сильна, как и остальные, то мы можем попасть туда в любое время.

Атайя закатила глаза — как она сама не додумалась до такого простого выхода? — но тут же снова сделала недовольное лицо.

— Вся загвоздка в том, что я в последнее время несколько стесняюсь показываться в Рэйке. Верховный лорд Бэзил обо всем наверняка уже знает и со злорадным наслаждением упрекнет меня в последствиях обучения Алдуса треклятому заклинанию.

— На твоем месте я бы не беспокоился, — уверил ее Джейрен. — Если что, заступится мастер Хедрик. Не упустит же он возможность подразнить лорда Бэзила. — У него всегда вызывали улыбку воспоминания о вечных трениях между бывшим учителем и верховным лордом. — Значит, решено. Заехав в Кайбурн, чтобы все убедились в нашем здравии, отправимся в Ат Луан и найдем там сговорчивого священника. Теперь ты моя, Атайя Трелэйн, и я не позволю тебе ускользнуть, — предупредил он.

Атайя одобрительно улыбнулась, затем подняла тарелку и молча закончила ужин. Ее переполняла радость — радость предстоящей ночи с ароматом сосен и ожерельями звезд, радость теплоты и надежности рук Джейрена вокруг талии и даже радость черных лепешек в сиропе. Атайе казалось, что это самая вкусная еда в ее жизни; горелые или нет, они сделаны заботливым возлюбленным.

Через девять дней после того как они покинули пещеру близ монастыря Святого Джиллиана, наступил октябрь, и стало заметно прохладней. После бесконечных жалоб на кибитку Атайя стеснялась говорить, как она благодарна, что солома согревает тело, а брезент защищает от ветра.

Принцесса выглядывала в щель, наслаждаясь зрелищем сжатого поля, по которому были разбросаны стога сена. Хотя на горизонте еще не появилось солнце, крестьяне уже трудились, собирая драгоценный урожай. В Кайте лето выдалось сухое и жаркое, так сказал ей Джейрен. Когда они заезжали в деревню купить хлеба и эля для вечно голодной Атайи, селяне жаловались на скудный урожай, бурча, что зерна может не хватить, чтобы пережить зиму им самим.

Ближе к обеду они решили сделать очередную вылазку к крестьянам. Кибитка неожиданно остановилась на полпути от главной дороги.

— Почему мы… о!

Высунув наружу голову, Атайя увидела клубы черного дыма, поднимающегося из-за ближайшего холма. Оттуда доносилось верещание напуганных животных и эхо человеческих криков.

— Лучше объедем, — сказал Джейрен.

Этим утром он сидел на козлах рядом с Тоней: ему наконец надоело освежать память принцессы.

Тоня теребила тронутый сединой локон, выглянувший из-под шарфа.

— Мы могли б… сделать круг обратно, но потеряем время до полудня.

— Лучше вернуться домой на пару часов позже, чем встрять в местные проблемы.

— Нет! — твердо сказала Атайя. Она прищурила глаза, затем снова широко их раскрыла. — Там кому-то нужна наша помощь. Я чувствую… следы.

Принцесса была очень взволнована, и это придавало ее словам глубокий смысл. Джейрен и Тоня тоже бросились искать признаки, по которым можно было бы сказать, что неподалеку колдун борется с первыми ростками своей магической силы. В отличие от их родной Рэйки в Кайте было мало колдунов, и не стоило труда выследить человека, использующего заклинания, тем более если его подстегивало безумие мекана. Через несколько минут молчания друзья обменялись недоумевающими взглядами и одновременно повернулись к Атайе.

— Я ничего не чувствую, — сказала Тоня, не скрывая удивления.

Обыкновенные способности Джейрена, возможно, и не были достаточны, чтобы распознать знаки, которые замечала опытная Атайя, но Тоня с ее многолетним опытом не могла пропустить их.

— Ты уверена?

Атайю откровенно удивил вопрос.

— Конечно, они слабые, но… ты сама не видишь?

Тоня уклончиво улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она, натянув вожжи, — поедем, докопаемся до сути.

Они поднялись на холм и увидели неописуемую суматоху. Деревня оказалась маленькой, а разгром — весьма обширным. Горело несколько соломенных крыш, животные и дети в страхе метались из стороны в сторону. На зеленой траве дрались десятки мужчин, размахивая мотыгами, цепами и кулаками.

К кибитке бежала девочка, спасаясь от бойни. Растрепанные волосы развевались во все стороны, в руках она сжимала корзину с яйцами. Атайя выскочила наружу и преградила ей дорогу.

— Стой! Что там случилось? Что это за деревня?

Девочка с опаской оглядела ее. Атайя ничуть не походила на грабителя: на ней было серое монашеское платье, хоть и изрядно потрепанное, но опознаваемое. Ребенок вежливо кивнул:

— Это деревня Пайпвел, госпожа. — Девочка не могла отдышаться, однако, отбежав подальше, уже не так боялась. — Я всего лишь пришла за яйцами, и меня чуть не убили! Посмотрите, — добавила она, недовольно глядя в корзину, — три разбилось.

— Но что там происходит?

Девочка надменно цокнула языком.

— Жуткое дело. Из-за колдуна, вы разве не знаете? Там нашли одного. Он сегодня утром расколол взглядом жернов. Народ дерется, решая, отвести ли его к священнику или в одну из школ магии, о которых все болтают.

— Ясно, — серьезно произнесла Атайя. Тоня с Джейреном оживленно перешептывались, обсуждая, почему они до сих пор не почуяли присутствие поблизости колдуна. — Ты знаешь, кто он?

Девочка пожала плечами.

— Почти нет. Алек — сын главы селения, и этот глава не доложил о нем священнику. И не собирается. Одни считают, что это надо сделать, другие не хотят навлекать на себя немилость управляющего. А я держу нос подальше. Чтоб мне его не разбили, — добавила она, оглядываясь через плечо на деревню, — как мои яйца.

— Ладно, беги. Спасибо.

Девочка понеслась дальше, а Атайя направилась вниз, поманив за собой Джейрена с Тоней.

Мелкая перепалка в крошечной деревеньке, ничего серьезного. Но с каждым шагом становилось страшней от дыма, запаха крови и яростных криков. Вдруг Атайе представилось, что подобные драки происходят в каждом селении и городе. Раньше она не успевала произнести спасительные слова, и колдуны покорно умирали. Теперь все изменилось. Ее не заставить молчать, однако горящие крыши и красные лица — ее совести. Настоящая гражданская война, как предсказывал Дарэк. Но сколько бы ни было в ней жертв, они ничто в сравнении с теми, кому уже отпустили грехи. Эту высокую цену придется заплатить.

Кибитка подкатила к деревне, когда драка уже сходила на нет: кто-то в стороне зализывал раны, кто-то старательно тушил огонь или гонялся за напуганными поросятами и цыплятами. Рукопашная прекратилась, но разъяренные возгласы не утихали.

— Надо рассказать отцу Бартоломею! — кричал седой старик. — Глупцы, неужели вы все продали душу дьяволу и решили, что парень может жить? Его нужно предать обряду отпущения грехов.

— Может, и так, — ответил один из мужчин, вытирая кровь, текущую из носа, — но как избежать гнева управляющего? Одно слово ему наперекор, и ты загружен дополнительной работой.

Третий серьезно кивнул:

— Да, этот надолго затаит зло. Мой урожай погиб от засухи, каждый грош теперь на счету. Малейший штраф — и моя семья будет голодать всю зиму.

— Нет нужды идти к отцу Бартоломею! — крикнул юноша-коротышка. — Разве вы не слышали? Больше ни одному колдуну не придется умирать. Их спасет принцесса Атайя!

— Сам ты оглох, малыш, — возразил старик, кинув в его сторону снисходительный взгляд. — Благая весть, на мой взгляд, принцесса Атайя умерла. Наложила на себя руки. Королевский гонец доложил уже почти две недели назад.

Атайя ахнула от удивления, закрыв рот ладонью, и тотчас повернулась к Джейрену с Тоней.

— Наложила руки… о чем они говорят?

Тоня перевела взгляд на Джейрена, который прикусил губу.

— Я должен был тебе сказать, — робко начал он приглушенным голосом, чтобы не услышали селяне. — Перед тем как покинуть монастырь Святого Джиллиана, Тоня выкинула в окно пару твоих вещей, чтобы монашки решили, что ты умерла, и не послали погоню. Я так тебе обрадовался, что как-то забыл об этом.

— И еще говоришь, что у меня проблемы с памятью!

Атайе было не до споров. Она поняла, что если история дошла до уединенной деревушки, то об этом известно по всему Кайту. Если ученики и так покидали их ряды, то теперь там наверняка никого не осталось.

Принцесса решительно подошла к спорящей толпе. Седовласый старик бросил на нее сердитый взгляд.

— Прочь отсюда. Это не твое дело.

— Да? — удивилась Атайя, сделав еще один шаг вперед. — Среди вас есть колдун, значит, дело мое.

— Кто ты? Священник? Нет, сразу видно, монашка, — заключил он, с отвращением взирая на изношенное серое платье. — И к тому же изрядно потрепанная. Кто тебя послал? Что ты возомнила о себе?

— Скажите, где найти этого человека, — спокойно попросила Атайя, встретив взгляд старика с такой уверенностью и смелостью, что он онемел от удивления. — Я могу ему помочь.

— Ты колдунья?

— Да. Как и мои друзья.

По двору прошелся ропот, некоторые селяне отошли в страхе подальше, другие крепче сжали грабли. Но некоторые смотрели на нее с надеждой, словно на ангела, посланного в ответ на их молитвы.

— Алек в доме управляющего, — возбужденно ответил ей юноша. — В большом каменном доме рядом с мельницей.

Атайя поблагодарила его и направилась к жилищу, вслед засеменили Тоня с Джейреном. Никто не сделал попытки остановить их — три колдуна в такой маленькой деревушке, как Пайпвел, — неодолимые враги.

— Мы с Джейреном до сих пор не чувствуем никаких следов, — пробормотала Тоня. — Видимо, выплески утихли.

— Да, почти. Как я понимаю, он не так-то плох… пока. Его мекан едва начался.

Не прошли они и двадцати ярдов, как из-за хибары во двор вышел светловолосый мужчина с едва стоящей на ногах женщиной. Она стонала от боли, прижимая к груди вывихнутую руку. Мужчина с окровавленным лицом не давал ей упасть.

— Помогите! — крикнул он. — Где Мириам? Позовите ее скорей! У Эммы сломана рука.

— Мириам уехала, — сказала одна из старух. — Прошлой ночью отправилась в Оксбридж принять роды. И свою ученицу забрала с собой.

— Давайте я помогу, — воскликнула Тоня и пошла к ним навстречу. — Я знаю, как вправлять вышедшую из сочленений кость. — Тоня улыбнулась покалеченной женщине, чтобы ободрить ее. — Вы муж?

— Нет, брат. Эмма не замужем. — Судя по тону, такое положение дел ему весьма не нравилось. — Ей уже двадцать. Должна давным-давно обзавестись семьей и нарожать детей.

— Зачем тебе их помощь, Этан?! — крикнул один из селян. — Они колдуны… они выпьют ее кровь!

— Заткнись, старый дурень, — огрызнулся в ответ брат Эммы, не удостоив человека даже взглядом. — Я не верю в эту дребедень и вам не советую.

Он еще раз оглядел троих чужаков — с любопытством, но без страха.

Тоня осторожно осмотрела неестественно выгнутую руку девушки.

— Как это случилось?

— Она подвернулась под руку во время драки: ее ударило цепом, предназначенным для меня, — сказал Этан, опустив от досады глаза.

Тоня повернулась к Джейрену:

— Иди в дом управляющего, — спокойно сказала она. — Ты справишься с Алеком один. Атайя говорит, он не далеко зашел. Потребуется только объяснить, что с ним происходит и какой у него есть выбор. Атайе лучше остаться со мной.

Джейрен кивнул и удалился, а Тоня с принцессой пошли за Этаном и раненой девушкой в один из не захваченных огнем домов. Брат ногой отогнал с дороги гуся и положил Эмму на соломенный тюфяк.

— Мне понадобится дощечка, чтобы наложить шину, и ткань. Примерно столько, — показала Тоня ладонями. Этан пошел выполнить распоряжение. Она нежно похлопала девушку по плечу и убрала назад локон цвета пшеницы. — Просто закрой глаза, — успокаивающе прошептала она. — Ты и не заметишь, как все уже будет позади.

Атайя, — мысленно передала Тоня, — усыпи ее и держи в состоянии сна, чтобы девушка не чувствовала боли, пока я вправлю кость.

Принцесса закрыла глаза, проникла в мозг Эммы, и та погрузилась в глубокий сон. Атайя не очень хорошо владела заживляющими заклинаниями и чутко ощущала напряжение Тони, вставляющей кость обратно. Некоторое время рука будет слабой, но заживет без шины и повязки. Однако Тоня попросила их неспроста. Если взять во внимание своенравие здешних жителей, то им незачем знать, что Эмму вылечили магией.

Вправив кость, Тоня принялась за менее значительные повреждения: синяк тут, порез здесь, ожог там. Атайя беззаботно поддерживала сон Эммы, как вдруг…

Атайя резко открыла глаза. Что за черт? Там… там что-то есть, в голове девушки. Маленькая, но ясно различимая преграда, нечто вроде алмаза на черном бархате. Принцесса соприкасалась с сознанием магов и обыкновенных людей, но такого еще не встречала. Крошечное, как зернышко горчицы, но яркое, как тысяча свечей.

Она осторожно протянулась, чтобы исследовать световую точку, но тотчас отпрянула, осознав, с чем имеет дело. Миниатюрная, но внутри…

Тоня, взгляни, — возбужденно передала она. — Коснись ее ума и скажи мне, что ты видишь!

Вздрогнув от неожиданного послания, Тоня проворчала, недовольная, что разрушилась ее концентрация, затем посмотрела.

Ничего особенного, — ответила она. — А что я должна была увидеть?

Здесь… ну как это? Зерно. Прямо в центре мозга. Вот тут!

Оно сверкало, как звезда в ночи. Как могла Тоня пропустить его? Она мастер… и не чувствует его присутствие, его силу? Целая вселенная, с божественным всемогуществом, помещенная в точке не больше острия иголки.

Что за зерно? — озадаченно переспросила Тоня.

Атайя задрожала, отбросив все сомнения.

Сила. Магия. Эта женщина… Она колдунья, Тоня. Или станет ею, когда в ней проснется мекан.

Тоня подняла полные удивления глаза.

— Невероятно! — вслух произнесла она. — Что ты говоришь? Мекан — единственный признак наличия… Невозможно определить колдуна до наступления мекана. — Тоня замолчала, ахнула и замерла, словно боясь выпустить из легких воздух. — Правда, никто не был под клеймом блокировки так долго, как ты. Не выживал, чтобы заметить небывалое. — Она уставилась в глаза Атайе, будто за ними что-то спрятано. — Сначала ты почувствовала присутствие колдуна, а теперь это. Интересно, что сделала с тобой блокировка?

Атайя истерично рассмеялась и отвела взгляд.

— Тоня, ты пугаешь меня.

— Ты меня тоже пугаешь, — едва слышно произнесла Тоня. У нее пошли мурашки по коже, словно на спину плеснули холодной воды. — Сохраним это пока в тайне… неизвестно что с тобой. Мы не можем задерживаться здесь. Вдруг Эмма станет колдуньей через черт знает сколько месяцев или даже лет. Не исключено, что ты ошибаешься, а любой намек на магические силы девушки приведет к очередному бунту в деревне.

— А если не ошибаюсь, Тоня? Что, если спящие силы до мекана именно так и выглядят, как это зерно? — Атайя колебалась. Если возможно выявить лорнгельда до наступления безумия, то есть шанс предотвратить его разрушительное действие! Люди могли бы готовиться к проникновению магии в их жизнь, а не страдать от резкой встряски. Боже, а вдруг станет реальным учить их заранее, полностью избегая признаков сумасшествия?

Голова Атайи кружилась от новых идей, а лицо Тони выглядело необычайно серьезным.

— Если ты и права, то у нас только прибавится проблем. Представь себе толпы народа, которые будут бросаться тебе в ноги и просить проверить их. Просто чтобы узнать, выпадет ли на их долю отпущение грехов. Весь Кайт охватит паника. А может, им и не надо знать заранее! — добавила она вся в напряжении. — Захочет ли этого Бог?

— Может, Он уже захотел. Может, Он неспроста наделил меня даром, и мне теперь нужно выяснить зачем.

— Как знать, — ответила Тоня, озадаченно качая головой. — Как знать.

В дом зашел Джейрен, беззаботно посвистывая.

— Наш маг в порядке. Немного сбит с толку, но… — Он замолчал, заметив отрешенные лица. — Эй, что стряслось?

— Не буду углубляться в подробности, — выпалила Тоня, зная, что брат Эммы может вернуться в любой момент. — У Атайи проявился побочный эффект долгой блокировки. — Она еще раз посмотрела на принцессу, словно изучала любопытный музейный экспонат. — Я могу заблуждаться, но в любом случае этого никто не должен знать, пока мы не поймем скрытый смысл.

— Скрытый смысл чего?

— Потом объясню, Джейрен, — отрезала она. — Говоришь, Алек в порядке?

Джейрену не понравилась уклончивость Тони, однако он не стал расспрашивать дальше.

— Ну да. Я спросил, хочет ли он поехать с нами в Кайбурн, но он только заволновался. Сказал, что до окончания сбора урожая точно не выберется, но подумает над предложением. Атайя была права, его мекан в начальной стадии. До ноября не представляет никакой опасности.

Когда вернулся Этан с дощечкой и тканью, Тоня наспех соорудила шину с повязкой для Эммы, за что ей вручили дюжину свежих яиц, как она ни отнекивалась. Во дворе до сих пор толпился народ. Друзья направилась к кибитке, было очевидно, кого именно здесь все так оживленно обсуждают. Неожиданное прибытие в Пайпвел трех колдунов вызвало большой переполох. Некоторые уже решили, что у них теперь есть проблемы похуже, чем непредсказуемый сын управляющего.

Атайя смело прошагала на самое видное место. Перед отправкой нужно сделать одну важную вещь. Она забралась на край колодца — не самый достойный пьедестал для речи, но лучше, чем близстоящие колодки.

— Ваш друг Алек действительно один из нас, — выкрикнула она, не обращая внимания на недовольное ворчание селян. — Он может выбрать отпущение грехов, молюсь, чтобы этого не случилось. Я никого не прошу верить в святость магии. Вы только должны знать, что он и такие, как он, вовсе не обязаны умирать. Посылайте их в Кайбурн, где я смогу их обучить. Или в Килфарнан, — добавила она, вспомнив ученого Дома Де Пьера, собиравшегося продолжить ее дело на Западе. — Там мой друг основал школу магии.

Вдруг одна из женщин впереди толпы ахнула, узнав ее. Атайя кивнула.

— В ваше поместье приходил посланник короля? Он ошибся, друзья мои. Скажите всем в деревне и в соседней деревне, — взгляд принцессы прошелся по толпе, обязав каждого селянина священным долгом, — скажите всем, что Атайя Трелэйн вернулась.

Глава 7

Как только кибитка показалась на холме, все, кто был поблизости овчарни, побежали ей навстречу. Тоня связалась с Ранальфом через визуальную сферу еще два дня назад, чтобы сообщить о возвращении. Хотя все давно были оповещены, прием оказался на диво восторженным и теплым.

Как только кибитка остановилась, сзади выпрыгнул Джейрен и опустил на землю Атайю, поставив ее рядом с Ранальфом, Джильдой, Кейлом, Камероном и дюжиной учеников. Последовали объятия, улыбки и слезы на родных и новых лицах. К удивлению Атайи, некоторые даже отвесили поклон или сделали реверанс, сочтя нужным признать ее королевское происхождение, хотя Атайя и была вне закона. Джейрен с Тоней посторонились, чтобы принцесса вдоволь насладилась вниманием и обожанием.

— Как понимаю, ты отказалась выполнять священный долг, — сухо сказал Ранальф после удушающих объятий, разглядывая потрепанный рукав монашеского платья. — Правильно. Такая рьяная защитница Кайта никогда бы не покорилась.

Атайя не успела подобрать подходящие слова в ответ, как перед ней на колено опустился Кейл, склонив голову. Бывший солдат королевской гвардии, он был с ней с вынужденного побега из Делфархама год назад. Его почтение не просто удивило принцессу, но и растрогало.

— Несколько дней назад из Килфарнана прибыл гонец Дома Де Пьера. Просил подтверждения новостей, — сказал он, — а мы и не знали, что ответить.

— Старый книжный червь чуть не спятил, — ухмыльнулся Ранальф. — Его гонец до сих пор у нас, спал в одной из пустых комнат дортуара. Пошлю его обратно в Килфарнан с доброй вестью.

Атайя повела бровью.

— Значит, вы все слышали о моей мнимой кончине?

— Несколько недель назад, — сказал Камерон, сделав шаг вперед. Этому бывалому карманнику не было еще четырнадцати, но за лето он вытянулся до роста Ран альфа. Атайя едва не раскрыла рот. — Король позаботился, чтобы мы узнали первыми. Хотел огорчить нас. Народ в городе только об этом и говорит, — продолжал он, преданно взирая на принцессу, потом робко улыбнулся. — Наверно, здорово быть такой популярной.

Атайя не удержала смех.

— Пресловуто популярной, Кам. Тут большая разница.

Затем она повернулась к Джильде, на девятом месяце беременности ее невозможно было проглядеть в толпе.

— Тоня сказала, что в мое отсутствие ты взяла на себя все обучение. Я очень тебе благодарна и невероятно горжусь тобой.

— Трудновато приходилось, когда народу было больше, — сказала женщина, смахнув со лба пот. — Сейчас в овчарне пятнадцать человек, — добавила она, предвосхитив вопрос Атайи. — Тринадцать из них — ученики. — Джильда бросила взгляд на пару новичков, стоявших порознь в сторонке: красивую темно-рыжую женщину и похожего на нее мужчину, почти такого же крупного, как Ранальф. Казалось, она собиралась сказать что-то еще, но передумала. — Честно говоря, после слухов о твоей смерти я удивляюсь, что мы не растеряли всех до последнего. Теперь все изменится.

Джильда улыбнулась, и ее лицо засветилось, словно розовый рассвет на восточном горизонте. Атайя порадовалась энтузиазму колдуньи, которая когда-то враждебно относилась к магии, как и ее муж, выгнавший жену из дома, когда в ней обнаружилось проклятие.

Затем сквозь обступивших принцессу людей пробралась незнакомая темноволосая женщина. Она коснулась рукава Атайи, словно то была осенняя паутинка или хрупкое крылышко бабочки.

— Просто чудо, — пробормотала она, уставившись Атайе в лицо, чтобы убедиться, что перед ней на самом деле существо из плоти и крови, а не призрак. — Вас вернул нам Бог, ваше высочество.

— Не сомневаюсь, что именно Он, — ответила принцесса. — Но это было не совсем чудо. Скорей хорошая работа преданных друзей. Или если быть точнее, — поправилась она, — то одного друга и… жениха.

После объявления о помолвке все снова стали обниматься, знакомые и новички усыпали ее поздравлениями с равной радостью. Несмотря на свое незаконное положение, Атайя поняла, что впереди королевский праздник.

— Идем в лагерь, — сказала ей Тоня и потянула в сторону.

— Но мы же только приехали. Я хочу поговорить с учениками, узнать, что делается в городе, и… просто быть с ними.

Атайя с нежностью посмотрела на низкую каменную овчарню: обветшалая и потрепанная ветрами школа магии с соломенной крышей казалась ей самым прекрасным местом.

— Я знаю, что ты хочешь остаться, — сказала Тоня, — но в лагере тебя кое-кто ждет уже несколько недель. Ранальф передал мне это вчера, когда мы связывались. Имя оставил в секрете. Очевидно, загадочный гость хочет тебя удивить.

Тоня распорядилась, чтобы Кейл и Камерон отвезли кибитку в город и продали ее вместе с лошадьми на радость Атайе. Затем быстрым шагом направилась к лесу, взяв с собой жениха с невестой. Дорога в лагерь не изменилась, однако Атайя несколько раз чуть не сбилась с пути из-за новых иллюзий (чтобы запутать поисковые отряды епископа, Ранальф менял их форму и расположение каждую неделю), поэтому ей пришлось ориентироваться по рунам, обходя ненастоящие кусты ежевики, болота и лощины, преграждавшие путь к лагерю. Призрачные руны светились огненными полосками на стволах деревьев, помечая путь через густой лес для любого человека со зрением колдуна.

Атайя догадалась, кто ее ждет, не доходя до просеки, — а кто еще появляется нежданно-негаданно к ее величайшему восторгу? Кто пытается остаться в тени? Она застала его за раскладыванием пасьянса на траве под колокольней. Он довольно посвистывал, кладя очередную карту. Рубашка была попачкана на локтях, а бриджи — на коленях. В развевающихся каштановых волосах застряла пара листьев. На королевского отпрыска он походил не более самой Атайи. Именно таким она его и любила.

Сдерживая смех, принцесса подкралась к нему сзади и изобразила пальцем извивающегося червя.

— Figuram visionibus praesta, — прошептала она, вызвав иллюзию черной змеи, которая грозно прошипела на принца.

Он не сразу заметил гадюку, так сильно увлекся пасьянсом, но когда шевеление поймало взгляд, он так взвизгнул, как не подобает персоне благородных кровей. Затем вскочил на ноги, рассыпав карты, потерял равновесие и упал в распростертые руки сестры.

— Николас, как я рада тебя видеть! — воскликнула она. — Я думала, ты до сих пор в Ат Луане.

Он бросил взгляд обратно на траву, где уже не было змеи, расплылся в добродушной улыбке, что есть мочи обнимая Атайю.

— Хорошо, что я заранее знал о твоем приезде, сестренка, иначе опозорил бы себя слезами. — Николас разжал руки и посмотрел на разбросанные у ног карты, театрально вздыхая. — А игра шла хорошо.

К тому времени к ним присоединились остальные двое, и Николас по-братски обхватил Джейрена за плечи и поцеловал Тоню в щечку.

— Ой, ой, — зарделась Тоня. — Меня еще никогда не целовал принц, даже Фельджин. — Они искоса посмотрела на Атайю и лукаво подмигнула. — А этот мне нравится.

— Я в долгу перед вами обоими, — сказал им Николас и закачал головой, словно до сих пор не верил, что перед ним стоит Атайя. — Если б я был королем, дал бы вам в награду землю отсюда до моря Ведлейн и столько монет, чтоб можно было утонуть.

— Если бы ты был королем, — отметила Атайя, — им бы не пришлось вытаскивать меня из той дыры.

— Да, это точно.

Тоня пошла искать прохладной воды на кухне, а остальные трое собрали карты и сели на бревно около костра. Вдруг с лица Атайи резко ушла радость, девушка вскочила на ноги.

— Николас, ты представляешь, что натворил, приехав сюда? Если Дарэк узнает, он упечет тебя в тюрьму!

— Сомневаюсь, — беззаботно ответил принц, тасуя карты. — Даже если он узнает, а это маловероятно, потому что любому доносчику придется объяснять, что он сам здесь делал, то вряд ли Дарэк примет крайние меры. Помнишь, я как-то давно говорил тебе, что нужно еще пару наследников, чтобы отдалить тебя от трона? Так вот его величеству понадобится по крайней мере два сына, иначе ему от меня не избавиться. У него, как знаешь, только один. Кстати… Сесил недавно родила девочку, благослови ее Бог!

— Я так рада! — воскликнула Атайя, на время успокоенная рассуждениями Николаса. — Как она там?

— В порядке. Поначалу было сложно, но… Ах, Атайя, что об этом! Я расскажу тебе все новости потом. Лучше объясни, что происходило с тобой. — Он отложил карты в сторону и обнял ее за плечо. — Насколько я слышал, ты прошла через муки похуже, чем какие-то роды. Выглядишь хорошо! Я ожидал увидеть тебя больной, или усталой, или…

Николас резко замолчал, однако Атайя по встревоженному взгляду прочла, что он собирался сказать.

— Не в своем уме? — завершила за него принцесса. — Нет, Николас. Я в порядке.

Хотя и не до конца в прежнем состоянии, подумала она про себя и многозначительно посмотрела на Джейрена, который удивился не меньше Тони, узнав о новом даре, открытом в Пайпвеле. Атайя решила не говорить об этом Николасу, пока не исследует умение. Если она озадачила опытных колдунов, то принца совсем собьет с толку.

— Я ехал из Рэйки с вашим знакомым колдуном, и он рассказал мне о последствиях блокировки больше, чем мне хотелось бы знать. — Николас сломал сухой листок, не скрывая своих переживаний. — Он, кстати, до сих пор здесь. Ждет тебя. — В глаза брата прокралась хитреца. — Мы довольно сблизились в пути. Много говорили о тебе. О вас обоих, — добавил он, поворачиваясь к Джейрену.

— Речь идет о принце Фельджине? — спросил Джейрен, и его глаза засияли в надежде увидеть старого друга.

Николас ухмыльнулся, словно над удачной шуткой.

— Да уж нет. Когда я уезжал из Рэйки, Осфонин настаивал, чтобы Фельджин прекратил ломаться и нашел себе жену. Из Ат Луана ему не выбраться, пока не женится. В противном случае не сносить ему головы. Колдун, которого я имею в виду, намного старше.

— Мастер Хедрик… конечно же! — воскликнула Атайя, вскочила на ноги и побежала через просеку, Джейрен вслед за ней.

— Атайя, подожди…

Она услышала оклик Николаса, но не стала оборачиваться. Переступив порог часовни, принцесса сразу пожалела об этом. Она резко остановилась, словно врезалась в защитный покров. На нее налетел сзади Джейрен, и они неуклюже ввалились внутрь. Человек в мантии, стоявший у алтаря к ним спиной, был слишком высок для ее учителя.

Услышав шаги, он со свистом развернулся, проскрипев по полу шерстяным подолом. У Атайи душа ушла в пятки.

— Лорд Бэзил.

На лице его играла хищная улыбка, в тусклом свете часовни блестели белые зубы.

— Вы меня помните?

Конечно, она помнила. Встреча с Советом мастеров была самым страшным воспоминанием в жизни Атайи, и лорд Бэзил отнюдь не смягчил ситуацию. Но он был иным, нежели чем запомнился ей. Тогда элегантно одетый джентльмен идеально вписывался в золоченое убранство и полированный мраморный пол палаты Совета. В серой походной одежде, в сапогах, под которыми хрустели залетевшие через открытые окна листья, он не казался таким уж всемогущим. Холодный, каменный взгляд немного изменился. Лорд Бэзил показался Атайе более… хитрым.

— Мудро с вашей стороны молчать. Ждете, пока я скажу, что знаю, перед тем как сболтнуть что-нибудь лишнее. Мудро. — Лорд Бэзил одобрительно кивал, и его голос был подозрительно лишен нотки гнева. — Незачем быть столь осторожной. Я здесь уже несколько дней, и Ранальф все мне рассказал. Надо отметить, мне пришлось его вынудить. Он преданный человек.

Бэзилу все известно? Душа Атайи провалилась еще ниже. А день так хорошо начинался. Взглянув на Джейрена, она с благодарностью заметила, что ему сейчас не легче. Если бы она могла надеяться, что верховный лорд рано или поздно не найдет их, то прибегла бы к заклинанию транслокации и исчезла вместе с Джейреном подальше от его пристального взгляда.

— Мой господин…

— Вы знали, что это заклинание разрешено делать только членам Совета, — произнес Бэзил, приближаясь к ней меж рядов, словно кошка к жертве. — Можете не сомневаться, я поговорю об этом и с мастером Тоней. Она сильно провинилась, позволив вам совершить подобный поступок.

— Не укоряйте ее, пожалуйста. Она всего лишь не мешала мне обучить заклинанию отца Алдуса, потому что иного выхода не было… не оставалось времени, чтобы обратиться к Совету! Если бы не блокировка, одного из учеников отравили бы, а Алдуса во время церемонии разоблачил бы епископ…

Атайя понимала, что лепечет бессвязно, но осуждающий взор верховного лорда словно связал ей язык и лишил всякой красноречивости.

— Не утруждайте себя оправданиями, Атайя, — спокойно сказал он. — В данной ситуации от них толку не будет.

Принцесса прислонилась к каменной стене.

— Полагаю, до Рэйки дошли все подробности.

Бэзил кивнул.

— В середине лета. Конечно, мы раньше поняли, что что-то пошло не так. Вскоре после того как в Ат Луан пришло сообщение, что слугу Джейрена нашли мертвым… мои соболезнования, Джейрен, — с откровенной грустью добавил он, — во дворец прибыл ремесленник по имени Вильям повидать лорда Иана. Он сказал, что некий человек из Кайта искал вас обоих неделю назад, заявив, что хочет защитить принцессу от наемного убийцы. Очевидно, в действительности у него были иные намерения.

Джейрен прищурился, вспомнив человека, который взял его в плен.

— Капитан Парр.

— Именно тогда Хедрик понял, в чем дело, и тотчас связался со мной, зная, что Совет должен находиться в курсе ваших действий в Кайте, Атайя. Когда дошла весть о суде и заточении, принц Николас решил вернуться в Кайт, и я к нему присоединился. Кстати, — добавил он, — его величество настаивает, что он не просил вашего брата покинуть двор. Осфонин пригласил его на неопределенный срок и надеялся, что вы тоже останетесь. Что касается меня, — продолжил лорд Бэзил с выражением крайнего негодования, — полагаю, вы догадываетесь, почему я прибыл.

Атайя сглотнула слюну.

— Как верховный лорд Совета мастеров, — проговорил он суровым официальным тоном, — я осуждаю ваш поступок передачи секретного заклинания несанкционированному лицу и причисляю его к грубому нарушению законов Совета.

Джейрен весь съежился, чем привлек к себе испепеляющий взгляд Бэзила.

— Я знаю, что Тоня посвятила вас в тайны блокировки.

— Мой господин, я… позвольте мне объяснить…

— Учитывая обстоятельства, полагаю, иного выхода не было. Если бы что-то случилось с Тоней, у Атайи не осталось бы шанса выжить. Мудро с ее стороны посвятить вас в заклинание.

От подобного великодушия Джейрен потерял дар речи и молча заморгал в ответ.

Бэзил подошел на шаг ближе, и вдруг каменная маска на его лице растаяла. Вместо властного верховного лорда Атайя увидела обычного человека, способного ошибаться в своих суждениях и — прощать.

— Однако, — произнес он с приподнятыми уголками губ, — говоря откровенно, как просто Бэзил Авалон, а не верховный лорд, я считаю, что вы поступили по совести, и лучшего решения быть не могло.

Атайя понимала, что у нее непристойно низко отвисла челюсть, но от изумления не могла закрыть рот. Понимание? От Бэзила? От того, кто некогда обвинил ее в заговоре против отца и использовании магических сил для захвата кайтского трона? Такая перемена в верховном лорде удивила ее больше, чем помощь графа Джессингера.

— Хедрик волновался за вас обоих, как и я, — смущенно добавил Бэзил, словно признался в чем-то постыдном, — но он должен оставаться в Ат Луане, поскольку его помощник пока еще недостаточно опытен и нуждается в надзоре. Поэтому приехал я. Посмотреть, что с вами стало. Не знаю, что вы обо мне думаете, но я очень рад видеть, что с вами обоими все в порядке. И теперь, — подошел он к заключению и сжал ладони, словно приготовился к молитве, — полагаю, моя миссия выполнена и пора возвращаться в Тенос.

Атайя догадывалась, что настал момент попросить его оставаться, сколько он пожелает, но не смогла себя заставить. Верховный лорд Бэзил всегда являлся ей в кошмарах. Хочет ли она его здесь видеть? К счастью, Бэзил сам прервал молчание, и, к удивлению Атайи, он не ожидал приглашения. Нет, ему нужно было нечто иное.

— Мне предстоит долгий путь, в особенности если ехать одному. — В голосе верховного лорда проскочила мученическая нотка. — Если я не отправлюсь прямо сейчас, то не успею добраться до наступления холодов. В октябре уже может выпасть снег. — Он явно на что-то намекал, и Атайя едва сдерживала улыбку.

— Если хотите, мой господин, я могла бы доставить вас.

Бэзил не скрыл восторга.

— Вам это нетрудно, не правда ли? Заклинание транслокации… будет восхитительным опытом для меня, уверен. Довольно эгоистичная просьба, вы только что вернулись и…

— Никаких беспокойств, — уверила его Атайя, зная, как сильно Бэзил того желает.

Очевидно, он преодолел зависть к ее редкому дару. Принцесса решила не портить его радостный настрой упоминанием о зернах: верховный лорд мог снова разобидеться, сильнее прежнего.

— Надо сказать, — продолжила Атайя, — мы с Джейреном и сами собирались вернуться в Рэйку, — она взяла друга за руку, — чтобы пожениться.

Бэзил одобрительно закивал.

— Я так и думал. — Он обратил взор на Джейрена и широко улыбнулся. — Твой отец не раз высказывал подобное опасение. Тем не менее, примите мои поздравления. — Бэзил повернулся к Атайе. — Где будет проходить церемония, во дворце в Глендоле или Уларде?

— В общем-то я собиралась отпраздновать здесь. — Атайя печально окинула взглядом жалкую церквушку. — Здесь во время расправы Фалтила погибло много людей. Бракосочетание освятит это место. Но в Кайте нет священника, который бы нас обвенчал, по крайней мере открыто. Меня отлучили от церкви прошлой зимой, — добавила она между делом.

После такого любой житель Кайта перепугался бы за свою душу, однако Атайя привыкла к подобному духовному положению и даже начала им гордиться, как бывалый солдат показывает шрамы от ран.

Тут у Бэзила поднялись уголки губ.

— Если хотите, можно устроить церемонию здесь. — И его лицо засияло. — У верховного лорда Совета есть свои привилегии, это как капитан на корабле.

— То есть вы можете это сделать? — выпалила Атайя.

Бэзила позабавило ее удивление.

— Могу. В Рэйке колдуны приравниваются к священникам, Атайя. Даже ставятся выше их, поскольку несут печать Бога. Как верховный лорд я уполномочен заключать браки, если один из будущих супругов является лорнгельдом.

Атайя чуть не рассмеялась. Несколько месяцев назад лорд Бэзил жаждал увидеть ее под топором палача не меньше, чем Дарэк и вся Курия, и его предложение звучало столь же неожиданно, как если б бракосочетание вызвался свершить сам епископ Люкин.

Они с Джейреном с благодарностью согласились.

— А после, если Тоня не будет возражать, я попробую заклинание транслокации, и мы с Джейреном вернем вас в Рэйку.

— И я сообщу отцу, что у него появилась невестка, — с покорной радостью сказал Джейрен. — Представляю, как побагровеет его лицо.

Атайя кивнула. Лорд Иан винил ее во всех бедах, постигших Джейрена с тех пор, как он ступил на землю Кайта. Принцесса допускала, что все произошло не без ее участия, но магией она никого не околдовывала, как полагал Иан. Отцу Джейрена, наверно, было легче свалить все на Атайю, чем признать, что в его сыне проснулся бунтарский дух, недостойный рода герцога.

— Он будет рад видеть, что ты жив, — успокоил жениха верховный лорд. — В связи с этим, я думаю, Иан быстро одобрит твой выбор. В конце концов, я сам недавно сомневался в ее невинности. Но мои глаза открылись… откроются и у лорда Иана, надеюсь.

Затем лорд Бэзил повернулся к Атайе и резко принял серьезный вид.

— Я был суров с вами во время первой встречи, ваше высочество, — сказал он, и хотя прямых слов извинения не прозвучало, Атайя поняла, что они подразумевались. — Разговоры с принцем Николасом за пару недель убедили меня, что я, возможно, поспешил с выводами. Он довольно ревностно защищает вашу честь. Человек, вызывающий подобную преданность в брате и других людях, — добавил он, взглянув на Джейрена, — заслуживает больше уважения, чем я вас ранее удостаивал.

Комплимент делал Атайе великую честь: Бэзил редко кого одаривал такой щедростью. Но что-то встревожило ее.

— Вы с Николасом стали друзьями?

— У нас было много свободного времени в пути. Ваш брат — интересная личность. Мы не могли не сблизиться. Он рассказал мне, что происходило с вами с момента пробуждения магических сил, а также кое-что о вашем отце, о Родри и брате Дарэке. — В глазах Бэзила появилась странная искорка. — И еще несколько историй, которые меня позабавили.

— Например? — робко спросила Атайя, чувствуя, что у нее ком застрял в горле.

Бэзил замешкался и стал поправлять складки своего походного платья.

— В общем-то он просил меня не распространяться об этом.

Словно по наитию Николас как бы невзначай зашел в часовню, радостно посвистывая.

— Все снова в ладах?

— Все, кроме нас с тобой, — заявила Атайя, пронизывая его подозрительным взглядом. Она упрела руки в бока. — И какие это истории ты про меня рассказываешь?

На лице Николаса появилась невинная улыбка.

— Правду, Атайя… ничего, кроме правды.

Принцесса прикусила язык, чтобы не выругаться в присутствии верховного лорда. За свое детство, отрочество и юность Атайя попадала в несметное количество неприятностей. Голая правда, должно быть, звучала невыносимо плохо.

— Не устраивай скандала раньше времени, Атайя, — попытался успокоить ее Джейрен. — Он должен дожить до нашего венчания.

У Николаса расширились зрачки.

— Венчания?

Удивление принца тотчас рассеялось, и он рассмеялся в искреннем ликовании.

— Вам давно пора остепениться.

Атайя приняла его поздравления с поцелуем, но когда брат повернулся от души обнять Джейрена, она поймала его за руку и прошептала на ухо:

— Я повременю с выяснением отношений, Николас, но после свадьбы ты мне перескажешь все, что выдал верховному лорду Бэзилу.

Тем же холодным октябрьским вечером, благословленным полной луной и разбросанными по всему небу звездами, словно бриллиантами по бархату, Атайя Трелэйн и Джейрен Маклауд обвенчались в лесной часовне.

Когда Николас вел принцессу к алтарю, ей казалось, что это не совсем та свадьба, о которой она мечтала девочкой. Атайя представила себе собор Святого Адриэля, усыпанный розами пол, драгоценные камни на атласном платье, кайтскую знать. И ждал ее в тех мечтах не Джейрен, а другой человек, давно потерянный. Она больше не печалилась о смерти Тайлера, лишь вспоминала о нем с нежностью и уверенностью, что он благословил бы нынешний брак, потому что выше всего ценил ее счастье.

Теперь, глядя на покрывало осенних листьев, устлавших алтарь, на безмятежно горящие свечи в выдолбленных тыквах и свое простое крестьянское платье из темно-зеленой шерсти, Атайя думала, что ничто — никакая роскошь и величие Кайта — не сравнится с той красотой, когда мечта становится реальностью, ведь скоро возлюбленный возьмет ее за руку и отныне будет принадлежать ей вечно.

Бэзил поприветствовал собравшихся людей, послав им свое благословение. Николас поцеловал сестру в щеку, торжественно передавая ее под опеку другому человеку. Атайя приняла магическую брошь Джейрена и как символ преданности отдала ему свою, в будущем их должны заменить кольца. Когда прозвучали все клятвы и молитвы небесам, верховный лорд Бэзил с отцовской гордостью посмотрел на невесту и жениха.

— Дай вам Бог объединить однажды наши земли так же прочно, как прочен ваш сегодняшний союз, — произнес он, завершая церемонию. — Свершите это, Атайя и Джейрен, и Кайт будет процветать до веков нескончаемых.

Когда официальный обряд закончился, приглашенные вышли на просеку, чтобы предаться торжеству. Один из новых учеников оказался арфистом. Он до утра играл танцевальную музыку вместе с Кейлом, вручную вырезавшим флейту. Эль и сидр текли рекой, на вертеле крутился олений окорок, каждое дерево в лесу излучало радость.

— Ну и каково быть шурином его величества? — громко спросил жениха Ранальф, так хлопнув Джейрена по спине, что из кружки выплеснулся эль.

— Было б приятно, если б его величество не лез вон из штанов, чтобы меня убить.

— Дарэк скоро узнает о вашем побеге, — сказал Николас Атайе. — Одному Богу известно, как он себя поведет. Скорей всего снова попытается избавиться от вас.

— Это вместо свадебного подарка? — пробарабанил Ранальф и от чистого сердца поцеловал Атайю в щеку. — Попроси у него лучше нитку жемчуга.

Он громко икнул и удалился в поисках эля.

— Конечно, Дарэк расстроится, когда узнает, что ты жива, — продолжил Николас, — но когда он узнает о свадьбе, то до потолка подпрыгнет. Хотелось бы мне посмотреть на его лицо, когда до Делфархама дойдет слух, что ты цела и в полном здравии. — Принц вздохнул, явно разочарованный, что пропустит такое удовольствие. — Уверен, его выражение будет неподражаемым. Совершенно неподражаемым.

В редкие перерывы между танцами и поздравлениями Атайя пыталась познакомиться с новыми учениками. Собрались люди разных профессий: медник, пекарь, несколько фермеров, винодел и даже жена барона по соседству. Некоторые открыто восторгались своими магическими способностями, другие казались сбитыми с толку, а некоторые до сих пор находились в ужасе за свои души. Принцесса разговаривала с ними с благодарностью, хваля их за храбрость и обещая защиту.

Самой бойкой оказалась темно-рыжая женщина, которую Атайя видела у овчарни. Джильда сказала, что она не ученица. Вскоре после церемонии она подошла к принцессе, осыпая ее добрыми пожеланиями и похвалой. Непричесанные волосы развевались на ветру, юбка выглядела безвозвратно помятой, но все это не умаляло красоты кремовой кожи и изумрудно-зеленых глаз. Атайя подумала, что, если бы женщину привести в порядок, она обошла бы своим великолепием любую дворянку.

— Для меня такая честь познакомиться с вами, ваше высочество! — выкрикнула она, сделав неуклюжий реверанс. — Я так много о вас слышала, а теперь очутилась на вашей свадьбе… В жизни о подобном не мечтала! — Вдруг улыбку сменило глубокое беспокойство. — О, что только вам пришлось пережить за лето. Я слышала от других, звучит жутко. Просто кошмар! Мне не все было понятно из этих разговоров. У меня, как вам известно, нет магического дара. Блокировка и тому подобное… странные вещи. А можно задать вам пару вопросов?

— Конечно, — согласилась Атайя, сдерживая смех от доброго, но нескончаемого потока слов, — но сначала скажи, как тебя зовут.

Женщина хлопнула по щекам ладонями.

— О, идиотка! Где моя башка, — сказала она, краснея. Коннор говорит, что я б без нее ходила, если б она не была так прочно привинчена. Меня зовут Дриана, моя госпожа. Дриана родом из Крю. А Коннор — мой муж. Вон он, около бочек с элем, как обычно.

Она указала на рослого рыжего мужчину рядом с Джейреном и Николасом. Принц, как заметила Атайя, наблюдал за Дрианой с ненавязчивым любопытством, его взгляд никогда не пропускал красотки.

— Так что ты хотела знать?

— О, все, — ответила та, широко взмахнув руками. — Больно ли было? Что стало с магической силой?

Атайя изложила вкратце последние события, не затрагивая Эмму с зерном. Эта загадочная тайна должна была остаться между ней, Джейреном и мастером Тоней.

— А сила моя ничуть не пострадала, — сказала она в заключение. — На самом деле я теперь могущественней, чем раньше.

Дриана была откровенна изумлена.

— Могущественней! Какая удача!

— Я за нее немало заплатила, поверь, — серьезно произнесла Атайя. — Мало что осталось в памяти. И да, — добавила она чуть тише, — больно было.

Дриане стало неловко.

— О, извините, моя госпожа, что я завела неприятный разговор в такой счастливый день. Это все мое любопытство. Коннор говорит, что у меня его пруд пруди, и я лезу куда ни попадя.

— Все в порядке, — успокоила ее Атайя. — Если ты пришла сюда, чтобы помочь мне, то имеешь полное право все знать. Ты не обладаешь чарами? Наверно, твой муж — лорнгельд?

— Нет, мы обычные люди. А вот мой брат — да, — быстро добавила Дриана, словно боясь, что Атайя отошлет их обратно, если не удостоверится в нужных рекомендациях. — Именно поэтому мы с Коннором хотим служить вам. Мы не можем делать заклинания и всякое такое, но должны же мы в чем-то пригодиться! — Ее глаза загорелись еще ярче прежнего. — Знаю! За вами надо правильно ухаживать. Я была служанкой у одной госпожи перед тем, как выйти замуж. Правда, давно, но я все помню. А вы только что обвенчавшаяся леди. Не станете же вы заниматься домашними делами, которые могла бы выполнять я.

Атайя была благодарна за любую помощь. В лагере всегда хватало работы помимо уроков магии, и Дриана предлагала самые нужные услуги. Кто-то должен готовить, стирать, чинить разваливающуюся часовню, заниматься отнюдь не благородной чисткой отхожего места. В лагерь будет прибывать все больше людей (на что Атайя искренне надеялась), и тогда работы только прибавится. В этом свете казалось легкомысленным обзаводиться личной служанкой.

— Поговорим об этом позже, — предложила Атайя.

Чтобы сменить тему разговора, принцесса окинула взглядом собравшихся людей и заметила человека с такими же яркими волосами, как у новоприбывшей.

— Где твой брат?

Дриана закачала головой, рыжие локоны переливались в свете костров.

— Его здесь нет. Он отправился в другую школу, в Килфарнане. Когда в нем проснулись магические силы, мы находились неподалеку. А остров покинули пару недель назад.

— Ах да, ты сказала, что родом из Крю. Это на Саре, да?

— Да. Но ремонт поместья лорд-маршала закончен, и стеклодуву там делать больше нечего. Это ремесло моего мужа. Так что мы переселились на континент. Когда проезжали Килфарнан, Коннор узнал, что там отстраивают собор. Мы надеялись заработать денег.

Атайя собиралась спросить, удалось ли им это, но вдруг заметила, что неподалеку стоит Ранальф и недоверчиво косится на Дриану. Он не подходил ближе, икал в стороне и хлебал эль, не сводя с нее глаз. Принцесса подумала расспросить наемника, когда тот будет трезв, ведь он с острова Саре… есть ли у него причина недолюбливать землячку?

Затем подошел Джейрен, и Дриана ускользнула к мужу, извинившись, что отняла так много времени. Атайя повернулась к супругу: с начала празднеств у них не было ни секунды поговорить.

— Можно с тобой уединиться на минутку? — спросил он и повел невесту за колокольню.

Не успела Атайя спросить, чего он хочет, как их губы сомкнулись в поцелуе, и по венам быстрее понеслась кровь.

— Мне кажется, тебя сегодня целовали все, кроме меня, — отметил он, давая понять, что не хочет возвращаться к шумной толпе.

Джейрен прикоснулся к броши в форме креста, что была приколота к камзолу, к ее броши, данной жениху в знак преданности, и словно что-то вспомнил.

— Я так гордилась, что Хедрик мне ее подарил, — сказала Атайя. — Появилось чувство, что все уроки имели немалый смысл… будто я достигла чего-то очень важного.

— Значит, ты знаешь? — спросил Джейрен, подняв глаза.

— Знаю что?

— Эта брошь принадлежала ему. Подарок Хедрику его учителя… м-м… пятьдесят лет назад. Видимо, ты вправду ему не безразлична, Атайя. Передать вещицу тебе, никому иному из сотен учеников. Я, конечно, понимаю, почему он тебя так любит, — продолжил Джейрен. — Сам попался на удочку. — Он притянул ее ближе и стал наматывать на палец шелковый локон. — Даже не представляешь, как я счастлив.

— Не нужно лишних слов, — прошептала она, прижимаясь к нему, и поцеловала место прежнего синяка на челюсти. — Скоро докажешь на деле.

— Скоро? — переспросил Джейрен, и сердце учащенно забилось.

Атайя выглянула из-за угла. Ранальф рассказывал любопытной толпе пошлую историю, которую она слышала много раз. Остальные уже дремали от изобилия еды и эля. Никто не заметит, если они исчезнут…

— Ты прав, — послала она. — Мы и так слишком долго ждали.

Вскоре молодожены уже поднимались на второй этаж дортуара в комнату Атайи.

Здесь кто-то побывал до них. Подушку и одеяло устлали лепестки роз, на перевернутой бочке, которая служила столом, стояли графин с вином и два кубка. Окно занавешено тонкой тканью, в щелку дул бриз с запахом хвои и падал лунный свет.

Атайя сердечно улыбнулась. У них не было ни пышных нарядов, ни денег, ни слуг, но они считали себя самыми счастливыми. Они были близки душой, а теперь сблизятся и телом.

Принцесса закрыла за собой дверь и с радостной нежностью оглядела комнату.

— Я уже думала, мне сюда не вернуться… тем более не очутиться здесь с тобой.

За последний год Атайе не раз казалось, что ей не обрести счастья. Ровно двенадцать месяцев назад она бежала из Кайта, спасая свою жизнь, ослепленная горечью и отчаянием. Джейрен был тогда рядом, и сейчас он рядом, несмотря на последние беды. Наверное, находиться с такой девушкой не так уж безопасно, но теплое местечко чаще всего сопряжено с риском.

Она подняла глаза — Джейрен стоял совсем близко, — и ей стало жарко. Он взял невесту на руки, словно пылинку, и нежно положил на кровать с душистыми лепестками. Затем налил ей вина, произнес тост за будущее и склонился над Атайей, пробежав пальцем от подбородка до груди.

Атайя отвела взгляд, чтобы не улыбнуться.

Что такое? — послал он интимную мысль.

Произносить слова сейчас казалось грубостью… Они резали бы слух.

Знаешь, — она решилась утонуть в глубине его карих глаз, притронувшись рукой к щеке, — не понимаю, как я вообще могла перед тобой устоять.

Джейрен проворно слизнул вино с ее губ.

Я позволю тебе исправиться, — уверил он.

И Атайя с радостью отдалась в его руки.

Глава 8

Той же ночью, но вдали от соломенного тюфяка, на котором обнимались Атайя с Джейреном, короля Кайта грубо пробудили от крепкого приятного сна, чтобы сообщить ужаснейшую весть.

— Что, к черту, значит жива?

Дарэк выпрямился на перине, разинув рот, затем вскочил на ноги, запутался в складках белой ночной рубашки и упал. Король бился на полу, точно умалишенный. В свете керосиновой лампы, что горела у кровати, лицо его величества казалось изможденным и осунувшимся.

Он повторял вопрос, крича на капитана гвардии. Однако Парр не дрогнул от гнева Дарэка, но не благодаря своему мужеству, а оттого что сам был обескуражен до оцепенения.

— Ее видели в деревне Пайпвел, сир, — сказал капитан, едва разжав зубы. Бдительные карие глаза сверкали как отполированный агат. — С ней было еще двое. Судя по описанию, один из них, несомненно, Джейрен Маклауд.

С криком негодования Дарэк обернулся и схватился за голову, словно собираясь вырвать тонкие редеющие волосы.

— Будь она проклята! Будь они все прокляты! Боже, чем я заслужил такие муки? В этой девчонке — дьявол. Если я раньше сомневался, то теперь просто уверен. Жива… не может быть. Не может такого быть!

Дарэк не закатывал истерик с самого детства, и даже у невозмутимого капитана Парра поднялись брови от удивления. Пришедший с ним епископ Люкин тихо стоял в темном углу (в черной рясе он был почти невидимым) и хмурился, глядя на непристойную реакцию короля.

Дарэк опять резко развернулся и пихнул капитана к входной двери.

— Пошел прочь! — крикнул он. Щеки побагровели, как перезревшая слива. — Прочь! И чтобы я больше не слышал подобных новостей!

Капитан Парр поклонился и вышел, стараясь не ускорять шага, будто с ним так обращались всегда. Вскоре из темного угла появился епископ, словно паук вылез за жертвой. Он сел на стул у кровати короля и сложил мясистые руки на коленях.

— Парр — вестник дурных событий, а не причина побега вашей сестры.

— Почитайте мне проповедь в другой раз, епископ, — огрызнулся Дарэк, в отчаянии упал на перину, закрыл глаза и оперся лбом о резной дубовый столбик. — Ну и? — хрипло произнес он, не поднимая взгляда. — Ты же тут неспроста сидишь, так валяй.

— Полагаю, вы знаете, что я хочу сказать, — начал Люкин с высокомерным снисхождением человека, уверенного, что его дело правое, и все остальные — слепые глупцы, если не могут того понять. — Сообщники вашей сестры посмели нарушить неприкосновенность земель монастыря, освободили принцессу и убедили весь Кайт, что она мертва. Сейчас они наверняка ходят по государству, провозглашая «волшебное» возвращение Атайи. Ваше величество, — произнес епископ, сложа руки в мольбе, — какое еще вам нужно доказательство, чтобы принять меры?

— Я так и знал, — простонал Дарэк. — Ты опять про свой Трибунал. Скажи мне, — король открыл глаза и кровожадно впился в Люкина взглядом, — почему архиепископ Вентан никогда не заговаривает со мной на эту тему, а от тебя я ничего другого и не слышу?

— При всем моем уважении к нему, — начал Люкин тоном, предполагающим отнюдь не уважительное замечание, — полагаю, высокочтимый архиепископ начинает сдавать под тяжестью лет и поэтому не стремится сражаться с силами зла, проникшими в наш мир. Вентану хорошо живется, и нет смысла рисковать, когда можно подождать, надеясь, что дьявол и его дети покинут Кайт сами по себе.

Несмотря на дурное расположение духа, Дарэк ухмыльнулся:

— То-то у него начинается мигрень, когда поднимают этот вопрос.

— Как все послушные сыновья церкви, архиепископ твердо верит, что лорнгельды — проклятый народ. Мы с вами, однако, оба знаем, что последнее время он больше говорит, чем действует. Он не хочет открыто объявлять войну Атайе и ее людям, поэтому так отрицательно относится к идее создания Трибунала.

— Иными словами, архиепископ выступает за войну, пока не надо самому вступать в бой.

— Можно и так сказать, сир, — наклонил голову Люкин.

Дарэк выпрямился и стал растирать отпечаток, оставленный на лбу столбиком кровати. Его взгляд неожиданно просветлел.

— Это все твоих рук дело! Ты сам придумал карательный орган, а приписал все Курии. Какое великодушие!

— Кто-то должен был взять инициативу, — скромно пожал плечами епископ. — Принцесса Атайя…

— Она мое проклятие! — снова вскочил на ноги король, на этот раз держа гнев под контролем.

Атайя. Вечно эта Атайя доставляет ему беды.

Дарэк стал шагать взад-вперед по комнате, неслышно ступая по ковру. Ему не хотелось выполнять просьбу епископа. Король перечитывал предложение Курии так часто, что уже выучил его наизусть, оспаривая каждое слово. Будет ли такая мера благоразумной? Он вздрагивал, вспоминая самые жестокие разделы, где говорилось, что Трибунал не должен знать милосердия, насколько беспощадны методы, которыми выпытывается признание причастности. Уклонение от отпущения грехов следует карать смертью, но уже не столь безболезненной. Для упустивших свой шанс уготовано пламя и расчленение. Наказание тем, кто помогает взбунтовавшимся лорнгельдам, почти такое же суровое — смерть, возможно, через повешение, но все же смерть.

Если и есть положительная сторона в подобной кровавой расправе, думал Дарэк, так это переход земель и имущества преступников во владение государства и церкви. Уникальная война, где враг спонсирует свое же уничтожение.

Может, план и сработает, вдобавок ко всему обогатит казну, однако Дарэк продолжал колебаться. Хочет ли он, чтобы потомки связывали его имя с подобными вещами? Хорошо, если все пойдет как нужно — двести лет назад король Фалтил завоевал своей жесткостью любовь народа, — а если нет? Когда поступила ложная весть о смерти Атайи, Дарэк втайне надеялся, что ее начинания сведутся к нулю сами по себе и отпадет необходимость создания Трибунала. Теперь положение дел изменилось, и возросла уверенность, что предложение епископа — каким бы радикальным оно ни казалось — единственная надежда на установление прочного мира в Кайте.

— Люди будут считать меня кровожадным, если я пойду на это, — отметил он, и в голосе прозвучала просьба убедить его в обратном.

Люкин уверенно посмотрел королю в глаза.

— А если не пойдете, они будут думать, что вы пособник дьявола, — спокойно ответил он. — Для правого дела должна быть пролита кровь, мой господин. Самые великие походы мировой истории утопают в ней, ваше величество, однако Бог воздает своим солдатами славой и богатством на небесах. Если вы будете сидеть сложа руки, сир, — продолжил он, — люди начнут смеяться над вами. Они подумают, что вы испугались встать против своей же сестры, что вы боитесь лорнгельдов. Необходимо уничтожить людей Атайи, пока этого не произошло. Пусть лучше вы будете слыть беспощадным, мой господин, — зловеще добавил епископ, приводя окончательный довод, — чем беспомощным.

У Дарэка расширились ноздри, но он взял себя в руки и, кипя, подошел к окну, чтобы поглубже вдохнуть морской воздух. Да, он знал, что говорят у него за спиной. Сомневаются в его способности управлять государством, думают, сможет ли он стать таким же королем, как отец. Кельвин объединил страну, раздираемую междоусобными войнами. А его сын позволит кучке вероломных колдунов развалить ее заново?

Если он даст согласие, обратного пути не будет…

К черту все! Он не позволит Атайе взять верх! Он, а не сестра, является законным правителем Кайта, и если он не может остановить какую-то глупую девчонку, не может заставить народ выполнять свою волю, он просто не заслуживает короны.

Трибунал сделает свое дело — помоги ему Бог! — и все учителя-колдуны будут уничтожены, а таинство отпущения грехов станет полноправным, истинным способом борьбы с безумием лорнгельдов. Тогда его имя будут повторять в Кайте из поколения в поколение. Дарэк Трелэйн — человек, спасший свой народ от детей дьявола.

Может, он даже затмит Кельвина.

— Да будет так, — произнес он, словно прочел смертный приговор. — Создавай свой Трибунал.

Не нужно было поворачиваться, чтобы в точности представить довольную улыбку на лице Люкина, словно у пресыщенного любовника.

— Вы очень мудры, ваше величество, — проговорил епископ. — Лучше провести короткую кровавую войну, чем откладывать бой, пока зараза не станет неизлечимой.

Обратив спину к городу Делфархаму, раскинувшемуся за окном башни, Дарэк вернулся на середину спальни и взялся за столбик кровати, словно за скипетр.

— Возглавит дело Вентан, как архиепископ Делфархама. К сожалению, у Даниэля хоть и достаточно мужества, но не того плана, — подумал он вслух и окинул Люкина оценивающим взглядом. — Ты поистине безжалостный тиран, — проворчал король с деланным уважением. — Поэтому я назначаю тебя, Джон Люкин, верховным судьей Трибунала и возлагаю на тебя задание устранить кампанию моей сестры раз и навсегда. Прибегай к любым мерам, кои сочтешь нужными, набери столько людей, сколько тебе необходимо. — Во взгляде Дарэка сверкнула ненависть. — Я хочу, чтобы Атайю остановили любой ценой.

В знак благодарности епископ опустился перед ним на колено и, к удивлению Дарэка, стал ждать, пока его попросят подняться. Подозревая, что высокомерный священник не скоро вновь обречет себя подобному самоунижению, Дарэк наслаждался видом целую минуту, а затем наконец позволил ему встать.

— Итак, верховный судья… каков будет ваш первый шаг?

— Мобилизовать людей, как при создании любой армии, — ответил Люкин, с некоторым раздражением растирая затекшее колено. — Несколько монашеских орденов уже предложили свои услуги Трибуналу, но наиболее достойным, мне кажется, будет орден Святого Адриэля. На протяжении всей истории он доказал, что является самым дисциплинированным и воинственным братством Кайта.

Дарэк поднял бровь.

— А ты, как мне помнится, был воспитан в одном из его монастырей.

Епископ наклонил голову.

— Возможно, я не беспристрастен в своем выборе, — признался он, но в Курии все считают, что братья Святого Адриэля лучше всего подходят для службы Трибуналу: они крайне нетерпимы к грехам, в которых повинна ее высочество, и готовы ревностно искоренять их. Стоит мне только дать указание наставнику Мобареку, и его люди приступят к делу.

