Мир и нир

Глава 6

Волки. Молодые. Не то чтобы сильно голодные, но вполне нагулявшие аппетит. Хищные — готовы рвать куски мяса с жертвы на бегу.

Таково было окружение нового короля, мало выделяющегося из своей свиты.

Все — черноволосые, русоволосые, пара блондинов. Ни одного рыжего. Ни одного с клыками.

Бренты или даже безземельные, не чета старой аристократии.

А, нет, увидел одно исключение. Сын нашего маркглея Маерра, самого крупного землевладельца юга. Звали парня Фирух. Клыки не спрятать, как ни натягивай на них губу. А рыжие волосы покрасил чёрным. Как стареющая красотка, чтоб скрыть седину.

Младший сын покойного короля не красился. Слухи, что он — хрым и бастард, показались очень правдоподобными. Усопший всё же был антом, пусть не столь чистокровным как Клай. Я, наверно, должен был обрадоваться, сам ведь тоже ни разу не ант. Закричать «Хрымолетарии всех стран, соединяйтесь!»[4], так что ли?

Налоговик Дударх на фоне этих молодчиков, скорее приученных действовать мечом, а не мозгами, воспринимался генератором идей и, наверно, даже в какой-то степени интеллектуалом. Конечно, он не успел вернуться с юга и где-то тащился верхом, волоча всё моё нажитое непосильным трудом.

Волки думать не хотели. Они желали убивать, делить добычу и тянуть себе в логово.

Карух заполучил первый трофей — отцовский кабинет, он же малый тронный зал, когда ещё не остыли угли погребального костра. Занял кресло с высоченной спинкой, но усидеть в нём не мог. Вскочил и при моём появлении.

— Ты кто?

— Глей Гош с южного пограничья, принц.

— Да ну… Какие формальности! Зови меня просто — король. Завтра уже одену корону.

Волчонок носил лишь бант величиной с луговую бабочку траурного фиолетового цвета, остальной его наряд был выдержан в тёмно-синих тонах. Мелкий, мне до подбородка, тщедушный — задний мост ГАЗ-66 точно не поднимет, да и не надо такое монарху. Вертлявый, узколицый. В целом — не особо приметный.

Он потащил меня в круг веселящихся придворных. На некоторых фиолетового не наблюдалось совсем. К ночи, надо думать, исчезнут последние капли напускной скорби.

— Друзья! Вот тот самый глей Гош, что принёс в Мульд крепкий нир самого лучшего качества! И, надеюсь, щедро отсыплет серебра моему доверенному Дударху.

— Отсыпал. Он в пути. Просто я передвигаюсь быстрее.

— Сколько же заплатил?

Я нагнулся к мелкому выскочке и тихо шепнул сумму, он тут же громогласно озвучил её на весь зал. Приватность сведений о личных доходах? Не, не слышали.

Придворные голодранцы охренели. Щёки надувают как футбольные мячики, а сами, небось, и десятка серебряных динов не держали в руках за один раз.

— Мало! Отец дал вам монопольное право гнать нир для казны, оставляя себе часть дохода. И где с него налог?

— Биб! Можешь выпить душу засранца? Не исполняй пока, просто мне нужно знать для внутренней уверенности, что при желании грохну его в любой миг.

— Да, хозяин. Но он принёс клятву над телом отца, присягнул на верность ему и Моуи. Так что принц находится под защитой Моуи, с ним ссориться опасно.

— Я жду ответа, — топнул ножкой царственный огрызок. — Молчишь? Нечего сказать?

— Что же тебе сказать, Карух? А — вот, вспомнил. Ничего я казне не должен. Дударх проверил меня на Камне Правды. Не веришь — зови другого судью, повторим.

— Конечно — не верю…

— Объясняю, — я постарался избежать тона учителя, разъясняющего нерадивому ученику, что два плюс два равно четырём, а не килограмму мороженного, но, думаю, не вышло. — Мы договорились с твоим отцом, что доход от нира разделяется поровну: половина достаётся казне и сразу, не ожидая Нового года, другая половина идёт мне.

— Но казна пуста! Сборщики налогов ещё не вернулись…

— Я ей не распоряжаюсь. Должное — отдал. Всё. Как казна тратится — твоё дело. Теперь, коль нир объявлен обычным товаром, расплачусь за него только в следующем декабре, а не помесячно, как было при твоём отце. Крутись как-нибудь до сбора налогов. Экономь. Сократи число прихлебателей, они дорого обходятся.

