Маяк на краю света

Работать по утрам не любит никто — а уж хоббиты меньше всех. Утречком порядочному хоббиту надо: во-первых, выспаться, а для этого встать надлежит поближе к полудню; во-вторых, позавтракать, а на это серьезное занятие отводить меньше двух часов грешно; в-третьих, вдумчиво перекурить, что означает минимум три трубки. За этим последним занятием, правда, можно заодно обдумать дела, которыми предстоит посвятить день. Так то порядочным! А здесь собрались те, кому на приличную нору где-нибудь в Засельи, скажем, да чтобы с каким-никаким участком, еще вкалывать и вкалывать. А вкалывать приходится и по ночам, и по утрам. Какая уж тут порядочность — один распорядок!

Последний подъем — он самый трудный. Потому как раз что он последний — кураж весь вытек, ноги налились, и только знай себе считаешь шаги, а их аккурат девятьсот восемьдесят: за столько-то лет назубок выучил. Ведешь в поводу пони, смотришь под ноги и высчитываешь, сколько еще впереди. Ну, все, последняя дюжина. Уф!

Взойдя наконец на складскую площадку, Барнабас Стукк разгрузил пони, — бедная скотинка тоже изнемогла, — взвалил кули с углем на самую вершину кучи, в третий ряд, и вышел отдышаться на смотровую галерею. Вид с нее, впрочем, открывался безрадостный — куда ни кинь взгляд, одна вода, вода, вода, волны, волны, волны… Оно, конечно, если через парапет перегнуться и посмотреть прямо вниз, берег увидеть можно. Только смотреть в эту пропасть не хочется: мало того, что стоит тучерез на высоченной скале, так и сам он возносится без малого еще на полсотни туазов. Барнабас обвел взглядом горизонт. Даже единого паруса не видно. Так ведь днем они и появляются редко, все больше по вечерам да по ночам… Хоббит смачно плюнул в море, повернулся и по пологому пандусу, спиралью вьющемуся вдоль стен башни, повел своего пони вниз, к выходу из маяка, к земле и сочной травке.

Там уже поджидали остальные. Пони, враз забыв про усталость, резво потрусил на луг, к своим приятелям, а Барнабас тяжело зашагал к уже накрытому то ли для позднего завтрака, то ли для раннего обеда — называй как хочешь — столу, откуда призывно махал верный помощник Перигрин Пикль.

— Шире шаг, Барни, шире шаг! Стынет!

Любит Перри паниковать да поторапливать! Ничего не остыло, так что подзаправились по-хоббичьи основательно, но с разумением, чтобы не затяжелеть — работы впереди еще вдосталь: и стекла помыть — за ночь успевают порядком закоптиться; и первую порцию угля на решетку горелки выложить; и… и… Хозяйство-то непростое и немалое — всем четверым по уши дел хватит. Так и не привыкать же — не первый год, чай, службу несут…

И, конечно, управились вовремя.

Теперь и расслабиться можно.

— Ну что, старшой, забьем козла? — потирая в предвкушении руки, предложил Перри.

Не подумайте ничего плохого: хоббиты — народ гуманный, хотя до самой идеи гуманизма пока еще в своем развитии не дошли. И к животным относятся по-доброму, пусть даже до принятия закона об их охране или составления Красных книг не додумались. А уж чтобы какие-нибудь там жертвоприношения — так и вовсе ни-ни! При одной мысли о подобном дрожь пробирает. Конечно, от жареной козлятинки на ужин не откажутся. Но, во-первых, для доброго жаркого только молоденький козленок годится, причем лучше — козочка, и уж всяко никак не козел. Во-вторых — не самим же забивать? Это занятие другим передоверять принято — корчмарям, скажем, предпочтительно из верзил. Так что господин Пикль имел в виду всего лишь давным-давно занесенную из дальних краев игру, первоначально называвшуюся «орочьими костями». Откуда пошло такое название, не знает никто. То ли впрямь в былые времена выдумали ее орки, то ли сама игра по общему мнению подходила исключительно для могучего орочьего интеллекта — трудно сказать. Козел же здесь появился по недоразумению, ибо стол для «орочьих костей» традиционно раскладывали на козлах. Но давно известно: ничто так легко и надолго не приживается, как случайное и неправильное словоупотребление.

— Почему бы и нет? — отозвался Барнабас. — Играют все?

А как же иначе?