— Сколько времени тебе понадобится? Когда именно твои братья начнут отлавливать колдунов? — выпалил Дарэк нетерпеливо.

Приняв решение, он хотел быстрей увидеть его в исполнении.

— При условии, что я найду хороших гонцов, — через пару недель. Предварительные меры были приняты еще до того, как внести предложение в Совете, оставалось только получить ваше согласие. Если все пойдет по плану, то к концу октября в каждое графство уже прибудут уполномоченные судьи.

Дарэк отвел глаза в сторону; он был доволен действиями епископа, однако досадовал, что сам оказался столь предсказуем и в итоге сыграл ему на руку. Подобная уверенность в согласии короля граничила с наглостью.

Да, с такими людьми трудно… но они хорошо выполняют работу.

— Бери гонцов сколько нужно.

Люкин безмятежно кивнул, другого ответа он и не ожидал.

— Я отошлю их завтра первым же делом.

Епископ замолчал. Вопросов более не последовало, и он сделал шаг назад, устремившись воплощать план.

— Если больше ничего не соизволите…

— Да, иди, — приказал Дарэк, неожиданно почувствовав невыносимую усталость. — Поговорим об этом завтра.

Ему захотелось зевнуть, но он сжал зубы. Нужно было сказать еще одну вещь, которую Люкин наверняка хотел услышать больше всего. Король избрал низкий тон и заговорщическим голосом произнес:

— Если выполнишь свою миссию, то будь уверен, я не забуду об этом в день выбора нового архиепископа Делфархама.

Уголки губ Люкина слегка подернулись, в глазах сверкало ликование. Он поклонился королю и молча, словно призрак, покинул палату.

Наконец оставшись один, Дарэк заполз под одеяло. Его терзали смутные сомнения из-за содеянного. Он еще не привык к ответственности, которую должен нести король, но Люкину не понять его опасений.

«С чего ему их разделять? — с горечью думал Дарэк. — Не его же имя будут проклинать, если Трибунал себя не оправдает. И не ему терять корону, на которую претендует Атайя».

А ведь Вентан предупреждал, да и не только он, что принцесса стремится освободить свой народ не от угнетения, как всем говорит, а от деспотичного короля, и занять вместо брата трон Кайта.

Епископу же нечего бояться, он горит рвением выполнить задание. Хоть Люкин и священник, а получил дело для рук воина. У него есть армия, опасный враг, который должен быть уничтожен, и непоколебимая уверенность, что на его стороне всемогущий Бог.

«Если в его силах уничтожить самозванку-спасительницу, которая, к несчастью, является моей сестрой, — думал Дарэк, натягивая на плечи одеяло, — то даруй ему Бог самое теплое местечко в раю».

Поздним, весьма поздним утром, в которое Атайя проснулась замужней женщиной, они собрались с Джейреном и лордом Бэзилом снаружи часовни, чтобы отправиться в Рэйку. Вокруг маячила мастер Тоня — не для того чтобы вернуться вместе с ними на родину, а чтобы отговорить их транслокироваться.

— Мне просто не нравится, что ты собралась переместить их обоих, — бормотала она Атайе, тревожно топая ногой по траве, на которой еще не высохла роса. — До Ат Луана большое расстояние. С чего ты взяла, что у тебя одной хватит сил туда добраться, не говоря уже о двух пассажирах?

Атайя снисходительно улыбнулась Тоне. После проведенной с Джейреном ночи она находилась в слишком хорошем расположении духа, чтобы из-за кого-то раздражаться. Принцесса оперлась о белую стену часовни, плечом к плечу с возлюбленным, и подумала, что, если бы сейчас в лагере появился сам Дарэк, она не смогла бы разозлиться, а просто пригласила бы его к костру отведать эля с колбасками.

— Расстояние не имеет никакого значения, Тоня. Вопрос в том, сколько человек я беру с собой. Но я уже перемещала людей. Помнишь Кордри?

— Всего на пару миль, — напомнила Тоня.

— Я же сказала, что расстояние не имеет значения, ну, по крайней мере так говорил мастер Кредони.

Атайя не проверяла его теорию на деле, но если самый мудрый колдун за всю историю пришел к такому заключению, то кто она такая, чтобы его оспаривать?

— Прекрати кудахтать, как наседка, Тоня, — попрекнул Бэзил. — Я готов рискнуть, если уж даже Атайя с Джейреном не боятся. Дело стоит свеч.

Несмотря на внешнее хладнокровие лорда, принцесса знала, что ему не терпится испытать на себе транслокацию. Он просто не показывал этого, поскольку долгие годы служения в Главном Совете чародейства приучили его скрывать истинные чувства, и только по неугомонным пальцам, которые то и дело поправляли складки походной мантии, можно было догадаться о его детском энтузиазме.

Тоня продолжала хмуриться. Она посмотрела на Бэзила и Джейрена, словно подсчитывая их общий вес, затем вновь повернулась к Атайе.

— Исполнять такое мощное заклинание после болезни…

Вдруг принцесса почувствовала, как смеется Джейрен.

Я бы сказал Тоне, сколько в тебе сил, но не совсем деликатно объяснять, откуда я это знаю.

— Тоня, я в порядке, — выпалила Атайя, ощущая, как нагреваются щеки. — Или ты забыла о моем удивительном выздоровлении? — спросила она, стараясь избегать взгляда Джейрена, чтобы не расплыться в глупой улыбке: ночка выдалась буйная.

Поняв, что компания отправится в путь, что тут ни говори, Тоня пробурчала пару слов, признавая свое поражение, пожелала им доброго пути и поплелась к костру готовить себе завтрак. Ей навстречу попался Николас, который направлялся к тройке, довольно пережевывая колбаску толщиной с запястье.

— В свадебное путешествие? — спросил он, вытирая с подбородка капельку жира.

Глаза принца немного опухли после вчерашнего эля, но бодрость духа ничуть не пострадала.

— Не совсем так, — ответила Атайя с сожалением. — Нам нужно в Ат Луан, чтобы доставить лорда Бэзила и попутно сообщить всем во дворце, что мы в безопасности. Вернемся завтра вечером.

— По Кайту идет весть, что Атайя жива и взялась за дело, поэтому ей не стоит надолго покидать государство, — объяснил Джейрен. — Люди должны видеть ее и знать, что мы не сдались. — Он положил руку ей на талию. — Может, когда дела немного улягутся, мы ускользнем на пару недель.

Атайя печально улыбнулась: мирные времена настанут не скоро.

— А ты что собираешься делать, Ник?

Принц откусил еще колбаски.

— Как только позавтракаю, — произнес он с набитым ртом, — отправлюсь в Халсей к Сесил и Мозелю — сказать им, что вы в порядке, если до них еще не дошла новость. Уверен, они сразу же захотят вас увидеть.

— Скажи им, что мы навестим их, — попросила Атайя. Она на прощание поцеловала брата в щеку и сморщилась от колбасного духа. — Мне не терпится посмотреть на новорожденную племянницу. — Принцесса вытерла губы ладонью. — Могу поспорить, даже она не пачкается так, когда ест, как ее дядюшка Николас.

Тот тронул жирным пальцем кончик ее носа и пошел умываться к ручью.

Атайя повела Джейрена с Бэзилом в часовню, чтобы ее никто не отвлекал от работы над заклинанием.

— И последнее, пока мы не отправились, — решила предупредить она, — транслокация высасывает из меня все силы. Может закружиться голова. Так что держите меня крепко, когда прибудем.

Джейрен кивнул, ему не стоялось на месте от предвкушения. Он немного нервничал и был крайне возбужден, как юный воин, который первый раз должен тренироваться на мечах вместо палок — захватывающий опыт, но не без тени опасности.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

— Не знаю, будут ли у вас те же ощущения, что и у меня. Мой единственный пассажир сильно замерз. О, и что бы то ни было, не отпускайте руки. Если во время заклинания прервется физический контакт, то неизвестно, где вы окажетесь. И окажетесь ли где-нибудь вообще.

Джейрен с Бэзилом обменялись встревоженными взглядами, и Атайя сама осознала, какие могут быть последствия. Раньше она даже не думала об опасности при транслокации: не от выполнения заклинания, а когда тебя кто-то перемещает. Боже мой, а что будет, если они оторвутся от нее? Упадут ли они с неба на неведомые земли? На землю ли? А если очутятся в промежуточном пространстве — не мертвые, но и не живые?

Атайя отогнала подобные мысли, чтобы не передумать перемещать даже одного из них.

— Просто держитесь крепко, — сказала она, и на этой серьезной ноте они взялись за руки.

Атайя закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она почувствовала, как в ней бушует энергия, мощная и сильная, и понеслась по тропам мозга, скользя мимо затемненных переходов в поисках нужного заклинания. Затем остановилась перед альковом, помеченным руной полета и свободы, и представила себе место назначения: кабинет мастера Хедрика со всеми деталями — от выстланного плиткой пола с пятнами, от опрокинутых чернил до верхушек книжных полок, покрытых толстым слоем пыли.

— Hinc libera me, — произнесла она, с силой бросившись в вихрь белого света и быстро сменяющихся неразличимых картинок, в ушах звенели все звуки мира сразу.

Тело исчезло, осталось лишь сознание, но хотя Атайя и не чувствовала свою плоть, она ощущала присутствие двух мужчин, твердых и неизменных оболочек, жмущихся к ней в суматохе.

Отягощенная ношей принцесса пролетала через хаос не так быстро, как привыкла, однако вскоре вокруг появилось четкое изображение, и она с толчком вернулась в свое тело. Каждую руку держало по теплой ладони, два человека резко вдохнули воздух, словно задыхающиеся утопленники. Когда она открыла глаза, Джейрен и Бэзил уставились друг на друга. Их лбы блестели от пота. Атайя никогда не видела невозмутимого прославленного лорда Бэзила таким потрясенным. Ей было приятно, когда в нем проявлялось нечто человеческое.

Он прижал пальцы к вискам, пытаясь успокоиться.

— Боже мой, где мы были?

— Нигде, — тихо ответил Джейрен, продолжая крепко держать руку Атайи, словно в страхе, что его засосет обратно. — Или везде. Я не до конца понял. — Он моргнул пару раз, чтобы из глаз пропала дымка, и обхватил жену за талию. — Хочешь сесть? Голова кружится?

Атайя недовольно покачала головой, она была удивлена не меньше их обоих, но по другой причине.

— Нет, но она должна кружиться. Не понимаю…

Где-то близко что-то плюхнулось, прервав их диалог. Путешественники подскочили. Атайя повернулась в сторону шума: в дверях соседней библиотеки стоял темноволосый юноша и смотрел на них, онемев от изумления. У ног валялась дюжина книг, выскользнувших из обессилевших рук.

— Кольм? — послышался голос из комнаты. — Что это было? — По кафелю скрипнул отодвинутый стул. — Что ты на этот раз сломал?

Из внутренней библиотеки появился мастер Хедрик в складках синей мантии, на лице — недовольная гримаса из-за разбросанных книг. Открыв рот, чтобы отчитать юношу за неуклюжесть, он увидел троих гостей и так ничего и не произнес. Издав странный звук радости, Хедрик перепрыгнул книги, насколько ему позволили старые ноги, и от души обнял Атайю.

— Слава Богу, ты жива! Вы оба, — задыхаясь, произнес он, закинув тонкую руку за плечо Джейрена. — Было время… но уже не важно. Слава Богу. Слава Богу!

Когда у Хедрика больше не осталось сил теребить их, он посмотрел на верховного лорда Бэзила и скромно кивнул:

— Простите, мой господин, добро пожаловать.

Бэзил отмахнулся от неуместного извинения.

— Вижу, вас встретил мой новый помощник, — сказал Хедрик, показывая на юношу, который ползал по полу, собирая книги. — И испугался до полусмерти, — усмехнулся он. — Кольм, иди найди принца Фельджина и приведи его ко мне. Но не говори зачем. Быстро!

Кольм сложил книги на близлежащую полку и поспешил наружу, бросив взгляд украдкой на гостей, словно до сих пор не мог понять, настоящие они или нет. Когда он вышел, Хедрик добродушно засмеялся.

— Кольм — славный юноша, но такой трусишка. Незрелый еще, поэтому его впечатляет просто мое положение — верховный маг короля. Он часто заикается и роняет книги, но это пройдет. У Джейрена же прошло. В конце концов.

Хедрик отвел всех в библиотеку, щедро наполнил кубки вином и произнес тост за благополучное возвращение.

— Вижу, Атайя посвятила вас в чудо транслокации, — отметил он, открыто гордясь талантом своей воспитанницы.

Он заморгал молодыми, несмотря на морщины, глазами и искоса посмотрел на верховного лорда, едва сдерживаясь, чтобы не напомнить Бэзилу о его изначально отрицательном мнении по поводу заклинания.

— Скажите мне… на что это похоже? — спросил Хедрик.

— Выбивает из колеи, — ответил Бэзил, поправляя складки походной мантии, будто в попытке восстановить равновесие пошатнувшегося мира. — Дух захватывает. Словно ты в карете, а лошади несутся во весь опор. За поводьями я не сидел, поэтому мне оставалось только смело выдержать поездку и надеяться, что останусь в итоге живым и невредимым.

Джейрен отчаянно закивал.

— Я испытал то же самое. Свет, краски, шум — голова шла кругом. И ты это видишь, Атайя?

— Что? — Принцесса вздрогнула, она слушала одним ухом. — А, да, — ответила она, рассеянно глядя в кубок, — и я. Только… на этот раз все было по-другому. Со светом и шумом все в порядке, но я… — Она встрепенулась и напряглась, словно пытаясь уловить отдаленный гул. — Что-то со мной неладно.

— Не стоило давать тебе вино сразу после транслокации, — обеспокоенно сказал Хедрик.

Атайя поставила бокал на книжную полку.

— Дело не в этом. У меня всегда кружилась голова после перемещения. Учитывая двух пассажиров, я должна чувствовать себя хуже, чем раньше, а не лучше.

Вспомнив еще одно осложнение, она выгнула кисть и с легкостью произвела светящийся шар. Он горел еще ярче, чем обычно. У Атайи заметно расширились зрачки.

— И на заклинания у меня раньше не хватало сил.

— Может, ты постепенно совершенствуешься, — предположил Хедрик. — Развиваешь лучшую переносимость. Нам не так много известно о транслокации.

— Или это еще одно побочное действие блокировки, — тихо произнес Джейрен и вгляделся в ее глаза, будто в визуальную сферу.

— Что за побочное действие? — заволновался Хедрик. — Атайя, что ты скрываешь? Блокировка сильно на тебе сказалась?

Атайя успела лишь покачать головой, как в залу без стука ворвался принц Фельджин: он знал, что означают приглашения Хедрика. За три шага покрыл все пространство от двери в своем малиновом камзоле и окаймленной мехом мантии. Черные волосы аккуратно подстрижены. Веселые карие глаза сверкали столь же ярко, как и рубины на короне.

— Как же я рад снова видеть вас двоих! — выпалил он.

Атайя улыбнулась: принц, как и большинство жителей Рэйки, не отличался сдержанностью. Фельджин обнял Джейрена, щедро похлопав его по спине, затем нагнулся к Атайе и поцеловал ее в губы.

— Поаккуратней, Фельджин, — предупредил Джейрен. — Мне не нравится, когда вот так запросто целуют мою жену.

— Твою?..

Принц откинул назад голову и восторженно заголосил, мастер Хедрик ограничился более спокойными поздравлениями. Он широко улыбался, но без удивления, потому что давно ожидал этого счастливого события.

Затем Фельджин отвел Джейрена в сторону и произнес приглушенным голосом, однако достаточно громким, чтобы всем было слышно:

— Я думал, ты приехал сказать, что теперь в безопасности, но с такой женой не видать тебе мира и спокойствия.

— Этого-то, — ответил Джейрен, — мне нужно меньше всего.

Кубки снова наполнили вином, и Атайя принялась рассказывать, как прошла свадьба, вдаваясь в самые мелкие подробности, чтобы Хедрику с Фельджином показалось, что они там были, эль пили, телятину ели и танцевали под флейту и арфу, а потом усталыми свалились в постель. Принцесса насладилась их удивлением, сообщив, кто именно совершил церемонию бракосочетания.

— Может, вы предоставите мне ту же услугу на днях, мой господин? — сказал Фельджин. — Не прямо сейчас, конечно, — быстро добавил он, заметив, как у всех поднялись брови от удивления. — Отец покоя мне не дает, чтобы я поскорей нашел жену и остепенился. Еще один день перед парадом невест, которых мне показывают, как лошадей на ярмарке, — и я пойду искать подходящий утес, чтобы сброситься с него.

— Принц Фельджин! — негодующе фыркнул Бэзил.

— Если я в ближайшее время не подберу жену, — пробормотал принц, — то отец сам меня в него столкнет.

— Лично мне это напоминает… — начал Джейрен, неожиданно помрачнев. — А мой отец до сих пор при дворе? Надо бы найти его и сообщить, что я женился, — улыбнулся он Фельджину. — Иначе встретимся у подножия уступа.

Принц допил вино и предложил:

— Я тебя отведу. Думаю, он в конюшнях. Затем отыщу своего и попрошу закатить сегодня роскошный праздник. В честь свадьбы!

Фельджин поцеловал юную супругу в щеку, и они ушли. Когда Атайя осталась наедине с Хедриком и Бэзилом, разговор принял более серьезный оборот.

— Джейрен упомянул что-то о побочных действиях? — спросил колдун, вглядываясь в ее зрачки с сосредоточенностью окулиста. — Блокировка… она нанесла урон твоим способностям?

— Нет, как раз напротив.

Атайя описала в общих чертах всю историю, сообщив, что мало помнит о самих муках, и рассказала о своей странной силе — не только о быстром физическом выздоровлении, но и об удачной транслокации и зернах мекана… о том, на что наткнулась в мозгу селянки.

— Не могу утверждать на сто процентов, конечно, пока не вернусь в Пайпвел и не увижу собственными глазами, что Эмма стала колдуньей. Но я просто знаю: это будет так.

Губы лорда Бэзила напряглись, чтобы выдать слово «вздор», но он осекся, возможно, вспомнив, что то же самое говорил некогда и о транслокации — о заклинании, которое ныне испытал на себе. Вместо обвинений в хвастовстве он посмотрел на Атайю, полный благоговения и тревоги. Хедрик давно убедился, что Атайе можно верить, и теперь прикусил губу, напряженно думая о том, каким значением обладает новое умение.

— Что со мной происходит? — спросила Атайя в надежде, что один из мудрых мастеров прольет свет на волнующий ее вопрос. — Что натворила блокировка?

Мгновенного ответа не последовало. Оба молчали, обмениваясь недоуменными взглядами, и рассуждали над задачей. Атайя с нетерпением ждала диагноз, слегка обеспокоенная тем, что столь высоко почитаемым колдунам требуется так много времени.

— Часто говорят, — наконец начал Хедрик, потирая морщины на бледном лбу, — что если взглянуть в лицо Богу, то можно обезуметь. Поэтому мы смотрим только на отражение его лица; солнце, звезды, море — его творенье. Думаю, во время мекана происходит то же самое. Это наше первое столкновение с божественным — не самое приятное столкновение. Голоса… хаос. Похоже на межвременное пространство, через которое проходишь во время транслокации. — Он остановился, словно сравнение имело особое значение. Бэзил заерзал в кресле. — Возможно, под блокировкой ты была столь сильно ограничена собственной магией, что близко соприкасалась с проявлением божественного в себе. Ты подошла на такое малое расстояние, что, видимо, узнала секреты, которые Бог и не хотел тебе открывать, по крайней мере пока. Поэтому ты и не помнишь, что происходило в последние дни.

— Наш дар — палка о двух концах, — произнес Бэзил, уставившись на комок пыли на ковре. — Наша сила смертельна, если не знать о ней ничего, и она не менее фатальна, если постичь ее во всей полноте. От нас зависит, как найти золотую середину.

Атайе вдруг стало не по себе. Разговор о разрушительной силе божественного выводил ее из равновесия. Она не собиралась вторгаться в царство Бога и выведывать Его тайны — если именно это и произошло.

— Вот что я думаю, — продолжил Хедрик, — всему должно быть объяснение. Когда ты впервые создала визуальную сферу, у тебя заклинание получилось лучше, чем у опытного колдуна. Возможно, твой талант развился под воздействием блокировки. Видеть «зерна» — в каком-то смысле все равно что предсказывать будущее.

Возросшая сила, которой ты теперь обладаешь, возникла неспроста. Мощные вспышки магии происходят во время мекана. Если мекан — столкновение с божественным, а под блокировкой ты как раз в нем и пребывала, но в большей интенсивности, то нет ничего удивительного в твоих нынешних способностях… по крайней мере на определенный промежуток времени.

— Вы имеете в виду, что это не навсегда? — спросила Атайя, пытаясь найти себе оправдание.

Если талант пропадет, то и нечего говорить о правомерности его использования.

— Вспышки силы почти всегда утихают после мекана. Что касается твоего дара… может, он надолго, может, нет. Здесь трудно что-либо сказать, Атайя, тебе самой решать, — закончил Хедрик, и его глаза сверкали от белой зависти, как у отца, который знает, что его ребенок достигнет того, чего не удалось ему самому.

— Следует ли из этого, что мне самой надо решить проблему морали? Нужно ли использовать новый талант или нет?

Атайя вкратце объяснила, какой переполох будет в Кайте, когда обнаружится или просто пройдет слух, что можно заранее определить, спят ли в человеке всеми проклинаемые магические силы. Значит ли это, что дар надо скрыть или просто не пользоваться им в Кайте? Тут большая разница, к тому же определенные заклинания раньше запрещались из-за присущей им опасности, а не из политических соображений.

— Думаю, внутренний голос подскажет тебе, что нужно делать, — задумчиво ответил Хедрик. — Вряд ли справедливо применить талант по отношению лишь к некоторым, если ты не можешь дать преимущества всем. Слишком опасно, учитывая ситуацию у тебя на родине.

— Я склоняюсь к такому же мнению, — поддержал Бэзил, — однако, как отметил Хедрик, тебе самой выбирать. — Он по привычке нахмурил брови — пережиток прежнего недоверия, который тотчас испарился. — Думаю, мы можем доверить тебе принятие правильного решения. Полгода назад я вряд ли сказал бы такое, а сейчас полностью в этом уверен.

Хедрик приподнял белые густые брови. Атайя и сама до сих пор терялась, но радовалась, что наконец завоевала доверие верховного лорда.

— Что ж, раз уж ты в порядке, позволь спросить, как идет кампания? — перевел тему Хедрик, наполняя кубки. — Много людей перешло на твою сторону?

Атайя криво улыбнулась:

— Не так уж. Пара десятков.

Затем она ввела Хедрика в курс событий Кайта и проблем с волонтерами. Поскольку он лично принимал участие в наборе первых членов едва оперившейся армии колдунов, Атайя рассказала и о желании Дома Де Пьера продолжить ее дело на западе, о мудром положительном влиянии Тони и заразительном энтузиазме Ранальфа.

— А Ранальф показывает безупречную преданность кампании, — завершила Атайя. — Поверить не могу, что я когда-то в нем сомневалась. Теперь я беру ваше мнение на веру.

Хедрик скромно пожал плечами:

— С возрастом должна приходить рассудительность.

У Бэзила посерьезнел взгляд.

— Не все колдуны Саре подчиняются Мудрецу, Атайя. Ранальф — приятное исключение.

— Мудрецу?

Атайе не понравилась важность, с которой верховный лорд Бэзил это произнес. Отчего-то побежали мурашки по спине.

— Мне известно, что Ранальф некогда был наемным убийцей, он выступал против моего отца во время гражданской войны. Вы уже однажды упоминали Саре… в связи с каким-то культом. Мне нужно узнать об острове что-то еще?

Бэзил вопросительно взглянул на Хедрика.

— Я раньше не хотел обременять ее лишней заботой, — сказал Хедрик. — И так хватало хлопот с ведением кампании.

— Да… но теперь время пришло, — задумчиво отхлебнул вина Бэзил. — Сведений не так много, Атайя, и они не из приятных. В общем, там живут сектанты, которые утверждают, что их магический дар дает им право власти над другими, якобы их выбрал Бог, чтобы править землей. У них даже хватает наглости называть своего предводителя Мудрецом — просто оскорбление нашим ученым мастерам.

Атайя вспомнила «Книгу Мудрецов» — библию любого колдуна. В ней содержались труды самых великих магов за всю историю человечества. Для лидера мелкого вероисповедания великая дерзость окрестить себя Мудрецом.

— Как давно они существуют?

— Насколько мне известно, культ появился вскоре после Времен Безумия, лет двести назад. Как косвенное последствие репрессий, полагаю, но сомневаюсь, что кому-либо известно, как оно было на самом деле, кроме самих сектантов, конечно. Они немногочисленны и заняты своими делами. Слава Богу, — добавил он полушепотом.

Хедрик взял с полки книгу, полистал и нашел нужный абзац.

— Они называют себя магистериями, — сообщил он. — Если я не ошибаюсь, на сарском это означает «боги на земле».

— Надменный вздор, — фыркнул Бэзил.

— Я мало что могу перевести, — продолжил Хедрик, щурясь на страницы, — но, кажется, речь идет о маге, основателе культа, который предсказал, что однажды Бог даст им знак, и тогда они возьмут власть в свои руки.

— Что за знак? — спросила Атайя.

Хедрик положил книгу обратно на полку.

— Никто не знает, никто вне культа, если быть точней. Этот секрет они хранят в тайне.

— Интересно… — задумалась принцесса, встала на ноги и зашагала по комнате кругами. — В нашем лагере есть женщина из Саре. Ранальф ей не доверяет, он посматривал на нее весь вечер, но я не спросила у него почему. Может, они знакомы. Или она сектантка.

— Она опытная колдунья?

— Нет. Как и ее муж. Но брат — да. Говорит, он отправился в школу Дома Де Пьера в Килфарнане, когда в нем проснулись магические силы.

Хедрик покачал головой.

— Тогда они вряд ли имеют отношение к магистериям. Зачем связываться с простым народом, когда считаешь себя избранным? И если ее брат только что обрел колдовскую силу, то какой смысл отправлять его в Килфарнан вместо того, чтоб задействовать в культе?

Атайя кивнула, приняв довод.

— И то правда. У меня нет причин сомневаться в ней. Хотя мне непонятно, почему она пришла к нам. Пока эта женщина всего лишь предложила быть моей служанкой, а я уже привыкла обходиться без посторонней помощи.

— Ты притягиваешь любопытных людей, — сказал Хедрик, пытаясь закрыть вопрос. — Принимай их с радостью, как и всех остальных. Кто знает? Один из них может однажды оказаться ценным союзником.

Атайя улыбнулась, искоса посмотрев на лорда Бэзила.

— Да, иногда становишься друзьями с кем и не гадал, так ведь?

— Если не трудно, то не кичись этим на каждом углу, — ответил верховный лорд, расправляя плечи, словно чтобы вернуть себе свое достоинство. — Мне нужно заботиться о репутации.

Глава 9

Следующим вечером Атайя с Джейреном вернулись из Ат Луана после вихря тридцатичасового празднества, танцев и общения с друзьями двора Рэйки. Они уехали не только с наилучшими пожеланиями лорда Иана, удивившего всех не меньше Бэзила, но и с кошельком рэйкских золотых монет, переданных сыну, когда Атайя не видела.

— Он сказал, что хочет помочь лорнгельдам, — пояснил Джейрен, — но ты понимаешь не хуже меня, что это свадебный подарок. Отец не может открыто признаться, но, по-моему, он стал к тебе благосклонней.

Атайя благодарно улыбнулась: вдруг ей удастся так же очаровать Дарэка и епископа Люкина, да и мириады остальных холодных сердец.

Первым делом по возвращении из Рэйки Атайя послала Кейла в Халсей Манор сообщить королеве о своем визите.

— Найди в Халсее лорда Джессингера… и Николаса. Не забудь сказать, что мы с Джейреном прибудем через три дня ровно в полдень. И чтобы без посторонних: не хочу напугать какую-нибудь служанку королевы, как помощника Хедрика, — предупредила она, представив толпу падающей в обморок прислуги. — А он, кстати, привык к магии.

Вскоре стало ясно, что новость о побеге Атайи из монастыря Святого Джиллиана распространилась далеко за пределы уединенной деревушки Пайпвел. Сначала пришли два добровольца, на следующий день — еще пять, а на третий — семеро, и все они утверждали, что во многих семьях люди подумывают послать ребенка на попечение принцессы. Из уст новоприбывших лорнгельдов слетали схожие фразы: «Я ждал знака — возвращения Атайи», «Это предзнаменование, что Бог хочет, чтобы мы жили, а не просили отпущения грехов».

Атайя целыми сутками знакомилась с новыми учениками, расспрашивала, откуда они, слушала рассказы об их семьях, которые зачастую или не знали о проснувшихся в домочадцах магических силах, или делали вид, что не замечают их. Среди них были кровельщик Терренс, бард Дэриен, торговец свечами Коби, сын владельца таверны «Черные львы» Натан, незамужняя женщина Лисса, которая обманула всех, сказав, что беременна, и с позором ушла от родителей, чтобы учиться управлять своими силами. Были и десятки других людей разных профессий и званий.

Хотя Атайя сильно радовалась возросшему числу новичков, она скоро поняла, что нужно быть осторожной, когда находишься в окружении начинающих колдунов. Они тренировались беспрестанно и в любом месте. Принцесса пугалась от иллюзорных трюков и отскакивала от костров, которые неожиданно вспыхивали каждый раз, когда кто-нибудь злился или просто уставал. Сердце бешено колотилось от воспоминания о диком кабане, которого создал Коби.

Атайя перепоручила почти всю работу по обучению и тренировке заклинаний Тоне, Джильде и Джейрену, которые были намного терпеливей нее самой. К тому же она собиралась часто отлучаться из Кайбурна и распространять весть о спасении в разных деревнях, поэтому будет лучше, если они привыкнут справляться сами.

Рядом всегда находилась Дриана, готовая помочь, чем только могла. Стоило Атайе сделать шаг в сторону бочки с элем, как женщина уже протягивала ей наполненный кубок. Если принцесса заговаривала об октябрьской прохладе, Дриана прибегала с накидкой. Она твердо решила быть госпоже служанкой, и хотя Атайя объяснила, что не нуждается в подобной заботе, жительница Саре приняла отказ за проверку ее способностей и еще больше старалась угодить.

Такое внимание льстило принцессе, однако ей становилось неловко. Хотя она и выросла в окружении девушек, которые смотрели ей в рот, но теперь, после года жизни в изгнании, Атайя начала делать некоторые вещи самостоятельно. Когда она проявляла желание подмести пол в палате, помочь Ранальфу варить эль и заштопать собственное платье, Дриана вопила так, будто принцесса совершила богохульство.

— Но вы… вы из рода Трелэйнов, моя госпожа! — воскликнула островитянка. — Заниматься такими делами — ниже вашего достоинства.

— Последнее время не приходится говорить о достоинстве, — сухо ответила Атайя, копая яму для отхожего места. — Или ты не заметила, что мы здесь все вне закона?

Сей факт озадачил Дриану, однако она не уступала и вырвала лопату из рук Атайи.

— Но люди должны вас уважать! Они должны видеть в вас принцессу, которая рождена править ими. А как им такое понять, когда вы роете яму, чтобы другие… — Островитянка негодующе стучала ногой по земле. — Так не принято!

— Дриана, моя основная задача — добиться, чтобы люди перестали делать вещи только потому, что так принято. В частности, отпускать грехи.

— Это совсем другое дело, — фыркнула Дриана, отбросив непонятный довод, и принялась копать. — Если хотите, чтобы за вами следовали крестьяне, не обязательно опускаться до их уровня.

Атайя подумала, что странно слышать такие вещи от женщины, которая совсем недавно открыто заявила, что она дочь простого бедняка, ставшая служанкой благородной дамы, потому что понравилась некоему богатому пэру. Все же принцессе было проще согласиться, чем спорить по мелочам, поэтому Дриана взяла верх и стала ухаживать за Атайей и рыла вместо нее ямы, нравилось ей это или нет.

— Чего-нибудь еще изволите? — спросила островитянка утром в день отбытия в Халсей.

Они находились в маленькой комнате Атайи с Джейреном, и Дриана только что закончила завязывать темно-зеленую юбку, в которой принцесса всего пять дней назад праздновала свадьбу. Супруг терпеливо ждал в дверях, страстно поглядывая на жену, словно представлял, как развязывает тесемки, которые шнуровала островитянка.

Как насчет часика мира и тишины? — мысленно спросил он у Атайи, прикрыв ладонью коварную улыбку.

Атайя бросила на него понимающий взгляд и повернулась к Дриане:

— Нет, ничего не нужно. Ты и так помогла мне переодеться и причесать волосы, да и завтрак принесла — для одного утра более чем достаточно. Может, ты позаботишься сегодня о Джильде, ей рожать со дня на день и в помощи она нуждается явно больше меня.

Лицо островитянки слегка вытянулось — несмотря на весь свой энтузиазм, она уделяла мало внимания Тоне, Джильде и другим женщинам. Судя по их сочувственным взглядам на Атайю, они ей не завидовали.

— И вы доберетесь туда с помощью магии? — спросила она принцессу, глаза сверкали, как два граненых изумруда. Атайя кивнула, и островитянка засияла от радости. — Значит, вы там уже когда-то были, так? Иначе не смогли бы там очутиться?

Атайя вздохнула. Не обладая даром колдовства, Дриана без конца интересовалась, как происходят заклинания, и приходила в особый восторг от тех, которые могла делать только принцесса. Возможно, любопытство порождено братом, который сейчас где-то обучался тому же искусству, но иногда нескончаемые вопросы раздражали Атайю не меньше попыток Джейрена пробудить ее память во время возвращения из монастыря Святого Джиллиана.

— Я была в Халсее пару лет назад, незадолго до того, как поженились Сесил с Дарэком. Необходимо четко представить место прибытия. У меня не такой большой выбор, — добавила она. — Я не могу просто появиться на пороге и представиться — у Сесил было из-за меня достаточно проблем и явно прибавится, если я просто так свалюсь на голову. Дриана, пойди, пожалуйста, скажи Тоне, что мы отправились и вернемся через пару дней.

— А мне нельзя остаться и посмотреть, как вы исчезнете? Очень интересно. Тоня говорит, это стоящее зрелище и…

Джейрен взял ее за локоть и деликатно отвел к двери силой.

— Иди передай сообщение.

Глаза Дрианы сверкнули от обиды, но она быстро подавила горечь, сделала реверанс и покинула комнату.

— Пора, — сказала Атайя мужу, взглянув через окно на солнце, — уже почти полдень. Если Кейл справился с заданием, а с ним заминок не случалось, то Сесил уже ждет нас.

Она накинула на плечи плащ и взяла руку Джейрена, затем закрыла глаза и пошла по знакомому пути к заклинанию транслокации. Шепот, толчок, пара ударов сердца — и каменный пол сменился на драгоценный ковер: они очутились в опочивальне королевы, в замке Халсей Манор. У двери стоял Кейл, а Сесил с лордом Джессингером сидели возле широкого окна, выходившего во двор. Сквозь решетчатое стекло падали солнечные лучи, в которых износившееся платье Мозеля казалось серой тенью, а золотые украшения в ушах, на груди и на пальцах королевы сверкали при малейшем ее движении.

Оба широко открыли рот, уставившись на пространство над ковром, которое мгновение назад было наполнено подвешенной в воздухе пылью, а теперь стало пристанищем для Атайи и Джейрена.

Тонкие светлые брови Сесил заметно выгнулись.

— Невероятно. Кейл говорил, чего ожидать, но…

Она закачала головой, не найдя что сказать. Когда прошло первоначальное удивление, королева встала обнять Атайю, не сдержав слез радости. Смахнув их рукой, она обняла и Джейрена.

— Добро пожаловать в нашу семью, — сказала она, поцеловав его в щеку. — Дарэк бы не одобрил, но вы все же желанный гость здесь. — Она опустила глаза, полная раскаяния, будто собиралась исповедоваться священнику. — Я должна извиниться за то, как с вами обошелся мой супруг. Его злодеяние по отношению к Атайе достаточно ужасно, но вы… вы даже не являетесь его подданным.

— Нет, я не подданный, — пресек Джейрен ее извинения. — Теперь я один из его родственников.

Взгляд Сесил выражал благодарность за то, что он не держит зла.

— Что касается прибавления в нашей семье, то Николас вынес ребенка на свежий воздух. Они вернутся с минуты на минуту. Я распорядилась, чтобы больше никого не впускали. Нас сегодня не побеспокоят.

Атайя подошла к окну и взглянула на пышный ухоженный сад родового поместья Сесил. Посыпанные гравием дорожки вились вокруг кустов роз, на яблонях спели плоды. Чуть дальше, в саду, Николас забавлялся с малышкой, щекоча ей нос кончиком ярко-красного кленового листа. Умиротворенный дядя восторгался крошечным созданием, забыв, что он принц.

Джейрен поприветствовал лорда Джессингера и еще раз поблагодарил его за помощь в спасении Атайи, которая сказала, что находится перед ним в неоплатном долгу, и поцеловала в обе щеки. Его сухая кожа скользнула по губам словно пергамент.

— Вы спасли мне жизнь, — проникновенно сказала Атайя, взглянув новыми глазами на человека, который казался ей, как и многие другие, скучным и никчемным членом кайтского Совета. — Чем я могу отплатить вам?

Мозель неосознанно схватился за медальон на шее.

— Просто спаси их, Атайя. Спаси их.

Принцесса обняла Джессингера.

Я попытаюсь, мой господин. Это я вам обещаю.

— Уже два месяца, как вы покинули Делфархам, — заботливо сказала она. — Дарэка не насторожит ваше отсутствие?

— Его это еще ни разу не волновало, моя госпожа, — ответил Мозель и расстегнул воротник, будто в комнате резко потеплело. — Королю последнее время есть над чем поразмыслить.

Последние слова были произнесены особо мрачно, поэтому Атайя вопросительно посмотрела на Сесил.

— Атайя, тебе нужно кое-что знать.

Королева пригласила их сесть, и солнце тотчас закатилось за горизонт, погрузив комнату в сумерки.

В последующую четверть часа Мозель кратко изложил ход собрания Совета, на котором он был в августе, едва упомянув изобличительное письмо Осфонина и смерть сарского лорда-маршала, которого Атайя смутно помнила с детства и горевать не стала. Львиная доля речи была посвящена предложению Курии уничтожить колдунов в стране. С каждым его словом у Атайи холодела кровь, Джейрен сжимал ее руку все крепче.

— Что самое страшное, — добавила Сесил, когда он закончил, — мне пару дней назад сообщили, что Дарэк одобрил создание Трибунала. Он назначил епископа Люкина верховным судьей, а ряды инквизиторов пополнят братья ордена Святого Адриэля. Основные указания уже даны.

— Адриэлиты, — произнесла Атайя. — С ними шутки плохи.

Мозель кивнул:

— Да, они юмора не понимают. Думают, что если кто-то наслаждается жизнью, то сбился с пути. Лорнгельды с колдовским даром — идеальный враг для них.

— Боже мой, — прошептала Атайя.

Она отсутствующим взглядом уставилась на панель на стене, и деревянные узоры превратились в ужасные картины: кровь, предательство, пытки, смерти, расколотые семьи. И все из-за магии. Чудодейственной магии, дарованной Богом.

— Значит, он наконец объявил мне войну.

— Мы этого и ждали, Атайя, — тихо произнес Джейрен. — Этого или подобного.

— Знаю, но мне не легче. — Она встала и подошла к окну, дрожа от холода. Сад опустел и притих: Николас ушел, и его смех пропал. — Дальше два варианта развития событий: или люди потекут в мой лагерь несметными количествами, или выследят меня и разорвут на части за то, что свалила ужасы на их голову.

Джейрен подошел к ней.

— Представь, что Дарэка сейчас беспокоит тот же самый вопрос. Он мучается в сомнениях, будут ли его подданные считать Трибунал благословением или проклятием, станут ли они его любить или ненавидеть. — Супруг положил ей на плечо ладонь. — Такова цена лидерства… и вы оба должны ее заплатить сполна.

Серьезную атмосферу прервало появление Николаса и довольное агуканье из свертка белых одеял на его руках. Оттуда высунулось пять крошечных пальчиков, которые потянулись к подбородку принца.

— Сесил, найди, пожалуйста, время убедить своих служанок, что, хоть я и мужчина, из этого не следует, что я уроню ребенка головой вниз при первой возможности. Я носил Мэйлен на руках, когда она была даже еще меньше. А они смотрят на меня, как стервятники, пытаясь подловить момент, когда я сделаю что-нибудь не так.

Николас увидел хмурые лица, и с его лица тотчас сошла улыбка.

— Мне только что сообщили про Трибунал, — объяснила Атайя. — Николас, тебе об этом давно известно. Почему ты мне ничего не сказал?

— Но ты только вернулась! И что, я должен был поднимать такой жуткий вопрос посреди свадебного торжества? К тому же, — мрачно добавил он, — тогда я еще не знал, что Дарэк дал добро на чертову затею.

Выругавшись, принц тотчас прикусил язык, затем расслабился, подумав, что ребенок пока ничего не осознает.

— Ты все же мог меня предупредить, — снова начала Атайя, но Николас избавил себя от дальнейших упреков, сунув ей на руки ребенка.

Она сначала противилась, боясь уронить трепещущий комочек, завернутый в одеяло, однако большие голубые глазки и ангельская улыбка малютки сделали свое дело.

— Как ее назвали? — вдруг спросила Атайя, сообразив, что никто еще не представил дитя.

— Лилиан, — ответила Сесил. Она добродушно улыбнулась Мозелю и коснулась его руки. — Лилиан Роза.

Атайя перевела взгляд на малышку и тронула пушистый локон медового цвета. Что ждет ее в будущем? Она принцесса Кайта и, несомненно, выйдет замуж за принца, как должна была сделать Атайя…

Должна была, пока не проснулись магические силы. А если для Лилиан уготована такая же судьба?

Можно выяснить… но не стоит. Хедрик прав, как и внутренний голос Атайи, который однозначно запрещал ей использовать талант в эгоистичных целях, наделяя ближних знанием, которые тысячам других людей останется недоступным. К тому же нельзя однозначно утверждать, что ее пророческий дар надежен. Это станет известно, когда Эмма из Пайпвела превратится в колдунью.

Атайя отдала младенца Сесил, королева вздохнула и положила дочку в колыбель из розового дерева. Раскачивая ее одной рукой, она сжала другую в крепкий кулак и всмотрелась в личико, словно пытаясь угадать ее будущее и не подозревая, что это может сделать Атайя, хотя и не имеет морального права.

— Не такого мира я желаю для моих детей! — вырвалось у Сесил. Голос был приглушен, чтобы не испугать ребенка, однако выражал неприкрытую ярость. — Стычки, кровопролития… Господи на небесах, знаю, что это прозвучит наивно, но почему бы нам однажды не проснуться в спокойствии и согласии? — Она резко встала и развернулась, так что закружилась кремовая юбка из атласа. — Я никогда не прощу Дарэка за то, что он одобрил такое. Никогда!

Атайя хотела утешить ее, но на ум ничего не приходило. Просить мира так просто, но почему его так сложно достичь?

— Раньше он был не таким, — продолжила королева диалог с самой собой. — Или был, а я закрывала на все глаза. Отец сказал, что я должна выйти замуж за наследника Кельвина, и я с радостью подчинилась. Даже Дарэка тогда еще не видела, но подумала, что он благородный человек, как его отец. — Сесил прищурила глаза. — Как же я ошиблась.

Сесил отошла от колыбели. В солнечном свете она казалась хрупкой статуей со светлыми локонами, в отделанном кружевами атласном платье, но на самом деле таила несгибаемую силу и неизгладимую печаль.

— Я пыталась полюбить его. Я старалась. Но он такой… черствый. Такой отдаленный. — Королева схватилась за нитку жемчуга на груди, словно за цепь. — Поначалу я винила себя, что не могу проникнуть в глубины его души. А потом поняла, что в нем нет никаких глубин, что за четыре года жизни с ним я не узнаю больше, чем за четыре часа. О, я-то ему не совсем безразлична, — признала Сесил, наклонив голову набок. — По крайней мере Дарэк любит меня за то, что я родила ему сына. Не этого я ждала от мужа, — вздохнула она с грустной усмешкой. — Наверно, я в девичестве наслушалась бардов, не зная, что они воспевают идиллический мир.

Вдруг поняв, что сказала слишком много даже для круга друзей и семьи, Сесил отбросила уныние, словно вышвырнула из залы надоедливого слугу.

— Довольно этих размышлений, — сказала она, пытаясь улыбнуться гостям. — Я расстраиваюсь из-за вещей, которые не в силах изменить.

— Ты до сих пор не вернулась в Делфархам, — невзначай заметила Атайя.

— Дарэк разрешил мне вернуться, когда узнал о твоей мнимой смерти, но я ответила, что еще не пришла в себя после родов. Поскольку ребенок — девочка, он не особо спешит его увидеть, — добавила королева с некоторой злостью. — Поэтому я решила продлить себе отдых до зимы. Жаль, Мэйлена здесь нет… если бы не сын, я б вообще не возвращалась.

— Ты за ним послала?

Атайе хотелось увидеть мальчика: когда она покинула столицу год назад, ему было два, и сейчас он, должно быть, сильно изменился.

— Конечно, я посылала несколько раз. Я очень скучаю. Но Дарэк отказывается прислать его. — Сесил рассмеялась, не скрывая горечь. — Мальчику еще четырех нет, а Дарэк боится, что я испорчу его разговорами о справедливости и милосердии, если ребенок окажется в моем распоряжении в Халсее. Самое противное, — добавила она презрительно, — я могу вбить ему в голову, что колдуны не являются детьми дьявола. Этого Дарэк мне никогда не простит.

Кейл печально улыбнулся и заговорил впервые после прибытия:

— Король составил о вас неправильное мнение, моя госпожа.

— Он недооценивает всех нас, — ответила Сесил, взглянув на Атайю, Николаса, Джейрена и Мозеля.

Ее глаза преисполнились разочарованием, что она не в силах повлиять на мнение мужа, но она тотчас отогнала его, словно скинула слишком жаркое манто. Переведя разговор на более приятную тему, королева спросила у Атайи о свадьбе, и хотя Николас уверил, что рассказал все, что только можно, Сесил заявила, что хочет послушать еще раз.

Атайя осталась в Халсее еще на час. Приближался обед, и она понимала, что дольше оставаться опасно: служанки Сесил заподозрят неладное. Однако уезжать не хотелось; Кейл, конечно же, вернется в лагерь, и неизвестно, когда она увидит Сесил, Мозеля и Николаса снова.

— Нам с Джейреном пора отправляться, — сказала наконец Атайя, взяв плащ. — Надо попасть в Дубин до темноты.

— А как же магия? — развел руками Николас.

— На сей раз обойдемся без нее. Хотим зайти в несколько деревень по пути в Кайбурн, показаться людям, и я собираюсь обучать магии всех желающих. Я раньше не бывала в поселениях этого графства, так что нам придется непросто.

— Пока ты не ушла, — сказал Мозель, поднимаясь на ноги, — ты должна знать, что при дворе есть люди, которым не нравится идея Трибунала. Они скрывают это, но… ну, в моем присутствии не очень стесняются высказывать мысли вслух. По большей части это друзья твоего отца, которые поддержали в прошлом году союз с Рэйкой. Они не входят в Совет Дарэка, конечно, он сразу после коронации отдалил всех, кто хоть малость сочувствовал лорнгельдам. Не могу обещать, что эти люди помогут тебе, но стоит спросить, не хотят ли они присоединиться к твоей кампании.

Мозель назвал полдюжины имен. Несколько месяцев назад Атайя подумывала присоединиться к союзникам отца, однако решила подождать, пока ученики умножатся и встанут на ноги. После суда и заточения лорды Кайта вряд ли сохранили в нее веру и скорей всего считают, что она просто хотела поднять восстание. Теперь число последователей росло, придавая принцессе уверенность. Вполне можно попросить лордов дать лорнгельдам защиту от церкви и открыть в их графствах школы магии. Атайя сама подумывала навестить некоторых из них, а пара имен ее приятно удивила: хорошо, если удастся убедить этих людей перейти на свою сторону или хотя бы не выдавать ее Трибуналу.

— Вот и ключ к загадке, — произнесла Сесил, поворачиваясь к Атайе. — У меня для тебя личное послание от графа Белмаррского, соседа с юга.

Атайя напрягла лоб. Белмарр… знакомое название, но вряд ли она встречала владельца этой земли. Возможно, видела его когда-то при дворе много лет назад — в своей прошлой жизни.

— Граф знает о нашей с тобой дружбе. А кто не знает? — сухо добавила Сесил. — Он просил передать, в случае если я тебя увижу, что хочет поговорить. Больше ничего не сказал, — закончила она, пожимая плечами. — Он не самый близкий друг Кельвина, но не исключено, что хочет предложить свою поддержку.

У Атайи захватило дух, но не ясно, от возбуждения ли, или от дурного предчувствия. Поддержка графа… Прямо дар судьбы! Но все ли так просто? Люди Дарэка и раньше расставляли ей ловушки…

— Может, очередная уловка, — предупредил Джейрен, подтвердив опасения принцессы.

Атайя кивнула, но она не могла противостоять шансу заполучить расположение графа.

Если это подсадная утка Дарэка, — беззаботно подумала она, — то брат не ошибся.

— Как далеко до Белмарра?

Поздно вечером Атайя с Джейреном добрались до ворот графского замка. Пальцы и уши занемели от холодного октябрьского ветра — жестокого предвестника зимы. Они прошли пешком из Халсея пять миль. Атайя никогда раньше не была в Белмарре и потому не могла воспользоваться транслокацией, а разъезжать на лошадях королевы тоже нельзя. Осеннее солнце заходило за горизонт, когда они изложили привратнику цель своего визита. Он не хотел пускать их столь поздно, но стоило Джейрену сказать, что у них послание от королевы, как все возражения исчезли.

Часовой провел их по внутреннему двору в простую залу с крышей на балках, чтобы они подождали там, пока лорд вернется с вечерней прогулки верхом. Служанка принесла два кубка подогретого с пряностями вина. Через полчаса пришел граф и поприветствовал гостей. Он был стройным, но крепким мужчиной едва на четвертом десятке. Аккуратно остриженные каштановые волосы завивались под подбородок. Атайе он сразу понравился: явно скромный человек, одет не лучше, чем они, от него пахло лошадьми, а на лице сияла широкая улыбка, словно перед ним не гонцы, а благородные люди.

— У вас послание от королевы?

Атайя взглянула на служанку, которая усердно чистила один из шести каминов.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответила она. — Я приехала сообщить, что мне передали вашу просьбу. Вы хотели поговорить со мной, граф. Ее величество сообщила мне об этом на последней встрече.

Лицо Белмарра прояснилось.

— Ах да… понимаю. Бет, — обратился он к служанке, — оставь нас, пожалуйста.

Женщина сделала реверанс и исчезла. Граф отвесил поклон гостье королевских кровей.

— Спасибо за визит, ваше высочество. — В его глазах блеснула искорка, губы подернулись улыбкой. — Радостно видеть, что вы не выбросились из окна. К нам просочились слухи о вашем возвращении.

Белмарр перевел взгляд на Джейрена.

— Догадываюсь, кто вы. Колдун из Рэйки, так? Тот самый, на которого объявил охоту король?

— Тот самый, — с гордостью признался Джейрен. — Джейрен Маклауд Улардский, мой господин.

— И мой супруг, — добавила Атайя с не меньшим достоинством.

— Ваш… — поднял брови граф. — Эта новость не дошла до наших южных мест.

— Неудивительно. Бракосочетание произошло всего пару дней назад, — объяснила Атайя. — Час поздний, граф, не хочу отнимать у вас много времени. Вы хотели обсудить со мной какой-то вопрос?

Лорд замялся, хотя сохранил спокойствие человека, привыкшего к власти.

— На самом деле моя просьба — предлог. И хотел вас увидеть не я, — признался Белмарр, — а мой управляющий. Он не знал, как найти вас, и я предложил воспользоваться своими связями с королевой, чтобы заманить вас сюда.

— Понятно.

Слово «заманить» насторожило Атайю, но внутренний голос подсказывал, что опасаться нечего: граф показался ей откровенным и надежным человеком.

— Простите мне эту уловку, но думаю, вы все поймете, когда поговорите с Адамом. Он просил встречи наедине, — скромно добавил Белмарр, обращаясь к Джейрену. — Я буду рад показать вам имение… Может, изволите отобедать?

Джейрен вопросительно посмотрел на Атайю.

— Если хочешь, я останусь с тобой.

— Нет, все в порядке, — ответила она. — Будь это ловушка, с нами бы так не церемонились.

— Для меня большая честь провести это время с вами, сир, — ответил Джейрен.

Граф позвал часового у входа.

— Передай Адаму, что к нему пришли: женщина, с которой он хочет поговорить о своем сыне.

А, так вот в чем дело.

Атайя вздохнула с долей разочарования. Она передумала многое по дороге из Халсея и убедила себя, что граф просит встречи, чтобы предложить свою помощь. Но нет, история куда банальней: человек, чей сын страдает от мекана, хочет передать его ей на попечение. Атайя, конечно, будет рада его принять, с этой целью она и отправилась в Кайт, однако теперь злилась из-за того, что тешила себя большими надеждами.

Дав управляющему некоторое время, чтобы привести себя в порядок, граф попросил Джейрена подождать в зале и повел принцессу в его резиденцию, которая занимала все три этажа южной башни замка, как объяснил сам лорд Белмаррский, хотя живет он там один и слуги заходят к нему редко. Разговор будет с глазу на глаз.

Поднявшись по крутой узкой лестнице, граф постучал в потрескавшуюся дверь с камнями песчаника по краям. Хриплый голос пригласил их войти, и перед ними открылась ярко освещенная комната скромного убранства: стол из орехового дерева, серебряный кувшин, фарфоровая посуда — все удачно подобрано. Не жилище богача, скорее умеренного человека со средними потребностями.

Управляющий стоял к ним спиной около сводчатого окна, словно готовился к разговору, погрузившись в размышления. Сутулый, около шестидесяти лет, одетый в простую малиновую накидку, шитую черным шелком, он медленно повернулся поприветствовать гостей. Судя по светлой коже, этот человек некогда был блондином, а теперь редеющие волосы и стриженая борода стали серыми. Атайю поразили его живые зеленые глаза: до боли знакомые, словно она видела их, но на лице молодого мужчины. Графу не нужно было даже произносить его имя. Принцессе и так стало ясно, кто перед ней… просто очевидно…

— Ваше высочество, это мой управляющий Адам Грайлен.

Старик поклонился, а у Атайи пересохло во рту. Неудивительно, что имя Белмарр показалось ей знакомым! Это замок детства Тайлера — Тайлера Грайлена, ее первой любви, капитана, погибшего ради нее. Он часто говорил об отце, живущем на юге Кайта. Благодаря дружбе Сесил с графом Тайлер попал на службу в королевскую гвардию четыре года назад.

Атайя вгляделась в человека, который его воспитал, и вдруг испугалась. Не перед угрозой физической боли, а перед грубым укором… горькими воспоминаниями и жестокими обвинениями. Зачем еще он захотел ее видеть, как не выругать за то, что послала его сына на смерть?

Под безмятежным пристальным взором Адама Атайя чувствовала себя пойманной в капкан. Ей придавало силы только знание, что она в любой момент может исчезнуть.

— Благодарю вас, мой господин, — сказал Адам графу, и тот вышел, принцесса даже не успела попросить его остаться.

Атайя отчаянно пыталась прочесть по глазам управляющего, что ее ждет, но они были непроницаемы, не выражали ровным счетом ничего. Он указал на стул с высокой спинкой у камина.

— Хорошо, что вы зашли ко мне, ваше высочество. Присаживайтесь.

Подумав, что упадет, если не сядет, Атайя быстро опустилась на стул. Адам протянул ей чашу прохладного эля, которую она выпила до дна. Осмелившись поднять взгляд, принцесса увидела, что он молча изучает ее, словно пытается посмотреть на нее глазами Тайлера и найти те качества, которые очаровали его сына.

— Не знаю, что сказать вам, сир, — произнесла Атайя после напряженного молчания. — Откровенно говоря, я удивлена, что вы позвали меня, несмотря на…

— Зовите меня Адам, — кротко сказал он. — И не думайте, что я пригласил вас, чтобы засыпать проклятиями. Я не держу на вас зла. Хотя и таил его сперва, — признал он, — да и некоторое время спустя. Но теперь — нет.

Комната погрузилась в тишину, лишь в камине потрескивал огонь. Атайя чувствовала, что сердцебиение стало восстанавливаться: первый страх прошел. Адам отхлебнул эля, и до боли знакомые глаза покрылись пеленой, он погрузился в воспоминания.

— Тайлер часто мне писал из Делфархама. И двух месяцев не прошло, как я узнал, что он влюблен. Такие проникновенные слова… Я уже решил, что вырастил барда вместо воина, — ухмыльнулся Адам, и губы подернулись в печальной улыбке. — Он не упоминал имя девушки. Я и предположить не мог, что это вы, пока… — Адам выпил еще эля. — Пока его не стало.

Атайя опустила веки, и ее захлестнула горечь потери, утихшая со временем, но не забытая. Тайлера нет, но память о нем вечно будет с ней. Память о том, как он воодушевлял ее заниматься магией, как верил, что в ней не может быть зла, как он пошел наперекор приказу короля арестовать ее за убийство Кельвина и тем самым погубил себя. И ярче всего запомнилась картина его смерти, силуэт отсеченной головы на облачном небе: устрашение Дарэка всякому, кто посмеет защищать детей дьявола. Никакие блокировки не сотрут этот образ. Наверно, это и к лучшему, что она навеки сохранит его как последний удар, вынудивший ее идти до последнего в стремлении даровать лорнгельдам будущее, которого лишила их церковь Кайта.

— Вы должны ненавидеть меня за его гибель…

— Нет, — произнес Адам, — или правильней сказать: уже нет.

Атайя поставила пустой кубок и положила ладонь на руку старика.

— Я любила вашего сына, Адам. Если бы я не принадлежала к королевской семье, мы бы сразу поженились.

Она улыбнулась про себя, вспомнив Дриану, которая наверняка бы сказала: «Так не принято. Как может принцесса знаться с гвардейцем!»

Атайя замолчала, обдумывая каждое слово.

— Я сейчас замужем, — сообщила она, надеясь, что старик не воспримет этот факт как неуважение к Тайлеру. — Мой муж на данный момент с графом. Джейрен был знаком с вашим сыном, но не очень близко и поначалу терпеть его не мог, — призналась Атайя, улыбнувшись сквозь слезы от недоверия возлюбленного, утверждавшего, что Джейрен пытается совратить ее магией, обратить ее силу на злые цели. — В конце концов они стали друзьями.

— Тогда я уверен, он хороший человек, — твердо проговорил Адам и молча наполнил ее кубок. — Мой сын разбирался в людях, ваше высочество. Если Тайлеру нравился Джейрен, значит, он того заслуживает. И если Тайлер встал на вашу сторону и пошел против короля, значит, на то была веская причина. Ваше дело наверняка самое справедливое, — добавил он, остановив на ней свои зеленые глаза. — Он никогда бы не отдал жизнь за неправое дело.

Атайя улыбнулась, она сама не сомневалась в этом.

— Хочу, чтобы вы знали, сир. Не встреться мне ваш сын, я бы не бросила вызов закону и не стала искать спасения для лорнгельдов. Смерть Тайлера дала мне силу пойти на это: нельзя допускать, чтобы люди уходили столь бессмысленно, а близкие вечно скорбели по ним.

Адам, судя по всему, придерживался того же мнения, и его глаза радостно засверкали: ему было приятно слышать, какую роль сыграл его сын.

— Я высоко ценю вашу миссию, ваше высочество. На самом деле за этим я и хотел вас увидеть. У меня есть кое-что для вас.

Адам зашел в кладовую и вернулся с окованным железом сундучком, который поставил перед ней на стол, повернул в замке тонкий серебряный ключ и попросил принцессу поднять крышку.

У Атайи расширились глаза при виде его содержимого: серебряные монеты, золотая цепочка, кольцо с рубином и несколько брошей тонкой ювелирной работы.

— Я хранил это для Тайлера, — тихо пояснил Адам. — Как часть его наследства. Теперь хочу передать вам. — Старик снова грустно улыбнулся. — Он бы так захотел.

Атайя посмотрела на сундучок, словно никогда раньше не видела драгоценностей: голова пошла кругом. Она сможет накормить и одеть всех, кто придет к ней без средств к существованию, затем купит бумагу и чернила, чтобы распространить больше листовок с лозунгами, на эти деньги можно даже построить настоящую школу магии, выбраться из овчарни…

Но у старика ничего не останется.

— Я не могу принять такой дар. Это… слишком много.

— Пожалуйста, вы должны. Граф Белмарр — добрый человек, он обещал позаботиться обо мне до смерти. Семьи у меня нет: жена уже тридцать лет как умерла, а сын был один. Лучше пусть мои деньги пойдут на пользу вашим людям, чем будут собирать пыль взаперти. — Он коснулся ее плеча. — Если бы вам было куда пойти, когда проснулись магические силы, сыну не пришлось бы бросать вызов королю и жертвовать жизнью. Обряд отпущения грехов причиняет огромное зло. Всем нам. И я хочу помочь положить ему конец.

Атайя посмотрела в его глаза, окруженные морщинами, неожиданно поняв, сколько отцовских черт унаследовал Тайлер: преданность, щедрость и врожденную жажду справедливости. Не ту, которую уготовил Трибунал, не кровавую, полную угроз и проклятий, а божественную. Истину Господню.

Принцесса распорядилась, чтобы драгоценности переслали ей через сира Джарвиса в Кайбурне, поскольку экипаж с конвоем не вызовет подозрений у особняка богатого фабриканта. В комнате стало темно, за окном спустились сумерки, а ей с Джейреном надо покинуть замок и найти приют на ночь. Как ни странно, войдя в комнату Адама, Атайя захотела убежать прочь, а теперь, наоборот, желала остаться и послушать рассказы о детстве Тайлера, собрать воедино свои воспоминания о нем за последние несколько лет.

— Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать? — спросил старик, провожая ее к двери. — В память о сыне я готов оказать любую услугу.

— Вы и так совершили очень доброе дело, — сказала Атайя дрожащим голосом, затем обняла его и поцеловала. — Я мудро распоряжусь вашим подарком. Спасибо вам. Спасибо от имени всех лорнгельдов.

Вернувшись в залу, принцесса поняла, что обрела намного больше, чем сундучок с серебром и драгоценными камнями, — она получила отцовское благословение и поддержку. В свою очередь Атайя решила использовать его щедрый дар так, чтобы оправдать все надежды.

Глава 10

Шесть дней спустя Атайя с Джейреном вернулись в овчарню, принеся своим последователям как дурные, так и благие вести.

Подарок Адама всех порадовал, принцесса назвала точную сумму только самым близким друзьям, а остальные довольствовались тем, что их дело теперь может развиваться беспрепятственно, а предводителей ничто не будет отвлекать от важных занятий — распространения идей и учения. Не нужно тратить уйму времени на выживание. Юные колдуны будут одеты и накормлены благодаря серебру Адама и золоту отца Джейрена.

Помимо привезенного богатства Атайя с Джейреном имели немалый успех у жителей деревень по пути из Белмарра. Селяне, как в Пайпвеле, везде проявляли любопытство, они устали от пресловутых местных лорнгельдов. Лишь один раз супругам пришлось быстро удалиться, потому что кто-то пригрозил принести из церкви корбаловый кристалл. Тем не менее одна женщина пообещала прислать в Кайбурн свою дочь в течение недели, и еще молодожены прибудут через два дня, чтобы справляться с магическими силами, которые уже входили в опасную стадию.

К сожалению, Атайя боялась, что Трибунал перечеркнет их благоприятное начало.

— Столько разговоров, что я уже изволновалась, — пожаловалась она, идя по вспаханному полю на западе от овчарни. — Мне даже хочется, чтобы скорей пришли эти судьи и начали неистовствовать по стране. Надоело вздрагивать от теней.

