Младший научный сотрудник 4 (СИ)

Глава 1

Начало октября 82 года, Москва, Кутузовский проспект, дом 26

Нина вышла из нашей Волги на площади Маяковского, как и собиралась. Рядом с гостиницей и одноименным рестораном Пекин и напротив концертного зала имени Петра Ильича Чайковского и Театра сатиры имени Андрея Миронова. Помахала мне рукой и исчезла в лабиринте городских переулков. А мы отправились далее.

— Как здоровье у Леонида Ильича? — зачем-то я поинтересовался у этого товарища.

— Спасибо, неплохо, — хладнокровно ответил он мне, — а ты с какой целью интересуешься?

— Да так, — неопределенно развел я руками, — чисто разговор поддержать.

— Аааа, — промычал он и разговор далее поддерживать не стал.

А мы между делом уже свернули с Садового кольца на Новый Арбат… ой, на Калининский проспект, конечно… и катили по Новоарбатскому мосту к гостинице Украина, одной из семи сталинских высоток. В своей прошлой жизни я тут пару раз останавливался, в жуткие девяностые годы… запомнились только неимоверно высокие потолки, помпезная лепнина на них, бронзовые ручки на дверях и назойливое внимание гражданок с пониженной социальной ответственностью. Приходилось даже гостиничный телефон из розетки выдергивать, чтобы не вздрагивать каждые десять минут от очередного звонка. А мобильников на то время пока не придумали… точнее были они, но весили каждый как кирпич и стоили пару тыщ баксов — поэтому имели их единицы.

Дом Леонида Ильича представлял из себя произведение искусства — спроектирован он был в туманные сороковые архитектором Георгием Вольфензоном. Девятиэтажный суровый сталинский ампир между Кутузовским проспектом и набережной Шевченко сразу притягивал внимание всех проходящих и проезжающих мимо. Здесь, к слову, не только первое лицо государство жило, а и многочисленные вторые, третьи и примкнувшие к нему лица тоже. От товарища Суслова до министра культуры Фурцевой. Юрий Владимирович, кстати, тоже имел здесь жилплощадь, но квартировал в основном в больницах и санаториях. Злые языки говорили, что Юрию Гагарину тоже предлагали квартиру здесь, на пятом этаже в правом крыле, но он отказался. Не хочу, якобы сказал он, жить под постоянным наблюдением. И остался в родной панельной хрущевке в городе Щелково.

Квартира у нашего Ильича, как я уже говорил как-то, располагалась на четвертом этаже центрального корпуса и имела номер 94. На одной площадке с Галиной Леонидовной. А остальные две квартиры, соседствующие с 94-й, были присоединены к ней… нет, двери-то конечно остались, только их изнутри замуровали и войти через них куда-либо было крайне затруднительно. Площадь основная квартира имела 185 квадратов, в одной из примкнувших находился постоянный медицинский пост, а вторая предназначалась для обслуживающего персонала и охраны. Вот к дверям этого жилища меня и доставил этот самый стандартный гражданин неприметной наружности.

По пути естественно меня обшмонали, и даже не один раз, так что в чертоги бога я вступил уже лишенный даже монеток, завалявшихся в одном отдельно взятом кармане. Встретила меня, как я, впрочем, и ожидал, Галина Леонидовна, но не одна, а с удивительно похожей на нее женщиной очень пожилых лет. Супруга вождя, догадался я и вспомнил даже, как ее зовут — Виктория Петровна.

— Можешь не разуваться, — взяла управление процессом в свои руки Галина, — пойдем быстрее, папа тебя хочет видеть.

И обе эти женщины чуть ли не толчками в спину сопроводили меня до одной из комнат этой необъятной квартиры. Которая оказалась спальней, очень даже скромных размеров… в углу возле окна здесь лежал Леонид Ильич в полосатой пижаме и в другом углу сидела медицинская сестра возрастом чуть меньше, чем у Галины.