Он был готов меня убить на месте. Щенок волка — пока не волк, как бы ни скалил зубки. Но очень хочет стать матёрым.

— Может — отменим… — промычал один из нахлебников.

— К пырху в зад! Я — король! И не буду отменять свой же первый указ!

— Справедливо, твоё величество, — я постарался избежать сарказма. — Нижайше прошу обратить внимание, что доходы казны с моего глейства, даже если оставить в стороне половину прибытка от продажи нира, выросли по сравнению с прежним годом более чем в два раза. Скажи, государь, много ли у тебя подданных, увеличивших подати за год хотя бы вдвое?

Он нервно дёрнул себя за узкую бородёнку а-ля Атос в «Трёх мушкетёрах».

— Не все ещё рассчитались. Не знаю. Больше — хорошо. Но мало. Канцлер знает точнее. Новый канцлер. Назначу его. Старого… Тебе не нужно знать.

Я постарался не обращать внимания на сумбур в его речах. А также на кашу в монаршьей голове.

— Как считаешь нужным, государь.

Брент Нимирх, предлагавший отменить глупый указ, снова подал голос:

— Карух! А давай каждый, кто начинает лить нир, подать заплатит. За право гнать.

— Не пропаду с такими советчиками, — возрадовался шкет. — Правильно! Сто серебряных динов с каждого! Начну с тебя, Гош. Раскошеливайся!

— Зачем?

— Ты же гонишь нир?

— Гоню. Безостановочно.

— Так заплати сотню и валяй дальше.

— Увы. Не заплачу. Я ничего тебе не должен.

Он позеленел от гнева. Набрал воздуха в тщедушную грудь для вопля в духе «Я — король! Я — решил!!!» И т. д. Пришлось разъяснить.

— Утром пред образом Моуи и над телом Караха ты поклялся, что все права и привилегии, твоим отцом дарованные, для тебя святы и нерушимы. Карах дал мне право гнать нир. Ты — король, правда. Или завтра им станешь, пока — исполняющий обязанности. Неужели рискнёшь нарушить слово, прилюдно данное самому Моуи? Тогда я не буду платить и просто обожду, пока тебя сразит молния. Либо разверзнется и поглотит земля. А там договорюсь с новым королём.

От наглости парня мало что осталось. Наверно, впервые за день исполнения обязанностей главы государства он узнал, что не всемогущ. Облом!

— Друг! — один из наперсников (и собутыльников) приобнял царственное недоразумение за плечи. — Вспомни. Ты мне обещал разрешение, чтобы нир гнать. Но за сто динов… Да гори оно огнём!

— Не-е… Сотня — много, — заголосили другие.

Стали называть свои ставки. Дин. Или два. Ну — пять. И то не сразу, а с отсрочкой. Я пожалел отставного тысячника, возжелавшего гнать нир в моём бывшем брентстве. Ему отсрочки точно не дадут.

— Ладно, Карух. Поговорили. С парнями, для которых пять динов — неподъёмная сумма, разбирайся сам. Пойду я.

— Нет! — он собрал в кулачок остатки монаршей гордости. — Завтра после коронации принесёшь мне клятву, как моему отцу приносил. Ты — мой вассал. А у вассала есть и другие обязанности. Не только денежные.

— Намекни. О каких обязанностях мне хочешь напомнить?

— О военных! — встав на более привычную колею, недоносок приободрился. — Соседнее королевство Монкурх, так же как и Мульд населённое почти исключительно хрымами, изнемогает под гнётом антов. Освободим сородичей! Заодно и пограбим. С тебя сотня воинов — на кхарах, с оружием. С серебром на пропитание и ночлег.

— Замётано. Только помни, будущий король. Ты тоже несёшь ответственность перед вассалом. Позволь же и я тебе напомню об обязанностях — защищать нас. У меня граница со степью и со степными колдунами, в длину — более десятка мер. Моя сотня воинов слишком мала. Прошу твоих войск на защиту границы. Для начала хотя бы сотни три. На кхарах, с оружием и серебром на пропитание. Ночлег обеспечу, ладно. Твой отец обещал усилить границу, а ты клялся ему следовать… Помнишь?