— Тайный враг хуже, чем известный противник, — сочувственно кивнул Джейрен. — Уверен, что граф не проявил желания помочь нам из-за слухов о Трибунале.

Атайя разочарованно вздохнула. Пока она находилась с Адамом, Джейрен пытался убедить Белмарра присоединиться к кампании, но тщетно.

— Ничего не понимаю, — сказала она, покачивая головой. — Он рад был нас видеть, зная, кто мы, и полностью доверяет своему управляющему…

— И на словах поддерживает нас, но что в этом толку, — продолжил ту же линию Джейрен. — Однако не хочет рисковать своей жизнью или жизнью своих крестьян, потому и боится стать первым лордом, открыто принявшим нашу сторону. Я намекнул, что один из советников Дарэка вступил с нами в союз — конечно, не упоминая имя Джессингера, — но даже это его не убедило. — Джейрен на секунду остановился отодрать сухой стебель от сапога. — Белмарр по крайней мере пообещал не мешать нам и смотреть сквозь пальцы, если в его графстве появятся учителя магии или несколько его девятнадцати- или двадцатилетних селян вдруг исчезнут на пару месяцев.

Атайя плотней закуталась в накидку, шагая вверх по склону. Поднялся ветер, разбросавший яркие листья, словно ошметки ткани, на небе появился серо-зеленый отблеск приближавшейся грозы.

— За это стоит сказать спасибо, полагаю. В конце концов, моральная поддержка не менее ценна, чем активная работа.

— Или пожертвование больших денежных сумм, — добавил Джейрен.

Атайя повернулась к нему и заметила, как ветер треплет отросшие светлые волосы, падающие на лоб, словно солома.

— Я рада, что у тебя не возникло возражений против подарка Адама, — произнесла она тише, чем обычно. — Если б ты рассердился, я бы поняла.

— Рассердился? — переспросил он, несколько удивившись. — Мы найдем ему отличное применение. А, понял… думаешь, что я могу ревновать к духу Тайлера. — Джейрен положил обе руки ей на плечи. — Атайя, я давно говорил тебе не переживать по этому поводу. Я не буду просить забыть его, мне этого от тебя совсем не нужно. Если бы не Тайлер, ты бы никогда не стала такой, как сейчас. И к тому же, — добавил он, продолжая путь, — ты ведь не настаиваешь, чтобы я стер из памяти всех женщин, которых знал до тебя.

Атайя впитала информацию и ускорила шаг, чтоб его догнать.

— Каких женщин? — спросила она с неприкрытым удивлением. — Ты никогда не говорил мне ни о каких женщинах.

По смеху Джейрена принцесса решила, что он преувеличивает, хотя дальше расспрашивать не стала. Это сейчас не важно. Атайя решила оставить свои мысли при себе и добродушно улыбнулась мужу, взяв его под руку.

Они добрались до овчарни, где Ранальф, Кам и несколько колдунов-новичков проделали брешь в стене приземистого строения, словно собрались сотворить второй вход. Присмотревшись, Атайя заметила, что камни не просто вытащили, а выбили изнутри ударной волной. Еще пара человек перекладывали крышу соломой вперемешку с папоротником, точнее сказать, клали ее заново на дом из четырех стен.

— Что здесь произошло? — спросила Атайя Тоню, которая возникла из поврежденной овчарни с кувшином свежего сидра.

— О, вчера было небольшое происшествие. Мария — девушка из Фекхама — ну, она тренировала погодные заклинания и вызывала слишком сильный ветер. Бедняжке очень неловко, но когда я сказала, что ты однажды наколдовала бурю, не имея вообще крыши над головой, ей стало легче.

Атайя устало улыбнулась, разглядывая горстку учеников: поскольку школу отстраивали, то большинство занимались уроками в лесном лагере. Так и должно быть, подумала принцесса. Хоть Джильда и сказала, что за лето рейды епископа почти прекратились, овчарня все равно славится как пристанище колдунов. Число их растет, и поэтому лучше оставить в ней пару человек, чтобы они принимали новобранцев, а остальных разместить в лагере под защитными покровами и иллюзорными заклинаниями. С образованием Трибунала рейды наверняка возобновятся.

— Джильда в лесу?

— Да, но уроков она сегодня не дает, — широко улыбнулась Тоня. — У нее родился сынишка. Ученики временно перешли к Натану, он сам едва закончил курс, но талантливо все излагает. О Джильде заботится Дриана, но с чуть меньшей преданностью, чем о тебе. Она обрадуется, когда узнает, что ты вернулась.

— Кто? — сухо спросила Атайя. — Дриана или Джильда?

Но Тоня уже отправилась разлить всем сидра. Из овчарни вышел Камерон с охапкой соломы, которую бросил на землю, как только заметил Атайю. Он неуклюжей походкой поспешил к ней, словно медвежонок: ноги и руки не хотели расти с одинаковой скоростью.

— Это правда? — спросил он ломающимся голосом — признак перехода в зрелый возраст — и покраснел. — В городе только о том и говорят, что король послал армию священнослужителей, чтобы истребить нас.

Атайя глубоко вздохнула: значит, новость дошла до Кайбурна.

— Боюсь, что да, Кам, — ответила она. — Мне поведала это сама королева. Но не пугай пока остальных. Я созову вечером собрание и расскажу все, что знаю.

Конечно, я не смогу развеять их страхи, — мрачно подумала она. — Однако надо предупредить, против чего нам придется сражаться.

Кам серьезно кивнул, но не смог скрыть возбуждения. Он принялся за работу и пошел к мужчине, слезавшему с крыши. Со спины его фигура показалась Атайе знакомой. Ее догадка подтвердилась, когда мужчина спрыгнул с лестницы и направился к ней с шутовской улыбкой, доставая из волос солому.

— Николас? Что ты здесь делаешь? Я думала, ты вернулся в Делфархам.

— На данный момент я подмастерье у кровельщика Терренса. — Николас показал на приземистого молодого человека, связывающего пучки соломы. Атайя видела его в день свадьбы. — Он учит меня класть крышу. А я обещал научить его в ответ чему-нибудь светскому — возможно, искусству вести приятные беседы с тем, кого презираешь. — Николас взглянул на Терренса и усмехнулся. — Он слишком вежлив, но видно, что считает меня самым бездарным учеником в его жизни.

Атайя вытащила еще одну соломинку, застрявшую в волосах брата.

— Ты мне так и не ответил, почему кладешь крышу. Если не вернешься в ближайшее время в Делфархам, Дарэк подумает, что с тобой что-то приключилось.

— Да ему наплевать, — угрюмо произнес Николас, стуча сапогом по камню, как обиженный ребенок. Атайя подождала, пока он снова заулыбается — Ники никогда не злился дольше нескольких секунд, — однако брат оставался серьезным. — Я давно хотел тебе сказать… Я принял решение, как только первый раз ступил в твой лагерь, но не говорил, чтобы ты не ругалась. — Принц посмотрел на свежую солому, устлавшую крышу овчарни, и восхитился проделанной работой: он впервые сделал что-то своими руками, а не заплатил за труд работнику. — Понимаешь, Атайя, мне понравился мой затянувшийся отдых в Рэйке, равно как и здесь мне очень нравится.

— Николас, что ты несешь? — спросила Атайя, уже обо всем догадавшись.

— Я не в гости приехал, а решил присоединиться к тебе. Говоря напрямик, в Делфархам я не возвращаюсь, — закончил Николас, решительно смотря ей в глаза. — Я хочу помогать тебе, Атайя. Остаюсь. Навсегда.

Джейрен приветственно развел руки, но Атайя отстранила его.

— Не так быстро, Джейрен. Я знаю Ники лучше тебя, уверена, он просто шутит. Он вечно над всем смеется.

— На сей раз нет, — ответил Николас, сохраняя серьезность. — Может, я начинаю взрослеть. Конечно, не думал, что мне в этом поможет моя маленькая сестренка, — добавил он чуть ли не с печалью. Затем посмотрел на сестру с холодящей важностью, что делал крайне редко, и откровенно произнес: — Нужно что-то делать в жизни, Атайя. Я выбрал это.

Принцесса закачала головой, не веря своим ушам.

— Но Дарэк…

— Он не раз повторял мне, чтоб я исчез с глаз его долой, — прервал Николас. — Я всего лишь выполню его просьбу.

Атайя открыла рот и ничего не могла с этим поделать.

Брат из ума выжил? Или наоборот?

— И не говори мне, что это очень опасно, — продолжил Николас. — Напомнить, что произошло, когда ты попыталась запугать его? — Брат ткнул пальцем в Джейрена, который тактично молчал. — Ему следовало поехать с тобой в Кайт, а не оставаться в безопасной Рэйке, где его схватил пронырливый капитан Дарэка и силой притащил к нам. К тому же мне известно, что ты собираешься связаться со старыми друзьями отца. Как ты можешь просить их присоединиться к кампании, а меня отвергать?

— Это совсем другое! — запротестовала Атайя. — Николас, ты — принц Кайта, ты второй на очереди к короне…

Брат победно поднял руки:

— Вот именно! Я — Трелэйн. И я тоже в ответственности за Кайт.

Атайя тяжело вздохнула: что тут возразишь? Она сама когда-то приводила этот довод.

— Достаточно одного изгнанника в нашей семье, — пробормотала она, сдаваясь. — Дарэк лишит тебя наследства, как и меня.

— Тебе от этого хуже не стало, — ответил Николас. К нему наконец вернулась едва заметная улыбка. — Я бы сказал, даже помогло.

Тут Терренс потребовал еще связочных прутьев, и принц поспешил продолжить работу. Довольно посвистывая, он полез вверх по лестнице с охапкой веток: крестьянин до мозга и костей, без намека на королевское происхождение.

— Мы вернемся к этому вопросу, Николас, — пригрозила Атайя, повернулась, увидела шутливую улыбку Джейрена и поняла, что битва проиграна.

Вечером она собрала своих последователей в лесном лагере, чтобы предупредить их о создании Трибунала. На закате пробил бронзовый колокол, и все стеклись в часовню. Принцессе было не по себе, когда она приближалась к церквушке. Именно так, наверное, чувствуют себя солдаты накануне сражения: готовы идти в бой, но боятся не увидеть завтрашний восход.

Кружил снег — редкость для юга Кайта в середине октября, — покрывая просеку тонким слоем звездной пыли, которая таяла под ее сапогами. Внутри часовни Джейрен создавал светящиеся шары над алтарем, круги размером с ладонь отбрасывали рубиновый свет на застывшие в ожидании тревожные лица собравшихся.

Когда подошли все, Атайя прошагала между рядами, ощущая себя священником, который собрался вести богослужение. Накидка словно превратилась в ризу, а свадебная брошь — в официальный перстень епископа. Она еще ни разу не выступала перед всеми последователями сразу, но не волновалась, потому что знала, что перед ней восприимчивая публика, а не злая толпа, на которую Атайя натолкнулась на площади Кайбурна пять месяцев назад.

— Для начала я хочу, чтобы вы знали, как я рада вас здесь видеть, хотя и опоздала с приветственной речью к тем, кто провел в лагере все лето. — Атайя остановила взгляд на каждом новичке по очереди, выражая свою благодарность. — Вы очень храбрые, если решились принять магические силы и отречься от обряда отпущения грехов, и я сделаю все возможное, чтобы защитить вас, пока вы здесь.

Атайя прошлась пальцами по краю алтаря.

— Как вы, наверно, уже сами заметили, перед нами лежат три основные задачи. Нам надо проповедовать свое дело, набирать новых добровольцев. Все в Кайте должны знать, что мы можем предложить людям. По этой причине вы, вероятно, не часто будете видеть меня в лагере следующие несколько недель. Я хочу рассказать всем и всюду, чем мы здесь занимаемся, до наступления зимы.

Если она уже не наступила, — подумала Атайя, глядя в окно: снег повалил сильней.

— Во-вторых, мы обучаем колдунов справляться с пробудившимся у них меканом. Когда их слишком много, это все равно что пытаться остановить течение реки голыми руками. Даже сейчас у нас около пяти учителей на тридцать учеников, и нам нелегко справляться. Другими словами, как только вы освоитесь с магией, то, пожалуйста, проявите желание помогать другим. Натан, я слышала, что ты молодец. — Атайя повернулась к мускулистому светловолосому сыну Руперта. — И наконец, — продолжила она, перейдя на строгий тон, — нам надо защищаться. Мне не нужно вам говорить, что нас не все одобряют, в особенности король и церковь. В лагере мы находимся в относительной безопасности — за все лето люди епископа не смогли найти нас, — но овчарню так просто не спрячешь, иначе нас не найдут новые колдуны. Наше месторасположение всем известно, поэтому вокруг стоят караульные. Враг тоже знает, где нас искать.

Несколько человек зашевелились, услышав о необходимости защиты: они понимали, о каком враге идет речь, но молчали.

Атайя почувствовала напряжение в часовне и заметила, что у нее самой вспотели руки. Предстояла самая важная часть речи.

— Есть еще одна причина, по которой я вас сегодня собрала, — начала принцесса, удивившись воцарившейся тишине: стоило ей замолчать, и стало слышно, как на землю опускаются снежинки. — До некоторых здесь уже дошли слухи о Трибунале, призванном уничтожить всех, имеющих какое-либо отношение к магическим силам, а также готовых помочь им. — Она перевела дыхание, и легкие наполнил затхлый запах гниющих листьев. — Я недавно узнала, что эти слухи оправданны. Король и церковь объявляют нам войну.

Стал нарастать испуганный ропот, но Атайя продолжила, она была обязана изложить самое страшное.

— И поскольку верховным судьей назначен епископ Кайбурна, то всем становятся ясны методы, к которым прибегнет Трибунал, чтобы выпытать признания вины. Их можно сравнить с самыми темными днями нашей истории — Временами Безумия и сопровождавшей их чисткой.

Судя по ужасу в глазах людей, они хорошо помнили историю своего государства. Во время резни лорнгельдов, устроенной королем Фалтилом двести лет назад, даже милосердие к проклятому народу каралось смертью. Лорнгельдов лишили силы с помощью корбаловых кристаллов и надругались над телами: полосовали ножами, жгли огнем, отрывали руки и ноги. Даже бывалые солдаты Ранальф с Кейлом, привыкшие к насилию, обменялись растерянными взглядами.

— Что же будет с моей женой? — выкрикнул один мужчина, выйдя между рядов. — Если они узнают, что она вышла за меня замуж… что ей известно, где я… бог мой, они убьют ее!

— Я не могу обещать, что они не сделают этого, — сказала Атайя, не в силах скрывать от него жестокую правду. — Не просто жить, сознавая, что можешь навлечь горе на своих близких, поверьте мне, я знаю это не хуже вас. Но мы не можем сражаться за собственную жизнь, не рискуя. Когда-нибудь отпущение грехов станет кошмарным воспоминанием, и лорнгельдов больше не будут называть детьми дьявола, тогда никому не придется бояться за себя и свою семью.

Мужчина, ворча, вернулся на место. Атайя не была уверена, что смогла успокоить его, но по крайней мере он не покинул церковь. Это уже что-то: маленькая победа в огромной войне.

— Нам не легче от разговоров о прекрасном будущем! — выкрикнула светловолосая женщина, сжимая посиневшими пальцами изношенную накидку. То была Мария, которая случайно снесла крышу овчарни. — Нас поймают, как только мы покинем лагерь и вернемся обратно домой!

Джейрен сурово, но без упрека произнес:

— Если бы не Атайя, вы уже давно были бы на том свете. Почему бы теперь не остаться и не помочь выжить другим? Если мы обучим всех лорнгельдов в Кайте, инквизиторам никогда не удастся истребить нас всех. Мы победим просто численным перевесом. На данный момент нам нечего терять.

— Тебе хорошо говорить, — раздался мужской голос около стены. — Если что, в любой момент сбежишь в свою Рэйку, поджав хвост.

Джейрен закипел от гнева, а Атайя вытянула шею посмотреть на наглеца: долговязый жилистый мужчина с чертами лица острыми, как его язык. Ах да… Саттер Дубай, один из новичков. Джильда о нем предупреждала. Сын барона, бросивший вызов отцу и отказавшийся принять отпущение грехов. Лорд Дубай испугался, что Трибунал отберет у него земли, как только узнает, что его сын — колдун, и публично отрекся от отпрыска, лишив его наследства. Саттер прибыл в лагерь ожесточенным, проклиная свои магические силы за нанесенный ему урон и отказываясь принять обретенный дар. Как сказала Джильда, которая наблюдала за его первыми шагами в учении, он до безрассудства неосторожно обращается со своим талантом.

Не успел Саттер открыть рот, как Ранальф схватил его за кружевной воротник.

— Джейрен чуть не сгорел на костре за Кайт, ты, испорченный щенок! — зарычал он Саттеру прямо в ухо. — Могу поспорить, ты ни разу так не рисковал за свою короткую жизнь.

Сын барона высвободился, шипя от злости.

— Столько речей насчет того, что мы должны сражаться за право пользоваться нашей магией, а сами ничего не делаем, только попрятались в лесу, как трусливые преступники. Я считаю, что если король жаждет войны, так пусть получит ее!

По часовне прокатилась волна одобрения, и Атайя поняла, что надо искоренить подобные мысли немедля.

— И что мы этим докажем? Что мы злые и жестокие, как все и считают? Нет, наша цель — обучить магии тех, кто проявит желание. Конечно, если на нас нападут, мы будем защищаться, но я не планирую искать неприятностей.

— Но…

— Это будет война одного колдуна, Саттер. — Атайя посмотрела на других собравшихся. — Каждый из вас уже нанес свой удар по врагу, когда отказался принять отпущение грехов. И так будет продолжаться, пока наши ряды растут. Если мы подорвем основание Трибунала, он рухнет сам по себе. Нам не нужно будет сражаться. Мы победим и так.

Саттер в недоумении уставился на нее.

— Каким же образом вы собираетесь захватить трон?

Атайя открыла рот. Когда же она избавится от подобных подозрений?

— Позволь мне разъяснить одну вещь, Саттер, — твердо проговорила она, сдерживая гнев. — Я не претендую на трон и не желаю свергать Дарэка. Хотя у меня есть причины недолюбливать его, наш закон признает его правителем Кайта. Я хочу только изменить его политику в некоторых вопросах, по возможности мирным путем.

— Вы в этом уверены? — выкрикнул с первой скамьи Натан.

Принцессу удивил подобный вопрос именно из его уст. Ей говорили, что Натан предан их делу и прекрасно обучает новичков. Потом Атайя поняла, что он не проявил неповиновение, а наоборот, призвал к верности королю. Как и Атайя, он был готов бросить ему вызов по отдельным законам, но не собирался оспаривать его право быть королем. Иначе тут бы попахивало восстанием.

— Да, Натан, — спокойно ответила принцесса. — Клянусь именем отца.

Юноша кивнул, удовлетворенный такой формулировкой, однако Саттер не сдавался.

— Но зачем терять время и идти окольным путем? — продолжил он, все больше возбуждаясь. — Если свергнуть короля, его место займет Мэйлен, а Николаса назначат регентом до совершеннолетия ребенка. — Саттер указал на принца. — А он-то дал бы нам все, чего мы хотим.

Николас вскочил на ноги и бросил на него испепеляющий взгляд.

— Как ты смеешь думать, что я приму участие в столь наглом заговоре? — рявкнул он. — Пойти против короля — одно, а убить его — совсем другое. На такое принцесса не способна.

— Ей не привыкать, — буркнул Саттер, и все ахнули от его наглости.

Николас собрался ударить обидчика, но Атайя жестом остановила его.

— Не трогай его, — велела она, пытаясь оставаться спокойной. — Не первое оскорбление в моей жизни.

Саттер понял, что зашел слишком далеко.

— Тогда почему вы не можете просто околдовать его? — обратился он к Атайе. — Измените позицию короля магией, если не можете сделать это силой.

— Если бы все было так просто, — ответила она. — Я обязана использовать наш дар, не нарушая морали. Мы должны повлиять на Дарэка, не прибегая ни к колдовству, ни к насилию.

Марию ничуть не тронули высокие идеи и ценности, она думала о маячившем призраке Трибунала.

— Огонь, пытки… Нет ли уголка на свете, безопасного для нас? В Кайте нам больше не место.

Атайя кивнула.

— Рэйка открыла свои границы для всех, кто боится жить здесь, — объявила она, охотно сменив острую тему о свержении короля. — К сожалению, Дарэку это известно, и, подозреваю, Трибунал поставит шпионов в местах перехода и в портовых городах, чтобы ловить беженцев. Добраться туда будет не так легко.

Ее слова вызвали очередное перешептывание. Лишь Дриане все было безразлично, она весь вечер, как заметила Атайя, скучала, дожидаясь, когда собрание закончится. Очевидно, женщине казалось, что ее брат вне опасности в кайбурнской школе Дома Де Пьера.

— Вы ведь нас не бросите? — спросила Мария, продолжая встревоженно теребить накидку. — Вы не отправитесь в Рэйку без нас?

Атайя решительно покачала головой.

— Нет, я начала это дело и собираюсь довести его до конца. Я не покину Кайта, пока все не завершится победой или поражением. Это я вам обещаю. — Она на секунду замолчала и оперлась на алтарь. — Чего я не могу гарантировать, так это скорого исхода. Инквизиция — серьезный вызов для нас. Но если мы сможем защититься от жестокого преследования и докажем, что никогда не сдадимся, что бы они ни делали, то у короля не останется выбора, ему придется дать нам право на существование. Приближается буря, — в заключение сказала Атайя. — Нам остается только ждать… и молиться, чтобы мы были сильней, чем они.

Последние слова повисли в свежем ночном воздухе. Дав свое благословение, Атайя медленно прошла среди рядов наружу. На просеке возле часовни навалил толстый слой снега.

Следующее утро выдалось морозным. Атайя вышла из дортуара и направилась на кухню, под ногами скрипел снег. Настроение в лагере было подавленным после вчерашнего собрания, и проснувшиеся рано ученики принялись за уроки с рассудительностью, о которой и не думали день назад. Они осторожно кивали ей, надеясь, что у принцессы не появилось плохих вестей.

Дриана уже была на кухне: проворно нарезала лук и сыр для яичницы. Атайя первый раз обрадовалась, что за ней ухаживают. Ночью она плохо спала, как и Джейрен, который до сих пор не вылез из постели. Глаза резало от усталости. Принцесса налила себе разбавленного эля и стала дожидаться, пока приготовятся яйца. Тут вошел Ранальф с большим джутовым мешком за плечом. Атайя просила его забрать деньги и драгоценности из дома Джарвиса, но он явно вернулся не только с сундучком серебра. За ним прошмыгнул любопытный Николас с заспанным лицом.

— Посмотри, что я привез, — сказал Ранальф и закинул мешок на стол с таким грохотом, что у Атайи едва не перевернулась кружка с элем. — Это из Килфарнана.

Развязав шнурок, он достал рулон ткани. Осторожно, словно обращаясь с бесценным шелком, Ранальф положил его на стол.

Дриана оторвала взгляд от кастрюли и уставилась на черную материю.

— Так это же обыкновенный кусок шерстяного сукна, — проговорила она. — Даже не могли нормально его покрасить. Что в нем такого особенного?

Атайя ее не слышала: так захватило ее зрелище — самая замечательная ткань, какую она видела в жизни. Сама шерсть была обычной, но по бокам, словно вышивка, сияли ярко-красные руны — швы, сделанные не ниткой, а светом.

— Что это? — спросила Атайя, не отводя взора.

Ранальф прикоснулся к швам, словно чтобы показать, что они не сотрутся.

— Называется «рунная ткань». Ее прислал Кордри Джарвис. Тут и письмо прилагается от Мэйзона.

Он передал принцессе сложенный пергамент.

Атайя довольно улыбнулась. Кордри был ее первым учеником, но душа его навсегда осталась преданной ткацкому делу. Очевидно, он нашел способ в буквальном смысле объединить свои два таланта воедино.

— Но что в ней необычного? — нетерпеливо переспросила Дриана.

Она поднесла краешек сукна к глазам и нахмурилась. Николас тоже косился на материю с не менее озадаченным видом, однако спокойно ожидал объяснений, а не требовал их.

— Руны… О, вы, наверно, их не видите, — сказал Ранальф. — Кордри купил себе фабрику и основал предприятие. Говорит, что научился вплетать опознавательные руны в ткань, подобно краске, чтобы они не блекли и не нуждались в повторном создании. Чертовски хитроумно, — отметил он, удивившись, что Кордри, которого он считал самовлюбленным глупцом, изобрел нечто стоящее.

— Судя по всему, Мэйзон получает ткань от Кордри и дает образцы своим ученикам, — сказала Атайя, просматривая письмо. — Таким образом они узнают друг друга, а простые люди остаются в неведении. Неплохая идея.

— Но как? — возразила Дриана, продолжая теребить ткань.

— Только колдуны способны видеть руны, — пояснила Атайя. — Именно поэтому ты ходишь в овчарню в сопровождении одного из нас, а иначе тебе не найти дорогу обратно. Мы следуем по путевым рунам. — Принцесса подняла рулон, чтобы определить его вес. — Сколько прислал Кордри?

— Пока один, — ответил Ранальф, — но нам хватит, чтобы дать кусок каждому в лагере.

Атайя одобрительно кивнула.

— Думаю, мне пора наведаться в Килфарнан. Посмотрю, как поживает Мэйзон. Он пишет, я должна приехать и встретиться с его учениками при первой возможности — в особенности с одним из них. — Она улыбнулась Дриане. — Может, твой брат уже там прославился?

— Что? А, да, — рассеянно проговорила островитянка.

Поскольку она не видела руны, то сукно утратило для нее всякий интерес, равно как и разговор. Дриана поставила перед Атайей завтрак и понесла еду Джейрену в дортуар.

— У нее есть брат-колдун? — спросил Николас, как только она вышла. — Странно, она никогда о нем не говорит.

Ранальф нахмурился, словно подозревал, что Дриана подслушивает под дверью.

— Да, и муж ее молчун. Слова из него клещами не вытянешь. Хуже Кейла. И кстати, — добавил он, — сейчас Кейл сторожит снаружи сундук Адама, но я подумываю спрятать богатство под плитняком в церкви, там же, где мы храним корбаловую корону.

— Хорошо, только не стоит класть все деньги в одно место. Мне хотелось бы считать, что мы можем доверять всем в лагере, однако… — Атайя вспомнила Саттера. — Лучше не рисковать. Пока ты не ушел, — добавила она, видя, что Ранальф подобрался к двери, — хочу у тебя кое-что спросить. — Принцесса отрезала кусочек колбаски и прожевала. — Дриана кажется довольно безобидной, но ты смотришь на нее с опаской. Почему? Вы были знакомы?

— Нет. Просто сарцам нельзя доверять. Мне-то уж это известно как островитянину. — Видя, что Атайе хочется услышать более детальное объяснение, он продолжил. — У меня возникли подозрения, потому что она всюду сует нос, а жителям Саре это несвойственно. Почему, ты думаешь, в Кайте мало что известно о сарцах? Потому что сарцев это устраивает. Они всегда сами по себе и от других того же ожидают. К тому же, — протянул он, невзначай поглядывая на тарелку Атайи в надежде получить недоеденное, — она пришла и стала умолять, чтобы мы ее взяли чуть ли не рабыней, а теперь злится на любого, кто попросит помощи, будто она повелительница Кайта. На любого, кроме вас… Наверно, Дриану впечатляет королевская кровь.

— Но за мной-то она не бегает, — отметил Николас. — Видимо, ее впечатляет кровь вместе с магией.

— Думаешь, ей известно что-нибудь о культе?

Ранальф поймал взгляд Атайи.

— Вы о нем слышали?

— Да, очевидно, как и ты. Почему ты раньше о них ничего не говорил? Может, ты мне расскажешь больше, чем Хедрик с Бэзилом?

— О, сомневаюсь, чтобы я знал больше, чем эти двое, — проговорил Ранальф. — Я не поднимал этот вопрос, дабы вы не подумали, что я имею к ним какое-то отношение. Вы поначалу мне не особо доверяли, — напомнил он с улыбкой. — Что касается магистериев, то они считают, будто миром должны править маги. А их предводитель — Мудрец — просто везучий недоносок, который обладает достаточной силой убить любого, кто попытается его свергнуть.

— Побеждает тот, чья магия мощней? — спросил Николас.

— Так они считают. И этим распоряжается Бог, — мрачно добавил Ранальф. — Судебный поединок и все такое. Жуткая секта, и их больше, чем думают люди.

— Сколько? — спросила Атайя, неожиданно разволновавшись.

Стоило обрадоваться существованию широкой группы обученных колдунов у кайтского побережья — море потенциальных учителей, только руку протяни. Однако ей стало не по себе, поскольку они наверняка придерживаются других взглядов относительно своего дара, чем маги Рэйки.

Ранальф почесал голову.

— Ну, точных цифр никто не знает. Однако это не просто горстка фанатиков, я уверен. Несколько сотен. Они пользуются такими заклинаниями, которые давно запрещены Советом: тошноты и контроля сознания. Неизвестно, чем они занимаются дни напролет. Видимо, ждут пророка, чтоб услышать, что настало время захватить мир. — Ранальф отвернулся и презрительно сплюнул. — Пусть заждутся, хоть пока на крыше дьявола не появятся сосульки. Мне все равно.

— Этот культ, — произнес Николас, — он может доставить нам немало хлопот, если захочет.

— Может, — ответил Ранальф, пожав плечами. — Но с чего группе колдунов, которые годами сидели тише воды ниже травы, вдруг соваться в Кайт в столь смутное время? Положим, они и начнут действовать, но как только узнают о Трибунале, спрячутся обратно в свои дыры и переждут, пока минует опасность.

— Саре… Придумал! — Николас навис над столом, опрокинув кружку Атайи и залив яичницу элем. Не успела она и слова сказать, как он схватил ее за плечи. — Ты не хотела, чтобы я оставался в лагере, так?

Атайя нахмурилась. Она подсознательно почувствовала, что ей не понравится предложение брата. — Так.

— Отлично. Я же собирался тебе помочь. — Он едва не танцевал, глаза озорно засверкали. — Поздравь меня, Атайя. — Николас поднял руки, словно ожидая аплодисментов. — Перед тобой стоит новый лорд-маршал острова Саре.

Атайя вскочила на ноги, опрокинутая чашка полетела дальше на пол.

— Кто?

— Должность свободна уже несколько месяцев. Нет сумасшедших, чтобы предложить свою кандидатуру. Мне Мозель сказал. И Сесил подтвердила, что Дарэк теряет надежду, подыскивает жертву.

— Ты? Лорд-маршал Саре?

Атайе стало смешно от самой мысли, что Николас станет лорд-маршалом чего бы то ни было. Этот бойкий и опрометчивый по натуре человек не подходил на роль главы правления острова, совсем не годился для решения повседневных проблем.

Но ведь ее глубоко укоренившееся представление о Мозеле решительно изменилось за последний месяц. Может, пришло время посмотреть новыми глазами и на брата?

— Конечно! Неужели ты не понимаешь? Я смогу контролировать секту и знать, что они затевают. И все это будет частью моей работы! Ни у кого не возникнет подозрений.

— А с чего ты взял, что Дарэк даст тебе этот пост?

— Чтобы избавиться от меня. О, Атайя, ты правда считаешь, что он хочет, чтобы я путался под ногами при дворе? Посуди сама, еще не всем известно, что ты вернулась. Я приеду в Делфархам, удрученный твоей смертью, и попрошу Дарэка отослать меня подальше, чтобы не мучиться от воспоминаний. Он вмиг согласится…

— Николас, весть обо мне распространяется слишком быстро. Он никогда не поверит, что ты об этом не слышал. Тем более если узнает, что ты навещал Сесил.

— Ты права. Ну, тогда, — сказал он, изобразив отчаяние, — я скажу ему, что меня раздирают внутренние противоречия: долг перед Кайтом и преданность тебе, что ему же будет лучше отправить меня подальше, дабы я служил Кайту и не имел соблазна отправиться на твои поиски. — Маска безнадежности тотчас исчезла с его лица. — Думаешь, он не клюнет?

Атайя и сомневаться не стала. Она знала, как мыслит Дарэк. Конечно же, клюнет…

— Мозель собирался вчера покинуть Халсей, — продолжил Николас. — Если я отправлюсь сегодня, то перехвачу его на дороге в Делфархам. Ему еще предстоит придумать правдоподобное объяснение, почему он так долго отсутствовал. Дарэк может не поверить, что лорда пригласила Сесил. Вряд ли это приукрасит его небылицу. А мы могли бы прикрыть друг друга. Итак, — закончил он, улыбнувшись Ранальфу, — где мне искать Мудреца?

— Как же ты уверен, что получишь пост маршала, — отметила Атайя.

— Могу поспорить на твой сундук серебра, — подмигнул ей Николас.

— Крепость Мудреца расположена в горах, в восточной части острова, — сказал Ранальф, почесал бороду и задумался на минуту. — Почему бы мне вас туда не отвезти? Если я не очень нужен Атайе, конечно. Я знаю дорогу, и народ будет к вам любезней, если увидит в компании сарца. В отличие от Дрианы островитяне крайне неразговорчивы с незнакомцами. А что, если приключится какая беда? Тогда вам может понадобиться защита колдуна, и не такого, который решил, что рожден править миром. — Он повернулся к Атайе. — Но если вам угодно, я останусь…

— Конечно, тебе бы нашлось лучшее применение, но я боюсь отпускать Николаса одного…

— Тогда решено, — подвел итог принц, пока она не передумала. — Мы поедем в Делфархам вместе. Я спрячу тебя где-нибудь в городе, пока все не улажу, а потом мы снова встретимся… к примеру, в порту в Эристоне. Ты скажешь, что возвращаешься на родину, и сядешь на тот же паром. Мы притворимся, что стали близкими друзьями, а затем я назначу тебя на какую-нибудь должность.

Ранальф одобрительно кивнул, Атайя стояла молча. Они так быстро строили планы, что принцесса не знала, как оценить их.

— Но Мудрец, — произнесла она, придя в себя. — Нам о нем ничего не известно, кроме того, что он считает себя выше людей без дара магии. Их не особо впечатлит лорд-маршал.

Николас посмотрел на нее сверху вниз.

— Если я сумел завоевать расположение верховного лорда Бэзила, который, по твоим словам, всех ненавидит, то понравлюсь и Мудрецу. Мастер Тоня сказала, что я даже больше похож на колдуна, чем ты, благодаря моей широкой улыбке.

Атайя рассмеялась и развела руками. Если и возможно справиться со столь трудным заданием, как завести дружбу с Мудрецом, так это нужно предоставить Николасу.

Затем принцесса взяла острый кухонный нож и отрезала три длинных куска от рулона рунной ткани.

— Возьмите с собой, — велела она, вручив брату две сложенные полоски. — Одна для тебя, другая для Мозеля.

— Сувенир от дамы! — сказал Николас, повесив черную ленту через плечо. — Я с честью надену его на битву.

— Позаботься о нем, Ранальф, — попросила Атайя, дав ему третий кусок рунного сукна. — И не играй с ним в дротики, как бы он ни просил. Он никудышный игрок и сильно обидится, если ты заберешь все его деньги.

Ранальф от души рассмеялся.

— Я защищу его от опасности. И вернусь, как только смогу. Нельзя же, чтобы ты возглавляла восстание без моих ценных советов.

— С вашего позволения, Атайя, Ранальф, — поклонился Николас и направился к двери. — Пойду тренироваться принимать угрюмое, мученическое выражение лица. Через неделю мне выступать перед его величеством.

Глава 11

— А это, — сказал Дом Мэйзон Де Пьер, широко махнув рукой в сторону выжженного каркаса крошечного амбара, — мой колледж.

Атайю позабавил подбор слова. Постройка пока не очень походила на колледж, но карие глаза ученого светились, не отрываясь от жалкого здания, словно оно было не менее величественным, чем престижная школа колдунов в Рэйке. Ведь перед ним стояло его собственное творение под названием «колледж», что отражало надежду на преобразование нынешних руин.

Несмотря на все недостатки, место было выбрано хорошее. Амбар лежал на окраине малочисленной деревушки примерно в двух милях к западу от Килфарнана. Подобное уединение гарантировало, как рассчитывал Мэйзон, минимальное внимание со стороны непрошеных гостей, ведь обучение колдунов всегда сопряжено с непредвиденными происшествиями. Защитные покровы были поставлены мастерски. Когда они приближались, Атайя даже решила, что путеводные руны перепутаны, и сбивалась с дороги, на которую ее возвращал Де Пьер. Сам он был профессионалом по части иллюзорных заклинаний, даже преподавал это искусство несколько лет в школе колдунов и, несомненно, хорошо замаскировал свой колледж. Призрачное болото вокруг главного строения даже отдавало плесенью и затхлой водой. Конусовидные жилища и брезентовые палатки ютились вокруг.

— Пока негусто, — признал Мэйзон, взглянув на амбар глазами Атайи. — Но по крайней мере мы уверены, что нас отсюда не выгонят. — Вечно серьезное лицо Де Пьера расплылось в улыбке. — Это собственность Кордри, купленная вместе с фабрикой. Он предоставил нам землю… как пожертвование для нашего дела.

Мэйзон провел их вдоль восточной стены здания — или того, что от него осталось. Кто-то проделал в ней огромную дыру, походившую на зияющую рану. На земле громоздились древесные угли.

— Мы уже перестраивали эту стену, но недавно один из моих учеников перестарался со светящимися шарами и снова спалил ее. — Он положил руку на большую кожаную сумку, привязанную к ремню. — Деньги, что вы привезли, помогут нам починить ее до наступления холодов. Спасибо.

— Спасибо нужно сказать человеку по имени Адам Грайлен, — сказала Атайя.

Принцесса привезла почти половину подарка Адама, чтобы ее кампания набирала силу и в других графствах, и теперь радовалась, что деньгам найдут применение.

Мэйзон взял ее за локоть.

— Пойдемте покажу вам, что внутри. Мои ученики жаждут встречи. Там ненамного теплей из-за дыры, но горит костер и есть еда.

Атайя с Джейреном охотно последовали за ним. После десяти дней верхом, сушеной рыбы и яблок горячая пища казалась благословением небес. Погода стояла необычайно холодная для второй половины октября, и принцесса дрожала, несмотря на накидку с капюшоном, сапоги на меху и толстые шерстяные варежки. Джейрен и Мэйзон, привыкшие к северным землям Рэйки, где снег лежит с сентября по май, нашли воздух бодрящим и ничего не надели ни на голову, ни на руки.

Внутри амбара кишел людской муравейник. Не менее сорока учеников поделились на группы и усердно выполняли задания: у одних на ладонях крутились визуальные сферы, другие ставили защитные покровы и осваивали искусство иллюзий. Все они работали под присмотром опытных колдунов. Около входа мужчина создал щит, а женщина — жена, судя по удовольствию, с которым она выполняла свою задачу, — бросала в него камни один за другим. Они ударялись о невидимую стенку и отскакивали на землю, высекая голубые искры.

Как только на пороге появилась Атайя, все замерли. В полной тишине на нее смотрели десятки глаз. Джейрен улыбнулся и прошептал ей на ухо:

— Репутация срабатывает.

— Это хорошо или плохо?

Скоро она обнаружила, что это прекрасно. Мэйзон подвел ее к каждой группе и представил всех по имени. Люди произносили слова искренней благодарности за дарованное им будущее, за спасение от отпущения грехов. Только один угрюмый парнишка ворчал, что она распространяет ересь. Атайя не стала ему говорить, что само его присутствие в этих стенах делает из него в глазах церкви такого же еретика, как она. В общем, ее на диво тепло приняли. С первого дня кампании и до нынешнего такое отношение было редкостью, и Атайя всецело порадовалась перемене. Ученики Мэйзона уделили ей намного больше внимания, чем Джейрену, как принцессе Кайта, хоть его и представили как ее мужа. Супруг великодушно улыбался, не обижаясь на то, что его не замечают. Он даже был признателен им.

После того как гости обошли весь амбар, Мэйзон отвел их в западный угол, самый дальний от стены с брешью. Там находилось нечто вроде спальни: стояли тенты, с веревок, словно постельное белье на просушке, свисали одеяла. В центре была общая территория с большим костром, окруженным десятками соломенных тюфяков.

Прежде чем присесть, Атайя еще раз окинула взглядом учеников в амбаре, пытаясь найти кое-кого определенного.

— А у вас есть люди с острова Саре? — спросила она Мэйзона невзначай. — У нас в лагере живет сестра человека, который прибыл сюда. — Как ни странно, имени Дриана ни разу не упоминала. — Светлокожий, с рыжими волосами… легкий акцент?

Мэйзон приложил палец к подбородку и задумался.

— Под описание подходит одна женщина. Она покинула нас в сентябре.

Атайя пожала плечами. Если Де Пьер не помнит брата Дрианы, из этого не следует, что его здесь нет. Так много народу, обо всех нужно позаботиться, вполне вероятно, что Мэйзон кого-то забыл. Принцесса решила не выдвигать вторую возможность — что островитянин так и не добрался до школы.

— Я потерял всего двоих, — сообщил Де Пьер, не скрывая, что неудачи должны сопутствовать успеху. — Одна просто не могла поверить, что ее сила не есть проклятие, и повесилась на балке. — Мэйзон с сожалением посмотрел на деревянный брус потолка. — Другой отправился в город и не вернулся. Ходят слухи, что его поймали инквизиторы, но точно никто не знает.

— Инквизиторы… ты видел этих людей?

— Они патрулируют город. Главное аббатство Святого Адриэля находится неподалеку отсюда. Его наставник первым получил распоряжение короля. Повезло, так повезло, — устало добавил он.

— Похоже, ты основал школу в довольно опасном месте.

— Верно, — признал Мэйзон. — Но ваша овчарня лежит в зоне юрисдикции епископа Люкина, а он верховный судья. Так чье расположение хуже?

Атайя метнула на него рассерженный, но не злой взгляд.

— Спасибо, что напомнил.

— Нет худа без добра, — продолжил он. — Спешу сообщить, что двое моих учеников отправились на юг, чтобы открыть школу около побережья. Пока от них не приходило вестей, но я дал им ключ, чтобы мы могли держать связь. Путешествовать в наши дни опасно. Я слышал, Трибунал поставил людей на основные дороги: ловят направляющихся в наши лагеря.

Атайя согласилась с ним. Она пользовалась магической панелью, чтобы попасть на свою первую встречу с Советом мастеров, и хорошо помнила усыпанный рунами камень, с помощью которого магическое зеркало пробило защитные покровы вокруг Палаты Совета. Перед отъездом надо будет подарить такой ключ Мэйзону. Используя это приспособление, они смогут говорить друг с другом — или с любой дочерней школой, — не выходя из лагеря.

Вечером, закончив намеченную на день работу, ученики Мэйзона угостили Атайю с Джейреном скромным ужином из тушеного кролика, хлеба и свежеиспеченного яблочного пирога.

— Извините, что не могу предложить вам эль получше, — сказал Де Пьер, подавая принцессе кубок водянистой жидкости. — В этом году скудный урожай, и пшеница дорого стоит. Теперь мы сможем закупить ее, раз уж вы нас обогатили.

Атайя посмотрела на сидящих вокруг людей и одарила их теплой улыбкой.

— Надо признать, Мэйзон, твои последователи на данный момент здоровее моих.

— Здоровее? Может быть. Но они напуганы.

Де Пьер глотнул эля и слегка поморщился.

Хотя принцесса понимала, что не в силах успокоить их страхи, она после ужина поднялась и обратилась к ученикам Мэйзона, повторив то же самое, что в своей лесной часовне. Все замолкли и встревожились, когда речь зашла о Трибунале.

— Как мы будем с ними сражаться? — поднялся на ноги жилистый юноша. Атайя узнала в нем одного из помощников-учителей. — Когда начинается поход против Трибунала?

Еще один Саттер Дубай, — простонала принцесса, — готов вытащить меч и начать резать врага.

— Мы не выступим ни в какой поход, — ответила она и предложила то же самое объяснение, что и десять дней назад, описав, как можно выиграть войну, обучая колдунов и не ведя боевых сражений. — У нас будет армия, — сказала Атайя в заключение, — но армия учителей, а не солдат.

Юноша стиснул челюсти, недовольный ее ответом.

— Аурель считает, что за каждого нашего мы должны убивать одного из них, — возразил он, забыв о том, что лорнгельдов станут считать отродьем дьявола, если они примутся изводить священнослужителей. — Он говорит, что это увенчается успехом, потому что лорнгельдов больше, чем монахов в ордене Святого Адриэля!

Такое заявление показалось Атайе намного решительней, чем угрюмое ворчание Саттера. Мнение ученика Мэйзона не только разделяют, но и, очевидно, руководствуются им.

Она посмотрела на Де Пьера, сидящего рядом на соломенном тюфяке.

— Кто такой Аурель?

— Я о нем упоминал в письме, — тихо ответил Дом и пригласил ее сесть. — Вы должны поговорить с ним, пока не уехали. Он беспокоит меня.

— Он выступил против тебя?

— Вовсе нет. Аурель свято верит в наше дело… возможно, чересчур свято. Он ведет пропаганду на улицах города уже несколько недель. Я не имею ничего против — сам этим занимался, и как же еще донести до людей, что мы их ждем, — однако некоторые его слова наводят смуту, например, призыв убивать по судье за каждого лорнгельда, погибшего от рук Трибунала. Я пытался разубедить его, но Аурель считает меня слишком осторожным. Якобы если мы хотим одержать победу в войне, то не сможем избежать кровопролития. — Мэйзон покачал головой. — Он такой безрассудный! Чуть ли не кидает вызов Трибуналу: придите и арестуйте меня. Аурель уверен, что открывшаяся в нем магическая сила позволит ему оказать сопротивление и стать героем.

— На нем ни разу не испытывали корбаловый кристалл, верно? — спросила Атайя, подумав, что причиняемая камнем боль напрочь отбивает уверенность любого колдуна во всемогуществе.

Мэйзон нахмурился.

— Нет, а жаль. Такой опыт охладил бы его огонь. Впрочем, если его поймают, корбаловый кристалл покажется ему самым меньшим злом.

— Я поговорю с ним, — уверила Атайя Де Пьера. — Если не смогу его убедить, то прикажу. — Она улыбнулась Дому и всем собравшимся. — В конце концов, я в нашей армии выше его по званию.

На следующий день Мэйзон проводил Атайю с Джейреном в Килфарнан. Порывистый ветер срывал самые упрямые листья, отчаянно цеплявшиеся за деревья. Аурель проповедовал в самых бедных районах города в полдень, видимо, в надежде, что судьи Трибунала в это время отпускают дневную службу и не рыскают по улицам в поисках колдунов. Де Пьер провел их вдоль стены на шумную грязную площадь, кишащую торговцами, ремесленниками и карманными воришками. Там они стали ждать появления Ауреля.

Мэйзон принес свежие кукурузные лепешки. Вскоре после обеда в углу площади показался их бунтарь — прямо возле зловонной пивоварни.

— Вон он, — прошептал Де Пьер, показывая на веснушчатого юношу с каштановыми волосами и притягательными голубыми глазами.

Внешне обыкновенный Аурель оставался бы незамеченным, если б не бежевый жакет и ярко-голубой плащ, который притягивал взгляды бедняков, одетых в тусклые одежды.

— Его нужно обучить теряться в толпе, — тихо отметил Джейрен.

— Поверьте мне, нашему герою это меньше всего необходимо, — ответил Мэйзон.

Аурель забрался на пустую винную бочку и начал речь. Многие горожане устремлялись прочь, как только до них доходил смысл проповеди. Некоторые бросались огрызками яблок и кусками заплесневелого сыра, крича, чтобы он убирался и распространял свою ересь в другом месте. Однако были люди, которые останавливались в пределах слышимости, делая вид, что заняты своим делом.

Атайя подошла ближе, чтобы выяснить, о чем он говорит. К сожалению, слова Ауреля оказались откровенно бунтарскими, как и предупреждал Мэйзон. Самое неприятное — никаких объяснений, одни лозунги.

— Мы не должны прятаться, как последние трусы, от тех, кто хочет нас убить! — кричал он, подняв руки над головой. — Если вы не обладаете магической силой, то наверняка знали лорнгельдов, покинувших этот мир, не успев начать жить. Разве вы не хотите мести? Разве их жизнь того не стоит?

Последняя фраза получила отклик, Атайя заметила, как погрустнели и нахмурились люди, вспомнив своих близких, которых навсегда потеряли. Аурель тоже заметил перемену на лицах и умело ею воспользовался.

— Мы обязаны взять оружие и свергнуть тиранов! Если в вас проснулась колдовская сила, не соглашайтесь на отпущение грехов. Не слушайте церковь! Об этом просит вас принцесса Атайя. Научитесь владеть своим даром и используйте его как оружие — во имя победы!

— Победы! — кто-то крикнул в поддержку.

— Замолчи, дурак! — заорал другой и метнул в Ауреля горсть булыжников, которые отскочили, не причинив ему вреда. — Убирайся отсюда. Хочешь, чтоб на наши головы опять свалились инквизиторы?

При упоминании этого слова несколько граждан вышли из толпы и поспешили прочь, чтобы их не увидели рядом с бунтовщиком.

— Трибунал не сможет одолеть нас, если мы объединимся и будем убивать по судье за каждого колдуна! — возразил Аурель.

Атайя пробралась в первый ряд, Джейрен и Мэйзон — по бокам.

— Это новый подход к отпущению грехов? — бросила она Аурелю. — Устранять негодных судей за то, что они представляют опасность?

Юноша сердито вгляделся в толпу.

— Кто это сказал?

— Я, — заявила Атайя, подняв руку. — И еще я считаю, что вы неправильно трактуете воззрения своей предводительницы. Она выступает против отпущения грехов, в этом вы правы, но она не одобрит убийства тех, кто нам противостоит. Кроме как в целях самозащиты.

Упрек заметно разозлил Ауреля.

— А что дает вам право мне перечить?

Юноша посмотрел на нее сверху вниз, как хозяин на непокорного слугу.

— О, у нее есть на то право, — сказал Джейрен, едва сдерживая улыбку. — Раз уж вы зоветесь ее последователем.

Бунтарь окаменел, и Атайя воспользовалась моментом, чтобы высказать свое мнение.

— Аурель, я верю, что у вас добрые намерения. Но я не считаю нужным на кого-либо нападать. Даже на людей Трибунала.

— Ваше высочество? — удивленно произнес он, словно не слышал последних слов.

Атайя слегка наклонила голову, чувствуя, что несколько человек сзади пятятся, не желая стоять рядом с пресловутой принцессой Кайта.

— Нам следует делать все возможное, чтобы избежать кровопролитий. Если мы пересечем эту черту, то будем не лучше их самих.

Ее осторожно дернули за рукав. Повернувшись, она увидела толстощекого мужчину в дорогой накидке, отделанной мехом.

— Моя госпожа, разве не наивно так полагать? — спросил он, в блеклых глазах сверкнуло искреннее любопытство. — Вы хотите, чтобы ваш народ сидел сложа руки и просто дожидался ареста.

— Я хочу, чтобы лорнгельды обучали магии себе подобных, — сказала Атайя и протерла глаза, почувствовав притупленную боль. — Я не намерена вести кровавую войну против церкви. Священники Кайта могут проповедовать что им угодно; пусть говорят, что лорнгельды — дети дьявола, если они в это верят. Но мы имеем право не верить им и привлечь на нашу сторону других.

— Но так мы ничего не добьемся! — возразил с высокой бочки бунтарь.

— Мы добьемся всего, Аурель, — покачала головой Атайя. — Может, не так быстро, как тебе хочется, но, несомненно, в итоге победа будет за нами.

— Это трусливо, — запротестовал он, но уже с меньшей уверенностью.

— Это справедливо, — ответила принцесса. — Магия выделяет нас среди других, но не дает нам права на обладание истиной.

Атайя спорила с учеником Мэйзона еще несколько минут, завоевывая все большее расположение собравшихся, которые стекались поближе, чтобы лучше слышать. Сделав паузу, она услышала отдаленный грохот, который становился более отчетливым и переходил в топот копыт. Сердце учащенно забилось. Женщина рядом тоже опознала зловещий стук и с пронзительным криком кинулась в ближайший проулок.

— Боюсь, весть о нашем присутствии дошла до Трибунала, — сказал Мэйзон, помрачнев. — Идемте, такое уже случалось. Я знаю безопасное место.

Атайя повернулась к мужчине в плаще, который до сих пор держал ее рукав.

— Извините, сир, но нам пора.

— Минутку, пожалуйста, — взмолился он, схватив ее за запястье. — Еще один вопрос…

Лошадиный топот стал громче и достиг опасного предела: на площади появились полдюжины мужчин, изо всех сил хлеща вороных коней. На головах монахов были выбриты тонзуры. На ветру развевались черные накидки с красным гербом в форме потира — символа ордена Святого Адриэля. Сердца людей вмиг сковал страх, словно всадники поднялись из ада. Горожане бросились врассыпную, застонав, будто проклятые души. Быть замеченным в присутствии колдуна — величайший грех.

— Подойдите ближе! — выкрикнул Аурель сквозь удары копыт. — Я защищу вас!

Где-то раздался щелчок, и над головой Атайи просвистела стрела. Она была пущена в бунтаря, который победно улыбался, простирая руки, словно для объятий.

— Salvum fac sub aspide! — воскликнул он, создав щит.

Стрелы бились в мерцающую воздушную стену и рассыпались в пепел.

— Прекрати, дурень! — скомандовал Мэйзон, схватил полу голубого плаща и стащил Ауреля с бочки. — Не искушай их. Нам нужны учителя, а не великомученики!

Толпа унесла Де Пьера далеко от Атайи с Джейреном. Принцесса приникла к земле, не в силах следовать за ним. Ей никогда не доводилось видеть столь беспорядочной стрельбы. Судьи не могли допустить, чтоб на их пути мешались простые крестьяне. Черные всадники скакали сквозь толпу, вооруженные луком и мечом, безжалостно давя неудачников, которые умудрялись попасть им под копыта, будь то стар иль млад, не щадя ни женщин, ни детей. Принцесса слышала, как хрустят раздробленные кости, как подковы втирают их в булыжники. Яркие фонтаны крови били от мечей священников — ставленников Бога, как с ужасом думала Атайя, — которые пробирались сквозь живую плоть, будто сквозь кустарник, ругаясь на тех, кто не успевал уступить им дорогу.

В ее душу закралась мысль, что Аурель, видимо, прав… Такие люди смогут понять только силу и ответную резню.

— Быстрей, Атайя! — тащил ее Джейрен, однако толстощекий мужчина еще упорней сжал ее руку.

Его взгляд резко изменился, вместо любопытства он стал излучать злобу, словно перед ним чума, которую нужно искоренить, червоточина, которую следует вырезать.

Предчувствуя несчастье, Джейрен замахнулся на него, но в этот момент негодяй скинул плащ, обнажив черную накидку с ярко-красным потиром. Он засунул руку в кожаный кисет на поясе и достал драгоценную курильницу, протянув ее к солнцу. Свет засверкал в рубинах, изумрудах… и в корбале на основании.

— Вам никуда не деться, — сказал он, размахивая курильницей перед глазами колдунов, насмехаясь над ними. — Пусть ваша магия вам поможет.

Камень был не таким уж большим, но полностью парализовывал. Притупленная боль (только теперь Атайя поняла, что она была предупреждением) превратилась в уколы раскаленных игл. У нее подкосились ноги. Остатки сознания говорили, что все логично: чем могущественней маг, тем больше страданий причиняет ему корбал, а ее сила возросла после блокировки. Неудивительно, что она почувствовала кристалл еще внутри кисета! Однако от открытия легче не становилось. Джейрен тоже страдал, но не в такой степени. Он держался на ногах, хотя и пошатывался, даже бросился на судью, пытаясь воткнуть пальцы ему в глаза, чтобы тот выпустил Атайю, однако камень делал свое дело, отнимая у него силы.

— Мы давно наблюдаем за этим парнишкой, — сказал судья, не замечая слабые нападки Джейрена, и кивнул на бочку, на которой недавно стоял Аурель. — Он молодец, рано или поздно принес бы нам спелый фрукт, чтобы мы спокойно забрали. Но мы не рассчитывали на столь крупный улов, принцесса.

Он отвернулся.

— Сюда, господа! — проревел он товарищам, которые все еще прорубали себе путь, но были уже довольно близко.

Осознав, что у него мало сил и времени, Джейрен сменил тактику. Отступив на пару шагов, он всем весом рухнул судье под ноги, которые подогнулись от удара, и все трое покатились на землю. Курильница вылетела из рук, и одна из зорких воришек, увидев наживу, быстро схватила ее.

Воровка… но и союзница.

— Благослови вас Бог, принцесса! — долетел хриплый голос женщины, которая засунула добычу под изношенную накидку и была такова.

Судья потерял свое оружие, но, даже стоя на коленях, крепко держал Атайю. Он махал в воздухе свободной рукой, чтобы товарищи видели намеченную жертву. Остались считанные секунды, у всадников наверняка есть корбалы.

Нужно было действовать быстро. Атайя протянула правую руку и схватила Джейрена.

— Держись. Мы сейчас выберемся отсюда ко всем чертям. Если камень не подорвал мои способности, — добавила она про себя. — Раздумывать нечего: заклинание или сработает, или нет. Скоро узнаем.

— Мэйзон…

Она повернула голову, лихорадочно ища глазами Дома. Толпа отнесла его ярдов на двадцать в сторону. Де Пьер с Аурелем пытались добраться до нее, но Атайя махнула им бежать прочь. Мэйзон удивленно замигал, но тотчас понял, что она затеяла, и исчез под невидимым покровом, прихватив с собой ученика.

Атайя закрыла глаза и представила лагерь в лесу, спокойный и безопасный. Прочистив паутину в тропах — последствия разрушающей силы корбала, — она прошептала:

— Hinc libera me.

Она нырнула в хаос отчаянно, как никогда. Если судья не хочет отпускать ее, ему просто придется переместиться вместе с ней. Тяжелый вес мужчины замедлил транслокацию, но вдруг между сердцебиениями Атайя услышала крик ужаса… и довеска не стало. Среди сменяющихся картинок и звуков раздался неземной стон и хриплое дыхание: человеку не хватало воздуха. Затем она заметила, как он уносится в никуда, плоть превращается в пустоту, словно тело опустили в кислоту, сожгли незримым огнем и разорвали призрачные демоны. Еще один удар сердца — и остались лишь кости. Вмиг и их не стало: лишь память о нем и душа. Атайе стало дурно. Привиделось ей или нет, но перед глазами прошла истинная смерть, и более отвратительная, чем способен придумать Трибунал.

Как только Атайя почувствовала землю под ногами, она в страхе огляделась по сторонам. Дома. В своей комнате дортуара. В Эльсском лесу. В безопасности.

От судьи не осталось и следа, ни один кусочек кости не проник в лагерь из хаоса.

— Где он? — спросил Джейрен, ища глазами нежеланного гостя. — Мне показалось, он отправился с нами.

Атайя все еще дрожала.

— Он отпустил меня. Испугался и отпустил.

— Где же он очутился? — Джейрен сообразил, что из этого следует. — Где-то на полпути из Килфарнана? Или…

— Умер. Я видела это. Я видела, как его тело превратилось в пепел, лишь только он разжал мою кисть. Сначала он кричал, но потом его голос… может, его душа. Не было времени понять.

Опустив взгляд, Атайя заметила, что вцепилась в руку супруга. Несмотря на произошедшее, она знала, что будет пользоваться заклинанием еще не раз и не испугается взять с собой Джейрена. Но колени тряслись: межпространство очень опасно. Принцесса чувствовала, что, как говорил Хедрик, она вторглась слишком далеко в таинственное царство Божье и обнаружила секреты, ранее неведомые.

Глава12

— Лорд-маршал… то есть ваше высочество?

— Обращайся как хочешь, Джозеф, — вальяжно ответил Николас. — Я откликаюсь на оба титула. — Он оттолкнулся от письменного стола и улыбнулся канцлеру острова — вошедшему в приемную сухопарому мужчине, походившему на колос пшеницы.

— В чем дело?

— К вам пришли, — сообщил тот, беспокойно ломая руки, словно новость была не из лучших. — Гонец.

Николас удивленно моргнул. По приезде на Саре он встретился с горсткой людей, которые произвели на принца впечатление молчаливого народа, не стремящегося заводить с ним знакомство.

— Кто его послал?

— Он… не говорит, мой господин, — ответил Джозеф и бросил многозначительный взгляд в сторону. — Просить его?

Николас откинулся на спинку кресла и положил ногу на край облупившегося стола.

— Конечно, мне все равно нечем заняться. Ты так хорошо вел дела после смерти Де Брейси, что исправлять здесь нечего.

Когда канцлер вышел, Николас вздохнул, сожалея, что рядом нет Ранальфа, который скрасил бы одиночество его первых нелегких дней на посту лорда-маршала. Однако не успел он вплотную заняться изучением личности таинственного Мудреца, как Ранальф ненадолго отправился в родную деревню. Пробурчал что-то о женщине, которую некогда знал, но больше ничего объяснять не стал. Он не вернется до конца недели. В мрачном разваливающемся поместье, ставшем домом принца, трудно было оставаться в веселом расположении духа без непристойного доброго юмора наемника. Даже в холодном монастыре Атайи уютней! Его спальня оказалась страшно крошечной, вдвое меньше, чем опочивальня в замке Делфар. А само поместье — Николас боялся назвать его замком — оказалось жалким, безнадежно строгим строением со сквозняками, оно словно до сих пор оплакивало смерть последнего лорд-маршала.

Когда Николас чувствовал необходимость взбодриться, то вспоминал изумление на лице Дарэка, у которого он скромно попросил пост маршала острова Саре. Удивление короля быстро сменилось подозрением, но пара слезинок и горестных всхлипов убедили его, что Николасу искренне хочется покинуть Кайт навеки. Добропорядочный принц оказался пойманным меж старшим братом и сестрой вне закона и не мог более справляться с ситуацией. Дарэк подписал назначение и в тот же вечер послал Николаса собираться в путь, не в силах скрыть облегчение от того, что одной проблемой стало меньше.

Как и планировалось, Ранальф присоединился к его свите в Эристоне, к удивлению гвардейцев, которые подумали, что столь грубый варвар — самый неподходящий попутчик. Они пересекли узкий канал поздним ноябрем, пришвартовавшись к унылому восточному побережью Саре: голые сланцевые скалы, на которых стояли одинокие корявые сосны, а к северу высились окутанные туманом горы. Остров был небольшим — размером со среднее графство Кайта — и малонаселенным. Сарцев ничуть не впечатлило прибытие Николаса. Здешние люди оказались затворниками, забытыми историей и довольными этим фактом.

Размышления принца прервал скрип двери. Джозеф провел внутрь смуглого молодого человека среднего роста, но обладающего безмерной самоуверенностью. Как и большинство островитян, которых довелось встретить Николасу, одет он был безвкусно, но практично: тяжелая дубленка поверх камзола из коричневой шерсти, единственное украшение — бронзовая цепь. Однако манера держаться совсем не соответствовала одеянию. Он держался в присутствии Николаса как равный, если не как главный.

— Спасибо, Джозеф, ты свободен, — сказал лорд-маршал и заметил, что канцлер сердито косится на гонца, будто знает его и боится. — Удивлен вашему визиту, сир, — задорно начал Николас, предложив гостю стул у камина. — Я на острове несколько дней. Слишком мало, чтобы прислали гонца с континента, и слишком много, чтобы местные лорды начали высылать мне приглашения на обед. — Он взял с серванта графин. — Отведаете подогретого вина с пряностями? Или, может, виски? — сказал он, показав на сосуд поменьше. — Говорят, здесь это излюбленный напиток.

Мужчина закачал головой, уловив покровительственную нотку в оживленной беззаботности маршала.

— Нет, ничего не нужно, спасибо.

— А я выпью, если не возражаете. Согласно календарю, до зимнего солнцестояния еще месяц, а у меня такое ощущение, что зима давно наступила.

Николас налил себе небольшой кубок изготовленного на острове виски и присел на мягкую скамью напротив гонца.

— У вас для меня послание?

— Да, мой господин. От его светлости Мудреца острова Саре.