— Валя, — тут же сказала ей дочь, — выйди на минутку.

Та что-то пискнула в том смысле, что не имеет права по инструкции, на что вождь рыкнул ей, что я сам тебе инструкция — быстро встала и вышла. Она и повиновалась.

— Сейчас охране настучит, — деловито заметила Галина.

— Пусть стучит, работа у нее такая, — философски отвечал Брежнев, — но давайте уже и делом займемся.

Я изобразил на лице крайнюю степень внимания, а Ильич продолжил.

— Приступ у меня сегодня случился, вот что, Петя…

— Давайте поподробнее, Леонид Ильич, — ответил я, — что за приступ, когда начался, что чувствовали?

— Час… нет, уже полтора часа назад, — сказал после непродолжительной паузы он, — сначала шум в голове, потом упал. Очнулся уже на этом диване.

— Что наблюдающий врач сказал?

— Что он может сказать, — усмехнулся Брежнев, — сказал, что ничего страшного, и вколол какую-то гадость в задницу.

— От гадости стало легче? — поинтересовался я.

— Да, полегчало… я слышал, ты Юрию сегодня помог…

Надо ж, как быстро тут слухи распространяются, подумал я, но ответил обтекаемо.

— Было дело… не то чтобы сильно помог, но кое-что сделал.

— Вот сделай то же самое кое-что и для меня, — попросил Брежнев.

— Хорошо, — вздохнул я, — сделаю. Только они (и я ткнул пальцем в Галину и Викторию) пусть выйдут… или по крайней мере отойдут в другой конец комнаты и ни во что не вмешиваются.

— Уже отошли, — сказала Галя, и обе женщины послушно выполнили мои указания.

А я занялся уже освоенным делом…

Через полчаса я закончил начатое, вздохнул, вытер пот со лба и попросил кофе.

— А мне закурить дайте, — добавил Ильич, — без сигареты хоть вешайся.

Галина вопросительно посмотрела на меня, а я кивнул головой в ответ — мол, снявши голову, по волосам не плачут, пусть курит.

— Ты вот что, Петя, — сказал, задымив, как паровоз, Брежнев, — ты теперь на особом контроле будешь. В моем подъезде есть свободная квартира, перебирайся туда прямо сейчас. Там вертушка есть, да и ногами охранники быстро дойдут, если понадобится…

— Есть перебираться, — отдал я честь генсеку. — А можно, со мной девушка поселится?

— Подруга? — усмехнулся он.

— Коллега по работе, — ответил я, — ну и подруга тоже. Собираемся узаконить наши отношения в ближайшем будущем.

— Это Нина что ли? — справилась Галина.

— Так точно, Нина Брагина, — ответил я, — 61 года рождения, несудима, беспартийная, живет с отцом в Нижнереченске.

— Разрешаю, — милостиво согласился генсек, — и еще я слышал, ты какую-то игрушку электронную изобрел?

— И это было, — быстро сориентировался я, — в свободное от работы время и за собственные средства изготовил два экземпляра.

— Мне Галя показывала, но я ни черта не понял… но ей понравилось — верно, Галя?

— Да, любопытная штучка, — согласилась она, — надо показать ее Александру Ивановичу.

— Какому Ивановичу? — не понял Брежнев.

— Министру электронной промышленности, — пояснила она, — это по его профилю.

— Ненене, — позволил я себе вмешаться, — если уж и показывать это дело, то в первую очередь в Минвнешторг — у меня есть внутренняя уверенность, что такое могут купить иностранные товарищи.

— Однако, — развеселился Брежнев, — от скромности ты не умрешь. Но ладно, Патоличеву тоже можно. Ну все, граждане, — заявил он наконец во всеуслышание, — мне стало гораздо лучше и надо отдохнуть. А ты, Петя, далеко не уходи…

— Леонид Ильич, — ответил я, — завтра у меня два дела… нет, даже три — троим я обещал повторные сеансы.

