Меченые

Глава 1 СТАЯ

Слизняк боялся. Боялся, когда уходил к духам и когда возвращался обратно. Страх стал неотъемлемой частью натуры, самым важным инструментом нелегкого ремесла. Слизняк служил Башне, как служили ей несколько поколений его предков, — слепо, не рассуждая. Сегодня он впервые осмелился пренебречь волей молчунов, и чувство, испытываемое им в этот дождливый вечер на Змеином болоте, было большим, чем просто страх, это был почти суеверный ужас. Слизняк хорошо понимал опасность предпринятой по желанию ярла Хаарского затеи: они осмелились выступить против Башни, а меченые никому и никогда не прощали измены. Но и с Гольдульфом Хаарским шутки были плохи: два его воина, Свен и Гунар, неотвязно находились у Слизняка за спиной, готовые в любую минуту обрушить карающие мечи на голову ослушника. Это был капкан, из которого смерд весь день искал выход, но так и не нашел.

Слизняк остановился, тяжело перевел дух, вытер рукавом влажное лицо и опасливо покосился вправо, где за плотной пеленой дождя едва угадывался мрачный силуэт Башни. Воины тоже замерли, тревожно вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь монотонным шепотом падающих капель да редкими жалобными всхлипами гнилого болота. Внезапно тишину прорезал протяжный, за душу берущий вой. От неожиданности и испуга все присели как по команде.

— Это Фарнир, — испуганно прошептал Свен, быстро и мелко крестясь.

Фарнир был вечным ужасом этих гиблых мест. Никто не мог похвастаться, что видел его воочию, лицом к лицу, никто не мог дать точного описания страшного зверя, время от времени выползающего на свет божий из самого глухого угла Змеиного болота, и это фатальное отсутствие очевидцев еще более увеличивало славу таинственного и страшного существа. Был Фарнир порождением ада или всего лишь шуткой обезумевшей природы — этого не знал никто, но, услышав злобный вой, несущийся с болота, жители окрестных деревень спешили укрыться за стенами своих домов.

Гунар опомнился первым: осторожно раздвигая сухой и ломкий прошлогодний камыш, он медленно, почти ползком, двинулся в обход опасного места, поминутно поднимая голову и озираясь. Слизняк и Свен ползли следом, фыркая и отплевываясь вонючей тиной.

— Стой! — Слизняк вдруг выпрямился почти в полный рост, его и без того бледное лицо побледнело еще больше. — Туда нельзя.

— Почему?

Слизняк молчал, настороженно прислушиваясь. Его долговязое худое тело сотрясала крупная дрожь. Своим жалким и нелепым обликом он напоминал испуганного зверя, невзначай угодившего в капкан.

— Взялся вести, так веди. — Гунар брезгливо ткнул Слизняка сапогом.

— Дозор меченых, — едва слышно прошептал тот помертвевшими губами.

Гунар обреченно выругался. Глаза обычно спокойного Свена округлились, озираясь, он стал пятиться.

— Бежать надо!

— Куда бежать? — огрызнулся Гунар. — К черту в зубы?

Но Свен уже не слышал товарища: тяжело отдуваясь, он с шумом ввалился в камыши и, широко раскинув руки, не то пополз, не то поплыл по жидкому, расползающемуся под его тяжелым телом месиву. Гунар выпрямился во весь рост: сквозь размеренный шепот дождя теперь уже вполне отчетливо слышался топот копыт. Он набрал полную грудь воздуха и, подрагивая от страха и отвращения, с головой окунулся в болото.

Слизняк несколько долгих мгновений оцепенело наблюдал за барахтающимися в грязи воинами ярла Гольдульфа, потом опомнился и осторожно, стараясь не повредить ломкий прошлогодний камыш, скользнул ужом в противоположную сторону.

Меченые объявились через минуту мокрыми призраками ночного кошмара, который вполне мог обернуться для Слизняка кровавой явью. В ближайшем всаднике Слизняк опознал Беса, лихого и скандального меченого из десятки сержанта Туза.

— Уходят! — Бес огрел коня плетью; гнедой, напрягая жилы, рванулся вперед, вода вперемешку с грязью брызнула во все стороны.

Второй всадник (это был сам Туз) приподнялся на стременах. Дождь лил как из ведра, и разглядеть что-либо в заросшем камышом море грязи было затруднительно. Во всяком случае, Слизняк на это очень надеялся. Однако надежды его разрушил третий всадник, который вломился в камыши слева и едва не затоптал при этом затаившегося беглеца.

— Вот он, — крикнул всадник, и Слизняк по голосу опознал Сурка.

— С этим я справлюсь. — Туз поднял на дыбы коня и махнул плетью в сторону зарослей: — Помоги Бесу.

Слизняка Туз не выпустил из виду. Скользя босыми ногами по жидкой грязи, тот бежал, широко раскинув длинные руки, словно большая подбитая птица, которая пытается, но никак не может взлететь. Маленькая голова Слизняка болталась из стороны в сторону на тонкой, как у гуся, шее и сама просилась под удар стального клинка. Туз повернул коня вправо, отрезая беглеца от зарослей камыша и на скаку вытягивая из-за плеча узкий меч.

Слизняк услышал топот настигающей погони: испуганно оглянувшись, он метнулся к болоту, почти расстилаясь по земле. Он опоздал — конь меченого уже хрипел ему в спину. Слизняк дико закричал и прикрыл голову руками.

Туз взмахнул мечом, в последний момент, развернув его плашмя. Оглушенный беглец покатился в грязь. Меченый, спрыгнув с коня, зло ткнул носком тяжелого сапога свою добычу в бок. Слизняк заскулил и пошевелился.

— Живучий, паскуда!

Слева послышался треск: кто-то большой и сильный с шумом ломился сквозь густые заросли камыша. Туз мгновенно присел и в следующую секунду метнулся к седлу, где у него был приторочен арбалет.

— Сержант, не стреляй, это я…

Бес остановился у края зарослей, давая товарищу возможность рассмотреть себя. Туз опустил арбалет. Бес, с трудом выдирая из грязи высокие кожаные сапоги, приблизился к сержанту. Коня он вел в поводу. Два безжизненно обмякших тела бесформенной грудой темнели на мокрой от дождя и крови спине гнедого. Конь испуганно фыркал, кося на страшную ношу большим влажным глазом. Бес широкой ладонью провел по лицу и зло сплюнул в сторону зашевелившегося Слизняка.

Туз сделал несколько шагов в сторону камышей и прислушался. Мир словно бы погрузился в дрему, отгородившись от всего живого и суетного мерным шорохом падающих капель. И было что-то тревожное в его отстраненности и подчеркнутом нежелании отзываться на человеческий зов.

— Эй, Сурок, — заорал Бес во всю мощь своих легких.

Крик меченого утонул в вязкой тишине, как камень, брошенный в болото. Туз уже потерял надежду прорваться сквозь обволакивающее безмолвие, когда вдруг послышалось трудное чавканье чьих-то ног по вязкой грязи. До нитки вымокший Сурок вывалился из камышей. Перед собой он гнал низкорослого, забрызганного по самые глаза грязью человека.

— Откуда он взялся? — удивился Туз, брезгливо оглядывая чужака, — Их же трое было.

Бес только плечами передернул: трое или четверо, какая разница, и охота сержанту ерундой заниматься. Утопить обоих пленников в болоте — и дело к стороне.

— Отвезем их в Башню, — решил Туз. — Пусть молчуны с ними разбираются.

Тяжелая серая громада нависла над головами всадников. В наступающей темноте Башня казалась еще более мрачной и огромной, чем была на самом деле. Каменные глыбы, из которых были сложены стены логова меченых, цепляясь мертвой хваткой друг за друга, попирали землю с самодовольством пришельцев, уверенных в своей силе и безнаказанности. Много веков прошелестело ветрами над стенами Башни, реки крови омыли ее подножие, но она стояла, суровая и неприступная, сильная окаменевшими сердцами своих сыновей.

Туз сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел. Лохматая голова на секунду возникла в проеме над воротами и тут же исчезла. Тяжелый подъемный мост со скрипом стал опускаться. За кованой решеткой, перегородившей вход, появился привычный силуэт часового — рукояти мечей, словно рога невиданного зверя, торчали у него над плечами. В руках часовой держал чадящий факел, пламя которого колыхалось на ветру, но даже при этом неровном, колеблющемся свете Туз без труда узнал в меченом Комара, сержанта из второй сотни.

— Носит вас нелегкая.

Решетка, наконец, дрогнула и медленно поползла вверх, открывая вход в Башню припозднившемуся дозору.

— Спишь все? — насмешливо бросил грязный по уши Бес щеголеватому Комару.

Железный мост поднимался с таким же скрежетом, как и опускался. Туз невольно поежился и передернул плечами. Слизняк, привязанный к седлу за его спиной, трясся от холода и страха, и эта дрожь чужого напуганного тела передалась и меченому.

Туз развязал веревку, Слизняк мешком повалился на землю. Поднимался он с трудом, словно расставался с грязью навечно. Бес пинком поторопил его. Туз остановил пробегающих по двору крикунов и строго повелел им позаботиться о вконец измотанных, лошадях. Крикуны повиновались без особой радости, но с готовностью — первый сержант Башни не терпел проволочек.

Бес, при активной помощи любопытствующих крикунов, снял со спины вымокшего до черноты гнедого заводного коня два трупа и положил их у стены конюшни. Крикуны с интересом разглядывали убитых, обсуждая точность и силу нанесенных ударов.

— Ну что, пошли? — Бес тряхнул спутавшимися влажными волосами и вопросительно глянул на сержанта.

Туз молча толкнул обомлевшего Слизняка в слабую, как гнилая доска, спину, а сам двинулся следом, тяжело переставляя ноги, обутые в пропитавшиеся влагой сапоги.

В капитанском зале было светло, относительно тепло, но неуютно. В огромном камине пылал огонь, освещая сидевшего у массивного стола капитана. Лось был чем-то сильно недоволен. Это было заметно по сжатым в две стальные полосы губам и беспокойным пальцам, отбивающим барабанную дробь по подлокотнику дубового кресла.

Туз коротко доложил о происшествии. Сидевшие в углу молчуны Тет и Хор переглянулись. Капитан вперил в пленников серые глаза и презрительно хмыкнул.

— Что нужно было людям ярла Гольдульфа на Змеином болоте?

Капитан задал вопрос Слизняку, но тот, кажется, уже ничего не соображал. Оцепенев от страха, он лежал грязным комком на полу, не в силах произнести ни единого слова в свое оправдание.

— Откуда на болоте взялся дух?

Слизняк поднял голову и хотел, видимо, что-то сказать, но, встретив глаза молчуна Тета, чье бледное, как у мертвеца, лицо резко выделялось на фоне почерневших от копоти стен, всхлипнул, словно подавился словом, и безвольно рухнул ничком.

Два приземистых молчуна, повинуясь знаку Хора, подхватили обмякшее тело и волоком потащили прочь. Босые ноги Слизняка тянулись следом, как два полураздавленных червя, оставляя на полу влажные темные полосы. У самых дверей Слизняк вдруг захрипел и мутными умоляющими глазами посмотрел на сержанта. Туз помрачнел еще больше и поспешно отвернулся.

— Ярл Гольдульф человек осторожный, — Лось, словно сожалея о чем-то, покачал головой, — и, должно быть, веская причина заставила его, презрев опасность, пуститься в авантюру.

— О причине, толкнувшей ярла на преступление, мы узнаем от Слизняка, — непримиримо сверкнул глазами Тет. — И тогда кое-кому не поздоровится.

Мрачная улыбка промелькнула на губах капитана. Молчуну он не ответил, зато, повернувшись к Тузу, сказал:

— Поедешь завтра с утра к Змеиному горлу. Надо проверить, как обстоят дела у Хвоща. А пока можете отдыхать.

Туз вскинул руку к правому виску и, круто развернувшись через левое плечо, вышел. Сурок с Бесом последовали за ним. Узкая деревянная лестница жалобно заскрипела под тяжелыми сапогами. Спускались молча, и только на выходе из капитанского каземата Сурок сказал со вздохом:

— Пропал Слизняк.

— Туда ему и дорога, — отозвался Бес и смачно плюнул в темноту.

Новый день начинался с обычной суеты во дворе Башни — звона мечей и лошадиного ржания. Туз поднял глаза к небу. Сквозь рваные серые облака с натугой пробивались робкие солнечные лучи. Дождь если и будет, то ближе к вечеру. Тузу предстоял неблизкий путь, и он заторопился.

Меченые его десятки уже сидели в седлах, и только Рыжий, худой, долговязый переросток, растерянно топтался вокруг своего коня. Проходящий мимо по двору Дрозд бросил на Туза вопросительный взгляд. Сержант едва заметно кивнул на стоящих поодаль молчунов. Дрозд намек товарища понял и молча прошел мимо. Крикуны бодро трусили за своим командиром, бросая на оплошавшего Рыжего насмешливые взгляды.

— Эй, — крикнул вслед Дрозду Бес, — не растеряй выводок.

Меченые рассмеялись. Дрозд обернулся и сверкнул в ответ круглыми насмешливыми глазами:

— Ты за Рыжим лучше присмотри: опять он между ног жеребца заблудился.

Крикуны завизжали от смеха. Туз недобро покосился на Рыжего. Подросток, сунув в стремя одну ногу, неловко прыгал на другой, не в силах оторваться от земли. Вороной, сильный и рослый конь, танцуя по двору, тащил за собой и незадачливого наездника. Бес громко выругался, схватил Рыжего за шиворот и бросил в седло.

— Крикун желторотый, на коня взобраться не можешь!

— Сел же, — обиженно надул губы мальчишка.

— Он у них как благородный владетель, без стремянного в седло не садится.

Довольный Дрозд увел смеющихся крикунов на плац. Теперь о позоре узнает вся Башня. В десятке Туза, первой десятке первой сотни, меченый на коня не может сесть! А по-доброму если рассуждать, так тому же Рыжему еще два года в крикунах ходить. Взяли его от безысходности, некем было заменить погибшего Рамзая. Вороной — это Рамзаев конь, ходивший под лучшим в Башне наездником. Рыжему с ним тяжело придется.

— Едем, что ли? — крикнул нетерпеливый Ара. — Заснул, сержант?

Туз огрел коня плетью и первым вылетел за ворота. Привычная дробь копыт по подъемному мосту, и громада Башни осталась за спиной. Туз испытывал в такие минуты облегчение. Видимо, потому, что дышалось в степи вольнее, чем за каменными стенами.

— Бес, говорят, вы вчера духа на болоте поймали?

Устроившись поудобнее в седле, Рыжий обрел обычную самоуверенность и теперь не прочь был скоротать долгий путь за интересным разговором. Мальчишеское лицо его выражало крайнюю степень любопытства. Туз бросил в его сторону недовольный взгляд, но одергивать не стал.

— Поймали и к дубу привязали, — отозвался Бес. — Рыжий к дубу подойдет, ему дух уши оборвет.

— Смотрите, вот он! — заорал крикун.

Вспыхнувший было смех разом оборвался. На ветвях полуобгорелого после удара молнии дуба висели, уныло покачиваясь на ветру, два изуродованных трупа. Туз с трудом опознал в одном из них Слизняка и отвернулся. Шутка Беса вдруг обернулась трагической явью. Меченые на рысях миновали страшное место.

— Куда едем, сержант? — Чуб первым прервал затянувшееся молчание.

Туз, занятый невеселыми мыслями, вздрогнул от неожиданности. Страшное видение все еще стояло у него перед глазами. Черт с ним, с духом, но Слизняка он знал хорошо. Жалость, не жалость, но что-то мешало Тузу просто отмахнуться от этой смерти.

— К Змеиному горлу. Хвощу нужна поддержка.

— Паникует Лось, — покачал головой вечно недовольный Чуб. — Для стаи еще рановато, а для кочевников — тем более.

И зевнул так сладко, что Бес даже крякнул от зависти:

— Жаль, что не Чуб у нас капитан — и спали бы подольше, и ели бы побольше.

Рыжий прямо-таки зашелся от смеха, даже Туз улыбнулся. Однако осторожный Сурок не разделял веселого настроения товарищей:

— В прошлом году Бульдог двух меченых потерял в это же время. Тоже думал, что для стаи срок неподходящий.

— Разинул варежку, прозевал начало атаки, — презрительно скривил пухлые губы Бес. — Сержант называется. Привык быть у Тета на побегушках.

— Это с любым могло случиться, — не согласился с товарищем Чуб. — Со стаей шутки плохи.

Змеиным горлом называлась узкая полоска земли между полноводным озером Духов и непроходимыми болотами, которые тянулись на сотни верст, надежно прикрывая Приграничье от нежданных пришельцев с юга. Змеиное горло представляло собой запутанный лабиринт из рвов, заполненных нефтью, пороховых ловушек, которые неожиданно взрывались под ногами непрошеных гостей, и волчьих ям, на дне коих, вкапывались острые копья, способные пропороть насквозь лошадь. Содержание этих оборонительных сооружений требовало немалых затрат и огромных усилий. Десятки смердов под началом молчунов почти ежедневно работали в лабиринте, и это в самую страдную пору. Но Башня была неумолима — жизнь людей и благополучие Приграничного края зависели от исправности сооружений. Смерды это понимали и с ворчанием подчинялись жесткому нажиму меченых. Змеиное горло на протяжении нескольких веков служило ареной кровопролитных схваток между Башней, прикрывавшей земли Приграничья в самом опасном месте, и разной нечистью, которая искала добычу в богатом краю. Это была земля, где каждый квадратный метр был обильно полит кровью меченых, и, быть может, поэтому здесь росла трава странного багрового оттенка, которая более нигде в Приграничье не встречалась.

Хвощ заметил издалека своих товарищей и поспешил им навстречу. Узкие глаза его искрились весельем, гнедой конь под ним пританцовывал, готовый в любую минуту поспорить с ветром.

— А мы вас ждали. — Хвощ обнажил в улыбке белые, как пена, зубы. — Все глаза проглядели.

— А на том костре твои кашевары готовят для нас угощение, — в тон ему отозвался Бес и махнул рукой в сторону огромного костра, чадящего черным удушливым дымом.

— Было, — усмехнулся в усы сержант Хвощ, — Придавили вчера двух вожаков да полсотни псов. А в остальном у нас тихо.

— А ты говоришь — рано! — бросил Сурок на Чуба укоризненный взгляд.

— Значит, повеселимся.

— За весельем дело не станет, — обнадежил Хвощ. — Молчуны обещают суматошный день.

Туз поднялся на сторожевую вышку и окинул взглядом горизонт. Пока по ту сторону границы все было тихо. Но и вчерашний визит вожаков не был случаен. Стая все-таки пришла на берега озера Духов, и, значит, для Приграничья наступили тревожные времена. Так было почти каждый год, с ранней весны и до глубокой осени. Вопрос состоял только в том, насколько многочисленными будут незваные гости в этом году и удастся ли их удержать без больших потерь. Когда-то, много лет тому назад, в пору господства Башни не только над Приграничьем, но и над всем Лэндом, была предпринята попытка перегородить Змеиное горло каменной стеной, чтобы обезопасить себя от набегов стаи. Попытка оказалась неудачной — очередное нашествие кочевых орд помешало завершить грандиозное начинание. Стена со временем потихоньку разрушалась, но, до сих пор, играла важную роль в оборонительной стратегии Башни. Туз с привычным сожалением оглядел стену: если бы тогда удалось завершить строительство, то многое в Приграничье, да и в Лэнде, было бы сейчас по-другому.

Рыжий с оторопью разглядывал лежащего перед ним убитого вожака. Ему не мешала даже нестерпимая вонь от чадящего костра, разведенного мечеными Хвоща. Вожак был огромен, почти двухметрового роста, с чудовищными мышцами, обросший с головы до ног густой бурой шерстью. Огромные клыки торчали из его разинутой в предсмертном крике пасти. Такой вцепится — не оторвешь. Вожак и похож был на человека, и не похож. Интересно, какая сила гонит их каждый год в Приграничье?

— Смотри в оба, — сказал спустившийся с вышки сержант Бесу.

Бес, в свою очередь, подмигнул крикуну. Рыжий самодовольно похлопал себя плетью по сапогу: уж кому-кому, а им с Бесом доверять можно — две пары самых зорких глаз в Башне. Туз, успевший сесть в седло, пригрозил крикуну плетью.

— Сам себя не похвалишь, — вздохнул Бес, подталкивая крикуна к вышке, — никто тебе доброго слова не скажет.

Рыжий с опаской поднялся на самый верх и глянул оттуда вниз, на самое дно рва, где поблескивала черная маслянистая жидкость да громоздились целые горы cyxoro валежника. Ров с пятиметровой высоты не казался таким уж глубоким. Метрах в десяти от рва горел небольшой костерок, рядом лежали факелы, пока незажженные. Меченые Туза и Хвоща растянулись вдоль рва на несколько верст. Рыжий хорошо видел только ближайших к вышке, Чуба и Волка, вольготно расположившихся на зеленой весенней травке.

— Не туда смотришь. — Бес сильной рукой тряхнул крикуна за плечо.

Рыжий перевел взгляд к горизонту:

— Туча?

— Стая, балбес. — В голосе меченого звучала тревога, — Быстро вниз.

Рыжий не заставил себя долго упрашивать и скорее не спустился, а скатился с вышки на землю. Вороной, было, снова заартачился, но Бес быстро привел его в чувство и помог Рыжему взобраться в седло.

Серая рычащая масса накатывала с пугающей быстротой, казалось, что эта живая волна беснующейся плоти затопит, захлестнет любое препятствие, возникшее на ее пути.

Со сторожевой вышки валил дым. Когда Бес успел подать сигнал тревоги, Рыжий даже не заметил. Он покосился на товарища: меченый, плотно сжав губы, пристально всматривался в набегающий серый поток. Стая была не слишком велика — не более сотни вожаков бежали впереди собак, издавая время от времени протяжные вопли.

— Пора! — крикнул Бес и швырнул горящий факел в ров. Стена огня с радостным гулом взметнулась к небесам.

Меченые, нахлестывая коней, бросились прочь от полыхающего рва. Стон и рев неслись им вслед, раздирая барабанные перепонки. Казалось, что все силы ада вырвались вместе с бушующим пламенем из преисподней и исполняли сейчас там, за их спинами, бешеный непотребный танец. Бес, не оборачиваясь, гнал своего коня по ровной, как стол, степи. Рыжий не отставал, пересиливая желание хоть краешком глаза взглянуть на чудовищно-веселое представление за спиной.

— К загону! — Это Туз на горячем жеребце догнал товарищей.

Дикий вой за их спинами стал нарастать. У Рыжего даже волосы на голове зашевелились, возможно, от бьющего в лицо ветра, а не от страха. Ворота в загон были распахнуты настежь, крикун успел увидеть напряженное лицо Чуба, и Вороной понес его дальше, к спасительному выходу из заколдованного круга. Рыжему показалось, что мир обрушился за его спиной едва ли не на круп коня. Он в ужасе оглянулся: мышеловка захлопнулась, но мыши оказались уж очень беспокойными. Стая бесновалась внутри загона, окованные железом створки ворот тряслись, словно бумажные. Казалось, что дубовый засов вот-вот переломится и дикая сила вырвется на волю.

— На галерею! — махнул Бес рукой.

Но Рыжий, уже пришедший в себя от пережитого ужаса, и сам сообразил, что нужно делать.

— К бою, — скомандовал Туз и выстрелил, почти не целясь.

Меченые, оседлав галерею, построенную для этой цели вокруг загона, били по вожакам на выбор. Надо отдать должное стае, она быстро сориентировалась в обстановке: оставив ворота, вожаки густой толпой полезли на стены. Не слишком высокие, как успел заметить Рыжий, когда клыки двухметрового монстра едва не сомкнулись на его ноге. Крикун, взвизгнув от неожиданности и испуга, всадил стрелу в чудовищную, брызжущую пеной пасть. Второго вожака зарубил Бес, крякнув от удовольствия.

— К Хвощу, — крикнул Туз и махнул окровавленным мечом влево.

Рыжий оглянулся. Несколько вожаков уже успели взобраться на галерею и насели на обороняющих ворота меченых. Бес отстранил растерявшегося мальчишку и бросился на помощь своим. Рыжий трусил следом, сжимая потными руками незаряженный арбалет.

— Брось арбалет, — приказал ему Бес, не оборачиваясь. — Мечи к бою!

Рыжий выполнил команду как заведенный, не отдавая отчета в своих действиях. Вожак с распоротым мечом Беса брюхом вывалился ему навстречу — в круглых бездумных глазах животного не было ярости, а была только боль.

— Добей! — донесся голос меченого.

Рыжий взмахнул мечом, вожак, всхлипнув перерубленным горлом, скатился к подножию стены. Десяток обезумевших от запаха крови псов вцепился зубами в еще подрагивающее тело. Рыжий потерял равновесие и едва не рухнул вниз следом за вожаком.

— Не размахивай руками, — поймал его на лету Бес. — Закончили уже.

Крикун оторопело огляделся по сторонам. Вожаков уже не было видно ни на галерее, ни в загоне. Только туча воющих псов продолжала бесноваться у его ног.

— Молчунам приготовиться, — услышал он спокойный голос Туза и насторожился. Предстояло самое интересное из всего, что он увидел за сегодняшний день. О загадочном искусстве молчунов Башни Рыжий слышал много, но сегодня ему предстояло увидеть все воочию. У него даже холодок пробежал по спине, холодок испуга в ожидании чуда.

Семеро, одетых в коричневые плащи, всадников выстроились в шеренгу чуть поодаль от ворот. Семь пар глаз загадочно поблескивали из-под низко опущенных капюшонов.

— Открывайте. — Туз резко взмахнул рукой.

Воющая серая волна хлынула из загона на свободу. Казалось, она сметет, разнесет в клочья жиденькую цепочку безумцев, осмелившихся встать на ее пути, но случилось чудо: псы вдруг стали круто огибать молчунов. Собачья стая выгнулась тугим луком, а потом выстрелила в сторону полыхающего рва. Рыжий удивленно наблюдал, как серая масса накрыла собой ров, притушила огонь собственными телами и покатилась дальше в бесплодные просторы Неведомого мира.

— Молчуны умеют управлять псами как вожаки? — спросил потрясенный Рыжий у старшего товарища.

— Умеют, заразы, — процедил сквозь зубы Бес и посмотрел в сторону одетых в коричневые плащи всадников недобрыми глазами.

Глава 2 ОЖСКИЙ ЗАМОК

Ярл Гольдульф Хаарский принимал в своем замке дорогого гостя, Альрика, владетеля Нидрасского. Дубовый, грубо сработанный, стол был завален кусками мяса, в высоком кувшине плескалось отличное красное вино, привезенное с далеких, почти сказочных островов и стоившее прижимистому ярлу немалых денег. Не по первому разу были осушены кубки, однако сотрапезники, люди крепкие, не чувствовали опьянения.

Ярл Гольдульф, грузный мужчина средних лет, с одутловатым лицом, заросшим по самые ноздри рыжей бородою, подлил вина в опустевший кубок своего гостя.

— Легко сказать — разрушить Башню. Сил-то, может, и хватило бы, да разве наших владетелей сдвинешь с места, тем более против меченых.

— Почему? — Владетель Нидрасский, молодой светловолосый мужчина, небрежно выплеснул остатки дорогого вина на пол, — Башня вас грабит, убивает ваших людей, увозит ваших женщин, а вы даже пальцем не шевельнете, чтобы разрушить змеиное гнездо.

— Ты забыл, владетель, что у нас здесь не благословенный Бург, а граница. Сегодня мы разрушим Башню, а кто завтра прикроет наши земли? Башня — это наш щит против кочевников и стаи. Пять лет назад, когда пали их лучшие сотни и в Башне остались одни крикуны, мы бы их как котят передавили. Не скрою, было, такое желание. Шептались мы об этом между собой, но на открытое выступление не решились.

Ярл поднялся из-за стола и в волнении заходил по залу. Альрик, откинувшись на спинку кресла, не спеша потягивал вино из богато украшенного серебром кубка, волнение хозяина его удивило.

— Я тебе кое-что сейчас покажу, владетель, но никому об этом ни слова.

Гольдульф достал из сундука и поставил на стол тяжелый ларец. Два слитка величиной с кулак годовалого ребенка тускло блестели на его дне. Бесцветные глаза владетеля Альрика алчно сверкнули.

— Золото! — выдохнул он. — Откуда?

Хаарский осторожно прикрыл крышку, спрятал ларец в сундук и долго гремел ключами.

— Было тут днями. Поймали мои люди одного человечка, крепостного Башни по прозвищу Слизняк. Крутился он вокруг замка, и, как мы заподозрили, неспроста. Гунар, царство ему небесное, хороший был воин, схватил его в охапку — и ко мне. Тряхнули мы этого крепостного и целых два слитка золота вытрясли. Возились мы с ним долго, но полученные от него сведения того стоили. Есть за Змеиным горлом большой город, из того города пришли люди и поселились среди духов. Они дали ему это золото, чтобы он свел их со здешними благородными людьми, минуя Башню. Слизняк обещал, но, вернувшись домой, заробел. Известное дело: дознаются меченые — не жить ему. Вот он и кружил вокруг моего замка — и хочется, и страшно. Совсем уже было решил бросить слитки в озеро, да тут мои люди его прихватили. А еще сказал крепостной, что ждать его будет дух на болотах. Послал я с парнем Гунара и Свена, да не выгорело дело. То ли Слизняк сплоховал, то ли молчуны его проследили, только сгинули все трое.

— А кто они, эти пришельцы, о которых говорил крепостной?

Захваченный рассказом Нидрасский придвинулся к столу и даже отставил кубок с вином в сторону.

— Не в пришельцах дело, дорогой Альрик. Золото — вот что важно! Золото, которое есть у духов и которое прилипает к рукам меченых.

— А если самим попробовать пробраться на острова, к духам?

— Башня крепко стережет границу, благородный Альрик. Мышь не проскользнет. Да и где они, эти острова? Озеро Духов, по слухам, необъятно.

— Да, — протянул владетель, — чудно вы здесь живете.

— Приграничье, — пожал плечами ярл. — У нас здесь свои законы.

— Так может быть, стоит обратиться к королю Рагнвальду?

— Нет, владетель, король нам не помощник. Башня у нас под боком, а до короля много верст. Наши владетели сейчас против меченых не пойдут, и я не пойду. Много меж нами крови пролито, а все же Башня не только от стаи и кочевников оберегала, но, случалось, и от Нордлэнда. Охотников до нашего добра в ваших краях хватает, не обессудь на резком слове, благородный друг. Да и слаб сейчас король Рагнвальд, ему бы со своими горлопанами совладать, где уж в наши-то дела соваться. Сами будем думать, владетель, тишком да ладком оно надежнее. Думаю, эти люди Слизняком не ограничатся и в своих поисках мой замок не пропустят, он самый ближний к границе.

Замок ярла Хаарского, владетеля Ожского, полновластного хозяина десятка деревень и полутора тысяч мужицких дворов, возвышался на пологом холме. Вокруг замка по равнине раскинулись деревеньки, а у самого горизонта темнела громада Ожского бора, который тянулся на сотни верст и заканчивался где-то у самого моря. Замок был окружен глубоким рвом и радовал глаз величавостью своих стен, сложенных из огромных глыб еще в стародавние времена. В сторожевой башенке над воротами томились воины ярла, прячась от неожиданно жаркого в эту весеннюю пору солнца. Мост через ров был опущен, и по нему лениво бродили куры.

— Сейчас бы подремать где-нибудь в холодке, — тяжело вздохнул разморенный жарой Густав.

— Давай, — отозвался конопатый, как перепелиное яйцо, Харни, — Старый Ролло тебя разбудит.

— Не каркай, — Густав не спеша поднялся и глянул на дорогу. Зрелище, открывшееся его взору, было, видимо, настолько волнующим, что он вздрогнул и, обернувшись к напарнику, прошипел испуганно: — Меченые.

Харни бросился вниз по крутым ступенькам, словно его ужалили. Густав спустился не торопясь, сохраняя чувство собственного достоинства. Время в запасе у него еще было. В воротах он появился в самый раз и, положив руку на рукоять тяжелого меча, исподлобья глянул на одетых в черное всадников:

— Зачем пожаловали?

Меченые придержали коней. Видимо, прибыли они все-таки с добрыми намерениями и не пожелали устраивать скандал на пороге чужого жилища.

— Смотри, какой грозный воин, — усмехнулся Бес. — Колода колодой, а туда же, за меч хватается.

Всадники обидно засмеялись. Гунар собрался было огрызнуться, но его остановил Туз, поднявший руку:

— Скажи ярлу, что прибыл сержант Башни с посланием от капитана.

К воротам широким шагом приближался старый Ролло, следом почти бежал Харни. Десятка два воинов ярла на всякий случай вышли во двор, опоясавшись мечами. Однако демонстрация силы не произвела на меченых особенного впечатления, они не спеша въехали в замок.

— Ярл ждет тебя, сержант. — Ролло гостеприимно махнул рукой и слегка склонил в знак приветствия голову.

Туз бросил поводья коня Рыжему и, сопровождаемый Бесом и Сурком, направился вслед за Ролло. Воины ярла, толпившиеся во дворе, провожали его недобрыми взглядами. Меченые презрительно кривили губы.

— Большой курятник, — заметил Волк, оглядывая стены замка.

— Курятник большой, да петухи в нем квелые, — с издевкой протянул Ара.

Воины ярла глухо зароптали, но связываться с мечеными не рискнули — себе дороже.

Ярл Гольдульф горделиво восседал в дубовом кресле с высокой резной спинкой, лицо его было торжественным и мрачным. Владетель Альрик расположился поодаль от хозяина, всем своим видом показывая, что происходящее его волнует мало. Два воина стояли за спиной Гольдульфа, еще десять их товарищей, широко расставив ноги, положив ладони на крестовины мечей, стыли истуканами по обеим сторонам зала.

— Привет тебе, ярл Хаарский и владетель Ожский.

Туз приблизился почти вплотную к помосту и не поклонился. Подобное поведение посланца Башни не предвещало ничего хорошего. Меченый, сохраняя строгость на лице, протянул письмо хозяину замка. Читать ярл не умел. Он вопросительно посмотрел на Альрика, но тот лишь плечами пожал.

— Прочти сам, сержант, у тебя глаза помоложе.

Туз усмехнулся, взял бумагу и принялся читать:

— «Тебе, ярл Хаарский, владетель Ожский, от капитана Башни привет. Твои люди, Свен и Гунар, тайно вторглись на запретные земли и учинили разбой. На небе им Бог судья, но на землях Приграничья хозяин я. Кланяюсь тебе, ярл, их головами».

При этих словах Бес выступил вперед, развернул сверток, и к ногам Гольдульфа покатились две головы. Хаарский побледнел, но не шелохнулся. Воины у стен заволновались, послышался звон мечей. Туз даже бровью не повел в их сторону и продолжал читать, как ни в чем не бывало:

— «В возмещение ущерба, причиненного Башне, беру с тебя, ярл, по десять девок за каждую голову. Лось, капитан Башни. В лето от конца мира 546-е».

Туз закончил читать под возмущенные крики воинов, свернул послание и протянул Хаарскому. Ярл не пошевелился. Багровый от гнева, не в силах вымолвить ни слова, он сжимал толстыми пальцами рукоять кинжала, отливающего золотом и серебром на алом, словно кровью облитом, кафтане. Выручил хозяина Ролло: вынырнув из-за спины Гольдульфа, он с поклоном принял послание.

— Ярл Хаарский, владетель Ожский, благодарит тебя, первый сержант Башни. Ответ будет утром. Проводите гостей.

Туз круто развернулся через левое плечо и покинул зал вместе с двумя своими товарищами. Тяжелый шаг подкованных сапог меченых гулом отозвался под сводами замка. Ярл Гольдульф содрогнулся и в беспамятстве сжал кулаки. Лицо его из багрового стало серым.

— Опомнись, ярл, — заговорил старый воин, как только гости удалились. — У Башни триста головорезов в седлах, а у нас и сорока не наберется. А каждый меченый пяти наших стоит в бою.

Хаарский медленно приходил в себя. Жестом он отпустил воинов и отдал несколько коротких распоряжений Ролло, которых призадумавшийся Альрик не расслышал. Старый воин просветлел лицом, судя по всему, Гольдульф внял его советам.

Оставшись наедине с гостем, Хаарский тяжело поднялся с кресла, подошел к столу и залпом осушил кубок.

— Ну что, владетель, видел, как мы тут живем?

— Перерезать глотки этим соплякам, поднять владетелей и разгромить Башню!

— Горяч ты, благородный Альрик, — горько усмехнулся Гольдульф, — Слышал, что сказал Ролло? На одного меченого таких воинов, как мои, пятеро надо. Этот смазливый сержант на моих глазах развалил пополам Гольфрида Норангерского. Того самого Гольфрида, которого сам король Рагнвальд боялся. О его головорезах у вас в Нордлэнде легенды складывали. А год назад у Расвальгского брода полсотни меченых посекли дружину Норангерского в капусту.

Альрик призадумался. О Норангерском он, конечно, слышал, более того, был с ним знаком, и знаком неудачно. Во всяком случае, о его скоропостижной кончине не скорбел. Да что там Альрик, весь Нордлэнд и королевский двор вздохнули с облегчением, узнав о бесславной кончине мятежного ярла.

— Не верю, что такой мальчишка против пяти воинов устоит.

— Устоит, владетель. Против их мечей наши будто стеклянные. Их панцири ни стрела, ни меч не берут. Видел у них по два меча за плечами — и левой, и правой рукой бьются одинаково. Я с мечеными первый раз столкнулся двадцать лет назад, а до сих пор помню все, словно это было вчера. Сосед наш, владетель Свен, дочь свою отдавал за вестлэндского ярла. Все шло ладом да рядом. Молодых уже повели в опочивальню, а мы за столы сели, чтобы осушить прощальные кубки. Вбегает тут слуга Свена и кричит — меченые невесту похитили! Мы спьяну прыгнули на коней и бросились в погоню. Набралось нас человек пятьдесят, рьяных и храбрых. Настигли мы похитителей на краю Ожского бора, тоже десять их было, не старее нынешних. Половина нас на той поляне полегла. Меня, кобыла спасла, резвее ее в округе не было. Вот так, владетель.

— А невеста?

— Сгинула в Башне, — вздохнул ярл. — Кто говорит, что сама себя порешила, а кто — умерла при родах. Владетель Свен поседел в одну ночь.

— А ребенок?

— Видимо, мальчик родился, потому что девочку непременно бы родственникам отдали. А ты думал, откуда меченые берутся — наши бабы и рожают их на наши головы.

— А на поединках они дерутся?

— Сколько угодно. От драки они сроду не бегали, тем и живут.

— Моему Ульфу равных в Нордлэнде нет, — задумчиво проговорил владетель. — Если к нему еще двух крепких ребят добавить, как думаешь, устоит твой меченый?

Глаза ярла Гольдульфа блеснули надеждой: Ульф добрый воин, а нагловатого сержанта не мешало бы проучить. Хаарский обернулся к вошедшему Ролло:

— Трое справятся с красавчиком из Башни?

— Я бы еще добавил двоих.

— Ну, ты хватил, старик! — возмутился Нидрасский.

— Как знаешь, благородный владетель, — пожат плечами Ролло. — Коли тебе воинов не жалко — ставь троих.

— Спорю на лучшего жеребца из своей конюшни против золотого перстня с твоего пальца, Альрик, что меченый одолеет твоих людей.

— Согласен. Ни один воин против троих не устоит, будь он хоть трижды меченый.

— Что ж, — усмехнулся Гольдульф в ответ на горячность молодого друга, — поручим Ролло все уладить.

Меченые вольно расположились за столом в одном из залов Ожского замка. Вели они себя вполне пристойно. То ли получили строгий наказ от сержанта, то ли еще мало выпили. Пять воинов ярла Гольдульфа словно бы невзначай забрели на огонек и стояли теперь тесной группой, подпирая и без того крепкие стены. Меченые не замечали или делали вид, что не замечают откровенного надзора. Ролло подсел к Тузу:

— А что, сержант, не выпить ли мне с вами за компанию?

— Тебе, старый пьяница, лишь бы выпить, а уж с меченым ли, с чертом ли — все равно! — сердито бросила Берта, прислуживавшая за столом.

— Тихо! — цыкнул на нее Ролло. — Не твоего ума дело.

Выходка жены сбила старого миротворца с мысли, и он утерял нить едва начатого разговора.

— Беда с бабами! Всегда завидовал меченым.

Эти слова Ролло, однако, произнес шепотом, чем развеселил Туза и сидевшего рядом Беса, приобнявшего за талию помогающую матери девушку.

— Твоя дочка?

— Ваша она, — отозвался Ролло. — Берта ее из Башни в подоле принесла.

Бес тут же убрал руку и смущенно откашлялся. А на недовольный взгляд Берты и вовсе пожал плечами:

— Предупреждать надо, старая.

— Это я старая? — взвилась та. — Ах ты, молокосос паршивый.

Бес едва успел перехватить летящий в голову кубок:

— Я пошутил. Может же человек сослепу ошибиться.

Берта, сердито ворча, собрала посуду и гордо удалилась, уводя с собой дочь. Бес послал им вслед воздушный поцелуй, девушка в ответ показала ему язык.

— Владетель Нидрасский усомнился, что один меченый стоит в бою пяти воинов.

— Десяти, — поправил Бес.

— Может, и так, — не стал спорить Ролло. — Но нордлэндцы тоже неплохие бойцы.

— Иными словами, владетель желает со мной драться?

— Не совсем так. Он выставляет против тебя троих. Но ты, конечно, волен отказаться. Либо выдвинуть встречные условия.

— Выдумал, старый дурак, — вмешалась Берта, ставя на стол полный кувшин вина взамен опустевшего. — Где это видано, чтобы на поединках один дрался против троих.

— У владетеля в дружине крепкие ребята, — негромко заметил Сурок. — И поединки в Лэнде не в диковинку.

— Не пугай сержанта, — сверкнул глазами из-под длинных ресниц Бес. — Мужик всегда мужик, неважно, из деревенской он конюшни или за городским владетелем дерьмо убирает.

Меченые громко засмеялись. Ролло помрачнел, но смолчал. Дружинники ярла, стоявшие поодаль, переглянулись.

— Хороший петух сначала дело справит, а уж потом кукарекает, — заметил Харни куда-то в пространство.

Теперь уже смеялись дружинники — Харни оказался молодцом, дал сдачи меченым. Бес вспылил, но Туз удержал его:

— Завтра мы проверим, какого цвета кровь у этих петушков.

Меченые налегли на вино, голоса зазвучали громче. Обсуждались в основном условия поединка и возможные достоинства воинов владетеля. В победе своего сержанта никто из меченых не сомневался.

Рыжий, мало увлеченный разговором и еще меньше — вином, с восхищением разглядывал развешанные по стенам картины. Ничего подобного он не видел никогда в жизни.

— Бес, — толкнул он товарища в бок, — что это за человек в панцире?

Меченые с пьяным изумлением уставились на городскую диковинку. Чего только не придумают праздные владетели, чтобы себя развлечь! Хотя справедливости ради надо заметить, что девушка, изображенная на холсте, стоила того, чтобы на нее упал взгляд меченого. Другое дело ее возлюбленный. По мнению Беса, как боец он ничего из себя не представлял.

— Это рыцарь. — Гильдис, дочь ярла Хаарского, привлеченная шумом, появилась в зале и сейчас с интересом разглядывала меченых. — А это дама его сердца. Они выпили любовный напиток и стали неразлучны.

Гильдис была разочарована юным видом непрошеных гостей. Сколько рассказов ходило в просвещенном Бурге о дикарях-меченых, а на поверку оказалось, что это самые обыкновенные молодые люди. И ничего ужасного или таинственного в них нет. Во всяком случае, на первый, весьма придирчивый взгляд. Разве что одежда непривычна глазу: черная, выгодно облегающая молодые стройные тела. А еще эти странные рога над плечами. Порядочные люди носят меч у пояса. Если бы Гильдис встретила сидящего во главе стола русоволосого синеглазого меченого где-нибудь в Бурге, то, скорее всего, приняла бы его за благородного владетеля.

— Отравились, значит, — сделал неожиданный вывод Рыжий под общий смех.

— Ты ничего не понял, мальчик. — Гильдис улыбнулась и бросила взгляд на синеглазого сержанта.

— Какой я тебе мальчик! — обиделся Рыжий. — Я меченый! Сама-то ты много поняла? Да он ей панцирем всю кожу до костей снимет, и все дела.

— Хозяйка, — вмешался в разговор Ара, — он у нас желторотый птенец, ты о любви со мной поговори.

Гильдис смеялась вместе со всеми, хотя этот непривычно черноволосый меченый ей не слишком понравился. Уж очень нагловато-откровенным был его взгляд. А рыжий мальчик забавен в своем стремлении подражать черным коршунам. Гильдис вновь встретилась взглядом с сержантом. Глаза у него были удивительно синими и смотрели на нее с восхищением, так ей, во всяком случае, показалось. Было бы, наверное, любопытно перемолвиться словом с приграничным дикарем, но уж больно шумная в зале собралась компания, и дочери ярла Гольдульфа не следовало задерживаться здесь надолго.

Туз почувствовал присутствие постороннего в комнате, но глаз не открыл, а лишь нащупал рукоять меча в изголовье.

— Эй, сержант.

Шепот был горячим, девичьим, и он, удивленный не на шутку, открыл глаза. Лунный свет, падающий из узкого окна, слабо освещал комнату, в которой меченые устроились на ночлег. Туз видел лишь затылок храпящего рядом Сурка, а всех остальных скрывала темнота. Девушка стояла рядом, положив руку ему на плечо:

— Тихо.

Туз без труда узнал ее — дочь Берты. Он приподнялся на не слишком удобном ложе:

— Что тебе нужно?

Девушка прижала пальцы левой руки к губам, а правой рукой указала на выход. Туз пожал плечами, но последовал за ней, осторожно обходя спящих товарищей. Ночной визит его удивил. Марта была родом из Башни, и, по суровым законам меченых, он мог прикоснуться к ней разве что взглядом. Наверняка девушка об этом знала. Туз на всякий случай проверил, как вынимается из ножен кинжал. Ярл Гольдульф славился в Приграничье своим коварством. Да и дружинникам Ожского замка не за что было любить меченых.

— Иди за мной, — шепнула ему Марта на ухо.

— Зачем?

Но девушка, не сказав больше ни слова, взяла его за руку и увлекла за собой. Туз двигался почти в полной темноте, то и дело натыкаясь на твердые углы и тихонько поругиваясь. Кто бы мог подумать, что господский дом Ожского замка столь велик. Казалось, что темным переходам не будет конца. Шли они уже целую вечность, и Туз начал терять терпение.

— Сюда. — Марта подтолкнула его в спину.

Туз неожиданно для себя оказался в ярко освещенной светильниками комнате и невольно прикрыл глаза. Марта исчезла за пологом, сержант насторожился, проклиная себя за легкомыслие, но вскоре облегченно вздохнул и отпустил рукоять кинжала — перед ним стола Гильдис, дочь ярла Хаарского. Несколько минут хозяйка и гость с интересом разглядывали друг друга. Туз не был особенно удивлен. Наверняка своевольной скучающей девчонке захотелось поближе познакомиться с меченым. Гильдис была в алом платье, отчего ее бледная кожа казалась еще бледней. Алый был цветом Хаарского дома, но сержанту наряд дочери ярла не понравился. Хотя сама девушка была недурна: зеленоглазая, с целым водопадом медных волос, небрежно рассыпанных по плечам. И ростом она удалась, и статью. Тузу не раз доводилось бывать в замках Приграничья, так что опыт общения с благородными дамами он уже приобрел. Тем не менее, надо признать, что Гольдульф Хаарский души не чает в своей дочери — такой роскошной обстановки сержанту видеть еще не доводилось. Ложе прямо слепит позолотой. И уж, наверное, оно помягче того, которое предложили в этом замке меченому сегодня ночью.

— А правда, что вас дьявол метит? — Голос ее дрогнул от страха и любопытства.

— Правда, — усмехнулся Туз. — Только наших дьяволов молчунами зовут.

Меченый расстегнул рубаху. Под левым соском на его груди темнел размытый силуэт Башни. Гильдис приблизилась к нему почти вплотную. Пахло от нее цветами и еще чем-то волнующим и нежным.