Принц чуть не поперхнулся. От Мудреца! Боже, неужели этому человеку уже известно, зачем он здесь? Гонца позабавила его реакция.

— Вы о нем слышали?

— Только небылицы, — быстро ответил Николас, чтобы не уточнять, откуда у него сведения. — Слуги рассказывали.

— Его светлость Брандегарт из Крю, почтенный Мудрец острова Саре, передает вам свое приветствие. — Мужчина поднялся: видимо, этикет требовал передавать слова стоя. — Его светлость рад принять вас на своем острове…

— Своем острове? — воскликнул принц с таким негодованием, какое только можно было ожидать от лорд-маршала. — Кто-нибудь уведомил вашего хозяина, что Саре — протекторат Кайта?

— Остров Саре не нуждается в протекции Кайта, — сказал посланник, ухмыльнувшись явно абсурдной постановке вопроса. — Продолжим. Мудрец рад принять вас и хочет сообщить, что не будет вмешиваться в ваши дела, диктуемые долгом службы, покуда вы соблюдаете его условия. Первое, — выпалил он, не останавливаясь, чтобы Николас не успел ничего возразить, — лорнгельды Саре находятся в его распоряжении, и подобно тому, как священники ответственны перед Богом, который стоит выше короля, так и колдуны ответственны перед Мудрецом, который стоит выше вас. — Гонец остановился и довольно кивнул, не услышав протеста. — Второе: ни один лорнгельд на этом острове не обязан выполнять ваш обряд отпущения грехов. Священнослужители могут проповедовать, что им угодно, но им не разрешается навязывать свою волю, иначе… — Мужчина беззаботно пожал плечами. — Ну, глупо с их стороны даже пытаться.

Лорд-маршал допил виски.

— Еще что-нибудь? — спросил он.

— Неподчинение пожеланиям Мудреца повлечет за собой неприятные для вас последствия.

— Отбросив всякую дипломатическую корректность, иными словами, если я откажусь, то он меня убьет, так?

Посыльный медленно опустился на стул.

— По сути, вы правильно поняли, мой господин. Мудрец не терпит неповиновения. У него есть армия колдунов, которые охотно сорвут на вас его гнев.

— Ясно.

И только тут Николас понял, что каждого маршала, прибывавшего на остров, встречали этим же посланием. Тот, кто шел на условия, проводил свою жизнь в безвестности, а кто противился власти Мудреца и пытался установить отпущение грехов, бесследно исчезал.

— Полагаю, я должен буду приказать моим людям уничтожить все корбаловые кристаллы, которые они привезли с материка, — сказал принц, изображая негодование.

Хотя Николас уже запретил домашним доставать камень, который якобы напоминал ему об Атайе, тем не менее большая часть его свиты носила его при себе. А размахивать корбалом на Саре — все равно что тревожить осиное гнездо, открыто напрашиваясь на мстительное жало Мудреца и его последователей.

При упоминании кристаллов веселость посыльного сошла на нет.

— Цветные камешки не интересуют его светлость, — холодно, но с угрозой в голосе произнес он. — Но вы проявите уважение, если не будете носить их в присутствии Мудреца и его людей.

— Его людей… таких, как вы?

Мужчина едва заметно кивнул.

— Будьте уверены, какими-то самоцветами его не остановишь. Но он мало вникает в дела жителей материка.

— Крю, вы говорите, — спокойно произнес Николас. — Брандегарт из Крю.

— Да, мой господин.

— Запомню имя.

Гонец нахмурился:

— Да уж постарайтесь.

С этими словами он встал и вышел, не попрощавшись.

А зачем ему соблюдать приличия? — подумал лорд-маршал, наливая себе виски. Человек знает, кто его хозяин, и это, очевидно, не принц Кайта.

В следующее мгновение в приемную влетел Джозеф, явно ожидавший увидеть Николаса на полу в луже крови.

— Все в порядке, мой господин?

Николас смотрел в окно, обдумывая слова гонца. На улице лил ледяной дождь, покрывая коркой землю. Канцлер, несомненно, знал, зачем пришел посыльный, поскольку работал у двух предыдущих лорд-маршалов и давно изучил Мудреца.

— Не беспокойся, Джозеф. Я тут подумал… как только обоснуюсь, отправлюсь в поездку, осмотрю мой новый дом. Надо лучше изучить остров, пока не повалил снег. Составь мне маршрут… и позаботься, чтобы первая остановка была в Крю. — Лицо канцлера побелело. — У меня есть одна знакомая оттуда, — добавил Николас, решив использовать имя Дрианы в качестве предлога. — Хотелось бы увидеть ее семью и рассказать, как она поживает на континенте.

Джозеф молчал, дожидаясь дальнейших распоряжений или признания в вопиющей лжи. Однако их не последовало, и канцлер недовольно отчеканил согласие и вышел.

Оставшись один, принц подошел к камину и уставился на танцующие языки пламени. Покидая Кайт, они с Ранальфом пытались придумать, как лучше подобраться к Мудрецу; но Николас никак не думал, что его светлость объявится сам.

— Ладно, Брандегарт из Крю, — вслух произнес он огню. — Ты сделал первый ход. Теперь время и мне послать гонца.

Атайя подняла очередной ком высушенной мякоти и ягодного теста, которое замесили с растопленным почечным салом, обхватила его ладонями, словно светящийся шар.

— Esca haec pervivax sit, — прошептала она, наложив заклинание сохранения.

Пеммикан оставался бы свежим несколько месяцев и без магической помощи, но Тоня настояла, что дополнительная защита им труда не составит. Джильда полностью оправилась после родов и проводила больше времени за обучением, поэтому Тоня взяла на себя обязанность заведовать заготовкой драгоценных запасов пищи в лагере, чтобы они не иссякли посреди зимы. «Может, амбар уже и полон, — говорила она тем, кто проявлял излишнее спокойствие, — но до теплого апрельского ветерка он успеет истощиться».

Весна еще никогда не казалась Атайе столь далекой. Хотя на кухне было уютно и тепло от волшебных раскаленных камней и ароматно пахло кипящей похлебкой, снаружи уже две недели стоял мороз. Однако вместо кружевных белых одеял, которые украшают любую зиму, по лесному лагерю барабанил град, и каждый день все покрывалось простыней изо льда. Болезненный синяк на ягодице напоминал принцессе, что даже дорога от кухни до дортуара может оказаться очень вероломной.

Атайя положила свое кулинарное творение на стол рядом с остальными. Потом их завернут и поместят в сухую яму.

— Надеюсь, не настанет такой черный день, чтобы нам пришлось их есть, — отметила она, взирая на тошнотворные шары. — Выглядят они отвратительно.

Она ожидала понимающей усмешки, однако Тоня нахмурилась и молча замесила еще теста с растопленным салом в мячик размером с яблоко.

— У нас же хватит запасов, чтобы перезимовать? — спросила принцесса, встревоженная серьезностью подруги.

Тоня ответила не сразу. Она уныло посмотрела на шарик пеммикана у себя в руках, словно пыталась силой воли размножить его.

— Если люди будут приходить в таких количествах, то нет.

Атайя вытерла руки тряпкой. Надо бы радоваться, ведь уже пару месяцев она борется за каждого лорнгельда в Кайте, чтобы они обратились к ней и стали учиться. Казалось невероятным, что слишком большое их число может доставить столько проблем. Недействующий монастырь ныне приютил сотню колдунов, которые приходили ежедневно, часто с семьями. Многие спасались от гнева Трибунала и прибывали в одной одежде — без еды, без денег, без каких-либо средств к существованию. Изгнанные из дома, злые и отчаянные, они не знали, как им теперь зимовать, и требовали от Атайи пропитания и крова, поскольку винили ее во всех своих бедах.

Принцесса охотно принимала их: как представитель рода Трелэйнов она считала своим долгом защищать и заботиться о подданных в меру возможностей. Однако лорнгельдов становилось все больше, и некогда впечатляющая сумма денег таяла на глазах, драгоценные монеты уходили на покупку зерна, одеял и лекарств. А что будет, когда серебро закончится?

Ей не хотелось об этом думать, и, к счастью, на подобные мысли времени в последние месяцы было мало. Они с Джейреном только что вернулись из южно-восточных графств Кайта, разыскивая троих из шести людей, которые, по словам Джессингера, могли бы поддержать кампанию. Пока страстные призывы Атайи ни к чему не привели. Каждый, к кому она обращалась, боялся привлечь внимание Трибунала и просил принцессу срочно покинуть его дом — кто вежливо, кто грубо.

Однако в списке оставалось еще три лорда, и принцесса собиралась обратиться к ним до Нового года. Может, хоть один из них предложит денег или, еще лучше, позволит открыть в своем графстве школу, даст еду и кров нуждающимся лорнгельдам.

— Мы заготовили столько припасов, сколько в наших силах, — продолжила Тоня, взирая на груду шаров пеммикана. — Лук, семена, орехи, яблоки, ягоды… будем кормиться рыбой и сушеными бобами. Вот только в городе невозможно купить зерна для эля: народ не хочет расставаться с ним после плохого урожая. Да и олени в лесу будут не самые мясистые.

— Но у нас еще осталось немного денег Адама, я отдала Мэйсону только лишь половину. Не исключено, что нам встретится еще один богатый благодетель. — Атайя оперлась о стол локтями. — Людям не понравится, если мы начнем нормировать продукты и выдавать пайки.

Тоня недовольно фыркнула.

— А еще меньше им понравится, если в январе еда закончится, и им придется помирать с голоду.

Принцесса мрачно кивнула. Проведя большую часть жизни при дворе, она не знала, что такое остаться без пропитания зимой. Подобная перспектива ее не привлекала.

За дверью послышались резкие голоса… Атайя инстинктивно напряглась: один из них принадлежал Саттеру. Вскоре он ворвался на кухню весь красный. За ним вбежала Джильда, размахивая пальцем, точно сварливая жена.

— Мне плевать, если вам это кажется унизительным, мой господин, — ругалась она, с иронией произнеся последние два слова. — Вы будете рыть ямы под хранилище, нравится вам это или нет. Быстро возвращайтесь к работе…

Саттер резко развернулся, так что закружилась его подбитая мехом накидка: настоящий граф в гневе.

— Чтобы замерзнуть до смерти? И в моей комнате чертовски холодно, а снаружи вообще невыносимо!

— По крайней мере у вас есть комната в дортуаре, — спокойно отметила Тоня, не сводя с него взгляда. — Вы не живете в палатке или в шалаше из сосновых веток и соломы, как многие другие.

— Они по крайней мере наслаждаются личным пространством! Я с детских лет ни с кем не делил спальни! А этот деревенщина Дэвис настаивает, чтоб его грязный поросенок оставался в помещении ночью, поэтому там не продохнуть, — фыркнул он. — Я не крестьянин, чтобы ночевать с животными.

Атайя медленно поднялась на ноги. Поведение Саттера никогда не было хорошим, а теперь ухудшалось вместе с погодой, и ей он уже надоел.

— Да хоть оборитесь тут, — процедила она сквозь зубы. — Легче вам от этого не станет. В дортуаре уже втрое больше народу, чем он может вместить, а значит, придется потесниться.

Саттер бросил на нее сердитый взгляд, надув губы.

— И не говорите мне, что заслуживаете больше, потому что являетесь сыном барона, — продолжила она, предугадав его следующий довод. — Если думаете, что меня это впечатляет, то очень ошибаетесь.

Он уже не первый раз пытался титулом добиться лучшей еды и жилья, и Атайе приходилось прибегать к одной и той же ненавистной тактике.

— Если вы не собираетесь делать свою часть работы по хозяйству, — сказала она в заключение, — то и обед не получите. Это понятно? А теперь идите и копайте, как прикажет Джильда.

Саттер был упрям, но не глуп. Он знал толк в королевских приказах.

— Мы должны сражаться с Трибуналом, а не ямы в лесу рыть, — пробормотал он, надменно фыркнул и гордо вышел прочь.

Атайя сжала кулаки, едва сдерживая желание вбить в Саттера здравый смысл силой: он никак не хотел отказаться от идеи создать армию колдунов и сражаться с врагом. Вести о проповедях Ауреля в Килфарнане только подлили масла в огонь. Еще он не желал выполнять свои обязанности по хозяйству. Что противоестественного в том, чтобы принять участие в заготовке еды для самого же себя? Разве можно жаловаться, когда приходится разделять с кем-то драгоценное жилье? Число людей в лагере растет, погода стоит ужасная, из чего следует, что любой уголок монастыря будет служить приютом. Саттер не одинок в постигших его несчастьях, но никому не придется терпеть их дольше нескольких месяцев. Обучившись, колдуны смогут жить самостоятельно.

Что касается Саттера, то Атайя только обрадовалась бы, если б он ушел.

— Он самый несносный, — отметила Джильда, озвучив мысли принцессы. У женщины пылали щеки: то ли от холода, то ли от гнева. — Его трудно обучать, а еще трудней терпеть.

— Как движутся его заклинания? — спросила Тоня.

— Не слишком хорошо. Он ленив и тренируется в том случае, если кто-то из «простого люда» его задирает. Попросите Саттера наложить заклинание сохранения на продукты, и они сгниют через неделю. Нет, его интересует лишь боевая магия. Я сказала ему, что мы перейдем к ней после того, как изучим основы, но он и слушать не хочет. А защитные покровы — его самое слабое место, — взволнованно добавила Джильда. — Последний раз, когда ему поручили спрятать лагерь на ночь, наш барон все перепутал и наколдовал притяжение внимания. Слава Богу, что епископ не вздумал обыскать той ночью лес. Видимо, после неудачных попыток Люкин бросил затею выдворить нас отсюда.

Атайя открыла рот сказать, что нельзя расслабляться и недооценивать его упорство, как услышала скрип шагов по снегу, покрытому корочкой льда. Тотчас на пороге появился Джейрен, укутанный в пальто с капюшоном и шарфом.

— Атайя, пойдем в часовню, — предложил супруг, открыл лицо, на котором застыло редкостное выражение — любопытство с оттенком благоговения. — Тоня, тебе, наверно, тоже будет интересно. Пришел новый ученик…

Колдуны приходили каждый день, и Джейрен, видимо, нашел в новичке нечто особенное, если решил всем сообщить о его прибытии. Руки Атайи скользнули в перчатки из шкуры оленя, и принцесса вместе с Тоней последовали за ним.

В часовне оказалось два человека, а не один, к удивлению Атайи. У двери стояла светловолосая девушка и потягивала из кружки горячий сидр. Рядом с ней на пороге дрожал укутанный в толстое одеяло мужчина, одетый не по погоде. Свой сидр он держал правой рукой, а левая была забинтована льняными тряпками.

В отличие от него девушку Атайя узнала сразу.

— Эмма! — воскликнула принцесса. — Из Пайпвела…

— Ваше высочество, — тихо произнесла та в ответ, пытаясь сделать реверанс.

Атайя повернулась к Тоне с Джейреном: они понимали, что значит прибытие Эммы, обменялись взглядами и не проявили внешне никаких эмоций, чтобы никто не заподозрил неладного. Якобы удивление принцессы вызвано просто совпадением, что ей довелось увидеть знакомую.

— Как только я поняла, что являюсь лорнгельдом, решила найти вас, — произнесла Эмма нежным певучим голосом. — Этан сказал, что вы вылечили мне руку… Но, к сожалению, я этого не помню.

Хотя Атайя и была рада ее видеть, ей не давал покоя один вопрос.

— Как ты нас нашла? — поинтересовалась принцесса, подумав, что руны невидимы для колдунов на ранних стадиях мекана.

— Это я ее привел, — заявил дрожащий мужчина, поднимаясь на ноги.

Он посмотрел на Атайю взглядом полным уважения, и ей показалось, что она должна его знать. Джейрен с Тоней явно признали его за своего и обняли.

— Жерар, как славно, что ты вернулся.

Принцесса вопросительно посмотрела на Джейрена.

— Жерар помогал нам все это лето, — объяснил он. — Покинул нас в августе, перед тем как мы отправились в монастырь Святого Джиллиана.

— Я сначала остановился у овчарни, — сказал старый друг. — Но вижу, вы вынуждены были ее забросить.

— Да, там сейчас слишком опасно, — огорченно кивнула Тоня. — Жаль, мы так много сил потратили, восстанавливая крышу.

Месяц назад, после создания Трибунала, епископ Люкин приказал группе людей регулярно наведываться в овчарню. Потеряв это место, людям стало сложней находить помощь, поэтому последователи принцессы прочесывали лес, чтобы привести к себе любого, кто их ищет. Не лучший выход, но единственный способ набирать новичков, избегая Трибунала.

— Что заставило тебя передумать, Жерар? — спросил Джейрен. — Откровенно говоря, мы не ожидали снова увидеть тебя.

— Вот что.

Он аккуратно снял с левой руки грязные куски ткани.

У Атайи ком застрял в горле, но она не отвела взгляда. Вместо кисти было кровавое месиво: все пальцы отсечены — и недавно. Из трех обрубков капала алая кровь, два уже гноились.

Принцесса медленно вздохнула.

— Не надо спрашивать, кто это сделал.

— Кто-то в моей деревне догадался, чем я занимался летом, и сообщил новому судье нашего графства. Его люди опрашивают всех, кто исчезает на некоторое время, а потом возвращается. Будь проклят этот Родерик! — выругался он. — Мы никогда не ладили, но я не думал, что он настолько ненавидит меня!

Прикусив губу, Жерар начал забинтовывать руку.

— Около двух недель назад, после обеда, в мою мастерскую пришел незнакомец, и не успел я сообразить, что происходит, как он вытащил кинжал с корбалами на рукоятке. Затем вошли еще двое и потащили меня в подземелье — под местную церковь.

Атайя задрожала, на сей раз не от зимнего холода.

— Судьи знали, что я колдун: реакция на камень — достаточное тому подтверждение. Вместо того чтобы отпустить мне грехи, они начали расспрашивать, как добраться до вашего лагеря, хотели понять, почему люди епископа не смогли выйти на него за все лето. Каждый день мне отрезали по пальцу. Боже, я и не думал, что это так больно! В тот день, когда они собрались перейти к правой руке, я не выдержал и сказал им, что только колдуны могут найти туда дорогу. Они пытались заставить меня отвести их в лагерь.

— Могу поспорить, не только их, но и армию им подобных, — сказала Тоня.

Жерар кивнул:

— Еще хотели, чтоб я назвал имена всех колдунов, кого знаю. Но я не мог вас предать. — Он с мольбой посмотрел на Атайю. — Ваши учителя спасли мне жизнь, а адриэлиты думали забрать ее у меня. Будто они оставили бы меня в живых, если б я выполнил их требования, — произнес Жерар, не скрывая своего презрения. — Но я не так глуп.

— Как же ты убежал? — спросила принцесса.

— В деревне у меня не только недруги, но и друзья, — ответил он и засиял улыбкой благодарности. — И один из них освободил меня из клетки. Я встретил Эмму на дороге пару дней спустя — уловил вибрации от заклинания, которое она случайно учудила. Она чуть не убежала от меня — подумала, я шпион, посланный Трибуналом, — но тут я создал светящийся шар, и мы отправились в путь вместе. Черт, зря я от вас ушел, — добавил он, засмущавшись. — Меня бы никогда не арестовали.

— Тебе пришлось бы рано или поздно покинуть лагерь, — разочаровала его Атайя. — И в деревне не стало бы за это время безопаснее.

Жерар грустно кивнул:

— Видимо, так. Но теперь мне туда дороги нет. И я останусь у вас, если не выгоните. Готов выполнять любую работу. — Он посмотрел на покалеченную кисть. — Вот только плотником мне больше не быть.

— Нам не хватает учителей, — сказала Тоня. — Джильда надеялась, что в один прекрасный день ты им станешь.

Жерар улыбнулся и покачал головой:

— Я и сам плохо справлялся с заклинаниями, когда ушел… Сомневаюсь, что из меня получится хороший наставник.

— Ты удивишься, какие низкие у нас сейчас требования, Жерар, — ответила Тоня, нахмурив брови. — Очень нужна помощь — в лагере больше сотни лорнгельдов.

Тот свистнул, приятно удивившись такому повороту судьбы.

— Послушай, — вдруг обратился Джейрен к Эмме, — а что случилось с Алеком, сыном управляющего? Я познакомился с ним в тот день, когда ты сломала руку.

— Он мертв, — опустила глаза Эмма. — Алек боялся, что ему отпустят грехи, но так и не набрался храбрости бросить вызов священнику и попасть навеки в ад. Хотя я в это не верю, — добавила она. — Как я могу гореть в аду за то, с чем родилась?

— Хорошо бы все так мыслили, — с улыбкой проговорила Атайя. — Если мы выполним нашу задачу, то так оно и будет.

В часовню ворвался порыв леденящего ветра, и Жерар с Эммой, которые продрогли еще в дороге, невольно затряслись от холода.

— Так, вы двое, живо на кухню, — сказала Тоня, показывая на дверь. — У меня там варится похлебка, она пойдет вам на пользу.

Их глаза засверкали от благодарности, и Тоня вывела путников из часовни, оставив молодоженов наедине.

— Итак, — начал Джейрен, облокотившись о каменную скамью, — похоже, зерно магии — не просто догадка. И Эмма тому подтверждение.

— Ирония судьбы, — отметила Атайя. — Я получаю доказательство моего дара, когда уже твердо решила им не пользоваться. Но не на все вопросы есть ответы: я увидела зерно за пару месяцев до ее приезда: сколько оно там находилось до меня — неизвестно. Не исключено, что оно появляется незадолго до проявления мекана. А может, за много лет… или даже от рождения. Если я проникну в сознание человеку и не увижу там зерна, еще не значит, что оно там не появится. Вероятно, просто не развилось пока.

— Твоя правда, — признал он, — но все же приезд Эммы свидетельствует об одном: ты можешь определить, кто колдун, а кто нет, до мекана. А это прорыв.

Тут послышалось шарканье ног и отдышка. В часовню ввалилась Дриана, схватившись за косяк двери, чтоб не упасть.

— Обычно я не такая неуклюжая, — стала оправдываться она, — но вся дорога заледенела. — Дриана показала наружу в сторону кухни. — Я видела, у нас новенькая. Хотите, я подыщу ей в лагере место для ночлега, пока она не построила собственный шалаш?

— Хорошая мысль, — одобрила Атайя. — И спроси, кто сможет одолжить накидку и одеяло. Кажется, Эмма ничего с собой не прихватила.

Дриана изобразила нечто вроде реверанса и вышла, передвигаясь совсем медленно по льду у входа.

Когда она исчезла, принцесса тихо усмехнулась.

— Надо было раньше подумать о постели для Эммы, — сказала она Джейрену с кривой улыбкой. — В конце концов, мы же давно знали, что она к нам придет.

Поздно вечером Атайя сидела на краешке своей кровати и кончиком ножа гравировала на камне руны. Работа это замысловатая. Несмотря на две жаровни, в комнате было холодно, и рука иногда соскальзывала, превращая надпись в детские каракули. Сзади сидела Дриана, аккуратно причесывая ее запутанные ветром волосы.

— Значит, это называется ключом, так?

— Этот ключ пока не настроен, но у меня есть парочка подходящих. Если кто-то уйдет из лагеря, он сможет связаться с нами, преодолев защитный покров. Дом Де Пьер не теряет контакта с некоторыми из своих бывших учеников, и я подумала, что тоже могу повторить его трюк.

— Да, хорошая идея, но, откровенно говоря, ваше высочество, — сменила женщина болтовню на серьезный разговор, — я думала о… Жераре. Я видела, что сделали с его рукой. Это ужасно. А ведь на его месте мог бы быть и мой брат. Я считаю, нам с Коннором нужно пойти попытаться найти его и убедиться, что он в безопасности. К тому же Кон нор не нашел работы в Кайбурне, и у нас заканчиваются деньги. Но мы справимся, не волнуйтесь, вам нужно кормить много народу.

Атайе показалось странным неожиданное беспокойство Дрианы по поводу брата: Трибунал свирепствует уже больше месяца, но, вероятно, раны Жерара тронули ее глубже, чем любые рассказы.

— Я спрашивала о твоем брате в Килфарнане, однако Мэйзон его не вспомнил. Но я уверена, что он туда добрался, — добавила принцесса, чтобы понапрасну не тревожить островитянку. — Я не знала имени, только постаралась угадать, как он выглядит, а для Мэйзона этого оказалось недостаточно.

— О, мы совсем не похожи. От разных отцов, понимаете ли, — сказала она, и Атайе не нужно было оборачиваться, чтобы представить, как высоко поднялись у женщины брови. — А зовут его Девин. Глупо с моей стороны ни разу этого не упомянуть.

Плавные движения гребешка так расслабили принцессу, что она не стала думать ни об ужасном столкновении Жерара с Трибуналом, ни о судьбе брата Дрианы. Интересно, прибыл ли ее собственный брат на Саре без происшествий? Сесил передала через Джарвиса, что Николасу дали пост, и Атайя подсчитала, что он должен был достигнуть места назначения на прошлой неделе. Из всех людей в лагере только Джейрен, Тоня и она сама знали, куда отправился Николас и что его сопровождает Ранальф. Нельзя, чтоб до Делфархама дошел слух, что принц поехал на Саре ради нее. Поэтому Атайя сказала, что брат вернулся во дворец, а Ранальф пошел набирать новичков, и обоим оказалось по пути.

— Дриана, ты ведь с Саре… — внешне непринужденно начала принцесса. — Что ты знаешь о Мудреце?

Гребешок резко остановился на полпути, затем осторожно заскользил дальше.

— Так вы о нем слышали?

— Да, кое-что, когда была в Рэйке. О нем мало что известно. Человек-загадка.

— В общем, я сама не колдунья, поэтому ничего не знаю. Он держится сам по себе, он и его люди. Говорят, что он грозный, могущественный маг. Тот, кого называют адептом — как вас. В народе детей пугают небылицами о Мудреце, чтобы они себя хорошо вели: «Придет Мудрец, превратит вас в свиней».

Атайя улыбнулась. Существуй такое заклинание, она бы нашла к кому его применить. Дарэк, возможно, или епископ Люкин, или даже лучше весь орден адриэлитов был бы обезврежен. Получилась бы целая армия свиней, ни на что более не способная, как только копать желуди в лесу.

— Я слышала, они считают, будто магия ставит их выше всех остальных… это так?

— Они вряд ли жили бы отдельно на острове, будь оно иначе, точно сказать не могу. Я имею мало отношения к колдунам — то есть кроме ваших учеников.

Дриана принялась заплетать волосы Атайи.

— Если бы я могла доверять Мудрецу, — подумала вслух принцесса, — то попросила бы его прислать несколько человек, чтобы помогать обучать лорнгельдов. Люди приходят к нам почти каждый день, и число учителей растет слишком медленно, чтобы с ними справляться. Но я не позволю, чтоб их убеждали, будто магия дает им некое исключительное превосходство, тем более право управлять другими. Это противоречит тому, чему научил меня мастер Хедрик.

— Ну, может, все это просто сказки. Почему бы ему не помочь принцессе в беде. И к тому же такой хорошенькой, — добавила она, вплетая в косу красную ленту. — Но у меня есть один вопрос, хотя, наверно, они у меня никогда не кончаются! Если вы обладаете силой, которой нет у других, и предполагается, что вы не можете ее использовать для корыстных целей, то зачем она вам дана?

Атайя рассмеялась.

— Иногда мне самой интересно. Мастер Хедрик считает, что каждый колдун должен сам для себя решить, зачем ему магия в жизни. — Она отложила ключ и протерла покрасневшие глаза, утомленные событиями дня. — Временами мне кажется, что моя магия для того, чтобы сделать меня несчастной.

— Не говори так, — упрекнул вошедший в комнату Джейрен. — Ты наш бесстрашный вождь.

— Я не бесстрашная. Обычно я напуганная до смерти. — Она повернулась и притворно-сердито посмотрела на мужа. — Ты давно подслушиваешь?

— Не особо. Поднимаясь по ступенькам, я слышал, как ты упоминала Саре.

Атайя вздохнула.

— Хороший был бы источник опытных магов. Если бы я могла этим воспользоваться…

— Принцесса не хочет, чтобы лорнгельды вбили себе в голову, будто их способности делают их лучше всех остальных, — пояснила Дриана, завязывая ленту в бант.

Джейрен оперся о дверной косяк.

— Ты им не можешь этого запретить, ведь так? — спросил он, погрузившись в мысли, словно ученый, обдумывающий новую теорию. — Ты как-то сказала Аурелю, что церковь имеет право проповедовать отпущение грехов, мы лишь пытаемся убедить людей им не верить. Тогда логически Мудрец тоже волен утверждать, что магия — более весома, чем считаем мы. Так?

Атайе не понравилась нить рассуждения: в ней было слишком много правды.

— Ты на чьей стороне?

— Я только выдвинул точку зрения.

— Сегодня ты свободна, Дриана, — сказала Атайя, тяжело поднимаясь с кровати. — Мы с Джейреном собираемся поссориться.

Супруг тотчас поднял руки.

— Сдаюсь, никого спора не будет, — заявил он. — Я слишком устал, и, судя по кругам под глазами, ты тоже.

Дриана многозначительно улыбнулась:

— Если принцессе хочется повздорить, то вы повздорите… Я знаю, что такое быть замужем. О, но пока я не ушла, — островитянка повернулась к Атайе, — можно мне взять один из ключей, которые вы сделали? Я потом забуду попросить. Если найду Девина, то он смог бы связаться с вами при помощи этого камня.

— Почему бы нет.

Атайя взяла с подоконника настроенный ключ и протянула его островитянке. Затем пожелала ей спокойной ночи.

— Думаю, наше следующее путешествие будет последним, хотя бы на время, — сказал ей Джейрен, снимая шерстяную одежду. — Открыто никто не признается, но некоторые ученики обижаются на нас из-за постоянного отсутствия. Думают, что мы ходим к благородным друзьям и там объедаемся. То есть питаемся лучше, чем они.

Атайя нахмурилась: было легко догадаться, кто именно пустил такой слух.

— Саттер — как испорченный ребенок, — недовольно произнесла она.

— И к тому же не особо наблюдательный. Всем видно, что ты плохо ешь: стала почти такой же худой, как когда я нашел тебя в монастыре Святого Джиллиана. Ты перенапрягаешься, — сказал Джейрен, став совсем серьезным. — Недостаточно спишь и при этом так сильно увлекаешься магией. Все эти транслокации…

— Ты говоришь как Тоня, — поддразнила его принцесса, быстро стянув платье и юркнув под одеяло, чтобы не замерзнуть. — У меня все еще больше сил, чем перед блокировкой. Это что-то вроде компенсации за ад, через который я прошла. Нам необходимо повидаться с тремя людьми по списку Мозеля плюс выступить в деревнях их графств. И я не собираюсь топать по такой погоде пешком, когда в этом нет необходимости. Вот выполним мой план и сможем остаться в лагере на некоторое время — отдохнуть. Теперь поторопись забраться в постель, — добавила она, сверкнув глазами в доказательство, что не так устала, как кажется. — Одними одеялами тут не разогреешься.

Джейрен лег рядом и заключил супругу в теплые объятия. Атайя вдруг поняла, что отдых невозможен, покуда земли прочесывает Трибунал в поиске колдунов и их пособников.

Глава 13

Николас посмотрел вверх на внушительную крепость из известняка: зубчатые башни величественно упирались в свинцовое небо, грозящее снегопадом. На его лице отражалось благоговение.

— О Боже, рядом с этим жилищем поместье лорд-маршала — просто голубятня.

Ранальф громко фыркнул.

— Еще бы, — заворчал он, глядя на побеленную цитадель. — Мудрец считает, что уступает только Богу. Его треклятые парадные врата, вероятно, усыпаны жемчугом.

Они погнали коней к сторожке замка с двумя вышками. Промозглый декабрьский ветер продувал накидки насквозь. Хотя принц решил начать путешествие по Саре с местечка Крю, находящегося на расстоянии в полдня езды к северу от его поместья, первая остановка должна была стать и последней. Площадь острова невелика, однако Николас не любил зимние странствия: придется пожаловаться Джозефу на неудобства и запланировать продолжение осмотра земель, когда погода станет благоприятной. Когда он покинет Крю, то и истинная цель поездки будет достигнута.

Путники подъехали на пятьдесят ярдов к сторожке, и Ранальф остановил коня.

— Дальше будь осторожен, — посоветовал он, голос приглушил шерстяной шарф, запорошенный снегом. — Эти колдуны не такие совестливые, как те, к которым ты привык. И могу поспорить, Мудрец — самый коварный из них.

Николас кивнул из-под тяжелого капюшона.

— У него даже имя впечатляет. Брандегарт, — произнес он, пробуя имя на язык, словно незнакомое вино. — Брандегарт из Крю.

— Что? — резко рявкнул островитянин.

И уже тихим голосом, чтобы не привлечь внимание караульных, добавил:

— Черт побери, Николас, почему ты раньше мне не сказал?

У принца задрожали колени от дурного предчувствия.

— Тебя всю неделю не было, забыл? Мне не дана роскошь визуальной сферы для пересылки личных сообщений. Просто забыл упомянуть. А что? — спросил он, встревоженный выражением лица попутчика. — Это так важно?

Глаза Ранальфа стали свинцовыми, как небо.

— Я знал человека с таким именем, — пояснил он. — Мы вместе были в армии. — Он заерзал в седле. Густые рыжие брови почти соединились. — Если это тот, о ком я думаю, то нам предстоит иметь дело не просто с чертовски могущественным колдуном, но и с безжалостным, властным сукиным сыном.

Вдруг Николаса, несмотря на мороз, бросило в жар.

— Арсенал заклинаний, как у Атайи, при отсутствии всяких принципов?

— Довольно точно подмечено, хотя магические способности трудно сравнивать: ни один из адептов не обладает в точности одинаковым набором. Ну да я прикрою твою спину, чтоб в ней ненароком не оказался нож, — успокоил Ранальф. — Человек, которого я знал, не будет раздумывать перед тем, как убить принца.

После такого откровения Николас понял, что ему больше нравилось ничего не знать о Мудреце, и у него поубавилось стремления с ним встречаться. К сожалению, караульные в сторожке заметили некоторую заминку и с любопытством наблюдали за приближающимися путниками.

— Все будет в порядке, — сказал принц, пытаясь взбодриться, подгоняя вперед крапчатого коня. — В конце концов, я всего лишь гонец лорд-маршала, не забыл?

Недовольный уловкой Ранальф сердито посмотрел на Николаса.

— Тогда тебе придется проявить хорошие актерские способности. Если Мудрецу вздумается проверить тебя тестом лжи, он сразу поймет, кто ты на самом деле. Тогда будешь вынужден разъяснять, почему прикидывался. — Судя по скривившемуся рту островитянина, Мудрец подобный обман не прощал. — Если он вообще даст тебе возможность объясниться.

Николас пожал плечами; не время было отчаиваться.

— Ранальф, перед тобой человек, который убедил Дарэка, что жаждет попасть на этот остров, чтобы избежать дурного влияния Атайи. По части облапошивания сукиных сынов, — подвел он итог, — я имею большой опыт.

Островитянин ограничился лишь ухмылкой: сторожка была совсем близко, и из нее вышел серьезный мужчина с покрытой инеем бородой, перегородив им путь. Он был одет в цвета ночи: черная ливрея с серебристой каймой идеально вписывалась в голый зимний пейзаж. Страж молча протянул им плоский голубой камень с выгравированными символами. Ранальф снял перчатку и прикоснулся к нему пальцем. Символы засветились ярко-красным. Кивнув, караульный повернулся к Николасу, однако, когда тот положил ладонь на агат, тот остался голубым. С высокомерной ухмылкой стражник положил камень обратно в мешочек.

— У вас дело к его светлости? — спросил он Ранальфа, полностью игнорируя Николаса, словно тот был комом грязи на дороге.

— Мы приехали от лорд-маршала с посланием для Мудреца, — громко произнес принц, приковав к себе взгляд ленивых глаз. — И с подарком.

Караульный подумал несколько секунд, затем снова обратился к Ранальфу:

— Его светлость дожидается вас?

Николаса опять оставили без внимания. Мудрец — уважаемый колдун и должен был бы предвидеть его приезд.

— Вряд ли, — откровенно сказал принц. — Вы не могли бы задавать вопросы мне? Я посланец лорд-маршала, а это мой эскорт.

Стражник состроил презрительную гримасу:

— Колдун? И сопровождает курьера лорд-маршала?

Он окинул взглядом наемника, заметно охладев к нему, словно Ранальф был богатым графом, который решил заняться кожевенным делом. Тут Николас понял, для чего служил голубой камень: его проверяли на наличие магических способностей, не нашли их и сочли пустым местом. Островитянин же благодаря своему дару стоял выше него.

Так уж повелось на Саре, напомнил себе принц.

Второй караульный провел их по заснеженному двору в просторную и теплую переднюю. Ранальфа попросили подождать у камина, пока Николас выполнит свое поручение. Когда он пошел звать слугу, чтобы позаботиться об удобстве колдуна, наемник шепнул другу:

— Я буду начеку. Но на помощь приду только в случае крайней необходимости. Если Мудрец и есть тот Брандегарт, о котором я думаю, то дай бог, чтоб он меня не узнал. Прошло ведь немало — двадцать пять лет. А то начнет расспрашивать, что я тут делаю с тобой.

Итак, Ранальф стал греть ноги у огня, вокруг него сразу стали все суетиться, будто это он высокопоставленный гость, а не Николас. Принца же повели в личный кабинет Мудреца. Ступая по извилистым коридорам, он все больше восхищался богатым убранством. На стенах висели узорчатые гобелены, в огромных окнах переливались изысканные витражи. Ему показалось, что его светлость нашел серебряную руду: на столах с белой скатертью, идущих вдоль залов, сверкали кубки, тарелки и подсвечники из драгоценного металла.

Николас еще раз убедился, что не лорд-маршал, а Мудрец — истинный правитель унылого острова.

Провожатый остановился у двойной двери с резьбой по дубу, над ней лорд-маршал заметил покрытый эмалью герб — крест с расширяющимися концами поверх круга. Прищурившись, он подумал, что где-то уже видел нечто подобное, и тут вспомнил, что эта эмблема была на брошах, которые носят Атайя с Джейреном. Только там она служила задним фоном для золотой короны.

Пока Николас изучал герб, озабоченный его символикой, провожатый покинул его, чтобы доложить хозяину о прибытии гонца. Принц воспользовался минутным уединением, успокоился и собрался с мужеством. Когда его наконец пригласили войти, он молился, чтобы не казаться внешне столь же встревоженным, как внутренне.

Вертя в голове титул «Мудрец» последние две недели, он представлял себе старца со слезящимися глазами и седой головой, а еще с костлявыми покатыми плечами — кого-то вроде верховного лорда Бэзила, который прекрасно вписывается в тихую библиотеку, обставленную книгами, чернильницами и пергаментом для излития собственных идей. Добавив к этому ауру таинственности, что царила вокруг малоизвестного культа колдунов, Николас нарисовал себе хитрого скрытного человека, который маячит в темных углах и подливает яд в кубки королям, избегая открытой атаки.

Брандегарт из Крю оказался совсем другим. Мудрец вгляделся в Николаса, пытаясь определить, что за создание подослал лорд-маршал. Принц понял, что его светлости незачем действовать украдкой: если ему понадобится убить человека, он протянет руку и свернет ему шею с такой же легкостью, с какой прихлопнул бы комара. Колдун оказался высоким мужчиной едва за сорок, похожим на пирата благодаря смуглой коже и черным волосам до плеч. На груди крученое металлическое ожерелье, с которого свисали маленькие горгульи с открытыми ртами. Накачанные бицепсы украшали плоские серебряные браслеты и старые шрамы. Одет Мудрец был только в жилет из овчины и шерстяные бриджи, засунутые в замшевые сапоги: практичная одежда, которая своей убогостью бросала вызов погоде.

Внимание Николаса привлекли в первую очередь его глаза — проникновенные зеленые глаза, за которыми шел нескончаемый поток мыслей, словно воды океана перед бурей, которые нетерпеливо пенятся в ожидании момента, когда можно будет разразиться бешенством.

— Так, значит, тебя послал лорд-маршал?

Голос Мудреца наполнил каждый миллиметр пространства — пространства более обширного, чем любая зала в замке Делфар. Палата пестрила серебром. В металле отражались два красных светящихся шара, висящих под потолком: они заменяли дюжину свечей. Было очень тепло. Откуда-то близко донеслись звуки арфы, и Николасу показалось, что они исходят из огромного глиняного кувшина около камина.

— Да, ваша светлость, — сказал он, собравшись с мыслями, и поклонился. — Лорд-маршал получил ваше послание и шлет ответный подарок.

Николас вытащил из-под накидки небольшой кусок сукна, развернул его в руках, словно торговец, гордо показывающий свой товар на ярмарке. Мудрец на мгновение изумился, и принцу стоило большого труда скрыть облегчение. Хотя для него это была просто полоска черной шерсти, для мага здесь таилась рунная вышивка. Принц надеялся, что сестра не обидится на него за разглашение тайн или простит, учитывая обстоятельства.

— Лорд-маршал просит передать, что ваши предупреждения были излишни, — продолжил принц, пытаясь принять покорный вид человека, который рожден подчиняться, а не управлять. — Он никогда не испытывал враждебности к вашему народу и отнюдь не хочет причинить ему зла. Он посылает этот дивный шарф в знак своей дружбы.

Брандегарт, довольно ухмыляясь, поднял ткань и прошелся пальцами сквозь бестелесные нити света, чье расположение Николас мог определить только по движению кисти Мудреца.

— Интересная вещичка, — с откровенным восторгом проговорил он и вновь взглянул на гонца, приподняв бровь. — Необычный подарок от жителя Кайта.

Николас ничего не ответил, лишь кивнул.

Мудрец восхищался шарфом еще пару минут, затем аккуратно отложил его в сторону и указал посыльному на стул у камина. В нем пылал не огонь, как заметил принц, а горка раскаленных камней, какие он видел в лагере Атайи. Но там они излучали меньше тепла. Принц скинул с плеч накидку: теперь понятно, почему его светлость так легко одет.

Посмотрев внимательней в камин, он заметил, что камни покрыты красным липким веществом, смахивающим на кровь.

— Лорд-маршал с благодарностью принял бы пару таких дивных камней, — с улыбкой отметил Николас, пытаясь изобразить не меньшее упоение, чем Мудрец при виде рунной ткани. — В его палатах сквозняк и холод.

— Еще бы, — произнес Брандегарт тоном, из которого было ясно, что он не собирается что-либо менять по этому поводу.

Затем он потянулся к керамической посуде над очагом и поставил чашку на кувшин вверх дном. Арфа вмиг замолкла.

— Нельзя выпускать ее всю сразу, — между делом сказал Мудрец, — иначе мне на вечер не останется. — Не обращая внимания на изумление собеседника, уже неподдельное, он опустился в мягкое кресло напротив и вздрогнул, словно от боли. — Мой посыльный, Курик, говорит, что лорд-маршал — брат короля.

— Это действительно так, сир, — проглотил слюну Николас в надежде, что магу не описали его внешность.

Повезло, что он не натолкнулся на Курика в коридоре замка и, на всякий случай, не снимал капюшона.

— Странное место для принца Кайта, не думаете? — На лице Брандегарта сияла загадочная улыбка. — Не многие жители Кайта находили повод навестить Саре, а тем более остаться здесь жить. Но вы правы: если бы я знал, кто он такой, то не стал бы слать угрозы. Я слышал о его сестре-маге и знаю, что он с ней в ладу.

— Истинно так.

Мудрец задумался.

— А вы хорошо его знаете?

Николас равнодушно пожал плечами.

— Насколько вообще можно знать принца, мой господин, — сказал он как настоящий курьер.

Его светлость, как и ожидалось, засмеялся.

— Достойный ответ. Но вы не откровенны со мной, сир, — упрекнул маг, продолжая улыбаться. — Или правильней обратиться «ваше высочество»?

Принц весь напрягся, пытаясь рассчитать, насколько ему теперь нужно испугаться. Ранальф оказался прав. Сбить с толку Дарэка — одно, а колдуна — совсем другое, тем более если учесть способности Мудреца.

— Мой отец всегда нас так проверял, — сказал Николас и прикоснулся к виску, пытаясь уловить знакомое ощущение, которого, как ни странно, не обнаружил. — В детстве я ничего не мог от него скрыть.

Он посмотрел на лицо мага, но не смог определить, то ли его позабавили воспоминания принца, то ли он придумывает изощренный метод убийства.

— Покуда я не знаю, кому доверять, — сухо произнес Брандегарт, — тест на ложь — полезная вещь. Многие люди хотят занять мое положение, не пройдя через соответствующие каналы. Но, по правде сказать, проверять вас не было никакой необходимости, — признал он уже добродушней. — Курик воссоздал для меня ваш образ несколько дней назад. Он прихватил вашу частицу, когда приезжал в поместье.

Николас сначала удивился, но потом вспомнил, что Фельджин однажды сделал медальон для Атайи. Внутри было изображение Тайлера, сотворенное из одной его частицы.

— Но я ничего не почувствовал.

— Если бы вы почувствовали, — вяло проговорил Мудрец, — я бы упрекнул Курика в неуклюжести. — Он взял с маленького стола графин. — Вам нравится наше виски? — спросил он и, не дожидаясь ответа, наполнил два кубка янтарной жидкостью.

Николас отпил совсем чуть-чуть, чтобы оставаться трезвым.

— Сожалею, что прибег к обману. Я просто не знал, какой прием меня здесь ждет.

— Нет надобности извиняться, — уверил его Брандегарт. — Я впечатлен, что вы набрались храбрости приехать самостоятельно, вместо того чтоб послать гонца. И мне лестно, что вы так перепугались. Скажите, вы думали, я сделаю с вами что-то отвратительное? К примеру, превращу в свинью? — Мудрец затряс головой, усмехаясь нелепости догадки. — Так говорят всем малышам.

— Нет, я…

— Это она вас сюда послала, так? — спросил он, словно выпустил стрелу из арбалета. — Ваша сестра Атайя?

— Нет! — выпалил Николас. Пока принц не нащупал почву, он не хотел втягивать в дело Атайю. — Я сам решил поехать сюда.

Брандегарт глотнул виски и взглянул гостю в глаза. Принц понял, что его испытывают: Мудрец проник в его сознание, словно перышком коснувшись мозга.

— Значит, так оно и есть, — объявил маг. — Но зачем?

— К западу от Рэйки не так много колдунов. До Атайи дошли слухи о вас, и она весьма заинтересовалась. Ей рассказывали какие-то легенды, но неизвестно, сколько в них правды. Я приехал, чтоб раздобыть сведения.

Брандегарт отвернулся, рассеянно обводя пальцем край кубка.

— Я тоже слышал о ней пару легенд. — Он замолчал, явно не собираясь вдаваться в подробности. — Что говорят обо мне в Кайте? — спросил он, резко повернувшись.

Зеленые глаза засверкали при мысли о его дурной славе.

Николас передал, что знал: Мудрец — предводитель секты магов, коим стал, одержав победу, и кроме этого, о нем ничего не известно.

— Секта, — презрительно сплюнул Брандегарт. — В Рэйке нас считают сектой. Так, значит, ваша сестра больше не в заточении? — вдруг спросил он. Хотя Мудрец пытался сохранять отрешенность, принц понял, что возбудил его интерес. — Мы изолированы от континента, но вести до нас доходят, правда, с двухмесячным опозданием. Последнее, что я слышал: ее судили и заключили в клетку за то, что она защищала колдовство.

— Да, ее освободили несколько месяцев назад.

— А, понимаю. И теперь ей любопытно узнать что-либо обо мне, — продолжил он, откровенно польщенный. Маг кивнул, будто давно ожидал такого развития событий. — Мне кажется, ей хочется нечто большее, мой принц, — добавил он, многозначительно подняв бровь. — Вероятно, ей нужна моя помощь, и она вас прислала, чтоб ее просить.

Брандегарт улыбнулся Николасу, который должен был бы тотчас во всем признаться, но принц лишь заерзал на стуле. Он не хотел злить хозяина замка, но лгать, как уже понятно, нет никакого смысла.

— Ну, нет… конкретно так она не сказала.

С лица мага вмиг исчезла улыбка. Он откровенно удивился, но вскоре пришел в себя.

— А… так, значит, это еще впереди. — Мудрец постучал пальцами по столу, отбивая быстрый ритм, отчего стало ясно, что он взволнован. — Если Атайя не хочет поддержки, тогда, возможно, она боится, что мои люди вернутся в Кайт и вмешаются в ее дело.

Принцесса действительно опасалась этого, но Николас ничего не ответил, потому что его сбило с толку одно слово.

— Вернутся?

Брандегарт снисходительно улыбнулся.

— Неудивительно, что ваши историки забыли упомянуть, что горстка колдунов пережила погромы Фалтила. Намного лестней утверждать, что он уничтожил их всех. Нет, — продолжил маг, — мои люди живут на острове уже почти два века, ваше высочество, и он нам вполне нравится.

Николас не мог объяснить, откуда у него возникли подозрения, но шестое чувство подсказывало, что внешне довольный Мудрец не прочь пополнить свои ряды. Принц довольно долго жил при дворе и сразу видел человека с амбициями. Брандегарт не остановится на маленьком острове.

— Мы давным-давно могли бы переправиться в Кайт и предложить помощь вашему отцу, — подчеркнул маг, заметив сомнения лорд-маршала. — Всем было известно, что Кельвин пытался улучшить участь лорнгельдов. Мы же не предприняли ничего, мы остались на Саре.

Объяснение звучало логично, но почему-то неубедительно.

— Значит, вы вообще не собираетесь возвращаться? — спросил Николас.

— Я этого не говорил, — ответил Мудрец, и, судя по напряженному тону, он не хотел углубляться в эту тему. — Просто еще не пришло наше время. — Затем он поднялся на ноги и подал принцу его накидку, резко положив конец беседе. — Ну вот и свиделись, лорд-маршал. У меня дела, и если я задержу вас слишком долго, то ваши слуги решат, что я истинно превратил вас в свинью.

Николас принял накидку, пора было уходить. Его взволновало заявление Мудреца, что он поведет свой народ в Кайт, пусть это случится и не в скором будущем.

— Вы правы, — согласился принц. — Мой канцлер не одобрил желания навестить вас, и я не хочу, чтобы он зря беспокоился.

— И у него есть на то причины. Ваш предшественник был достаточно умен, чтобы не перечить мне, а вот лорд-маршал, которого прислали до него, поехал в мой замок и не вернулся. Он позволил себе принести корбаловый кристалл без моего ведома. Очевидно, его никто не предупредил, что подобное неповиновение карается смертью.

Николас не мог пропустить намек мимо ушей.

Когда они подошли к двери, Брандегарт по-дружески хлопнул принца по плечу, чтобы не заканчивать встречу на зловещей ноте.

— Вы, похоже, славный человек, — одобрительно отметил он. — Я бы хотел увидеть вас снова.

— Я тоже был бы рад. — Николас окинул взглядом кабинет Мудреца и остановился на паре обитых кожей стаканчиков на каминной доске. — Скажите, а вы случайно не играете в кости?

Широкая улыбка и морщинки вокруг глаз мага были достаточным ответом.

Глава 14

— Но, лорд, вы не можете отвернуться от них, — сказала Атайя, балансируя на грани убеждения и самоунижения: прося о помощи или уже моля о ней. — Если вам небезразлична судьба людей вашего графства, вы должны переменить свою точку зрения. Оба наших отца хотели этого.

Герцог Касторский сердито посмотрел на нее исподлобья, нахмурив тонкие брови-ниточки. Он был одним из самых могущественных землевладельцев Кайта и сыном лучшего друга Кельвина. Однако на данный момент Аркаус не стремился признать наличие каких-либо уз с единственной дочерью покойного короля. Он даже не предложил ей погреться у камина, а настоял на разговоре в уединенном уголке двора, подальше от любопытных взглядов слуг.

— Вы здесь непрошеная гостья, моя госпожа. — Голубые глаза герцога были холодными, как покрытая снегом земля под ногами. — Вы и ваш супруг. Молю вас, уезжайте, и как можно быстрей, пока никто не заметил вашего визита.

— А вы прогнали бы из своего дома Кельвина, если бы он пришел за поддержкой? — не унималась Атайя. — А ваш отец отказал бы ему? Я просто продолжаю дело короля и надеюсь, что вы будете первым, кто изъявит желание ко мне присоединиться. В память о дружбе наших отцов.

— И только благодаря этой дружбе я не доложу о вас Трибуналу, — строго ответил тот, и в холодном воздухе образовались клубы пара от его дыхания. — Мой долг — защищать фермеров. На прошлой неделе в Торрее сожгли троих мужчин за то, что они скрывали колдуна у себя в хлеву. Один безымянный лорнгельд принес столько несчастья, а если пройдет малейший слух о вашем присутствии в моем графстве, Трибунал мне голову снесет, тем более если узнает, что вы ступали на территорию замка.

— Значит, мы должны позволить им запугивать нас и заставлять жить по их жестоким законам? Подвергать себя «святому» ритуалу отпущения грехов?

Как ни странно, герцог не стал возражать. Вероятно, он придерживался той же позиции, но не хотел ввязываться в чужие проблемы.

— Принцесса, я последний раз прошу вас покинуть мой дом, пока я не приказал, чтобы вас с мужем выгнали силой. И никому не говорите, что вы здесь были, — никому!

Аркаус хотел засыпать ее угрозами, но его голос дрожал, выдавая, как он напуган.

Герцог развернулся и пошел прочь. Не прошло и минуты, как главный стражник выпроводил Атайю с Джейреном за пределы ворот и оставил в снегу, словно попрошаек, которым отказали в корке хлеба.

Атайя закуталась в складки походной накидки и уныло вздохнула, оглянувшись на обитую железом боковую дверь, крепко запертую за ней.

— Он был нашей последней надеждой.

— Он был последним в списке Мозеля, — поправил Джейрен. — Не сомневайся, есть другие люди, которые с радостью нам помогут… мы просто пока не знаем кто.

Принцесса посмотрела на мужа с уважением, подумав, как ему удается уже не первый раз сохранять оптимизм в самых отчаянных ситуациях.

— Надеюсь, мы скоро поймем, к кому обращаться, — сказала она, пнув ледышку на дороге. — Даже если нас поддержат в деревнях, пока мы не перетянем на нашу сторону нескольких землевладельцев, будет трудно вести кампанию — трудно ее финансировать.

Джейрен растирал ладони и дул на них, чтоб не онемели.

— Давай, пора домой, — заключил он. — Там не столь шикарное место, но единственное в Кайте, откуда нас не вышвыривают на снег.

— Хотя боюсь, найдутся желающие и это сделать. — Атайя чувствовала, что не все в лагере благосклонно относятся к ней, а некоторые открыто досадуют, что у них единственный выход избежать отпущения грехов — прийти к принцессе за помощью. — На обратном пути надо зайти в таверну «Черные львы» и посмотреть, не оставил ли для нас Кордри рунной ткани. Дриана отправилась в Килфарнан искать брата, и я попросила передать Кордри, что у нас заканчивается его сукно. А потом сразу домой и отдыхать. Если это возможно в компании сотни учеников-колдунов, которые круглые сутки портачат заклинания, — сухо добавила принцесса.

Они оказались в Кайбурне поздним вечером. Атайя выбрала пустынную улочку в городе и переместилась туда прямо из дубовой рощи у замка герцога, избежав прогулки в сотню миль. Убогая улица была залита помоями: даже снег не перебивал вонь. И, Джейрен удивился, что его жена так детально знает это дыру, чтоб выполнить заклинание транслокации.

— Мы около притона, где когда-то мы с Ранальфом нашли Кордри, — объяснила она, позабавленная тревожным видом супруга, который задумался, насколько жуткие заведения посещала Атайя до его прибытия в Кайт.

Добраться до знакомых улиц оказалось не так просто, потому что скользкие булыжники мостовой покрылись льдом и застывшей грязью. Джейрен взял путь к таверне «Черные львы». Вскоре они сморщились, почувствовав ядовитый запах гари. Завернув за угол, за которым должна была открыться небольшая площадь перед таверной, парочка увидела сожженный каркас здания: от крыши и стен осталась груда почерневших балок, усыпанных пеплом. Из-под обломков торчал кусок вывески — два черных льва на малиновом фоне, знак королевского рода Трелэйнов. Табличка неузнаваемо покорежилась, и Атайю всю передернуло при виде надругательства над семейным гербом.

Джейрен остановил женщину, которая плелась мимо, прижимая к груди гниющие луковицы.

— Извините, госпожа, вы не скажете, что здесь произошло? Нас с женой не было в городе несколько недель, и…

— А почему вы интересуетесь? — прозвучал ее враждебный и в то же время напуганный голос. — Вы друзья Руперта?

— Да, — закивал Джейрен.

Если он думал, что после этого признания женщина перестанет волноваться, то ошибался; ее страх только возрос.

— Не трогайте меня! — приглушенно крикнула она, закрыла лицо лохмотьями и поспешила прочь.

Атайя перевела взгляд с удаляющейся оборванки на остатки таверны Руперта.

— Трибунал, должно быть, выследил Натана, — пробормотала она.

— Вот это зрелище, да? — произнес человек за их спиной, и принцесса вздрогнула от неожиданности. Она надеялась, что незнакомец не слышал ее слов, и, судя по его широкой улыбке, была права. — Жаль, вы не видели пламени: языки поднимались как шпили собора.

— Что произошло?

— А вы не знаете? — ухмыльнулся мужчина и тотчас закашлялся. Вряд ли он переживет зиму. — Вы, наверно, нездешние, — продолжил он, восстановив дыхание. — Владелец, человек по имени Руперт, послал своего сына к колдунам в лес. И сам с ними связался — чертовски опасный шаг, как я считаю. В итоге на прошлой неделе его арестовали, — перестал улыбаться он. — Вы его знали?

Во взгляде незнакомца вдруг мелькнула алчность, и Атайя насторожилась. Он явно хотел найти друзей Руперта, чтобы заработать пару монет, сдав их Трибуналу. Из-под изношенной накидки торчали добротные кожаные сапоги: вероятно, он уже получал подобные вознаграждения.

— Нет, — равнодушно ответил Джейрен, тоже заметив перемену в манере мужчины. — Я слышал, что в этом заведении подавали отменный эль, вот и все. Мы с женой поищем другое место.

Незнакомец слегка огорчился, но не стал переживать: очевидно, привык к неудачам.

— Попробуйте, но этой зимой трудно найти хороший эль, и стоит он дорого. В городе в изобилии только крысы и злые люди.

Атайя сочувственно кивнула, взяла Джейрена под руку и пошла прочь. Хотя Кайту не грозил голод, во всех графствах собрали плохой урожай, и народ заботливо хранил запасы. Большинство переживет зиму, самая тяжелая доля выпадет нищим и, как знала Атайя, лорнгельдам, гонимым из дома Трибуналом. За время странствований принцесса не раз слышала, что люди ропщут, будто скудный сбор и холодные ветра — наказание Божье за колдовской беспредел. Ей оставалось только молиться, что погода улучшится, и недовольство не перерастет во враждебную реакцию, с которой она будет не в состоянии совладать.

Когда вечером они вернулись в Эльсский лес, Атайе показалось, что она вошла на территорию чужого лагеря. На просеке громоздились конусовидные палатки — втрое больше, чем когда они уехали месяц назад. Словно некая армия осадила ветхий монастырь, соорудив вокруг временные жилища.

— Бог мой, их, должно быть, сотни, — произнес Джейрен, изумившись не меньше жены.

Хотя снаружи было мало незнакомых людей — видимо, лорнгельды грелись внутри у раскаленных камней, — возросшее число колдунов ощущалось по гулу голосов, приступам кашля, чиханию, неугомонному плачу детей и терпкому, всепроникающему человеческому запаху, какой неизбежно возникает, когда слишком много народу живет вместе.

Когда добрались на другой конец поляны, Атайя поняла, что далеко не все жители находятся внутри палаток. Десятки лорнгельдов стояли за часовней, некоторые из них вытирали глаза платками, а двое копали яму, очень походившую на могилу.

— Что это?

Все они в одночасье повернулись, услышав голос Атайи. Из толпы вышел Кейл.

— Терренс… кровельщик, — произнес он, опустив голову. — На прошлой неделе простуда дала осложнение на легкие, и у него не хватило сил бороться с болезнью. Он… умер несколько часов назад.

Атайя не успела выразить соболезнования, как в толпе послышался злой рев: ее узнали. Из оравы выделились пятеро — трое мужчин и женщина с совсем маленьким ребенком с заплаканными глазами — и стали приближаться к ней.

К ужасу принцессы, среди них был Саттер.

— Мы вас тут заждались, — бросил он негодующий упрек. — Пока вы там обедаете с крупнейшими землевладельцами Кайта, мы постепенно с голоду дохнем. Если вы не примете срочных мер, мы все кончим, как Терренс!

— Обедаю с…

Голос принцессы захлебнулся от изумления. Последний месяц с ней грубо обращались, лорды и селяне выгоняли ее из своих домов, но ничто не оскорбило Атайю так сильно, как необоснованное обвинение Саттера.

— Послушай, Саттер, — вмешался Джейрен, пока Атайя не взорвалась от ярости. — Нас не было почти месяц, и мы только ступили в родной лагерь, дай нам хотя бы пару минут…

— Мастер Тоня говорит, что нам можно выпивать только два кубка эля в день, — продолжил Саттер, не обращая на него внимания. — Два кубка! Как на них можно пропитаться? А сыр мы вообще получаем через день — к тому же четверть порции. Да в доме моего отца посудомойкам дают больше!

Атайя бросила на него испепеляющий взгляд: у людей умер друг — умер один из них, а Саттер думает о своем желудке.

— Тогда возвращайся работать на кухню отца. Тебя здесь никто не держит.

Сын барона больше всего ненавидел, когда ему напоминали, что он здесь по собственной воле, поэтому вмиг закрыл рот. Однако его молчание только обеспокоило Атайю. Долгая обида Саттера когда-нибудь выплеснется подобно магическим силам под блокировкой.

— О, да бог с ним, с сыром, нужно спасаться от холода, — сказала женщина, прижимая к юбке ребенка. — Мой мальчик болеет с начала зимы, а я сама простужаюсь, сколько б раскаленных камней ни сотворила. Джильда говорит, что в лагере не осталось лишних одеял.

— И что-то нужно сделать с этими людьми, — пожаловался второй мужчина. — Палатки у канавы распространяют вонь до самых небес, отхожие места не засыпать всей золой в мире. Если мы не срубим еще деревьев, то будем спать друг на друге к Новому году!

— Если мы до него доживем, — угрюмо добавил третий.

Атайя подняла руки, чтоб остановить поток претензий.

— Я сначала поговорю с Тоней, хорошо? — сказала она, осторожно отдаляясь. — Расспрошу о сложившейся ситуации и посмотрю, что могу сделать.

Боже мой, я пять минут как вернулась, а меня уже закидали вопросами.

Атайя не нашла на кухне желанного уединения — последнее время любое место затоплено людьми, — но по крайней мере там было тепло и на нее никто не набросился. Тоня с Камероном сидели за дубовым столом и месили тесто, Джильда, Жерар и Мария чистили небольшую горку рыбы, двое загорелых мужчин склонились над котлом, готовя похлебку с неприятным запахом тыквы.

— Руперт! Натан! — воскликнул Джейрен, поспешив к ним. — Слава Богу, вы живы. Мы видели, что осталось от таверны, и обдумали самое худшее.

Он быстро представил Руперта Атайе — им раньше не доводилось встречаться, — и после неуклюжего поклона от всей души Руперт повесил ковш на крючок и сел за стол рассказать, как все было.

— Натан вернулся работать в таверне неделю назад. Он выучил все заклинания и не знал, оставаться ли ему в лагере и помогать другим или нет. Некоторые наши соседи подозревали, где он пропадал последние несколько месяцев, но не подавали вида, пока в мою дверь два дня назад не постучали двое судей. Они хотели увести меня на допрос, но Натан отвлек их внимание пожаром на кухне, а меня окутал невидимым покровом. Натан сказал, что лучше уничтожить таверну, чем передать ее стукачу в награду, и я с ним в этом согласен, — энергично сказал Руперт.

Атайю потрясла стойкость этого человека, однако по легкому подергиванию губ было заметно, что он будет скучать по старому делу больше, чем хочет это признать.

