Мир, где мне немного рады

Глава 211

Это было подземелье, классическая темница, в коих в своё время сама Констанция не раз загоняла пленников и преступников. А чуть позже и своих врагов, врагов Эви и вообще всех тех, кто стал им неугоден. В их замке очень редко кто из пленников выбирался из таких подземелий — это практически всегда была дорога в один конец.

И как говорил её учитель по фехтованию, если не быть аккуратным, в один прекрасный момент ты сам можешь оказаться на месте твоего противника.

Слова оказались для неё пророческими. Теперь Констанция сама сидела на деревянной скамье, грубо сколоченной из досок в тёмной камере из чёрного камня, который слегка порос мхом в некоторых местах и блестел влажной поверхностью в свете редких факелов.

Но было здесь значительное отличие от подземелий её замка — подозрительная тишина.

Здесь не кричали от безысходности пленники, не шумели цепи на оковах, не слышался плачь или мольбы умирающих, крики тех, кого пытают и стоны тех, кто уже прошёл свои круги ада в этот день. Нет, здесь было подозрительно тихо. Так тихо, что можно было услышать, как капают капли воды с потолка и разбиваются о каменный пол.

И Констанцию это нервировало больше, намного больше, чем если бы здесь было полно пленников, которые бы стонали, кричали и плакали. Ведь если нет никого, то это лишь значит, что…

А вот именно что это значило, Констанция предпочитала не думать. Слишком уж много вариантов могло быть. Но два основных всё же оставались следующими:

1. Здесь тихо, так как никого не сажают в темницу.

2. Здесь тихо, так как тех, кто мог бы шуметь, в живых нет, и они надолго здесь не задерживаются.

Хотелось бы верить в первый вариант, но в мысли упорно долбился именно второй, так как Констанция, прожив столько в этом мире, не сильно верила в такие «чудесные» истории. Да и Патрик, коего она видела в комнате, не сильно подходил под доброго жреца, который несёт свет и добро в этот мир.

Единственное, чему она могла быть благодарна, так это тому, что её дочь сейчас рядом с ней.

Констанция прижала поплотнее к себе Фемию, которая была у неё под бочком, словно таким образом хотела согреть, несмотря на то, что здесь и так было тепло. Одно ощущение её тепла и тела успокаивало Констанцию. Пока её ребёнок рядом, ничего ещё не кончено.

Хотя и так было понятно, что ничего не кончено, иначе бы их сюда не перетащили. Именно перетащили, так как после того, как она принесла свою часть клятвы (так кощунственно использовать это!), клятва последовала и за Фемией. А потом они обе приняли какие-то гранулы на подобии кусочков соли, однако с непонятным травяным вкусом и отключились.

Проснулись здесь.

И в тот момент сердце Констанции замерло в холодных оковах, пока её рука не нащупала посреди холодного, слегка сырого камня тельце спокойно спящей дочери. Одни из самых долгих томительных секунд в её жизни.

— Ма, что с нами будет? — тихо спросила Фемия, сидя у матери под боком. Она приподняла голову, пытаясь заглянуть ей в глаза, но Констанция лишь смотрела на противоположную стену.

Тишина подземелья и на неё действовала угнетающе.

Буйная дочь с шилом в мягкой точке и замашками парня превратилась в напуганную девчонку, жмущуюся к матери. Первый раз оказавшийся в подобной ситуации, вся её спесь была сбита, и теперь под боком у мамы ютилась обычная девушка.

— Не знаю. Но ничего плохого или хорошего. — ответила совершенно спокойно Констанция, не давая страхам просочиться в голос.

— То есть вообще ничего?

— То есть с нами ничего не сделают. Сделают с другими.

— С другими? С тёть Эви что ли?

Но Констанция промолчала. Не было желания у неё отвечать на подобные вопросы, как и не было желания вообще говорить на подобные темы. И так на душе было больно и темно; поднимать подобные вопросы вообще не стоило.

Но вот Фемия не была готова замолчать. В её голове было много вопросов, вызванных не совсем понятным для неё разговором между матерью и Мэйном. Разговором, который создавал иллюзию, что они друг друга знают. И слегка придя в себя после подобного поворота событий, она начала доставать мать.

— Ма, ты говорила, что я его дочь. Что ты имела в виду? — через несколько минут тишины вновь задала вопрос Фемия. Её голос неуверенно звучал в камере, оттого что она боялась услышать довольно грубый ответ от матери. — Разве мой отец не погиб много лет назад ещё до моего рождения?

Но реакция той была диаметрально противоположной ожидаемой. Констанция вздохнула, прижала к себе дочь, рукой погладив по голове, чувствуя её волосы под ладонью, и поцеловала Фемию в макушку.

— Погиб. Но не окончательно, — у неё промелькнула мысль, что лучше бы он вообще не воскрешался. С одной стороны она злобно соглашалась с этой мыслью, но с другой ей становилось грустно оттого, что к этому она пришла. Да и Патрик был скорее другом для неё, с которым можно было перепехнуться, чем чем-то большим.

Даже после дочери он оставался таким, хотя отношение у неё к нему слегка изменилось. Констанция была даже по своему благодарна Патрику за то, что он подарил ей такого ребёнка.

Другое дело Эви; она питала к нему тёплые чувства, сродни романтическим, однако Констанция никогда этот вопрос не поднимала, видя, как та расстраивается, стоит ей упомянуть об их отношениях.

— Это значит… этот парень…

— Твой отец, всё верно, — подытожила Констанция.

Фемия замолчала. Не на долго. Чего-чего, а её дочь была ещё той болтушкой.

— Он… быть не может… — буркнула она недовольно.

— Ну почему же, — улыбнулась тепло Констанция. — Вы характерами похоже. И манера говорить у вас похожая. Я, честно говоря, глядя на тебя, иногда вижу его прежнего.

— Этот… парень… придурок… мой отец? С ума сойти…

— О-о-о… он ещё и антигерой, хочу заметить. Но ты это и так поняла.

— Мой отец… мой ровесник… Знаешь, — Фемия подняла голову и посмотрела матери в лицо со слабой улыбкой, — я ожидала увидеть воина. А он скорее похож на злобного библиотекаря, который кидается книжками в людей.

Констанцию повеселило такое сравнение.

— Ну да, выглядит как злобный дрыщ-алхимик, — улыбнулась она. — Что есть, то есть. Однако это всего лишь на вид… — улыбка пропала с её лица. — Но он сильно изменился с последнего раза.

— Очень?

— Я… не скажу тебе, доча. Просто раньше он был куда более добрым и спокойным. По крайней мере от взгляда на него не становилось жутко. Я сомневаюсь, что он прежний бы стал делать подобное.

Картина того, как он приставил к голове её дочери смертоносную штуку, заставило Констанцию вновь почувствовать ярость и злость на него.

Нет, Патрик сильно изменился. Раньше это был обычный хитрый паренёк, который умудрялся устраивать хаос на ровном месте. Теперь же это был хладнокровный циничный человек, готовый пойти по трупам. Она не видела в его глазах в тот момент ничего святого, никаких границ, норм, принципов или банальной человечности. Чудовище. Лишь холод и пустота в его глазах.

И Констанции было интересно, что он пережил, из-за чего стал таким. С чего он превратился в такое.

«Если бы мы нашли его раньше, до того, как его так потрепало… Эви была бы счастлива, а он бы не стал таким», — с грустью подумала Констанция.

Хотя она не отменяла факта того, что ей это могло привидеться от неожиданности и страха за дочь. Да, лучше будет, если это ей привиделось.

Хотя это не отменит факта, что он сильно изменился.

— И как получилось, что ты с ним… ну… вы это… того… вместе… — неуверенно поинтересовалась Фемия, краснея.

— Как сделали тебя? Ну… — Констанция вернулась к тому вечеру, когда она, Эви и Патрик набрали выпивки и хорошенько напились, после чего втроечка устроили небольшой марафон. — Просто однажды нам было очень весело и хорошо, отчего не имело значения, кто и с кем.

— Хочешь сказать, что зачала меня по пьяни? — возмутилась Фемия. — И после этого ты мне читаешь нотации о том, как себя вести?! Сама то вон какой была! А мне: то не делай, это не говори, так себя ве… ай!

Констанция несильно, но чувствительно стукнула её костяшками пальцев по голове.

— Не тебе обсуждать, как и с кем я сплю, Фемия. Ещё со мной дочь моих мужчин не обсуждала. К тому же раньше и время было другое. Я не хочу, чтоб такая идиотка как ты повторила мой путь и мои ошибки.

— Это я ошибка?! — возмутилась обиженно Фемия. — Мне двадцать! Я сама могу решить, что правильно, а что нет!

— Была бы ты ещё не такой дурной… — вздохнула Констанция. — Двадцать лет, а мозгов ни на грамм.

— Ну и ладно! — буркнула обиженно Фемия, но из-под руки Констанции вылазить не спешила. И потом чуть тише продолжила. — Просто ты не сильно-то и рассказывала о том, как и когда я появилась.

— А ты не сильно спрашивала, — парировала Констанция, при этом мысленно признаваясь, что в другой ситуации не стала бы открывать и таких вещей своей дочери.

— Будто бы ты ответила мне честно, — недовольно хмыкнула Фемия. — И кстати, он назвал тебя фомкой. Почему?

— Не фомкой, фемкой.

— Так почему? — настойчиво спросила Фемия.

— Не знаю, с чего он меня так зовёт. Хотя мне говорили, что это типа укороченного обозначения свободной женщины, — хотя зная его, она могла предположить, что Патрик вполне мог вкладывать туда и другой смысл.

— Свободной женщины? И ты оттого меня так странно назвала? Типа в честь того, как он тебя звал?

— Да, — кивнула она. — Мне понравилось твоё имя, которое я придумала.

— Ужасное и… ай! Да хватит! Голову проломишь!

— А ты научись вести себя как подобает девушке.

— Кто бы гово… ай! Да ма! Прекрати!

— Оставь свои пацанские замашки, Фемия. Иначе не быть тебе невестой.

— Как будто после этого у нас есть какие-либо шансы на подобное, — пробормотала Фемия тихо.

И в отличие от Констанции она не сильно верила, что их отпустят. Просто потому что она не знала всех тонкостей и думала слишком прямо в отличие от той же Констанции. То ли опыта не хватало, то ли мозгов.

Констанция же знала, что не будь они нужны, сейчас бы их трупы кормили бы червей или остывали после огня, светя костями.

Патрику они были нужны.

Она была нужна, так как имела доступ к Эви и многим её секретам. И пока она будет ему нужна, их никто не тронет. Её не тронут, а вот насчёт дочери она была не уверенна.

Эти долгие минуты ожидания переходили в часы, в то время как для них двоих это время стало вечностью. Сидя на скамейке, они ждали исхода.

И через некоторое время они его дождались.