— И это все?

— А ты хотела бы увидеть больше? — В глазах сержанта вспыхнули насмешливые огоньки.

Гильдис смутилась и отступила на несколько шагов. Бледные щеки ее порозовели, спеси поубавилось, и смотрелась она сейчас гораздо лучше, чем в первый миг свидания.

— Тебя убьют завтра. Я слышала, как отец говорил об этом с владетелем Нидрасским.

— И ты обольешь слезами мою могилу?

Гильдис возмутилась — что он, собственно, воображает о себе, этот меченый?! Да, она пригласила его, быть может, не в самое подходящее время, но вовсе не для того, чтобы выслушивать разный вздор.

— А для чего же?

Похоже, этот синеглазый негодяй воображает себя неотразимым. Но это даже не смешно. Благородная Гильдис встречала таких блестящих кавалеров, рядом с которыми этот мальчишка выглядит неотесанным мужланом. Взять хотя бы Альрика Нидрасского, возможно он не столь смазлив, но благородство происхождения, умение держать себя в обществе искупает многое.

— У Берты был сын, брат Марты. — Гильдис пристально посмотрела на Туза. — Он остался у вас в Башне.

Туз помрачнел. Густые брови сошлись у переносицы. Лицо сразу же потеряло половину своей привлекательности, стало жестким и неприветливым.

— Это она тебя просила?

— Нет, я сама.

— Забудь об этом, — холодно сказал сержант. — У меченого есть только одна мать — Башня и другой быть не может.

— У тебя нет сердца, меченый, — возмущенно фыркнула Гильдис. — Разве ты не хотел бы узнать, кто твоя мать?

— Хватит, девушка! Пустой разговор.

Лицо его стало бледным от ярости. Гильдис, однако, не испугалась, а пожалела его. Видимо, сама того не желая, она задела в его душе струну, которой касаться не стоило вовсе. Надо же, а казался таким спокойным и холодным, как камень зимой.

— Почему вы не живете как все люди?

— Мы живем как умеем и по-другому не хотим.

Оба замолчали, недовольные друг другом. Эта самоуверенная девчонка, полезшая в дела, ее совершенно не касающиеся, раздражала Туза, но уходить ему почему-то не хотелось.

— В Нордлэнде живут иначе? — выбрал он нейтральную тему для разговора.

— Бург прекрасен, — встряхнула Гильдис медными волосами. — А у вас здесь скучно, как в склепе.

— Хочешь, я тебя украду? — К Тузу вернулось хорошее настроение. — Будет о чем рассказать подружкам в Бурге.

Гильдис отпрянула, уж слишком по-дьявольски у меченого засверкали глаза. Вот еще негодяй.

— Не бойся, я пошутил.

— Вы уже сотни лет шутите так с нашими девушками, и, кроме горя и слез, они ничего от вас не получили.

— Конечно, меченый — это не городской щеголь-владетель вроде того, который гостит у вас в замке.

— Какое дело меченым до наших гостей?

— Меченым до всего есть дело, — надменно бросил Туз. — Вдруг твой отец готовит заговор против Башни.

Гильдис стало не по себе. Этот мальчишка вовсе не был так безобиден и добродушен, как ей показалось вначале.

— Альрик Нидрасский — один из самых могущественных владетелей Нордлэнда, близкий друг короля Рагнвальда.

— Тем более, — жестко отозвался Туз.

Зря она его пожалела. Смотри, как оскалился, того и гляди вцепится в горло, не в ее, конечно, но все равно страшно. Сколько благородных владетелей пало от руки меченых — не пересчитать. И этот не лучше других. Молодость проходит, а черная душа остается. Недаром же в народе говорят, что у меченых вместо сердец камни. Пора было заканчивать этот затянувшийся разговор, и без того Гильдис позволила себе слишком многое, Чего доброго этот приграничный мужлан вообразит, что он интересен дочери ярла Хаарского.

— Спасибо, что пришел.

— Всегда к твоим услугам, — усмехнулся сержант.

Гильдис презрительно скривила губы и исчезла за порогом. Туз беззвучно засмеялся ей вслед.

С раннего утра Ожский замок гудел, как потревоженный улей. Воины с азартом спорили о шансах противников в предстоящем поединке. Подавляющее большинство склонялось к мысли, что меченый не устоит. Однако были и такие отчаянные спорщики, которые ставили на сержанта в тайной надежде, что меченому поможет сам дьявол. Стало известно, что ярл Гольдульф поставил на Туза своего лучшего боевого коня. Это обстоятельство внесло смятение в умы спорщиков. Но конопатый Харни высмеял маловеров:

— Чтобы досадить меченым, ярл готов отдать всех коней из своей конюшни.

Легкомысленного Харни поддержал и более основательный Густав:

— Коня ярл и так уступил бы гостю.

— И не только коня, — многозначительно добавил Харни и указал глазами на окна покоев дочери хозяина.

Плотники еще не успели закончить помост, предназначенный для ярла и почетных гостей, а группы возбужденных зрителей уже толклись во дворе, переругиваясь и отчаянно споря. Наконец, когда возбуждение достигло наивысшего предела, появились ярл Гольдульф и владетель Нидрасский. Следом шли воины владетеля, среди которых выделялся Ульф, оруженосец благородного Альрика, блондин приятной наружности, высокого роста и крепкого телосложения. Оба его товарища выглядели ему под стать. Все трое были облачены в длинные кольчужные рубахи, почти достигавшие колен. Головы воинов защищали остроконечные шлемы.

Меченые, стоявшие отдельной группой почти у самых ворот замка, о чем-то заговорили между собой. Видимо, и на них вооружение приезжих воинов произвело впечатление. Один Туз оставался совершенно спокойным. Одет он был в кожаную куртку, но многие знали, что в эту куртку были вшиты пластины, которые не брали ни меч, ни стрела. Голову сержанта украшал черный берет, на котором красовался ненавистный всем золотой знак в виде Башни. Туз был вооружен двумя мечами, висевшими, по обычаю меченых, у него за спиной крест на крест, и кинжалом, узким, как шило.

Воины владетеля выстроились в ряд. Ульф стоял впереди товарищей: гладкий щит его блестел на солнце, а у пояса висел внушительных размеров меч. Его товарищи выглядели не столь роскошно, но заметно было, что люди они бывалые и опыта им не занимать. Симпатии большинства зрителей были на их стороне — слишком уж велика была впитанная с молоком матери ненависть к меченым.

Туз подал знак Ролло, назначенному распорядителем, что к поединку готов. Ульф скорчил презрительную гримасу. Условия поединка — втроем против одного мальчишки — он считал унизительным для своего достоинства. Громко, чтобы слышали окружающие, он сказал своим товарищам:

— Оставьте меченого мне, я покажу этому приграничному крысенку, что такое настоящий воин.

Его слова вызвали бурю одобрения среди зрителей. Из толпы послышались оскорбления в адрес меченых. Ярл поднялся с места и сердито глянул на своих людей, крики немедленно прекратились.

— Начинай, — махнул рукой Гольдульф старому Ролло.

Гильдис с интересом наблюдала за происходящим. Поединки не были для нее в диковинку — в городе она не раз наблюдала жестокие схватки признанных бойцов. Правда, на буржской арене всегда сражались один на один, а эту схватку и поединком назвать было нельзя. Неужели этот самоуверенный человек действительно рассчитывает на победу?

— Пропадет мальчишка, — вздохнула Берта, стоявшая подле госпожи.

Жалела она, конечно, меченого. Гильдис же на него была сердита. И не стала бы горевать, если бы Ульф с товарищами проучили как следует этого невежу. Но ей почему-то не хотелось, чтобы с синеглазым случилось серьезное несчастье. Сердце ее билось в это утро значительно быстрее, чем обычно, и вовсе не праздное любопытство было тому причиной. За все это время меченый так ни разу на нее и не взглянул, и его подчеркнутое равнодушие возмущало Гильдис более всего.

Ролло подал сигнал к сближению. Марта слабо, охнула и тут же покраснела под насмешливыми взглядами соседей. Противники начали сходиться. Ульф шел быстро, перебросив щит в левую руку, а правой сжимая обнаженный меч. Его товарищи отстали шагов на десять. Туз приближался к противникам медленным шагом, не вынимая мечей из ножен.

— Меченый, — крикнули из толпы, — прогуляться вышел?

Словно в ответ на этот дерзкий выкрик, Туз неожиданно ускорил шаги, потом вдруг прыгнул высоко вверх, и ударом ноги слева в голову над щитом, опрокинул Ульфа на землю. Его уцелевшие противники едва успели обнажить мечи, когда меченый вдруг воспарил над их головами огромной черной птицей. Один из воинов каким-то чудом успел подставить под удар его узкого, чуть изогнутого меча щит, другой, менее расторопный, рухнул на землю с перерубленным горлом. Толпа ахнула.

— Хороший удар, — похвалил сержанта Бес.

Уцелевший воин стал медленно отступать к помосту, явно напуганный столь стремительным натиском. Меч в его руке слабо подрагивал, а сам он растерянно озирался по сторонам, ища поддержки в притихшей толпе.

— Брось оружие, — крикнул пожалевший его Сурок.

Туз взмахнул руками, делая вид, что вновь готовится к прыжку. Его противник в ужасе отпрянул к помосту и выронил из руки меч. Владетель Нидрасский скрипнул зубами — это было уже не просто поражение, а позор. Ярл Гольдульф с неискренним сочувствием похлопал гостя по плечу:

— Меченые.

— Не стоит огорчаться, друг мой, дьяволу проиграть не зазорно.

Слуги ярла подхватили не пришедшего в сознание Ульфа и его убитого товарища и потащили их со двора под насмешливые замечания меченых. Гильдис была потрясена и сбита с толку. Поединок длился всего ничего, многие и ахнуть не успели. Что же он за человек, этот меченый? Нет, не зря о них так много говорят. Колдовство или не колдовство, но для нормального человека это слишком. Она рассчитывала перекинуться с ним словом, но он прошел мимо, головы не повернув в ее сторону. Какое невежество, подобных людей нельзя пускать в приличное общество! А отец разговаривает с ним, как с равным. Впрочем, здесь, в Приграничье, меченые полные господа, и благородным владетелям приходится мириться с их наглостью.

— Я пришел за ответом, ярл. — Туз слегка склонил голову, приветствуя владетелей.

— Здесь не место для серьезного разговора, — ответил Гольдульф и хлопнул в ладоши: — Эй, вы, проводите гостей к столу. Кровь, пролитая в честном поединке, не помеха веселой пирушке.

Пир, однако, не удался. Напряжение не спадало, хотя вино лилось рекой. Воины настороженно следили друг за другом, ярл был задумчив, а владетель Нидрасский пребывал в растерянности, и от него вряд ли можно было дождаться веселого слова.

Ярл Гольдульф знаком подозвал к себе Ролло, и они зашептались. Старый воин в чем-то горячо убеждал своего хозяина. Наконец Хаарский сдался, и обрадованный Ролло направился к меченым.

— Ярл и владетель приглашают тебя для беседы, сержант.

Туз, поднимаясь из-за стола, незаметно подмигнул Бесу. За столом началось слабое шевеление, не приведшее, впрочем, ни к каким последствиям. Просто пирующие, забавляясь вином, не забывали и о деле.

— Недовольство капитана Башни моими людьми понятно, — осторожно начал Гольдульф. — Вина их несомненна. Вопрос в цене. Двадцать девушек — не многовато ли?

— Не мое дело, ярл, торговаться о цене, — пожал плечами Туз. — Я получил приказ взять девушек, и я их возьму, а добром или силой — от тебя зависит.

Гольдульф поморщился. Разговор принимал нежелательный оборот. С Башней всегда так: раз высказав свое требование, меченые шли потом напролом, не заботясь о трудностях, которые подстерегали их на избранном пути. Ролло, скорее всего, прав, и переговоры с мальчишкой ни к чему не приведут.

— Ладно, — махнул рукой Гольдульф. — Бери.

— И последнее, ярл, — голос сержанта зазвучал вкрадчиво, — нам стало известно, что крепостной Башни Слизняк кое-что забыл у тебя в замке.

Гольдульф похолодел. Подтвердить свои связи с духами значило признать себя кругом виноватым. А это смерть, и смерть мучительная. Меченые никогда не простят ему раскрытия собственных тайн.

— Ролло, какой такой слизняк был у нас в замке? — изобразил растерянное удивление Хаарский.

— Помилуй, ярл, — развел руками старик. — Не видел я чужих смердов, а без моего ведома в Ожский замок не проскользнет даже мышь.

Туз криво усмехнулся, круто развернулся на каблуках и вышел из зала, не попрощавшись. В этой усмешке было столько злобы и коварства, что Гольдульф почувствовал, как холодный липкий пот покрывает его тело. С детства он был наслышан о подземельях Башни и о пыточном искусстве молчунов. Владетель Нидрасский с растущей тревогой наблюдал за хозяином замка. Хаарский не был трусом, в этом Альрик имел возможность убедиться, но сейчас на его лице был написан откровенный ужас.

— Пока ничего страшного не случилось. — Ролло и в этой критической ситуации не потерял присутствия духа. — Если бы у меченых была твердая уверенность в твоей вине, ярл, то ты бы уже гостил сейчас у Тета в подземелье. Нет у них против нас никаких свидетельств. А просто так, ни за что ни про что, схватить ярла Хаарского они не решатся. Уж поверьте моему опыту, благородные господа. Я меченых знаю не первый десяток лет.

Спокойный голос старого воина привел Гольдульфа в чувство. Действительно, у страха глаза велики. Хаарский даже почувствовал неловкость за слишком уж откровенный испуг, да еще в присутствии владетеля. Впрочем, сегодняшний день уже показал Альрику, с кем он имеет дело в лице меченых. Его бы еще с молчунами познакомить, вот тут столичная спесь слезет с него разом. Но это, конечно, ни в коем случае не пожелание. Дьявол их возьми, этих молчунов. А на Нидрасского у ярла были свои виды. И даст бог, все сладится у них к обоюдному удовольствию.

Глава 3 НАЛЕТ

Деревня, казалось, вымерла. Только ребятишки копошились в пыли, но и те, завидев всадников, стремглав бросились врассыпную. Меченые не спеша проехали мимо покосившихся хижин и остановились у одинокого полузасохшего дерева в самом центре деревни.

— Небогато у ярла людишки живут, — заметил Чуб, осматриваясь.

— Мы не за барахлом приехали, — усмехнулся Чиж.

Чье-то любопытное лицо мелькнуло на мгновенье в дверном проеме ближайшей лачуги и тут же, распознав меченых, скрылось.

— Прячутся, — заметил Чиж, — придется выкуривать.

— Погоди, — остановил его сержант.

— Годить — не родить. — Меченый лениво хлопнул плетью по голенищу сапога.

— Эй, ты, — крикнул Туз долговязому мужику, не в добрый час выскочившему из лачуги по хозяйственной надобности, — иди сюда.

Мужик заробел, сиротливо потоптался и, одергивая на ходу грязную рубаху, неохотно подошел к меченым.

— Где староста? — Туз грозно глянул на долговязого сверху вниз.

Мужик перетрусил не на шутку. Беспрерывно вытирая потеющие руки о подол рубахи, он начал что-то путано объяснять сержанту. Несколько мальчишек, пересиливая страх, приблизились к меченым и теперь, разинув рты, смотрели во все глаза на грозных пришельцев.

— Где староста? — спросил у них Туз, ничего не разобравший в ответах перепуганного мужика.

Ребятишки дружно указали на долговязого пальцами. Туз рассвирепел:

— Ты что, навозная твоя душа, шутить со мной вздумал!

Мужик тоскующими глазами взглянул на притихших ребятишек. Подскочивший Чиж огрел косноязычного старосту плетью так, что у того на плечах расползлась ветхая от пота рубаха. Длинный, набухающий кровью рубец потянулся через всю спину. Дети брызнули во все стороны, словно стайка испуганных птиц. Староста громко вскрикнул и рухнул на колени.

— Собирай людей, — приказал ему Туз.

Долговязый медленно поднялся с земли и, покачиваясь на ослабевших ногах, потрусил по деревне.

— Зря ты с этим придурком связался, — заметил вслед мужику Чиж. — Запалить все эти халупы — и делу конец.

На краю деревни замаячил Бес. Сержант махнул в его сторону рукой — рано. Бес скрылся. Зато народ стал потихоньку собираться. Мужики кучковались у ближайшей изгороди, настороженно поглядывая на меченых и о чем-то тихо переговариваясь. Бабы стояли тесной группой поодаль от мужиков, и это обстоятельство вполне устраивало сержанта. Подошел, наконец, и долговязый староста, в новой рубахе, но с тем же испуганным выражением лица.

— Зачем народ собрал? — накинулся на него костлявый мужик с всклоченной бородой.

— А я откуда знаю, — огрызнулся староста. — Господа скажут.

— Господа из Башни, а мы люди ярла Хаарского.

Мужики одобрительно загудели. Староста растерянно оглянулся на Туза, ища поддержки. Сержант поднял руку с зажатой в ней плетью, толпа притихла, ожидая, что меченый сейчас заговорит. Но Туз говорить не собирался — поднятая рука была сигналом для Беса.

— Начинайте, — крикнул сержант, опуская плеть на плечи ближайшего ротозея.

Меченые ринулись на толпу, оттесняя баб от мужиков. Люди закричали и, спасаясь от ударов, ринулись в разные стороны. Туз оглянулся: меченые Беса уже успели поджечь несколько крайних лачуг и теперь с гиканьем и свистом летели по деревне. Следом за ними, поднимая тучи пыли, катили телеги. Чиж, Сурок и Чуб погнали мужиков на дальний конец деревни, охаживая их плетьми и тесня конями.

Туз расчетливо выбрал первую жертву: догнал и на ходу перебросил на холку коня одну из самых красивых девушек. Девушка обмерла от страха и не оказала сопротивления. Сержант передал ее на телегу, в руки расторопных возниц. Бабы, сообразив, в чем дело, кинулись к зарослям, словно перепелки, застигнутые врасплох черными коршунами. Перепуганные дети хватали матерей за юбки, мешая им бежать. Меченые без труда настигали беглянок и переправляли их на телеги, где привычные ко всему смерды-возницы сноровисто вязали строптивицам руки.

На дальнем конце деревни трое меченых с трудом отбивались от наседающих смердов. Мужики отчаянно и остервенело махали кольями. Меченые, отбросив плети, взялись за мечи. Встревоженный сержант поспешил им на помощь.

— Бей плашмя, — прокричал он в самое ухо Чижу, развалившему на его глазах надвое костлявого мужика.

Чиж невидящими глазами посмотрел на сержанта, лицо его пылало от возбуждения, а тренированные руки работали без устали. Мужики не выдержал и дружного напора четырех всадников и побежали к лесу, на ходу осыпая меченых проклятиями.

— Рвань немытая, — выругался им вслед Чуб. — А туда же, кольями махать.

Туз вернулся к телегам, где Зуб с Волком, тяжело отдуваясь, с трудом удерживали молодого смерда богатырского телосложения. Пан, прислонившись к изгороди, отрывисто ругался, словно лаял, зажимая рукой резаную рану на левом плече. Связанные бабы голосили, ребятишки, которых возницы гнали кнутами от матерей, вторили им с удвоенной энергией.

— Хотел бабу свою топором зарубить, чтобы нам не до сталась, — пояснил суть происшедшего Бес. — Пан ему помешал, но, как видишь, не без ущерба для собственной шкуры.

— Здоровый бугай, — не пожалел плетей Чиж. — На таком только воду возить.

Молодая женщина с растрепанными волосами вырвалась из рук возницы и бросилась на Чижа. Руки у нее были связаны за спиной, и она вцепилась в ногу меченого зубами. Чиж взвыл от боли и едва не вывалился из седла. Рослый Бес, несмотря на немалую силу, с большим трудом совладал с бьющейся в его руках рыжеволосой ведьмой. Подоспевшие мужики-возницы швырнули ее на ближайшую телегу, спеленав по рукам и ногам.

— Веревку, — приказал Туз, указывая глазами Чижу на ближайшее дерево.

Меченый понял сержанта с полуслова и уже через минуту сидел на толстом суку, обхватив его длинными худыми ногами. Зуб проворно накинул петлю на шею бунтаря. Женщины на телегах затаили дыхание, даже дети перестали плакать.

— Кончайте его, — негромко бросил Туз и, повернувшись к возницам, крикнул: — Трогай.

Сдав женщин по счету первому лейтенанту Жоху, сержант отправился с докладом к капитану. Лестница привычно заскрипела под его сапогами, и Туз невольно прикинул, сколько же ног топтало ее за минувшие столетия. Выходило — много. Правда, он не был уверен, что эта лестница не менялась со дня строительства Башни. Все-таки дерево, даже если это крепчайший дуб, не столь долговечно, как камень.

Капитан был в зале один, заслышав шаги, он поднял голову:

— Докладывай.

Туз рассказал все в подробностях. Капитан слушал его внимательно. В неярком свете мигающих светильников лицо Лося выглядело усталым и постаревшим. Замотался капитан в последнее время. Да и то сказать, забот у него хватает.

— Я свое дело сделал, — заключил Туз, присаживаясь в предложенное кресло.

Лось только хмыкнул в ответ, вытягивая к огню босые ноги. Погода неожиданно испортилась, и разгулявшаяся, было жара в один день сменилась холодом и сыростью. Насквозь промокшие сапоги капитана стояли у камина. Лось только что вернулся из поездки, и если судить по комьям бурой глины на сапогах, то прогулялся он довольно далеко в глубь Приграничья.

Действия сержанта капитан одобрил. Потачки владетелям давать ни в коем случае нельзя, тем более сейчас, когда Башня не на самой вершине расцвета. Почувствуют слабину — не миновать беды. А тут еще мужики обнаглели: шутка сказать, на меченого руку подняли! Острастка им не помешает. Да и благородному Гольдульфу урок, засуетился он что-то в последнее время.

— Золото у ярла?

— Не знаю. — Туз с сомнением покачал головой. — Боится он нас, это точно.

— Нас все боятся, — лениво усмехнулся Лось.

Туз равнодушно разглядывал стены обширного капитанского зала. Далеко все-таки Башне до роскоши замков. Да и кому здесь заморской роскошью любоваться? Благородных девиц в этих стенах не держат, тут квартируют бабы попроще, доля которых не языком мести, а рожать меченых здоровыми и крепкими, чтобы было кому поддерживать порядок в Приграничье.

— Зачем тебе эти слитки? — спросил Туз. — Для Башни два куска — не велика потеря.

— Не велика, говоришь, — покачал головой Лось. — А в чем, по-твоему, сила Башни?

— В меченых, — не задумываясь ответил Туз.

— Правильно. А еще?

Туз пожал широкими плечами, Лось улыбнулся:

— Золото, сержант, золото. Мы первыми сообразили, что появление заморских купцов, торговля с ними приведут к полному изменению привычного уклада жизни. Это мы поставляем золото и серебро в Нордлэнд, Остлэнд и Вестлэнд. Взамен мы получаем железо, медь, коней, одежду и оружие.

— Разве мы не сами куем наши мечи?

— Сами, но из воздуха мечей не выкуешь.

Для Туза слова капитана не были откровением, о многом он догадывался и сам. Удивило его другое: уж очень разговорчивым был сегодня обычно молчаливый капитан.

Лось с улыбкой наблюдал за сержантом. Вырос меченый, ничего не скажешь, а давно ли, кажется, в колыбели пищал. А ведь действительно давно. Двадцать лет минуло с тех пор, а как минуло, Лось даже не заметил. И Соболя уже нет… Скверная история была с матерью Туза. Лихим меченым был сержант Соболь, а Ингрид Заадамская — писаной красавицей. Черт принес того вестлэндского владетеля от самой Большой воды. Выкрали они тогда невесту прямо со свадебного пира. А жениха на краю Ожского бора положили. И не только его. Вся поляна была трупами усеяна. Любила ли Ингрид Соболя, про то знает только ветер да Ожский бор, а пролитой из-за нее крови она вынести не смогла. Родила сына и повесилась. Такая вот она, любовь меченого. Счастье Туза, что он не знает ни отца, ни матери, ни истории своего рождения. Меченому такие знания ни к чему. Старик Заадамский привечает Туза, догадывается, наверное. Да и мудрено не догадаться — сержант вылитый Соболь. Недаром же молчун Тет при одном взгляде на Туза начинает корчиться от бешенства. Не может простить Соболю даже мертвому. Ну, на то он и молчун, чтобы зло долго помнить. Все-таки лучше для меченого быть просто сыном Башни, а не тянуть за собой целый ворох былых обид. Тузу в этом смысле повезло меньше, чем другим, хотя он вряд ли об этом догадывается. А Заадамского следует предупредить, чтобы не вздумал Тузу голову морочить. Впрочем, старый Свен дураком никогда не был, молчал до сих пор, будет молчать и дальше. Зачем ему с Башней ссориться — все, что было, за двадцать лет уже быльем поросло. Кто теперь помнит Ингрид Заадамскую? А со дня смерти капитана Башни Соболя прошло уже пять лет.

— Пора тебе, сержант, узнать кое-что. Хватит в незнайках ходить, не маленький уже. Давно, очень давно мы установили связь с духами.

Туз удивленно вскинул глаза на капитана. Синими-синими были те глаза, как у покойной Ингрид.

— Связь эту поддерживают молчуны, используя таких, как Слизняк. — Лось развернул на столе карту и придвинул вплотную чадящий светильник. — Как видишь, духи неплохо устроились на островах: ни стая, ни кочевники их не достанут.

— А здесь что? — Туз указал на пустующий угол карты.

— Не знаю. Мертвая зона здесь — за годы, что стоит Башня, гостей с этой стороны не было, ни худых, ни добрых.

— А за этим лесом?

— Когда-нибудь узнаем.

Туз с сомнением покачал головой:

— Меченые никогда не выходили за Змеиное горло.

— Много ты знаешь: меченые пришли в Приграничье именно отсюда, из этих загадочных мест.

— Когда это было, — махнул Туз рукой.

Давно это было. Лось мысленно согласился с сержантом. Но было. И, вероятно, что-то там осталось. Иначе откуда взялись пришельцы, о которых рассказывал Слизняк. Эти люди, если верить молчунам, здорово поработали над крепостным Башни, так здорово, что он забыл и долг, и страх.

— А дух, которого мы поймали на болоте, рассказал что-нибудь?

Лось отрицательно покачал головой.

— Даже молчунам?

Этот с усмешкой заданный вопрос не понравился капитану. Плохо не то, что сержант грызется с первым молчуном, а то, что это начинает вредить делу. Пора бы уже Тузу уняться.

— Тету я верю, — строго сказал Лось. — А тебе, сержант, придется поверить мне. Кто-то ищет встречи с нашими владетелями, возможно, Слизняк не был их первым агентом.

— У ярла гостит владетель из Бурга.

Соображает Туз быстро, надо отдать ему должное. В Нордлэнде сейчас укрепляется королевская власть. А Приграничье и для Рагнвальда, и для нордлэндских владетелей — лакомый кусок.

— У молчунов в Ожском замке есть свои люди, но они слишком далеки от хозяина, чтобы знать его тайны. Займись дочерью ярла. Кое-что она наверняка знает.

Тузу предложение капитана не слишком понравилось. Возня с капризной буржской красавицей отнимет много времени, но спорить с Лосем он не стал. Приказ есть приказ, тут уж ничего не поделаешь.

Разговор с Лосем заставил Туза задуматься о многом. Башня отнюдь не только силой удерживала власть над Приграничьем, но и золотом, и хитростью, не брезгуя при этом ударами из-за угла. Нити этой политики находились в руках не только капитана и лейтенантов, но в значительной мере в руках молчунов. Кое о чем сержант догадывался и раньше, да и Лось открыл ему далеко не все, но и того, что он сказал, было вполне достаточно, чтобы по-новому взглянуть и на самого себя, и на свою непрекращающуюся возню с молчунами. Лось не доверяет Тету. Это точно. Иначе зачем ему впутывать Туза в историю с ярлом Хаарским и поручать ему дело, выбивающееся из обычного круга обязанностей первого сержанта Башни? В любом случае, Туз готов противостоять молчунам и поддержать Лося, вот только захочет ли потом капитан поддержать сержанта?

Башня засыпала после напряженного, суматошного дня. Свет в окнах казематов уже погашен, кругом тишина, и только часовые лениво перекликаются на стенах. Туз не стал зажигать факел. За двадцать прожитых в этих стенах лет он изучил все выбоины крепостного двора. Не было здесь ни одного угла или поворота, ему неизвестного. Еще пискуном он буквально излазил, исползал каждый сантиметр Башни. Хорошие то были времена, самые счастливые в его жизни.

Туз толкнул двери своей комнаты и замер на пороге. Вот вам и новая забота, о которой он думать не думал и гадать не гадал. Привезенных полонянок разделили между мечеными, и одна из них досталась ему. Туз зажег дополнительный светильник и повернулся к женщине, испуганно жавшейся в углу.

— Не бойся. — Чадящий светильник сержант поставил на стол, а сам сел в единственное кресло.

Женщина примостилась на краешке ложа и смотрела на меченого большими испуганными глазами. Была она недурна лицом, крупнотела, с высокой полной грудью и широкими бедрами. Рожать такой и рожать.

— Муж есть?

Женщина кивнула головой и тут же в ответ на движение меченого сжалась в комок.

— Хватит тебе. — Туз старался не повышать голоса, хотя испуг женщины его раздражал. — Не ты первая, не ты последняя. Родишь меченого и вернешься к мужу, и не с пустыми руками. Золотых тебе отсыпят, совсем не лишними они будут в хозяйстве. Таких денег вам с мужем за двадцать лет не заработать.

По щекам женщины побежали слезы. Тузу стало ее жалко — глупая баба, что с нее взять. Он пересел на ложе и погладил ее по подрагивающей от рыданий спине.

— Ты пойми, не из дерева же нам меченых строгать. Кто-то должен прикрывать границу от стаи, иначе она вытопчет, изничтожит все живое в округе. В первую очередь пострадают твои родные, владетели-то в замках отсидятся.

Женщина молчала, но ласкам Туза не противилась.

— Чем раньше забеременеешь, тем быстрее домой вернешься.

Выспаться Тузу в эту ночь не дали. Он проснулся от криков и тяжелого топота сапог. В дверь забарабанили. Туз, на ходу натягивая одежду, бросился открывать задвижку;

— Беда, сержант. — Бес тяжело перевел дух, — Та самая ведьма, которую собственный муж едва топором не зарубил, трахнула Чижа по голове светильником и смылась.

Туз заметил в глазах товарища веселые огоньки, никак не соответствующие серьезности момента.

— Чиж-то живой? — спросил он, торопливо застегивая ремни.

— Живой. У Чижа голова чугунная, ее не всякий меч возьмет. Полночи без сознания провалялся, а сейчас очухался.

— Как же она через ворота проскочила?

— Так это еще засветло случилось. Ворота были открыты. Мужики навоз из наших конюшен возили на поля. Бульдог, проморгавший рыжую ведьму, уже получил нагоняй от капитана и сейчас землю носом роет.

— Наши все в сборе?

— Все, даже Рыжий тебя опередил. Заспался ты сегодня, сержант, — Бес неожиданно громко расхохотался.

Туз, не замедляя шага, сердито покосился на товарища:

— Ты что такой веселый сегодня? Вроде радоваться нечему.

— Не скажи. — Бес прислонился к стене, пропуская бегущих по коридору меченых. — Пока ты сидел у капитана, мы баб делили…

Бес опять рассмеялся. Сержант не на шутку рассердился и, бросив товарища, стал быстро спускаться по лестнице. Бес поспешил следом, но догнал сержанта уже во дворе.

— Тет на девчонку глаз положил, — заговорил он торопливо, — а мы с Сурком увели ее из-под длинного носа.

Туз резко обернулся к товарищу:

— Сколько раз тебе говорить: не связывайся с молчунами — рано!

— Что же, по-твоему, отдать этой гадине девчонку?

— Тет тебе этого не простит.

— Плевал я на Тета. Давно следовало его проучить.

— Рамзай тоже хотел проучить первого молчуна Башни — где теперь Рамзай?

Бес, глубоко обиженный, замолчал. Ара подвел сержанту оседланного коня. Туз прыгнул в седло и оглядел своих людей. Все были в сборе, кроме Чижа. Даже заспанный Рыжий в этот раз без проблем взгромоздился в седло. Бульдог, во главе своей десятки, на рысях промчался мимо, крикнув что-то обидное по поводу трутней. Чуб и Ара ответили ему дружной руганью в спину.

— Копаешься, сержант, — сказал, подъезжая к меченым, третий лейтенант Башни Ворон. — Бери вторую полусотню, скачи вдоль оврага к лесу, прочешешь его до самого Ожского замка. Далеко эта сука уйти не могла.

Туз недовольным голосом отдал команду и с места рысью повел людей за ворота. Ночь была черна, как сажа, на небе ни луны, ни звездочки. Факелы же то и дело гасли на ветру. Меченые чертыхались в полный голос и придерживали коней. В такую темень можно запросто угодить в яму или промоину, поломав ноги коню или свернув себе шею. Лес неприветливо загудел над головами ночных следопытов, рискнувших углубиться в чащу в столь не подходящее для прогулок время.

— Черта лысого здесь найдешь, — ругнулся Бес, высоко поднимая над головой факел.

— Сами не потеряйтесь, — посоветовал сержант, отдавая приказ развернуться в цепь.

Туз осторожно двинулся по краю оврага, который тянулся через весь лес, разрезая его на две неравные части. По дну оврага бежал довольно полноводный в эту пору ручей. Сержант остановил коня и прислушался, но, кроме журчания воды да резкого карканья потревоженных ворон, ничего в сумятице голосов разбуженного людским вторжением леса не разобрал. Справа, на противоположном берегу ручья, затрещали ветки. Луна неожиданно выскользнула из-за туч и залила дрожащим серебристым светом все окружающее. Всадник, вынырнувший из зарослей, помахал сержанту факелом. Туз узнал в нем Комара.

— Поймали? — спросил Туз насмешливо.

— Блоху на аркане, — в тон ему ответил Комар и скрылся в кустах.

Туз швырнул гаснущий факел в ручей, раздался едва слышный всплеск, и вновь наступила тишина. Искать человека ночью в лесу казалось сержанту делом безнадежным. Он был зол и на себя, и на Чижа, и на рыжую ведьму, из-за которой пришлось среди ночи вылезать из постели. Надо же было тому придурку хвататься за топор! Подумаешь, бабу увезли.

Едва слышный треск впереди привлек внимание сержанта. Бесшумно скользнув из седла на землю, Туз одним движением заставил послушного коня лечь на землю, а сам осторожно прокрался к росшему на краю оврага дереву и затаился в его тени. Что-то забелело в зарослях. Туз напрягся, готовясь к прыжку. Женщина выскочила на поляну и замерла в пяти шагах от сержанта. За ее спиной слышались тяжелые шаги, мелькали факелы — погоня приближалась. Туз обхватил женщину правой рукой за талию, зажимая ей одновременно рот рукой левой.

— Тихо! — прошептал он.

Женщина забилась было в его объятиях, но потом, подчиняясь силе, затихла. Туз почувствовал, как обмякло, стало податливым ее тело, как бешено заколотилось сердце под его рукой. Расширенные от ужаса глаза молили о пощаде. Туз медленно опустил женщину на траву.

— Там она, — послышался хрипловатый голос тяжело дышавшего человека, в котором Туз узнал Бульдога.

Трое меченых выскочили из леса и бросились к оврагу. Послышался всплеск воды и следом ругань. Тихим свистом Туз подозвал коня.

— Эй, кто там? — спросили из оврага.

— Я это, — отозвался сержант, подходя к краю обрыва. — Вы что там, ребята, раков ловите?

Бульдог в ответ выругался и спросил:

— Ничего не заметил?

— Вроде мелькнуло что-то белое. Вы двигайтесь вниз по ручью, а я по краю оврага поеду.

Туз обернулся к женщине, которая по-прежнему в изнеможении лежала на траве. Белым соблазнительным пятном выделялись ее обнаженные почти до самых бедер ноги. Женщина сжалась в комок под взглядом меченого, в руке ее блеснул нож, но пухлые губы мелко дрожали. Туз стиснул зубы, пересиливая вспыхнувшее желание, и неловко сел в седло.

— По оврагу не ходи, беги через лес, может, и проскочишь.

Сержант огрел коня плетью и, не оглядываясь, поскакал туда, где слышались громкие голоса товарищей. Собрав заплутавших в ночном лесу меченых, Туз отдал приказ возвращаться. Кажется, никого этот приказ не огорчил, всем уже порядком надоело мотаться по зарослям без пользы.

— Что приуныли? — спросил нагнавший их Ворон. — Выше головы, я только что из Ожского замка. Ярл Гольдульф пустил по ее следу челядь с собаками.

— С ищейками поймают, — вздохнул Ара.

— Тету на забаву, — зло бросил Бес.

— Ты бы язык-то придержал, меченый, — покосился в его сторону лейтенант, — а то неровен час отрежут. Я похлопочу.

Бес в ответ плюнул на дорогу и, огрев коня плетью, Поскакал вперед. Ворон только головой покачал ему вслед, а Туз сделал вид, что не слышал разговора.

Ара, удобно устроившись между зубцов внешней стены, с интересом наблюдал за суетой во дворе. Туз стоял рядом, но вниз не смотрел. День сегодня выдался жарким, и от бьющего в лицо солнца слепило глаза. Сержант взглянул на небо в надежде на самое плевое облачко, но там все было синим до безнадежности. Жариться на солнце им предстояло аж до полудня, го есть еще, по меньшей мере, часов шесть. От такой перспективы у Туза окончательно испортилось и без того нерадужное настроение.

— Послушать бы, о чем говорить будут, — вздохнул неугомонный Ара.

— Чего там слушать, — раздраженно буркнул Сурок. — Сожгут ее, и все.

— Не скажи. Даром, что ли, столько смердов в Башню нагнали.

— Ладно, иди, — бросил ему через плечо Туз.

Ара упрашивать себя не заставил, подмигнул Сурку и застучал сапогами вниз по лестнице.

— На лейтенанта не нарвись, — предостерег его Сурок и добавил уже в сторону Туза: — Зря ты его отпустил: узнает капитан — влепит тебе суток пять.

— Не узнает, — процедил сквозь зубы Туз. — Ара у нас верткий.

— Жалко бабу.

— Да что ты заладил с самого утра, — взорвался Туз, — жалко, жалко. Пойди к капитану и попроси его отменить казнь.

Обиженный Сурок поднялся с камня и пошел, не оглядываясь, по стене, пока не скрылся за десятым зубцом. Туз проводил его недобрыми глазами, а потом бросил взгляд вниз. Во дворе суетились молчуны, старательно укладывая хворост. Крестьяне, согнанные из окружающих деревень ради торжественного случая, маялись в ожидании у конюшни. Люди Бульдога, назначенные для поддержания порядка в толпе, то и дело взмахивали плетками, охлаждая пыл наиболее нетерпеливых. Непривычные к пешему строю меченые неровными рядами стояли в десяти шагах от сооружаемого костра, лениво поглядывая на работающих в поте лица молчунов. За их спинами в строгих шеренгах застыли крикуны, необычайно тихие в присутствии капитана. Слева Дрозд, судя по жестам, отчаянно ругаясь, выстраивал пискунов. Пискунам было плохо видно, что же там, собственно, происходит у костра, и они тянули худые шеи, то и дело ломая строй. Лось, сидевший на белом рослом жеребце в самом центре двора, обернулся к детям и что-то крикнул им сердито. На пискунов окрик подействовал незамедлительно: они разом притихли и вытянулись по стойке смирно.

Капитан поднял руку, трубач заиграл сигнал. Главные ворота дома молчунов распахнулись, и оттуда торжественно выступил Тет, блестя на солнце лысым черепом. Следом, выстроившись в две шеренги, шагали его подручные в надвинутых на самые глаза капюшонах. Толпа глухо зароптала и подалась было вперед, но Бульдог быстро восстановил порядок. Женщину, одетую в белый балахон, вели под руки два коренастых молчуна, рядом семенил толстый коротконогий священник из Ожского замка. Он то и дело подносил к лицу приговоренной крест и, судя по трясущейся голове, читал молитвы.

Туз натянул тетиву и поднял арбалет.

Молчуны, готовившие костер, расступились, пропуская процессию. Женщина рванулась было назад, но дюжие спутники держали ее крепко, и через минуту она уже стояла недвижимо, надежно привязанная к столбу, среди вязанок хвороста, аккуратно уложенных в несколько рядов. Толпа зашевелилась, послышались плач и причитания. Люди Бульдога усердно заработали плетьми, осаживая возбужденных смердов. Один из молчунов высоко поднял над головой пылающий факел, толпа замерла. В наступившей тишине раздался протяжный крик привязанной к столбу жертвы.

Туз широко расставил ноги, тщательно прицелился и выстрелил. Стрела попала точно в цель: женщина безжизненно обвисла на веревках, уронив рыжеволосую голову на грудь.

Толпа в ужасе отпрянула. Меченые мгновенно обнажили мечи, готовясь к отражению атаки. Капитан внимательно оглядел стены: караульные, как и положено, истуканами стыли на своих местах. Все было спокойно. Лось подъехал к молчунам и что-то им сказал. Тет, выслушав капитана, подал знак подручному. Костер запылал. Трубач заиграл отбой. Представление окончилось.

Глава 4 ГИЛЬДИС

Ярл Гольдульф в задумчивости сидел в кресле, низко опустив крупную седеющую голову. Надо полагать, клонили ее вниз не прожитые годы, а значительные мысли, ибо Хаарскому действительно было о чем подумать. Молодой и нетерпеливый владетель Нидрасский мерил шагами обширный зал, насвистывая себе под нос нелепый мотивчик. Молчание ярла его раздражало. Как раздражала и непонятная жизнь, кипевшая за стенами Ожского замка. Приграничные обычаи весьма отличались от нордлэндских и отличались далеко не в лучшую, по мнению благородного Альрика, сторону. Поведение же ярла Гольдульфа и вовсе казалось Нидрасскому нелепым, чтобы не сказать подлым. Зачем было, спрашивается, выдавать палачам-меченым эту несчастную крестьянку, вся вина которой состояла в том, что она сопротивлялась насильнику. Будь на месте этого негодяя благородный владетель, Альрик, безусловно, одобрил бы действия Хаарского, поскольку пролитие благородной крови требует жесточайшего наказания, но в данном случае речь шла об откровенных разбойниках, свершивших погром в Ожских землях. Ни за что ни про что были убиты три смерда, а двадцать женщин похищены и угнаны в рабство. Нельзя сказать, что в Нордлэнде царит тишь да гладь, но, слава богу, никто еще, включая короля Рагнвальда, не посягает на священное право владетеля самому судить своих вассалов и рабов. Если бы ярл Хаарский казнил рыжеволосую ведьму, то Нидрасский возражать бы не стал. Виновна или не виновна — это дело десятое, тут важен принцип. Но передавать право суда насильникам из Башни над своими вассалами значит ставить под сомнение права всего благородного сословия Лэнда.

— Зачем ты отдал им бабу? — не выдержал, наконец, Нидрасский.

Горячность молодого человека позабавила Гольдульфа. Норовистых жеребцов выращивает ныне Нордлэнд от Башни вдалеке. Оно, может быть, и к лучшему. Когда для меченых пробьет последний час, такие, как Альрик, будут совсем не лишними. Но этот последний час пробьет, увы, еще не завтра, а значит, следует соблюдать осторожность.

— Запомни, благородный Альрик, — ярл приблизился к гостю и дружески обнял его за плечи, — раб, поднявший руку на господина, должен быть наказан, жена, посягнувшая на жизнь мужа, должна умереть другим в назидание.

— Но он ведь ей не муж, он насильник!

— По обычаям Башни, он ей и муж, и господин, по крайней мере, до той поры, пока сам от нее не откажется. Если мы не будем чтить обычаев Башни, то меченые наплюют на наши.

— По королевскому уложению… — начал, было, владетель.

— Королевские вердикты — это для Нордлэнда, благородный друг, а мы здесь живем дедовскими обычаями. Обычай всегда главнее закона. Главнее не потому, что мудрее, а потому что за ним реки пролитой крови, горький опыт народа и хрупкое согласие вождей. Нет, я трижды нарушу закон, но не пойду против обычая. Без крайней необходимости, разумеется, — добавил он с усмешкой.

— Сержант Башни, — доложил вошедший слуга.

Туз коротко поклонился владетелям. На губах меченого играла насмешливая улыбка, а синие глаза холодно поблескивали. Это красивое лицо с некоторых пор стало Гольдульфу Хаарскому ненавистным, но, как человек опытный и много повидавший на веку, он не спешил с изъявлениями чувств. Ненависть следует старательно вымачивать в показном радушии, от этого она только крепчает.

— Рад видеть тебя в моем замке, сержант.

Владетель Нидрасский поморщился, как от зубной боли, и отвернулся. Туз сделал вид, что не заметил этого. Выдержка у меченого была, надо отдать ему должное. Таких людей, как этот Туз, раздражать опасно, но поладить с ними можно, поскольку у них голова командует сердцем, а не наоборот. Благородному Альрику следовало бы брать с него пример, ибо жизнь — штука сложная и полагаться всегда только на меч — опасно. Меч может подвести в самый неподходящий момент.

— Капитан Башни признателен тебе за помощь и выражает надежду, что ярл Гольдульф и впредь будет оплотом порядка в нашем суровом краю.

— Надеюсь, что небольшое недоразумение, возникшее по вине моих людей, забыто?

— Кто старое помянет — тому глаз вон, — улыбнулся Туз и принял из рук Гольдульфа наполненный до краев кубок. — Ваше здоровье, владетели.

Ярл Хаарский отсалютовал меченому своим кубком. Альрик тоже выпил, но, в отличие от хозяина, от приветственных жестов в сторону меченого воздержался.

— В знак примирения капитан Башни шлет тебе этот дар. — Сержант протянул ярлу богато украшенный меч.

Глаза Хаарского радостно блеснули. Башня славилась своими оружейниками, но никогда еще изготовленный в ее стенах меч не попадал в чужие руки.

— Позволь мне лично вручить подарок капитана твоей дочери.

Владетель Нидрасский попытался, было вмешаться, но Гольдульф только рукой махнул.

— Передай мою благодарность капитану Башни вместе с заверениями, что ярл Гольдульф не останется в долгу.

Туз откланялся и вышел, бросив не слишком дружелюбный взгляд на владетеля. Альрик хотел выругаться ему вслед, но в последний момент передумал. Меченый не принадлежал к типу людей, которые легко сносят оскорбления, а к поединку с ним владетель пока не был готов, да и повод для ссоры пустяковый.

Гольдульф нетерпеливо обнажил меч и разочарованно выругался: клинок богато украшенного меча был вестлэндской выделки. А вестлэндские мечи даже в Нордлэндле не пользовались популярностью. Глаза Альрика смеялись:

— Кажется, меченые не слишком верят в твою дружбу, ярл Гольдульф.

— Эти дьяволы берегут свои секреты пуще глаза, но главное в другом. Нам удалось сохранить мир с Башней, а значит, руки у нас развязаны для более важных дел. Поверь моему опыту, благородный Альрик: всегда опасно ссориться со своим сюзереном, а уж с таким сюзереном, как Башня, тем более.

Туз стоял у дверей, сложив на груди сильные руки, не спуская с девушки холодных, насмешливых глаз. Гильдис чувствовала себя неуютно, но пыталась всеми силами сохранить спокойствие. И почему этот человек так смущал ее, благородную Гильдис, которая не опускала глаз даже в присутствии коронованных особ?

— Она долго мучилась? — спросила Гильдис, пытаясь найти почву для беседы.

— Нет, — ответил Туз, недовольно хмуря брови. — Она умерла сразу.

Разговор происходил в уже знакомой сержанту комнате, но платье на Гильдис было сегодня не красного, а черного цвета. Этот цвет нравился Тузу еще меньше, чем красный, хотя он и был одним из символов Башни.

Гильдис взяла в руки подарок капитана — золотой браслет в форме змеи — и примерила на запястье. Туз взял девушку за руку, делая вид, что любуется браслетом. Ее ладонь была узкой, с удивительно мягкой и нежной кожей, и буквально утонула в широкой ладони Туза.

— Говорят, что в Башне много золота?

— Кто говорит?

