Машина для остановки времени

Первая серьезная попытка затормозить время была осуществлена в провинции Гроссето, в Марсикано. Впрочем, сам изобретатель, знаменитый Альдо Кристофари, тоже был родом из Гроссето. Этот Кристофари, профессор Пизанского университета, заинтересовался проблемой изменения скорости времени лет двадцать назад; после этого он провел в своей лаборатории множество сенсационных опытов; особенно потрясающими были те, в которых шла речь о проращивании фасоли. Официальная наука считала его фантазером. Это продолжалось до того дня, когда было создано общество для строительства Диакозиса под управлением известного финансиста Альфредо Лопеца. С тех пор Альдо Кристофари стали считать гением, настоящим благодетелем человечества.

Открытие Кристофари заключалось в обнаружении особого электростатического поля, получившего название «поля Ц». Внутри него время протекания различных природных процессов занимало гораздо больший интервал, чем в нормальных условиях; то же самое происходило и с продолжительностью жизни. В первых опытах это замедление составило не более пяти или шести десятых процента, что было почти незаметно. Но, поскольку принцип был установлен, Кристофари быстро добился значительного прогресса. Он даже надеялся получить в Марсикано замедление примерно на половину. Это означало, что организм со средней продолжительностью жизни в десять лет мог достичь в поле Ц возраста в двадцать лет.

Установка была смонтирована среди пустынных холмов неподалеку от города; радиус ее действия составлял всего лишь восемьсот метров. Таким образом, в пределах круга диаметром около полутора километров животные и растения росли и старились в два раза медленнее, чем в любой другой точке Вселенной. Человек здесь вполне мог рассчитывать на продолжительность жизни в двести лет. Именно поэтому, то есть из-за условного времени жизни в двести лет и было выбрано название для города, поскольку «Диакозис» означает по-гречески «двести лет».

Место, где был установлен прибор, было почти безлюдным. Редкие крестьяне, жившие в этой местности, могли выбирать между переселением (с большим пособием) и возможностью остаться. Все решили переселиться. После этого зона была окружена высокой оградой с единственным строго охранявшимся входом.

Через короткий промежуток времени за оградой выросли гигантские небоскребы, роскошное здание санатория для неизлечимо больных, желающих продлить оставшееся им время жизни, многочисленные театры и кинотеатры, множество величественных дворцов. Посреди комплекса возвышалась мачта высотой в сорок метров с круглой антенной наверху, похожей на антенну радара. Эта антенна и распространяла вокруг себя поле Ц. Вся система снабжалась энергией из подземной электростанции.

После окончания строительства комплекса мировая общественность была оповещена о его открытии через три месяца. Чтобы просто побывать там, не говоря уже о том, чтобы жить, требовались бешеные деньги. Тем не менее, с разных концов Земли сюда съезжались тысячи желающих поселиться в Диакозисе. Через несколько дней после объявления о начале записи желающих, запись пришлось прекратить. Впрочем, примерно в это же время появились довольно тревожные слухи, так что приток кандидатов иссяк сам собой.

Но чего тут можно было опасаться? Прежде всего каждый гражданин, обосновавшийся в городе, не мог безнаказанно покидать его, по крайней мере, прожив в городе некоторое время. Действительно, представим себе организм, приспособившийся к новому, сильно замедленному ритму существования. Перенесем его из поля Ц туда, где жизненные процессы протекают с удвоенной скоростью; при этом все органы живого существа должны будут резко ускорить ритм жизнедеятельности. Это можно пояснить следующим примером: если бегущий может без особого труда остановиться, то медленно идущему совсем не легко мгновенно развить сумасшедшую скорость. Такое резкое нарушение равновесия могло иметь опасные последствия, которые, не исключено, грозили даже смертельным исходом.