По подземелью раздались тяжёлые твёрдые шаги нескольких человек, эхом прокатываясь по коридору. Они становились всё громче и отчётливее, приближаясь к их камере. Фемия под рукой Констанции вся напряглась. Последняя же выпрямилась, вернув себе самообладание и строгий властный вид.

Даже при таких переговорах многое зависит оттого, как ты себя ведёшь. И Констанция хотела подать себя той, которой её все знали — неприступной сильной женщиной, которая была твёрже стали.

По крайней мере со слов других.

Но к её разочарованию, к ним пришёл не Патрик. Не тот, кого бы она хотела видеть даже просто потому, чтобы понять, настолько ли он сильно изменился или у её страха слишком буйное воображение.

Нет, к решётке их камеры подошёл не Патрик; молодая девушка с чудовищно давящей аурой.

Одетая в чёрное платье с коротким рукавом, с чёрными длинными волосами, спускающимися за её спиной, она внимательно смотрела на них своими тёмно-красными глазами. И несмотря на её вежливую улыбку, на её кроткое поведение, Констанция чувствовала от неё угрозу куда большую, чем от тех же стражников за её спиной со странными дубинками, соединёнными с железными трубками.

Правда и она сама сталкивалась множество раз с подобными личностями, отчего тёмная девушка не произвела на неё сильного эффекта. Констанция лишь вытянулась, показывая всем видом, что подобным её не проймёшь. А вот Фемия невольно спряталась за матерью.

Однако одно то, что теперь в окружении Патрика водятся такие личности, как бы нескромно намекает, он значительно изменился.

— Госпожа Констанция, полагаю, — вежливо произнесла девушка. Её голос был лёгким, молодым, приятным и неприятно пробирающим до костей. Не Констанцию, но её дочь.

— А ты кто? — дерзко бросила Констанция в ответ.

— Моё имя не имеет значения, — ответила она. — Пройдёмте за мной и… — она очень красноречиво приподняла голову, словно смотря на неё свысока. На её губах улыбка стала сильнее, — я бы советовала не совершать глупостей. Мы же не хотим, чтоб мой господин потом лично разбирался со всем этим, верно?

Констанция, так же гордо вздёрнув голову, встала, дёрнула за собой не такую смелую дочь, и нарочито медленно вышла из камеры. Никто ей не сказал и слова, терпеливо дожидаясь.

Там её ждало ещё человек семь с одним магом (магов вообще было легко отличить от других по их одежде). И практически все с дубинками, соединёнными с железной трубкой. Констанция предположила, что эффект у них такой же, как и у той маленькой смертоносной штуки в руках Патрика.

А если напрячь память, то оно по звуку было подозрительно похоже на то оружие, которым он пользовался ещё двадцать один год назад. Возможно, он умудрился воссоздать его. А глядя на его людей, можно не сомневаться, что ресурсы и возможности у него были.

Они двинулись из этих подземелий по узким каменным коридорам через запутанную цепь проходов. Проходя мимо одного из коридоров, Констанция услышала уже знакомые звуки любой темницы. Видимо ту часть расчистили специально для неё.

Пройдя по темнице, они попали на большую круговую лестницу, уходящую вверх. Перед ней, спокойно шла тёмная девушка, но даже несмотря на то, что она не оборачивалась, Констанция буквально на физическом уровне чувствовала за собой слежение. Не радовало и восемь человек за спиной, семь из которых были вооружены тем оружием. Если оно стреляет так же, то здесь увернуться у неё не было ни шанса. Особенно с дочерью. Да и маг задачу не облегчал. Даже со своим уровнем она могла спокойно умереть, получив болт в голову или в сердце. Может не сразу, но очень и очень скоро.

Кстати, что касается повреждений, Констанция не сразу заметила, что нога её уже и не болит. Видимо, пока она была в отключке, её по-быстрому исцелили. Хоть на этом спасибо, не заставили хромать её по ступеням.

Они поднимались всё выше и выше по круговой лестнице, пока наконец не упёрлись в массивную деревянную дверь, что имела небольшое окошко, в данный момент закрытое. Стоило им подойти, как дверь тут же открылась, и там их ждало ещё человек пять с таким же странным оружием, что и у её конвоиров.

Вместе они двинулись уже по нормальным, прилично отделанным помещениям, чьи стены украшали всевозможные портреты разных людей. Никого из них Констанция не узнала, хотя вот герб графства она заметила за их спинами.

Это был герб графства Анчутки.

Быть может Патрик работает на этого хмыря?

Констанция видела его и слышала о нём. Однако она ни разу не замечала, чтоб тот как-либо метил выше собственной группы. Неужели решил рискнуть на подобное? Или её хотят заставить думать, что это виноват Анчутка?

Как бы то ни было, они поднялись ещё на несколько этажей административного здания (в этом она была уверена), после чего остановились напротив кабинета мэра.

Тёмная девушка без стука открыла дверь, вошла внутрь и отошла в бок, показывая, что они могут проходить. Что касается стражи, то та осталась за дверью.

«В любом случае им здесь делать нечего. С клятвой я никуда не смогу деться», — мрачно подумала Констанция, оглядывая кабинет. Самый обычный вычурный кабинет, который пытался показаться богатым за счёт ковра, дорогой мебели и картин, подобранных без вкуса и стиля, скорее для вида.

И за большим столом, читая какую-то книгу, сидел Патрик. Сидел с таким видом, словно книга была интереснее, чем посетители, что зашли к нему.

И первым желанием у Констанции было подойти и ударить его. Хорошенько влепить ему пощёчину, чтоб потом вся пятерня на его щеке светилась.

Она даже не подумала, что это будет слишком по-женски; куда логичнее было бы влепить с её стороны ему кулаком.

Глава 212

— Привет фемка, привет Фемия… — он замолчал, посмотрел из-за книги на них, вздохнул, откладывая её на стол. — Бля, и назвала же ты дочь, пиздец просто. Вместо там Лилии, Александры или Кипарисы Фемией… дурной пример этого мира заразителен. — Он кивнул на кресло, что стояло у стены. — Садись уж, чего как не родная, поговорим немного.

— А нам есть о чём, родной? — холодно осведомилась Констанция.

— Конечно, — удивлённо захлопал он глазами. — Или, например, я могу заставить тебя раздеться и танцевать перед нами стриптиз. Мне то похуй, но дочке как в глаза смотреть будешь?

Констанция недовольно цыкнула и села на предложенное кресло. Фемия скромно села рядом с ней поближе, словно ища какой-то защиты. Прямо само изящество и скромность — спинка ровная, ручки на коленках. Патрик же с диким скрежетом, оставляя на лакированном полу царапины и задирая ковёр, подтащил другое кресло и сел напротив. Тёмная девушка осталась стоять между ними словно рефери.

И вновь молчание. Патрик буквально сверлил их взглядом, сложив пальцы домиком и облокотившись на спинку кресла. В его глазах было пусто, его лицо ничего не выражало, и вокруг него чувствовалась какая-то холодная сосредоточенная аура человека, привыкшего действовать. Констанция ощутила неприятное давление с его стороны, словно оказалась под грудой камней.

Тишина продлилась не долго. Констанция не собиралась сдаваться просто так; это были тоже своего рода переговоры, от которых зависело её положение. Даже здесь она хотела показать себя непокорённой, полной чести и достоинства, чтоб не вызывать у него желания лишний раз воспользоваться собой. Ведь даже в рабском положении ты можешь диктовать свои условия.

Она не разрывала зрительного контакта с его пустыми глазами, как делала это много раз во время других переговоров, зачастую заставляя своих собеседников отвернуться.

Но только не его. Патрик совершенно спокойно смотрел ей в глаза, словно хотел найти там что-то интересное.

Он действительно вырос над собой, пусть и в не самую хорошую сторону. Стал сильнее, увереннее, прибавил себе мужественности, при этом не сильно изменившись. «Да и стального стержня в нём стало больше», — нехотя призналась сама себе Констанция. А за признанием последовала оценка — как его способностей, так и общая.

— Так чего ты хотел?

Констанция едва сдержалась, чтоб не дать подзатыльника дурной дочери. И её глаз едва заметно дёрнулся оттого, что идиотка полезла со своими вопросами.

Но Фемия была другого мнения о ситуации. В отличие от матери она была практически впервые на таких переговорах, и больше всего на неё действовала вставшая недалеко от неё Клирия. Она несколько раз неуверенно поднимала взгляд, и тут же встречалась им с тёмной девой, у которой в глазах играли адские огоньки. Вздрагивала, отводила, чувствуя на себе взгляд и вновь, словно загипнотизированная поднимала взгляд.

И так по кругу.

Под конец она так извелась, что едва сидела, чувствуя на своих плечах жуткое давление, когда сердце билось с чудовищной частотой у самого горла. И вопрос, который она выпалила, был своеобразной разрядкой для неё, так как терпеть такое напряжение она была не в силах.

Казалось, что с вопросом она стравила и своё давление, накопившееся внутри.

— Чего я хотел? — задумчиво повторил за ней Патрик, которого она знала как Мэйна. — Да в принципе твоя маман уже догадалась, чего именно, не так ли? — он перевёл взгляд на Фемию, а потом вновь на Констанцию.

— Шпионить за Эви, — холодна сказала Констанция, показывая всё своё отношение к этому.

— Верно, — кивнул он. — Всё лучше, чем предавать, верно?

— А есть разница?

— Естественно! — воскликнул он. — Я бы мог попросить тебя отрубить её голову и принести мне, но я же подобного не прошу.

«А ведь мог бы», — невольно подумала Констанция и содрогнулась от картины, которая промелькнула у неё в голове.

— Так значит ты действительно мой отец, — уже не спрашивая, сказала Фемия и Констанции внеочередной раз захотелось стукнуть ту. Если они отсюда выберутся, то ей надо будет поговорить с дочерью по поводу этого.

— Ну… получается, что так, — пожал он плечами. — Сам в шоке если честно. До последнего не верил, что это правда, пока фемка не сказала.

— Из-за этого ты возился со мной? — буравила Фемия его взглядом. — Домашка, экзамены, лекции?

— Если по чесноку, то да. Знаешь, стоило о тебе мне узнать, как сразу подозрения на подобное пали. Особенно твоё «чо». Это вообще тихий ужас. Как быдло с района говоришь, а не как девушка.

Констанция бросила на неё взгляд победительницы, словно говоря: «я же тебе говорила, что так говорить неприлично. Вон даже кто тебе об этом говорит».

— Кто бы вообще говорил!

— Я говорю, — спокойно ответил он. — Или хочешь опуститься на мой уровень?

Фемия открыла рот, чтоб что-нибудь ответить… и ничего не сказала. Ни единой мысли, что она бы могла ему сказать в ответ на это, не возникло.

Патрик повернулся к Констанции.