Гильдис поразила резкая смена его настроения: только что он беззаботно улыбался, явно желая понравиться ей, и вдруг, в одну секунду, его лицо стало подозрительным и жестоким, чтобы не сказать злым. Странный он человек, этот меченый.

— Я просто так спросила. — Гильдис высвободила руку и отошла к окну. Ее светлые волосы казались золотыми в лучах заходящего солнца. Полные губы сложились вдруг в неуверенную улыбку:

— Ты отпустил ее тогда, ночью, это правда?

Туз вздрогнул, как от удара. Если слух об этом достигнет длинных ушей молчунов — не миновать ему подземелья. Гильдис вновь подошла к нему и мягко тронула за плечо:

— Женщина рассказала об этом Берте, когда ее притащили к нам в замок. Больше ее не слышал никто.

Туз неожиданно обнял девушку и притянул к себе. Но Гильдис решительно вырвалась из его объятий. Глаза ее горели от возмущения.

— Странные нравы в твоей Башне.

— А разве в Бурге не целуют девушек? — мягко улыбнулся Туз.

Кажется, он собирался обратить свою неловкость в шутку. Конечно, столь глупо шутить с благородной девушкой могут только мужланы, но откуда этому молодцу набраться хороших манер. Разве что сама Гильдис преподнесет ему несколько уроков.

— Ты знаешь дорогу к заколдованному пруду?

— Знаю. — Сержант удивленно вскинул бровь.

— А правду говорят, что искупавшийся в полнолуние в этом пруду будет счастлив всю оставшуюся жизнь?

— Я не пробовал.

— Покажи мне туда дорогу. Мы поедем к пруду днем, — добавила она поспешно. — Я бы попросила кого-нибудь из своих, но отец им строго запретил… Со мной будет Марта, — спохватилась она, заметив его улыбку.

— Как пожелаешь, — спокойно сказал Туз. — Я буду ждать тебя в полдень у большого дуба по ту сторону Ожского ручья.

Он поклонился и вышел, а девушка еще долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, переживая свою неожиданную смелость. Конечно, можно было отказаться от прогулки под благовидным предлогом. Но меченый наверняка подумает, что Гильдис Хаарская испугалась. Вот еще. Нет ничего неприличного в том, что она прогуляется по Ожскому бору, пусть даже и в сопровождении меченого. Приграничье — это вам не чопорный Бург, здесь нравы попроще. Не говоря уже о том, что никто и никогда не узнает об этой прогулке.

Туз лениво слонялся по двору, не зная, к чему приложить руки. Его люди, отчаянно ругаясь, гоняли крикунов по пыльному плацу. Сержант присел у стены и с удовольствием ощутил спиной желанную прохладу. Замотавшийся Бес опустился рядом, тяжело переводя дух.

— Учишь их, учишь, а все без толку.

— Давно ли сам был таким?

— Скажешь тоже, — Бес вдруг толкнул Туза локтем в бок: — Смотри, прилетел, стервятник.

Туз скосил глаза влево. Низкорослый Тет, блестя лысым, как колено, черепом, неподвижно стоял у противоположной стены и неотрывно смотрел на сержанта. Согнувшийся почти пополам Сутулый, меченый из десятки Бульдога, что-то горячо шептал ему на ухо.

— Паскуда, — прошипел Бес.

Туз промолчал. Бес нехотя поднялся и побрел к измученным жарой крикунам, на ходу отдавая приказы.

Власть Тета и его подручных была велика. Множество страшных рассказов ходило о молчунах среди простого народа. Крестьяне, встречая их на дороге, поспешно стягивали шапки с лохматых голов и долго потом крестились им вслед, читая дрожащими губами все известные с детства молитвы, оберегающие от нечистой силы. Бабы прятали от них детей, оберегая от дурного глаза. Слухи о страшных подземельях Башни заставляли благородных владетелей ежиться даже за крепкими стенами замков.

Низкорослые, большеголовые молчуны держались обособленно от меченых. У них не было женщин, они не имели потомства, но слухи об устраиваемых ими вне стен Башни оргиях передавались из уст в уста. Молчуны готовили себе смену втайне, не посвящая никого в свои секреты. Ходили слухи, что детей отбирали не только в Приграничье, но и тайком вывозили из Лэнда. Дети росли за глухими стенами Дома молчунов под неусыпным взором наставников. Туз часто видел их безрадостные глаза, смотревшие на мир с пугающим равнодушием. Было что-то жутковатое в унылой неподвижности этих каменных маленьких лиц.

Молчуны играли особую роль в оборонительных порядках Башни, они были хранителями всех ее секретов. Только капитан и лейтенанты Башни имели право беспрепятственного доступа в Дом молчунов. Но, как примечал Туз, Лось пользовался этим правом редко, а лейтенанты вообще предпочитали обходить молчунов стороной.

Молчуны обладали способностью останавливать потерявших вожаков псов и даже поворачивать их обратно. Как им это удается, не знал никто. Но Туз давно уже начал догадываться, что свои удивительные способности молчуны используют не только против стаи. Значение Тета и его молчунов особенно возросло пять лет назад, после трагической гибели первых сотен. Новому капитану и трем лейтенантам трудно было противостоять Тету, опираясь на неокрепшие плечи крикунов. Крикуны, однако, подросли, превратились в настоящих меченых и не желали мириться с всевластием Тета. После трагической гибели Рамзая противостояние молодых сержантов и молчунов едва не вылилось в открытое столкновение. И только усилиями капитана удалось предотвратить кровопролитие. Тет быстро разглядел подстерегавшую его опасность. Он приблизил к себе нескольких крикунов и теперь использовал их в борьбе против мятежных сержантов. Борьба между враждующими сторонами то затухала, то вспыхивала с новой силой. Капитану с трудом удавалось сохранять равновесие, ибо открытое столкновение могло привести к гибели Башни.

Тет продолжал неотрывно смотреть на Туза. Сержант упорно делал вид, что не замечает этих прожигающих змеиных глаз. Молчун не выдержал первым. Решительным шагом он пересек двор и приблизился к Тузу.

— По какому праву сержанты Башни валяются в тени среди бела дня?

— По какому праву молчуны вмешиваются в дела меченых?

С минуту оба с ненавистью сверлили друг друга глазами. Наконец Тет резко развернулся и пошел прочь, спина его ни разу не дрогнула под ненавидящим взглядом Туза.

День выдался на редкость жарким, даже всегда веселые в эту пору птицы примолкли и попрятались в тени утомленных солнцем подувядших листьев. Но Туз почти не замечал жары, он смотрел на Гильдис. Лицо девушки выглядело задумчивым и сосредоточенным. Трудно было определить, понравилось ей путешествие или нет. Во всяком случае, сержанту хотелось думать, что понравилось. Гильдис занимала его все больше и больше, он и восхищался ею, и втайне сердился на нее. Привыкший к общению с простыми крестьянками, он был поставлен в тупик некоторыми вопросами этой девушки и не нашел, что ответить. Черт знает, чему их учат в Бурге. За ее вопросами вставал иной мир, совершенно неизвестный Тузу, и этот мир его заинтересовал. Хотя, возможно, все дело было в самой Гильдис, упрямой, своенравной и ни на кого не похожей.

— Красивое место, — сказала Гильдис, имея в виду Заколдованный пруд.

Вода как вода, — пожал плечами Туз.

Как и все обитатели Башни, он относился с подозрением и к лесу, и к лесным водоемам. То ли дело степь: бескрайний простор, который можно охватить взглядом до самого горизонта. А озера, леса, болота всегда таят в себе непредсказуемое, а значит, и опасное. Инстинкт меченого, наработанный предыдущими поколениями, требовал держаться от таких мест по возможности подальше. Да и здравый смысл, между прочим, тоже. Приграничный край богат на сюрпризы, много разной нечисти проникает сюда из сопредельного мира; а потому ухо следует держать востро.

Гильдис равнодушно выслушала проповедь Туза, и только едва заметная улыбка промелькнула на ее губах. Относилась ли эта улыбка к его словам, или девушка улыбнулась собственным мыслям, сержант так и не понял.

— Догоняй, — крикнула она вдруг и рванулась вперед.

Туз натянул берет на самые брови, гикнул по-разбойному и поскакал за ней следом. Застигнутый их бегством врасплох, Рыжий пронзительно засвистел. Но Туз даже не обернулся на его призыв. Конь Гильдис скакал по вспаханному полю, подминая копытами тянувшиеся к солнцу стебли. Туз почти догнал ее, когда конь девушки споткнулся, и она едва не вылетела из седла.

— Берегись, — крикнул Туз, хватая ее коня за повод.

Гильдис смеялась, ее зеленые глаза манили Туза, как манит измученного жаждой путника звонкий лесной ручей. Сержант обхватил девушку за талию, Гильдис огрела своего коня плетью, тот рванулся в сторону, и растерявшийся кавалер чуть не грохнулся на землю.

— Догоняй, — услышала он ее ликующий голос.

Туз обнаружил коня девушки на опушке леса. Гнедой не спеша пощипывал траву, лениво отмахиваясь хвостом от наседающего гнуса. Туз приподнялся на стременах и огляделся. Гильдис неподвижно лежала в высокой траве, Широко раскинув руки. Встревоженный меченый, в один миг, оказался на земле. Гильдис дышала спокойно, высокая грудь равномерно вздымалась и опускалась, казалось, девушка просто уснула, утомленная жарой и бешеной скачкой. Но длинные подрагивающие ресницы и изгиб молодого тела говорили о другом: она ощущала его присутствие и ждала…

Туз осторожно провел ладонью по упругому бедру девушки, губы ее дрогнули в ожидании его губ, но сержант медлил, оттягивая сладостный миг, и тогда она неожиданно обхватила его голову руками и притянула к себе.

— Ведьма, — прошептал Туз.

— Меченый, — эхом отозвалась Гильдис.

— Вот они! — как гром среди ясного неба, прозвучал радостный голос Рыжего.

Гильдис отпрянула от Туза, поспешно поправляя одежду. Сержант медленно поднялся, мысленно ругая Рыжего последними словами.

— Хватит орать, — неласково буркнул он вслух.

Рыжий увядал на глазах, соображая, видимо, какую оплошность он допустил, явившись столь не вовремя на глаза начальству.

— Дурак, — зло прошипел ему Туз. — И уши у тебя холодные.

Гильдис взглянула сначала на кислую физиономию сержанта, потом на вконец расстроенного Рыжего и вдруг громко расхохоталась. Марта с готовностью подхватила ее смех, а через минуту смеялись уже все четверо.

— Не к добру это, — сказала Марта, отсмеявшись.

Домой возвращались парами. Рыжий, наученный горьким опытом, не приближался к своему сержанту ближе, чем на двадцать метров. Марта тоже стала отставать и, наконец, присоединилась к недавнему крикуну.

Гильдис молчала, время от времени бросая на Туза загадочные взгляды. Сержант взял девушку за руку и крепко сжал ее маленькую ладонь в своей ладони. Гильдис отвернулась, но руки не отняла.

— Когда мы увидимся вновь?

Гильдис не ответила, даже головы не повернула, и только ее длинные тонкие пальцы сдавили пальцы меченого, словно бы обещая нечто такое, о чем нельзя сказать просто словами.

Жара понемногу спадала. Освежающий ветерок подул со стороны озера Духов. Сержант снял берет, подставляя разгоряченный лоб долгожданной прохладе. Ему стало почему-то грустно, не хотелось расставаться с этой удивительной девушкой, хотелось ехать вот так, бок о бок, до самого горизонта, туда, где умирали в призрачном позолоченном ореоле последние лучи уходящего солнца. Гнедой, словно чувствуя настроение хозяина, все замедлял и замедлял шаг. У развилки остановились, Марта и Рыжий проехали вперед, нe оглядываясь. Гильдис, наклонившись к Тузу, прошептала:

— Завтра в полночь, на этом месте, — и в коротком поцелуе прижалась на мгновение губами к его губам.

Туз возвращался назад окрыленный. Трудно сказать, что повлияло на его настроение: быть может, солнечный жаркий день, прогулка по весеннему зеленому лесу, но главным все-таки была Гильдис, непонятная и непредсказуемая. В ее прощальных словах было нечто, заставляющее его сердце биться чаще. Эта странная девушка не признавала, похоже, ни законов, ни правил и действовала исключительно по прихоти сердца. Роскошь, недоступная сержанту Башни. Туз вспомнил вдруг поручение капитана и поморщился. Честно говоря, он совершенно о нем забыл. Промах, конечно, непростительный, но эта зеленоглазая буржская красавица способна заставить мужчину потерять голову, а не только память. Башня, каменным стражем возникшая на горизонте, заставила сержанта вспомнить о многом, и это многое притушило радость в его душе, хотя и не погасило окончательно.

Бес встретил Туза у самых ворот. Белозубая улыбка меченого не вязалась с полными тревоги глазами.

— Что это Рыжий у тебя такой скучный, словно монах на похоронах у нищего?

Рыжий, гордо вскинув голову, проехал мимо Беса, не обращая внимания на дружный смех меченых, которые в немалом числе почему-то собрались на выходе из Башни.

— Возьми коня, — окликнул Рыжего сержант.

Рыжий молча принял повод, Бес успел шепнуть что-то крикуну на ухо, а потом негромко бросил Тузу:

— Тет понес твою стрелу капитану — берегись, сержант.

Туз встретился глазами с Сутулым, тот злорадно улыбнулся ему в лицо. Одно из двух: либо молчунам удалось выбить показания из несчастной женщины перед казнью, либо Тет блефует, пытаясь связать выпущенную стрелу с Тузом. Связывает-то он правильно, но только вину сержанта еще доказать придется.

— Сержанта Туза вызывает капитан Башни, — выступил из-за спин меченых Бульдог.

Туз обменялся с Бесом быстрым взглядом.

— Я велел Рыжему не расседлывать коней. В случае чего, прорывайся к воротам.

Как ни тихо говорил Бес, Сутулый, видимо, услышал его слова и сделал своим сторонникам едва заметный знак рукой. Десятка полтора меченых словно бы невзначай придвинулись к воротам. За спиной Беса друзей тоже было немало, и, судя по всему, они не собирались уступать облюбованное место. Меченые вроде бы шутя подталкивали друг друга, но в глазах их не было особенного веселья.

Туз кивнул головой Бесу и последовал за Бульдогом, посвистывая в такт шагам. Бульдог обернулся, в глазах его светилось торжество.

— Смотри, сержант, так и жизнь просвистишь.

— Свою побереги, — холодно бросил ему Туз.

Лестница отозвалась на уверенные шаги сержантов странным скорбным гулом, словно колокол зазвонил в неурочное время. Туз зябко передернул плечами и толкнул дверь.

— Заставляешь себя ждать, первый сержант, — недовольно бросил Лось, жестом приглашая Туза садиться.

Бульдог застыл у входа, демонстративно положив ладонь на рукоять кинжала. Рядом с капитаном маялся Ворон. Третий лейтенант Башни то и дело бросал на первого сержанта предостерегающие взгляды. Молчуны угрюмо сидели в углу, откинув капюшоны, но лица пряча в тени.

— Зачем звали? — Хриплый голос Туза неожиданно громко прозвучал в наступившей тишине.

— Ты что, простудился, сержант? — удивленно вскинул брови капитан.

Если и простудился, то болеть долго ему, похоже, не дадут. Молчуны зашевелились в своем углу. Тет, сохраняя каменное выражение на лице, протянул стрелу капитану. Стрела была та самая, Туз без труда опознал ее со своего места. Может, и не стоило ему вмешиваться в историю с рыжеволосой ведьмой. Смерть — все равно смерть, легкая она или мучительная. Наверное, им двигало тогда чувство вины — недоглядел. Да и женщина, похоже, его не выдала, иначе Тет разговаривал бы сейчас по-другому. Сидя под ненавидящими взглядами молчунов, Туз пришел к выводу, что поступил правильно. Не заслужила рыжеволосая таких мук на радость подонку Тету.

Лось небрежно вертел стрелу в руках:

— И что я, по-твоему, должен с ней делать?

Тет, не отвечая капитану, впился круглыми немигающими глазами в Туза. Сержант напружинился как перед прыжком, но глаз не отвел. Кишка тонка у молчуна сломить волю меченого.

— Эту стрелу мы извлекли из тела приговоренной, — бесцветным голосом заметил Хор, второй молчун Башни, широкоплечий приземистый мужчина с красноватыми рыбьими глазами. — Как видишь, стрела наша, и выпустил ее либо сам сержант, либо кто-то из его людей. Они были в тот день на стенах.

Жох, первый лейтенант Башни, присвистнул и взял у капитана стрелу. Туз незаметно нащупал на поясе рукоять кинжала и бросил короткий взгляд на двери. До двери было три прыжка и удар клинка в грудь Бульдога.

— Все это еще доказать надо, — запальчиво бросил Ворон. — Мало ли кто мог стрелять.

Но слова третьего лейтенанта звучали неубедительно, он сам это понял и замолчал, отвернувшись и от молчунов, и от Туза. По лицу капитана трудно было понять, о чем он думает в эту минуту. Во всяком случае, все хорошо знали, что дело не в убитой кем-то женщине, причины нынешнего конфликта лежат куда глубже. Вот только захочет ли Лось греть руки у костра, из ничего разжигаемого молчунами?

— Пожалуй, тут нечего доказывать, — усмехнулся Жох. — Непонятно только, зачем Тузу понадобилось совершать столь серьезный проступок. Руки, что ли, чесались, сержант?

Жох с любопытством посмотрел на Туза, словно видел его впервые в жизни. В серых, навыкате глазах его читалось недоумение и осуждение. Жох всегда ладил с молчунами, а, по мнению Туза, первый лейтенант просто побаивался Тета.

— Это не проступок, лейтенант, — возразил первый молчун Башни. — Это преступление. И наказание за него — веревка.

Тридцать ступенек вниз, двести шагов по каменным плитам двора и надежные друзья у ворот. Туз взглянул прямо в лицо капитана — неужели Лось не понимает? Будет кровь, много крови, но лицом Башни никогда не станет рыбья морда молчуна.

— По-моему, это уж слишком, — фыркнул второй лейтенант Рябый. — Возможно, Туз заслуживает порицания за недосмотр, но никак не более того.

Второго лейтенанта активно поддержал Ворон, что сразу же вызвало протесты молчунов. Конфликт грозил перерасти в серьезную ссору.

— Да хватит вам, — небрежно махнул рукой Лось, — Стрелял действительно Туз, я сам приказал ему сделать это. Вот уж не думал, что преждевременная смерть обреченной может всех так сильно волновать.

— Но зачем? — удивился Жох.

— Я не выношу женского крика. К тому же я не сторонник чрезмерно жестоких наказаний.

Последние слова явно предназначались Тету и сопровождались кривой брезгливой усмешкой. Туз вздохнул с облегчением, с его плеч точно глыба свалилась. Однако, похоже, далеко не всем слова капитана пришлись по душе.

— Пролилась кровь меченого, — голос Тета дрожал от с трудом подавляемой ярости, — и по закону ей полагалось умереть в огне. Башня стоит на законе и порядке, и неважно, кто их нарушает, сержант или капитан, результат будет один — гибель.

Лось резко повернулся к молчуну:

— А разве не было костра? Разве ее пепел не был развеян по ветру? Я не хуже тебя знаю наши законы, Тет, а вот кое-кому не мешало бы помнить, что в Башне только один капитан и его слово закон для всех — и меченых, и молчунов.

Первый молчун и капитан впились друг в друга глазами. На лбу Лося медленно проступали мелкие капельки пота, но ни один мускул не дрогнул на его лице, а серые глаза продолжали смотреть холодно и твердо прямо в расширенные зрачки молчуна. Обстановку разрядил Жох:

— Не стоит ссориться по пустякам, — примирительно заметил он. — А капитану следует предупреждать нас о подобных вещах заранее, во избежание недоразумений.

С первым лейтенантом согласились все, и даже сам Лось угрюмо кивнул головой.

Окруженная мириадами звезд, сияла во всем своем великолепии полная луна. В ее таинственном, неровном свете теряли привычные очертания окружающие предметы. Даже знакомая лесная тропинка показалась вдруг Тузу дорогой в неведомый и загадочный мир. И этот новый мир, цепенеющий в волнующем ожидании чуда, готов был взорваться тысячью новых ощущений при одном только прикосновении ее ласковых рук.

— Гильдис, — произнес он негромко.

Слово прозвенело серебряным колокольчиком в тишине. Туз спрыгнул с коня и прилег под деревом, наслаждаясь теплом обогретой солнцем земли. Трава под его рукой была такой же мягкой, как волосы женщины, которую он любил и которая любила его. А может быть, и нет? Коготок сомнения вдруг царапнул его сердце.

— Гильдис!

Но в этот раз слово улетело в пугающую черноту неба и закружилось в холодном хороводе мерцающих звезд. Чем больше Туз всматривался в эту пустоту, тем больше она засасывала его, подобно водовороту, кружа и швыряя его из стороны в сторону.

— Гильдис, — позвал он, пытаясь обрести опору в предательском мире.

— Спишь. — Девушка неслышно подкралась к Тузу и мягко тронула его за плечи. — Эх, ты, воин.

Туз вздрогнул от неожиданности и смутился: вот уж действительно, попался как мальчишка! Он быстро вскочил на ноги, тряхнул кудрявой головой, отгоняя наваждение прочь и, крепко обняв девушку, впился губами в ее губы.

— Сумасшедший, — прошептала она, задыхаясь.

Гильдис выскользнула из его объятий и приложила палец к губам.

— Не здесь, — прошептала она, приблизив мерцающие таинственным светом глаза к его глазам. — Мы поедем к озеру.

Туз прыгнул в седло и, подхватив девушку на руки, усадил перед собой. Гильдис обняла его за шею и доверчиво прижалась к нему всем телом. Сердце Туза дрогнуло и забилось гулко и часто, даже глухой топот копыт гнедого по мягкой лесной дороге не мог заглушить этого рвущегося из груди счастья. Сержант склонил голову, и лицо его утонуло в ее волосах, а горячие ищущие губы заскользили по ее обнаженной шее. Гильдис не то вздохнула, не то застонала и зашептала в ухо Туза что-то горячее, ласковое и непонятное…

Гнедой вдруг остановился как вкопанный, от неожиданности Туз разжал руки, девушка скользнула на землю и побежала к воде, на ходу освобождаясь от одежды. У самой кромки воды она вдруг застыла, омываемая серебряным лунным светом, и призывно помахала рукой Тузу. Сержант медленно, словно пьяный, сполз с коня. Руки вдруг сделались непослушными, и он безнадежно запутался, пытаясь освободиться от висевшего на нем оружия.

— Ну, что же ты? — окликнула его Гильдис.

Туз едва не взвыл от собственной беспомощности, потом выхватил кинжал и разрезал ремни: мечи со звоном покатились на траву. Он с радостным облегчением сбросил с себя одежду, подставляя крепко сбитое мускулистое тело ночному ветерку. У воды сержант на мгновение замешкался — он не умел плавать. Суеверный страх меченых перед озером Духов был непонятен Гильдис, выросшей среди озер и полноводных рек Нордлэнда. Выскочив из воды, она обхватила Туза крепкими руками и потащила в глубину. Туз потерял дно и отчаянно замахал руками. Какая-то темная сила вырвала его из объятий Гильдис, закружила в страшном хороводе и увлекла под воду. И все померкло в его глазах, а в наступившей вдруг тишине отчетливо зазвучал нежный зов серебряного колокольчика.

Туз очнулся на берегу с душою, полной ужаса и отвращения. Пережитый страх еще крепко держал его в своих объятиях, и он лихорадочно ухватился за руку Гильдис, ища потерянную столь внезапно точку опоры. Девушка положила голову Туза себе на колени и стала тихонько гладить меченого по волосам.

— Я не знала, что ты не умеешь плавать, — сказала она виновато.

Туза сотрясала мелкая дрожь, и он все сильнее вжимался лицом в теплый и мягкий живот девушки. От Гильдис исходила ласковая надежная сила, и эта сила завораживала Туза, спасая от неизбывного ужаса одиночества и безнадежной потерянности в холодном чужом мраке. Гильдис провела ладонью по его щеке. Туз открыл глаза и посмотрел в лицо девушки. В этом лице, освещенном пламенем костра, был и вопрос, и нежный зов. Рука его скользнула вверх по ее животу и коснулась розового соска. Гильдис, повинуясь движению его пробудившегося тела, откинулась на спину. Туз увидел вдруг у своего лица ее полные ожидания глаза и не замедлил откликнуться на зов.

Прощались они у старого дуба, не в силах оторваться друг от друга.

— Убежим, Туз.

— Куда?

— Куда-нибудь, хоть на край света. Уедем в Нордлэнд, затеряемся среди людей.

— Башня отпускает своих сыновей только на тот свет, — сказал Туз, трезвея.

— Что же мы будем делать? — В ее голосе прозвучало отчаяние.

— Я придумаю, — твердо пообещал он.

Глава 5 ЗОЛОТО

Туз неподвижно лежал на спине, глядя невидящими главами в почерневшие балки над головой. Женщина тихонько вдохнула у его плеча, но Туз не откликнулся на ее движение. Он только без удивления вяло подумал, что так ни разу и не вспомнил о ней в эту ночь. Сержант не испытывал к этой женщине никаких чувств и с трудом припомнил ее имя. Она родит от него ребенка, еще одного меченого, и уйдет из его жизни как вещь, нужда в которой отпала, а на пустующее место придет другая женщина, и все повторится сначала. И так будет до той роковой минуты, когда сержант Башни Туз сложит свою буйную голову в жестокой драке с вохрами или владетелями. Туз представил Гильдис в этой маленькой, с прокопченными стенами комнатке, смирившуюся со своей участью, и усмехнулся: птичка была явно не для этой клетки.

— Эй, — забарабанил в дверь Бес. — Сержант, ты что, сутки спать собираешься?

Туз вздохнул с облегчением: день начинается, и будь что будет. Рывком он поднялся с постели, оделся и застегнул ремни. Ножны мечей словно приклеились к его спине. Туз обнажил клинки и полюбовался на их прохладную синеву — вот оно, непобедимое оружие Башни, которому завидуют все в Лэнде. И Туз владеет мечами, пожалуй, лучше всех. Башня просыпалась в обычной утренней суете. Крикуны как угорелые метались по плацу под крики зевающих сержантов, ночной караул, вяло перебрасываясь шутками, спускался со стен. Туз подмигнул Комару, который в эту ночь дежурил у ворот, и сладко потянулся, как хорошо погулявший кот на солнцепеке. Комар завистливо вздохнул и покачал головой.

— Не выспался, что ли? — Ворон подозрительно посмотрел на Туза. — Догуляешься, сержант. Дойдем до капитана, не поздоровится ни тебе, ни Комару.

— А при чем здесь Комар?

— А кто ворота открывал? — строго посмотрел Ворон на смущенного часового и, повернувшись к Тузу, сказал: — Поедешь к Южному болоту, там завелась какая-то нечисть, что ни ночь — пакостит в деревне.

— Что еще за нечисть?

— Мужики покажут ее логово. На рожон не лезь, кто знает, что она из себя представляет, эта тварь.

Туз весело присвистнул и, не касаясь стремян, птицей взлетел в седло. Пятеро меченых тут же пристроились вслед за сержантом. Больше, пожалуй, для дела и не требовалось. Не Фарнир же, в конце концов, объявился в деревушке.

Путь был недальний, так что лошади притомиться не успели, хотя Туз вел пятерку на рысях, боясь заснуть при медленном шаге. Солнце пригревало уже вовсю, и, может быть, поэтому у сержанта слипались глаза.

Худой как гвоздь мужичонка в немыслимой формы шапчонке на приплюснутой голове поджидал меченых у зарослей камыша. Он то и дело вытирал руки о грязные штаны и с плохо скрываемым испугом поглядывал на сердитых всадников.

— Там она сидит.

— Путает, гриб трухлявый, — Чуб с сожалением посмотрел на свои начищенные до блеска сапоги. — Ни черта там нет.

— Истинный Бог, — перекрестился мужик. — Своими глазами видел.

— Ну ты, чучело, — высокомерно оборвал его Чуб, — помалкивай, не с тобой разговаривают.

Мужик на всякий случай отодвинулся от сердитого меченого подальше. Туз указал ему на заросли камыша:

— Иди, посмотри, что там.

Мужик испуганно замотал головой и рванул с опасного места шагов на пятьдесят. Туз только головой покачал на такую его прыть.

— Может, мне попробовать? — предложил Сурок.

— Не надо, — отмахнулся Туз. — Я сам.

— Там наверняка трясина, — вмешался Бес. — Коня загубишь.

Но Туз все-таки рискнул двинуться в глубь болота. Из зарослей камыша послышался звериный рык. Сержант выстрелил из арбалета и даже попал, но прыжку зверя стрела не помешала. Огромная рыжая кошка прыгнула на круп коня, ноги у Гнедого подкосились, и он рухнул в болото, придавив всадника. Туз ощутил зловонное дыхание зверя на лице и сунул обнаженный меч в разинутую пасть. Гигантская кошка дернулась, раздирая острыми когтями одежду сержанта, и упала рядом с бьющимся в агонии конем. У Гнедого была разодрана шея, рана оказалась глубокой и безнадежной.

— Большая гадина, — с уважением заметил Бес, помогая товарищу освободиться от страшной тяжести. — Это тебе не с девочками обниматься, сержант.

— Ты, Туз, сегодня хуже смерда, — заметил подъехавший Чуб. — Спишь на ходу. Кости-то целы?

Туз оглядел себя. Одежда была разодрана в клочья, но кроме глубоких царапин, следов когтей зверя, никаких других повреждений не было.

— Ара, — крикнул Бес, — коня сержанту.

Ара вздохнул и нехотя спешился, потрепав на прощанье своего коня по горячей шее.

— Ты зарыдай еще, — оскалился Чуб.

— Своего отдай, — огрызнулся Ара, которому до слез было жалко коня.

Конь был как картинка, такого любой захочет к рукам прибрать.

— Хватит, — оборвал вспыхнувшую перепалку Туз. — Садись к Рыжему, Вороной выдержит двоих.

— И откуда эта мразь на нашу голову берется? — покачал головой Чуб, разглядывая поверженное чудовище.

— С юга, — авторитетно пояснил Ара. — Говорят, что там этого добра с избытком.

— Кто говорит? — усмехнулся Бес. — Южные болота тянутся на тысячи верст.

Ара только плечами пожал. А что тут, собственно, скажешь? Не было в Приграничье человека, который рискнул бы углубиться в проклятые болота.

— Шкуру будем снимать? — спросил хозяйственный Чуб.

— Эй, — крикнул Туз стоящему в отдалении мужику, — иди сюда.

Мужик, откликаясь на зов, проявил завидную прыть и через мгновение уже стоял, сгибаясь в поклоне, перед мрачным сержантом.

— Шкуру обработаешь и пришлешь мне в Башню.

— Коня жалко, — закручинился Чуб, — хороший был конь.

— Не трави душу, — огрызнулся Туз, — коней в Башне много.

— Так в Башне и баб много, но есть у нас сержанты, которым объезженных кобыл мало, и они на диких запрыгнуть норовят.

Меченые засмеялись. Туз взмахнул плетью и первыми поскакал прочь от проклятого болота. В душе его клокотала ярость и недовольство собой. Такого коня загубил! Будь она проклята, эта невесть откуда взявшаяся кошка.

Сквозь подступающую дрему Туз уловил в ровном дыхании леса посторонний шум. Не открывая глаз, он медленно, стараясь не потревожить спящую Гильдис, высвободил руку. Арбалет лежал в изголовье, сержант осторожно потянул его к себе. Действуя бесшумно и быстро, вложил стрелу, чуть приподнялся на локтях и вновь прислушался. Было удивительно тихо в эту лунную, словно медом вымазанную ночь, но в этой тишине сержант услышал слабый, едва различимый треск. Так ломаются сухие ветки под чуткими ногами крадущегося человека. Туз прицелился на звук и мягко спустил крючок арбалета. В ответ, как показалось сержанту, послышался слабый стон. Гильдис мгновенно проснулась и схватила Туза за руку:

— Что это?

— Тихо! — Туз приподнялся и, неслышно ступая по мягкой траве, двинулся вперед. Гильдис собралась было присоединиться к нему, но Туз протестующе махнул рукой. Слабый отсвет затухающего костра падал на девушку, и сержант молча указал ей в сторону большого дерева, призывая укрыться в его тени. Гильдис неохотно подчинилась. Впереди вновь треснула ветка, меченый выстрелил, почти не целясь. Ответом был крик и топот убегающих ног.

— Стой! — крикнул Туз и бросился следом.

Ветви безжалостно хлестали его по лицу. Сержант то и дело спотыкался о невидимые в темноте корни деревьев, Но все-таки продолжал бежать, рискуя выбить глаза о, некстати подвернувшийся, сук. Рисковал сержант напрасно. Из темноты послышался свист, потом — лошадиное ржание и затухающий топот копыт. Туз разочаровано вздохнул и остановился.

— Кто это был? — спросила Гильдис, выглядывая из-за его плеча. Она все-таки нарушила запрет и прибежала следом.

— Кто бы он ни был, добра нам от него ждать не приходится.

Туз осторожно погладил девушку по мягким, как мох, волосам, Гильдис вздохнула и отстранилась.

— Нам надо бежать. — Голос ее звучал сердито. — Мне все труднее выбираться ночью из замка, да и днем любопытных глаз хватает.

Легко говорить дочери ярла Гольдульфа. А меченому бежать можно разве что на небо. Вот только что его ждет там, в этой пугающей, черной, как сажа, бездне?

— Я возьму деньги у отца, — настаивала Гильдис.

— Украдешь?

Туз присел к костру и бросил в него несколько веток. Рассерженная Гильдис толкнула его кулаком в бок. От неожиданности и боли сержант слабо охнул. Девушка без труда повалила его на землю, с удобствами устроившись сверху.

— Сдаешься, меченый? — спросила она смеясь.

— Меченые не сдаются, — гордо ответил Туз, освобождаясь из ее объятий.

— Ты боишься? — тихо спросила она.

Туз поднялся с земли и, не отвечая на вопрос, отошел от костра. Конь Ары ткнулся теплой мордой в руку Туза, и он ласково потрепал его по шее. Почему эта ночь не может длиться вечно? Ночь дарит ему любовь, ночь дарит ему Гильдис: ее руки, ее глаза, ее слова нежности и участия. Никто и никогда не говорил меченому таких слов. Почему именно эта женщина завладела его душой? Ведь были же у него и другие, слабые и покорные, которые принимали мир таким, каков он есть, не требуя невозможного от Туза. А для Гильдис привычный мир тесен, она рвется туда, где ломают крылья и сворачивают шеи, и увлекает за собой меченого, у которого обязанностей на этой земле куда больше, чем свободы.

— Не знаю, — отозвался он, наконец, после долгого молчания. — В Лэнде нет такого места, куда не дотянулись бы длинные руки молчунов.

— Мы убежим за море.

— Куда? — удивился Туз.

— За Большой водой есть острова, оттуда в Вестлэнд часто приплывают люди на больших лодках. Они привозят диковинные товары, о которых в Лэнде никогда не слышали.

— Но ведь это чужие люди, не такие, как мы!

— Люди везде одинаковы, — горячо возразила Гильдис.

— Нет, — твердо сказал Туз. — Духи, например, не люди, хотя и очень похожи на нас. Может, ты и вожаков считаешь людьми?

— Я никогда их не видела, потому и не могу судить.

— Зато я видел, — Туз обнажил правую руку, — а это следы их зубов. Так что, в отличие от тебя, я вполне могу о них судить.

Туз рассердился не на шутку. Ничего она не знает, эта девчонка, зато гонору у нее на десятерых хватит. Конечно, в распрекрасном Бурге вохры не водятся, там обитают благородные индюки вроде Альрика Нидрасского.

— Там, на островах, совсем другой мир, не такой, как за Змеиным горлом.

— Откуда ты знаешь? — усмехнулся Туз. — Каким бы ни был тот мир, он все равно не наш, а чужой.

— Ты просто трус!

Туз в гневе сжал кулаки, но Гильдис не испугалась, а продолжала все так же не отрываясь смотреть меченому в глаза. Молчание продолжалось долго.

— Может, ты и права, — наконец глухо произнес он. — Мне трудно сразу от всего отказаться.

Гильдис прижалась к его плечу и молча провела теплой ладонью по лицу, отгоняя прочь все страхи и сомнения. А лес все так же ласково шумел листвою над их головами, и Тузу чудилось в этом шепоте что-то давно забытое, неосознанное до конца, похожее на колыбельную матери, которую он не помнил, да и не мог помнить. А ведь она была, его мать. Такая же красивая, как Гильдис, а может быть, и другая, но все равно была. Иначе откуда взялась эта тоска, разрывающая сердце? Раньше была только Башня, теперь появилась Гильдис. И их никак нельзя было совместить, ни разумом, ни душою.

Весь день Туз ходил словно пьяный, спотыкаясь на ровном месте под насмешливо-сочувственными взглядами Беса, а вечером пошел к капитану. Лось поначалу принял его не слишком любезно. Густые его брови сошлись у переносицы, жесткие складки резанули лицо у тонких губ. Надо полагать, капитан еще не простил ему прошлые грехи. Туз опасался выговора, но Лось ограничился жестом в сторону свободного кресла.

Капитан внимательно выслушал сбивчивый вопрос Туза и долго в задумчивости барабанил пальцами по столу:

— Слышал я об этих островах не один раз. Но ни в Приграничье, ни в Лэнде нет больших лодок, чтобы пуститься в плавание по бурным водам. Да и зачем? У нас своей земли достаточно. А гости из-за моря действительно время от времени появляются в Вестлэнде, иногда с миром, иногда с мечом. Пятнадцать лет тому назад король Вестлэнда Хардрад просил у Башни помощи для борьбы с морскими разбойниками. Почти два года мы гостили в тех местах и отбили-таки у чужаков охоту соваться на наши земли. Но и своих голов мы положили немало: уходила нас целая сотня, а в башню вернулись лишь семьдесят человек. С тех пор набеги морских разбойников прекратились, зато торговцы стали появляться все чаще. С их появлением возрос спрос на коней и золото — заморские товары стоят дорого, а наши владетели не привыкли отказывать себе даже в малейшей прихоти.

— Расскажи мне о прежнем мире, — попросил Туз.

— Что тебе сказать, сержант, — Лось поднялся и в задумчивости прошелся по залу, — был мир, большой и прекрасный, а потом случилась беда, и он разлетелся на тысячи осколков, изолированных друг от друга. На одном из таких осколков мы и живем. Во времена катастрофы погибло множество людей, разрушились связующие нити, огромные пространства стали для нас недоступными из-за невидимой смерти, поджидавшей неосторожных. Толпы обезумевших людей бродили тогда по Лэнду, не находя пищи, пристанища и покоя. Не было ни владетелей, ни королевских законов. Многочисленные банды головорезов орудовали на дорогах, разрушая порою целые деревни и даже города. И тогда в Лэнд пришли меченые и построили Башню, чтобы охранять эту землю от нечисти и поддерживать здесь порядок. В те времена власть Башни распространялась не только на Приграничье, но и на всю страну, до Большой Воды. Набеги кочевников и прорывы стаи подтачивали силу Башни, а силы владетелей, жиревших за нашими спинами, возрастали год от года. Башня потеряла Лэнд, где возникли три королевства и несколько крупных самостоятельных владений. Трагедия случившаяся пять лет назад, едва не привела к гибели Башни, но мы выстояли, а значит, сохранили надежду вернуть под свою руку отпавшие земли Лэнда.

— А там, за Змеиным горлом? — Туз кивнул на узкое, словно бойница, окно. — Что ждет нас там?

— Когда-то, очень давно, нас поджидала невидимая смерть, потом оттуда полезла разная нечисть, которой даже названия давать не успевали, позднее появились вожаки и вохры, а потом, два века тому назад, кочевники. Мощной, все сокрушающей волной накатывались они на Лэнд, Башня понесла большие потери, но устояла в многолетней борьбе. Правда, в последние годы натиск степняков почти сошел на нет. И это обстоятельство не может нас не тревожить.

— Почему? — удивился Туз.

— Кто знает, не появилась ли там, за Змеиным горлом, новая сила, подчинившая себе строптивых кочевников, — такие слухи идут к нам от духов. Какие-то странные люди появляются в их поселках. Кстати, от кого ты узнал об островах?

— От Гильдис.

— Смотри, сержант, собьет тебя Гольдульфова дочка с прямого пути.

— Я не мальчик, — нахмурился Туз.

— Поэтому я и поручил тебе большое дело. — Лицо Лося стало жестким. — Твои игры с девочкой меня волнуют мало, но о ярле Хаарском я должен знать все. Ниточка к нему тянется с той стороны. Не проморгай, сержант.

Туз кивнул и поспешил ретироваться, дабы избежать новых неприятных вопросов. Капитан задумчиво посмотрел ему вслед и покачал головой. Темнит Туз. И дело здесь не только в дочери ярла. Тет во весь голос кричит о заговоре, требуя наказать виновных. Мерещится что-то этому уроду. А может, и не мерещится. Даже имена называет: Туз, Дрозд Комар, Хвощ… И смерть Рамзая не была случайной. Как и смерть двух молчунов, исчезнувших вслед за строптивым меченым. Неплохо, конечно, иной раз прижать хвост молчунам, но Туз заходит уж слишком далеко. По наследству ему, что ли, передалась эта ненависть? Тогда, пять лет назад, вражда капитана Соболя с Тетом едва не привела Башню к гибели. Кто прав, а кто виноват, теперь уже, пожалуй, неважно. Важно другое: Башня — это не только меченые, как полагал Соболь, идя на открытый разрыв с Тетом, это не в последнюю очередь молчуны, и дело здесь не только в стае. Удержать в равновесии громоздкую систему власти одному капитану не под силу, но удержать нужно, воздействуя мечом и страхом на владетелей и крестьян. Силовое давление — это меченые, а суеверный страх — молчуны. Сержант Туз может не брать в расчет молчунов, а вот капитан Лось должен учитывать все.

Туз в задумчивости спускался по лестнице. Гильдис не солгала ему про чужой мир. Он все-таки существовал и огрызался порой в сторону Лэнда, пусть и не так часто, как мир стаи. Гильдис их считает людьми. Своими! Как бы не так. Туз и владетелей считал чужаками. А уж за то, чтобы выдубить шкуру молчуна Тета, он легко отдал бы собственную руку. Но тогда кто же для него свой? С тем же Тетом прожито бок о бок в этих стенах двадцать Лет. Хотя кому, скажите, в радость этот уродливый нарост на теле Башни? Их вражда зашла слишком далеко. Бес торопит, Дрозд тоже настаивает на решительных действиях. Но… Слишком опасно. Как бы вместе с молчунами не пропала и сама Башня. Рассуждать легко, убивать трудно. Пусть и не совсем своих, но и не чужих. Иной раз трудно понять, что их разделяет с Тетом, но что-то разделяет, это точно. А тут еще Гильдис…

Стрела просвистела мимо уха Туза и ударила в дверь. Сержант отпрянул в сторону и удивленно оглянулся. Бес, поджидавший его у входа, уже спешил на помощь с обнаженными мечами в руках.

— В рубашке ты родился, Туз, на два пальца ниже — и привет. — Бес выдернул стрелу из дверей и принялся ее изучать. — Клейма нет, да и таких длинных стрел в Башне не делают.

— Стреляли из лука, а не из арбалета.

Бес указал глазами на крышу конюшни:

— Похоже, оттуда. И твою ошибку учли: из лука мог выстрелить любой смерд, и наверняка такой есть на примете у молчунов.

— Кто-то выслеживал меня сегодня ночью, — сказал Туз.

Бес насторожился:

— Сутулый вернулся сегодня утром с пробитой рукой — не твоя ли это работа, сержант?

— Значит, молчуны. — И без того мрачное лицо Туза потемнело еще больше. — Капитану жаловаться не будем, сами разберемся.

Сержант нервно прохаживался по плацу, бросая на крикунов сердитые взгляды. Крикуны старались изо всех сил, но угодить сержанту сегодня было трудно. Тревожные мысли гудели в его голове, как жирные надоедливые мухи. Мысли были мутные, неприятные, и он гадливо морщился, зло похлопывая плетью по голенищу кожаного сапога.

О стреле он почти не вспоминал. Откровенная враждебность молчунов была привычной и не слишком тревожила. Гильдис занимала его сейчас. Туз, выросший на границе, воспринимал другой мир как нечто раз и навсегда враждебное, подлежащее немедленному уничтожению. Даже слова капитана о некогда большом едином мире не убедили его. Неведомый мир перестал быть родным, и именно оттуда вырывалась ненавистная сила, крушившая все на своем пути, и за обуздание которой приходилось расплачиваться жизнями меченых.

— Чужой! — Туз выругался вслух и ударом ноги выбил меч из руки крикуна. Крикун слабо охнул и отступил на шаг. Вторым ударом, в плечо, Туз отбросил мальчишку далеко в сторону. Крикун опрокинулся на спину и ошалело уставился на сержанта.

— От чужих тебе пощады не будет. — Туз рывком поставил крикуна на ноги. — Меченый даже мертвым не должен выпускать мечи из рук, на том свете пригодятся.

Крикуны сдержанно засмеялись. Сержант отдал команду и мальчишки, разбившись на пары, принялись азартно атаковать друг друга. Туз привычным взглядом выискивал ошибки и почти машинально отдавал необходимые команды.

Туз вспомнил вдруг лицо Соболя, прежнего капитана Башни, перекошенное болью, страшное в своей всепоглощающей ненависти. Вспомнил себя тогдашнего, на молодом еще Гнедом, вспомнил Беса, Сурка, Рамзая, таких же, как он сам, крикунов, последний оплот Башни. Если бы Соболь и те несколько последних уцелевших, изодранных стаей, но еще державшихся в седлах меченых не успели зажечь огненный заслон, тогда умирать пришел бы их черед. Туз вспомнил владетелей, отводивших дружины от последнего рубежа в страхе перед наседающей стаей. Благородный Гольдульф и его не менее благородные соседи оставляли крикунов Башни в одиночестве умирать у последнего круга. Нет, ярл Хаарский далеко не был так любезен тогда, как это было в последний раз в Ожском замке. Если бы не решительность Лося, последнего уцелевшего лейтенанта, кто знает, не рискнули бы владетели в ту ночь навсегда покончить с ненавистной Башней.

Крикуны завершили занятия и разошлись, а Туз все продолжал бродить по опустевшему плацу, загребая пыль тяжелыми сапогами.

Черные тучи, почти касаясь лохмотьями земли, навозными мухами ползли по небу, закрывая солнце. Поднявшийся ветер не давал костру разгореться. Туз морщился от едкого дыма, разъедающего глаза, и тихонько ругался сквозь зубы. Топот копыт он услышал, но головы не повернул, не бросился, как это было всегда раньше, навстречу любимой, а только еще больше помрачнел и устало вздохнул.

— Вот. — Гильдис бросила золото на траву.

Сержант равнодушно поднял слитки и перебросил их из ладони в ладонь, определяя вес.

— Тяжелые.

Гильдис опустилась рядом с Тузом и провела рукою по его плечам. Меченый не откликнулся на ее ласку: покусывая сорванную травинку, он сосредоточенно думал о чем-то своем.

— Что случилось? — спросила она.

Туз не выдержал ее вопрошающего взгляда и отвел глаза. В груди его закипало раздражение — что она о себе воображает, эта девчонка? Он, сержант Башни, должен бросить товарищей и, пренебрегая долгом, бежать за ее круглой задницей на край света. Вот уж действительно истинная дочь ярла Хаарского, который из-за куска золота готов поставить Лэнд на край гибели.

Гильдис вскочила на ноги:

— Ты говорил, что для бегства нужны средства — я их принесла.

— Это золото подарил тебе отец, чтобы ты убежала с меченым?

Гильдис растерянно молчала, глядя на Туза почти с испугом.

— Золото принадлежит Башне, твой отец просто украл его.

Гильдис с размаху ударила его по лицу, кровь тонкой струйкой побежала по подбородку меченого.

— Это ты зря, — сказал он, медленно поднимаясь с земли.

— Верни мне золото.

— Не могу, — глухо сказал Туз. — Если оно попадет в Бург, то нам здесь солоно придется. В добавок к стае нахлынут еще и жадные буржские авантюристы. Ты должна меня понять, Гильдис, это золото погубит и тебя, и твоего отца.