— Трибунал не мог предвидеть, что, спалив таверну, я пополню ряды учителей лорнгельдов, — добавил Натан из-за его плеча.

— Да, кстати, — повернулась к Атайе Тоня, смывая с рук остатки теста. — У меня есть сообщение от Мэйзона: он связался с нами вчера вечером. — Хмурое лицо не предвещало ничего хорошего. — Он сказал, что Ауреля убили.

Атайя с Джейреном обменялись взглядом, однако не удивились. Аурель давно играл со смертью и наконец потерпел поражение.

— Инквизиторы?

— Нет, их кто-то опередил. Мэйзон сказал, его повесила толпа горожан. Они так боялись, что их из-за него арестуют, что решили избавиться от бунтаря раз и навсегда.

Атайя устало облокотилась о стол.

— Дурной знак. Если такое произошло в Килфарнане, то может случиться и в Кайбурне. Или, еще хуже, прямо здесь, в лагере… наш собственный народ встает против нас. Недостает только пары таких горячих выскочек, как Саттер.

— Саттер — зазнавшийся осел, — выразил свое мнение Натан, бросив в котел еще одну тыкву. — Все эта знать одинакова, думает, что владеет миром, — сплюнул он. — Ну, кроме вас двоих, конечно, — добавил он, взглянув на Атайю и Джейрена.

— Саттер мутит воду и очень много говорит, но сомневаюсь, что он готов действовать, — заметил Джейрен. — Он не похож на человека, у которого хватит мужества лезть в драку.

Атайя согласилась, она совсем недавно своими глазами видела, как быстро он замолк под напором ее слов. Да, Саттер изливает душу всем подряд, но в его плаче уже меньше опасности: пропали лозунги собрать армию колдунов и свергнуть короля. Саттер перевел свою враждебность в иное русло — на мелкие заботы. Он мерзкий тип, но его можно терпеть.

— Можно только надеяться, что некоторые встанут и уйдут, — отметила Тоня, вытирая со щеки муку. — Некоторые так уже сделали. Кениг с Файером и та женщина из Дубина… Не помню ее имени. Ее обучал Жерар.

— Там снаружи есть еще парочка-другая настолько разозлившихся, что вот-вот сорвутся с места, — добавила Атайя. — А что это за система с дозированием эля?

Тоня фыркнула от упоминания щекотливой темы.

— У меня не было выбора, Атайя. Ты же видела, сколько там палаток — мы приближаемся к пятистам, и в хранилище не на всех хватает зерна. Кейлу пришлось поставить караульных, чтобы народ не восстал и не разграбил склад. Я наложила на него защитный покров, но в лагере есть колдуны, которые научились его снимать, если никто не смотрит.

Атайя закрыла глаза и начала тереть виски — еще один узел надо распутывать.

— Я пересчитаю деньги, а затем загляну в хранилище, чтобы определить, насколько нам придется затянуть пояса. Затем подумаю о перенаселении и морозе. И только потом, если останется сил, займусь тем, о чем истинно должна болеть моя голова: как научить их всех заклинаниям и выпроводить, чтоб они в свою очередь обучали других и сняли с нас часть нагрузки.

Она с благодарностью посмотрела на Натана, чтобы тот знал, как сильно ей нужна его помощь, и направилась к двери.

— Кстати, Мэйзон упомянул что-нибудь о доставке рунной ткани? — спросила она Тоню уже у порога.

— Ни слова, — ответила Тоня.

— Странно, — сказала Атайя, встревоженно потирая подбородок. — Я поручила Дриане взять это дело на себя, а она должна была добраться до его лагеря неделю назад. Надеюсь, с ней ничего не случилось.

— Не стоит беспокоиться, — уверила ее Тоня. — С ней Коннор, а к мужчине такого роста никто не полезет. Если идти в обход, а не по дорогам, которые патрулируют люди Трибунала, то можно сильно задержаться.

Атайя кивнула, временно отбросив страхи.

— Ты, наверно, права. Хоть они сами и не колдуны, но им не менее страшны судьи, если кто-нибудь узнает об их пребывании в лагере.

Принцесса выкинула Дриану из головы и пошла заниматься более насущными проблемами.

— Госпожа Дриана, как хорошо, что вы вернулись, — сказал Тулис, управляющий замка Мудреца острова Саре, доставая из кареты маленькую сумку, и повел ее в большой зал. — Погода стояла ужасная, и его светлость волновался за вас.

— Не стоило, — ответила Дриана. — Ведь это он утихомирил воды, чтобы я перебралась через канал. Хотя я чуть не заледенела до смерти. И почему он не навеял теплый ветер?.. — Островитянка откинула капюшон: крошечные льдинки повисли на ее волосах и сверкали, словно алмазное ожерелье. — Я уже даже забыла, как сильно ненавижу путешествовать зимой… еле ползешь, ломая корку льда, в лодке размером с ушат. Я трижды упала, и как мы только добрались до суши целыми?

Тулис кивнул из вежливости, выражая нужную долю сочувствия во время затянувшегося перечисления ее бед.

— Как я понимаю, с вами был Коннор? — спросил он, когда Дриана остановилась перевести дыхание.

— Он ехал верхом перед каретой. Сейчас, наверно, уже в казарме. — Островитянка злобно усмехнулась. — Там ему и место. У этого человека очарование и разговорчивость, как у сорняка. Зря Бранд уговорил меня взять его с собой.

Тулис наклонил голову в знак мягкого упрека.

— Коннор не вельможа, моя госпожа, но он хороший солдат. И вы всегда находились под надежной защитой.

— Должно быть, — признала она, беззаботно пожав плечами. — Но нам пришлось жить в одной комнате в лагере принцессы. Я об этом уже упоминала? Там мало места, и раз уж я всем сказала, что мы муж и жена, то это все и определило. Коннор, конечно же, спал на полу, — поспешно сообщила она, чтобы избежать скандала.

Поднявшись в галерею, Тулис поставил ее сумку перед коридором с дверьми, украшенными эмалированным гербом.

— Как он? — спросила Дриана, когда управляющий уже поклонился, чтобы уйти.

— Почти поправился. Шрамы остались, и болит в груди, когда влажно, а так он здоров.

Тулис улыбнулся, чтобы успокоить ее, и удалился.

Дриана беззвучно открыла дверь и засияла как шаловливый ребенок при виде знакомой фигуры. Он сидел в мягком кресле лицом к камину, слегка сгорбившись, словно только что задремал. Дриана подкралась неслышно, словно ветерок, и положила руки на спинку кресла. Он не шелохнулся, даже не задышал быстрей, видимо, не заметил ее приближения. Островитянка нагнулась поцеловать его, но вместо грубой кожи щеки ее губы поймали лишь воздух. Она вздрогнула и отпрянула. В тот же миг сзади раздался веселый хохот.

Изобразив недовольство, она медленно развернулась и уперла руки в бока.

— Я хотела сделать тебе сюрприз.

Брандегарт слегка приподнял брови.

— Когда же ты запомнишь, мое солнышко, что никто не способен удивить меня.

Дриана влет пересекла комнату и пала в его объятия. Прижала его к себе и неприятно изумилась, когда он со стоном вырвался.

— Не так сильно, Дриана… ребра еще болят.

Женщина сложила губы, обеспокоенно разглядывая его.

— Прошло уже полгода, Бранд. Тебе раньше никогда не приходилось восстанавливаться после вызова на состязание так долго. Брессель нанес тебе больше ран, чем ты меня уверял.

— Он был хорош, — просто ответил Мудрец, потирая заболевший живот. — Наверное, лучший, с кем мне доводилось сталкиваться. Но все же самый сильный удар нанес я, — добавил он, хитро подмигнув, — поскольку Бресселя больше нет с нами.

Брандегарт снял с нее мантию, нежно коснувшись белой шеи, а затем бросил сырую шерстяную одежду сушиться на скамеечку для ног. Дриана подошла к очагу, чтобы погреться, затем посмотрела на кресло, которое на самом деле было пустым.

— Искусная иллюзия, — отметила она.

— Еще бы, — согласился Мудрец, восхищенно глядя на своего бестелесного двойника. — Я работал с превосходным материалом. — Он махнул рукой, и подделка исчезла. — Теперь рассказывай, Дриана, рассказывай все, за чем я тебя послал.

Островитянка окинула его хмурым взглядом.

— Я отсутствовала почти пять месяцев, Бранд, и мне много чего есть сказать. Может, ты сначала предложишь мне вина, а потом я начну?

Мудрец с радостью выполнил просьбу, и когда в руках женщины был бокал терпкого хереса, а рядом у очага любимый человек, она открыла все, что узнала о кампании Атайи, и главное — о самой принцессе.

— Она совсем не та, какой я ее представляла. Не испорченная, не высокомерная… честно говоря, она на принцессу-то не похожа. Просто колдунья уровня адепта.

— Такая же могущественная, как я?

Дриана замялась и задумчиво глотнула вина. Она не смела лгать ему, но правду нужно преподнести правильно.

— Трудно сказать. Не знаю, какими способностями она обладала раньше, но сейчас, возможно, она равна вам… если не превосходит.

Глаза Мудреца сверкнули от зависти, и Дриана поспешно пояснила:

— Я уверена, что ее дар был не столь уж великим, Бранд. Но время, проведенное под блокировкой — больше трех месяцев, — сделало ее сильней. Никто не знал, что такое может произойти. И какое имеет значение, если Атайя обрела чуть больше магических способностей? — пренебрежительно добавила она. — Принцесса всего два года как стала колдуньей, а ты совершенствуешь свои заклинания уже двадцать лет.

— Твоя правда, — сказал он, немного смягчившись. — Какое бы преимущество они ни получила, находясь под блокировкой, оно не делает ее всемогущей. Она расширила свои силы отнюдь не праведным способом… прямо как ее отец, — с оттенком злобы произнес он, — который добился колдовского таланта, хотя и не родился с ним. — Мудрец задумчиво почесал подбородок. — Интересная затея это наложение блокировки. — Я знал, что оно может спасти мага от воздействия корбалового кристалла, но здесь должно быть что-то еще: вероятно, возрастание давления, которое постепенно вырезает новые тропы и усиливает действие чар.

— В том случае, если экспериментатор останется жив, — предупредила Дриана. — Атайя была на грани смерти, когда ее нашли, но сейчас… даже не скажешь, что болела! Ее заклинания сохранения длятся дольше всех, она дальше видит своей визуальной сферой, и у нее никогда не кружится голова после транслокации.

Брандегарт вздернул голову.

— Транс… ты уверена? Ни один колдун не умел перемещаться в пространстве со времен Дамерона!

Дриана улыбнулась.

— Я так и знала, что тебя сей факт заинтересует. Ему удивляется даже Совет мастеров. — Она нагнулась ближе. — Принцесса, кстати, с ними в близких отношениях.

— Вот это да! — словно отрыгнул Мудрец. — Элитное сборище моралистов, которые запрещают любое заклинание, от которого им не по себе.

— Это на твое усмотрение, но они уже предупредили ее о тебе.

Брандегарт равнодушно махнул рукой на ее слова.

— Предупредили? О чем? Они сами ничего не знают о моих людях и планах. Если бы знали, — добавил он, угрюмо улыбаясь, — давно бы попытались меня уничтожить.

Отставив в сторону херес, который предпочитала Дриана, он встал и налил себе щедрую порцию виски.

— У тебя есть еще неприятные сюрпризы для меня? — спросил он, взбалтывая янтарную жидкость. — Наша принцесса случайно не открыла в себе способность превращать железо в золото?

— Ну… блокировка дала ей одно новое умение, — неохотно начала Дриана и слизала с губ вино, боясь его реакции на то, что должна была сообщить. — Атайя может определить, кто станет колдуном до наступления мекана.

За все годы совместной жизни она ни разу не видела, чтобы Брандегарт был настолько обескуражен. Никто не в силах удивить Мудреца, как он любил поговаривать. Дриана ожидала от него по крайней мере припадка ярости, однако значимость этой новости лишила его всяких низменных эмоций. Островитянка взяла у Мудреца из рук бокал, испугавшись, что он выронит его и разобьет вдребезги драгоценный хрусталь.

— Ты в этом уверена? — спросил он после долгой паузы. — Ты точно знаешь, о чем говоришь?

Дриана медленно кивнула.

— Я слышала, как она сама об этом упоминала. Не знаю, как она определяет, но факт остается фактом. Я уверена.

— Невероятно! — Мудрец был глубоко потрясен, но женщина чувствовала, как к его сердцу подкрадывается зависть. — Мне нужно будет поразмыслить над этим. — Он посмотрел ей в глаза, словно пытаясь проникнуть вглубь. — Ты спрашивала ее, проснется ли в тебе магический дар?

— Я случайно подслушала об этом таланте, она держит его в секрете. Но так сильно хотелось узнать, — сказала она, взяв Брандегарта за руку. — Если бы мы были убеждены, что я когда-либо стану чародейкой, то могли бы готовиться к свадьбе.

Мудрец рассеянно кивнул, гладя ее по голове, будто успокаивал плачущего ребенка.

— Мы ждали так долго, — уверил он ее. — Можем подождать еще несколько лет. Но для моего народа время ожиданий подходит к концу, — проговорил он, даруя Дриане лучик надежды. В зеленых глазах засверкал огонь от камина: перед ними развернулось его будущее. Голос стал громче. — Два долгих века бездействия. Подумать только: именно я возглавлю наш народ в походе за тем, что им истинно уготовано судьбой. Какую честь оказал мне Господь! Время пришло, Дриана. Все, что ты рассказала, — тому доказательство.

Женщина смотрела на него с открытым восхищением.

— Надеюсь, Бранд. Всем сердцем.

Забрав у нее свой бокал, Брандегарт зашагал по комнате.

— Значит, кампания Атайи идет не столь успешно? — сказал он, потягивая крепкую настойку, и кивнул, довольный тем, что новый дар принцессы ничуть не помог ей справиться со своими задачами. — Дамерон предвидел и это. Хотя признаю, это весьма странно. Возможно, наша принцесса не такая всемогущая, как кажется. В конце концов, разве магу уровня адепта сложно разбить короля Кайта? Он-то ничего не ведает в чародействе.

— Все не так просто, Бранд. Помнишь, я рассказывала тебе о колдуне, который пытался забрать у Атайи магические силы? О Родри? У короля Дарэка остались все его книги, и принцесса говорила, что он однажды воспользовался ими против нее.

— Не важно, какими знаниями обладает король Кайта, когда у него нет дара. Как только она соберет достаточную армию, он потеряет трон и…

Дриана поставила бокал на камин и поднялась на ноги.

— Бранд, ты не понимаешь. Атайя не набирает солдат и не собирается идти в атаку… — Голос постепенно стих, женщина пожала плечами. — Она просто учит лорнгельдов магии.

Мудрец резко развернулся, виски выплеснулось из бокала.

— Что? — прокричал он так, что затряслись оконные рамы. — Что это за восстание такое?

— Она убеждает их не идти на отпущение грехов, а потому обучает справляться со своими силами, чтобы они могли вернуться и жить дальше. Называет это войной одного колдуна. Вот и все.

— Значит, она просто надувает их! — заорал Брандегарт, снял с крючка железную кочергу и замахал ею, словно мечом. — Она надувает их!

Дриана отошла подальше, зная его темперамент.

— Возможно, но она часто нам говорила, что не станет нападать на брата в открытую. Многие лорнгельды ей поначалу не доверяли, думая, что Атайя замышляет нечто более дерзкое, чем нарушить пару законов, но она упорно повторяла, что ей не нужна корона. Некоторые рвались в бой, но она утихомирила их. Принцесса твердо решила использовать свои магические силы только с опорой на мораль.

Брандегарт громко фыркнул:

— Мораль — понятие относительное, Дриана.

— Возможно, но так она привлекает большое количество последователей. Ведь тогда Атайя — не отродье дьявола, какой хотят ее показать правители Кайта. Люди рекой к ней стекаются. Хотя они все в жалком состоянии. Этот новый орган правосудия — Трибунал — весьма опасен.

— Его и надо было ожидать. То же самое произошло двести лет назад. Ирония судьбы, если подумать, — ухмыльнулся Мудрец. — Нас с тобой здесь не было бы, если бы не преследования Фалтила. В каком-то смысле мы ему обязаны своим положением в мире и в будущем. — Вдруг он прищурился. — Мне кажется, Дриана, принцессе Атайе необходимо открыть глаза на истинное предназначение ее дара.

Островитянка опустила взгляд.

— Ты можешь попытаться переубедить ее, Бранд, но это будет непросто. Вряд ли она примет твою помощь.

— Тогда я подожду, пока за меня эту работу не сделает суровая зима и нехватка денег, — заключил он, повесив кочергу обратно. — Даже самый высокоморальный священник украдет хлеб, если будет голодать. Подождем. — Мудрец сел перед очагом, поманив к себе Дриану, и обнял ее за талию. — Так, значит, тебе понравилось шпионить?

Островитянка расслабилась, обрадовавшись, что он перешел к более приятной теме.

— Мне нравится делать все, о чем ты меня просишь, Бранд. Но мне не терпелось вернуться. Сначала было забавно опять превратиться в глупенькую крестьянскую девчонку, но потом мне стало противно, потому что слишком напоминало… откуда ты меня вытащил. — Она быстро поцеловала его. — Задумка оказалась полезной. Люди рассказывают слугам абсолютно все, думая, что это не опасно. Атайя наверняка поведала бы мне меньше, будь я титулом поближе к ней.

— Насколько я знаю, у нее уже нет никакого титула, — хитро отметил Брандегарт. Улыбаясь, маг гладил Дриану по волосам, словно любимого спаниеля. — Я горжусь тобой. Но скажи, как тебе удалось исчезнуть, не вызвав ненужных вопросов?

— Я уверила всех, что еду искать брата.

Брандегарт отвел хмурый взгляд.

— Его легко найти. Он уже восемь лет на одном и том же кладбище.

— Девин, — произнесла она, печально качая головой. — Как глупо было с его стороны надеяться стать Мудрецом.

Дриана хотела устроиться поближе к возлюбленному, но задела ногой бокал с вином, и его липкое содержимое вылилось перед камином. Заметив кусок черной тряпки на столе, она схватила его и стала вытирать пол.

— Нет, моя дорогая, это не салфетка. — Брандегарт взял у нее лоскут и стряхнул жидкость. — Ты не видишь, но она шита ярко-красными рунами. Называется…

— Рунная ткань, — изумленно произнесла Дриана. — Откуда она у тебя?

— От нового лорд-маршала. Мне есть что рассказать. Кажется, не только мы занимаемся шпионажем.

Мудрец вкратце рассказал ей о новой должности Николаса и об их недавней встрече, забавляясь, как с каждым словом у Дрианы расширяются зрачки.

— Она знала, — проговорила Дриана. — Атайя знала, что ее брат едет на остров, и ничего мне не сказала.

— Друзья в Совете, очевидно, предупредили принцессу не доверять сарцам, — отметил Брандегарт.

Дриана взяла ткань и пощупала ее, словно пытаясь почувствовать руны.

— С принцем случайно не было сарского слуги? Крупный мужчина с рыжей бородой, колдун, который раньше был солдатом?

— Не заметил, — пожал плечами Мудрец. — Спроси караульного, он должен знать.

— Обязательно спрошу. Мне кажется, Николас привез из Кайта одного из друзей Атайи, который не очень нас жалует. Он вечно присматривал за мной, словно боялся, будто я что-нибудь украду. — Дриана сложила рунную ткань и отложила ее в сторону. — А что касается принца Николаса… что будем с ним делать?

— Не знаю. Я был уверен, что он приехал просить у меня помощи от имени сестры. Как ни странно, он этого не сделал… прямо в точности с пророчеством Дамерона. — Брандегарт постучал пальцем по подбородку, и в его глазах мелькнуло злое озорство. — Он выглядит довольно безобидно, но его присутствие на острове дает нам возможность, да такую, что мы не можем упустить. У меня много времени для раздумий. Николас придет играть в кости только после Нового года. У меня пока есть дела важнее, — нежно сказал он, и глаза наполнились страстью. — Холодная зима так медленно тянулась.

Мудрец обнял Дриану и заскользил руками по изгибам ее тела, припав к лицу жадными губами.

— Иногда я рада, что ты не женился на мне, Бранд, — сказала Дриана, обнажая плечо. — Иначе ты бы не сохранил свое желание за столько лет.

— Я же обещал тебе, Дриана… если у тебя есть магический дар, ты непременно станешь моей женой. Однако Мудрец не может жениться на женщине ниже него, ты же знаешь. Не грусти, — сказал он, поднимая ее подбородок. — Мекан иногда приходит чуть ли не в тридцать, а тебе всего двадцать четыре. Еще несколько лет в запасе. Молись, чтобы Бог послал тебе дар, — заключил он, погрузив лицо в ее роскошные волосы, — а тем временем позволь мне наслаждаться тобой, какая ты есть.

Глава 15

Атайя заворочалась под одеялом, дрейфуя по мутному проливу между сном и бодрствованием. Пока тело отдыхало, ум рисовал яркие виды лесного лагеря, и в своих снах она перемещалась от одного колдуна к другому, показывая новое заклинание или передавая частичку той мудрости, которой с ней некогда поделился Хедрик.

Картинка резко сменилась, и там, где был мир, появилось ужасное зрелище. Лес горел, верхушки деревьев пылали оранжевым пламенем, словно огромные свечи, палатки и шалаши лорнгельдов тоже охватил огонь, ветки и парусина хрустели, даже камни дымились едким черным дымом. Каждый колдун стоял рядом с личным демоном в черном плаще с изображением кроваво-красного потира. Слева от Атайи лежал мужчина без рук и ног, он извивался по земле, крича от боли, еще живой. Конечности снова отрастали, и их тотчас безжалостно отрубал судья, нависавший над ним с топором в руках. Женщину справа приковали к столбу, ее лизали языки пламени, но кожа не чернела, волосы не становились пеплом. Она стонала, моля о смерти, а судья смотрел и наслаждался ее муками.

Атайя стояла одна посреди этого безумия, невидимая, неслышимая и нетронутая, но невыносимо мучилась, потому что страдали люди, которые ей доверились, на которых она навлекла злой рок.

Принцесса резко открыла глаза, вырвавшись из ада, сотворенного собственным сознанием. Ей не первый раз снились подобные кошмары и не последний. Однако, натягивая тяжелое одеяло на плечи, она поняла, что эти образы возникли не случайно, они переплетались с реальностью: паленый запах остался, как и стоны людей.

Нет, только не люди епископа, — с ужасом подумала она, — они не могли здесь нас найти!

Выскочив из постели, она рванулась к окну, чтобы вдохнуть январского воздуха, и открыла ставни. Легкие наполнил едкий дым с примесью запаха паленого хлеба. У принцессы застучало в висках в предвестии головной боли. Внизу палатки и шалаши раскинулись по поляне, словно город, обозримый с башни замка… но этот город погрузился в хаос. В центре суматохи бесцельно бродили брошенные дети, плача от страха. Справа, у дверей часовни, толпился народ, внутри отражался свет фонарей. Слева выкрикивали приказы, сражаясь с колоннами пламени, захватившими одно из отдаленных зданий.

И запах паленого хлеба?

Все факты выстроились у принцессы в мозгу, и она ахнула, сразу закашлявшись. Это не набег, но это катастрофа.

— Боже, помоги нам, хранилище…

Атайя захлопнула ставни и толкнула храпящий комок одеял.

— Джейрен, просыпайся!

Она затрясла его сильней, но получила в ответ лишь недовольное ворчание. Затем Атайя сорвала одеяла, чтобы Джейрена окутал ледяной ночной воздух. Застонав, он проснулся и уставился на нее сонными глазами, не понимая, чем заслужил подобное обращение.

— У нас беда, — кратко бросила Атайя, схватила с крючка накидку и надела сапоги на меху, затем собрала в охапку одежду Джейрена и швырнула ему на колени. — Быстро!

Все еще шатаясь, Джейрен кивнул и стал нащупывать рубашку, а Атайя уже сбежала по лестнице дортуара и понеслась в гущу событий. Казалось, что, кроме супругов, все давно проснулись: даже те, кто непосредственно не занимался тушением пожара, высунули носы из палаток и глазели. Принцесса пробиралась к хранилищу, расталкивая зевак. Кто-то из новичков сделал отважную попытку вызвать дождь, но ему помешал мороз, превративший дождь в снежок, под которым огонь беспрепятственно продолжал бушевать.

Атайя заметила в центре переполоха Тоню, выкрикивающую предупреждения смельчакам, которые устремлялись внутрь амбара, чтобы вынести драгоценные мешки с зерном.

— Как это произошло? — задыхаясь, спросила принцесса.

Тоня сжала губы и ткнула пальцем в группу мужчин справа.

— Спроси его.

Атайя развернулась, ругаясь про себя, и увидела знакомое лицо.

Черт, могла догадаться…

Саттер Дубай стоял в окружении колдунов, над которыми нависли защитные покровы. Пойманный в кольцо, он не мог ступить и шага, чтобы не врезаться в одну из стен, из которой тотчас сыпались обжигающие искры. Когда новоиспеченные стражники увидели приближение Атайи, они разорвали круг, впустив ее внутрь. Она посмотрела на пленника с открытым отвращением, каким не раз одаривал Дарэк свою непокорную сестру.

— Ну и?

Саттер молчал, и тут заговорил стоящий рядом Натан.

— Он с группой недовольных друзей решил, что голоден. Будто остальные тут все сытые, — добавил он, скалясь. — Они оглушили караульного и стали разворовывать запасы, но бесстрашный предводитель случайно поджег все.

— Простите, госпожа, — извинился Кейл, переминаясь с ноги на ногу, на его голове была повязка с проступающей кровью. — Я пытался их остановить, но…

— Ты не виноват, — успокоила его Атайя. — Ты хорошо владеешь мечом и арбалетом, но оружие бессильно против магии. — Она повернулась к Саттеру, взглядом требуя объяснений.

— У меня в карманах хранилась пара раскаленных камней, чтоб не замерзнуть, — пробормотал он, копаясь носком сапога в снегу. — Наверно, один из них выпал и стал тлеть.

Атайя закатила глаза от раздражения:

— И ты не додумался потушить пламя, пока оно не перекинулось на хлеба?

— Я пытался вызвать противодействие, — возразил он, — но не смог.

После признания Саттер сморщился, словно съел кислую сливу.

— Я хотел нанести заклинание, но что я ни делал, огонь распространялся все быстрей.

Атайя понимала, что сейчас неподходящее время ругать его за небрежное отношение к занятиям, но не смогла удержаться. Из-за его беспомощности их ждут неописуемые беды.

— Любой начинающий колдун затушит небольшой костер простым заклинанием! — крикнула она. — Не могу поверить, что твоих умений для этого не хватает.

Тут появился Джейрен, лишив Саттера возможности оправдаться.

— Мы поймали пятерых в часовне, — сообщил он. — Они заглядывали под плитняк в поисках наших денег, по ошибке вырыли сундук.

— Что вырыли? — удивилась Атайя. Тут она поняла, почему у нее пульсировало в висках. — Держите его здесь, — приказала она и побежала в часовню.

Из-под земли виднелась часть крышки, лопата и кирка лежали рядом. Дюжина колдунов держали в углу пятерых. Какая-то любопытная женщина ковыряла замок.

— Не трогайте этот сундук! — крикнула Атайя, и женщина в страхе отошла прочь. Пролетев мимо нее, принцесса приблизилась к ворам. — И какого черта вы тут копались?

Один из них сделал шаг вперед.

— Мы думали… то есть ходили слухи, что под плитняком зарыт клад.

— Вы не деньги отыскали, дурачье, а корону с корбалами, да такой мощи, что способны убить любого в лагере!

У принцессы задрожали пальцы при мысли, что они случайно чуть не совершили то, чего не удалось епископу и его солдатам, несмотря на все усилия.

— Выведите их на улицу, ко всем остальным, — велела Атайя и вышла решительно наружу.

Через пару минут нарушителей порядка выстроили у колокольни. Пожар был почти потушен, но в воздухе витал терпкий запах горелого зерна и ткани. К удивлению принцессы, злоумышленников оказалось слишком много. Саттер всегда доставлял немало хлопот, но Атайя не думала, что он набрал такое количество союзников за последнюю пару месяцев. Хотя вокруг толпились просто любопытные, рядом с баронским сыном собралось не меньше пятидесяти человек.

Гнев Атайи, вероятно, стал материальным, потому что, когда она приблизилась к Саттеру и остальным, все замолчали и напряглись.

— Но почему? — просто спросила она.

— Кто-то должен был что-либо предпринять.

— Что-либо — означает украсть наши деньги или пищу? Чего ты хотел добиться сегодняшней ночью? Задумал обернуть всех против меня?

— Будто для этого надо отдельно стараться, — пробурчал Саттер себе под нос. Кто-то среди его поддержки хихикнул. — Нам нужны деньги, и еда, и свобода.

— А вы не могли все это попросить?

Саттер презрительно фыркнул:

— А вы бы дали?

Сама завела себя в тупик, Атайя.

— Тебе? Нет, — признала она. — Но человеку, который предан делу лорнгельдов, тому, кто захотел бы уйти, чтобы основать еще одну школу, — да.

Саттер насмешливо закачал головой:

— Единственное, что нужно Кайту, так это побольше таких мест.

— Заткнись! — воскликнула она в ярости. — Я устала слушать твои плаксивые жалобы. Я стараюсь изо всех сил. А ты не сделал ничего полезного.

— Я давным-давно твержу, что надо вооружаться и драться, — ответил он, — но вы меня не слушаете.

Атайя вздохнула: только не этот аргумент в сотый раз.

— Я же говорила, мы не можем так действовать.

— Конечно, легче прятаться от врага, как трусы, чем выступить против него.

Принцесса едва сдержалась, чтобы не ударить его.

— Каждый колдун в лагере выступил против, отказавшись от отпущения грехов. Если мы не убиваем людей, еще не значит, что мы не ведем войну. Иногда, Саттер, можно добиться куда большего, не вступая в бой.

— Ах да, — усмехнулся он. — Посмотрите, что с нами творится: голодаем, захлебываемся кашлем, воняем, живем друг на друге. Какое высокое достижение.

— Ты предпочел бы это? — В середину пробрался Жерар и сердито ткнул ему в лицо кисть без пальцев. — Это твоя цель?

Потомственный барон сердито посмотрел на незаживающие обрубки, но промолчал.

— Или, вероятно, ты хотел бы гнить в могиле, которую тебе уготовали Люкин и его священники? — спокойно добавил Джейрен. — Если бы не она, ты давно был бы там.

Саттер патетично вскинул руки, словно взывая к небесам.

— Так давайте восхвалять нашу бесценную принцессу Атайю, спасительницу народа. Но если вот это есть спасение, — добавил он с горящими презрением глазами, — то я не хочу принимать в нем участия.

Атайя прикусила губу и почувствовала соленый вкус крови. Это было последней каплей.

— Разве похоже, что я наживаюсь на вашем несчастье? — сорвалась она на крик. — Мне это все нравится больше, чем вам? Возвращайся домой, если так хочешь. Сиди и жди, пока за тобой придут люди Трибунала. Когда они изящно переломают тебе руки-ноги и поставят железное клеймо, а потом — только потом! — снизойдут до того, чтоб отпустить тебе грехи, то ты поймешь, насколько здесь лучше!

— Лучше? Но надолго ли? Как только мы уйдем отсюда, то можем считать себя трупами. Посмотрите, что произошло с Жераром! А мы ничего не делаем, чтоб изменить жуткую судьбу! Мы лишь учимся контролировать свою магию на время пребывания в лагере.

— Не у всех и это получается, — пробормотала Тоня, сердито смотря на прожженные мешки зерна, которые вынесли из амбара.

Саттер ответил ей тем же взглядом и продолжил:

— Какой смысл в магии, если мы ни к чему не можем ее применить? Нам надо сражаться! Зачем сидеть и ждать от короля и епископов то, что мы можем взять силой? Мы способны пойти и показать врагу, как мы могущественны. Тогда они будут вынуждены выполнить наши требования. Мы заставим их отменить обряд отпущения грехов, заставим разрешить школы магии по всему Кайту, а не в этом богом забытом лесу. Я пришел сюда, потому что надеялся, что вы можете мне помочь. А теперь я потерял все, и вы не в силах вернуть мне нормальную жизнь!

— Будто ты единственный, кто лишился дома! — крикнула Атайя, чувствуя, что теряет власть над эмоциями, раздираемыми подобно паутине на ветру. — Я понимаю, через что тебе приходится проходить, как и всем здесь. Почему именно ты должен вызывать сострадание?

— У большинства собравшихся здесь людей не так много в жизни было, а я мог бы стать повелителем Элсби!

Атайя вмиг поняла, что избрала неправильную тактику.

— Меня не разжалобят твои утраты, Саттер. Из-за магии от меня отреклась семья, меня выгнали из дома, отлучили от церкви, хотя последнее — не такая уже великая потеря, — с горечью добавила она. — Я потеряла огромное состояние, даже моя нынешняя одежда — подарок короля Рэйки. Я проделала путь вниз длинней, чем ты, Саттер Дубай, и да, это тяжело… но я по крайней мере пытаюсь что-то сделать в жизни, а не ною, как жестока судьба. Да, был период, когда я впала в отчаяние, но это ни к чему не привело. В жизни нет справедливости, Саттер. Лорнгельды не заслуживают такого обращения от короля и Курии, однако мы ничего не изменим, если не станем стремиться к этому все вместе. И мнение людей о нас только испортится, если мы начнем поступать как дети дьявола!

Нависло молчание. Затем бунтарь сложил руки на груди в знак неповиновения.

— Я только требую одну буханку хлеба и пару монет.

Атайя устало протерла воспаленные от дыма глаза. Боже, помоги ему, он так ничего и не понял.

— Убирайтесь отсюда, — проговорила. — Все вы.

Принцесса окинула взглядом десятки колдунов вокруг него, остро сожалея, что больше не может им доверять. Однако безопасность всего лагеря важней, чем удовлетворенность нескольких недовольных лорнгельдов, и нарушители должны уйти ради блага остальных.

Она серьезно повернулась к Кейлу и Жерару.

— Возьмите пару человек и найдите их палатки. Заберите все, что им не принадлежит. Затем отведите их на опушку.

— Но куда нам идти? — спросил один из пойманных, явно обеспокоенный.

Очевидно, зачинщик не рассказывал им о будущем в лучах славы.

— Саттер — сын барона, — с сарказмом выговорила Атайя, — о чем он так часто напоминает. Учитывая его титул, епископ Люкин предложит вам по отдельной комнате.

По комнате пыток в подвале монастыря…

Саттер посмотрел на нее полным ненависти взглядом, как плохой рабочий, которого уволили раньше, чем он решил сам бросить место.

— Прекрасно, — заключил он. — Гоните нас прочь. Мы знаем достаточно заклинаний, чтобы защищаться. — Бунтарь повернулся к толпе зрителей. — Кто хочет пойти с нами? Кто хочет предпринять что-нибудь, вместо того чтоб гнить здесь до весны?

Атайя напряглась в страхе услышать одобрительные возгласы, но над просекой нависла мертвая тишина. У Саттера задергалось веко: он не был готов к подобному неприятию его идей. Когда дело дошло до выбора между привычными невзгодами и неизвестными страданиями, тем более что мятежников выгоняли без хлеба и денег, число единомышленников резко упало. Хотя кто-то все же выразил свою поддержку и отправился собирать вещи, большинство незаметно шмыгнули к себе в палатки, понимая, что сейчас не время для ссор и разлада. И, как надеялась Атайя, им собственное благосостояние дороже, чем Саттеру с его союзниками.

Самым неприятным для нее было искреннее удивление баронского сына, что его выгоняют из лагеря. Он и сам собирался уйти, украв ценные запасы, а теперь пришел в ярость, что его унизили прилюдно. Через час Саттера с дюжиной холостяков и женщин без семей повели на опушку леса и оставили там с твердым наказом не возвращаться.

Когда принцесса вернулась в постель, уже светало, и она не надеялась заснуть. Уставившись в щербатый потолок, она наслаждалась отсутствием бунтаря, однако беспокоилась, что другие последуют его примеру и тоже вскоре покинут ее.

— Черт побери, что они ожидали здесь увидеть, морской курорт? — заплакала она, ударив кулаком по соломенному тюфяку. — Я никогда не говорила им, что будет легко. Сама не знала, что все окажется так плохо.

Джейрен положил ей руку на плечо.

— Никто не винит тебя, Атайя. Они просто замерзли и устали, им надоело есть сушеную рыбу и пеммикан день да днем.

— И я виновата. Им нужен козел отпущения, и, естественно, выбор пал на меня. Господи, иногда я их ненавижу. Нет, не ненавижу, — поправилась она. — Обижаюсь. И не только на Саттера и таких, как он. Обижаюсь на всех. Я в обиде за то, что им нужно больше, чем я могу дать. За те требования, что они мне предъявляют. — Атайя перевернулась на спину. — Теперь я понимаю, что чувствует Бог: мы тут все внизу забрасываем его просьбами и никогда не высказываем благодарности, кроме двух спешных слов перед обедом. После этого, наверно, хочется отвернуться от всех и не слушать бесконечное нытье в надежде, что мы сами займемся своей жизнью.

— Но ты же от них не отвернешься? — тихо произнес Джейрен, словно озвучил ее внутренний голос совести.

— Конечно, нет, — вздохнула Атайя.

— Иногда бывает, что любишь и ненавидишь кого-то одновременно. Взять тебя с отцом. Ты признала, что любишь его, хотя вы только и делали, что ссорились. Уверен, лорнгельды относятся к тебе так же. Они клянут тебя за все несчастья, но поклоняются тебе за данное им право выбора, право на жизнь вместо отпущения грехов.

— Может, но мне трудно нести такую ответственность. Меня воспитывали не для того, чтобы менять судьбу целого народа.

Джейрен нежно потрепал завитушку ее волос.

— Если ты не возглавишь дело, Атайя, то кто?

— Не знаю, — пробормотала она, зарывшись в одеяла. — Но в этом мире наверняка есть такой сумасшедший.

Муж поцеловал ее в щеку.

— Такой же безумный, как ты? — спросил он, оценивая ее взглядом. — Сомневаюсь.

В последующие дни в лагере все было тихо. К удивлению Атайи, мятеж Саттера вызвал изменения к лучшему. Оставшиеся колдуны стали серьезней подходить к занятиям: им не хотелось оказаться жертвой принцессы. Хотя недовольства не стихли, люди меньше причитали из-за еды, которая теперь выдавалась крошечными порциями. Пожар уничтожил половину запаса зерна, поэтому с хлебом и элем зимой будет туго.

Морозным снежным утром, спустя неделю после избавления от Саттера, в часовне Атайя с Джейреном зачитывали вслух «Книгу ведя беседу об этической стороне магии. После проявленной бунтарем решимости использовать дар против врагов принцесса подумала, что нужно рассказать колдунам в лагере, что его идеи идут вразрез с древним учением мастеров.

— Итак, прослушав писание мастера Сидры, какой вывод вы можете сделать о применении магических сил как оружия принуждения?

— Она считает, что нам не следует ими злоупотреблять, — ответила светловолосая женщина, которая недавно прибыла в лагерь. — Заклинания даны не для атаки и запугивания, а для защиты и созидания. Переступить через это, все равно что возомнить себя Богом.

— Значит, если мне, например, хочется, чтобы король изменил закон о магии, могу я прибегнуть к чародейству, чтобы его заставить? Могу я вторгаться в его мысли и убеждать, что он сам к тому же стремится?

Женщина покачала головой:

— Нет. Несправедливо пользоваться своим преимуществом и вмешиваться в сознание человека помимо его воли. Это можно сравнить с тем, как священнослужители вмешиваются в нашу жизнь, отпуская нам грехи. К тому же, — добавила она, задумавшись, — если повлиять на него заклинанием, чтоб он выполнил какое-то желание, то рано или поздно действие закончится, и мы окажемся даже дальше, чем откуда начали.

Атайя восхищенно кивнула, обрадовавшись сообразительности новенькой.

— Очень хорошо, Кейт. Ты все правильно поняла, лучше, чем я сама, когда читала книгу первый раз, — хитро добавила принцесса.

Тут заскрипела дверь часовни, и ворвался ледяной ветер. Внутрь вбежал возбужденный Камерон, который с утра стоял на карауле на опушке леса.

— Я нашел Саттера и еще несколько его человек, — задыхаясь, доложил он. — Большинство отделились и разошлись по домам. Могу предположить, что возник раздор по поводу того, ставить ли Саттера главарем. Но оставшиеся сейчас в овчарне. Я увидел дым от костра и пошел посмотреть, кто там.

— Они с ума сошли? — не веря своим ушам, сказал Джейрен. — Люди епископа уже несколько месяцев наблюдают за этим местом.

— Саттер считает, что там довольно безопасно, — ответил Камерон, пожимая плечами. — Надо признать, загон давно пустует. Возможно, Люкин бросил за ним следить.

— Возможно, — не стала спорить Атайя, хотя усомнилась в этом, зная настойчивость врага в делах относительно колдунов. — Но как ты узнал, кто там? Вошел внутрь и разговаривал с ними?

Камерон грустно кивнул.

— Я понимаю, что они изгнаны, но один из них — Трул — был моим другом. Или по крайней мере я его таковым считал, — угрюмо добавил он. — Я никогда не думал, что Трул может присоединиться к Саттеру. Даже попытался убедить его вернуться.

— И тебе это удалось?

— Нет. — На лице юноши отразилось глубокое переживание. — Они используют магию для воровства, ваше высочество. — Камерон когда-то промышлял воровством и знал, с какими неприятностями сопряжено это занятие. — Люди в городе поняли, отчего пропадают вещи и продукты, и сильно злятся, потому что не могут поймать воров.

Джейрен покачал головой, удрученный очевидной тупостью бунтарей.

— Пошли по стопам Ауреля: буквально упрашивают инквизиторов прийти за ними.

— Что еще хуже, — продолжил Кам, — вчера они убили судью Трибунала и заставили его слугу передать епископу, что если он не изменит законы, то они продолжат расправы.

Атайя захлопнула книгу, едва сдерживая гнев.

— Ну хватит. Они зашли слишком далеко.

Ярость не позволяла ей сконцентрироваться для транслокации, поэтому принцесса успокоила нервы ходьбой по снегу до самой овчарни. Джейрен с Камероном семенили следом, чтобы ей не пришлось иметь дело с Саттером и его союзниками в одиночку. Пока они добрались, успели согреться от быстрого шага, и Атайя даже сбросила капюшон, и резкие порывы ветра запутали ее смоляные волосы.

Главарь мятежников не утруждал себя. Он не только не установил стену отражения, но и преспокойно разжег на кухне очаг, и из отверстия в крыше шел дым. Громкий смех слышался на расстоянии в сотню ярдов. Атайя распахнула дверь и увидела около двадцати человек на разных стадиях опьянения, набивающих рты яйцами, маисовым хлебом и беконом. У принцессы потекли слюнки от запаха, но она знала, каким способом они добыли яства.

— Осторожно, друзья, — наигранно-весело выкрикнул Саттер, когда завидел силуэт Атайи в дверном проеме. — Справа по борту приближается шторм. Полагаю, нам надо поклониться королевской персоне. — Он, шатаясь, поднялся на ноги и подался вперед, но не удержал равновесие и упал, разлив кружку эля на землю. Тоня выдала б ему меньше эля за целую неделю.

— Думаю, не надо спрашивать, откуда у вас это все, — процедила Атайя сквозь зубы, сделав шаг и войдя на пир, куда ее явно не звали.

Саттер снял с огня кусок бекона и начал смаковать, зная, как завидуют ему непрошеные гости.

— Знаете, ваше высочество, просто диво, как много всего можно утащить, спрятав под невидимый покров.

— Послушай Саттер. Я не священник, чтобы угрожать тебе адом за воровство, и я не могу заставить вас жить честно. Но вы создадите всем колдунам плохую репутацию и угробите все, чего мы пытаемся достичь. Если вы собираетесь промышлять кражами, то убирайтесь из этого графства.

— Насколько мне известно, эта земля принадлежит Седмонду Джарвису, а не вам, — отметил Саттер. — Если он захочет прогнать нас, то сам придет и сделает это.

— Разве вы не понимаете, что творите? Вы играете на руку Трибуналу! Они говорят всем, что колдуны — низменные злодеи, а вы подтверждаете их позицию! В особенности когда берете закон в свои руки и начинаете убивать священнослужителей, — добавила она сердитым тоном.

Саттер бросил взгляд на Камерона.

— Это он вам все рассказал, да? А в общем, какая разница. Судьи растерзали немало наших. Мне кажется, пришло время за них отомстить.

— И опуститься до их уровня? Саттер, неужели ты не слушал ничего, чему мы пытались тебя научить? Ты не имеешь права использовать свой дар, чтобы воровать и тем более убивать врага. Это нехорошо.

— А отпущение грехов — хорошо? Или Трибунал — хорошо?

— Я так не считаю, однако бороться со злом ответным злом не есть правильное решение.

Устав спорить, бунтарь состроил глупую мину и глотнул эля.

— Хватит тут проповедовать, принцесса. Мы с друзьями нашли удобный способ существования, и ваши праведные речи ничего не изменят.

Сонный мужчина справа одобрительно рыгнул.

Затем Саттер снова вскарабкался на ноги и поднял с земли палку. Прошептал пару бессвязных слов, и она засветилась в зеленом пламени, чьи языки болтались и загасали, словно пьяные. Вскоре палка превратилась в смертоносную огненную молнию, которую он с неистовой силой метнул в сторону двери.

Джейрен едва успел оттолкнуть Атайю и Камерона в сторону, как молния ударила в косяк, оставив страшное черное пятно. Языки пламени зашипели, быстро теряя силу.

— Будь проклят, Саттер, нужно же быть осторожней! — крикнул Джейрен, отпихнув палку подальше. — Это опасное заклинание, а ты не знаешь, как с ним совладать!

Сын барона проигнорировал его слова и попытался сфокусировать глаза на Атайе.

— Пошли прочь! — плюнул он напоследок. — Вы не хотите видеть нас в своем лагере, а мы вас — здесь.

Он опять взял внешне безобидную палку и пригрозил ей, словно лучшим из мечей.

— Против мальчишки ничего не имею, — добавил Саттер, кивнув на Камерона. — Он друг Трула и может остаться отобедать. А вы двое — вон отсюда!

Атайя накинула капюшон.

— Пойдем, Джейрен. Нам здесь делать нечего.

Получив обещание Камерона догнать их, Атайя направилась в лес.

Супруги не обменялись по пути ни словом, принцесса так глубоко погрузилась в мрачные мысли, что даже не услышала топота копыт — отдаленного, но растущего все громче. Те же удары, что она слышала в Килфарнане, предвещающие прибытие инквизиторов.

Обернувшись, принцесса увидела отряд всадников в черных накидках, с обнаженными мечами. Епископ Люкин, видимо, не простил убийство судьи. Высокомерный Саттер не поставил даже караульных, чтобы обезопасить себя от подобной угрозы. Пьяная компания не услышит их приближения, пока не будет слишком поздно.

Но в опасности оказались не одни они. Трое судей заметили фигуры у края леса, оторвались от своих и поскакали к Атайе с Джейреном. Они, несомненно, вооружились корбаловыми кристаллами. Один из всадников поднял меч, чтобы поймать как можно больше солнечных лучей. Даже на таком расстоянии принцесса чувствовала, что у него огромный камень: восприимчивость адепта давала знать о сковывающем мозг воздействии.

— Идем! — шепнул Джейрен, набросив на них невидимый покров, и, шмыгнув меж деревьев, нашел рунный след. — Мы уже не поможем им.

Атайя не двигалась с места.

— Но Камерон — он до сих пор там!

— Знаю, — серьезно сказал Джейрен, схватив жену за руку. — Слишком поздно. Поспеши. Хоть мы и незаметны глазу, но следы все же оставляем. В безопасности окажемся только после ручья.

Они находились далеко от преследователей и обладали магической защитой. Судьи скоро бросят погоню и вернутся обратно в овчарню к более доступной жертве. Супруги прошли по обледенелым камням, разбросанным по мелководью, и остановилась прислушаться. В лесу было тихо.

— Думаю, теперь нам нечего бояться.

— Нам — да, — спокойно ответила Атайя.

— Кам — умный парень, и корбалы ему не страшны, — утешил ее Джейрен с напускным оптимизмом. — Он как-нибудь ускользнет от адриэлитов. Что касается остальных… — Он замолчал, взгляд покинула всякая надежда. — Они сделали свой выбор сами и будут жить с тяжестью этого решения.

Атайя опустила глаза.

Или, точней, заберут эту тяжесть в могилу.

Глава 16

Услышав знакомый стук в дверь, епископ Люкин заложил полоску красного бархата меж страниц молитвенника, украшенных цветными рисунками.

— Войди, — пригласил он в кабинет юного помощника.

— Ваша светлость? Вас ждут этажом ниже.

— Великолепно, брат Джайлз.

Люкин величаво поднялся на ноги. Отложил в сторону священную книгу: пришло время закончить размышления.

Быстрым шагом они спустились по крутым винтовым ступеням, ведущим в склеп монастыря. Святилище наверху было тихим и безмятежным, там пахло ладаном, солнечный свет струился сквозь круглое окно. Однако внизу начиналось погруженное во мрак царство, где в воздухе стоял запах смерти и разложения, слышался скрип железа о дерево, стоны умирающих, вонь крови и человеческих отходов, гниющей соломы и плоти.

Люкин спугнул со своего пути крысу и повернулся к помощнику:

— Сколько человек выжило после нападения?

— Пятеро, — ответил Джайлз и повел епископа по узкому дымному коридору к двери с железным косяком. — Здесь их предводитель.

— Это он убил брата Жофрея?

— Все утверждают, что да.

Хмурым кивком Люкин приказал стражнику пропустить его. Камера была холодной и тусклой — до создания Трибунала она служила для хранения вина, — яркого света двух факелов у двери хватало, чтобы пробудить действие корбаловых кристаллов, которые были разложены на квадратном куске бархатной ткани на перевернутой бочке. Перед бочкой сидел Саттер Дубай с руками за спиной в железных наручниках. Он дрожал от холода и корчился от боли, вызываемой камнем размером с грецкий орех. В углу на табурете скрипел пером по пергаменту священник в черном, записывая каждое слово, которое вылетало из сухих губ заключенного.

Епископ аккуратно переступил через груду грязных лохмотьев, чтобы не запачкать полы рясы с вышивкой.

— Саттер Дубай, не так ли? — спросил он, рассматривая кровавую одежду, спутанные каштановые волосы и заостренные черты лица. — Мы давно вас ищем.

Саттер посмотрел на него одним карим глазом, другой заплыл от синяка. Он молчал, поэтому Люкин продолжил:

— У меня есть вести от вашего отца-барона.

— Вы его тоже арестовали? — с трудом выговорил бунтарь.

В присутствии одного корбала речь становится невнятной, а если учесть выпитое накануне спиртное и потрескавшиеся кровоточащие губы, то его было почти невозможно понимать.

— Отнюдь нет, — ответил епископ, чей слух давно привык к нечленораздельным звукам, издаваемым измученными узниками. — Ведь это он сообщил нам, что вы отказываетесь выполнить свой священный долг — исповедаться перед отпущением грехов. Барон Дубай — верный сын церкви, — подчеркнул он. — В отличие от его отпрыска.

Люкин протянул руку к человеку с пером, молча требуя пергамент.

— Он сознался? — спросил он, проглядывая записи.

— Его почти все время рвало, — ответил священник с ухмылкой, указав на дурно пахнущее ведро в углу. — Это когда он был в сознании. Перепил эля, должно быть.

— Краденого эля, несомненно, — презрительно фыркнул епископ.

— Слушайте, я уже говорил ему и теперь повторяю вам, — вмешался Саттер, снова съежившись от корбалового кристалла. — Я ушел от нее. Вы не понимаете? Я больше не один из них!

Люкин сердито на него посмотрел: его это не убедило.

— Конечно же, нет. Вы научились всему, чему хотели, для использования своих дьявольских сил, а затем ушли. Так и бывает. А жили вы изгнанником, потому что семья отреклась от вас, и вам некуда было пойти. Почти любой, имевший дело с принцессой, скажет то же самое.

— Вы неправильно поняли.

— Нет, это вы ничего не понимаете, колдун, — пресек его речь верховный судья, склонившись над страдальцем. — Вы не понимаете масштаб ваших преступлений. Но скоро поймете.

Он сделал резкий жест, и Джайлз достал короткую веревку с двумя большими узлами — четыре дюйма друг от друга. Подойдя к пленному сзади, он завязал ее вокруг головы на уровне глаз, а концы прикрепил к деревянному рычагу в форме креста. Когда устройство было готово, он повернул его, словно капитан корабля — штурвал. Веревка натянулась, вдавив узлы в плоть. Саттер вздрогнул, издав от боли поросячий визг.

— Без зрения вам мало толку будет от визуальной сферы, мой друг, — отметил Люкин. — И зачем тогда вам магия?

— Пожалуйста… скажите, что вам от меня нужно.

— Информация. Содействие. Простые вещи.

— Но я же сказал вам, что ушел от нее…

— Однако вы еще не попросили отпустить вам грехи. Значит, не до конца раскаиваетесь. — Джайлз сдвинул рычаг еще на один оборот. — Вам есть что рассказать, помимо заклинаний, мой друг, продолжил Люкин низким голосом. — За одно воровство следует отрубить руки, а за убийство судьи, назначенного королем, — повесить прямо сейчас.

Саттер сглотнул слюну в страхе, что веревка натянется еще сильней.

— Вам есть что сказать, чтобы я смягчился и сохранил вам конечности или вашу жизнь… а лучше даже и то, и другое? — спросил епископ. — Вообще хоть что-либо?

Саттер тотчас захлебнулся в потоке слов, и писчий схватил пергамент, чтобы занести все, что он скажет.

— Я могу отвести вас туда, — выпалил узник, хватая ртом воздух. — Прямо в лагерь принцессы. Мне все равно, что с ней будет… с ними всеми. Я им был не нужен. С самого начала. Есть путеводные следы — руны… их видят только колдуны. Пожалуйста, не трогайте мои глаза, — взмолился он, слизывая струйку крови с губ. — Иначе я не увижу путь и не смогу пройти через защитные заклинания.

У епископа от любопытства поднялись брови, но голос остался спокойным и ровным.

— Что за защитные заклинания?

— Стены отражения. Иллюзии. Приспособления, чтобы никто не набрел на лагерь.

— Ах да. Вот почему мои люди не смогли найти это место, — догадался Люкин.

Благодаря недавнему знакомству с отцом Алдусом он знал о существовании разных способов обмана зрения и ощущений, но не нашел метода справиться с ними.

— Скажите мне, сколько человек живет в лагере?

— Около пяти сотен…

Брат Джайлз зашипел от изумления.

— Боже, защити нас! — произнес он в ужасе.

— Но они не все колдуны, — поспешил добавить Саттер. — Чуть больше половины — лорнгельды, а остальные — их мужья, жены, дети. Они голодны и слабы… Они не ждут вас. Несколько десятков человек с кристаллами смогут взять их всех в плен, если я покажу вам дорогу…

Епископ сделал шаг назад, задумчиво потирая лоб.

— Интересное предложение, надо признать. Такого не поступало ни от одного из ваших друзей.

Воодушевленный согласием судьи бунтарь продолжил:

— И вы заполучите не только колдунов. Я знаю, кто украл корбаловую корону. Это мальчишка, которого вы поймали с нами в овчарне. Он похвастался как-то Трулу. Под часовней хранится сундук. Обитый кожей, с тремя медными замками…

У Люкина сверкнули глаза, и если б Саттер мог видеть, то понял бы, что его план сработал. Точное описание сундука, украденного у короля, вызвало доверие. Глава Трибунала знал, как будет благодарен Дарэк, если он вернет ему корону. Не исключено, что его величество даже назовет его имя в день назначения архиепископа Делфархама.

Он взял у писчего пергамент и указал ему на дверь.

— Мальчишка… выбейте из него одно признание, а потом повесьте, как заурядного вора, коим он и является. Позаботьтесь, чтобы повешение произошло прилюдно. Я хочу, чтобы люди в Кайбурне увидели, что будет с теми, кто посмеет позариться на собственность короля.

— Что делать с остальными?

— Мне достаточно этого, — небрежно ответил епископ. — Их должна ждать та же участь, что и юношу.

Кивнув, священник в черном шмыгнул из камеры словно крыса. Люкин повернулся к Саттеру.

— Вы рассказали любопытные вещи, — отметил он с улыбкой, которую не видел заключенный. — Я предлагаю отправиться на охоту завтра утром. Вы поведете меня и моих людей прямо в лагерь колдунов. Если я буду доволен тем, что найду там, то, возможно, мы продолжим сотрудничество. Если нет… — поднял он палец, и брат Джайлз повернул рычаг, вдавливая распухший глаз бунтаря в череп. — Впрочем, вам об этом лучше не думать.

Атайя стояла в часовне перед продолговатой панелью, разговаривая с Домом Де Пьером в Килфарнане, за много миль отсюда. Она боялась, что случай с Саттером будет не единственным мятежом, и решила предупредить союзников о подобной опасности среди последователей.

— У нас пока не доходило до открытого восстания, — сообщил ей Мэйзон, — но среди учеников случаются раздоры. Я буду начеку, но надо надеяться, что, кроме Ауреля, недовольных у нас нет. Я свяжусь с Дженной и Джоном. Они открыли школу на юге, — напомнил он. — Хотя у них вряд ли возникнут проблемы. Должно быть, кто-то им помогает, потому что жалоб на нехватку еды оттуда ни разу не поступало. О, и пока я не забыл, я послал сиру Джарвису еще один кусок рунной ткани. Она прибудет через неделю.

— Так Дриана наконец добралась до тебя?

— Кто? — озадаченно переспросил Мэйзон. — Последнее время из Кайбурна никто не приезжал. Я просто подумал, что тебе может понадобиться сукно.

Атайя прикусила губу, обеспокоенная судьбой сарской женщины и ее мужа, но не успела она уточнить детали, как в часовню просунул голову Кейл.

— Извините, что прерываю, ваше высочество, но вы просили сообщить, если появятся люди епископа.

Атайя кивнула и повернулась к панели с расплывчатыми краями:

— Я должна идти, Мэйзон. Мы со вчерашнего дня ждем непрошеных гостей, и вот они наконец прибыли.

Она коснулась плоского камня на своей ладони, и панель почернела. Вскоре черный перешел в белый, окно потеряло форму, превратилось в туман, который тонкими струйками вошел в кончики ее пальцев, откуда и возник. Положив ключ в карман, Атайя вопросительно посмотрела на Кейла.

— Солдаты. Приблизительно пятьдесят-шестьдесят. Жерар принял послание от караульного на опушке. — Он остановился откашляться. — Их ведет Саттер.

Плохая весть, хотя ее и предвидели.

— Прикажи всем быть начеку и не покидать лагерь ни под каким предлогом. Не думаю, что люди епископа доберутся до нас — я лично переставила стены отражения сегодня утром, — но не будем рисковать.

Кейл вышел выполнить поручение, а Атайя осталась в часовне и села на скамью.

— Volo videre, — прошептала она, и на ладонях появилась визуальная сфера.

Почти все будут наблюдать за ситуацией с помощью этого заклинания, но принцесса должна видеть это собственными глазами.

Когда появилось изображение, Саттер с адриэлитами подошел к опушке на сто ярдов и осматривал дубы в поиске входа. Атайю удивило, что бунтарь один, без пойманных с ним сообщников. Даже Камерона с ними нет, с грустью отметила она.

После рейда на полу овчарни осталось около двадцати человек. Брать пленников живыми противоречило принципам епископа. У Атайи оставалась надежда на оставшихся. Саттер тоже в опасности, хотя, судя по его действиям, сын барона собирался получить свободу, предав своих. Запекшаяся кровь на лице лишь доказывала, насколько ничтожны его шансы.

— Ну и где твой невидимый след? — спросил епископ, и его голос прогремел даже в туманной сфере.

Саттер двигался вдоль края леса, ища первую руну на пути к лагерю. По его следам ступали два солдата, каждый держал в руке по веревке, привязанной одним концом к запястью баронского сына, другим — к седлу.

— Я… он где-то тут! — выкрикнул бунтарь. — Я просто пока не нашел, — пробормотал он и вздрогнул.

Атайя увидела корбал с орех величиной, который свисал на кожаном шнурке на шее епископа, — признак недоверия.

— Советую вам стараться усерднее, мой друг. Мое терпение заканчивается, а адриэлиты рвутся в бой.

Сзади переминались по снегу боевые кони, а пятьдесят суровых солдат вглядывались в глубь леса, не выпуская рукояток мечей.

— Кристалл, — произнес Саттер. — Он мешает мне. Если вы его прикроете, то я увижу след.

Люкин неохотно удовлетворил его просьбу, но что может сделать один колдун против пятидесяти солдат? Он взял камень в руку, дал пленнику знак продолжать поиски, и тот, шатаясь, отправился вперед, щурясь на деревья, где должны были скрываться ярко-красные руны.

— Ну? — выкрикнул епископ. — Вы сказали мне, что дорога начинается от засохшего дуба, а мы уже таких три прошли.

— Постойте, дайте мне еще пару минут, я найду его.

Атайя еще полчаса внимательно наблюдала, как Саттер встревоженно ведет солдат по следу, указывающему на юг, в противоположном направлении от лагеря. Когда они вышли из леса недалеко от того места, где в него вошли, бунтарь понял, что его задумка провалилась.

— Здесь нет никаких рун, так? — сказал Люкин, остановив коня у засохших кустов.

Саттер в страхе покачал головой.

— Должно быть, они их стерли.

Епископ помрачнел.

— Значит, они подозревали, что ты их предашь. Ни одна из сторон не может тебе доверять… Как Алдусу, — добавил он еле слышно.

Осознав, что его дело проиграно, бунтарь решил испытать последний шанс, каким бы опрометчивым он ни был. Выкрикнув заклинание, он создал в каждой руке по зеленой огненной бечевке, ударил по оковам и разрезал их, словно меч плоть.

Однако епископ Люкин приготовился сражаться с сотнями колдунов, а не каким-то одиночкой. По его команде пятьдесят адриэлитов подняли руки с мечами, засверкали кольца, броши, и на каждом — по корбаловому кристаллу. Саттер застыл, закатил глаза и закричал в агонии. Потом рухнул на землю и стал кататься по снегу, словно его охватил огонь.

Епископ повернулся к командиру.

— Кончай с ним! — гаркнул он, и тотчас через ветку дуба перекинули веревку и набросили на шею Саттера петлю.

— Нет, нет, я помогу вам найти их! — верещал он, однако, судя по панике в голосе, уже не надеялся на спасение.

— Дурак, какой теперь в этом толк? Наше главное оружие — застать их врасплох. Без нужной тактики кристаллы нам не помогут. А если уж они уничтожили следы, то наверняка наблюдают за нами прямо сейчас и давно знают, что мы здесь.

Епископ поднял указательный палец, и веревка натянулась. Атайя взяла себя в руки. Хотя ей хотелось убрать визуальную сферу, она продолжала смотреть на предсмертные муки бунтаря, не отводя взгляда от его налитых кровью глаз, черного высунутого языка, дергавшихся еще долго после удушения ног. Несмотря на весь ужас происходящего, Люкин на самом деле сделал ему одолжение. Кристаллы довели бы баронского сына до безумия, а веревка быстро оборвала его жизнь.

Убедившись, что жертва мертва, епископ, глубоко задумавшись, прикусил нижнюю губу. Затем развернул коня и словно посмотрел принцессе прямо в глаза.

— Вы наблюдаете за нами, ваше высочество? Благодаря своему маленькому шару? Если так, то знайте: настанет день, и я вымету вас из этого леса. Он занимает большую территорию, и мне понадобится время, однако вам не удастся прятаться вечно. Никому из вас.

Сфера задрожала на ладонях Атайи. Верховный судья пришпорил коня и поскакал прочь вместе с адриэлитами. Когда стало ясно, что он не вернется, принцесса удалила сферу и вышла из часовни.

Кейл находился около колокольни. Он стоял на коленях рядом с мастером Тоней, перед которой тоже только что рассеялась сфера. Лицо ее было бледным словно воск свечи.

