— Ну, Дон! Сколько раз уже это проделываем — будь понежнее.
Маленький мягкий задок нагло упирается прямо в пах. Цепь на руках нахалки с пребогатой фантазией противно позвякивает.
— Шевелись, — шикнул ей в ухо и снова подтолкнул к повозке, где уже около получаса томятся в ожидании преступники. — Нечисть тебя заждалась.
— Фу, какой ты грубый, — ведьма бросила на меня через плечо хмурый взгляд, но не остановилась. — Ни намека на ласковость, гигант. А мы с тобой уже, можно сказать, любовники. Учитывая, сколько раз я уложила тебя на лопатки…
— … и сколько раз благополучно избежала костра, — закончил за нее один из моих собратьев, околачивающихся возле лошадей. — Ну что, Мал? Надолго ты схвачена?
— Уж как повезет, красавчик.
Среди инквизиторов поднялся смех. Некоторые начали передавать другим монеты; должно быть, делали ставки, кто из нас двоих — инквизитор или ведьма — одержит верх.
Что ж, товарищей по оружию и учению я не винил: сам бы с удовольствием посмотрел на наши с ведьмой догонялки со стороны. Минут двадцать, не меньше, гонял ее по полю, но она играючи ускользала, на ходу стреляя огнем, пока не закончился ее колдовской резерв. И нет бы сбежать в лес — сила и ловкость эту мелкозадую не подвели бы. А она обессиленно упала в руки, сдалась, заявив, что желает станцевать на костре.
Ну а я что, изверг какой, чтобы не исполнить последнюю просьбу приговоренной к смерти?
Впрочем, крайне сомнительно, что она смирится со своим приговором.
Мала — ведьма огня, одна из сильнейших, и она много лет бегала от инквизиции. Мне поручили охоту на нее год назад, и за этот год мне удалось поймать ее лишь раз. То дело было в театре: мерзавка смотрела представление в первом ряду, узнал ее по богатой ярко-алой шевелюре. Тогда я умудрился застать ее врасплох, но она ловко ускользнула прямо перед судом. После этого наши стычки заканчивались ее победой. За нее была назначена непомерно высокая цена, но мне было абсолютно все равно на награду. Поймать ее — дело принципа. Правда, всякий раз при нашей встрече она освобождала ведьм и колдунов и чудом выходила сухой из воды.
Но не сегодня.
Сегодня она сдалась. Поиграла перед этим, но не так долго, как раньше. И даже не попыталась сбежать. Вот это и было самым странным в ее поведении. Чувствовался какой-то подвох… Словно она хотела, чтобы ее поймали. Никакого сопротивления — на нее это непохоже.
— Не хмурься, Дон, — мурлыкнула ведьма, когда я закрыл деревянную решетчатую дверь повозки. Тонкая ручонка просунулась сквозь прутья, и длинный худой палец с острым ноготком уткнулся мне между бровей. — Ты ж поймал меня. Где твоя радость, милый?
— Для тебя я господин Торион.
Обошел телегу и взобрался на лошадь. Братья уже на конях — ждут команды.
— У-у… суровость тебе к лицу. Такой брутальный. Такой… м-м… грозный. Знавала я тут одного лиходея по имени Дониер. Представляешь? Имечко прямо как у тебя. Умер он недавно. Мужья как свинью в хлеву зарезали за то, что к их девкам приставал…
Она не остановилась, не замолкла, как и всегда. Пробралась через молчаливых мужчин и женщин в повозке и приникла к прутьям, вытаращив на меня свои большие голубые глаза.
Я смог выдержать ее пронзительный взгляд один короткий миг, а после отвернулся, скомандовав остальным выдвигаться. Пусть талдычит сколько душе угодно. Заткнуть ее никогда не получалось, да и нечисть, предчувствуя смерть и поражение, ведет себя по-разному.
Эта, похоже, жаждет вдоволь наговориться и надышаться перед сожжением.
Радоваться и не придавать особого значения казни — ее выбор. Ну, а я порадуюсь, когда избавлюсь от нее, предав огню. Быть может, тогда меня освободят от службы, и в кои-то веки я заживу по-человечески. Уеду подальше от пропитавшейся ворожбой столицы Кализонии, создам семью…
— Не такие уж колдуны и инквизиторы разные, — бесцеремонно протиснулся сквозь мысли ровный голосок ведьмы. Я не обернулся: привык к ее провокации. Будет юлить до самого собора. — Оба клана борются за свое дело, каждый считает это дело правым… Взгляд на справедливость разнится, но все же инквизиторы изничтожают невинных. А гореть нам всем в одном огне. Рассказать вам, может, какое оно — наше общее смертельное пламя?
Таких слов я от нее еще не слышал. Преисполненных серьезности, какой-то вековой мудрости. И что на нее нашло?
— Замолкла б лучше, — огрызнулся на нее Бадрион.
Ярый ненавистник ведьм. И костра не нужно: его ненавистью можно сжечь всех нечестивых.
К огромному удивлению, ведьма и правда замолчала. В этот раз я не удержался — оглянулся. Она оцепенело смотрела вдаль, больше ни на кого не обращая внимания. Смирилась?
Наверное, даже могущественные колдуньи устают от долгой беготни.
До собора мы доехали в напряженной тишине, и лишь когда я отворил дверцу повозки, Мала оживилась.
— Когда вспыхнет пламя, милый господин Торион?
Она спрыгнула на брусчатку первой, огляделась, с интересом осматривая шпили башен и каменную стену в виде крепости, окольцевавшую собор.
— На рассвете, — ответил сдержанно и на всякий случай проверил кандалы на ее руках.
Мало ли… Она могла их вскрыть. Бывало уже раз.
— И без суда? — удивленно хлопнула глазками, а я взял ее за локоть и повел ко входу в катакомбы, где мы держали нечисть до казни.
— Какой суд, колдунья? Ты в числе первых в списке опасных преступников Кализонии. Тебя бы убить на месте, а не дожидаться огненного представления.
— Скучать не будешь?
— Даже не вспомню.
На грубость она не ответила — просто хмыкнула, послушно идя рядышком.
Послушно… До тех пор, пока мы не спустились в подземелье и собратья не увели преступников в их камеры. Малу следовало поселить отдельно, ближе к выходу на площадь, где завтра случится сожжение. Но стоило нам остаться наедине и пройти дальше в темноту, как эта мерзавка накинула на мою шею цепь, притянула к себе и с впечатляющей легкостью вжала меня в стену.
— Прости, красавчик, — извиняющимся тоном протянула она, — но мне нужно спуститься ниже, чтобы кое-кого освободить. И ты поможешь мне с этим.
Я уже открыл рот, чтобы выразить злость и негодование, уже схватил ее за хрупкие плечи, чтобы оттолкнуть… Но она вдруг встала на носочки и резко — слишком неожиданно — прижалась губами к моим губам.
Это… выбило из колеи. И немного, совсем немного очаровало.
Она колдует.
Иначе я не могу объяснить, почему без всяких сомнений ответил на поцелуй — жадно и яростно, как изголодавшийся по ласке своей женщины скиталец.