— Неужели ты такой подлец, Туз? — В глазах ее удивления было больше, чем обиды. — Ты боишься?

Туз рассердился, ледяные глаза сверкнули из-под шапки русых волос:

— Я ничего не боюсь.

— Тогда ответь мне, почему… — Она не договорила и скрыла лицо руками.

Туз обнял ее за плечи и притянул к себе. Он гладил девушку по волосам и говорил, путаясь в собственных мыслях, морщась от прихлынувшей тоски. Она не захотела его понять, а может быть, не могла — слишком уж разные они были люди: меченый, сросшийся всем своим существом с Башней, и девушка из далекого, почти нереального Бурга.

Гильдис не понимала и не хотела понимать. Разве долг может помешать любви? Это не долг, это просто рабство. Человек волен сам строить свою жизнь, не оглядываясь на других. А если не волен, то он не человек, а животное послушное пастухам.

Гильдис вырвалась из его объятий и вытерла ладонью мокрое от слез лицо.

— Меченый, — выдохнула она, стараясь вложить в это слово все презрение, которое сейчас испытывала к нему, — Выродок, способный лишь ненавидеть. Без роду, без племени, без чести.

Туз поднял руку для удара, но тут же опустил ее.

— Сучка! — выдохнул он с яростью. — От пса не рождается женщина. Будь проклят тот день, когда я увидел тебя.

Туз как слепой кружился вокруг своего коня, не в силах попасть ногой в стремя. Конь заржал и взвился на дыбы, сержант ударил его ногой в пах, а потом прыгнул в седло, не касаясь стремян. Конь рванулся вперед, вынося всадника через густые заросли на тропу. Туз хотел обернуться и крикнуть Гильдис что-нибудь обидное, но из горла вырвался хрип, страшный в своей безнадежности.

Мир раскололся в этот день для Туза, словно молния из черной тучи ударила в сердце. И не было сил, чтобы собрать и склеить разлетевшиеся осколки. Он лежал, уткнувшись лицом в стену, стиснув зубы, пересиливая боль в душе и слабость в теле.

— Тебя капитан вызывает, — негромко сказал появившийся на пороге Сурок.

— А пошел он…

Сурок на всякий случай проверил, нет ли кого за дверью.

— Если с бабой не поладил — нечего на других зло срывать.

Туз резко обернулся к товарищу, но ничего не сказал, только губами пошевелил в бессильной ярости.

— Ладно, — вздохнул Сурок, — я передам капитану, что ты болен — разбился, упав с лошади.

— Погоди, — остановил его Туз, доставая из сумки слитки золота, — Отдай капитану.

— А что сказать-то?

— Скажи, что зайду попозже.

— Смотри, Туз, — покачал головой Сурок. — Капитан не в гости тебя зовет.

Туз провел по лицу рукой, собираясь с мыслями. Идти к капитану ему не хотелось. Лежать в четырех стенах было невыносимо. Даже воздух Башни, ее узких коридоров и казематов, казался ему затхлым и нежилым. От этого воздуха раскалывалась голова и резало грудь. С лихорадочной поспешностью нацепив мечи, Туз выскочил во двор. На плацу лихо гарцевал Рыжий.

— Слезай, — крикнул ему сержант.

Рыжий оробел, но повод из рук не выпустил.

— Ты что?! — ощерился Туз и потянул из-за плеча меч.

Рыжего с коня как ветром сдуло. Туз прыгнул в седло и, перескочив лежащего на земле крикуна, вылетел со двора, едва не сбив с ног замешкавшегося в воротах караульного. Рыжий что-то закричал ему вслед, но Туз даже не обернулся.

Ворота Ожского замка были заперты, подъемный мост поднят. Туз рванулся к сторожевой башенке и пронзительно засвистел. Заспанное лицо стража появилось в проеме.

— Где ярл? — спросил его Туз.

— Благородный Гольдульф убыл сегодня в Бург, — отозвался конопатый страж, с любопытством поглядывая на меченого.

— Как убыл? — не поверил Туз. — А дочь?

— С ним уехала.

Туз отшатнулся, словно его с размаху ударили в лицо. Конь шарахнулся в сторону, едва не выбросив при этом всадника из седла. Конопатый Харни удивленно наблюдал за странным меченым, который медленно раскачивался в седле, как будто пытался и не мог избыть внезапно прихлынувшую боль. Харни покачал головой, вздохнул и побрел вниз со стены от греха подальше.

Капитан недобро усмехнулся, увидев в дверях Туза, но ничего не сказал. Молчун Тет уставился на вошедшего с нескрываемой злобой, его короткопалые морщинистые руки мелко подрагивали в нетерпеливом желании вцепиться в горло смутьяну. Жох и Рябый осуждающе помалкивали. Туз остановился у стола: свет чадящих лампад неровно падал на его осунувшееся лицо с покрасневшими, словно пылью посеченными глазами. Пауза явно затягивалась.

— Хорош, — выдохнул, наконец, Лось.

— Ярл Гольдульф бежал, — сказал Туз, как в воду прыгнул.

Ворон глухо крякнул, Тет вскочил было на ноги, но Лось жестом остановил его:

— Когда?

— Видимо, утром.

Капитан швырнул на стол золотые слитки:

— Откуда это у тебя?

— Взял у Гильдис. — Туз, опустив голову, вяло помахивал плетью, словно мух отгонял с собственных сапог.

— Почему ты не отдал мне золото ночью?

— Это заговор! — брызнул слюной Тет. — И Туз участник этого заговора. Потому и позволил Гольдульфу бежать. Как только в Лэнде узнают о золоте духов, толпы негодяев устремятся на наши земли.

— Надо было давно посчитаться с Хаарским, — бросил хмуро Рябый. — Я предлагал вам это еще три недели назад. Ты, Лось, был против, а теперь ищи ветра в поле.

— У нас прорыв стаи на носу, — раздраженно бросил Лось, — а ты хочешь затеять кровавые разборки с вассалами. Каким образом ты объяснишь владетелям свои действия? Свидетелей-то нет.

— Молчуны перестарались, — заметил Ворон. — Слизня ка надо было оставить в живых.

— Да какой из Слизняка свидетель, — махнул рукой Жох. — А ярла надо убрать тихо, чтобы комар носа не подточил. Эти слитки доказательство того, что он связан с нашими врагами с той стороны границы. Нельзя допустить, чтобы к заговору присоединились нордлэндцы.

— Правильно, — поддержал первого лейтенанта Ворон. — Надо послать за Гольдульфом погоню, вот хотя бы Туза, думаю, он справится. И вообще: зря ты, Тет, ополчился на сержанта — откуда ему знать наши тайны?

— Действительно, — в голосе Лося звучала ирония, — откуда ему все это знать?

— Я Тузу не верю, — недовольно покосился на Ворона первый молчун, — но решать вам. А с ярлом пора кончать, и с его дочерью тоже.

— Девка-то тут при чем? — поморщился Ворон. — Вряд ли ярл делился с ней своими планами.

— Если бы она хоть что-то знала, — хрипло отозвался Туз, — то никогда бы не показала мне золото.

— Резонно, — поддержал сержанта Рябый. — Я вообще не понимаю, в чем вы обвиняете сержанта — если бы не он, мы никогда не узнали бы о происках Хаарского.

— Никто его пока не обвиняет, — Лось недружелюбно покосился на второго лейтенанта, — но разобраться я должен, а если потребуется, то и наказать.

В ответ на отповедь капитана Рябый только плечами пожал. Вопрос, в принципе, был решен, и спорить больше было не о чем.

— Поедешь в Бург. — Лось жестко посмотрел Тузу в глаза. — Ярл Гольдульф должен умереть, владетель Нидрасский тоже. С девчонкой сам решай — если она много знает и проболтается, то не сносить тебе головы.

Тет попытался было возразить, но Лось упрямо покачал головой и продолжал гнуть свою линию:

— Рыжего не бери — молод еще. Да, — капитан покосился на Тета, — молчун с тобой поедет, у него свои дела в Бурге, но в случае надобности он тебе поможет.

К удивлению Туза, первый молчун Башни сразу успокоился и даже весело глянул на сержанта:

— Негор — большой знаток буржских закоулков.

От змеиной улыбки молчуна Тета и без того нерадостное настроение Туза испортилось еще больше.

Глава 6 ДОРОГА

Рыжий волчком крутился вокруг Беса, искательно заглядывая ему в глаза и беспрерывно в чем-то убеждая. Бес отмахивался от него, как от надоедливой мухи. Заметив Туза, Рыжий метнулся, было, к нему, но сержант решительно оборвал его излияния в самом начале. Обиженный крикун отошел к стене и до самого отъезда бросал на Туза то негодующие, то умоляющие взгляды.

Место Рыжего занял худой и нескладный меченый, с очень подходящим ему прозвищем Сухой. Не обращая внимания на насмешливые замечания Беса и Ары, Сухой прилежно готовил к походу своего коня.

— Бульдог не чаял, поди, как от него избавиться, — ехидно заметил Бес сержанту, — а мы раскатились: здравствуйте — пожалуйте.

— Не хуже он Рыжего, во всяком случае, — оборвал товарища недовольный вмешательством Туз.

Бес искренне изумился такому сравнению:

— Через год из Рыжего вырастет не меченый, а орел! Этот же так и останется ощипанным вороном.

— Вот через год и приходи, — отозвался Туз.

Бес вздохнул и, бросив на Рыжего сочувственный взгляд, развел руками. Сделал он действительно все, что мог, но мечта крикуна побывать в Бурге разбилась вдребезги о непреклонность сержанта. Видимо, отправлял их капитан не на прогулку, иначе к чему бы такие строгости.

— Обоз готов? — спросил Туз у появившегося на конюшне Сурка.

— Две телеги нагружены под завязку.

— Кони-то выдержат?

— Возницы клянутся, что выдержат.

— Врут, — вмешался Бес, — дал бы Сурок приказному пару раз по морде — было бы у нас сейчас четыре подводы. Знаю я этого жука.

Туз в ответ на замечание Беса промолчал, но, выйдя во двор, крикнул приказному, чтобы гнал еще одну подводу. Сурок, кажется, обиделся, но Тузу сейчас было не до Сурка. Дело предстояло нешуточное, и второй ошибки ему не простят. Поэтому он готовился к походу с особым тщанием. Кто знает, что их ждет на дороге, да и в самом Бурге. Тузу не давала покоя странная улыбка на губах первого молчуна Башни. Чему, собственно, так радовался Тет? Страшная мысль приходила Тузу в голову — что, если капитан с молчуном сговорились за его спиной? Сержантов в Башне три десятка, почему бы не пожертвовать одним, самым строптивым, чтобы сохранить единство и спокойствие? Туз гнал предательскую мысль, но она возвращалась снова и снова. Может быть, именно поэтому он с самого начала пути то и дело высылал дозоры и беспокойно оглядывался по сторонам, к немалому удивлению своих людей.

— Что ты суетишься, сержант? — не выдержал Бес. — Мы на своей земле — кто здесь осмелится тронуть меченого?

Туз в ответ только нервно покусывал губы. Даже с Бесом он не мог поделиться своими сомнениями, хотя тот в любом случае не продаст. Но Бес ни за что не поверит, что капитан Башни способен подставить под смертельный удар своего сержанта. А спорить сейчас, да еще по столь щекотливому поводу, не хотелось.

Путь до Бурга неблизкий, а Тузом еще и нехоженый. Хотя до Расвальгского брода, соединяющего Приграничье с Лэндом, сержанту добираться приходилось, и он пока что уверенно вел своих людей по лесным дорогам, заранее определяя места ночевок в прилегающих селениях. Встречали меченых не то чтобы с радостью, но с почтением, выделяя лучшее жилье под постой. Можно было бы наведаться в гости к владетелям, но Туз хижинам доверял больше, чем дворцам.

— Знакомые места, — заметил Ара, оглядываясь кругом.

— Точно, — подтвердил Чиж. — Вон за тем деревом успокоили мы с Волком двух чудаков, вздумавших мечами махать.

— Чему ты радуешься? — осудил легкомысленный смех товарища Сурок.

— Тебе бы Сурок не меченым быть, а священником в Ожском замке. — Чиж улыбался, но в глазах его читалось раздражение.

— Эй, Бес, — Ара поспешил перевести разговор на другую тему, дабы не допустить серьезной ссоры, — ты свою Даллу еще не забыл?

— Пошел к черту, — огрызнулся Бес.

Был он уж что-то слишком мрачен в это солнечное утро. Смущенный Ара умолк, почесывая затылок. Туз тоже вспомнил эти места. Где-то там, за невысоким холмом, находилась деревня. Это был их первый настоящий бой, с кровью и болью. И трупами, которые они впервые оставили за спиной. Собственно, никакой драки не предполагалось все было заранее обговорено с владетелем Хенгистом, но мужики взбунтовались, и пришлось-таки поработать мечами.

— Спишь, сержант? — Бес улыбнулся не свойственной ему неуверенной улыбкой.

Далла была перовой любовью Беса, и он отчаянно боролся, не желая расставаться с ней. Даже капитан заколебался, но вмешался Тет, и Далла с дочерью вынуждены были покинуть Башню. С этой минуты Бес люто возненавидел молчуна.

— Поезжай, — сказал Туз. — Ждать тебя будем за деревней, нам лишние глаза ни к чему.

— Эх, — сказал Ара, провожая глазами Беса, — опять ему масленица, а нам великий пост.

— Может, заедем к Хенгисту? — встрепенулся Чуб. — Который день уже в седлах, пора бы расслабиться.

Меченый с надеждой покосился на сержанта, но тот даже головы не повернул в его сторону. Чуб сожалеюще вздохнул — благородный Хенгист Расвальгский славился своим гостеприимством.

Кудлатый мужичонка свалился с заморенной клячи прямо на землю и тут же вскочил, потирая ушибленный бок. Оторопевшие при его появлении мужики растерянно смотрели, как он ловил ртом воздух. Наконец кудлатый обрел утерянный после удара о землю дар речи и замахал руками.

— Меченые у Червивой балки. Вот. — Он широко раздвинул кривые грязные пальцы, показывая количество меченых. — Один уже в деревне, у твоей, Гунар, хаты.

Гунар, высокий широкоплечий мужик, помрачнел лицом и отшвырнул тяжелое бревно в сторону, едва не придавив при этом напарника. Смерды зашевелились, загалдели: те, кто посмелее, хватались за топоры, более робкие, опасливо озираясь по сторонам, потянулись в заросли.

— Стойте, — поднял руку Гунар, — их же только десять.

— Всего-то, — хохотнул кудлатый. — Да нам и с одним не справиться, если он за мечи возьмется.

— Правильно, — поддержал кудлатого степенный мужик с редкой бородкой, староста деревни. — Мало нас покалечат, так еще и деревню спалят.

— Да они, похоже, мимо едут, — сообщил кудлатый.

— Так чего же ты, баламут, шум поднял, — заорали на него мужики.

— А что я? — растерялся кудлатый. — Говорю же: один к хате Гунара подъехал, я на коня — и к вам.

— Может, просто воды захотел испить?

— Ага, — согласился кудлатый. — Или под подол заглянуть. Тем более к Гунаровой бабе у них дорожка топтаная.

Гунар бросил на кудлатого бешеный взгляд и с силой вогнал свой топор в ствол ближайшего дерева. Мужичонка аж присел от испуга и на всякий случай метнулся за спины соседей. И что, спрашивается, сердиться? Как будто для него новость, от кого у Даллы дочка. А с каких шишей он жить начал, как не с Даллиных золотых, полученных в Башне. Пришел-то Гунар в Приграничье совсем голым, с десятком таких же оборванных вестлэндцев. Большинству его земляков пришлось к владетелю Хенгисту в закупы идти, а этот пристроился к Далле и за ее деньги землю арендовал. А теперь, видишь, закипятился. Скажи, какие гордецы произрастают в Вестлэнде. Не одна Далла в деревне помеченная. Так ведь другие мужики помалкивают.

— Ты, — указал староста на кудлатого, — поезжай к владетелю Хенгисту и обскажи ему, что и как. А ты, Гунар, бери парней и бегите в деревню. Схоронитесь там где-нибудь в кустах, и чтобы без баловства. — Староста погрозил парням пальцем. — Если баб пощупают, так убыток невелик, сидите и не рыпайтесь, а если увозить начнут, тогда вступайтесь, пожалуй, — Последние слова староста произнес уже куда менее уверенно, оглядываясь на притихших односельчан. — И не ввязывайтесь в драку, добром постарайтесь уговорить. Сошлитесь на владетеля Хенгиста, он с Башней в ладу живет.

Парни бегом бросились к деревне, остальные с тревогой смотрели им вслед.

— Зря ты Гунара послал, наломают дров. Вспомните, что пять лет назад было: четыре дурака связались с мечеными, а мы едва крова не лишились.

— Пусть бы владетель Хенгист с ними разбирался.

— Бабы-то наши, — нерешительно возразил кто-то.

— Меченые в своем праве, не из воздуха же им детей делать.

— Жили бы как все люди, — вздохнул староста.

— Всякий да каждый на вохра не полезет и Змеиное горло не прикроет.

— Пошли кого-нибудь вдогонку, — посоветовали старосте, — пусть придержит Гунара. А то и сам пропадет, и деревню погубит. За убитого меченого всех нас с навозом смешают. Башня, шутка сказать.

— Всем идти надо, Не звери, чай, эти меченые, коли их наши бабы рожают. Не отобьемся, так хоть отбрешемся.

Мужики, негромко переговариваясь между собой, потянулись к деревне, то и дело останавливаясь и тревожно озираясь по сторонам.

Бес с трудом оторвал взгляд от лица Даллы: столько муки и столько счастья было в ее глазах. А он… Приехал, наследил и уехал, как вор. Украл чужое счастье — счастье женщины, которую любит больше всего на свете. Бес закрыл глаза, откинулся к стене и застонал неожиданно для себя, сквозь плотно стиснутые зубы. Далла обхватила его голову руками, прижала к груди и зашептала ему в самое ухо:

— Все будет хорошо, Бес, все будет хорошо.

— Дочь-то покажешь?

Далла покраснела, кивнула головой и стала торопливо поправлять одежду. Бес вышел на улицу первым, Далла выскочила следом, испуганно поглядывая на окна соседей. Людей вокруг не было, только ребятишки копошились у покосившегося плетня. Далла подхватила на руки дочь, быстро вытерла передником ей личико и повернулась к Бесу. Русоволосая девчушка смотрела круглыми удивленными глазами то на мать, то на незнакомого мужчину. В кустах напротив затрещали сломанные ветки, но Бес не обратил внимания на шум. Он взял из рук Даллы ребенка и высоко поднял над головой.

— Стой, — Гунар остановил парня, вскинувшего лук, — не сейчас.

Ребенок засмеялся, и Бес, словно завороженный этой неведомой ему доселе музыкой, закружился в неуклюжем танце. Гунар стряхнул крупные капли пота с побелевшего лица и оглядел злыми глазами парней.

— Не сейчас, — повторил он.

Второй раз рушилось счастье Гунара, сначала в Вестлэнде, а теперь в Приграничье, и он решил, что вправе свести счеты с судьбой. Бежать ему было некуда, разве что на небо. Но бежать на небо лучше в теплой компании с меченым. Одним негодяем на земле будет меньше.

Гунар устроил засаду в небольшой ложбине за деревней. Его более осторожные товарищи держались чуть в стороне, жадно поглядывая на дорогу. Все-таки охота на человека захватывает куда больше, чем охота на зверя. Но ведь и риск велик, чудовищный риск. Подальше бы надо было устроить засаду. Подальше от сельца, куда могут наведаться соратники убитого, чтобы спросить за охотничий азарт.

Ничего не подозревающий меченый проехал мимо, даже не оглянувшись на поджидающую его смерть. Гунар поднял лук и прицелился в шею всадника, но тетиву спустить не успел. Никто не слышал ни шороха, ни свиста стрелы, просто она вдруг выросла между лопаток Гунара дьявольским цветком, посаженным старательным садовником. Живые испуганно таращились на подъехавшего черного всадника. Сурок, хмуро поглядывая на несостоявшихся убийц, опустил арбалет. Парни опомнились и бросились прочь от страшного места, ломая кусты. Сурок склонился над Гунаром, тот был мертв: светлые, выгоревшие почти до бела волосы рассыпались по зеленой траве. Меченый вырвал стрелу из холодеющего тела и небрежно бросил ее в кожаную сумку, висевшую у седла.

— Дурак, — сказал он вслух, глядя грустными глазами в мертвое лицо. — Мог бы еще жить долго-долго.

Глава 7 ГОРОД

Ярл Гольдульф мерил быстрыми шагами обширные покои, выделенные в его распоряжение владетелем Нидрасским. Богатство нордлэндца уязвляло растревоженное самолюбие приграничного ярла. Он с завистью рассматривал богатое убранство залов, посуду, причудливо расписанную яркими красками, мебель, сделанную из пород деревьев ему неизвестных. Особую гордость владетеля Нидрасского составляла коллекция древних предметов, о назначении которых благородный Гольдульф мог только догадываться. Впрочем, утешал себя ярл, вряд ли Альрик знал об этих диковинах больше. Жизнь буржских владетелей поразила ярла, собственный замок показался ему вдруг неприлично бедным, даже убогим. Не утешала его теперь даже мысль о необычайной крепости замковых стен, сложенных далекими предками из громадных каменных глыб. Хаарский вздохнул и потянулся к кубку. Кисловатый запах ударил ему в ноздри — пиво в Бурге варить не умели! Это заключение неожиданно утешило ярла. Он обвел высокомерным взглядом стены, увешанные богато отделанным золотом и серебром оружием. Несмотря на показной блеск, оружие оказалось посредственным. Гольдульф критически осмотрел снятый со стены меч: клинок местной выделки уступал не только клинкам Башни, но даже клинкам выделки оружейников самого ярла. Гольдульф, презрительно скривив губы, отбросил богатую игрушку.

— Тебе не понравился мой меч, благородный друг? — Владетель Нидрасский неожиданно возник на пороге.

— Эта сталь годится лишь для кухонных ножей, — усмехнулся Гольдульф.

Владетель потрогал лезвие пальцем и, соглашаясь с ярлом, кивнул головой:

— Я видел сегодня клинки лучшей выделки.

Ярл удивленно вскинул глаза на Нидрасского.

— Да, — подтвердил владетель, — они здесь.

Гольдульф вдруг почувствовал удушье, дрожащей рукой он рванул ворот рубахи, пуговицы с треском покатились по полу.

— Сколько их?

— Не больше десятка, — успокоил его Альрик. — Однако меня удивляет твоя тревога, благородный друг. Мы ведь находимся не в твоем приграничном замке, мы — в столице Нордлэнда. Под охраной закона, а не обычая.

Нидрасский улыбнулся, вспоминая разговор в Ожском замке.

Гольдульф приник к кубку, краски медленно возвратились на его взмокшее от пота лицо.

— Может, ты и прав, владетель, но когда речь заходит о моей собственной шкуре, я больше доверяю не закону, а мечу. Я бы на твоем месте проследил за ними.

— Я уже распорядился: каждый шаг меченых будет нам известен. Кстати, это наши старые знакомые во главе с сержантом… Как его имя? Странные у них в Башне имена.

Лицо ярла побагровело, владетель Альрик не на шутку встревожился, казалось, что благородного Гольдульфа сейчас хватит удар, но, к счастью, Хаарский сумел овладеть собой.

— Этот подонок украл мое золото.

Альрик помрачнел, смутные догадки бродили в его голове. Ярл Гольдульф заметил его сомнения и поспешил их рассеять:

— Туз подкупил одного из моих слуг.

Владетель кивнул головой, но горький осадок в его душе остался. Да и слухи, ходившие по Ожскому замку, как ни крути, бросали тень на репутацию Гильдис. Альрик наветам, разумеется, не верил: благородная девушка и этот… А как же вера, воспитание, честь, наконец?!

— Так или иначе, но золото в Башне, а значит, моя жизнь, а возможно, и твоя, благородный друг, в опасности.

Нидрасский согласился с ярлом, но лишь частично. Отрицать опасность было бы глупо, но и преувеличивать ее тоже не стоит. Вернувшись в Бург, владетель Альрик вновь обрел утерянную, было, в Приграничье уверенность. Здесь, в Нордлэнде, сила Башни казалась ему преувеличенной. Ну что такое три сотни человек, когда одна только королевская дружина насчитывает до двух тысяч хорошо обученных мечников, не говоря уже о дружинах владетелей.

— Нужно собрать надежных владетелей и посвятить их в нашу тайну.

— Пожалуй, — согласился Альрик. — Только не следует возлагать на эту встречу слишком больших надежд. Золота у нас нет, а слова не слишком ходовой товар в Бурге.

— Неужели слово ярла дешевле куска золота?!

— Не горячись, благородный друг, — успокоил хозяин. — Понять владетелей можно: слухи о несметных сокровищах неведомого мира буквально захлестывают Бург. А ты предлагаешь сундук, охраняемый огнедышащим драконом, да еще не даешь гарантий, что сундук не окажется пустым.

— Довольно, владетель, я понял. — В голосе ярла звучало раздражение. — Мне следует оставить эту мысль.

— Вовсе нет, — горячо возразил Нидрасский. — Просто нам потребуется убедить многих людей и здесь, в Нордлэнде, и у вас, в Приграничье. Заручиться поддержкой короля Рагнвальда. И действовать наверняка. Мы затеваем большое дело, а в большом деле не следует торопиться.

Гольдульф с уважением посмотрел на молодого нордлэндца:

— Я рад иметь такого союзника, как ты, благородный Альрик.

— Мне бы хотелось, чтобы Гольдульф Хаарский видел во мне не только союзника, но и родственника. Я говорю о Гильдис, дорогой друг.

Город поразил меченых: такого количества бездельников им не доводилось видеть за всю прежнюю жизнь. Сотни людей бездумно слонялись по улицам, толпились на площадях, отчаянно браня и толкая друг друга. И без того узкие улочки, на которых с трудом разъезжались две повозки, были завалены горами мусора, которые равнодушные ко всему хозяева выбрасывали из окон прямо на головы случайных прохожих. И этот мусор, судя по всему, никто не собирался убирать. Среди отбросов сновали худые, грязные ребятишки. Здесь же суетились торговцы, нагруженные различной снедью. Торговля шла на редкость бойко, с божбой, руганью, а нередко и рукоприкладством.

Обоз меченых с трудом продвигался по этому бушующему морю. Меченые угрюмо поглядывали по сторонам, то и дело хватаясь за рукояти кинжалов в ответ на ругань прохожих. Одного из наиболее нахальных ругателей Чуб без проволочек дважды огрел плетью. После этого крик поднялся до небес. Обиженный оборванец выхватил нож и бросился на меченого. Туз ударом ноги сверху вниз отправил наглеца в сточную канаву. Неудача оборванца вызвала бурное веселье у окружающих. Несколько человек из толпы кинулись было на помощь земляку, но меченые пустив в ход плети, быстро охладили их пыл.

— Да это Башня, — крикнул один из бездельников, разглядевший золотые значки на черных беретах. Стремительно увеличивающаяся в числе толпа зевак взволнованно загудела. Туз нахмурился: праздное любопытство городского сброда его раздражало.

— Нужно найти место для ночлега, — заметил Сурок, брезгливо осматриваясь.

Туз кивком подозвал молчуна Негора, тот не раздумывая указал на ближайший постоялый двор, у ворот которого все суетливо раскланивался хозяин, толстый малый с угодливой улыбкой на красном, как вареная свекла, лице.

Телеги с трудом протиснулись во двор, и хозяин, повинуясь знаку сержанта, поспешно захлопнул створки. Сразу стало легче. Двор был относительно чист, тошнотворный запах, преследовавший их на улице, здесь был слабее. Туз взглядом оценил крепость ограды: в случае нужды здесь можно отсидеться, во всяком случае, дорого продать свою жизнь.

— Недурное местечко, — подтвердил его вывод Ара, спрыгивая с коня и разминая затекшие ноги.

— Дурацкое место, — не согласился с ним Бес, имея в виду, впрочем, не столько постоялый двор, сколько весь город целиком. — Суетятся, как воронье на падали.

— Что пожелают благородные господа? — раскатился хозяин. — С радостью готов служить дорогим гостям.

— Служи, — согласился Чуб, — можешь и без радости.

Негор в поднявшейся суматохе исчез со двора, словно растворился в воздухе, и это обстоятельство встревожило сержанта. Сухой, однако, был на месте и прилежно выхаживал своего притомившегося жеребца. На худом лице его была написана скука. Тузу пришла в голову мысль, что Меченый не первый раз в городе, уж очень равнодушно он реагирует на окружающее. Да и по испуганному взгляду, брошенному хозяином постоялого двора на Сухого, можно было предположить, что видятся они не в первый раз. Тем не менее, меченый в ответ на робкий поклон хозяина только плечами пожал и отвернулся.

Туз подозвал Сурка и едва заметно кивнул на Сухого:

— Присмотри за ним.

На смуглом лице Сурка не появилось и тени удивления:

— Будь спокоен, сержант, за мной не пропадет.

Войдя в длинный, полутемный и грязноватый зал, Туз недовольно поморщился. Дым здесь стоял коромыслом. Взмыленный хозяин сновал туда-сюда, не имея ни минуты покоя. Вино и брага лились рекой. В самом углу Ара обнимал молоденькую дочку хозяина, пытаясь усадить ее к себе на колени, та, весело смеясь, отбивалась. Чиж, облапив одну из служанок, усиленно давил масло. Девица, покрасневшая, скорее всего, от выпитого вина, гремела по столу пустой кружкой, требуя добавки. Немногочисленные посетители жались вдоль стен, с тревогой поглядывая на выход.

— С ума посходили, — покачал головой Сурок.

Туз равнодушно пожал плечами. Садясь за ближайший стол, он брезгливо смахнул на пол грязную посуду. Два горожанина не воинственного вида на всякий случай отодвинулись от грозного чужака.

— Где находится дом владетеля Нидрасского? — спросил у них Туз.

— В двадцати шагах отсюда. — Горожанин приподнялся с лавки и поклонился Тузу. — Я как раз ухожу и готов проводить благородного господина. — Он поспешно снял с пояса кожаный мешочек и стал торопливо отсчитывать медные монеты подскочившему хозяину.

— Сходи с ним, — сказал сержант Сурку. — Узнай, чем дышит наш друг ярл Хаарский.

Сурок поднялся и кивнул головой на разгулявшихся меченых:

— Я бы на твоем месте вмешался, нам лишний шум ни к чему.

— Ара, — рявкнул Туз, — оставь девчонку.

Меченый нехотя убрал руки. Девушка мигом отпрыгнула прочь, но, если судить по лицу, она не собиралась благодарить сержанта за вмешательство. Зато хозяин с признательностью глянул на Туза.

— Принеси еще вина благородным гостям, — прикрикнул он на дочь.

Ара засмеялся и хлопнул девушку ладонью по крепкому заду:

— Мы с тобой вечером договорим, красавица.

Девушка стрельнула в меченого блестящими голубыми глазами и стремглав убежала. Ара самодовольно покручивал черные усики. Хозяин пробурчал себе под нос нечто нечленораздельное. Бес, бросив женщин на Чуба и подоспевшего Ару, подсел к Тузу:

— Ты, надеюсь, привез нас сюда не шкурами торговать?

— А ты что, торопишься куда-то?

— Тороплюсь, — с вызовом сказал Бес, — и ты знаешь куда. Заберу Даллу с дочерью и поселю рядом с Башней. Плевал я на молчунов.

— Не суетись, — Туз пристально посмотрел на товарища, — всему свое время.

Меченые, покончив с ужином, поднимались из-за столов, старательно опрокидывая на пол глиняную посуду. Хозяин схватился за голову и с ужасом смотрел на сержанта. Туз усмехнулся и швырнул на стойку два золотых. Хозяин мгновенно просветлел лицом и подрагивающими руками прихлопнул раскатившиеся монеты. Всем своим видом он выражал беспредельную готовность услужить.

Туз резко обернулся и встретился взглядом с человеком в довольно грязной, но богатой одежде, который с нескрываемой жадностью смотрел на золото. Незнакомец поднялся с лавки, Туз успел разглядеть кинжал, блеснувший серебряной насечкой в складках одежды. Заметив удивление меченого, горожанин резким движением захлопнул полы кафтана и быстро вышел из трактира, бросив, однако, с порога на Туза дерзкий взгляд.

— Кто такой? — спросил сержант у хозяина.

Хозяин огляделся по сторонам и, наклонившись к самому уху Туза, прошептал:

— Лихой человек, за золотой кому угодно горло перережет, хоть самому королю Рагнвальду. Ты, господин, по Бургу с опаской ходи, здесь таких головорезов хватает. Пырнет из-за угла ножом, и поминай, как звали.

— Спасибо, что предупредил, — холодно поблагодарил Туз. — А этот часто здесь бывает?

— Случается, заходит и один, и с дружками. Храни нас Господь от таких гостей.

Туз бросил хозяину еще один золотой:

— Если появится еще раз — скажи мне.

Бург был велик, грязен и шумлив. Шум стихал только глубокой ночью, да и то частенько наступившая тишина разрывалась вдруг разбойным свистом, призывами о помощи, лязгом стали, топотом убегающих и догоняющих ног. Только у королевского замка и на прилегающих к нему улицах, где селились владетели и богатые купцы, сохранялся относительный порядок и чистота, вся остальная часть города была завалена отбросами. Не помогали ни оплеухи, которые щедро раздавала городская стража нерадивым обитателям нищих домов, ни штрафы, которые большинству горожан нечем было платить. Более половины города состояла из покосившихся хибар, обитатели которых жили, как бог на душу положит, на неведомые никому доходы. Это были вконец обнищавшие крестьяне, сбежавшие в город от непомерного гнета жиреющих владетелей. Время от времени на беглых устраивали облавы, возвращая их законным владельцам, но, увы, население Бурга от этого не уменьшалось. Другую часть населения города, куда более беспокойную, составляли ветераны многочисленных междоусобных войн, отпущенные за ненадобностью во время короткого перемирия. Кроме того, Бург населен был просто бродягами, родившимися бродягами и никогда не представлявшими себя в ином качестве. Трудолюбивые ремесленники, а они в городе тоже были, просто тонули в море приживал, громил и бездельников. Время от времени, королевский двор устраивал бесплатные раздачи хлеба бедствующим горожанам, и тогда возникала невероятная давка, после которой неподвижные тела оставались лежать на площадях и улицах. Городская стража с помощью нищих оборванцев собирала их в раздрызганные телеги и вывозила за город в общую для всех яму.

Бес и Туз с трудом продирались сквозь густые толпы праздношатающегося люда, не брезгуя плетью, если в этом возникала необходимость. Горожане огрызались и неохотно уступали дорогу надменным чужакам. Меченых, привыкших к строгому распорядку Башни, к крестьянам, с утра до ночи не разгибающим спины, поражала праздность буржцев, их неистребимая тяга к развлечениям. Развлечениям любого рода: будь то выступления канатных плясунов или обычная драка между мальчишками. Стоило возникнуть малейшей перепалке, как тут же собиралась толпа — негодующая, советующая, смеющаяся. На тесных улочках то и дело вспыхивали схватки между воинами враждующих владетелей. Рекой лилась кровь и самих воинов, и неосторожных зевак, попавших под горячую руку. Даже вмешательство городской стражи не всегда останавливало побоище. В одной из таких драк Бес собрался было поучаствовать, но Туз остановил его. Сержанту вдруг показалось, что в этой разношерстной толпе буржских обывателей мелькнуло знакомое лицо. Туз насторожился, он то и дело оглядывался, но на все вопросы Беса только отмахивался.

Город рос, люди задыхались на его зловонных улочках, вот почему рассказы о неведомых странах и утерянных богатствах были так популярны и среди владетелей, и среди черни. На выходцев из далекой Башни посматривали с суеверным страхом и любопытством — рассказы о колдунах-меченых были немаловажной частью буржского фольклора. Поговаривали, что меченые превращают простые камни в золото, а золото — в сталь, против которой не способен устоять любой воин, будь он хоть семи пядей во лбу. Туза раздражало это назойливое внимание. Шлейф зевак, который они тянули за собой, мог сослужить хорошую службу человеку, вздумавшему следить за мечеными.

Уже стемнело, когда два друга добрались наконец до места, которое разыскивали весь вечер. Трактир с претенциозным названием «У короля» имел к королевскому двору отдаленное отношение. Название свое он получил от развалин, которые, по преданию, являлись гробницей древних властителей страны. Трактир был местом сбора сомнительных личностей и пользовался дурной славой даже среди отнюдь не добропорядочных жителей квартала. Не раз и не два замечались странные шествия от дверей кабака по грязным переулкам до ближайшего притока реки. После чего следовал тихий всплеск, и похоронная процессия рассеивалась с завидной быстротой.

Хозяин трактира, человек строгих правил, внимательно следил, чтобы появление случайных гостей, время от времени по наивности или по злому умыслу забредавших на огонек, не нанесло его постоянным клиентам какого-либо ущерба. Дополнительные меры безопасности вносились в счет и без споров щедро оплачивались. Вот почему появление двух незнакомых вооруженных людей не доставило особой радости хозяину заведения и повергло в изумление тех его завсегдатаев, которые еще способны были реагировать на окружающее.

Туз брезгливо оглядел загаженный, тускло освещенный светильниками зал и присел на ближайшую к выходу скамью, стряхнув мимоходом на заплеванный пол захмелевшего оборванца. Пьяница издал мощный протестующий храп, не привлекший, однако, внимание соседей, и затих, уткнувшись лицом в чьи-то рваные башмаки. Бес толкнул пьяницу ногой, освобождая проход, и подсел к столу, где завязалась азартная игра.

Монеты звенели по залитому брагой столу, меняя владельцев под одобрительные или возмущенные крики зрителей. Во главе честной компании сидел человек средних лет, с круглой, как шар, и почти совершенно облысевшей головой, с резкими чертами хитрого лица и с длинными пальцами, летавшими над столом с непостижимой быстротой. Он и был творцом разворачивающейся драмы. Два головореза с мрачными испитыми физиономиями стояли у плешивого за спиной, внимательно надзирая за окружающими, готовые пресечь любую попытку посягательства на состояние своего благодетеля, щедрой рукой швыряющего хозяину в уплату за выпивку медные деньги.

Бес пристально следил за Плешивым. Секрет его успехов он разгадал без труда, впрочем, и у остальных зрителей, а уж тем более у проигравших, по мере того как перед Плешивым росла горка монет, сомнений оставалось все меньше и меньше. Здоровенный детина с бараньим лицом, только что на глазах у меченых проигравший несколько серебряных монет, потребовал с громкими проклятиями поменять кости. Потрясая кулаками, он двинулся на своего удачливого противника. Плешивый, не меняя позы, покосился на телохранителей. Нарушитель порядка вдруг захрипел, замахал руками и рухнул всей своей непомерной тяжестью на грязный, липкий от пролитой браги стол. Тут же подоспел расторопный хозяин в сопровождении слуг: молодцы подхватили скандалиста под руки и уволокли с глаз долой.

После этого незначительного происшествия желающих учавствовать в игре поубавилось, точнее, их вовсе не было. Напрасно Плешивый обводил присутствующих вопросительно-насмешливыми глазами, выразительно позвякивая монетами, — охотников составить ему компанию не находилось.

— Измельчал ныне в Бурге народец, — доверчиво обратился Плешивый к Бесу, единственному посетителю, еще сидевшему у его стола, — только бы пить да жрать. Где они, прежние удальцы, бросавшие на кон последнюю рубаху. Вот ты, воин, малый по виду хоть куда, а нутро у тебя наверняка слабое, не хватит духу даже на одну ставку.

Бес обиделся, всем своим видом он изобразил крайнюю степень негодования, но в темных его глазах заплясали знакомые Тузу веселые огоньки. Два года назад ловкий меченый обыграл в кости в замке владетеля Заадамского приехавших в Приграничье торговцев зерном из Вестлэнда. Почтенные купцы затеяли скандал, и только вмешательство старого владетеля Свена утихомирило страсти. Азартные игры категорически запрещались в Башне, но хитроумный Бес умел обходить запреты. И горе было тому, кто, клюнув на его простодушный вид, садился с ним за стол попытать счастья.

— Слова, слова, — пренебрежительно махнул рукой Плешивый, но его масляные глазки продолжали ощупывать сумку, висевшую у юнца на поясе.

Телохранители Плешивого сочувственно вздохнули и укоризненно уставились на Беса.

— Я готов играть. — Меченый решительным жестом высыпал на стол горсть монет.

Плешивый открыл и беззвучно закрыл щербатый рот: среди кучи меди и серебра, выброшенного на стол рукою посетителя трактира, отливали желтизною несколько золотых монет. Никто не ожидал, что смазливый мальчишка окажется столь богат.

— Малыш из Башни, — Мужчина, в котором Туз сразу признал лихого незнакомца с постоялого двора, решительно подсел к столу. — Они там спят и едят на золоте.

— Меченый, что ли? — удивился Плешивый. — Вот не думал, что Башня производит на свет подобных ангелочков.

— Правила простые, — обратился лихой незнакомец к Бесу, — кто больше выбросит очков, тот и забирает деньги.

Бес неуверенно взял в руки стаканчик и осторожно встряхнул его. Зрители разочарованно вздохнули.

— Замечательное начало, — засмеялся Плешивый, в свою очередь бросая кости.

Бросок оказался удачным, послышался восхищенный шепот сгрудившихся вокруг стола бродяг. Туз тоже поддался общему порыву и стоял теперь позади Беса, прикрывая его спину.

Плешивый взял золотой из кучи монет, лежащих перед меченым, попробовал на зуб и бросил перед собой.

— Годится.

Бес проводил монету с гордым изображением Башни грустным взглядом и решительно взялся за кости. Удача повернулась к нему лицом: он выиграл два раза подряд. Зрители зашумели. Плешивый изобразил огорчение.

— Увеличим ставки? — предложил он, страдальчески морщась.

— А меченый-то хват! — прицокнул языком в фальшивом восхищении одноглазый телохранитель Плешивого. — Не нам чета.

Бес проиграл несколько раз подряд, горстка монет перед Плешивым быстро росла. Меченый вздохнул и растерянно покачал головой — перед ним на столе сиротливо лежала одна-единственная серебряная монета. Он порылся в сумке и бросил на стол еще шесть золотых.

Кривой даже икнул от изумления:

— Ты посмотри, что делается!

— Давай на все, — махнул рукой Бес.

— Люблю отчаянных, — одобрил его действия Лихой.

Глаза Плешивого алчно блеснули:

— Все на последнюю ставку.

Зрители затаили дыхание. Бес обреченно взял стаканчик руки его задрожали, и он едва не уронил кости на пол.

— Не густо, меченый, — разочарованно охнул кто-то. — Два и один.

Помрачневший Бес передал стаканчик противнику. Плешивый не скрывал торжества: даже не встряхнув кости, он небрежно выбросил их на стол.

— Один и один, — не поверил собственному глазу Кривой. — Что же это такое, братцы?

Плешивый глянул на стол и обмер. Бес равнодушно пересыпал все лежащие на столе монеты в свою сумку под утерянными взглядами окружающих.

— Меченый… Колдун… — зашептались вокруг.

— Идиоты, — расхохотался вдруг Лихой. — Он просто подменил кости, когда ронял их на пол.

— Эй, парень, — Плешивый начал наконец приходить в себя и даже сумел изобразить на лице нечто отдаленно и поминающее улыбку, — я ценю твою шутку, но деньги придется вернуть.

Зрители одобрительно зашумели и, потрясая кулаками, двинулись на Беса.

— Малыш, — Лихой решительно опустил руку на золоченую крестовину кинжала, — не знаю, как там у вас в приграничном захолустье, но у нас в Бурге так не шутят, а если шутят, то в последний раз.

Плешивый вскочил на ноги выхватил длинный нож и ринулся на Беса, изрыгая страшные ругательства. Мощным ударом в челюсть меченый опрокинул нападающего на земляной пол. Кривой запоздало пришел на помощь своему благодетелю, метнув в удачливого игрока тесак. Бес уклонился от летящей смерти, клинок пробил грудную клетку его ближайшего соседа, и несчастный гуляка осел на пол, даже не охнув. Туз ухватил за ворот Кривого и швырнул его в Лихого — два приятеля, сомкнув объятия, рухнули под стол, переломив пополам деревянную лавку. Детина с бараньим лицом, тот самый, что так неудачно состязался в ловкости рук с Плешивым, решил вдруг посостязаться с Тузом. Сержант перехватил его нож на лету и незамедлительно вернул рассеянному владельцу. Детина привычно свалился на стол, сметая на пол грязную посуду.

— Прикончим их! — крикнул Лихой, с трудом выбираясь из-под обломков.

Меченые обнажили мечи — призыв Лихого не нашел отклика у окружающих. Туз сделал шаг вперед, мечи засвистели в воздухе в опасной близости от шей и животов достопочтенных посетителей трактира. Головорезы, а среди них было немало людей искусных не только в игре, но и в ночных поединках, растерянно переглянулись — ничего подобного им до сих пор видеть не доводилось.

Туз бросил мечи в ножны, Бес последовал его примеру, что было справедливо расценено присутствующими как жест примирения. Однако сержант этим жестом не ограничился и выложил на стол десять золотых монет. Лихой недоверчиво посмотрел на Туза:

— Как это понимать?

— Плата за предстоящий нелегкий труд. — Сержант, удобно устроившись на столе, поглядывал на головорезов холодными насмешливыми глазами.

Лихой поставил опрокинутую в суматохе лавку и уселся напротив Туза; Взгляды, которые он бросал на золото, были более чем красноречивы. Подошел Плешивый, вытирая кровь с разбитых вдребезги губ.

— Интересное начало, — заметил Лихой.

— Деловое, — поправил негодяя Туз. — Это задаток. Сделаете дело — получите еще двадцать. Два человека должны умереть. Люди они знатные и могущественные.

— Кровь у всех одинаковая, — философски заметил Кривой, не менее главарей заинтересованный в успехе сделки.

Туз поднялся и бросил Лихому:

— Ты знаешь, где меня найти.

А не боишься? — Лихой правой рукой сгреб золото, а левую сложил в кукиш.

Туз высокомерно усмехнулся и вышел, не прощаясь. Бес напоследок подмигнул Плешивому:

— Учись играть, дядя, при следующей встрече отыграешься.

Плешивый в ответ издал звук, более похожий на стон, чем на проклятие. Лихой проводил меченых долгим взглядом, прикидывая что-то в уме.

— Говорят, у колдунов деньги нечистые, — заметил ка кой-то оборванец, испуганно покосившись на закрывшуюся дверь.

— Все деньги нечистые, — разумно отозвался Плешивый, выплевывая изо рта осколок зуба, — Ну и рука у этого сопляка.

— Может, взять золотишко и… — начал было Кривой.

— Дурак, — обрезал его Плешивый.

— Деньги-то, наверное, заколдованные, — нерешительно предположил головорез с рассеченной надвое нижней губой. — Позвенят, позвенят и исчезнут. Получится как с костями.

Лихой бросил на губастого уничтожающий взгляд:

— Говорю же вам, идиоты, мальчишка их подменил! Ловкость рук для деревенщины необыкновенная, это я готов признать.

— Точно, — согласился Плешивый. — Но мы-то, буржские волки, дали приграничным соплякам себя облапошить. Вот уж действительно: и на старуху бывает проруха.

— Кто знает, чей, в конце концов, верх будет, — загадочно протянул Лихой. — Нельзя выпускать из виду этих набитых золотом ребят.

Глава 8 СВАДЬБА

Ярл Гольдульф Хаарский с удовлетворением оглядел кортеж. Владетель Нидрасский денег на свою свадьбу не пожалел. Деловой и военный союз, заключенный еще в Ожском замке, скреплялся родственными узами. Острое чувство тревоги, не покидавшее ярла последние дни, сменилось уверенностью в будущем. И даже мрачное настроение дочери не слишком тревожило Гольдульфа: владетель был молод, не дурен собой, влиятелен при дворе, словом, это был по всем статьям выгодный муж и зять.