— Это кому? — сдвинул брови Ильич. — Что Юрию, это понятно, а остальные двое кто?

— Андрей Миронов и завлаб из клиники на Мичуринском, — ответил я.

— Миронов это ладно, а завлабу что надо?

— У его дочки церебральный паралич…

— Хорошо, осматривай, — нехотя согласился он, — но ты должен быть в пределах досягаемости товарищей из девятки.

— Раз надо, значит буду, — со вздохом сообщил я, — так мы пошли, чтобы не мешать вам, да?

— Идите, — отпустил он всех нас мановением руки, — и позовите медсестру, она уже наверно извелась вся. А насчет квартиры в этом подъезде сегодня решим вопрос…

Хорошо быть на короткой ноге с руководителем большой страны, подумал я, выходя из этой комнаты, все вопросы решаются щелчком пальцев… а Галина последовала за мной и перед тем, как я покинул эту нехорошую квартиру, сказала, что вопрос о моем новом местожительстве решится завтра. А до завтра я свободен, как вольная птица-дятел.

Ну и отлично, отправился на метро в свою родную уже гостиницу. С двумя пересадками. Дама на ресепшн посмотрела на меня странно-изучающим взглядом, но ничего не сказала, а только протянула ключ. А возле двери моего номера меня ждал… ну вы догадались наверно, Семен Наумыч Гинденбург собственной персоной. А рядом с ним и девочка Олечка с ноги на ногу переминалась.

— Три встречи за день это уже не случайность, а суровая закономерность, — сказал я в пространство и добавил, — привет, Оля.

Она кивнула мне через силу, а Наумыч сразу взял быка за рога:

— Поговорим?

— Заходите, конечно, — распахнул я дверь, — только у меня и угостить-то вас нечем.

— Не беда, — бросил Наумыч, переступив порог, — у меня все с собой. Оля, а ты подожди меня в нашем номере.

Оля спорить не стала и испарилась. А с собой у него был коньяк в три звездочки и коробка с тонко порезанной колбасой… мне почему-то сразу вспомнился эпизод из «!7 мгновений», где Штирлиц беседует с генералом в поезде (— у меня есть коньяк, — у меня тоже есть коньяк, — зато у вас вероятно нет салями, — у меня есть салями, — значит мы с вами кормимся из одной кормушки).

Стул у меня только один был, я его себе забрал, а Наумыча усадил на застеленную кровать. И пододвинул поближе журнальный столик.

— Итак? — вопросительно посмотрел я на бывшего начальника, когда он разлил содержимое бутылки по стаканам.

— Итак, дорогой Петр, — отвечал он, выдув одним махом полстакана, — вопрос у меня очень простой. Ты, как я знаю, теперь в большом фаворе у власть предержащих лиц…

— Ну я бы не стал утверждать, что в большом, — перебил его я, — и у предержащих…

— Не скромничай, — в свою очередь перебил он меня, — про Юрия Владимировича я в курсе. Так вот — в ближайшее время ты круто поднимешься в горку… и не надо спорить, я знаю, что говорю… меня при этом не забудь, лады? Я-то к тебе по-доброму отнесся, когда мы вместе работали.

Я чуть не поперхнулся — в упор мне что-то не вспоминалось его доброе отношение. Но вступать в дебаты не стал, а перешёл к стандартному торгу.

— А что мне за это будет, Семен Наумыч? Дорога с односторонним движением это не совсем то, что меня привлекает в этой жизни.

— У меня много связей, — он налил вторую порцию и опять выцедил ее, не дожидаясь меня, — могу пригодиться.

— Например? — продолжил я пытать его о деталях, — в Минвнешторге есть кто-то знакомый? А в Минэлектронмаше?