— Пиздец же ты нашу дочу воспитала, — вздохнул он.

— Молчал бы, не помню тебя во время её детства.

— Естественно, я был мёртв, дура, — возмутился он. — И угадай, по чей вине?

— Никто не просил тебя спасать мою жизнь! Ты убил там больше сотни человек!

— Меньше тысячи?! Это просто ужасно, в следующий раз буду лучше стараться. Хотя кто бы мне этого вообще говорил, помощница главы фракции Ночи, что помогла развязать гражданскую войну!

— Мы воевали за свободу!

— Ага, что не мешало тебе за ту же свободу мочить до этого тех, за кого ты воевала. Чот двойными стандартами воняет.

— Я боролась за справедливость!

— Ага, да как же! Как только саму прижали к стене, так сразу взвыла. А до этого за милую душу крошила ту же нечисть, разве нет?

— Не тебе меня судить!

— Да кому ещё, как не мне? Что одна идиотка, что другая. Дочь в мать, ничего удивительного! По своему образу и подобию воспитала!

— Ничего подобного!

— Я не идиотка! — воскликнула обиженно Фемия.

— Идиотка! — в ответ синхронно рявкнули Констанция и Патрик, после чего вновь начали буравить друг друга взглядом. А Фемия вся сжалась от такого давления сразу с двух сторон.

— Я не просила меня спасать, — чуть ли не прорычала Констанция.

— Тогда я могу всё вернуть назад, — в ответ с угрозой ответил Патрик. — Может мне заставить твою дочь выпрыгнуть в окно?

Повисла тишина. Констанция продолжала буравить его взглядом, хотя ничего на подобное и не ответила.

— Так что, приказать? — спросил с нажимом Патрик.

— Нет, — нехотя, пылая гневом, ответила она.

— Я провалялся в земле сраных двадцать лет, закопанный у чёрта на куличиках и не просил, чтоб меня воскрешали, — вздохнул он. — И если вы действительно, как ты говорила, хотели меня воскресить, могли бы и поискать хорошенько.

— Мы искали.

— Хуёво искали! Нашли меня почему-то совершенно другие люди. И из-за этого… — он хотел было ещё что-то сказать, но остановился. Сделал глубокий вдох, выдох и вновь облокотился на спинку кресла. — Плевать. Клирия, чай, пожалуйста.

— Слушаюсь, — поклонилась девушка и отошла к шкафу напротив.

— Что касается вас… Вернее тебя, Констанция, то мне нужно, чтоб ты вскрыла для меня всю свою группу слежки.

— Какую группу? — включила дурочку Констанция, хотя и так прекрасно понимала, что ему всё известно.

— Оставь это, неужели думаешь, что я пропустил бы подобное мимо? — вздохнул он. — Например то, что за группой нелюдей следит чудесная тина?

Констанция промолчала.

— Я хочу, чтоб ты глушила все сообщения от своей сети. Чтоб Эви на стол попадало только то, что всё хорошо, просто замечательно и никто ничего не видел и не слышал. Словно всё идёт просто отлично.

— Ты думаешь, что я пойду на это? Что она поверит?

— А ты сделай, чтоб поверила, — с нажимом произнёс он. Его взгляд красноречиво скользнул по Фемии. — Можешь попытаться сделать иначе, стукануть Эви, например, и так далее, но во-первых: ты сдохнешь сама ещё до того, как скажешь что-либо. Поверь, в такой ситуации договор задушит тебя ещё до того, как она поймёт что-либо. Во-вторых, в след за тобой сдохнет твоя дочь.

— И после этого ты называешь меня своей дочерью, — с ненавистью глянула на него Фемия.

— Да, — совершенно спокойно ответил он.

— Но ты мне не отец. Особенно после этого.

— Пф-ф-ф… да всем насрать, чо ты там думаешь. Так что молчи, а то могу заставить запихать твои же носки тебе в рот вместо кляпа.

Фемия замолчала, вполне понимая, что такой приказ он может отдать. И не было у неё желания так унижаться перед ним. Даже несмотря на такую новость, что её отец этот парень со смешным именем, от которого теперь не хотелось смеяться, она всё равно не могла воспринять его как родного человека. Для неё он, скорее всего, так и останется обычным парнем, с которым она познакомилась во время учёбы.

Некоторые ушедшие вещи уже не вернуть.

Констанция с грустью посмотрела на свою Фемию и на человека, что стал отцом её дочери. Ведь не погибни он тогда, вполне возможно, что всё сложилось бы иначе. Она никогда не стремилась трахаться со всеми подряд и ей бы вполне хватило и такого человека как он. Человека, который пытался её защитить в своё время.

Даже со всеми недостатками они могли бы быть вместе, и ей бы не пришлось растить дочь одной. Не пришлось бы рожать её на поле боя в грязи, пропитанной кровью солдат, под проливным дождём, хватаясь за руку своей единственной подруги. Она бы смогла бы больше уделять внимания дочери и воспитать её настоящей девушкой, а не оставлять на попечительство своих подчинённых, не имея времени даже рассказать той сказку на ночь.

Они были бы действительно обычной семьёй и может войны бы никогда не было…

Некоторые вещи не вернуть.

В этот момент тёмная девушка подала им чай. Каждый молча взял свою чашку. И когда все начали пить, Патрик неожиданно произнёс:

— Козявка!

Реакция была незамедлительной — Фемия тут же прыснула от смеха, и весь чай хлынул у неё через нос на одежду. Попутно она буквально выдула наружу смехом половину кружки, оставив на ковре тёмное пятно.

Вот уж точно её отец. У них даже повод для шуток один и тот же.

— Кстати, мне нужны ещё списки всех дел, которые ведёт Эви, — добавил Патрик, опорожнив свою кружку. — Абсолютно все дела, с которыми она связана и которые она собирается вести. Так же нужна вся доступная информация и компромат на каждое графство. Что угодно, всё что только есть. Плюс компромат на все страны, которые существуют на этом континенте.

— Зачем тебе? — нахмурилась она.

— Мне нужно знать, чего они хотят, их цели, их желания, предметы их зависти, их тёрки и всё-всё-всё. Даже если они не поделили сраный толчок на границе, мне нужно это знать. Ещё мне нужна вся возможная инфа по горной империи вплоть до того, сколько они там раз молятся своим духам и по каким часам. И чтоб Эви была абсолютно глуха в плане происходящего вокруг. Чтоб вокруг неё была информационная блокада, ты понимаешь?

— Я примерно догадываюсь, чего ты хочешь, но… зачем тебе столько? — нахмурилась Констанция, душой чуя неладное.

Но Патрик не ответил, лишь покачал головой.

— Тебе знать это не нужно. Как и Эви. Поверь, чем больше она будет в неведении, тем выше шансы, что она переживёт это. Ты ведь хочешь, чтоб с ней ничего не случилось?

Констанция медленно кивнула.

— Она простит тебя. Она слишком добрая. Если она выживет и узнает, что ты делала всё, что в твоих силах, чтоб сохранить ей жизнь, Эви простит тебя. Особенно когда узнает, что твоя дочь была под прицелом. Поэтому в твоих интересах оставить её в неведении. Я и сам не хочу трогать её, не хочу, чтоб с ней что-то случилось, поэтому буду всячески избегать подобного. Но… — он внимательно посмотрел в глаза Констанции, — если потребуется, я сделаю всё ради победы.

Констанция, скрипя сердцем, ещё раз кивнула.

— Отлично. Передашь через дочку все документы по горной империи первым делом. Всё, что сможешь нарыть и узнать. Вплоть до диагнозов каждого солдата у них. А потом уже по остальному, сначала графства, потом другие страны. И самое главное, напомню, чтоб твоя секретная служба ни о чём не доложила Эви. В её же интересах. И кстати, чо за дела у вас с королём? Я примерно понял ваш замысел, но хотелось бы получить информацию из первых уст.

— Из первых уст? Твоя дочь выходит замуж.

— Спасибо, капитан очевидность, ваша наблюдательность поразительна, — съязвил Патрик. — Конкретно, что дальше вы хотите делать после свадьбы? Мне нужна информация.

— После свадьбы? Торговый союз, — нехотя ответила Констанция.

— Типа всем нужны деньги, и они готовы продать свои идеалы за это?

— Ты и сам понял, что королевство может распасться. Это укрепило бы всё.

— И никаких действий против своих? Никаких репрессий? Ничего? — казалось, что Патрик удивлён.

— А ты предлагаешь всех на плаху? — злобно усмехнулась Констанция.

— Я ничего не предлагаю, я лишь спрашиваю и интересуюсь.

Интересуется? Констанция буквально видела, что он бы сделал на их месте. Его подходы, можно было вспомнить и тогда, в прошлом. Если не получалось по тихому, он шёл с размахом по громкому. Она бы не удивилась, если он бы всё тут сжёг. А возможно то, что произошло в графстве Крауса, было как раз его рук дело. Ведь он был любителем жечь всё, стоит просто вспомнить ту же самую деревню.

Но она рассказала ему всё. Даже не потому, что хотела, а из-за клятвы. Он сказал ей отвечать, и клятва стрельнула болью в сознание. Не имело смысла молчать, так как он всё равно получит правду. Да и её дочери могло достаться, так как она так же скручена клятвой, и если будет врать Констанция, Фемии тоже достанется.

Да, и она лелеяла надежду, что ей удастся потом вырваться из этих оков. Пусть она способа не знала, но быть может он существует. И пока она не будет ему сопротивляться, получит достаточно времени, чтоб решить этот вопрос.

А если нет, то сотрудничество было лучше сопротивления. Если всё пройдёт гладко, Патрик не должен будет тронуть Эви, по крайней мере Констанция на это надеялась. Ведь Эви ничего ему плохого не делала и всегда хорошо к Патрику относилась. И если от неё сопротивления не будет, то и причин убивать её не будет. К тому же сам Патрик раньше хорошо к ней относился.

Хотя, глядя на него нынешнего, сказать что-либо точно было тяжело. Быть может он вообще от них всех избавится под конец, сказать точно было невозможно.

Он расспрашивал их до вечера. Констанция сухо отвечала на все его вопросы, не вдаваясь в подробности без необходимости, и иногда он не задавал нужных вопросов, узнавая не всё.

А иногда влезала эта тёмная сука, задавая как раз-таки то что нужно и заставляя отвечать Констанцию на то, что Патрик и не заметил. За это время Констанция всей душой возненавидела эту слабую улыбку и горящий взгляд, поклявшись, что при первой же возможности сгноит эту суку в темнице, будет пытать её вечно до скончания её дней.

Под конец, Патрик махнул рукой на выход, сказав, что их отведут переночевать в комнату, а завтра уже перенесут в обратно в универ.

— И без глупостей, Констанция, окей? — сказал он ей в спину. — Я знаю, что ты рассудительная девушка, но предупреждаю на всякий.