Владетель Нидрасский с благосклонной улыбкой на молодом, цветущем радостью лице внимал шумным приветствиям, швыряя время от времени в толпу горсти монет, что сильно подогревало энтузиазм обступивших богатую процессию горожан. Восторг толпы достиг предела, когда сопровождающие новобрачных владетели последовали примеру Альрика и тоже принялись разбрасывать монеты. Завалы из копошащихся на земле тел то и дело преграждали путь веселым всадникам, и тогда вперед выступали дружинники владетеля Нидрасского, плетьми расчищая дорогу смеющимся господам.

У ворот городского дома владетеля Альрика собралась особенно многочисленная толпа, все с нетерпением ждали появления молодых в предвкушении щедрых раздач. Владетели не обманули их ожиданий. Полной рукой сыпали они медные монеты направо и налево, к неистовому восторгу многочисленных зевак. Утомленная Гильдис наклонилась к владетелю Нидрасскому и что-то сказала ему. Благородный Альрик нетерпеливо махнул воинам рукой, и те, повинуясь приказу, ринулись на разгоряченную толпу. В этот момент из окон соседнего дома на людей буквально хлынул медный дождь. Толпа взвыла, замелькали кулаки, заблестели ножи. Воины отчаянно размахивали плетьми, а кое-где уже били наседающих оборванцев рукоятями мечей. Напор, однако, усиливался, приветственные крики сменились воплями боли и ярости. Владетель Нидрасский нахмурился, Гильдис побледнела, Один из оборванцев схватил за повод коня Альрика и что-то кричал владетелю прямо в лицо, брызгая слюной и потрясая кулаками. Ярл Гольдульф, отмахиваясь плетью от наседавших бездельников, бросился сквозь людское месиво на помощь дочери и зятю. Послышались вопли раздавленных, множество рук вцепились в одежду Хаарского, в мгновение ока стянув его на землю. Разъяренный ярл попробовал было обнажить меч, но тяжелая палица уже взлетела над его головой, а белый свет заслонила беззубая харя, с голым, как куриное яйцо, черепом. Страшно закричала Гильдис, владетели обнажили мечи и началась безжалостная рубка безоружных. Толпа хлынула прочь, в страшной давке люди топтали и калечили друг друга. А мечи все взлетали и взлетали над обезумевшим от ужаса людским морем…

Воины подхватили безжизненное тело ярла Гольдульфа и бегом внесли в дом. Альрик вытер рукой пот со лба и огляделся: улица была завалена трупами, словно после продолжительной и упорной битвы. Бург надолго запомнит свадьбу благородного владетеля Нидрасского.

Стрела прилетела неведомо откуда, Альрик покачнулся и даже успел потрогать оперение рукой, словно не веря собственным глазам, и лишь затем нехотя стал валиться в руки подоспевших дружинников. В голове Нидрасского мелькнула мысль о заговоре меченых, но додумать он ее не успел, провалившись в пугающую пустоту.

Туз угрюмо сидел над кубком вина, глядя пустыми глазами поверх голов товарищей. Меченые благоразумно помалкивали, дабы не тревожить пребывающего в скверном настроении сержанта. Хозяин постоялого двора, напуганный этой тишиной даже больше, чем обычным шумом, растерянно косился в сторону постояльцев. По городу ползли упорные слухи, что чернь не то уже бунтует, не то готова взбунтоваться. Убийство двух благородных владетелей — это вам не обычная драка подгулявших оборванцев. Пожалуй, по нынешним временам присутствие в доме молодцов из Башни будет совсем не лишним, да и платили они хорошо, а что до гульбы, то люди они молодые, отчего не погулять, когда есть на что. Хозяин прикрикнул на дочь, которая затеяла возню с только что вошедшим в зал меченым. Ара оставил девушку и подсел к товарищам.

— Гольдульф отправился к Богу отчитываться в своих прегрешениях, — сообщил он последние новости, — владетель пока дышит. Молодая пребывает в неутешном горе — еще бы, ехала на свадьбу, а приехала на похороны. Воины Нидрасского стерегут дом, на двадцать шагов никого не подпускают, только какой теперь в этом смысл?

Ара засмеялся и подмигнул подружке.

— Спрячь зубы, — посоветовал ему Бес.

— Как скажете, — легко согласился Ара. — Нам все едино, что рыдать, что веселиться. Одного не пойму — у нас тут пир или поминки? А если поминки, то кого оплакиваем?

— Сержант, тебя там двое бродяг спрашивают, — вмешался в разговор Чиж, спасая тем самым товарища от очередного выговора.

— Зови. — Туз резко выпрямился, глаза его холодно блеснули из-под нахмуренных бровей.

— Празднуем победу, — хитро прищурился Лихой.

Одежда на нем висела лохмотьями, но смотрелся он победителем. Плешивый, мягко улыбаясь беззубым ртом скромно держался позади.

Туз молча швырнул мешочек с золотыми на стол.

— Что-то ты не больно ласков, хозяин, — криво усмехнулся Лихой.

Подошедший сзади Бес положил ему руку на плечо:

— Бери этот мусор, дядя, и катись отсюда, пока я тебя не приласкал.

Лихой сгреб мешочек со стола и, не кланяясь, направился к выходу. Плешивый предусмотрительно выскользнул первым. В дверях Лихой обернулся:

— Родись у меня племянничек с чертовой меткой, я бы удавил его еще в колыбели.

Бес швырнул в наглеца кувшин с вином, но Лихой уже успел скрыться за дверью.

— Сволочи, — выдохнул он, оказавшись на улице.

— Деньги-то заплатили, — утешил его Плешивый.

Быстрым шагом, то и дело оглядываясь, приятели двинулись к ближайшему проулку. Закутанный в длинный плащ человек отделился от стены и скользнул за ними следом.

— Что деньги, — Лихой никак не мог успокоиться, — они мне в душу плюнули!

Плешивый расхохотался:

— Никогда не думал, что у тебя столь чувствительная душа.

Лихой побагровел от гнева, и его приятель благоразумно оборвал смех.

— Брось, — заметил он примирительно, — что взять с меченых.

— Чертово отродье! — выругался Лихой.

Приземистая фигура в темном плаще неожиданно преградила им дорогу. Лихой вздрогнул, Плешивый подался назад, нащупывая на поясе нож. Незнакомец не мигая смотрел на негодяев бесцветными замороженными глазами.

— Не узнал, Колобок? — Голос незнакомца был под стать глазам, глухой и безжизненный. — Давненько мы с тобой не виделись.

— Тебя забудешь, — не слишком любезно буркнул Лихой, но на его лице Плешивый не увидел обычной самоуверенности.

Незнакомец улыбнулся: тонкогубый рот треснул наискось, обнажая пожелтевшие зубы.

— Что тебе нужно, Негор? — В голосе Лихого Плешивый уловил заискивающие нотки и очень этому удивился.

— Не бойся, — Негор запахнул плащ, — я не стану требовать с тебя старый долг и хорошо заплачу за новую работу.

Молчун повернулся и, сделав негодяям знак следовать за собой, быстрым неслышным шагом двинулся вперед. Плешивый положил ладонь на рукоять ножа и вопросительно глянул на приятеля. Лихой отрицательно покачал головой, выглядел он в этот момент бледнее обычного.

Гильдис неподвижно сидела в кресле у камина, не отрывая опухших от слез глаз от пляшущего привычный танец огня. Минуло двое суток со дня смерти отца. Муж метался в горячке, не приходя в сознание, и в бреду кричал что-то о золоте и Башне. В душе молодой женщины родилось неясное подозрение. Оно то исчезало под тяжестью нахлынувших забот, то возникало вновь, терзая и без того истерзанное горем сердце. Золото, которое она передала Тузу во время их последней встречи, похоже, сыграло в последовавших событиях свою зловещую роль. Гильдис знала о приезде Туза в Бург, и ее поспешное согласие на брак с владетелем Нидрасским, не в последнюю очередь диктовалось желанием досадить меченому. Напрасно она это сделала. Альрику брак не принес, да и не мог принести счастья — слишком уж далеко зашли ее отношения с меченым. Иногда ей казалось, что Альрик об этом догадывается. А может быть, он знал все — вряд ли ее ночные отлучки из замка остались тайной для слуг. Гильдис словно потеряла разум в своей безрассудной любви к человеку, который был явно этого недостоин. Ее захлестнуло волной страсти, понесло по перекатам, пока не выбросило на берег с разбитой в кровь душой. Альрик знал или догадывался, но все-таки претендовал на ее руку. Быть может, любил. А возможно, все дело в богатом приданом единственной дочери ярла Хаарского и владетеля Ожского Гольдульфа.

Шорох за спиной заставил молодую женщину обернуться: знакомый силуэт с витыми рукоятями мечей над широкими плечами четко вырисовывался на фоне открытого окна.

— Ты! — выдохнула Гильдис и невольно привстала с места.

— Я узнал о смерти твоего отца и пришел выразить соболезнование.

— Разве ты можешь понять, что это такое — потеря родного человека. — Гильдис произнесла эти слова с горечью и тут же спохватилась: — Извини.

— Ты так часто упрекала меня в безотцовщине, что я уже привык, — усмехнулся Туз.

Гильдис опустила голову, подавляя вдруг ни к месту прихлынувшую жалость. Туз шагнул к ней и обнял за плечи. Резким движением она отбросила его руки.

— Отчего умер мой отец? Может, золото было тому причиной?

— Золото? — почти искренне удивился Туз. — Но ведь Башня получила его назад.

— Негодяй! — вспыхнула Гильдис. — Ты взял его обманом!

— Я выполнил свой долг и помог твоему отцу выпутаться из сложного положения. Зря он поехал в Бург. Остался бы в Ожском замке — сохранил бы жизнь. Меченые не берут чужого и никогда не убивают зря.

Гильдис задохнулась от негодования:

— Вы, кто ограбил все Приграничье, вы, ворующие дочерей у отцов и жен у мужей, вы, отбирающие последний кусок у несчастного мужика, — вы не берете чужого?

Туз побледнел от гнева:

— Мы берем то, что принадлежит нам по праву. Наши смерды живут богаче, чем крепостные твоего отца и всех окрестных владетелей.

Туз говорил правду, но Гильдис это не остановило:

— Ты насильник и убийца! Ты сжег деревню моего отца и повесил человека только за то, что он вступился за свою жену.

— Я брал женщин с согласия твоего отца. Не моя вина, что смерды взбунтовались.

— Неправда, — выкрикнула Гильдис, ее била крупная дрожь.

— Я не желал смерти ни твоему отцу, ни даже этому дурачку Нидрасскому.

— Поклянись, что на твоих руках нет их крови.

— Клянусь Башней и своей любовью: я не желал смерти твоему отцу.

Гильдис опустила голову ему на плечо, тело ее вздрагивало от рыданий.

— Ничего, — искренне произнес Туз, — у тебя есть я, и клянусь всем, чем только может поклясться мужчина, я буду защищать тебя до последнего вздоха.

Он отнес обессилившую Гильдис в постель и прилег рядом. Его руки гладили ее ослабевшее тело, это были нежные и сильные руки, дающие тепло и надежду. И это был Туз, человек, которого она любила, и не было сил отказать ему, а было желание спрятаться в этом сильном, обнимающем ее теле от горя и невзгод, от всех нынешних и грядущих бед. Прошлое потеряло всякий смысл для нее, оно утонуло в горячем шепоте Туза, и на его место пришло настоящее, которое унесло ее от горя к утешению, к наслаждению и наконец к покою.

Шум шагов за дверью заставил Гильдис поднять голову. Кто-то поднимался по лестнице, гремя сапогами.

— Тихо. — Гильдис поднесла палец к губам.

Туз мягко спрыгнул с постели, нащупывая в темноте оружие и одежду. В дверь постучали. Гильдис поспешно натягивала платье. Туз, уже одетый, сгреб оружие и шагнул за портьеру. Гильдис открыла дверь: на пороге стоял Ульф, оруженосец Альрика Нидрасского.

— Владетель очнулся и зовет тебя, госпожа.

— Ему стало лучше? — Гильдис поправила прическу и платье, машинально глядя в зеркало.

— Он пришел в себя, но лекарь говорит, что надежды мало. — Ульф бросил подозрительный взгляд на измятую постель и нахмурился.

Гильдис вспыхнула от гнева, но быстро овладела собой.

— Идем, — резко сказала она оруженосцу.

Ульф заколебался, Гильдис повелительным жестом указала ему на дверь. Ульф смутился и, неловко поклонившись женщине, вышел первым, освещая ей путь.

Туз осторожно приблизился к окну. Внизу три воина о чем-то тихо перешептывались между собой, их появление под окнами Гильдис в ночную пору вряд ли было случайным. Туз выглянул за дверь: тускло освещенный чадящими светильниками коридор был пуст.

Сержант двинулся было вперед — звук его шагов гулом отозвался по всему дому. Меченый замер и прислушался: где-то внизу стучали по деревянным ступеням каблучки Гильдис. Она что-то сказала Ульфу, что именно, Туз не разобрал. Положение становилось опасным. Через окно ему уйти не удастся, идти же по гулким коридорам, рискуя разбудить всех в этом доме, — опасно вдвойне. К тому же на выходе его наверняка встретят. Туз толкнул дверь соседней со спальней Гильдис комнаты, к счастью, она оказалась пуста. Он выглянул в окно — никого. Сержант бесшумно распахнул створки и мягко спрыгнул на землю. Глухо звякнули мечи, за углом послышался топот ног, и трое дружинников набросились на меченого, едва успевшего встать на ноги. Туз, повредивший при падении колено, двигался медленнее обычного, но все-таки отразил их первый натиск.

— На помощь! — закричал один из нападающих.

На его зов откликнулись десятки голосов. Туз бешено завертел мечами и решительно шагнул вперед, воины расступились, давая ему дорогу. Сержант, не раздумывая, рванулся вперед к воротам. Обманутые его движением нападающие быстро опомнились и, крича во всю глотку, бросились следом. Наперерез Тузу выскочил человек, потрясающий длинным тяжелым мечом. Сержант легко уклонился от удара и, пробегая мимо, рубанул мечом по перекошенному страхом лицу.

У самых ворот полдесятка воинов преградили меченому путь. Ворота были закрыты на тяжелые засовы, а перепрыгнуть через высокую каменную ограду одним прыжком нечего было и думать. Туз отступил к стене и приготовился к обороне. Первому из нападавших он раскроил череп раньше, чем тот успел взмахнуть мечом, второго уложил ударом ноги в лицо почти одновременно с первым и, наконец, кратным двойным ударом скрещивающихся мечей развалил третьего. Нападающие, ошеломленные столь решительным отпором, отступили. Но к ним уже спешило подкрепление, и в руках выбегающих из дома воинов сержант увидел арбалеты.

— Туз, — услышал он вдруг тихий голос сверху и, подняв голову, увидел лежащего на каменной ограде Беса. Сержант издал победный крик и решительно ринулся вперед, воины владетеля Альрика отпрянули. В два прыжка Туз добрался до ограды и, подхваченный Бесом за руку, мгновенно взлетел на нее. Противник встретил его маневр проклятиями. Часть воинов бросилась за Тузом, карабкаясь по каменной кладке, другие побежали к воротам.

— Быстрее. — Туз решительно прыгнул вниз со стены прямо на мостовую.

— Сюда, — послышался чей-то негромкий голос.

В тени соседнего дома виднелся неясный силуэт человека. Меченые не раздумывая бросились на голос.

— Плешивый! — удивленно воскликнул Бес.

— Признал, малыш, — оскалился тот. — Держитесь за мной, я в Бурге каждый закоулок знаю.

Плешивый уверенно двинулся в ближайший проход между домами, безошибочно определяя дорогу.

— Слышите? — Бес вдруг остановился и поднял руку.

Плешивый, бежавший впереди, тоже замер.

— Ничего, — прошептал он. — Тебе показалось. Идите за угол, потом прямо, а там до постоялого двора рукой подать.

Плешивый посторонился, пропуская спутников вперед. В эту секунду полтора десятка головорезов высыпали из-за угла и с воплями бросились на меченых, потрясая мечами и кинжалами.

— Плешивый, сволочь… — крикнул Бес.

— Здесь я, — откликнулся подонок и расчетливым движением снизу вверх всадил в спину меченого нож.

— Бес! — заорал Туз, отбиваясь от наседающих негодяев. Бес медленно, странно улыбаясь, стал оседать на землю.

Из-за его спины выскочил Плешивый и бросился бежать. Туз перехватил свой правый меч зубами, вытащил из-за голенища сапога нож и метнул его вслед убегающему. Плешивый дико закричал и рухнул на загаженную тысячами ног мостовую. Головорезы с удвоенной энергией насели на сержанта. Туз медленно стал отступать к стене, подле которой все еще пытался встать на ноги его товарищ.

— Бес, держись! — крикнул ему Туз.

— Я сейчас, сержант. — Бес все-таки сумел подняться. Он даже сделал два шага навстречу врагу, кровь потоком хлынула из его горла, Бес зашатался и упал навзничь.

Туз прыгнул вперед и страшным ударом левого меча развалил надвое одного из нападающих. Правый его меч, совершив полукруг, с хрустом вошел в грудь второго. Головорезы дрогнули и подались назад. Не давая им опомниться, Туз рванулся вправо — еще двое упали, обливаясь кровью. Ряды негодяев смешались. Вид разъяренного меченого, потрясающего окровавленными мечами, поверг их. в суеверный ужас. Они вдруг почувствовали себя беззащитными перед разящими молниями в руках приграничного колдуна. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее они стали пятиться назад, пока не обратились в паническое бегство.

— Бес, — крикнул Туз. — Мы снова победили!

Бес не отозвался. Ночной ветерок лениво шевелил его длинные волосы, темное липкое пятно с пугающей быстротой расползалось вокруг неподвижного тела.

— Бес, — не поверил Туз, — как же так?

Бес молчал. Клич победы навсегда отлетел с его уст. Туз, покачиваясь, словно пьяный, взвалил еще не остывшее тело товарища на плечи и, осторожно переступая вдруг ослабевшими ногами, побрел прочь от страшного места.

Гильдис негнущимися пальцами закрыла глаза владетелю Нидрасскому. Он умер, так и не открыв ей главного, — было ли чувство в его сердце или им двигал корыстный расчет. Впрочем, в случившемся несчастье он ее не винил, ему достало мужества уйти из жизни без жалоб и проклятий. В эту минуту Гильдис показалось, что ее жизнь с благородным владетелем Нидрасским могла бы быть если не счастливой, то достойной. А сейчас кроме горечи по случаю ухода из этого мира молодого сильного человека она испытывала еще и страх за свое будущее. Не так-то просто остаться в неполные двадцать лет одинокой и практически беззащитной перед сильными мира сего. А ведь защищать ей придется не только себя. И тут уж без помощи меченого не обойтись.

Забрызганный кровью Ульф внезапно возник на пороге комнаты.

— Уже? — тихо спросил он.

Гильдис только вздохнула в ответ. Ульф опустил голову, по щекам его побежали слезы. Он был не только вассалом благородного Альрика, но и его дальним родственником. Впрочем, прав на имущество покойного он не имел. Гильдис отметила это почти машинально и слегка устыдилась своих мыслей. Хотя вопрос о наследстве скоро встанет в полный рост, хочется ей этого или нет. Гильдис очень скоро придется искать союзников, а Ульфу выгодно поддержать ее в споре за Нидрасские земли.

— Мы поймали одного негодяя. — Гримаса ненависти исказила лицо Ульфа, но он быстро овладел собой. — Наши люди опознали в нем убийцу вашего отца.

Плешивый дышал тяжело, хрипящая грудь его вздымалась в тщетной попытке удержать улетающую жизнь, одежда казалась черной от крови. У Гильдис он вызывал чувство гадливости и ненависти. Подумать только, этот буржский ублюдок, выросший на помойке, лишил жизни ее отца, блестящего и благородного Гольдульфа Хаарского, самого могущественного владетеля Приграничного края. Какая дикая и нелепая случайность.

— Ты убил моего отца? — глядя прямо в его бегающие глаза, спросила Гильдис.

— Нет, нет, — затряс головой Плешивый. — Я все скажу. Нет здесь моей вины. Это все они, отродье дьявола, меченые.

Гильдис побледнела, сердце ее болезненно сжалось, она с трудом выговорила одно-единственное слово:

— Продолжай.

— Он заплатил нам золотом. У него было много золота. Они швыряли монеты в толпу. Я видел, я… — Плешивый попробовал приподняться, но руки его подломились, и он рухнул на солому, хрипя и задыхаясь.

— Готов, — подтвердил лекарь.

Гильдис, не взглянув ни на лекаря, ни на шагнувшего вперед Ульфа, покинула подвал. Окинув столпившихся вокруг воинов невидящими глазами и что-то шепча побелевшими губами, она стала осторожно, точно слепая, с трудом нащупывая ступеньки негнущимися ногами, подниматься вверх по лестнице. Она сама взошла на второй этаж, без посторонней помощи дошла до своих покоев и только здесь рухнула на руки перепуганных служанок.

В трактире «У короля» справляли поминки, во всяком случае, настроение у собравшейся здесь публики было подавленное. Головорезы жадно пили брагу, топя в ней горечь поражения. А ведь казалось, что дело будет верным. Ну что такое двое, пусть и меченых, против почти двух десятков вооруженных и много чего повидавших людей. И вдруг такая незадача.

— Жаль Плешивого, — вздохнул Губастый, отхлебывая брагу из высокой кружки.

— Себя пожалей, — бросил ему Кривой. — Плешивый теперь пристроен на всем готовом в аду, а тебе за брагу платить нечем. Эх, меченых растрясти не удалось, в вине бы плавали.

— Этот сержант — сущий дьявол, — вступил в разговор рослый головорез с перевязанной головой.

— А вы — шавки трусливые, с двумя молокососами не могли справиться.

Лихой презрительно сплюнул под ноги собутыльнику.

— Ты не очень-то распаляйся, — обиделся Кривой. — Сам бежал, словно тебе пятки смазали.

Губастый обидно захохотал, Лихой метнул в его сторону уничтожающий взгляд, но опускаться до ругани с ничтожеством не стал. Что ни говори, а поражение роняет главаря в глазах подельников. И нынешнюю неудачу Лихому еще долго будут припоминать. Черт бы побрал этого урода Негора с его проклятым золотом. Если бы не старые долги, Лихой не стал бы так рисковать. А молчун мог бы и предупредить, что дело им придется иметь с лучшим рубакой Лэнда. Во всяком случае, Лихой на своем веку подобных бойцов не встречал, и не приведи Господь еще раз встретить. А из трактира надо смываться, пока не поздно, меченые наверняка будут мстить за убитого.

— Кстати, о звонкой монете. — Кривой подмигнул своим собутыльникам и перевел вопрошающий взгляд на Лихого.

Лихой сделал вид, что не понял приятеля, а про себя пожалел, что вообще сюда вернулся. Видимо, неудача сильно сказалась на его умственных способностях.

— Твой знакомый заплатил тебе за работу? — мягко полюбопытствовал Кривой.

— Это наши с ним счеты. Тебя они не касаются. К тому же дело мы не сделали.

— Потребуй плату за одного.

— Потребуй сам, — криво усмехнулся Лихой, — Мало тебе от меченых перепало, свяжись еще с молчунами.

— Задаток ты, во всяком случае, получил?

Головорезы многозначительно молчали. В их глазах, направленных на предводителя, не было любви, и Лихой после непродолжительного раздумья сдался. Небрежным жестом он швырнул мешочек с монетами на стол.

— Неужели кто-то думает, что я способен обокрасть товарищей?

Кривой только хмыкнул в ответ, тщательно отсчитывая каждому его долю:

— Мы просто боялись, что наше золото оттянет тебе карманы.

Эти слова были встречены дружным хохотом малопочтенного собрания. Лихой выругался вслух, а про себя поклялся свести счеты с Кривым при первом же удобном случае. Мысли предводителя о мести прервал тревожный шепот хозяина. Лихой при первых же словах трактирщика вскочил словно ошпаренный. Головорезы удивленно уставились на испуганного подельника.

— Меченые, — рявкнул Лихой.

— Двери заперты, — испуганно закричал кто-то.

— Вляпались! — Головорез с перевязанной головой метнулся к окну и тут же рухнул на пол. пробитый стрелой насквозь.

— Горим! — дико закричал Кривой.

Клубы дыма повалили из всех щелей. Люди заметались по залу в поисках спасения.

— Идиоты! — надрывался Лихой. — Двери вышибайте!

Он опрокинул тяжелый дубовый стол и попытался протаранить им дверь. Несколько человек, не потерявших еще разум от страха, бросились ему помогать. Дверь треснула по всей длине и поддалась под натиском объятых ужасом людей. Огонь уже бушевал внутри трактира, крыша вот-вот должна была рухнуть. Последним неистовым усилием дверь удалось сорвать с петель, и толпа полуобгоревших, почти задохнувшихся в дыму людей с воплями ринулась наружу. Меченые хладнокровно расстреливали убегающих из арбалетов, рубили их мечами, топтали конями. Единицам удалось скрыться среди надгробий старого кладбища. Лихому не повезло. Ара ловко подставил ему подножку, и через минуту предводитель головорезов уже стоял перед Тузом со связанными за спиной руками.

— Ну, вот и встретились, — Сержант подбросил на ладони золотую монету и ловко поймал ее на лету, лицо его не предвещало ничего хорошего.

Лихой похолодел, ноги отказывались служить ему, и он тряпичной куклой обвис на руках у меченых. Сержант криво усмехнулся и небрежно швырнул монету в огонь.

— Я дарю это золото тебе, — сказал он, пристально глядя в глаза пленника. — Дело за малым — достать его из огня.

Сержант взмахнул рукой, меченые подхватили оцепеневшего от ужаса Лихого и, раскачав его, швырнули в огонь. Раздался дикий вопль, сноп искр взметнулся к небесам, и на этом все было кончено для негодяя в этом мире.

— Я все расскажу, — заорал Кривой, до икоты напуганный страшной смертью предводителя. — Нам заплатили. Лысый, в длинном плаще, глаза как у змеи, а лицо как маска канатного плясуна. Я видел его мельком, но узнаю обязательно.

Меченые переглянулись: уж слишком точен был портрет молчуна Негора. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, кому понадобилась смерть первого сержанта Башни.

— В огонь его, чтобы и пепла не осталось.

Туз грязно выругался, глядя на проступающие в свете нарождающегося дня стены ненавистного города глазами полными ярости и боли.

Глава 1 ТЕТ

На всем протяжении от Бурга до Башни мир так и не засиял яркими красками для Туза. Что-то оборвалось в его сердце со смертью Беса, и оборвалось уже, кажется, навсегда. Мир и раньше был для него чужим, зато его заменяла Башня, несокрушимая твердыня, надежная как скала, к которой всегда можно было прислониться спиной, отбиваясь от наседающего врага. Скала треснула, словно от удара молнии, и рассыпалась прахом. И в этом прахе, как в вонючем болоте, утонули его лучшие друзья — Рамзай и Бес. Туз впервые почувствовал себя одиноким, и это было непривычное, пугающее чувство.

Башня встретила его еще одной страшной вестью. И Туз не сдержал заклокотавшей в сердце ярости. Сжав кулаки, он шагнул к Бульдогу. Бульдог хоть и смутился, но ответил с вызовом:

— Я твоему Рыжему не нянька.

— Убью, — выдохнул Туз. — Сука.

Сурок попытался его остановить, но сержант был просто невменяемым. Он рванулся вперед и ударил Бульдога по лицу, тот отлетел к стене, но на ногах устоял. Губы Бульдога побелели, а руки лихорадочно искали эфесы мечей.

— Ну, Туз, — сказал он почти спокойно, — бить сержанта Башни — это тебе не по девочкам ходить.

Ара и Зуб с трудом удерживали Туза, изрыгающего страшные проклятия. Сутулый обхватил Бульдога поперек туловища длинными руками и потащил в сторону, что-то шепча ему на ухо. Разъяренный Бульдог бешено отбивался В зал вбежал, на ходу обнажая мечи, второй лейтенант Башни. Глаза Рябого потемнели от гнева.

— Сгною обоих в подземелье, — крикнул он с порога.

Меченые насели на сержантов и отобрали у них мечи Туз тяжело дышал, налитое кровью лицо его перекосило от ярости.

— Уведите Туза от греха подальше, — крикнул Рябый Сурку.

Меченые подхватили сержанта и едва ли не волоком потащили прочь. Рябый осуждающе покачал головой ему вслед.

— Из-за чего свара?

— Из-за Рыжего.

Второй лейтенант помрачнел и бросил на Бульдога недобрый взгляд. Бульдог побагровел и сделал шаг вперед.

— Я Рыжему не нянька, — выкрикнул он. — Туз сам виноват: не научил крикуна в седло садиться.

— Тебя никто не винит, — угрюмо заметил Рябый, отводя глаза в сторону.

Бульдога передернуло, он хотел что-то сказать лейтенанту, но только безнадежно махнул рукой.

— Капитану о случившемся ни слова. — Рябый обвел меченых строгими глазами. — Не хватало нам еще двух лучших сержантов потерять из-за глупой ссоры.

Туз лежал на пожухшей траве, ощущая спиной нагретую солнцем за жаркий день степь, и бездумно глядел в синеющее над головой небо. Думать ни о чем не хотелось, а хотелось зацепиться за проплывающее над головой облако и уплыть с ним далеко-далеко. Туда, где ждала его Гильдис.

Голос Дрозда вернул его к действительности:

— Лось был не прав, когда доверил воспитание пискунов Тету. Башне придется дорого заплатить за его ошибку.

Туз вздохнул полной грудью степной воздух, пахнущий дымом, травами и волей. До горизонта была целая вечность, а до Башни — рукой подать. Меченый — не облако, и уплыть по синему небу от свалившихся на голову забот ему вряд ли удастся.

— Тет стал большой силой, — поддержал товарища Сурок.

— Туза они все-таки назначили третьим лейтенантом, — неуверенно запротестовал Комар, — хотя первый молчун был наверняка против.

— Туз был первым сержантом Башни, и обойти его они не могли, — высказал свое мнение Дрозд. — Лось не дурак, и не станет ссориться с сержантами, как бы ни бесновался Тет, — мы становой хребет Башни.

— Что не помешало Тету расправиться с Рамзаем и Бесом и подставить Рыжего и Ворона. — Красивое лицо Комара дрогнуло.

— Рыжий погиб из-за девчонки, — вздохнул Хвощ. — Не надо было Бесу дразнить старую сволочь.

Туз поднял голову и удивленно посмотрел на товарища:

— Почему ты так решил?

— Все это знают, и капитан тоже. Как только вы уехали, молчуны стали у ее дверей крутиться. Рыжий, недолго думая, отходил первого же подвернувшегося ходатая плетью. Я доложил капитану, Лось обещал разобраться. Ну и разобрался…

— А как Ворон погиб?

— Сутулый с Рыжим были в дозоре, а Ворон выехал им навстречу, Тут стая набежала, и стая-то была плевая. Сутулый прыгнул в седло и дал деру, а Рыжий… Сутулый клянется, что конь у Рыжего взбесился. Ворон-де успел в седло его закинуть, а уйти им времени уже не хватило.

— А Тет здесь при чем?

— А при том, что врет Сутулый. — Голос Хвоща дрогнул. — Двое моих ребят следом за Вороном туда подъехали. Рыжий уже в седле был, да только конь под ним вдруг на все четыре ноги захромал, ну а лейтенант не захотел его одного оставлять.

— Так говоришь — Тет? — Туз при этом смотрел почему-то не на Хвоща, а на Дрозда.

— Зажился он на этом свете, — не смутился под его взглядом Дрозд.

Сурок вскочил было на ноги, но потом махнул рукой и сел.

— Где девчонка? — спросил Туз.

— Здесь недалеко, в лесной деревушке. — Дрозд кивнул головой в сторону Ожского бора. — После гибели Рыжего мы с Комаром выкрали ее из-под носа у молчунов и туда переправили.

— А Тет?

— Брызгал слюной на капитана, но Лось только плечами пожал.

— Может, ее подальше переправить, пока молчуны не пронюхали? — предложил Сурок.

— Не надо. — Туз в раздумье покусывал сухой стебелек. — Пусть Тет узнает, где она находится. Вдруг ему захочется с ней повидаться?

— А как ко всему этому отнесется Лось? — засомневался Комар.

— Капитан сказал бы нам спасибо, но мы ему о своих подвигах докладывать не будем, — усмехнулся Туз.

Мягкий лунный свет слабо освещал лесную тропу. Протоптанная сотнями ног на протяжении многих десятилетий по столь глухим местам, что даже лихие люди не забредали сюда в поисках добычи, эта лесная тропа была единственной ниточкой, которая связывала забытую Богом и людьми деревню с остальным миром. Ехавшие по ней три всадника то и дело натыкались на выступающие вдруг из темноты сучья и тихо поругивались сквозь зубы.

— Когда же она кончится?! — Первый и самый нетерпеливый из всадников резко обернулся к своему спутнику: — Надо было хоть факелы прихватить.

— Огонь видно издалека, а Тет приказал, чтобы все было сделано скрытно.

Наконец тропа вывела их на большую поляну, со всех сторон окруженную стеной из векового бора. Два всадника спешились, третий остался сидеть в седле.

— Вон та. — Оставшийся в седле всадник указал спутникам на убогую хижину, притулившуюся на самом краю деревни.

Двое, укрываясь в тени деревьев, скользнули вперед, третий, в надвинутом на серые глаза капюшоне, остался на месте, держа в поводу коней. Скрипнули ворота, верховой насторожился, подался вперед, приподнимаясь на стременах. Где-то в отдалении подала голос собака, но тут же примолкла, устыдившись хриплого лая, нарушившего торжественную тишину. В той стороне, куда ушли двое, послышался тихий свист, верховой в ответ заухал ночной птицей. Треск веток неожиданно разорвал тишину, и его товарищи, тяжело переводя дух, вынырнули из кустов. Высокий нес на руках тюк, судя по всему, нелегкий.

— Порядок, — прохрипел он, перебрасывая ношу на холку коня.

— Проклятье, — выругался нетерпеливый. — Темнота, хоть глаз коли.

— Обошлось?

— Старик барахтаться начал, — отозвался раздраженно нетерпеливый, — пришлось пришить.

— Это ничего, — заметил всадник в капюшоне. — Девчонка-то цела?

— Цела. — Высокий, садясь в седло, небрежно похлопал рукой по тюку.

Нетерпеливый тронул коня и первым выскочил на тропу, его более осторожные спутники обернулись словно по команде и прислушались — в деревне все было тихо.

Туз приподнялся на локте, но остался лежать на земле. Дрозд вскочил на ноги. Подъехавший к костру Сурок бесшумно спрыгнул с коня.

— Сделано, — сказал он. — Бульдог, Сутулый и с ними молчун, лица не разглядел, но точно не Тет.

— Еще бы, — усмехнулся Дрозд, — старый пес утруждать себя не любит.

— Проследил, куда повезли девчонку?

— На дальнюю пасеку. Тета пока нет и там, я проверил.

— Нет — так будет.

— Втроем-то справимся? — Сурок вопросительно посмотрел на товарищей.

— Справимся, — сказал Туз, затаптывая и без того затухающий костер.

Сурок хорошо знал дорогу и, несмотря на темноту, уверенно вел товарищей. Туз то и дело оборачивался назад и прислушивался, но ничего подозрительного за их спинами не происходило. Тем не менее, третьего лейтенанта не покидало острое чувство надвигающейся опасности, и он то и дело морщился, пережидая холодок страха, пробегающий вдоль хребта.

— Здесь, — остановил товарищей Сурок. — Этого места Тету не миновать, если он действительно поедет на пасеку.

Место, которое выбрал Сурок, как нельзя лучше подходило для засады: дорога здесь сужалась, а по бокам от нее сплошной стеной рос колючий кустарник.

— Спрячь коней и мигом назад, — велел Туз Сурку. — Схоронишься на той стороне. Если поедут цепочкой — первый твой, если в ряд — бей того, кто к тебе ближе.

Сурок увел коней. Туз с Дроздом остались на тропе пристально всматриваясь в темноту и прислушиваясь.

— Страшновато, — признался Дрозд.

— Поздно бояться, — нервно усмехнулся Туз.

Далеко впереди послышался топот копыт, меченые бросились к кустарнику.

— Сурок бы только успел, — прошептал Дрозд.

Всадников было четверо. Кутаясь в длинные плащи, которые делали их похожими на хищных птиц, вылетевших за добычей, они неспешно приближались к засаде. Лиц в темноте разглядеть было нельзя, но Тузу показалось, что он узнал Тета по посадке. Впрочем, полной уверенности у него не было. Не доезжая до засады метров тридцать, всадники вдруг остановились. Дрозд тихо выругался:

— Учуял все-таки, старый пес.

Туз молча поднял арбалет и выстрелил в смутно различимые в темноте фигуры. Дрозд пустил стрелу почти одновременно с ним. И сразу же оба, ломая кусты, бросились на дорогу. С противоположной стороны тоже затрещали ветки: это прорывался сквозь живую изгородь Сурок.

Впереди ржали сбившиеся в клубок кони, слышались приглушенные стоны. Туз снова выстрелил, целясь наугад. Дрозд, не добегая десятка метров, упал на одно колено и начал посылать стрелы одну за другой.

— Хватит, — остановил его Туз.

— Надо бы посмотреть, — нерешительно предложил Су рок, лицо его странно выделялось в темноте большим белым пятном.

Туз обнажил мечи и осторожно двинулся вперед. Тет лежал на земле, придавленный конем. Стрела, пущенная Тузом, пробила ему грудь. Жутковатый оскал на лице мертвого молчуна заставил Туза содрогнуться. Тет улыбался ему напоследок прощальной улыбкой черепа, вымытого весенним половодьем из старой могилы. В этой улыбке не было надежды, зато чудилось предсказание, безнадежное в своей пугающей наготе.

— Этот еще дышит, — вскрикнул вдруг Сурок.

— Так добей его, — поморщился лейтенант. — Все, что ли?

— Вроде все, — ответил Дрозд, оглядываясь по сторонам.

В лесу их ожидал неприятный сюрприз: лошадей на месте не оказалось. Сурок лихорадочно заметался по сторонам, шаря в густом подлеске, словно лошади были иголкой и их там случайно обронили.

— Где они? — вспылил Туз.

Сурок растерянно развел руками. Сомнений в том, что полчаса назад он оставил лошадей на этом самом месте, у него не было. Сами они уйти не могли — предусмотрительный меченый крепко привязал их к дереву. Дерево он нашел, нашел даже следы от уздечек, но лошадей не было.

— Что делать будем? — с тревогой спросил Дрозд у Туза.

Лейтенант пожал плечами и вместо ответа стал оглядываться в подступающую темноту.

— Нужно уходить отсюда, — сказал Сурок. — Если этот похититель из компании Тета — нам не поздоровится.

— Наведаемся на пасеку, — предложил Дрозд. — Сдается мне, что это работа либо Бульдога, либо Сутулого. Один из них мог выехать навстречу молчунам.

Ломая кусты, все трое двинулись к дороге, но там было по-прежнему пустынно и тихо, только позади меченых бесформенной грудой темнели трупы людей и лошадей, убитых десять минут назад. Луна скрылась за тучи, стало еще темнее. Внезапно Туз обернулся, вскинул арбалет и выстрелил не целясь. Сержанты с удивлением посмотрели на лейтенанта.

— Показалось, — виновато усмехнулся Туз.

Он чуть склонил голову набок и прислушался: слабый ветерок ласково играл листьями дремавших в ночи где-то в отдалении угрожающе ухала ночная птица.

— Ладно, — решил, наконец, Туз, — идем на пасеку, а там видно будет.

— Если они не круглые дураки, — заметил Сурок, немного погодя, — то устроят нам хорошую встречу на дороге вроде той, что мы устроили Тету.

— Сурок прав, — поддержал товарища Дрозд.

— А что вы предлагаете? — рассердился Туз. — Тащиться через заросли, рискуя выколоть себе глаза?

— Уж лучше ветка в глаз, чем стрела.

Лес встретил меченых враждебной тишиной. Невидимые корни цепляли их за сапоги, а ветки безжалостно хлестали по лицам. Дрозд то и дело спотыкался и падал, громко и отчаянно при этом ругаясь. Сурок, обладавший кошачьей способностью видеть в темноте, беззвучно скользил впереди товарищей, указывая направление. Светало, запели, зашевелились птицы, потянуло утренней прохладой. Идти стало намного легче, но с каждым шагом росла тревога — что если Бульдог не станет ждать их у пасеки, а махнет по дороге, прямиком в Башню?

Сурок вдруг остановился и предостерегающе поднял руку.

— Пасека, — едва слышно выдохнул он, указывая на хлипкое строение, прячущееся за деревьями.

На пороге хижины появился молчун и оглядел окрестности тревожным взглядом. Лысый череп его, не прикрытый в этот раз капюшоном, заблестел под утренними лучами солнца. Туз вскинул арбалет, стрела пробила молчуну шею, и тот упал на траву, даже не вскрикнув. Лейтенант, укрываясь за деревьями, стал осторожно приближаться к хижине. Сурок обходил ее слева, Дрозд — справа. У дверей лейтенант замер.

— Давай. — Сурок неслышной тенью возник у него за спиной.

Туз резким ударом ноги распахнул дверь, в ответ раздался громкий крик, лейтенант опустил арбалет.

— Чего орешь, дура? — грубо оборвал он женщину, которая, вжавшись спиной в стену, смотрела на меченых расширенными от ужаса глазами.

— Пусто? — спросил Дрозд, просовывая в дверь лохматую голову.

— К дороге, — скомандовал лейтенант.

Туз первым разглядел спины Сутулого и Бульдога, черневшие в высокой траве. Он выпрямился и не торопясь навел на них арбалет, сержанты последовали его примеру.

— Эй, ребята, — позвал Туз, — вы не нас поджидаете?

Бульдог и Сутулый мгновенно вскочили на ноги. Лейтенант выразительно покачал арбалетом.

— Жаль, — сказал Бульдог, растягивая в кривой усмешке губы, — не я вас засек там, на дороге.

— У тебя еще будет возможность отличиться, — утешил его Туз, отбрасывая арбалет и обнажая мечи.

Бульдог, ни секунды не медля, последовал его примеру. Дрозд, опередив Сурка, шагнул к Сутулому. На обычно добродушном лице Дрозда появилась нехорошая улыбка. Огорченный Сурок нехотя отошел в сторону.

Бульдог напал первым, мечи скрестились. Туз отпрянул назад, и потерявший опору Бульдог едва не растянулся ничком на траве. Туз рубанул справа, но Бульдог не растерялся: упал на колено, левым мечом перехватил меч противника и даже попытался достать лейтенанта прямым выпадом правым. Туз отступил на шаг и оглянулся. Дрозд яростно наседал на Сутулого. Мечи в его руках ходили кругами, и Сутулый, едва успевая закрываться от быстрых ударов, пятился назад.

— Не устоять Сутулому, — заметил Бульдог. — Дрозд — первый рубака в Башне, после тебя, разумеется, лейтенант.

— Не прибедняйся, — жестко бросил Туз, — здесь не подадут.

Бульдог, прочертив правым мечом полукруг, едва не достал левую ногу противника, но Туз в последний момент перехватил удар.

— Ловок ты, лейтенант, ничего не скажешь, — завистливо вздохнул Бульдог. — Но Тета не дадут переварить даже такому ловкачу, как ты. Вздернут тебя если не сегодня, то завтра.

Туз нанес быстрый удар справа, Бульдог перехватил меч, Но сдержать удар ему не удалось, клинок все-таки коснулся головы. Из раны медленно засочилась кровь. Не давая пробнику опомниться, Туз рванулся вперед и прямым выпадом левой всадил клинок в грудь Бульдога по самую рукоять. Бульдог с минуту стоял неподвижно. Мечи выпали из его рук и покатились по траве, изо рта хлынула кровь и он наконец ничком рухнул на землю. Сурок склонился над ним, но Бульдог уже не нуждался в помощи. Подошедший Дрозд пучком травы вытирал меч. Туз вопросительно глянул на него, но сержант только рукой махнул, давая понять тем самым, что с Сутулым все кончено.

— Что с девчонкой делать? — спросил Сурок.

— Отвезем обратно в деревню.

— А она не проболтается?

— Кто ее спрашивать будет? Тет свои любовные делишки обделывал тайно, не посвящая в них даже молчунов.

Лось, мрачный как туча, метался по залу — двадцать шагов в одну сторону, двадцать в другую. Обширный капитанский зал, способный при нужде принять до двух сотен человек, не мог, казалось, вместить душившей капитана ярости. Туз наблюдал за рассерженным Лосем краем глаза, храня при этом на лице обычную маску спокойствия и даже скуки. Скорбеть о погибшем Тете он не собирался даже напоказ, что, впрочем, никого не удивляло, учитывая характер их отношений.

— Что ты мечешься, как камышовый кот в клетке? — не выдержал второй лейтенант Рябый.

— По-твоему, нет причин для беспокойства?

— Тету меньше надо было по девочкам бегать — в его возрасте это вредно.

— Откуда ты про девочек взял? — Капитан стремительно обернулся к Рябому.

— Все говорят, — Лейтенант растерянно оглянулся, ища поддержки.

— Шила в мешке не утаишь, — поспешил Туз на помощь Рябому.

— Ребят жалко, — вздохнул Рябый. — А Тет свое пожил.

Второй лейтенант поперхнулся под взглядом капитана и покосился на молчунов.

— Спалить деревню, — вступил в разговор доселе молчавший Жох. — Должен же кто-то ответить за смерть первого молчуна Башни.

— Ближайшая там деревня Заадамского, но до нее верст десять, не меньше, — пояснил Туз. — Разве что пасеку спалить, но она наша.

Рябый не смог удержаться от смешка, Жох пожал плечами и вопросительно посмотрел на Хора, ближайшего помощника почившего Тета, который занял пустующее место первого молчуна в совете Башни. Хор сидел насупившись как сыч, изредка бросая на лейтенантов недобрые взгляды. Морщинистое лицо его не несло на себе печати выдающегося ума, зато он был известен как мастер пыточного дела — редко кому удавалось вырваться живым из его рук.

— Хорошо. — Лось решительно хлопнул ладонью по столу. — Поручим третьему лейтенанту разобраться и наказать виновных. Тузу следует проявлять максимум осторожности, не в наших интересах в такое время понапрасну задевать владетелей и смердов. Стая зашевелилась. От духов идут тревожные вести — за Змеиным горлом неспокойно. Гибель Тета нам может дорого обойтись.

При этих словах капитана Хор бросил на Туза ненавидящий взгляд. Однако третий лейтенант взгляд молчуна выдержал и ответил улыбкой, очень похожей на волчий оскал.

— И еще, — жестко сказал Лось, — я не потерплю ни малейших раздоров в Башне. В подземелье хватит места для всех смутьянов. Помните об этом.

Туз резко натянул поводья у самого рва Ожского замка, конь взвился на дыбы и едва не опрокинулся на спину. Сурок осуждающе покачал головой. Ара приложил к губам рог и громко протрубил гордый сигнал Башни. В одной из узких бойниц появилась взъерошенная голова.

— Спишь, свиное рыло? — заорал Ара. — Отворяй ворота.

Подъемный мост начал со скрипом опускаться. Меченые, надменно вскинув головы, вступили в Ожский замок. Туз небрежно бросил поводья подбежавшему слуге и спешился. Обширный двор замка был пуст, и Туз уже решил идти в дом без провожатых, когда на пороге появился старый Ролло.

— Заставляешь себя ждать, старик, — вместо приветствия недовольно пробурчал Туз.

Ролло молча поклонился, бросив исподтишка на меченого недобрый взгляд.

— Доложи хозяйке, что я хочу ее видеть.

— Хозяйка больна.

— Ты что, оглох, старик? — вспылил Туз. — Третий лейтенант Башни желает разговаривать с дочерью покойного владетеля Ожского замка.

Ролло, не сказав больше ни слова, пошел в дом. Туз, сделав знак своим людям оставаться во дворе, последовал за ним. Дом ярла Гольдульфа казался пустым — не толклись в залах и коридорах воины, не гремели их хмельные голоса, вокруг было непривычно тихо. Только шарканье ног старого слуги да пружинистый шаг молодого лейтенанта эхом отдавались в узких и гулких коридорах.

Ролло негромко постучал в двери. Услышав в ответ знакомый голос, Туз отстранил замешкавшегося старика и вошел первым. Гильдис при виде улыбающегося гостя вздрогнула, смертельно побледнела и отступила на несколько шагов назад. В глазах ее промелькнул ужас. Туз перестал улыбаться, лицо его приняло высокомерное выражение, он презрительно покосился на Ролло, застывшего у дверей в воинственной позе.