— Да что ты себе позволяешь…

— Карух! Как твой будущий подданный и вассал я обязан служить тебе, помогать тебе. Позволь начать прямо сейчас — советом. Слушай не только дружков и себя. Сохрани кого-то из отцовского окружения. Хотя бы на время, пока разберёшься что к чему. Не тебя же готовили к трону, а старшего брата…

— Пырха недорезанного…

— Кто-то же его дорезал. Тебе предстоит за считанные дни усвоить то, чему учатся годами. Так что не нервничай и не гневайся зря. Это действительно всё очень сложно. И больше зависит от возможностей, чем от хотелок. Войну иногда надо начинать, но только с трёх-четырёхкратным перевесом. На меня степняки бросались с двукратным.

— Пожалели, что их не было больше?

— Нет. Мёртвые никого и ничего не жалеют. До завтра, принц. До присяги.

Парень, кстати, совсем не глуп. После коронации и последующего ритуального лизоблюдства оставил прежнего главу правительства, а также предложил мне пост вице-канцлера. Я ответил армейской мудростью: подальше от начальства, ближе к кухне. Он не въехал в смысл, но отпустил с миром. Пока. Повернувшись к нему спиной, я ощутил лопатками холод.

Карух понимает правоту сказанных вчера слов. А принимает ли в расчёт, что режущий правду-матку в глаза менее опасен, чем изображающий друга? Он меня возненавидел. Или близок к тому.

С червяками порой договариваться проще, чем с людьми.

До чего же хорошо дома!

Теперь окончательно, дом — Кирах. К сожалению, не Дымки, хоть по ним порой тоскую. Там похоронен дед. И вообще, столько всего связано… Но здесь моя жена. Здесь мой будущий сын. Его буду любить, даже если он родится дочкой. Родители, порой несносные и причиняющие массу хлопот, особенно ма, но такие родные… Собака, выражающая радость от возвращения хозяина громче, чем все обитатели глейства вместе взятые. Хрымы и воины — тоже семья, только не близкое родство, а дальний круг, типа троюродных.

Чего это я рассентиментальничался?

Ответ на поверхности: в Кирахе — настоящая жизнь. А столица — та же, что и в государствах Земли, только без автомобильных пробок, но с теми же олигархами, глядящими на остальных как на дешёвую и легко расходуемую фауну. Король, мечтающий о воинской славе и присоединении соседних земель, чтобы «войти в историю», невзирая на потери своих и чужих. Куча бездельников-пиявок, жирующих с объедков от пиршества сильных и тоже с презрением поглядывающих на плебс.

Разумеется, слезу не пустил и носом не шмыгнул. Обнимашки только с Мюи. Отобедав с дороги, по правде сказать — недлинной, собрал малый совет: родители, Мюи, Сая, Кодай, Нираг. Имена четырёх последних уже куда привычнее, чем Вася-Таня-Дима-Петя. Заметил, что их рычащую речь понимаю фактически без автопереводчика. Тем более, они обычно говорят просто и не философствуют. Купил-продал. Подрался-убил. Построил-сломал. И к чёрту детали.

Письменная речь поддаётся чуть сложнее, но тоже — не Измаил. Не нужно брать приступом и измором. Первым делом научился разбирать записи Саи о приходах и расходах.

Кстати, Сая к «заседанию Политбюро» приготовила сюрприз, о котором знала, оказывается, только Мюи-дегустатор. Девочкам моим впервые удалось выгнать чисто сливовый нир, практически без сладких добавок. Обе не знают ничего о бактериях, живущих на поверхности фруктов. От бактерий происходит брожение. В Дымках я много пробовал с дикими дрожжами, обычно они готовятся из натурального сырья. Но всегда — с каким-то количеством сахара.

Здесь, пока не выросли центнеры свёклы, сахара нет. Сладости в основном от мёда. Высший пилотаж — приготовить брагу, чтоб набрала градус, не скиснув. Сливовой понадобилось несколько недель.

Хранившиеся с осеннего урожая ягоды заканчивались. Сая велела перебрать их. Истолкла. Из кашицы достала косточки. За брагой смотрела как за дитём: когда началось брожение, когда поднялась пена, когда вышли последние пузырьки. Всё же добавила немного мёда. Но самую малось — ложку или две.