— Девушка? Мне уже почти пятьдесят.

— А выглядишь так, словно и не старела, — усмехнулся он. — Хорошо сохранилась.

Она ничего не ответила. Не было ни сил, ни желания. Эти все вопросы вымотали её морально. Отвечая на каждый из них, её внутреннее «Я» кричало о том, что она не должна этого делать. Каждый вопрос давил её морально, заставляя переступать через себя. И под конец она была уставшей, словно разгружала мешки с песком.

За дверьми её встретила всё та же стража, на которую Констанция не обратила никакого внимания; лишь позволила сопроводить себя до комнаты, где их ждала большая широкая кровать.

Едва дверь за ними закрылась, Констанция просто рухнула на кровать, не раздеваясь.

— Мам, ты как? — тихо спросила Фемия, садясь рядом.

— Чувствую себя предательницей. Кем в принципе и являюсь в данный момент, — ответила она, едва не расплакавшись.

— Но это не твоя вина. У тебя не было выхода, — попыталась утешить мать Фемия, прекрасно понимая, что та чувствует.

— Не совсем верно, доча, не совсем верно, — пробормотала она. — Проблема в том, что как раз-таки выход был. Был, но мне сил не хватило его выбрать.

Фемии не надо было объяснять, о каком выходе говорила её мать. Она была не настолько глупа, чтоб не понять подобного.

— Но это не слабость, ма, — сказала она, ложась рядом и обнимая Констанцию. — Наоборот, ты нашла силы выбрать… выбрать тех, кто дорог тебе.

— Боюсь, что в этом мире подобное не работает, — ответила та тихо, в ответ прижимая дочь к себе под бочок, словно пряча от чего-то. — Здесь отсутствие силы пожертвовать всем, что у тебя есть, является слабостью, как бы это не было мне противно. И в этом Патрик, к моему сожалению, действительно прав.

Глава 213

Стоило двери закрыться, как я испустил громкий продолжительный выдох, который длился минуты две. Стравливаю давление внутри себя по всем фронтам.

А всё из-за того, что встреча, которая должна была проходить по принципу «Я бог-король молчать салаги», прошла несколько иначе, больше основываясь на принципе «боже, хоть бы прилюдно не обосраться и не упасть в их глазах».

Не знаю, вышло ли у меня показать себя суперкрутым и опасным парнем без принципов в их глазах, но давление фемки было сродни катку, который раз за разом проезжал по мне. Я еле удержался, чтоб не отпустить какую-нибудь шутейку или глупый комментарий, чтоб разрядить самого себя от такого напряжения. И ещё её дочь…

Блин, я конечно не питал к ней чувств как к родному ребёнку, но понимание того, что кровь то моя в ней, не давало мне по крупной разойтись. И меня стал мучить вопрос, который звучал примерно так: если выбирать между Фемией и будущим других, что выберешь?

Действительно, а что мне выбрать? Благополучие других или же жизнь дочери, которую я не видел двадцать один год?

Печалька… Такие моральные дилеммы, куда бы деться…

Поэтому тот факт, что они наконец свалили отсюда, меня очень радовал, хотя и не принёс облегчения. От всего этого мне было слегка не очень.

— Всё прошло удачно, не так ли? — высказалась Клирия, через несколько минут, внимательно наблюдая за мной.

Блин, харе пялиться, Клирия! Ты даже не представляешь, какое влияние оказываешь на меня своим жутким взглядом! У меня против тебя святой воды нет, но зато есть кислота, которой я могу воспользоваться, имей в виду. Уверен, эффект будет тем же.

— Ну… — протянул я, пытаясь взять себя в руки, — ну…

— Очень красноречиво, Мэйн, — похвалила меня Клирия. — Вижу, что на вас всё-таки они произвели впечатление.

— Всё-таки? Да тут… ну…

— Я понимаю, — кивнула она.

Бля, чо за «ну». Пиздец просто.

— Короче, стержень в ней ещё остался, — наконец сформулировал я основную тему своего беспорядочного потока в голове. — Чот я ожидал увидеть её более сломленной.

— Не думаю, что она бы смогла стать тем, кто есть, не имей стержня внутри.

— Это да, но… ну… — Блять, да хватит меня дрочить со своим «ну» мозг! — Я ожидал другого. Ещё и эта Фемия… Ух… проблемы…

Я облокотился на кресло и посмотрел в потолок. Сил не было, хотя я ничего и не делал особо. Общение с Констанцией действительно выматывало даже потому, что уровень наш был разным. Ей не надо было притворяться в отличие от меня.

— А ты что скажешь, Клирия?

— А что вы хотите услышать, Мэйн? — задала она встречный вопрос.

— Хоть что-то. Просто, чтоб разбавить тишину. Скажи, например… всё ли мы спросили? Что стоило ещё ей приказать сделать?

Секундное молчание.

— Вы не считаете, что стоило её попросить начать разбираться с графами из группы Эви и других групп? Готовить почву для будущего, чтоб потом перманентно всё решить? — предложила она вариант.

— Думал, — ответил я, пялясь в потолок с лицом конченного дебила. — Действительно думал, но откинул пока подобное.

— Почему, позвольте спросить?

— Последствия, Клирия. Такое лучше делать перед самым финалом, когда всем остальным будет не до этого.

— Но и сейчас мы можем это сделать, разве нет? Сразу взять всё под контроль без лишней крови и криков.

Я оторвался от увлекательного потолка и посмотрел внимательно на Клирию. Мне кажется, что она не совсем догоняет размах проблем и оттого не понимает, что меня так поёбывает.

— Я-то думал, что ты хороший стратег.

— Боюсь, что ваши ожидания завышены, — улыбнулась она и слегка поклонилась. — Я умна в одном, глупа в другом и не ведаю ничего в третьем.

— По тебе этого не скажешь, — нахмурился я, вспоминая, как меня развели на графство.

— Я никогда не была сильным стратегом. Я неплохо планирую, предсказывая последствия тех или иных действий. Но, к сожалению, всё-таки я больше тактик чем стратег.

— А разница в чём?

— Тактик мыслит здесь и сейчас, принимает решения в данный момент. Стратег мыслит в долгосрочной перспективе, Мэйн. Одни выигрывают битвы, другие могут проигрывать каждый бой, но выиграют войну.

— О'кей… и каковы последствия того, что я начну мочить их сейчас, мой тактик? — поинтересовался я, желая понять, как она видит ситуацию.

Клирия улыбнулась.

— Один из вариантов тот, который предложили вы — нас раскроют. Второй, более вероятный, тот, где всё пройдёт гладко. Сейчас они слишком увлечены своими делами, очень возможно, что готовят новый тест на стойкость для графини Эвелины. К тому же они не ожидают от неё такого хода. Оттого и сейчас затишье; наш ход будет весьма неожиданным. И третий вариант — нас раскроют и начнётся нешуточная борьба.

Ну… по крайней мере, она тоже видит минус такого варианта. Однако упускает главную проблему всего предприятия.

— Ты только что назвала одну из причин моих беспокойств. Я тоже думал об этом. Вся проблема в том, что открытая разборка внутри фракции может спровоцировать этих рогатых засранцев на активные действия. А есть ещё и другая проблема, если что-то пойдёт не так.

Она задумалась на пару секунд, прежде чем ответить.

— Шпионы, — наконец выдала она.

— Верно, — вздохнул я. — Даже если мы уберём подружек Эви сейчас, займём её место, начнём быстро зачищать других, и даже если всё пройдёт отлично, совершенно не факт, что об этом не узнают рогатые. В этот момент, графства без графов, без нормального центрального управления… захватывай не хочу. Плюс на место графов наверняка есть претенденты в самих графствах, будет делёжка, будут внутриусобные войны.

Короче, пытаться сейчас всё менять слишком опасно. А фракция Ночи помимо всего прочего ещё граничит со страной демонов, что не есть айс. С Констанцией мы можем всё это провернуть быстро, перешагнув постепенный захват всех графств, тупо уничтожив всех в одном месте, но я боюсь отнюдь не этого.

Последствия… это прекрасное и ненавистное многим слово.

Первое — другие страны. Я практически уверен, что они держат руку на пульсе, и без приготовлений начинать операцию — открыть им ворота и сказать: welcome! Что может быть лучше, чем графства без графов с делёжкой за власть и сопротивлением центральному управлению.

А вылавливать шпионов вражеского государства, которые, скорее всего, обитают у Эви в городе будет вообще тихим ужасом. Просто вспомнить, каким образом мы выяснили про шпионов Эви, и сразу понятно, насколько здесь всё зависит от случая.

О'кей, допустим, что они не заметят этого, допустим, что шпионов нет (а они суки есть, стоит просто вспомнить посох в Шмаровии) или мы всех выловим. Но есть же фракция Дня. Мне кажется, что неожиданная смерть всех графов не станет секретом для тех. Будет та же самая история, только уже с фракцией Дня.

Так что, если и устраивать тотальный пиздец, то с размахом, чтоб все охуели и никому дела ни до чего не было.

— Значит… вот как вы хотите всё обернуть, — произнесла она, садясь напротив меня на место, где до этого сидела Констанция с дочкой, с чашкой чая.

— Считаешь, что погорим?

— Не думаю, Мэйн. Всё имеет шанс и всё может провалиться, — легко пожала она плечами и отпила.

— А про меня? Если ты тактик, то со мной с какого момента решила действовать? — внимательно посмотрел я ей в глаза. Сучка только улыбнулась.

— Вы же понимаете, что я вам не отвечу, не так ли? Часть моего плана получилась, часть провалилась, если вы об этом. Там, в горящем городе всё… пошло несколько иначе, чем я ожидала. И потом тоже. Вы правы, я тактик, мне легче ориентироваться на конкретной задаче, а не глобально.

Ну, судя по твоим косякам, который ты допускала, это объясняет некоторые моменты, хоть и не расставляет все точки над «и».

— С такими вопросами вам лучше обращаться к Элизи или Мамонте, Мэйн. К моему сожалению, они лучше меня в подобном разбираются, хотя… — она специально красноречиво упёрлась в меня своим жуть-взглядом, что я до самой сраки прочувствовал её внутреннее «я», — вы и сами более-менее смыслите в подобном. Конечно, когда у вас есть время подумать.

— Ага, спасибо… — промямлил я и вновь начал изучать столь интересный потолок с самым дегенеративным видом, на который был способен.

Несколько минут мы сидели в полной тишине, которую нарушала только Клирия со своим стуканьем чашки о блюдце. Прямо блять дзиньк! Дзиньк сука в полной тишине! Вот иногда бывает, что самый простой звук, а раздражает хлеще какого-нибудь скрежета вилки по тарелке. Я едва сдерживался, чтоб не отобрать у неё кружку и не запустить её в стену.