— Может быть, ты предложишь мне сесть?

— Надеюсь, разговор не будет долгим — я нездорова.

— Мне очень жаль, — мягко сказал лейтенант, усаживаясь в кресло, — но разговор будет долгим и важным. Твои воины, благородная госпожа, должны быть готовы двинуться к Змеиному горлу по первому нашему зову.

— В замке мало воинов, и все они нужны мне для охраны.

— Согласно ленной присяге, — раздельно произнес Туз, — Ожский и Хаарский замки должны выставить по первому требованию Башни пятьдесят воинов в полном вооружений, в противном случае, их владетель теряет право на лен и его владения и замки переходят в собственность Башни.

— Но я не давала присяги.

— В таком случае, тебе следует либо принести ее, либо покинуть замок.

Гильдис бросила на Ролло вопросительный взгляд, старик кивнул головой, подтверждая правоту лейтенанта.

— Хорошо. Я принесу присягу, вызову воинов из Хаарского замка и приведу их в Башню по первому требованию.

— Я рад, что ты образумилась, — удовлетворенно кивнул головой лейтенант. — Вели Ролло приготовить все необходимое для проведения этой скучной церемонии. Я думаю, он еще не забыл, как это делается.

— Не забыл, — ответил Ролло, не меняя позы и вопросительно глядя на хозяйку.

— Иди, — кивнула та головой.

Как только за стариком закрылась дверь, Туз ринулся к женщине, но Гильдис резко оттолкнула его.

— У тебя руки в крови, — сказала она хрипло. — Ты убил моего отца, ты убил моего мужа. Какой же ты негодяй, Туз! Только не нужно оправдываться, меня тошнит от твоей лжи.

— А я и не собираюсь оправдываться. — Туз усмехнулся и лениво опустился в кресло, закинув ногу за ногу. — Твоего отца покарала Башня, и даже не моими руками. Ярл Гольдульф слишком далеко зашел в своих шашнях с духами. Что касается Нидрасского, то он сам выбрал свою судьбу. Никому еще не удавалось вырвать добычу из рук меченого. Ты моя, Гильдис, и будешь моею, пока я сам от тебя не откажусь.

— Я убью тебя, — твердо сказала она.

Туз пристально смотрел ей в глаза.

— Можешь, — произнес он наконец. — Но пока я жив, я буду преследовать тебя, где бы ты не находилась: здесь, в Нордлэнде и даже на тех проклятых островах, если ты попытаешься укрыться от меня. И горе тому, кто встанет у меня на пути. Я люблю тебя, Гильдис, люблю больше собственной жизни, больше Башни, которую поклялся защищать, но я меченый и не могу быть другим. Для нас обоих будет лучше, если ты примешь меня таким, каков я есть.

Запыхавшийся Ролло вбежал в комнату, глаза его забегали по лицам Гильдис и меченого. Туз усмехнулся в ответ На его немой вопрос.

— Все готово для принесения присяги.

Гильдис вложила руку в протянутую ладонь третьего лейтенанта Башни, и Туз крепко сжал ее подрагивающие пальцы.

Глава 2 ПРЕСТУПЛЕНИЕ

— Беда, лейтенант! — Сурок стремительно ворвался в комнату Туза.

Удивленный лейтенант приподнялся на локте. Лицо обычно спокойного сержанта было бледным от волнения.

— Письмо владетеля Заадамского капитану. — Сурок швырнул Тузу свернутый трубочкой лист.

Лейтенант пробежал глазами послание. Брови его сошлись у переносицы, а с губ сорвалось проклятье:

— Черт бы побрал этого старого лиса. Откуда он все пронюхал?

— Видимо, не только Сутулый наблюдал за нами в ту ночь. Наверняка был там и какой-нибудь браконьер из местных смердов, который шарился по нашим угодьям.

— Думаешь, он нас опознал?

— Владетель Свен пишет о меченых, а уж кто были эти меченые, Лось и сам вычислит без труда. Все знают, что мы не ночевали в ту роковую ночь в Башне.

— Дрозда предупредил?

— Дрозд уже на ногах.

Туз в тяжелом раздумье заходил по комнате. Замок Заадам — крепкий орешек: стены его высоки, а три десятка воинов — надежная гарантия безопасности владельцев. Штурмовать Заадам только десятками Сурка и Дрозда — значит, понести неоправданно тяжелые потери, да и успех вилами по воде писан. Для того чтобы проникнуть в замок подкупом, нужны деньги. Ни того, ни другого у них нет, а хитростью выманить старого лиса из норы вряд ли удастся. Нет, здесь требуются скорые и решительные действия. Ах, Свен, Свен, и зачем ты полез в это дело — жил бы.

— Поднимай всю сотню.

— А капитан?

— Капитан в отъезде. Потом придумаем для него объяснение. Дрозда ко мне пришли, — крикнул Туз вслед расстроенному Сурку.

Дрозд прибежал через пять минут. Сержант не выглядел ни испуганным, ни особенно встревоженным.

— Все знаешь? — спросил его Туз.

— Если эта история дойдет до капитана, то конец для един — веревка, — зло усмехнулся Дрозд. — Может попробовать договориться со старым Свеном, вы же с ним друзья?

— Если бы Свен хотел договориться, он обратился бы ко мне. Хотя попытка не пытка. Тем не менее, следует быть готовыми ко всему. Если мы решим штурмовать Заадам, то в нашем распоряжении всего несколько часов.

— Мина нужна, но, боюсь, молчуны ее нам так просто е дадут. Начнутся вопросы — что да как?

— Мины есть. В свое время мы с Рамзаем выкрали несколько зарядов, но использовать не успели.

— Люди готовы, лейтенант, — с порога доложил Сурок.

— Ну что ж, — строго посмотрел на сержантов Туз, — терять нам, по-моему, нечего.

— Пойдем до конца, — подтвердил Дрозд.

Меченые уже сидели в седлах, с любопытством поглядывая на молодого лейтенанта. Внезапная тревога их, похоже, не слишком озаботила.

— Молчун с нами. — Сурок кивком головы указал на мрачную фигуру, пристроившуюся на левом фланге.

— Пусть едет, — скривил губы Туз, — Глядишь, пригодится.

Сурок удивленно глянул на лейтенанта, но промолчал. Туз махнул рукой, и сотня на рысях вылетела за ворота. Переход был недолгим. Через два часа сложенная из белого камня сторожевая башенка Заадама появилась на горизонте. Туз расположил людей в густых зарослях Ожского бора, а сам, в сопровождении Сурка и Дрозда, подъехал ко рву как раз напротив замковых ворот.

— Может, все-таки поговорить со стариком? — все еще сомневался Дрозд.

— А что мы ему скажем? — пожал плечами Сурок. — Не выдавай нас, благородный Свен? Пообещать Заадамский может что угодно, а вот выполнит ли — это бабушка надвое сказала. Нам и так повезло уже дважды: и капитан был в Отъезде, и письмо через мои руки пошло. Попади оно к Молчунам или Жоху — быть бы сейчас бычкам на веревочке.

Туз внимательно осматривал стены замка: сложенные из массивных камней, они внушали уважение. Ров в эту пору не был заполнен водой, да и не был он особенно глубоким — преодолеть его, даже не слезая с лошади, труда не составляло. Видимо, владетель Заадама вполне полагался на крепость стен, да и близость Башни давала ему надежные гарантии от посягательств других владетелей. С мечеными же у осторожного старика всегда были прекрасные отношения. Все знали, что в замке благородного Свена всегда есть возможность и гульнуть, и в кости перекинуться.

— Эй, меченые, — крикнули со стен, — зачем пожаловали?

Туз не ответил. Сурок, прав: нельзя доверять старику Свен поступит так, как сочтет нужным. Будет водить Туза за нос, а потом продаст, когда это станет ему выгодно. Верить в этом мире можно только своим, да и то через раз. Продал же Лось своего сержанта молчунам, с благой разумеется, целью — восстановить мир в Башне. А то, что Туз остался цел, — его собственная заслуга.

— Штурмовать замок будем ночью. — Туз покосился на Дрозда. — Когда станешь закладывать мину, постарайся не потревожить стражу.

— Пожалуй, не стоит так долго светиться, — заметил осторожный Сурок, — чего доброго, Свен заподозрит подвох.

Туз скривил в усмешке губы:

— Пусть меченые думают, что мы ведем переговоры.

Дрозд бросил вопросительный взгляд на Сурка, тот в ответ только пожал плечами. Лейтенант, судя по всему, уже принял решение, и сержантам ничего другого не остается, как выполнить с честью его приказ. Впрочем, мысленно Сурок это непростое решение Туза одобрил.

— Они отказались открыть ворота! — крикнул Дрозд встречающим.

Меченые негодующе зашумели. Туз поднял руку, наступила тишина:

— Вы знаете, что четыре дня назад были убиты Тет, четыре молчуна и двое меченых. Капитан поручил расследование мне. Я получил сведения, что убийцы скрываются в замке Заадам. Владетель Свен отказался открыть ворота перед Башней, тем самым открыто встав на путь измены и мятежа.

Меченые разразились бурными криками, в воздухе замелькали обнаженные мечи. Молчун попробовал что-то возразить, но его не слушали.

— Даешь замок! — заорал Ара.

Сотня отозвалась на его слова диким ревом. Меченые готовы были идти на штурм немедленно. Тузу с трудом удалось их удержать. Наконец, привычка к повиновению взяла свое, и меченые стали успокаиваться. Лейтенант приказал им отдыхать и быть готовыми к выступлению по первому же сигналу. Коней не расседлывали — предполагалось, что отсрочка штурма не будет долгой.

— Молчун мутит воду. — Сурок неслышно скользнул к костру, возле которого в задумчивости сидел Туз.

— Черт с ним. Скоро начинаем.

— А если Заадамский скроется?

— Это уже твоя забота: возьми людей и перекрой все тропы, чтобы из замка даже мышь не ускользнула.

— Ну, а если…

— Никаких «если» — бежать нам некуда. Меченые умирают на своей земле.

— Повесят ведь.

— От нас зависит. — Туз отвернулся, обрывая ненужный разговор.

Не Туз первым пролил кровь, да и смерть Тета вряд ли будет последней. Власть над Башней стоит недешево, но нельзя допустить, чтобы рыбьи сердца властвовали над мечеными. Лось заигрался с молчунами и почти проиграл Тету. Туз же заставит их служить своим целям. А его цели — благо и для Башни, и для Приграничья. Жалко, конечно, Свена, но другого выхода нет. Если Лосю станет известно, кто убил Тета, то он просто обязан будет покарать виновных. И значит, полетят не только головы — все пойдет прахом. Нет, старый Свен не дурак, наверняка он полез в чужую свару не просто так. Все они ненавидят Башню и рады подбросить дровишек в разгорающийся костер. А любая ненависть рано или поздно возвращается кровью. Так что не взыщи, благородный Свен. Нельзя верить владетелям, даже таким на вид добродушным, как старик Заадамский. Меченый никогда не должен выпускать мечей из рук, иначе вся эта благородная свора вцепится ему в горло и порвет без пощады.

— Готово. — Зубы Дрозда блеснули в темноте. — Ара ждет твоего сигнала.

— Бери десятки Хвоща и Комара, скачите к воротам. Наделайте там как можно больше шума, но под стрелы не лезьте, ваше дело — привлечь к себе внимание.

Дрозд ускакал, уводя с собой тридцать меченых. Туз сед в седло и окинул взглядом оставшихся: в неровном свете чадящих факелов лица выглядели суровыми и решительными — меченые чуяли запах крови и готовы были к драке.

— Что твои люди делали у стен замка? — Молчун схватил за повод коня лейтенанта.

— Иди, проверь, — оскалился Туз, поднимая коня на дыбы.

Молчун покачнулся, выпустил повод, но на ногах устоял:

— Ты ответишь за самоуправство, лейтенант.

Туз поднял плеть, молчун отшатнулся в сторону. Меченые с интересом наблюдали за противоборством молчуна и лейтенанта, но их симпатии были явно на стороне Туза. Молчун это понял и, резко развернувшись, решительным шагом направился к замку.

Туз подозвал Чижа:

— Скачи к Аре: как только молчун остановится у подкопа, взрывайте стену.

Чиж радостно оскалился и медленно исчез в наползающей со стороны озера Духов темноте. Туз ждал, тревожно вслушиваясь в ночь. Похоже, Дрозд не пожалел зарядов — рвануло так, что земля загудела. Туз первым влетел в образовавшийся пролом, следом за ним, с гиканьем и свистом, вращая над головой клинки, ворвались в замок меченые. Защитники Заадама были застигнуты врасплох. Основные их силы были сосредоточены у главных ворот, именно оттуда они ждали нападения. Двор и наружные стены меченые захватили в мгновение ока. Напуганные взрывом, опаленные огнем, воины владетеля Свена не смогли оказать серьезного сопротивления. Часть их была порублена на месте, другая часть, во главе с владетелем, укрылась за стенами господского дома.

Запылали конюшни, и дикое ржание заживо горящих лошадей на какое-то время заглушило шум боя. Дрозд, въехавший в замок через распахнутые ворота, поморщился от запаха гари. По двору метались люди, надо полагать, челядь владетеля, спасая добро, вместо того чтобы спасать жизнь.

— Лошадей выпустите, — крикнул им сержант.

Туза Дрозд нашел у дверей единственного пока еще уцелевшего строения. Лейтенант во главе десятка меченых добивал дружинников, не успевших укрыться внутри и стойко принявших выпавший им жребий — умереть у дверей дома своего владетеля. Когда сержант приблизился к месту схватки, все уже было кончено. Туз спокойно вытирал мечи об одежду только что убитого им человека, не обращая внимания на стрелы, изредка летящие из окон.

— Что с челядью делать будем? — негромко спросил Дрозд.

— Пусть живут.

— А если свидетель среди них?

— Без Свена им веры не будет. Да и не рискнет более никто вмешиваться в дела Башни после преподнесенного урока.

— А Свен не сбежит?

— Подземный ход у него в часовне, — усмехнулся Туз. — От нее одни развалины остались. Перемудрил старик: на Бога понадеялся и меченых проспал.

Дрозд спрыгнул с коня и подошел к стене дома вплотную:

— Штурмом собираешься брать?

Туз окинул взглядом крепкое каменное строение, которое само по себе являлось крепостью внутри крепости, и отрицательно покачал головой. Двое меченых деловито суетились , подводя мину. Защитники дома, видимо, догадались, какая участь им грозит, и усилили стрельбу из окон.

— Помоги им, — кивнул Туз сержанту, — А то до утра копаться будут.

Однако помощь Дрозда не понадобилась. Тяжелые, окованные железом двери дома внезапно отворились, и не более десятка последних защитников замка бросились на Туза и окружающих его людей. Но меченых смутить было трудно: отбросив в сторону арбалеты, они взялись за мечи и без труда опрокинули атакующих. Старик Заадамский пытался что-то крикнуть Тузу, но не успел, пронзенный сразу двумя мечами — в грудь и в спину. В руках благородного Свена оружия не было. Туз склонился над стариком.

— Сам виноват, Свен, — покачал он с сожалением головой. — Наши дела — это наши дела, тебя они не касались.

— Не верил, — с трудом прохрипел старик, — не верил, что ты способен… Я бы тебя не выдал. Никогда. Думал, что моя Ингрид человека родила, а ты… меченый. Все равно не выдал бы. Зря… — Свен дернулся и затих.

Туз вытер с разгоряченного боем лица свой пот и чужую кровь и направился к коню. Все было кончено. Жар от разгорающегося пожара становился нестерпимым. Лейтенант последним покидал место кровавой бойни. У самых ворот он остановился и окинул взглядом дело своих рук. Замок погибал, его защитники были мертвы, но Туз не чувствовал раскаяния, разве что шевельнулось в душе сожаление о напрасно погибшем Свене, да припомнились хрипы старика о какой-то Ингрид. Туз пожал плечами, огрел коня плетью и поскакал прочь.

Глава 3 ЗАГОВОР

Лось невидящими глазами скользнул по лицу третьего лейтенанта. Жох и Рябый оборвали разговор, словно увидели привидение. Туз прошел к столу, сел и окинул собравшихся насмешливым взглядом.

— По какому случаю траур?

— Ты что-то больно весел сегодня, — огрызнулся Жох.

Рябый молча отвел глаза. Смотреть на лицо торжествующего Туза было выше его сил. Слишком уж похож был на своего отца третий лейтенант, вот только глаза синие, как у матери, Ингрид Заадамской.

Зашевелились в своем углу молчуны во главе с Хором. Туз бросил в их сторону презрительный взгляд. У Хора побагровело не только лицо, но и шея. Как его разбирает! Туз едва не расхохотался в полный голос и поспешил перевести глаза на капитана. Лось был бледен от гнева, но говорил почти спокойно:

— Мы хотим знать, почему сгорел Заадамский замок.

Взгляды всех присутствующих устремились на Туза, но третий лейтенант, внутри у которого все дрожало от напряжения, ничем не выдал своего волнения.

— Ты сам поручил мне расследование.

— Откуда у тебя пороховые заряды? — взорвался Хор. — Кроме капитана и молчунов, никто не имеет к ним доступа.

— С нами был твой молчун. Заряды — это его работа.

— Ложь, — выкрикнул Хор.

— Мои слова может подтвердить вся сотня, — обиделся Туз.

— Где сейчас молчун Греч? — спросил Жох.

— Погиб при взрыве заряда на наших глазах.

— За каким дьяволом ты полез к владетелю? — не выдержал Рябый.

— Убийцы Тета укрылись в его замке. Это шайка браконьеров, которая промышляла в наших лесах.

— А Бульдога с Сутулым тоже убили браконьеры? — В голосе Жоха недоверие было явным.

— Вряд ли. Слишком уж профессионально сделана работа.

— И ты повел в Заадам сотню меченых, чтобы задержать горстку вшивых смердов? — зло спросил капитан.

— Ты же видишь, что он брешет, как шелудивый пес, — рассмеялся трескуче Хор.

Туз, бледный от гнева, вскочил на ноги, рука его опустилась на рукоять кинжала. Лейтенанты возмущенно переглянулись — Хор зашел слишком далеко. Лось хлопнул ладонью по столу:

— Тихо! Если лейтенант виновен, то мы его повесим, но если ты Хор, еще раз себе позволишь подобные оскорбления, то я выставлю тебя отсюда.

Обращаться так с Тетом капитан себе не позволял. Это оценили все и разом притихли. Обиженный Хор поднялся из-за стола, следом привстали было и два его помощника.

— Сидеть, — рявкнул на них капитан, и молчуны поспешно сели.

Взгляды Лося и Хора скрестились.

— Запомни Хор, — раздельно произнес капитан, — если ты уйдешь сейчас отсюда, то назад уже не вернешься. На совете Башни не должно быть места капризам.

Хор, пытаясь сохранить остатки достоинства, медленно опустился на свое место под гробовое молчание присутствующих. Лейтенанты заметно повеселели, Туз приободрился.

— Бульдога с Сутулым явно захватили врасплох, — продолжал Туз как ни в чем не бывало. — У меня были основания подозревать дружинников владетеля Заадамского, потому что, согласитесь, никого другого Бульдог бы так близко к себе не подпустил. Возможно, все началось со случайной ссоры, и дружинники, совершив убийство Тета, заметали следы. Скорее всего, Тет поймал их на браконьерстве и попытался вразумить. Эти ребята давно уже ведут себя в наших угодьях как хозяева. Наверняка Заадамский кое-что знал о случившемся. А сотню я взял для того, чтобы старик опомнился и не усугублял вину, которая, по моему мнению, была не так уж велика. Вы же знаете, как я относился к Свену. Владетель Заадамский вполне мог рассчитывать на мою беспристрастность. Но, видимо, старый Свен увяз в этом деле гораздо глубже, чем я предполагал. Нам не открыли ворота, более того, нас обстреляли, после чего меченых уже трудно было удержать. Да я и не видел в этом смысла — бунт следует подавлять в зародыше, иначе пламя мятежа охватит весь край. Мне кажется, что за Свеном еще кто-то стоит, и мы, возможно, имеем дело с заговором части владетелей против Башни. Всем понятно, что убийство Тета ведет к нашему ослаблению, так что заговорщики знали, с кого начать.

Лось не отрываясь смотрел на рассказчика, но Туз его взгляд выдержал и глаз не отвел.

— Да, — после продолжительного молчания протянул капитан, — ты далеко пойдешь, третий лейтенант Башни, особенно если тебе дать волю. Но воли я тебе не дам. Ты понял меня, Туз: не дам.

Гильдис обвела взглядом своих гостей. Лица благородных владетелей были невеселы. Трагическая гибель благородного Заадамского явилась для многих громом среди ясного неба. Владетели тихо перешептывались между собой, тревожно оглядываясь на дальних соседей — не окажется ли среди них доносчика? Такое бывало не раз, и следствием, неосторожно произнесенного на дружеской пирушке слова, оказывалась расправа Башни, скорая и беспощадная.

Гильдис были понятны и недоверие владетелей друг к другу, и их извечный, впитанный с молоком матери страх перед Башней. Тайные наушники молчунов проникали в самые отдаленные уголки Приграничья, владетели не чувствовали себя в безопасности даже в собственных замках. Ни у кого не возникло сомнений в том, что и о нынешней встрече в Ожском замке Башня, так или иначе, узнает во всех подробностях. Поэтому владетели, сочувственно вздыхая по поводу безвременной кончины владетеля Заадамского, старались не высказать ненароком слишком уж крамольных мыслей. Выступить в подобном собрании с призывом объединить усилия против Башни было бы безумием. Гильдис ограничилась тем, что выразила сожаление по поводу гибели старого и надежного друга Хаарского дома владетеля Свена и попросила помянуть своего столь же безвременно и при сходных обстоятельствах ушедшего из жизни отца.

Владетели зашевелились, обмениваясь многозначительными взглядами. Слухи о смерти ярла Гольдульфа ходили разные, но теперь, со слов его дочери, становилось совершенно ясно, кто был повинен в его гибели. Многие призадумались и помрачнели. Те, кто поумнее, почувствовали новую опасность, исходившую от Башни. И они постарались передать свои сомнения тихо, на ушко, менее сообразительным соседям. Внешне все происходило вполне пристойно: поднимались кубки в память об умерших, вспоминались старые совместные походы, но над этим чинным собранием витал запашок заговора. Башня на удивление быстро оправилась от разгрома пятилетней давности, а новое поколение меченых было еще более дерзким и жестоким, чем прежнее. Так, во всяком случае, утверждали пожилые владетели, а они немало повидали меченых на своем Веку. Становилось очевидным, что убийство двух владетелей не было случайностью. Башня готовила новое наступление на и без того урезанные до неприличия права своих вассалов.

Кое-кто уже намеками давал понять остальным, что если бы владетели были порешительнее пять лет назад, то, может быть, сегодня не пришлось бы скорбеть о безвременно ушедших.

Гильдис слушала этот тихий, едва различимый ропот недовольства, и душу ее переполняла мстительная радость. Нет, она не обольщала себя надеждой на быстрое объединение владетелей, но семена были брошены, и эти семена, при тщательном уходе, должны были дать прекрасные всходы.

После пира Гильдис тайно встретилась с двумя гостями. Владетель Бент Сиигтунский, молодой, светловолосый, хорошо сложенный мужчина, смотрел на Гильдис с откровенным восхищением и без споров соглашался со всеми ее предложениями, едва ли вникая в их смысл. Иное дело ярл Эйнар Гоонский, мужчина средних лет, но уже с сильной проседью в волосах. Его обширные владения были расположены на дальнем конце Приграничья, где зависимость от Башни была куда слабее, и ссориться с мечеными без крайней нужды он не хотел.

— Я понимаю твое желание отомстить убийцам отца, — сказал он Гильдис, — но посуди сама: взять штурмом Башню — безумное дело. Собрав в кулак силы всех владетелей, мы едва ли наберем полторы тысячи воинов. Я знаю меченых, даже в чистом поле нам придется несладко. Народ ненавидит меченых? Так он и нас, владетелей, не слишком любит. Опасно будить народ, а уж вкладывать в руки смерда меч — чистое безумие. Что остается — помощь Нордлэнда? Даром, благородная госпожа, никто помогать не будет, а мы не настолько богаты, чтобы покупать себе новый хомут на шею. Да и чем он будет лучше старого? Кроме того, я не слишком верю рассказам наемных убийц. Ты уж извини, госпожа, но подобного сорта людишки, когда им наступают на хвост, способны оболгать кого угодно. Что же касается владетеля Заадамского, то Тет действительно был убит рядом с его владениями. Благородный Свен много хитрил и вилял на своем веку. Может быть, он сам себя перехитрил в этот раз.

Гильдис подавленно молчала. Ярл Гоонский пользовался большим уважением в Приграничье, он был почти независим, богат, у него было более пятидесяти собственных дружинников и два хорошо укрепленных замка на побережье. Кроме того, он был красноречив и умен. Слова Горского не поколебали убежденности Гильдис в вине меченых, но на владетелей они произведут большое впечатление, это было заметно по тому, как приумолк и задумался Бент Сиигтунский.

— Что знает ярл Гоонский о золоте Башни? — спросила Гильдис и по тому, как блеснули глаза ярла, поняла, что попала в цель.

— Сказки о золоте — старые сказки.

— Знает ли благородный Эйнар, что причиной гибели моих отца и мужа стало золото, полученное ими от духов?

Гильдис поведала владетелям историю, которую открыл ей Ролло, не упоминая о своей невольной вине в наступившей развязке. Ярл Гоонский заинтересовался: история была, конечно, темной, Гольдульф с Альриком зашли слишком далеко, но ведь и приз в игре был велик. Шутка сказать, золото духов.

— Речь, насколько я знаю, шла не только о золоте духов, но и о богатых торговцах из отдаленных земель, которые ищут связи с нами. Не мне вам рассказывать, как обогатились владетели Вестлэнда на такой торговле, почему же приграничные владетели должны быть глупее вестлэндцев? И почему выгоды от будущих торговых связей должны получать только меченые?

— По-моему, в словах благородной Гильдис есть резон, — не слишком уверенно высказался Бент Сиигтунский.

— Пожалуй, — согласился ярл Эйнар. — Эта история заставляет на многое взглянуть по-иному. И кто знает, кто знает…

Глава 4 РАЗВЕДКА

Туз выехал на разведку в сопровождении десятки Сурка. Идея «пощупать рукой горизонт» принадлежала капитану. Лейтенанты поначалу восприняли ее прохладно — чужой мир пугал враждебностью и непредсказуемостью. Молчун Х заявил, что уже в течение двух столетий, по крайней мере, нога меченого не переступала границу и подобное предприятие идет вразрез и с обычаями, и со здравым смыслом.

— Стая на пороге. Ты посылаешь людей на верную гибель.

— Но молчунов стая, кажется, не пугает? — вкрадчиво спросил капитан. — Или я не прав, Сет?

Капитан резко повернулся к ближайшему помощнику Хора. Первый раз в жизни Тор увидел смущенного молчуна. Глаза Сета вильнули в сторону, он прокашлялся, но так ничего и не сказал.

— Мы направляем к духам слизняков, — Хор поспешил на помощь своему застенчивому помощнику, — их жизни ничего не стоят, но польза, которую они приносят, несомненна.

Лось кивнул, соглашаясь:

— С этой минуты о «пользе, которую они приносят», вы будете докладывать мне лично. Ты понял меня, Сет?

Капитан был чем-то сильно недоволен, это Туз определил сразу, но, к сожалению, ему так и не удалось выяснить, что же он не поделил с молчунами.

— Рыбоеды все-таки не люди, — неуверенно заметил Рябый.

— Меня интересуют вовсе не духи и даже не стая. Чужаки, пришедшие неведомо откуда, — вот едва ли не главная угроза со дня существования Башни. Во всяком случае, они могут ею стать в ближайшие годы, и мы должны быть готовы ко всему.

Разведка была поручена Тузу, третий лейтенант отнесся к поручению без энтузиазма, но и возражать не стал. А сейчас, приближаясь к границе неведомого мира, он пожалел об этом. Сама идея дальней разведки показалась ему надуманной и глупой. Разве Лосю мало сведений, получаемых от молчунов и их подручных? Допустим, он не доверяет Хору, но Хор — это не Тет и вряд ли способен на дерзкий шаг неподчинения, да и его помощник Сет, судя по всему, на стороне капитана. Нет, молчунов Лось явно не опасается. После смерти Тета они видят в Лосе и его капитанской власти единственную свою опору в Башне. А опасается капитан, скорее всего, третьего лейтенанта, вполне возможно, что цель безумного предприятия в том и заключается, чтобы погубить Туза и верных ему людей. Лось почуял опасность, исходящую от третьего лейтенанта и, вполне возможно, решил от него избавиться.

Туз едва не отдал приказ поворачивать коней обратно. Но что-то удержало его. Быть может, страх потерять уважение товарищей, а возможно, просто любопытство. Простое человеческое стремление узнать, что же там, за горизонтом.

— Граница, — крикнул Сурок и придержал коня.

Перед ними был последний рубеж, последнее препятствие, отделяющее жизнь от смерти, родной дом от чужого мира. У лейтенанта защемило сердце: мир стаи кочевников лежал сейчас перед ним, в этот мир его звала Гильдис, и он твердо сказал ей «нет». А вот сейчас он все-таки пришел сюда, правда, пришел не по своей воле.

Меченые притихли. Туз собрался с силами и решительно послал коня вперед. Гнедой уверенно преодолел препятствие. Меченые загалдели, засвистели и, в мановение ока, перемахнув через ров, оказались рядом с лейтенантом. Движение по незнакомой местности требовало известных мер предосторожности. Лейтенант выслал дозорных вперед, отрядив для этой цели Сурка с Чубом и Ару с Чижом. Голая песчаная равнина, лишь кое-где поросшая пожухшей травой, не располагала к веселым размышлениям. И хотя ничего неожиданного пока не произошло, беспокойство не оставляло Туза ни на минуту.

Внезапно из-за холма появился Чуб и отчаянно замахал руками.

— Что случилось? — спросил Туз, подъезжая поближе.

— Человек на берегу, — сказал Чуб. — Похоже, в зыбун попал, его уже по пояс затянуло. Мы бросили ему веревку, но он не берет.

— Почему?

— А он нас больше смерти боится.

Сурок, оставив коня на твердой почве, осторожно прохаживался вдоль песчаной косы, не решаясь сделать шаг вперед. В нескольких метрах от меченого торчала черноволосая голова неизвестного. Туз спрыгнул с коня и, приказав всем оставаться на местах, двинулся к Сурку. Черноволосый предпринимал отчаянные усилия, чтобы выбраться из ловушки, но успеха не добился. А чуть поодаль от его ищущих опору рук покачивалась на равнодушных волнах озера Духов лодка, судя по всему, именно до нее пытался добраться черноволосый.

— Веревку хватай, — кричал ему Сурок, но крик его пропадал впустую.

Неизвестный погружался в песок все глубже и глубже и вскоре над поверхностью торчали только его плечи да голова. Сурок не выдержал и, схватив веревку, пополз вперед.

— С ума сошел, — заключил Чуб. — На кой ему этот мозгляк сдался?

Сурок дополз до незнакомца и накинул на него аркан.

— Тащите, — крикнул он товарищам.

Туз с Чубом начали быстро выбирать веревку, Неизвестный и тут повел себя странно: всеми силами он старался освободиться от спасительных пут. Однако руки его были плотно притянуты к телу, и выскользнуть ему не удалось. Меченые налегли на веревку и выдернули чужака из песка, как редиску из грядки. Спасенный яростно отбивался ногами и пытался зубами перегрызть веревку.

— Вот бешеный! — засмеялся Чуб.

Развернувшись, он врезал черноволосому под ребра, тот мгновенно затих.

— Смотри, — крикнул Чуб, — да он шестипалый.

Меченый отшатнулся, рука его потянулась к мечу.

— Отставить, — распорядился Туз.

Он знал, разумеется, жестокий закон Башни: где бы ни встретил урода — убей его, дабы он не дал потомства. Закон был старый и распространялся на весь Лэнд, но Туз не собирался соблюдать его на чужой земле.

— Может быть, в их мире ты со своими пятью пальцами окажешься уродом, — насмешливо заметил Сурок потрясенному Чубу.

Чужак молчал, испуганно хлопая красными веками. Роста он был небольшого, едва достигал меченым до плеча, но сложен пропорционально и, видимо, несмотря на хрупкое сложение, обладал немалой ловкостью.

— Тащите его на твердую землю, — распорядился Туз. — Там разберемся.

Чуб бесцеремонно сгреб чужака в охапку, взвалил на плечо, кряхтя и ругаясь, и понес к поджидающим в нетерпении добычу меченым.

— Дух, не иначе, — заметил Сурок.

На вопросы лейтенанта дух поначалу не отвечал. С момента пленения, он, вообще, пока не произнес ни слова, но по некоторым признакам Туз догадался, что чужак его прекрасно понимает.

— Всыпать ему сотню горячих — сразу заговорит, — предложил Чуб.

Чиж пошел еще дальше, посоветовав привязать шестипалого к хвосту лошади, дабы посмотреть, быстро ли он бегает. Чужак бросал на меченых испуганные взгляды и заметно бледнел.

— Понимает, — утвердился в своем мнении Туз. Он вытащил кинжал и направил тонкое, как жало, острие в глаз духа, тот в ужасе отпрянул, но Чуб крепко ухватил его за голову.

— Довольно, — прохрипел чужак.

— Сразу бы так, — усмехнулся Туз, убирая оружие.

Шестипалый заговорил быстро, проглатывая согласные. Лейтенант понимал его с трудом, но все-таки понимал. Несколько часов назад на деревню Зола, так звали чужака, напала стая. Нападение застало духов врасплох — большинство мужчин отправились поутру на рыбную ловлю. Женщины и дети, спасаясь от чудовищ, хлынули на берег, но лодок там не оказалось. Уцелевшие, во главе с жрецом, укрылись в срубе, единственном мало-мальски укрепленном строении в деревне. Но долго продержаться им не удастся. Жрец послал Зола за помощью, а главное — за лодками, это был единственный шанс на спасение.

— Почему вы не живете на островах постоянно, там же безопаснее?

— Нас слишком много.

— На баб реже коситься надо, — наставительно заметил Ара.

Меченые засмеялись, хотя рассказ чужака произвел на них сильное впечатление. Искоса они посматривали на своего лейтенанта — принимать решение предстояло ему.

— Как зовут твоего жреца? — спросил Туз.

— Ахай, — дух произнес это имя, словно боялся чего-то.

— Он не из ваших?

Зол нехотя кивнул головой, говорить о жреце с чужаками он почему-то не хотел.

— Стая-то большая?

Вожаков, по словам Зола, было более сотни. Псов, правда, мало, да и те, после того как предполагаемая добыча укрылась в недоступном месте, разбрелись по окрестным лесам.

— А вохры?

Сам Зол видел только двух, но, возможно, их было больше.

— Риск, — с сомнением покачал головой Сурок.

— Сотня вожаков-то?! — Ара презрительно сплюнул.

— Про вохров забыл?

— Черт бы о них помнил.

— Здесь тебе не Змеиное горло, а открытая равнина — не в лес же ты побежишь прятаться?

Зол подтвердил, что леса в округе буквально кишат псами, вохрами и вожаками. По его словам, ничего подобного он не видел за свою жизнь. Даже стая пятилетней давности, самая страшная в многовековой истории Приграничья, была пожиже.

— Почему вы так долго тянули с переездом на острова?

Долгая зима на островах требовала больших запасов. Духам приходилось выбирать между разумным риском на Большой земле и голодной смертью в относительной безопасности.

— К тому же с нами был Ахай.

— Который, судя по всему, не слишком вам помог, — насмешливо заметил Ара.

— Надо решать, — сказал Сурок, — Все, что требовалось, мы узнали. Пора возвращаться.

Туз на слова товарища отзываться не спешил. Сурок ошибался: узнали они далеко не все. Именно на встречу с Ахаем посылал Туза капитан. Именно Ахай, не жалея золота, пытался установить контакт с владетелями, а может быть, и установил его. Кроме того, у Туза были сильнейшие подозрения, что молчуны, еще в бытность Тета, имели с ним кое-какие делишки, и, судя по всему, втайне от капитана, вот почему Лось, прознав про это, пришел в такую ярость.

— Ахай — единственный чужак в ваших поселках?

Зол отрицательно покачал головой:

— Их много, но он главный.

— Почему ты не хотел отвечать на мои вопросы?

— Потому что вы меченые.

— Откуда ты знаешь о меченых? — с усмешкой посмотрел на духа Туз.

— Степняки рассказывали: два меча за плечами и камень вместо сердца.

Туз покачал головой и словно бы нехотя пошел к коню.

— Атакуем, — бросил он, прыгая в седло.

Меченые ответили радостным рыком. Недовольный Сурок пожал плечами. Туз приказал выделить чужаку заводную лошадь. Шестипалый с опаской покосился на рослого коня. Стручок, заменивший в десятке Сурка Рыжего, весело рассмеялся:

— Да он коня-то в первый раз видит.

Мальчишеское лицо Стручка сияло от восторга. Мало того, что видел настоящего духа, так еще и со стаей придется схлестнуться на чужой земле. Жизнь была прекрасна.

— Ара, присмотри, — кивнул в его сторону Туз.

Двенадцать всадников сорвались с места. Посадка шестипалого вызвала бурю восторга у меченых, но веселье продолжалось недолго. Через несколько минут бешеной скачки поселение чужаков появилось на горизонте.

— Рассыпаться, — приказал Туз.

Меченые охватывали поселение духов широким полукругом, не давая возможности вожакам зайти себе в тыл. По мнению Сурка, это была чистой воды авантюра. Вожаков могло оказаться гораздо больше, чем об этом рассказывал дух, и тогда меченым придется несладко.

Деревня духов представляла собой беспорядочное нагромождение жалких хижин, кое-как слепленных из тонких жердей, глины и прочего хлама. Предназначались эти хижины только для временного проживания и поэтому служить надежным убежищем от атакующей стаи никак не могли. Где-то в центре деревни, если верить Золу, находился сруб, в котором укрылись уцелевшие духи. Но до cpyбa еще нужно было добраться сквозь беспорядочное нагромождение мусора, в который вожаки превратили летние жилища духов. Туз довольно быстро заблудился в бесчисленных изгородях, которые ограждали неизвестно что, но в которые неизменно упирался его конь, куда бы он его ни поворачивал. Единственным ориентиром среди всего этого хаоса лейтенанту служил угрожающий вой вожаков, который доносился справа. Туз придержал коня у чудом уцелевшей хижины, поднялся на стременах и огляделся. Стая основательно поработала в селении. Лейтенант увидел окровавленные лохмотья у порога и покачал головой: стая и здесь собрала кровавую жатву, и кровь духа ничем не отличалась от крови меченого.

Вохр появился неожиданно, чудовищным ударом проломив стену хижины. Увидев человека, он глухо заворчал, с губ его закапала пена, а в мутных злобных глазках загорелись красные огоньки. Вохр был велик, самый крупный из тех, которых до сих пор доводилось видеть Тузу, а повидал он их немало на своем веку, метра три высотой, никак не меньше. Меченый поднял арбалет и выстрелил чудовищу в бок. Комариный укус, не более того, но монстр пришел в страшную ярость, шерсть на его загривке встала дыбом. Туз легонько тронул жеребца коленом, конь не заставил себя упрашивать и едва ли не с места взял в галоп, перемахнув мимоходом изгородь, которую еще минуту назад считал непреодолимым препятствием. Вохр двигался, казалось, неуклюже, передние толстые лапы болтались перед его мощным телом, как сучья векового дуба в ураган, но в скорости он не уступал коню.

Туз выстрелил, когда до распахнутой пасти-чудовища было буквально рукой подать. Стрела угодила монстру в глаз. Рев вохра сотряс воздух. Туз придержал гнедого и без промедления погасил и второй, исходящий злобой, глаз монстра. Обезумевший от боли, ослепший вохр волчком закружился на месте, комья земли вперемешку с порыжевшей травой полетели в разные стороны. Туз спрыгнул с коня и, обнажив мечи, двинулся к злобному противнику. Проскользнув под несущей немедленную смерть лапой, ой нанес два сильных быстрых удара по опорной ноге вохра. Нога подломилась, и огромная туша рухнула на землю, едва не подмяв под себя Туза. Меченый увернулся от смертельных объятий вохра, не медля ни секунды, прыгнул чудовищу на грудь и вогнал оба меча по самые рукояти в его опустевшие окровавленные глазницы. Где-то там, под чудовищной толщины черепом, у самого затылка, таилась смерть вохра. Монстр дернулся и затих.

Туз свистом подозвал коня и легко прыгнул в седло, жеребец косил на поверженное чудовище влажным глазом и испуганно всхрапывал. Лейтенант ласково потрепал его ладонью по шее: дело было далеко еще не закончено. Откуда-то издалека, словно с того света, доносились вопли вожаков и крики меченых. Туз взмахнул плетью и поскакал к месту яростной схватки.

Меченые загнали вожаков на пыльный пятачок перед срубом и окружили их. Вожаки, которых было никак не меньше шести-семи десятков, угрожающе скалили клыки и глухо ворчали. Время от времени, от этой группы отрывались наиболее свирепые особи и бросались на ближайшего всадника, но меченым к агрессивности вожаков было не привыкать: короткий взмах меча, и бесформенная груда, истекая кровью, валилась на землю.

Туз бросил короткий взгляд на сруб. Пожалуй, они поспели вовремя — одна стена была уже почти полностью разрушена мощными лапами хищников.

— Уцелел кто-нибудь? — Туз указал рукой на сруб.

Сурок только головой кивнул и выстрелил в ближайшего вожака. Меченые, не останавливаясь ни на секунду, ездили по кругу на взмыленных конях и стреляли без роздыху. Туз с ходу включился в этот хоровод. Вожаки выли от бессильной ярости, но выбрать объект для атаки не успевали. Старый, надежный, отработанный до автоматизма прием борьбы со стаей на открытом пространстве. Словно зачарованные, наблюдали вожаки за хороводом меченых, не делая даже попытки прорваться — ярость подавляла инстинкт самосохранения. Добыча была рядом, на расстоянии нескольких прыжков, но постоянно ускользала из поля зрения, и на ее месте появлялась другая, столь же желанная, но столь же недоступная. Меченые сужали круг, стрелы все чаще попадали в цель, стая таяла на глазах, и вот, наконец, последний вожак с пробитой шеей рухнул на пропитанную кровью землю.

— Счастье еще, что псов было мало, — Сурок осуждающе посмотрел на Туза, по его мнению, лейтенант рисковал, и рисковал напрасно.

— Потери есть?

— Стручка помяли серьезно, а остальные отделались царапинами.

— Куда же вы смотрели? — Туз в сердцах хлопнул плетью по голенищу сапога.

— Вохры, дьявол их задери, вывалились неожиданно, — виновато вздохнул Ара. — Никогда не видел, чтобы они действовали парами. Ну и зацепили крикуна.

— Где он?

Сурок в ответ на вопрос лейтенанта указал в сторону полуразваленной хижины.

При первом же взгляде на Стручка Туз понял, что дело плохо. Крикун еще дышал, его помятая страшным ударом грудь мелко подрагивала, бледное мальчишеское лицо кривилось от боли. Стручок умирал и не понимал, что умирает. Большие синие глаза его умоляюще смотрели на лейтенанта, словно он ждал от него немедленного освобождения от боли, терзающей это еще недавно ладное тело. Туз склонился над крикуном и осторожно погладил его по пылающей щеке. Это было, пожалуй, все, что он мог сделать.

— Мальчик умер, — услышал вдруг меченый незнакомый голос за спиной, — мне очень жаль.

Туз резко обернулся: женщина была высокая, стройная, но, кажется, не слишком молодая. В ее темных глазах меченый уловил сочувствие и небрежно кивнул.

— Он первый меченый за многие столетия, который погиб не на своей земле.

— Мне очень жаль, — повторила она. — Я знаю, что это такое — хоронить близких на чужбине. Но вы спасли десятки жизней, а значит, смерть мальчика не была напрасной.

— Это были всего лишь духи.

— Это люди, — глаза ее неожиданно сверкнули гневом, — такие же, как мы. Только их предкам, быть может, повезло меньше, чем нашим.

Одна женщина уже говорила Тузу подобные слова, и лицо ее так же пылало от возмущения. Туз едва заметно улыбнулся. Эта черноволосая красавица из чужого мира была чем-то неуловимо похожа на ту, которую он любил.

— Ты жена Ахая?

Женщина кивнула:

— А это мои дети.

Туз только сейчас разглядел мальчика лет четырнадцати, стоявшего у матери за спиной с мечом в правой руке, клинок которого был темен от запекшейся крови. Девочка, которую он прижимал к себе левой рукой и которой вряд ли было больше трех лет, смотрела на меченого большими, темными и, как показалось Тузу, слишком уж разумными для такой крохи глазами.

— Я бы не пережила их смерть, а потому благодарю тебя, воин, и от своего имени, и от имени людей, которых ты спас.

— Твоя родина далеко от этих мест?

— Очень далеко. — В голосе женщины была тоска. — Долгие месяцы тяжелого пути.

— Далеко, — согласился Туз. — Но вы пришли сюда, значит, могут прийти и другие.

— Они придут, — энергично кивнула головой женщина, — Они обязательно придут, потому что их ведут жадность и властолюбие — самые сильные и самые отвратительные качества человеческой натуры.

— Я хотел поговорить с твоим мужем.

— К сожалению, это невозможно, он сильно пострадал в схватке с вохром. Но я спасу его!

Жрецу Ахаю, кем бы он там ни был, повезло с женщиной. Тузу вдруг почему-то захотелось, чтобы этой чужеземке сопутствовала удача.

— Твой муж колдун?

— Он не больший колдун, чем ваши молчуны.

— Этого вполне хватило бы для того, чтобы сжечь его в Бурге на центральной площади. Зачем он искал связи с владетелями и подстрекал их к бунту?

— Неправда! — горячо возразила она. — Мы никому не желали зла.

А Лось все-таки был прав, и молчуны действительно побывали за Змеиным горлом. Неужели Тет вел свою игру? Но зачем? Какие еще у молчунов могут быть интересы кроме интересов Башни?

— Ты упомянула молчунов, откуда ты их знаешь?

— Однажды они побывали у нас, но чаще приходили другие… — Она замешкалась, подыскивая слово.

— Слизняки, — подсказал Туз.

— Да, — подхватила она. — Эти бывают часто, но им нужно только золото.

— А в золоте у духов недостатка нет?

— Спроси об этом у них.

Она не захотела ответить на его вопрос, да меченый и не настаивал. Всех своих секретов эта женщина ему все равно не расскажет. И, вероятно, она права: нельзя открывать душу чужаку.

— Надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся с твоим мужем. Слишком много вопросов осталось без ответа.

Туз взял горящий факел из рук Сурка и поднес его к погребальному костру, сложенному из огромных бревен. Последнее пристанище Стручка, крикуна из Башни, который успел стать меченым в первом и последнем своем бою. Скоро пепел от погребального костра развеется по этой земле, и она перестанет быть чужой для его товарищей. Меченые возвращаются. Меченые всегда возвращаются на место, где пролилась их кровь и где бродят души их погибших товарищей. Душа Стручка теперь будет вечно охранять этот край, и именно здесь будет проходить граница их мира. Туз оглянулся. Все население поселка духов, включая прибывших с рыбной ловли мужчин, собралось за его спиной. Такие же, как мы. Может быть. Во всяком случае, не совсем чужие. Вон того, черноволосого и малорослого, зовут Золом, он сражался плечом к плечу с мечеными, и это уже не просто чужак, у него есть имя. Имен других Туз не знал, но видел их лица, и это были лица людей, способных понять чужую боль и посочувствовать ей.

Духи провожали меченых до околицы, жена жреца Ахая с дочерью на руках шла рядом с конем лейтенанта. Они не разговаривали, и только в самую последнюю минуту перед расставанием Туз вдруг спросил:

— Как зовут девочку?

— Ее зовут Данной, меченый, — чуть удивившись, ответила она.

— Пусть будет счастлива, — сказал Туз и огрел плетью танцующего в нетерпении коня.