Сентябрь 83 года. Эйзенхауэр против Шапошникова

Эта необъятных размеров дура находилась так близко к нам, что можно было прочитать её наименование — «Дуайт Эйзенхауэр» это был. Я непроизвольно вспомнил, что у них там считалось правилом хорошего тона называть корабли такого класса именами бывших президентов — за Эйзенхауэром последуют Кеннеди, Рузвельт, Линкольн и Вашингтон, а там и до Форда с Рейганом недалеко. А у этого вот президента было, если мне не изменяет память, водоизмещение под 100 тысяч тонн, длина в 350 метров, два атомных реактора по 130 тысяч лошадиных сил каждый и 90 самолетов и вертолетов на борту. Истребителей F-14 и штурмовиков А7. Серьезная техника.

Ну а наш большой противолодочный корабль именовался просто и незатейливо — «Маршал Шапошников». И от них обоих, как это было отчетливо видно, только что стартовали по одному вертолетику, которые оба направлялись в нашу сторону.

— Это они сейчас из-за нас конкурировать будут что ли? — недоуменно спросил Василий.

— Сейчас все и увидим, — ответил я.

— Да, а где Ираклий с Сергеем? — опомнился он.

— Сидят под замком на корме, — сказал я, — думаю, что вопрос с ними решится очень скоро.

Обе вертушки тем временем материализовались над нашим многострадальным десантником — штатовский Апач над кормой, а наш Камов (по-моему, 27-й модификации он был) завис прямо над мостиком. Из обоих вылетели веревочные лестницы, и по ним в быстром темпе спустились по нескольку вооруженных товарищей.

— Капитан-лейтенант Гордеев, — представился первый из них, запрыгнувший в нашу ходовую рубку, — Тихоокеанский флот, вторая эскадра. Кто тут старший?

Вася посмотрел зачем-то на меня, а потом выдвинулся на первый план.

— Вроде я, — неуверенно сказал он, — вообще-то Ираклий Сванидзе был за старшего, но сейчас он недоступен, а я его помощник.

— Где этот ваш Сванидзе? — продолжил Гордеев, а его подручные между тем заняли позиции у всех выходов из рубки.

— На корме, — пришел я на помощь Васе, — сидит под замком в техническом помещении, американцы посадили. Долго же вы до нас добирались, — зачем-то добавил я.

— Все разговоры потом, — резко оборвал меня каплей, — сначала дело. Показывай, где там твои американцы.

Я вздохнул, показал рукой примерное направление к Ираклию с Сергеем и сделал попытку двинуться в ту сторону.

— Стоять, — притормозил меня каплей, — первым старшина пойдет, — и он кивнул головой одному из спустившихся с вертушки.

Скоро, как говорится, сказка сказывается, да нескоро дело делается. От спустившихся на корму американских вояк на переговоры выдвинулся видимо старший из них, владевший в общих чертах русским языком. Переговаривались прямо на палубе где-то посередине корабля на среднем этаже.

— Мы забираем своих, вы — своих, — на ломаном русском сообщил американец, — на этом расходимся.

— А с этим корытом чего? — мрачно ответил наш каплей.

— Пусть тут остается, нам оно не нужно.

— А наш капитан Ираклий и Сергей? — встрял в диалог помощник Вася.

— Забирайте, нам они не нужны.

— А с корейцем что? — это уже я внес свои пять копеек.

— Кореец с нами пойдет, — твердо пообещал тот.

— А с мертвой командой как быть? — задал я еще один больной вопрос.

— Мы ничего не видели, — уверенно отвечал американец, — вы, наверно, тоже. И вообще правильно было бы затопить это корыто.

— Нам надо связаться с командованием, — вдруг четко и ясно объявил капитан. — Сами мы такой вопрос решить не сможем.

— Связывайтесь, — коротко бросил американец, — встречаемся здесь же через полчаса.

И мы вернулись в наше место дислокации, в ходовую рубку. Капитан тут же поручил своему подчиненному связаться с базой, а меня увел в сторонку и начал форменный допрос.

— Рассказывай все с самого начала, — потребовал он.