Точно так же, всем, родившимся на территории поселения, категорически запрещалось покидать его. Этот запрет был достаточно серьезно обоснован: не вызывало сомнения положение, что организм, сформировавшийся в условиях замедленного времени, не мог приспособиться к ускоренной жизни, протекавшей в совершенно изматывающем темпе. Очевидно, было необходимо предусмотреть специальные переходные камеры для постепенного ускорения или замедления времени, чтобы выходящие из поселения или прибывающие в него могли постепенно приспособиться к новым для них условиям существования. Это должно было напоминать декомпрессионные камеры для водолазов, поднимающихся с большой глубины. Разумеется, создание подобной системы, для которой требовалась сложная аппаратура, должно было занять много времени, поскольку большинство приборов находилось на стадии проектирования. Рассчитывать на нее можно было не ранее, чем через несколько лет.

Короче говоря, обитатели поселения действительно должны были жить гораздо дольше, чем все остальные люди, но как бы в ссылке. Прощай, родина, прощайте, старые друзья, прощайте, путешествия, развлечения и удовольствия. Жизнь в Диакозисе напоминала жизнь в пожизненной тюрьме, какой бы роскошью и какими бы удобствами она ни была оборудована.

И это еще было не все. Опасности, связанные с попыткой выйти за пределы поселения, могли возникнуть и при аварии устройства замедления времени, вполне вероятной, несмотря на использование дублирующего генератора временного поля, когда при остановке одного из них можно было немедленно включить второй. А если оба генератора выйдут из строя почти одновременно? Если неожиданно прекратится подача электроэнергии? Если ураган внезапно сорвет антенну или повалит мачту? Если начнется война или в игру вступят террористы?

И все же Диакозис был открыт, и в нем поселилась первая группа граждан в количестве 11 365 человек. В большинстве это были люди, достигшие пятидесятилетнего возраста. Кристофари, не намеревавшийся обосновываться в городе, на церемонии не присутствовал. Его представлял некий Штермер, швейцарец, назначенный директором установки. Церемония была весьма простой. У подножья излучающей поле антенны, возвышавшейся посреди центрального городского сквера, ровно в полдень Штермер объявил, что отныне жители Диакозиса будут стариться в два раза медленнее, чем остальные обитатели Земли. Раздалось издаваемое антенной негромкое гудение, звучавшее довольно приятно. Некоторое время никто не замечал никаких изменений, только вечером некоторые из жителей почувствовали странное оцепенение, словно на них повлиял какой-то затормаживающий процесс. Люди почувствовали, что они говорят, двигаются, пережевывают пищу необычно медленно. Но напряжение быстро ослабело.

Примерно через месяц нобелевский лауреат Эдвин Мединер опубликовал в «Техническом ежемесячнике», выходящем в Буффало, статью, прозвучавшую для Диакозиса погребальным звоном. Мединер доказывал, что эксперимент Кристофари таит в себе страшную угрозу для его участников.

Мы попытаемся пересказать научные положения ученого общедоступным языком. Так вот, по его мнению, время само по себе имеет естественную тенденцию к ускорению; если оно не встречает сопротивления материи, оказывающей притормаживающее воздействие, то оно набирает все более и более быстрый ритм, развивая, в конечном итоге, фантастически большую скорость. Поэтому замедление времени требует приложения значительных усилий; напротив, нет ничего легче, чем ускорить его. Сравнить это можно с плаванием по быстрой реке: если против течения плыть достаточно трудно, то вниз по течению вы помчитесь, почти не прилагая усилий. Исходя из этого, Мединер сформулировал новый закон природы, звучавший примерно так: чтобы замедлить тот или иной природный процесс, требуется потратить количество энергии, прямо пропорциональное квадрату полученного замедления, тогда как при ускорении природного процесса величина ускорения прямо пропорциональна количеству потраченной энергии, возведенному в куб. Например, чтобы получить ускорение в 1000 раз, нужно 10 единиц энергии, но если вы используете те же 10 единиц для замедления, то получено будет замедление процесса только в 3 раза. Это связано с тем, что в первом случае направление вмешательства человека совпадает с естественным направлением течения времени, как бы облегчающим это вмешательство. Далее Мединер писал, что поле Ц обладает способностью действовать в двух направлениях. Поэтому достаточно ошибки в настройке аппаратуры или какой-нибудь незначительной неполадки, чтобы процесс принял противоположную направленность. В результате вместо продления жизни человека машина начнет укорачивать ее, и жители Диакозиса будут быстро стареть. Все эти выводы Мединер подтверждал математическими выкладками.