Я в своё время рассказал ей что знал. Многое она сама постигла каким-то инстинктом. Или методом ненаучного тыка. Испортила часть сырья, успешно превратив запас яблочного сока в уксус, но да ладно. Замечательная женщина! К сожалению, очень некрасивая. Объективно.

Сливовица без сахара получилась более терпкой, чем в Дымках. Привкус мёда не ощущался совсем. Крепкая — больше сорока градусов, хоть задумывалась как мягкий женский напиток.

Мюи лизнула первой. Покатала языком как заправский сомелье.

— Годится. Но в следующий раз попробуем с жёлтыми сливами.

Я хотел брякнуть: выращенными на западном склоне горы Арарат урожая тридцать седьмого года, но оставил шутку при себе. Мюи очень серьёзно относится к делу, иронии не поймёт. Поэтому заговорил о вещах, для меня самого нешуточных.

— Команда! У нас случился неожиданный приток серебра благодаря походу в степь. Я ещё привёз, продав втридорога брентство у столицы. Денег много… и их всегда мало. Скоро получу карту подземных запасов нашего глейства. Надеюсь — и соседних земель.

Рождённые в Мульде вежливо смолчали. Усвоили: коль глей говорит, так и будет. А вот отец, напрочь лишённый почтения к сыну, тут же уточнил — откуда?

— Бог подземного царства Подгрун подгонит. Я упоминал о нём перед отъездом. Отличный парень. Или девушка. Не знаю точно. Выглядит как червяк с зубами.

— Так ты с двумя богами знаешься? — насторожилась мама, в вопросах религии очень щепетильная.

— С тремя. Я разве тебе о третьем не рассказал? Тенгрун, бог степей, личность крайне неприятная. Не хочу о нём говорить. Хоть на его серебро мы заплатили налоги и сейчас живём. Боги — они такие. Вроде помогают, а всё равно лучше от них подальше. Сая! Чудесный нир. Мне — ещё один кубок. Пока трезвый, скажу накипевшее. Нам серебро считать надо. А мы не умеем. С уплатой налогов чуть в долги не влезли. Раньше — что? Пшеница со своих полей да дрова со своего леса, расходы на хрымов-рабочих — слёзы. Выручка — почти что чистый доход. Времена изменились, сотоварищи. Добываем или закупаем несколько видов сырья. Папино стекольное дело — там кварцевый песок надо подвозить, к нему угля немеряно. И ещё всякая химия. Продавать будем, правильно считая цену: нир — дёшево, потому что с него отдай налог в половину выручки. Стеклянную бутылку — дорого, чтоб жизнь мёдом не казалась. Чтоб всё вместе шло по нормальной цене. Далее, у нас крепкий зерновой нир даёт половину выручки. Фруктовые настойки продаём меньше по объёму, но дороже по цене. На каждую мне нужен отдельный расчёт. Та же сливовица: как бы вкусна ни была, не станем её гнать, если только цена за неё сложится слишком большая, что никто не купит. Разве для себя пяток бутылок в год.

Молчание. Папа и мама знают: есть такая зверушка — калькуляция. Я даже в Дымках каждый раз считал, во что обходится самогон и за сколько его продавать в Белоруссию. Для рождённых в Мульде калькуляция — всё равно, что адронный коллайдер. Примитивный учёт с записями на пергаменте в единственной приходно-расходной книге устарел, выходим на другой уровень. Здесь надо уметь считать, как никто не умеет. А надо, Федя, надо.

Неожиданно высказалась мама.

— Я немного разбираюсь в учёте лекарств. Сталкивалась с фармацевтикой. Наименований там — тысячи. Некоторые лекарства готовятся рецептурно, из нескольких компонентов.

— С удовольствием предоставил бы тебе компьютер с соответствующим программным обеспечением, ма. Если бы он у меня был. Я же не компьютерный гик, кто всегда таскает ноут или планшет. Простой самогонщик-автослесарь.

— От Насти и её Артура остались два планшета, — напомнил папа. — Складские программы вряд ли там есть. Но простые таблицы — точно.

— А смысл? Оба запароленные. Я ещё тогда пытался. Фиг что вышло. Да и аккумуляторы сели. Папа, у тебя в комнате есть розетка на 230 вольт?

Краем глаза увидел, как начала закипать Мюи. Так всегда, когда слышит что-то незнакомое из нашего с родителями мира. Думает — мы её обсуждаем на непонятном ей языке. Вдруг гадости говорим?