Чот я какой-то нервный. Хотя не надо быть мозгоправом, чтоб понять причину. Только вчера этот пиздец свалился на голову мне, и я не сильно рад такому вороху проблем и возможностей с возросшей ответственностью. Я слишком… беспокойный, чтоб хладнокровно и спокойно принять это всё.

Есть люди, который любое происшествие воспринимают с холодной логикой. Так вот, я буду паниковать до усрачки. Снаружи может и буду выглядеть спокойным и уверенным, но внутри всё будет гореть и рушиться. То ли не дорос до холодной логики, то ли не дано.

Как сейчас.

Неожиданно появившееся Констанция с дочкой стали слишком большим сюрпризом, которого я бы предпочёл избегать всей душой. К тому же колено ей прострелил, угрожал жизни дочери, ошейник повесил… Мда, немного некрасиво вышло, как не крути.

Так ещё из-за этого ввязался в дела куда более серьёзные. Конечно, круто, что у нас появился свой человек у Эви под боком, но я, как оказалось, был совсем не готов к такому повороту событий. Это как ждать экзамена, чтоб он поскорее прошёл, и ты отмучился, а потом обнаружить, что он уже завтра.

Я же думал постепенно втягиваться, одно, второе, третье, а тут на голову свалилось. Можно сказать, сразу к финишной черте скакнули, не дав морально подготовиться, собраться мыслями и всё обмозговать. И теперь в голове сумбур.

Оттого у меня лёгкая апатия. Лёгкая до такой степени, что я как дебил пялюсь в потолок. Это сравнимо с тем, что до этого тебе рассказывали, как управлять огромной машиной с кучей кнопочек, ты даже успел порулить ей, а сейчас тебя посадили в ней и сказали — езжай. Всё мигает, всё работает, и ты даже знаешь, что где, но всё равно в ахуе и в лёгком шоке сидишь растерянный, пытаясь собрать мысли в кучу и выстроить последовательность действий.

И чем больше думаешь, тем сильнее чувство, что с этим пиздецом ты не справишься.

— Вас что-то беспокоит, Мэйн? — наконец прервала тишину Клирия, видимо закончив пить свой сраный чай.

Я нехотя скосил на неё взгляд.

— Эй, Клирия-тян, ты хоть раз сомневалась в себе?

— Простите?

— Ну… сомневалась, что тебе всё удастся? Даже то, что ты делала; сколько раз ты останавливалась на мысли, что «нет, я не справлюсь».

Она не ответила сразу, отложив чашку с блюдцем на соседнюю тумбочку и задумавшись над чем-то.

— Это из-за госпожи Констанции и Фемии, Мэйн? — сразу поинтересовалась она.

— Практически. Меня и до этого мысли подобные посещали, но сейчас меня ебёт апатия с криками «ты не пройдёшь».

— Я догадывалась, что на вас может так подействовать общение с ними, но не думала, что настолько сильно.

— Я оказался слабаком, да? — слабо улыбнулся я.

— Я не хочу назвать вас слабаком. Со временем вы привыкнете.

— Год прошёл.

— Люди привыкают к роли командующего десятками лет, начиная с обычного солдата, — парировала она. — Никто не приходил и не чувствовал себя уверенным, идя против всех. И если вы надеялись, что за год, из которого большую часть вы не часто сталкивались с проблемами, станете непробиваемым как госпожа Констанция, то я хочу вас расстроить. Никто не становится сразу генералом всего и вся, холодным и уверенным в себе, будучи совсем недавно обычным человеком. И даже генерал боится. И ваши чувства понятны — старые знакомые, неожиданно свалившиеся проблемы, лёгкий шок. Для вас чувствовать страх и неуверенность нормально.

Она встала с кресла, прошла мимо меня куда-то за спину. Послышался лёгкий тонкий звон посуды для чая, журчание воды, постукивание ложки о фарфор.

Надеюсь, ты мне в кружку сейчас не ссышь.

Через минуту она стояла передо мной и протягивала чашку чая.

— Ага, спасибки, Клирия.

— Не за что, Мэйн. Вы говорите, что боитесь, но забываете, что это не важно, — продолжила она.

— А что важно? — спросил я, после чего отхлебнул чай. О, малинка, прикольно.

— То, что видят другие в вас, Мэйн. А кого они видят, знаете? — она вновь села напротив меня.

— Ебанутого парня, который всё рушит?

— Это слишком грубо по отношению к вам, Мэйн. Вас уважают, если вы этого не видите. Или боятся, как некоторые. Если что-то происходит, то смотрят именно на вас в первую очередь, на вашу реакцию, на ваше отношение и мнение. И потому, что вы смогли сделать, многие уважают вас.

— И много ли я сделал? — скептически хмыкнул я.

— По тому, что они видели, вполне достаточно, чтоб сложить о вас мнение, Мэйн, так, например, — Клирия начала загибать пальцы, — около города Мидкока вы спасли своих людей, не убив никого из них. Прилежно тренировались и слушались своих наставников, доверяя им делать свою работу. Дело в Шмаровии, когда вы пошли в одиночку вызволять нас. Не самый умный поступок, однако показывающий, что вы уверены в себе и не бросаете своих. Жизнь этих людей зависит от тех, на кого они полагаются, оттого они критично относятся к другим. И вас они оценили хорошо. Немного странный, немного своеобразный, но опасный и уверенный в себе человек. Свой человек.

— Я сейчас растекусь от такой похвалы.

— Не важно, что внутри, Мэйн, важно, что снаружи. Даже Констанция вас остерегается несмотря на то, что вы её боитесь и чувствуете себя виноватым из-за содеянного. Она считает вас хладнокровным убийцей. Чего говорить о других. Многие хорошо к вам относятся, оттого улыбки в вашу сторону: слухи быстро распространяются между людьми. Поэтому не важно, что вы чувствуете внутри, важно, как вы выглядите снаружи. Не теряйте самообладания и лица, а всё, что внутри, придёт само.

Какая поучительная речь. Меня оказывается уважают. А я-то думал, меня дрочат ради прикола, а это оказывается они так показывают своё доверие подъёбками, какая прелесть. Но всё же Клирия ушла от вопроса. Не думай, засранка, что я забыл, с чего начал.

— Так ты хоть раз сомневалась в себе, Клирия? — повторил я вопрос, внимательно сверля её взглядом.

— Да, Мэйн. Однажды мне пришлось сомневаться в себе. Несколько раз. Много раз. — Как-то количество растёт, не? — И в какие-то моменты я сдавалась, смотрела в одну точку, думала, а потом вставала и шла дальше. Я не была уверена даже в завтрашнем дне, но потом узнала много нового, узнала, что есть шанс. И мне этого было достаточно.

— И откуда ты узнала, что шансы есть? — поинтересовался я.

— Я взглянула на ситуацию иначе, поняв, что есть иные пути, Мэйн.

— И тогда ты стала злой жрицей?

Клирия тихо и мелодично рассмеялась.

— Злой жрицей? — она прикрывала рот ладошкой, смотря на меня своими искрящимися от смешинки глазами. — Давать такие названия очень похоже на вас, Мэйн. Но да, вы правы, в тот момент я стала злой жрицей.

— И ты ни разу не жалела об этом?

— Иногда приходится идти на не самые благовидные меры ради благого будущего. Поэтому могу сказать вам с уверенностью — впадать в смятение под тяжестью всего, что сваливается на вас, нормально. Просто не забывайте, что вы не один, и пройдёт время, всё само собой разберётся и станет понятным.

— Хотелось бы, чтоб это наступило поскорее, — пожаловался я. — Чем больше смотрю на это всё, тем меньше верю в то, что смогу всё сделать. Смотрю на то, что хочу сделать и говорю себе: бля, не потяну я это, что может изменить один человек? Что он может сделать в одиночку?

— Ничего, — ответила Клирия. — Не буду врать, это всё чушь про то, что один человек может изменить мир. Для этого нужен определённый человек в определённое время в определённом месте. И надо заметить, что вы один из тех людей.

— Ты льстишь мне.

— Естественно, — не моргнув глазом, кивнула она. — Просто стараюсь вас поддержать. По-настоящему вы один из многих, кто пытается что-то исправить. Не думайте о том, что будет потом. У вас есть цель, идите к ней. Появится следующая, идите к следующей, не сильно заглядывая в будущее, если этого не требуют обстоятельства.

Она бросила взгляд на окно.

— Я думаю, что мы засиделись здесь, Мэйн. Нас ещё ждут дела, поэтому советую лечь пораньше.

— Не смогу уснуть.

— Могу спеть вам колыбельную.

— А сможешь? — поинтересовался я.

— Естественно. Ради вас — всё что угодно.

— Даже секс? — выпалил я.

— Если вы так хотите, Мэйн, я буду не против, — не моргнув глазом ответила Клирия.

— Наверное я погорячился насчёт секса, — струхнул я, представив её голую рядом. От одной мысли дрожь пробивает, чего говорить о стояке. — Но насчёт колыбельной ловлю на слове, идём, посмотрим, как могёшь в пении.

Глава 214

Теперь я знал, как звучит загробный реквием в чёрных тонах от Клирии. Неудивительно, что после песни, в которой были такие фразы, как «закапаю тебя в саду», «топор скользнул на шею тихо», «висят спокойно мертвецы, их души варятся в котле» и «спят в могиле мирно трупы», мне снились сплошные кошмары с этими самыми трупами и мертвецами, которые пытались меня затащить в гроб.

А когда я проснулся, Клирия всё продолжала убаюкивающе петь этот кошмар. Неудивительно, что я нихуя не выспался. Тут даже маньяк-рецидивист, видавший многое, не уснёт нормально.

— Надеюсь, ты никогда не будешь петь колыбельную детям, — пробормотал я, зевая и подтягиваясь.

Она выглядела несколько сонной, но не более. Такое ощущение, что она может держаться в два раза больше, чем обычный человек.

— Это было грубо, Мэйн.

— А ты хочешь детей? — с интересом бросил я на неё взгляд, вставая с кровати.

— Не исключаю такой возможности, — спокойно ответила она. — Всё-таки я девушка.

Я едва удержался чтоб не сказать: «Кто?! Ты!?». Мне кажется, что Клирия может обидеться на подобное и потом ебать мой бедный мозг, а я знаю, что она умеет это делать, причём самыми нестандартными и извращёнными способами.

— Серьёзно? Клирия хочет ребёнка? Тебе детей не жалко?

Клирия бросила на меня странный взгляд. Блин, кажется, она всё-таки обиделась.

— Я не говорила, что хочу. Я не исключаю такой возможности.

— Для тебя не исключать возможность означает хотеть. К тому же не льсти себе. Девушка блин…

— Хотите сказать, что я не девушка? — в её голосе скользнули холодные нотки. Но Клирия, меня этим не испугать, я готов раскрыть тебе правду в полном объёме.

