Айрон рывком подтягивает меня попой к краю и резко раздвигает мои колени. Я всхлипываю в ладони, когда он с легкой развязностью закидывает мою правую ногу к себе на плечо.
Никакого стыда и сомнений.
— Не надо…
“О” растягивается в испуганный и удивленный стон, когда горячие губы Айрона накрывают мое лоно, а затем я замираю и вздрагиваю. Влажный и теплый язык скользит с давлением по складкам к клитору, от которого разбегаются искры и уходят слабым спазмом во внутренности.
Айрон выдыхает и вновь проходит языком. И еще. И еще.
Я опять вздрагиваю на столе не в силах контролировать нарастающие судороги, что рождаются под жадным ртом.
Выдыхаю сдавленный стон, мои пальцы скребут скатерть.
Айрон находит мои руки, впившись в меня губами, и через секунду прижимает мои ладони к рогам.
Под новым грубым движением языка, что, кажется, сдирает с клитора часть нервных окончаний, я под громкий стон стискиваю теплые ребристые рога. Выгибаюсь в спине под судорогой, что простреливает каждые позвонок, и выдыхаю через открытый рот, глядя слепыми глазами в потолок.
Это ласки на грани пыток. Они плавят меня, срезают слой за слоем живую плоть, спицами проходят во внутренности, но я не отталкиваю Айрона.
Я крепче сжимаю его рога, с каждой секундой его язык разгоняет во мне кровь, что проникает в мышцы болезненным напряжением.
Он должен ускориться.
Он должен давить сильнее и жестче.
Я на краю обрыва, в который он должен меня толкнуть.
Мышцы шеи напрягаются, стискиваю зубы до скрежета, и я выдыхаю низкий клекот.
От пят до макушки меня пронизывают волны дрожи, нарастают, но не доходят до пика и не рвут меня на части. Они лишь делают на мне надрезы, но не уходят на глубину и не пробивают.
Айрон замедляется, и я отчаянно мычу, без слов умоляя сжалиться надо мной. Я вот-вот взорвусь и уже расхожусь по тонким швам.
Тяну его за рога в темном помешательстве.
Язык идет по медленному кругу, давит на клитор, который аж искрит под ним, а затем губы втягивают его и я кричу, когда зубы надкусывают его.
Горошинка плоти лопается, складки пульсирую ожогами, а мои внутренности скручиваются, натягиваются и рвутся, а за ними и я сама трескаюсь и разлетаюсь на осколки в визгливой темноте.
Меня затягивают в пульсирующую моими криками бездну конвульсии, а затем я возвращаюсь на стол. Оглушенным комочком желе.
Ослабевшие пальцы отпускают рога, руки падают, и Айрон скидывает с плеча мою ногу. Вздрагиваю.
Встает, наклоняется и заглядывает в глаза.
Губы и подбородок блестят от разводов слюны и моей густой смазки.
Его пальцы пробегают по опухшей спазмирующей промежности вниз, идут по краю основанию пробки:
— Выдох, Крошка.
Мягким и уверенным под мой сдавленный скулеж рывком вытягивает из меня пробку, и по телу идет новая волна болезненной и сладкой дрожи. Колечко мышц стягивается, и я издаю новый стон.
— Вот теперь я хочу высосать из тебя больше, чем требуется, — шепчет в губы и откладывает с тихим стуком пробку в сторону.
Я отвечаю ему хриплым стоном, не отводя взгляда. Он въедается в губы, глубоко проскальзывает солоноватым терпким языком в рот, и на вдохе тянет из меня мою дрожь, мычание, слабость.
Айрон ныряет в меня голодным чудовищем, которое пожирает мою душу, а я не сопротивляюсь.
Я раскрываю себя ему, впускаю его в себя, не боюсь и чувствую его смоляную вечно-голодную тень.
Она подобна черному холодному дыму, в котором растворяются и исчезают солнечные лучи. Она проникает в каждую клеточку, впитывает мой пульс, биение сердца, но я не чувствую боли.
И Айрону сейчас нет необходимости морочить мне голову иллюзиями лживого удовольствия, я добровольно отдаю себя.
Без глупого желания умереть.
Я хочу узнать, кто он на самом деле.
Чтобы испить меня до дна, чтобы насытиться, ему придется проникнуть всей сутью, и на мгновение он переплетается со мной без остатка.
Я вижу его. Я чувствую его.
Черная вечная жажда на грани боли и безумия, и я хочу ее утолить. Хотя бы на секунду оборвать этот дикий голод, который не позволяет сделать свободный и спокойный выдох.
Да, я желаю дать Айрону краткую свободу от самого себя.
Я ухожу в обморок. Сердце замедляет бег, кровь сгущается, и в глазах темнеет, но Айрон резко отстраняется, хватаем меня за подбородок и почему-то рычит на меня, будто я его ударила или оскорбила. Или испугала.
Тянусь слабыми руками к его рогам, чтобы за них ухватиться в попытке вернуть Айрона к поцелую, в котором он должен насытиться.
— Нет, — цедит он сквозь зубы и грубо отмахивается от моих рук.
— Почему? — едва слышно спрашиваю я, с трудом удерживая себя на тонкой грани реальности.
Его верхняя губа дергается в презрительной усмешке. Щелкает пальцами, и я падаю в темноту забытья.