Глава 5 ПОЕДИНОК

Первым об экспедиции Туза услышал Ролло, но меченые попусту языками не болтали, и ничего существенного старику узнать не удалось. Эта экспедиция насторожила Гильдис. Что искала Башня по ту сторону Змеиного горла, зачем была предпринята попытка в такую тревожную пору прорвать добровольную изоляцию Лэнда? Ярл Гоонский, которому она сообщила обо всем, попросил в ответном послании подробностей, но, увы, с подробностями как раз было туго. В народе поползли слухи о большом прорыве стаи, и, судя по тому, как лихорадочно готовились меченые, слухи эти были верны.

Гильдис тоже решила не терять времени даром. В Ожский замок зачастили окрестные владетели: приезжали и поодиночке, и парами, под различными предлогами, стараясь не возбудить подозрений Башни. Частым гостем замка стал и владетель Сиигтунский, чьи посещения отнюдь не остались тайной для округи.

Молодой Бент был влюблен в Гильдис и не скрывал своей любви. Гильдис его поведение тревожило. Нельзя сказать, что ухаживания молодого красивого Бента Сиигтунского были ей неприятны, но хозяйку Ожского замка волновали сейчас совсем другие проблемы. Кроме того, она боялась, и Ролло разделял ее опасения на этот счет, как бы слухи о предстоящей свадьбе не дошли до Туза. Реакцию третьего лейтенанта предсказать было совсем не трудно. Так или иначе, но Гильдис довольно холодно встретила ухаживания незадачливого претендента, ссылаясь при этом на траур по мужу. Бент Сиигтунский был огорчен холодным приемом, однако, справедливо рассудив, что мертвый живому не помеха, решил изменить тактику. Со всей присущей ему энергией он включился в организацию заговора, в надежде, что общие труды и опасности послужат сближению куда лучше, чем мольбы и вздохи.

Бент оказался хорошим помощником. Смелый и реши, тельный, он метался от замка к замку, подбадривая робких убеждая осторожных, разжигая злобу у обиженных, благо в последних недостатка не было. В короткий срок, неожиданно даже для себя самого, Бент Сиигтунский стал душой заговора. Он выступал за немедленные и решительные действия, предлагая нападать на отдельные группы меченых из засад на лесных дорогах. Этот план встревожил наиболее рассудительных владетелей.

— Мальчишка нас погубит, — заявил, узнав о планах Бента, ярл Гоонский, сочувственно внимающим владетелям.

На этом совещании было решено послать ярла в Ожский замок с единственной целью: унять слишком уж лихого Сиигтунского. В противном случае владетели и ярлы с побережья грозили выступить на стороне Башни в предстоящем конфликте.

Туз застал капитана Башни сильно встревоженным. Лось в раздражении отшвырнул лист бумаги и не слишком дружелюбно посмотрел на Туза.

— Плохи дела, — сказал он без лишних предисловий. — Владетели явно что-то замышляют. Нами перехвачены не сколько посланий в Бург. Ничего конкретного там вроде бы нет, но оставлять их без внимания было бы большой глупостью. Прорыв стаи неизбежен, и я должен быть уверен в надежности тыла.

— Есть какие-нибудь сведения о заговорщиках? — спокойно спросил Туз.

— Есть слухи, — сказал Лось. — Наиболее активные участники заговора: владетели Гоонский и Сиигтунский, ну и твоя подруга, дочь покойного Гольдульфа.

Туз криво усмехнулся:

— Надо укротить молодого бычка, старый бык тогда сам успокоится. А с телкой я договорюсь.

— Смотри, лейтенант, — предостерег Лось, — все должно быть гладко, ссора с владетелями нам сейчас ни к чему.

Гильдис обрадовалась приезду ярла Гоонского, чрезмерный пыл Сиигтунского тревожил и ее. Бент кисло глянул на неожиданную помеху. По его мнению, Гильдис слишком уж безоглядно доверяла хитроумному Гоонскому быку.

— Владетели встревожены, — без предисловий начал ярл Эйнар. — Твоя горячность, благородный Бент, может всем нам выйти боком. Кажется, в прошлый раз мы договорились с вами: нападение состоится лишь в случае большого прорыва стаи, когда основные силы Башни будут оттянуты к Змеиному горлу. О чем думает владетель Бент? Или он собирается обуздать меченых с помощью своих смердов? Помогай вам Бог, но на нашу помощь можете не рассчитывать.

Бент покраснел от гнева и закусил губу, а Гильдис виновато опустила глаза.

— Неужели вам непонятно, что, растревожив Башню раньше времени, вы поставите под удар все дело? И не приходило ли в голову моим друзьям, что, узнав о готовящемся в Приграничье восстании, Башня просто пропустит стаю через Змеиное горло?

Гильдис вздрогнула и побледнела. Бент упрямо вскинул олову:

— Такого не было никогда.

— Похвально, что владетель так уверен в благородстве меченых. — В голосе ярла прозвучала ирония. — Но я прожил дольше на этом свете и, смею надеться, знаю людей лучше вас.

— Башня, — предупредил возникший на пороге Ульф.

Владетели вздрогнули и схватились за рукояти кинжалов. Уж слишком неожиданно грянула громом среди ясного неба эта весть.

— Их только пятеро, — успокоил заговорщиков Ульф. — Третий лейтенант в сопровождении четырех меченых.

— Зови, — приказала Гильдис, одновременно знаком призывая владетелей занять место за столом.

Вошедший Туз молча поклонился, владетели ответили ему тем же. Гильдис, не глядя на меченого, глухим голосом предложила ему садиться. Воцарилось тягостное молчание. Туз; криво улыбаясь, потягивал вино из кубка. Бент Сиигтунский не отрывал глаз от стоящего перед ним блюда, боясь расплескать душившую его ненависть. Гильдис, строгая и мрачная, смотрела прямо перед собой, напрочь забыв о своих обязанностях хозяйки. Умудренный опытом Гоонский поспешил ей на помощь:

— Я слышал о твоей экспедиции, лейтенант, — можем ли мы спокойно спать этой осенью?

— Боюсь, что осенью не придется спать ни вам, ни нам.

— Значит, прорыв стаи неизбежен?

— Думаю, да.

Глаза ярла Эйнара неожиданно блеснули, Туз насторожился. Гоонский явно обрадовался прорыву стаи, хотя и поспешил утопить свои чувства в добром глотке вина. Похоже, Лось прав: владетели действительно готовят Башне сюрприз. Кто бы мог подумать, что эта красивая женщина способна состряпать заговор под самым носом у молчунов. Впрочем, разве не эти сладкие уста грозили однажды смертью третьему лейтенанту? И ее зеленые глаза светились при этом так же ярко, как и в первые дни их столь внезапно вспыхнувшей любви. Надо полагать, недостатка в помощниках у Гильдис не будет. А благородный Бент, похоже, горит желанием занять не остывшее еще место Альрика Нидрасского. Но Сиигтунский ошибается: место рядом с Гильдис принадлежит совсем другому человеку, не в характере которого уступать кому-то дорогу.

— А что привело в наши края благородного Эйнара? — Туз поднял кубок и отсалютовал им Гоонскому и тут же, не дождавшись ответа ярла, добавил с усмешкой: — О причинах, заставивших покинуть родной замок владетеля Сиигтунского, я не спрашиваю.

Задетый за живое владетель вскинул голову, собираясь ответить что-то резкое, но его опередил ярл Эйнар:

— Меня в дорогу позвала неизвестность. Слухи о предстоящем большом прорыве стаи тревожат владетелей.

— Боюсь, что владетелей тревожат и иные слухи, говорят, что какие-то горячие головы заскучали в своих замках и рвутся на большую дорогу, попытать разбойного счастья.

— До меня дошли и эти слухи. Отчасти цель моего приезда — охладить горячие головы.

— Благое дело, — согласился Туз и предложил здравицу в честь хозяйки Ожского замка.

— Молодость, молодость, — Гоонский с готовностью поддержал меченого, — пора любви и неразумных порывов. Я пью за вас, молодых, за мир и спокойствие на наших землях.

— Лейтенант не сказал нам о цели своего визита в Ожский замок, — вмешался в разговор Бент.

— Вот как? — удивился Туз. — А я думал, что мое присутствие здесь не нуждается в объяснениях.

Он бросил на покрасневшую Гильдис весьма откровенный взгляд. От ничем не прикрытой наглости меченого Сиигтунский пришел в ярость.

— Вот как, — привстал он со своего места, не обращая внимания на предостерегающие жесты Гоонского, — А я считаю, что твое присутствие за столом вряд ли желанно хозяйке замка.

— Не тебе судить, владетель, желанно мое присутствие за столом хозяйке или нет. Бывали времена, когда я находил приют и в более укромных уголках замка.

Сиигтунский схватился за меч, лицо его из красного сделалось багровым.

— Ты, жалкий выродок…

— Довольно! — оборвал его Туз. — Я думаю, ярл Эйнар согласится быть свидетелем нашего поединка.

Гоонский, понимая, чем закончится поединок для молодого владетеля, предпринял попытку примирить противников:

— Твои слова, лейтенант, были превратно истолкованы благородным Бентом, он стал жертвой собственной горячности.

— Я не сказал ни единого обидного слова в адрес владетеля, — возразил Туз.

— Благородный Бент понял тебя так, — ярл замялся, подыскивая нужные слова, — будто ты намекаешь на близость… — Гоонский покосился на молодую женщину и тут же понял, что совершил непростительный промах.

— Гильдис носит под сердцем моего ребенка, — ровно произнес Туз. — И пока она его не родила, никто не смеет бросить взгляд на женщину меченого. Тебе наши обычаи известны, ярл Эйнар.

Гильдис побледнела, казалось, что она вот-вот потеря сознание. Берта кинулась было к хозяйке, но та уже овладела собой:

— Этот человек сказал вам правду, но я не хочу, чтобы моя ошибка послужила причиной кровопролития.

Она встала и, не сказав больше ни слова растерявшимся владетелям, покинула зал. Мужчины поклонились ей вслед.

— Ну что же, — сказал после долгого молчания Гоонский, — по-моему, причин для ссоры больше нет.

— Благородный Эйнар ошибается, — возразил Туз, — если мне не изменяет память, в мой адрес прозвучали оскорбления.

— Владетель принесет извинения, — поспешно заверил Гоонский. — Я думаю, ты простишь ему горячность, вы званную искренностью чувств.

Туз вопросительно взглянул на Бента. На красивом лице молодого владетеля читалась мрачная решимость.

— Я буду драться, — твердо сказал Сиигтунский.

— Остается договориться об условиях поединка, — спокойно сказал Туз. — Я полагаюсь на тебя, ярл.

Гоонский задумался: мечи отпадали сразу — Сиигтунскому не устоять против меченого, считавшегося лучшим фехтовальщиком Башни, а значит, и всего Лэнда. В схватке на кинжалах у высокого Бента шансов будет еще меньше. Оставались арбалеты.

Лицо Сиигтунского просветлело — у него действительно появился шанс. Туз равнодушно пожал плечами, вежливо попрощался с владетелями и покинул зал.

Эйнар Гоонский был недоволен собой, и это еще мягко сказано. Меченый обвел его вокруг пальца. Теперь становилось совершенно ясно, что он прибыл в замок с единственной целью — убить Сиигтунского. А разыгранная комедия должна была послужить ширмой для этого убийства. Повод был найден вполне благопристойный: поссорились из-за женщины. Глупый мальчишка Бент сам насадил себя на крючок. Оставался открытым только один вопрос: действовал ли Туз по своей инициативе или к этому приложил руку капитан Башни, решивший припугнуть расходившихся владетелей? Пожалуй, ярл Эйнар совершил глупость, доверившись молокососу и девчонке, которая в довершение всему спуталась с меченым. Гоонский неодобрительно досмотрел на сидящую у камина Гильдис.

— Они помирились? — спросила Гильдис, увидев ярла на пороге своей комнаты.

— Увы, — развел тот руками.

— Это Туз! — Гильдис сжала подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. — Ему нужна кровь и только кровь.

— Ты не права, благородная госпожа, — вяло возразил Гоонский. — Лейтенант был готов к примирению.

Формально так оно и было, ярл Эйнар сказал чистую правду, но в этой правде лжи было больше, чем в самой наглой выдумке.

— Лейтенант даже согласился драться на арбалетах, что значительно уравнивает шансы.

Гильдис вздрогнула и вновь побледнела. Гоонский попал в точку: меченый царит в этом сердце, а уж никак не Бент. Почему же прекрасная Гильдис так ополчилась на Башню? Из-за отца? А может быть, просто не поделила с Башней своего любовника? Последнее, по мнению ярла Эйнара, было ближе всего к истине.

— Нельзя ли помешать поединку?

Гоонский отрицательно покачал головой. Бедный Бент! Может быть, посоветовать ему скрыться? Хотя вряд ли он согласится. Сиигтунский горд и ненавидит меченого. А его бегство, чего доброго, наведет меченых на мысль, что за Бентом не все чисто. Пожалуй, ярлу Эйнару следует написать письмо капитану Башни с заверениями преданности и намекнуть невзначай, что у третьего лейтенанта есть интересы, не всегда совпадающие с интересами Башни. Пусть эти гадюки пошипят друг на друга. Ведь недаром же по Приграничью ходят упорные слухи, что именно Туз убил Тета, а потом разгромил Заадамский замок, чтобы замести следы.

Гоонский повеселел и ободряюще глянул на Гильдис:

— Будем надеяться на лучшее, благородная госпожа: и хорошие стрелки не всегда попадают в цель.

Утро выдалось по-осеннему холодным, и тело Гильдис мелко дрожало даже под теплым меховым плащом. При появлении хозяйки замка все присутствующие обнажили головы. Гильдис прошла на террасу и опустилась в кресло, лицо ее было бледным, но почти спокойным. Во двор высыпало все население замка. Даже несколько десятков крестьян из ближайших деревень, невесть каким образом прознавшие о предстоящем поединке, прибежали полюбоваться интересным зрелищем. Весть, что соперники выбрали для поединка арбалеты, вызвала у собравшихся вздох разочарования. Поединки на мечах были куда более захватывающим зрелищем.

Противники, обнаженные по пояс, расположились на противоположных концах обширного внутреннего двора Ожского замка. Ульф и Ара, представляющие интересы сторон, сошлись в центре для уточнения деталей предстоящего поединка. Туз спокойно сидел в седле, осматривая арбалет, из которого ему предстояло стрелять, Закаленное тело меченого, казалось, не ощущало холода.

— Красивый парень, — заметил пожилой воин ярла Гоонского.

— Видишь отметину у него на груди? — шепотом спросил конопатый Харни. — Говорят, что дьявол метит их еще в утробе матери.

Туз поднял голову и бросил сердитый взгляд на разом притихшую толпу. Впрочем, молчание зрителей не было продолжительным, ибо держать языки на запоре в столь волнующий момент было бы слишком тяжким испытанием для собравшихся здесь сплетников.

— Жалко владетеля, — вздохнула разбитная деваха. — Такой молоденький.

— Нашла, кого жалеть, — ущипнул ее за бок Харни. — Живой или мертвый, все равно тебе он не достанется, ты лучше меня пожалей.

— Владетеля хозяйка пожалеет, — хихикнул в кулак невзрачный мужичонка в ветхой рубахе и драных сапогах.

Густав ткнул ему кулаком в бок:

— Помалкивай, рвань, не твоего ума дело.

— Хозяйка уже другого пожалела, — негромко, чтобы не услышали на террасе, проговорила одна из служанок.

— Неужто меченого? — ахнула ее соседка и перекрестилась.

Толпа развесила уши, ожидая продолжения, но служанки, заметив приближающегося Ролло, разом умолкли.

— Чудны дела твои, Господи, — вздохнул опрятно одетый торговец из Остлэнда, забредший в погоне за выгодой на край света.

— А меченый — парень хоть куда, — заявила все та же деваха. — На такую широкую грудь и я бы голову приклонила.

— Тьфу, — плюнул пожилой воин Гоонского, — меченый, нехристь!

— А бабе любой бык, лишь бы хороший тык, — захихикал мужичонка.

— Начинают! — крикнул кто-то, и толпа испуганно подалась назад.

Ульф отъехал в сторону, освобождая место предстоящего поединка, и высоко поднял над головой обнаженный меч. Изнеженный владетель подрагивал от холода, но в седле держался крепко. Туз бросил поводья и поудобнее перехватил арбалет. Ульф опустил меч: противники медленно двинулись навстречу друг другу. Нетерпеливый Бент, не проехав и половину дистанции, вскинул арбалет и выстрелил. Туз поднял коня на дыбы, стрела пробила гнедому шею, и тот стал валиться на бок. Толпа охнула, когда конь рухнул на землю. Меченый, однако, успел выдернуть ноги из стремян, и теперь как ни в чем не бывало стоял в центре двора, сжимая в руках арбалет. Бент Сиигтунский застыл в двадцати метрах от Туза, опустив уже ненужное оружие.

— Пригнись к холке, — посоветовал ему Харни, переживавший, как и все в толпе, за владетеля.

Но побледневший Бент был неподвижен, как статуя, и только глаза на осунувшемся лице горели ненавистью к Меченому.

— Пощади его, — крикнула Гильдис, приподнимаясь в Кресле.

Туз обернулся и вежливо поклонился хозяйке Ожского замка. Выстрелил он не целясь, стрела угодила владетелю прямо в сердце, Сиигтунский рухнул из седла, даже не вскрикнув. Гильдис, бледная как смерть, упала в кресло. Ярл Гоонский перекрестился.

— Человека убил, как кубок осушил, — покачал головой остлэндский торговец.

— Что взять с меченого, — крикнули из толпы. — Для них наша кровь дешевле воды.

Ара осадил коня в двух шагах от заволновавшейся толпы и вызывающе помахал плетью перед носами впереди стоящих:

— Это кто тут у вас такой смелый?

Смерды разом примолкли, воины владетелей сделали вид, что происходящее их нисколько не касается.

— Все было честно, — сказал пожилой дружинник Гоонского, не глядя на соседа.

— Да, — согласился Харни. — Владетель сглупил, связавшись с меченым, впрочем, Бог ему теперь судья.

Туз настоял на встрече с хозяйкой перед отъездом из замка. Гильдис не хотела его видеть, но уступила просьбе, вняв совету осторожного Эйнара.

— Зачем ты убил его?! — В голосе Гильдис звучали одновременно и гнев, и удивление.

Туз не отрываясь смотрел на огонь очага, отблески пламени играли на его лице, и оно казалось в эту минуту каменно спокойным и чуть печальным.

— А затем, милая моя девочка, что уж если вам приходит в голову идея устроить заговор против Башни, то следует при этом сохранять предельную осторожность, а не трубить о своих замыслах на каждом перекрестке. Вы затеяли опасную игру, и Бенту пришлось расплатиться за все сполна.

— Почему тогда ты не убил и меня?

— Потому что ты нужна мне и потому что Башне не нужна твоя смерть.

— Ты чудовище. Туз!

— Возможно, — произнес он негромко после затянувшейся паузы. — Я вынужден устранять смутьянов, чтобы остальные могли жить в относительном спокойствии. Это мой долг, это моя ноша, и я готов нести ее до конца. Я — лейтенант Башни. Я — меченый.

— Вы пришли на нашу землю в страшный год и принесли с собой кровь и ненависть. Пять столетий пронеслось с тех пор, но вы так и остались чужаками. Пятьсот лет вы, как пауки, сосете нашу кровь. Пятьсот лет мы возносим молитвы Всевышнему, чтобы он избавил нас от злой напасти, и теперь пришла пора взяться за оружие, чтобы отстоять честь и свободу.

— А разве не ваши женщины нас рожают, разве не нашими костями устлана эта земля, разве не мы своими телами прикрываем вас от страшной беды? Я видел много стариков ваших селениях, а ты видела когда-нибудь старика меченого? За все взятое у народа мы честно платим своей кровью. Это не Башня принесла на нашу землю ненависть — междоусобье раздирало Лэнд тогда, раздирает и сейчас, когда Башня ослабела. Жадные владетели грызутся между собой, как собаки, потерявшие вожака, короли то возникают на тронах, то в кровавом тумане уходят в небытие. Но мир меняется, он уже далеко не тот, что был каких-нибудь сто лет назад. Морские разбойники атакуют Вестлэнд, у границ нашего края возникла неведомая, но реальная сила. Нам трудно будет удержаться в пределах прежнего мира. Давление снаружи нарастает с каждым днем. Только единство может нас спасти. А объединить силы Лэнда способна лишь Башня, другой основы я не вижу.

— Я не верю тебе, меченый. — Гильдис с ненавистью смотрела на Туза. — Ты пугаешь нас опасностью извне, но куда страшнее для нашего мира вы, черви, грызущие здоровый организм изнутри.

— Если организм здоров, — усмехнулся Туз, — то в нем не заводятся черви. Полно, Гильдис, разве свободу искали Гольдульф и Альрик за Змеиным горлом? И разве не рассказами о золоте ты привлекла на свою сторону Гоонского и Сиигтунского? Именно из-за золота вы готовы, позабыв честь и совесть, ударить нам в спину. Вам и дела нет до того, что стая будет терзать смердов, вы отсидитесь за стенами замков. Так кто же из нас чужой этому миру — я, готовый сложить голову, защищая его, или ты, готовая всех предать ради купленных за звонкую монету заморских диковин?

Туз резко поднялся с кресла и склонился к женщине, сжав ее плечи сильными руками. Синие глаза его холодно блеснули:

— Рано или поздно я стану капитаном Башни, Гильдис, рано или поздно я согну спины гордым владетелям. Я поведу меченых на Бург и вычищу этот рассадник заразы, а нашего с тобой сына я сделаю королем Нордлэнда. Так почему ты встаешь на моем пути?

— Безумец! — проговорила Гильдис, со страхом глядя на Туза.

Лейтенант разом протрезвел, провел ладонью по бледному лицу и невесело рассмеялся:

— Может, ты и права. А разве этот мир не безумен? Покажи мне хотя бы крупицу здравого смысла в том, что происходит вокруг. Наш мир создан безумцами, а мы всего лишь достойные продолжатели их дел.

Глава 6 БОЛЬШОЙ ПРОРЫВ

— Ты выполнил задачу, лейтенант, но я не вижу радости на твоем лице. — Лось искоса глянул на Туза.

— Болезнь зашла слишком далеко. Мало срубить одну-две головы, требуются радикальные меры.

— Что ты предлагаешь? — нахмурился Лось.

— Столкнуть владетелей лицом к лицу со стаей — звериный оскал вохров разом отрезвит захмелевшие головы. Запасов в Башне хватит, мы можем просидеть в осаде и год, и два.

Туз не сомневался в реакции капитана и, в общем, не ошибся в своих ожиданиях. Лось побагровел от бешенства. Сама мысль, что меченый добровольно уступит стае, была для него невыносима. А ведь Лось не глуп и не может не осознавать опасность. Дело даже не в заговоре. Ударят владетели или не ударят — это еще по воде вилами писано, очевидно другое: Башня теряет человеческие ресурсы. Меченых становится все меньше и меньше. Грядущий прорыв стаи пробьет новую брешь в их рядах. А слабость Башни — это хаос в Приграничье. Надо искать иные способы обороны границы, но для этого нужны средства.

— Я не верю тебе. — Лось не отрываясь смотрел Тузу в глаза. — Я приглашу владетелей и сам поговорю с ними. Разум, в конце концов, восторжествует.

— Воля твоя, капитан Башни, ты не веришь своему лейтенанту и готов довериться исконным врагам меченых.

— Они не враги, они наши вассалы, — возразил Лось. — Пятьсот лет стоит Башня, пятьсот лет мы грыземся с владетелями, но в минуту общей для всех опасности мы всегда были рядом, плечом к плечу. И вот доказательство, что вассалам я могу верить. — Лось швырнул бумагу на стол.

— Что это? — спросил Туз.

— Здесь твои планы по завоеванию Лэнда.

Туз сразу понял, откуда прилетел этот белый испачканный ядом голубок. Лейтенант пробежал глазами напитанное и поморщился: они не захотели его понять, ни Гильдис, ни Лось. Не Бург нужен был Тузу и не королевская корона — ему нужны были ресурсы для обустройства границы. Только наглухо заткнув Змеиное горло, Башня могла сохранить себя и навести порядок в Лэнде.

— Теперь я знаю, кто убил Тета.

— А ты и раньше это знал, — устало вздохнул Туз — Ты отдал молчунам слишком много власти, а я исправил твою ошибку.

— Ты знаешь, что полагается за убийство молчуна.

— А за убийство меченого?

— Что ты имеешь в виду? — удивленно вскинул брови Лось.

— Разве не ты подставил нас с Бесом в Бурге под удары наемных убийц?

— Я ничего не знал об этом.

— Тебе невыгодно было знать, Тебе не хотелось ссориться с Тетом, и ты сдал ему меня, с благой, разумеется, целью, сохранить мир в Башне. Но не Тет убил меня, а я убил Тета, что, впрочем, тоже пошло тебе на пользу. И теперь я стал главной твоей заботой. Но запомни, капитан, устранить меня будет не так-то просто.

— Все это твои фантазии, Туз, никто тебе не поверит.

— А тебе поверят, Лось? Разве может лейтенант убить первого молчуна? Да ничего подобного за всю историю не случалось. Не правда ли, капитан?

— Башня не пропустит стаю в Приграничье. — Голос Лося звучал уже более миролюбиво. — И перестань мутить воду, Туз. Меченый, уступивший дорогу стае, перестает быть меченым, а Башня превращается в груду камней. Это принцип, на котором мы стоим. А иначе все теряет смысл: и наше прошлое, и наше настоящее, и наше будущее.

Башня поспешно готовилась к отпору непрошеным гостям. Вызванные капитаном, потянулись по дорогам Приграничья владетели во главе своих дружин. Ожский замок, как и другие ближайшие к границе замки, стал местом пристанища для собираемых сил. Капитан и лейтенанты Башни устраивали придирчивые осмотры прибывшим вассалам. Особенно свирепствовал третий лейтенант, его высокомерие вызвало ропот владетелей. Лось вынужден был вмешаться и отстранить Туза от проведения смотров.

— Не сходи с ума, — огрызнулся Туз. — Отошли дружины владетелей в замки. Неужели ты не видишь, что мы своими руками отлаживаем для себя смертельную ловушку?

Заговор между тем зрел и набирал силу. Душой его была Гильдис, ее замок стал местом сбора мятежных владетелей. Ярл Гоонский желанием большинства встал во главе объединенных владетельских дружин.

— Мы должны твердо усвоить одну нехитрую истину: либо мы уничтожим Башню, либо Башня уничтожит нас.

Наконец настал решающий день: рано поутру в Башне протрубили общую тревогу. Три сотни меченых на рысях ушли к Змеиному горлу. Первый лейтенант Башни, имея под рукой десятки Дрозда и Комара, а также триста крикунов, встал у последнего огненного круга. Туда же подтянулись и дружины подвластных Башне владетелей. Сержанты Башни Дрозд и Комар беспрестанно мотались вдоль рубежа, расставляя воинов в наиболее уязвимых местах. Притихшие крикуны напряженно вглядывались в горизонт.

— Горит! — заорал кто-то.

Жох вздрогнул и приподнялся на стременах. Где-то там, у самой кромки земли, появилась едва различимая тень. Был ли это туман или клубилась поднятая стаей пыль, пока определить было трудно. Жоху не хотелось верить, что это дым. Столь ранний поджог первого круга мог означать только одно: напор стаи неожиданно силен, и меченые поспешно отходят.

Прискакал с левого фланга Комар, его десятка стояла между крикунами четвертой сотни и дружиной ярла Гоонского.

— Как там владетели?

— Пока тихо. — Комар не отводил глаз от горизонта. — Эрл Эйнар встревожен ранним дымом так же, как и мы.

Комар ускакал. Взволнованные крикуны загалдели — теперь уже не было сомнений, что на горизонте дым. Дела складывались скверно. Жох отправил посыльного за Дроздом. Сержант прискакал на взмыленном, храпящем жеребце.

— Плохи дела, лейтенант: владетели Гутормский и Брандомский оставили позиции и отводят дружины в лес.

— Собаки трусливые.

— Дело не в трусости, они отрезают нам дорогу к Башне.

— Вот как, — усмехнулся Жох, — уж не думают ли они, что мы побежим прятаться за стены? А как остальные дружины?

— Пока стоят, но душа у них не на месте: шепчутся о том, что Башня решила пропустить стаю в Приграничье, оттого, мол, столь ранний дым.

Жох нахмурился — волнение дружинников в столь ответственный момент могло стать гибельным для дела.

— Скачи в Башню, — сказал он Дрозду, — собери всех способных держать оружие и выводи вон туда, за холм. Пусть все видят, что меченые не собираются прятаться.

— Я бы не стал этого делать, — покачал Дрозд головой. — Не верю я владетелям.

— А мы здесь на что?! — рассердился Жох. — И хватит, сержант, рассказывать мне байки про заговоры.

Прискакал посыльный от Комара: там, похоже, заваривалась какая-то каша. Люди ярла Гоонского затеяли ссору с мечеными, которая грозила перейти в рукопашную. Жох обернулся, ища глазами Дрозда, но тот был уже далеко. Лейтенант приказал посланцу оставаться с крикунами, а сам, нахлестывая коня, поскакал на левый фланг.

До мечей здесь пока еще не дошло, однако люди ярла вели себя агрессивно. Меченые злобно отругивались, а встревоженные крикуны галдели за их спинами, готовые Поддержать своих по первому же сигналу. Комар прилагал огромные усилия, чтобы успокоить спорщиков. Жох с ходу врезался в толпу. Увидев первого лейтенанта Башни, дружинники нехотя отступили.

— В чем дело? — крикнул Жох. — Где ярл Гоонский?

— Не твоего ума дело, пес, — прохрипел кто-то ему в спину.

Жох мгновенно обернулся и схватил первого же подвернувшегося дружинника за ворот:

— Ты что сказал, мерзавец?

Дружинник побледнел и испуганно замотал головой. В этот момент подъехал ярл Эйнар, и лейтенант отшвырнул свою жертву прочь. Гоонский поморщился, но вслух ничего не сказал.

— В чем дело, ярл, чем недовольны твои люди?

Гоонский резким голосом отдал команду, и дружинники поспешно заняли свои места в строю.

— Извини, лейтенант, но люди встревожены: прошел слух, что меченые готовы пропустить стаю в Приграничье.

— Это ложь! — Жох старался говорить как можно громче, чтобы большее число дружинников могло его услышать. — Я приказал вывести за стены даже пискунов. Башня всегда била врага в чистом поле.

Крикуны отозвались на слова лейтенанта громким кличем:

— За Башню!

— Пискуны будут стоять за холмом, так что каждый может сам убедиться в правдивости моих слов.

— Я был уверен, что это всего лишь нелепый слух, — спокойно сказал Гоонский. — Благодарю тебя, лейтенант, ты успокоил моих людей.

Ярл взмахнул рукой, и его дружина подалась назад и в сторону от меченых. Инцидент вроде был исчерпан, но на душе у Жоха спокойней не стало.

— Плохо дело, — сказал Комар, провожая лейтенанта. — Какие-то люди болтаются у нас за спиной. Зря ты вывел пискунов из Башни.

— Да что вы, сговорились с Дроздом, что ли? — возмутился Жох. — Ноете и ноете с самого утра. От ваших пророчеств голова пухнет.

— От пискунов в чистом поле пользы никакой, — не сдавался Комар. — А в случае измены владетелей они помогли Клещу отстоять ворота Башни.

— С чего ты взял, что вассалы изменят?! Болтать стали много: распускаете слухи, а потом удивляетесь, почему дружинники волнуются. Знаю я, чьи это штучки с чьего голоса ты поешь.

— Ну и ладно. Ты лейтенант, тебе и решать.

Расстались сильно недовольные друг другом. Жох вернулся к своим крикунам и застыл перед глубоким рвом конной статуей. С самого утра все пошло кувырком, а потому лейтенант был взвинчен до предела.

— Похоже, за второй круг зацепились, — сказал вынырнувший из-за плеча лейтенанта Дрозд.

— Пискунов вывел?

— Пискуны вышли с радостью, — усмехнулся Дрозд. — А Клещ ругался, под его началом осталось только двадцать меченых и крикунов. У Клеща нервы гуляют — какие-то люди скапливаются у самых ворот Башни.

— Что за люди?

— Дружинники ярла Мьесенского. Уверяют, что отошли на отдых.

— Не рано ли?

— Клещ тоже так считает, поэтому он против вывода пискунов из Башни. И Хор тоже против — вдруг стая прорвется, что тогда?

— Если стая прорвется, мы всегда успеем увести пискунов, а сейчас нужно успокоить дружинников. Ты сказал Хору, что это приказ?

— Вывел я пискунов. Теперь их ор у Змеиного горла будет слышен. Хор и молчуны тоже с ними вышли.

— А вот это зря, — поморщился Жох.

— Должен же кто-то присматривать за пискунами, Клещ не выделил ни одного меченого, ругался так, что стены дрожали.

— Разболтались совсем, — вздохнул Жох. — Не Башня, а кабак.

— Стая. — Один из крикунов указал на быстро приближающуюся точку.

— Черт! — выругался Жох. — Ничего не вижу.

— Это мелкие осколки, — успокоил крикунов Дрозд. — Затем вы здесь и стоите, чтобы их подчищать.

Осколок был не слишком велик. Около сотни псов во главе с единственным вожаком ринулись в ров, словно и не видели препятствия. Ров, однако, был слишком глубок, выскочить наверх удалось только вожаку. Дрозд без труда раскроил ему череп мечом, псов добили, подоспевшие крикуны.

— Неплохо для начала, — одобрил их действия лейтенант.

— Второй круг подожгли, — сказал вдруг Дрозд потухшим голосом.

— Не может быть! — не поверил ему Жох, но, взглянув на багровеющее небо, только рукой махнул.

— Держитесь теперь. — сказал Дрозд крикунам.

— Скачи к своим, — приказал лейтенант, — да за владетелями присматривай.

Дрозд свистнул так, что шарахнулись в стороны кони ближайших крикунов, и поскакал, поднимая за собой клубы серой, как пепел, пыли. Напряжение между тем нарастало. То один, то другой осколок стаи вылетал из дыма, черневшего на горизонте, и, стремительно увеличиваясь в размерах, мчался к последнему рубежу. Особой опасности они пока не представляли — крикуны расправлялись с ними без особого труда. Жоха беспокоило другое: прискакавший от Комара гонец сообщил, что дружинники Гоонского покинули позиции и отошли в глубь ближайшего леса. Следом отошли еще несколько дружин. Комар вынужден был страховать их позиции, растягивая своих людей редкой цепочкой. Осколки стаи Комар еще мог удержать, но в случае измены владетелей потерявшие строй крикуны не смогут им противостоять.

Жох отыскал Комара на самом краю рубежа, который удерживали теперь только его люди. Рядом располагалась чья-то дружина и, судя по всему, уходить не собиралась. Жох вздохнул с некоторым облегчением. Комар, стоя у края рва, смотрел почему-то не вперед, где, впрочем, все пока было чисто, а назад, не редкий лесок метрах в ста, где скапливались какие-то люди.

— Думаешь, готовят что-то? — Лейтенант подслеповато прищурился, пытаясь определить численность дружинников.

— Что тут думать, и так все ясно, — зло плюнул Комар. — Я надеялся, что ты помощь приведешь.

— Где я тебе меченых возьму, рожу, что ли?

— Тогда скачи за холм, забирай пискунов и отводи их к Башне, а я попытаюсь сдержать людей ярла.

— А стая?

— Черт с ней, со стаей, пусть теперь владетели расхлебывают.

— Не верю я, что вассалы изменили, — стоял на своем Жох. — Да еще в такой момент. Это же безумие. К тому же ярл Гоонский — человек чести, мы не раз с ним плечом к плечу дрались и против кочевников, и против нордлэндцев. Это все ваши с Тузом штучки, недаром меня капитан предупреждал.

Комар хотел выругаться, но все-таки взял себя в руки и только крякнул от досады.

— Ладно. — Жох тоже начал успокаиваться. — Едем к Гоонскому, на месте разберемся.

Дружинники увидели меченых издалека и, судя по всему, приготовились к встрече. У доброй половины мечи были обнажены, а на лицах явственно читалось недружелюбие. Ярла среди них не было.

— Кто старший? — строго прикрикнул на них Жох.

Вперед вышел среднего роста широкоплечий воин, со спокойным, даже немного сонным лицом.

— Ну я, — негромко отозвался он, глядя на меченых рыбьими глазами.

— Почему твои люди оставили позиции? — Лейтенант с трудом сдержался, чтобы не огреть дружинника плетью.

— Приказ ярла Гоонского, — равнодушно отозвался рыбоглазый.

Он достал из-за широкого кожаного пояса свернутый лист бумаги и протянул его лейтенанту. Жох наклонился вперед, рыбоглазый сделал шаг ему навстречу и всадил длинный кинжал в правый бок лейтенанта, прямо между защитными пластинами. В ту же секунду выпущенная из-за деревьев стрела пробила Жоху горло, лейтенант закачался в седле и рухнул под ноги своего коня. Комар взвыл от бешенства и, обнажив мечи, ринулся на окружающих его дружинников, рубя направо и налево. Дружинники, не помышляя о сопротивлении, бросились врассыпную. Из-за деревьев на Комара обрушился град стрел: конь его взвился на дыбы и тут же грохнулся наземь, придавив ногу сержанту Целая свора дружинников кинулась на беспамятного Комара, отчаянно вопя и размахивая мечами.

— Довольно, — крикнул ярл Гоонский, выезжая из-за деревьев на поляну. С минуту он смотрел в спокойное лицо лейтенанта, потом перевел взгляд на то, что осталось от Комара, и брезгливо поморщился.

Глава 7 ИЗМЕНА

Дрозд скучал на своем левом фланге, стая его почти не беспокоила. Вошедшие в раж крикуны били псов еще на подходе ко рву, соревнуясь в меткости стрельбы.

— Ладные ребята, — похвалил их подъехавший Ульф.

— Как там у тебя? — без особого, впрочем, интереса спросил Дрозд.

— У нас порядок, а соседи сплоховали — отошли.

— Вот черт! — ругнулся встревоженный сержант. — Чего они испугались?

— Ты пошли туда своих крикунов, пусть прикроют дыру, а я попробую вернуть ушедших.

Дрозд нахмурился, что-то неладное почудилось ему в словах улыбающегося Ульфа.

— Вроде скачет кто-то? — Сержант привстал на стременах.

Ульф подался назад, круто развернул коня и, огрев его плетью, стремительно помчался прочь.

— Измена, сержант! — Меченый с залитым кровью лицом едва держался в седле. — Лейтенант убит, Комар тоже.

Дрозд отшатнулся: подозревали, но не верили, до самого конца не верили, что такое возможно. Вот и дождались катастрофы, подобной которой в долгой истории Башни не было.

— Скачи к Змеиному горлу, — приказал сержант гонцу. — Пусть капитан бросает все и ведет сотни к Башне.

Меченый послал коня через ров и быстро исчез в клубах пыли и дыма. Дрозд, словно замороженный, тупо глядел ему вслед. Наконец он опомнился, обнажил меч и высоко поднял его над головой. Задремавший было трубач очнулся и сыграл сигнал сбора. Крикуны, недоуменно переговариваясь, нехотя оставляли ров, и Дрозду руганью пришлось к поторопить. Встревоженные меченые его десятки окружили сержанта.

— Плохо дело, — сказал им Дрозд. — Вассалы изменили. Люди Гоонского убили Жоха и Комара. Скачите туда и попытайтесь вывести уцелевших крикунов к Башне.

— А ты?

— Моя забота — пискуны за холмом.

— Гиблое дело, — сказал Лоб. — Если вассалы изменили, то они давно уже взяли пискунов в кольцо.

— Клещ бы удержал ворота, — почти простонал Дрозд.

— У Клеща только двадцать человек: если он откроет ворота, то дружинники могут ворваться в Башню на наших плечах. Может, увести крикунов к Змеиному горлу, навстречу своим?

— Владетели подожгут последний ров, и тогда всем придет конец — через огонь не проскочишь.

— Может, оставить пока пискунов — детей не тронут.

— Тронут, — скрипнул Дрозд зубами. — Эти псы будут рвать нас до последнего ползуна. Ах, лейтенант, лейтенант, доверчивая твоя душа. Ведите крикунов Жоха к Башне, а там будь что будет.

Меченые ускакали. Дрозд обвел взглядом свою сотню: крикуны, несмотря ни на что, держались бодро. Сержант Подозвал трех молчунов, приданных его отряду:

— Возьмите тридцать крикунов и скрытно, лесом, попытайтесь пробиться к Башне. В драку не ввязывайтесь: Ползком, бегом, как хотите, но доберитесь до главных ворот и, во что бы то ни стало, удержите мост до подхода крикунов комара и Жоха. Должен же кто-то там уцелеть!

Проводив молчунов, Дрозд повернул с остальными к холму. С шумом и визгом крикуны бросились вперед, пробираясь сквозь заросли колючего кустарника. У подножия холма их поджидала засада. Пятьдесят воинов Гильдис Хаарской во главе с Ролло и Ульфом встретили их градом стрел. Дружины других владетелей навалились на крикунов в конном строю и слева, и справа. Нападающие, превосходившие крикунов численностью почти вчетверо, рассчитывали на легкий успех. Однако крикуны, оглушенные поначалу внезапным нападением, быстро пришли в себя. Развернув коней, они ударили вправо, где ровная, как стол, местность позволяла оторваться от преследователей. Не ожидавшие отпора дружинники владетеля Отранского дрогнули и рассыпались в разные стороны, открывая дорогу. Крикуны, потеряв до половины своего состава, все-таки вырвались из окружения.

Дрозд, увидев, что осталось от его сотни, только зубами заскрипел. Резвость коней позволила крикунам без труда оторваться от преследователей. Сержант решил сделать крюк и прорваться к холму лесом. Но неожиданно из этого леса густо повалили всадники, и Дрозд с ужасом увидел штандарт ярла Гоонского. Это могло означать только одно: посланная на помощь крикунам Жоха и Комара десятка меченых полегла вся, до последнего человека.

Сержант оглянулся: плотные ряды дружин владетелей перекрыли ему путь к отступлению. Спасения не было. Поняли это и крикуны. Молча, без обычного шума выстроились они в две шеренги, готовые дорого продать свои жизни.

— За Башню! — в последний раз отдал команду Дрозд.

Четыре десятка черных беретов обгорелыми листьями упали на землю — победить или умереть!

— За Башню! — рванулся к небесам дружный крик.

Сорок крикунов атаковали три сотни оторопевших дружинников. Ульф поднял над головой меч, призывая воинов к спокойствию. Ролло побелевшими губами шептал молитву. Град стрел обрушился на атакующих. Дрозд умер на скаку: стрела, выбросившая его из седла, угодила ему в глаз, и он уже не видел, как крикуны, визжа от ярости и страха, врубились в плотные ряды дружинников. Они не просили пощады, и им пощады никто не предлагал. Пронзенные мечами и стрелами, падали они на землю, которую считали своей, щедро орошая ее горячей молодой кровью.

Туз с остатками своей сотни кружил по равнине, увлекая за собой стаю. Где-то там, за его спиной, Лось с горсткой уцелевших меченых сотни погибшего еще в первом круге Рябого закладывал последние заряды пороха. Люди Туза изнемогали от удушливого дыма и нестерпимого жара — семь часов, проведенных в аду, давали о себе знать. Кони уже не выдерживали бешеной скачки и мертвыми падали прямо под лапы набегающей стаи. Разъяренный вохр на глазах лейтенанта настиг лошадь Чижа. Меченый не растерялся: обернувшись назад, он всадил стрелу прямо в глаз чудовища, но вохр, ревя от боли, все-таки успел ударом могучей лапы выбросить его из седла. Чиж исчез в клубке налетевших псов.

Туз промчался перед самым носом взбешенных вожаков, увлекая воющую стаю за собой. Конь его привычно простучал подкованными копытами по деревянному настилу, лишь слегка замаскированному землей и травой. С виду вполне обычная поляна обрушилась вниз, увлекая за собой в глубокую яму и псов, и вожаков, и нескольких поддавшихся общему порыву вохров. Пан вовремя поджег заряд: рвануло так, что куски паленого мяса полетели метров на сорок в разные стороны. Слева маневр лейтенанта с тем же успехом повторил Чуб. На несколько минут стая отхлынула. Туз, собрав людей и подобрав раненых, отвел их назад к срубу, где поджидал его почерневший от копоти капитан.

— Сколько у тебя людей? — Лось с трудом держался на ногах от усталости и потери крови.

— Человек пятьдесят в седлах и пятнадцать раненых. — Туз выплюнул изо рта сгусток крови и осторожно потрогал языком рассеченную губу.

— Твои пятьдесят, да у меня чуть больше сотни. Негусто.

— Обоз с ранеными ушел?

— Сурок повел его к Башне, но для твоих людей мы оставили несколько подвод. Отводи меченых к срубу. Зарядов там нет. Ваша задача — помочь нам оторваться от стаи. Мы поводим ее еще часок.

— Зря ты это затеял, — поморщился Туз. — Отрываться нужно всем и немедленно. Еще час такой драки обойдется в десять — пятнадцать человек убитыми и столько же ранеными. Нужно уходить к последнему кругу и держать там оборону с помощью крикунов и владетелей.

— Риск слишком велик, — покачал головой Лось. — При таком напоре стая забьет телами ров и пойдет гулять по Приграничью. Такой дикой ярости мне видеть еще не приходилось. Будто кто-то невидимый подгоняет их сзади гигантской плетью. Молчуны обессилели, некоторые сошли с ума — мозг не выдерживает дикого напряжения.

Лось не сказал главного, но Туз и без слов понял: капитан по-прежнему не верит третьему лейтенанту, подозревая его в заговоре с целью рассорить Башню с владетелями и устроить кровавую бойню в Приграничье. Прорыв стаей последнего круга в этом случае был бы на руку Тузу. Дружинники владетелей при виде вохров придут в смятение, и тогда бог знает что может произойти. Хаос, паническое бегство, многочисленные жертвы, не говоря уже о разоренных стаей смердах, которым спрятаться будет негде. А попробуйте потом выкурить стаю из Ожского бора! Нет, Туз слишком молод и горяч, ненависть к владетелям застит ему глаза, а капитан обязан думать обо всем Приграничье, обо всем Лэнде.

Туз понял, что переубедить капитана не удастся, и равнодушно махнул рукой. Невероятное напряжение последних часов сказывалось даже на его железном организме. Что уж тут говорить о капитане, который был вдвое старше годами и весь изукрашен шрамами от полученных когда-то ран. И оба молча согласились не тратить больше силы на бесполезные споры.

Сурок ворвался в сруб, тяжело дыша, в его темных глазах плескалась ярость:

— Гонец прискакал. Вассалы изменили и вырубили всех крикунов.

— Не может быть. — И без того бледное лицо Лося побелело еще больше, превращаясь на глазах в страшную маску.

Туз с ужасом смотрел то на капитана, то на изрыгающего проклятия Сурка.

— А обоз?

— Обоз я привел назад, — Сурок обессилено махнул рукой. — Владетели замкнули последний круг, позади нас все в огне.

— Сволочи, — с трудом выдохнул Лось сквозь посиневшие губы.

— Нужно прорываться к Башне. — Глаза Туза стали ледяными.

— Топь, — подсказал Лось.

Сурок с сомнением покачал головой:

— Через эту топь никто и никогда не проходил.

— Я пройду, — сказал Туз твердо.

— Бери своих людей и иди. — Лось говорил почти спокойно, но руки его подрагивали в бессильной ярости, а в глазах стыло отчаяние.

Капитан не верил, что можно пройти по Змеиному болоту, но выхода все равно не было. Надеяться оставалось только на всегдашнее везение Туза. Третьему лейтенанту везло, он оставался цел там, где неминуемо гибли другие. Он умел ходить дорогами, которыми не ходил никто и никогда.

— Иди, — повторил Лось. — И отомсти за нас, если сможешь.

— А ты?

— Всем не уйти. Стая накатит раньше, чем мы углубимся в топь.

— А раненые? — спросил Сурок.

— Раненых разместишь в срубе и заложишь пороховой заряд.

— Нет. — Сурок отшатнулся.

— Да. — Лось произнес это слово с такой болью, что сержант не посмел больше спорить и быстро вышел из сруба.