Если маму сложно остановить, коль что-то вбила себе в голову и нажала клавишу «я так решила», заменяющую Enter, то папа неудержим, когда креативит. И у него только что сработал другой внутренний Enter: твори, выдумывай, пробуй, советской страны пионер! Вроде так говорили в его детстве.

На следующий день, когда семейно собрались в общем зале, чтобы отведать голубцов, залитых подливой, полученной на основе скисшего козьего молока, нам с отцом обоим было чем похвастаться. Я мало кого удивил, притащив пергамент с контурами глейства и отметками — где копать и что там отроешь. Мои гешефты с богами стали обыденными. Отец притащил планшет, с ним — деревянную дощечку с шестью мелкими яблоками-дичками, прибитыми к ней гвоздями… Как ещё сохранились до середины декабря!

— Ты прав, аккумуляторы практически сдохли. С «Эплом» Артура я ничего не смог сделать. А вот в «Самсунге» Насти процентов пять оставалось. Пароль подобрал где-то с полусотой попытки. «Настя_любовь» через нижнее подчёркивание. Не запоминай, пароль удалён.

Я заинтересованно кивнул. Папа прав, у девушек в голове — они сами и дела амурные. Потому и получилось. А я не смог. И у Насти не спросишь — она вообще не помнит, что у неё был планш. Если сказать про гаджет, ответит — отдай, это же её. К тому же Клай, хочешь — не хочешь, всё же муж, вступится за супругу.

Дальше было ещё удивительнее. Папа вспомнил передачу «Очумелые ручки», любимое утреннее зрелище на выходных, главное — оно не совпадало по времени с маминой Малышевой и не создавало конфликт на тему: чья очередь кайфовать у ящика. В той передаче очумельцы делали источник питания из лимонов или крупных яблок антоновки, электроды — из железа и меди. Взяв провод и разъём от сетевого зарядного, здесь не нужного, отец соединил продырявленные яблочки-дички меж собой в батарею, подал напряжение на планшет, и тот показал зарядку!

Признаюсь: ваще стыдно… Сколько я возился с электрооборудованием иномарок, оно сложное, кое в чём шарю, а до такого не додумался! Па — молодец.

Пытаясь не выдать чувств, спросил с деланным равнодушием:

— И что у неё в планшете?

Папа в таких случаях выражается энергично, казарменно. Не всегда стесняется маму, привыкла. Но Мюи услышала всего лишь «дерьмо пырха». Переводчик — слабак.

Я начал листать. Накопитель заполнили несколько серий «Секс в большом городе». Какая-то французская пошлая эротическая комедия. Подборка песен российской попсы, причём рассчитанной скорее на шестнадцатилеток, а не на зрелую деваху. Вера Брежнева — как высший пилотаж. Наконец, больше десяти гигабайт фото. Настя в самых разных позах и одеяниях, на фоне пляжа, Эйфелевой башни, верхом на лошади. В спальне. Без одежды почти, в интимном белье, и даже совсем без него. А также с мужиками. С одним, с двумя… Клаю точно бы не понравилось.

— Бедной девочке будет проще восстановить память! — безапелляционно заявила ма, не вникая в содержимое, после чего я включил очистку памяти и удалил всё, как-то с Настей связанное.

— Теперь это мой планшет, мама. Я так решил. Не обсуждается. Даю его тебе в пользование с условием — больше никто не прикасается. В нём есть табличная программа из стандартной прошивки, напоминающая Excel. Разберёшься. Получаешь данные у Саи, суммируешь. Понятно? Сая — министр экономики, ты возглавляешь счётную палату вместо Кудрина.

— А где же «Смирно! Служу Кираху!», ну, Оксана Ивановна? — вставил отец и тут же стушевался: — Я пошутил. И яблоки таскать с собой не надо. Зарядится — часов на пять хватит. Потом снова тебе заправлю.

Из длинного и малопонятного для неё разговора Мюи вынесла только одно.

— Милый! А ты можешь заказать мне такую же картину, где я буду как Настья? Красивую, как лики в иконах в соборе Моуи?

— Непременно, — надо лишь вспомнить, куда забросил свой смартфон, в ноль разряженный. — Только одетая и пристойная. Ты — жена глея! А не…

— А не какого-то брента, — удовлетворилась Мюи.