Открытие Эдвина Мединера вызвало настоящую панику в городе долгой жизни. Многие из его обитателей покинули город, не думая о риске, с которым был связан резкий переход к условиям нормального времени. Тем не менее, гарантии, которые были даны Кристофари, убежденным в надежности своей аппаратуры, а также отсутствие каких-либо происшествий на протяжении достаточно продолжительного периода ее эксплуатации успокоили общественное мнение.

Жизнь в Диакозисе приняла однообразный, монотонный характер, и одинаково спокойные бесцветные дни потянулись ленивой чередой. Здесь казались бессмысленными, раздражающими даже обычные человеческие удовольствия; волнения и безумства любви потеряли свою недавнюю власть над людьми. Даже обычные новости, попадавшие в город из внешнего мира, сообщения по телефону или по радио, даже обычная музыка казались настолько торопливыми, что вызывали неприятные ощущения у слушателей. Можно было сказать, что у жителей города ослабела жажда жизни, несмотря на то, что их жизнь протекала в непрерывных развлечениях. Конечно, царившая в городе скука теряла какое-либо значение при мысли о том, что все, живущие за его пределами, давно состарятся и умрут, тогда как обитатели Диакозиса все еще будут чувствовать себя молодыми и полными сил. И они останутся такими, несмотря на то, что состарятся и уйдут из жизни даже дети их бывших современников, затем то же самое произойдет с их внуками и так далее, а они, несмотря на приходящие извне бесчисленные траурные извещения, еще много лет будут наслаждаться жизнью… Именно мысль такого рода господствовала среди обитателей Диакозиса, успокаивая мятущиеся души, приглушая тревогу наиболее беспокойных, устраняя из жизни споры, ревность и прочие пылкие чувства. Ведь любая тревога теряет смысл при мысли о медленно текущем времени, когда будущее представляется бесконечно продолжающейся панорамой, и человек, сталкиваясь с досадным обстоятельством, говорит себе: зачем волноваться? Я успею подумать об этом завтра, через месяц, через год, а к тому времени все уладится само собой. Я ведь никуда не тороплюсь.

Через два года население Диакозиса достигло 52 000 человек, среди которых появились и первые его уроженцы; они должны были ждать сорок лет до достижения возраста гражданской зрелости, еще через десять лет более 120 000 человек кишело на пятачке площадью в два квадратных километра, на котором непрерывно, хотя и медленно (точнее, медленнее, чем в любом другом городе, где время неслось галопом), один за другим вырастали гигантские небоскребы. К этому моменту Диакозис превратился в восьмое чудо света, и бесконечные вереницы туристов сплошной толпой текли вдоль городской стены, жадно наблюдая сквозь решетку общество, поразительно отличающееся от обычного, общество, в котором все события происходили настолько замедленно, что можно было подумать, что там вообще ничего не происходило.

Это продолжалось 22 года, после чего оказалось достаточно нескольких секунд, чтобы навсегда уничтожить новое чудо света. Никто так и не узнал, что явилось причиной катастрофы. Может быть, ее вызвала чья-то злая воля? Или слепой случай? Может быть, кто-то из техников, обслуживавших машину, узнал о своей неизлечимой болезни или стал жертвой несчастной любви, что подтолкнуло его к мысли положить таким образом конец своим страданиям? Или кто-то из них просто сошел с ума, пресытившись пустым эгоистичным существованием, и сознательно изменил направление потока времени, освободив таким образом адские силы Хроноса?

