Мне страшно [СИ]

Третий день сижу в этом клоповнике — таверне Джеральда. Мелким шкетом я нередко забирал отсюда подвыпившего отца, пытаясь тащить его домой и, получая подзатыльник. Рука у него была тяжелой и мозолистой.

Ничего тут не изменилось за прошедшие годы. Сквозь полусгнившие доски пола выглядывают нахальные тараканы, мыши, шевеля усами, прямо со стола тащат еду. Все так же сидит в углу, накачиваясь дешевым пивом Хеми, парень, рано потерявший семью, в огне охватившим их мастерскую. Жирные мухи облепили мутный и загаженный бычий пузырь, вставленный в оконную раму.

Третий день пытаюсь накачаться, но это не удается, я выпил все, что нашлось у старины Джеральда, толстого, колченого, вечно недовольного жизнью трактирщика.

Уже знаю каждую щербинку на столе, каждую трещинку в своей глиняной кружке, до боли знаком скрип стула подо мною. Алкоголь меня не берет. Дорогое заклинание «Керуак», которое я выпросил у знахарки Манош, не помогло забыться.

Почему мне? Простому фермеру? Почему не королю? Богам? А?

Я воткнул в себя нож и снова слез с холодной ритуальной плиты.

Третий день, я двадцатилетний сирота Маки Гвен не могу причинить себе боль, умереть, напиться, и вижу людей и нелюдей по-другому. Джеральд например «Трактирщик Джеральд 20 уровня», а вот «Знахарка Манош — 30 уровня», «Хеми — 15 уровня». Какой у меня, не знаю. Даже у животных появились обозначения. О да, еще я вижу под ними полоски, зеленые такие, однажды Хеми упал, и она у него стала желтой.

Какие на хрен уровни? Полоски? Мой истеричной хохот не заинтересовал никого, в этой унылой, грязной дыре. Да и на что им удивляться? Тупые программы, набор цифр…Они думают, что уже всю жизнь сидят в этом Токбридже, делают свои дела, что у них были или есть семьи, ими правит добрый король и за всем этим присматривают милостивые боги.

Ахахаха! Я так тоже думал, пока не проснулся в кровавом поту три дня назад и осознал что мир изменился. Природа страха была не понятна, я скулил, бился о пол, в кровь, сдирая ногти, пытаясь закопаться, страх заставлял забиваться в самый темный угол. Тогда я не выдержал боли и убил себя, насадив на вилы. И еще раз и еще и еще.

И все время оказывался на ритуальной плите. Холодной черной, как кожа горгула плите. Мир изменился. Вот нас секунду назад не было и вот мы уже есть, и у нас есть жизнь, и у нас была история.

Я не знал кто нас сделал, но знал для кого…Ненавижу…

Они начали появляться утром, когда боль уже спала. В рванине, иные уже в добротной одежде со смешными именами, которых у нас в Западном уделе Лавернола никогда не встретишь. Люди, орки, гномы, эльфы, тролли, хобитты, рагерты, клинги и десятки других никогда не виданных мною раньше созданий.

Наглые, самоуверенные, просящие, они захлестнули Токбридж, приставая, клянча и получая задания.

Мои безвольные соплеменники выполняли их просьбы, из раза в раз расплачиваясь звонкой монетой. Скоро Пришлые, как я стал их называть, истребили всю живность в лесу, но она, так же как и я, скоро возродилась, и снова умерла, и снова возродилась…это был круг. И всех все устраивало.

Меня тоже убили, камнями и палками, просто камнями, просто палками, из плохонького лука, ржавым мечом. Я пробовал отбиваться, но они брали толпой. Как потом услышал, собирали группу, чтоб убить нальха и открыть деяние.

Все село однажды погибло, забавы ради, но селяне этого не помнят, дают деньги и задания, раз за разом.

Были и другие, с цепким умным взглядом, они долго не задерживались, уходя в город.

Сходил и я. Огромные толпы народу, прибывали и прибывали, но тут им не давали разойтись городские стражники и рыцари наместника. А нас никто не спасет и не защитит. Никто.

Третий день я сижу в таверне Джеральда, я пью и не пьянею, я ем и не чувствую вкуса, я умираю, но возрождаюсь.

И мне страшно, что я такой один, мне страшно, что не я хозяин своей жизни, мне страшно, что нас будут убивать снова и снова потехи ради. Чтоб отточить скилл, как сказал один из пришлых.

Керамическая кружка, ухнув со стола, покатилась по полу, распугивая упитанных тараканов. Пивная бурда была незаметна на грязном полу. В утренний час в таверне было пусто, только неожиданно трезвый взгляд выпивохи, задержался на смуглом, мускулистом высоком парне, с неровно обрезанными черными волосами, удерживаемыми красной плетеной нитью, выходящего из полумрака таверны в яркий солнечный день.

— Сегодня славный день, да, Маки? — молодой воин, одетый в поблескивающую на солнце кольчугу, из-под руки оглядывал некогда изумрудную равнину, над которой, где-то в лазурной синеве раздавался клекот орла.

— Не славнее, прошлых, Хеми, не славнее их.

Серые глаза статного витязя, цепко осматривали ряды воинов, лучников, магов, что безмолвной стеной замерли напротив. Их знамена он знал наперечет, не первый год они встречались, и здесь сейчас остались лучшие из тех, что когда-то ступили на благодатную землю их мира — Варма.

— Тебе страшно? Почему ты не даешь нам атаковать? Мы же отрезали их от алтарей, это остатки! Смотри, у них практически нет конницы, их петы как они их называют, еле дышат! У них уровни под сотку! А у нас не меньше 250! Ты так вообще 300! Вспомни, что они вытворяли! Вспомни, что они учинили в первый год Пришествия!

— Не за себя, друг мой, я боюсь, за то, кем они становятся там, умирая здесь.

P.S. Страх — эмоция, возникающая в ситуациях угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленная на источник действительной или воображаемой опасности. В отличие от боли и других видов страдания, вызываемых реальным действием опасных для существования факторов, страх возникает при их предвосхищении. Функционально страх служит предупреждению субъекта о предстоящей опасности, позволяет сосредоточить внимание на ее источнике, побуждает искать пути ее избегания. /Краткий психологический словарь.

P.P.S. Третий день сижу в таверне Джеральда. Я перекатываю в руках медальон работы V.V.K. Забавная вещица. Крыса, Кот и Пес держатся по кругу за лапы. Ни я, ни один из магов не могут его опознать. С той битвы оно у меня, я снял его с последнего Пришлого.

Сквозь оконное стекло пробивается луч солнца и можно увидеть, как пылинки, танцуя и кружась, в замысловатом танце, оседают на лакированный пол.

Третий день я пью и не пьянею, я ем и не чувствую вкуса пищи, третий день мне ничего не дает забыться…

И все же кем они стали там? Умерев здесь? И кем стали мы?