— Возьми пару человек и снимите его, — тихо велела Атайя юноше. — Мы похороним его за часовней рядом с Терренсом.

Кейл пошел выполнять неприятное задание, а принцесса помогла Тоне подняться на ноги.

— Полагаю, уже можно установить руны обратно, — подавленно произнесла женщина.

— Давай подождем несколько дней. Вместе с Саттером поймали еще четверых. Епископ может сделать еще одну попытку.

Хотя Атайя сомневалась, что он использует ту же тактику второй раз. Конек Люкина — непредсказуемость. Он придумает более надежный план, чтобы не зависеть от одного колдуна, не знающего, на чьей он стороне.

— Это не твоя вина, Атайя, — сказала Тоня перед тем, как уйти. — Он был недостойным человеком и сам навлек на себя беду.

— Я знаю, но Саттер — не единственный лорнгельд, который решит продаться Трибуналу. — Принцесса задрожала от неожиданного порыва ветра. — Мы уже не можем чувствовать себя в безопасности.

Тоня похлопала ее по плечу.

— Ты как-то сказала, что это война одного колдуна. Нам придется пережить ее. Больше делать нечего.

Несмотря на утешение мастера, Атайя встревожилась как никогда раньше. Вооруженные солдаты с мечами и корбалами были знакомым врагом, врагом — с которым она боролась всегда. Но колдуны, которые хотят ее гибели? Это уже совсем другой бой, и принцесса пока не знала, как его принять.

Глава 17

— Вы проиграли еще десять крон, — сказал Николас, сгребая щедрую стопку серебряных монет, и улыбнулся партнеру, который сидел напротив эмалированного игрального стола. — Вам сегодня не везет в кости, ваша светлость.

Брандегарт ухмыльнулся:

— Кажется, да.

Он поднял пару костей и бросил их на чашу, с грустью глядя на свой оскудевший запас серебра.

Хоть Николас и знал, что неприлично считать выигрыш, но прикинул, что у него приблизительно пятьдесят крон. Давно пора, думал он про себя. Принц уже третий раз гостил у Мудреца, но впервые ему удалось обыграть его. Странно, что к нему неожиданно повернулась удача, однако жаловаться он не собирался. Возможно, просто наступил Новый год. Николас провел зимние праздники за выполнением обязанностей лорд-маршала и за последние несколько недель не мог выбраться к чародею.

Он сам не знал, почему пришел. За долгими беседами Брандегарт из Крю редко говорил о колдовстве, несмотря на тонкие намеки принца. Мудрец предпочитал вести разговоры о климате Саре, архитектуре дворца, даже о последних слухах, кто кому при дворе наставил рога.

Однако когда речь заходила об Атайе, их роли расходились. Брандегарт задавал внешне безобидные вопросы, а Николас отвечал на них как можно уклончивей, а потом искусно менял тему.

Его светлость был обаятельным собеседником — почти как принц — и имел способность подталкивать его говорить о таких вещах, которые он не стал бы упоминать: о напряженных отношениях с Дарэком, о глубокой преданности Атайе. Николас надеялся, что Мудрец примет его откровенность за проявление доверия и ответит тем же относительно истинной цели своей секты и собственной роли в жизни сарских лорнгельдов.

— Погода портится, — отметил Николас, глядя на крупные снежинки, которые кружили у окна. — Наверное, мне надо возвращаться в поместье, а то попаду в бурю.

И Ранальф тоже, — подумал он, зная, что наемник будет волноваться, если игра в кости затянется дольше нескольких часов. Он ждал принца в большой зале: не хотел отпускать Николаса в замок одного и в то же время боялся столкнуться с Мудрецом лицом к лицу.

— Не стоит беспокоиться по поводу погоды, — уверил его Брандегарт. — Если приблизится буран, я почувствую. — Он прошелся к окну и закрыл ставни, жалуясь на сквозняк. Потом что-то прошептал и пошевелил пальцами, а затем вернулся за стол. — И даже если начнется метель, — дружелюбно добавил он, — мы рады будем предложить вам переночевать.

Николас улыбнулся, представив реакцию Ранальфа на подобное приглашение.

— К тому же неучтиво с вашей стороны выиграть все мои деньги и отчалить, — побранил его Мудрец, хотя потеря вряд ли его заботила.

Принц заметил, что у хозяина замка необычайно приподнятое настроение — глаза искрятся радостью, словно скоро ему доставят долгожданное удовольствие.

— Полагаю, еще три-четыре партии нам не повредят, — согласился лорд-маршал, встряхнув кости в стаканчике. Он втайне хотел задержаться, раскаленные камни делали здешний кабинет намного уютней его комнаты в поместье. Вино было подогрето с пряностями, каштаны в оловянной тарелке — идеально поджарены. — Я не удивлюсь, если вы отыграете все до последнего, — добавил он. — Моя сестра часто говорит, как мне не везет в кости, и надо отдать ей должное, она обычно права.

— Колдунам это свойственно, — с улыбкой ответил Брандегарт.

Однако пророчество Николаса не сбылось. Его деньги увеличивались с каждым выбросом, и через час он стал на сотню крон богаче.

— Небольшое состояние, — подметил Мудрец, взял с тарелки каштан и расколол его зубами. — Состояние, в котором так нуждается ваша сестра, как я понимаю. — Он замолчал, ожидая реакции принца, однако ее не последовало. — Я слышал, зима на континенте столь же сурова, как и у нас, — продолжил чародей с напускным равнодушием. — Сурова даже для спокойной жизни и вдвойне хуже для лорнгельдов в Кайте. Прошел слух, что к принцессе они валят валом, во все ее школы, но оказываются в плачевном положении. Как только Трибунал узнаёт об их способностях, у них отбирают земли и собственность. Им будет сложно пережить такую зиму.

Николас не смог скрыть ни тревоги, ни удивления.

— У вас вести новее, чем у меня, — признал он. — Ко мне не приходило посланий из Кайта с пор, как я приехал на остров два месяца назад.

— Вы же брат чародейки, Николас, и должны знать, что мой народ обладает даром сообщения событий иными путями, нежели обычные люди, — сказал Мудрец, довольный, что создал вокруг себя тайну, и разгрыз еще один каштан. — Странно, почему Атайя со своими последователями живут в лесу, как нищие? Бесспорно, если бы они объединили свои силы, то смогли бы заставить короля выполнять их волю.

— Принцесса считает, что насилие только подтвердит, что колдуны порочны, какими их считают жители Кайта. Она надеется, что со временем все больше лорнгельдов откажутся от отпущения грехов, и у Дарэка не останется другого выхода, как изменить закон о магии.

— Время — роскошь, которой у нее нет, мой друг. Ее народ голодает без крыши над головой. — Брандегарт наклонился ближе, и крученое металлическое ожерелье вокруг его шеи засверкало, словно лунный свет. — Вы же брат короля, — отметил он как бы между делом, — вы не можете убедить его смягчиться?

Николас безрадостно рассмеялся.

— Вы переоцениваете мое влияние на него.

— Я удивлен, что вас это ничуть не расстраивает, — сказал Мудрец, выковыривая из зубов орех. — Быть принцем Кайта — и столь беспомощным.

Николас придерживался о себе другого мнения, и на него нахлынула волна негодования.

— О, я весьма зол по этому поводу. Меня изумляет, почему Дарэк так упрям, когда речь заходит о лорнгельдах, ведь наш отец держался противоположной позиции.

Брандегарт сочувственно кивнул:

— Жаль, что Бог не сделал вас старшим сыном. И Атайя не родилась мальчиком.

— Поверьте мне, ваша светлость, я сам над этим не раз задумывался. Иногда мне хочется, чтобы Дарэк… — Николас осекся, вспомнив, что однажды чародей уже заставил его рассказать больше, чем он собирался. — Однако Атайя тоже права. Силой проблемы Кайта не решить. А ее учитель, мастер Хедрик, считает, что ей судьбой предначертано изменить жизнь лорнгельдов. Он заранее знал, что ей предстоит возглавить кампанию. И поскольку он был ее учителем, то моя сестра, несомненно, идет по верному пути.

Глаза Брандегарта засветились от задора, и принц заподозрил, что выдал ему нечто слишком значительное, сам того не понимая. Но не успел он придумать равноценный вопрос, как раздался бойкий стук в дверь, возвещавший прибытие Тулиса — управляющего. Он вошел в кабинет, небрежно кивнул Николасу и поклонился хозяину.

— У нас небольшая неприятность, ваша светлость. Слуга его высочества решил вернуться в поместье без него. В свете неблагоприятной погоды мы хотели предложить ему… остаться на ночь.

— Неблагоприятной… что?

Николас метнулся к окну и распахнул ставни. Глазам стало больно от искрящей белизны. Снег валил такими хлопьями, что за ним едва виднелся двор, который плавно переходил в небо. Буран закончится не скоро.

Невероятно! — встревоженно подумал он. — Мы не так долго играли…

Разве можно что-то рассчитать, когда вмешивается колдун?

У лорд-маршала застрял ком в горле. Он вдруг понял, что это не природная метель, ее создал Брандегарт. Он сам видел, как мудрец накладывал заклинание, но не чтобы утихомирить ветер, а чтобы вызвать буран, и тогда его гость не сможет уйти. Ранальф, должно быть, что-то почувствовал и догадался об уловке. Иначе наемник не решился бы бросить его и не поскакал бы предупреждать Джозефа и остальных, что принц в опасности.

Николас попытался сглотнуть слюну, но не смог. Горло стянуло, словно на него набросили петлю. Планы Мудреца заходили дальше, чем азартная игра, и принц проклинал себя за то, что не понял этого раньше. Неудивительно, что ему позволили выиграть: так проще заманить остаться дольше. Тем не менее, очевидно, не все шло по расчету мага. Брандегарт стучал пальцами по эмалированному столу. Он явно не ожидал, что Ранальф попытается бежать, но старался скрыть раздражение.

— Чутье подвело меня, — отметил он с напускным спокойствием, с гордостью глядя на бурю. — Наверное, старею. Уже сорок два года. Хотя не хочу этого признавать.

Судя по тону, он так вовсе не думал. Когда заметил ужас на лице принца, то не стал больше лицемерить, и дружелюбную улыбку сменил злостный оскал. Николас понял, что он попал в ловушку.

— Где он сейчас? — спросил Мудрец, искоса посмотрев на управляющего.

— В большой зале. Приказать, чтоб его привели?

Брандегарт кивнул, Тулис поклонился и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Когда он вышел, чародей тихо засмеялся.

— Какая самонадеянность полагать, что он сможет преспокойно уйти из моего замка. Узнаю Ранальфа.

У Николаса отвисла челюсть.

— Откуда вы знаете…

Тут в каждой клетке его мозга будто забили тревожные колокола. Он понимал, что шансы сбежать ничтожны, но почему-то рванул к двери.

Колдун даже не поднялся с кресла, только едва повернул голову.

— Я бы не советовал вам прикасаться к дверной ручке, мой принц.

Николас услышал предупреждение слишком поздно, чтобы остановить руку. Он схватился за железо, и от пальцев до плеча потекла волна боли. Принц крикнул в шоке, попытался оторвать ладонь, но неземной холод приковал его к ручке.

Брандегарт неспешно подошел к гостю, прошептал пару слов, и снял его руку. Боль прошла, но на коже остался лед.

— Боюсь, мне придется настоять… — начал Мудрец, ведя его обратно к игральному столу. — Ваш слуга умен. Только самый подозрительный колдун догадался бы, что буря ненастоящая. Однако его чувствительность усложнила положение дел. И теперь я вынужден применить силу, чтобы вы задержались у меня чуть дольше.

Чародей передал ему шелковый шарф, чтобы перевязать руку. Через пару минут — самых долгих и мучительных минут в жизни Николаса — в коридоре послышались шаги. Они звучали все громче и громче, приближались. Потом стал различимым поток проклятий, женского смеха, удар тела по панельной стене. Вошел Тулис, два стражника, которые направили алебарды на шею пленника. Яростное лицо Ранальфа украшал синяк под скулой. К удивлению принца, руки наемника не были связаны: они сжимались и разжимались, так им хотелось задушить какого-нибудь сарца.

Еще больше его изумила женщина в атласном платье, которая вошла вслед за ним. Он едва ее узнал: настолько сильно изменилась островитянка с момента их встречи в Кайте. В рыжие волосы были вплетены ленты, на идеально облегающем фигуру наряде светился жемчуг. В глазах знойной женщины не осталось и следа крестьянской наивности. Дриана почувствовала его взгляд, но лишь отбросила назад локон и самодовольно улыбнулась, будто Николас был просто очередным мужчиной, очарованным ее красотой.

— Это слуга принца, ваша светлость, — представил Ранальфа Тулис, пихнув его вперед.

Управляющий хотел заставить гостя поклониться, но тот только громко харкнул на ковровый пол.

Брандегарт широко улыбнулся в восторге от оскорбления.

— Ранальф. Ранальф Осгут. Дриана сказала, что видела тебя, но я не поверил. — Мудрец одарил принца косой ухмылкой. — Вы связались с людьми весьма сомнительной репутации, мой принц.

— Это точно, — огрызнулся островитянин, окинув сердитым взглядом чародея и его даму.

— Все еще служишь наемным убийцей, Ранальф? — радостно спросил Брандегарт. — Предоставляешь свои услуги принцу Кайта? Это получше, чем графу Таселю, но ты почему-то примыкаешь к проигрывающей стороне в любой битве.

— И мы теперь твои пленные, так?

Чародей снисходительно цокнул языком.

— Вы обижаете меня. Было бы жестоко позволить вам заблудиться в метель и замерзнуть до смерти. Ты — солдат, Ранальф. Или по крайней мере был им. И тебе известно, что такое буран. — Брандегарт вздохнул. — Ты немного подпортил дело, мой друг. Я собирался разместить вас на ночь, а утром послать домой. И сейчас намереваюсь сделать то же самое, однако вы теперь почему-то твердите, что являетесь моими заложниками.

— А что нам еще думать? Вот этот тупица сказал мне, что ты перережешь Николасу горло, если я попытаюсь убежать.

Ранальф толкнул локтем стражника, который показался принцу знакомым.

Мудрец взглянул на него с мягким порицанием, поскольку угроза была вполне реальна, однако слуга не должен быть столь прямолинейным.

— Коннор иногда крайне неделикатен.

— Коннор, — произнес Николас, к которому наконец вернулся дар речи, — так он ей не муж? — почему-то полюбопытствовал он, хотя по той фамильярности, с которой Дриана положила руку на плечо Брандегарта, было ясно, кто является истинным объектом ее страсти.

Маг закачал головой:

— Нет, он просто мой солдат. Он не колдун, но пользу приносит.

— И оба шпионили в лагере у Атайи… для вас.

Мудрец расхохотался:

— А что тут удивительного. Вы-то сами с какой целью на остров приехали?

Николас пропустил вопрос мимо ушей и уставился на женщину.

— Так это ты рассказала ему обо всем… о Ранальфе…

— Они с Брандом старые друзья, — сказала Дриана, бросив на наемника застенчивый взгляд, который пропал даром. — С моей стороны было бы грубо не упомянуть о нем.

Принц заметил, как изменилась ее речь: пропал грубый восторженный говор селянки, звуки произносились четко, но неестественно, с манерностью, какую редко встретишь даже при дворе короля, словно она усердно трудилась, чтобы скрыть свое плебейское происхождение.

— Но зачем посылать ее? — спросил он Мудреца, забыв об опасности, в которой ныне находился ради решения очень важной загадки. — Почему вы не отправились сами?

— С тремя сломанными ребрами, вывихнутым коленом и дюжиной ран, ожогов и синяков? Тогда я был нерасположен к путешествиям. В июне меня испытывали, и противник попался талантливый. — Брандегарт нахмурился из-за неприятных воспоминаний. — Весьма талантливый.

— Чертовски слабый, если не убил тебя, — зарычал Ранальф, но замолк после удара в ухо от одного из стражников.

— Испытывали? — переспросил Николас.

— Да, проверяли, достоин ли я занимать нынешнее положение. Мудрецом не становятся так же, как королем, наследуя титул от отца. Эту должность обретают в честной схватке — нужно доказать, что твой магический дар сильней и достоин такой чести. Правда, некоторые короли захватывают трон военным превосходством, — добавил он задумчиво. — Однако на Саре так не принято. Брат Дрианы, Девин, бросил мне вызов несколько лет назад. Он, вероятно, решил, что пост Мудреца более привлекателен, чем свинопаса. Надо было оставаться со своими свиньями, — заключил Брандегарт, презрительно махнув рукой. — Он был дураком и плохим магом, что вам подтвердит Дриана. Однако, если б не его глупость, я бы никогда не встретил его прекрасную молодую сестру. Я не сомневался, что предо мной колдунья, потому что она вмиг меня околдовала. Мы оба стали на восемь лет старше, однако Дриана столь же великолепна, как в шестнадцать.

Улыбаясь, та обвила рукой талию чародея.

— Бран предложил мне место во дворце и спас от брака с бесхитростным тупицей, с которым пришлось бы играть заботливую крестьянскую жену до конца дней.

— Это было бы достойной жизнью, — отметил Николас, страх которого перерастал в гнев.

— Что вы имеете в виду? — поднял бровь Брандегарт.

— Она ведь не жена вам, ваша светлость.

Дриана метнула в него испепеляющий взгляд, но промолчала.

— Смелые слова, учитывая ваше положение, — отметил Мудрец, отпустил возлюбленную и подошел к Николасу ближе, чем тому хотелось бы. — Вы, конечно, понимаете, что я не могу позволить вам добраться до Кайта и рассказать сестре все, что вам стало известно. Подобное знание родит в ней лишние предрассудки. Нет, я желаю предоставить ей факты в нужном свете — так, как их вижу я.

У принца вновь образовался ком в горле.

— Какое к этому имеет отношение Атайя?

Брандегарт сел обратно в кресло, поманив Дриану поближе.

— Самое прямое, — ответил он столь уверенно, что Николасу стало не по себе. — Первый раз я услышал о кампании вашей сестры летом, после нанесенных мне травм. Поскольку я не мог отправиться в дорогу, то согласился отпустить в Кайт Дриану. Она убедила меня, что ей как женщине будет легче подружиться с принцессой. Конечно, мы тогда еще не знали, что она в заточении. Это выяснилось по прибытии на континент. Однако Дриана решила поехать в Кайбурн, думая, что найдет там союзников ее высочества, которые планируют побег. Что было дальше, вы знаете сами. Сравнив наблюдения Дрианы с вашим мнением, — закончил он, пронзая Николаса взглядом, — я составил точное представление о женщине, с которой мне придется иметь дело.

— Иметь дело? — повторил лорд-маршал, и у него опять перестал двигаться язык. — Я думал, вы ждете знака свыше для возвращения в Кайт. Или это было просто хитростью?

— Не хитростью, мой принц. Вовсе нет. Знак уже дан. Он мне явился, — сообщил Мудрец и наклонился поближе, чтобы огласить самую ценную из тайн. — Или правильней сказать — явилась она.

Николас с Ранальфом обменялись напуганными взглядами.

— Вы хотите сказать, что Атайя — это знак? — в ужасе спросил лорд-маршал и ослабил воротник, который вдруг стал слишком тугим: они с Ранальфом попали в такую западню, о которой и не подозревали. — Вздор! Ей ничего не известно ни о вас, ни о ваших последователях… Как она может быть знаком, который вы ждали?

Мудрец отмахнулся от вопроса, словно развеял дым свечи.

— Вы не лорнгельд, мой принц. Подобные детали вас не касаются.

— Еще как касаются, если из-за этого вы собрались держать его в заложниках, — огрызнулся Ранальф. — И кстати, на какой срок вы рассчитываете? Ты не можешь держать нас здесь вечно.

— Вот именно, — кивнул Николас, — если мы не вернемся в поместье…

— Я же не сказал, что вы не вернетесь. Просто задержитесь чуть дольше. И даже если бы не вернулись туда вообще, думаете, кто-нибудь бы за вами поехал? — Во взгляде Брандегарта появилась угроза. — Лорд-маршалы здесь частенько пропадают. Вы, принц, всего лишь пополните их ряды.

— Не трогай его! — выкрикнул Ранальф и сделал шаг вперед, но изогнутое лезвие алебарды остановило его. — Это нечестно, он даже не может оказать тебе сопротивление.

— А ты можешь? Не забывай, с кем говоришь, Ранальф. Я — Мудрец и в свое время убил немало колдунов.

— И не только, — проворчал тот, потеряв запал. В глазах отразилась давняя ненависть. — Всем в отряде было понятно, что это ты отравил сержанта на тренировке. Мы не могли доказать, но знали.

Брандегарт слегка вздрогнул, устыдившись подвигов юности.

— Я был весьма опрометчив в молодые годы, Ранальф, и жестоко мстил за издевательства тем, кто возомнил себя выше меня. Но это произошло еще до того, как я стал колдуном и понял, что мне судьбой предначертано возглавить свой народ. Уверяю тебя, — мрачно добавил он, — теперь я намного разборчивей в выборе жертв.

Николас ждал, что ответит Ранальф, однако наемник молчал. Вдруг принц почувствовал себя таким беспомощным, как никогда. Разборчивый или нет, Мудрец был способен с легкостью избавиться от любого. Если он одолевал колдунов, то человеку без магического дара, будь то сержант или принц, надеяться не на что.

— Как вы намерены с нами поступить? — спросил он спокойно.

— Поступить? Пока никак. Возможно, вообще никак. Именно поэтому вам придется остаться на ночь. Понимаете ли, пришло время мне поговорить с вашей сестрой тет-а-тет и обсудить будущее лорнгельдов в Кайте. Я передам ей наследие Мудрецов и открою ее истинное назначение. Не хочу вас отпускать, пока не знаю, примет ли она мое предложение или отвергнет его. — Брандегарт прищурил глаза. — Дамерон, первый Мудрец из моего народа, предсказал, что она согласится, и вам лучше молиться, чтобы он не ошибся. Она еще пока не ведает, что ее ответ предопределит ваше будущее, впрочем, как и мое.

Николас знал Атайю лучше, чем чародей, и понимал, что Дамерон, каким бы могущественным он ни был, увидел ложную картину.

— Принцесса ни за что не присоединится к вам, пока не услышит моего мнения. Совет мастеров предупредил ее, кто вы такой.

Брандегарт устало вздохнул:

— Атайя слышала много рэйкской лжи о моем народе, но лично моя точка зрения ей пока неизвестна, и это недопустимое упущение. Дриана говорила мне о ее возвышенных взглядах в области морали, — презрительно добавил он. — Я же подозреваю, что принцесса в глубине души желает занять трон и стать кем-то большим, нежели изгнанницей во главе преследуемого народа.

— Никогда! Она сотни раз мне это повторяла!

— А что ей еще вам сказать? — парировал Мудрец. — Чтобы она заняла место Дарэка, попутно нужно избавиться от вас и маленького сына короля. Конечно, чтобы лорнгельды заняли должное место под солнцем, — пояснил он, ведя логическую цепь, — вам всем придется в конечном счете уступить. Выражаясь нормальным языком, я намерен восстановить колдунов в их правах, входит это в планы Атайи или нет. Однако пророчество Дамерона гласит, что она примет мою помощь. Возможно, мой принц, ему открылись те стороны души вашей сестры, о которых вы и не подозреваете.

Тревожные слова Мудреца повисли в воздухе, и никто не посмел их опровергнуть. Брандегарт поднялся, взял руку Дрианы и собрался уходить.

— Принесите им еды и вина, — приказал он управляющему. — Но не позволяйте покидать комнаты.

— А если колдун прибегнет к магии? — спросил Тулис.

Чародей мрачно улыбнулся.

— Он не станет. Иначе принцу придется за это расплачиваться. Ну что вы такие угрюмые? — обратился он к гостям. — Утром уже поедете домой.

Когда маг со своей дамой вышли, Николас понял, что узнал об острове больше, чем ожидал… или даже хотел бы. Выигранные в кости деньги потеряли значение. Ставки неожиданно возросли, и принц боялся, что он проиграет все.

Глава 18

Атайя сидела, скрестив ноги, в тесном шалаше с визуальной сферой на ладонях. У неглубокой ямы с раскаленными камнями Эмма в предобморочном состоянии потирала виски. Пару минут назад принцесса проходила мимо, услышала крик, ворвалась внутрь и увидела девушку, та лежала в грязи лицом вниз. На пальцах блестела липкая мазь от сферы. Она хотела узнать, что происходит в Пайпвеле, и увиденное так ее потрясло, что заклинание вышло из-под контроля. Придя в себя, Эмма побоялась повторить его и попросила сделать это Атайю в надежде, что она видела лишь отражение своих страхов.

— Я опасалась, что случится нечто подобное, — сказала Эмма со слезами на глазах. — Я наблюдала за деревней каждый день, с тех пор как уехала, вдруг кто-то догадался, куда я пропала. Брат поклялся молчать, но все помнили, как вы меня лечили. Если кто-то выдал его… — Девушка замолчала, не в силах произнести свою догадку. — Нет, то был не Этан, мне показалось.

В покрытой дымкой визуальной сфере появились знакомые деревья, колодец, скот. Однако Атайя заметила признаки разрушения — и разрушения более серьезного, чем она лицезрела в сентябре. Явно дело рук Трибунала. Два человека в черных накидках разговаривали со священником в тени за церковью. Вероятно, они наблюдали за деревней, поскольку именно здесь принцессу видели первый раз после побега из монастыря Святого Джиллиана. В Пайпвеле оказалось два лорнгельда — Алек и Эмма. Видимо, они решили, что это место проклято и является рассадником детей дьявола.

— Пожалуйста… скажите мне, что это не мой брат, — заплакала девушка. — То был не Этан…

Атайя проникла в дом, где она помогала Тоне лечить руку Эммы, точнее, на выжженную землю с почерневшими камнями. Рядом с орешника свисало безжизненное тело ее брата. Это была не самая жестокая смерть от рук Трибунала, однако, судя по полосам от плети на спине, юноша долго страдал, прежде чем ему набросили петлю на шею.

Принцесса убрала сферу, не желая больше смотреть в нее.

— Сожалею, — тихо произнесла она. — Этан мертв.

— О нет, нет, нет… — Эмма прижала колени к груди и издала вопль боли. — Это я виновата…

— Нет, Эмма, виноваты те, кто не хочет позволить тебе жить мирно. Ну да сейчас не время для разговоров. Я оставлю тебя одну.

Дрожа от леденящего ветра, который задувал под накидку, принцесса шла меж десятков ветхих строений, ютившихся на просеке. Ей хотелось найти уединение в своей нагретой камнями комнате. Почти у самого дортуара она услышала сзади скрип поспешных шагов и голос Джейрена.

— Слава Богу, Атайя, — произнес он, тяжело дыша, и повернул ее к себе лицом. У него был изумленный вид, словно его только что окатили водой. — Я везде тебя ищу.

— Что бы там ни было, я сейчас не в духе, — угрюмо проговорила принцесса.

Вид тела Этана не выходил у нее из головы. И это после вестей, что Камерона и союзников Саттера публично повесили утром. Просто ужасный день.

— С тобой пытаются связаться.

Атайя устало вздохнула и пошла прочь:

— Скажи Мэйзону, что я поговорю с ним позже. Мне хочется немного полежать.

— Но это не Мэйзон, — сказал Джейрен, хватая ее за руку. — Это Дриана, она открыла панель.

Принцесса медленно развернулась:

— Но как она… а, ясно… Перед тем как уехать из лагеря, островитянка попросила у меня ключ. Должно быть, она нашла брата, и он помог ей, произведя заклинание.

Они поспешили в часовню, откуда тотчас вышли колдуны, которые там тренировались. В конце ряда скамеек стояла панель Дрианы. Мерцающее продолговатое изображение находилось перед алтарем, его окаймляли завитки света и тени. Внутри недвижно стояла сама островитянка, словно портрет в рамке. Атайя ожидала увидеть добрую непричесанную женщину, которая всегда путалась под ногами, а перед ней оказалась дама, которая больше походила на принцессу, чем она сама последнее время. На Дриане было платье из зеленого бархата, на шее и пальцах — золотые украшения, шикарные рыжие волосы перевязаны сверкающей ниткой жемчуга.

— Ни за что бы ее не узнала, — прошептала Атайя, хотя женщина не могла слышать ее, пока не откроется панель. Незаметная взгляду бывшей служанки принцесса изучила каждую деталь со странным чувством, словно смотрит в зеркало, но видит чужое отражение. Перед Дрианой располагался столик с серебряной чашей, полной каштанов, сзади на стене висел гобелен, на котором золотом была искусно вышита небольшая группа пилигримов в пути.

— Давай узнаем, в чем тут дело, — пробормотала Атайя и коснулась края панели.

После белой вспышки Дриана моргнула и подняла подбородок, дав понять, что связь установлена.

— Я соединилась с вами от имени его светлости, высокочтимого Мудреца острова Саре, — объявила она деловым тоном. — Мудрец желает поговорить с вами.

— Мудрец?! — воскликнула Атайя. — Не понимаю… что ты…

— Его светлость все объяснит, — сказала она и удалилась.

Принцесса позвала ее, но островитянка не вернулась.

— Мне все это не нравится, — заявил Джейрен, отступая в сторону, чтобы его не заметили. — Она что-то затевает.

— Точнее, его светлость что-то затевает, — прошептала Атайя. — Или с ним поговорил Николас, тогда все будет хорошо, — произнесла она, сама тому не веря.

Если в дело вмешался брат, то почему с ней связалась Дриана, а не он сам?

Принцесса прождала целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. В глубине души ей хотелось быть облеченной в нечто иное, нежели в старую серую накидку и кожаные сапоги, покрытые толстым слоем грязи. Если Мудрец думает увидеть столь же по-королевски одетую даму, как Дриана, то ему придется сильно разочароваться.

Узнав о его существовании, Атайя создала себе образ предводителя колдунов и теперь, когда он заполнил все пространство панели мускулистым телом, поняла, насколько ложны ее представления. Вместо старика в дорогих одеждах появился воин со шрамами на руках, одетый столь же непритязательно, как она сама. Смуглая кожа и важный вид напомнили ей принца Фельджина, хотя Мудрец выглядел менее цивилизованным в своем жилете из овчины и потертых замшевых сапогах. Посередине серебряной ленты вокруг головы светился традиционный герб мага, а поверх него — изображение золотой короны. Глядя на украшение, Атайя уверилась, что слухи о культе на острове не лишены доли правды.

— Ваше высочество, для меня большая честь наконец с вами встретиться. Я — Брандегарт из Крю.

Его голос наполнил часовню, словно музыка волынки, и хотя расстояние между ними было огромным, Атайя инстинктивно сделала шаг назад.

— Извините мне мое изумление, ваша светлость, но Дриана… она утверждала, что никогда вас не видела.

— Да, знаю, — подтвердил он с легкой усмешкой. — Но, пожалуйста, не корите ее за обман. Это была моя задумка — послать ее в Кайт, и потому именно мне следует просить у вас прощения.

Он замолчал, и у Атайи появилось неприятное ощущение, что ее молча оценивают. В глазах Мудреца сверкнула задорная нотка, когда они скользнули вниз, словно его привело в восторг прискорбное состояние ее одежды и локон немытых волос, который упрямо лип к щеке.

— Мне рассказывали, что ваш отец не мог подобрать вам жениха. Барды воспевали не вашу красоту, а острый язык. Откровенно говоря, я ожидал увидеть сорванца-девчонку, а вы оказались прекрасной молодой леди, полной королевской гордости и храбрости… и самое важное, — добавил он со знанием дела, — магических сил.

Атайя попыталась улыбнуться, так нагло ей не льстили уже много лет.

— Спасибо.

Я ему не верю, — передал Джейрен с изрядной долей раздражения.

Тебе просто не нравится, как он на меня смотрит, — ответила она, и тут поняла, что супругу не видно Мудреца. — Словно ему любопытно, одето ли на мне что-либо под накидкой, — добавила она, но почувствовала, что Джейрен предпочел бы не слышать подобные детали. — И да, я ему тоже не верю.

Брандегарт посмотрел в сторону на кого-то в своей комнате.

— Дриана, ты не могла бы нас оставить?

Послышался хлопок дверью, и Мудрец снова обратился к Атайе.

— Она замечательная девушка, — отметил он таким тоном, что сразу стал ясен характер их отношений, — и принесла мне много ценной информации о вашей кампании. Очевидно, что у нас с вами одна цель.

— Но к чему было скрываться? Почему сразу не сказать, что она приехала от вашего имени?

Чародей сделал круг по кабинету, засунув большие пальцы за черный кожаный ремень.

— Я не знал, как вы отреагируете на такую инициативу, ваше высочество. Обо мне ходят некоторые слухи, и мне не хотелось бы, чтобы они повлияли на ваше мнение.

Атайя замялась. Ее мнение уже было предопределено, и имевшиеся о Мудреце сведения послужили единственной причиной поездки Николаса на Саре. Ей не терпелось спросить о брате и Ранальфе, но ни Брандегарт, ни Дриана даже о них не упомянули, а значит, они еще не встречались. Николас на острове всего два месяца, и если ему есть чего опасаться, то пока не нужно разглашать его присутствие там.

— Понятно. — Принцесса подумала, что влияние дурной молвы лучше, чем обман Дрианы, но не стала высказывать это Мудрецу. — Так, значит, слухи ложны?

— Частично, — ответил Брандегарт, загадочно улыбаясь, — но об этом позже. Недавно я имел несчастье узнать о Трибунале, и о том, как он мешает вам вести кампанию. Его существование — оскорбление не только лорнгельдам, но и Богу. Поэтому я и решился связаться с вами, ваше высочество. Разве могу я долее оставаться на острове и сидеть сложа руки, когда вы одна идете на столь отчаянные шаги ради нашего народа?

Атайя кивнула — в его словах была логика.

— Что вы предлагаете?

— Во-первых, обученных колдунов. Я могу переправить двести человек в течение месяца, а потом еще. Во-вторых, деньги тем, у кого всё забрали адриэлиты. Остров богат залежами серебряной руды.

Принцесса едва сдержалась, чтобы сразу же не ухватиться за предложение. Она не хотела показывать, как сильно нуждается в помощи.

— Не буду отрицать, я нашла бы применение деньгам. Полагаю, Дриана описала условия жизни в лагере. Но что касается обучения лорнгельдов заклинаниям… — Атайя облизнула губу, — чему именно будут ваши люди учить их, ваша светлость?

Мудрец понимающе улыбнулся.

— Да, надо обсудить и эту сторону вопроса. Меня весьма заботит ваш подход к неграмотным лорнгельдам Кайта, — сказал он, стуча пальцами. — Следуя традиционным рэйкским представлениям, вы преподносите им лишь часть правды. Я боюсь, ваше высочество, упуская самое главное, вы оказываете им медвежью услугу.

В этот момент Джейрен решил появиться в панели.

— Каким же образом? — спросил он в негодовании, поскольку затронули давно устоявшиеся убеждения его соотечественников.

— Мой супруг, Джейрен, — произнесла Атайя и заметила презрительный взгляд Брандегарта, который вмиг сменился вежливым кивком.

— Вы обещаете им жизнь, — продолжил Мудрец, обращаясь к принцессе, — и все. Вы не говорите им, какой должна быть эта жизнь… что им предначертано судьбой! Представьте, что священники убеждали бы всех в существовании рая, но скрывали, что нужно делать, чтоб туда попасть.

— И каково, вы считаете, наше предназначение? — спросила она, хотя знала ответ еще из разговора с мастером Хедриком.

— Величие, — кратко ответил Брандегарт. — Вот что нам причитается и что неизбежно. Наш взлет к славе предвидели давно, когда и открыли истинную природу магического дара. — Мудрец зацепил ногой табуретку, придвинул ее к себе и сел рассказать свою историю. — Два века назад, ближе к концу чистки короля Фалтила, небольшая группа колдунов бежала с Кайта на остров Саре. Их предводителем был человек по имени Дамерон, Дамерон из Крю, кого мой народ помнит как первого Мудреца острова Саре.

Дамерон давно считал, что лорнгельды не просто незрелые философы и ремесленники чародейства, какими до сих пор, даже в наши дни, считают себя некоторые колдуны. Он также утверждал, что расправа Фалтила не произошла бы, если б мы, маги, занимали по праву отведенное им место в мире. Я тоже полагаю, что способности лорнгельдов только подтверждают, что они рождены для великих дел. Имея в себе частичку божественной силы, мы обязаны править людьми, как Бог правит нами. И чем талантливей колдун, тем выше должно быть его положение.

— Положение — это, к примеру, Мудреца острова Саре?

— Именно так, — кивнул Брандегарт.

— Но если вы всегда знали, что лорнгельды заслуживают большего, то почему вы долго жили на острове? Почему не распространяли свое учение в Кайте? Или в Рэйке? Или во всем мире?

— Всему свое время, ваше высочество. На Саре спаслось меньше дюжины колдунов. Если б Дамерон не обладал даром транслокации, как вы, Атайя, им не удалось бы туда попасть. Таинство отпущения грехов распространилось из Кайта на остров, и ряды было некем пополнить. Потребовались десятки лет, пока Дамерон и его апостолы обрели достаточно могущества, чтобы спасать людей от церкви. С тех времен сохранилось мало писаний. Мы точно знаем одно: Дамерон был колдуном-адептом с феноменальной способностью заглядывать в будущее. Он предсказал, что лорнгельды вернут себе славу. Он видел предвестники нашей победы и пообещал, что наступит день, и мы получим знак к действию.

Атайя с Джейреном обменялись взглядами, полными опасения. Мудрец не связался бы с ними, если б знак не был дан.

С важным видом Брандегарт взял со стола кожаный свиток и достал из него хрупкий пергамент.

— Послушайте слова, изреченные Дамероном в трансе, когда он смотрел будущее лорнгельдов. «Наше время придет, когда женщина, благословленная небом и землей, поведет нас к вершинам славы. Она будет жить среди благородных и среди простых людей и обладать силами, невиданными с древности. Она получит помощь в своих начинаниях от неожиданных союзников, и начнется эра великого короля-колдуна, и к нашему народу вернется могущество. До ее появления мы должны ждать в мире радостного возвращения из изгнания».

Когда Мудрец свернул пергамент, поместил его в кожаный свиток и поднял взгляд, Атайя вся дрожала. Первым желанием было назвать пророчество дешевым подлогом — уловкой, чтобы убедить ее дать согласие, но шестое чувство подсказывало ей, что оно подлинное. Принцесса не понимала, откуда оно возникло, но надеялась понять все совсем скоро…

— Скажите мне, Атайя, — заговорил Мудрец, — как вы стали предводительницей? Кто натолкнул вас на этот путь? Как я понимаю, у вас недавно пробудился магический дар?

— Мой учитель мастер Хедрик. Он…

У Атайи екнуло сердце.

Он сказал, что это предначертано мне судьбой… что я избранная. Он видел знамение моего прихода…

Брандегарт заметил, как изменилось выражение ее лица.

— Вот видите, даже ваш учитель понял ваше предназначение, как и Дамерон двести лет назад.

— Но Хедрик считал, что Атайя должна освободить их, — вмешался Джейрен, — а не подстрекать править Кайтом.

Мудрец приподнял бровь.

— Возможно, он увидел лишь часть ее роли, — спокойно ответил он. — Будущее, как нам всем известно, очень трудно постичь в точности.

Джейрен замолчал, Атайя не слушала ни одного из них. Пророчество взволновало ее больше, чем окружающих. Кто должен стать королем-колдуном, согласно Дамерону? Конечно же, не Дарэк: в двадцать девять мекан не приходит. Возможно, Николас? Ему еще не так много лет. Или малыш Мэйлен? Проще было бы пробраться в мозг каждого и посмотреть, есть ли там зерно, но она решила никогда не прибегать к такому эгоистичному методу.

А вдруг трон займет совсем иной человек? — подумала Атайя, глядя в оживленные глаза Мудреца. — Кто-то не из рода Трелэйнов?

Не успела она поразмыслить над нелицеприятной возможностью и над тем, насколько далеко простираются амбиции Брандегарта, как он снова заговорил.

— Вы — женщина из пророчества, Атайя. Благословленная небом и землей, то есть наделенная магическими силами адепта и королевской кровью в ваших венах. Помощь от неожиданных союзников — это мое предложение, которого вы никак не предвидели и которое вам предначертано принять.

— Но как же… если я приму его, то должна буду принять и вашу… философию магии?

Мудрец улыбнулся:

— А вы заставляете себя следовать Божьим законам? Нет. Они просто существуют. Ваш выбор в том, уверовать ли в истину или закрыть на нее глаза… но истины это не меняет.

Атайя опустила голову и посмотрела на запачканные сапоги.

Ирония судьбы отвратительна, — угрюмо подумала она. — Исходить пешком весь Кайт в тщетном поиске поддержки и получить помощь, которую невозможно принять.

— Сожалею, ваша светлость, — произнесла Атайя, подняв глаза. — Но если вы собираетесь убедить в этом лорнгельдов, то, боюсь, я вынуждена отказать. Чтобы возглавлять кампанию, мне необходимо твердо верить в то, что я делаю. Мне совесть не позволит говорить людям, что магический дар дает им право главенствовать над остальными.

Ответ Атайи ничуть не удивил Брандегарта, словно он ожидал, что она сначала скажет «нет» — лишь для соблюдения формальностей.

— Вы считаете, что Бог главенствует над вами? — спросил он.

— Не совсем так, — осторожно ответила она, понимая, что колдун пытается логически опровергнуть ее суждения.

— Вы согласны, что Бог стоит выше вас в естественном устройстве мира? Он могущественней, чем вы?

— Конечно, но…

— И вы подчиняетесь Ему, — резко кивнул Мудрец. — Вы подчиняетесь Его воле. Если это так, ваше высочество, то почему те, кто не обладает божественной силой чародейства, не подчиняются нам, кто более могущественен?

— Но это разные вещи…

— Разве? Главенство — неподходящее слово. Опека? Наш Господь, с Его безграничными возможностями, дает нам силы и ведет нас по дороге мудрости, опекая нас. Долг каждого лорнгельда — взять людей под свою опеку, поскольку его коснулась рука Бога. Я понимаю, вам это трудно воспринимать, однако разве вы по-другому отреагировали, когда впервые узнали о своих способностях? Со временем вы смирились с тем, что являетесь колдуньей. Значит, сможете осознать и мою позицию.

— Ваша светлость, вы можете считать как угодно. Но повторю, что у меня нет выбора, я вынужден отклонить ваше предложение. Ваша истинная просьба состоит в том, чтобы я свергла своего брата и посадила на трон колдуна.

На сей раз сопротивление Атайи произвело на Мудреца впечатление. Он нахмурил брови, выдав внутреннюю досаду. Неужели он и правда думал, что принцесса так быстро уступит? Брандегарт посмотрел ей глубоко в глаза, словно впервые увидел настоящую живую женщину, а не воплощение древнего пророчества.

— В конечном счете этого не миновать, ваше высочество, — ответил он, с напускной отрешенностью пожимая плечами. — Это всего лишь вопрос времени.

— Возможно, — твердо произнесла Атайя, — но я не есть та, кому суждено дать согласие. У меня никогда не было намерений забрать трон у Дарэка. Большинство людей в моем лагере пришли именно потому, что я обещала не совершать подобного злодеяния. Мое дело не касается политики, ваша светлость, оно заключается в передаче лорнгельдам права самим определять свою жизнь, а не выполнять волю епископа Люкина и судей Трибунала. Я не хочу, чтобы Дарэк потерял корону, я просто хочу, чтобы он изменил закон. И единственный путь добиться этого — доказать ему, что мы не такие злодеи, как все полагают. Если мы начнем настаивать на чем-то силой, ваша светлость, враг только уверится, что правда на его стороне.

Принцесса не первый раз повторяла свои доводы. Когда-то — перед Саттером. Его они не убедили, и, судя по равнодушию Брандегарта, на него тоже не подействовали. Настроение Мудреца изменилось из-за столь настойчивого сопротивления его воле: он неожиданно стал хмурым и строгим.

— Ваше высочество, я должен вас предупредить. Если вы не хотите раскрыть лорнгельдам их истинного предназначения, я обязан буду сделать это сам. Моему народу пришло время вернуться в Кайт. От вас зависит, ступим ли мы на земли континента вашими друзьями…

Далее подразумевалось «или врагами».

— Это угроза? — спросил Джейрен, инстинктивно потянув Атайю на шаг дальше от панели.

Мудрец метнул в него раздраженный взгляд, будто Джейрен был ребенком, который не вовремя встрял в разговор на официальном приеме.

— Просто констатация факта.

— Ваша светлость, я молю вас, — начала Атайя, протянув вперед руки, — придерживайтесь своего учения у себя на родине, но оставьте Кайт мне.

— Кайт — моя родина, ваше высочество. Сумасбродство Фалтила вынудило наш народ ее покинуть. У нас много общего, у меня и вас. Моих людей выгнал из дома и травил король Фалтил, а ваши теперь без кровли и денег, преследуемые королем Дарэком и его Трибуналом. Вместе мы могли бы залечить двухвековые раны и даровать Кайту мир и спокойствие, коего он никогда не знал!

Его рвение заражало, гипнотизировало. Постепенно возрастал страх перед тем, что повлечет за собой неприятие условий Брандегарта, однако Атайя поняла, что никогда не вступит в союз с Мудрецом, будь пророчество верно или ошибочно.

— Сожалею, ваша светлость. Мы по-разному смотрим на вещи.

После третьего отказа он впал в напряженное молчание. Затем окинул рукой комнату.

— Запомните этот кабинет, — проговорил он без следа благожелательности. — Если передумаете, то найдете меня здесь. Защиты нет: вам ничего не помешает. Однако поспешите, Атайя Трелэйн, потому что уже через несколько дней начнутся необратимые события.

Не успела принцесса ответить, как панель почернела.

— Кажется, нас послали к черту, — отметил Джейрен.

— Да, — тихо произнесла она, уставившись в темный прямоугольник, словно там начертано будущее. — Но мы слышим о нем не в последний раз.

Брандегарт вышел из комнаты и отдал Дриане ключ.

— Очевидно, положение ее светлости не так плачевно, как ты пыталась меня убедить.

Он оперся на известняковую стену коридора.

— Я говорила, что сложно будет склонить ее на нашу сторону, — сказала Дриана. Мудрец промолчал, она коснулась его руки и добавила: — Боюсь, не все женщины так легко поддаются твоим чарам, как я.

Островитянка выбрала не лучшую тактику. Она хотела просто пошутить, а Брандегарт посмотрел на нее с полным отвращением, будто именно этого и боялся. Не то чтобы Дриана могла его уличить в измене. С того момента как он занял свое положение восемь лет назад, ему никто ни в чем не смел отказать, включая женщин.

— Боже мой, эти рэйкцы сделали из нее философа, а не воина! — выкрикнул он, ударив кулаком по стене. — Она разглагольствует о благочестии, вместо того чтобы сражаться с врагом!

— Если ты так хотел получить ее согласие, то почему не послал для начала в Кайт Николаса с положительным отзывом? Тебе не стоило бы труда околдовать его, и у Атайи не было бы повода для недоверия. Или просто сказал бы, что ее брат у тебя в заложниках, она сразу пошла бы на любое предложение.

— Я подумал, что подобное вмешательство нарушит пророчество. Не могу понять: она дала отказ, значит, оно все равно не сбылось! И как она посмела отвергнуть меня? — кричал Брандегарт, откровенно растерянный таким поворотом событий. — Трибунал проверяет каждый закуток, лорнгельды болеют и прозябают в муках. Возможно, они искренне верят в ее учение, но желудок им не наполнишь. — Брандегарт потер витые серебряные браслеты, словно они были оковами, которые раздражали его. — Дамерон пророчил, что она получит помощь от неожиданных союзников. Кому еще это быть, как не мне?

— Однажды Атайя получила большую сумму денег, — осторожно поведала Дриана. — От кого-то на юге, с кем она раньше даже не встречалась, от человека по имени Адам. Может, об этом писал Дамерон. На ее сторону мог перейти кто-нибудь еще после того, как я уехала. Возможно, ты просто неправильно трактовал предсказание.

Мудрец впал в ярость.

— Никогда не высказывайся на подобные темы, — гневно бросил он. — Ты не принадлежишь к моему народу и не имеешь права критиковать мои суждения.

Дриана смущенно опустила голову.

— Прости, — пробормотала она дрожащими губами. — Ты, конечно, прав.

— Нет-нет, только не плачь, я этого не стерплю. — Со стоном раскаяния Брандегарт прижал ее к себе. — Не надо быть колдуном, чтобы понять, как глупо я себя веду, — признал он, по-отцовски поцеловав даму сердца в лоб. — Возможно, мое предложение было преждевременным. Или ее отказ и сопряженные с ним действия с моей стороны предрешены. Да, наверно, так и есть. Если я неправильно понял пророчество, тогда то, что я собираюсь сделать, ему не противоречит. В конечном счете мое предназначение — обеспечить восхождение лорнгельдов к власти.

Дриана взглянула на стражников в конце коридора.

— Значит ли это, что ты намерен осуществлять второй план?

— Ее высочество не оставила мне выбора, — ответил он, не скрывая сожаления. — Если Атайя не хочет признать меня, это должен сделать ее народ, из чего следует, что они будут вынуждены разочароваться в ней.

— И когда такое произойдет, — подвела итог Дриана, — им понадобится новый предводитель.

Наконец ей удалось вынудить его улыбнуться.

— Идем, Дриана, нас ждут гости.

Островитянка последовала за ним по коридору до простой дубовой двери, у которой стояли караульные в форме. Их присутствие было чистой формальностью: Брандегарт обезвредил пленников сдерживающим заклинанием. Дриана подозревала, что он сделал это, чтобы поиздеваться над Ранальфом.

Принц Николас в задумчивости сидел у ярко пылающего камина, а наемник сердито расхаживал взад-вперед, не находя себе места после долгих часов неволи. Мудрец подошел к ним.

— Боюсь, ваша сестра меня разочаровала.

Ранальф одобрительно фыркнул:

— Умница.

— Возможно, — признал чародей, — но она приняла глупое решение. В любом случае это уже не важно. Атайя заложила фундамент: распространила по всему Кайту весть о том, что лорнгельдам не обязательно умирать вследствие отпущения грехов. Однако что касается их обучения, тут должен появиться я и сказать им, что в их силе заложено больше, чем говорит Атайя Трелэйн.

— Они никогда не пойдут за вами, — заявил Николас. — Своими страданиями она заслужила преданность.

Брандегарт наклонился к нему ближе.

— Да, но надолго ли это? — поинтересовался он. — Только время способно доказать.

Николас вскочил на ноги.

— Если вы причините ей вред, я…

— Что вы? — вяло спросил Мудрец. — Убьете меня? Посмотрел бы я, как у вас это получится. Откровенно говоря, я не собираюсь делать ей больно. Не напрямую, — добавил он и строго взглянул принцу в глаза. — Однако за поступки других людей я не отвечаю.

Комната погрузилась в тишину, стало слышно, как потрескивает огонь в камине. Ранальф ахнул:

— Нет, черт возьми, ты не посмеешь! Ты не тронешь принца Кайта!

Брандегарт прищурил глаза:

— На свете крайне мало вещей, которых я не посмею свершить.

Затянувшееся молчание наемника убедило Николаса, как ничто иное, что Мудрец сказал правду. Затем в неожиданном приступе ярости глаза Ранальфа заметались по помещению в поисках оружия — любого оружия. Он схватил железную кочергу, губы лихорадочно зашевелились, из кончиков пальцев вырвались разряды зеленого пламени, охватили незамысловатую стальную палку, превратив ее в светящийся меч.

— Тогда тебе придется сначала убить меня, — сказал он и встал на пути чародея.

Брандегарт невозмутимо оглядел меч.

— Это будет проще, чем тебе кажется, — отметил он. — Успокойся, подобными театральными жестами меня не остановить. Я Мудрец острова Саре, и моя воля — закон.

— Тогда я поменяю закон! — крикнул Ранальф и взмахнул мечом рядом с хладнокровным лицом мага, оставив в воздухе зеленую дымку. — Я оспорю твой пост Мудреца. Я вызываю тебя на бой, Брандегарт из Крю, прямо сейчас, прямо здесь.

Николас вскочил на ноги.

— Не делай этого, Ранальф!

Дриана бросилась на шею чародея:

— Нет, Бранд, ты еще не поправился от последнего сражения!

Однако Мудрец лишь ухмыльнулся:

— Правда, Ранальф, какой эффектный шаг. Дриана, дорогая, принеси из моего кабинета черную коробку с камина.

Тонкие брови поднялись от удивления при столь быстрой смене темы, но страх тотчас развеялся. На лице женщины появилась едва заметная улыбка, и она вылетела из комнаты.

— Ты это на полном серьезе, так? — спросил Брандегарт, оценивая позу и сноровку наемника, словно подумывая нанять его на службу. — Похоже, что да. Однако, может, ты забыл, что я не обязан принимать вызов больше одного раза в год? В другое время я получил бы удовольствие от битвы с тобой, но сейчас у меня нет сил на подобные безрассудства.

На лице Ранальфа появился оскал, и огненные полосы заскакали с новым напором, словно жир по сковородке.

— Испугался? Если я одолею тебя, то стану Мудрецом. Тогда я не только смогу вытащить Николаса из этого поганого места, но и командовать любым колдуном на острове, к примеру, заставить их не высовывать нос с Саре и никогда не ступать на землю Кайта.

У Николаса расширились глаза. Какой бесценный выигрыш! Однако Брандегарт был адептом, как Атайя, а наемник даже не достиг уровня мастера. Вызов отнимет у него время… и жизнь.

Принц подошел к другу, отстраняясь от опасного огня.

— Не делай глупостей, Ранальф. Ему нужен я.

В следующее мгновение уже вернулась запыхавшаяся Дриана и протянула Мудрецу черную коробку, которая помещалась на ладони. Он не стал ее вскрывать, а просто зажал в кулаке, касаясь пальцем резной поверхности.

— Николас правильно уловил суть, мой друг, — произнес Брандегарт. — Возьми себя в руки. Я не принимаю вызов и советую тебе не злить меня.

Ранальф пропустил мимо ушей совет чародея.

— Тогда откинем чертовы формальности, — прогремел он. — Покуда я дышу, ты не коснешься принца.

Наемник крепче сжал кочергу и притянул ее к себе, приготовившись нанести смертельный удар.

Глаза Мудреца ожесточились. Ранальф сделал шаг вперед, Брандегарт закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями, а затем медленно поднял веки. Зрачки стали молочно-глазурными, зеленая радужка затуманилась словно поддельный изумруд.

Он спокойно поднял крышку коробки и достал светящийся багровый камень. Кристалл.

У Николаса отвисла челюсть.

Корбаловый кристалл.

Ранальф зашатался от неожиданной боли, волшебное пламя зашипело и погасло, засасываясь обратно в пальцы. Он попятился, выбросил бесполезную кочергу и опустился на колени, схватившись за голову. Непокорность во взгляде быстро сменилась ужасом.

— Проклятие! — кричал он, судорожно хватая воздух, словно даже дыхание стало мучением. — Это невероятно!

— Ты все еще хочешь сражаться со мной, старый друг? — спросил Мудрец, мрачно смеясь.

Он приблизился к Ранальфу, но его движения были неуклюжими и окостенелыми, словно он выпил слишком много вина и вынужден был сосредоточиваться на каждом шагу, чтобы не споткнуться.

— Талантливый трюк, верно? — старательно произнес он, поднял кристалл кверху, восхищаясь игрой света, чего Николас никак не ожидал от колдуна. — Ты до сих пор веришь, что можешь победить меня, Ранальф? Если я справляюсь с этим, то уж точно справлюсь с тобой.

Принц с благоговением смотрел на корбал. Ни разу не упоминалось, что Мудрец обладает такой силой — способностями, о существовании которых не подозревала ни Атайя, ни Совет мастеров!

Вдруг осознав, что он единственный, кто может помочь Ранальфу, Николас вышел из оцепенения и метнулся за кристаллом. Однако реакция Брандегарта оказалась не такой уж заторможенной. Он отдернул мускулистую руку назад, сбив принца с ног и задев серебряным браслетом его скулу. Кристалл остался в кулаке.

Николас вытер со щеки капли крови и пополз к Ранальфу. Чародей не стал его останавливать, зная, что лорд-маршал не в силах унять боль друга. Странно, что Брандегарт ударил его физически, а не с помощью магии, чего не стал бы делать колдун-мастер. Он решил запомнить этот факт на будущее.

Если у него есть будущее.

Брандегарт склонился над ними, гордо держа камень, словно плод своего творения.

— Удивлены, мой принц? Конечно, вы удивлены. А ведь это так просто… зависит от дисциплины. От дисциплины ума, который совершенствуют долгое время. Вы никогда не слышали о колдунах в Круачи, которые ходят по раскаленному песку и не чувствуют боли? В отличие от песка корбал не вызывает боли — он просто заставляет колдуна поверить в то, что она существует. Осмыслив обман, он освобождается от нее.

Маг посмотрел на колдуна у своих ног, и губы искривились в улыбке.

— Наш друг, похоже, недостаточно умен.

— Но вы сейчас не можете творить заклинания, — обличил его Николас, и хотя ответа не последовало, многозначительное молчание доказывало, что он не ошибся.

— Я лишь между делом изучал технику борьбы с корбалом, — нечленораздельно произнес Брандегарт. — Многие колдуны не теряют своей способности, но ненадолго, головная боль вынуждает их сдаться. На Саре нет угрозы от кристаллов. Однако Дамерон знал, что если его народу предстоит вернуться в Кайт, то Мудрец должен развить умение противиться воздействию камня, чтобы защищать остальных. Несколько моих самых талантливых учеников тоже учатся этому: Курик достиг наилучших результатов, хотя он не справляется с большими корбалами вроде этого. Разум — великое оружие, мой принц, и познавшие его тайны — самые могущественные люди.

Брандегарт одарил Николаса внушающей страх улыбкой.

— Если кристалл — единственная защита от колдовства в Кайте, — тихо сказал он, — то у нее нет шанса победить меня.

Мудрец благоговейно поцеловал камень, словно священный амулет, который гарантировал ему победу в предстоящей битве. Он положил его в коробку и несколько раз моргнул.

Напряженные мускулы Ранальфа расслабились, как только корбал убрали со света. Мудрец опустился рядом и протянул к наемнику руки, пока тот не пришел в себя.

— Отойдите и не вмешивайтесь, — предупредил он Николаса, однако принц не двинулся с места.

Чародей бросил в него сердитый взгляд и что-то прошептал. Через мгновение лорд-маршал оказался на спине. Не успел он отдышаться, как вокруг появилась сверкающая воздушная паутина — бестелесная ткань, которая пульсировала в такт его сердцебиению. Через нее было плохо видно, словно сквозь стекло под дождем. Когда Николас попытался коснуться ее, словно железный кулак ударил его в грудь, посыпались синие искры, опалив кончики пальцев.

Обезвредив Николаса, Мудрец взял голову Ранальфа ладонями и заговорил. Наемник тотчас дернулся, будто его ударили, а потом расслабился. Брандегарт приложил к его глазам по пальцу.

— I nunc tu qui mandata mea persequeris.

Он щелкнул пальцами. Ранальф вздрогнул и изумленно осмотрелся, как если бы только что нарушили его сон. Он поднялся на ноги, забыв о недавней боли.

— Ранальф? — закричал принц. — Ранальф, ты в порядке?

Наемник с неестественным спокойствием кивнул:

— Да, все хорошо.

Чародей велел Дриане позвать стражников.

— Заберите его, — приказал он, указав на колдуна. — Я потом решу, что с ним делать. Он не окажет сопротивления, — равнодушно добавил Мудрец. — Ему это даже в голову не придет.

Брандегарт изменил сдерживающее заклинание, чтобы пленник смог выйти, и тот мирно зашагал под конвоем, лишь один раз споткнувшись. Он с озадаченным видом обернулся на Николаса и вышел. Принц подумал, что, видимо, видит преданного друга в последний раз.

— Теперь ваша очередь, — сказал Мудрец, махнул рукой, и мерцающая клетка рассеялась.

Внутри нее принц чувствовал себя в большей безопасности: по крайней мере маг не мог его коснуться.

— Что вы собираетесь делать со мной? — спросил он, пытаясь придать голосу храбрости, хотя в нем звучал страх.

— Вы скоро отправляетесь в Кайт, мой принц, — сообщил ему Брандегарт. — Но не надейтесь найти Атайю и предупредить ее, — добавил он. — Боюсь, через пару секунд вы вообще не будете помнить о нашем разговоре.

Николас попятился прочь, однако его до сих пор сковывало заклинание. Вскоре он почувствовал, что лежит на спине у противоположной стены и бежать некуда. Брандегарт приложил к его лбу руку, и тело принца потяжелело, придавливая его к полу. Перед глазами поплыли темные клубы дыма. Он явно ощущал присутствие Мудреца, давящее со всех сторон, чужие мысли наполнили разум, уничтожая одну за другой свои.

— Теперь откройте мне ваше сознание, Николас, — велел ему чародей. — И внимательно слушайте мои распоряжения.

Глава 19

Мозель Джессингер с трудом поднимался по крутой винтовой лестнице северной башни. Он запыхался уже на втором лестничном пролете. Для него было загадкой возвращение принца Николаса в Делфархам, но почему он направился именно в эту часть замка, представляло еще большую тайну. Когда-то здесь жил Родри, комнаты двумя этажами ниже служили ему личными покоями, а наверху располагалась давно заброшенная библиотека. Воздух был спертый, пахло гнилым деревом, на ступенях лежал толстый слой пыли. Сюда давно никто не приходил, даже король, который имел обыкновение захаживать в библиотеку после смерти Кельвина. Какой интерес это место может иметь для Николаса?

Переведя дыхание, Мозель протянул руку к старой дубовой двери, но она открылась сама по себе. Из библиотеки появился Николас с ранцем за спиной, который лопался по швам от книг и свитков.

— Ваше высочество, мне сказали о вашем прибытии, — задыхаясь, произнес Джессингер. — Я удивлен, что вы вернулись в Делфархам так быстро.

— Понимаю. — Николас достал из камзола ключ и запер дверь. — Я не собирался приезжать сюда, но у меня появились мысли о расширении торговли между Кайтом и Саре, и я решил поведать о них Дарэку. — Он посмотрел на Мозеля. — Вы же знаете, я никогда раньше не занимался государственными делами.

Джессингер с любопытством оглядел пухлый ранец принца.

— Вы ведь не надеетесь найти совет в старых книгах Родри.

— Нет-нет. Атайя попросила меня выбрать определенные записи, когда я буду здесь, в основном о Кельвине. Вот и все.

Мозель едва скрыл обиду, лицо его вытянулось.

— Я бы мог достать их для нее, если б знал, что ей нужно.

— О, не беспокойтесь. Она не подумала попросить вас, когда была в Халсее. Я уже распорядился послать курьера, вам незачем вызываться доставить рукописи. Гонец переправит их к сиру Джарвису в Кайбурне, а оттуда Атайя в любое время заберет их.

— Курьера… значит, Ранальф вернулся с вами?

— Нет, он остался на острове. Дела, понимаете ли.

Затем, не попрощавшись, Николас прошмыгнул мимо графа и стал спускаться по лестнице. Мозель засеменил следом, озадаченный такой грубостью.

— Подождите, пожалуйста, — сказал он. Когда они добрались до покоев Родри, Джессингер взял Николаса за руку. Посмотрев вниз и убедившись, что там никого нет, нагнулся к нему. — Вы уже что-нибудь узнали?

— О чем? — заморгал глазами принц.

— О Мудреце острова Саре, — нахмурил брови Мозель: Николас не мог забыть столь важную вещь.

Несколько секунд глаза лорд-маршала оставались пустыми, как у актера, который забыл слова. Затем он вспомнил:

— Ах да, Мудрец. Мы встречались. Очень приятный человек, мы играли с ним в кости.

— И? — поторопил его Мозель, встревоженно ломая руки.

— Он обычно побеждает, — ответил принц, пожимая плечами, хотя это было трудно под тяжестью книг за спиной. — Я был в его замке, ничего необыкновенного.

— А что насчет секты? Сарские колдуны — наши друзья или враги?