Патлатый Самюэль Сонкинс, в быту откликающийся на невесть откуда взявшееся и опять же потому добротно приклеившееся имя Самсон, мигом притащил козлы, а последний из четверки, Пит Брендивиск, — столешницу, сколоченную из плотно согнанных досок и отполированную многолетним употреблением. Стол расставили в тени тучереза — солнце в этот час еще поджаривало на совесть. Оно конечно, тень уползать будет, но на два-три кона хватит, а там и передвинуться можно. Разлили по кружкам сладкий октябрьский эль — под него игра идет особенно хорошо. Перри торжественно высыпал из кожаного мешочка кости и тщательно перемешал, приговаривая:

— Ты варись погуще, каша, чтоб удача стала наша!

— Это чья же? — насторожился Пит. — Играть-то ведь каждый за себя будем!

Хоббиты, надо заметить, командных игр не любят, даже двое на двое, предпочитая во всем основательную самодостаточность. То есть исключения, конечно, встречаются, но не то чтобы часто.

— А общая, — охотно пояснил Перри. — Чья бы ни была, твоя, моя, а все наша, хоббичья. А уж между собой всяко да разберемся.

— Уговорил, — кивнул Пит.

Диалог этот предшествовал игре всякий раз, однако никогда не надоедал.

Но разобрали кости в торжественном молчании. И дело пошло. Первое время слышались только звучные глотки да стук костей по дереву. Но мало-помалу под игру зашел разговор. Как всегда, необязательный, ничего не значащий, а потому особенно милый сердцу.

— Ты сегодня на галерею выходил, Барри? — полюбопытствовал Самсон.

Барнабас кивнул, сосредоточенно рассматривая кости. Если двойка на столе уцелеет, то длинный конец — его.

— И что там?

— А ничего.

Только бы Пит не забил вожделенную двойку!

— Ни одного паруса? — настаивал Самсон.

— Я же сказал!

А, дракон тебя жги, накрылась-таки двоечка!

— Так я не про те, что из Серой Гавани, — не отставал Самсон. — Те, всякий знает, только к ночи появляются. Зато уж потом прут — только огни считай. Я про те, что на восток идут. Ну, гондорские там или еще какие…

— Не сезон, — веско бросил Пит, дуплясь на оба конца — везет же ему! — Ветры не те. Вот погоди, к осени так целыми караванами потянутся.

Помолчали, воздавая должное элю. Перри долго разглядывал лежащие на ладони костяшки, наконец решился, выбрал:

— Все, забой! Считайте, у кого сколько!

Подсчитали, записали, снова смешали кости. Следующий кон провели в безмолвии, только кости резко погрохатывали о доски. И опять выиграл господин Пикль. Самсон вновь наполнил кружки. Пит вытащил кисет, и все последовали его примеру, на время позабыв об игре, — курение требует самоотдачи и сосредоточенности, разве что на приятную беседу отвлечься можно. А за этим дело не стало.

— И все-таки не пойму я, — вернулся к бесконечным своим вопросам Самсон. — Вот сами посудите. Тучерез наш верзилы строили…

— Дунаданы, — уточнил Пит. — Так это же когда было!

Но Самсон не дал себя сбить:

— А без разницы — работа, она всегда в цене, да еще такая. Сколько в такую башнюгу денежек вбухано?

— Изрядно, — степенно согласился Барнабас. — Только ты все дворцы да крепости по Средьземелью посчитай. Каждый не дешевле. И за все кто-то кому-то платил.

— Не путай, старшой, — гнул свое Самсон. — Дворец — он чтобы себя показать, власть там да величие. За то и плачено. Крепость — чтобы в покое жить. А тут? Вот хрустали эти жукоглазые наверху — гномья работа. Кто-кто, а уж эти не продешевят! Да и уголь они каждый месяц обозами пригоняют. Даром что ли? Нам вот тоже платят — и прилично. А чего все это ради, если кораблей не видать? Эльфийские — те только уходят и уходят. Гнома на воду веревкой не затащишь, почти как нашего брата. Корабли верзил ходят, да редко. Так ведь за веки вечные все это не окупится! Ну растолкуйте мне, в чем я неправ?

Барнабас задумался. В чем-то ведь парень прав. Не во всем, может, но зерно, похоже, есть. Сам он на эту тему особо не размышлял: раз маяки зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. А раз так — кому-то нужно их обихаживать. Так почему не им?

Неожиданно его невысказанную точку зрения поддержал вслух Перри:

— Есть такая штука, Самсон, миропорядок называется. Всегда был мыс Край Света. И маяк на нем от веку стоит. Посмотри, сколько тех же дворцов с крепостями в запустении пребывает, в заброшенности находится, в руинах лежит. А тут все — чин-чинарем. Выходит, поважнее маяк иного прочего. И не нам этот миропорядок не то что менять — обсуждать даже. Потому как от обсуждений все равно ничего не изменится, — и сменил тему: — Ну что, продолжим?