— Ничего, — сверкнул злыми глазами Туз. — Я сумею посчитаться с владетелями.

Помолчали, не глядя друг на друга. Говорить больше было не о чем, все между ними было уже сказано. И в эту последнюю минуту каждый с особенной остротой ощущал собственную вину за все происходящее. Туз вскинул руку в прощальном приветствии и вышел из сруба, не оглянувшись.

Владетели с удобствами расположились на берегу мелководного ручья. Шутили, смеялись, однако нет-нет да и поглядывали на полыхающий огнем последний рубеж. Вой пламени успокаивал их растревоженные нервы. Почерневшие от копоти смерды, часто сменяя друг друга, угрюмо перекачивали горючую жидкость из огромного резервуара прямо в полыхающий ров. Два воина из дружины ярла Эйнара внимательно наблюдали за работающими. Смерды бросали время от времени недовольные взгляды на пирующих владетелей и о чем-то перешептывались.

— Конец меченым! — Владетель Хокан Гутормский крепкими зубами рванул кусок мяса, с удовольствием утоляя разыгравшийся аппетит.

Пожилой владетель Стриингфилдский, сидевший рядом с Хоканом, с сомнением покачал головой:

— Говорят, что им дьявол помогает.

Гутормский нервно засмеялся:

— Сквозь такой огонь и дьявол не проскочит. Не правда ли, благородная госпожа? — Гутормский повернулся к Гильдис: — Мы отомстили за твоего отца, за нашего друга Бента Сиигтунского, за старого Свена Заадамского, за многих благородных владетелей, сгинувших за сотни прошедших лет в подземельях Башни. За нашу землю! — Хокан поднял над головой наполненный до краев кубок. — За землю, освобожденную от проклятых пришельцев!

Владетели с удовольствием поддержали тост. Вино полилось рекой, клятвы в вечной дружбе — бурным потоком.

— Что будем делать с этими сопляками за холмом? — Владетель Бьерн Брандомский благородно рыгнул в ладонь.

— Рубить — так под корень, — вмешался Гутормский, — чтобы ни единого ростка не осталось на нашей земле. Это сейчас они сопляки, а через пять лет они наши кишки на свои мечи намотают.

Владетели зашумели. Благородный Хокан прав: меченые — волчье племя и в мести удержу не знают.

— Не по-христиански это, — возвысил голос владетель Стриингфилдский.

Хокан Гутормский едва не подавился куском:

— Бог с тобой, владетель, ты же только что утверждал, что меченые с дьяволом в родстве.

Маленькие поросячьи глазки Хокана обиженно уставились на пожилого владетеля. Постное лицо Стриингфилдского приняло подобающее случаю торжественное выражение.

— Детские души еще можно спасти.

— В Вестлэнде большой спрос на малолетних рабов, — развил его мысль Бьерн Брандомский. — Заморские купцы предлагают за щенков хорошую плату.

Стриингфилдскому пьяная прямота Бьерна не понравилась, но возражать он не стал. Зато бурно запротестовал благородный Хокан. Нельзя сказать, что Гутормский был слишком уж жестоким человеком, просто он был страшно обижен на меченых: сколько ходило слухов о несметных сокровищах Башни, а в результате оказался шиш с маслом. Когда владетельские дружины на плечах крикунов ворвались за стены, то ничего там не обнаружили, кроме беременных баб. А какую цену пришлось за это заплатить! Только во дворе Башни Гутормский потерял половину своих дружинников. Нет, смерть и только смерть, ну их к черту, этих меченых.

Подскакавший командир Ожской дружины Ульф склонился перед ярлом Гоонским:

— Дружины окружили меченых у холма и ждут твоих указаний.

— Какие они меченые? — возмутился захмелевший и потому справедливый Брандомский, презрительно кривя мокрые губы. — Пискуны они, а не меченые.

— Что прикажешь с ними делать, ярл Эйнар? — Ульф не обратил на Брандомского никакого внимания.

Бьерну это не понравилось, и он уже собрался проучить нордлэндского наглеца, но передумал. Ульф был человеком Гильдис Хаарской, расположения которой благородный владетель добивался все эти дни. Смущали, правда, небогатого владетеля слухи, весьма нелестные для дочери покойного ярла Гольдульфа, гулявшие по Приграничью, но, благоразумно рассудил Бьерн, деньги стоят репутации. Гильдис, унаследовавшая земли Ожские, Хаарские и Нидрасские, была баснословно богата, и это обстоятельство не могло не тревожить воображение окрестных владетелей. Брандомский ревниво покосился в сторону Хокана Гутормского, своего главного соперника. Гутормский, услужливо склонившись к Гильдис, что-то горячо ей доказывал. Но женщина не слушала любезного кавалера, все ее внимание было сосредоточено на ярле Гоонском.

— Прикажи им сложить оружие и сдаться. — Гоонский вопросительно глянул на собравшихся и, не встретив возражений, добавил уже более уверенно: — Мы найдем им применение.

— Они не сдадутся, — вмешался в разговор старый Ролло, весь этот день не отходивший от своей госпожи.

Гоонский уважал старого воина за опыт и честность, но непрошеное вмешательство ему не понравилось.

— Что ты предлагаешь, старик?

— Я предлагаю пропустить их в Башню.

Владетели зашумели. Хокан Гутормский в порыве гнева даже вскочил на ноги, и только присутствие Гильдис удержало его от рукоприкладства.

— Разуй глаза, старик, — вмешался Брандомский. — Башня-то горит!

— Ролло, пожалуй, прав, — неожиданно трезво рассудил Фрэй Ингуальдский. — Стая не в последний раз рвется на наши земли.

Ингуальдскому горячо возразил владетель Хокан:

— Надо быть форменным идиотом, чтобы после всего случившегося оставлять в целости это змеиное гнездо. Вырезать надо всех, до последнего младенца, благо, молчуны их пометили, и особо хлопотать не придется.

Благородный Фрэй тяжко обиделся на то, что его назвали идиотом. С трудом Гоонскому удалось погасить некстати вспыхнувшую ссору.

— Мы переловим этих сопляков, — решил ярл, — и продадим их заморским купцам, чтобы даже духу меченых не осталось на нашей земле.

— Благородные владетели, — подхватился на ноги Бьерн Брандомский, — почему бы нам не посмотреть на травлю?

Предложение Бьерна нашло горячую поддержку у отяжелевших владетелей. Шумная компания вскочила в седла и, на ходу перебрасываясь веселыми шутками, направилась к холму, в надежде полюбоваться завершением столь удачно начатого дела.

Пискуны Башни, окруженные со всех сторон дружинами владетелей, весь день простояли у холма, куда, выполняя приказ первого лейтенанта, вывел их Дрозд. Осыпаемые о всех сторон насмешками, они сохранили выдержку, не дрогнули, не ударились в панику, как втайне надеялись владетели. Два десятка молчунов держались в первых рядах, злыми глазами поглядывая то на владетелей, с удобствами расположившихся на вершине холма, то на Башню, охваченную огнем. Отлично понимая, что пешим пискунам не пробиться сквозь конные дружины, они и не предпринимали такой попытки. Все свои надежды Хор возлагал на капитана — сотни меченых хватило бы, чтобы загнать весь этот сброд обратно в их каменные норы. Но время шло, и надежды молчуна таяли — помощи, похоже, ждать было неоткуда. Капюшон, обычно опущенный на глаза Хора, был теперь отброшен назад, гладкий череп лоснился в отблесках пожара, лицо хранило высокомерное выражение. Ни один мускул не дрогнул на этом лице, когда подскакавший Ульф предложил сложить оружие.

— Башня не сдается, — последовал надменный ответ.

— Перебейте молчунов, — подсказал Гоонский. — Дети потом разбегутся.

Два десятка дружинников выдвинулись вперед и открыли прицельную стрельбу. Молчуны падали один за другим, но никто не покинул строя, не попытался уклониться от летящей в лицо смерти.

— Красиво мрут, — похвалил молчунов Гутормский и с удовольствием осушил кубок за их веселое пребывание в аду.

Последним упал Хор, пробитый сразу пятью стрелами. Пискуны попробовали было ответить, но тетивы их арбалетов были явно слабоваты: стрелы, не долетев добрый десяток метров до дружинников, бессильно падали на землю. Владетели, наблюдавшие эту картину с безопасного расстояния, засмеялись. И тогда первая шеренга, состоящая из самых рослых пискунов, стремительно ринулась в атаку, на бегу стреляя из арбалетов. Несколько зазевавшихся дружинников слетели с коней.

— Вот змееныши! — выругался Бьерн Брандомский.

Дружинники опомнились и обрушили на пискунов град стрел. Пискуны падали, но уцелевшие продолжали бежать вперед. Последнего застрелил владетель Стриингфилдский почти у самой вершины холма. Оставшиеся на месте пискуны безучастно, казалось, наблюдали за гибелью своих товарищей, но на предложение Ульфа бросить оружие и разойтись только плотнее сомкнули строй. Самые рослые выдвинулись вперед, укрывая за спинами младших.

— Это уж слишком, — воскликнул молодой владетель Ингуальдский. — Не можем же мы истреблять детей!

Он обернулся к Гильдис, ища поддержки. Гильдис, плотно сжав губы и закрыв глаза, стояла, опираясь на руку побледневшего Ролло, и, похоже, не осознавала, что происходит вокруг.

— Неужели ты думаешь, что мне это доставляет удовольствие? — раздраженно отозвался Гоонский. — Уговори их сдаться, я буду только рад.

Ингуальдский поежился и промолчал. Умереть в конце столь блестяще удавшегося дела от руки молокососа было бы обидно и глупо. Ульф нерешительно переминался с ноги на ногу, поглядывая на притихших владетелей.

— Что же, нам здесь до утра стоять? — Ярл Мьесенский нервно теребил длинными пальцами роскошный пояс.

Выручили благородных владетелей пискуны: стройными шеренгами, четко печатая шаг, двинулись они к холму.

— Атакуют! — радостно воскликнул Гутормский.

Гоонский кивнул, Ульф стремительно ринулся с холма, на ходу отдавая приказы. Дружинники сначала неуверенно, а потом все решительнее повели стрельбу. Шеренги атакующих сломались, пискуны на бегу стреляли в ответ.

Гоонский первым направился к коню. Владетели поспешили за ним следом. Ролло, помогая Гильдис сесть в седло, прошептал побелевшими губами:

— Бог нам этого не простит.

— Молчи, старик, возьмем грех на душу, пусть наши дети будут счастливее нас.

Глава 8 МЕСТЬ

Гоонский ехал вдоль рва, прикрывая лицо рукой. Жар был нестерпимым. Непроспавшийся Бьерн Брандомский, проклиная в душе беспокойного ярла, вяло трусил следом.

— Охота тебе, благородный Эйнар, жариться в этом аду.

Гоонский обернулся:

— И такой огонь по всему рубежу?

— Я лично проверил, — подтвердил Бьерн. — Люди постарались. Никому не хочется просыпаться в лапах у вохра. Или благородный Эйнар боится кого-нибудь еще?

Гоонский промолчал, не желая, видимо, к ночи поминать меченых. Брандомский был с ним в этом солидарен.

— Завтра к вечеру можно будет распустить дружины? — полувопросительно, полуутвердительно сказал Брандомский, искоса поглядывая на задумавшегося ярла.

— Ты полагаешь, что стая уже повернула назад?

— Если там есть кому поворачивать, — усмехнулся Бьерн. — Меченые, надо полагать, дорого продали свои жизни.

Гоонский помрачнел и, глядя на огонь, перекрестился.

Владетель последовал его примеру.

Победители раскинули свои шатры на берегу ручья, на том самом месте, где не так давно праздновали удачное завершение кровавого дела. Дружины были расставлены вдоль пылающего рва на случай неожиданных прорывов, в которые мало кто верил. Поэтому многие изрядно хлебнувшие по случаю победы владетели не вняли призыву ярла Эйнара провести эту тревожную ночь рядом со своими дружинниками у рва и улеглись прямо здесь же, в общем лагере, благо, от ручья потянуло к вечеру желанной прохладой. Уставшие за день непрерывных стычек воины легли вповалку, отвернувшись от бушующего огня. И только часовые нет-нет да и бросали тревожные взгляды в сгущающуюся темноту.

— Опять дрыхнешь? — Густав ткнул в бок засопевшего Харни.

Тот приподнял голову и вяло выругался:

— А тебе все неймется.

— Как мы этих сопляков… — Густав поморщился и за мотал головой. — Теперь по ночам сниться будут.

Харни перекрестился:

— Зато Башни нет.

— Нашел чему радоваться, дурак, — огрызнулся Густав. — Теперь нам с тобой придется с вохрами драться. Ярлу Гоонскому хорошо, он соберет свою дружину и уедет домой на побережье, а нам здесь хоть пропадай.

— Тихо, — остановил его причитания Харни. — Вроде крадется кто-то.

Густав мигом вскочил на ноги:

— Кто идет?

— Меченые, — раздался из темноты насмешливый голос.

— Нашел время шутить, — рассердился последний раз в жизни Харни.

Через мгновение он мертвый валялся на земле с пробитой короткой стрелой грудью. Густав слабо вскрикнул и нырнул в кусты.

— Что там у вас? — Рослый воин поднялся на ноги у соседнего костра.

— Порядок, — навечно успокоили его из темноты.

Между шатрами замелькали тени, сонные часовые, так и не успев понять, что же случилось, мертвыми падали на землю.

Благородный Бьерн Брандомский, прикорнувший ненадолго у рва. никак не мог взять в толк поначалу, что, собственно, несет этот разбудивший его некстати воин. А когда наконец разобрался в словах Густава, сам потерял дар речи.

— Надо предупредить ярла Гоонского.

— Сам знаю. — Брандомский начал оживать.

Зато благородный Эйнар долго тер слипающиеся глаза:

— Какие меченые?

— Те самые, — вздохнул Брандомский. — Владетелей они вырезали у ручья.

Ярл вскочил словно ужаленный. Бьерн позлорадствовал про себя, глядя на его испуганное и растерянное лицо. Не в одиночку же Брандомскому умирать от ужаса.

Прибежал воин из Ожской дружины, он все видел. Меченые, человек тридцать — сорок, о главе с третьим лейтенантом.

— А сама Гильдис?

— Будем надеяться, что ее не тронут.

— Дружины предупредил?

— Гонцов послал. Только пока наши соберутся, меченых уже след простынет.

— Плохо ты их знаешь, — усмехнулся одними губами Гоонский. — С рассветом мы их найдем у ручья, если они по нам уже в эту ночь не ударят. Сколько у нас людей?

— Если тех у ручья не считать, то человек семьсот наберется.

— Можешь не считать, — поморщился ярл. — Двадцать владетелей потеряли ни за грош. Говорил же вчера: осторожность и еще раз осторожность. Отпраздновали победу.

Долго разгорался рассвет, проступая багровым пятном среди тучи висевшего в воздухе пепла. Дружинники, поднятые по тревоге еще ночью, стягивались к ручью, где люди Гоонского брали на себя заботу о воинах владетелей, погибших в эту страшную ночь. Ярл Эйнар собрал уцелевших предводителей под старым дубом, одиноким отшельником доживавшим свой век. Дуб сильно пострадал от огня во времена прежних прорывов, но устоял и даже обзавелся молодыми побегами. Ежась от утренней прохлады, владетели тихонько переговаривались между собой. От вчерашнего куража не осталось и следа. То и дело они бросали тревожные взгляды на противоположный берег ручья, где среди деревьев белели шатры погибших.

— Не могу понять, как им удалось прорваться через пылающий ров? — покачал головой Эйрик Мьесенский.

— Говорил же я вам, что Башне дьявол помогает. — Владетель Стриингфилдский перекрестился и зашептал молитву бесцветными губами беззубого рта.

— Не хотел бы я такого ленивого помощника, — усмехнулся Эйрик, кивая головой на дымящуюся Башню. — Весь вчерашний день помощник где-то проспал.

Владетели приободрились после удачной шутки Мьесенского, голоса их зазвучали увереннее, да и слуга Гоонского очень вовремя обнесли всех хмельными чарами.

— Чего мы ждем? — крикнул Фрэй Ингуальдский. — Надо атаковать меченых.

— Легки на помине, — усмехнулся Мьесенский. — Вот они, полюбуйтесь.

Владетели обернулись как по команде: четыре десятка Меченых выстроились на противоположном берегу ручья и спокойно наблюдали за перемещениями дружин. Внезапно два всадника отделились от этой группы и переправились через ручей.

— Никак меченые затеяли переговоры. — Фрэй Ингуальдский подслеповато прищурился.

— На Башню это не похоже, — с сомнением покачал головой Отранский.

— Это не меченые, — определил обладающий острым зрением Мьесенский. — По-моему, впереди женщина.

Гильдис в сопровождении Ролло быстро приближалась к дубу, где ее с нетерпением поджидали владетели. Женщина была белее мела, неловко спрыгнув с седла, она покачнулась и непременно упала бы, не будь рядом любезного Мьесенского, который бережно подхватил ее. Старый Ролло дрожащими руками развернул сверток, на траву выкатилась голова, которую опознали все.

— Бедный Хокан, — охнул Отранский.

— Они убили всех. — Ролло говорил с трудом, словно ему мешал тугой ком, застрявший в горле. — Туз велел передать, что то же самое будет со всеми владетелями, изменившими присяге.

— Боже мой, — прошептал владетель Стриингфилдский.

Ярл Гоонский с трудом овладел собой:

— Уберите, — указал он слугам на голову Гутормского. — И похороните по-христиански. Что еще велел передать нам третий лейтенант Башни? — обратился он к Ролло.

— Туз теперь не лейтенант, а капитан Башни.

— Значит, Лось погиб?

Ролло кивнул:

— Да, и новый капитан Башни предлагает вам, благородные владетели, сложить оружие, удалиться в свои замки и ждать его суда. В этом случае он гарантирует жизнь вашим близким.

Владетели зашумели — наглости меченого не было предела. Сжатые кулаки поднялись в сторону разрушенной Башни и ее чудом уцелевших обитателей.

— Он сумасшедший. — Мьесенский даже ногой притопнул в гневе. — У нас семь сотен дружинников в седлах, а у него четыре десятка.

— Пока не прикончим меченых, не будет нам покоя, — заметил мрачный с похмелья Брандомский.

Никто ему не возразил. Другого выхода действительно не было. Оставить без ответа вызов наглецов из Башни значило подписать себе смертный приговор.

— Я рад нашему единодушию. — Гоонский поднял руку, требуя внимания. — Мы должны отомстить за страшную смерть благородного Хокана и других убитых владетелей, ставших, надо честно сказать, жертвами собственной, да и нашей тоже, беспечности. Новый капитан молод и самоуверен, проучим же его, благородные соратники.

Меченые по-прежнему недвижимо сидели в седлах, словно ожидали результатов своего ультиматума. Гоонский предложил Мьесенскому и еще двум владетелям переправиться во главе сотни воинов через ручей прямо напротив меченых и навязать им рукопашный бой. Другие дружины должны были двинуться следом и поддержать усилия Мьесенского справа и слева, отрезая меченым путь к возможному отступлению. Сам Гоонский во главе своих людей вбирался переправиться ниже по ручью и под прикрытием леса ударить меченым в тыл.

Эйрик Мьесенский первым послал своего коня в ручей. За ним двинулись два молодых владетеля, и, наконец, бросая настороженные взгляды на неподвижных меченых, в воду нехотя въехали простые дружинники. Меченые начали проявлять признаки беспокойства, вид наступающей сотни их явно смутил. Стоявшие на левом фланге неожиданно подались назад, отстреливаясь на ходу из арбалетов. Слышно было, как кричит на них новый капитан Башни, но меченые, тем не менее, уже разворачивали коней. Ярл Мьесенский издал торжествующий клич и первым выскочил из воды на твердую землю. Приободрившиеся дружинники ринулись за своим предводителем. Сбившиеся в кучу меченые быстро отступали к шатрам, вяло отстреливаясь. Видя успех своих товарищей, остальные дружинники бросились в ручей, не соблюдая порядка. Победа, казалось, была совсем рядом. Внезапно прогремел взрыв, затем другой, земля закачалась под копытами коней атакующих. Ярл Мьесенский и несколько десятков окружающих его людей исчезли в огненном вихре. Уцелевшие, спасаясь от огня, кинулись в воду, сталкиваясь со своими же товарищами, спешившими им на подмогу. Началась невообразимая свалка. Выросшие словно из-под земли меченые обрушили на противника град стрел, а потом обнажили мечи. И началась безжалостная рубка обезумевших от страха дружинников. Дико ржали испуганные кони, хрипели изувеченные взрывами люди, Уцелевшие в панике бросились врассыпную. Напрасно владетели пытались остановить бегущих. Разгром был полный.

Выручил дружинников лес — меченые, опасаясь засады туда не пошли. С трудом владетели собрали разбежавшееся воинство. До сих пор меченые применяли пороховые заряды, только против стаи да при штурме непокорных замков, поэтому большинство дружинников видело действие этих зарядов впервые. Суеверный страх овладел людьми, нечего было и думать о повторении атаки.

— Надо уходить в замки, — предложил Фрэй Ингуальдский, явно напуганный всем происшедшим.

— Уйти в замки сейчас — значит подписать смертный приговор и себе, и своим близким, — хмуро заметил Брандомский. — Тогда уж лучше сдаться.

— Не понимаю вас, благородные владетели, — возмутился ярл Грольф Агмундский. — У нас под рукой более полутысячи воинов, а вы толкуете о сдаче!

— Час назад нас было семьсот, — заметил с грустью Фрэй Ингуальдский. — Вчера нас было тысяча двести.

— Потери посчитаем после победы, — отрезал Агмундский. — Мы потеряли многих, но и Башни больше нет.

— Ярл Грольф прав, — поддержал молодого соседа Гоонский. — Сил у нас достаточно для продолжения борьбы. Сегодняшнее поражение — моя вина, забыл о пороховых зарядах, непростительная глупость.

— Вокруг Башни множество подобных ловушек, — вступил в разговор Ролло с разрешения ярла Эйнара, — и уж будьте спокойны, благородные владетели, меченые используют их сполна. Кружиться вокруг Башни смертельно опасно.

Гоонский после недолгого раздумья согласился со старым воином, предложив укрыться в соседних замках и выработать план действий против меченых. Это предложение ярла Эйнара было встречено без особого энтузиазма, но ничего более разумного никто так и не предложил.

Глава 9 ВОЗМЕЗДИЕ

Мороз за окном усилился, снегопад, продолжавшийся без перерыва последние дни, наконец прекратился. Все окрест было белым-бело, сугробы намело такие, что ни конному, ни пешему не пройти. Туз не помнил на своем такой снежной и морозной зимы, словно сломалось что-то в природе. Он отошел от окна и вернулся на, ставшее уже привычным, место у очага. Глядя на полыхающий огонь, Туз лениво перебирал в памяти события последних месяцев. Осень была бурной. Мятежные вассалы, устав гоняться за мечеными, разбрелись по своим замкам зализывать полученные раны. Туз воспользовался этим обстоятельством сполна. Штурмом он взял замок владетеля Саарского, разрушив его до основания. Хозяин замка был повешен, семья его погибла в пламени пожара. Следом был взят Стриингфилдский замок. Пожилого его владетеля Туз пощадил, к неудовольствию подчиненных. Не стал он разрушать и замок, взяв с его обитателей клятву никогда не поднимать оружие против меченых.

После этого полтора десятка ближайших замков, владетели которых сбежали в Нордлэнд или погибли во время боевых действий, открыли перед Башней ворота. Так была пробита первая брешь в плотном строю противостоящих меченым сил. В осенних боях Башня потеряла пятерых меченых. Всего в распоряжении Туза осталось тридцать меченых, не считая его самого. Зато в окрестных лесах удалось разыскать около полусотни крикунов и пискунов. Израненные и отощавшие, они нуждались в продолжительном отдыхе, но это была та основа, опираясь на которую можно было возродить прежнюю мощь Башни. Кроме того, более сотни ползунов вытащили из-под обломков Башни окрестные смерды и сохранили их, несмотря на преследования владетелей. Туз не только щедро наградил крестьян, но и дал им вольную. В будущем он собирался сформировать из них вспомогательный отряд, способный защитить Башню даже в отсутствие меченых. Это было грубейшим нарушением всех законов и обычаев Башни, что не могло не вызвать недовольства, но на сторону капитана встал Сет, глава уцелевших молчунов, и конфликт был подавлен в самом зародыше.

Зимой Туз не вел боевых действий. Ближайшие замки покорно платили наложенную на них дань. Владетели дальних замков, до которых не дотянулась еще рука Башни, затаились в ожидании. И владетели, и меченые отдавали себе отчет в том, что перемирие это временное и непрочное, однако никто не спешил его нарушать первым. Меченые хоть и ворчали на капитана, но понимали, что по глубокому снегу да таким числом много не навоюешь. Безделье сказывалось на дисциплине. Меченые целыми сутками пропадали по окрестным деревням, устроив себе там временные семьи. Нечего было и думать перевозить женщин в разрушенную Башню, где жилых помещений катастрофически не хватало.

Для восстановления Башни потребуется не один год. Поэтому капитан смотрел сквозь пальцы на подобные проступки подчиненных. Туза сейчас тревожило другое: приближалась весна, а с нею и опасность новых прорывов стаи. Удержать стаю у Змеиного горла теми силами, которыми он сейчас располагал, не представлялось возможным, Пропускать же стаю в Приграничье в нынешней ситуации, когда все ближайшие замки признали власть Башни, было бы просто глупо. Это значило играть на руку мятежным ярлам с побережья и пускать по миру собственных смердов. Своих зависимых крестьян Башня освободила от податей в эту зиму. Нынешняя малая численность ее обитателей позволяла обходиться данью с ближайших замков, даже не прибегая к сокровищнице Башни, которая не пропала в нынешней передряге и поразила Туза огромностью накопленных в ней богатств. Капитан надеялся, что осознавшие надвигающуюся опасность мужики станут верными помощниками меченых в обороне Змеиного горла. И, надо сказать, эти надежды оправдались. Во вспомогательный отряд вступали не только смерды Башни, но и смерды окрестных владетелей. Всем вступившим в этот отряд капитан обещал свободу и хорошую плату.

С помощью мужиков можно было решать отдельные локальные задачи по обороне Змеиного горла, но существовала и куда более серьезная опасность, о которой не следовало забывать. Главная опасность существованию Башни грозила не с юга, а с севера. Можно было не сомневаться, что Нордлэнд вмешается в дела Приграничья уже этой весной, и вмешается на стороне мятежных ярлов. Башне нужны были новые союзники, и искать их приходилось за пределами Приграничья и Лэнда. После долгих, мучительных раздумий капитан решил отправить Чуба в зимнюю разведку. Жрец Ахай вполне мог стать той силой, вторая взялась бы помочь Башне в решении сложных проблем. Были, конечно, сомнения, а выжил ли вообще жрец после встречи с вохром, что само по себе было бы чудом, и захочет ли помочь, а главное, в силах ли? Во всяком случае, от жреца Ахая тянулась нить к иным, неведомым мирам, и эту нить Тузу обрывать не хотелось. Так или иначе, но выбора не было, и Чуб в одну из темных зимних ночей ушел в снежную круговерть по льду подмерзшего болота. Сурок неслышно, по своему обыкновению, предстал пред очи капитана. Туз вздрогнул от неожиданности.

— Ты хоть в двери бы, что ли, стучал.

Сурок улыбнулся в отросшие усы, устраиваясь в кресле напротив и с наслаждением вытягивая ноги к огню.

— Новостей целый ворох. Ярл Гоонский воспользовался непогодой и посетил Ожский замок.

— Вот как. — Капитан нахмурился. — Не пойму только, чему ты радуешься?

— Думаю, что и ты обрадуешься, узнав причину посещения. — Сурок засмеялся. — В Ожском замке праздновали рождение нового владетеля Нидрасского и Ожского, ярла Хаарского.

Туз на секунду смутился. Сурок с ехидной улыбкой на тонких губах наблюдал за товарищем, круглые серые глаза его смеялись.

— А почему владетеля Нидрасского?

— По закону Гильдис — вдова владетеля Альрика, она обвенчана с ним в церкви, и у младенца все права на Нидрасские земли.

— А что нужно было в наших краях этой крысе Гоонскому?

— Думаю, что рождение твоего сына только повод. В замке собралось несколько присягнувших нам владетелей, и ярл Эйнар приехал прощупать их настроение. Поговаривают, что он усиленно вербует наемников в Нордлэнде.

— Почему мы узнаем об этой встрече так поздно? — В голосе Туза прозвучало раздражение.

Сурок возмутился:

— Ты забыл, сколько у нас людей? Я не могу день и ночь держать меченых у ворот замков. Спроси у Сета. Хотя и у него сейчас немало сложностей. Слишком много связей оборвалось, да и молчунов под его началом всего два десятка.

Встревоженный Туз поднялся и в раздумье заходил по комнате.

— От кого ты узнал все подробности?

— От Ролло.

Туз резко обернулся:

— С каких это пор старый пес брешет на своих хозяев?

Сурок хитро улыбнулся, на мгновение обнажив неровные зубы:

— Старый пес усомнился, кто же теперь его истинный хозяин. И отец его нового владетеля показался ему ближе ярла с побережья. Ролло не дурак, он отлично понимает, каких бед может натворить стая, если Башня перестанет ее удерживать.

— Думаю, не только он сейчас со страхом ждет приближения весны, — согласился Туз. — Наверняка многие ближние к границе владетели с тоской смотрят со стен замков на Змеиное горло. Мы должны использовать эти настроения, изолировать прибрежных ярлов и разгромить их.

— От Чуба никаких известий?

Туз отрицательно покачал головой.

— Мне нужно посетить Ожский замок. Через Гильдис мы установим связь с колеблющимися владетелями.

— Конечно, конечно, — с готовностью поддержал капитана вновь расплывшийся в улыбке Сурок.

— Спрячь зубы, — посоветовал ему Туз.

Сурок в ответ расхохотался. Ситуация, похоже, забавляла его, а вот Тузу сейчас было не до смеха.

Ожский замок гостей в эту пору не ждал, однако после долгих проволочек ворота капитану Башни все-таки открыли. Ролло встретил Туза глубоким поклоном.

— А ты не меняешься, старик, — хлопнул его по плечу меченый, передавая поводья.

Ролло облегченно вздохнул. Судя по всему, новый капитан Башни пребывал в хорошем настроении. Страх перед мечеными поселился в душе Ролло с детских лет, а в последние месяцы этот страх перерос в суеверный ужас, страшная смерть застигнутых врасплох владетелей, свидетеле которой он стал, глубоко потрясла Ролло. До сих пор его мучили ночные кошмары. Ролло видел на своем веку немало крови, но и в жестокости должен же быть какой-то предел. И сейчас, глядя в улыбающееся лицо молодого капитана, старик невольно увидел другое лицо, искаженное нечеловеческой мукой.

Ожский замок настороженно встретил капитана Башни. Служанки жались по углам, бросая на меченого испуганные взгляды, мужчины опускали глаза и молча стояли так, пока он проходил мимо. Чего было больше в этих глазах — ненависти или страха? Туз решил, что и того и другого вполне достаточно. На руках этих людей была кровь Башни. Кривая усмешка появилась на губах капитана: время для мести еще не пришло, и он в душе пожалел об этом.

Гильдис мало изменилась со дня их последней встречи, держалась она гордо и независимо, но в глазах ее Туз уловил тень пережитого ужаса. Протянутая рука ее дрожала мелкой дрожью. Сердце Туза болезненно сжалось — женщина, которую он любил, испытывала перед ним страх. Он знал причину этого страха, но — что сделано, то сделано. Да и любил ли он сейчас эту явно испуганную встречей с ним женщину? Или любовь ушла в ту страшную ночь, когда он, не веря собственным глазам, стоял у холма, заваленного телами пискунов Башни? Может быть. В эту минуту Туз не мог дать себе никакого ответа — ни положительного, ни отрицательного.

Он спросил о ее здоровье, она поблагодарила. После чего воцарилось тягостное для обоих молчание.

— Я хочу увидеть ребенка, — наконец произнес Туз.

Гильдис вздрогнула и отшатнулась. Туз нахмурил брови. Женщина быстро овладела собой и, сделав знак гостю, пошла вперед быстрым нервным шагом.

Ребенок оказался крупным и крепким, с зелеными, как у Гильдис, глазами. Туз расплылся в самодовольной улыбке. Улыбаясь, он повернулся к женщине, и тут же счастливое выражение пропало с его лица. Гильдис смотрела на него со страхом и ненавистью, которые если и пыталась, то не могла скрыть. Настроение Туза окончательно испортилось, резко развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты.

Сурок и Ара уже расположились за столом, но к ужину не приступали, ожидая выхода капитана и хозяйки замка Напротив меченых томился, терзаемый страхами, владетель Стриингфилдский, приехавший поздравить Гильдис с рождением сына и угодивший неожиданно для себя в компанию меченых. На постном морщинистом лице владетеля был написан страх, кислая улыбка дрожала на побелевших губах. Ара, делая вид, что не замечает состояния своего соседа, вел с ним непринужденную беседу о недавних событиях, во время которой старик то краснел, то бледнел, обливаясь холодным потом. Мрачный Ульф стоял в стороне, скрестив на груди длинные руки, и бросал время от времени на меченых взгляды, полные бессильной ярости. Вот с кого Сурок с удовольствием снял бы шкуру, но пока приходилось довольствоваться клочками шерсти безобидного Стриингфилдского. Сурок не сомневался, что рано или поздно черед Ульфа придет, Башня ждать умеет.

Туз подошел к столу, наполнил кубок вином и залпом его осушил. Гильдис, по-прежнему бледная, но слегка успокоившаяся, жестом пригласила всех присутствующих, вставших при ее появлении, садиться. Владетель Стриингфилдский подрагивающим от волнения голосом произнес тост в честь хозяйки замка и ее сына — владетеля Нидрасского. Меченые переглянулись, Туз помрачнел еще больше. Старый владетель торопливо отхлебнул из кубка, пытаясь скрыть смущение. Воцарилось долгое и неловкое молчание. Наконец Туз очнулся от задумчивости, поднял голову и в упор посмотрел на Гильдис:

— Я выпил за твоего сына, благородная госпожа, хочу чтобы и ты выпила за моего.

Ара засмеялся, но тут же осекся под строгим взглядом Сурка. Ульф положил ладонь на рукоять кинжала, готовый, если понадобится, убить меченого. Туз не обращал внимания ни на Ару, ни на Ульфа, не отрываясь он смотрел в глаза побледневшей Гильдис, та, собрав все свои силы, глаз не отводила.

— Разве у меченых есть сыновья? — спросила она твердым голосом, хотя грудь ее вздымалась от волнения.

Все затаили дыхание, наблюдая за поединком глаз. Туз медленно поднимался из-за стола, Ульф дернулся было, чтобы защитить хозяйку, но та решительным жестом остановила его.

— Я покажу тебе своего сына, Гильдис, — спокойно произнес Туз. — И очень скоро.

Он вышел из зала не прощаясь, оба меченых последовали за ним. Сурок в дверях остановился, хотел сказать хозяйке что-то доброе, но потом передумал и только безнадежно махнул рукой.

— Ты собираешься забрать сына? — спросил Ара, поеживаясь от холода.

— Не сегодня. — Туз прыгнул в седло прямо с порога.

Сурок указал ему глазами на слуг, державших поводья коней.

— Пусть знает, — жестко усмехнулся Туз, — сыновья меченых принадлежат Башне.

Сурок только головой покачал, но спорить с рассерженным капитаном не стал. Подкованные копыта коней мерных гулко простучали по обледенелому подъемному мосту. В замке, наконец, могли вздохнуть спокойно.

Владетель Стриингфилдский зябко передернул худыми плечами и протянул длинные костлявые руки к огню. Они подрагивали мелкой старческой дрожью, а на иссеченное морщинами лицо владетеля набежала тень. Старик долго мялся, не решаясь первым заговорить о щекотливом деле. Молчание затянулось, но Гильдис не замечала этого, погруженная в свои невеселые думы.

— Ты отдашь ему ребенка?

— Никогда!

Гильдис резко вскинула голову, словно ее внезапно ударили, в глазах ее читалась такая решимость, что Стриингфилдский невольно поежился.

— Зимой ребенка спрятать невозможно, ни один соседний замок не посмеет укрыть его у себя. Капитан Туз — человек страшный, и горе тому, кто осмелится встать ему поперек дороги. Не перечь меченому в открытую, сделай вид, что колеблешься, а сама готовь сына в дальний путь. Только в Нордлэнде он может быть в полной безопасности. Да и тебе лучше покинуть наш край. Приграничье — опасное место для одинокой женщины.

Гильдис отрицательно покачала головой:

— Благодарю тебя, владетель, но Ожскими землями род Хаарский владеет уже более ста лет, и я хочу сохранить их для сына.

— Тяжелые времена, — вздохнул Стриингфилдский. — Не знаешь, кто хуже, псы или люди. Меченый не оставит тебя в покое, знаю я их породу, у них в груди камни, а не сердца.

Гильдис молчала, Стриингфилдский поерзал в слишком просторном для ссохшегося тела кресле, бесцветные глаза его не отрываясь следили за женщиной:

— Отец мой рассказывал: я тогда еще совсем мальчишкой был, как дед мой Хенгист поссорился с капитаном Башни. Подробностей уже не упомню, но спор вышел из-за женщины. Дед мой обиду стерпел, а спустя год или полтора пригласил капитана к себе в замок. Попировали, конечно, как водится. В старину умели пить, не то что мы, грешные. А через три дня меченый умер. Крепкими напитками, видимо, потчевал мой дед того капитана.

Стриингфилдский погрустнел лицом, тяжело вздохнул, выпил разбавленного вина и стал прощаться. Гильдис проводила гостя до самого порога. У дверей он обернулся к хозяйке и, смущенно отводя глаза, пообещал:

— Я тебе пришлю рецепт того напитка, может, пригодится.

Весна пришла нежданно, а вместе с весною на Туза навалилось столько проблем, что, замотавшись вконец, он не скоро смог вторично выбраться в Ожский замок. Однако капитан всегда имел точные сведения о том, что происходит за его стенами. Гостей в замке за это время не было, за исключением ближайших соседей, которых Туз не опасался.

Капитан отлично понимал, что Гильдис не отдаст ребенка без борьбы. Можно было ей посочувствовать, но закон Башни суров на этот счет: любой ребенок мужского пола, рожденный от меченого, принадлежит Башне. И если в счастливые времена смотрели иной раз сквозь пальцы на подобные вещи, то в нынешний тяжкий период, когда речь шла о существовании Башни, игнорировать этот закон было бы безумием.

В один из весенних солнечных дней, когда чуть просохли непролазные до сих пор дороги, Туз решил наведаться в Ожский замок. Неожиданно против решения капитана выступил Сурок:

— Вовсе необязательно тащить мальчишку в Башню, достаточно просто пометить его.

Туз с гневным изумлением уставился на товарища:

— Неужели ты не понимаешь, что она просто спрячет ребенка, а потом убежит с ним в Нордлэнд.

— А ты хочешь отобрать у нее ребенка, чтобы держать под своей рукой на коротком поводке? — ехидно спросил Сурок.

Туз бросил на лейтенанта бешеный взгляд. Сурок понял, что хватил лишку, и поспешил успокоить товарища:

— Никуда она от тебя не денется. Меченого не спрячешь, особенно если этот меченый — владетель Тор Нидрасский и Ожский, ярл Хаарский.

— Все знают, от кого Гильдис родила сына.

— Знают или не знают, — Сурок пренебрежительно махнул рукой, — кому интересно, кто там спал у благородной Гильдис в постели. Но если она объявит, что отцом ребенка является Альрик Нидрасский, то ей поверят или сделают вид, что поверили. Это будет отличным поводом для вмешательства Нордлэнда в дела Приграничья, ибо сын благородного Альрика является вассалом короля Рагнвальда, и тот обязан его защитить.

— Они и так вмешаются.

— Необязательно. Вряд ли в интересах Рагнвальда помогать чужим мятежным вассалам, когда у него хватает хлопот со своими.

— По-твоему, я должен отдать им сына?

— Я этого не сказал. Просто я предлагаю пометить мальчишку и не кричать об этом на весь Лэнд. Гильдис — умная женщина, она поймет, что владетели не потерпят меченого в своих рядах, а значит, в ее интересах сохранить все происшедшее в тайне. Нам нужны союзники, а хозяйка Ожского замка, осознав свое положение, будет сотрудничать с нами если не за совесть, то за страх наверняка.

— Это уже не поводок, это удавка на ее шею.

— У нас небогатый выбор, капитан. Башня слишком слаба, чтобы сражаться в одиночку сразу и с Лэндом, и с собственными взбесившимися вассалами, и со стаей.

Ожский замок встретил капитана Башни настороженно. Ворота открыли после долгих проволочек. Разгневанный Туз, вытянув плетью вдоль спины нерасторопного Густава бурей ворвался во двор замка. Воины Гильдис глухо зароптали, Сурок предостерегающе положил руки на витые рукояти мечей. Ара беспечно скалил зубы, осыпая встречающих градом отборных ругательств. Появление Ролло положило конец закипающей ссоре: меченые беспрепятственно были пропущены в господский дом.

— Видели?! — Туз обернулся к спутникам. — Боюсь, что в следующий раз они просто не откроют нам ворота.

— Если сделаем все так, как решили, то в следующий раз у ворот тебя встретит сама хозяйка.

Гильдис вежливо ответила на приветствие меченых и пригласила гостей к столу.

— Я хотел бы сначала поприветствовать владетеля замка, — вежливо улыбнулся Ара. — Я еще не имел удовольствия его видеть.

Гильдис бросила на меченого подозрительный взгляд. Ара являл собой воплощенное простодушие.

— Не беспокойся, благородная госпожа, Марта меня проводит…

Меченый поймал девушку за талию. Марта презрительно фыркнула и вырвалась из его рук. Ара, посмеиваясь в усы, пошел за девушкой, следом неслышной тенью скользнул молчун.

Сурок, храня на лице скуку, подсел к столу. Гильдис то и дело бросала тревожные взгляды на закрытую дверь, за которой скрылись Марта и Ара. Туз оставался на ногах, выбрав на всякий случай место между Гильдис и дверью. Ребенок закричал. Гильдис рванулась к нему, но Туз крепко ухватил ее за руки.

— Не бойся, — сказал он улыбаясь, — Ничего плохого с ним не случится.

Гильдис несколько мгновений смотрела на него невидящими глазами, а затем кинулась к стене, увешанной орудием. Сорвав со стены меч, она бросилась на меченого. Tyз едва успел отшатнуться, а подоспевший Сурок вышиб меч из ее рук.

— Ты так, пожалуй, убьешь меня, — неуверенно пошутил капитан.

Гильдис молчала, зеленые глаза ее с такой ненавистью смотрели на меченого, что тот не выдержал и отступил на шаг. Алая струйка крови из прокушенной губы побежала по подбородку Гильдис, но она не замечала этого, как не замечала удерживающего ее Сурка, она видела только Туза, вставшего между ней и ребенком.

— Отпусти ее, — почти испуганно крикнул Туз Сурку.

Гильдис бросилась в комнату сына. Молчун уже сделал свое дело и отступил в тень, а потом и вовсе исчез, воспользовавшись суматохой. Марта плакала, размазывая слезы по лицу и проклиная Ару. Гильдис подхватила на руки ребенка, который тут же успокоился и замолчал.

— Такой большой водопад из-за такой маленькой отметины, — усмехнулся Ара и поспешил ретироваться из комнаты.

Мрачный Ролло пригласил меченых к столу. Глаза старика горели недобрым огнем, но Туз не обратил на это внимания. К ненависти он привык, а на любовь в этом замке уже не рассчитывал.

— Неудобно садиться за стол без хозяйки, — заметил Сурок.

Ролло стал уверять, что хозяйка вот-вот будет, а пока он предложил гостям замечательное вино. Руки старика дрожали, когда он разливал вино по кубкам.

— Позови хозяйку, — приказал ему хмурый капитан.

Гильдис, не глядя в сторону меченых, прошла к столу.

Туз поднял кубок:

— За здоровье хозяйки Ожского замка и за будущий союз между Башней и владетелем Ожским.

Гильдис вскинула глаза, губы ее слабо дрогнули, словно она пыталась что-то сказать, но не успела. Меченые выпили вино. Туз уловил ужас в глазах женщины и удивленно вскинул брови.

— Странный вкус у твоего вина, старик, — заметил Ара, причмокивая толстыми губами.

— Это от бочки, — бледный как смерть Ролло покачнулся. — Вино долго хранилось в подвале.

— Для дорогих гостей? — прищурился Сурок.

— Не желает ли благородная госпожа выпить вместе с нами? — Туз наполнил кубок и протянул женщине.

Гильдис взяла кубок, лицо ее было смертельно бледным Ролло рванулся перед, но Сурок железной рукой удержал его. Гильдис поднесла кубок к губам, старик громко вскрикнул, Туз быстрым движением вырвал кубок из длинных цепких пальцев женщины. Ара удивленно посмотрел на капитана.

— Благодарю тебя за угощение, благородная госпожа, — Туз поднялся из-за стола, странно улыбаясь. — Теперь я точно знаю, что Гильдис Хаарская любит мужчину до гробовой доски.

Гильдис, словно зачарованная, шагнула к Тузу, руки ее потянулись было к нему, но тут же бессильно упали вдоль тела, она стала медленно опускаться на пол. Туз подхватил ее на руки и передал испуганному Ролло.

— Я тебя пощадил, старик, но помни, помни…

Он не договорил и покачнулся, ладонь его словно случайно коснулась в последний раз волос женщины. Ролло почти в беспамятстве ждал смертельного удара, но его не последовало, а когда он открыл глаза, меченых в зале уже не было.

— Где молчун? — спросил Сурок у толпившихся во дворе воинов.

— Поехал вперед. — Густав испуганно заморгал и отступил на шаг.

Туз ему не поверил, молчун наверняка был мертв. Она готовилась к встрече, и все ее люди знали, что этот визит капитана Башни в Ожский замок будет последним. Вот только умирать в этом ненавистном ему замке Туз не хотел.

— Едем, — сказал Туз товарищам.

— Куда вы как на пожар? — Ара скривился, потирая рукой живот. — Что значит замок без хозяина, даже вино успевает прокиснуть.

Ара умер первым, так до конца и не осознав, что его отравили. Туз с Сурком, всю дорогу поддерживавшие умирающего товарища с двух сторон, осторожно опустили его бездыханное тело на подсыхающую землю.

— Надо, чтобы в Башне узнали, чем нас потчевали в Стриингфилдском замке.

— Почему в Стриингфилдском? — Сурок соображал уже с трудом. — Все же знают, что мы поехали в Ожский замок.

— Мы изменили решение, Сурок, ты меня понял? Мы оправились в Стриингфидд, где нас отравили.

— Наши уничтожат владетеля и его семью. Спалят всю окpyгy.

— Какое мне дело до всех, зато она будет жить. Я так хочу, Сурок.

— Я не доеду.

— Врешь, доедешь, — Ноги Туза подкосились, и он неловко опустился в грязь. — Доедешь! — повторил он, мучительно медленно поднимаясь с земли.

Сурок тяжело дышал, пот градом катился по его посеревшему лицу.

— Это приказ. — Туз поднял на товарища полные боли глаза. — Это просьба, Сурок, последняя просьба.

Туз собрал все оставшиеся силы и забросил товарища в седло.

— Прощай, — сказал Сурок. — Я сделаю.

Туз покачнулся, в чернеющем небе стремительно закружились миллионы звезд, вовлекая его в свой нескончаемый хоровод.

— Гильдис, — крикнул Туз со страхом и надеждой.

Рука его, не найдя опоры, провалилась в пустоту, холодный омут сомкнулся над его головой, и где-то там, среди чужих затухающих звезд, навсегда затерялся нежный звон серебряного колокольчика.

Сурок сдержал слово. Стриингфилдский замок меченые, не считаясь с потерями, взяли в ту же ночь. Старый владетель был изрублен на куски, все его чада и домочадцы погибли в огне. Но и меченые не ушли от расплаты: настигнутые в чистом поле объединенными дружинами прибрежных ярлов, они полегли все, до последнего человека. Башня была разрушена до основания.

Год спустя стая серым потоком ворвалась в Приграничье, сметая на своем пути жидкие заслоны владетельских дружин.