Второй раз за последние два часа от меня это требуют, подумал я, а спросил вот что:

— Прямо с самого-самого начала? С рождения что ли?

— Ваньку-то не валяй тут, — строго посмотрел он на меня, — с того момента, как вы на тот остров свалились.

— Если про остров знаете, почему к нам никто не прилетел и не приплыл туда? — задал я логичный вопрос, — кроме этих вот архаровцев.

— Твои вопросы оставим на потом, — отмахнулся он, — а пока на мои отвечай.

— Хорошо, — вздохнул я и вывалил все наши похождения вплоть до посадки на корейский десантник… ну почти все, про утаенное золото и пистолет уж не стал говорить, лишнее это.

— Что за вертушка прилетала к бандитам? — подумав, задал следующий вопрос каплей, — номер, раскраску не запомнил?

— Цвет зеленый, — неуверенно ответил я, — а номер обычный, пятизначный… начинался кажется на 08.

— Что 08, это я и сам знаю, — зло оборвал меня Гордеев, — все МИ-8 так обозначаются, а последние цифры какие?

— Две девятки там были, — еще более неуверенным тоном сказал я, — но на каких местах, не скажу точно… можно других наших товарищей поспрашивать.

— И до других дело дойдет, — ответил он, — а пока с тобой разберемся. Что на корабле случилось?

— Нас сразу загнали в трюм… на носу который, там мы и просидели до утра. Утром начали стучать в переборки, чтобы пожрать чего-нибудь дали, а никто не открывал…

— И? — подтолкнул мои мысли Гордеев.

— И мы нашли один не до конца закрытый люк, выползли на палубу и никого там не обнаружили.

— Дальше давай, — подогнал меня он, — чего из тебя все надо клещами тащить.

— Дальше мы хотели подать сигнал бедствия и даже нашли радиорубку и среди нас даже один радист нашелся, но в момент передачи нарушилось электроснабжение и ничего мы передать не успели.

— Куда команда подевалась? — спросил каплей.

— Так на корме вся лежит, — ответил я, — отравленная похоже…

Он посмотрел на меня таким же злым взглядом, как смотрит собака на кошку.

— Сказки какие-то ты мне рассказываешь тут…

— Спросите у американцев, — предложил я, — если они разрешат, сами все увидите… и почуете — запашок от команды уже начал проявляться. А еще чуть позже к нам свалились с вертолета два этих американца, один из них сказал, что он из ЦРУ.

Про бутылки с шампанским я тоже решил умолчать.

— Ты еще забыл про корейца сказать — я видел одного, целого и здорового, — напомнил он мне.

— Да, забыл, — потер я лоб, — событий уж больно много. Кимом его зовут, короче нашли мы его в трюме, только в не в том отсеке, куда нас засунули, а в соседнем. Он сказал, что его вся команда била и издевалась, а он спрятался от них там. Поэтому уцелел…

— А на самом деле? — строго продолжил допрос Гордеев.

— На самом деле он как-то сразу скорешился с американцами и сначала взял в заложники одну пассажирку, Людой ее зовут, а потом посадил меня, капитана и Сергея под замок. Мое скромное предположение — Ким этот и отравил всю остальную команду.

— Зачем? — приподнял брови каплей.

— Вот насчет этого даже никаких предположений нет, — подумав, отвечал я.

Тут наш увлекательный диалог прервал помощник каплея — коренастый и кривоногий лейтенант.

— Тщ капитан-лейтенант, — начал он, заикаясь, — база дала добро.

— Отлично, — вскочил на ноги, как пружина, Гордеев, — пошли договариваться с американцами… а ты пока здесь подожди, — бросил он на ходу мне.

Все, что я помню далее до момента очухивания в военном госпитале, так это только взрыв чудовищной силы, от которого у меня сначала завибрировали барабанные перепонки, а потом меня приподняло и швырнуло что есть силы о переборку корабля…