— Да как бы тебе ответить, чтоб и не соврать, и не обидеть одновременно, — задумчиво пробормотал я, быстро одеваясь.

Накинув свои шмотки на себя, я поспешил выскочить из комнаты подальше от взгляда Клирии, которым она безустанно сверлила меня. Не, ну а чо? Пусть сначала ауру свою подкрутит и перестанет людей до икоты доводить, а потом уже говорит о том, что она девушка.

Пройдя по коридорам административного здания, так любезно предоставленного Анчуткой (не дурак я палить нашу настоящую базу) вышел к дверям под охраной шести человек.

— Констанция ещё дрыхнет? — спросил я одну из стражниц.

— Ага, господин. Никто ещё не вставал там.

— Откуда знаешь? — прищурился я.

— Маг, — коротко ответила другая.

А, вон аж как, ну окей-окей, хорошо подготовились.

— Наружу не рвались?

— Всё тихо, господин.

Понятненько, видимо смерилась со своей участью, что не могло не радовать.

Я молча открыл дверь и вошёл в комнату, попав в личные покои мэра, которого переселили на время нашей небольшой операции. Там на кровати в центре комнаты, мило обнявшись, лежала Фемия и Констанция. Вернее, это Констанция своими стальными объятиями прижала к себе Фемию, словно боялась, что её украдут, пока она спит.

Прямо картина «Тигрица и тигрёнок», я сейчас помру от такой милоты. Нет, я реально говорю, это сука так мило, что на душе становится слишком ми-ми-ми и ня-ня-ня. Хочется прямо подойти и присоединиться к ним. Хотя Констанция меня скорее всего просто удушит нахуй.

И стоило мне зайти, как глаза Констанции тут же раскрылись и недобро блеснули в лучах восходящего из-за туч и горизонта солнца. Всегда на стрёме.

Я тихо подошёл к кровати, сопровождаемый её взглядом и сел на край, всё так же наблюдая за ними. Блин, это реально мило. Иногда хочется, чтоб тебя так же кто-то обнимал. Не в порыве дикой ебли, а так, потому что тебя любят. Вот как мама меня обнимала в своё время, но только чтоб это был другой человек, не связанный с тобой кровью, увидевший в тебе что-то хорошее.

Сжёг несколько городов, убил овер тысячи человек —> что-то хорошее.

Блин, чот как-то не сходится.

— Чего тебе? — тихо спросила Констанция, поглаживая по голове вошкавшуюся дочь.

— Скоро вы отправитесь со мной обратно в университет. Сделаете вид, что ничего не произошло и будете жить дальше своей жизнью. Все документы передашь через Фемию.

— Я ненавижу тебя, просто хочу, чтоб ты знал, Патрик, — тихо сказала она мне.

— Меня все ненавидят, такова уж моя судьба, — пожал я плечами, скрыв всё под безмятежной улыбкой. — Сделай всё правильно и как надо, тогда никто не пострадает, ни ты, ни Эви, ни твоя дочь.

— А другие? Все люди, кто погибнет?

— Опять за старое? А ты не думала, сколько людей погибает сейчас, пока вы радуетесь иллюзии мирной жизни? И сколько погибнет, когда эта иллюзия рухнет? Дети в рабстве, используемые как корм. Люди в роли рабочей бесправной силы, чья жизнь дешевле гроша. Погибшие от рук разбойников. Изнасилованные и избитые в подворотнях. Расизм… Я могу привести тебе целый список. Могу поспорить, что за год наберётся целый небольшой городок. Ты об этом думала?

— Ты ничего не исправишь.

— Но я хотя бы постараюсь, а не буду ныть. И ты недооцениваешь этих людей. Они — не люди из моего мира. Здесь ещё можно всё исправить. А теперь подъём, вам принесут завтрак сюда, после чего перенесёмся ко мне в комнату.

— Как?

— Не твоё дело, — отрезал я и вышел из комнаты.

Ещё я своих тайн не раскрывал.

Вскоре солнце уже поднялось над городом, который в прошлом сотрясали убийства и разборки, где я принимал посильное участие и в которых терял своих людей. Позавтракал в аляпистой столовой мэра и прогулялся по городу, в котором до этого перемещался ночью.

Сразу обратил внимание, что контингент города успел к этому времени несколько поменяться, что не удивительно — почти год прошёл. Он не стал чище, но горожане стали более разнообразными. Помимо расы Анчутки добавились люди и разнообразная нечисть. Я даже видел здесь арахн, которых обычно все стремались. Их здесь тоже все стремались, но не так сильно.

Практически мультикультурный город. И вроде никто не пытается прирезать другого. Конечно, напряжённость есть, но со временем она тоже пройдёт.

Насколько я знаю, за это время мои люди уже успели навести порядок и за стенами города, разогнав этот сраный рынок и запретив торговлю детьми в принципе. К сожалению, работорговлю просто отменить было очень проблемно, отчего людьми всё же торговали, пусть теперь и в специальных местах. Но прогресс явно был, и как говориться, не всё сразу.

Да-да, кто-то продолжал промышлять торговлей детей, но ничего так не мотивирует, как жестокие казни — сдирание кожи, поджаривание на костре, отправка их самих на корм животным и так далее. Закон будет нарушаться, но это можно потом свести на нет.

Ещё я даже не поленился прогуляться на безымянные могилы моих бывших товарищей по оружию. До сих пор немного грустно, вспоминая, в каком состоянии мы нашли Тихоню. Блин, а я даже имени её не знал.

Так что вернулся я только к обеду. Там меня уже ждала Клирия.

— Смотрю, люди привыкают к нечисти.

— До этого люди жили в мире практически со всеми. Ничего удивительного в этом нет, Мэйн, — сказала она.

— И чо, никаких недовольных?

— Первые несколько месяцев были. Сначала погромы, драки, поджоги. Позже всем это надоело и всё сошло на нет не без помощи солдат и наказаний. Недовольные и до сих пор есть, просто стали более терпимыми друг к другу. Они привыкнут через несколько лет, всегда привыкали ко всему и к этому привыкнут.

Ну да, деваться некуда, привыкнут, а там уже нормой считать начнут.

Отобедав здесь же в мэрии, мы спокойно накормили снотворным Констанцию и Фемию, которых после этого через зеркало аккуратно перенесли в мою комнату в универе. Нечего им знать, какими ресурсами мы обладаем, крепче спать будут потом.

После этого я распрощался с Клирией, которая пожелала мне удачи.

— Надеюсь, что всё будет с вами хорошо, Мэйн.

— А что может случиться, — усмехнулся я. — Если только трамвай на голову не свалится.

— О-о-о, с вами я бы такому исходу не удивилась, — улыбнулась Клирия.

— В смысле, со мной? Хочу заметить, что за мной косяков не наблюдается, что бы там кто не говорил, оттого не надо мне тут заливать. Лучше насчёт нашего будущего путешествия определитесь: что, куда и как будет.

— Всё под контролем, Мэйн. Мы вам даже свадебный наряд приготовили.

— О боже, мне уже страшно, — я попытался представить, как в горной империи он должен выглядеть. Ничего хорошего в голову не пришло.

— Уверена, что вы будете удивлены, — добавила Клирия.

Ну точно какой-нибудь звиздец приготовили мне, вот просто уверен. В голову невольно полезли не очень хорошие мысли о каком-нибудь розовом платьице, которое такой же как у баб, но только для мужчин. Или розовые трико на два размера меньше, которые обтягивают тебя подобно латексному костюму. А может сам латексный костюм. Да, латексный костюм был бы худшим вариантом, но буду надеяться, что там традиции бусидо и так далее, где не место подобному.

— Ага, при этом ты не говоришь, как именно. Оттого у меня подозрения, что там какой-то пиздец подготовлен.

Вместо ответа она лишь коварно улыбнулась.

— Мы будем ждать от вас документов для разведки, — перевела она стрелки. — Надеюсь, что вы скоро нам их доставите.

— Звучит так, словно я какой-то служащий. Кстати, раз речь зашла о разведке, как там поживает наша беременная няша Лафия?

— Хорошо, — кивнула Клирия. — К вашему возвращению из универа вас будет встречать ещё один ваш подданный, пусть и совсем маленький.

— Какой ужас…

— Вам не нравятся дети? — поинтересовалась она.

— Нет, дети-то нравятся. Причём очень. Эти маленькие чистые существа, ни разу не испорченные миром и далёкие от его пороков вселяют в меня надежду на светлое будущее. Просто то, что ребёнок появился именно у главы разведки, меня несколько смущает.

— Не забывайте ещё о Мамонте, — посыпала мне соль на рану Клирия. — К вашему возвращению, по моим подсчётам, у неё уже будет ребёнок.

— А когда она залетела? — поинтересовался я.

— Лафия — где-то шестьдесят пятый день зимнего периода. — Это же практически сразу после моего отъезда! Вот же сучка! — Мамонта в пятнадцатый день промежуточного периода, примерно.

— Ты им что, свечку держала? — поинтересовался я, прикидывая это на наше летоисчисление. Значит Мамонта залетела в середине марта? А ребёнка ждать нам в середине ноября. А от Лафии в где-то в начале октября. Блин, это значит, что я практически теряю двух сильнейших людей! Практически на год или два они будут не способны к боевым действиям (просто детей без матерей оставлять я не очень хочу).

Сука… ненавижу. Не знаю что, но точно ненавижу.

— Нет, я не из тех людей, что любят наблюдать за данным процессом, — покачала головой Клирия. — Просто я многое вижу, работая в поместье, оттого считаю своим долгом запоминать подобное и следить за этим, чтоб избежать проблем в будущем.

Я уже не стал спрашивать, какие проблемы она имеет в виду. Просто кивнул ей, бросив на прощанье «Ладно тогда, пока» и Клирия скрылась в зеркале.

Не сильно церемонясь, я перетащил дрыхнущую Констанцию и Фемию на кровать Мачо, после чего уселся и принялся читать книги.

Какой же я батан, пиздец просто. На дворе лето, а я сижу и читаю книги. И не какие-то, а «управление водной стихией»! Ну это типа будет у меня в следующем триместре. Неплохо было бы позаниматься, чтоб быть во все оружии.

Констанция с Фемией проснулись где-то ближе к вечеру. Видимо дозировка была слишком большой и у обоих не было сопротивляемости отравлению. Значит уровень без соответствующих способок не спасает от этого, и живучесть не влияет на то, уснёшь ты или нет. Интересно, а живучесть на отравление влияет?

Вот у меня, например живучесть относительно неплохая для среднестатистического человека.

Единственное, что не очень здесь, так это мана. Я её не сильно вкачал до того, как упёрся в потолок из сорокового лвла, что несколько печально. Видимо всё-таки не магия моё основное направление, хотя пиздец я ещё могу устроить.

А вообще я довольно сильный хлопец, если смотреть на всё серьёзно.