Николас напрягся и задумался, словно Джессингер говорил на иностранном языке, и ему приходилось все переводить, прежде чем дать ответ.

— Я его еще не спрашивал. Всего два месяца прошло, Мозель, — добавил он с непривычной королевской снисходительностью. — Я не могу ускорять события.

— Ты сообщил Атайе, что связался с ним?

Николас вздохнул: его терпение заканчивалось.

— Нет, в этом нет необходимости… пока я не узнаю нечто стоящее. Мне надо много сделать, чтобы не приехать в Кайбурн с пустыми руками.

Джессингер от изумления поднял бровь. С пустыми руками? Странное восприятие для человека, который клялся сообщать Атайе малейшую деталь о Мудреце.

— Но ей, естественно, захочется узнать…

— Она скоро и узнает. Если не возражаете, Мозель, у меня есть одно дело в соборе.

Николас направился вниз, но граф поймал его за руку.

— Ваше высочество, с вами все в порядке? Похоже, вы чем-то озабочены. Если я могу быть полезен…

— Все хорошо, Мозель. Я просто устал с дороги. Приехал очень поздно вчера ночью и не спал с тех пор, как покинул остров. Прошу меня извинить.

На этот раз принц зашагал так быстро, что Джессингер не смог бы догнать его.

Епископ Люкин неслышно шагал по северной стороне собора Святого Адриэля. Когда он посещал столицу, архиепископ Вентан обычно приглашал его прочесть молитву на вечерней службе. Поскольку предстояло отпустить грехи одному юноше, то он направлялся в ризницу за освященным вином и кахнилом, необходимыми для ритуала.

Люкин довольно улыбался. Несмотря на старания принцессы, не все лорнгельды Кайта поддались ее ереси.

Улыбка епископа тотчас пропала, когда он увидел, что дверь ризницы приоткрыта. Он вошел внутрь и застал там человека в капюшоне, который стоял в луже воды и рылся в вещах. Это, конечно же, не священник Вентана: вместо рясы на нем была промокшая шерстяная накидка и пара грязных сапог с нерастаявшим льдом.

— Эй, ты! — крикнул Люкин так рьяно, словно пытался разбудить прихожанина, который задремал в самом дальнем конце нефа. — Что ты тут делаешь?

Мужчина быстро засунул руку в карман камзола и развернулся, от накидки ледяные капли полетели прямо в лицо епископу.

— Принц Николас? — произнес он, стирая воду с лица. Лорд-маршал расплылся в располагающей к себе улыбке.

— Епископ Люкин, как я рад вас видеть. Я не знал, что вы здесь, то есть в Делфархаме.

Верховного судью удивила доброжелательность принца: Николас всегда настороженно относился к священникам Кайта, стараясь быть отчужденно-вежливым.

— Я помогаю на сегодняшней вечерне архиепископу, — сказал он, обводя рукой личное помещение Вентана. — Я прибыл в столицу несколько дней назад, чтобы обговорить с его величеством некоторые вопросы относительно… — он сделал паузу, чтобы подобрать нужное слово, — плана, над которым мы работаем.

Люкин не считал нужным вдаваться в подробности, зная о симпатиях Николаса к Атайе и лорнгельдам.

— А, вы о Трибунале, — догадался принц. — Я слышал, что дела у вас идут хорошо. Продолжайте в том же духе, верховный судья.

Приготовившись к резкой критике или по крайней мере терпимым оскорблениям, епископ Люкин стоял, открыв рот, как простак, озадаченный неожиданной похвалой.

— Спасибо, ваше высочество, — поблагодарил он, почти заикаясь. — А что же привело вас в столицу?

— О, то же самое — планы, которые я пытаюсь осуществить.

— И вы зашли в собор, чтобы мы помолились за их успех?

Николас многозначительно улыбнулся.

— Что-то вроде того, — сказал он. — На самом деле я ищу архиепископа Вентана. Хочу спросить его, кто из священников обладает официальной юрисдикцией над Саре: как ни странно, там никто не имеет об этом представления. Я зашел сюда по пути в его комнату, чтобы посмотреть, нет ли тут вина — утолить жажду.

Верховный судья посмотрел на него с некоторым возмущением.

— В ризнице хранится только освященное вино для отпущения грехов и церковных ритуалов, — объяснил он, нахмурившись: это должно быть хорошо известно принцу. — Было бы неправильно с вашей стороны выпить его просто для утоления жажды. Но я уверен, архиепископ с радостью предложит вам что-нибудь из личных запасов.

— Да, конечно. Пойду загляну к нему. — Николас вышел из ризницы, оставив за собой капли дождя. — Удачного дня, ваша светлость.

Люкин поклонился, затем подошел к шкафу, где лежали вино с кахнилом, и подумал, что надо сказать ризничему, что они заканчиваются. Когда он закрыл дверь кабинета снаружи, то увидел, как Николас быстро шагает к западному выходу из собора — в противоположном от комнаты Вентана направлении.

Епископ хотел крикнуть принцу, что он не туда идет, но передумал. Вряд ли Николас пришел к Вентану. Зная его высочество, можно было предположить, что у него здесь свидание с дамой — нашел же место, — а в ризницу он спрятался, чтобы его не заметил ревнивый соперник.

— Ну да что в том плохого? — пробормотал Люкин, пытаясь выкинуть происшествие из головы, и подумал о проповеди, которую ему предстояло прочесть, и о юноше, кого ждала смерть.

Вечером король с братом ужинали в личной палате его величества, избежав суеты большой залы, чтобы спокойно поговорить. В камине горел огонь, холодный дождь, ливший весь день, закончился, оставив на окнах разводы, которые искажали вид на Делфархам. Серебряные тарелки на столе были уже почти пустыми, кости голубей — обглоданными. Однако ел в основном Дарэк. Николас почти не притронулся к мясу, и только по корочке хлеба и паре крошек сыра можно было судить, что он вообще ел.

— Тебе нездоровится? — спросил Дарэк, выпив до дна еще один кубок красного вина из Эваршота. — Я не помню, чтобы ты так относился к подобному ужину… да и к любому вообще.

— Видимо, да, — ответил Николас, глядя с тоской на тарелку, словно нищий, который завидует празднеству на чужом столе. — Голова болит, и живот тоже. Наверное, я еще не пришел в себя с дороги.

— Не было нужды отправляться в путь в феврале, — упрекнул его король. — Через месяц-другой путешествие из Саре было б менее трудным.

— Знаю. Мне… просто захотелось.

Дарэк пожал плечами и взял пирожное с серебряного подноса. Он никогда не видел смысла в поступках Николаса, почему что-либо должно измениться? Тем не менее что-то с ним было не так, но непонятно, что именно. Они приятно поговорили и даже не поругались по поводу Атайи. В принце пропала прежняя живость — он ни разу не пошутил за вечер, не стал воспевать красоту женщин, которые встретились ему на острове. Вместо этого Николас избегал взгляда Дарэка, скользил глазами по комнате, словно ждал, что его схватят в любой момент, вздрагивал при любом звуке. Казалось, будто он шпион при чужом дворе — и довольно неумелый, поскольку все время боится разоблачения.

— Ты удивляешь меня, Николас. Ты уже целый день провел в Делфархаме и до сих пор не поинтересовался Атайей.

Король решил обсудить этот вопрос, не откладывая на потом.

Николаса озадачило его замечание.

— У меня есть дела, Дарэк. И это единственное, что меня сейчас волнует.

У Дарэка поднялись брови, и он проглотил последний кусочек пирога.

— Приятно слышать, что ты так серьезно воспринимаешь задачи лорд-маршала. — Он откинулся на спинку кресла. — Богу известно, до тебя этого никто не делал.

— У меня есть несколько задумок касательно острова, — поделился Николас, неожиданно оживившись, и облокотился о стол, старательно протирая пальцы салфеткой. — Я хочу построить новую сеть дорог. Прежние в ужасном состоянии. И еще мне кажется, что можно расширить порт. Шахты на севере Крю богаты серебром, и люди хотят получить взамен товары.

Следующие пятнадцать минут принц говорил без умолку, а Дарэк вполуха слушал, радуясь, что брат даже не упомянул их своевольную сестру. Казалось, что у него наконец-таки проснулся здравый смысл, что давно должно было случиться, и избавил его разум от забот об Атайе раз и навсегда.

— Мы могли бы, как я полагаю, ввозить ткань, в особенности шерстяную. Там кругом скалы, по большей части негодные для разведения овец. Еще можно обменивать эваршотское вино на вот это, — сказал Николас в завершение, встал с кресла и подошел к серванту. — Я купил прекрасный десерт для нашего ужина — херес с пряностями с острова Саре. Идеален для холодного вечера, — добавил он через плечо, наполняя два чистых кубка. — В него добавлена корица и клевер… тебе очень понравится.

— Мы уже целый графин выпили. Спасибо, Николас, но меня уже клонит в сон. К тому же у тебя болит голова.

— О, просто попробуй глоточек. Уважь мои старания — я привез бутылку с Саре и даже не разбил. Что касается головной боли, то эта вещь только поможет ее заглушить. Доверься мне.

Руки Николаса дрожали, когда он поставил оловянные бокалы на стол, что сразу заметил Дарэк.

— Ты весь дрожишь, брат. Плохо ел весь вечер, ты, очевидно, заболел…

— Да, видимо, подхватил простуду, — признал принц, хотя слова звучали неестественно, как заученный стих. — Я лягу спать сразу же, как только ты отведаешь вина и скажешь мне, сколько дюжин бутылок я должен прислать тебе по возвращении на Саре.

— Приличная вещь, — поднял кубок Дарэк и поднес его к носу. — Запах превосходный. Его изготовляют на виноградниках твоей усадьбы?

— Нет, это подарок от… — Николас замолк, словно во избежание закрытой темы, — от друга.

Принц улыбнулся, однако лицо оставалось напряженным, словно у раненого солдата, который отчаянно пытается скрыть серьезность своего увечья. Он чокнулся краем бокала, и раздался звон олова.

— За здоровье и долгую жизнь короля.

Дарэк еще раз вдохнул аромат вина, поднес сосуд к губам и заметил, что состояние брата резко ухудшилось за последние несколько секунд: он весь взмок и находился на грани обморока. Когда король собрался выпить глоток вина, чтобы Николас пошел спать, как обещал, брат вдруг ахнул и наклонился над столом, смахнув пустые тарелки на пол.

— Нет! Нет, не пей! — выбил он бокал из рук Дарэка, облив вином шелковый камзол короля и дорогой ковер из Круачи. — Боже, прости меня… О мой Бог…

— Николас! Что за дьявол с тобой происходит?

Еще не договорив вопроса, король понял, что с его братом творится нечто ужасное: он упал на колени, дергаясь в судорогах, и сжимал голову руками, неистово крутя ее, словно пытался оторвать. Затем набрал в легкие воздуха и издал крик неземной боли, и в палату ввалились полдюжины стражников в ливреях и поток встревоженных придворных.

— Ваше величество? Вы в порядке?

К королю подбежал Бернс, лейтенант капитана Пара, с мечом наготове.

— Я — да, — ответил Дарэк, уставившись на брата и не веря своим глазам.

Он бредит. Это не просто болезнь… это сумасшествие! Николас лежал на спине с широко раскрытыми глазами, изрекая невнятные потоки вздора, и корчился от боли. Но ведь принц не колдун… а что же еще, как не магия, могло вызвать столь неожиданный приступ безумия?

— Ему было не по себе весь вечер, но я думал, что у него просто температура, — объяснил Дарэк не столько окружающим, сколько самому себе. — Мы собирались отведать хереса, который он привез с острова, но тут Николас выбил кубок у меня из рук, все содержимое опрокинулось…

Король посмотрел на испачканный камзол, и все вино, что он выпил за ужином, вдруг дало ему в голову. Ноги затряслись, стало не хватать свежего воздуха. Пролившаяся жидкость проела маленькие дырки на шелке, тонкие струйки дыма поднимались с выжженной ткани. Он нагнулся проверить ковер и заметил, что там происходит то же самое.

— Кахнил, — догадался Дарэк, бросив взгляд, полный ужаса, на брата. — Боже мой, вино… оно было отравлено.

По палате прошла молния ахов и вскриков.

— Сарский заговор, мой господин? — спросил некто, пробившись на передний план.

— Не уверен, — пробормотал король, до сих пор вне себя от открытия. — Но я видел, как он снимает сургуч и вытаскивает пробку: яд не мог оказаться там заранее. Очевидно, Николас добавил его сам… но почему? И откуда он мог достать кахнил?

— Он сегодня заходил в собор, — прозвучал баритон Люкина, заглушив все остальные предположения, словно глас в день Страшного Суда. Он пробрался сквозь толпу солдат и придворных и опустился на колени рядом с принцем. — Я встретил его в ризнице, где хранится яд.

У Дарэка голова шла кругом. Зачем сарцам убивать его? И почему это делает Николас? Они не ладили с ним долгие годы, но брат не способен на такой поступок! Или король заблуждался? Кто еще стал бы инициировать заговор?

У его величества замерло сердце. Кто еще…

— О Боже, — прошептал он и ожесточенно взглянул налицо Николаса. — Ясно, кто спровоцировал тебя на братоубийство.

Такую насмешку можно ожидать только от Атайи. Кроме нее, никто бы не додумался подсыпать ему кахнил и предать смерти, которой умирают только лорнгельды. Отпустить ему грехи, лишить жизни, короны. Занять трон… Господи, именно к этому она так давно стремилась!

Епископ Люкин склонился ближе.

— Полагаю, ваши подозрения обоснованны, сир. Он не мог действовать один и не совершил бы столь гнусного деяния, если б его не заставил кто-то… кто ему очень дорог.

В приступе гнева Дарэк бросился на брата и затряс его за ворот.

— Она околдовала тебя, так? Это Атайя приказала тебе отравить меня?

Николас был в сознании, однако в глазах отражались лишь боль и смятение. Он вырвал пучок волос, словно вместе с ним уйдут мучения.

— …хотела, чтоб я… — задыхался он. — Мне надо… но я не могу! — Принц повернул голову в сторону и продолжил несвязно бормотать сам с собой. — Я приехал ради нее. Только чтобы помочь Атайе…

— Я так и знал! — воскликнул Дарэк, виня себя, что не догадался раньше, нежели чем разозлившись на предательство. — Боже, какой я дурак. Они ведь всегда были заодно.

— …помогите мне. О Господи, Атайя, сними эту боль.

— Что она сказала тебе, Николас? — не унимался король. — Когда ты встречался с ней? Где?

Принц вздрагивал от каждого вопроса, словно ему наносили удары. Тупо посмотрел на брата, затем отвернулся, сопротивляясь, уже не зная, зачем и что от него хотят услышать.

— Расскажи нам, сын мой, — подстегнул его епископ, положив руку принцу на плечо. — Возможно, когда ты признаешься во всем, Бог избавит тебя от боли.

В отчаянном взгляде Николаса мелькнула надежда, измученное сознание зацепилось за слова епископа, словно они обещали ему жизнь после смерти.

— Я разговаривал с ней… в лесу, — с трудом выдавил он. — А один раз… в Халсее.

— Что? — Дарэк поднялся на ноги и попятился назад, обескураженный двуличностью королевы больше, чем Атайей и Николасом вместе взятыми. — Атайя приезжала в Халсей, а Сесил ничего мне не сказала?

Епископ поднял суровые глаза.

— Прискорбная новость, ваше величество. Она королева, но перед законом все равны. Я понимаю, как неприятно вам это слышать, но если она укрывала в своем замке принцессу, то во имя ее же души нам придется выяснить степень ее вовлеченности в дела лорнгельдов. Сесил связывает с вашей сестрой долгая дружба, и не исключено, что ее тоже околдовали.

Дарэк некоторое время молчал, словно оплакивал потерю того, что давно ему не принадлежало, хотя раньше он даже не осознавал этого. Затем, приведя мысли в порядок, король стал раздавать стражникам приказы:

— Поместите моего брата под охрану. Я хочу, чтобы его караулили тщательно круглые сутки. Пошлите за капитаном Парром. Пусть он завтра на рассвете отправится в Халсей — Сесил слишком долго жила без меня. Подготовьте экипаж для ее возвращения. Нет, Парра не ищите, — передумал он, потирая виски, — я найду его сам. Не могу оставаться в этой комнате более ни минуты.

Придворные расступились, чтобы пропустить короля.

— Я заподозрил неладное, еще когда он попросил пост лорд-маршала Саре, но не видел причин отказать, — бурчал он под нос. Дарэк резко развернулся и посмотрел на епископа Люкина с видом несчастного грешника, которому нужен духовный совет. — Но если он изначально хотел отравить меня, то зачем было отправляться на остров? Боже, ничего не понимаю!

На его пути, в дверном проходе, застрял лорд Джессингер, уставившись на принца.

— С дороги, Мозель. Нет, постой, — вдруг сказал Дарэк, схватив старика за руку. — Что тебе об этом известно? Вы с Николасом вместе вернулись из Халсея. Сесил упоминала, что к ним заезжала Атайя или о чем они разговаривали?

Джессингер сглотнул слюну.

— Нет, ваше величество. Если б хоть один из них задумал что-либо против вас, моим долгом было бы сразу же сообщить об этом! — Странная гримаса исказила его лицо, поскольку Мозель был никудышным лгуном, но он всегда отличался неуклюжестью и взволнованностью, поэтому Дарэк не нашел в его поведении ничего подозрительного.

— Да, я так и думал, — гаркнул король. — От тебя невозможно ожидать чего-либо полезного.

Граф схватился за сердце, а Дарэк деловито вышел, сопровождаемый епископом. Советник в душе поблагодарил Господа за нанесенное оскорбление. Будь он другим, его скорей всего арестовали бы, но репутация при дворе сослужила ему как невидимый покров колдуна, искусно защитив от разоблачения.

Джессингер в отчаянии проводил лейтенанта Бернса и его людей, которые вынесли Николаса, тщетно пытаясь успокоить его стоны и немыслимые мольбы о пощаде. Затем, как и полгода назад, он поспешил в свои палаты собрать вещи, чтобы предпринять побег в лагерь колдунов рядом с Кайбурном.

Глава 20

— Сир Джарвис не очень-то нам обрадовался, — заметила Атайя, перешагивая талый лед на мощеной улице.

Джейрен нес под мышкой рулон рунной ткани, недавно доставленной с фабрики Кордри в Килфарнане. День был самым теплым с начала года — или наименее морозным, как подумала принцесса, — вдобавок ярко светило солнце. Наружу высыпали толпы народа, вдоволь насидевшиеся по домам. Шла первая неделя февраля, однако Атайя видела в глазах горожан предвкушение весны, до которой осталось шесть недель. Супругам хотелось сбросить капюшоны и тяжелые шарфы, но они тщательно закутали лица, потому что пришли не для проповедей и не желали, чтоб их узнали.

— У него есть повод волноваться, — ответил Джейрен. — Раньше мы связывались с ним через Руперта, а теперь таверна сгорела, и по городу снуют судьи. Вот он и сдержан, когда видит нас на пороге. Еще повезло, что его не привели на допрос, хоть всем в Кайбурне и известно, что его сын — колдун.

— А какое счастье, что нет доказательств его отношения к исчезновению Кордри. Уверена, что епископ не стал его преследовать благодаря щедрости Джарвиса к церкви, — сухо отметила Атайя.

Солнце отражалось в сосульках, свисающих с балконов и крыш магазинов по обеим сторонам узкой улицы. Принцесса натянула капюшон еще ниже, чтобы защитить глаза от света. Правильный жест, потому что они приближались к переполненной людьми площади. Лучше бы обогнуть это место — оно было связано с дурными воспоминаниями для обоих, — но хотелось выйти из города кратчайшим путем. Столько народу кружило под теплыми лучами, что Атайя не сомневалась, что никто не обратит на них внимания.

Чем ближе супруги подходили к площади, тем больше менялось настроение окружающих. Вместо смеха и веселых шуток о погоде стали слышны сдавленные проклятия и обрывки ссор — не просто обычная торговля между покупателем и продавцом, а едкие оскорбления, которые говорили о глубокой вражде. На душе у каждого было не только ожидание тепла: перед магазинами стояли небольшие группы, которые оживленно дискутировали. Атайя заметила у многих в руках тяжелые камни. С площади послышались гневные крики, толпа взревела в ответ какому-то выступавшему.

— Последний раз здесь было разъяренное сборище, когда тебя привели отречься от своего учения, — прошептал Джейрен, переложив рулон ткани из-под левой подмышки под правую. — Что могло вызвать такой же переполох?

Атайя встревоженно закачала головой.

— Не знаю, но если народ злится, значит, тут замешаны колдуны. Идем, — сказала она, показав на полдюжины мужчин, которые решительно шагали вперед с камнями. — Если кто-то из наших в беде, надо как-то помочь.

Через два поворота улица открылась на городскую площадь, и Атайя замерла на месте от представшего ее взору вида. Это было словно путешествие назад во времени. Толпа такая же непроходимая, как в тот роковой день, когда ее сюда привели, но еще более рассерженная. У ступеней в собор разгорался красным пламенем костер. Затаив дыхание, она стала искать глазами остатки несчастного, прикованного к столбу, но столба не было, как и каких-либо признаков, что огонь будет использован для сожжения. Над подпрыгивающими головами возвышался светловолосый мужчина, который кричал что-то прямо со ступеней, жестикулируя, как если бы пыталась взлететь раненая птица.

Не нужно было спрашивать, кто это: ярко-красный потир, вышитый на черной накидке, говорил сам за себя. И давно судьи Трибунала начали проповедовать в общественных местах, вместо того чтоб просто арестовывать всех подозреваемых в ереси для опроса в темных камерах? В конце концов, монахи ордена Святого Адриэля никогда не прибегали к словам, если можно доказать свою правоту мечом.

С конца толпы было плохо слышно, о чем он говорит, поэтому Атайя с Джейреном стали пробираться по периметру площади. На полпути принцесса остановилась, почувствовав, как в голове разгорается огонь.

— Нам нельзя подходить ближе, — прошептала она. — У кого-то поблизости есть корбаловый кристалл, возможно, у судьи.

Они остались стоять на месте, втиснувшись между сточной канавой и тележкой с выпечкой. Атайя оглядела лица вокруг в надежде найти кого-либо в рунном шарфе, чтобы спросить, что тут происходит. Однако не успела она найти союзников, как из толпы вышли две старухи, поддерживая друг друга за руку.

— Сначала Кельвин, а теперь такое! — крикнула одна из них и затрясла кулаком, но пожилая женщина была худощавой и немощной, так что жест получился далеко не грозным. — Она отродье дьявола, в этом нет сомнения!

— Бедный принц, — сказала ее полная подруга, которая скорей горевала, чем злилась. — Трибунал не смягчится к нему, хоть он и Трелэйн. Он лишится головы, будь уверена.

Атайя закачалась, в глазах потемнело. Речь шла явно не о Мэйлене, а в Кайте — помимо него, только один принц.

— Извините, пожалуйста, — обратилась к ним Атайя, скрывая лицо за шарфом. — Мне отсюда не слышно… о чем говорит наш брат?

— Разве вы не знаете? — воскликнула худышка. — Четыре дня назад принц Николас пытался отравить короля, и надоумила его сестра!

Атайя от изумления чуть не упала. Джейрен выронил рунную ткань и поймал Атайю за талию. Что за дикая история? Конечно же, Дарэк не способен пустить столь грязный слух. Он ненавидел ее, однако к Николасу сильной вражды никогда не испытывал.

— Понимаю, невероятно, — продолжила старуха, цокнув языком. — А чего еще ожидать от демона? Брат Джайлз сказал, что ожидает повторения покушения. Значит, наш гражданский долг и святая обязанность — передать Трибуналу любого, кто может иметь отношение к принцессе и ее колдунам. За каждого виновного будут платить полкроны. Представляете? Полкроны!

— А как насчет Харольда? — вдруг осенило вторую старуху, и она ткнула подругу в руку. — Его дочь пропала уже несколько месяцев назад. Говорит, что она поехала в гости к тетке. Бьюсь об заклад, она у лорнгельдов!

— Даже и не подумала бы, — ответила первая. — А Дрисколь, ювелир? Жена сказала, он отправился в Сельвален прикупить камней, но скорей всего она врет, чтоб прикрыть его. Ему недавно исполнился двадцать один, — добавила она со знанием дела. — Как раз возраст для впадения в безумие.

— Давай сдадим их. Получим по полкроны, если мы правы!

Пораженная такой злобной жадностью Атайя смотрела, как старухи рванули к собору выдать своих соседей за пару серебряных монет. Затем раздался восторженный крик, и толпа расступилась, пропуская клетку на телеге. Ее окружали шесть судей в черном. За решеткой было не меньше дюжины заключенных, которых везли прямо из склепа собора — тюрьмы Трибунала. Некоторые пленники рьяно дергали прутья в безнадежной попытке вырваться, другие сидели недвижно, уставившись пустым взглядом на беснующийся вокруг народ. Тихие, как догадалась принцесса, обвинялись в начальных стадиях мекана, поэтому их заставили обкуриться локой, дабы пробудившиеся силы ненароком не спасли их.

Атайя отчаянно посмотрела на Джейрена, вопрошая, как они могут им помочь, но не успел он ответить, как священник на трибуне отворил дверь клетки. Его собратья вытолкнули арестантов на площадь, словно бросали мясо голодным волкам: человечества, от которых нужно избавиться на глазах публики. Раздался яростный рев, люди с камнями подобрались ступеням собора и начали швырять булыжники в беззащитных узников, издавая радостные возгласы, когда от удара шла кровь.

— Господи, Джейрен, что нам делать?

— Ничего. Мы не можем вдвоем сражаться с целым городом, один намек на магию — и все разгорится, как солома от факела.

Толпа опять разразилась воплями, заглушившими стоны, колдунов и кровожадные крики палачей. Атайю отбросило в сторону: небольшая группа несла чучело из соломы и веток в образе женщины. На лице была нарисована дьявольская гримаса, в одной руке молния из прутьев, в другой — кубок. Они символизировали электрический разряд, которым она убила Кельвина и чашу вина, которой пыталась отравить его сына.

— Смерть Атайе Трелэйн! — крикнул мужчина, и все расступились, чтобы они быстрей донесли чучело до костра. — Смерть еретичке и предательнице!

— Тебе лучше затянуть шарф потуже, пока мы не выберемся из города, — посоветовал Джейрен, — иначе они не успокоятся сожжением твоего изображения.

Соломенную фигуру поставили в центр пламени, и Атайя смотрела, как та стрекочет и сгорает, размалеванное лицо отслаивалось, будто почерневшая кожа. Джейрен потянул ее за руку. Потрясенная до глубины души Атайя молча последовала за ним прочь с площади. Крики и стоны умирающих еще долго звучали у нее в голове. Она представляла, как они проклинают ее за свои мучения, за то, что она не оказалась обещанным спасителем.

Если Атайя рассчитывала убежать от анархии Кайбурна, спрятавшись в лесном лагере, то она жестоко ошиблась. Новость о покушении на жизнь короля дошла туда раньше нее, и лорнгельды были настроены злобно. Колдуны оживленно разговаривали друг с другом, никто не занимался ни хозяйством, ни уроками. Хотя никто не додумался соорудить соломенное чучело Атайи, судя по осуждающим взглядам, многие полагали, что это стоящая мысль.

— Вот она! — крикнул Натан, как только супруги появились на краю поляны. Он бросил разговаривать с отцом и направился к ним с важным видом, пробираясь сквозь подтаявшие сугробы. — Я так и знал, — сказал он. — Я знал, что вы хотите больше, чем прикидываетесь!

Руперт догнал сына и отвесил ему затрещину.

— Тихо, ты, глупец! Выносишь приговор, даже не выслушав. Чем ты лучше Трибунала?

— Скажите, что это не вы, — взмолилась Эмма, схватившись за накидку Атайи. — Пожалуйста, скажите!

— Конечно, это не она, — резко крикнула Джильда, и малыш на ее руках взвизгнул. — Сама ведь знаешь.

Принцесса протянула руки ладонями вверх.

— Послушайте все, — начала она, понимая, что дрожит. — Я услышала, в чем меня обвиняют, два часа назад в Кайбурне и клянусь, что все это ложь!

— А ваш друг из Делфархама сказал иное, — вмешался Дариен — арфист, который играл у них на свадьбе. Не успела Атайя спросить, какого друга он имеет в виду, как Дариен продолжил: — Я знал, что нужно было встать на сторону Саттера: он хотел сражаться, но не таким путем! Убивая судей, а не короля!

— Но я и не пыталась…

Тут в толпе появилась Тоня, и злые крики утихли. Что бы ни сотворила принцесса, мастеру Тоне до сих пор доверяли, видимо, потому, что она была из Рэйки и ее не касались дела кайтского трона.

— Некий человек прибыл из столицы. Мы нашли его на опушке, когда он выкрикивал твое имя. При нем была полоска рунной ткани, и мы решили, что можем доверять ему. Он утверждает, что прошлым летом сообщил твое местонахождение.

Атайя почувствовала, как теплая волна облегчения пробежала по телу.

— Мозель! Слава Богу, он расскажет, что произошло. Где он? Я хочу переговорить с ним в часовне.

— Почему вам не побеседовать прямо здесь, чтобы мы все слышали? — спросил Натан. — Или вы боитесь разоблачения?

К удивлению Атайи, Тоня кивнула.

— Хорошая идея, — пробормотала она таким тоном, что у принцессы мурашки пошли по коже.

Бедняжка вдруг вспомнила, с какой целью она приехала в Кайт — чтобы быть глазами Совета мастеров. Верховный лорд всегда боялся, что в планы принцессы входит не только освобождение лорнгельдов; на первой официальной встрече он обвинил Атайю в заговоре против короля. Боже, неужели Тоня тоже способна так считать?

— Не смотри на меня так, — сказала она, смягчившись. — Я не верю ни одному их слову. Я слишком хорошо тебя знаю, чтоб предположить, будто ты способна на такое, однако мой долг выяснить все детали и передать их Бэзилу. К тому же каждый из присутствующих имеет право понять, что происходит.

Она послала Эмму за советником, и через несколько минут Мозель сидел между Атайей и Джейреном на бревне рядом с колокольней в окружении любопытных и подозрительных колдунов.

— Я прибыл бы вчера, но у моей лошади отвалилась подкова, и мне пришлось ее поменять. К сожалению, вести дошли до вашего графства раньше меня. Его величество, несомненно, поспешил распространить слух о государственной измене, — угрюмо сказал он. — Скорей всего разослал гонцов той же ночью.

— Что за подлог выдумал Дарэк? — раздраженно спросила Атайя, пробив каблуком растопленный солнцем лед.

Джессингер бросил на нее печальный взгляд — немалое достижение, если учесть годы одиночества в столице без единого друга.

— Это не подлог, моя госпожа. Я там был… после происшествия. Большая часть того, что вы слышали, правда.

Раздался хор ахов и пылкого шепота, но он вскоре затих, все хотели дослушать историю графа до конца.

— Правда? — воскликнула Атайя, изумленно моргая. — Но это невозможно. Разве Николас не на Саре?

Мозель покачал головой:

— Нет, по его словам, он вернулся поговорить с королем об управлении островом. Я видел принца в день приезда, и его поведение показалось мне крайне странным. Он был рассеянным и напряженным, но я решил, что это просто последствие долгого пути с острова. Кстати, — спросил он между делом, — он прислал вам книги?

— Нет. Какие книги?

— Я видел, как принц выходил из библиотеки Родри. Он сказал, что собирает записи о Кельвине по вашей просьбе, курьер уже был наготове. Возможно, его что-то задержало в пути, как и меня, — предположил он, нахмурившись.

— Быть может, — согласилась Атайя, подумав, что никогда не давала подобного поручения. Но это подождет, надо разгадать более важную тайну. — Продолжайте, пожалуйста.

— Тем вечером я проходил мимо королевских палат и услышал ужасный крик, и не только я, а половина придворных, — добавил Джессингер. — Десять свидетелей точно, моя госпожа. Когда мы ворвались в комнату его величества, его одежда была залита вином, якобы отравленным. Я видел дыры, которые прожгла кислота на камзоле, — признал Мозель. — Уверен, что это от кахнила.

Где-то позади раздался едкий смех:

— Давно пора отпустить ему грехи.

Атайя закачала головой:

— Не верю… Это ложь! Клевета, которую распространяет Дарэк, чтобы люди потеряли в меня веру. Он начинает понимать, что мы представляем серьезную опасность, и мстит мне! — Принцесса вскочила на ноги и зашаталась, будто сама выпила отравленное вино. — Я пойду в город и сама скажу это всем.

Джейрен посадил ее на место.

— Сделаешь шаг в Кайбурн, и они сожгут тебя, как то чучело, или забьют камнями до смерти.

Атайе пришлось признать, что он прав: на данный момент сунуть нос в Кайбурн равносильно самоубийству.

— Значит, слухи верны! — выкрикнул Натан. — Принц Николас все-таки пытался отравить короля… и зачем ему это делать, если не ради вас?

— Но как же? Если вино было отравлено, то почему Дарэк не выпил его? — спросила Атайя. — Как оно пролилось? И отчего все думают, что я имею к этому какое-то отношение?

Мозель удрученно пожал плечами:

— Что касается событий до того, как я вошел в комнату, только Господу Богу известно, что произошло между братьями.

— Тогда я спрошу Николаса, — решила Атайя. — Он мне все расскажет.

— Если сможет, — ответил Джессингер, положив руку ей на плечо. — Он был болен, моя госпожа. Болен и весь в муках. Вероятно, сейчас ему лучше… — Голос неуверенно затих.

— Что с ним случилось?

— Никто не знает, моя госпожа. Принц бредил и произнес лишь несколько слов. Его тщательно охраняют, — с грустью сообщил граф, зная, насколько Атайе хочется оказаться рядом с братом. — Вам не подступиться незамеченной.

— Нет уж, отправляйтесь к нему, — вставил Натан. — Если убьете Николаса, то король никогда не узнает, на что вы его толкнули. Вы достаточно времени провели вместе, чтобы разработать план. Даже не потрудились сказать нам, что принц едет на Саре. Но это же было дешевой уловкой, чтобы сбить нас с толку.

Атайя уже не обращала на него внимания. Она сидела, опустив голову на руки.

— Не могу поверить. Должно быть, страшная ошибка. — Она подняла глаза. — А где Ранальф? Может, он прояснит дело.

— Он не приезжал в Делфархам. Полагаю, он все еще на острове, — сказал Мозель, убив ее зыбкую надежду. — Боюсь, это еще не все, — тихо добавил он. — Королева тоже попала под подозрение.

— Сесил? — воскликнул Джейрен. — Что за вздор!

Джессингер пожал плечами.

— Возможно, но в припадке Николас признался, что встречался с Атайей в Халсее, и теперь король считает, что она может быть вовлечена в заговор. Епископ Люкин не преминул напомнить его величеству, что Сесил давно дружит с принцессой, поэтому ее лучше поместить под арест для ее же блага. — Мозель ломал руки, явно огорченный тяжелым положением королевы. — Если Дарэк не на шутку разозлится или Курия проявит настойчивость, то ее передадут Трибуналу для официального допроса! И даже если он не зайдет так далеко, ей придется убеждать мужа, что она не предавала его. Лгать тут опасно… супругу и королю. Если он спросит, придется признаться, что вы приезжали во дворец.

— Если он ее спросит, — повторила Атайя, у которой назрела идея. — Но мы можем не дать ему такого шанса.

Граф быстро кивнул:

— Я тоже об этом думал. Он послал людей, чтобы они вернули ее в Делфархам. Они отправились сразу после меня, но с ними карета, что задержит их на пару дней. Мы можем нагнать их, если выедем сегодня вечером.

— Я с вами, — сказал Джейрен. — Помощь вам наверняка понадобится. К тому же Сесил теперь моя родственница.

— Как и Дарэк, — пробурчала еле слышно Тоня, но он пропустил замечание мимо ушей.

— А что, если она не захочет возвращаться? Она как-то сказала, что скучает по сыну. Связавшись с нами, она больше никогда не увидит его.

— Мы можем предложить ей бежать, — сказала Атайя. — Если откажется… то мы уже не в силах что-либо поделать. Однако если дело в Мэйлене, то надо доставить его к ней.

— Неплохая мысль, — согласился Мозель. — Мальчик сильно изменился за последнее время, и не к лучшему. Король настраивает его против лорнгельдов.

Принцесса с отсутствующим видом кивнула и отложила эту заботу в сторону.

— Подумаем над этим чуть позже. Меня сейчас больше всего волнует Николас. — Она наклонилась вперед, поставив локти на колени. — Не понимаю, как можно верить, что он пошел бы на такое всего лишь под моим влиянием.

Мозель прокашлялся.

— Не совсем под вашим влиянием, если быть точным, — осторожно произнес он. — Король утверждает, что вы его околдовали. И… о, моя госпожа, — продолжил граф со слезами на глазах, — я слышал своими ушами, как принц взывал к вам, умоляя снять боль…

Сколько бы преданности ни оставалось у последователей, она вмиг развеялась. Словно отлив на море, они попятились назад, будто боялись дышать с ней одним воздухом. Уважение и надежда в их глазах сменились разочарованием и отчаянием.

— Вы все еще будете опровергать свою причастность? — поинтересовался Натан. В отличие от других он не отступил, а наоборот — навис над ней, как грозовая туча. — Сам принц винит вас!

— Нет, это ошибка… он никогда бы… кто-то еще, должно быть…

Вдруг она услышала эхо голоса в своей голове — низкого, угрожающего, — и все стало ясно.

Если передумаете, — говорил Брандегарт, — то поспешите, потому что уже через несколько дней начнутся необратимые события.

Необратимые события…

— Мозель, — медленно начала она, — Николас говорил что-нибудь о Мудреце острова Саре?

— Только что они встречались… но мне показалось, что он что-то не договаривает. А что? Это важно?

— Очень важно. Боюсь, король прав: принца околдовали. Но не я. — Атайя с горящими глазами повернулась к Джейрену. — Это месть за наш отказ присоединиться к нему.

Тут Натан взорвался.

— Ого, ничего себе! Если ваш Мудрец — не знаю, кто это, — такой чертовски опасный, то почему вы никогда даже не упоминали о нем? Да не существует никакого Мудреца, вот почему! Он — выдумка, ложь, чтобы отречься от собственной неудачи! Вы говорили нам, что не собираетесь свергать короля, потом сами себе противоречите своими действиями и в итоге сваливаете вину на кого-то, о ком мы ни разу не слышали!

— Как мне убедить вас? Я не имею к этому никакого отношения!

— Меня вам не обмануть, — плюнул Натан. — Я ухожу. Я был готов бросить вызов священникам, ваше высочество, чтобы изменить один закон, но короля я предавать не собираюсь. Зачем мы вам, принцесса? — спросил он, обведя рукой толпу. — Мы — армия, которую вы клялись не создавать. Вы спасли нам жизнь, чтобы преданные последователи в один день помогли вам захватить власть? Вот так спасительница! — Он отвернулся в полном отвращении. — Надо было сразу догадаться. Вы не святоша… голубая кровь, рвущаяся к трону.

— Я никогда не претендовала на святость! — крикнула Атайя, теряя терпение. — Сожалею, что я не тот мессия, которого вы ожидали. Я не говорю на всех языках мира и не хожу с нимбом над головой. Но если я не делаю из своей веры публичного зрелища, еще не значит, что у меня ее нет, или что я руководствуюсь скрытыми мотивами. Молитва — прекрасная вещь, но за молитвами работа стоит. Бог не выполняет ее за нас, Натан, Он лишь дает нам силы сделать все самим. Я хочу только, чтобы люди перестали убивать нас за то, что мы обладаем чем-то, чего нет у них. Больше мне ничего не нужно.

Тоня и еще несколько человек одобрительно кивнули, однако Натана слова принцессы ничуть не тронули.

— Очень красноречиво, — отметил он. — Прямо как речь епископа. Но я все же ухожу.

— Натан, — поймал его за руку Руперт.

— Оставайся, если хочешь, отец. Но помни: из-за нее ты потерял свою таверну.

— Лучше лишиться таверны, чем сына. Благодаря ей ты до сих пор жив.

— Знаю. И я до сих пор намерен помогать таким, как я. Буду учить магии любого желающего. Но не под ее знаменем. Только не после произошедшего.

С этими словами Натан вырвался из хватки отца и побежал в свою палатку собирать вещи. Через несколько минут он уже шагал прочь из лагеря с джутовым мешком за плечами, из которого торчала спешно запиханная одежда.

После ухода Натана начались трудные для Атайи времена. Один за другим лорнгельды решались пойти по его стопам: складывали пожитки, снимали палатки и покидали лагерь с лицами, полными боли. В отличие от шума вокруг Сеттера, когда его сообщники попытались украсть еду и деньги, не думая о том, что оставшиеся будут голодать, эти люди уходили с тем, с чем пришли, ничего не требуя от принцессы. Глядя в их глаза, Атайя понимала, что, если б им предложили вернуть приобретенные здесь знания, они бы с радостью отреклись от них. С ней мало кто объяснялся, лишь некоторые извинялись и говорили, что не могут ей более доверять.

— Эмма, — взмолилась она, когда светловолосая девушка взвалила на плечи связку с тряпьем. — Пожалуйста, не уходи. Твои заклинания еще ненадежны.

— Значит, я доучусь где-нибудь еще, — сказала Эмма, избегая взгляда Атайи. Голос звучал приглушенно, однако в нем чувствовалась вражда. — Мою деревню уничтожили, потому что вы туда заехали. Этан умер. Все из-за предателя.

С дрожащими губами Эмма пошла прочь с просеки, не оглядываясь.

Атайя подошла к десяткам лорнгельдов, но каждый раз получала холодный отказ. Никогда раньше не ощущала она себя столь беспомощной. Сердце стонало от горести: лучше сразиться с дюжиной таких, как Саттер, чем смотреть, как люди молча уходят — без открытой ненависти, но лишенные веры.

Позже, когда на небо поднялся холодная убывающая луна, принцесса закрылась в своей комнате и оглядела из окна поселение, которое за один день уменьшилось вдвое. Джейрен принес ей тарелку тушеного мяса на ужин — большую порцию, хотя повод для такого изобилия отнюдь не служил утешениям, — и доложил о потерях.

— Ушла половина. Осталось около сотни колдунов и пятьдесят — шестьдесят членов их семей. Жерар с нами… и Мария. Многие до сих пор на нашей стороне.

Атайя положила лоб на ледяной каменный подоконник, вспомнив, сколько надежд она питала в свою первую ночь в лагере прошлым апрелем, когда друзья пели песни под звездами.

— Они даже не разговаривают со мной, — сказала она, едва сдерживая слезы. — Просто смотрят, разочарованные. Боже, таким же взглядом провожал меня мой отец, считая, что я выросла не той дочерью, какой ему хотелось бы. А теперь я подвела их всех.

— Атайя, не говори так.

Однако принцесса была безутешна.

— Союзники Саттера ненавидели меня за то, что я не сражаюсь против Дарэка, а теперь презирают меня еще больше, потому что решили, что я их обманывала. А те, что всегда были врагами — к примеру, сегодняшняя толпа в Кайбурне, — просто разорвать готовы, так как уверены, что я пыталась убить короля так же беспощадно, как покончила с Кельвином. Все разваливается на части, Джейрен. Я обещала отцу, что все изменится. Я клялась ему в этом. Если проиграю, для меня все потеряно.

— Все? — переспросил он, подойдя к ней вплотную. — У тебя останусь я, хотя, согласен, невеликое утешение по сравнению с утратой государства. Ну да этого не произойдет. Не оставляй надежду.

Атайя шмыгнула носом и повернулась к нему.

— Как тебе удается всегда быть столь чертовски оптимистичным?

Слова прозвучали не как упрек, а как отчаянное желание узнать способ.

— Приходится, — спокойно ответил он, — раз уж ты у нас пессимист.

Джейрен улыбнулся, однако принцесса поняла, что в шутке мужа есть доля правды, и серьезно восприняла его слова.

— Значит, мы идеально подходим друг другу, так?

— Очевидно, — сказал Джейрен и подарил ей поцелуй, которого так не хватало. — Мне скоро уезжать, — печально сообщил он. — Мозель уже ждет. Но мне не хочется оставлять тебя сейчас, после всего…

Джейрен взглянул на палаточный город на поляне, ныне опустевший наполовину, и тяжело вздохнул.

— Нет, ты отправляйся. — Атайя отошла от подоконника, грусть сменилась решительностью. — Мне и самой пора в путь.

Джейрен взглянул на нее с опаской.

— Даже не вздумай посетить Саре, Атайя, — сказал он, крепко взяв ее за плечи, будто физической силой можно было перечеркнуть дар к транслокации. — Мудрец, несомненно, поджидает тебя и уже приготовил западню. Если ты сейчас покинешь страну, все решат, будто принцесса бежала после неудачной попытки убить короля.

Атайя выслушала страстные доводы и улыбнулась.

— Я и не думала отправляться на Саре, — сообщила она, когда он закончил, и потянулась за накидкой. — Моя цель — Делфархам. Я должна выяснить, что произошло между Николасом и Дарэком тем вечером.

Судя по выражению лица супруга, ему было бы спокойней, собирайся она на остров.

— Но ты же слышала, что сказал Мозель. Николас в бреду, не говоря уже об охране.

— Я знаю, — ответила она. — Остается еще один человек, который мне все поведает. — Она обмотала вокруг шеи шарф из рунной ткани. — Я намерена поговорить с Дарэком.

У Джейрена отвисла челюсть.

— Ты шутишь?

— У тебя есть предложение лучше? — Она подождала, но идей не последовало. В тот момент супруг вообще был не в состоянии что-либо изречь. — Сейчас поздняя ночь, я отправлюсь прямо в его опочивальню, где мы и побеседуем. Он обычно в это время один. Я смогу исчезнуть при первом намеке на опасность. Мне не нужно долго приходить в себя, как раньше.

— А что, если у него в комнате хранится корбал? — спросил Джейрен, неожиданно обретя дар речи. — Тогда ты там застрянешь.

— Я должна использовать шанс.

Джейрен задумался, а потом взял свою накидку.

— Тогда возьми меня с собой.

— Ни в коем случае, — твердо сказала Атайя. — Дарэк ненавидит тебя даже больше, чем меня, если это вообще возможно. К тому же ты нужен Мозелю, — добавила она с улыбкой. — Он не привык действовать в одиночку.

— Нет, но последнее время он делает успехи. — Джейрен крепко ее обнял. — Пытаюсь придумать вескую причину, чтобы не отпускать тебя, но не могу. Мы с Мозелем дождемся твоего возвращения и только затем отбудем в Халсей. Час-другой ничего не решат. Нам будет спокойней, если мы будем знать, что ты вернулась невредимой. Будь осторожна, — предупредил он и поцеловал ее на прощание.

— Думаю, это Дарэку нужно быть осторожным, — сердито произнесла Атайя. — Если я узнаю, что эта жуткая история — его рук дело, то сама убью его. И вряд ли выберу орудием безболезненный кахнил.

Глава 21

Как только Джейрен вышел сообщить Мозелю о задержке в отправлении, как Атайя села на край набитого соломой матраса и создала визуальную сферу, чтобы убедиться, что Дарэк один в опочивальне, как и она. Туман вмиг рассеялся, и появилась на удивление безмятежная картина короля на отдыхе.

Он располагался в мягком кресле у камина, укутанный в меховые одеяла, в тапочках и ночной сорочке. У локтя стояла чашка горячего чая, а не вино, как обычно. Король зевал, перелистывая скучные документы, усеянные цифрами и секретными кодами. Дверь, ведущая через шкаф в соседнюю палату, была закрыта, и Атайя убедилась, что там нет слуг. К столь позднему часу они закончили работу и улеглись спать.

И, что самое важное, нигде не было видно украшений с камнями, которые могли бы оказаться корбаловым кристаллом.

Убедившись, что момент идеально подходит для ее появления, принцесса рассеяла сферу. Затем пожелала себе удачи, пообещала по возможности не ругаться с Дарэком, прошептала заклинание и переместилась из Эльсского леса в уединенное убежище его величества в замке Делфар.

Атайя появилась в нише прямо за креслом брата. Она подождала, но он, судя по всему, не заметил ее присутствия.

— Дарэк?

Вздрогнув, король вскочил на ноги и развернулся. Бумаги разлетелись по сторонам, словно сухие листья на осеннем ветру. Лицо превратилось в маску отвращения, ужаса, что Атайя посмела появиться одна, в полной уверенности, что ее силы обеспечат ей безопасность. Однако ненависть тотчас сменилась тревогой, и губы нервно задрожали: Дарэк считал, сколько сердцебиений ему осталось до конца жизни.

— Не утруждай себя звать стражника, — твердо сказала Атайя, но без угрозы в голосе. — Я могу исчезнуть, не успеешь ты ахнуть.

Тщетно пытаясь скрыть страх, Дарэк попятился назад. Глаза взволнованно посматривали на дверь, ведущую в соседнюю палату: чтобы добежать до нее, надо миновать Атайю.

— Что? — заревел он, чтобы голос не перешел в блеянье. — Пришла завершить то, что не сумел Николас?

Атайя заерзала на подушках.

— Дарэк, если бы я хотела убить тебя, мне бы не понадобилась помощь Николаса. Я появилась бы незаметно сама, как сейчас, усыпила бы тебя, отравила вино или чай, который ты теперь предпочитаешь, и исчезла. Ты бы еще не проснулся для смертельного глотка, как я вернулась бы в Кайбурн.

Несмотря на простоту плана, король не успокоился.

— У меня есть право на подозрительность, — огрызнулся он. — Тебе не привыкать к цареубийству.

Атайя пропустила замечание мимо ушей, ведь она клялась избегать бессмысленных споров, которые все равно ни к чему не приведут.

— Бывают дни, когда ты искушаешь меня сделать подобный шаг, — признала она. — Ты и сам доказал, что с радостью избавишься от меня при первом случае. Как бы мы ни желали друг другу смерти, вряд ли мы использовали бы в этих целях Николаса.

Дарэку было нечего ответить, и он задумчиво погладил бородку, осознавая ее правоту.

— Так, значит, до тебя дошли слухи. Зачем бы еще ты оказалась здесь?

— Я хочу узнать, что произошло тем вечером.

Она встала на ноги и в мольбе протянула руки:

— Мы прекрасно знаем его, Дарэк. Николас просто не способен на столь мерзкое злодеяние. Я расспросила бы его, но брат болен, и ты единственный, кто может мне все рассказать.

— Болен? — рассмеялся король, устроившись в кресле и набросив на себя меховую пелерину. — Это не то слово.

Атайю бросило в дрожь — состояние брата, видимо, намного хуже, чем сказал Мозель, чтобы избавить ее от лишнего беспокойства. И она была ему за это благодарна: принцесса потеряла половину последователей, и переживаний и так хватило.

— Я удовлетворю твое любопытство, — продолжил Дарэк, понимая, что Атайя не уйдет без ответа и может сотворить что-либо ужасное, если он будет долго противиться. — Выпьешь пока чаю? — предложил он, показывая на глиняный чайник у камина. — В нем нет кахнила.

Атайя прикусила язык.

— Нет, спасибо. Я хочу услышать правду.

Дарэк откинулся на спинку и повернул лицо к огню, в золотистом свете его измятое, бледное лицо походило на пергамент.

— Вчера мы вместе ужинали, здесь, в моих палатах. — Он глотнул чаю и сморщился: напиток остыл. — Мы обсуждали разные темы, по большей части дела Саре, которым управляет Николас. Однако он был чем-то озабочен и вскоре начал жаловаться на головную боль и тошноту. Почти ничего не ел, чего с ним раньше не случалось.

Возбужденный повествованием король встал с кресла и начал медленно шагать по ворсистому ковру из Круачи.

— Он привез мне хереса, прямо с острова. Мы собирались выпить его, когда Николасу вдруг стало хуже — заело, видать, чувство вины. Он протянул мне кубок и произнес тост за мое здоровье — выбрал же! — но когда я поднес напиток к тубам… — Дарэк замер на месте, подбирая нужные слова. — В нем словно что-то переломилось. Он закричал, выбил кубок из моих рук, херес повсюду разбрызгался. Испортил мой лучший камзол, — раздраженно добавил король, видимо, чтобы не вспоминать, что он был на волосок от смерти. — С тех пор он сам не свой. Постоянные головные боли. Когда открывает рот, то издает какой-то бред. Несравнимо хуже, чем отец в свои последние дни. — Дарэк бросил взгляд на сестру, которая, по его мнению, ускорила этот процесс, хоть и отпиралась. — Нам приходится держать его под успокоительными лекарствами, иначе он встает с кровати и пугает слуг.

У Атайи вдруг проснулась симпатия к монашкам Святого Джиллиана, которые заботились за ней изо дня в день. К концу ее пребывания там они наверняка были на грани нервного срыва.

— Он кидается на людей? — спросила она, вспомнив огромный синяк, который посадила Джейрену, когда была вне себя.

— Нет, — ответил Дарэк, удивившись вопросу. — Но он в постоянном страхе и не находит себе места, словно боится, что его кто-то преследует. Недавно Мэйлен проник в комнату, хотя я запретил ему ходить туда. Однако мальчик узнал, что дядя болен, и решил навестить его. Своевольный растет, — отметил король, гордясь сыном за непослушание — черту, которую презирал в Атайе. — Когда я застал его там, Николас был необычайно спокойным. Присутствие племянника на диво утихомирило его: они играли в игрушки. Мэйлен теперь захаживает к нему по вечерам на пару часов, чтобы брат пришел в себя и выпил своей поссет на ночь. Мальчика, конечно, охраняют, но Николас не пытался пока обидеть его. Кто бы ни желал моей смерти, очевидно, он не понимает, что Мэйлен — мой наследник, иначе велели бы брату убить и его.

Его величество посмотрел на Атайю с сардонической улыбкой, обнаружив ошибку в ее плане.

— Полагаю, ты убедил ребенка, что в болезни Николаса виновата я.

Дарэк пожал плечами.

— Конечно. Он усвоит, что такое колдуны, в раннем возрасте, чтобы остерегаться их и знать, какой ужас они могут сотворить с государством, которым ему предстоит править. Поступок брата потряс весь Кайбурн, — продолжил король, будто Атайю это интересовало. — В Делфархаме прошли волнения, по требованию народа казнили всех заключенных в тюрьме Трибунала. Если люди даже здесь разозлились, то представляю, как тебя ненавидят в Кайбурне. — Он подошел к ней ближе, отбросив все страхи. — Ненавидят за то, что ты натворила… или не ты. Правда уже не имеет значения.

Атайя с горечью поняла, что он прав, она ничего не может поделать… ничего, кроме как доказать свою невиновность. Но как?

— И что ты намерен предпринять? — спросила она, отложив свои проблемы на потом. — Предложишь за меня более высокое вознаграждение?

Ее вопрос вызвал у брата едкий смех.

— Вознаграждение? — повторил он. — Ты глубоко ошибаешься, Атайя. Я мог бы вообще отказаться от него. Понимаешь ли, в мои планы не входит твой арест. После поступка Николаса ты служишь моим целям среди своего народа. Люди так тебя ненавидят, что лишь обрадуются твоей поимке. — Он замолк, в глазах искрила жестокость. — А я хочу, чтобы они оставались разъяренными.

Король подождал возражений, однако они не последовали.

— К тому же я уже пытался поместить тебя в заточение, но ничего хорошего из этого не вышло, — заключил Дарэк, отойдя от нее. — Нет, самым лучшим наказанием для тебя будет презрение тех, кого ты пыталась совратить магией. И если совращения, обнищания, голода, преследований Трибунала недостаточно, чтобы они отреклись от тебя, то епископ Люкин придумает новые пытки, за которые лорнгельды возненавидят тебя еще больше.

— Но я не виновата! — крикнула она, метнувшись к нему через всю комнату. — Николаса околдовали, это правда. Но не я, а человек, который зовется Мудрецом острова Саре.

Дарэк недоверчиво поднял бровь.

— Как? Честно говоря, Атайя, никогда не слышал о его существовании.

— Еще услышишь, — сказала она без угроз. — Это он хочет убить тебя, а не я.

— Отчего же? — устало вздохнул король.

— Потому что ты выступаешь против лорнгельдов, — ответила она. — И что важней, оттого, что он жаждет править Кайтом.

И не только им, — хотела добавить Атайя, но промолчала.

— А ты не жаждешь? — громко фыркнул Дарэк.

У принцессы словно открылась старая рана, однако она сдержала гнев. Брат давно обвиняет ее в подобных стремлениях. Обидно стало, когда его мнение разделили люди. На сей раз в его голос прокралось сомнение: прав ли он в своих заключениях? Если б Атайе была нужна корона, она уже давно бы ее взяла…

— Зачем какому-то никому не известному сарцу править Кайтом? — нетерпеливо спросил он.

— Считает, что он избранник судьбы. Долго объяснять.

— Если он хочет свергнуть меня, то почему не придет и не сделает это сам?

— Зачем же себя утруждать, когда можно добиться цели, не замарав рук? Подумай, Дарэк. Заставив Николаса убить тебя, он успешно избавляется сразу от двух претендентов на трон. Ты был бы мертв, а Совет приговорил бы принца к повешению за преступление или, на худой конец, лишил прав и навсегда запер в подземелье. Убедив всех, что в том моя вина, Мудрец запятнал мое имя. Остается Мэйлен. Четырехлетний король для него не преграда.

Дарэк сердито посмотрел на нее:

— Весьма занимательный сюжет, Атайя. Ты точно не придумала его сама?

— Дарэк…

— Если на самом деле на острове живет некий Мудрец, то откуда мне знать, что ты с ним не заодно?

— Он пытался привлечь меня на свою сторону. Однако я узнала масштаб его амбиций и отказала в союзе. Все, что произошло с того момента, — его месть. Он добивается своего единственным путем, что ему остался.

Король задумчиво почесал подбородок.

— Я, кажется, начинаю видеть логику событий, и весьма нелицеприятную, Атайя, — сказал он, испепеляя ее взглядом. — Николас признался, что встречался с тобой два месяца назад. И не случайно он после этого вернулся в Делфархам и попросил пост лорд-маршала Саре. Это ты послала брата на остров, чтобы поговорить с колдуном и узнать, не сможет ли он тебе помочь в безумной кампании.

— Нет, Дарэк. Николас сам решил отправиться на Саре и разыскать Мудреца. И никого он не предавал. Брат пытался защитить нас всех: тебя, меня, Кайт. Он оставался преданным тебе…

— Правда, Атайя?

— Я сказала ему, что слышала о некоем чародее, и попросила что-либо разузнать о нем. Я понятия не имела, на что идет Николас. Кто знал, что Мудрец и его народ плохо к нам отнесутся? С острова доходит мало вестей…

— Подожди… его народ?

— На Саре есть опытные колдуны, Дарэк. Сотни. Во главе стоит Мудрец. Они годами ждали знака, чтобы начать борьбу, а теперь готовятся вернуться в Кайт и заявить свои права на власть.

К несчастью, я и есть этот знак, — подумала она, — но брату ни к чему такая информация, зачем давать еще один повод для злобы.

Его величество раздраженно ухмыльнулся.

— Этого мне еще не хватало, — произнес он, очевидно, не готовый поверить, что над ним нависла новая угроза. — Куча обезумевших отродий дьявола, претендующих на престол.

Атайя хотела продолжить, но тут раздался стук в дверь, и она инстинктивно набросила невидимый покров, исчезнув из вида. Дарэк уставился на пустое пространство, затем услышал дыхание и понял, что она на месте.

Вошел сонный слуга, потирая глаза:

— Ваше величество, вас хочет видеть епископ Люкин, если еще не слишком поздно. — Он озадаченно огляделся по сторонам. — Мне показалось, я слышал голоса и…

— Епископ? Проси его! — воскликнул Дарэк, в восторге от его появления. Король радостно засмеялся, но хохот получился истерическим. Атайя подумала, что он впервые в жизни так сильно радуется посещению Люкина. — Да, проси его.

Через минуту в палату вошел верховный судья — весь в черном, бодрый, как если б зашел поутру. Он, видимо, не подозревал, что уже почти полночь.

— Извиняюсь за столь поздний визит, — начал он голосом неуместно громким для царившей вокруг тишины, — но мне необходима ваша подпись на…

— Забудь об этом. Погляди, кто у нас в гостях, Джон! — Дарэк махнул рукой. — Давай, Атайя, появись для доброго священника.

Принцесса осторожно сняла заклинание. Как только епископ увидел ее очертания в воздухе, попятился в ужасе назад, зашипев от злости. Бумага выпала из руки на пол, тотчас забытая.

— Ваше величество, что же вы застыли? — Глаза Люкина заметались по комнате в поисках корбалового кристалла. — Нужно бежать, ваша жизнь в опасности!

— Не думаю, Джон, — вяло ответил Дарэк. — Атайя убедила меня, что это не входит в ее планы, значит, она пришла за чем-то иным.

— Все, что я хочу, так это увидеть Николаса, — проговорила она, стоя на безопасном расстоянии от епископа. — Он болен, и если тут замешана магия, то, возможно, я чем-то смогу ему помочь.

— Вздор! — заявил Люкин. — Вы хотите снова околдовать его, чтобы он сделал вторую попытку покушения.

— Вы можете пойти со мной и убедиться в обратном, — спокойно предложила она, затем повернулась к Дарэку и произнесла примиренческим тоном, — ради Николаса: — Пожалуйста… он ведь и мой брат. Разреши мне повидаться с ним.

— Сир, вы не должны допускать…

— Конечно, — прервал епископа король. — Я думаю, ты просто обязана взглянуть на то, что натворило твое колдовство. Или этого Мудреца, если ты так настаиваешь.

Вопреки яростным возражениям Люкина Дарэк зажег свечу и повел ее к Николасу. Накинув невидимый покров, Атайя последовала за ними.

Король шагал по коридору, весело насвистывая, отчего становилось жутко. У опочивальни стояли два вооруженных стражника, которые не смогли скрыть удивления, когда его величество с епископом прошли внутрь и подержали дверь открытой, чтобы принцесса тоже неслышно прошмыгнула.

Она давно не была в этих комнатах, где играла вместе с Николасом в счастливом детстве. Сервант из орехового дерева служил неприступной крепостью, нижние полки, ныне используемые для хранения тарелок и кубков, служили лестницей при осаде, по которой надо было забраться перед сражением. Атайя представила эхо детского смеха, однако кругом царила тишина. Сегодня некогда радостное место превратилось в больничную палату. Пришлось отбросить детские воспоминания во имя взрослых забот и трагедий.

Дарэк провел ее через наружную комнату по короткому проходу мимо шкафа принца в спальню. Стало светлей: через открытые ставни падал лунный свет, разливаясь серебром по ковру и одеялам. Король поставил свечу на низкий столик у двери, добавив всему золотистый оттенок.

— Ваше величество, — решил выступить Люкин в защиту принца, на этот раз не так рьяно, — нельзя позволять ей…

— О, Джон, тише. Ты начинаешь брюзжать, как архиепископ Вентан.

От такого сравнения тот тотчас замолчал.

Не обращая на них внимания, Атайя подобралась к кровати. Тяжелые парчовые занавески были раздвинуты, стеганые одеяла сбились у ног Николаса. Ей показалось, что он не спит, хотя и не до конца проснулся. Принц беспокойно крутился под промокшей потом простыней, стонал и шептал себе под нос, словно разговаривал с духами в полудреме.

— Николас? — Она села рядом и коснулась мягких каштановых волос, словно мать погладила больного ребенка. — Ты спишь?

Он отреагировал на ее прикосновение, но не на голос. Перевернулся на спину и медленно открыл глаза, однако взор ударил по ней, словно зимний ветер по голой коже. В глубоких карих озерах проблеснула искорка — он узнал ее, — но тотчас погасла. Будто сознание захлестнуло нечто более всеобъемлющее, помешавшее ему воззвать о помощи, да и вспомнить, что он в ней нуждается. Затем внутренняя борьба исчезла, сменившись пустотой. Николас перешел из мук существования к безумию, которое спасало его от терзаний заклинания, оставляя от человека лишь оболочку.

— Ты узнаешь меня? — прошептала Атайя, зная ответ наперед.

— Я не могу, — ответил он, но не ей. — Голос говорит мне, что я должен, но я не стану.