Это произошло 17 мая, прекрасным солнечным днем. Вокруг города, как обычно, толпились сотни любопытных, жадно пялившихся на избранников судьбы, удостоенных удвоенного жизненного срока. Негромкое гармоничное гудение машины, иногда похожее на отдаленный звон колоколов, отчетливо доносилось до нас. Я говорю «до нас», так как автор этих строк также стоял возле ограды, наблюдая за группой ребят, игравших в мяч.

– Сколько тебе лет? - спросил я у самого младшего мальчугана.

– В прошлом месяце исполнился двадцать один год, - ответил тот вежливо, но невероятно медленно. Впрочем, их беготня тоже выглядела довольно странно: медленные вялые движения, плавные затянутые прыжки - казалось, что вы смотрите замедленно прокручиваемый кинофильм. Даже мяч подпрыгивал не так энергично, не так упруго, как у нас.

Сразу за оградой начинались аллеи парка; примерно в полусотне метров дальше поднимались стены зданий. Легкий ветерок шевелил листья деревьев, но с таким усилием, словно они были из жести. Неожиданно (я взглянул на часы - было почти три часа пополудни) далекое гудение машины времени усилилось; звучание стало более высоким, потом начало походить на вой сирены воздушной тревоги и почти сразу же перешло в невыносимо высокий свист. Я никогда не забуду того, что мне довелось увидеть, даже теперь, через много лет, я иногда с криком просыпаюсь ночью, увидев во сне то, что тогда произошло на моих глазах.

Тела детей внезапно стали быстро удлиняться; за какие-то секунды они выросли, потолстели, повзрослели; подбородки мальчишек покрыла густая длинная борода. Я видел ужас в глазах детей, оказавшихся полуголыми, потому что их одежда, тесная для раздавшихся во все стороны тел, лопнула по всем швам и расползлась от старости. Они открывали рты, пытаясь кричать, но издавали лишь какие-то странные звуки, которых мне не доводилось слышать раньше. В вихре сорвавшегося с цепи времени отдельные звуки набегали друг на друга, как это бывает, если включить проигрыватель для магнитофона со слишком большой скоростью. Неразборчивое бормотанье тут же перешло в хрип, сменившийся отчаянным непрерывным визгом.

Несчастные бросились к ограде, пытаясь спастись бегством из города. Но текущая с бешеной скоростью жизнь безжалостно сжигала их тела у нас на глазах. До решетки через пять или шесть секунд добрались уже дряхлые старики с седыми волосами и длинными бородами, согбенные и беспомощные. Один из них успел ухватиться костлявой рукой за металлический стержень ограды, но тут же упал на тела своих уже скончавшихся от старости товарищей. Все они были мертвы через несколько секунд. От растерзанных тел несчастных тут же стал распространяться тошнотворный запах; они разлагались буквально на глазах, плоть отваливалась от обнажившихся белых костей, и даже эти кости тут же начали рассыпаться, превращаясь в тонкую седоватую пыль.

Только теперь завывание проклятой машины начало стихать; вскоре оно превратилось в обычное гуденье, после чего прекратилось совсем. Пророчество Мединера исполнилось. По причинам, так и оставшимся неизвестными, машина изменила направленность своего действия, и за несколько секунд в ее поле пролетело три четверти столетия.

Зловещая тишина кладбища воцарилась над городом. Тени отвратительного тлена витали над обветшавшими дворцами и небоскребами, всего за несколько мгновений до этого блиставших великолепием; сейчас глубокие трещины избороздили их стены, покрытые грязными потеками, затянутые мерзкой паутиной… Кое-где еще вздымались мумифицированные деревья без листьев и без коры. И все вокруг было укутано толстым слоем пыли. Пыль, оцепенение, мертвая тишина… От 200 000 человек, только что богатых и счастливых, наслаждавшихся праздной жизнью, полной развлечений, не осталось ничего, кроме белесой пыли, покрывавшей все здания, все предметы и клубившейся над развалинами, как это иногда можно наблюдать при посещении гробниц, сохранившихся нетронутыми с глубокой древности.

Журнал «МЕГА», №1, 1998