Мой лвл по оружию уже на уровне нормального воина, так что отпор я могу дать многим. Конечно, эпические замесы типа один против троих и более отменяются, но обычные наподобие один на один или даже один против двух я смогу потянуть. Добавим сюда магию и вообще будет форменный пиздец.

Для врага.

Констанция и Фемия очнулись практически одновременно, слегка сонным взглядом окинув комнату с таким лицом, словно пытались понять, приснилось им всё это или нет.

Хотя Констанцию подобным не проведёшь, она сразу поняла, что есть что.

— Значит мы вернулись, — подытожила она.

— Да, теперь дело только за тобой, Констанция, — ответил я безразличным голосом. — Помни, что от тебя зависит теперь, кто пострадает, а кто нет, так что…

Я не договорил, так как и так всё ясно. Сделает всё нормально и всё будет хорошо. Если нет… как бы мне не хотелось, будет просто больше ненужной крови. Надеюсь, Констанция достаточно хладнокровна, чтоб понять это.

Она встала, бросив на меня недобрый взгляд, который не говорил в мой адрес ничего хорошего.

— Тебе когда-нибудь всё это аукнется, Патрик.

— Несомненно, — без тени издёвки ответил я. — В конечном итоге в этом мире всё удивительным образом возвращается.

— Ты бы мог отказаться от этого и присоединиться к нам, — сказала она с нажимом. — Пока не поздно. Я могу тебя ещё простить за содеянное и закрыть глаза на то, что ты сделал. Просто одумайся и откажись от всего.

— Констанция, — вздохнул я, — скажи, ты хочешь, чтоб твою дочь повесили?

— Что?

— Повесили. Это когда надевают петлю на шею и…

— Я знаю, что это такое, — раздражённо перебила она меня.

— Отлично. Так вот, когда-нибудь недовольство народа выйдет из-под контроля из-за того, что вы не можете примирить их и разделяете, практически давая возможность графам натравливать людей друг на друга. Добро и зло… Ночь и день… Эта постоянная борьба без возможности объединиться. Надо ли мне говорить, кого будут вешать, когда это всё случиться, и народ наконец найдёт виноватых в своих бедах? Когда они захотят отомстить?

Констанция не ответила. Прекрасно всё поняла, но гордость не позволяет согласиться. Ничего, я понимаю, иногда сложно перешагнуть через себя. Но рано или поздно это придётся сделать.

— Можешь идти Констанция. Не надо меня сейчас буравить таким взглядом.

Она ничего не ответила. Лишь хмыкнула, крутанула головой так, что её волосы слегка подлетели, словно она всегда тренировалась над этим, и вышла из комнаты. За ней последовала и Фемия, не удостоив меня и взглядом. Хотя она выглядела скорее подавленной, чем гордой.

Ну да, ссоры родителей всегда тяжело детьми переносятся, я-то знаю это.

Оставшись один, я наконец смог выдохнуть.

Устал.

Заебался.

Надоело это всё.

Вечно какие-то проблемы. Хотя с другой стороны я надеюсь, что мои слова смогли подействовать на Констанцию, и она примет мою сторону. В конце концов, она всегда была по ебанутому правильной и должна будет понять, что здесь правда на моей стороне.

Если не поймёт… ну чтож, иногда приходится делать неприятно детям ради их же блага, если те этого не понимают, сопротивляются и плачут. В конечном итоге я не ставлю задачу убить Эви и Констанцию. Лишь хочу действительно спасти их от той угрозы, что они создали, радикально решив всю проблему.

Мне не нужна власть и сила, мне не нужно уважение и любовь народа. Я не хочу быть хозяином мира или каким-нибудь другим мудаком, чьё место хотят занять другие. Я это всё не умею и не буду лезть туда. Просто сделаю своё дело и буду жить где-нибудь спокойно.

Да, домик в деревне рулит.

Глава 215

Сказать, что мой мир сильно изменился после произошедшего, я не мог. Конечно Констанция меня сильно расстроила, да и Фемия теперь держалась от меня подальше, однако это не значило, что мир рухнул, свет потух. Нет, я просто смахнул скупую мужскую слезу с лица, взял себя в руки и позвал к себе Юми, чтобы выебать.

Конечно, пришлось сходить к ней и позвать на сегодняшний вечер, но ради такого я был готов сделать исключение и протопать весь путь до неё. Просто пришёл, постучался и мне открыла… кто-то из них. Ну и просто сказал, что приглашаю Юми сегодня вечером.

Кто-то скажет — а сука! Девушек используешь! Они тебе не шлюхи! Сексист!

Ничего подобного! Если бы мне подошла девушка и сказала — давай так, я тебя трахну и с меня услуга, то я, скорее всего, бы согласился. Это бизнес, ничего личного. К тому же, мы скоро типа муж и жена — общая мозгоебля, так что имею право! К тому же из-за неё (ну и не только) я влипаю в очень нехорошую историю, от которой дурно пахнет, так что всё равноценно. Более того, я выкладываюсь больше, чем она.

Однако забавная тема, ты как не поверни, девушка всегда будет казаться жертвой. Ей нужна от тебя услуга, вынудил. Она сама предлагает тебе секс — быть не может такого, ты просто вынудил, а она вынуждена.

Хотя чо я оправдываюсь? Ваще плевать, сегодня кого-то будут драть, так что не мне париться надо, а Юми, которая бы лучше смазки для себя прихватила, а то тугая, как… э-э-э… просто тугая, короче, размер маленький.

Когда в дверь постучались, я тупо лежал на кровати и читал книжку. Услышав стук, просто крикнул:

— Дверь открыта!

Лёгкий скрип, шаги, лёгкий хлопок, говорящий, что дверь закрыта, щелчок замка, вновь тихие шаги, и передо мной вытянулась Юми. Совершенно спокойная, не выражающая ничего кроме… кроме ничего. Она просто смотрела на меня, ожидая дальнейшего продолжения банкета.

Интересно, она хоть иногда бывает инициативной? Или она всегда пассивна в постели? А то стоит, смотрит на меня, вообще не предпринимая никаких действий.

Блин, это даже немного не интересно. Иногда хочется, чтоб девушка проявляла хоть немного инициативности. Сорвала с тебя одежду, оседлала, сама отрахала… Эта же скорее как кукла. Нет, свой кайф в этом есть, типа доминировать над ней и всякое такое, но всё равно приедается.

— Чего стоишь, — глянул я на неё поверх книги.

— Надобно тебе меня, тебе и брать бразды правленья.

— Как сказанула-то, бразды правленья… — усмехнулся я. — Слушай, Юми, такой вопрос…

— Говорить сюда собрались или делом заниматься? — недовольно спросила Юми.

— Не, можем сразу и делом конечно заняться, но всё-таки вопрос хотелось бы задать с твоего позволения.

Она недовольно посмотрела на меня и кивнула.

— Ты как к подобному относишься? Ну, то, что спишь со мной?

— Отвратительно, — без промедления ответила она.

— Ясно-ясно… — пробормотал я, садясь на край кровати и снимая штаны. — Тогда действуй, раз отвратительно.

Меня побуравили взглядом ненависти, одарили аурой отвращения, однако я даже взглядом не повёл. Юми просто встала на колени между моих ног, взяла в руки член и не умеючи принялась делать минет.

— И кстати, насчёт отвращения, разве то, на что ты меня подписываешь, не вызывает у тебя отвращения? Война за престол, смерти там и так далее…

— М-м-м, — недовольно промычала Юми, стрельнув в меня глазами.

Ах да, я же ей на макушку руку положил, не давая отстраниться. Ну окей, можешь высказаться.

— Мы просто приедем, сыграем свадьбу, и я займу престол, — ответила тут же она, освободив свой рот.

— Ебать ты дура, — выдохнул изумлённо я. И не знаю зачем, но я стукнул её хуем по лбу, чем вызвал открытую агрессию — зубы щёлкнули в каком-то сантиметре от моего сокровища. Видимо, потому что иначе выразить, какая она дура, раз думает, что так и будет, я не мог.

— Откушу, — рыкнула она.

— Ага, попробуй. Лучше продолжай сосать, это у тебя лучше получается, чем думать.

И чтоб помочь, я схватил её за голову и буквально насадил её по самое не могу, уткнув её носом в свой лобок. Правда тут же случилось непредвиденное обстоятельство — её вырвало. На меня. Кажется, я слегка перестарался, заставляя её делать с заглотом.

Буквально гейзер из какого-то супа с морковкой и салата, оказались на моей промежности.

Юми отпрыгнула, прикрывая рот ладонью со слезящимися глазами, и бросила на меня гневный испепеляющий взгляд.

— Ненавижу.

— Ага, взаимно, — пробормотал я. — Но ты реально дура, если думаешь, что всё будет так просто.

Ну вот, теперь ещё и весь обблёван.

Прикинув, куда бы нам теперь деться, я решил отправиться в мужскую купальню, которая находилась на первом этаже, да и ближе была. Сейчас всё равно все уехали и вряд ли кто-то будет там сидеть. А вот у девок в общаге люди остались. И всё бы ничего, если бы сейчас Юми не была вся обблёвана. Аж с подбородка капает и из носа вытекает.

Сколько ты там сожрала?

— Ладно, царевна-грязнуля. Кажется, сегодня всё отменяется, оттого идём мыться.

— С тобою? Изволь.

— Или пойдёшь вся обблёванная в общагу? Глянь на себя в зеркало, — указал я пальцем на него.

Нехотя она последовала моему совету, после чего, смутившись, обернулась.

— Ужасен ты, довёл меня до состояния подобного.

— Неправда, ты просто плохо выполняешь свою работу. — Я вытащил два полотенца из чемодана. — Идём, помоемся.

— Вернусь к себе я и…

— Там у тебя народу дохрена. Не позорно ли так идти? — кивнул я на её грязную одежду.

— А ты предлагаешь в мужскую идти мне?

— А у нас общага пустая, никого нет. Или ты этого не заметила? Давай, может там и отработаешь.

Я специально ей капаю на мозги, выбирая самые обидные фразы. Вот такое я говно и поделать ничего с собой не могу, к сожалению. Просто нравится играть на её нервах, смотреть на её злость, на то, как она бессильно бесится.

Юми хмурилась долго, минуты две решала, что лучше — сейчас отработать или идти и позориться перед другими. Но в конце концов, самоуважение и гордость взяли своё. Она нехотя потянулась за полотенцем.

Вообще мужская купальня не представляла из себя ничего интересного. Большая отделанная кафелем комната, которая чем-то отдалённо напоминала турецкую баню. Куча душевых кабинок по стенам и общая большая ванна типа бассейна по пояс.

Я просто уверен, что это не совсем правильно, строить такую ванную комнату в общаге, но кого волнует мнения такого человека как я. У них тут свои понятия о правильной чистоте, так что и флаг им в руки.