Продолжили.

Первую партию в конце четвертого кона выиграл-таки Перри. Ладно, записали счет, раскинули вторую — только стол малость передвинули, следуя за тенью.

— А кстати, — заметил вдруг ни с того ни с сего Пит, — с чего это мыс Краем Света называется? По мне, так уж правильнее — Край Тьмы. Как мы там, наверху, шуровать уголек начинаем — всякой тьме полный конец! Не зря же говорят, что наш огонь не за одну дюжину лиг видно.

— Умница! — расхохотался Барнабас. — Вот и выпьем за переименование, — он поднял кружку. — Как инспектор в следующий раз наведается, предложим!

— Как же, — Самсон был преисполнен скептицизма, — переименуют тебе, держи карман шире. Знаешь, во что обойдется на всех портуланах, периплах да картах название поменять?

Такое соображение Барнабасу в голову не приходило. До чего же любит Самсон деньги считать — хоть свои, хоть чужие. Драконьей в нем крови толика, что ли?

— Ну тогда сами здесь доску сделаем, — отмахнулся он. — Что нам до карт? Много ты ими пользуешься?

Аргумент был убийственным.

Вторую партию выиграл Самсон — деньги уверенно шли к деньгам. Барнабас прикинул: в сумме он оказался должен не меньше семи монет — без малого дневной заработок. Вот невезуха! Ну ничего, авось в третьей партии отыграться повезет. Хотя бы частично.

Пит нацедил из бочки второй кувшин эля — снова перекурили, потягивая сладковатую горечь цвета осенней ночи, накрытой шапкой тающего желтоватого весеннего снега. Повспоминали девочек, временами наезжавших на маяк, чтобы день-другой скрашивать жизнь четырем одиноким хоббитам. Порассуждали о видах на урожай курительного зелья. Обсудили достоинства и недостатки участка, который уже почти присмотрел себе в Малом Прилесье господин Пикль. Словом, хорошо потолковали и снова раскинули «орочьи кости».

В начале третьего кона неуемный Самсон вылез с очередным вопросом:

— Ну вот плывут они, эльфы, из своей Серой Гавани, плывут… Еще при дедах наших начали, если не при прадедах. А зачем плывут? Куда плывут?

— На запад, — отмахнулся Перри, тщательно изучая дугою выстроенный перед собой забор из костяшек.

— Это всякий знает. А куда на запад?

— К себе. Откуда пришли.

— У всего на свете много имен, — вмешался Барнабас. На сей раз ему пока везло, так что он непрочь был поболтать. — Вот ты говоришь, Серая Гавань. Но ведь ее называют также Скари. А еще — Митлондом. И других названий полдюжины есть.

— А какая связь?

— Простая. Даже эльфы — и те зовут свой западный остров по-разному. Одни — Валинором, другие — Ардой Истинной или Ардой Незапятнанной, которой не касалось Зло. Длинно, зато красиво. Думаю, и третьи есть. И четвертые. Точно не знаю. А вот гномы называют ту землю Брандановым островом. Южные народы говорят про остров Дильмун. Северяне из Аххиявы — про Острова Блаженных, Элизий с Огигией… Альбионцы уверяют, будто там, на западе, лежит остров Авалон. Вилусцы чернобородые заморскую эту землю Антилией именуют. А иные — Бразилом… Сколько народов, словом, столько имен. Даже больше. Вот и рассуди теперь, как на твой вопрос ответить.

— И откуда только ты всей этой премудрости набрался? — с тайным злоехидством в голосе полюбопытствовал Перри, не отрывая, впрочем, взгляда от костей.

— А я вообще умный! — гордо парировал Барнабас.

Самсон задумчиво почесал за ухом и сделал добрый глоток, дабы получше упорядочить мысли.

— А еще кто-то, — вмешался Пит, — называет ту землю Атлантидой.

— Атлантида, — задумчиво повторил Самсон. — Это название я уже когда-то слышал. Тоже красивое. Ладно, пусть будет Атлантида. Хоть знаю теперь, куда они плывут… И пусть их вовек не терзают ферры. Пусть им всем там хорошо живется.

— А нам тут — без них, — хохотнул Пит.

— Эй, постой-ка, — заинтересовался Барнабас. — Что еще за ферры такие?

Самсон развел руками:

— Не знаю… Само как-то вырвалось, если вы понимаете, о чем это я. Слышал где-то, наверное. «Ферры — демоны Атлантиды». Может, в песне какой?..

Перри извлек из своего забора костяшку и грохнул по столу:

— Кончайте болтать и считайте очки! Забой!