— Голос… чей голос, Николас?

Его лицо дернулось от боли, глаза взрослого человека засверкали, как у ребенка.

— Это моя армия, — сказал он, вытащив двух деревянных солдатиков. Атайя подарила их на день рождения Мэйлену два года назад. — Маленький мальчик разрешает мне с ними играть.

— Очень милые, — выдавила она, едва сдерживая слезы. — Николас, ты знаешь этих людей? — спросила принцесса, отойдя в сторону, чтобы он увидел Дарэка с епископом.

Она подумала о том, как Джейрен ворошил ее память нескончаемыми вопросами по пути из монастыря Святого Джиллиана, и понадеялась, что сможет вывести брата из потемок заклинания таким же способом.

— Это папа маленького мальчика, — сказал принц, показывая на Дарэка, и шепотом добавил: — Мне он не нравится. Он злой.

— Правда? — выразил досаду король.

Если бы положение не было столь плачевным, Атайя рассмеялась бы через боль.

— А другой человек?

Николас недовольно сморщил лицо:

— Он слишком громко говорит.

Принцу неожиданно надоела беседа, и он занялся своими солдатиками. Взяв их в руки, он стукал игрушками друг о друга, изображая смертельный бой, не менее свирепый, чем тот, который происходил в его сознании.

— Он не узнает нас, — нетерпеливо и грубо произнес Дарэк. — Мы его уже не раз спрашивали.

Атайя его не слышала, она была опустошена собственными терзаниями. Принцесса видела, как сходил с ума отец, но та душевная рана была лишь ссадиной по сравнению с нынешним страданием. Она часто бывала не в ладу с Кельвином и хранила о нем не только добрые воспоминания… но Николас! Брат был ее другом на протяжении двадцати одного года, с ним она делила радости и горести, любила его всем сердцем. Эти счастливые времена уже не повторятся, а она для него будет просто незнакомкой, как ни мучителен сей факт.

Принцесса поняла, что перенес Джейрен, когда нашел ее в келье монастыря: обрести тело, зная, что душа навеки спрятана за маской безумия. И затем, словно злую шутку, она вспомнила его слова в утешение. Тогда она улыбнулась, а теперь они беспощадно отдавали в мозгу.

Николас заботился о тебе всю жизнь, и с ним ничего дурного не сталось.

Ирония судьбы. Ими полна ее жизнь.

Ты когда-то был ребенком, в этой же комнате, — подумала она, глядя на лицо брата. — А теперь ты снова почти малыш.

Глаза наполнились слезами, все стало расплывчатым, но она вытерла их краешком одеяла.

— Ну же, Атайя, — заворчал позади Дарэк. — Тебе не к лицу театральные эмоции.

Принцесса была слишком опечалена, чтобы обидеться.

— Что его ждет? — спросила она срывающимся голосом.

— Пока не знаю. Если придет в себя, его будут судить. Что бы ты ни думала, — презрительно добавил он, — а покушение на короля — тяжкое преступление, околдован человек или нет. Если не поправится, то его запрут где-нибудь, чтобы не повторил попытку. Пока он ведет себя тихо, но кто его знает?

— Или кто ее знает, — отметил епископ. — Сир, вы выполнили желание сестры, хотя я так и не понял зачем. Однако она опасна, и ей здесь нельзя оставаться, уверяю вас!

До Дарэка наконец дошла мудрость увещеваний Люкина. Может, тому способствовал поздний час, но его веки отяжелели от присутствия Атайи, хоть и недолгого, но утомительного.

— Ты на него посмотрела, теперь уходи, — сказал он, повернувшись к сестре. — Возвращайся к людям, которые тебя презирают.

— И не смейте здесь появляться, — добавил епископ. — Я занял соседнюю опочивальню, пока нахожусь в столице, и буду следить, все ли спокойно. Если вздумаете снова возникнуть в Делфархаме, его величество будет не так благосклонен, как сегодня.

Атайя не хотела спорить. В этом не было смысла, и общение с Николасом уже высосало все ее силы и вымотало душу. Она даже была не в состоянии проклинать Мудреца. Пока король не передумал и не решил, что разумней арестовать ее, Атайя покинула спальню и принца — точней, то, что от него осталось, — шепнув одно лишь слово.

Первым делом по возвращении Атайя выплакала слезы, над которыми смеялся Дарэк. Когда глаза высохли, а рукав платья промок насквозь, она нашла мастера Тоню в надежде что-либо узнать о болезни Николаса. Несмотря на поздний час, Тоня работала на кухне — растирала в ступке семена подсолнуха, чтобы снять скопившееся за день напряжение. Мозель с Джейреном сидели рядом за столом, и оба вскочили на ноги, когда вошла принцесса, с явным облегчением, что она невредима.

Тоня крепко обняла ее, оставив на плечах белые масляные отпечатки.

— Джейрен сказал мне, куда ты отправилась, и я сильно волновалась. То и дело вспоминала, как ты исчезла забрать Алдуса и так и не вернулась. — Она отпустила ее, но в глазах осталась тревога. — Ты видела Николаса? Как он?

— Плохо, Тоня, — ответила Атайя, опустив взгляд. — Совсем плохо. Мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться, что с ним.

Запинаясь, принцесса передала все, что сказал ей Дарэк о поведении брата, и собственные наблюдения. Только один момент заинтересовал Тоню.

— Говоришь, что-то в нем сломалось, словно щелкнуло, — задумчиво повторила она.

— Что это значит?

— Боюсь, Николас находится под заклинанием принуждения. — Мастер села рядом и взяла руки Атайя в свои ладони, более шершавые. — Совет считает крайне неэтичным вмешиваться в свободу воли человека. Оно было запрещено раньше, чем обряд передачи магических сил.

Принцессе стало тяжело дышать. Нет, только не еще одно запретное заклинание. Родри нарушил указ Совета, забрал волшебный дар у одного человека и дал другому — ее отцу, Кельвину. Однако колдун не предупредил об опасности ритуала, и Кельвин в итоге сошел с ума и умер из-за несчастного случая, учиненного дочерью. Королю не удалось достигнуть главной цели своей жизни — свободы для лорнгельдов, народа, который он надеялся лучше понять, обладая магией. Атайя поклялась продолжить то, что он начал. Косвенным образом передача способности к чародейству явилась семенем, из которого выросла вся ее кампания.

Станет ли заклинание принуждения камнем, который все разрушит?

— Не понимаю… если Николаса заставляли убить короля, то почему он этого не сделал? — спросил Джейрен.

— Потому что это противоречило его сути, шло вразрез с его натурой. Понимаешь ли, чтобы заклинание подействовало, необходимо содействие, хоть самое малое, иначе жертва не выполнит приказания. Я уверена, что в глубине души Николас, как и ты, — сказала Тоня, повернувшись к Атайе, — хотел бы, чтоб Дарэк умер. Мудрец ухватился за это и завладел его разумом. Однако невозможно заставить человека сделать то, что претит ему. Если, как ты считаешь, Николас не способен убить, тем более брата, то никакой магией его не вынудишь. Брандегарт не так хорошо знал принца и, вероятно, неправильно трактовал обиду, которую Ник держит на Дарэка, приняв ее за чистую ненависть. Когда наступил момент исполнения задания, то нечто «щелкнуло», как ты выражаешься. И это был сознательный отказ Николаса подчиняться, в результате развилась лихорадка. Мудрец до сих пор давит на него, а принц сопротивляется с той же силой. Отсюда и невменяемость. Мне кажется, он ведет себя как ребенок, потому что весь его разум занят борьбой с заклинанием.

Атайя наклонилась вперед, истощенная до предобморочного состояния.

Может, я начинаю взрослеть, — сказал ей принц четыре месяца назад, когда решил посвятить себя ее делу. — Не думал, что мне в этом поможет моя маленькая сестренка.

О, Николас, как же Мудрец посмеялся над твоими стремлениями…

— Есть вероятность, что он перестанет бороться и сдастся?

Тоня нахмурила седые брови.

— Не уверена, первоначальное сопротивление должно было бы разрушить силу заклинания, но не могу обещать. Дарэк может до сих пор находиться в опасности.

Мозель смотрел то на одну колдунью, то на другую, надеясь, что его вопрос не прозвучит слишком невежественно.

— А вы не можете просто снять заклинание?

— Если бы все было так просто, — серьезно ответила Тоня. — У Мудреца наверняка возможности уровня адепта. Попытка вмешаться может навредить: когда пытаешься развязать некоторые узлы, они затягиваются еще туже. Освободить Николаса едва ли легче, чем Атайю от блокировки. Если заклинание принуждения достаточно сильное, то у жертвы единственный путь из-под его влияния — выполнить требуемое распоряжение.

Принцесса распрямилась.

— Ты хочешь сказать, что Николас не оклемается, пока не умрет Дарэк? — в ужасе спросила она. — И умрет от руки брата?

— Если мы не вмешаемся, — ответила Тоня. — Или не умрет чародей, нанесший заклинание. Но в этом я не уверена, — осторожно добавила она. — В таких вопросах сведущ Хедрик. Надо посоветоваться с ним, прежде чем что-либо предпринимать.

В припадке ярости Атайя ударила кулаком по столу, да так, что чуть не перевернулась Тонина чаша с растертыми семенами.

— Черт возьми, что этот Мудрец делает со мной!

— Губит тебя, — угрюмо сказал Джейрен. — Он хочет воспользоваться твоими достижениями. Думаю, он решил, что ты добилась слишком многого, и теперь порочит твое доброе имя, чтобы самому возглавить кампанию и подчинить тебя своей воле.

— И Дриану он подослал, чтобы выяснить, насколько нам тяжело, и подобрать лучший момент для предложения вступить в союз — союз, который мне так нужен. Могу поспорить, он уничтожил бы меня в любом случае, даже если бы я согласилась. Черт, еще один Родри!

— Он опасней, чем Родри, — отметила Тоня. — Мудрец трудится не ради собственного эго, а ради процветания целого народа. Люди впадают в заблуждения своего величия.

Она взяла пестик и продолжила толочь зерна, скрипя зубами и представляя, что вместо них молотит кости Мудреца.

— Отбросим проблему величия, Мудрец подождет. Наша главная забота — Николас. И точно одно, — решительно проговорила Атайя. — Мы не сможем ему помочь, пока он в замке Делфар.

— Хочешь вернуться и забрать его? — осторожно спросила Тоня.

— Придется. Но не этой ночью — епископ слишком подозрителен. Подожду несколько дней, а потом попробую.

Она повернулась к Мозелю с Джейреном:

— И скажите Сесил, что Мэйлен будет ждать ее у нас. Чтобы она не колебалась, ехать ли в Делфархам или бежать из Халсея вместе с вами.

У Джессингера расширились зрачки.

— Вы хотите выкрасть мальчика?

— Не выкрасть, — поправила принцесса, съежившись от неправильного выбора слова. — Я просто верну его матери. Дарэк забивает его голову ложью, мальчику давно пора услышать мнение Сесил. Будет просто забрать их обоих, — продолжила она, опередив вопрос Мозеля. — Мэйлен приходит к Николасу почти каждый вечер. Так сказал мне Дарэк. Принесу мальчика после того, как найду безопасное место для брата, там, где Мудрец — или Дарэк — не смогут его найти. Пока не знаю, где оно будет, — добавила она, нахмурившись, — но в лагере Брандегарт станет искать первым делом. Как только ему станет известно, что заклинание не сработало, он захочет околдовать его заново.

— Или наказать за неудачу, — пробормотала Тоня, и на этой мрачной ноте разговор закончился.

Глава 22

Выехав из Эльсского леса, Джейрен с Мозелем через два дня достигли усадьбы королевы. По дороге они обсуждали, как лучше преподнести новость о преступлении, в котором обвиняется Николас. Оказалось, что слухи дошли до Халсея раньше них, как и до Кайбурна. Графа и его «слугу» отвели в полутемную комнату, где ждали Сесил с малышкой Лилиан. Обе были одеты в серое и залиты слезами, хотя дочь плакала более рьяно и по иным причинам, умолкнув только после того, как королева капнула ей в рот несколько капель сидра.

— Я уже велела складывать мои вещи, — сказала им Сесил, бросив задумчивый взгляд на дорогу, которая вела на север, в Делфархам. — Мне нужно увидеть Николаса.

Мозель подошел к ней и положил руку на плечо.

— Мне понятны ваши переживания, моя госпожа, но король может не позволить вам этого. Вероятно, вы вообще передумаете возвращаться.

Королева встревоженно посмотрела на него. Джессингер сел возле окна и рассказал ей все, что слышал и видел тем роковым вечером в замке. Он поведал о болезни принца, вызванной магией, о Мудреце и упомянул, что Атайя знает, что именно сарец повинен в этом. И главное — предупредил, что Дарэку известно об осеннем визите Атайи в Халсей и что за ней выслана карета для сопровождения обратно в Делфархам.

— Сопровождать меня? — переспросила она. — Как королеву или как арестантку?

— Честно говоря, я не знаю, но прибудут они через день-другой. Его величество отправил карету для перевозки сундуков. — Мозель сделал паузу, чтобы с максимальной осторожностью выразить следующую мысль. Если бы он не был близким другом, то его сочли бы крайне нахальным. Однако вряд ли Сесил обидится. — Я понимаю, что он ваш супруг, госпожа, но из лучших побуждений не советую вам возвращаться к нему. На него дурно влияет епископ Люкин, который всегда упрекал вас в дружбе с Атайей. Он может заставить его величество совершить поступок, в котором потом король будет раскаиваться.

Королева тихо шмыгнула носом.

— Я не хочу, чтоб меня заточили в монастыре, как Атайю прошлой весной, — заявила она, хотя за внешней уверенностью чувствовалась непреодолимая грусть. — Я больше не могу ему доверять, Мозель, — добавила Сесил, и горечь растворилась в сожалении. — Иногда сомневаюсь, что когда-то могла. — Она медленно поднялась с кресла у окна, держа на руках Лилиан. Ласками и нежными словами королева успокоила плачущее дитя. — Но мой сын… — произнесла она в глубокой озабоченности. — Что будет с ним, если я не вернусь?

Джейрен встал рядом с ней, радуясь, что привез не только плохие вести, но и хорошие.

— Атайя обещала доставить его в лагерь, если вы согласитесь поехать с нами и встретить его там. Вероятно, она отправится в столицу сегодня ночью. Если вы не хотите, — добавил он, чтобы не давить на решение Сесил, — то она, конечно же, вернет его в Делфархам.

На лице королевы проблеснула улыбка, словно луч летнего солнца на свинцовом небе.

— Атайя не любит появляться в замке, — сказала она. — Не нужно рисковать ради меня. Я не спрашиваю, каким образом она собралась забрать Мэйлена. Мне лучше этого не знать, пока все не будет позади, иначе я переволнуюсь до смерти. — Сесил решительно подошла к колыбели, взяла пару простыней и деревянную погремушку. — Я считаю, мы должны ехать прямо сейчас. Мне очень хочется посмотреть на лесное убежище, где колдунов обучают магии. И что важней, — добавила она, нахмурив белые брови, — я хочу быть подальше отсюда, когда прибудет карета Дарэка.

Королева велела следовать за ней в ее личные палаты. Там она отпустила служанок, которые проворно складывали ее одежду. Пройдя мимо неподъемных сундуков, она выбрала маленькую тряпичную сумку и стала набивать ее теми вещами, которые понадобятся, чтобы добраться до Кайбурна: мешочек с деньгами, несколько детских пеленок.

— Теперь я понимаю, как быть беглецом на родине.

Вдруг Джейрен, который ждал у окна, дернулся в сторону, словно увернулся от удара.

— У нас неприятности.

Джессингер подлетел к нему, и морщины на его лице стали глубже. Вот так неприятности. На северном холме к воротам усадьбы скакали четыре вооруженных всадника, все в одинаковых малиновых накидках с гербом Трелэйнов на плече.

— Что они делают тут так рано? Они должны быть в лучшем случае завтра.

— Четверо, но без кареты, — заметил Джейрен.

— Наверное, решили, что скорость важней удобства королевы. Идемте, госпожа и моя маленькая королевна, — добавил он, коснувшись розового носика Лилиан. — Времени нет.

Сесил накинула простой серый плащ и спрятала под ним дочь. Джейрен схватил сумку королевы, оставив остальные вещи. Он осторожно открыл дверь и высунул голову, чтобы убедиться, что коридор пуст.

— Куда лучше?

— На лестницу попадем в любом случае, но левая ближе к конюшне.

— Лошадей лучше не брать, — прошептал Джейрен. — Я могу вывести нас из усадьбы под защитным покровом, но на лошадей его, боюсь, не хватит. Как только они узнают о побеге, то начнут прочесывать окрестности. Думаю, мне удастся замести следы, даже если пойдет снег.

Сесил кивнула. Она привыкла к роскошным каретам, но приготовилась терпеть любые лишения.

— Значит, пойдем пешком. У меня есть деньги. Если понадобятся лошади, купим их по дороге.

— Накладывай скорей свое заклинание, — поторопил Джейрена Мозель, похлопав его по плечу. — Я слышу, как они приближаются с обеих сторон.

— Они все продумали.

Джейрен дал левую руку королеве, а правую — графу.

— Occulta nos, — прошептал он и повел их из зала.

Сесил замялась, не веря, что стражники не увидят ее, когда она сама себя видит.

— Ни звука, пока не дойдем до лестницы, — предупредил Джейрен и повел своих подопечных по длинному проходу.

Мозель вспотел, когда они проходили в ярде от двух стражников, которые поднимались по лестнице, однако те не заметили ничего необычного: кругом гобелены, плитняк, охотничьи трофеи.

Капитан Парр постучал в дверь опочивальни королевы, помрачнев, когда его не пригласили войти.

— Ты сказала, что она там, — крикнул он на напуганную служанку, которая их привела.

— Но она должна быть внутри, — ответила девушка и съежилась под взглядом капитана, словно ожидала удара в наказание за отсутствие госпожи. — Ее величество прогнала меня несколько минут назад. С ней были двое мужчин. Гости, только что приехали.

— Гости, — произнес Парр, словно выругался. — Наверняка пришли предупредить ее.

Он ворвался в комнату и вылетел обратно, как обгорелое полено с катапульты.

— Она собирала вещи. Наверно, увидели нас и бежали, оставив все.

У самой лестницы Лилиан перепугалась гремящего баса капитана и в самый неподходящий заплакала. Сесил прижала ее к груди, чтоб утихомирить, но было уже поздно.

— Что это? — спросил капитан, резко развернувшись, рука инстинктивно схватилась за меч.

— С той стороны, — ответил лейтенант.

Мозель обернулся и застыл на месте. Стражник указывал пальцем прямо между его глаз.

— Они приближаются, — пробормотала Сесил, качая Лилиан, чтобы малышка замолчала. — Нам не добраться вниз раньше них.

— Я вернусь и задержу их, — сказал Джейрен. — Корбалового кристалла у них, кажется, нет. Простое заклинание надолго их остановит. Придется выдать нас, но стражники и так знают, что ты пытаешься бежать.

Не успел он начать действовать, как ему загородил дорогу Джессингер.

— Нет, Джейрен, если тебя увидит капитан, он расскажет все королю, и положение Сесил станет еще хуже. Отведи ее с дочерью в безопасное место, им нужна защита твоего заклинания больше, чем мне.

Затем он собрался с духом и отпустил руку Джейрена.

— Но они заметят вас!

— В этом и весь трюк. Я отвлеку их, пока вы с Сесил убежите. Поспешите! — Он махнул им рукой, точнее, пустоте, где они стояли. — Нагоню вас позже. Я знаю, как вернуться в лес, не беспокойтесь обо мне.

Быстро, пока усталость не нарушила его решимость, Мозель побежал вверх по узкой лестнице, когда Парр со своими людьми уже начал спускаться. Они очень удивились, и граф поистине насладился выражением их лиц, которые обычно сохраняли каменное выражение.

— Лорд Джессингер? — Совиные глаза увеличились еще больше и даже мигнули. — Что вы…

— А, приветствую вас, капитан, — хрипло произнес Мозель и загородил им дорогу, прикинувшись столь усталым и запыхавшимся, как если бы одолел целый пролет наверх. — Что привело вас в Халсей?

Парр был слишком ошеломлен, чтобы лгать.

— Я приехал за королевой.

Старый граф кивнул, хватая ртом воздух.

— Я тоже, я тоже. Хотел, чтобы королева услышала ужасную весть о принце Николасе из уст друга. Ее это, как и ожидалось, очень огорчило. Ей хочется побыть одной. Даже меня прогнала… меня, самого близкого приятеля, — добавил он, изображая обиду. — Пожалуйста, не беспокойте ее сейчас, молю вас. Она просто обезумела от горя.

— Но разве она не спускалась вниз по лестнице? Мне послышался плач младенца, и служанка сказала, что дочь с ней.

— Младенца? — Мозель стал искать правдоподобное объяснение: нужно было выкроить несколько драгоценных минут, чтобы Сесил с Джейреном добрались до ворот усадьбы. — А, это, видимо, я шел из библиотеки, наткнулся на одну из кошек ее величества и случайно наступил бедняге на хвост. Она заверещала. — Джессингер вздрогнул от нелепости своей выдумки, он никогда не умел обманывать и не обладал талантом Николаса изобретать достоверные истории за пару секунд.

— Это была не кошка! — зарычал лейтенант и попытался пройти мимо Мозеля, но старый лорд не уступал дорогу.

— Ее величество сильно разозлится, если вы нарушите ее покой. Она пошла в опочивальню и…

Капитан Парр кинул в него испепеляющий взгляд.

— Очень любопытно. Служанка сказала, что она с ребенком покинула опочивальню несколько минут назад.

— Да? Значит, она передумала и пошла в другое место. С женщинами такое часто случается, вы же знаете.

Однако банальные фразы не удовлетворили настойчивого капитана.

— Отойдите в сторону, сир. Мы прибыли по поручению короля, и дело не терпит отлагательства.

— А я выступаю по поручению королевы, — упрямо сказал Мозель. — Ее величество должна прийти в себя.

Он сел на ступеньку, словно капризный ребенок, отказываясь уступать, пока его силой не сдвинут с места или не перепрыгнут, чтобы продолжить поиски.

Тут Мозель понял, что зашел слишком далеко.

Капитан опустился перед ним на корточки, медленно, но решительно, и выражение его совиных глаз изменилось. Вместо презрения в них засветилось изумление, вызванное не уважением — это было бы слишком щедро, — но постепенным осознанием, что старый лорд не так прост, как он, да и весь двор, считал.

— Мне тут кое-что пришло на ум, мой господин, — произнес он, и Мозелю не понравился выбранный им тон. — Уже второй раз вы исчезаете из столицы, не сказав никому ни слова. Не то чтобы вас кому-то недостает, — отметил Парр, поведя бровью, даже не задумываясь, что может обидеть человека, — но во время и того, и другого отсутствия произошли крайне неприятные вещи. — Его рука медленно скользнула к рукоятке меча. — Когда вас не было в октябре, неожиданно освободилась принцесса Атайя. Затем вы вернулись вместе с Николасом, который недавно пытался убить короля. Теперь вы приезжаете сюда, и я узнаю, что ее величество прячется от меня. Отчего столь странные совпадения, мой господин? — спросил Парр, прищурившись. — Не подскажете?

На лбу Джессингера начали появляться капельки пота.

— Вот именно, простые совпадения, и не более, — ответил он, но капитан почуял обман, как охотничья собака лису, и Мозель понял, что его загнали в ловушку.

Не успел он приподняться, как капитан уже стоял перед ним с мечом наготове.

— Быстро, — приказал Парр своим людям, — найдите остальных и обыщите поместье: королева хочет сбежать, а этот предатель пытается задержать нас. — Затем он схватил графа на шиворот и одной рукой поднял на ноги. — Кажется, вы отнюдь не выживший из ума старик, как все полагают, — сказал он, — но поверьте мне, мой господин, вам последний раз удалось обмануть нас.

После столь злобных слов Мозель понял, что кончились его дни бесполезного довеска при дворе. Но пусть капитан и приставил к его горлу острие меча, Джессингер почувствовал прилив гордости и улыбнулся.

Тем же вечером, два дня спустя после посещения Делфархама, Атайя решила, что пора нанести повторный визит. Она сообщила об этом Тоне и пошла в свою комнату создавать визуальную сферу, чтобы убедиться, что Николас один в опочивальне. Хотя она намеревалась забрать заодно и Мэйлена, лучше было появиться раньше прихода мальчика и поговорить с принцем, чтобы подготовить его к перемещению. Его разум сейчас раздираем магией, и если неожиданно произвести над ним заклинание, он может запаниковать.

Атайя посмотрела в туманный шар, подвешенный в воздухе меж ладоней, и приказала ему найти и показать любимого брата. Сфера поймет, что она имеет в виду не Дарэка.

Расплывчатый дым закрутился и превратился в изображение комнаты, в которой боролась истощенная душа. Николас находился один, но не пребывал в покое.

Принц метался в страданиях, рвал на себе темно-русые волосы, только путая их, ходил кругами и бессвязно бурчал. Складки льняного платья хлопали и путались меж его ног, лишая Николаса природного изящества, коим он некогда обладал. У Атайи выступили на глазах слезы, и картинка затуманилась и поплыла сама по себе.

Она убрала сферу, смахнув с кончиков пальцев белые липкие усики, и накинула легкую шерстяную накидку — нет необходимости кутаться в тяжелую зимнюю верхнюю одежду, на холодный воздух выходить не придется. Затем, сделав глубокий вдох, понеслась по магическим тропам Кайта, которых не найдешь ни на одной карте.

Ступни встали на мягкий ковер у двери, но к удивлению Атайи, колени подкосились, словно от неожиданного удара. Она попыталась удержаться и схватилась за нижнюю полку, подавив крик боли. Принцесса закрыла глаза, чтобы не упасть в обморок… Боже, даже в самые худшие времена она не переносила транслокацию столь плохо! И почему именно сейчас?

Она не сразу поняла, что перемещение не имеет никакого отношения к ее состоянию. Епископ Люкин предупредил ее не возвращаться и принял меры безопасности. Где-то в спальне хранился корбаловый кристалл. Атайю так растрогали мучения Николаса, что она и не подумала поискать камень до того, как покинула безопасный лагерь.

Он был не слишком большим, и принцесса продолжала соображать, несмотря на пульсацию в голове, по крайней мере — пока. Надо скорей избавиться от кристалла, а то силы ослабнут настолько, что она будет не в состоянии забрать отсюда Николаса с Мэйленом. Ей он не помешал бы: после блокировки магический потенциал значительно возрос, однако транслокация — сложное заклинание, и относиться к нему нужно серьезно.

Судья из Килфарнана подтвердил бы сей факт… если бы выжил.

Атайя поднялась на ноги, заметив, что Николас все это время наблюдает за ней с некоторым интересом. Его ничуть не взволновало ее неожиданное появление.

— Вы здесь уже были, — сказал он.

Принцесса кивнула, отчего голова снова закружилась.

— Да, была. Два дня назад.

— Вам плохо? — спросил он, нахмурившись.

В голосе не звучало ни тревоги, ни заботы. Он задал вопрос из простого детского любопытства.

— Да. Скажи мне, — с трудом произнесла Атайя, — в твоей комнате есть пурпурный камень? Может, на цепочке или в кольце?

Николас вскинул голову, не заподозрив ничего странного в вопросе.

— На цепочке, что висит на столбе у моей кровати. Он принадлежит папе маленького мальчика. Мне запретили его трогать, — равнодушно добавил он. — Он для того, чтобы отгонять дьявола.

Атайя едва не рассердилась.

— Мне плохо от этого камня, — объяснила она. — Ты не мог бы положить его в темное место, чтобы я его не видела? Тогда мне будет лучше.

— Но мне же запретили к нему прикасаться, — повторил Николас.

— Мы никому не скажем, — задыхаясь, проговорила принцесса. — Это будет наш секрет. Просто позаботься, чтоб он очутился во мраке.

Брат продолжал смотреть на нее с сомнением.

— Так это просто игра?

Атайя прикусила язык, чтобы не выругаться, впадая от боли в отчаяние. Принцессе давно не приходилось использовать все свое терпение в общении с детьми — или им подобными, — и ей казалось, что разговор с Николасом столь же безнадежен, как попытка вразумить Дарэка. Душераздирающий разговор.

— Ну, да… да, это такая игра.

Николас небрежно пожал плечами, словно ему было все равно, в игре он или нет. О чем бы ни думал принц, он пошел во внутреннюю кладовую и через минуту вернулся с самодовольной улыбкой.

— Положил ее в мой ночной горшок, — сказал он, хихикая.

Атайя ощутила, что голова проясняется, хотя недомогание оставалось.

— Спасибо, Николас. Теперь мне намного лучше. — Она сделала паузу и спросила: — А как ты себя чувствуешь?

— Башка болит, — ответил он, ссутулившись. — Очень сильно.

Как и моя, когда в ней закупорилось слишком много магии. Но меня по крайней мере истязала собственная сила, а не чужая.

Атайя присела на корточки рядом с ним, откинув накидку, чтобы не мешала.

— Тебе здесь нравится? — спросила она, обведя комнату рукой.

Николас повесил голову и начал дергать себя за волосы.

— Они никогда со мной не разговаривают… кроме маленького мальчика. И голоса, — добавил он, и Атайя вздрогнула. Это голос Мудреца, который совращает его, подбивая на убийство. — Они почти все злые, все время смотрят на меня.

— Хочешь пойти со мной? Я заберу тебя туда, где ты сможешь отдыхать, и никто не будет на тебя злиться.

Он поднял глаза, и они медленно засияли, как рассвет. Но не успел он дать ответ, как снаружи послышались голоса и забренчали железные ключи.

— Это мой друг, — сказал Николас и вскочил на ноги. Он тотчас забыл предложение Атайи и промчался мимо нее, чтоб поприветствовать гостя.

Принцесса замерла и почувствовала, что ее силы недостаточно окрепли, чтобы доверить свою жизнь заклинанию невидимого покрова, который может не сработать. Она подобрала юбку и выскочила из комнаты в узкий проход у платяного шкафа — излюбленное место для пряток, куда они с Николасом залезали в детстве, если не хотели купаться или подвергать себя другим ужасам, придуманным взрослыми. Атайя зарылась в складки несчетных платьев и камзолов взрослого принца, которые ныне словно насмехались над своим владельцем. Она оставила узкую щель. Куний мех щекотал нос, и пришлось отодвинуть его, чтобы не чихнуть.

Сначала грубый мужской голос предупредил об осторожности, а женский безропотно поддакнул. Последний принадлежал няне Мэйлена — мистрис Анне. Затем щелкнула закрывшаяся дверь, и последовал поток детской болтовни: мальчик рассказывал об олене, которого убил на охоте отец. Атайя улыбнулась, слушая его: маленький принц считал, что это самый большой олень на свете, чуть ли не крупней замка.

У Атайи уже начали затекать ноги, когда она почувствовала, что достаточно окрепла для защитного покрова. Ждать больше нельзя, а то Анна может решить, что ребенку пора идти спать.

Приблизились шаги, мимо щели прошли два человека, загородив на секунду свет: один коренастый и старый, другой — с запутанными волосами в широкой одежде.

— Ваше высочество, — послышался успокаивающий голос Анны. — Вам пора пить поссет.

Зашелестели тяжелые стеганые одеяла, послышалось тихое ворчание пожилой женщины, которая укладывала спать ребенка — ребенка двадцати двух годов от роду.

Сейчас.

Накинув невидимый покров, Атайя выбралась из потайного места. Николас лежал посреди подушек, над ним склонилась няня, поднося неглубокую чашу к его рту. Принцесса медленно подкралась сзади. Если б она была видна, брат заметил бы ее. Однако, судя по легкости в костях, заклинание подействовало. Николас молчал.

Как можно осторожней Атайя вошла в сознание Анны и стала напевать, как тяжелы ее веки, совращая мыслью, как хорошо было б немного вздремнуть, убеждая, что с Николасом и Мэйленом за это время ничего не случится, не надо беспокоиться.

Вымотанная за день мистрис быстро поддалась воздействию принцессы. Она опустилась, зевая, на табурет рядом с кроватью и через минуту, засопев, погрузилась в сон.

Разделавшись с ней, Атайя вернулась в соседнюю комнату, где Мэйлен тихо играл с деревянными солдатиками. Незримая, она проскользнула мимо и неслышно заперла дверь, ведущую в коридор. Теперь не важно, сколько человек охраняют опочивальню принца: до отбытия их никто не потревожит.

Атайя сняла невидимый покров и подошла к принцу. Она заглянула в его глубокие карие глаза — почти как у Дарэка, только способные на прощение. На них падали песочные волосы — черта Сесил. Уже не младенец, а маленький мальчик, сменивший платье на миниатюрный камзол из черного бархата и рубашку из тонкого белого льна.

— Привет, Мэйлен, — прошептала она, опускаясь на колени для разговора тет-а-тет.

Сначала Атайя испугалась, что стражники за дверью услышат ее голос, но потом решила, что они примут ее за мистрис Анну. Лучше позаботиться о том, как бы не напугать ребенка: Богу известно, чего ему наговорили про нее.

— Ты помнишь меня? Я твоя тетя Атайя. Очень давно тебя не видела.

У Мэйлена округлились глаза, но не от страха.

— Папа говорит, что ты дьявол, — выпалил он.

В свои четыре года мальчик еще не познал королевской дипломатичности. Атайя улыбнулась. Впрочем, Дарэк не сделал этого в двадцать девять.

— Боюсь, твой папа ошибается.

Мэйлен выпятил нижнюю губу.

— Нет, не ошибается! Король всегда прав!

Атайя поморщилась.

Тебе лучше изменить это убеждение до того, как ты сам станешь королем, мой маленький племянник, — подумала она.

Сесил с Мозелем не зря считают, что он слишком долго находится под влиянием Дарэка.

— Жаль, что ты так думаешь, — опечалилась она. — Мы раньше были друзьями, помнишь? Это я подарила тебе этих деревянных солдатиков.

Мэйлен замолчал, рассматривая доказательства.

— Ну да.

— И тогда я тебе нравилась. Что же сейчас переменилось?

Снова глубокая пауза, мальчик размышлял столь же серьезно, как взрослый над щепетильной деталью закона.

— Папа запретил. Папа говорит, ты причиняешь людям боль и заставляешь их делать плохие вещи. Он сказал, что ты навредила дяде Николасу.

— Нет, Мэйлен. Я люблю твоего дядю. — Атайя сложила руки на коленях. — Твоя мама знает. Ведь она никогда не говорила тебе, что я делаю кому-то дурно.

Это была жестокая тактика, но неизбежная. И она сработала. У мальчика задрожала нижняя губа, и он закачал головой.

— Мама так давно уехала.

— Знаю, — наклонилась вперед Атайя, настало время главного вопроса. — Хочешь навестить ее? Она так по тебе скучает.

Принц так и засиял.

— Мама здесь?

— Нет, не здесь. В другом месте. — Огорчению на пухленьком личике не было границ. — Но я могу отвести тебя туда, если хочешь. Ты сможешь увидеть маму и твою сестренку. По рукам?

Мэйлен закивал. Затем резко остановился.

— Но папа сильно разозлится.

Разозлится? — сухо подумала Атайя. — Не то слово, мой принц.

— Зато мама очень обрадуется, — продолжила она, прибегая к детской логике. — Я заберу и Николаса в безопасный уголок, где о нем будут заботиться. А затем отведу тебя к маме.

Из соседней комнаты слышалось ритмичное дыхание брата: поссет сделал свое дело.

— В дорогу, — сказала она и пошла в спальню Николаса. Мэйлен засеменил следом. — Тебе нужно просто сидеть рядом и держать меня за руку.

Однако мальчик смотрел мимо нее, на мистрис Анну, развалившуюся на табурете. Она спала, но ее голова закатилась назад, и рот открылся. Было едва заметно, как поднимается и опускается грудь, и в лунном серебре темной комнаты недвижность няни напугала Мэйлена. Он подумал, что она мертва.

— Нет, я никуда не хочу ехать, — сказал он и схватился за столб кровати, словно за мамину юбку.

— Не бойся…

Принц упрямо качал головой, будто пони гривой.

— Ты собралась наколдовать, так? Папа говорит, что это причинит мне зло.

— Но другого способа у нас нет.

Она взяла Николаса за руку, готовясь исчезнуть, но это только усилило его страхи.

— Нет! — завопил он так пронзительно, как способен лишь ребенок. Он дернул ее за рукав, пытаясь высвободить дядю. — Папа! На помощь! Дьявол хочет украсть нашего Николаса!

Атайя услышала, как барабанят во внешнюю дверь.

— Мистрис Анна, у вас все в порядке? — Стражник проверил замок и плюнул. — Отоприте сейчас же!

Атайя поняла, что времени для уговоров не осталось, протянулась и схватила Мэйлена за запястье, отчего он заорал еще громче. Затем закрыла глаза и углубилась в тропы в поисках заклинания транслокации. Однако корбаловый кристалл запутал ощущения сильней, чем она ожидала. Невидимый покров — одно, а перемещение — другое. Здесь требуется большая концентрация и ловкость, а воздействие камня не совсем прошло.

Она вспомнила, как быстро исчезла из Килфарнана, несмотря на то, что незадолго подверглась разрушающей силе камня судьи. Тогда прошло всего несколько минут после удаления корбала, а тут цепочка Николаса уже давно лежала в темноте, а Атайя не могла отыскать нужный путь и уже дважды не там повернула. Судя по громким голосам стражников, она не имеет права на еще одну ошибку. Даже у двери принца есть запасной ключ, и замок не задержит их надолго.

Тем более если есть еще один вход в…

Когда Атайя услышала неприятный знакомый голос, который с руганью обрушился на стражников, она вспомнила, что епископ Люкин временно поселился в соседней комнате, куда можно попасть через смежную дверь, а о ней принцесса не позаботилась. Последовали ярые проклятия, зловеще скрипнул засов. Атайя сидела спиной к входу, держа за руки принцев, но почувствовала, что с верховным судьей еще два стражника.

— Если он видит дьявола, то ясно, кто у нас в гостях, — кричал тот, ворвавшись во внутренний проход. — Я думал, в комнате постоянно висит корбал!

— Так и есть, — возразил его человек. — Я сам его повесил!

Атайя испугалась, Мэйлен продолжал визжать. Еще один ложный поворот. Боже, где же заклинание?

Нужно выиграть драгоценное время. Мимо платяного шкафа пронеслись шаги прямо к опочивальне. Она на секунду отпустила руку Николаса, чтобы создать на входе огонь высотой по пояс. Простая иллюзия, но она поможет остановить врагов.

— Пожар! — закричал стражник. — Принесите воды, быстро!

— Нет, он не настоящий! — возразил епископ. — Я уже видел эти колдовские штучки. Мы можем спокойно бросаться в него… — Голос приближался: Люкин прошел через пламя. — Не прикасайтесь к ней, — предупредил он — совсем близко. — Она погубит нас вместе с ними.

Заклинание, я его уже чувствую…

— Но как мне…

— Из арбалета!

— А как же принцы? — ахнул стражник.

— Идиот! — взорвался епископ. — Ты так плохо стреляешь? Дай мне!

Шаги удалились, заскрипел натянутый арбалет. Вот оно!

Атайя резко вдохнула.

— Hinc libera me!

Когда последний звук слетел с ее губ, и Атайя уже оказалась перед бесконечной пропастью, вдруг огонь прожег плечо, пронзив кость. Она пошатнулась на краю хаоса, упав обратно в Делфархам, затем обратно в межпространство, закрутившись в разных частях света. Впереди мелькала знакомая череда картин, позади гремел гневный голос епископа, то отдаляясь, то нарастая со смертельной близостью:

— …спасла Николаса от правосудия и забрала в заложники Мэйлена, чтобы мы не могли ее уничтожить! Могу поспорить, сумасшествие принца было искусным подлогом, чтобы Совет не казнил его сразу же…

Опять вперед, в бессознательный водоворот. Крики Люкина пропали.

И снова обратно… снова злостный глас:

— …а ее лепет о некоем Мудреце… ложь! Мальчику грозит опасность только от нее и ниоткуда более. Черт побери, где корбал, за которым я послал?

Она по инерции полетела вперед и погрузилась с подопечными королевских кровей в бездну света и звука. Николас спокойно спал, а Мэйлен дико отбивался, дергал за руку, посылая разряды молнии до поврежденного плеча. Платье вымокло от пота и липло к телу, из раны текла теплая кровь. Атайя боялась потерять сознание до того, как они доберутся.

Этого никак нельзя допустить. Она ясно осознавала, что произошло с судьей, прицепившимся к ней в Килфарнане. Попав в вихрь, он кричал в агонии, потому что его тело разрывалось на части, не в состоянии выдержать напряжение места, не предназначенного для плоти.

Надо побороть боль… иначе Николаса с мальчиком ждет та же судьба.

Зная, что силы на исходе и принц может вырваться, если они не выйдут из хаоса, она вошла в его детское сознание и заговорила изнутри:

Мэйлен, не отпускай моей руки. Я понимаю, что ты напуган, но мы сейчас в опасном месте. Держись крепко!

Она почувствовала, что мальчик немного утих, успокоенный голосом — не важно чьим, — голосом, который убедил его, что он не один. Остатки плача проникли Атайе в сердце. Она не хотела так перепугать его. Если встряска при перемещении обеспокоила Бэзила, то бедный мальчик наверняка в ужасе.

Все будет хорошо, Мэйлен. Только держись.

Прежде чем Атайя вышла из чужого мозга, что-то поймало ее взгляд, нечто яркое и недрогнувшее посреди меняющихся мыслей, воспоминаний и страхов, которые делали Мэйлена Мэйленом. Световая точка, ослепительная, как солнце над морем, но не больше острия иголки. Она была тусклей, чем у Эммы — возможно, из-за возраста, — но точно была.

Семя.

Семя магии, еще не развившейся.

Атайя глубоко вдохнула, если в межпространстве действительно был воздух. Ее так удивило открытие, что она почти забыла о раздирающей боли в правом плече.

Мэйлен? Судьбой выбранный стать магом?

До этого она полагала, что великим королем-колдуном, которого предсказал Дамерон, будет его последователь — Брандегарт. Высокомерный Мудрец вряд ли видел другой исход.

А теперь не исключено, что он ошибается.

Атайе казалось, что ее нет на земле уже несколько часов, но круговорот наконец прекратился, свет померк, шум и изображение остановились. Под ногами появился покрытый плитами пол, на который она и рухнула, отпустив спящего Николаса и шмыгающего носом жалкого ребенка.

Она не знала, попала ли в выбранное убежище, от боли и шока принцесса даже не могла вспомнить, куда вообще собиралась отправиться. Но затем услышала возглас старика и поняла, что находится в безопасности. Атайя уступила напряжению заклинания и раны, расслабилась и погрузилась в глубокий сон.

Глава 23

Атайя проснулась под тихий плеск воды и равномерное дыхание. Открыв один глаз, она увидела Мэйлена, который свернулся калачиком и крепко спал в кровати на колесиках. Сама принцесса лежала на перине в незнакомой комнате: несомненно, ее сюда донесли из пустой палаты, где она появилась. То место Атайя помнила до мельчайших деталей вследствие эмоциональной встряски от неожиданной встречи с Адамом Грайленом четыре месяца назад.

Рядом Адам полоскал кровавые повязки в чаше с теплой водой. Заметив, что Атайя пришла в себя, он предложил ей кубок освежающего эля. Она взяла его левой рукой, правое плечо было забинтовано, и она едва могла пошевелить кистью.

Атайя бросила взгляд на спящего ребенка.

— Он был в истерике, когда мы покидали Делфархам. Как вам удалось успокоить его?

— Я когда-то воспитывал мальчика и знаю пару секретов, как с ними справляться. К тому же, — ухмыльнулся он, — уже за полночь. Вы спали четыре часа, а бедняга сильно устал. — Адам вытер руки о сухую тряпку. — Он не очень радовался, когда вы приехали. Как вам это удалось, я не буду спрашивать. Мальчик кричал, что хочет к папе с мамой, а вы — дьявол, который утащил его в ад, и подобный вздор. Я спросил его, похож ли мой дом на ад, и он согласился, что нет. Затем он не стал возражать, что у дьявола не пойдет кровь, если его порезать. Пока я обрабатывал вашу рану, рассказал ему сказку, и он достаточно угомонился, чтобы заснуть.

Атайя глотнула эля.

— А где Николас?

— Тоже спит. — Он показал на узкую лестницу, которая вела на верхний этаж. — У меня еще там комнаты. Их раньше использовала моя жена. А когда она умерла, упокой Боже ее душу, граф позволил мне оставить их себе.

Вернув Адаму пустой кубок, Атайя попыталась подняться, но плечо пронзило жуткой болью, и она упала обратно на подушки. Видимо, ранение было серьезней, чем ей показалось в суматохе, ведь нужно было непременно забрать Мэйлена и Николаса из Делфархама.

— Некоторое время вы не сможете шевелить рукой, — предупредил ее Адам. — Мне это знакомо: я вынул не одну стрелу из Тайлера, когда он служил в армии. У вас глубокая рана, моя госпожа, и вы потеряли много крови.

— В меня выстрелили из арбалета с расстояния менее десяти ярдов. Как вспомню, так удивляюсь, что от моего плеча вообще что-то осталось. Однако стрела ударила по мне не с полной силой, — вслух подумала она о своей опасной отправке из столицы. — Я уже начала исчезать и колебалась на грани, то там, то здесь. Возможно, стрелу выпустили, когда я была только отчасти там.

Адам в полном недоумении поднял брови. Но что тут удивительного, Атайя сама не до конца понимала, что говорила. Для человека, несведущего в магии, она казалась сумасшедшей.

— Ваше высочество, — произнес он серьезно, — почему вы пришли именно ко мне в столь трудный момент?

Принцесса осторожно села, помогая себе левой рукой.

— Вы мне когда-то сказали, что если понадобится ваша помощь, то я всегда могу на нее рассчитывать. Теперь я прошу вас, Адам, позаботиться некоторое время о Николасе. Мне больше не к кому пойти.

Она вкратце объяснила, что брат находится под колдовскими чарами и считает себя ребенком, оказавшимся в теле мужчины. Атайя не стала рассказывать о Мудреце в подробностях — как ни горько, ей почти нечего было о нем поведать, — а просто уверила, что столь чудовищную вещь совершил отнюдь не ее союзник.

— Я знал, что слухи ложны, — облегченно вздохнул отец Тайлера. — Вы не стали бы заставлять принца пойти на убийство, как бы ни относились к королю. Некогда я усомнился бы, но сейчас уверен. Только не после того, сколько вы сделали для народа.

Атайя довольно улыбнулась, тронутая преданностью человека, у которого не было причин ее любить.

— Он вам не помешает?

— В мою башню заходят только некоторые слуги, и я знаю, каким можно доверять. Граф не будет против. Возможно, он встревожится, если я скажу ему о принце, но зла на вас держать не будет. Да ему и не обязательно быть в курсе. Мы в большом замке, моя госпожа, я и сам не всех знаю, кто здесь живет. Ваш брат будет в безопасности.

— Я вернусь за ним сразу же, как только мы сможем без риска забрать его к себе, — уверила его Атайя. — Наложивший заклинание чародей попытается снова завладеть его разумом. Сожалею, что мне приходится навязывать вам…

Адам отмахнулся.

— Он мой принц и ваш брат… и друг Тайлера. Как можно не позаботиться о нем в трудную минуту? Только один вопрос, — сказал он, хмурясь. — Почему вы возлагаете на меня такое доверие? — Просьба, очевидно, была для него большой честью, и он терялся от того, насколько колоссальное поручение предстоит выполнить. — Вы меня почти не знаете.

— Зато я знаю сына, которого вы вырастили, — ответила она.

У Адама затеплилось в сердце, и глаза засветились заботой.

— А мальчик?

— Я заберу его к королеве, как только немного окрепну. Откладывать нельзя. Если она прибудет в лагерь раньше нас, то места себе не найдет, решит, что что-то случилось. Боюсь, Мэйлен не захочет перемещаться с помощью магии.

— Но вы не можете ехать верхом. Вы слишком слабы и не скоро восстановите силы. А если случайно напряжете плечо, рана откроется заново, и туда попадет инфекция.

Адам задумчиво взялся за подбородок, так часто делал Тайлер, когда перед ним вставала сложная проблема.

— Давайте я достану для вас кибитку, — наконец сказал он. — Есть один человек, которому я доверил бы жизнь. Он отвезет вас домой.

Господи, опять кибитка! Атайя досадливо усмехнулась, потому что после долгого пути из монастыря Святого Джиллиана клялась никогда не садиться в это средство передвижения. Но ей вдруг захотелось полежать несколько дней в теплой соломе.

Адам выполнил свое обещание, как и его поверенный — конюх графа, который в детстве дружил с Тайлером. Кибитка была уложена соломой, одеялами и корзинами с едой — палата, а не клетка. Мэйлен сначала не хотел расставаться с добрым стариком, но быстро успокоился, когда Атайя пообещала, что они отправятся в путь без колдовства и следующим вечером он увидит маму. Через полчаса он забыл все страхи и начал все чаще спрашивать, когда они приедут. Неугомонный мальчик просился идти пешком, приводя те же доводы, что когда-то она сама, и принцесса не могла сдерживать смех, что его обижало.

Кучер оставил их в Эльсском лесу со словами благословения, и Атайя по рунному следу повела юного подопечного к лагерю. Пришлось идти медленно, чтобы не тревожить плечо. Трудно было удержать Мэйлена рядом, ему то и дело хотелось погнаться за оленем или иной жертвой. Их ждали караульные, высматривающие на опушке забредших лорнгельдов, а на просеке их ждал восторженный прием.

— Мэйлен! — воскликнула Сесил, бросившись к мальчику по грязи, так что взвилась серая накидка. Она взяла сына на руки и крепко обняла его. — Мальчик мой, как же я по тебе скучала! Как поживал мой отважный принц?

Благодарно улыбаясь Атайе, королева повела его в дортуар показать сестренку. Она довольно слушала, как он без умолку рассказывал о приключениях последних дней.

Джейрен подлетел обхватить жену, но та вздрогнула и отстранилась, жалуясь на плечо. Не стоит волновать его, насколько тяжелую травму она получила.

— Когда мы вернулись раньше тебя, я уже чего только не напридумывал, — сказал он. — Решил, что нам с Тоней придется снова спасать тебя.

Голос супруга был спокоен, только глаза выражали искреннюю озабоченность.

— Нет, на сей раз я выкрутилась сама. — Она оглядела лица на просеке. — А где Мозель?

У Джейрена изменилось выражение лица, и Атайя почувствовала, как живот свело от страха.

— Он… не здесь, — заикаясь, произнес супруг. — Он остался, чтобы задержать стражников: люди Дарэка приехали в тот же день, что и мы. Мы ждали его на дороге за несколько миль от замка, но он не нагнал нас. Я смотрел в визуальную сферу: его арестовали и везут в Делфархам.

Атайя опустила голову от неожиданного удара.

— После Николаса с Мэйленом они сделают все возможное, чтобы я не смогла его выкрасть. — Однако она решила не печалиться. — По крайней мере мы знаем, что он жив. Джессингер — близкий друг Сесил, и Дарэк постарается не причинить ему зла, иначе королева никогда не подпустит к нему сына.

Джейрен кивнул и слегка улыбнулся.

— Кажется, на тебя подействовал мой вечный оптимизм.

— Как бы я ему ни сопротивлялась, — подметила Атайя и отвела его в сторону, чтобы никто не слышал их разговора. — Я кое-что видела во время транслокации. Нечто очень важное. — Она наклонилась ближе, успокоив себя глубоким вдохом. — У Мэйлена есть семя, Джейрен. Он один из нас.

Муж уставился на нее, обдумывая последствия.

— Ты, кажется, обещала не заглядывать. Говорила, что это нечестно.

— Все произошло случайно, — возразила она. — Он пытался вырваться, и мне пришлось коснуться его мозга, чтобы попросить не отпускать меня во время перемещения. Я не могла не заметить семя… Это все равно что проглядеть рунный след посреди темной ночи.

Джейрен оперся о ствол дуба и задумчиво почесал подбородок.

— Расскажешь Сесил?

— Нет. Мне и самой знать не следовало. Полагаю, это останется между нами. Иначе только навлечем на мальчика лишние неприятности. Тем более мы ничего не сможем доказать в ближайшие пятнадцать лет. Но я могу намекнуть ей, что у меня есть некое странное предчувствие, чтобы Сесил постаралась изменить его ужасные представления о колдунах. В противном случае его будет ждать просто ужасное событие в один прекрасный день. Я прокляну себя, если он изберет отпущение грехов как единственный выход.

— О, к тому времени в Кайте не будет этого обряда, — сказал Джейрен, влив в принцессу еще одну порцию своего оптимизма. Вдруг он засмеялся. — Если надумаешь рассказать о семени Дарэку, то позови меня, чтоб я увидел его лицо.

— Он ни за что бы мне не поверил. — Тут Атайя нахмурилась: ей пришла новая мысль. — А вот Мудрец не стал бы сомневаться, если бы узнал.

— Как? Больше никто не может видеть семена. А мы ему не скажем.

— Если Брандегарт — адепт моего уровня, то не исключено, что он способен предсказать будущее мальчика, если уже не сделал этого. В конце концов, Дамерон совершенно четко рассмотрел мою судьбу. Станет Мэйлен колдуном или нет, сейчас он наследник Дарэка, и это уже делает его легкой мишенью.

— Скоро они будут в безопасности, — пообещал Джейрен. — Сесил решила отвезти обоих детей в Рэйку. Я сказал, что Осфонин охотно их примет, как и тебя в прошлом году. Мы с Кейлом повезем ее… если ты сможешь некоторое время обойтись без нас.

Атайя согласилась, хотя ей не хотелось отпускать мужа.

— Я бы переместила их, но сомневаюсь, что Мэйлен выдержит еще одну транслокацию. Я сильно напугала его.

— Неудивительно, — отметил Джейрен. — Я сам был обескуражен. Мы доберемся и обычным путем. А там я поговорю с Хедриком о заклинании принуждения. В его библиотеке должен найтись ответ.

Атайя удрученно кивнула, затем обняла супруга и поцеловала.

— А это за что?

— Теперь я понимаю, через что ты прошел, когда приехал за мной в монастырь Святого Джиллиана, — сказала она. — Только все наоборот. Тогда вы знали ключ к решению, только не могли меня отыскать. А сейчас Николас у нас, но я понятия не имею, как снять его боль.

Ирония судьбы, — подумала она. — Жестокая ирония.

— Выясним, Атайя, — уверил он, ведя ее обратно в середину лагеря. — Так же, как выяснили, где ты.

Рано утром принцесса проводила путников в путь к столице Рэйки — городу Ат Луан. Она попросила Джейрена передать приветы и поцелуи Фельджину и всей его семье, лорду Иану, мастеру Хедрику и, конечно же, верховному лорду Бэзилу.

— Я буду скучать по тебе, — прошептала она мужу, когда тот вскидывал на плечи туго набитый ранец.

— Вернусь как можно скорей. Постарайся вылечить к тому времени свои «ушибы», — упрекнул он. Когда они ложились спать прошлой ночью, Атайе не удалось скрыть свою рану. — Трудно разделять ложе с дамой, которая вскрикивает от боли каждый раз, когда ты поворачиваешься.

Принцесса бесцельно прогуливалась меж палаток и шалашей, наблюдая, как новички учатся заклинаниям. Направляясь на кухню завтракать, она размышляла о том, что произошло со времени ее возвращения из заточения. Судьба пощадила не всех друзей, Николас год назад предупреждал ее об этом, однако переносить реальность оказалось сложней. Тоня с Джейреном в порядке, как и Кейл с Джильдой, и Мэйзон заправляет своей школой в Килфарнане. Зато умер юный Камерон, так и не узнав, спят ли в нем магические силы. Ранальф остался на острове заложником Мудреца… или его уже нет в живых. Мозеля арестовали, и его ждет темница, с которой Атайя так хорошо знакома. Сесил бежала, избрав жизнь в изгнании вместе с детьми — наследниками кайтского престола. А Николас, родной Николас, мучается в безумии, под давлением не принадлежащей ему магии, как Кельвин в свои последние дни.

А еще всего за месяц Атайя потеряла половину последователей: одни ушли из-за того, что она не захотела бороться с оружием в руках, другие решили, что это и есть ее метод. В довершение могущественный колдун из далеких земель собирается разрушить все, что осталось от ее творения.

Шаркая ногами, Атайя зашла на кухню и отрезала себе ломтик вчерашнего хлеба. Затем молча села рядом с мастером Тоней на деревянную скамью рядом с камином.

— Ты здорова? — спросила женщина, беспокойно оглядывая принцессу.

— Сегодня на меня сильней давит груз произошедшего. Вот и все. — Атайя оторвала кусочек хлеба и опустила его в мед. — Дела выходят из-под моего контроля, Тоня. Сейчас мне кажется, что я бессильна что-либо предпринять. Остается сидеть и наблюдать, что будет дальше. Почему Мудрец до сих пор не в Кайте? — встревоженно спросила она. — Чего он ждет? Каков его следующий шаг?

— Кому знать, что происходит в его голове, — ответила Тоня, пожав плечами. — Впрочем, что бы там ни было, нам оно вряд ли понравится.

В середине февраля холода закончились, с моря подул теплый весенний бриз и обласкал побережье Саре. Мудрец открыл ставни и облокотился о подоконник.

За его спиной в комнату неслышно проскользнула Дриана, крепко поцеловала в губы. В отчаянии прижалась к Мудрецу, словно он отправлялся в длинный и опасный путь. Глаза ее покраснели и опухли.

— Тулис готов, — проговорила она, шмыгая носом. — Ждут только тебя.

Брандегарт обнял ее за талию и кивнул. Дриана тревожно переминалась с ноги на ногу, теребя жемчужное ожерелье на изумрудном платье.

— Ты же больше не злишься?

— Нет, — ответил Мудрец и улыбнулся в знак того, что его молчание никак не связано с ней или прежним гневом. — Поначалу переживал, когда Курик сообщил мне о провале. Видимо, у Николаса характер сильней, чем я думал. Будем считать, что нам и такой исход на руку. Хоть Дарэк с Николасом и живы, по Кайту прошли волнения, Атайе больше не верят. Основная задача выполнена. Лорнгельды Кайта созрели для нового предводителя. Нас утешат книги, — сказал он, махнув рукой на кипу на столе. — С удовольствием почитаю, что так привлекло Родри в короле Кельвине и какое к этому имеет отношение Атайя. Жаль, что Курик не привез обратно Николаса. Я бы не возражал, если бы он забрал все, что принц достал для нас в библиотеке. Насколько я слышал, — продолжил Мудрец, — Родри не остановился перед убеждениями рэйкских учителей. Не исключено, что он развил несколько теорий магии, которые могут быть любопытны.

Дриана слушала молча. Нижняя губа дрожала, как лепесток розы на ветру.

— Надеюсь, ты не забудешь меня, — сказала она, опустившись на колени, и прижалась к мягким кожаным штанам заплаканной щекой. — Атайя сказала, что уже после нескольких недель никого не узнавала.

Он погладил ее по голове, крутя пальцем рыжий локон.

— Я постараюсь, моя дорогая, — уверил он, — однако заклинание блокировки очень сильное. Возможно, я не смогу справляться с собой. Утешай себя мыслью о том, что нас ждет, когда блокировку снимут, и я приду в себя.

— Да, конечно! — воскликнула Дриана, отгоняя прочь дурные мысли. — Ты сможешь видеть семена магии, как Атайя, и определишь, обладаю ли я даром! Тогда сможешь жениться на мне. Наконец-то!

— Несомненно, Дриана, — ответил Мудрец, витая в облаках. — Но это далеко не все. Блокировка вырежет новые тропы и заклинания, а мои люди отправятся в Кайт, чтобы готовить лорнгельдов к моему прибытию. Восстановив силы, я приду к людям и скажу им то, чего раньше никто не мог, — будут ли они колдунами или нет. Зачем ходить? Я скорей всего просто транслокируюсь туда! — ликующе добавил Мудрец, глаза его засияли. — Они будут преданны мне. Мне, а не Атайе Трелэйн. Как только народ узнает, что у принцессы была возможность выявить спящие магические силы, а она не сделала этого, она обречена. Люди проклянут Атайю за то, что она заставила их ждать сумасшествия и бежать от преследователей во имя спасения жизни, и все из-за каких-то соображений морали. Атайя доводила их до отчаяния, когда не оставалось времени даже сделать выбор: добраться до Рэйки… или до нас. Нет, они были вынуждены идти за обучением и пропитанием к ней.

Дриана смотрела на него с восхищением.

— Народ полюбит тебя, Бранд, как я.

— Да, несомненно, полюбит. Особенно когда узнает, что им судьбой отведено больше, чем могла дать Атайя. Они истинные правители Кайта, избранные Богом. А я буду самым великим Божьим слугой! — Он вытащил из стола кожаный свиток с пергаментом, хранящим пророчество Дамерона. — И я буду королем. Приближается золотой век, Дриана. Всемогущий Бог, я предчувствую его приход!

— Как прекрасно… я буду гордиться тобой.

Мудрец усмехнулся.

— А я пока вволю посмеюсь над Атайей, которая ожидает моего налета в любой момент, дрожит, переживает… но я не намерен появиться так быстро. Долгие месяцы впереди. Целых четыре. Говоришь, именно столько она находилась под блокировкой? Я должен сообщить Тулису точную дату, когда придет пора освободить меня.

— Три с половиной, но…

— Может, она и адепт, но я буду еще могущественней, когда расширю свои силы тем же способом. Для уверенности надо будет оставаться под воздействием заклинания на несколько дней дольше.

— Бранд, ты уверен, что можешь положиться на Тулиса? — робко спросила Дриана, зная, как не любит Мудрец, когда она вмешивается в дела магии. — Ты будешь так уязвим. А что, если кто-нибудь бросит тебе вызов?

— Это запрещено, Дриана, — твердо ответил чародей. — Колдуны Саре — не те кудахчущие курицы из Совета мастеров, отвергающие любое мало-мальски опасное заклинание, но у нас есть свои правила, диктуемые честью. Ни один маг не может бросить вызов Мудрецу, если тот болен или ранен. Это было бы не настоящим испытанием Божьей воли. Что касается Тулиса, то я доверяю ему больше, чем кому бы то ни было на Саре. Он слишком стар, чтобы стремиться занять мое место, и слишком честен, чтобы принять взятку от более амбициозного претендента. Кроме того, — мрачно добавил он, — Коннор сейчас находится под магическим принуждением и разорвет Тулиса на части, если он что-то сделает не так.

— А как же Ранальф Осгут? — продолжила Дриана. — Он невысоко чтит ваши традиции. Если он освободится от сдерживающего заклинания, то нападет на тебя, даже не бросая вызова. Он уже пытался сделать это.

Мудрец задумчиво задергал серьгу.

— Да, он представляет некоторую проблему. Так он неплохой малый, хоть его и воспитали в Рэйке, а не на Саре. Боюсь, придется оставить его у себя, пока с меня не снимут блокировку. Не могу же я позволить Ранальфу бегать на свободе, когда бессилен ему противостоять. Я сам накладывал на него чары, Дриана, — успокоил он возлюбленную, — и ему не вырваться.

Мудрец положил пергамент обратно в сверток и подвел Дриану к двери.

— Пришли ко мне Тулиса. Я готов подвергнуть себя испытанию. Мог бы справиться и без него, но разумней, чтобы наложение и снятие заклинания делал один и тот же человек. Собственноручно снять с себя Божий дар, даже на короткий срок, просто богохульство. Постороннему это будет проще. Теперь ступай, моя дорогая. Ступай и сделай так, как я прошу.

Дриана подарила ему еще один поцелуй, на сей раз прощальный, и остановилась у двери, глядя вслед Мудрецу, который неспешно вернулся к окну — король, обозревающий свои владения. Бриз с моря растрепал его волосы, но взгляд был безмятежен. День был ясный, и северный берег Кайта виднелся совсем близко.

— Предводительница страждущих, — произнес Брандегарт из Крю и засмеялся низкими, переливами, совсем как морские волны внизу. — Что ж, ты приведешь их, Атайя Трелэйн… Прямиком ко мне в руки.