Мы с Юми быстро смыли всю мерзость с себя под душем, после чего начали стирать её одежду. Эта дура всячески сопротивлялась, но я силой отобрал у неё часть одежды, сказав ей, что так будет быстрее. Досталась мне её школьная юбка, один чулок и трусы. Ум-м-м… кружевные, розовенькие… так ещё и прозрачненькие…

После этого я без зазрений совести затащил её в ванную.

Нет, не трахаться, трахаться в воде девушкам может быть очень и очень некомфортно, не говоря о том, что неполезно. Просто посидеть, хули там. Ну ладно-ладно, ещё сиськи ей мну для душевного удовлетворения. Ну ещё сую пальцы куда не следует, на что она в ответ ноги скрещивает, не даётся.

Да ладно, давай я тебе потеребонькаю, пар спустишь, нервишки расслабишь, не ломайся, где там твоя заветная кнопочка. Однако Юми так мне и не дала подёргать её за «кнопочку». Ну как хошь, я хотел как лучше.

Правда спокойно понежиться мне всё равно не дали. Юми видимо не знает, когда надо открывать рот, а когда закрывать, поэтому в тот момент, когда я отправлялся в нирвану на попутках, она грубо вырвала меня в реальность жестокую вопросом.

— Сказал ты мне, что дура я, ибо не ведаю последствий. Но ты не прав, я вижу кровь, что будет на руках моих.

— На моих руках, Юми. Эта кровь будет на моих руках, что меня не радует. И её будет очень много. Скажи, почему ты считаешь, что всё пройдёт гладко?

— Честь и верность в империи нашей с рожденья заведена. Нас с колыбели обучают, что верность не купить деньгами, и честь дороже жизни. И духи рода моего, да и других следят за этим словно стражи. Не пользуемся мы и клятвами навязанными, присягая роду на верность.

— Без клятв? — я столько прожил в этом мире, что принять то, что здесь живут без клятв мне немного тяжело, если честно. Быть верным без клятвы — теперь мне это кажется странным и ненадёжным.

— Без клятв живём мы, честь имеем и верность не пустой нам звук. Духи верность наши видят и за верностью следят. Это знают все в округе, это помнит каждый член. Все увидят, кто сильнее и за тем они пойдут.

— А конкретно — ты, верно?

— Верно мыслишь, это я. Священное животное будет моим и избранной я стану сразу. А с мужем император примет меня. И не местным ты там будешь, что избавит от предательства меня.

— А другие семьи примут тебя? Не убьют?

— Одни присоединяться ради выгоды ко мне. Другие будут слишком трусливы, чтоб против нас идти.

— А не думаешь, что тебя грохнут по пути и отберут утконоса? Или просто устранят, когда ты уже почти станешь императрицей. Или когда уже станешь?

— Честь императора убрать не позволит. А когда почти я стану, уже всё решено же будет — часть за нас, часть будет молчать, а часть трусливо выжидать. А по пути никто не тронет, мы тихо въедем все туда. И объявим лишь тогда, когда под охраною семьи окажемся.

— То есть считаешь, что тебя не грохнут?

— Риск лишь при переезде будет, но стоит на территории дружественной оказаться, как мой род и союзники возьмут всё под контроль. К тому же там уже всё поделено.

— Поделено? — удивился я.

— Верно, — кивнула она. — Две половины борются теперь. Моя и враждебная нам. Мой род уже к себе притянул других, как самый ближний к престолу желанному. Естественно, за выгоду потом. Другая часть против нас. Но союзники заступятся за нас и дадут защиту нам, так что бояться нечего. А враги, увидев тщетность, по большей части примкнут к нам.

Нет, смысл есть в этом. В нашем мире точно так же было. Дворяне не сильно летели к самому престолу — не было прав, да и желания тоже. Они обычно проталкивали туда своих претендентов-наследников, которые потом им уступки всякие делали. В империи у них похожий случай. Пусть всё решают связи и деньги, но традиции есть, и они просто не имеют прав на место императора. Оттого им выгодней просто протолкнуть Юми на престол и всё. А она потом им отплатит.

Получается даже борьба не самой Юми, а родов, которые проталкивают сейчас своих претендентов на престол. Если брать с этой точки зрения, то всё просто — мы приедем с утконосом, наша половина тут же получит силу и нас водрузят на трон. Семьи только плюс получат от этого — победу к ним принесли.

— Уверена, что у вас честь на первом месте? Что рода, что присоединились к вам, потом вас же и не кинут?

— Соглашения уже есть, мне стоит лишь вернуться. И меня не уберут, так как я ближе всех к победе из кандидатов. Меня выгоднее протолкнуть, чтоб потом получить моё расположение.

То есть Юми уверена, что её не тронут, так как она претендент типа президента на выборной компании, которого будут проталкивать и которым потом могут управлять? Ну… она в этом плане права, конечно, но меня что-то смущает. Что-то… не могу сказать, так как сам не понимаю, но что-то точно есть.

Мы продолжали нежиться в ванне, наслаждаясь тишиной. А я со скуки начал вновь домогаться к Юми.

— Считать ли мне это за ночь? — наконец спросила она меня, расслабив ноги.

— А разве мы типа не почти муж и жена?

— Наша свадьба в рознь от плотских отношений.

Не, ну тогда это не интересно. А как же брачная ночь?

Я даже расстроился.

Но продолжил домогаться, аккуратно скользнув по складочкам к её переключателю. Так… сейчас… О! Она аж вытянулась, когда я его включил! Говорю же — женщины не люди! Они какие-то киборги!

— Да ладно, тебе разве неприятно?

— С тобой — нет!

— А вот и не правда.

Увеличим мощность!

— А чего вытянулась?

— Организма реакция.

— Ой да ладно, приятно же! Пиздишь же!

— Грязно, может и приятно, но мне такое неприятно.

— Какая страшная тавтология.

В конечном итоге её передёрнуло, словно шибануло током, и она со вздохом опустилась по шею в воду.

— Согласись же, расслабляет.

— Грязно.

— Ты слишком близко к сердцу это воспринимаешь, — отмахнулся я. — Считай это как приём пищи — ты никому не должна, просто ради себя родной и любимой используешь.

— Успокоить вдруг решил меня после содеянного? — нахмурилась она, повернув ко мне голову.

— Ну… да, — кивнул я. — Идём, я сделаю тебе приятно.

— Неприятен ты мне, Мэйн.

— Что не отменяет факта, что я могу делать приятно, — усмехнулся я. — Я сделаю приятное тебе, ты мне. Нам даже не обязательно при этом быть друзьями.

— Девушка любит душой.

— Чем блять?

— Душой.

— Ага, только каждая чото оргазм получить хочет и расстраивается, когда его нет.

Я потянул её из бассейна.

А потом мы голышом устроили забег до верхнего этажа. Конечно же инициатором был я, так как эта слабачка хотела надеть мокрую одежду, против чего я был категоричен. Нахрен, если никого нет? Стесняшка блин.

Поэтому, чтоб промотивировать её побегать голенькой на радость моим глазам, я подхватил всю одежду и бросился бежать наверх, слыша, как шлёпают её мокры ноги по полу за моей спиной.

Таким странным образом мы добрались до моей комнаты, где и заперлись.

— Ты самый мерзкий человек, коего я встретить только могла. Ты противен мне, имей в виду.

— Так, молчать и слушать команду, мокрая! — скомандовал я. — Ну ка легла на кровать!

— Я тебя ненавижу, — злобно прошипела она, даже не пытаясь подчиниться мне. Пришлось хватить Юми и силой толкать на кровать. А она ещё и сопротивлялась. Правда легла в конечном итоге на живот, но это ничего страшного, можно и так.

Я пристроился к ней, подтянул её худую задницу к себе, и аккуратно вошёл. Она и не сильно сопротивлялась этому, даже не пытаясь что-то сказать. Комнату наполнили влажные шлепки двух похотливых существ, которые радовали друг друга ровно так же, как и ненавидели. И очень скоро оба мы уже лежали на кровати. Вернее, она лежала на кровати, а я на ней.

— Только не говори, что было неприятно, — выдохнул я.

— Мерзкий ублюдок, — выдохнула она расслаблено. Не сильно похоже на голос человека, который был недоволен процессом.

— Да-да, давай, переворачивайся на спинку, я люблю и классику.

Она не сильно сопротивлялась, позволяя себя перевернуть. И не сильно сопротивлялась, когда я играл с её грудью ртом, сама иногда прижимая меня к себе. Да и целоваться Юми была не против.

На этот раз я не стал её мучить или как-либо издеваться, чтоб не породить в мире внеочередную мужененавистницу, которая ненавидит секс. Не стал её приобщать в этот раз к практикам орала или анала, чтоб не портить её настрой. Вкусов Юми я так и не понял, но решил сделать всё по классике. Ну и со способкой, чтоб разрядить девку.

Мы спокойно трахались, то увеличивая темп, то уменьшая, на время позабыв о своих недовольствах друг другом, обильно обмениваясь слюнями, обнимаясь и одновременно вздрагивая, когда оргазм пробивал нас обоих.

Хрен знает, когда мы взяли перерыв; было относительно темно. Я притащил нам попить, и теперь мы тупо лежали обнявшись.

— Ненавижу я тебя, имей это в виду, — сказала она. — Неприятно признавать, но было сие приятно. Однако иллюзии не строй, ты до сих пор не мил мне.

— Да пох, главное, что оба время провели нормально, — ответил я, прижав её посильнее к себе. Как будто мне важно, нравлюсь я ей или нет, главное, что получил желаемое. — У меня ещё четыре ночи, имей в виду, успею ещё тебя погонять.

Я не строю иллюзий на счёт неё. Возможно, Юми поняла главное — секс сексом, дела делами, любовь любовью. Необязательно любить, чтоб просто перепехнуться ради удовольствия; это не делает никого шлюхой. Я не говорю о тех, кто в отношениях, там другая песня.

Правда всё это время, во время бурного процесса в зеркале мелькала одна любопытная моська нечисти, которая прямо заглядывалась на нас. Нет, она мне не мешала ни капельки. И я, конечно, не стал палить её прямым взглядом, а она не стала стоять, нагло уперевшись в нас глазами, однако Кстарн кажется сидеть там очень скучно.

Почему-то мне кажется, что смотрела она не потому, что решила там потеребонькать себе переключатель режимов, а из-за того, что ей тупо одиноко там. То с бандитами она в зеркале сидела, то сейчас сидит там одна. И мне показалось, что в глазах я у неё видел грусть, зависть и одиночество.

Это… печально. Надо будет как-нибудь с ней поговорить и показать, что про неё никто не забыл, и что она такой же член команды, причём очень нужный и важный. А то смотрю сейчас, как она грустными глазками на нас выглядывает, и больно за неё становится.